Выстрел на пустынной улице в заброшенном городе оказался скучным и приглушенным. Наверное, все дело было в тумане, что заполнил собой все пространство, перекрестки, площади и дворы; он словно выдавил весь воздух, подменив его собой, превращая даже громкие и пугающие звуки в серую морось или в холодную росу на покосившихся детских качелях. Звук выстрела по определению не мог быть скучным и невзрачным в любом другом городе... Впрочем, других городов давно уже не было, а те, что остались, медленно вымирали.
Так вот, на пустынной улице с потрескавшимся асфальтом, забытыми на обочинах машинами с битыми фарами, серыми девятиэтажками, в которых ослепшие черные окна смотрели внутрь себя и скорбели, мертвыми деревьями с облезшей побелкой на стволах и проржавевшими горками-слониками, – хлопнул выстрел. Эхо не отозвалось на провокацию, оно было давно съедено туманами, поэтому резкий и громкий звук как-то сразу обесцветился и растворился в холодном белом мареве. Затем послышались глухие шаги, шлепки по луже и скоро на середине улицы, как раз на фоне бесформенно-серого торгового центра с покосившейся рекламной аркой на въезде, появилась странная фигура.
Да, странная. Фигура эта была невысокой, перекошенной и какой-то до крайности неправильной. Словно на ребенка лет двенадцати напялили тяжелую камуфляжную куртку, дали в руки игрушечное розовое ружье, размером с настоящее взрослое, и выгнали из дома с напутствием «а постреляй ты нам голопузиков к завтраку, да поскорее».
Фигура остановилась посреди небольшой площади с обесцветившейся желтой разметкой, покосившимися бордюрами и надписью на арке «Супермаркет Семейный», мельком глянула в сторону упомянутого мертвого торгового центра, затем устремила свой взор на едва просматривавшиеся из тумана девятиэтажки с антеннами на крышах, которые были скорее похожи на скелеты неведомых зверей, вымерших во сне. Свое нелепое ружьишко розового цвета фигура держала крепко, со знанием дела, плотно уперев приклад в плечо, всем своим существом прислушиваясь к тяжелой туманной тишине, в которой звуки если и были, то скорее фантомами, способными обмануть и с расстоянием, и с направлением. Чуть склонив голову фигура долго слушала дыхание тумана. А потом вдруг развернулась к супермаркету Семейному, точнее к автостоянке с парой-тройкой остовов сгоревших машин, вскинула ружье и выстрелила.
Бах.
Туман проглотил и этот звук, превратив его словно бы в хлопок надутым бумажным пакетом, скорее не «бах», а «бух». Фигура по-прежнему стояла на изготовке, продолжая целиться во что-то одной ей видимое... Пока из-за одного из остовов вдруг не показалось нечто еще более странное, чем она.
Это нечто лишь отчасти было похоже на человека. На высокого, страшно худого, голого, с непропорционально длинными руками. Сделав пару неуверенных шагов в сторону фигуры с ружьем, нечто взмахнуло своими длинными руками, как оказалось с двумя локтями на каждой, и тяжело упало на мокрый асфальт. А из раны в груди начала вытекать и пузыриться светящаяся розовая тянучка с запахом ванили.
–Тридцать пять секунд на восстановление, – пробормотала фигура таким же нелепым, как и вид, голосом. Это был совершенно четко детектируемый детский голос, но с какой-то невероятно взрослой циничностью и хрипотцой. Опустив ружье, она направилась в сторону подстреленного существа, истекавшего странной кровью, которая застывала на воздухе большими пузырями, а они, в свою очередь, раскатывались по сторонам, как воздушные шарики. Руки существа еще шевелись на вторых сгибах, жилы напрягались, создавая странные рисунки под кожей, а вот чего у существа не было... так это лица. Точнее на его месте был лишь рот с клыками. И рот этот корчился из стороны в сторону, гримасничал и издавал шипящие звуки.
Подойдя к существу, фигура ткнула в его костлявую грудь стволом, ровно в середину между выпирающими дугами ребер, О том, что на этом месте совсем недавно была рана, напоминали лишь фиолетовый шрам и липкие розовые подтеки. Существо широко раскрыло пасть и оскалилось...
Бах.
–Разрывными нужно шпилить, а не этими вашими гуманистическими пульками, – послышался ворчливый мужской голос.
–Заткнись, – парировал детский с хрипотцой.
–Серией выстрелов, а не одиночными!
–Замолкни.
Бах.
По асфальту раскатилась волна розовой тянучки, которая сразу начала обращаться большими пузырями. После третьего выстрела грудь существа с танцующей пастью совсем разворотило. Осколки прозрачных, как стекло, костей летали по воздуху и испускали липкие нити, внутренности выпрыгивали наружу, как ополоумевшие гигантские черви, потревоженные посреди спокойного сна. С розового ружья медленно стекали липкие, остро пахнущие ванилью, капли.
–Укатала ты его? – спросил ворчливый голос спустя некоторое время тишины.
Фигура пнула руку существа, а затем для верности с силой наступила на длинные пальцы с черными загнутыми когтями. Никакой реакции не последовало, хотя горюны вообще не выносили боли.
–Укатала? Ну, Лейла, скажи! Я слепой, если не целюсь, ты же знаешь! Укатала?
–Я тебе не Лейла, – пробормотала фигура, вынимая из-за широкого армейского ремня здоровенный нож с зазубринами. Бледная детская ручка, розовый маникюр на ногтях и тонкое колечко как-то уже совсем странно сочетались с тяжелым тесаком. Однако же странно, но сочетались, как например граната «лимонка» на блюде с лимонами. Вид нелепый, но глаз не оторвать.
–Ох, вы там снова поменялись, что ли?
–А ты и не заметил? Не почуял? – с насмешкой спросила фигура, ловко крутанув нож в руке. – От меня пахнет мужчиной. И где же твой хваленый нюх?
–Нюх при мне, – задумчиво ответил ворчливый. – И мой нюх говорит, что у тебя за спиной кто-то есть.
Фигура застыла на мгновение, затем медленно оглянулась. А там, и правда, в двух-трех шагах кто-то был. Кто-то высокий, в камуфляже и в низко надвинутой на брови кепке. Кто-то державший в руках тяжелую армейскую винтовку.
–Ребенок? – удивленно пробормотал чужак. – А мне показалось, какой-то карлик... Эй, девочка, живо отойди от горюна, а то укусит еще!
–Это он зря, – тихо пробормотал ворчливый голос и хмыкнул.
–Кто там бормочет? У тебя есть свой джинн? Девочка, ты слышишь меня? Или ты не девочка? Или ты... – сильные мужские руки подняли винтовку и направили на нелепую фигуру со всклокоченными светлыми волосами. Туман зашевелился на утреннем ветру, закручиваясь в громадные спирали и растягиваясь в длинные ленты. Туман словно окружил фигуру в куртке не по размеру, создав вокруг нее будто бы волшебный фон на картине. Большие глаза, синие как небо, белые локоны, нежная белизна кожи, как молоко с каплей малинового сока... Мужчина целился и умилялся.
И было чему, признаем эту правду. Даже нелепая и грубая куртка, даже тяжелые армейские ботинки с железными мысами, даже странное ружье в одной руке и нож в другой – не портили, а наоборот, как бы дополняли прекрасный образ. Красота до того умилительная, что вполне могла показаться едва ли не патологическим уродством. Что-то граничащее с безумием, что-то будто бы нарисованное гениальным художником наркоманом за минуту до мучительной смерти от передозировки. Что-то...
Впрочем, мужчина не успел додумать свою мысль. Потому что через мгновение ангельская улыбка на идеальном лице утонула в кровавой реке.
–Быстра же ты, Лейла, – через некоторое время резюмировал ворчливый голос.
–Ну!
–А кровищи-то, кровищи. Столько запаха, что в стволах запершило. Голову, что ли, ему отрезала?
–Ну! – фигура потрясла ружьем. Под нежными ноготками, с которых почти слез розовый лак с блестками, просматривались бордовые полумесяцы крови. А еще на запястье болтался мягкий браслетик сплетенный из ниток, на котором позвякивали стеклянные сердечки.
–Ладно-ладно, сегодня ты Лейлин, – примирительно ответил голос. – Прекрати меня трясти, а то опять прицел собьешь.
–То-то же, а то все Лейла да Лейла. Неужели по запаху не понял?
–Запах? Тут столько крови, что перешибет даже солдатскую кирзу! Вот если бы не это твое умение быстро двигаться, давно уже валялась бы в какой-нибудь канаве, с разорванной промежностью и простреленной башкой.
Нежная рука стукнула прикладом по асфальту. Да попала в кровавую лужу. Впрочем, бордовое на розовом вполне себе смотрелось и не отталкивало.
–Знаешь, чем мне пришлось расплатиться за это умение?
–И знать не хочу! И не рассказывай! И вообще я просто говорящее ружье, мне все эти ваши человечьи штучки не интересны. Целиться и стрелять – вот все, что знаю и умею.
–Значит, заткнись и не отвлекай меня своим пустым трепом, – фигура в громадной куртке вернула нож за ремень, застегнула пуговицы и закинула ружье за плечо.
–А трофей? – не выдержало ружье, которое, к слову сказать, звали Ауром.
–Трофей, – задумчиво пробормотало ангелоподобное существо с холодными, как небо в октябре, глазами и пнуло голову, с которой свалилась кепка. Железный мысок скребнул по обескровленной проплешине, затем ловко повернул голову лицом вверх. Мутные полуприкрытые глаза, перекошенный рот, почерневшие пятна крови... – И что с ней делать? Куда применить? Ну, разве что типчикам продать на холодец.
–Я про горюна говорю, маньячка! – Аур запнулся и сразу поправился: – То есть, маньяк.
–Трофей – это мысль, – фигура закинула ружье за плечо и села на корточки перед грузным телом в камуфляжной форме. Белая ладошка похлопала по нагрудным карманам, затем нежные пальчики расстегнули пуговицы и достали алюминиевый портсигар и документы, заботливо завернутые в затертый и пожелтевший от времени пакетик.
–Что ты там ищешь? – буркнул Аур из-за спины.
Пальцы раскрыли портсигар, потрогали сморщенные самокрутки, скорчившиеся за погнутой прищепкой, затем закрыли его с щелчком. После недолгого раздумья рука сунула портсигар обратно в карман и взялась за документы. Недолго повозившись с замысловато сложенным целлофаном, вывернула наружу лицензию на отстрел горюнов и паспорт гражданина России.
–Что там? – снова подал голос Аур.
–Никому не нужное старье, – пробормотал Лейлин. – Его звали Егором, отчество и фамилия закрашены черным маркером.
–И что это нам дает?
Рука вернула документы неровным шелестящим комком туда, где взяла, и перешла ко второму карману. Скоро на тонкой ладошке чернелись четыре разрывных патрона.
–Ты же у нас всеядный? – спросил Лейлин, рассматривая край вещмешка, выглядывавшего из-за широкой спины мертвеца.
–Ненавижу только пули с радиоактивной начинкой. А от бронебойных у меня икота!
–Вот и хорошо, – рука с патронами нырнула за отворот куртки и где-то там их спрятала. Затем вернулась к мертвецу и снова принялась хлопать по карманам. – Добраться бы до его вещмешка. Но для этого нужно перевернуть тело. Поможешь?
–И как я это сделаю? Лейла, когда ты становишься Лейлином то глупеешь на глазах, не первый раз мною замечено!
–Шарахнем по нему разделителем, например.
–Во-первых, патронов с разделителем у нас осталось всего три. А во-вторых, ты представляешь сколько здесь будет шуму, крови и мелких кусочков мяса, порхающих по воздуху, как бабочки?
–Не будет.
–Чего не будет?
–Ничего не будет.
–Я отказываюсь тебе подчиняться! Верни мне Лейлу, ты, маленький маньяк! Ради чего ты собрался стрелять по трупу патронами с разделителем? Ради этого паршивого вещмешка? Ну так поднатужься и переверни этот чертов труп, ты же мужик!
–Нет.
–Что нет?
Лейлин встал, взял ружье в руки и направил ствол в грудь мертвого тела.
–Разделитель заряжай, – процедил он сквозь зубы.
–И не подумаю!
Тонкий пальчик надавил на курок.
Щелчок.
–Разделитель заряжай.
–Ни за что!
Щелчок.
Лейлин, все так же целясь в труп, отступил на пару шагов.
–Посмотри на кровь, глупая ты железяка. Заряжай разделитель, я тебе говорю!
–И чего мне на нее смотреть, на кровь эту? Будто я ее никогда не видел. Куда ты не придешь, везде кровь, кровь, кровь... Ох, дери меня черт в патронташ... Крови нет! А куда? А как так? Куда делась кровь, я вас спрашиваю?
–Разделитель заряжай!
В розовом ружье послышался характерный звук досылаемого патрона. Клац-клац.
И тут вдруг из обезглавленного трупа, прямо из середины груди, раздвинув края куртки, показалась крохотная, будто бы младенческая, ручка с тонкими пальчиками. Рука ощупала все, до чего смогла дотянуться. Нежная кожица, розовые ноготки. Скоро появилась вторая, которая помогла первой раздвинуть огрубелые края куртки. И следом появился он...
–Оракул, – дрожащим шепотом произнес Аур. – Этот мужик носил в себе Оракула? Это значит, что где-то здесь неподалеку...
БАХ!
Туловище сдуло разделителем и рассредоточило красным веером метров на пять или больше. Туман не сделал исключения даже для такого сногсшибательного звука, поймал его, как кошка мышку, и придавил к земле когтистой лапой. Голову отбросило на пару метров к бордюрам и завалило высохшей листвой.
–А еще я могу прикинуться веточкой. И не просто, а например веткой цветущей сакуры. Ты только представь, идешь такая по улице с цветами, все на тебя смотрят и умиляются. Вы только гляньте, скажут они, по улице идет милый ребенок и в руке у него, то есть у нее... Хотя нет, все же, у него...
–Кто?
–Что кто?
–Кто скажет?
–Лучше бы ты оставался Лейлой, она хоть и говорлива не в меру, но не перебивает меня через слово. Нет в тебе романтики, Лейлин. И чем ты там так громко хрустишь? Вот помяни мое слово, скоро сюда на этот звук приволокутся все горюны из округи. Чем тут можно так аппетитно хрумкать, в этом старом и заброшенном магазине?
Тонкая рука с облезшим розовым лаком на ногтях показалась перед оптическим прицелом. Она держала батончик «Смикерса» с осыпающимися орешками явно не первой свежести. Грязные пальцы с хрустом разломили остатки батончика пополам, подбросили одну половину, затем маленький рот с тонкими губами поймал ее, а белые зубы тут же начали перемалывать.
–Не боишься отравиться? Вид у этой штуки, которую ты ешь, такой, будто изготовлена она была лет десять назад.
–Нет.
–Что нет? Можно изъясняться понятнее?
Разъяснений не последовало.
Лейлин сидел на стойке перед кассой и смотрел в серую перспективу давно заброшенного супермаркета. Помещение это было по истине огромным и весьма темным, если бы не проломленная ровно посередине стена. Унылые ряды пустых стеллажей с поблекшими стикерами «Распродажа!», брошенные тут и там тележки, кучи пыльного рванья и размазанные черные пятна на когда-то белом полу. Еще здесь, прям на круглом столе посреди овощного отдела, с объявлением на ярко-красном щите «Сегодня авокадо по цене картошки! Не пропустите самой лучшей в этом году цены!» наличествовало Яйцо, большой кожистый кокон телесного цвета. Яйцо уже почти созрело, о чем сообщали бордовые прожилки понизу, там где оно держалось присосками за огрубелый пластик. Лейлин направил ружье на Яйцо и похлопал по прикладу.
–Что, снова разделитель заряжай? – проворчал Аур.
–Зачем?
–Ну так ведь Яйцо.
–По фиг.
–То есть, ты хочешь сказать, что сейчас доешь это свой заплесневелый смикерс и мы пойдем отсюда, куда глаза глядят?
–Да. А что-то не так?
–Мне рассказать тебе, что обычно вылупляется из этих яиц?
–Расскажи, – Лейлин сунул в рот остатки батончика, спрыгнул со стойки и направился в сторону кожистого кокона. Аура он закинул за спину, мимолетно подумав, что было бы неплохо к стволу добавить еще один браслетик из стеклянных бус. Он, конечно, и сейчас красивый, приклад украшен разноцветными ленточками, сиренево-розовая бахрома на прицеле, всяческие побрякушки и посверкушки на стволе, но все же... мало. Нужно заглянуть в косметический отдел, если его не до конца разграбили в свое время, то вполне имеется шанс найти там что-нибудь яркое или звонкое. – Ну? Чего молчишь?
–Я тебе не лектор, – ворчливо огрызнулся Аур, он не любил бывать за спиной, ему, видите ли, оттуда ничего не видно. – А ты мне не студент.
–Из этой штуки много чего может вылупиться, – Лейлин задержался возле Яйца и провел по нему рукой. Оно было теплым и под кожей что-то ощутимо пульсировало. – Однажды я видел, как оттуда вылетел целый рой огромных ос. А другой раз Лейла вытащила из него заряженную базуку. Ровно на один выстрел.
–И выстрелила?
–А как же, сразу и пальнула по горюну.
–Вот-вот, горюны! Эти тоже оттуда появляются... Но постой-ка, почему я не помню никаких ос и базук? Это все было до встречи со мной?
–Встречи? – усмехнулся Лейлин, коснувшись указательным пальцем розовой прожилки на коконе. На пальце сверкнуло колечко, на котором вместо камешка был желтый пластиковый смайл с потешной гримасой невыносимой радости. – А еще из Яиц иногда вылупляются люди.
–Хуже, если домоеды. Люди меня не пугают, по крайней мере с тобой. Человека можно легко подстрелить или отрезать голову, как ты недавно продемонстрировал. А вот домоеда убить – та еще задача.
–Я тоже вылупилась из Яйца.
–Лейла? Неужели ты вернулась, Лейла? Ох, стреляй в меня черт, крупнокалиберными!
–Фигушки, – хмыкнул Лейлин, продолжая водить пальцем по кокону. Оттуда, с внутренней стороны, что-то тоже пыталось касаться его руки. Будто крохотная детская ладошка с растопыренными пальчиками. – Я просто вспомнил, что родился Лейлой. А Лейлин пробудился позже.
–Умеешь ты обломить, – буркнул расстроенный Аур. – Давай пальнем по Яйцу патроном с разделителем и уйдем отсюда, наконец.
–А вдруг в нем человек?
–А вдруг домоед?
–Бессмысленный спор, – Лейлин отошел от кокона и посмотрел в сторону косметического отдела, на входе в который висела высохшая человеческая голова на проводах. Рыжие волосы на ней будто светились в неясном свете из пролома в стене и были скорее похожи на парик. Рядом болталась вывеска, сообщавшая об очередной скидке на шампунь «Вивея». Лейлин решительно направился туда, на ходу поправляя норовившее сползти ружье. Оно не хотело в косметический отдел, оно прочь отсюда хотело.
–Почему мы еще здесь? – гундосил Аур. – Давай уйдем, пока чего-нибудь не случилось? Лейла никогда не подвергает себя бессмысленной опасности, всегда обходит стороной эти странные места с Яйцами и головами на входе. Ну что тебе там нужно?
–Бусики.
–Э? Что ты сказал?
–Бусики. Еще раз повторить?
–Бусики... – Аур обреченно вздохнул. – Я скоро буду похож на новогоднюю елку. И все благодаря тебе.
–Лучше бы спасибо сказал.
Лейлин остановился на входе, чтобы лучше рассмотреть голову. Он даже попытался до нее дотянуться, но росту не хватило. Наконец зашел в отдел, где было темно, как в аду. Недолго погремев чем-то там в карманах своей необъятной куртки, Лейлин вынул фонарик, включил его и направил луч вглубь помещения.
Здесь все было разгромлено, как и в остальном магазине. Ребенок в камуфляже вдруг напрягся, будто заметив что-то странное или пугающее, но внутрь ступил и даже принялся раздвигать ногой всякий хлам на полу. Скоро от ноги откатился баллончик с дезодорантом, и вслед за этим послышалось фырканье. Из глубины отдела. Странный такой звук, не человеческий.
–Что там? – прошептал Аур. – Я ничего не вижу у тебя за спиной.
–Лошадь, – ответил Лейлин, продолжая раздвигать ногой битую и подавленную косметику, которая в свете фонаря отбрасывала яркие лучики на стены и потолок.
–Так, еще раз. Кто тут есть кроме нас, Лейлин?
–Я же сказал, лошадь. Точнее маленькая лошадка. Маленькая розовая лошадка. И она улыбается.