Аннотация: Эссе о наших отношениях с цивилизацией, опубликованное в журнале "Полдень, ХХI век"
Cергей Соловьев
УТОПИЯ РОБИНЗОНА
Пожалуйста, не считайте меня невеждой, когда я выражу свое мнение, что книги, подобной "Робинзону Крузо" не было и не будет написано. Много лет обращался я к этой книге... и она была мне верным другом и советчиком во всех трудностях этой земной юдоли. В дурном ли я расположении духа - иду к "Робинзону Крузо". Нужен ли мне совет - к "Робинзону Крузо"... Я истрепал шесть новеньких "Робинзонов Крузо" на своем веку.
У. Коллинз, "Лунный камень"
1
Многие мысли с течением времени безнадежно устаревают, другие, наоборот, обретают неожиданные измерения и оттенки. Лет пятнадцать назад, когда мы с покойной ныне Аэлитой Ассовской сделали набросок статьи на тему "Утопия Робинзона", ее основная идея - что "Робинзон Крузо" Даниэля Дефо является такой же сомнительной идеализацией по отношению к реальной природе отдельного человека, каковой была по отношению к обществу "Утопия" Томаса Мора, "Город Солнца" Кампанелы и т.п., казалась нам любопытным наблюдением, дающим повод взглянуть под интересным углом зрения на некоторые произведения научной фантастики, но не более. Суть эксперимента, описанного в "Робинзоне Крузо" в том, что человек, оставшись один, и не имея особой надежды, что ему удастся вернуться в лоно цивилизации, будет изо всех сил пытаться эту цивилизацию восстановить. Не стоит спорить, прав Дефо или нет. Ответ зависит от страны и эпохи. Вряд ли кто-нибудь всерьез считает этот роман реалистическим, а вариант, описанный там, единственно возможным. Тем не менее, то, как эволюционирует со временем описание "робинзонад", является очень важным индикатором изменения отношений человека и общества, человека и природы (космоса).
Двадцатый век был веком, когда - впервые с таким размахом - предпринимались попытки реализации социальных утопий. Соответствующие масштабы имел и крах этих попыток. Не удивительно, что социальные утопии и антиутопии надолго оказались в центре внимания. На этом фоне "Утопия Робинзона" может показаться чем-то второстепенным. Стоит, однако, присмотреться внимательнее. Социальные утопии и антиутопии заняты в основном взаимоотношениями человека и общества. В робинзонадах общество, цивилизация пристуствуют тоже - человек (или, как в некоторых произведениях, которые мы будем рассматривать, небольшая группа людей) несет их в себе, пытается воссоздать, но отношения человека и природного мира без человека занимают куда более важное место. Фундаментальный вопрос робинзонады - сможет ли человек, или небольшая группа людей, оказавшись в изоляции от остального человечества, воссоздать свою цивилизацию? Другой вопрос, который обычно не задается, но ничуть не менее важен: захочет ли он это сделать?
Не следует думать, что этот вопрос приобретет практическое значение только в связи с каким-нибудь освоением космоса. Скорее, это тест на качество цивилизации и на степень антагонизма между человеком и обществом. Вероятно, результаты будут разными для представителей современной цивилизации западного типа и, скажем, жителей исламских стран, Индии, Китая или Японии.
Нарастающая социальная атомизация в "развитых странах", тотальная информатизация, бегство в виртуальную реальность вносят новые поправки. Можно сколько угодно играть в Робинзонов в виртуальном мире, но захочет ли - и сможет ли - оказавшийся на необитаемом острове хакер воссоздать хоть что-нибудь из утраченого?
2
И вообще, почему нас так занимает судьба Робинзона Крузо? Как ни странно, заметим, не только в детстве. Может быть, не в одной романтике дело?
Возможно, в далеком прошлом наши предки (или предок) пережили уже нечто подобное, и повествование Д. Дефо тревожит какие-то струны "памяти веков"? Быть может, в истории человечества встречались уже моменты, когда перед одним человеком или небольшой группой людей вставала во весь рост проблема выживания, после того, как в результате некоей катастрофы гибли все или почти все накопленные к этому времени достижения?
Данные археологии говорят о стоянках предков человека, живших на Земле миллион и даже пять миллионов лет назад. Но в конце 80-х на основании исследований митохондриальной ДНК возникла теория, что в прошлом человечество прошло через своего рода "бутылочное горлышко": "А. Уилсон анализировал современные митохондриальные ДНК и пришел к выводу, что все ныне живущие люди являются потомками одной женщины, жившей в Африке примерно 200 тысяч лет назад." ("Молекулярная археология", В мире науки, N9, 1989 г.).
Большой процент потомков одного человека в населении каких-либо стран не является такой уж редкостью - по сообщениям "U.S. News and World Report" около 20 млн. амерканцев могут претендовать на то, что их генеалогическое древо берет начало от одного из первых европейцев-колонистов, достигших берегов Северной Америки в 1620 году. По современным данным, все индейское население американского континента происходит от нескольких десятков человек, переселившихся из Азии.
Есть и другие варианты реконструкции истории, согласно которым в нашем прошлом уже имели место "бутылочные горлышки", когда человечество стояло на грани вымирания. Очень живуча, хотя и не особенно модна в настоящее время гипотеза о великих циклах истории: будто бы не в первый раз возникает на Земле мощная техническая цивилизация. Предыдущие ее волны разбились, почти не оставив следов. Последними отголосками оказались предания об Атлантиде и о Всемирном Потопе.
Сама по себе ситуация "робинзонады" смело может претендовать на статус архетипической, издавна укорененной в коллективной памяти человечества. Но вопрос о том, стояла или нет перед древними "робинзонами" задача возрождения погибшей цивилизации, трудно рассматривать всерьез, просто за отсутствием данных.
В этой статье мы сосредоточим свое внимание на сравнительно коротком временном интервале, а именно, с того момента, когда ситуация "робинзонады" нашла свое отражение в литературе.
Цель нашего анализа (мы начнем именно с литературных "робинзонад") - попытаться лучше понять то, как эволюционируют отношения человека и общества в его "цивилизационном" аспекте.
Мы сочли уместным подчеркнуть утопический характер литературных робинзонад. Как известно, само понятие "утопия" возникло благодаря знаменитой книге Томаса Мора. Там Утопией назывался фантастический остров, на котором якобы осуществилось идеальное государственное устройство. По аналогии утопиями стали называть все проекты идеального государства или общества. Думается, позволительно распространить аналогию и на другие идеальные модели, имеющие отношение к судьбам человечества. Это представляется тем более естественным, когда условия эксперимента подразумевают некоторое "обостровление", изоляцию.
Как уже отмечалось, суть "Утопии Робинзона" в том, что один человек, или небольшая группа людей, возрождает, по крайней мере, в основных чертах, ту цивилизацию, всякая связь с которой у него потеряна. Утопичность здесь не только в том, что герои чудесным образом избегают тысячи неблагоприятных случайностей, и одновременно их много раз выручают случайности счастливые. Гораздо существеннее верность ценностям той цивилизации, порождением которой они являются.
Интересно, что отношение самого автора "Робинзона Крузо" (и его героя) к ценностям цивилизации двойственно. Автору первоисточника часто бывает чужд пафос подражателей.
"... природа, опыт и размышление научили меня понимать, что мирские блага ценны для нас лишь в той степени, в какой они способны удовлетворить наши потребности... самый неисправимый скряга вылечился бы от своего порока, eсли бы оказался на моем месте и не знал, куда девать свое добро..." Для Робинзона Крузо на одном из первых мест - нравственные ценности.
Настоящий гимн технической цивилизации поет Жюль Верн, автор нескольких книг (в первую очередь "Таинственного острова") развивающих темы, близкие к теме "Робинзона Крузо". Ценности нравственные не уходят совсем, но отодвигаются куда-то на третий план. Откроем хотя бы оглавление "Таинственного острова":
Глава тринадцатая... Лук и стрелы. - Кирпичный завод.- Гончарная печь. - Кухонная утварь.-...
Глава пятнадцатая. ... - Вопросы металлургии. ...- Выплавка железа. - Как получить сталь...
Глава семнадцатая... - Применение серного колчедана. - Сернистое железо. - Как делается глицерин. - Мыло. - Селитра. - Серная кислота. - Азотная кислота. -...
Глава девятнадцатая... - Водопровод для нового жилища. -...
Иной вариант робинзонады - робинзонаду во времени - с присущим ему остроумием описывает Марк Твен. На этот раз герой попадает в прошлое, в Англию короля Артура и рыцарей Круглого Стола. И мы только через много лет после того, как в первый раз зачитывались "Янки при дворе короля Артура", замечаем в углу феерической картины скептическую улыбку автора.
Почему захватывающую историю почти удавшейся попытки превращения рыцарского средневековья в Америку конца 19 века рассказывает заводской мастер, которого огрел по голове ломом недовольный рабочий? А слова волшебника Мерлина в первый и последний раз переставшего быть смешным - перед самым концом повествования? Вот он склоняется над раненым Янки (которого, между прочим, в Камелоте прозвали Хозяином), на поле у входа в пещеру смердят 25000 трупов (трупов рыцарей, в своей готовности погибнуть ради нанесения минимального урона противнику чем-то напоминающих современных камикадзе) - печален, в сущности, итог попытки обогнать время - и шепчет: "Вы были победителями - вы побеждены!"
Технический прогресс обернулся гибелью миллионов в 20 веке. Марк Твен умер за четыре года до первой мировой войны. Но слова, вложенные им в уста малопривлекательного Мерлина, оказались пророческими.
В области социальных утопий в 20 веке наступает эра отрицания. Утопии сменяются антиутопиями. Е. Замятин, О. Хаксли, Дж. Оруэлл... Что касается "утопии Робинзона", она долгое время продолжает развиваться, так сказать, в положительном направлении.
Изменения затрагивают поначалу не столько идею возрождения утраченной цивилизации, сколько условия, которые привели к робинзонаде -- они становятся более катастрофическими. Не претендуя на полноту, назовем несколько примеров разработки этой темы.
Ф. Карсак, "Робинзоны Космоса" (1955). Маленький французский городок вместе с жителями оказывается на чужой планете в результате некоего космического катаклизма. Условия там, к счастью, похожи на земные. Люди сталкиваются с удивительными существами - летающими "гидрами", кентаврами и т.п. Вопреки всем испытаниям, жизнь постепенно налаживается, начинается освоение незнакомого мира...
Дж. Уиндем, "День триффидов" (1951). В этой книге гораздо острее ставится проблема непрочности достижений цивилизации. Глобальная катастрофа, едва не погубившая ее, произошла в результате сцепления нескольких случайностей. Сначала повсеместное распространение получили плантации триффидов - своеобразных хищных растений, способных самостоятельно передвигаться и убивать жертву с помощью ядовитого жгута, выстреливаемого на расстояние нескольких метров. Триффиды оказались чрезвычайно выгодными как масличные растения. За прочными оградами плантаций они, казалось, не представляли опасности. Потом, однако, в результате красочного метеорного ливня, сопровождавшегося неизвестным излучением, все, кто вышел полюбоваться зрелищем, ослепли. И тогда триффиды, оставшись без присмотра, постепенно вышли на волю...
Немногочисленные зрячие, те, кто по каким-то причинам не любовлася метеорами, плюс небольшое количество слепых, которым удалось спастись, преодолевая бесчисленные опасности, постепенно становятся на путь возрождения цивилизации.
Охватывающий сразу многие стороны жизни кризис (экологические проблемы, терроризм, утрата ориентиров, связанная с "глобализацией"...) ставит под сомнение ценность привычной нам технической цивилизации. Не ждет ли своих антиутопий утопия Робинзона? Первые опыты в этом направлении уже были...
Можно вспомнить рассказ Р. Шекли "Проблема туземцев" (1956). Герой сбежал на сверхскоростной космической яхте от прелестей цивилизации на необитамую планету и некоторое время наслаждался покоем. Вдруг на планету садится космический корабль весьма устарелой модели. Он принадлежит группе по-военному организованных "первопроходцев", весьма напоминающих пуритан, когда-то колонизировавших северную Америку. Они принимают героя за туземца. Когда "первопроходцы" надоедают герою своей бесцеремонностью, он умудряется сделать вид, будто в джунглях скрывается целое племя. Угрожая встать на тропу войны, в порядке мирного договора он получает в жены дочку предводителя поселенцев...
Мрачного сарказма исполнена знаменитая повесть Уильяма Голдинга "Повелитель мух" (1954). В результате авиацинной катастрофы на необитаемом острове оказываются дети. Робкие ростки "робинзоновского" отношения к ситуации вытаптываются разгулом жестокости и разрушения, вырывающихся на волю из душ, казалось бы, самых смиренных - мальчиков, поющих в церковном хоре.
Герой Шекли хотел всего лишь отказаться от ценостей цивилизации, не ища ничего взамен. У Голдинга мы видим тотальное сомнение в жизнеспособности этих ценностей...
Произведения конца ХХ века возвращают в игру религиозный аспект проблемы, присутствующий в "Робинзоне Крузо", но исчезнувший на время в период расцвета наиболее "позитивных" робинзонад (начиная с "Таинственного Острова").
Упомянем здесь "The Stand" (1990) Стивена Кинга ("Армагеддон" в русском переводе) и цикл, связанный с "Book of the Long Sun " Gene Wolfe (Джин Вульф, "Книга Длинного Солнца", на русский пока не переведен). В обоих случаях речь о группах людей, оказавшихся в изоляции, у Кинга в результате глобальной катастрофы (все остальное человечество вымерло), у Вульфа - пассажиров огромного межзвездного корабля, большого пустотелого астероида, своего рода плавучего острова, отправленного много поколений назад для колонизации отдаленной планетной системы диктатором, господствовавшим на Земле. У Стивена Кинга ситуация приводит к предельной поляризации добра и зла, на передний план выдвигаются именно религиозные вопросы, вопрос божественного вмешательства. У Джина Вульфа диктатор, с целью обеспечить выполнение задачи возрождения земной цивилизации на новом месте, установил среди колонистов особую религию, наподобие древнегреческой, с самим собой в качестве верховного бога (вроде Зевса), и членами своей семьи в качестве остальных олимпийцев. Их личности "скопированы" в суперкомпьютер, управляющий кораблем, им поклоняются в храмах, снабженных компьютерными терминалами. Время от времени они "являются" верующим и дают инструкции... Книга, однако, о том, что сколь угодно тщательно разработанный план не всегда срабатывает... С точки зрения тех аспектов "робинзонад", которые нас интересуют, речь идет, в сущности, о необходимости отбора - что следует сохранить, что следует отбросить в нашей цивилизации, так сказать, что "выдерживает испытание" робинзонадой...
Эта небольшая "пробежка" по литературным робинзонадам, в которой мы ограничились упоминанием тех из них, которые, на наш взгляд, сыграли в свое время роль образцов или внесли в свой жанр нечто новое (в действительности существуют сотни, если не тысячи. эпигонских произведений - см. например, сайт http://les-robinsons.chez.tiscali.fr/, где содержится обширная библиография), показывает, что сюжет живет и приобретает новые оттенки.
3
После этого краткого экскурса в область литературных робинзонад, взглянем на них более пристально как на эксперимент, призванный дать ответ на два вопроса - захотят ли "робинзоны" а если да, то смогут ли, возродить, хотя бы в основных чертах, утраченную цивилизацию. Литературные робинзонады окажутся с этой точки зрения лишь частным случаем, когда эксперимент в большей или меньшей мере осуществляется в воображении автора.
Робинзонады в наши дни пользуются популярностью. Растет (особенно на Западе) количество людей, увлекающихся "выживанием в экстремальных условиях" (survival ; это может рассматриваться как игра или своеобразный спорт). Робинзонады начали интересовать продюсеров "телереальности". Не означает ли это поворота от утопии к реальности и не опровергает ли наш тезис об утопичности самого жанра "робинзонады"?
Думается, нет. Несомненно, сам факт повышенного интереса к выживанию в экстремальных условиях весьма интересен, выявляя тайные страхи и характеризуя, так сказать, "моральное состояние" современного представителя цивилизации западного типа. Но при всем стремлении к "реалистичности", речь ни в коем случае не идет о "чистом" эксперименте.
В случае телешоу это не нуждается в доказательстве. Поведение участников, знающих о направленном на них внимании миллионов телезрителей, с гарантированным возвращением в лоно цивилизации, с подсказками и "материальной помощью" организаторов едва ли даже отдаленно будет напоминать поведение в рамках реальной "робинзонады". Разумеется, отдельные испытания могут быть очень трудными, как в отечественном "Последнем герое", но главная задача все равно - произвести впечатление на телезрителей. Во Франции большой популярностью сегодня пользуется шоу "Ко-Ланта" (по названию острова в Тихом океане). Лишь в качестве курьеза можно упомянуть одну из проблем, возникших перед организаторами - в поисках пропитания участники съели птицу, занесенную в "красную книгу", что привело к обращению в суд администрации французской "заморской территории", в юрисдикции которой находится остров.
Чтобы лучше оценить "чистоту" подобных экспериментов, попытайтесь вообразить, как хорошо могла бы функционировать социальная утопия при наличии достаточно больших инвестиций и, разумеется, в пределах заранее оговоренного времени...
Что касается модных игр на "выживание в экстремальных условиях", ключевым словом здесь, несомненно, является "игра". Заметим, что игра не обязательно является безобидной, она может быть даже смертельно опасной. Что отличает игру, так это следование определенным (пускай жестоким) правилам, "соблюдение конвенции". Определяются, в частности, критерии начала и окончания игры.
В играх "на выживание" требуется обычно продержаться заданное время в трудных условиях или выйти в указанный район. В принципе неудачливый (неумелый) участник может даже погибнуть, но цивилизация никуда не делась, отрыв от нее ограничен в пространстве и во времени.
Начальные условия включают тот или иной - минимальный или более обширный - набор продуктов все той же цивилизации.
Спору нет, необходимым условием того, чтобы реальная "робинзонада" не оборвалась в самом начале, является способность "робинзона" выживать в трудных условиях. В игре на выживание, однако, сама возможность возврата в цивилизацию не подвергается сомнению. Успех является функцией усилий участников и их умения пользоваться достижениями цивилизации. Она ведь никуда не делась, просто ненадолго отошла в сторону.
Посмотрим, из чего состоит "набор для выживания в экстремальных условиях", входящий в экипировку американского спецназа и рекламируемый на многих сайтах, посвященных "survival".
В него входит нож с десятидюмовым лезвием (тыльная сторона лезвия зазубрена и может использоваться в качестве пилки), в нейлоновых ножнах предусмотрено место для включенных в набор компаса, открывалки для консервов, точильного камня, силка для мелких животных, набора для обработки змеиных укусов, фонарика, спичек, скальпеля, иголок для шитья, перевязочного пакета, увеличительного стекла, рыболовных крючков, лески и грузил.
Что из этого набора легко может быть сделано "робинзоном" из подручных материалов? Разве что точильный камень и грузила. Примерно половину можно научиться кое-как изготавливать после долгой тренировки: силки, рыболовные снасти, иголки (надо еще подумать, чем шить). Разрешение пользоваться всем этим предполагает, что разрыв связей с цивилизацией - явление, четко ограниченное во времени. То есть, мы по прежнему находимся в пространстве игровой условности, и в этом глубокая утопичность подобных "робинзонад".
Желание своими усилиями восстановить, хотя бы частично, утраченную цивилизацию в том случае, когда надежда на возврат в зону цивилизации представляется нереальной - это критерий подлинного к ней отношения. Принципиальным моментом является именно отсутствие надежды, а не сведенные к минимуму материальные условия.
Второй вопрос - относительно способности это сделать, затрагивает не менее глубокую проблему - в какой мере каждый из нас является носителем цивилизации, в которой он вырос, то есть индивидуальный микрокосм отражает макрокосм цивилизации.
Сколько-нибудь обоснованный ответ на эти вопросы мы можем надеяться дать только по отношению к тем цивилизациям, которые нам знакомы - нашей собственной и тем, которые нас окружают - и только на достаточно ограниченном отрезке времени. Наибольший интерес для нас (не будем отрицать очевидного) представляет наш собственный случай. Цель данной статьи - открыть дискуссию, поставить вопросы, которые помогут нам лучше понять самих себя. Что может быть естественнее в этом плане, чем немедленно представить читателю мнение автора? Не претендующее на бесспорность, но подкрепленное все же кое-какими аргументами...
Мнени автора: для нашей цивилизации максимум сближения человека и общества (в разрезе двух упомянутых выше вопросов) уже пройден. Думается, он был достигнут где-то во времена Жюля Верна.
В литературных "робинзонадах" энтузиазм сменился скепсисом. Посмотрим теперь, какие нелитературные аргументы говорят в пользу этого мнения.
В одиночку (или в составе небольшой группы) трудно (или даже невозможно) восстановить сложные ритуализованные социальные отношения, если они играют существенную роль в "определении" данной цивилизации. По-видимому, это справедливо по отношению к европейской цивилизации на исходе средневековья, глубоко религиозной, основанной на сложной системе сословий, разветвленной, ритуализованной системе господства и подчинения.
Индивидуум (или группа людей), оказавшиеся в положении "робинзонов", просто не в состоянии были воссоздать эту систему отношений. Это не значит, что они обязательно были обречены на физическую гибель, скорее то, что выжившие даже приближенно не воспроизводили в малом масштабе ту цивилизацию, которую они потеряли. На переломе от средневековья к "новому времени", в эпоху Великих Географических Открытий, отношения в небольших группах, надолго оторвавшихся от метрополии, иногда деградировали в направлении архаических форм, иногда, порой одновременно, служили провозвестниками новой (и в социальном плане более простой!) цивилизации, которая сменила цивилизацию средневековья. В пояснение этой мысли можно упомянуть о пиратских республиках Карибского моря, где существовало рабство и где одновременно, впервые в истории, было введено нечто вроде социального страхования для увечных и престарелых пиратов.
Только в "новое время" (и то не везде и не сразу) индивидуализм был возведен в принцип. Фактически, только в индивидуалистической цивилизации современного западного типа на индивидуума "возлагается задача" быть представителем всего человеческого рода (ограниченного, впрочем, до тех, кто признает ценности самой этой цивилизации).
Насколько же индивидуум оказывается на высоте подобной задачи?
Как-то в руки мне попала книга под названием "Техно-химические рецепты". Это было пожелтевшее от времени антикварное издание. Рецепты, приводимые в книге, напоминали об оглавлении "Таинственного острова". В книге их было несколько тысяч. Практически все выглядели вполне осуществимыми, разве что определенные химические компоненты изменили наименование или вообще исчезли из продажи. Самым поразительным для носителя современного высшего образования, однако, было осознание того, что человек, хорошо освоивший эти рецепты (уровень науки и техники 19 века) при желании легко мог бы играть роль чудотворца в конце века 20 - и разумеется, в начале 21.
Это не преувеличение. Как чудо обычно воспринимается событие, где не удается распознать работу знакомых причинно-следственных связей. Но значительная часть "техно-химических рецептов" и связанных с ними принципов были давно и прочно забыты. Другие перешли в область специальных знаний, а в наше время узкой специализации представители разных специальностей редко общаются между собой. Невежество и вызывающая удивление доверчивость за пределами собственной области знаний являются скорее правилом, чем исключением.
Нынешние "Сделай сам" и т.п. пособия выглядят бледным подражанием этой антикварной книжке.
Само построение книги, стремление объять "все" в рядовом, в общем-то, издании, свидетельствовало о таком жгучем интересе к достижениям тогдашней науки и техники, к окружающему миру, который ныне сам может показаться чудом.
Разумеется, наше время уступает прошлому далеко не во всем. Интернет - отличный источник информации, пока к нему есть доступ. Так что последующие сведения о "Техно-химических рецептах" почерпнуты именно оттуда.
Расцвет "всеохватных" изданий сборников техно-химических рецептов приходится именно на конец 19 века (вроде William T. Brannt, William H. Wahl. The techno-chemical receipt book : containing several thousand receipts ..., изданной в США, аналогичных британских, немецких и французских изданий).
Русские переводы и компилятивные сборники, составленные по тому же принципу, начали появляться, как это водится, с небольшим сдвигом. Для начала двадцатого века, вплоть до тридцатых годов, характерен переход к "сериальному" принципу. Выпускаются сборники, каждый из которых содержит рецепты по сравнительно узкой тематике - например, серии сборников А. Г. Клинге, но тематика серии в целом остается очень широкой.
Издания этого типа печатаются в Советском Союзе еще в начале 30-х годов, например, "Спутник практика. Сборник техно-химических рецептов и производственных советов." Для более поздних публикаций (во всем мире, а не только в СССР) характерна еще более узкая специализация и обеднение содержания. Ссылки на наиболее интересные рецепты отправляют читателя к старым изданиям. Пестрота рецептов иногда, конечно, вызывает улыбку - среди них можно найти почти все, от золочения стали до окраски кроличьего меха под котика, приготовления абсента, истребления паразитов, среди которых, почему-то, фигурируют в одном списке кроты, домовые муравьи, тараканы и волки. В этих же изданиях, однако, найдут рецепты и желающие научиться изготавливать взрывчатые вещества.
Одно из немногих исключений - по качеству материала - на фоне продолжающегося упадка, это книга Н. М. Верзилина "По следам Робинзона" (первое издание 1946 г., существуют недавние переиздания).
Как бы то ни было, анализ эволюции содержания подобных сборников дает повод обратиться к вопросу, имеющему фундаментальное значение для успеха возможной "робинзонады" - изменениям в области образования, точнее, в какой степени полученные в процессе обучения знания помогли бы воссоздать нашу цивилизацию.
В этой области тоже имеет место множество "перекрещивающихся" тенденций. С одной стороны, весь девятнадцатый и большая часть двадцатого века проходят под знаком модернизации и расширения охвата образовательной системы - начальное, затем среднее образование становятся всеобщим, система обязательного начального образования охватывает сейчас даже большинство развивающихся стран. Модернизируется и содержание обучения. При сколько-нибудь углубленном анализе, однако, достигнутые здесь результаты представляются по меньшей мере неоднозначными.
Упрощая, можно противопоставить во многом устаревшую, грубовато-приблизительную, но цельную систему знаний - гораздо более современной, но поверхностной и распадающейся на осколки.
До шестидесятых годов двадцатого века школьное преподавание геометрии было основано на Евклиде. Преподавание алгебры, тригонометрии - на достижениях начала 19 века. Уровень школьной физики соответствовал приблизительно концу девятнадцатого века, хотя упоминались и новейшие достижения - энтузиазм в отношении научного прогресса не обошел и школу. Химии - началу двадцатого. Мы оставляем в стороне вопрос, в какой мере литература или история может помочь современному "робинзону", хотя, конечно, вопрос о том, чем стал бы заниматься тот или иной писатель, гарантированно оказавшись без читателей, представляется любопытным с психологической точки зрения.
С начала шестидесятых годов перед школьными программами была поставлена задача отразить современный уровень науки. Беда, однако, была в том, что в отличие от доброго старого Евклида то, что следует понимать под "передовой наукой", слишком часто меняется. Современные научно-технические идеи, взаимосвязь между ними, форма их организации, начный метод, сами являются плодом долгого развития, и их трудно понять, не освоив до некоторой степени предшествующих этапов. В школе, однако, на это нет времени. Хуже того, попытка поспеть за научно-техническим прогрессом привела к катастрофической потере наглядности и непосредственной применимости полученных в школе знаний.
Выучив евклидову геометрию, при помощи нескольких палочек можно научится производить довольно сложные измерения и геометрические построения, которые вполне могут пригодиться в обыденной жизни. Вполне может пригодиться и ньютонова механика. О пользе химии убедительно писал еще Жюль Верн. Но я бы хотел посмотреть на ученика, который сможет применить теорию относительности или векторную алгебру!
В ситуации коллективной робинзонады возникнет вопрос передачи знаний. Можно себе представить давнего ученика гимназии, излагающего внукам, никогда не учившимся в школе, геометрию Евклида. Но - смог бы он объяснить им векторную алгебру или теорию относительности? И зачем стал бы он это делать?
Космологические построения, основанные на теории относительности, вероятно, могли бы дать в подобной ситуации начало какому-нибудь религиозному течению. Квантовая механика - породить мистическую секту. Точные уравнения в таком случае были бы только досадной помехой.
Утрата общего представления о мире, соответствующего достигнутому современной цивилизацией уровню науки и техники может вести к невежеству -- знания отвергаются, как нечто чуждое, мешающее "просто жить" -- или к слишком узкой специализации. Узкий специалист зависит от специалистов в других областях и вряд ли сможет восстановить целое, оказавшись в ситуации "робинзона".
И в конечном счете мы оказываемся в гораздо худшем положении по сравнению с более-менее образованным представителем девятнадцатого века..
Не меньшие сомнения, нежели его способность, вызывает и желание современного человека, оказавшегося в систуации "робинзона", восстановить ту цивилизацию, которая его взрастила.
О широко распространившемся стремлении к одичанию говорит изобилие расплодившихся в Интернете "племен" ("tribes "), распространение таких практик как нанесение шрамов, татуировок, уже упоминавшиеся нами игры вроде "survival". Они мало что говорят о способности или желании восстановить элементы цивилизации в ситуации настоящей "робинзонады", однако вполне ясно свидетельствуют о наличии стремления к одичанию.
Недавние интересные исследования показали, что максимальное количество изобретений и открытий, с учетом численности человечества, имело место в конце девятнадцатого-начале двадцатого века... Это также косвенно подтверждает точку зрения автора.
Желая противопоставить экспериментальную "робинзонологию" литературной "утопии Робинзона" автор готов предложить каждому из читателей попытаться поставить (хотя бы мысленный) эксперимент над самим собой... Только все должно быть всерьез...