Он проснулся, как обычно, с рассветом. Впрочем, как обычно, касалось только последних недель, а может и месяцев. Он не знал точно. Но за год еще не перевалило, хотя может быть, он и ошибался. "Надо бы завести календарь или какую нибудь ветку, чтобы на ней зарубки ставить" - мелькнула ленивая мысль. Привычным движением, со свистом, вынул меч из ножен и сделал несколько рубящих движений, но прервал разминку, отдавая должное утренней нужде. Потом разминка возобновилась с новой силой, и уже через две-три минуты меч буквально ожил в его руках. Отработав обязательную программу, повесил меч за спину и занялся завтраком. Развязав вещмешок, выудил оттуда пару луковиц дикого лука, росшего в изобилии при дороге, три больших куска жареной оленины и почти пустой мешочек с солью. "Скоро и соль кончится, а если не будет дичи, то придется питаться одним луком. Может осесть на время поблизости, отрыть землянку, охотиться"? Но эта мысль была им тут же отклонена. Почему-то считалось гораздо важнее продолжать путешествие по этой дороге, по которой он ехал уже бесчисленное время. Как будто в конце пути должен быть ответ на какую то тайну. "Хотя бы узнать как моё имя, - ворчал он про себя,- и неплохо бы понять, как я здесь оказался и какого хрена мне здесь надо". Было время, когда он вслух кричал эти вопросы в молчаливый лес, большие долины и невысокие горы, встречавшиеся у него на пути. Так было в начале, теперь он уже немного свыкся. Осталась только жгучая злость на кого-то неведомого, по вине, которого он в один прекрасный день очутился на этой дороге, забыв всё на свете про себя. В том, что этот "кто-то" существует, он уже не сомневался.
- Мальчик, - позвал он коня и тут же его морда показалась среди деревьев, - ты то хоть сытый? Подкормился за ночь?
Как бы отвечая на вопрос, конь весело заржал, в пару движений подскочил к месту стоянки и уткнулся в плечо своему хозяину.
- Даже угостить тебя нечем, верный друг, - с легкой горечью произнес он, поглаживая гриву.
Кличку для коня придумал он сам, быть может, его и звали так на самом деле, потому что он сразу стал с готовностью откликаться. Конь был резвый, вороной масти и очень умный, выполнял всё, что ему говорил хозяин. Всё говорило за то, что оба давно и прочно знакомы. А снаряжение, как коня, так и в первую очередь хозяина указывало на их воинское происхождение. Хотя бы это было ясно для путешественника.
- Ну что же. Продолжим выбирать имя для меня, - воин уселся на седло и принялся меланхолично жевать оленину вприкуску с луком. Мясо можно было подогреть, но костер давно потух, а новый разводить не хотелось.
-Урд? Веддард? Может Хлямси? - это была их любимая игра. Воин называл имена, пришедшие ему в голову, а конь всегда фыркал и тряс головой. Иногда, когда имя вызывало у него смех, Мальчик как бы соглашаясь, пронзительно ржал.
- Берд? Лигвя? Заргимиртссен?
Утро, благоухая свежестью, в недоумении смотрело на эту странную парочку. Светило постепенно занимало положенное ему на небе место. Лес просыпался, ночная жизнь уступала место дневной. И только дорога хранила гробовое молчание.
Вскоре воин насытился, а имена стали всё более заковыристей. Наконец это наскучило, похоже, обоим. Человек снова остался без имени. Впрочем, как и без прошлого, семьи, народа, к которому он бы мог принадлежать. Он говорил, но не знал, на каком языке он говорит. Он был воином, но не представлял за кого он сражается и кто его враги. Он ехал, казалось бы, всю жизнь, не зная, откуда, зачем и куда.
Для коня всё было проще. Человек был его господином и звал его Мальчиком. Если господин поведет его в бой, он помчится в атаку, всё равно кто бы ни был враг. Если господин куда-то держит путь, он повезет его. Если он устанет или будет голоден, он даст знать хозяину. И даже если господин потребует невозможного, он постарается это выполнить, пусть это приведет и к смерти. Потому что прежде всех инстинктов у Мальчика стояла преданность своему хозяину.
Воин между тем стал собираться в путь. Засунул последний кусок мяса и соль обратно в мешок. Хлебнул воды из фляжки и вылил остатки себе на лицо - умылся. Вчера он не встретил ни реки, ни пруда, ни хоть какого то ручейка, иначе непременно расположился бы ночлегом возле водоема. Впрочем, реки в этих местах встречались очень часто, так что волноваться не было нужды. Он даже сильно подозревал, что это одна река, которая течет вдоль дороги, по которой протекал его путь. Из второй фляжки, что побольше, он наплескал в свой конический шлем и дал напиться коню. После затоптал костер и погрузил свой нехитрый скарб в мешки. Взнуздал коня, запряг в седло и надел на него обшитый металлическими пластинами вальтрап, повесил мешки, укрепил впереди седла небольшой, расширяющийся кверху меч и позади кистень с длинной цепью, заканчивающейся железным шаром с редкими тупыми шипами.
После чего принялся за себя. Натянул на тело широкую байдану, вспомнив, как в первое время спал в ней, потом постепенно перестал, уверился, что опасности нет, да и спать стал немного крепче. "Вот так и погибают хорошие войны, - усмехнулся он про себя, - надеясь на лучшее, не готовясь к худшему". Поверх байданы, надел широкий кожаный пояс, застегнув его на два ремешка. Закрепил на левом боку свой любимый меч: в полтора локтя, с широким кряжем и удобной рукоятью. С одной стороны на кряже выбиты были, какие то руны, но как бы ни пытался он их разобрать, не смог. Слова давно стерлись, видно меч был очень старый, но по боевым качествам превосходный. Воин очень им гордился, гадая про себя: достался ли он в наследство или был взят в бою? С правой стороны пояса, чуть спереди висел большой боевой нож, с серебряной рукоятью и вставленным в неё красивым синим камнем (тоже, наверное, дорогой). Правее висело толстое большое кольцо, в которое он продел короткий топорик. Потом надел твердые кожаные наручни, снаружи расшитые железными пластинами с красивыми узорами, и засунул за голенище сапога запасной длинный нож. За спину повесил лук и колчан с двадцатью семью стрелами, а также круглый щит, обитый металлом по краям и сферическим умбоном в центре. Последний штрих - шлем с застегивающейся бармицей.
- Что, Мальчик, поедем дальше? - он вскочил на коня и пустил его рысью по дороге.
Через некоторое время конь перешел на шаг, а воин внимательно оглядывался по сторонам. Но не живописные поляны занимали его, а наличие дичи кругом. Предусмотрительно достав лук, воин стал приглядываться к выныривающим тут и там зайцам. И хотя зайчатины он не ел давненько, всё-таки не рискнул стрелой.
А дорога тем временем всё вела и вела дальше, утоптанная бесчисленными ногами, прошедших по ней неизвестных путников.
- Кто же ходил по тебе? Куда они исчезли теперь, когда мне так необходимо встретить хоть кого ни будь? - так вполголоса разговаривал с дорогой одинокий воин. Эта привычка была у него уже давно. С тех самих пор, когда однажды, он пришел в себя, сидя в седле, едущем по этой дороге. Больше всего его угнетало не одиночество, а странное состояние неопределенности и вопросы, ответы на которые не у кого было спросить.
Сначала, как он помнил, был совершенно опустошен и принимал всё как данность, действуя автоматически. Но потом сознание медленно восстанавливалось, и стали появляться те самые вопросы: кто я, где я, как я здесь оказался, почему я ничего не помню? Иногда воин чувствовал странное несоответствие своих мыслей. Как будто он не должен был бы так думать. Потом пришло такое же ощущение несоответственности слов и действий. Как будто в нем жило два человека, и время от времени этот второй появлялся и пытался что-то сказать, сделать, подумать. Просто, какое то раздвоение личности. Подумав об этом, он опять ощутил несоответствие мыслей, понятий и фраз.
Дни, тем временем, сменяли один другого. Но время как будто остановилось. Он путешествовал очень долго, но казалось, стоял на месте, хотя места, пройденные им, никогда не повторялись, и его никогда не посещало дежа-вю (опять это странное чувство). Природа вокруг была такой, какой была быть в середине лета и за всё это время ни разу не менялась. Бывало, шел дождь, и даже снег и тогда у него было чувство, что он заехал в зиму или осень. Потому что всё вокруг обретало свойства данных времен года. Но потом также быстро заканчивалось, и он снова "въезжал в летние края".
Всё это тяжело нависало над воином. И ещё, он как бы ощущал, что всё это "кем-то" для него было подстроено.
Он часто и подолгу рассматривал доспехи, одежду и тело, стараясь отыскать следы страшных ударов, которые бы заставили его забыть всё на свете. Но и одежда и доспехи были, хоть и изрядно поношенные, но целые, с незначительными следами починки. А на теле было всего несколько шрамов, которые уж никак не сделают чести воину.
Каждое утро и каждый вечер он выполнял упражнения с мечом, но не было ни единого проблеска в сознании, кто и когда обучал его мастерству владения оружием. Он даже не мог сказать, хорошо ли он им владеет. Были рефлексы, инстинкты, но ни одного воспоминания. "Как дикий зверь!"
- Мальчик, скажи мне на кого из диких зверей я больше похож. На оленя, зайца? Ха-ха-ха-ха-ха! - он громко рассмеялся, представив себе всю глупость такого сравнения, конь как всегда вторил ему ржаньем, - Или может быть на волка или медведя...
Сказав это, он резко осекся и даже остановил коня. Он ведь никогда не видел медведя. Но говорит о нем и прекрасно знает, как медведь выглядит. Значит видел. Видел в той - прошлой жизни. Жизни до этой дороги.
А сколько раз он вспоминал или говорил, о чем ни будь, чего еще не видел. Значит, это и есть те самые воспоминания. Значит, вот почему к нему приходит это странное чувство. Это открытие подняло его настроение на небывалую высоту, он пустил коня вскачь, радуясь жизни. Теперь у него есть надежда, надежда, что он всё вспомнит, и ... Он снова дернул повод, останавливая коня. И что дальше? Он не знал. Быть может, ему бы и не следовало вспоминать что-нибудь?
- В конце концов, что бы ни было, я вспомню, кто я. А тогда уже и умирать не страшно, - воскликнул он и снова ощутил некую странность.
Воин встряхнул головой, как бы, отгоняя дурные мысли, и продолжил путь.
Вечер застал его у реки. Она снова появилась ниоткуда и расположилась недалеко от дороги. Прежде чем развести костер воин рискнул-таки стрелами и подстрелил пару речных птиц. После, уже поджаривая их на костре, он вдруг подумал, что не знает названия этих птиц.
- А ведь я ел их время от времени, пока ехал, - начал он снова разговор сам с собой,- Значит раньше, когда я не был на этой дороге, я их ни разу не видел. И поэтому не знаю, как их назвать! Значит ...
Он замолчал и прислушался к ночному лесу. Вроде бы всё как обычно, но что-то подсказывало ему опасность. Схватив меч и кистень, он дернулся в сторону от костра, попутно ругая себя за то, что далеко от руки оставил лук, и что перестал надевать доспехи на ночь.
Тихо добрался до каких-то кустов и стал вытаскивать меч из ножен, но вдруг почувствовал тихое прикосновение к спине. Он резко перекатился через кусты, одновременно доставая меч. За мгновение до удара воин понял, что это его верный конь и резко отвел руку с оружием в сторону. Замер и слегка перевел дух.
- Ну, ты напугал, Маль... - начал он было шепотом, но конь громко фыркнул и обернулся в сторону костра.
Воин стал медленно оборачиваться, готовясь, если что, отбить любой удар. И замер,... увидев сидящую у костра девушку. Да, у костра сидела девушка, и кажется, грелась.
Воин двинулся в её направлении, проявляя, однако, при этом ещё большую осторожность. Как же он её пропустил? Скоро она его заметила, но казалось, нисколько не удивилась и не испугалась.
Он подошел и медленно опустился рядом с ней на седло. Девушка обернулась к нему и что-то сказала. Но слова были непонятные.
- Ты кто? - спросил он осторожно.
Она снова что-то сказала по-своему, но даже не посмотрела на него.
Воин опасливо огляделся, но увидел, что Мальчик подошел близко и по его поведению не скажешь, что рядом есть ещё кто-то.
- Я спро...
Договорить она не дала, разродилась цветастой тирадой из непонятных слов. Язык был странный, какой-то певучий и очень красивый.
"Наверное, здесь говорят на этом языке, - подумал он, - очень жаль, что я его не понимаю". Он принялся разглядывать девушку и увидел, что она довольно красива, у нее были длинные темные волосы и большие зеленые глаза. Из одежды лишь какое-то тонкое голубое платье, на ногах не было ничего. "Как же она путешествует?"
Увидев, что воин смотрит на нее, девушка сказала что-то резко и снова выдала большую речь на непонятном языке. Потом повторила но, заметив, что он не понимает, указала в сторону жареной птицы.
- А! Ты хочешь есть!? Сейчас, - он быстро отрезал большой кусок, подал его на ноже. Достал соль, и сорванный по дороге лук, и придвинул к ней.
Девушка начала жадно есть, но как-то аккуратно. При этом она постоянно говорила на своём чудном языке, и воин почувствовал, что его сильно клонит в сон.
- Погоди, - перебил он ее, - ты кто? Как тебя зовут? Что это за земли? Чьи они?
Но девушка гнула, что-то своё. Он опять впал в сильное сонливое состояние. Настолько сильное, что через несколько минут упал рядом с костром и заснул.
Во сне он увидел людей, которые смотрели на него. Их лица были размыты, но он понял, что знает их. Люди были в странных одеждах, они разговаривали с ним на том же языке, что и девушка. И он им отвечал, сам не понимая что. Неожиданно он понял, что эти люди хотят его убить, и с криком проснулся.
Всё так же стояла ночь. Только незнакомки у костра уже не было. На том месте, где она сидела, он увидел воткнутый в землю нож. Конь невозмутимо стоял, всем своим видом показывая, что ничего не случилось. Воин взял в руки нож, с которого она ела, и повертел его в руках - нет, она ему не приснилась.
- Что же это было? - вырвалось у него. И вдруг накатил резкий страх. Он схватил меч и щит, но было жутко до боли.
Некоторое время он стоял, скованный ужасом, не в силах пошевелиться. Потом страх стал отпускать и воин немного расслабился. Но сразу же подкинул сучьев в костер и облачился в доспехи. Он долго и напряженно сидел, глядя в костер, состояние было подавленное.
Через час он услышал, как кто-то плачет в лесу. Он кинулся, было на звук, но тут же подался назад. "А вдруг это ловушка"? Снова стало страшно. Не как в первый раз, но довольно таки сильно. Особенно страх усиливало поведение Мальчика. Тот смирно находился возле своего хозяина, тогда как воин отлично помнил, что в присутствии волков или других крупных зверей вблизи, конь постоянно нервничал. Плач прекратился так же внезапно, как и начался.
Потом весь лес будто взорвался мириадом шепотов. Воин вертелся на месте, готовясь отбить любую атаку любого существа, но никто не нападал, лишь только шепот со всех сторон ложился липкой паутиной страха на него. Ощущение было такое, будто он сходит с ума. Слов "шепотов" было не разобрать. Постепенно они стали исчезать один за другим и наконец, воцарилось пронзительное молчание. Лес снова был тем же самым лесом, лишь только воображение рисовало причудливые образы врагов в тенях крон.
Остаток ночи воин не спал. На рассвете он вспомнил, что так и не искупался в реке, а раньше он в этом себе никогда не отказывал. Но теперь ничто не заставило бы его окунуться в воду. Он набрал полные фляжки, быстро собрался и бросил коня в галоп по дороге.
- Нехорошее место, - обернувшись, в последний раз, процедил он.
Дальше всё было спокойно. Потянулись монотонные дни путешествия. Дорога всё также тянулась в бесконечность, он дремал в седле и перестал снимать байдану на ночь. Дичи было в изобилии, а однажды ему даже посчастливилось завалить кабана. Во время одной из дневных остановок конь забеспокоился, а через несколько секунд из чащи леса на большой скорости выбежал секач. Он несся прямо на него, но реакция у воина была отменной, в одно мгновение меч вылетел из ножен, и он рубанул кабана, одновременно уходя в сторону от клыков. Второй удар достался зверю в спину топориком. Соль кончилась, поэтому он набрал ягод, орехов и душистых трав. Натирал ими вкусное кабанье мясо и коптил над костром почти два дня. Так как в наличии имелся маленький чугунный котелок, он решил сварить похлебку, добавив туда всё тех же трав, съедобные коренья и конечно, дикий лук. Без соли получилось не очень вкусно, но меню существенно разнообразило. Были и не очень приятные происшествия - он потерял две стрелы.
К вопросам, терзавшим воина, прибавились вопросы и о странной девушке. Кто она? Что делала ночью в лесу одна и куда, потом исчезла? Что это был за язык, на котором она изъяснялась, и почему во сне он говорил на нём? Кстати, и до и после этой встречи снов он не видел. Кроме того, связана ли она с тем диким ужасом, после его пробуждения, и тем страшным плачем и диким шепотом леса?
Внезапно всё вокруг стало белым, и повалил снег. Он опять оказался на зимней территории. Достав из седельной сумки теплый плащ, воин укутался в него. Мысленно он проклял всё на свете, мысли в голове утратили остроту, наступила полнейшая апатия.
Дальше чередовались один за другим дни зимнего путешествия. По утрам воин вскакивал от холода, потому что костер гас ночью. Да и костер вечером было не так уж легко развести. Снова стал охотиться и искать корм для коня. Несмотря на всю, охватившую его апатию он понимал - в том случае, если сдохнет конь, он сможет продолжать путь и пешком. Но мысль о том, что он может потерять единственного своего друга, была невыносимой.
Зима, однако, становилась всё суровее, такого раньше не было. Как будто, что-то не пускало его дальше. В голову часто лезли мысли о том, что надо повернуть назад. Но изо дня в день он продолжал двигаться вперед, фанатично веря в конец путешествия, возвращение памяти и ответы на все вопросы.
И конь, и его хозяин часто голодали и страдали от холода. Воин перестал садиться в седло, чтобы не утомить скакуна, да и ходьба пешком согревала. Так и плелись они рядом друг с другом по опостылевшей дороге.
Наконец стало теплеть. В лесу появилось больше дичи, и из-под снега выглядывала трава. Однако, зима всё ещё имела свои права и воин не снимал теплого плаща.
В один из дней он развел в лесу костёр, чтобы поджарить на обед пару перепелов. Очень хотелось, есть и взгляд не сходил с приготавлиемой птицы. Поэтому он вначале даже и не заметил, как из чащобы неторопливо вышел человек и направился прямо к костру. А когда заметил, то даже не удивился, не выхватил меч и не приготовился к битве.
Незнакомец был высокого роста, с волевым лицом и длинными светлыми волосами, обильно осыпанными серебром седины. Война выдавало в нём наличие аж двух мечей по бокам, но доспехов он не носил. И корзно и рубаха, сапоги и нарукавники на нем выглядели очень дорогими. Голова была непокрыта, на пальцах разместились с полдюжины золотых перстней, увенчанных пестрыми камнями, а на шее массивная цепь того же металла.
Он непринужденно присел на поваленное дерево и отправил в костер ветку. Потом перевел свой взгляд на безымянного война. Под пронзительным взглядом голубых холодных глаз стало очень неуютно.
- Я пришёл, - сказал незнакомец безразличным тоном, и воин вздрогнул от неожиданности.
- Ты говоришь ... на моём языке?
- Это ты говоришь на моём языке, - незнакомец хмыкнул и перевёл свой взгляд на костёр.
- То есть как на твоём!? Я не знаю другого!
- Не знаешь, или не помнишь - это теперь не имеет значения.
- Почему, - воин уже начал отходить от неожиданного появления незнакомца.
- Если ты захочешь, то и сам поймёшь.
Воин был поставлен в тупик такими ответами. Но может быть это и есть тот человек по воле, которого он оказался на этой дороге.
- Ты сказал, что пришел, - начал он осторожно, - зачем?
- Ты хотел меня видеть.
- Но, я не хотел...
- Когда-то хотел, - перебил его незнакомец, - так хотел, что я даже был не в силах отказать.
- Из-за тебя я попал сюда? - пошел ва-банк воин.
Незнакомец громко рассмеялся.
- Нет, ха-ха-ха, уж точно не из-за меня.
- А из-за кого?
- Ты это знаешь, не я.
Воин смутился ещё больше. Он решительно ничего не понимал и даже приложил снега к лицу, чтобы убедиться, что это не сон. Снег обжигал кожу.
- Кто ты?
- Некоторые с таких вопросов начинают, - незнакомец подбросил ещё веток в костёр, - бывает, даже здороваются, как это положено. Но ты, я вижу, не такой как все. Тебе проще будет называть меня Владимир.
- Владимир, - он попробовал незнакомое имя на вкус и почувствовал, что знает его, - а моё имя? Ты можешь сказать мне его? - почему-то он считал, что Владимир знает.
- Я буду звать тебя Авинс. Это ТВОЁ имя.
- Авинс...
- Да, Авинс. Ты сам себе его выбрал.
- Сам выбрал? Но как же меня назвала мать?... - он резко осекся, почему то вдруг стало тяжело говорить.
- Не знаю, - Владимир пожал плечами.
- Но откуда тогда ты знаешь моё имя?
- Откуда, откуда, - Владимиру уже начинал надоедать этот разговор, - я же сказал - ты сам его выбрал.
Авинс собрался с мыслями. Что-то здесь было не то. Но не так, как когда он встретил странную девушку у реки. В этом разговоре была, какая-то логика. Надо было только до неё добраться.
- Владимир... Я, наверное, мало что помню. Не подскажешь ли, зачем я хотел с тобой встретиться?
- У тебя было ко мне много вопросов, связанных с моей жизнью.
- Мы давно знакомы?
На лице Владимира появилась улыбка. Даже глаза немного потеплели. Глядя на него, Авинс внезапно подумал, что хотел бы встать под знамена к этому человеку.
- Не так давно, но достаточно, чтобы узнать друг друга.
- А что это были за вопросы?
Владимир задумался на некоторое время. Пауза стала затягиваться.
- Ты хотел узнать, - наконец начал он, - почему я резко изменил жизнь твоего народа, а значит и твою. И кто мне дал такое право.
Авинс нервно облизал губы. В голосе его собеседника стали явно слышны угрожающие нотки. "А может он просто сумасшедший?" - мелькнула шальная мысль.
- Ещё ты хотел знать, - продолжал Владимир, - так ли хорошо я владею двумя клинками одновременно.
После этих слов в груди появился холодок, как будто только что образовавшаяся льдинка начала таять. Он был в полной боевой готовности, но проверять два меча Владимира ему, почему-то очень не хотелось.
- Не бойся, ха-ха-ха-ха, я не собираюсь биться с тобой.
- Я и не... - Авинс не договорил, потому что Владимир поднялся и направился в сторону леса, - куда ты? Мы же ещё не договорили.
- Насчёт твоих вопросов, - Владимир обернулся и посмотрел ему в глаза, - я отвечу, что это не твоё дело!
Владимир скрылся в заснеженном лесу, как будто сам являлся его частью. Опомнившись, Авинс кинулся в ту сторону, но, добежав до первого дерева, остановился. Следы заканчивались на этом месте, дальше был только снег.
- Да что здесь такое происходит? - пробормотал он обескуражено.
Он вернулся к костру и надолго задумался. Он так и не узнал, куда идёт эта дорога и по чьим землям она проходит. Как и не узнал когда и чем она закончится. И опять появились новые вопросы. Кто такой этот Владимир? И что такого он сделал его народу? Какому народу?
- По крайней мере, я теперь знаю, как меня зовут, - тихо сказал он Мальчику, - меня зовут Авинс... Авинс!
Уже одно это так подняло воину настроение, что он, забыв про всё на свете, выхватил меч и топор и пустился в дикий танец. Стоявший рядом конь невозмутимо наблюдал за этой странной картиной.
Теперь путешествие продолжалось гораздо веселее. Авинс, как будто что-то чувствуя, часто пускал своего скакуна в галоп. В глубине души он чувствовал, что конец его путешествия близок. Наконец-то он куда-то приедет. А может быть он приедет домой? От таких мыслей он очень волновался и почасту напряженно вглядывался в дорогу. Вместе с тем, он, помня, как незаметно подошел к нему Владимир и как необычно ушел, усилил бдительность. Так можно и стрелу получить легко, байдана не спасет. К тому же он совсем один. С одним всадником он, может быть, и справится, да и десяток пеших легко разгонит, но с двумя всадниками у него уже мало шансов. Так думал он по вечерам, и от этих мыслей становилось очень неуютно.
Между тем зима на его пути закончилась, так же резко, как и несколько раз до этого. А вскоре и лес начал заметно редеть. Наконец его глазам предстала степь. Она разлилась насколько хватало глаз, и дорога, вытоптанная тысячами чьих-то ног, уходила вглубь её и терялась где-то на горизонте.
Авинс сделал привал на границе леса и степи. Впору было призадуматься: дорога как бы подкидывала новые испытания, одно за другим. Путешествовать по степи было гораздо тяжелее, это воин очень хорошо понимал. Вода встречается крайне редко, да и дичи не так много, а за той, что есть надо ещё полдня погоняться, стрел не хватит. Впрочем, у коня всегда есть подножный корм, и чутьё животного должно вывести к воде.
На следующий день он вернулся немного назад к реке и набрал побольше воды во фляжки. По пути он не встретил ничего подходящего для охоты, хотя очень на это надеялся.
И вот начался путь по степи. А степь была прекрасна, вся усыпанная красными, как кровь цветами. Она будто дышала, была живым существом и теперь благосклонно относилась к всаднику и его верному боевому коню. Последние и сами почувствовали нечто новое для себя. То пьянящее, сладостное ощущение свободы, которое дают широкие просторы цветущей степи. Воин мог позволить себе снять доспехи - любая опасность была видна издалека как на ладони, и подготовиться к ней можно было заранее. Теперь он с удовольствием подставил свое тело сухому ветру. Время от времени он пускал коня вскачь, и низко перегнувшись через круп, на всем скаку срубал, какую ни будь тростинку или цветок. Все это очень забавляло обоих. Каменные жерла колодцев попадались довольно часто, и со временем Авинс легко научился бить местных птиц с лету. Всё оказалось не так уж и плохо, и теперь он уже не думал о степи, как о чьей-то очередной каверзе.
Однако в один из дней он заметил что-то на горизонте, далеко от дороги. С быстротой молнии натянул на себя доспехи, и стал осторожно приближаться к темнеющим точкам, что это не колодец он сразу понял, так как научился различать их не только по виду, но и по поведению Мальчика.
Вскоре он уже увидел, что это опрокинутый четырехколесный фургон, возле которого лежат люди. То, что люди были мертвыми, было видно из их неестественных поз. Мальчик не проявлял никакой тревоги, но воин, помня, что тот никак не отреагировал на появление странной девушки и ещё более странного Владимира, все-таки был предельно осторожен. Вместо лука он достал кистень. Владел он им достойно и, сам не зная почему, считал, что легко сможет отбить им стрелу.
Людей было пятеро, трое мужчин и две женщины. Судя по всему, убили их совсем недавно. Авинс дал круг и всмотрелся в степную траву. Странно, следов от копыт не так много. Он спешился и осмотрел трупы. Все пятеро были убиты мечом, это он определил безошибочно. Но почему-то лица мертвецов были совершенно спокойны. У двоих мужчин на поясах висели ножи, у третьего сзади за пояс был заткнут небольшой топор. Судя по всему, никто из них не пытался оказывать сопротивление. В то же время следы указывали только на трёх лошадей, две из которых тянули фургон. Третья лошадь несла на себе всадника, на что указывала глубина следа. Следовательно, всех их убил один человек. Кто же это был такой, что никто не стал даже спасать свою жизнь бегством?
Авинс принялся обыскивать фургон. Ворохи серой одежды, похожей на ту в которую были одеты убитые, инструменты, необходимые для починки фургона, пара хлипких луков, полсотни стрел, лопаты, мотыги, лемеха для плуга, сковородки и кастрюли. Всё было перерыто, вероятно, убийца взял уже всё самое ценное. На трупах тоже ни одной ценной вещи. Пришлось довольствоваться только стрелами. Было, похоже, что одну из женщин ещё и изнасиловали, слишком уж неестественно был задран подол старого застиранного платья. У неё была большая рана в живот от колющего удара. Наверное, убийца вначале использовал ее, как хотел, а потом убил. Авинс вгляделся в неё: волевое лицо женщины средних лет, немного широкие скулы, копна разметавшихся черных волос - ничего привлекательного для себя не заметил. "А вот странная девушка у костра была красива, даже очень красива - мелькнула мысль". Остальные участники трагедии немногим отличались от этой женщины, такие же темноволосые, с незапоминающимися лицами люди. Куда они шли и откуда? Теперь он это вряд ли узнает.
Он постоял немного, раздумывая, что делать дальше. В конце концов, перетащил трупы и свалил их в одну кучу вплотную к фургону. Потом проверил направление ветра, и с помощью кресала поджег ворох ветхой одежды и полог фургона. После вскочил в седло и, не оглядываясь, пустился вскачь по следам неизвестного убийцы. Ему вдруг самому захотелось снести голову этому человеку. Не из-за убитых им людей, а просто... просто... Просто он не знал почему. Холодная ярость заволокла ему глаза. Он устал от дороги, от безответных вопросов, от неопределенности, от странных незнакомцев. Устал от всего. И ответить за это должен был этот неизвестный.
- Вот и посмотрим, так ли он хорош против война, - злорадно прокричал он в ухо коню, - а степных бродяг я и сам смогу изрубить с полсотни!
Вскоре он заметил черную точку на горизонте и стал быстро его нагонять. Убийца уходил с двумя легко гружеными лошадьми, взятыми им у жертв, и не особо торопился. Он тоже заметил Авинса и, отпустив лишних лошадей, бросился в его сторону.
По мере того как они сближались Авинс смог рассмотреть своего противника. Высокий, если судить по положению в седле, в черных кожаных доспехах, ушитых спереди большими металлическими бляхами. Шлема на нём не было, вместо него сверкала свежими порезами лысина, лицо также было чисто выбрито, в противовес уже почти окладистой бороде Авинса. Он был на великолепном чалом жеребце, в руке был приготовлен для атаки широкий меч (такой надо осторожно принимать на клинок, можно и сломать). Но что больше всего взбесило Авинса так это хищный оскал, видимо означавший улыбку у врага и горящие в предвкушении крови глаза.
Эх, не зря он всю дорогу рубил на скаку траву. Он сразу же ушел от широкого меча, перегнувшись на бок коня, одновременно ткнул в незащищенный бок противника, тут же ощутив, что хороший древний клинок пробил легкий кожаный доспех и добрался до живой плоти.
Приняв прежнее положение в седле, Авинс резко развернул боевого скакуна, азартно готовясь к новой атаке. И с радостью заметил, что убийца теперь не похож на убийцу. В глазах появилось растерянное выражение, ощущение боли от раны ещё не пришло, но правая рука уже неуверенно держала меч, а левая лихорадочно отстегивала от седла добротный металлический щит.
- Это тебе не баб убивать, тварь, - крикнул он весело и бросился к нему.
Первым же ударом Авинс выбил у него меч, второй пришелся на щит. "Негоже портить и клинок, и хороший щит, - так думал он, молниеносно доставая второй меч". Удар пришёлся в район шеи. Сломав ключицу, меч застрял в теле, и кровь хлынула тугим напором из раны. Чалый жеребец, почуяв упавшую на него кровь, встал на дыбы и, сбросив с себя всадника, умчался далеко в степь. Чтобы не выпасть из седла Авинсу пришлось выпустить второй меч. Теперь он гарцевал вокруг незнакомца, который был ещё жив и, стоя на коленях, дико вращал глазами, даже не пытаясь вытащить клинок из раны.
- Как же ты убил пятерых? - Авинс явно недоумевал, - Да тебя дубинкой можно было из седла выбить!
Он убрал свой меч в ножны.
- Ты не воин, - объяснил он, - поэтому марать об тебя клинок я не буду. Сдохнешь как животное, ублюдочное ты отродье.
Он вытащил лук и приладил к нему стрелу. Убийца порывался что-то сказать, наверное, просил о пощаде, но из горла вырывалось только бульканье. Железный наконечник стрелы легко пробил ему глаз. Авинс смотрел, как тот умирает, резко елозя ногами по земле. После того как враг затих, он слез из седла и с противным хрустом вытащил свой второй меч. Сорвал с него пояс с ножнами и чуть кривым ножом и забросил подальше - не достоин он лежать с оружием. Валявшийся рядом меч тоже пнул в сторону, себе взять не захотел, показался неудобным, да и хозяина своего уже раз подвел. Только щит приглянулся ему и занял свое место на крупе Мальчика. Стрелой решил пожертвовать, только сплюнул на мертвое тело.
- Согнали эту идиотскую улыбку с его морды, - прошептал он на ухо коню, - ты молодец, Мальчик!
Чалого решил не ловить, тот унесся далеко по направлению к фургону, будто почуяв смерть хозяина, и не захотев такой же участи для себя. Две других лошади мирно щипали траву, там, где их и оставили. Одна была загружена двумя большими флягами с водой. На другой было несколько седельных сумок с хорошей одеждой, продуктами, безделушками из золота и целой торбы пшеницы. Видимо убийца ограбил и убил не только тех людей, что нашёл Авинс.
Ночь ещё не опустилась на великую равнину, и до прихода темноты он нашел дорогу и сделал привал, отпустив всех трех животных пастись. Мальчика, однако, прежде щедро накормил из торбы, и, дав всем трем напиться из своего шлема, благо воды было много.
Сухой степной травы, как и всегда, хватило только на то, чтобы чуть поджарить мясо. Но теперь у него была соль и лепешки! С самого начала своего пути он не ел хлеба и теперь наслаждался. Кроме того, в награбленном нашлись три бутылки эля, одну из которых он и смаковал, глядя на потухающий костерок. Он наслаждался жизнью как того и заслуживал. Он убил врага и получил законную добычу. Причем убил легко, так же как и тот незадолго до этого расправился с теми пятью. При этой мысли Авинс вздрогнул. Не хотелось бы думать, что завтра так же легко зарубят тебя. Он даже тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли.
Уснул Авинс как никогда до этого легко и снова увидел сон. Увидел он своего поверженного врага, как тот догонял фургон с путниками в степи, как рубил их, а те были спокойны, будто ничего не случилось. Он насиловал женщину, но та вела себя так словно все в порядке, и не изменила выражения лица, даже когда он с силой всадил ей в живот свой широкий меч. И видел Авинс, что не нравится это убийце. И знал Авинс, что плохо тот владеет мечом и на коне не умеет держаться как воин, потому что не был он воином. И то, что многих до этого он убил, изнасиловал и ограбил, и были среди них и старики и дети. Но умирали все одинаково спокойно, не реагируя ни на какие пытки, как куклы, только из плоти и крови. Знал и то, что бесился убийца не получая того чего хочет - мук и страданий своих жертв. И бросился бы тот бежать при виде Авинса, если бы знал, что Авинс воин. Но не знал, ибо сам он не был воином!
Авинс проснулся ранним утром и не понравился ему тот сон. Не хотел он видеть этого ублюдка, особенно в ночных видениях. Но и вместе с тем осознавал, что это все не спроста. Сон как будто приподнимал завесу тайны его появления на дороге и потери памяти.
Размышлял он над этим ещё целую неделю. Дорога вела дальше, степь радовала глаз, наличие трофейных сумок - желудок. Так и продвигался небольшой караван к своей неизвестной цели. Ничего кроме колодцев, больше не встречалось на его пути. Постепенно стали попадаться рощицы небольших деревьев и кустов, и Авинс уже с неудовольствием ждал появления полоски леса на горизонте. Лес, однако, не появлялся. У Мальчика появилось достойное занятие - две молодых кобылы. У воина же - только старые мысли и большой соблазн откупорить ещё одну бутылку эля, но держал себя. Вдруг ещё кто-нибудь встретится, не столь враждебный. Хорошо бы, конечно, чтобы это была та странная, но красивая девушка.
Он не придал особого значения большой роще на своём пути. Но, въехав туда, почувствовал, что всё изменилось. Его, словно укутали в теплое мягкое одеяло. На душе стало так тихо и спокойно. Он ехал, а роща не кончалась, наоборот - разрасталась. Птицы весело щебетали над головой, солнце ярко светило, лаская путника своими лучами, трава была необыкновенно зеленая, и Авинс не возражал, когда его животные время от времени останавливались пощипать ее. Когда дорогу перешел олень, он даже не схватился за лук. Настроение было такое, будто бы вернулся домой.
- Если это так, то я очень рад, - прошептал он сам себе.
Дорога между тем открыла новый сюрприз. Даже не поляну - долину, в которой имелся большой пруд. Но не пруд привлек внимание Авинса, а большой дом рядом с ним. Дом был выложен из камня и высился в два этажа. По бокам к нему примыкали сад и загон для лошадей. Но самое главное было то, что дорога заканчивалась у этого дома! Сердце подпрыгнуло в груди и стало, бешено стучать, отдаваясь в висках, во рту сразу же пересохло, а по лбу потекли крупные капли пота.
Мальчик остановился недалеко от массивного каменного крыльца и воин спешился. Минуты три он стоял, не решаясь подойти и постучать. Но дверь открылась и на пороге появилась та самая девушка. Она была в том же самом платье, в котором он видел ее в первый раз. Авинс сделал несмелый шаг и остановился. Девушка лучезарно улыбнулась и от этого показалась ему еще более красивой. Она сама спустилась к нему. И подойдя, поцеловала в губы.
Вспышка!
Авинс упал на колени. Он все вспомнил! Он вспомнил руки матери, вспомнил улыбку жены, вспомнил взгляд отца и объятия дочери. Вспомнил себя и свое имя, данное ему родителями при рождении. Он вспомнил свой народ, свою страну и свой язык. Вся его жизнь пронеслась перед ним во всем своем великолепии. Он вспомнил!
А, вспомнив, почувствовал боль. И оттолкнул он от себя девушку, ибо узнал, кто она такая и как попала в этот дом. Боль наполнила все его тело, стало просто невыносимо.
Он закричал. Но боль не выходила через крик. К боли добавилась печаль, а потом и безысходность и всё плохое, что только можно себе представить. Его как будто разрывало на куски.
Он кричал, и стояла рядом девушка и улыбалась она.
А потом крик оборвался, и вокруг образовалась звенящая пустота...
В степь пришла зима. По бескрайним просторам ветер гонял снег. Степь была мертва. И только черным пятном на белой простыне казался одинокий всадник, путешествующий по ней. У него не было дороги, не было и цели. Всадник был воином и звал себя Авинс, это было ЕГО имя. Коня звали Мальчиком. Для него всё было просто. Если хозяин поведет его в бой, он помчится в атаку, всё равно кто бы ни был враг. Если хозяин куда-то держит путь, он повезет его...