Аннотация: - Вы сели на мель и без посторонней помощи не выберетесь. - Нам поможет Бог! Он хорошо умеет распутывать то, что сам запутал.
Гомоантиквус в Папуасии
Автор Соловьёва Марина
- Вы сели на мель и без посторонней помощи не выберетесь.
- Нам поможет Бог! Он хорошо умеет распутывать то, что сам запутал.
Ветер усиливался. Волны разыгрывались всё сильнее и сильнее. Шторм, свирепевший час от часу, был жесток и продолжителен.
Судно занесло на мель. Волнением моря его начало бить о подводные скалы, затем повалило на бок. Волны шли через палубу, унося в море людей. Тёмная пучина океана охотно принимала пожертвования.
Трепачёв погружался в воду. В его ушах звенело и журчало. Ещё усилие, еще вздох...
Больше он ничего не помнил.
Трепачёва, избитого о камни, океан выбросил на берег - не принял жертвы.
Очнулся Трепачёв на пустынном берегу. Как он попал сюда? Зачем он здесь? Трепачёв не помнил, как и не помнил того, кто он? Катастрофа сначала свалила Трепачёва, а потом начала издеваться над ним.
Как мало нам известно о поворотах человеческого разума. У здравого смысла есть свои пределы, после которого эмоции преодолевают самоконтроль. Вокруг чёткая реальность, а сознание Трепачёва поблекло, будто окуталось дымкой.
Трепачёв сел, затряс головой, чувствуя боль, усталость, злость, отчаяние. Потом поднялся, рванулся вперёд без цели с пылающим бессмысленной яростью лицом, невидящими налитыми кровью глазами, со сведённым саркастической улыбкой ртом.
Целый день как безумный Трепачёв бродил по берегу, временами углубляясь вглубь острова и снова возвращаясь к океану. До вечера Трепачёв не замечал ничего особенного, только мрачнее и суровее становилось всё вокруг.
Напрягая зрение, Трепачёв всматривался в сумрак. До самого горизонта простирался густой мрак, тёмный, как ночь. Долго, пристально всматривался он в полосу мрака и вдруг почувствовал, что мрак будто ожил, маня его. И с этого момента Трепачёву всё стало представляться в ином свете.
Трудно угадать в каком мире оказался Трепачёв. Одно ясно - это искажённый мир. И Трепачёв не мог найти в нём самого себя. Однако находка эта стала бы роковой, потому что привычный мир мог обернуться для него потрясением. И тогда то, что есть, предстало бы невероятным, поскольку всё отчуждённо, не нужно, грозило рассудку.
Искажённый мир - это мир иллюзий. Все догмы в искажённом мире произвольны. Никто не сможет перехитрить искажённый мир: он не предсказуем. Он просто есть. А то, что есть, не требует доказательств. Все доказательства - это лишь попытка чем-то стать. Доказательство истинно только для самого себя. Оно не свидетельствует ни о чём, кроме наличия доказательства. А это ничего не доказывает.
Искажённый мир означает смерть или сумасшествие, что почти одно и то же.
Когда-то у Трепачёва было стремление изведать мир.
Когда был юн, он жил с матерью и сестрой в старой развалюхе на краю шумного города. Его отец бросил семью, предоставив заботу и воспитание детей жене.
Годы детства Трепачёва текли безмятежно. Он учился в школе без всякой охоты. Не рассчитывая на то, что сможет куда-либо поступить учиться, Трепачёв после окончания школы болтался без дела в обществе друзей-собутыльников.
Однажды, высвобождая кильку из газеты, Трепачёв обнаружил в ней заметку о наборе в мореходное училище без экзаменов на полное государственное обеспечение. Это было как раз то, что позволило бы ему осуществить мечту о дальних странах.
И Трепачёв растрепал всем, что он отправляется в страну восходящего солнца. На самом деле, он прибыл в российский приморский городок в училище, объявившее набор для обучения на моряков. Но так как Трепачёв был мал ростом и хил телом, его зачислили в группу радистов, только благодаря недобору желающих обучаться данному ремеслу.
В училище Трепачёв завязывал дружбу с юношами, что прибыли на обучение. Однако дружба была короткой. Но одному из них было суждено неожиданно сыграть большую роль в жизни Трепачёва. Этот юноша бесконечно много знал, неустанно учился, наблюдал, путешествуя. Трепачёву нравилось с ним беседовать "за жизнь". От него Трепачёв узнал о Папуасии, окаймлявшей страну Вечной Тени.
Готовясь исполнить предназначенную судьбой роль, Трепачёв был вынужден посещать занятия. Но так как он учился, не напрягаясь, только чтобы его не вышибли из училища, после окончания оного, Трепачёва зачислили в команду старого сухогруза.
Естественно, такой расклад не позволял Трепачёву осуществить его мечту - изведать мир. К тому же трудиться особого желания он не испытывал. Трепачёв стал искать возможности для исполнения своего высокого предназначения.
И, как известно, кто ищет - тот находит. Вопрос только в том, что и где находит? В одном из кабаков, Трепачёв познакомился с девицей известного поведения, оказавшейся дочкой капитана на судне дальнего плавания. Он женился на ней и получил заветный билет в страну своих грёз.
Настала пора, и Трепачёв отправился в путь. Но природная трусость и непостоянство не дали Трепачёву осуществить мечту - его списали с судна, в первом же порту.
С тех пор Трепачёва уже не влекло за пределы страны, и что находилось за её рубежами, его тоже не занимало. И он, в свойственной ему манере, стал познавать мир, в котором жил. Однако это не понравилось его молодой жене, и Трепачёв был вынужден снова обратиться к тестю.
И вот он в радиорубке судна. Трепачёв ощущает благоговение, толику любопытства и много-много страха. Его одолевает великая тоска, желание перечеркнуть всё, отказаться от всего, забыть все радости и горести, успехи и неудачи, лишь бы жить на суше.
Трепачёв вдруг почувствовал усталость. Всё стало безразличным, будто пришёл не туда, куда стремился.
Что ищут на земле люди? Что ищет Трепачёв?
Всякий человек избирает себе бога и поклоняется ему. Трепачёв ищет Папуасию - там он не обязан никому и ничем! Он не осознавал, что инстинктивно жаждет уединения, потому что ненавидел ответственность любого рода. Его манит мутная даль Папуасии, ждёт он, будто откроется в ней такое, о чём он всю жизнь тосковал. А тоска эта хуже бессонницы.
Жизнь на судне однообразна и скучна, когда океан спокоен. Но в этот день воздух странно тих, насторожен. Всё вокруг будто замерло в тревожном ожидании. В такие минуты Трепачёв мечтает убежать на безлюдные острова или у него опускались руки:
- Что толку в отчаянных усилиях и душевных муках?- с тоской вопрошал Трепачёв.
Медленной чередой проходили перед Трепачёвым тягостные воспоминания - последние тени давней поры. Прошлое осталось позади, точно берег исчезающий в тумане. Впереди будущее - раскинувшийся океан грядущего...
Все гоняются за призрачным счастьем. Все хотят, чтобы богатство свалилось с неба. Никто не желает наживать его в поте лица. И Трепачёв гонялся за богатством, как дети гоняются за бабочкой. Он не понимал, что беден, но не трудился упорно, чтоб собственными руками создать своё счастье. Это не есть верный путь.
Шаг за шагом мысленно Трепачёв прошёл свою жизненную тропу. Оглянулся назад - одни руины от воздвигнутых им в юности воздушных замков. Лишь камни - знаки катастрофы.
Жестокосердная память не отзывалась, не свидетельствовала ничем, что этой дорогой прошёл счастливый человек. Трепачёва охватила грусть и тоска. Сам не зная, почему жил он, не замечая уносящих в вечность мгновений. И в итоге: прошлое безотрадно. В настоящем - всё тщета и уныние. А грядущий день приближает смерть.
- Жизнь не удалась! И довольно об этом...
На востоке разгоралась заря. Горизонт побледнел, и от этого океан казался особенно чёрным. Буря стихла. Мирно плескались волны. Только там, где таились рифы, взлетала пена.
Взошло солнце, и океан принял зеленоватый цвет с изумрудными разводами над коралловыми рифами. Трепачёв проснулся. Океан плескался у его ног, белый песок блестел на солнце, а чуть вдалеке на ветру еле слышно колыхание пальм. Трепачёв втянул благоухающий свежий утренний воздух в лёгкие и засмеялся как счастливый ребёнок:
- Папуасия!
В искажённом мире все правила ложны. Но не всякое правило обязательно ложно. Любое из них может быть истинным.
Телу надобна пища, чтобы сохранить силу. И нужна пища глазам, чтобы хранили они огонь жизни и не стали злыми и тусклыми, как у запечной мыши.
Сияло солнце - добрый знак начала новой жизни.
Прошлое скрылось за горизонтом. Его больше нет для Трепачёва. Надо начинать жизнь заново. А с чего?
Трепачёв нехотя встал и побрёл вглубь острова. Всё здесь внушало ужас - искажённый мир нёс неопределённость во все явления и процессы. В неодушевлённых предметах Трепачёв чувствовал мрачную враждебность. Окружающий мир будто бросал вызов, выжидал чего-то. От скал веяло трагическим всемогуществом.
Трепачёв в растерянности оглянулся - пустынный риф. Удача Трепачёва вновь оказалась насмешкой, злой шуткой судьбы, которая предложила ему изысканные кушанья, когда он потерял аппетит.
Он продолжил путь вглубь острова...
Утомившись, Трепачёв сел на камень и долго смотрел на заходящее солнце, на поросшие лесом горные хребты. В золоте заката ему вновь рисовались призрачные замки. Иллюзия, красота, ощущение покоя впечатляли.
И вдруг туман повис плотной завесой. Зловещим показался этот остров. Трепачёву стало горестно, тоскливо. Он решил вернуться, но с ужасом обнаружил, что сбился с пути: туман ввёл его в заблуждение.
Нет ничего более зловещего и безотрадного в судьбе Трепачёва: прошлое в забвении, в настоящем - страх, впереди - смерть от холода и голода.
Время в искажённом мире не соответствует представлению о нём. События могли происходить быстро, медленно или вообще не меняться. Впечатления Трепачёва не тускнели, хотя уже не ошеломляли, как в первые дни.
Трепачёв шагал по склону с чувством человека, хорошо проживающего жизнь. За его спиной болталась плетёная корзина, нагруженная плодами.
Он уже чувствовал себя на острове лучше, чем дома. Трепачёв освоился довольно скоро, ибо к хорошему привыкаешь быстро. Здесь Трепачёв был единственным, неповторимым, отличался от тех, кого оставил. В его жизни не было более приятного чувства. И теперь всё его существо охватила буйная, пьянящая радость:
- Папуасия! А я - гомо... гомо... гений!
Трепачёву все чаще было трудно сосредоточиться. В Папуасии не плохо, если не думать. И Трепачёв все реже и реже думал.
Сегодняшняя работа не была трудна. Однако где-то в глубине сознания Трепачёва затаилась усталость. Ему не хотелось думать, что нужно позаботиться об ужине, выполнить ряд нудных хозяйственных дел.
- Я - главный! Гений! Гений - гениален во всём! Я помню об этом! Почему я должен жить один?- размышлял Трепачёв. - Это несправедливо! Я - гомо, как его? Гений! Никто этого не понимает! Нет никого! С этим мириться нельзя!
С обидой, смешанной с надеждой, шагал он к своей хижине. На вершине холма, недалеко от ручья он построил себе хижину и воздвиг вокруг неё частокол. Работы для одного было много. Большая часть времени уходила на охоту и сбор плодов. К тому же запасы дичи в округе были не безграничны, пришлось заняться земледелием.
- Устал... один... всегда один...
Трепачёв со стоном опустился на землю. В животе урчало от голода. В сгустившейся тьме своего усталого сознания он увидел Её. Трепачёв подходит к Ней, берёт за руку и отводит в свою хижину. Она будет заботиться о нём, кормить его. Научится говорить на его языке...
Это усталость посылала Трепачёву мягкие обволакивающие волны сна.
Трепачёв вздрогнул. Сон покидал его по мере того, как возвращалось к нему сознание. Он давно уже спит урывками.
Трепачёв стал внушать себе сонливость, как иногда делает человек, наводя сон на самого себя. Но, как у всякого раба бессонницы, у него ничего не вышло. Трепачёв выругался:
- Чёрт, оставлю это... как его...
Лето. Ночей почти нет: приходили недолгие сумерки, затем заря, не успев угаснуть, разгоралась снова. Трепачёв испытывал наслаждение, смотря, как восходит солнце, всплывает розовым, сменяясь золотым и превращаясь в сплошное ликующее сияние.
Он сидел на берегу прозрачного чистого ручья, окружённого деревьями, кроны которых были усыпаны благоухающими цветами. Трепачёв рассмеялся, в который раз отмечая, до чего же хорош он сам и этот край:
- Го-о-мо! Ге-е-ни-ий! Папу-а-а-сия!
Иногда Трепачёва охватывал священный ужас предутреннего часа. Оно и понятно, рассвет проникнут пугающим величием, в котором сливаются таинственные сны и пробуждающаяся мысль. От этого смутного мгновения веет чем-то призрачным.
В такие минуты Трепачёв осознавал: бессмысленная жизнь страшнее небытия! Всем его планам пришёл конец в этой западне - Папуасии. Он как зодчий собственного несчастья. У него нет выхода: торжество обернулось гибелью. Вместо освобождения - плен. Вместо счастливого будущего - борьба за жизнь. Рай Папуасии оказался для него могилой.
Странное невнимание к дружеским советам, подозрительная небрежность в делах, потеря способности реалистично воспринимать действительность и это желание отправиться в туман - в Папуасию, привели Трепачёва в искажённый мир.
Вполне возможно, что в искажённом мире с Трепачёвым ничего не случилось. Но рассчитывать на это не разумно. Среди вероятных миров в искажённом мире есть похожий на земной мир, в котором мелкие заботы колют множеством шипов, хуже отчаяния. Переносить несчастье в будничных его проявлениях, оспаривать шаг за шагом у совершившегося факта захваченную им территорию - невыносимо.
Можно устоять перед лавиной несчастья, но не перед поднявшейся при этом пылью. Горе при всей совокупности подавляет, а частности - терзают. И тем временем, неудержимо идёт процесс разложения, убивая живое, всё больше накапливая элементы смерти и разложения...
Даже птица летит весной туда, где было её гнездо. В моменты осознания много раз Трепачёв пытался вернуться на родину. Но каждый раз оказывался всё дальше от этой мысли - он исчез из прошлого. Всё личное было запрятано где-то глубоко в подсознании. Может, и нет уже дома у Трепачёва: ничто не вечно на этой земле.
Но сегодня он непременно доберётся до родины. Так решает Трепачёв. Он одиноко бродит по пескам побережья. Океан слегка покачивается у его ног.
Обычно океан нападает исподтишка. Он скрытничает, не любит разглашать свои поступки: в его бездонном мраке исчезает всё. Тайны океана обнаруживаются редко.
Внезапно почернело враждебное небо. Берег загудел под ударами волн. Океан швырнул на побережье громадные пенистые валы.
Трепачёв побежал, падая и снова поднимаясь. Сердце стучало гулко и отчаянно, и этот стук отдавался в его висках...
Не в поступках гомоантиквуса дело, дело - в сущности. Бог будет судить за то, что он есть, а не за то, что совершил. То есть за сущность, которая постигается интуитивно и совершенствуется на протяжении жизни.