Аннотация: Двенадцатая история кукольного мастера Моргана Ван Крида, об увеличительном стекле, в которое можно рассмотреть суть вещей.
Куклы Ван Крида.
Истории в картинках словами.
История двенадцатая: Линза Антона.
Кукольный мастер Морган Ван Крид наблюдал за своим посетителем со смешанными чувствами восторга и жалости. С одной стороны, посетитель, пришедший к нему в столь ранний час, был удивительным и невероятно талантливым человеком, к которому Морган питал глубокое уважение и почтение заочно. С другой стороны, весь его растрепанный и неряшливый облик, все его запахи давно немытого тела, волос и до крайности поношенной одежды, все его манеры, мягко говоря, чудаковатые – совершенно не укладывались в картину, которую Морган нарисовал себе вчера, когда назначал ему встречу в своей мастерской по телефону.
Вот и сейчас его ранний посетитель держал маленькую кофейную чашку на ладони, при этом ухитряясь пить из неё мелкими, шумными глотками и разговаривать, выглядывая то из-под ладони, то одним глазом из-за чашки, то склонив голову к плечу, то из-под локтя, когда прикрывал глаза всей рукой. А то и вовсе отвернувшись и обращаясь к отражению кукольного мастера в стеклянной двери книжного шкафа. Целый час своего времени Морган пытался узнать причину визита, но гость постоянно менял темы разговора, прыгая из одной в другую, или замолкая на половине фразы. Он даже цитировал великих поэтов империи, беспощадно смешивая их строфы в бессмысленную кашу из слов, хотя и в рифму.
Его посетителя звали Соин Розенгер. Он был известным в империи писателем. Судьба несколько потрепала его по жизни, об этом живописали редакторы в своих восхищенных аннотациях к его многочисленным книгам, но вместе с тем одарила богатым жизненным опытом, дав возможность всё это отразить в удивительно красивых историях, кои печатались и раскупались гигантскими тиражами, вот уже лет двадцать пять. Морган обожал книжки писателя Розенгера со времен своего приютского детства. В них было много солнца и доброты. Его истории умели взбодрить поникший дух. В них всегда присутствовало нечто ускользающее, недосказанное, тем не менее вполне осязаемое теми читателями, которые не забыли или наоборот только открыли для себя странное человеческое свойство, – а именно надежду. И вот, за веру в лучшее и светлое будущее для всех людей без исключения, которой были пропитаны все истории Розенгера, маленький Морган полюбил книжки этого странного сказочника.
Вот только... Он и предположить не мог, что когда-нибудь встретится с ним лично и будет разочарован. Он ожидал увидеть умудренного жизненным опытом взрослого, который не забыл своё сказочное детство. А получил в итоге совершенно нелепое существо, худое до измождения, со всклокоченными волосами и с полумесяцами черной грязи под ногтями. Морган вздохнул и принялся раскуривать свою сигару.
В кабинет заглянул, как всегда мрачный, Рене в строгом камзоле дворецкого. Мастер показал на опустевший фарфоровый кофейник. Рене вошел, поставил кофейник на поднос и, бросив осуждающий взгляд на писателя, который пытался примостить кофейную чашку на ребро ладони, вышел из кабинета.
–Я полагаю, что вы хотели нечто приобрести у меня? – начал разговор Морган Ван Крид, так и не дождавшийся от посетителя внятного объяснения причин своей надобности в мастере. – Человеку вашей профессии... – Морган запнулся, заметив неожиданно острый и заинтересованный взгляд писателя, обращенный к нему. – Точнее, вашего рода деятельности, я имею предложить кое-какие свои разработки. На данный момент в ассортименте имеются печатные машинки Ван Крида, модельного ряда ПИП-2 и ПИП-3. При этом, их можно снабдить гаджетами, например, для проверки орфографии в процессе печатанья или поиска новых или необычных слов.
–Э-э? – удивился Соин Розенгер. – Это как?
–Эти гаджеты в основном заказывают молодые и начинающие писатели. При условии тонкой настройки, вам останется дать машинке четко сформулированное задание, включить механического редактора и впечатать пару слов для затравки строки. И она сама напечатает за вас короткий рассказ или стихотворение.
–И даже стихотворение? – удивился писатель, да так, что даже перестал мучить кофейную чашку, поставив её на стол и придвинувшись ближе вместе со стулом. – Ну, ладно рассказ или статью, я могу понять с некоторой натяжкой... Но стихотворение-то как?
–А что такое стихотворение, если не удачный подбор рифм и ритма? – усмехнулся Морган сквозь облачко сизого дыма.
–Вы полагаете, это всё, что нужно для стихотворения?! А если предположить, что нет вдохновения... Тогда, как?
–Механическому гаджету, любезный господин писатель, нет нужды во вдохновении. Всё что ему нужно, это словарный запас на медных пластинах, который, к тому же, можно обновлять или пополнять, заказывая всё новые приспособления в редакциях газет и журналов, с механической или органической инсталляцией популярных, красивых, модных слов и выражений.
–Поразительно... – растерянно пробормотал писатель и посмотрел на раскрытую шкатулку с сигарами. – Позволите угоститься? Я знаете, давно не курил хороших сигар. Всё денег нет.
–У писателя с вашим именем? – не удержался Морган и сразу пожалел, что сказал.
Он подвинул к Соину шкатулку. Тот вытер руки об засаленные лацканы старенького камзола мышиного цвета, затем аккуратно взял одну сигару и принялся её обнюхивать с разных сторон, вертя в руке то так, то эдак.
–Я всегда был чудовищно небрежен с деньгами. Каждый раз рядом объявляется кто-то, кому они нужнее чем мне. Выпрашивают или просто отбирают, которые понаглее... – Соин Розенгер взял зажигалку со стола, скребнув неряшливыми ногтями по салфетке, затем выбил искру и пламя, и принялся с восхищением разглядывать серебряный ободок с кружевной гравировкой на зажигалке. – У вас такие красивые и ухоженные вещи, мастер. Я поражен.
–Я вынужден напомнить, что время – субстанция отнюдь не резиновая. При всём уважении к вашему имени...
–Уважение? – снова удивился писатель и посмотрел на Моргана большими глазами. Он даже бросил раскуривать сигару, огонек зажигалки колыхался над упомянутым ободком и трещал, выбрызгивая в солнечный воздух мастерской тлеющие искры. – К имени?
–Имя Соин Розенгер, знаете ли... Звучит.
–Неужели... – писатель задумчиво посмотрел на пламя зажигалки, затем принялся раскуривать сигару, вовсе не испытывая былого предвкушения. – А я всегда думал, что это отвратительное имя... Я ненавижу его.
–Кого? – не понял Морган Ван Крид.
–Своё имя, – зажигалка клацнула по столу и была подвинута к шкатулке. Писатель принялся затягиваться, но плотно скрученный табачный лист не дал ему свободно сделать это, ни разу. Эта сигара должна была куриться не менее трех часов, с перерывами. Соин печально вздохнул и виновато глянул на Моргана. – Отвык от хороших сигар. Забыл, что они для удовольствия. С кофе, например.
В этот момент в кабинет вернулся Рене с кофейником на подносе. Он торжественно установил большой фарфоровый кофейник посредине стола, затем собрал на поднос использованные чашки и заменил их чистыми. Рене глянул на мастера, саркастически хмыкнул и разлил кофе по чашкам.
–Я могу быть свободным, мастер? – холодным голосом спросил он.
Морган молча кивнул. Он наблюдал за тем, как Соин жадно пил кофе мелкими глотками, смешивая его с затяжками и выдыхая дым со звуком "пыф-пыф". Отчего-то этот человек начал вызывать странное чувство жалости к себе.
–Мне не нужна печатная машинка. У меня есть одна. Вашей, кстати, конструкции. ПИП-1.
–Это устаревшая модель.
–Возможно... – Соин откинулся на спинку стула со вздохом облегчения. – Ах, как давно я не получал этих двух наслаждений вместе... – Заметив взгляд Моргана, писатель не смутился, а лишь улыбнулся, как неожиданно постаревший ребенок с сединой в волосах. – Я люблю свою печатную машинку, хотя она давно устарела и в ней нет никаких гаджетов для того чтобы тексты печатались сами по себе, без моего участия. Я привык думать своей головой... Сам. Вы тоже.
Морган кивнул.
–И это неоспоримое наше преимущество перед прочими..., которые заказывают из редакций журналов инсталляции новомодных слов.
–Что поделать, каждый зарабатывает так, как умеет.
–А я всегда думал, что каждое новое слово, которое появляется на бумаге – это откровение свыше. Или, на худой конец, бриллиант, который ты нашел в песке.
–Каждому своё, знаете ли.
Морган взял чашку и отпил глоток кофе, наблюдая за писателем, который вновь принялся рассеянно рассматривать кабинет, не задерживаясь на деталях, проскальзывая взглядом из стороны в сторону. Он заметил пятно света на полу и застыл.
–Я пришел к вам по этому поводу... Слова, слова, слова... – Соин глянул на Моргана невидящими глазами и снова вернулся к золотому пятну на полу. Он проследил за светящейся лужицей света, осмотрел подоконник с шевелившимся на нем листком чертежа, который забыл Поль. Затем глянул дальше, во двор, в размытой перспективе которого, качалась липа со сверкавшими в кроне солнечными зайчиками.
–Внимательно слушаю вас, – Морган напомнил о предмете разговора.
–Э-э? – писатель бросил на мастера короткий взгляд и сразу вернулся к солнечным блёсткам в липе. – У вас красивый двор. Просто удивительно, как вы сумели сохранить его в городском смоге Стокванхейма.
–Я ухаживаю за теми, кого люблю.
–Это же липа. А вы сказали о человеке? – Соин снова прямо и остро глянул мастеру в глаза. От этих коротких уколов Моргана пробирала дрожь. И в тоже время, он совершенно отчетливо понимал, кто находился перед ним. Наверное, гениям позволительно смотреть так, чтобы прошивало насквозь.
–Я имею в виду всё, что и кто окружает меня.
Внимательный взгляд потеплел. Писатель допил свой кофе залпом и посмотрел на кофейник. Морган наполнил его чашку заново.
–Хорошо, что кофе у вас сладкий.
–Рене ввёл эту традицию давно. Вам нравится кофе, который приготовил Рене?
–Душисто, крепко, но мягко... Да, мне нравится. Если увижу его, то обязательно поблагодарю.
–И не пытайтесь. Рене не из тех, кто любит выслушивать благодарности в свой адрес.
–А вы? – снова кольнул взглядом писатель.
–А я люблю их выслушивать..., если, конечно, они заслужены, а не высказаны просто из желания польстить.
–Я знаю! – воскликнул Соин вдруг оживившись. – Я знаю, как становится страшно, когда начинаешь понимать разницу между лестью и правдой. Это очень неприятное открытие! Оно убивает веру в людей!
–Относитесь к этому проще. Я, например, говорю себе, что это просто слова и с меня не убудет, выслушав их.
–И с меня не убудет... – Соин вдруг опустил голову и потёр левый висок пальцами. – Их становится всё больше... Понимаете? Этих слов... Этих мусорных слов... Бессмысленных... Выеденных... Затертых.
–Вы же писатель и должны уметь фильтровать то, что слышите.
–Вы про то, что я пишу? – Розенгер вяло махнул рукой и снова принялся тереть висок. – Я научился не впускать мусор в свои истории... Но те слова, которые обосновались и живут себе в голове... Что с ними делать? Они гудят... – Соин глянул на Моргана и тот испытал неожиданный шок. Мастер даже слегка отодвинулся, словно вдруг обнаружил перед собой чудовище. В глазах известного писателя было столько мучения, что оно ранило сердце кукольного мастера. – Они роятся в голове и жужжат, жужжат, жужжат все эти бессмысленные и пустые слова. Я даже не знаю, где нахватался их! Возможно, вычитал из газет. Возможно, подцепил их, как блох, проходя по улице или в кафе. Возможно, услышал в дилижансе... Не знаю... Не знаю! Но они мешают жить! Понимаете?! Они заглушают своим жужжанием все остальные звуки! Я перестал слышать треньканье трамвая на углу и мяуканье своей кошки... Я слышу только неистребимый гул бесполезных слов.
Моргану ничего не оставалось делать, как только вздохнуть и промолчать.
–И вдруг я вспомнил о вас... – писатель с надеждой посмотрел на мастера. – Я ведь помню вас. Видел на каком-то проклятом ангельском сборище лет десять назад, кажется, в Верме. И тогда вы показались мне весьма неординарным молодым человеком. Вчера я подумал, что, возможно, вы сможете мне помочь... Ведь так, мастер Ван Крид?
–Всё зависит от того, что вам нужно.
–Я хочу знать... Сошел я с ума или... – Соин Розенгер неуклюже поставил чашку на полировку стола, пролив на неё черную маслянистую каплю кофе. – Или они, правда, кружат в голове и жужжат?
Морган Ван Крид сдержался и не сказал того, о чем потом пожалел бы. Он научился поступать так, чтобы скоро не становилось мучительно стыдно за свою глупость. Поэтому он ответил так:
–Хорошо, я помогу вам увидеть.
–Правда?! – оживился писатель.
–Я не обещаю избавить..., но увидеть смогу.
–Есть способ? Неужели я не сошел с ума, всё-таки?! Неужели эти проклятые слова действительно кружат в голове, как толстые навозные мухи?!
–Линза Антона поможет нам.
Соин Розенгер смотрел на Моргана во все глаза, даже сигару свою забыл курить.
–Что это? Никогда не слышал... – пробормотал он.
–Это удивительное стекло, отшлифованное легендарным мастером так искусно, что позволяет заглянуть в суть вещей. В вашем случае, надеюсь, она покажет ваш внутренний мир. И слова паразиты тоже покажет..., если они там есть.
Морган Ван Крид выдвинул ящик стола и достал из него большую лупу на точеной ручке из красного дерева куск. Соин Розенгер с восхищением смотрел на лупу.
–Так просто? Она просто лежит в вашем столе среди прочих карандашей и циркулей... ТАКАЯ вещь? – прошептал писатель.
–Я мастер Ван Крид. И, сами понимаете, мне частенько приходится выполнять самые разнообразные заказы. Иногда, чтобы понять суть поставленной передо мной проблемы, я достаю лупу и внимательно в неё разглядываю...
–Что? Что вы разглядываете в неё?!
Морган поднял лупу и посмотрел сквозь неё на писателя. Солнечный луч, случайно попавший в толстое стекло, ослепительно блеснул и Розенгер зажмурился.
–О, да! – воскликнул тот. – Я чувствую ваш взгляд внутри своей головы! Смотрите же, смотрите внимательнее, мастер Ван Крид! Их полно в моей голове! О, боже, я не сумасшедший! Боже! Я так рад, что всё-таки не сумасшедший! Вы слышите, как громко они жужжат?! Вы видите слова паразиты?! Вы видите, КАК их много?! Слов становится всё больше и больше, и больше! Они распирают голову изнутри упругим роем, бьются в кости черепа, словно пытаясь его пробить и улететь. Иногда мне становится страшно, потому что я чувствую... Скоро... Совсем скоро... Моя несчастная голова не выдержит и взорвется!
*
Одним прекрасным июльским утром Морган Ван Крид допивал свой утренний кофе, перелистывая толстую газету, которой отгородился от прочего мира, вскользь просматривая последние короткие сводки с дальних фронтов и пространные патриотические заявления всевозможных политиков. Иногда он сворачивал газету надвое, чтобы взять чашку и отпить глоток кофе, при этом хмуро глянув в сторону Поля. Кукольный мальчик торопливо доедал свой завтрак. Он опаздывал в школу... Морган закрылся газетой и улыбнулся. Устроить Поля в школу при дворе его сиятельства генерал-губернатора Стокванхейма, стоило немалых трудов и денег..., однако результат вполне его устроил, чтобы не жалеть о том, что потратился и потрудился. Поль развивался (другого слова и не подобрать) неимоверными темпами. Он даже загорел, черт подери, как бы странно это не звучало. Но самое главное – у него появился друг. Морган Ван Крид был счастлив, как мог лишь гордый за сына отец.
–Я побежал! Опаздываю-у-у!
Морган снова свернул газету и глянул на нетронутый завтрак. Переведя взгляд на мальчика, он нахмурил бровь.
–Молоко допей, хотя бы.
–Нас в школе покормят же.
–Рене, между прочим, встает на час раньше ради твоих завтраков, – Морган многозначительно скосил глаза в сторону сурового Рене, который, как невозмутимая мраморная статуя вершителя судеб Яарира, стоял возле распахнутого окна.
Поль тяжело вздохнул и вернулся к столу. Он допил молоко в три глотка и снова рванулся в сторону двери, подхватив за лямку заранее приготовленный ранец.
–Поль? – голос мастера догнал его возле самой двери.
Мальчик смущенно опустил глаза и снова вернулся. Он обнял Моргана за плечи... И неожиданно поцеловал его в щеку.
–Я люблю тебя, па.
–А я тебя, – Морган хлопнул по ладони кукольного мальчика и подмигнул ему. – Будь лучшим, малыш!
–Буду!
–Осторожнее на переходах.
–Да! До вечера, пап! Пока Рене!
...
Едва закрылась дверь, Морган отложил скучную и сверх меры патриотическую газету, и принялся раскуривать свою первую утреннюю сигару.
–Кстати... – неожиданно подал голос Рене и посмотрел на Моргана. – Поль забыл обед, который я приготовил для него... – Рене печально посмотрел на сверток, сиротливо примостившийся на углу стола. – Ну, что за торопыга.
–Завтра напомни. Сам-то не забудь, – мастер взялся было за газету, но передумал и рассеянно отодвинул её.
–Этот писатель... – снова послышался голос Рене.
Морган рассматривал переливы цветов в мозаичном окне.
–Э?
–Тот, который приходил к вам на прошлой неделе.
–Ах, этот... – Морган смущенно кашлянул. – Мне пришлось... Впрочем, думаю, что ему не повредило моё маленькое представление.
–Он погиб при невыясненных обстоятельствах.
Морган удивленно глянул на черный контур Рене. Солнце ослепительно сияло в окне. Тёплый ветер вздымал воздушные шторы.
–Погиб?
–Об этой загадочной смерти судачили во всех бакалейных лавках, дорогих салунах и в этих новомодных нынче сверхуниверсамах с куклами продавцами. Империя воспылала запоздалой любовью к покинутому гению... Как печально, всё же, что я не узнал его..., да и вы не сказали. Его нашли мёртвым в окраинных трущобах старого города. Там всегда бывало неспокойно, но в последние годы обнищавший сказочник империи был вынужден ютиться в картонной лачуге возле свалки. Как же вы не заметили эту статейку в городском вестнике? Об этом случае все газеты писали целых два дня.
–Как он умер?
–Никто не знает точно. В уголовных сводках промелькнуло сообщение, что его голова была словно взорвана изнутри. Соина Розенгера опознали по характерной родинке на плече и по рукописи в кармане камзола.
–Рукопись?
–Двадцать пять страниц машинописного текста, состоявшего всего из одного слова.
–Кажется, я догадываюсь... – пробормотал Морган.
–Мухи... Этим словом он заполнил двадцать пять страниц своего предсмертного творения.
Морган курил и задумчиво смотрел в окно. Голос писателя Соина Розенгера вдруг зазвучал в его голове: – «Бессмысленные слова, как мухи...»
–Рене, больше не заказывай газет в наш дом, – мастер затушил сигару и решительно встал. – А я сегодня намереваюсь заняться одной замечательнейшей куклой для графини Ройо. Посетителей не впускать и всем прочим объявляй, что меня нет в городе.