ТАКОГО караульные у внешних ворот Сердца Тьмы еще никогда не видели. К ним приближался человек словно бы с эполетами, а на деле - с языками пламени на плечах, а еще на локтях и на расслабленных ладонях - и без магических колец.
- Стой, кто идет, - велели они, ощетинившись копьями.
Он остановился и обернулся на пустошь. Та была пуста, лишь над дальним, опустевшим сегодня логовом грозовой тучей поднимался дым.
- Я номер восемнадцать-пятьдесят, - сказал странный человек. - Был в подземельях с разведывательной миссией. Мне надо, - он запнулся и закашлялся, согнулся пополам, не в силах совладать с приступом - а после приступа у него на губах осталась кровь. - Надо как можно скорее надеть кольца. Проверьте по спискам, я выходил утром.
Они подчинились, посовещались со своими товарищами по ту сторону стены - и Мирта наконец-то опять оказался в городе. Случайные прохожие косились на него с ужасом, потому что сейчас Мирта не был просто вызывающе рыжим невысоким парнишкой - он был огнем и остро нуждался в стабилизаторе, а иначе огненные языки скоро заплясали бы у него по всему телу.
Он добрался до дома, где столько времени жил, осторожно толкнул дверь и ввалился внутрь, рассеянно пожелав хозяйке доброго дня. Та вскрикнула и выронила миску то ли с тестом, то ли с каким-то соусом; должно быть, все-таки с соусом, потому что остро запахло пряностями и чесноком.
Кольца лежали в конверте на столе. Открыть конверт у Мирты не получилось - тонкая белая бумага вспыхнула и черными клочьями осыпалась на пол. Кольца выпали, Мирта с минуту, разыскивая их под столом, ползал на четвереньках, а потом нашел под книжным шкафом, надел и успокоился.
Ну, как успокоился. Вздохнул с облегчением, потому что больше не горел. А вот страх и стыд никуда не делись - Мирта не хотел, совсем не хотел убивать крысолака в подземном логове. Он хотел уйти, не причинив ему вреда, все равно старик бы уже вряд ли вылез на поверхность - а еще Мирте каждую секунду вспоминалась та загадочная фраза: "Я видел звезды и видел спутники далеких планет"...
Охотника бросило в дрожь. Он мысленно обругал себя, поднялся - и принялся шарить по столу в поисках карты обитаемого мира, но карта ничего не смогла ему подсказать.
На ней были выписаны десятки наименований, но не было Эларалойна. И Мирта не припоминал, чтобы хоть однажды кто-нибудь при нем говорил о таком городе. Если это город, а не империя, или вообще не разоренная чужими деревня, которая для людей - всего лишь набор чисел, а для крысолаков - место, обещающее им спасение.
...Плащ Мирта стянул еще на пустоши и там же его потерял, но рубашка и штаны насквозь пропитались крысиным запахом, и сапоги тоже не помешало бы как следует почистить. Обычно Мирта занимался подобным сам, но сейчас выглянул из комнаты и попросил хозяйку.
- Господин, - окликнула она, прижимая к груди его рубашку. - Что произошло? Вы в порядке? Может, послать за лекарем?
- Все нормально, - солгал Мирта - и выдавил из себя улыбку. - Я, эм-м... должен был кое-что выяснить, а теперь должен хорошенько подумать. Я здоров, пожалуйста, не волнуйтесь, и спасибо вам за участие. Если вы не против, мне нужно пару часиков побыть одному.
Эларалойн, повторял и повторял он мысленно. Что это? Где это, и как это найти?
Это может быть замок, подумал охотник и поморщился. Замков на земле, в том числе и необитаемых, примерно столько же, сколько звезд на небе. Это может быть крепость вроде Охотничьей - и так же, как и она, стоять на отшибе, вдали от поселений людей, чтобы никого не пугать своими мрачными тайнами.
Он сел и обхватил руками переполненную болью голову. Укоризненно вспыхивал, угасал и вспыхивал снова огонь у охотника под сердцем. А еще почему-то свербела правая ладонь, Мирта почесал ее, потом с недоумением осмотрел, но ладонь выглядела вполне здоровой, даже кожа нигде не шелушилась.
Вот что странно, подумал он, покосившись на разбросанные по столу и подоконнику бумаги. Я до сих пор не получил ответа от командования. Отправляя письмо - ночью, задолго до похода на пустоши, - Мирта был абсолютно уверен, что командование поддержит его затею, что офицеры будут заинтригованы не меньше, чем сам охотник. Но теперь Мирта сомневался, все ли он сделал правильно.
Но ведь у командования, попытался возразить он себе, нет информации об этой странной активности чужих, об этой их вере... нет, надежде на чудо. Если бы такая информация была, то она была бы у всех - и все бы, наверное, искали то же самое, что и крысолаки, но не из любви, а чтобы это уничтожить.
Мирта встал и заметался по комнате - из угла в угол и обратно. Так ли опасны крысолаки? То есть да, конечно, они опасны, они питаются людьми, нападают на безоружных, они опустошают деревни, но всегда ли они такими были? Что, если те слова о планетах и звездах - не следствие безумия, если это правда? Что, если люди, живущие там, за вечными снегами Эсвэ, далеко-далеко, знают крысолаков не как чудовищ, а как утративший свое прежнее величие народ?
Что-то щелкнуло за окном - охотник вздрогнул и остановился. Было видно зелень в хозяйкином саду, недозревшие персики на ветках старого согбенного дерева. Было видно, если приглядеться, как ползет по одной из этих веток пухлая зеленая гусеница. Было видно, как посверкивает глазами птица там, в раскидистой пышной кроне - а потом как эта птица тяжело взлетает и вновь садится, но уже на карниз у охотника под окном - чтобы он наверняка ее услышал.
И, конечно, как она открывает клюв.
- Но-омер восемна-адцать-пятьдеся-ат? У меня-а для ва-ас извеще-ение. Вре-еменно вы-ы отстраня-аетесь от рабо-оты. Верни-итесь, пожа-алуйста, на о-остров но-омер де-евять ты-ысяч восемьсо-от девяно-осто три-и для-а дальне-ейшего разбира-ательства.
Птица была железная и выталкивала из себя слова с явным усилием, коверкала их и растягивала, повернув грязную башку и вперив в охотника злой карминовый взгляд. Закончив, она немедленно распахнула крылья и убралась, царапнув напоследок карниз.
- С какой стати? - буркнул охотник ей вслед.
Получается, он все-таки ошибся. Или нет, или командование отстранило его от работы не чтобы наказать, а чтобы он приехал и рассказал все лично, в деталях? Мирта попытался убедить себя, что это так, что на острове от него ждут доклада, а не раскаяния. Потому что в чем он должен раскаиваться - в том, что наткнулся на нечто столь важное, как, похоже, причину войны - и заодно способ ее закончить?
...Рассказать все в деталях было бы можно и в письме, и охотник заключил, что рассчитывать надо на худшее. Чтобы потом не разочароваться, стоя посреди кабинета какого-нибудь полковника, пока он тебя отчитывает и грозит пальцем, типа: если подобное повторится, мы будем вынуждены отнять у вас красную ленту и с ней - права на охоту, спасибо за ваш долгий труд, а теперь вы свободны...
Я посплю, решил Мирта, а потом что-нибудь придумаю. Напишу маме, совру, что все в порядке, и у меня намечается вроде бы как отпуск. Она скучает, и она мне обрадуется. Да и вдруг я все-таки не прав, и командование не бесится, а мечется в панике и строит догадки: в ком же так остро нуждаются наши враги и где этот кто-то от них скрывается...
...Ему снилось, что он бродит по каким-то бесконечно длинным коридорам, в темноте, и убивает крыс. Совсем как тогда, в детстве, спрятанный от чужих любопытных глаз за крепкими каменными стенами...
...В тот день господин Шейл вынес на плац клетку с жирными белыми крысами. На вопрос, где он их откопал, господин Шейл ничего не ответил - лишь криво, по своему обыкновению, усмехнулся, отпер решетчатую дверцу и вытащил одну крысу на свет.
Свет, как и перспектива на этом свету сдохнуть, крысе не понравился, и она завизжала, яростно колотя господина Шейла хвостом по кулаку. Кусаться он ей не давал, хотя ее так и подмывало - но она могла лишь вхолостую щелкать желтыми зубищами, и смотреть на это Мирте почему-то было противно.
- Итак, - сказал господин Шейл, - ты будущий охотник на крысолаков. И весьма успешный, следует полагать. Вот тебе крыса - союзница и посланница чужих, а также их разведчица, вреда от которой столько, что убить ее мало, ее бы для начала заставить помучиться, но мы это начало опустим. Я, Мирта, сейчас ее отпущу. А ты сожги ее до того, как она удерет с плаца.
Ладони у Мирты стали вдруг мокрыми от пота, и он тайком вытер их о штаны.
- Ты готов? - спросил господин Шейл.
Мирта молчал.
- Нет? - господин Шейл сощурился.
- Готов, - пробормотал мальчик. - Отпускайте.
Огонь у него под сердцем всколыхнулся нетерпеливо и весело - все той же пенящейся волной. Мирта сглотнул, расслабился и поднял руку.
Крыса побежала, попискивая и петляя, держась в тени, но все равно оставаясь выразительным белым пятном. Мальчик зажмурился, чтобы ее не видеть, и у него сам собой дернулся левый мизинец.
...Это был уже не визг - крик откуда-то изнутри огненного шара, такой короткий, что мальчику показалось - он ослышался и на самом деле ничего ужасного не случилось. Потом, пошарив по плацу взглядом, он различил темный выжженный круг - и вместе с этим ощутил приступ тошноты, сдержать который оказалось безумно сложно.
Но Мирта справился.
- М-м, - протянул господин Шейл. - В общих чертах - чудесно. Проверни то же самое с крысолаком - и от него мокрого места не останется, но... пожалуй, Мирта, это слишком ярко. Вот тебе крысы, - он протянул мальчику клетку с притихшими белыми чудовищами. - Выбери ту, которая тебе нравится меньше всех. Отрежь ей лапы, чтобы не искать ее потом по всей Крепости, и хвост, чтобы отбить у нее желание драться. Положи на тумбочку в своей комнате, ложись на кровать и напряги слух... Ты охотник, Мирта, и у тебя особый талант. Вслушивайся в ее дыхание. Вслушивайся до тех пор, пока за ним не уловишь биение ее сердца. Это будет твоим козырем... это обязательно пригодится тебе. Потому что сердце есть не только у крысы, - господин Шейл посмотрел на мальчика как-то странно. - Сердце есть и у ее хозяина-крысолака. И у человека, и твоя задача - научиться на него ориентироваться. Устрани сердце, Мирта, и твой противник будет обречен. Да, я думаю, что это отличная тактика.
Он похлопал Мирту по плечу и ушел в столовую, а Мирта остался на плацу - трястись от ужаса перед перспективой взять нож и лишить крысу, какой бы она ни была отвратительной, всех конечностей, чтобы она точно не убежала.
Ограничений по времени у мальчика не было, и он тянул до вечера - отнес клетку в кладовую, выпросил у коменданта ключ, чтобы никто лишний в эту кладовую не сунулся, а потом заглянул на кухню, где разжился пустым ведром и ножом для разделки мяса. Крысу из клетки Мирта взял наугад - они все были одинаковые и все одинаково его пугали, и какая разница, отрежет он лапы вон той маленькой или вот этой здоровенной, потому что и это будет для них одинаково больно?
Потом он заперся у себя в комнате и с полчаса сидел, сосредоточившись на поведении своего огня. Мирта понятия не имел, почему - но огонь его успокаивал, утешал, как мама когда-то, теперь кажется - давным-давно, пока Мирта не посчитал себя для подобного слишком самостоятельным и взрослым. Ну да, подумал мальчик насмешливо, самостоятельнее и взрослее некуда - мама, наверное, сейчас готовит ужин или вышивает, или моет посуду, а я сижу и мучительно жалею, что я здесь, а не там с ней.
Тот, кто хочет быть охотником, должен идти на жертвы. Это ведь нормально. Нельзя носить на рукаве красную ленточку и никого при этом не убивать - красная ленточка подразумевает, что ты убийца, но убиваешь не из удовольствия, а чтобы защитить своих сородичей-людей, которые более, чем ты, беспомощны, поскольку у них красной ленточки и связанных с ней способностей нет.
Я огонь, сказал себе Мирта и внимательно посмотрел на крысу, которую до этого сжимал в ладонях. Я огонь. У крысы был помятый, но несломленный вид, она неровно и тяжело дышала. От нее скверно пахло, она пыталась дергаться, пыталась вывернуться у мальчика из рук - но он, даже занятый своими мыслями, держал ее крепко.
Он отнес ее в угол, где вечерний сумрак был особенно густым, и прижал к полу. Стиснул в ладони рукоять ножа. С его лба сорвалась бисеринка пота и разбилась о холодный камень на множество совсем крохотных бисеринок, и эти, крохотные, исчезли так быстро, как если бы их и вовсе не существовало.
Мирта подумал: бедная Мэй, пожалуйста, прости меня. И ударил крысу лезвием по правой передней лапке.
Потом... Сильно потом, но все еще в темноте, потому что снаружи не было звезд и луны, а внутри не было свечей... Нет, свеча была - традиционно за стеной по соседству, и Мэй, скорее всего, не спала, потому что свеча была не первая и не вторая, и этой предстояла такая же смерть, как и ее предшественницам... с Миртой что-то произошло. Что-то изменилось, и ему захотелось закричать, как той крысе с отрезанными лапами - но он проглотил крик и просто лежал, глядя в потолок и не видя не потолка, пока по дворе Охотничьей Крепости не загудел колокол.
Мирта встал. Оделся. Поправил воротник. Позавтракал, даже не заметив, что именно ест. И вышел на плац, где его ждал, слоняясь вдоль парапета внешней галереи, какой-то бледный и резко осунувшийся господин Шейл.
- Ну как, - произнес господин Шейл хрипло. - Ты добился успеха?
- Да, - коротко ответил его безучастный подопечный.
- И слушал ее сердце?
- Да, - Мирта заправил за ухо прядь отросших медно-рыжих волос и отстраненно подумал, что пора бы состричь с головы лишнее. - Я слушал ее сердце, как вы и велели, господин Шейл - до тех пор, пока она не умерла.
Его преподаватель помедлил.
- А почему ты не прижег ее раны? - поразмыслив, уточнил он. - Тогда крыса прожила бы дольше. И урок бы не ограничился одной ночью, и ты бы лучше усвоил материал. Хотя, - господин Шейл натянуто улыбнулся, словно бы догадавшись о чем-то, - ты же у нас ходячий талант. Схватываешь на лету. Как насчет моего сердца, Мирта? Ты слышишь, как оно бьется?
Мирта слышал, и то, что он слышал, его пугало. Сердце господина Шейла не билось - оно колотилось об ребра и порой болезненно сжималось, как будто его охватывала боль и оно ждало, пока эта боль схлынет.
- Господин Шейл, - обратился к мужчине мальчик, - вы больны?
- Да нет, - тот лишь досадливо отмахнулся. - Я, как бы... не выспался, неважно себя чувствую. Не люблю новолуние. Ты сбегай, пожалуйста, за оставшимися крысами, а я пока тут посижу, - попросил господин Шейл, - и попробую привести себя в порядок.
- Ладно, - согласился Мирта и пошарил по карманам в поисках ключа от кладовой.
...Когда он вернулся, господин Шейл был уже не то что бледен, а бледен до зелени. Тем не менее он бодро скомандовал:
- Выбери еще какую-нибудь, любую на твое усмотрение. Отпусти ее и сориентируйся на ее сердцебиение. Думаю, поначалу это будет сложно... поэтому не расстраивайся, если крыса сбежит, кто-нибудь ее да пришлепнет, мы все-таки не абы где, а в Охотничьей Крепости. И запомни, Мирта: это должна быть не огненная волна. Не бабочка. Не вспышка. Это должна быть... искорка, одной искорки достаточно. Пускай сгорит ее сердце, только ее сердце. Такую-то тушку похоронить - раз плюнуть... ну или потом выбросим ее в море, чтобы не заморачиваться.
Выпущенная из клетки крыса метнулась в тень - совсем как та, вчерашняя. Ее сердце билось ничуть не лучше сердца господина Шейла, и от звука его резких частых ударов у Мирты заныли виски.
Восхищенно трепыхнулся огонь у мальчика в груди - мол, ну давай, давай поскорее с ней разделаемся и перейдем к следующей. Как насчет убить их всех, и пусть они с ужасом наблюдают за смертью своих сородичей из-за крепких железных прутьев, которые никак не разгрызть?..
Мирта не расслабил руку - странно, как пьяный, ею взмахнул, сверху-вниз, а потом вроде бы всхлипнул и осел на разогретые солнцем камни. Что-то было не так с этой, как выразился господин Шейл, тактикой, что-то было очень, кошмарно, ужасно не так. Словно бы Мирта делал нечто подобное в раннем детстве, во сне, а потом просыпался в слезах, и его мама тщетно пыталась выяснить, что произошло, а он лишь отнекивался, отмахивался и все глубже и глубже уходил сам в себя.
- Мирта? - окликнул его господин Шейл. - Что с тобой, тебе плохо?
У мальчика на губах цвели розовые пузырьки крови, но он вытер губы манжетой рукава и выпрямился:
- Нет, я в порядке. Мы будем продолжать?
Господин Шейл заколебался. Мирта стоял к нему спиной, но господину Шейлу не нужно было к нему приближаться, чтобы понять, что мальчик врет. Снова, разве что теперь не уличить его в этой лжи намного труднее - или, пожалуй, невозможно вовсе.
- Пожалуйста, - попросил мужчина, - сходи в лазарет. Пускай тебя осмотрят и, если дадут какие-нибудь рекомендации, пожалуйста, соблюдай их. Потому что если ты не будешь их соблюдать, я это пойму, я догадливый... и отверчу тебе твою пустую башку. Не обижайся, - господин Шейл натянуто улыбнулся. - Это шутка. Ну, мне пора к Мэй, но я загляну к тебе сегодня вечером узнать, как дела.
Мирта кивнул. Лазарет так лазарет, заглянет так заглянет. Вот бы еще разобраться к этому моменту, в чем проблема, почему так мучительно больно обрывать чужое сердцебиение, и почему чужая смерть вызывает столько смутных ассоциаций - закрываешь глаза, и под веками появляется картинка, открываешь - и картинка исчезает, но остается чувство тревоги такое настойчивое, что подмывает забиться в угол и впредь никогда уже не показываться ни людям, ни тем более крысолакам.
...В лазарете мальчику удалось вернуть себе относительное хладнокровие, хотя вокруг носились доктора и их помощницы, а под потолком плясало эхо обеспокоенных голосов. Господин Шейл предупреждал - еще в самый первый день, будто бы рассчитывая, что Мирта испугается, уйдет и больше ни за что не сунется в Охотничью Крепость - что убивать мерзко, и без разницы кого - человека или чужого. Или вот крысу - бежала себе по плацу, и ей очень хотелось жить, а тут вдруг какой-то мальчик запустил искорку в ее сердце...
В лазарете Мирту напоили разнообразными снадобьями, после которых он отупел и едва не заснул еще по дороге в свою комнату. Так и тянуло залезть на подоконник, прижаться лбом к холодному стеклу - хотя вряд ли оно холодное, если снаружи так припекает? А жаль, - и спать, спать, пока господин Шейл не найдет своего воспитанника посреди коридора и не разбудит, чтобы убедиться в его добросовестности. Да ладно, отказать докторам не вышло бы при всем желании, они были такие строгие, почти злые, что в их обществе Мирта не отважился бы втихую выплюнуть снадобье, поболтав его с минуту во рту...
Мирта добрался, наконец, до комнаты, разделся и лег, но сон тут же будто бы испарился. Вставать, впрочем, не хотелось тоже, и мальчик лежал, наслаждаясь полной тишиной и отсутствием рыжего огонька по соседству - ведь Мэй на лекции и не нуждается в своей вечной спутнице-свече. Мирте думалось о всякой ерунде: о белых мраморных храмах, хаотично разбросанных по острову, об отцах-дознавателях и еще почему-то об ангелах, но не как о ком-то величественном, обитающем за облаками, а как просто о грациозных гибких крылатых силуэтах, о людях-птицах, умеющих летать.
Сон не шел и не шел, но вместо него пришла дикая, нет, безумная идея, и мальчик вертел ее так и эдак, прикидывая, как бы поудачнее воплотить в жизнь. Это был бы с его стороны и отвратительный, и милосердный поступок, и к тому же вероломный, и Мирта понятия не имел, как господин Шейл отреагирует на подобное. Но хватит, серьезно, хватит убивать ни в чем не повинных созданий, и наплевать, что они посланники чужих, наплевать, что у них на людей зуб, поскольку при нынешнем раскладе этот зуб растет и растет, и никто не предпринимает ни малейших усилий, чтобы предотвратить его рост.
Мысли мальчика перемешивались и путались. Огонь притих, благоговейно им внимая; ну ты и чудище, нашептывал Мирте он. Ну ты и чудак. А ты уверен, что после этого тебя не выкинут из Крепости, как бесполезный мусор, и ты не окажешься - разбитый, сломанный, сломленный - дома, под присмотром госпожи Элуок, и что ее присмотр будет тебе в тягость? Потому что вот - ты был без пары занятий, ну ладно, без пары лет охотником, а вот ты снова обычный ребенок, пусть и с довольно страшными воспоминаниями. Но мало ли, страшные воспоминания могут быть у кого угодно - а ты потеряешь свой с таким рвением раздобытый статус: что ты особенный, что ты герой, что ты маг. Поставь на чашу весов жизни этих жалких крыс - и свою собственную, и определись, какая (какие?) из них беспокоят тебя сильнее.
Мирта лежал, и его новый обостренный слух улавливал шелест лапок крохотного паука, занятого своей паутиной. А если бы мальчик намеренно прислушался, он бы услышал, как ругаются повара на кухне, как в своем кабинете листает пожелтевшие от времени страницы книги господин Михель, как переговариваются уставшие караульные на своих постах и как звенят травинки после того, как с них спрыгивают кузнечики. Он услышал бы так много, что на несколько мгновений обязательно бы оглох, и ему пришлось как-то привыкать к этому обилию звуков - как до их появления он привыкал к огню.
Вернулась Мэй, но вопреки мрачным ожиданиям Мирты огонек на фитиль не посадила. Она, кажется, заплакала, и это Мирту очень насторожило; он выбрался из-под одеяла, вышел из своей комнаты и поскребся в ее дверь.
- Мэй, с тобой все нормально?
- Мирта, - отстраненно констатировала она. - М-мирта, извини, но я сейчас н-не готова принимать гостей. П-поговорим потом, ничего?
- Ничего, - вымученно-спокойно отозвался он. - Не плачь, пожалуйста. Все... будет хорошо, непременно будет хорошо.
- Угу, - покорно согласилась Мэй, но плакать не перестала. - Т-ты прав.
Мирта помялся-помялся под дверью и ушел к себе, сел на краешек постели, почесал губу. Есть масса, подумал он, причин, по которым Мэй может плакать. И вряд ли хотя бы с одной из этих причин я могу помочь ей совладать. Мы будущие охотники, мы должны уметь преодолевать трудности. Мы должны уметь переступать через себя, но...
Но ты пока на это не способен, услужливо подсказал ему огонь. И она не способна, и это, Мирта, не удивительно - это доказывает, что вы с Мэй все еще люди.
...Господин Шейл заглянул, как и обещал - когда небо уже разбогатело, и кто-то рассыпал - в его темноте - тысячи серебряных и золотых монет, нежно, мягко сияющих под прозрачным легким шлейфом рассеянных облаков. Словно бы виновато переступил порог, исподлобья посмотрел на своего подопечного и спросил:
- Ну как ты?
- Починили, - сдержанно ответил Мирта. Он сомневался, что господин Шейл чует ложь до ее произнесения, но все равно боялся чем-нибудь себя выдать. - Заставили пить всякую гадость, но это была стоящая гадость. А... вы как, господин Шейл?
- Да что со мной будет, - беспечно улыбнулся преподаватель. - Я-то не вы, я стабилизирован. Потом объясню, что это значит. Мирта, ты взволнован - почему? Что-нибудь случилось?
Мальчик помедлил. Взгляд у господина Шейла был вроде бы участливый.
- Господин Шейл, почему Мэй плачет?
Мужчина помедлил тоже, закрыл за собой дверь, сделал шаг по направлению к креслу, но в последний момент остановился, как если бы кто-то его одернул, мол: это мое кресло! Не подходи к нему, Шейл, или тебе конец! Потом опять улыбнулся, но вымученно, слабо, показывая Мирте, что не только Мэй сегодня из-за чего-то страдает.
- Мирта... я сяду?
Мальчик с недоумением поднял брови:
- Конечно, а что?
Господин Шейл сел - будто бы с облегчением. Задумался, почесал нос - тот обгорел и шелушился, наверное, лето всегда оставляло у господина Шейла на лице этот признак своего присутствия, - и пробормотал:
- Ты храбрый мальчик, Мирта. Без шуток, храбрее многих. На моей памяти - были такие, кто сбегал, потому что магия магией, а убийство убийством. Я принес тебе крыс и потребовал: убей эту, убей вон ту. И ты подчинился. Слепо. Потому что ты веришь мне, веришь, что так надо. Те, другие, не верили, предлагали поискать альтернативу. Альтернатива, естественно, была: не убивать, а калечить, но они и калечить отказывались, мол, это ведь жестоко! А что крысолаки обходятся с людьми еще более жестоко - таких людей не волнует. Не их же подают на обед в подземных логовах, не их, окруженных танцующей толпой, четвертуют на площадях захваченных городов и потом увлеченно делят... полученные куски. Не их. А раз у них все хорошо, то и у крысолаков тоже может быть хорошо - ведь они же не пересекут море, да?..
Где-то там, в кладовой, мои крысы вяло копошатся в клетке, подумал Мирта. Мои пока что живые крысы. Господин Шейл, а не слишком ли высокого вы мнения обо мне?
Мужчина помолчал - словно бы его настигла та же самая мысль. Потом, поразмыслив, продолжил:
- Мэй такая же, Мирта. Она боится убивать. Необходимость использовать свой талант таким образом ее пугает. Но у нее есть шанс исправиться. Шанс ожесточиться, или зачерстветь, или что там, Пограничный Сумрак мне в задницу, еще ей предстоит. Я ведь предупреждал, Мирта, в день ее прибытия в Охотничью Крепость, что будет так. Я всех предупреждаю. Я никого не обманываю. Будет так, а иначе не будет, иначе им пора собирать свои вещи и выметаться. Извини, что я тебе это говорю, - господин Шейл нахмурился. - Напрасно ты спросил.
- Да нет, - неожиданно для себя самого возразил мальчик. - Господин Шейл, вы, наверное, ни о чем таком и не подозреваете, но вы очень мне помогли. Правда, спасибо. Большое спасибо.
Где-то в кладовой, подумал Мирта с напускным безразличием, заперты мои крысы. И им там самое место, вот так.
Господин Шейл посмотрел на него с недоверием, а потом пожал плечами:
- Ладно, Мирта... Я рад, что тебя "починили". Отдыхай, увидимся завтра на плацу. И захвати клетку, но, - господин Шейл вдруг весело подмигнул, - не исключено, что парочку крыс мы все же из нее выпустим. Но не на свободу, а чтобы усложнить задание, а еще, клянусь, это будет интересно. Близко по ощущениям к настоящей охоте - выследи, вымани, уничтожь. И, - он обернулся, не донеся ладонь до дверной ручки, и добавил: - Ты молодец, Мирта. Честное слово, ты молодец.
...Взрослого Мирту разбудил стрекот цикад. Он накрылся было одеялом в надежде понизить громкость звука - но особых результатов не добился, поворочался с боку на бок и вынужден был признать, что сон выветрился, а может, вылетел в окно - вслед за посетившей охотника утром железной птицей.
Офицеры любили баловаться такой дрянью - вроде бы как големами, но точного их наименования Мирта не знал. Был соответствующий вид магии - способность заставлять двигаться неодушевленный предмет. Он мало чем мог пригодиться на пустошах, где одни крысолаки, подземные логова и максимум реденькие кусты, поэтому обладатели таких способностей в основном томились в штабах и развлекались, отправляя своим более везучим коллегам (нет, поправился Мирта, своим подчиненным...) всяких там железных-глиняных-деревянных чудищ вместо обычных писем.
Наверное, птица была еще не так плоха.
Мирта выволок из шкафа свои немногочисленные вещи - сменную одежду, бумажный пакет с иголками и нитками, старые побитые сапоги (вдруг когда-нибудь еще пригодятся?). Сапоги он, поразмыслив, все-таки выбросил, остальное сложил в дорожную сумку и присел, чтобы передохнуть. После расставания - и, по счастью, воссоединения - с кольцами он чувствовал себя неважно, движение-второе - и пот бежит ручьями по лицу. И, как назло, нет соответствующих снадобий, закончились, пока охотник притирался к материку, а материк, в свою очередь, к охотнику - огромный, переполненный запахами и приметными ориентирами, в любую сторону кидайся - и найдешь там врага. Но защищать надо один город, всего один, не размениваясь на все прочее. Такова, охотник, твоя задача...
В ту же дорожную сумку отправились чернильница, перо и пергамент, хотя матери о своем "отпуске" Мирта до сих пор не сообщил. Цикады стрекотали самоотверженно и надрывно, в окно просочился тонкий белый лунный лучик и медленно-медленно, словно бы мечтательно полз теперь по полу.
Сердце Тьмы был красивым и достаточно мирным человеческим городом. Жалко, подумал охотник, теперь его покидать. А ведь некоторые задерживаются на посту до глубокой старости - если верить рассказам господина Шейла. Те, кто не лезет на рожон и не сует нос не в свое дело. Те, кто ведет себя осторожно и не ищет приключений - а у Мирты впереди (он нисколько в этом не сомневался) были сплошные приключения, и про себя он уже готовился их разгребать.
...На рассвете он попрощался с хозяйкой, подхватил сумку и был таков. На этот раз у караульных не возникло к охотнику вопросов, и он оказался на пустоши, никого предварительно не обманув и ни с кем не поцапавшись. Тот парень, при котором номер восемнадцать-пятьдесят вывел из толпы искаженную женщину, напоследок с явным сожалением сказал:
- Нам, господин охотник, будет вас не хватать.
- Не беспокойтесь, - наигранно-беспечно отозвался Мирта. - Вам кого-нибудь пришлют на замену - через неделю или две, зависит от сложности пути. Ну, не скучайте, - он сдержанно кивнул на прощание. - И помните: крысолаки боятся огня.
- Это так, - согласился караульный. - Но огонь уходит. Как бы то ни было, господин охотник, берегите себя. Я буду держать за вас кулаки - в надежде, что все прояснится и что потом вы вернетесь.
Мирта улыбнулся. Надо же, какие проводы, скептически подумал он при этом. Единожды спаси человека от крысолака, пусть даже еще и не чистого - и он цепляется за тебя, как утопающий за соломинку, поскольку понимает, что если бы не ты, он уже давно был бы мертв.
Или нет? Справился бы он с той женщиной, или она разорвала бы его в клочья и скрылась, чтобы полакомиться маленькими вкусненькими детьми на востоке Сердца? Ведь крысолаки обожают детей. Считают их самым нежным, кхм... продуктом питания.
Пустошь была все такой же серой и унылой, кое-где солнце раскрашивало ее в оранжевые тона, а потом на этот яркий светлый праздничный фрагмент земли наползали тени сизых зловещих облаков. Облака уползали от солнца прочь, но как будто задевали боками невидимые крючья, вбитые в небо, и подолгу висели на одном месте - пока "раненый" бок не рассеивался и уцелевшую часть облака не уносил ветер.
Вход в логово убитого накануне крысолака больше не дымился, но все равно охотник старался на него не смотреть. До ближайшей обитаемой деревни, думал Мирта, чтобы отвлечься, два дня пути, потом еще пять - до обнесенного стенами города, вроде бы как соседа Сердца Тьмы, но гораздо менее дружелюбного. Кстати, возможно, там продают лошадей... плохо, если не продают. Море далеко-далеко, и вызвали-то меня срочно, а доберусь я в лучшем случае через месяц. И это при условии, что я не попаду к кому-нибудь на обед в роли главного блюда.
Мирта мысленно обругал себя, хотя к более позитивным прогнозам оцепеневшая безмолвная пустошь не располагала. Охотник попробовал не думать о тех, кто использует ходы под ней, как укрытие, и взамен подумать о море - месяц не месяц, а ведь корабль будет идти по зеленым бурным волнам, натужно скрипя изношенными реями. Почему-то в ... нет новых кораблей, и в плавание отправляются в основном потрепанные "старички", которые несмотря на все их недостатки страшно дороги своим капитанам.
Сердце Тьмы превратился в нечто совсем крохотное там, позади, у охотника за спиной. Солнце карабкалось наверх по все такому же мутному голубому небу, то скрываясь под облаками, то выныривая из них и норовя ослепить глупого охотника, покинувшего свое пристанище.
К полудню пустошь слегка позеленела, и Мирта наткнулся на первые цветы, голубые и белые. Головная боль ослабла и отступила, а это значило, что чужих поблизости нет; Мирта расслабился и даже принялся насвистывать под нос одну из любимых песенок завсегдатаев кабака в ... районах Сердца.
Из тусклой жесткой травы, подобно грибам, выглядывали останки давным-давно заброшенных человеческих хижин, сплошь в разводах желтых лишайников. Здесь жили задолго до того, как были возведены стены более-менее безопасного города; здесь жили неизвестные истории люди, от которых теперь не осталось даже воспоминаний. Громоздятся иссушенные жарой доски над их костями, но никто никогда не расскажет, кто пытался построить из этих досок дом и почему он не боялся обитающих под землей монстров.
Мирта поежился и ускорил шаг.
...Чуть за полдень он устроил небольшой привал; Мирта был не голоден, но хлебнул воды и с полчаса посидел, безучастно таращась на, кажется, бесконечную дорогу, ведущую к родному дому. Та огибала невысокие пока что холмы, то скрываясь в их тенях, то возвращаясь на свет.
...Там, среди холмов, Мирта впоследствии и заночевал. Что-то без аппетита съел и потом лежал, таращась уже на хитро подмигивающие звезды; ему не спалось и даже ни о чем не думалось, в голове была звенящая пустота, нарушаемая разве что азартным стрекотом насекомых - но и они к рассвету притихли.
А потом, поднявшись и накинув на плечи куртку, обогнув очередной холм - Мирта увидел, что кто-то идет ему навстречу.
Не понять, крысолак или человек - бесформенный силуэт в черном балахоне с широкими длинными рукавами и капюшоном. Скорее все же крысолак, подумал охотник - и у него тут же, как будто отзываясь на эту мысль, противно заныло за ушами.
Дрогнуло кольцо на правом мизинце - давай, ну давай, ну?! Огонь разлился беспокойным штормовым океаном в клетке из обожженных ребер, но, вопреки ожиданиям, хозяин его не выпустил - наоборот, напрягся, удерживая магию внутри.
А крысолак шел. Едва, и слух Мирты больно резало его сбивчивое хриплое дыхание. Так и подмывало выжечь из легких чужого все лишнее вместе с жизнью, но охотник лишь упрямо сжал кулаки.
Расспросить? А будет ли он разговаривать с человеком - с врагом, а не сородичем, пускай и подделкой, как тот погибший крысолак в подземном логове? Или - будет ли он столь же откровенен, как тот крысолак в Цитадели, желая посрамить и заинтриговать наивного неопытного мальчишку перед тем, как уйти в Пограничный Сумрак?
...Пока Мирта думал, у крысолака подкосились лапы, и он упал. Рухнул, как подкошенный, в дорожную пыль; ему было не до охотника и даже не до огня, ему было вообще ни до чего больше. Противное нытье за ушами прекратилось быстрее, чем началось; легкие крысолака попробовали было снова втянуть в себя воздух, но тот застрял где-то на полпути и превратился в надсадный кашель.
Мирта опустился на корточки рядом со своим врагом и сказал:
- Эй, привет. Эй, ты еще тут или...
"Или", заключил охотник мысленно. Хищные желтые глаза крысолака понемногу стекленели, теряя всякое выражение - хотя напоследок в них промелькнул страх.
...Кусая губы, Мирта его обыскал, но не нашел ничего перспективного - так, мешочек с золотыми монетами и потускневший медный перстень с россыпью мелких золотисто-зеленых хризолитов в узких пазах. Поколебавшись и придя к выводу, что крысолаку эти вещи все равно уже не пригодятся, охотник и то, и другое оставил себе.
...Корабль был не то, что расхлябанный - он был не достоин называться кораблем. Капитан, впрочем, свое суденышко обожал и выслушивал претензии с таким забавным выражением лица, что Мирта, не высказывавший претензий, но любивший внимать им со стороны, инсценировал надрывный кашель в кулак, хотя на корабле ему, как и другим пассажирам, было худо.
Но другие пассажиры хотя бы не носили магических колец. А у охотника на пальцах кольца разогревались, и потом под ними багровели полосы ожогов; кольца вопили: Мирта, о великий Сумрак, да ведь под нами же море, море, вода и ничего кроме воды, и если вдруг во время шторма нас смоет за борт или если этот паскудный корабль все-таки не выдержит, мы погаснем!
Мирту сильно знобило, но про себя он, опять же, посмеивался: с каких пор погаснуть хуже, чем умереть? При учете, что и то, и то все равно фатально. Да и там, быть может, я схвачусь за какую-нибудь щепку и меня вынесет к берегу, где я обсохну и снова начну гореть.
Путешествие к Пирсам было однообразным и нудным (если не принимать в расчет те редкие моменты, когда пассажиры безуспешно давили на жалость капитану). Мирта читал книги - все подряд, из тех, что нашлись в кают-компании; в основном это были романы о любви, но попадались охотнику и исследовательские очерки, и старинные гримуары с описаниями разнообразных чудовищ, в числе которых крысолаков почему-то не было.
В день прибытия Мирта проснулся очень рано, переоделся, причесался и оценивающе посмотрел на свое отражение в зеркале. Не таким, ох, не таким он планировал вернуться - он хотел быть крепким, непрошибаемо спокойным и желательно приобрести какие-нибудь шрамы, а был по-прежнему каким-то маленьким и вдобавок растерянным, мол, что происходит? Зачем я понадобился этим злым дядям из Охотничьей Крепости, чем я их обидел, они бы еще моей маме пожаловались для полного комплекта - чтобы отчитывать вроде бы как меня, а по факту ее, и чтобы я боязливо к ней жался, типа, защити, помоги!
Мирта усмехнулся, выпрямился и поднялся на палубу.
Пирсы были так близко, что кажется - руку протяни, и коснешься мокрых темных скал, отодвинешь их и заглянешь на рыночную площадь, а там кипит жизнь, бойкие торговки снуют повсюду с полными корзинами снеди наперевес и вопят: пирожки! Булочки! Свежий хлеб! Ожидая швартовки, Мирта воображал, как будет оправдываться перед офицерами - или все же оправдываться не придется? Верить в это хотелось, но охотник только хмурился и все и чаще и чаще поглядывал туда, где - вдали от остальных человеческих построек - реяли знамена Крепости.
Он пошел к ней окраинами, редкими каменными пляжами, мимо хижин рыбаков, изредка с кем-нибудь здороваясь. Здороваться было неловко - Мирту узнавали, но вместо того, чтобы заулыбаться или прицепиться с вопросами о материке, лишь вежливо кланялись, мол, поздравляем с прибытием, господин охотник, спасибо вам за ваш труд!
Небо над морем было неподвижное и ясное - все равно что голубое стекло. Солнечный диск понемногу кренился к линии горизонта, но до момента его погружения в соленую морскую воду времени оставалось еще много.
У Ворот Охотничьей Крепости Мирту ждал некто в небрежно накинутой на плечи кожаной куртке. Чуть сгорбленный и абсолютно седой, он о чем-то болтал с караульными, и голос у него был как будто простуженный, тихий и хриплый. Обнаружив, что караульные напряглись, этот человек обернулся и оскалился в приветствии:
- Ну здравствуй, мальчик. А ты подрос.
Мирта помедлил. Этот человек вроде бы вел себя очень знакомо, Мирта с ним точно когда-то общался, и общался достаточно долго. Но сгорбленный? Седой? Нет, не сходится, ерунда какая-то, что-то здесь не так. Приглядевшись внимательнее, Мирта ощутил, как по спине ползет предательский холодок, и, реагируя на него, испуганно вскидывается огонь под сердцем: ну нет, холода нам здесь не надо, холод пускай убирается, откуда взялся!
- Господин Шейл? - с недоверием окликнул охотник.
- Да, - согласился сгорбленный седой человек. - Это я. Ну, не будем друг друга задерживать, идем, обсудим твой последний отчет. В смысле последний, написанный в Сердце Тьмы, потому что мало ли, куда тебя теперь занесет. Угадал? Ну конечно, угадал. Не стесняйся, проходи, твоя комната занята, но мой кабинет свободен, и я сейчас тебе устрою такое, что ты будешь рыдать до конца месяца.
Мирта сдержанно кивнул караульным, сделал пару шагов - и оказался во дворе Охотничьей Крепости.
- Господин Шейл, почему вы? Я думал, отчитывать... то есть разбираться со мной будет кто-то рангом повыше.
- Кто-то рангом повыше потом расспросит меня, как все было, - отмахнулся господин Шейл. - Ну или я напишу ему письмо. Идем, Мирта, подальше от посторонних ушей. Нечего приплетать посторонние уши к такому, хм, важному делу, как разбор твоих полетов.
- Я не летаю, - Мирта усмехнулся. Стучали подбитые железом подошвы по нагретой солнцем брусчатке, а вверху, у башен, выл ветер и страстно желал сорвать и унести (цвет) знамена.
- Ты летаешь, - возразил господин Шейл. - Понять бы еще - где. Я же тебе вдалбливал, неужели ты забыл, что с ними нельзя разговаривать, что их нельзя жалеть, они враги и подлежат истреблению. Я же учил тебя их убивать, а не щадить. Учил тебя быть безжалостным, а ты что? Никакой благодарности. Никакого почтения. Ну мало ли, что несет крысолак на пороге смерти, он же явно был болен и бредил, а ты и рад мотать на ус, что они кого-то ищут, в ком-то нуждаются... в ком, Мирта? Или в чем, кроме как в бесконечном запасе провианта?
Мирта сглотнул. Господин Шейл нырнул в привычно полутемные коридоры Крепости, повернул, опять повернул и начал с раздражением рыться в карманах. Левой рукой, а правая так и осталась плетью висеть вдоль тела.
- Господин Шейл, вы ранены?
- Вечно теряю этот проклятый ключ... нет, Мирта, я что-то приболел. Ничего, пройдет со дня на день, я не теряю надежды... - Он все же нашел ключ и немедленно сунул его в замок на двери своего кабинета. Замок щелкнул, и господин Шейл толкнул дверь: - Добро пожаловать, приятель. Присаживайся. Ты выпьешь со мной чего-нибудь?
- Вина, - не разочаровал его Мирта. - Спасибо.
Господин Шейл устроился за столом, поставил перед бывшим учеником наполненную до краев чашу. Точно такую же поставил перед собой и с минуту смотрел, как на железном боку танцует отражение золотого огонька, без какого-либо участия со стороны господина Шейла вспыхнувшего на свечном фитиле.
- И тебе, - поблагодарил господин Шейл. - Ну, Мирта, что-нибудь расскажешь, или лучше выслушаешь меня - чтобы не вляпаться по самую макушку в огромную вонючую лужу? Здорово, ты всегда был сообразительным. Так вот... за то, приятель, чтобы все наладилось. Я-то отпущу тебя на материк, главное, чтобы кто-нибудь потом не догнал. Впрочем, все от тебя же, приятель, и зависит: будешь ли ты продолжать баловаться или нет. Устранят тебя или нет. Пожалуйста, будь осторожен.
И он поднял чашу.
Мирта отпил вина и покачал свою чашу в ладонях. Посмотрел на господина Шейла прямо, нахмурился и сказал:
- Но ведь эта информация полезна. Определенно полезна. Это не могло быть бредом больного или бредом сумасшедшего, тот крысолак был полностью адекватен, и его слова подтвердил потом другой...
Господин Шейл молча качнул головой, и Мирта замолчал тоже. Золотой огонек на фитиле задрожал, словно бы от испуга.
- Приятель, - сказал господин Шейл минуту спустя. - Как же до тебя не дойдет? То, что так нужно крысолакам... та, кто так нужна крысолакам - к тебе не имеет отношения. Пожалуйста, не связывайся с этой историей. Тебе повезло, что ты мой ученик, и что меня повысили в ранге, и что я был недалеко от Пирсов, когда командование получило то твое письмо. Наверное, ты везучий. Да нет, - он посмотрел на своего ученика как-то странно, - ты действительно везучий. Попал ко мне, а не к кому-нибудь, кто выцарапал бы из тебя твою магию. Надел сразу два кольца и не умер. Как насчет взять третье, а, приятель? И всем, кто встанет на твоем пути, надрать задницы. В сущности, - господин Шейл криво усмехнулся, но это была разве что тень той его прежней кривой усмешки, - мне наплевать, чем ты занимаешься и куда суешь свой, прости, любопытный нос. Потому что я горжусь тобой. Я многих воспитывал, и делал это неплохо, они выросли и разлетелись по миру, как птицы из гнезда. Они тоже заслуживают, чтобы я ими гордился, но... ты особенный. Я так рад, приятель, что увидел тебя первым, и что Михель потом, на церемонии принятия, сказал мне: бери. Этого бери. Этот умница.
Мирта снова отпил вина. Глаза у господина Шейла были выцветшие, как у старика, но с тех пор, как Мирта учился в Крепости, их выражение ничуть не изменилось.
- Господин Шейл, - обратился к нему охотник. - Вам о ней что-нибудь известно? О той, кого они ищут?
Господин Шейл сдвинул брови.
- Да, - ответил он. - Известно. Но делиться этой информацией с тобой я не буду, потому что у меня она просто есть, вот как волосы, например, просто есть и все. А ты - я нисколько в тебе не сомневаюсь - будешь ею пользоваться. Давай закончим этот разговор, ладно, приятель? И обсудим что-нибудь такое радужное, что-то, что будет вызывать у нас улыбки, а не горькие смешки. Как тебе материк? Ты не разочаровался в своей мечте, оказавшись, наконец, там, на берегу?
Мирта открыл было рот, но сразу же его закрыл - чувствуя себя рыбой, выброшенной волной на песок. Нет, он верил господину Шейлу, верил, что сведения о той, кого ищут крысолаки, не сулят ему ничего, кроме проблем. Но опустить руки? Притвориться, что не слышал ни крысолака в Цитадели, ни крысолака в подземном логове, притвориться, что ни с кем из них не встречался или что их слова абсолютно не имеют веса, так, прозвучали и прозвучали?
- Я и не делаю, - огрызнулся тот. - Господин Шейл, почему командование так бесится? И что значит - устранят, по какой причине? Устранят, потому что я хочу узнать правду? Устранят, потому что если кто-нибудь нуждается в моей помощи, я хочу помочь?!
Господин Шейл вздохнул.
- Мирта, - умоляюще произнес он. - Кому помочь - крысолакам? Для которых люди - угощение, которые убивают... или не убивают, а съедают заживо, представляешь, каково это, как это ощущается, как это больно и страшно? В твоей помощи нуждаемся мы, приятель. Это мы из-за чужих вынуждены прятаться, вынуждены отгораживаться от пустошей крепкими высокими стенами. Это мы из-за них страдаем, в первую очередь мы. А что там у них за беда - какая нам разница? Пускай мучаются. Пускай хоть как-то расплачиваются за все то горе, что принесли человечеству.
Он низко наклонился над столом и взглянул на Мирту как будто с сожалением.
- Ты говоришь - хочу узнать правду, хочу помочь... а жить, приятель, ты хочешь? Или ты готов за эту правду умереть, какой бы она ни была? Если ты, Мирта, будешь из-за нее в опасности, кто поможет тебе?
Мирта отвернулся. Допил вино. Встал. Поправил кольцо на правом мизинце и пожал плечами:
- Материк, господин Шейл, оправдал мои ожидания. Он даже их превзошел. Спасибо вам еще раз, вино было отличное, а все ваши советы я приму к сведению и впредь больше не буду, как это... дурить. Вы правы. Я ошибся. У меня мало опыта, и меня легко обмануть. А теперь, если вы не возражаете, господин Шейл, мне пора.
- Иди, - господин Шейл потянулся за чернильницей. - Приходи завтра с утра, с четвертым ударом колокола, в таверну на южной окраине. Я буду там... с твоим новым назначением, как-нибудь выторгую его сегодня.
Господин Шейл ничем себя не выдал, никак не показал, что прощание с учеником его огорчило. Такое вот насквозь лживое прощание - я не буду, господин Шейл, да... совсем не буду.
Настроение у Мирты было хуже некуда, хоть, не дожидаясь восхода луны, вой волком на закатное солнце и приплывшие с востока облака. Тем не менее он приклеил к лицу счастливую улыбку и одаривал ею всех, с кем пересекался и кто был ему знаком: торговок на площади, Эйю, сидевшую на бортике фонтана и при виде Мирты уронившую в воду яблоко, ее отца, одетого, как обычно, с иголочки, и бледную тощую мать. Жителям Пирсов охотник был ужасно интересен и вместе с тем пугал, потому что они помнили маленького мальчика, а вернулся юноша, и что с ним происходило там, где он все эти годы жил, остается лишь догадываться.
Мирта купил конфет - хозяин лавки сладостей таращился на него, как на привидение, - и букет цветов, кажется, роз, оранжевых и белых. Поздравлю маму, скептически подумал он, со своим возвращением. Недолгим, но все же - ох, лишь бы она не расплакалась, я совсем не умею утешать ее...
...Мама была во дворе - читала книгу и пила малиновый чай, рассеянно обернулась на скрип калитки. Вскочила, потом снова села, виновато указала Мирте на стул напротив и тоже разулыбалась, но, в отличие от сына, искренне:
- Видишь? Я не устраиваю сцен. Здравствуй, мой хороший.
- Здравствуй, мама. Это тебе.
Он вручил ей цветы и конфеты, она засуетилась, побежала в дом за вазой и заодно за второй чашкой. Мирта так и сяк покрутил в руках ее книгу: любовный роман, мама обожает подобные, надо бы заглянуть еще и в книжную лавку, спросить, что там новенького, что торговец может порекомендовать. Раньше, подумал охотник, и его улыбка почти перестала быть натянутой, мама баловала меня подарками, а сейчас я буду баловать ее.
Чай был замечательный. Госпожа Элуок смотрела, как ее сын подносит к губам чашку, как делает глоток, как ставит чашку обратно на синее фарфоровое блюдце. В общем, смотрела на него, следила за каждым его действием, за каждой мелочью - смотрела, смотрела и никак не могла насмотреться.
- Ну же, - подбодрила она. - Как твои дела? Ты в отпуске? Вот здорово! Я так по тебе соскучилась, а письма пока привезут, пока выдадут, а ты черкнешь мне от силы пару строк, неясно, в порядке или нет, не беспокоит ли тебя что-нибудь... А у нас тут, - она махнула рукой куда-то в сторону все той же площади, - Эйя и Шот решили пожениться, свадьба через неделю, меня уже пригласили, а ты пойдешь? Поболтаешь как раз с Вейлой, она часто о тебе справлялась, я в основном заверяла ее, что все отлично, чтобы девочка не нервничала напрасно. Мирта, милый, - она протянула руку и нежно коснулась его щеки. - Что-то не так, верно? Тебя кто-то обидел?
Плохое настроение плохим настроением, а после этого ее вопроса охотник с трудом сдержал смех.
- Нет, мама, - отозвался он. - Меня давно никто не обижает, я сам на опережение спешу обидеть всех. Шучу... это правильно, что ты заботилась о Вейле, она раньше была такой впечатлительной - следует полагать, что и осталась? Мам, - добавил он, поймав ее выразительный встревоженный взгляд, - ну пожалуйста. Все нормально. Все... так.
Госпожа Элуок молча налила ему еще чаю.
- Я жил, - поделился с ней Мирта, - в съемном домике в Сердце Тьмы. За меня платила Крепость, сам я ну разве что продукты покупал - хозяйка, правда, этого не любила, предпочитала кормить меня бесплатно. Вас, мол, господин охотник, несложно прокормить... вот, а Сердце Тьмы - это здоровенный город, обнесенный стенами, со множеством бдительно охраняемых ворот, чтобы ни чужие не пролезли, ни бандиты всякие. Ты удивишься, но, по слухам, бандитов на пустошах полным-полно, ума не приложу, как они выживают, ну или они с чужими в сговоре...
Мирта осекся и поспешил сменить тему.
Госпожа Элуок слушала, не перебивая - о кораблях в порту и о чудаке-капитане, об исследовательских очерках в кают-компании и опять о Сердце Тьмы, о его заводах и его кабаках, о районах высокородных...
А Мирта рассказывал, и порой в его голосе сквозила такая откровенная фальшь, что у госпожи Элуок пробегал по спине холод.
Ночь была безлунная и беззвездная, над Пирсами клубились грозовые тучи, и где-то вдали, над морем, периодически вспыхивали молнии. Мирте не спалось, он ворочался с боку на бок, поправлял подушку, вылезал из-под одеяла, потом залезал обратно; потом понял, что выспаться не выйдет, и вышел во двор.
Накрыл мамин столик куском парусины; подумал, что было бы неплохо построить беседку, и тогда мама смогла бы ужинать, завтракать и обедать снаружи без оглядки на дождь. И она ведь любит цветы, почему бы не разбить вокруг беседки клумбы, пустить вьющиеся розы на стены - и тень, и красота...
Молнии били все чаще и чаще. Мирту потряхивало от беспокойства, но беспокоила его предстоящая буря или что-то иное - он не понимал.
Угрожающе, раскатисто шумело море. Соленый воздух щекотал Мирте нос, хотя охотник и был уверен, что заново привык к нему еще на корабле.
Мирта сидел на пороге дома, какой-то потерянный, дезориентированный, как если бы случилось что-то очень серьезное, и хотя до охотника пока не добрались новости о несчастье, он уже ощущал его и готовился к последствиям. Стряхнуть это странное оцепенение удалось далеко не сразу; а когда удалось, небо разродилось первыми холодными крупными каплями и уронило их на траву.
Охотник вернулся в дом, побродил по кухне, зачем-то взял и переставил с полки на полку стакан. Потом сообразил, в чем дело, и напился воды, чутко прислушиваясь к обитающим в доме звукам: скребется под полом голодная облезлая мышь, скорее всего больная. Дождь стучится в окно, умоляя его впустить. Размеренно, ровно дышит мама; она спит, и, наверное, ей снятся хорошие сны.
Беспокойство усиливалось и усиливалось, а потом вдруг исчезло. Мирта с облегчением опустился на табуретку и обхватил себя руками за плечи; плечи все еще остаточно вздрагивали, и почему-то обуздать эту дрожь было невероятно сложно.
Лучше бы напали крысолаки, с остервенением подумал охотник, и болела бы голова. И я бы знал, что происходит, и меня бы не воротило от собственного бездействия. А так - вот я сижу, и беда ходит за порогом, прикидывая, как бы это побольнее меня задеть; и я понятия не имею, как предотвратить ее и вообще возможно ли это.
...Пытаясь таким образом себя успокоить, Мирта почитал книгу. Заварил чаю. Выпил, наблюдая, как за окнами над вымытой ливнем землей расползается бледный слабый свет. Опять вышел и устроился на пороге; было свежо, кое-где поблескивали лужи, из-под расходящихся облаков напоследок выглянули сонные голубые звезды и принялись понемногу меркнуть, уступая небо утреннему солнцу.
Загудел колокол в Охотничьей Крепости - Мирте показалось, что как-то истерически. Проснулась мама; Мирта сказал ей, что ненадолго отлучится, пошарил по сумке в поисках монет и поплелся к южным окраинам Пирсов, рассудив, что, пожалуй, с удовольствием скоротает следующие три удара колокола, чем-нибудь лакомясь, вином в том числе.
Площадь пустовала, редкие прохожие на полутемных улицах сцеживали зевки в кулаки. Кое-кто кланялся охотнику, а кое-кто ленился, мол, а я не в курсе, кто ты такой, ну мальчишка и мальчишка, что мне до тебя за дело? Такое отношение устраивало Мирту больше, не приходилось робеть перед теми, кто в детстве таскал тебя за уши, а теперь всеми силами старается показать, как сильно он тебя уважает.
В таверне тоже было безлюдно, хозяин посмотрел на охотника искоса и надменно осведомился, чего он желает. Мирта желал чего-нибудь вкусного, и хозяин таверны дотошно перечислил ему доступные блюда; Мирта заказал пару свиных отбивных, запеченных в сметане, вареный молодой картофель и красное вино. А потом бросил хозяину золотую монету, чтобы ускорить процесс приготовления.
...Потом, несмотря на соблазнительный аромат и не менее соблазнительный вид, отбивные почему-то не полезли ему в горло. Мирта сидел и грустно их изучал, как если бы перед ним не стояла полная тарелка, а лежала карта мира и надо было выбрать, куда отправляться с ближайшим попутным кораблем.
Таверна потихоньку заполнялась посетителями; что-то негромко пели за соседним столом, о чем-то спорили за угловым. Как ошпаренный, туда-сюда носился хозяин - то с подносами, то с бутылками. Мирта был один, не ел, не пил и не смеялся, и чувствовал себя абсолютно лишним, не к месту - не сомневаясь, что должен сейчас находиться не здесь, а... скажем, в Крепости? Да нет, он ведь больше не ученик и пока что не учитель (да и ну ее, эту перспективу, дети жуткие...), так что и там он будет как пятое колесо в телеге...
А еще потом в таверну вломился - именно вломился, едва не сбив с ног вышибалу, который вымолил у хозяина кружку пива и с ней, довольный, возвращался на пост, - взъерошенный вчерашний караульный. Дико огляделся по залу, увидел Мирту и двинулся к нему, не обращая внимания ни на вопли вышибалы, ни на возмущенные окрики хозяина.
- Господин Мирта, - выдохнул он, остановившись рядом. - Господин Мирта, тут такое... случилось! Вы же господина Шейла ждете, я прав? Так вот, господин Мирта, он, - караульный как-то странно ссутулился, - не придет. Но он просил передать вам это.
И караульный протянул Мирте измятую бумажку.
На бумажке было написано: "Номер девяносто-четыреста, юго-восток, Эрин. Через неделю к материку пойдет "Луноликая". Пожалуйста, приятель, помни о своем обещании. Пока-пока. Шейл."
У Мирты дернулась щека.
- Почему, - тихо спросил он, - почему не придет?
- Потому что он умирает, - ответил караульный и сглотнул. - Наши лекари сказали - час-полтора, но ему совсем худо, как бы он уже не... господин Мирта! Не торопитесь так, а я, я же с вами!
...Мирта бежал, и ему чудилось, что он - бабочка, вляпавшаяся в янтарь. Сколько ни пытайся взмахивать крылышками, ты не выберешься. Ты неподвижна. Он бежал, расталкивая людей, игнорируя их злые или оскорбленные возгласы, ни перед кем не извиняясь; бежал, оскальзываясь на мокрых камнях, едва-едва разминаясь со стенами домов и лавок. Вылетел на подвесной мост, ведущий к Охотничьей Крепости, на мгновение вцепился в веревки-перила, чтобы не сверзиться с моста вниз, на скалы; и помчался еще быстрее, хотя огонь у него под сердцем сыто нашептывал: незачем так спешить, мальчик. Незачем, ты все равно уже опоздал...
В лазарете было сумрачно, свет почти не пробивался сквозь занавешенные окна, лишь в исступлении, из последних сил чадил факел. Мирта согнулся пополам, пережидая приступ кашля, но, когда поднял глаза, господина Шейла не увидел - увидел нечто, накрытое белой тканью, нечто оцепеневшее, застывшее... чужое.
Мирта вслушивался до боли в ушах, но различал лишь рокот собственной крови и топот ног караульного. Тот ворвался в лазарет спустя минуту - и замер, как будто врезавшись в стену.
А потом стянул с русых волос берет.
- Ну, - с присвистом шепнул он, - все. Господин Мирта, мне так жаль... может быть, если бы я нашел вас быстрее...
Мирта молчал. А караульный говорил что-то еще, что-то такое бессмысленное: о господине Шейле, который был великим человеком. Который многим передал свои знания. Который многих спас - там, на материке, и тут, на острове, тоже, если не от крысолаков, то от бандитов, магия-то со всеми срабатывает одинаково...
А потом Мирта вышел, постоял, пошатываясь, у двери - и осел на пол. Отмахнулся от караульного, виноватого только в том, что хотел помочь... хотел помочь, и остался сидеть, а мимо проскользнул расстроенный лекарь, а еще потом к постели господина Шейла подошел господин Михель и долго-долго таращился на чистую легкую белую ткань и проступающие из-под нее черты - поджав губы и сунув руки в карманы.
- Все нормально, Мирта, - сказал господин Михель, насмотревшись. - Так или иначе этим бы все закончилось. Он болел. Давно. И страшно.
- Да, - согласился Мирта.
- Вставай, - господин Михель так и сяк покрутил в пальцах носовой платок, не чтобы высморкаться в него, а просто чтобы чем-нибудь себя занять. - Мне понадобится... твоя поддержка. Чтобы отправить Шейла в последний путь, как положено... в огне. А ты ведь не абы кто - ты огненный мальчик.
Можно было огрызнуться, мол, я не мальчик. Или отказаться, мол, нет, господин Михель, у вас что, мало факелов, неужели без моего огня тут не обойтись? Но Мирта послушно встал и вместе с бывшим учителем Энка обманчиво-бодро засуетился: нужна древесина, где бы раздобыть, а еще покрывало, но не такое, чтоб идиотское, а нейтральное, без узоров, без вот этого всего...
Мирта с кем-то что-то обсуждал. Что-то у кого-то требовал. С кем-то, вроде бы, даже ругался, но не помнил ни причин, ни голосов, ни лиц.
Все было, как в тумане. И вечером туман, настоящий, зыбкий, молочно-белый, затянул остров, а господин Шейл лежал на облитых маслом дровах и выглядел таким спокойным, как если бы не умер, а уснул.
Мирта зажмурился - и на прощание послал ему огненную бабочку.
В темноте ночи костер вспыхнул ослепительно ярко, зашипел, затрещал, заплевался искрами... Мирта смотрел, как господин Шейл разваливается там, в огне, как от его кожи отрываются черные клочья пепла, как их подхватывает ветер и уносит к морю - туда, где шумит прибой.