Снега. Пограничье Брежан и Забейга. Восточное Межгорье.
"Этот малец точно справится? Сбор в самом деле настолько ему доверяет? Мне было бы куда спокойней, если бы сюда отправили кого-то более многоопытного Дызюбу Мирича.. Да хоть, будь он неладен, Загарью..." - беспокойные мысли одолевали прославленного брежанского полководца, ветерана воспетой бесчисленными поэтами и истово чтимой битвы на Южном Сгорье Дануйло Тверздобка при взгляде на того, от кого сейчас зависел решающий удар по пограничной заставе забейгцев.
Это был совсем молодой, по меркам пожилого командующего, худощавый парень среднего роста и располагающей внешности. Узкие губы находились в движении, непрерывно нашёптывая что-то неразборчивое. Светло-русые волосы слегка волнились на аккуратно зачёсанной голове. Россыпь веснушек покрывала щёки, нос и скулы юноши. Серые глаза, которые, казалось, смеялись постоянно, даже когда приятная улыбка не касалась бледных губ, внимательно наблюдали, пытаясь ничего не упустить из разворачивающегося ниже по склону холма действа.
Брежане ударили, не изощряясь. С раннего вечера на заставе стояли несколько крупных торговых обозов общим числом в сто двадцать семь доверху забитых повозок, которые застопорили всё движение в стенах крепости. Досмотрщики не так уж часто сталкивались с такими количествами перевозимых грузов, основной путь торговцев всегда шёл через Сгорье и Лейль. Несмотря на то, что досматривающие старались пошевеливаться, кряхтя и матюгаясь сквозь зубы, взбирались к погонщикам и копошились под пологами, сверяясь с описями и маркировками, они никак не укладывались в свои сроки. Часть уже проверенных телег пропустили за стены, и они, выстроившись одна за другой, ожидали остальных около гостевого двора в крохотном прилепившемся к крепостным стенам селении. Когда стемнело, ярких чувств досмотрщикам добавили ещё два обоза поменьше, уткнувшиеся в хвост проклинаемого втихомолку на все лады бесконечного нагромождения возов и телег.
- Вы б, ребятки, как-то разделились бы, что ль. Куда вас такую ораву на ночь глядя принесло. Извиняйте уж, но ещё пару телег вашенских мы проверим, ну а остальное - когда рассветёт, - подобрав род себя ноги и растирая окоченевшие руки, жаловался погонщику многострадальный Ейко Деминеч. - Четыре мешка сушёного винограда и две бадьи солёной рыбы... Красно... Красно... Краснопёрки, да?
- Краснопёрки, - подтвердил закутавшийся по самый нос в походное покрывало возница.
- Краснопёрки! Понял?! - пробасил своему напарнику, гремящему внутри повозки, Ейко.
- Вот он виноград сушёный, - приглушённо раздалось сзади, после чего последовали звуки сдвигаемых и перекладываемых с места на место неких тяжёлых вещей. - Ага, краснопёрка. Один бочонок... Второй. Всё на месте! Отметил!
- Поговаривают, что скоро и нам и вам жить полегче станется, - поделился новостью с погонщиком Деминеч, делая отметку в своих бумагах. - Ваши главные к нашим в Лейль приезжали ж. Так вот, вроде б, там порешили на том, что послабят проверки на границе. Будем, как навроде б, ставить меньше препонов друг другу-то и всячески укреплять взаимоотношения. Ишь как...
Забейгец неожиданно почувствовал какой-то странный тычок в затылок. В глазах разлилась сиреневая рябь, а губы крепко-накрепко зажала ладонь возницы. Позади рука с выкидным ножичком скрылась за тканью полога.
- Это хорошо, что там и говорить. Давно бы так, - ответил трупу брежанин, спихивая его с облучка рядом с собой.
Для большей части гарнизона заставы нападение стало полной неожиданностью. То в одном месте, то в другом на земле появлялись всё новые и новые красные разбрызги, и глухо звякал металл шлемов и нагрудников бездыханной стражи, аккуратно укладываемой ниц или обмякшим мешком прислоняемой к стене. Чтобы облегчить себе проникновение, нападающие взяли с собой лишь лёгкие ножи, метательные железные перья и самые короткие мечи, которые было проще простого утаить за голенищем. Прочее оружие, при необходимости, подбиралось с уже недвижимых забейгцев. Но всё же полтора десятка наиболее бдительных солдат всполошилась и заперлась в главном зале заставы, примыкающем к смотровой башне. И это было очень неприятно, потому как выстроена крепость была с большим тщанием: на крепком фундаменте покоилась добротная кладка из отшлифованных камней размером с человечью голову, из узких вертикальных бойниц было удобно вести огонь тяжёлыми луками и самострелами, и, что самое главное, заранее так и не удалось достоверно выяснить, а не было ли на верхних ярусах строения клеток с почтовыми птицами и не уходили ли вниз тайные проходы для побега, как раз на такой случай. За крепостными стенами, в селении что-то с треском громыхнуло, донеслись отдельные выкрики и истеричные восклицания. Несколько брежанских "торговцев", "возниц" и "сопровождающих" уже получили свои стрелы в плечи, бёдра и спины. Один понадеявшийся неизвестно на что нападающий с помощью крюков добрался до обитой железными листами крыши и, спустя мгновение, ударился оземь: от головы осталась лишь нижняя челюсть с вывалившимся языком. Это была пока что единственная потеря отряда. Быстро подступиться к засевшим стражникам не выходило никак, а затягивать было нельзя.
Глава отряда, укрываясь за углом стены, хлопнул по плечу одного из своих подчинённых, тот мгновенно понял, что от него требуется: заранее было условлено, что если хоть самая малость пойдёт не так, то в дело вступит граец. Брежанин, укрываясь за возами, подобрался к въездным воротам с подготовленным зажжённым факелом и там, став во весь рост, стал совершать им круговые движения. Его заметили.
- Не подведи, Чайковский, - бросил грайцу Дануйло.
Парень сбросил с себя овчину, под ней оказалось утеплённое тёмно-серое шерстяное обтягивающее одеяние с высоким горлом. На локтях, плечах, запястьях, коленях, затылке, на пятках и носках высоких сапог были нашиты и приделаны металлические и деревянные прямоугольные щитки. На руках юноши сидели перчатки, на костяшках пальцев и оконечностях фаланг, которых располагались вставки из железа. Находившаяся рядом приближённая солдатка ловко подсунула грайцу под ноги квадратную, глухо звякнувшую при ударе о землю пластину.
- Они даже не успеют понять, что их уже нет на этом свете, почтеннейший Дануйло, - заверил Чайковский...
За спинами полководца и музыканта, широко выстроившись прямоугольником, бок к боку расположились около трёх сотен конников. Лошади фыркали и встряхивали гривами, пар вырывался из-под опущенных щитков на шлемах, пальцы ездоков напряжённо сжимали поводья, чью-то грудь раздирал гулкий кашель.
Ночь выдалась без единого облачка, тысячи тысяч звёзд, взирая с иссиня-сизого неба, с отстранённым интересом следили за ходом схватки. Вытянувшись с одного края неба до противоположного, бесстрастно заливал бледным светом промёрзшую под собою землю Надоблачный Пояс.
Граец поднял лицо вверх, прикрыл глаза и резко свёл между собой локти. Лязгнул металл. Правая рука ушла за спину к левой лопатке - снова отрывистый удар. После этого костяшками сжатого левого кулака юноша стукнул себя по правому колену, извлекая очередной резкий звук. Чайковский не спешил, вдохновенно отдаваясь овладевавшему им ритму.
Облачка пара, вырывающиеся из конских ноздрей, разрослись в своих размерах. Воздух, искажаясь, затрепетал рядом с головами наездников.
Граец продолжал отбивать такты, которые разносились над безмолвной равниной. На металлической пластине, ускоряясь, двигался один-единственный человек, но ритмические рисунки множились и накладывались друг на друга, словно не менее пяти-шести ударников слаженно и увлечённо слились в едином порыве. Удар о колено, хлопок по взметнувшейся вверх щиколотке, четыре поочерёдных резвых перестука набойками сапог, и снова по локтю, замах назад - и там по лопатке, одновременно врезав носком по железу пластины...
Из лошадиных ушей вверх устремились столбики пара. Доносилось тяжёлое дыхание всадников. Взмокшие ладони продолжали сжимать поводья. Над спинами людей и животных клубилась испарина. В глубине строя тяжёлых конников сверкнула едва заметная оранжевая вспышка. На левом краю формации произошло то же самое: резко вспыхнул и тут же затух, продолжая тлеть, лошадиный хвост. Раздалось нервное ржание. Края наплечных пластин, щитков на голенях, кончики лезвий и гард мечей, подковы и металлические детали в сбруе начали распространять тусклый тёмно-багровый свет вокруг себя. Задымились края утеплённых рукавов, поднятые воротники и поясные ремни с источающими жар пряжками. Из разинутых ртов животных, жадно втягивающих холодный воздух, свисала слюна, падая на землю и пузырясь с шипением. Головы отдельных наездников мелко тряслись, неестественно передёргивались плечи и обвисшие в стременах ноги. Наконец занялась пламенем и так и не погасла грива коня, стоящего со свесившейся набок головой на передней линии. Всадник наклонился вперёд и опустил лицо прямо в язычки огня. Мгновение спустя, с хлопком вспыхнул и он: раскалённый добела меч покоился в ножнах, по вытянутым рукам и прямой спине выплясывало бело-жёлтое пожарище, перекидываясь роем искр на соседей по строю. Будто повинуясь неразличимому, безмолвному приказанию первый ряд кавалерии сделал шаг вперёд, за ним последовал второй, зашевелился третий, за третьим - четвёртый. Огромный прямоугольник со вспыхивающими в нём точками отдельных боевых единиц устремился вниз по склону по направлению к заставе. Над шлемами ударных трёх сотен гудел, колыхаясь, воздух, заворачиваясь спиралью, поднимались в высоту обжигающие потоки огня, а по земле раскалённым вихрем стелился пламенеющий хвост.
Чайковский в своём безудержном танце исступлённо отбивал свои неудержимые ритмы, едва различимо мельтеша руками, вскидывая локти, водя плечами, подпрыгивая и приседая, выставляя то одну, то вторую ногу, работая носками и пятками, поднимая поочерёдно колени чуть ли не по уровень груди и кружась вокруг своей оси. Это были звуки десятков барабанов всех видов, с сотнями звонких тарелок на фоне и тысячами трещоток в дополнение.
Огненный вал во весь опор нёсся к крепостным стенам, оставляя за собой растрескавшуюся землю, пышущую испаряющимся кипятком. Хилое деревце, какая-то степная дичка оказавшаяся в раскалённом потоке тел, рассыпалась на обуглившиеся куски, которые тут же растёрли в золу подковы, сияющие режущим глаз ярко-жёлтым. В стремительно разрастающейся ослепительно-белопламенной гуще силуэты коней перестали походить сами на себя, очертания фигур всадников расплывались в мареве. С наездниками тоже нечто происходило: одни, бросив поводья и зажав уши, горбились на спинах скакунов; вторые, откинувшись в сёдлах назад и разведя руки в стороны, запрокидывали лица к небу; третьи жались грудью к шеям животным, обхватив их крепко-накрепко.
Брежане, вырезавшие большую часть пограничников в расположении заставы, заблаговременно поспешно убрались с пути огнедышащей конницы и теперь наблюдали издалека за самым ответственным моментом боя. Внешняя кладка крепостных стен покрылась потёками сходящей наледи. Грохот тысячи всеобжигающих подков всё нарастал. Защитники ощерившегося главного зала настороженно смотрели на то, как в верхней части бойниц разлилось яркое сияние, вырвавшееся из-за оборонных укреплений. Вниз по лестнице с вершины смотровой башни ринулись дозорные, раньше кого бы то ни было высмотрев, что именно движется на них. По двору заставы поползли тени, скользя по разбросанным трупам забейгцев, перекидываясь с напряжённых спин встревожено вслушивающихся в приближающийся гул обозных лошадей, распрячь которых ни у кого не было времени, на угрожающе раскачивающиеся светильники. На вытоптанной земле подскакивали мелкие камешки.
Когда до стен оставалось не более двухсот шагов, полыхающие ряды взорвались оглушительно звонким кличем. Коней словно подстегнули ещё пуще на этом отрезке. Задыхающееся ржание слилось с рёвом сотен людских глоток. На всей скорости боевой порядок врезался в камень кладки. Глухой рокот сотряс землю.
Везьба Подопрыгора был одним из наездников. Он восседал на Рассвете на самой последней замыкающей линии. Откинувшись в седле назад и возведя лицо к ясным небесам, как и многие вокруг, он наслаждался ощущениями, которые, наверное, во всей красе дано прочувствовать единицам на этом свете. Он глубоко дышал полной грудью, слыша, как натужно гудя, пламя распирает лёгкие, из его ноздрей, ушей и рта вырывались обжигающие длинные бесцветно-белёсые струи со светло-синей каймой, лаская плечи, скулы, затылок и шею и исчезая за спиной. Внутри тела Везьбы не было ничего, кроме безразмерного огненного облака, из которого попеременно вырывались исполинские ослепительные всполохи, изнутри врезаясь в плечи и ноги и заставляя их вздрагивать и передёргиваться. Хотелось рассмеяться от радостного ощущения распирающей неизмеримой мощи, что брежанин и сделал. А потом он ревел вместе со всеми, восславляя чистую первородную силу, поглотившую их целиком и полностью.
Чуть опустив подбородок, Подопрыгора лениво наблюдал, как первые ряды ударились о крепостную стену, как она медленно просела и начала осыпаться отдельными камнями на головы всадников и лошадей, как, оставляя за собой чёрный шлейф, деревянные перекладины и куски кладки разбивались в пыль о багровеющие шлемы, нагрудные пластины и наплечники конников, не выдерживая чудовищного пекла. Рассыпаясь градом угольков, вращаясь вокруг своей оси, слева низко над землёй пролетела телега. Под копытами Рассвета оказалась размолоченная, жадно терзаемая ненасытным пламенем, туша его собрата из торгового обоза, которому не посчастливилось оказаться здесь и сейчас. Конь брежанина милосердно, хотя и неосознанно, размозжил череп животного, в котором едва ли теплились хоть какие-то остатки жизни. Откуда-то сверху на седло к Везьбе рухнуло невесомое человеческое тело, стремительно исчезающее на глазах взвивающейся ввысь круговертью золы. Судя по обжигающему удару воздуха, сослуживцы с переднего края проломили ещё одну стену. Взбрыкивая и перескакивая через мелькающие под ногами скамьи, длинные столы, подставки для мечей и пик и прочую утварь, Рассвет оказался на растрескавшихся плитах пола, над головами, неспешно заваливаясь друг на друга, таяли во всепожирающем жаре крыша главного зала и бесформенная мешанина каменного крошева, совсем недавно бывшая смотровой башней...
- До начала наступления я сомневался в тебе, Гамаль. Теперь нет, - Тверздобк ещё раз окинул взглядом толстый слой свежего пепла вокруг себя. Кое-где из-под него выглядывали до неузнаваемости оплавленные части чего-то металлического, неизвестно чем бывшего до нападения. В нос бил плотный запах влажной гари, пропитавший округу.
Чайковский сосредоточенно подпоясывал на себе овчину.
- Тебе известны детали плана наступления? - задал вопрос полководец.
- Сбор дал мне понять, что вы доведёте их до меня, почтенный.
- Что ж, первый удар за нами. Мы не в состоянии на равных тягаться с войсками Харвары, поэтому в первую очередь необходимо, усиленно маневрируя и используя наши лёгкие быстроходные силы, как можно скорее выйти на Чёсичаа и Белошибье. Основной удар на себя возьмут сводные полки под главенством почтенного Бодзоха Пырвы в содействии с Миричем, Загарьей и наёмниками из Урж, атаковавшие одновременно с нами в Сгорье. Они должны оттянуть на себя всю гордость Народной Армии Забейга: рубак из Рурстажку, всадников Куйка и Бездушных. Это отборнейшие вражеские войска, которых мечтали бы иметь в своём подчинении властители любых стран. В чистом столкновении лоб в лоб они сомнут нас всех без особых усилий и смешают с землёй так же, как ты сейчас расправился с этими бедолагами, - Дануйло развёл руками, охватив жестом остатки забейгской заставы. - Надежда лишь на нашу скорость, глазастость разведки, на внезапность вылазок в глубоком вражеском тылу, на наглость и, куда же без этого, хоть какое-то везение. Благо, что нам удружили схваченные не так уж далеко отсюда, в окрестностях села Тыковки, лазутчики народников и кое-что да рассказали о положении войсковых частей на юго-восточных границах.
- Сбор знает, что делает. Он использует все известные слабости режима Рёзлав. Мы - будто бы оса, забравшаяся лесному коту в ухо: изжалим самые уязвимые места, доведём до сумасшествия, а обезумевший зверь, пытаясь избавить себя от мук, сам кинется с высоты, не оставив себе выбора.
- Всё верно, Гамаль. Я должен держаться ближе к острию наступления, а ты пока что задержись тут. Не сегодня так завтра явятся Каминский и Ворошмир Бейгатых, чтобы вся работа не ложилась на одни твои плечи. Я поручаю тебе передать им то, что ты сейчас услышал от меня. А пока наши разведчики точно не скажут, что нас ждёт в окрестностях Чёсичаа, на передовой делать вам всем нечего.
- По-вашему, мне требуется чья-либо поддержка? - игрец, закусив губу, сложил руки на груди.
- Сбор знает, что делает. Ты правильно подметил. И именно он избрал план наступления, согласно которому на направлении Чёсичаа - Белый Шиб следует быть трём грайцам, - утвердительно произнёс военачальник, ставя ногу в стремя, после чего задержался на мгновение и повернулся к юноше. - После устроенного тобой, мне кажется, в наипервейшую очередь поддержка не помешает Харваре и всей её железобокой рати...
Светало. В выси плыли перистые светло-розовые облака. Край диска Яри показался из-за горизонта, ударив в спины и бока уходящим на север колоннам брежан. Поскрипывали четырёх и шестиосные войсковые телеги и походные возы, разбивая лёд в неровностях грунтовой дороги, рядом с ними вилась протяжённая линия пехоты. Широкие прямые мужские спины перемежались с куда как меньшими и лёгкими девичьими фигурками. Встречались и исключительно женские отряды. Смутные обрывки фраз, смешки, едва слышимые отдельные слова вырывались из людского скопления: "я скажу так: лишь бы Снега миловали", "к Травам выйдем на Пересветы", "так правда, что ль, будто в Чёсичаа дно озера сплошь синью выложено?", "вот, смотри, ремешок перехвати лучше, да потуже, потуже, говорю", "вяленая баранина", "а я набралась духу, да и скажи: "Никак не согласна с вами, почтенный Юйле"".
Настроения царили приподнятые. На редких флагах, трепетавших на древках над головами, и нарукавных нашивках подставляли свои жёлтые лепестки свету цветы подъярков. Именно среди этих самых соцветий на неизвестном поле Поченный Якр впервые объединился со всем сущим в одно целое и задал вопросы Великой Бесконечности, что потом преобразилось в учение, которое нёс сейчас в себе каждый брежанин.
Под рдеющими алым и давным-давно не видывавшими ничего подобного небесами, вырвалась из мясистой утробы и издала свой новорождённый гортанный клёкот, заявляя свету о себе, перепачканная густой кровью морда большой войны.
Защищено авторским правом. Все права защищены. Текст защищен авторским правом и прочими положениями о защите интеллектуальной собственности. Данный текст в целом, а также его отдельные части не могут копироваться с целью коммерческого использования или распространения, редактироваться или публиковаться на любых других интернет-ресурсах без предварительного согласования с автором данного текста.