"Милая Ая, вот и пишу тебе. Прости-прости-прости, что не выходит высылать по письму настолько часто, как я обещал тебе перед отъездом. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы так и было, но вмешались непредвиденные обстоятельства, на которые мне никак не повлиять. Сразу хочу тебе сказать, что всё хорошо. Даже, пожалуй, лучше, чем мы с сестрицей планировали. Наш маршрут отклонился от намеченного и мы сейчас не в Дрговисте, как планировалось. Нас нанял управляющий лагерем рудокопов в приграничье с Хийманью. Как ты понимаешь, металлурги очень хорошо оплачивают оказываемые им услуги. К тому же, не могу не похвастать, нам совершенно случайно подвернулась, оказавшаяся также довольно прибыльной, работёнка в слободе Василевза Поднебесья (конечно же, ты о нём хоть что-то да слышала), с которой мы успешно справились. Так что, душа моя, все наши с тобой планы и насчёт того славного домика у опушки, и поездки в Рурстажку, я думаю, теперь исполнятся куда как раньше, чем мы с тобой рассчитывали.
Здесь нас до отвала кормят, мы в тепле и поводов для твоего беспокойства, как я уже сказал, совершенно нет. Рудокопы, с которыми мы работаем, оказались милейшей души людьми. К примеру, Чоботок пытался научить меня вчера, как можно прорыгать "Встретил я красавицу на озере у нас...", прямо точно попадая во все ноты и отбивая ритм ладонями по коленкам, а Слязин показал, куда именно нужно постучать при покупке металлических котелков и сковород, и какой при этом должен быть звук, чтобы отличить хороший металл от дешёвого сплава.
Больше особо и писать нечего, моя славная, нас с трёх сторон продувает всеми ветрами, а с четвёртой - вонючая топь. Следующая смена приедет только во второй половине Снегов, а ближайшая деревенька лежит, как мне рассказали, достаточно далеко отсюда, так что мы оторваны ото всех происходящих в округе событий (которых и нет вовсе, как мне кажется порой), а самые обсуждаемые происшествия - это кража нескольких кроличьих тушек со склада каким-то степным зверьём и вскочившие у Юйле на низу живота прыщи.
Что там у нас дома, моя ласковая Ая? Как отец? Поженились ли наконец Оглом со Стешкой? Как твоя учёба? Всё рассказывай мне без утайки, даже о том, о чём забыл спросить.
Мысленно горячо целую тебя на прощание, моя бесценная любимка. И, конечно же, большой тебе привет от Юнемиш".
Храдмирей для верности перечитал ещё раз всё написанное, аккуратно свернул бумагу в трубочку и засунул её в деревянный кожушок, лежавший на столике, где он только что шуршал палочкой для письма.
- Насочинял вранья? - раздался голос сестры, разбросавшейся с закинутыми за голову руками на походной разборной кровати у противоположного края палатки.
- Вранья тут совсем каплю. Передвинул наше местоположение на границу с Хийманью, да назвал Ниферя и его ребят рудокопами. Вот и всё враньё.
- Чувства неловкости нет?
- А с чего бы ему появиться?
- Любящие сердца ведь должны быть полностью открыты друг для друга, брат?
- Я не считаю, что я не открыт для Аи. Я ни о чём не умолчал, только лишь назвал кое-какие вещи не совсем своими именами. Это для её же блага, кому, как не тебе это понимать.
- Ты когда-нибудь расскажешь ей, как всё было на самом деле?
- Не думаю, - ответил Храдмирей после непродолжительных раздумий.
Младший Збро встал из-за стола, снял с крюка для одежды светло-серое шерстяное покрывало и набросил на себя. На улице стало гораздо прохладнее, чем в тот день, когда он с сестрой прибыл на эту прогалину. Вчера вечером, командующий даже разрешил разжечь небольшой костёр на свежем воздухе, на котором тут же были тщательно обжарены несколько, оказавшихся в итоге суховатыми, кроликов и заодно вскипячены ещё два котелка сока жемяды с мёдом для пользующейся успехом в этих местах настойки.
Храдмирей присел на край своей кровати и скрестил ноги, ещё плотней укутываясь в колючую шерсть:
- У самой-то нет этого самого чувства неловкости?
Юн повернула лицо в сторону брата и вопросительно приподняла брови.
- Я про вечер в гостевом дворе. Как там он назывался? "На холме"?..
- Вон ты о чём, - лениво протянула девушка. - Снова будешь учить меня жизни?
- Да что о ней знает-то, о жизни этой, твой младший неразумный братец, - с отчётливым сарказмом отозвался парень. - Знаешь, этот дядька хоть и был гораздо старше тебя, но по сравнению со всеми теми, с кем ты обычно оказываешься в койке, он показался мне, чуть ли не самым обходительным и порядочным. Насколько эти слова вообще применимы ко всему сброду, который собирается в таких заведениях.
- Да, он был неожиданно очень ласков и заботлив. Наверное, даже чересчур.
- Это замечательно, - младший Збро почесал подбородок. - Это замечательно?
- Это... Это как-то непривычно...
- Может быть, ты не просто понравилась ему, а что-то чуть большее?
- Братишка, мы познакомились с ним вечером, а ранним утром мы уже скакали сюда, о чём ты говоришь? Я совершенно не знаю, что он такое, он даже и не догадывается, какая я на самом деле, - фыркнула Юнемиш.
- Я говорю о том, что порой иногда даже за такое короткое время понимаешь, что нечто в этом малознакомом человеке есть... твоё... такое долгожданное...
Старшая Збро ничего не сказала в ответ..
- Я иногда искренне ненавижу тебя, сестрица. Я уверен, что среди тех, с кем ты так в своё удовольствие поразвлеклась, была пара не самых плохих людей, которые не заслуживали такого с собой обращения. Они просто не устояли перед тобой. Ты прекрасно осознаёшь, что на тебя просто невозможно не клюнуть.
Девушка продолжала безмолвствовать.
- Но и совсем уж спокойно наблюдать за тем, как ты, беспечно улыбаясь, заводишь свою жизнь в никуда, у меня не выходит. Ты могла бы без каких-то особых усилий сойтись с каким-нибудь надёжным мужчиной, зацепиться наконец за кого-то.
- Спасибо, что присматриваешь за своей непутячей сестрой, Хроша, - устало зевнула Юнемиш, поворачиваясь на бок. - Сегодня у нас ответственный вечер. Нужно как следует отдохнуть.
Храдмирей ещё какое-то время смотрел на лицо, свернувшейся в клубок под накидкой музыкантши, на русую косу, прижавшуюся к бледной шее, на безмятежно прикрытые веки и реснички. Затем он беззвучно поднялся и вышел наружу с покрывалом на плечах. Изо рта тут же вырвалось облачко пара, влажный воздух осел крохотными каплями на непокрытых пальцах и щеках. Начавшая клониться к закату Ярь, пробивалась алыми лучами сквозь нестройное нагромождение сизо-рубиновых облаков, надвигавшихся из-за Нагорья. Лагерь, обильно усыпанный листвой всех оттенков жёлтого и красного, сосредоточенно подготавливался к грядущему вечеру: кто-то проверял и подтягивал ремни на обмундировании, Сиймлетка что-то усердно выковыривал из подковы своей лошади, три человека, склонившись над ящиком, из которого торчала разворошённая солома, негромко перешёптывались, Бесбей вместе с Щебряком и молодым парнишкой, имени которого Хро до сих пор не узнал, складывали разобранные палатки, сложенные походные кровати и прочий скарб отряда под плотную ткань, укрывавшую три вместительные повозки.
Збро подошёл поближе и приподнял руку в приветствии. Маныша не было весь предшествующий день, и музыкант увидел его впервые за сегодня.
- Всё в силе, как условливались позавчера на совещании у командира? - поинтересовался Храдмирей.
- Да, вашество, никаких изменений, - с натугой пропыхтел Бесбей, принимая от Щебряка очередной увесистый заколоченный ящик. Уложив его куда-то в глубины телеги и смахнув со лба капли испарины, он обратился к напарникам. - Как насчёт передышки? Чуток спину распрямить бы, да локти расхрустеть, - в подтверждение своих слов он резко распрямил руки, раздался явственный двойной щелчок.
Напарники не имели совершенно ничего против. Щебряк уверенным шагом направился к котелку с янтарно-маслянистым варевом, висевшим над едва угадывавшимися остатками костра, парень засеменил в сторону сооружённого поодаль от лагеря отхожего места. Маныш уселся на один из загруженных ящиков и свесил ноги с борта, разминая себе крепкими, как у землепашца, пальцами шею.
- Вечер выдастся тот ещё, - указал взглядом в сторону клубящихся туч Храдмирей.
- Это последний вечер в этой каше из грязищи, господарь, перетерпим его и заживём, заживём по-людски снова.
- С приходом ночи, по сигналу большая часть отряда во главе с Ниферем направляется к излому у Нагорья. Мы с сестрой вместе с ними и под их прикрытием делаем своё дело, после чего в сопровождении Слязина и Чоботка возвращаемся к тебе, Бесбей.
- Грузитесь на повозки, и мы выбираемся на Государев Путь. Одна телега идёт на Чёсичаа, вторая поворачивает на Белый Шиб, а оставшаяся сплавляется у переправы по Яти, - Маныш сделал паузу, ожидая того, что музыкант подхватит разговор. Этого не произошло. Тогда он взял бразды в свои руки. - В которой будете вы, господарь?
- В той, что быстрее всех доставит нас к бадье полной горячей воды и тёплой постели.
- Тогда вам по пути с Щебряком будет, - уверенно заявил Бесбей.
Вспомнив, как непросто вытянуть слово из этого приземистого неулыбчивого мужика, Хро мысленно поблагодарил высшие силы за такую намечавшуюся компанию. Его собеседник меж тем продолжал:
- Он вас живо в Чёсичаа домчит. Городишко, конечно, не самый зажиточный, но уютный и безопасный. Голова там у них хороший, хозяйственный. Хотя так не всегда было, до восстания там чуть ли не воровская столица Старого Забейга была. Да что там говорить, если тамошние карманники однажды кошеля уволокли у всей у верхушки какого-то воровского собрания в столице. Вы такое представляете? У главных над ворами срезали кошеля! - Маныш, гогоча, хлопнул себя с размаху по колену. - Охоронцы государевы в Чёсичаа чуть ли не день, да каждый день рыскали. Но уж если вам требовался кто-то для не самых законных дел или тот, кто смог бы разнюхать, что угодно и где угодно, то лучше места для найма умельцев такого роду не найти было. Курюпа откуда начал свой знатный круг почёта? Где он орал на спор со всей воровской знатью: "Я умыкну в каждом городе ровно столько, чтобы, когда вернусь сюда на следующие Травы, из всей этой драгоценности выложить дно в пригородном озере сплошь синью да бирюзой!" Да-а, в Чёсичаа всё это начиналось. И ведь почти получилось у паршивца! А Вишнивця Щипач откуда родом? Тоже из этих краёв. И особливо зайдите в местечко под названьем "В пироге крысиный хвост!" на главной площади. Там просто бесподобный наваристый суп с зеленью, специями и говядиной подают. А какие там сырные шарики, да таким шарикам место на столе правительницы, не меньше! - Маныш, окончив проникновенные размахивания руками, уставился на младшего Збро, тот смотрел без особого восторга куда-то над грязно-бурыми вершинами берёз и елшин. - Я-то сам на Белый Шиб поверну, вашество. А там и до дома недалеко совсем. Если у меня всё как надо сойдётся, глядишь, морозы у очага встречу с дочуркой на коленях. Старые люди, по им одним ведомым приметам, говорят, что Снега на этот раз мягкие будут: холода прижимать не должны бы, а сугробов навалит изрядно, прямо от души. В старших своих я уверен: к моему приезду и дров будет наготовлено, и свининка в коптильне уже висит, думаю, и крыльцо расшатавшееся подновлено. Я с ними построже обхожусь. Хворостиною, конечно, постоянно не размахивал, когда они малые были, но они у меня ещё с тех пор выучены только на себя и надеяться. Материнской ласки они недополучили, что там говорить, но теперь, с моим-то воспитаньем, не пропадут. Были б родственники какие у нас толковые, эх. Так нет же, только брат мой, да дядька остались. Да и то, что толку-то? Братец мой не просыхает, а дядьке, что-то за восемьдесят годин. Я точно не знаю. Того и глядишь, не сегодня так завтра пёрнет - да сердце и встанет...
- Ну что, Бесбей, поклажа сама-собой в возы не ляжет, через борта не перекинется, - раздался рядом басовитый голос Щебряка. - Вот и Киштиця уже управился, я вижу, - он повернулся в сторону возвращающегося парня, на ходу застёгивающего штаны и подпоясывающегося. Малец резво закивал головой в ответ.
- Эх, видать, утомил я болтовнёй своей вас, господарь Храдмирей, - неохотно заметил Маныш, который явно был не прочь рассказать, чем ещё славится его родня.
- Это было очень познавательно. Действительно. Очень. Пойду и я продолжу приготовления к нашему мероприятию, - разворачиваясь, подытожил граец. За спиной раздалось кряхтенье взбирающегося обратно на телегу Бесбея.
Внутри палатки ничего не изменилось: сестра спала или делала вид, что спит, полутьма хозяйничала в углах, опостылевшая сырость мокрой земли пыталась пробраться за шиворот. Хро задумчиво почесал подбородок и улёгся на свою койку, заложил руки за голову, расслабил сначала ноги, потом мышцы спины. Исчезло напряжение век, в голове не осталось ни единой мысли. Лёжа на плотной бордовой ткани, младший Збро устремился прочь во все стороны сразу с этой утопающей в грязи и опавших листьях поляны...
Его привела в себя девичья рука, зажавшая широкий нос Храдмирея.
- Нам пора, - прошептала Юн, набрасывая длинный кожаный плащ и поднимая воротник. - Снаружи - ласковый дождик.
Холщовые стены и крыша ходили ходуном под налетавшими порывами ветра, масляный фонарь на перекладине, поскрипывая, раскачивался из стороны в сторону, тени ритмично двигались в своём ритуальном танце. На улице грохотали потоки воды вместе с раскатами грома. Музыкант поморщился, представляя себе, что снаружи сейчас творится и полез в поклажу, намереваясь извлечь оттуда свой плащ и высокие сапоги. Когда Хро был почти одет и оставалось только лишь прикрыть непослушные кудри треуголкой, во входной проём протиснулась насквозь промокшая голова Сиймлетки с налипшими на лоб длинными рыжими прядями:
- Командир ждёт вас.
На поляне происходило что-то неописуемое. Струящиеся по земле потоки отделяли друг от друга островки тёмной, блестящей в отсветах молний жижи. Низко-низко над остатками лагеря нависал мрачный пурпур облаков, выхватываемый из тьмы ослепительными всполохами. Довершал неприглядную картину не пойми какой ветер, непредсказуемо налетавший отдельными порывами разной силы.
Во всём лагере неразобранными оставались лишь убежище игрецов и шатёр Ниферя. Бесбей со своим окружением метался в углу поляны, запихивая что-то небольшое и трудноразличимое в повозки, накрытые плотной тканью, которая была чуть раньше палатками членов отряда. Нервно ржали лошади, выгарцовывая у коновязи.
Чтобы добраться до командующего, пришлось скакать по незатопленным участкам жирной земли, мгновенно гадостно прилипающей к сапогам. Под куполом, как выяснилось, собрались все, кроме занятых снаружи Маныша, Щебряка и Киштицы. Шестнадцать мужских фигур в лёгком обмундировании, без каких бы-то ни было знаков различия и принадлежности к армии какого-либо государства, с великолепной забейгской сталью в ножнах, сгрудились полукругом перед своим командиром, над головой которого коптила лампа. Всё нехитрое наполнение шатра было заблаговременно погружено в телеги, поэтому места хватало всем, хоть и приходилось дышать в затылок друг другу.
- Подходите ближе. Становитесь прямо вот тут, передо мной, живей, - ткнул пальцем Ниферь на то место, где ему хотелось видеть музыкантов, едва заметив вошедших с высоты своего роста.
Забейгцы расступились, насколько это было возможно, образовывая узенький проход, но продираться по нему брату с сестрой пришлось всё же боком. Оказавшись перед Шомолецким, Юнемиш вздохнула свободней и оглянулась назад: "Тут и комару-то не протиснуться".
- Славные защитники Забейга, - развёл руки Ниферь, - на наши плечи снова легла задача, которая по силам только особому отряду. Не безустанным конникам Куйка. Не всесильным рубакам из Рурстажку. Даже не столичным Бездушным. Никому из них! Только нам! И, знаете, что я вам скажу, побратимы?! Каждый из вас ясно, как никогда, знает, что он должен делать. Каждый из нас - часть несокрушимого, скрытного и бесстрашного единого целого! И даже это говённое блядство, которое нам сейчас подкинуло сраное восточное небо, нам на руку! Культисты и при свете, безветрии, да тепле не слишком уж регулярно обходят эти нелюдимые скалы. Так кому же из них придёт в голову подняться на гребни сейчас? Никому. Никому, кроме нас! Этой ночью мы запишем на свой счёт, в историю Забейга ещё одно, казавшееся всем невозможным великое дело! Во славу Рёзлав! Чтоб у брежунцов кишки поразрывало! Во славу Рёзлав! - Ниферь удивил Юн своей горячей проникновенностью. Однако командующий, бесспорно, знал, что нужно сказать сейчас своим людям и с помощью каких слов это сделать: речь главного возымела своё воодушевляющее действие.
- Во славу Рёзлавы! - со страстью в голосах отозвались подчинённые Шомолецкого.
- Во славу Рёзлав! - подняла вверх кулачок Юнемиш, незаметно подтолкнув пяткой брата.
- Во славу, - буркнул Храдмирей после тычка.
- По коням! - прогремел Ниферь.
Все устремились к выходу. Как заметила Юн, запрыгивая на свою пепельную Задрыжку, их уютная, утеплённая палатка, в которой было так приятно коротать время, кутаясь в мягкое покрывало, была уже на три четверти разворочена Бесбеем, Щебряком и их юным подручным. Девушке только и оставалось жалостливо вздохнуть. Правда, в следующее же мгновение все лишние мысли выветрил из головы очередной порыв болезненно холодного воздуха, добравшийся до шеи и щёчек, и оставивший на них россыпь совершенно неуместных там капель-бисеринок. Юнемиш расторопно натянула чёрный шарф чуть выше кончика носа так, что на виду остались только переносица и поблёскивающие при всполохе очередной молнии глаза, и надвинула плотней на лоб треуголку.
Отряд тем временем выдвинулся. Всадники выстроились попарно в два параллельных ряда. Грайцы оказались ближе к хвосту вереницы. Перед ними маячили две мощные спины, затянутые в кожу, под которой угадывались очертания металлического панциря. С этого ракурса трудно было сказать, кому из людей Ниферя они принадлежали. Зато сзади, след в след за братом и сестрой, совершенно точно неслись назначенные присматривать за ними Слязин и Чоботок. Петляя между берёзами, теряющими под промозглыми дуновениями всё больше и больше листьев из своих порядком истрёпанных крон, забейгцы вырвались из лесополосы. На просторе скорость пришлось сбросить: копыта растревоженных лошадей вязли при каждом шаге, взрывая при этом целые фонтаны рыхлой земли. Упорядоченный строй сохранять стало ощутимо труднее. Вокруг перекатывались белёсо-бурые волны высокой степной травы. На горизонте, куда скакуны несли своих седоков, громоздились очертания гор с изломанными, притуплёнными пиками. Некоторое время спустя, вздымающееся бесконечье трав по обе стороны от конников начало разбиваться о разбросанные то тут, то там крупные валуны и верхушки скальной породы, выбивающейся из-под земли. Камень был стар, выщерблен, нередко в трещинах, с обломанными краями. Подковы лошадей забили уже не по липкому глинозёму, а по раскрошившейся от времени на камешки и красноватый песок горной тверди. Ветер к этому времени основательно поутих, да и дождь молотил по спинам, гривам и головам уже далеко не столь неистово. Слева у горизонта появилась тоненькая светло-сиреневая полоса разрыва между тучами. Отряд изогнулся дугой, поворачивая в противоположную от просвета сторону. По правую руку от всадников из тьмы выросли обваленные стены здания с завалившимся внутрь полусгнившим каркасом сожжённой давным-давно крыши и исчезли за спиной призрачным напоминанием о временах Затмения. Ещё довольно долго, на взгляд Юнемиш, не происходило ничего интересного. Ничего кроме непрерывной скачки, как вдруг две неопознанные спины впереди резко остановились. Девушка не успела так же быстро на это среагировать, и ей пришлось резким рывком поводьев увести лошадь в сторону, избегая столкновения.
- Да что ж за... - процедила сквозь зубы старшая Збро.
В голове вереницы наблюдалось какое-то движение, люди спешивались, звякая железом. Оттуда же раздался ехидствующий голос Ниферя: "Вот она - жопа цивилизованного мира!".
- Мне кажется, что мы на месте, - подал над ухом голос Храдмирей, подъехав сзади.
Спрыгнув с Задрыги, Юнемиш вытащила из сумки, притороченной к седлу, чехол со своим инструментом. Дождь к тому моменту еле-еле накрапывал. Стряхивая налипшие на мокрое обмундирование листья, подошёл Ниферь:
- Лошадей мы оставим здесь, а сами пешком отправимся поближе к излому.
- Будь по-вашему, - пожала девушка плечами, подзывая пальцем брата. - Нам ещё топать, - обрадовала она его, когда тот подошёл со своим чехлом в руках. В ответ Хро только плотно сжал губы и очень выразительно обвёл испепеляющим взглядом всю компанию.
Лошадей привязали заранее приготовленной бечёвой друг к другу, в результате чего получилось нечто, напоминающее караван, во главе которых торговцы стирают в пыль кладку дорог, прокладывая свои пути от городов к сёлам и обратно. Сторожевать оставили Слязина, а остальных Ниферь повёл за собой.
Как оказалось, оконечная точка путешествия располагалась не так уж и далеко. Быстрым шагом добравшись до валуна размером с небольшой дом, группа притаилась за ним. Ещё на подходе, уже совершенно привыкшие к ночной тьме глаза Юнемиш, начали оценивать окружение и объём работы. Командующий привёл их на самый край излома, раскинувшегося в обе стороны до самого горизонта, на сколько хватало глаз. Впереди, сразу же перед горным кряжем, зияла расселина на тысячу шагов, или около того, о глубине которой, при нынешнем недостаточном освещении, можно было только догадываться. С края обрыва вниз беззвучно срывались мутные красноватые ручейки. Из бездны, тем не менее, в нескольких местах поднимались в небо перекрученные столбы скальной породы, словно изувеченные болезнью, искорёженные пальцы гигантов. На них девушка задержалась взглядом чуть дольше.
- Хммм, - оторвавшись от созерцания, многозначительно выдавила она из себя наконец.
- Есть сложности? - живо поинтересовался не отходящий ни на шаг от музыкантов Ниферь.
- Небольшие изменения в плане, - повернулась к нему молодка.
- Насколько небольшие? Теперь это займёт больше времени, чем предполагалось? - командующему услышанное явно пришлось не по душе.
- Наоборот, теперь мы справимся быстрее, чем я думала. Вон та возвышенность, - Юн указала на один из самых больших столбов, располагающийся приблизительно на полпути к противоположному краю излома. - Мы наиграем переход к ней, вы с парнями доберётесь туда, переждёте, пока мы соорудим продолжение до той стороны и всё. И великое дело записано на ваш счёт.
- Так нам, что ж, там на виду, как стаду баранов на заклание посреди чистого поля торчать надо будет? - Ниферь продолжал гнуть своё.
- Господарь Шомолецкой, я предлагаю вам самый удобный и быстрый способ. Два мостика помельче займут куда как меньше времени и отнимут у нас не так много сил, чем если мы начнём громоздить сразу один большой, - Юн сощурила глаза, примериваясь к противоположной стороне расселины. - К тому же, я мало что вижу в этой темени. А мне нужно видеть всё: где будет начало, куда лепить хвост.
На лице Шомолецкого при этих объяснениях не проявилось особого удовлетворения от услышанного.
- Не доверяете вы нам. Не доверяете, - приблизился со спины к сестре и положил ей руку на плечо Храдмирей. - Совершенно зря. Ведь вы оставляете с нами своих людей не только, чтобы обеспечить нам защиту и вывести затем отсюда. Если хоть что-то пойдёт не так, они должны будут мгновенно нас образумить. Только вот не знаю, каким именно способом. Но точно могу сказать, что церемониться с нами не будут. Я прекрасно знаком с таким складом людей, как вы и знаю, что вы перестраховываетесь всегда и во всём.
Ниферь не сводил немигающих глаз с музыканта и не пытался его перебить. Младший Збро продолжал:
- Но это было с самого начала совершенно излишне, господарь Шомолецкой. Пять тысяч сини каждому из нас служат лучшей гарантией того, что мы с сестрицей постараемся на славу. Да и зачем нам хоть в чём-то переходить дорогу правительнице Рёзлав? Вы сказали нам ровно столько, сколько нам нужно было знать, но совсем нетрудно догадаться, что здесь и сейчас намечается что-то довольно серьёзное. Высокие титулы играют в свои подковёрные игры, а мы хотим просто хорошо заработать. Нам действительно нужны средства. Мы не суём свои носы дальше положенного, просто отдайте нам бумаги на получение оговоренной суммы после выполнения нашей части уговора и разойдёмся навсегда.
Ниферь порывисто махнул рукой, давая добро:
- Да, господарь Храдмирей, всё верно подмечено. И я не делаю из всего этого такого уж секрета для такого проницательного молодого человека, как вы. Но я, как представитель государства и Народной Армии, имею полное право на определённую степень недоверия к вам, учитывая те обстоятельства, которые давно имели место быть между вами, господарь граец, и моими единомышленниками на севере. Начинайте.
Всё же размеренный и рассудительный тон младшего Збро нередко гасил едва-едва начинавшие разгораться искорки взаимных подозрений и упрёков.
Юн, высунувшись из-за валуна, чтобы тот не перекрывал обзор, сбросила и разложила под собой сухой подкладкой кверху свой плащ. Выше пояса на ней остался приталенный кожаный жилет и бордовая плотная рубашка с длинным рукавом. Поплотней затянув на шее шарф и забросив его длинные концы за спину, она сняла треуголку, позволив упасть русой чёлке на лоб и разбросаться косам по плечам. Следующим движением девушка распустила шнурок на продолговатом футляре и достала из него четыре продолговатых цилиндра из охрового металла с отверстиями на боку и креплениями на концах. Скрутив их между собой, музыкантша, начала продувать тёплым воздухом получившуюся в итоге нехитрую флейту, мигом затерявшуюся бы среди точно таких же простых на вид не слишком дорогих товарок на лотке кочующего торговца всякой всячиной. Хро, примостившись рядом с сестрой на краешке плаща и привычно скрестив под собой ноги, раздеваться не стал. Лишь расстегнул верхнюю пуговицу воротника. Растерев как следует руки друг об друга и, проделав пальцами несколько ловких пассажей для разминки, он в свою очередь извлёк из мешковатого чехла вычурный звонарик. Инструмент являл собой яркий образчик народного творчества: перекладины, образовывающие треугольную костяную основу, на которую крепились металлические пластинки разной длины, изображали трёх водяных змеев, которых, как гласили стародавние сказания, легендарный основатель Старого Забейга Василевз Грубый захомутал и впряг к носу своего корабля. Вырезаны животины были с изрядным тщанием, прямо до волосочка в холёных гривах. Сам металл пластинок нежно светился в ночи насыщенным изумрудным сиянием. Аккуратно положив эту драгоценность себе на бёдра, Храдмирей вытряхнул из рукава два молоточка для игры. Они были полностью сделаны из точно такого же материала, что и звонарик и отбрасывали на руки и лицо, склонившегося над ними музыканта зелёные отблески.
Юнемиш тем временем, зажимая пальцами в одном ей известном порядке отверстия на флейте, отрывисто взяла несколько нот подряд и в довершение наиграла протяжную переливчатую трель. Оставшись удовлетворённой услышанным, она бросила брату, полуобернувшись:
- Вступишь, когда сменю тональность.
Не дожидаясь какого бы то ни было ответа, которого, впрочем, так и не последовало, старшая Збро закрыла глаза, подняла лицо к угрюмо-сизому небу и приложила флейту к губам. До ушей окружающих донеслись первые протяжные звуки. Мелодия была очень простой, чуть ли не из трёх нот, которые медленно сменяли друг друга. Ниферю, который крайне редко видел игреца в действии, подумалось, что слухи о необычайной красоте музыкальных ритуалов явно преувеличены впечатлительным простонародьем. Причём немало. Девушка продолжала извлекать монотонную музыку из своего инструмента, опустив медленно голову вниз до упора. Прошло какое-то время. Нот постепенно становилось больше, уже около пяти, игра стала менять динамику, непредсказуемо становясь то тише, то громче. Ниферь чуть скосил взгляд на парня: Хро в это время сидел беззвучно, выпрямившись над звонариком, и отрывистыми, точно отмеренными движениями размахивал молоточками над пластинками, не касаясь их, подстраиваясь под задаваемый сестрой ритм. Шомолецкой внезапно осознал, что мысленно отсчитывает вместе с ним: "Раз, два, три, пауза, четыре, пять, длинная пауза, шесть, семь, восемь, девять. Раз, два, три, пауза, четыре, пять, длинная пауза, шесть, семь, восемь, девять...". Юнемиш начала постепенно раскачиваться из стороны в сторону круговыми движениями, хаотично вращая головой. Флейта уже не усыпляла, она вселяла беспокойство и тревогу. Раздавались внезапные высокие триоли, сменяемые низким, дребезжащим звуком, за которым следовали вычурные трели на всём диапазоне инструмента. Неискушённому слушателю казалось, что всё это нагромождение звуков не должно было восприниматься гармонично. Но мелодия существовала, она связывала воедино эти разрозненные, на первый взгляд, части, никогда словно и не принадлежавшие единому целому. За музыкой было трудно уследить, целенаправленно вслушиваясь в неё, устремлённо пытаясь найти закономерность звучания. Но стоило лишь расслабить разум и начать воспринимать игру, как что-то на заднем фоне, как нечто ненавязчивое и не требующее внимания, как всё тут же становилось на свои места: ускользающая гармония без сопротивления давала себя уловить. Ощущения были крайне странными.
Ниферь, заслушавшись, потерял ощущение времени, постукивая указательным и средним пальцами по щитку на бедре. Отрезвили его резкие удары Хро по звонарику. Главный встряхнул головой и, придав инстинктивно лицу каменное выражение, строго оглянулся на подчинённых. Это оказалось совершенно излишним, никто не заметил мимолётной потери бдительности своим начальником, четырнадцать отборных защитников Забейга находились в ничуть не лучшем состоянии, чем их командующий мгновение назад. Мужичьё заворожено и пристально ловило каждый взмах рук Храдмирея или наклон головы Юнемиш.
Каждый раз, когда молоточек опускался на металл звонарика, вспыхивал изумрудный свет, и в воздух поднималось неисчислимое количество мельчайших бледно-зелёных частичек, больше напоминавших какую-то чудную пыльцу заколдованного цветка из детских сказок. Звуки, издаваемые флейтой Юн, стали заметно выше и пронзительней. Ниферь припомнил: "Сменила тональность, наверное". Лязганье, позвякивание и перезвоны ритмического рисунка младшего Збро сплелись с разливающимися, накатывающими волнениями воздуха вокруг Збро старшей. Брат словно заключал в жёсткий и прочный угловатый каркас безграничное, неостановимое буйство импровизации сестры.
И тут на границе излома засияло призрачно-голубым. Сначала это было просто бесформенное облако, которое неравномерно клубилось на краю обрыва, напоминая по форме командующему, то морду пучеглазого оленя с раскидистыми извивающимися рогами и истерично распахнутой кривой пастью, то безголовую семиногую фигуру, кружащуюся вокруг себя в упоённом танце и объятую лазурным пламенем, наконец, когда васильковый профиль стоящей на задних ногах в героической позе свиньи в развевающемся плаще плавно принял облик распластавшегося женского силуэта какой-то пухлой шляндры с призывно раскинутыми ногами и всем самым интересным навыкате, только тогда Ниферь плотно зажмурился, старательно потёр веки и проморгался. Когда он открыл глаза, то душевнобольное облако уже перестало им быть: светло-голубого цвета мост, каким когда-то был и небосвод до Затмения, стремительно на глазах удлинялся, всё больше и больше нависая над пропастью. Шомолецкого несколько смутили его размеры, ширина - в достаточно большой человеческий шаг, и отсутствие хотя бы каких-то поручней. Со стороны наигранное выглядело, как тонёхонькая, не внушающая доверия арка, перекинувшаяся над непомерно огромной разверзнутой бездной. Главный похлопал по плечу Юйле, кивнув в сторону творения грайцов. Тот проворно подобрался к его началу и ощупал рукой голубое свечение, потом простучал костяшками пальцев и наконец, взобрался на него, сделав пару уверенных шагов. Повернувшись к Ниферю, солдат потряс кулаками обеих рук, согнутыми в локте, что обозначало отменную прочность эфемерного строения.
- На ту сторону, - обведя взглядом всех присутствующих, выдохнул Шомолецкой.
Отряд, позвякивая горными крюками, которые свисали с пояса каждого, растянувшись в линию, устремился быстро и хищнически крадучись в сторону арки. Сам же командующий достал из-за пазухи сложенные вчетверо бумаги и засунул их в чехол от инструмента Хро. Чуть задержавшись, Ниферь последний раз взглянул на музыкантов: Юн, не отрывая флейту от губ, вертела головой из стороны в сторону, как будто бы яростно отказывая невидимому собеседнику, поднимала и опускала, то одно плечо, то второе и порой начинала кругами раскачиваться вокруг своей оси, при этом глаза её не моргали и остекленело, словно в трансе, несмотря на все телодвижения, замерли на выигранном переходе над изломом. Хро, с закрытыми глазами и удовлетворённо приподнятыми уголками губ, склонил голову на правый бок и, знай себе, постукивал по металлу звонарика, ласкаемый не от мира сего изумрудным сиянием. Командующему показалось, что под прикрытыми веками глаза юноши непрерывно вращаются. Ниферь не испытывал ни чувства прекрасного, ни благоговения перед необъяснимым действом, ему было не по себе и хотелось лишь быстрее пересечь мост, чтобы оказаться подальше от происходящего здесь и сейчас. "Больше никаких дел с грайцами", - зарёкся главный, разворачиваясь вслед за своими людьми...
Юнемиш опустила руки на плащ под собой и глубоко вдохнула.
- Забавное зрелище. Тебе не кажется? - потирая порозовевший и посапывающий от прохлады кончик носа, усмехнулась девушка.
Храдмирей выглянул из-за спины сестры. На не слишком большом каменистом пятачке было не протолкнуться. Силуэты забейгцев сливались в одно бесформенное пятно с хаотичной мешаниной рук, ног и голов. Приглядевшись чуть внимательней, можно было рассмотреть, как некоторые члены отряда, которым не посчастливилось оказаться на самом краю, вынуждены с определённым усилием удерживать равновесие, изредка выставляя перед собой руки для баланса. А над всем этим из гущи столпотворения возвышалась легко узнаваемая долговязая фигура Ниферя с длинной шеей и узкими плечами.
- Оставим их в таком виде? - приподняв бровь, заговорщически прошептала Юн.
- После чего Чоботок распотрошит брюхо мне, снесёт челюсть тебе и оставит нас в таком виде, - бесстрастно почесал подбородок Хро.
Молодка наигранно скривилась. Выдохнув облачко серебрящегося пара и растерев бледные щёки, девушка всё же сжалилась:
- Мальчишки уже, наверное, волнуются там. Начинаем вторую часть выступления для флейты и звонаря посреди говённого блядства в жопе цивилизованного мира? Подхватишь за мной, братишка.
Храдмирей приподнял свои мерцающие молоточки...
Последние клоки полупрозрачного василькового тумана тяжело опускались вниз, напоминая действие дым от множества костров, как если бы кто-то сумасбродный добавил в хворост неуместный краситель. Ниферь в сопровождении своих подчинённых уже довольно давно скрылся в нагромождении старых, разваливающихся камней и расселин с острыми краями на той стороне излома. Судя по всему, дело прошло успешно, и всё было завершено как раз в срок. Малиновые отблески на пиках хребта говорили о том, что вот-вот из-за него ударят лучи восходящей Яри, окрашивая нижележащую долину всеми оттенками нежно-алого.
Набросив на плечо лямку чехла с тщательно уложенным в него звонариком, младший Збро держал в руках плащ сестры, пока та, стоя к нему спиной, защёлкивала застёжки на шее и груди. Оба молчали. На бледном лице девушки проступили тёмные круги под глазами, которые никак не вязались со рдеющими скулами и щеками. Рядом под резкими шагами загремели потревоженные камешки насыпи: подошёл Чоботок.
- Помочь? - уточнил он, оглядывая уверенно держащегося игреца и его, далеко не настолько же хорошо выглядящую родственницу.
Храдмирей выставил перед собой ладонь с растопыренными пальцами и легонько покрутил ею из стороны в сторону. Юн шмыгнула носом, развернулась и, даже не остановившись взглядом на предлагающем помощь забейгце, побрела в сторону, где остались лошади под присмотром Слязина. За ней, держась на расстоянии в пару шагов, направился и брат. Пожав плечами, солдат особого отряда замкнул процессию. Утро обещало, впервые за последнее время, выдаться погожим и приятным.
Защищено авторским правом. Все права защищены. Текст защищен авторским правом и прочими положениями о защите интеллектуальной собственности. Данный текст в целом, а также его отдельные части не могут копироваться с целью коммерческого использования или распространения, редактироваться или публиковаться на любых других интернет-ресурсах без предварительного согласования с автором данного текста.