Аннотация: Легендарная рэп-группа Public Enemy в Москве.
СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ВРАГ
Bring the Noise! Fight the Power! - эти призывы прозвучли не с трибуны политического митинга, а со сцены московского ДК им.Горбунова, где выступила легендарн американская рэп-группа Public Enemy.
Кто только не объявлял себя "врагом народа", неподкупным подпольщиком и общественным обвинителем - мир шоу бизнеса каждому подобрал подходящее седло и уздечку. Дольше всех продержались именно они - непримиримые и верные своему названию первопроходцы рэпа.
Опиум народа
Группа возникла где-то между 1883-м и 86-м годом. Точную дату едва ли кто-то помнит. Рэп тогда еще был всем в новинку и юные ораторы с увлечением пробовали свои силы на улицах родного Лонг Айленда. Эти робкие попытки могли бы окончиться ничем, если бы будущих "врагов народа" однажды не пригласили вести программу на маленькой студенческой радиостанции. Несколько лет подряд они ежедневно крутили там записи Run DMC, Cool J и других рэперов первого призыва. Иногда давали в эфир и свои сочинения - публика реагировала на них с большим интересом, особенной популярностью пользовалась композиция Public Enemy No.1 - именно она, как нетрудно догадаться, превратилась вскоре в название группы, ядро которой составили рэперы Чак Ди (его настоящее имя Карлтон Риденауэр, в студенческие годы он занимался графическим дизайном - эти навыки пригодились ему при разработке знаменитого логотипа группы "человек под прицелом" и узнаваемого шрифтового дизайна "под трафарет") и Флейвор Флэйв (псевдоним Уильяма Дрейтона), а также присоединившийся к ним ди-джей Терминатор Экс (Норман Роджерс).
В 1987 году Public Enemy записали свой первый альбом - Yo! Bum Rush The Show. Эту работу часто (и справедливо) называют энциклопедией американской жизни, отразившейся в сознании озлобленного чернокожего подростка. Здесь рэп как жанр еще очень похож на первобытный фольклор, а уличный MC напоминает погонщика собак, который что видит, о том и поет - излагает нехитрую систему взглядов на мироздание, историю, политику, природу и семью. История волнует "врагов народа" постольку, поскольку они убеждены, что предки всех людей были чернокожими и теперь белые притесняют черных потому, что приходят в ужас при осознании этого факта. Политика и власть в их глазах более чем грязное дело - полицейские убивают черных между делом, а правительство и президент покрывают преступников. "Ты враг народа, но никто не спрашивает тебя, какого, - говорится в одной из их ранних вещей, - в твоей стране теперь два народа, белая и цветная Америка находятся в состоянии войны". Что касается вопросов любви и дружбы - ответ на них содержался в выступлении танцевального ансамбля Security Of The First World ("Служба безопасности Первого мира"). Этот коллектив принимал участие в концертах Public Enemy, демонстрируя вызывающую изобретательность сексуальных фантазий (руководитель танцевальной группы Professor Griff также принимал участие в записи диска).
Первый альбом большого успеха не имел, зато вторая пластинка, It Takes A Nation Of Million To Hold Us Back, побила все рекорды и надолго поселилась в американских хит-парадах. Наряду с этими официальными пластинками, в которых чувствуется пусть и неохотная, но все-таки готовность соблюдать хоть какие-то приличия, по Нью-Йорку поползли всевозможные "бутлеги" и пиратские записи, сделанные главным образом на концертах, где "враги народа" уже не щадили ничьих ушей. Кассеты ужасного качества продавались из под полы на нью-йоркских улицах (у меня до сих пор сохранилось несколько экземпляров этого американского самиздата) и , вероятно, принесли теневым издателям прибыль, сопоставимую с доходами от торговли наркотиками.
Народ безмолствует?
Public Enemy почувствовали силу. С каждым днем их выступления становятся все более политизированными, они цитируют Малкольма Экса, Мартина Лютера Кинга и лидера "Нации ислама" Луиса Фарахана, открыто высказывают свои симпатии к экстремистам из рядов "Черных пантер" и призывают к неповиновению. "Национализм это еще не расизм, - говорит лидер группы Чак Ди, - Я пришел в мир, который раздирают национальные проблемы, в этом нет моей вины. Я считаю пустой тратой времени быть анти-чем-то, но я не могу вновь и вновь не задавать одни и те же вопросы, не говорить о проблемах черных и не пытаться понять причины существующих проблем. Сейчас люди видят расизм во всем, что мы делаем... Я не расист, но я задаю вопросы. Некоторые говорят, что это расистские вопросы, но это неправда. Нет расистских вопросов. Есть расистские ответы".
Власти пытаются приструнить непокорных артистов, заводят дела на некоторых участников группы. Первым попадает за решетку Флейвор Флейв, формально его берут за хранение и применение огнестрельного оружия - нанюхавшийся какой-то дряни рэпер легко ранил из револьвера соседа, пристававшего к его подружке. Скандал удалось уладить и Флейва выпустили под залог в 15 тысяч долларов (смехотворная сумма для группы, ежегодно продающей миллионы пластинок). Через некоторое время его снова привлекли за управление автомобилем в нетрезвом состоянии и за езду без прав - и на этот раз упекли надолго.
Вся ярость первого, самого беспокойного периода в истории группы отразилась в двух композициях, ставших своего рода ее визитными карточками, по которым до сих пор о "врагах народа" судят во всем мире. Первая - Bring The Noise - была записана первый раз в 1989 году, но через два года Public Enemy переработали ее в сотрудничестве с хэви-металлической группой Anthrax. Когда две скандально известные команды выступали в поддержку альбома в Мэдисон Сквер Гарден, многие боялись, что этот эксперимент закончится кровавой потасовкой черных и белых фанатов, наэлектризованных совместным выступлением своих кумиров. Но получилось как раз наоборот, вопреки ожиданиям это выступление закрепило связь между "белым металлом" и "черным рэпом", концерт завершился горячим братанием маргиналов со всеми оттенками кожи.
Вторая композиция - Fight The Power - прозвучала в известном фильме Спайка Ли "Делай как надо" (Do The Right Thing), к которому Public Enemy впервые в истории американского кинематографа записали саундтрек, целиком выдержанный в традициях некоммерческого рэпа и хип-хопа.
До середины 90-х годов группа была очень плодовитой, собирала полные залы и выпускала альбом за альбомом (всего их в дискографии группы восемь - включая последний CD Revolverlution, выпущенный в прошлом году). Потом наступил период застоя - каждый из участников стал понемногу заниматься собственными проектами, Public Enemy собираются в полном составе все реже, заставляя своих поклонников подолгу томиться в ожидании очередного концерта или нового компакт-диска.
Глас народа
Секрет группы не в политической заостренности текстов, как полагают некоторые. Public Enemy - не политическая организация, а прежде всего рок-группа, с высоты своих музыкальных достижений созерцающая всякую партийную возню и предвыборную шумиху. Нежелание считаться с требованиями цензуры тоже мало что объясняет (в этом отличие американской сцены от нашей, где мат уже который раз помогает артистам найти более короткий путь к успеху). Проповедуя культ "черной силы", пытаясь доказать, что весь мир таков, каким видит его обитатель американских задворков, эти парни находят едва ли не единственный способ привлечь к себе внимание и не потерять при этом искренних интонаций собственной музыки. С непривычки кажется, что хитроумные речевки Public Enemy сплошь состоят из ругательств, неприличных намеков и скабрезностей. Но они написаны на живом языке - на сленге черных кварталов. В понимании филологов и ценителей изящной словесности - это вообще не английский, а язык прачек и уличных торговцев (тень цветочницы до сих пор многим не дает покоя). Это афро-американский язык, без которого сегодня немыслим голос большого города. Хайдеггер писал когда-то, что язык является хранилищем бытия. Живые вибрации мироздания он пытался расслышать в поэзии Гельдерлина. Похоже, сегодня таким прибежищем истины стал родившийся в гуще городской жизни рэп - может быть поэтому нас волнуют и глубоко трогают хлесткие обращения "врагов народа".
Урбанистическую мифопластику текста органично дополняли элементы мрачноватой карнавальной эстетики. Особенно отличался Флэйвор Флэйв - каждая деталь его гардероба становилась элементом концертной символики и воспринималась как своеобразный message собравшимся. На шею он вешал уродливые настенные часы, а в качестве головных уборов выбирал шутовские колпаки, цилиндры и каски. Нередко в ход шла военная форма, фраки или строгие вечерние костюмы - Public Enemy появлялись в гротескном облике то ли полицейских, то ли правителей несуществующей банановой республики, бессмысленных и бесполезных.
Появление группы совпало с осознанием ростущей потребности в тексте, берущем на себя основную смысловую нагрузку музыкального произведения. Казалось, что энергия инструментальных медитаций больше не затрагивала важных эмоциональных струн. На сцене снова появляется поэт, трибун, его оружие - слово. Но ритм жизни изменился, текст должн был передавать его нерв, его пульсацию. Влияние новой эстетики стремительно росло за пределами рабочих районов и городских окраин. Чернокожим поэтам-самоучкам стали подражать во всем мире. Рэп зазвучал по-французски, по-испански, по-русски. И тут оказалось, что сама фундаментальная пластика нового искусства во многом созвучна поэтическому потенциалу разговорного английского, сленга, жаргона. Носители других языков не догоняли создателей "ритмической американской поэзии". Те, в свою очередь, интуитивно осознавали, что должны говорить на своем языке, а не на классическом и обстоятельном языке Киплинга и Кольриджа. Афро-американская музыка всегда была искусством ритма. Барабанщиками, хранителями ритма, становились здесь и исполнители на духовых инструментах, и скрипачи, и вокалисты. Первые чечеточники тоже были скорее не танцорами, а барабанщиками. Ими стали и новые чтецы, исполнители рэпа, обнажившие ритмический нерв разговорного языка. Вот почему, даже не зная английского, мы понимаем о чем рассказывают нам вдохновенные ораторы и вновь слышим в острых рифмах и синкопах тамтамы их далекой прародины.