Аннотация: Времена, когда наука добралась до иных миров, а дети солнца вышли на свет божий.
Дети солнца.
Часть 1. Последний сбор.
Глава 1.
Ален Двавосемь провожал одинокий вечер в своем доме на берегу озера. На завтра был назначен Последний сбор. Он сидел на веранде в плетеном кресле и любовался красками заката на едва шевелящейся поверхности. Почти черной. Высокая стена сосен на противоположном северо-западном берегу не пропускала ни лучика, но, тем не менее, редкие, куцые облачка, окрашенные багровым закатом, отражались там и тут на водной глади. Над соснами кружил ястреб, широко расставив недвижимые крылья. В воде у дальнего берега изредка всплескивал карп. Ален то задерживал взгляг на птице, то пробегал глазами с юга на север по верхушкам неприступных деревьев, но основную часть времени глядел задумчиво куда-то на середину озера.
Сколько же было этих сборов? Ему шел сто шестьдесят второй год, сборы проводились раз в десять лет, а первый случился только в двадцать. Итого пятнадцать. С предыдущего прошло всего два года, никто не ожидал, что новый случится так скоро. Ну.., увижусь со всеми последний раз, - подумал вслух Ален и смолк. Через некоторую паузу воспоминания поплыли перед ним одно за другим. Предыдущий сбор он помнил очень хорошо.
Ален совершенно неожиданно опоздал на свой рейс из-за нелепой случайности. Сборы всегда проходили весьма организованно, извещение вместе с билетами, бейджами, формой в новеньком типовом чемоданчике на колесиках прибывали за месяц, а затем каждую неделю приходили уведомления: сколько дней осталось, какие задуманы мероприятия; шел опрос о предпочтениях в кухнях, любимых блюдах, развлечениях, играх, фильмах, музыке; краткие анонсы приглашенных гостей, фотографии с мест проведения: пейзажи, домики, интерьеры, места общественного питания и развлечений. Рассказывалось совсем немного, но так, чтобы стало интересно, о спикерах и темах факультативных мероприятий.
Сборы проводились регионально. Обычно в курортных местах, уже приспособленных для принятия большого числа посетителей, местах с помещениями как для общих собраний, так и для отдельных тематических групп, а также всевозможных видов развлечений: парков, аттракционов, спортивных комплексов, салонов, баров, бань, бассейнов, природных ландшафтов и водоемов. Во всем мероприятии различалась обязательная программа, факультативные встречи по интересам, а также достаточно много свободного времени, которое устроители, опять же, стремились занять заранее приготовленными активностями.
Некоторые, очень кстати сказать немногие, приезжали с детьми и женами, но за них приходилось раскошеливаться лично, да и самими устроителями это не особо приветствовалось. Впрочем, - подумал Ален, - жены и дети появились лишь где-то на второй-третий сбор, а затем испарились и более не показывались. Он, помнится, как положено, присутствовал на обязательной программе, среди которой, кстати, были и физические соревнования, коих он с детства терпеть не мог, поскольку никогда не отличался особой выносливостью и силой, а после обязательных он обычно выбирал двух-трех лекторов, слушал их в полуха, тем временем ведя личные записи в планшете, но большую часть времени проводил на публике: в барах, парках, бассейнах и на природе вместе с собравшимися по ходу дела группами любителей приключений.
В тот раз, однако, приключения его начались еще до вылета. Транспортный оператор коротких сообщений известил, что его флаер совершил вынужденную посадку в связи с неисправностью, и вместо него будет выслан другой в ближайшее время. Ближайшее время шло, а от оператора приходили лишь очередные обещания. В конце концов он прождал столько, что не успел бы и на линейный транспорт - Алену вдруг вспомнилось, что какие-то пятьдесят лет назад невдалеке пролегала скоростная трасса, и еще ходили поезда. Кому они теперь нужны, теперь, когда население планеты сократилось до двух миллиардов, когда дальняя поездка - случай не на каждый день. Однако, предвидев худший вариант, Ален заранее известил авиакомпанию, и она обещала забронировать место на следующий рейс. Не думаю, что они были бы столь покладисты, если бы речь не шла о сборе.
Солнце почти село, лишь небольшое светлое зарево над соснами обнаруживало место, где оно собиралось уйти за горизонт. Впрочем, здесь, на озере, уже веяло ночью, погода стояла безветренная, чем не преминули воспользоваться полчища комаров. Ален недовольно поморщился, когда первый зазвенел где-то над ухом. Наклонившись к столу, он стянул с него планшет, поскорее отыскал управление домом и включил защиту.
Самый первый сбор он помнил столь же хорошо. Еще бы, ведь тогда он познакомился с Элли Двашесть. Она, выдающаяся выпускница Согамской академии, проводила тогда курс лекций по психологии поколений. Уж не известно, каким чудом он записался именно на ее лекции, но в последствии не раз возвращался в Храм, чтобы воздать хвалу за эту встречу. Да, они встретились. Уже после лекций они столкнулись носом к носу в коридоре между мужской и женской раздевалками, выходящими крытым навесом к самому черному из всех морей морю.
- Ой, извините Христа ради, - воскликнул Ален, а затем разверзнув очи до невероятной округлости чуть не шепотом спросил, - вы ведь Элли Двашесть? Вы читали нам лекции по психологии.
- Так вы слушали? Было интересно? Как вам? - звонко откликнулась она.
- Вы знаете, я еще незнаком с обычной программой сборов, поэтому, скажу честно, выбрал совершенно случайно. Но... Но это было здорово! Я очень рад, что не ошибся.
- Вот как. Что ж приятно слышать. А вы сами чем занимаетесь? Это же ваш первый сбор, как я понимаю? Уже определились?
- Ну.., не совсем еще. С одной стороны, тесты говорят о моей склонности к точным наукам, но мне всегда больше нравилась литература и музыка.
- А-а, бывает. Хотя и редко. Я думаю...
- А вы уже уходите или решили отдохнуть от солнца?
- Я... решила отдохнуть.
- Тогда, может, встретимся на пляже? У вас какой номер?
- Номер? А! Вы идите, я вас найду.
- Зачем же искать? У меня сто пятьдесят третий. Там должен быть зонтик и два шезлонга, так что места хватит, и от солнца можно спрятаться, если что.
- Вот как. Ну тогда идемте вместе, я посижу в теньке какое-то время, а потом составлю вам кампанию. Я-то думала, что не надолго, потому и место выбрала на самом солнцепеке и без зонтика.
Сидя на веранде, Ален вспоминал с наслаждением каждую последующую минуту. Вспоминал и удивлялся тому, что именно эти первые до сих пор вызывают в нем такую бурю эмоций. Ведь потом они встречались чуть ли ни каждый день, а иной раз Элли зависала у него сутками, или он у нее. Жили они в одном районе, на флаере полчаса лета. Он тогда, помнится, не поддался своей тяге к гуманитарным наукам, и родители сильно сомневались в перспективности данного шаткого направления жизни, где все определяется талантом. В итоге он поступил в академию информационных технологий, за которыми было и прошлое, и настоящее, и на много-много десятилетий вперед будущее.
Конечно, родители не могут и не должны вклиниваться в решение таких важных вопросов, как выбор направления жизни. Это решение исключительно индивидуальное, определяющее в дальнейшем буквально все. Редкие бывают случаи, когда человек, выбрав одно, почти на середине пути перепрофилируется самым кардинальным образом. Да, бывает, что люди переходят в смежные области, но физик редко становится скульптором или музыкантом. А Алену предстояло именно это.
Элли никогда не отговаривала его. Напротив, видя, как он вечерами садится с нескрываемым удовольствием за фортепиано и, поглядывая на нее, начинает наигрывать что-нибудь незамысловатое, но веселенькое, клала руку на крайние клавиши так, чтобы не вызвать звука, и почти шепотом говорила: ну чем ты занимаешься?! Он прекрасно понимал, о чем речь. Не о его ежедневной работе, а об этом сокровенном прикосновении к клавишам, черным и белым. А ведь она как психолог да и как выпускница музыкального спецкурса знала, что его жалкие потуги - всего лишь подмалевок, брошенный художником на холст, где сама картина появится ли, нет ли - неизвестно.
В то же самое время карьера Элли продвигалась семимильными шагами. Уж она-то точно выбрала профессию по душе. Он в тайне (и не в тайне) за нее гордился. Достаточно было сказать, что она досрочно окончила академию, ну а затем... поездки, лекции, научные работы, признание. Тем временем, они с Аленом часто вступали в перебранки. Ее теория поколений ему не нравилась. Слишком уж она была официозной, официальной, не было порою слов, чтобы выразить, что именно в ней не так. С тех пор, как появились технологии взаимодействия с иным миром, когда стало возможным прогнозировать появление людей наиболее творческих и наиболее востребованных, возникало множество подобных теорий. Все они были достаточно меркантильными и коллективистскими, и у Алена вызывали скрытую неприязнь.
Но личные дела каждого - это дела личные, а потому на их взаимоотношения они влияли не особо. После всех перебранок хватало одного ее хитрого взгляда, как Алерт таял и, махнув рукой, подтягивал ее к себе и шептал на ухо: Элли, Элли, Элли. Она одними губами отзывалась: Что? А он отвечал: ты.
Ее родили осенью 90-го года вместе с пятью миллионами других младенцев двадцать шестого поколения. Они все, конечно же, были талантливейшими людьми. Достаточно вспомнить хотя бы Ингрена Двашесть, великого математика, открывшего сплетение цифровых рядов в бесконечное отражение. Ален плохо понимал, что это такое, но каждый день лицезрел другое чудо - Элли. Может быть, - думал он, - это и вправду замечательно, что люди доросли до таких вершин, что могут планировать рождение целых поколений. Вот только все сопутствующие этому вещи им плохо воспринимались.
Прежде всего открытое пренебрежение ветхозаветными, как называли неофициально людей, родившихся по старинке, случайным образом. Даже представлялось с трудом, что где-то под боком влюбленные пары или сблизившиеся по каким-то иным соображениям сами решают (или не решают), когда у них должны появиться дети. И дети рождаются непредсказуемо в любой день недели, месяца, в любой год. В классах колледжей, как правило, невозможно найти двух, родившихся в один и тот же день. Это естественно, по природе, по воле случая. И вмешательство науки в этот процесс Ален считал чем-то неподобающим. Словно человек взял и вторгся в пределы, ему не предназначенные.
Только благодаря Элли ему хватило мужества заявить, что меняет специализацию, когда прошел уже шестой сбор в его жизни. Не сказать, что воспринято это было с легкостью. Как инженер информационных технологий он показывал неплохие результаты, а шаткое положение в новой области не сулило ничего выдающегося. Тем не менее, это не противоречило закону, и ему дали время переквалифицироваться. Заняло это десять лет. Так что всех его одногодок на следующем сборе ожидал шок. Привычный им Ален, прожженный программист до корней волос сел за фортепиано в баре и сбацал нечто, чего не смог узнать даже Хоппкинс, специализировавшийся на классической музыке. И не удивительно, поскольку сбацанное было собственным творением Алена.
Он допил остатки кофе и ушел за чем-нибудь покрепче. Настала пора ложиться спать, но спать не хотелось. Он подумал, что немного крепкого ликера или бренди доконает его, опустошит мысли и позволит отправиться на боковую. Открыв бар, он уткнулся взглядом в бутылку с манговым ликером, который обожала Элли. Бутылка, кажется, стояла со времени ее Последнего сбора. Он вытянул пузатый конус из стойки, повертел в руке и вернул на место. Уже без прежнего энтузиазма вынул соседнюю бутылку с русской водкой и закрыл бар. В комнате стало совсем темно, он включил верхний точечный свет. Белые огоньки засверкали звездочками под потолком.
По привычке щекнул пультом, зажигая экран евровидения, но, чертыхнувшись, тут же погасил. Выпил прямо из бутылки два полных глотка, не почувствовав сперва вкуса, а затем хрипло закашлявшись. Все-таки этот напиток был не совсем для него. Водку он покупал исключительно для соседа перед великими празниками, когда тот имел обыкновение заглядывать к ним в гости.
- Ну вот, Элли, - сказал он, глядя на покрывшуюся испариной бутылку, - вот и мой Последний сбор. Еще месяц, два или три и мы с тобой встретимся. Не знаю даже, стоит ли верить тому, что говорят? Пока я был программистом, мне Господь представлялся великим математиком, просчитавшим до мелочей весь механизм нашего существования. Мне даже виделись аналогии в объектой модели нашему с ним взаимодействию. Великий программист, как сказал кто-то. Но теперь, после стольких, пусть и не особо долгих, лет в качестве музыканта я вижу, что ничто не предрешено. Но верю, что с тобою уж мы точно встретимся. Не зря же я столько сочинил для тебя?
Глава 2.
Под самое утро Алену приснился сон. Осень, они с Элли идут то ли по набережной, то ли по парку. Скорее, по парку. Чем-то он напомнил Вилли-гарден Сета, городка его детства. Черные тротуары, черные невысокие ограждения лужаек, канадский клен по обеим сторонам, тянущийся к небу из низкорослой, пожухшей травы. Внезапно налетел ветер, и листва в мгновение ока завалила дорожки, вся работа дворников - насмарку. Элли отпускает его руку и начинает упоенно кружить среди падающих рыжих, пятипалых листьев, бурунчики возле ее ног пытаются подлететь повыше, чтобы составить кампанию, но сил не хватает и на то, чтобы добраться до коленок. На Элли черное пальто в легкую крапинку светло-серой морошки. Оно плотно облегает фигуру, так что фуэте эффекта не дает, полы по-прежнему жмутся к ее коленям, и им в отличие от листьев удается касаться их.
Его разбудил хриплый кашель соседа за стеной, и сон оборвался. Последний сбор отличался от обычных кардинально. Их доставили в высокогорный пансионат, повсюду лежал снег, хотя начинался лишь сентябрь месяц. Номера в нем по-прежнему именовались номерами, но на деле это огромные помещения были поделенны перегородками до самого потолка, с ним не соединяясь. Широкий коридор, а по обе стороны - клетушки. Слышимость отменная. У Алена возникло подозрение, что все здесь подстроено специально для того, чтобы вызвать у постояльцев чувство отвращения к этому миру и нетерпеливое желание скорее его покинуть.
На этот раз флаер не опоздал, поскольку был его персональным, выделенным Министерством защиты труда, и в нем прибыл сопровождающий. Ален не стал ничего забирать из дома, кроме планшета да пары датабанков, на которых хранились их с Элли записи. Подписал не глядя документ о передаче прав на собственность министерству. Лететь вдвоем было непривычно. Чужой человек. А когда-то они вот так же с Элли... Флаэр плавно менял курс, облетая высокие здания в черте города, снижался за его границами, придерживаясь воздушного коридора маломерного транспорта.
В полете Ален получил сообщение от Хоппкинса, тот писал, что не полетит. Ален сделал вызов, но абонент не ответил. Тогда он написал: что случилось? Минут через пять получил ответ: "Не хочу, чтобы меня усыпили, как больное животное. Мы с тобой говорили об этом. Можешь не верить, но я-то уверен. Хочу напоследок сделать хоть что-то самостоятельного в этой гребаной жизни!" Больше он не писал, хотя Ален не оставлял попыток достучаться и убедить в том, что у него приступ натуральной паранойи. Последние годы, особенно, когда Элли отправилась на Последний сбор, они с Хоппкинсом сошлись довольно близко. Хоть он и постоянно критиковал его сочинения, но у него была причуда собирать этническую музыку, и коллекция выстроилась нешуточная. Ален сам был примитивистом, а потому народные творения были ему роднее, чем классические или новомодные эстрадные композиции.
Он поднялся, с неудовольствием отмечая, что колени сегодня ведут себя куда безобразнее, чем вчера. Сидя на краю постели, попробовал их хорошенько растереть, но - никакого эффекта. Так, кряхтя, и отправился в общую уборную, которая, слава Богу, не была очередной кабинкой в этом пластиковом лабиринте, а отделялась от других помещений настоящей кирпичной стеной. Ну, может быть, и не кирпичной... кто знает, что там прячется под слоем краски и штукатурки. Пожалуй, самой неприятной вещью в этом новом мире было полное игнорирование личного пространства. Доставая из кармана зубную щетку и пасту (можно было хранить и в шкафчике прямо здесь), Ален вспоминал свой дом, вспомнил и номера во времена былых сборов.
Тогда каждый представлял собой великолепную квартиру с гостиной, спальней, кабинетом, с собственной терассой даже на фиг знает каком этаже. Чтобы посетитель попал в гости, требовалось вначале помаячить своей физиономией перед видеофоном. Сестры, в первые дни вполне адекватные, теперь могли войти даже без стука. Ален поежился, вздохнул и опустил мокрую зубную щетку в карман халата, а следом отправил туда же и зубную пасту. Возвращаясь коридором, он услышал, как кто-то призывно воскликнул: "Что, грешники? Оторвемся, пока есть возможность!" Уже два месяца их готовили к крещению. Это было одно из "мероприятий", подобных тому, как в прежние времена они в обязательном порядке бегали стометровку.
Надо сказать, что наука за последнее время продвинулась достаточно далеко в изучении процесса жизни, и вовсе не той прямой, что соединяет день рождения с днем смерти, нет. Впрочем, именовать это жизнью было бы неправильно, поскольку предмет включал в себя и ближайший период послесмертия, перерождение в иных мирах, возвращение в Энроф: начальную фазу и зачатие плода. Эти исследования, конечно же, всегда волновали и Алена в связи с далеким, но неотвратимым приближением Последнего сбора. С самого начала он знал, что поколение, искусственно призванное к жизни в один день, уходит из нее также единомоментно. Что именно является тому причиной, еще до конца было ему не ясно. Однако "Судьба поколения" публиковала очень оптимистические отчеты о том, что еще вот-вот и откроют способ сохранения воспоминаний между инкарнациями. Это уже радовало.
Ален читал об этом буквально полгода назад, а вот, когда их собрали всех вместе в конференц зале, сам Ингмар Нильсон, один из ведущих исследователей жизни в ее широком аспекте, объявил, что решение наконец-то найдено, и они станут первыми, кто не утратит память об этой жизни при перерождении. И давно уже было выяснено, что принятие христианства, т.е. крещение, непосредственно перед датой ухода гарантирует переход в Олирну - мир благодатный, где по прошествии времени человека вновь тянет в Энроф, и таким образом он возрождается с полным багажом духовного опыта, что накопил в прошлой жизни. Альтернатива описывалась в "Судьбе поколения" очень неприглядно и жестко. Велика была вероятность перерождения в низших мирах, где человек терял накопленный опыт, да и пребывание там не обещало ничего хорошего вообще.
Повесив полотенце на спинку кровати, Ален, как обычно, отправился на общую террасу делать утреннюю зарядку. Было не просто прохладно, а холодно, и он поскорее приступил к упражнениям. Мимо проходили люди из персонала и с любопытством поглядывали на него. Он не обращал на них никакого внимания. Сердце билось равномерно, в мышцах ощущался прилив тепла, которое накапливалось и в груди. Вот только колени побаливали и не давали свободно приседать, даже подниматься после отжиманий было тягостно. Разогревшись, Ален засмотрелся на вид за высоким парапетом, что отделял террасу от отвесного склона перед ним.
Павильон был построен среди гор. И на соседних во всем великолепии блистали снеговые шапки, небо звенело кристалльной бирюзой, воздух, врывающийся с шумом в ноздри, был подобен меду - столь желанный и столь насыщенный живительной праной. Ален удовлетворенно помахал руками во все стороны, совершая круговые и крестообразные движения, и с легкой неприязнью повернул к дверям, ведущим в палаты, иначе он их назвать не мог. До завтрака оставалось еще около часа. Зашла сестра и принесла успокоительное, которое ему вовсе не требовалось. Тем не менее она продолжала стоять, пока он послушно не положил пилюлю в рот и не запил стаканчиком воды. Последние годы Ален увлекся медитацией, вот и сейчас, как только закрылась дверь, он выдвинул на середину прикроватный коврик и уселся на него в позу лотоса. Ну.., настоящая падмасана у него не получалась из-за проклятущих коленок, скорее позу следовало назвать "по-турецки".
Мысли часто отвлекали его, а следовало ни о чем не думать, но иногда получалось. Он жалел лишь о том, что так поздно столкнулся, так поздно случай свел его с Амуни Яном, или Джаном, индийским музыкантом, который самым поверхностным образом посвятил его в таинства медитации. После этого он накопал информации на тему такую массу, что можно было и заблудиться, если бы не Последний сбор Элли. После него он перестал думать о просветлении и прочей эзотерической мишуре, спасаясь в медитации от сердечной боли. И можно было бы назвать то бегством от реальности, но на самом деле Ален чувствовал, что подходит, и подходит довольно близко, к чему-то, что нельзя назвать словами, но что существует совсем рядом, ничуть не менее реальное. Казалось, еще вот-вот и он прикоснется, окунется в это нечто.
Сосед за стеной включил утренние новости. Как уже сказано, пренебрежение личным пространством было самым раздражающим фактором в пансионате. Помнится, всеобщим единением дышали все сборы. Один за другим выходили на сцену люди, рассказывали о своих изумительных достижениях, и общая атмосфера призывала к гордости за свое поколение. Ораторы, ролики, что им демонстрировали, даже реклама на стенах отелей - всё на разные голоса восхваляло их, призывало к новым высотам, самоотдаче, к победе. Над кем? Вероятно, над ветхозаветными. Но Ален и в самом деле ощущал некоторую близость людей именно своего поколения. Ну.., пока не попал в пансионат. И было ясно, что все они предельно не молоды, что у каждого за жизнь сложились собственные привычки, взгляды. Но здесь, словно нарочно, их пытались всем этим столнуть носом к носу. Зачем? Разве зеркала было бы не достаточно?
После коротких новостей из области политики, где последнее время наблюдался полный покой, ведущий перешел к теме сохранения памяти при перерождении. Ален подумал - ну вот, уже объявили всем, значит и правда нашли способ. Медитация в такой обстановке стала невозможной, но и время уже подошло к завтраку. Он переоделся, повесив халат на плечики и убрав в шкаф. Пока переодевался проглядывал программу на сегодня. На темно-синем экране белые буквы казались белоснежными и слегка рябили в глазах. До обеда предстояла лекция по правилам поведения в церкви при прохождении службы, затем лекция Ингмара о жизни после жизни, после чего, перед самым обедом, планировался документальный фильм о достижениях двадцать восьмого поколения. Потом обед. Что ждало после обеда, он читать не стал. Чем дальше, тем больше жизнь его становилась сиюмоментной. В том плане, что он не заглядывал дальше, чем пара часов вперед.
На завтрак была рисовая каша с курагой, салат из свежей зелени и кусочков сыра с помидорами, а также молочный коктейль или кофе со сливками - по желанию. Он обычно брал кофе, хоть здешний и мало напоминал тот, что готовила Элли или он сам. Однако, это был первый день, когда ему ни в какую не захотелось отправляться на лекции. Подойдя к дежурному из обслуги, он сослался на плохое самочувствие и ушел к себе. Через какое-то время к нему заглянул Эдуард, его сосед. Не тот, что слушал новости, и не тот, что разбудил его кашлем, прервав чудесный сон. Эдуард жил напротив, по другую сторону коридора, всегда был тише воды и ниже травы, но в глазах его Ален нет-нет да замечал искорку здорового интеллекта и иронии.
- Ты чего захандрил? - спросил он.
- Да... Если честно, то не хочу сегодня никаких втираний в мозг.
- Тогда, может, хочешь перекусить по-человечески, а? - в руке Эдуарда обнаружился поднос, на котором в пластиковых тарелках дымилась жареная картошка с явными признаками то ли мелко нарезанных охотничьих колбасок, то ли гуляша. Доставая вторую из-за спины, он вынес на свет божий стеклянный кофейник полный черного варева.
- Эд, где ты это все берешь, я не понимаю? - Произнес Ален, расторопно расчищая место на тумбочке, что была единственной горизонтальной поверхностью в его аппартаментах.
- Секрет, - улыбнулся Эд, а потом достал еще из кармана халата, в котором, кажется, Ален наблюдал его и на завтраке, золотистый и ароматный лимон. - Как на счет кофе с лимоном?
- Ох, нет. Вынужден отказать, - Алена все это очень развеселило, - предпочитаю не мешать кофе с лимоном. Вот чай - другое дело.
- Ну.., как хочешь. Нож есть?
- Откуда? Ты шутишь?
- Ну и ладно. - Эд исчез на пару секунд и тут же вернулся, держа в руках один из тех ножей, что раскрывшись уже не складываются просто так. Ален не стал ничему удивляться, а просто пододвинул поближе к себе тарелку. Тут же на подносе лежала и одноразовая вилка, и нож, которым, впрочем, лимон было разрезать невозможно, как и, скажем, вены на руках.
После ухода Эда и столь неожиданного дополнения к завтраку Ален, развалясь на кровати, достал планшет и подключил к нему один из датабанков. "Надо бы их уже потереть", - думал он, но безвозвратная процедура все откладывалась и откладывалась. Еще не известна точная дата, как сказал при последней встрече Йорген, один из ученых, отправляющих их в мир иной. Вот, казалось бы, в один прекрасный (или нет) момент Йорген скажет противоположное, но почему его это совсем не трогает? Ален вспомнил Хоппкинса. Как он там? Неужели ему позволили не ехать на сбор? Что толку! Хотя, - подумал он, - было бы, вероятно, неплохо уйти в родных стенах, сидя на веранде, любуясь озером, попивая что-нибудь эдакое, что слегка кружит голову и не дает ощутить в полной мере всю нелепость происходящего.
В комнату заглянула сестра. Увидев "пациента" в постели, удовлетворенно кивнула и скрылась. Ален смотрел кадры с последней вылазки в горы. Элли катится на сноуборде. Элли на лыжах скользит впереди по накатанному следу. Элли кидается снежками и попадает в объектив камеры. Элли разводит огонь в камине. Элли пьет свой любимый ликер, смакуя каждый глоток. Кажется, что он снимал все это, уже понимая, что скоро с ним останутся лишь одни кадры. Потому снимал, снимал, снимал. Даже когда Элли кричала, смеясь: "Да хорош уже, не надоело? Пошли кататься! Давай, толкай меня и садись! Они летели с горы на санках, как дети. А потом кувырнулись в снег и долго хохотали, хлопая друг друга по плечам, оттряхая снег, который облепил их с ног до головы.
Раздался стук, что стразу насторожило. Ален выключил видео и недовольно спросил: Да? В проеме двери возник незнакомец.
- Простите, что помешал.
- Да ничего. Входите. - Ален вспомнил, как точно так же говорил горничной, что меняла белье в его номере в те еще сборы.
- Детектив Ковальски, я уполномочен Министерством защиты труда, вот мои документы, - он протянул пластиковую карточку, в которой планшет тут же распознал представителя закона.
- Чем обязан?
- Вы получали сообщения, насколько мне известно, от господина Хоппкинса?
- Мы с ним часто общались, он мой друг. Что именно вас интересует?
- Нас интересует прежде всего его последнее послание, - он, видимо, специально произнес "нас", чтобы повысить свой статус.
- А. Думаю, вам оно известно?
- Да, конечно. Но хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу?
- Я? Ничего не думаю. Ну, думаю, как он там. Неужели ему позволили остаться дома? Думаю, что сам был бы тоже не против. Хотя...
- Что "хотя"?
- Не знаю. Наверное, все-таки правильнее было приехать. Не такая это простая задача отправиться на тот свет. Все-таки лучше, когда за этим будут присматривать специалисты.
Детектив поглядел пристально, видимо, профессионально не доверяя клиенту, но ответом удовлетворился.
- Хорошо. У нас к вам в этом случае лишь одна просьба. Не стоит рассказывать об этом кому бы то ни было. Вы правильно говорите, что переход очень сложен во многих планах, особенно в психологическом. Поэтому не хотелось бы, чтобы кто-нибудь перенервничал. Вы понимаете?
- Да, конечно понимаю. Не беспокойтесь.
После чего детектив откланялся, а Ален занервничал.
Глава 3.
После обеда он обыкновенно уходил играть. В малом зале на сцене стоял настоящий Стейнвей, на котором за исключением Алена абсолютно некому было музицировать, но каждый месяц в пансионат заявлялся настройщик и приводил ослабшие струны в норму. Когда-то по звукам мелодии, а потом уже и по привычке, в зал слетались, как мотыльки, старички одногодки-однодневки и обслуга, свободная от смены. Порою он собирал почти половину зала. Зал, правда, был небольшой, человек на сто, не больше. Эдуард был завсегдатаем. Он чувствовал себя не совсем посторонним, а потому иногда садился прямо на краешек сцены и наблюдал за Аленом, за его физиономией, как она меняется вслед за изменениями в темпе и накале страстей музыкальной темы. Ален поначалу бросал на него косые взгляды, но по мере игры отрешался и забывал не только о существовании Эдуарда, но, вероятно, и о мире вцелом.
Сегодня сосед слушал стоя, прислонясь к подоконнику. За окнами в этой части здания не было наружней террасы, и ничто не мешало любоваться видом на горы. Посередине "концерта", когда музыкант заиграл свою "Снежную вьюгу", Эдуард повернулся ко всем задом и уставился в окно. Так и стоял не шелохнувшись, пока Ален, массируя уставшие суставы пальцев, не подошел и не встал рядом.
- О чем задумался?
- Да вот. Думаю, не пойти ли прогуляться? Поваляться в снегу, протоптать какую-нибудь надпись на склоне... Видишь вон тот? - он показал жестом на пологое подножие скалы, что возвышалась прямо перед ними.
- Боюсь, это нам уже не по силам, - ответил Ален, продолжая разминать суставы.
- Да ладно! Тут и идти-то всего ничего. Составишь мне кампанию? - Эдуард озорно сверкнул глазами.
Алену редко удавалось видеть соседа в таком расположении духа и ради того, чтобы продлить собственное удовольствие, он согласился. Они двое, как один, как два солдатика на плацу, развернулись и прислонились попами к подоконнику, чтобы совместно обсудить дальнейший план действий. Зал уже опустел, лишь одна заторможенная девица все еще сидела в кресле, уставившись в планшет.
- Девушка, - весело обратился к ней Эд. - Мы тут планируем вылазку в горы. Не хотите составить кампанию?
Девушка, словно очнувшись ото сна, встала, не глядя мотнула головой и поспешно вышла.
- Тебе не кажется, что мы уже превратились в призраков? - Эдуард с ухмылкой взглянул Алену в глаза.
- Кажется. Только не в призраков, а в ходячих мертвецов. Нас не просто не замечают, от нас шарахаются. Одни служебные обязанности заставляют "вступать в контакт".
- Нда. Ну и хрен с ними! Но мы собрались на прогулку, не так ли? Идем?
- Идем.
Верхняя одежда и ботинки хранились в гардеробе и к выдаче требовали разрешения дежурного, о чем Ален не догадывался, но Эдуард был в курсе, а потому решительно подошел к Стефану, схватил его за грудки и что-то быстро зашептал на ухо. Стефан был дежурным по этажу. По крайней мере до восьми часов следующего утра. Он нехотя отправился в сторону гардероба, а старички, семеня, вслед за ним. В результате одежду им выдали без вопросов. На улице, а врочем, их тут не наблюдалось, было морозно, и снег хрустел под ботинком, слегка пружиня. Ален первый раз без суеты осмотрел их хоромы.
Здание было трехэтажным и чем-то напоминало слоистый камень, у которого каждый пласт со временем чуть сдвинулся относительно другого. Все потому, что все этажи по периметру имели террасы, которые и придавали общему виду эдакую слоистость. Архитектору, однако, хотелось, видимо, чего-то более живенького, чем монотонное повторение, и террасы были, словно свернуты от начально запланированного положения, одна по часовой стрелке, другая - против, а третья оставалась на своем месте, не совпадая таким образом ни с одной другой. Идти им предстояло к той стороне, где террасы заканчивались, чуть завернув за угол, и дальнейшая, восточная стена здания, уже совершенно отвесная, не разрываемая никакими карнизами, смотрела сверкающими окнами на нужное им подножие.
Пока они шли вдоль стены, дорожка была утоптана. Ален, занимаясь физзарядкой по утрам, самолично наблюдал, как шеф-повар, да и тот же Стефан усердно нарезают круги, сгоняя жирок с боков. Но как только они завернули за угол и шагнули по направлению к цели, ноги погрузились в снег по середину голени. Это было ожидаемо, но скорость передвижения замедлилась раз в десять.
- Когда дойдем, что бы нам такое вытоптать там? - спросил Эдуард, утопая в снегу. Ален, по началу взяв разгон, теперь перетыкал ноги все медленнее.
- Вот когда дойдем, тогда и подумаем, - дыхание его уже было нестабильно.
- Может устроить привал? - спросил на всякий случай Эд.
- Нет. Тогда точно не дойдем, - Ален вдруг решил дойти, чего бы это ни стоило.
- Ну, хорошо. А что за мужик к тебе заглядывал сегодня?
- Мужик? А. Да так, по делу. - Ален чувствовал, что говорить ему не хочется вовсе не оттого, что детектив не советовал, а потому что не было сил.
- Извини, вечно лезу не в свое дело.
Ален остановился и, обернувшись, пристально посмотрел на Эдуарда. Тот тоже застыл. Что ни говори, но и его дыхание желало лучшего ритма. В очках выражения лица было не разобрать, а губы улыбались, вероятно, как и у него самого. От нестерпимого блеска в глазах, от сверкающего повсюду снега, и от нехватки кислорода.
- Заходил детектив. Спрашивал о моем давнем приятеле, который отказался ехать.
- Ехать на сбор? - даже за очками Алекс увидел, как глаза Эда поезли на лоб.
- Да. Перед вылетом, точнее, когда мы уже летели, он прислал сообщение.
- Силен парень. Но это же бессмысленно!
- Что значит "бессмысленно"? Ты думаешь, они приволокут его силой?
- Да это не важно. Но если он был крутым пацаном в этой жизни, то, может, и приволокут. Только не сюда. Здесь отправляются на тот свет посредственности, вроде нас. Пардон. Не хотел тебя обидеть, да и сам не понимаю, как ты здесь очутился, с твоими-то талантами.
Они по-прежнему топтались на месте, пройдя от силы четверть пути. Из всего разговора Ален понял лишь одно - Эдуарду известно куда больше об этом пансионате, чем ему самому. И не только. Вероятно, куда больше и о том мире, в котором, вроде как, жил и Ален, но получалось, что пребывал где-то в другом месте. Вероятно, в том, где обитала музыка, нотные партитуры, а когда-то давным давно - строки кода, сервера, дата-центры.
- Эд, - Ален повернулся и попытался продолжить путь, не переставая говорить и внимательно глядя себе под ноги. - Сделай милость, объясни мне дураку. Я правильно понимаю, что ты об этом что-то знаешь? Откуда?
- Было дело. Не вздумай только придумывать себе невесть что. Все просто. Я сам когда-то работал в подобном пансионате в обслуге и знаю всю подноготную.
Ален вновь остановился.
- И что же здесь происходит? Хоппкинс, это мой приятель, он говорил, что нас собираются усыпить, как подопытных кроликов. Это правда?
- И да, и нет. Слушай, похоже, что мы сегодня до нашей цели не доберемся. Давай ка поворачивать назад. Если ты хочешь знать, то разговоры разговаривать лучше стоя в теньке, а не среди этого моря разливанного. Глаза режет, силы нет.
Ален с грустью посмотрел на подножие горы, до которого оставалось еще три раза по столько, сколько они прошагали, и, обернувшись, ответил: Давай.
Из окна малого конференц зала детектив Ковальски наблюдал за двумя фигурками на снегу. Они, словно застыли. Ни взмахов руками, ни движения вперед или назад. А через довольно продолжительное время разом повернулись и направились в сторону пансионата. Вот паршивец, - подумал он. - Проболтался таки. Хорошо еще, что Эдуарду Мейсону, а не соседу невропату, вот была бы иллюминация с а капеллой. Однако, теперь все вопросы к самому Алену. Насколько он окажется мужиком? Пианист.
Глава 4.
В зал торопливо вошел дежурный и, остановившись позади детектива, нетерпеливо кашлянул. Ковальски резко обернулся. В руках Стефан держал трубку радиофона.
- Полиция округа. Вас, сэр, - произнес он и протянул девайс с торчащей впереди антенной.
Детектив брать не торопился, пристально разглядывал дежурного. Тот заметно занервничал.
- Кто спрашивает?
- Не знаю, сэр. Он не представился, но в списке контактов номер числится за окружной полицией.
- Хорошо, ступай. - Ковальски забрал трубку, но поднес к уху лишь, когда Стефан убрался из зала, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- Детектив Ковальски, слушаю, - он вновь повернулся к окну. Двое путешественников уже скрылись из поля зрения.
- Ты там долго еще намерен прохлаждаться? - Воскликнула трубка голосом шефа.
- Шеф, так еще.., - он не успел договорить.
- У нас тут ЧП, а он прохлаждается, - шеф заливисто загоготал, и детектив расплылся в подобострастной улыбке. Жаль, шеф ее не видел.
- Так и у меня ЧП!
- Что там у тебя? Один старичок напал на другого и заколол пластиковой вилкой?
- Так если бы! Пианист Ален проболтался про Хоппкинса.
- И кому?
- Не поверите, но Эдуарду Мейсону.
- Ну и фиг с ним, забей.
- Да, но и Мейсон мог ему много чего порассказать в ответ.
- Например?
- Например, как тут протекают последние минуты жизни уходящего поколения...
- Надеюсь, что у этих двоих они протекут без эксцессов.
- Если только пианист не начнет делиться добытыми знаниями с соседями.
- Да ладно тебе! Ален был человеком замкнутым, ни с кем не дружил, Хоппкинс да Элли были единственными его... близкими, короче. Да он даже с родителями встречался редкий случай. Никому он ничего не скажет.
- Надеюсь, что вы правы. Так а у вас-то что за ЧП?
- А-а. У твоей старой подопечной кто-то выкрал кота. Эксклюзивного и дорогущего, что мой флаер.
- У мисс Селики? Опять?
- Ну.., согласно ее заявлению.
- Но, шеф, вы же сами понимаете, что по закону я обязан до последнего дня присутсвовать в пансионате...
- Да знаю. Долго они еще там собираются костылями двигать?
- Ингмар говорит, что они уже совсем выбились из графика.
- И?
- И принимает меры.
- Хорошо. Скажу ей, что ты вот-вот приедешь и займешься ее делом лично.
- Передавайте привет!
- Обязательно. Давай, пока.
- Пока, - ответил он в уже затихшую трубку.
В зал в поисках Стефана заглянула Лола, его помощница. Я занят, - гаркнул Ковальски, воткнув в нее испепеляющий взгляд. Та пожала плечиками и упорхнула. Чертов пансионат, чертовы старики! - детектив повернулся к окну, чтобы не видеть этой осточертевшей больнички.
Прошла неделя, а, может, больше, с того дня, когда Ален и Эд разговаривали, стоя под восточной стеной пансионата. Он здесь совсем потерял счет времени, но последние дни чувствовал себя все хуже и хуже, о чем захотелось рассказать Эду. Тот подымался гораздо раньше. Когда Ален встречал его в коридоре, направляясь в уборную, а тот уже шел навстречу, то означало, что Эд проспал. Повалявшись еще немного в постели, подыматься желания было мало, он свесил, наконец, ноги и нашарил тапочки, как обычно ткнувшись вначале кончиками пальцев в ледяной пол. Колени практически не болели на фоне давящего нытья, что он ощутил в пояснице да и во всем позвоночнике в целом. При одной мысли о физзарядке ему тут же захотелось упасть обратно в постель и зарыться в одеяло. Но навестить уборную все же стоило.
Возвращаясь обратно коридором Ален тихонько подошел к двери Эда и прислушался. Внутри стояла гробовая тишина. Наверняка читает, - подумал он и направился к себе. В комнате выдвинул коврик и сел, скрестив по-турецки ноги. Если уж игнорировать зарядку, то хотя бы помедитировать, - подумал он. Мысли, однако, все кружили и кружили в голове, не желая уступать место пустоте.
И да и нет, - ответил Эдуард, когда Ален спросил его о подопытных кроликах, а потом, уже прислонясь спиной к оштукатуреной под гранит стене пансионата, продолжил. Не знаю уж по каким причинам, я не ученый, но поколение, явившееся на свет в один день, с разницей, быть может, в какие-то часы, уходит точно также. Это подобно цепной реакции: уход одного тут же провоцирует уход другого и третьего, а там, как нарастающий ком. В итоге разница составляет даже не часы, а считанные минуты. Но. Иногда что-то идет не так. "И тогда прибегают к дополнительным мерам?" - Спросил Ален. Ну.., да. Как я понял, очень важно, чтобы все ушли одновременно. Это... как бы сказать... повышает вероятность того, что в следующий раз они будут готовы, созреют там, в иных мирах, к тому, чтобы в один прекрасный день в том же составе явиться на свет.
Жутко, - отвечал Ален, - жутко для тех, кто вынужден выполнять это. Но нам-то какая разница, все одно дни сочтены. Сам же говоришь, что поколение словно представляет собой нечто целое. Так на день раньше, на день позже - не вижу смысла дергаться и возмущаться, хотя это и возмутительно. Эдуард тогда ответил, что думает где-то так же. А потом предложил возвращаться домой в палаты, поскольку они уже совсем замерзли. Ален шел тогда с ним бок о бок и думал о том, как невероятна все-таки эта штука жизнь. Словно могучая река, летящая с гор, разлетающаяся среди камней и преград на многочисленные струйки, а вот сплетающаяся в единый поток так, что все струйки в нем уже, как одно целое, летят вместе, имеют единую судьбу. Чудеса.
Сосед вновь зарядил свои утренние новости, и Ален, скрипя коленями, поднялся. Следовало навестить Эда и все ему рассказать. Убрав коврик, осмотрев придирчивым взором комнату: постель убрана, полотенце повесил, зубную пасту и щетку положил в ящик, халат... да не на прием же! и пошел в халате. За дверью Эда стояла по-прежнему тишина. Он постучал и, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь. Эда в комнате не было. Детектив Ковальски восседал на трехногом табурете и с любопытством глядел прямо в глаза.
- Проходите, Ален, не стесняйтесь, - проговорил он, приглашающе махнув рукой. - Да входите уже!
Ален послушно вошел и прикрыл за собой дверь. В комнате сильно пахло ароматическими сигаретами. Сам Эд не курил. Бросив взгляд на тумбочку, он заметил пластиковый стаканчик, из которого торчал к верху оранжевый в крапинку фильтр сигареты. Стало быть, детектив сидит здесь достаточно давно.
- Присаживайтесь.
Детектив сунул руку в карман, извлек оттуда мятую пачку и, не спрашивая позволения, закурил, пуская дым в потолок. Взгляд его тем временем ни на секунду не отрывался от Алена. Тот заподозрил неладное.
- Извините, но Эдуард вышел надолго? Я хотел спросить его кое о чем.
- Боюсь, что надолго, - ответил Ковальски и пустил очередную струйку дыма. На этот раз чуть мимо лица Алена.
- Простите, не могли бы вы не курить, пока я тут?
Детектив учтиво кивнул головой, сделал последнюю затяжку и отправил сигарету в пластиковый стаканчик к своим собратьям.
- Так что вы хотели спросить у господина Мейсона?
- Простите, но мне кажется, что это вас никак не касается.