–Ты очень стойкая девочка. За всё время не издала ни звука. Откуда же ты такая взялась? Откуда в тебе столько сил?
Это большое складское помещение было захламлено чуть меньше, чем полностью. Небрежные ряды высоких темно-зеленых ящиков с кирзовыми сапогами и противогазами поднимались почти до потолка, с которого свисали на проводах лампы без колпаков. Ряды ящиков с запчастями для автомобилей «Газ» были чуть пониже, зато уходили куда-то очень далеко, теряясь в сером мраке. А еще прорезиненные мешки с костюмами химзащиты, вперемежку с тюками грязно-коричневой пеньки, буквально сдавливали остатки свободного пространства и сильно воняли прогорклым тальком. Здесь еще было много разнообразных рядов, гор и просто куч со всяким ненужным хламом, оставшимся от прежней жизни. Склад, по всей видимости, когда-то был военным, о чем свидетельствовала маркировка на ящиках и мешках, однако с тех пор уже столько воды утекло; он много раз переходил из рук в руки, пока не достался банде мародеров, в основном состоявшей из туповатых особей мужского пола не старше двадцати лет. Главенствовал над ними мужичок лет пятидесяти, плешивый и сгорбленный, в длинной засаленной жилетке с грубо пришитыми белой ниткой карманами. Мужичка звали Евсеевич. То есть, так его называли подчиненные.
Он сидел за столом, тоже захламленном до крайности всякими военным картами, городскими путеводителями и еще какой-то дребеденью, у которой и названия-то нет, а нужна она лишь для того, чтобы занимать место и мешать. На небольшом свободном участке было разложено несколько бумажек, паспорт и пластмассовый пенал. А сам Евсеевич сидел на стуле и держал в руках странную штуку – розовое ружье неизвестной марки, с прицелом. И ружьишко это было весьма примечательным. Оно было любовно украшено всевозможными ленточками и бусами, мишурой, заячьей лапкой, светящимися неоновыми трубочками и даже кристаллами Сваровски на прикладе. Ствол ружья был буквально полностью замотан бусами и лентами. А прицел был отделан искусственным мехом ядовито-зеленого цвета с золотистой бахромой.
Евсеевич с ухмылкой крутил ружьё и так, и эдак, пытаясь отыскать хоть одну знакомую деталь, но так и не смог. Затем он попытался снять короткий рожок, который торчал как инородное тело чуть сбоку, однако тот крепко сидел на своем месте и никакие усилия на него не действовали.
–Что же это за диво такое? – он глянул назад, где у стены, в тени, что отбрасывали высокие ряды ящиков, лежало обнаженное тело. Оно было сильно побито и порезано, это тело, и измазано своей же кровью. За одну руку оно было приковано наручниками к ржавому кольцу в стене. Лица было не разобрать в тени, хотя золотисто-белые волосы с кудряшками светились и переливались, даже в тусклом луче далекой лампы и несмотря на заскорузлые пятна крови. – Петруха сказал, что отродясь не видал такого ружья. А Петруха в оружии сечет, этому ты можешь поверить. Он сказал, что это муляж. Но я так не думаю. Тяжеловато оно для муляжа, – Евсеевич подбросил розовое ружьё, чтобы хотя бы примерно определить его вес. – Тяжеловато. Я бы сказал, не для всякой мужской руки такой вес.
Поставив ружьё возле стола, мужичок еще раз посмотрел на истерзанное тело, которое пошевелилось и попыталось подтянуть себя за наручник к стене. Хмыкнув и покачав головой, Евсеевич вернулся к документам на столе. И первым делом взял паспорт.
–Рюкзачка при тебе не было, имеем только то, что нашли в карманах. Да и в карманах не густо, в основном фантики от конфет. Ладно, наконец-то появилось время твои бумажки изучить. Итак, что тут у нас? Мария Климова, год и месяц рождения замазаны химическим карандашом. Город Санкт-Петербург. Так ты, значит, питерская будешь, Маша? А зачем дату рождения замазала? Впрочем, по тебе и так видно сколько, – мужичок снова хмыкнул. – Фотография тоже замазана. Хотя постой-ка. В каком возрасте в старой России паспорта выдавали? В четырнадцать? – он снова оглянулся и заинтересованно глянул на тело. – А сколько у нас от конца света годков прошло? Десять? Пятнадцать? В таком случае, сколько же тебе, девочка, на самом деле, если выглядишь лет на тринадцать?
–А может это не ее паспорт, – раздался ворчливый мужской голос из воздуха. Евсеевич, себе на беду, не достаточно испугался, не вскочил и не отбежал, что спасло бы ему жизнь непременно. Он просто отвлекся от шевелящегося возле стены тела и начал крутить головой из стороны в сторону.
–Это мне послышалось? – пробормотал мужичок. – Кто тут? Санёк? Петруха? Вы чего вернулись, черти? А где остальные?
–Я тебе не Санёк, дурак плешивый, – ответил голос. В ту же секунду розовое ружье накренилось, сползло по краю стола и упало на правое плечо Евсеевича. Мужичок удивленно глянул прямо в дуло ружья.
Выстрел.
И выстрел этот был вовсе не громким, в отличие от грохота падающих тела и ружья. Здесь на складе вообще со звуками было туговато, какие-то усиливались, какие-то приглушались, шепот мог звучать громче крика, а крик тише шепота.
Впрочем, звук следующего выстрела прозвучал вполне отчетливо. Ружьё, случайным (а может, и не нет) образом оказавшееся направленным на истерзанное тело, выстрелило второй раз и попало (опять же, случайно или нет?) как раз в наручник. Тот разлетелся на несколько частей, которые звонко упали на бетон. Вслед за тем послышались шлепки босых ног по холодному полу и позвякивание мишуры на ружье.
–Я его гуманистической пулей огладил, так что живой. Делай с ним что хочешь, Лейла.
Евсеевич корчился на полу, выстрелом ему выбило глаз и проделало небольшое отверстие в затылке. Он шарил рукой по замасленному бетону, будто бы пытаясь нащупать глаз, но тот улетел весьма далеко и имел глубоко не товарный вид. Когда детская нога пнула его в живот, то крикнул скорее от страха, чем от боли и посмотрел на расплывавшуюся в оставшемся глазе фигуру с ружьем в руках.
–Так и знал, что не муляж, – прохрипел мужичок.
–Меня звать Аур, – сказал все тот же голос из воздуха. – Хочу, чтобы знал это перед смертью.
–Джинн? А я думал, что это сказки про говорящие ружья... Девочка, я ведь тебе никакого зла не сделал. Ты ведь не убьешь дядю? Ты ведь позовешь на помощь?
–Меня звать Лейлин.
–Лейла... – с горечью прошептал Аур, неоновые трубочки погасли. – Эх, зачем же ты закрыла колпачок на прицеле в ту ночь? Я ведь засыпаю, как умираю, если закрыт мой глаз. Железякой становлюсь бесчувственной.
–Мы сделали глупость, оставшись в магазине на ночь. И расплатились за нее. Теперь я один.
–Девочка, это не я! Это они! Эти молодые звери! – мужичок пытался рассмотреть обнаженную фигуру перед собой, но видел лишь пятно телесного цвета и две острые точки безразлично-холодных глаз. Точно таких, какие были на этом лице и день назад, и два, и три. – Я ведь даже не прикоснулся к тебе!
–Не прикоснулся. Просто сидел и смотрел.
Следующий выстрел раздробил Евсеевичу правое колено. Он закричал. Но крик его, между нами говоря, недалеко разнесся. Тут, по месту покрутился, да и пропал. А вот стоны и вопли разметались по всему складу, как перепуганные вороны.
–Три дня и три ночи, – сказал Лейлин спокойным и даже, в некотором роде, отрешенным голосом. – Лейла берегла меня, держала глубоко в себе. Рассказывала сказки из старых книжек, которые ей давали в лаборатории.
–Расстреляй эту тварь, Лейлин! Отомсти за Лейлу! – выкрикнул Аур, расчерчивая лицо Евсеевича бегающей красной точкой лазерного прицела. – Подлые шакалы усыпили вас газом, а ты на живую разделай эту свинью!
–Лейла сказала, что это была расплата. В следующий раз буду я. Так почему же ты злишься, Аур? – Лейлин нахмурился и покачал головой.
–Я в бешенстве! Из-за того, что не смог предупредить об опасности, пока вы спали, хотя учуял газ сразу, как только его распылили в подсобке! Из-за того, что я старая и бесполезная железяка, которая не уберегла Лейлу! Из-за всей этой хрени, которая творится в нашем мире и убивает, и убивает, и убивает!
Выстрел.
Евсеевич, который в бреду решил воспользоваться разговором между этими двумя и уползти, получил пулю во второе колено. Однако пульки были гуманистическими, калечили аккуратно. Боль, конечно, была, и судя по крикам мужичка весьма сильная, но он все еще мог двигаться и даже, в каком-то смысле, думать. И уже точно эта боль не была такой, какую терпела Лейла трое суток.
–Но ведь остался я, – сказал Лейлин. – Или тебе меня мало?
–Мало, – мрачно признался Аур. – Но я буду ждать, вдруг Лейла проснется.
–Я тоже буду ждать. И, пожалуйста, успокойся. Когда ты злишься, курок становится слишком чувствительным.
–Как это сделать? – буркнуло ружьё. – Я три дня прислушивался, ждал сигнала или случая, и молчал. Три чертовых дня я слышал лишь похотливое похрюкивание тупых скотов! И да, этот плешивый снова пытается уползти.
Выстрел.
В пах.
Крик мужичка Евсеевича превозмог даже местную акустику и улетел куда-то под потолок. Истекая кровью он попытался прикрыть свое хозяйство руками, однако следующие два выстрела отключили верхние конечности в районе локтей.
–Лучше скажи мне, Аур, сколько стоит Лейла?
–Ты что говоришь? О какой такой цене? – расстроено крикнуло ружьё. – Лейла бесценна!
Красивое, несмотря на ссадины и кровоподтеки, лицо Лейлина вдруг осветилось улыбкой. Да такой, что Евсеевич, заметивший ее сквозь всю свою боль и кровь, завыл. А эхо подхватило этот вой и понесло по складу.
–Я не такой умный, как Лейла. Поэтому растолкуй мне, Аур, сколько это будет в трупах – бесценно?
–Снова этот запах, – обреченно сказал Аур. – Ты меняешь физиологию. Надпочечники начинают синтезировать тестостерон, голосовые связки наливаются кровью и грубеют, твой пот становится вонючим, мужским. А я уже соскучился по ванильному аромату Лейлы.
–Ты не любишь мужчин?
–А за что их любить? – Аур смотрел через прицел на пять окровавленных мужских тел, лежавших как раз на том месте, где всего несколько часов назад Лейла была прикована наручниками к стене. Каждый из них был убит выстрелом в голову. Лейлин подстерег их на входе в склад и положил всех в течение одной минуты. Последующие пулевые отверстия были скорее прихотью самого Аура, чем необходимостью. Чуть поодаль от них корчился шестой. Он тоже был с ужасающими ранами на голове, но отчего-то еще жил. – Тупые животные, которые думают только о том, чего бы пожрать и с кем бы совокупиться.
–Я не думаю ни о том, ни о другом, – спокойно возразил Лейлин, крутивший в руках красный баллончик с газом.
–Эй, осторожнее с этой штукой! – встревожено крикнуло ружьё. – На воздухе этот газ разлагается быстро, но попав в легкие, а там и в кровь, отключает человека почти на сутки. Не нажми на колпачок!
–Откуда ты все знаешь, Аур?
–Я ведь тоже из лаборатории, из которой вышел ты, то есть... Лейла. И она знала про этот газ.
–Вот только это знание нас не уберегло.
–Запах, – снова мрачно проворчал Аур. – Кровь уже не течет по твоим ногам?
–Там теперь совсем другой орган.
–Вот и все, – резюмировало ружьё. – Нет больше Лейлы. И остался я один.
–А я?
–А ты... Постой-ка, этот плешивый, который теперь без половины головы, пытается подняться. Как такое может быть? Мы ведь прострелили ему обе ноги!
–В нём сидит оракул, который сильнее физиологии.
–Что?! И ты молчал? Давай шарахнем по нему пулей с разделителем!
–У нас осталась только одна такая. Да к тому же, я хочу его послушать. А может и задать вопрос.
–Вопрос оракулу? Я тебя умоляю! Всем известно, что из двух слов, сказанных этими уродцами, одно ложь, одно правда, и поди ты разберись какое из них какое.
Лейлин усмехнулся, вернул баллончик на стол и повернул ружьё прицелом к себе.
–А во мне?
–Что в тебе?
–Посмотри внимательнее и скажи, во мне есть оракул?
–В тебе... – недоверчиво пробормотал Аур, все же рассмотрев тело Лейлина и даже касаясь его красной точкой прицела. Пучок света прошелся по нереально быстро заживающим шрамам на шее и груди, по искромсанному животу, на котором выпуклые полоски мышц пресса, будто стянутые старыми шрамами, располагались вкривь и вкось. Ниже, по поросшему редким черным волосом паху. Еще ниже, по изрезанным, но невероятно мускулистым ногам. Еще... – Нет в тебе никакого оракула. Только напугал. И вообще, почему ты до сих пор не одет?
–Но он есть.
–Я очень хорошо вижу твою физиологию, Лейлин, и ответственно заявляю, что нет!
–Глупая ты железяка, Лейла мой оракул. А я оракул Лейлы.
–Ты разыгрываешь меня?
–Нет. И в моих словах нет ни капли лжи.
–В таком случае, зачем тебе оракул, сидящий в плешивом?
–Где ты там плешь видишь? – Лейлин повернул прицел обратно на уже вставшего на ноги Евсеевича. Тот непослушными руками пытался расстегнуть рубашку. Но скоро просто разорвал ее от верха до низа. Пуговицы попадали на пол, руки безвольно опустились.
А в середине груди полумертвого мужичка, среди седых спутавшихся волос, отчетливо просматривалось лицо. Открылись глаза, потом рот...
–Я знаю твое настоящее имя, – тоненьким голоском пропищал оракул.
–Я тоже, – ответил Лейлин сделав пару шагов в сторону качавшегося мужичка с лицом на груди.
–Не подходи ко мне! – со страхом пискнул оракул, и Евсеевич сделал пару неуверенных шагов вглубь склада. Руки болтались, как плети, из ополовиненной головы начали брызгать фонтанчики крови.
–Ты не протянешь долго. Давай скорее поговорим.
–Имя!
–И далось оно тебе, – Лейлин поднял ружье и прицелился в правое плечо мужичка. – Я обескровлю тебя, а потом вырежу тупым ножом. Как тебе такая перспектива?
–Имя!
–По всей видимости, нам попался какой-то тупой оракул, – пробормотал Аур, нарисовав красной точкой прицела мерцающий треугольник, соединявший лицо и два плеча. – Геометрия не сходится. Знак оракула – круг.
Лейлин резко повернулся влево, а вместе с ним, естественно, и Аур. И то, что увидело ружьё, покоробило даже его стальные нервы. Точнее, всего один, которым и было оно само.
Так вот, среди мертвых тел, что валялись возле бетонной стены с вбитым кольцом, одно как раз поднималось на ноги, смотрело на Лейлина и улыбалось так, что порвалась кожа на желто-бледных щеках.
Скоро мертвец был на ногах, а еще через мгновение достаточно быстро, хотя и неловко, двигался в их сторону. Улыбка становилась все шире, едва не разорвав голову на две половины.
–Разрывные заряжай, – прошептал Лейлин.
–Домоед? – тоже шепотом вопросил Аур.
–Один, но его много. Как это понимать, я не знаю, просто чую. Он, скорее всего, рассредоточился по всем мертвецам и от этого стал слабее. Мы его частями убивать будем. Так надежнее... Если получится, конечно.
–Чтоб мне горохом стрелять, а не пулями! Сделано!
Выстрел.
Разрывная пуля размолотила пах и низ живота мертвеца. Кишки вывалились наружу, негнущиеся ноги скоро запутались в них и тело упало. Но все смотрело и улыбалось. Смотрело и улыбалось.
–Как ты не понимаешь, что имя – это очень важно. Оно выражает твою суть! – проскрипел мертвец, бултыхаясь в собственных внутренностях, и все так же не переставая улыбаться. – Имя это предопределение, программирование, клеймо, наложенное на тебя предками, а если посмотреть правде в глаза – мертвецами! И то, насколько ты смог воспротивиться, не позволить сделать из себя кого-то, кем ты не являешься, – и есть сила твоего имени. Она не в собственной осмысленности и не в том, чем ты наполнишь его сам, а в том – кем не станешь ни при каких обстоятельствах, невзирая на волю клеймивших тебя.
–Что за бред несет этот домоед? – проворчал Аур. – Дай-ка я ему голову снесу.
Выстрел.
Голова мертвеца разлетелась на ошметки. Тело застыло.
–Вряд ли это его остановит...
Мертвец вдруг дернулся и прыгнул на Лейлина. Тот только и успел крикнуть «Разделитель!»
Выстрел.
Кровавый дождь.
Тишина, в которой слышались шлепки падающих кусков тела и органов.
–Имя! – заверещало лицо в груди Евсеевича.
Лейлин резко повернулся и выстрелил в него тем, что было. А были разрывные патроны. Лицо разлетелось на куски, но из кровавой каши продолжало верещать. А тут и остальные мертвецы подтянулись.
Они очень быстро двигались в этот раз. Только что были там, а уже окружили его тут.
И вот уже разом напали на Лейлина.
Навалились всей кучей, отбросили орущего ругательства Аура, и принялись пожирать.
Они отрывали от извивающегося тела по куску крепкими зубами и глотали.
Скрюченными пальцами вырвали глаза и язык.
Полными глотками выпивали кровь.
Аур валялся среди внутренностей, кричал и стрелял в пустоту разрывными пулями.
Лейлин снова оказался в большой белой комнате с окном во всю стену. Только в этот раз другая стена справа, которая была зеркальной, в этот раз ничем не отличалась от левой. Лейлин подошел к окну вплотную и коснулся стекла, оставив на нем красный след пятерни. Кровь стекала с него, как вода, образовав лужу на стеклянном полу, под которым клубился белый туман. Лейлин неотрывно смотрел вдаль, туда, где нечеткая линия горизонта разделяла океан и небо.
–Чего тебе не хватает, Лейлин? – послышался женский голос, искаженный маской розового пони, ровно как в прошлый раз.
–Пуль с разделителем, – ответил тот, не оторвав взгляда от дали поднебесной.
–Даже здесь?
–А чем здесь отличается от там?
–Ну хорошо, вот тебе винтовка, заряженная патронами с разделителем, – женщина в длинном белом платье махнула рукой.
И сразу, вслед за тем, появилась винтовка, прислоненная к окну. Лейлин перевел взгляд на нее, недолго подумал, взял оружие и направил его на женщину.
–Выстрелишь?
Выстрел.
Женщину сдуло кровавым напором, расплескав большим красным пятном по стене напротив. Лейлин поставил винтовку обратно, затем вернулся к окну. Он заметил сиреневые тучи, ползущие по гигантскому небесному периметру полукругом, отсвечивающим по нижнему краю розовым с золотым отсветом. Он улыбнулся и прислонился к стеклу разгоряченным лбом.