Луна выглянула из-за сиреневых облаков и плеснула серебристым светом в окно. Призрачное сияние прокатилось волной по коридору, отсвечивая слепыми блесками в стеклянных квадратах фотопортретов, висевших на стене, и высветило два мальчишеских силуэта испуганно застывших на серебристой лунной дорожке. Как раз посредине коридора. Отбрасывая тонкие черные тени на стены.
"Вот если бы отец был дома... Вот задал бы нам..."
Один из мальчишек, тот, который стоял первым и выглядел старше, оглянулся назад и подмигнул второму. Тот взбодрился и сделал еще один осторожный шаг вперед... Половица скрипнула снова. Он застыл и беспомощно посмотрел на старшего брата.
"Шагни в сторону, Рони. Просто иди по другой половице. Она не скрипит"
"А откуда ты знаешь, что она не скрипит?"
"Ну, я же шел по ней!"
"Опять ты сердишься..." - обиженно и чуть-чуть насуплено.
"Не сержусь я, не сержусь. Давай, Рони, просто переступи на другую половицу... - Старший брат глянул дальше, на серебристый квадрат окна в другом конце коридора. - Скоро луна совсем скроется"
Младший приподнял ногу и аккуратнейшим образом переступил на соседнюю половицу. Застыл прислушиваясь... Сделал еще один пробный шажок... Тишина. Он глянул на старшего брата с восхищением.
"Не скрипит!"
"Тише ты" - прошипел тот в ответ.
Младший зажал рот двумя ладонями.
В большом доме, ночью, по коридорчику на втором этаже, который упирался одним концом в широкое окно с декоративной розой в горшке на подоконнике, а другим в невысокую дверку с черным висячим замком, тихонько крались двое мальчишек. Старшему, если присмотреться, можно было смело дать лет пятнадцать, младшему не более двенадцати лет. Они оба были в одних трусах, (как выскользнули из постелей, так и пошлепали босиком по скрипучим половицам), их бледные в лунном сиянии лица были загадочны, (как у всех мальчишек, которые ночью тайком крались по спящему дому), и целью своей имели - именно невысокую дверь в конце коридора. Старший на всякий случай пощупал голой подошвой следующую половицу и, убедившись, что она не скрипит, смело шагнул вперед. Младший прыгнул за ним, как цыпленок и едва не оступился в сторону. Рука старшего брата вовремя подхватила его за локоть.
-Я не хотел...
-Мы уже на месте, - и старший брат показал на дверь. - Однако такими темпами мы и до утра не управимся.
Младший выглядывал из-за брата. Он смотрел на круглый висячий замок.
-Ишир? Но дверь заперта!
-Конечно, заперта. Я сам вечером видел, как Найра запирала её вот этим... - и он, жестом достойным великого фокусника, извлек, словно из воздуха, маленький ключ, блеснувший белым серебром в лунном свете. - Вот этим ключом. Та-дам!
-Ты стащил ключ у Найры? - восхищенным шепотом из-за спины.
-А вот и нет. Просто... Я взял его на некоторое время. И после того, как мы сделаем свое маленькое дело, положу на место, под белое полотенце возле вазы с сиренью. И вообще, что это за слово такое - стащил? Где ты его откопал? Пойди и закопай его обратно.
-Бра-ат...
-Ты чего?
Рони державшийся за Ишира одной рукой, потянулся свободной рукою вперед и потрогал ключ пальцем. Настоящий.
-О, старший брат..., это..., это так круто!
-А, ну, тише!
И они оба испуганно замолкли. Рони с опаской оглянулся назад, глянул на дверь в отцовский кабинет, (словно он бывал там по ночам), затем проследил взглядом дальше по коридору, по отблескам лунного света на стенах и в стеклянных квадратах, и дальше..., по окну. Тихо и пусто. Только их гротескно тонкие тени ломались на стенах.
-Вот теперь я точно проснулся - прошептал Рони, вернувшись взглядом к двери.
Ишир дернул плечом.
-Не цепляйся за меня, щекотно.
-Я боюсь.
Ишир глянул на младшего брата из-за плеча и хмыкнул.
-Ведешь себя, как девчонка.
-Я не девчонка..., - снова насуплено, но..., всё-таки уткнулся лбом в костлявую спину старшего брата. - Обзывака.
-Хы... Ну, щекотно же, Рони.
Тот вздохнул и убрал руку. Ишир сразу же всунул ключ в замочную скважину и медленно повернул его по часовой стрелке... Щелк!
В это раз они оба, как по команде, оглянулись назад. Этот тихий и непримечательный звук днем..., ночью показался громче выстрела. Вот ведь глупость, - думал Рони. - Отца даже нет дома. Сегодня вечером он позвонил из школы и сказал, что останется в городе по важному делу. Его нет в доме - точно нет. Но..., страшно всё же. Никогда не скажешь точно, что отец там-то или там-то. Он мог возникнуть, словно из воздуха совершенно неожиданно и в самый неподходящий момент. С ним всегда так - ждать, только ждать. И никогда не разочаровывать.
Ишир снова дернул плечом, потому, что Рони цеплялся за него, и вздохнул с дрожью. Он аккуратно снял замок с петелек и повернул круглый набалдашник дверной ручки. Дверь тоненько скрипнула и открылась. Рони принюхался... Там, за черной полоской, была витая лестница на чердак. Из черной щели дохнуло запахом пыли и старинных вещей. Удивительное место - чердак. Страна неведомых сокровищ. Побывать бы там днем, чтобы всё хорошенько рассмотреть и покопаться в древних шкафчиках и сундуках. Но отец и слышать не желал об этом. Он лишь на мгновение оторвался от книги, чтобы глянуть на Рони. Лишь на мгновение...
Рони почувствовал знакомый озноб, пробежавшийся по спине..., как всегда, когда он вспоминал отца. Один короткий взгляд отца в пронзительно-зеленые глаза младшего сына - был всего лишь взглядом. И возможно, отец не вкладывал в свой взгляд особенного смысла, и тем более в нем не было строгого запрета - не было, точно. Но Рони уже никогда не заговаривал о чердаке, ни перед отцом, ни перед братом. Всего один короткий взгляд..., на мгновение оторвавшийся от книги. Папа.
-Идем? - над плечом снова возникли глаза Ишира.
-Раз уж пришли.
Он толкнул дверь и шагнул в тень первым, прошептав "Не забудь прикрыть дверь за собой"
Здесь тоже был лунный свет... Рони смотрел вверх на узенькое оконце, которое было вмонтировано в крышу. Из него бил белесый луч, цвета молока разбавленного водою. Он упирался в ступени, крутой спиралью поднимавшиеся вверх, растекаясь по ним серебристой лужицей. Так красиво...
Тень брата застыла на половине дороги, он смотрел на Рони.
-Ты чего там стоишь?
-Луч...
Ишир вытянул руку в сторону, окунул ее в луч и помахал Рони.
-Давай-давай, братишка. Этак мы точно будем тут бродить до утра.
Рони вздохнул и пошел по ступенькам вверх, придерживаясь за гладкие и пыльные на ощупь перила. Он шел медленно, рассматривая старинные портреты в тяжелых рамках и между ними тяжелые подсвечники, которые отсвечивали тусклым бронзовым блеском узоров в рассеянном лунном луче. (Лиц не разобрать..., - думал Рони. - мрачные фоны, мрачные фигуры и тонкие белые кисти рук) Ступеньки пронзительно скрипели под ногами, но всё же, здесь их скрип не казался таким громким и пугающим, как в коридоре. Он снова глянул вверх, на узкий прямоугольник окна, в котором серебрилась луна и тонкие фиолетово-серые облака чертили полоски на ее полотне.
О-о-оп, чуть не оступился...
Рони глянул вперед на тщедушную спину старшего брата, на его светлые плавки и тощие ноги... Он казался таким хрупким, его старший брат... Хрупкий он..., но в тоже время такой сильный.
На память пришел совсем недавний случай, когда Ишир остановил разгоравшуюся драку между воинственными ангелами Симсабаса и сынами Берендера. Он просто вошел в ощетинившуюся толпу разгоряченных мальчишек, дошел до середины и..., осмотрел их всех своими спокойными и бездонными глазами. Просто осмотрел... Кажется, не прошло и пяти минут, как здоровяк Вир Симсабас тихо сказал в наступившей тишине: "Брат наш..., старший брат... Прости нас. Прости!"
И это сказал Вир, которого Рони тайком называл "железным буйволом". Его слова и признание дорогого стоили, - решил тогда Рони, затерявшийся в толпе мальчишек, которые недоуменно оглядывались вокруг, словно только, что с них сняли наваждение.
"Я очень легко столкнул их лбами, этих маленьких тупиц, но..."
Но еще легче Ишир остановил разгоравшуюся драку, которая должна была стать восхитительным и веселым кровопролитием по замыслу Младшего Сына. Сначала он был зол на Ишира, но скоро... Рони решил, что простит старшему брату свое неудавшееся развлечение. Простит за это чудо, которого он не смог понять - как он сделал ЭТО?
Он был огромной скалой, одиноко возвышавшейся над бушующим морем - вот, каким он виделся Рони в его редких и подчас кошмарных сновидениях. Он был так огромен, на самом деле, что тень его настоящего, (хотя и невидимого обычными глазами), роста, казалось, накрывала континенты, и его - маленького и глупого, - тоже накрывала тень старшего брата. Первый. Старший. Даже учителя в школе относились к нему, как к равному себе. И в том не было заискивания перед отцом - директором школы. ЭТО - шло впереди Ишира. И Рони не мог придумать слов, которые могли описать ЭТО. В глазах отца было ЭТО и в глазах Ишира..., - страшное и непостижимое ЭТО. (Воля?.., Вера?.., Знание?.., что же оно такое, что?!) Задумавшись, он и не заметил, как снова уперся головой в спину Ишира. (Или ЭТО любовь?)
-Тебя дома не было целую неделю..., - Рони смотрел вниз, на ступеньку с краешком лунной лужицы. - А когда приехал, то сразу помчался в свою разлюбимую школу, чтобы поговорить с отцом. И торчал там до вечера... - совсем тихо и обиженно. - В футбол там гонял... А я... Ждал тебя...
-Ну, парни Симсабасы, как вцепились в меня всей гурьбой: давай, да давай сбацаем хотя бы один тайм... Рони? Ты чего..., обиделся?
Рони вздохнул и отлепился от вредной костлявой спины. Тайм он там сбацал. Бацальщик. А ты жди тут...
-Правда, обиделся?
Он вдруг взял Рони за руку и мягким упругим рывком выдернул к себе наверх. Рони даже не успел испугаться, как вдруг очутился на небольшой площадке перед еще одной дверью. Здесь в потолке тоже было оконце с серебряным диском луны за стеклом. Ишир разглядывал его с интересом. И руку не отпускал.
-А я думал, почему Рони прячется от меня и отворачивается... Говори, обиделся или нет?
Рони попытался выдернуть руку. Но Ишир только крепче сжал пальцы.
-Друзья тебе важнее, чем младший брат...
-Глупый ты! - Ишир весело взъерошил волосы Рони. - Зато я покажу тебе настоящую красоту! Её никто не узнает, кроме тебя!
-Настоящую красоту...?
Ишир толкнул дверь, ведущую прямо на крышу, за которой засветилась полоска лиловой ночи с мириадами звезд.
-Идём. Я покажу тебе.
Две тонкие тени выскользнули из двери и осторожно, разведя руки в стороны для равновесия, прошлись по пологому скату крыши до квадратной площадки с большой кирпичной трубой посредине. Ишир потрогал трубу рукой и оглянулся на Рони.
-Еще теплая.
Тот тяжело вздохнул.
-Ну, и где твоя красота?
-Сядь.
Рони пошаркал ногой по бетону, прислушавшись к шороху пыли под тонкой подошвой тапочка. С недоверием глянул на Ишира...
-Садись, садись, так будет удобнее наблюдать за красотой.
Ну, что тут поделаешь? Рони подчинился и сел, морщась от неприятных покалываний сквозь тонкую ткань трусов. Камушки, пожухлые листья, пыль..., грязь какая-то, в общем. Ишир тоже сел, примостившись рядом с Рони, глянул на него, подмигнул, (надо же, какой яркий лунный свет..., я четко вижу его лицо..., каждую черточку), и показал вверх.
-Смотри.
Рони глянул. Небо. Обыкновенное ночное небо, лиловое с примесью фиолетового оттенка. Звёзды... Хотя нет, лунный свет застил тихое мерцание звезд вокруг себя. Край серебряной лунной монеты был словно надрезан тонким серым облаком... Облако? Их было много в небе, разных, огромных, словно орлиные крылья, светящиеся по краям, и совсем тонких, как дорожка из перьев. Лунное сияние изменяло их цвет, раскрашивая то в серый, то в бурый даже, а то и в фиолетовый цвет - и они казались легкими вуалями, которые плавно парили в ночной прохладе или громоздились неровными комками. Лунный свет, как, оказалось, имел еще одно свойство, которое точно отличало его от солнечного блеска - изменчивость. Лунный свет, то прилипал к облакам тонкой белесой пленкой, то парил в воздухе, словно потрепанный парус, то, снова изменив свое свойство, делался жидким и вязко стекал по черепицам, здесь и по крыше недалеко стоявшей отцовской мастерской. Проливаясь на слепые тёмные окна спящего дома, и на пыльные окна мастерской с чертежным рулоном на веревочке, впитываясь в стекло и делая его твердым светом.
И если присмотреться дальше..., и словно пролететь над двориком с ручейком, через всегда распахнутые ворота, мимо громоздкой старинной кареты, примостившейся возле ворот, через дорогу..., в поле... Лунный свет мерцал в бесконечном пшеничном поле, что окружало дом, свободно и мягко, сделав эту картину глубокой и таинственной. В отличие от солнечного света, лунный - был серебристой дымкой над невыносимой бесконечностью поля. Он словно подменил собою воздух, сделав его разновидностью драгоценности, которую, если захотеть, можно было зачерпнуть стаканом и выпить в три глотка..., чтобы тоже ею стать. Таинственная драгоценность - вот, чем был лунный свет.
Рони с трудом заставил себя оторваться от этой мистической картины и посмотрел на брата. Ишир тоже смотрел в поле, обхватив руками свои острые коленки.
-Пойдем спать, братик?
-Да...
Рони вздохнул и привалился к Иширу плечом. Хорошо всё-таки, когда у тебя есть старший брат, к которому можно вот так бесцеремонно привалиться и не бояться быть осмеянным за непонятные слабости. Просто плечом, чувствуя своей холодной кожей его горячую кожу, и своей слабостью - его силу, которая никогда не оттолкнет.
-Ну, пойдём, а? Завтра ведь в школу...
-Ты увидел её?
-Её?
-Красоту... Увидел?
-Луна, поле. Да, наверное.
-Я не о том, - Ишир глянул на Рони. Его глаза в лунном свете были большими и непроницаемо черными, словно вместо них на Рони посмотрела бесконечность. Он ненавидел такие моменты, когда брат казался далеким и совсем не родным - он был исполинским космическим объектом, как говаривал их учитель по астрономии. И, кроме того, что он был на крыше, сидел рядом с Рони..., кроме того..., он был где-то еще. Рони отлепился от брата и зябко повел плечами.
-Не понимаю, о чем ты?
-Красота. Она здесь. Но она - не в поле, не в луне, она не ветер с реки... Она что-то большее, чем луна, чем поле и ветер. Она вокруг нас... Ты видишь? Она воздух, которым мы дышим. И эта ночь, всего лишь, её часть. Точно, как день - другая половина этой красоты. Ну же, Рони, скажи, что ты тоже видишь её!
-Ты мечтатель... А я, наверное, не умею мечтать.
-Не глупи...
-Помнишь фарфоровую бутылочку, которую я нашел возле школьной мастерской? Мы еще спорили, для чего она... Такая небольшая сиреневая бутылочка с широким горлом и странным символом на боку... Помнишь?
-Да, - Ишир смотрел на Рони. И тот опустил глаза долу.
-Я считаю, что она - красивая. Понимаешь? Я вижу ее красоту, потому, что я могу пощупать её, повертеть в руках, рассмотреть на солнце. А это... - он посмотрел вперед на лунную дорожку, серебрящуюся по пшеничному морю. - Это просто ночь, просто луна, просто поле.
Ишир встал.
-Пойдем спать. Завтра рано вставать.
Рони укрылся одеялом с головой, он кожей чувствовал разочарование Ишира. Но через пять минут, не выдержав всё-таки, он выглянул из одеяла и посмотрел в сторону окна... Ишир сидел на подоконнике и смотрел на звездное небо, изогнувшееся гигантской чашей черного хрусталя с вкраплениями золота. Он ждал, когда уснет Рони. Таков был их договор.
-Ишир, иди в свою комнату. Я уже почти сплю.
Тот кивнул, не отрывая взгляда от неба. Лиловое. Где же его край?
-Ишир?
-Ветер..., - прошептал он. И в тоже мгновение ночной ветерок с запахом ручья и пшеницы коснулся лица младшего брата.
Удивительно - подумал тот. - Нота сырого воздуха и дорожной пыли звучат вместе... Это мелодия? Да? Нота ручья, плеск которого я слышу даже здесь, и нота дороги... Я вижу эту мелодию. Пыльная дорога в свете луны - серебряная, убегающая в поле, ее пересекают тени облаков и нити лунного света. Она становится тоньше, тоньше и упирается в далекое и разбавленное свечение на горизонте. А там тонкая фиолетовая полоска леса - это я знаю точно, - она там. Над ней фиолетовый свет, в котором смешаны оранжевые сполохи городских огней Арая и лиловые тени.
-Красота, - прошептал Рони и, откинув одеяло, вытянулся на кровати во весь рост. - Я всё-таки увидел ее, братик. Ты всё-таки... - он глянул на окно, запрокинув голову на подушке. Ишир смотрел на него.
-Запах дождя чувствуешь?
-Запах есть..., но я точно знаю, что дождя не будет.
-Не будет, - согласился Ишир, встал с подоконника и подошел к Рони. - У тебя лицо светится, ты не заснешь еще долго.
-Засну, честно. Иди к себе... - он запнулся.
Ишир наклонился к нему близко-близко, (так близко, что Рони почувствовал мятный запах его спокойного и чистого дыхания); он заглянул в глаза младшего брата. Рони почувствовал необычную дрожь, охватившую всё его тело от макушки до кончиков пальцев. Глаза Ишира..., его бездонные глаза... Они заглянули в сердце маленького Рони и увидели там всё..., все, что в нём было. Тени и пятна света. Тени..., тени..., и маленькие мерцающие пятнышки света. Ничего не укрылось от бездонных глаз Ишира.
-Брат?
Ишир провел рукой по волосам Рони, и младший брат почувствовал дремоту, которая совершенно неожиданно накрыла его, словно, мягким облаком. Он закрыл глаза, (брат..., брат...)
-Я знал, что ты увидишь красоту вместе со мной. - Прошептал Ишир, подмигнул Рони и направился к двери. - Спокойной ночи, младший брат.
-Спокойной..., ночи..., старший брат, - пробормотал Рони. - Не забудешь положить ключ на место?
-Уже иду.
(Мои малые радости)
"Обожаю, первые пять минут после душа. Они - самые чистые минуты. Обожаю свою светлую квартирку в эти мгновения и свои чувства - чистота в чистоте. Обожаю этот особенный солнечный блеск из больших окон и золотые квадраты света на паркете. Чистый воздух наполняет квартиру из всех распахнутых окон и в нем плавают призрачные золотые нити - обожаю и это. И дождь за стеклом... Постойте-ка... Дождь? Но откуда? Еще несколько минут назад его не было..."
Он удивленно смотрел в окно на солнечный июльский дождь и вытирал влажные волосы большим и мягким полотенцем. (Вот тебе и душ..., отлучился ведь всего на десять минут в ванную комнату..., а тут..., - слепой дождь) Он глянул на свою любимую белую фарфоровую чашку с остывшим кофе, которая стояла на подоконнике, как раз в проеме распахнутого окна. Тяжелые теплые дождевые капли плюхались в неё, разбрызгивая кофе на блюдце и на чешуйки облупившейся белой краски подоконника. Рядом с чашкой стояла стеклянная пепельница и в ней погасшая и уже мокрая сигарета с белым фильтром.
Он повесил полотенце на плечи и подошел ближе к окну.
Там внизу...
Он прислонился плечом к прохладной стене, наблюдая за радугами, нырявшими в ослепительном июльском дожде. Блестящая мокрая листва каштанов и белые пирамидки соцветий дрожали под ударами капель. Нити солнечного света, отяжелев влагой, опадали на листву и, растворившись в теплой влаге, стекали жидким золотом вниз..., переливаясь..., проблескивая огненными черточками между листьев... Тихий шорох городского дождя оглушал и ласкал одновременно, словно ненавязчивая мелодия, наигранная тонкими пальцами по белым клавишам фортепьяно. В этом шорохе смешались и далекие ноты автомобильных клаксонов, и отголосок электронной мелодии из распахнутого окна в доме напротив, и детский смех, (босыми ножками по теплым пенным лужам!), и невнятный гул города откуда-то..., откуда-то... Он посмотрел вверх на белые пятиэтажки, утопавшие в каштановой зелени, на мокрые крыши дворовых беседок и почерневший влажный асфальт. А дальше, за ними, зеркальные небоскребы и солнечные зайчики, весело прыгавшие по окнам. Дождь и солнце..., что может быть прекрасней?
Выйти, что ли? Прогуляться под зонтом? Я соскучился по обыкновенным человеческим радостям.
Сказочник вздохнул, кинул полотенце на спинку стула и пошел в свою комнату. Здесь он быстро надел джинсы и легкую летнюю рубашку. Пошарив рукой в нижнем ящичке одежного шкафа, достал из него пару носков, еще нераспечатанную с красным лейблом. Надорвал целлофан и надел носки, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. (Увидел бы меня кто-нибудь из моих персонажей..., о-хо-хо..., представить страшно) Так, что еще? Сказочник похлопал по карманам джинсов, (деньги на месте, они мне понадобятся), сигареты в прихожей... Ну и всё, пожалуй. Он вернулся в прихожую и стал возле зеркала. Эка меня..., растрепало. Он взял расческу со стеклянной полочки и причесался. Так-с, добавим каплю хорошего одеколона на воротник и на горло. Достаточно. Чисто выбрит еще с утра. Что еще? Телефон..., на месте. Сигареты, зажигалка...
Он осмотрелся вокруг. Затем бросил последний взгляд в зеркало и вышел из квартиры.
Он смотрел на мигавшие кнопки лифта поверх сиреневых очков без оправы, прислонившись спиной к пластмассовой стене.
13, 12, 11, 10, 9...
А ведь забыл. Зонт. Головушка дырявая, точно тебе говорю. Вот промокнешь сейчас в два счета и начнешь злиться. А чего злиться-то?
Радуйся.
...8, 7, 6, 5, 4...
"А я радуюсь" - тихо сказал сказочник. Он закрыл глаза и махнул рукой. В ней появился черный зонт с бамбуковой ручкой крючком. Сказочник я или нет?
"Я радуюсь" - повторил он, выйдя из лифта, и грустно вздохнул. Две ступени вниз, слева почтовые ящички с трубкой газеты в одном из них, пыльная площадка перед стеклянными дверями. Он остановился возле дверей.
"Дождя нет... Капризный какой" - он сунул зонт в тень и тот сразу в ней растворился.
Рука на стекле..., легкое нажатие... Дверь открылась.
Он вышел на крыльцо и осмотрелся. Дождь прекратился, лишь только блестящие алмазы последних капель носились в воздухе и мерцали в нем, как распыленная алхимическая драгоценность. Небо снова сияло пронзительной синевой, и даже солнца не было видно в нём. Только прозрачные белесые облака медленно разлетались по сторонам. Каштаны блестели влажной листвой и на белых пирамидках цветов ослепительно сверкали капли последождевой росы, истаивающие на солнце. Тени деревьев уже вытянулись по высыхавшим серым пятнам на асфальте... Сказочник вздохнул полной грудью и, наконец, улыбнулся. Хорошо. Просто. Беспричинно.
Сказочник спустился с крыльца под прозрачным козырьком и пересек асфальтовую дорожку. Мимо пронеслась стайка мальчишек в одних шортах, (кто-то обмотал футболку вокруг головы чалмой, кто-то завязал её на поясе, кто-то просто размахивал своей футболкой, как флагом: эй! Эй!), они, кажется, собирались гонять в футбол по лужам на размокшем поле, (что было в самом конце дворика). Сказочник вчера побывал на поле, (не выдержал, бросил писать на пол слове и, глянув в окно..., вышел), на стареньком футбольном поле, по краям которого, с одной стороны росли густые жасминовые кусты, а с другой заброшенные клумбы с развалившимися самодельными бордюрчиками из кирпичей. Он не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии - ударить по мячу в тяжелые ворота из ржавых труб, с облупившейся белой краской. Мяч улетел в рваную сетку, стукнулся об бетонную плиту, наполовину вросшую в травяной покров, и укатился в липкий и пахучий жасминовый куст. А сказочник посмотрел вверх, в оранжевое закатное небо, по которому медленно проплывали сиреневые облака. Аёра..., всё же..., аёра.
Он улыбнулся, взглядом проследив за мальчишками, которые, наплевав на все законы физики и физиологии, бежали и одновременно отбивали мяч босыми ногами. Он взмывал вверх, почти доставая влажной листвы каштанов в аллее, падал, но, не успев коснуться асфальта, был сразу подброшен ногой следующего мальчишки.
Он усмехнулся и направился по аллее из дворика. Едва она закончилась, перед ним блеснуло ослепительное солнце и в лицо дохнуло асфальтовым жаром с запахом высыхавшей влаги. Он приостановился на неровно очерченной границе тени и света. Осмотрелся. Впереди возвышалась пятиэтажка с огромным витринным окном внизу, на котором имелась надпись большими буквами, выгоревшими на солнце: Ателье Мориса. За пыльным и тусклым стеклом лежали горки тканей разных расцветок и одинокий манекен, в нелепой шляпке с пластмассовым цветком, (он стоял в углу с вытянутой рукой). Сказочник заметил чье-то отражение в витрине - высокий и худой мужчина в сиреневых очках без оправы. Светло-серая рубашка навыпуск. Джинсы. Слепящий браслет часов на левой руке... Кто это?.. Я?.. Неужели - это я?
Он достал пачку сигарет и вытряхнул одну. Снова глянул на свое отражение в витрине ателье... Печально. Вон сколько седых волос, посмотри-ка... Печально. Всё-таки время берет свое, друзья мои. Всё-таки когда-нибудь тебе случается увидеть свое отражение в витрине. И серебряные нити в волосах. И эту сутулость. И усталый взгляд поверх очков... Всё-таки этот момент когда-нибудь приходит, и ты понимаешь, что течение времени совсем не абстрактное понятие - оно совершенно точно отражается на твоем лице и особенно в глазах. Как там говаривал дядюшка Кинг? Время - это мой упрямый маленький пони?
Где-то..., где-то... Так высоко..., там.
Небо.
Жаркое. Синее..., синее..., синее.
Это июнь? Самое начало? Самое-самое его начало, которое обогнало май на день или два? Он?
Они невидимы - эти нити. Лишь только иногда проблёскивают на солнце и слепят глаза. Черточками. Тонкой болью. Сладкой. Золотой тенью солнца по глубокой черной воде. Нет..., не больно. Совсем не больно.
Смотри!
Это небо - синее, синее, синее. Это облаков прозрачные штрихи.
И...
Слышишь?
Чувствуешь?
Ветер. Ветер нежится в кронах каштанов и роняет капли росы на асфальт. Он большой ленивый зверь - этот мягкий июньский ветер. Он качается на ветках вишен, там вдали... А за ними...
За ними...
Там...
Золотые пятна в зеркальных окнах. Солнце и тени на ровном асфальте. Белые и алые клумбы. Алмазные нити фонтанов. Эхо..., растворившееся в музыке клаксонов и спешащей толпы.
Моя красота.
Моя аёра.
И твоя. Дарю.
Он не стал прикуривать сигарету, просто выбросил ее в урну. Сказочник пересек небольшой дворик, очерченный железными периллами, выкрашенными в красный цвет, в последний раз глянул на свое отражение в витрине ателье и вышел из дворика.
Улица.
Он приостановился, чтобы впитать ритм города, его формы и его звуки. Лица, лица, солнечные зайчики в стеклах очков и скользящие золотые точки света на цепочках и на браслетах. Лица, лица, белые блузки, прозрачные футболки, сумочки, таявшее мороженое в вафельных рожках, декоративные собачки, туфли, туфельки, сандалии и кеды... Витрины с одной стороны и отражения витрин в лобовых стеклах машин, наискось стоявших на обочине, возле побеленных бордюров. Круглые кроны каштанов, пёстрые скамейки, питьевые фонтанчики в белых мраморных чашах, чистый асфальт.
Шаг. Еще шаг...
Возле огромной витрины магазина одежды стояла миленькая девушка в красной юбке. Она зачарованно рассматривала сумочки на красивых стойках. Возле неё переминался парень в белой рубашке навыпуск. Он очень хотел идти дальше, но... Он глянул на свою девушку, вздохнул и приготовился ждать, хотя и до вечера.
Сказочник улыбнулся и пошел в обратную сторону, (с удовольствием отметив горьковатый привкус свежести, который бывает сразу после внезапного летнего дождя). Он точно знал куда пойдет. Кажется, через квартал должен быть..., должен быть...
Да. Вот он.
Кафетерий с витриной во всю стену, в которой отражения вспышек и золотых перемигиваний в кронах каштанов смешивались с блеском хромированных стоек и больших кофейных машин с блестящими носиками. Еще вдохнув горькой свежести, он толкнул дверь и зашел внутрь, окунувшись с головой в мягкую атмосферу кафетерия, наполненную запахами кофе, и свежей выпечки.
Сказочник улыбнулся.
Да, оно должно быть так - вот она истинная атмосфера маленького городского кафетерия. Ненавязчивый, но в тоже время преобладающий, запах кофе. Чистый пол. Несколько столиков, пять или шесть. Полукруглая стойка с хромированной окантовкой. Две горки кофейных чашек в глубоких подносах с гербами на бортиках, (узкие и беленькие справа, зеленые и широкие слева), на чашках и на блюдцах сверкают капли влаги. Чистые салфетки сложены аккуратной стопкой с краю. И две кофейные машины посредине - мужской и женский вкус. Только так, никаких тебе примесей малины или шоколада. Кофе с малиной - это компот. А компоты сказочник на дух не выносил.
Он подошел к стойке и не смог не ответить на улыбку молоденькой девушки в красивой униформе. Однако перед ним сразу возник менеджер в белой рубашке. Он широко улыбался и держал перед собой какой-то блокнот...
И почему все менеджеры во всех кафетериях, (и даже в кошмарных Макдональдсах), имеют такой идиотский вид? Блестящие, словно мокрые волосы, зачесанные назад, (полагаю жменя бриолина, не меньше). Белая рубашка с красным галстуком и плакеткой на кармашке, и этот непонятный загадочный блокнот в руках... Что они в него записывают? Или зарисовывают...? Может быть там записаны страшные заклинания против вредных и придирчивых клиентов?
Сказочник с неудовольствием посмотрел на молодого менеджера. Эх, такой чудесный вид испортил... Он выглянул за плечо молодого человека с блокнотом, чтобы глянуть на девушку в униформе - не привиделась ли она? Вот она. Лет около двадцати. Ямочки на щечках.
Он улыбнулся ей. Обожаю красоту.
-Мы рады приветствовать вас снова! - жизнерадостно сказал менеджер.
Сказочник глянул на него и почувствовал острое желание закурить. Кто он такой? И чему это он так рад..., то есть не он, а они?..
-Я тоже рад, - пробормотал Сказочник, чувствуя себя крайне неловко в присутствии белозубой улыбки и чистой рубашки с плакеткой.
-Ваши предпочтения не изменились?
-Мои предпочтения? - теперь Сказочник смотрел на менеджера с нескрываемым удивлением. - Кофе, вот из этой машины с зеленым гербом.
-Мужской вкус, как всегда. - Он махнул девушке за стойкой. - Зеленую чашку, полную порцию, три кусочка сахара.
-Э-э...
-Четыре? - удивленный взлет брови.
-Нет, трех вполне достаточно. Вот только...
-Неужели желаете свежей выпечки? - почти разочарование.
-Полно вам, чтобы вкус кофе испортить дрожжевой булкой. Просто вместе с кофе... Понимаете?
Он смотрел на Сказочника, совершенно не понимая, что тот хотел сказать, но не решался. А сказочник думал: "Наверное, я обнаглел окончательно и бесповоротно. Мало того, что появляюсь здесь раз в месяц... Теперь еще и это... Эх, сразу видно, что этот менеджер, черт бы его подрал, никогда не курил. А жаль"
-У нас прекрасные кондиционеры. Они отлично справляются с уличной жарой.
Сказочник безнадежно кивнул и глянул на девушку за стойкой. Она наполнила чашку и поставила ее на поднос.
-Я отнесу, не беспокойтесь. Прошу. - Менеджер опередил руку Сказочника, сам взял чашку, и решительно двинул в направлении свободного столика возле окна.
(Это он принуждает меня идти к этому столику..., или я слегка не понял?.., нет, ну, какой же упрямый менеджер попался)
Ему ничего не оставалось, кроме как последовать за менеджером. Напротив стола сверкал витринами буфет с пирожными и Сказочник нахмурился. Этого еще не хватало. Запах сдобы убивает кофе, но особенно ее вкус. Дрожжи - живые существа и я, почему-то, их боюсь.
Он сел, проследив взглядом за тем, как его чашка мягко фланировала в руках молодого человека и, на удивление, правильно стала на стол. Не колыхнув кофе. Точно. Лишь пена растеклась по краям, оставляя в центре нити истаивающего кремового бисера. Черный кружок кофе в центре чашки. Сказочник наклонился. Понюхал... Хочу.
Возле глаз мелькнула рука менеджера... Дзинь - ложечка на блюдце.
Сказочник мельком глянул на молодого человека с плакеткой, взял ложку и окунул ее в кофе. Коснулся её краем кусочка сахара, разрезал его там, цокнув ложечкой по дну..., покрутил слегка и вынул. Куда бы ее? Не на блюдце же класть... Рука менеджера положила рядом с чашкой салфетку, сложенную вчетверо. Так, с ложкой определились.
Он отпил первый глоток. Закрыл глаза. Мягкое, золотистое сияние возникло перед ним.
Так, именно так.
Правильный кофе, он затмил своим вкусом и ароматом все остальные запахи, которые просто перестали иметь значение, (запах кофе во рту убивает все посторонние вкусы и ароматы..., однако он весьма капризен - этот запах, - он умеет убегать и уносить с собой все свои оттенки надолго..., или навсегда). Вкус кофе... Вкус наполнивший его полностью. Аромат, словно рожденный его телом, а не привнесенный извне. Сначала он жидкий, (точно, как в чашке)..., но скоро он - облако вкуса. Свечение аромата.
Еще глоток.
Сказочник устало откинулся на спинку стула. Эти чувства..., которые рождает всего один глоток кофе - тяжелая, хотя и приятная работа. Все кофейные оттенки, которые раскрывались постепенно, - каждый из них - требовали к себе особенного внимания. Каждый из них был драгоценностью, которую невозможно было проигнорировать. В этот раз он почувствовал тонкий, - ускользнувший сразу, едва появившись..., - привкус хлеба... Да?.. Сказочник открыл глаза, пытаясь вспомнить промелькнувшее ощущение. Да, это была нота золотистой корочки на свежем хлебе... И вслед за ней возникла еще одна картина...
Тополя. Высокие, как копья. Расплавленное небо над ними - акварельное, синее в белом. Черные тополиные пики подпирали его, а листва..., серебряным шелестом..., тихим вздохом - листва, трепетавшая на горячем ветру, пела песню скорого забвения. Пыльная белая дорога на холм... Удушливый и плотный, как дым, запах чабреца... Кланявшийся вереск... Чья это тень перед глазами? Мальчик в шортах... Это я, босиком в пыли?.. Легким взглядом вверх... На тополя... На белый домик за ними... На распахнутое окно...
Отец? Это он с трубкой во рту? Возле руки, на подоконнике, чашка кофе. И запах хлеба из окна.
Да. Вот он, этот новый оттенок кофейного вкуса.
Сказочник улыбнулся...
-Спасибо...
Он глянул вверх. Бледный молодой человек с плакеткой на кармане, смотрел на Сказочника. Он обессилено уперся руками в стол, чтобы не упасть.
-Спасибо..., - снова прошептал он. - Я боялся, что в прошлый раз это было..., просто моей непонятной галлюцинацией.
-В прошлый раз?
-Вы были здесь месяц назад. Заказали чашку кофе и сели за этот столик. Я просто проходил мимо, как вдруг... - Он закрыл глаза и блаженно улыбнулся. - Как вдруг, меня накрыло. То было воспоминание о сентябре. В нем была беседка, увитая виноградом. Еще там было солнце. Особенное. Оранжевое солнце на чистом хрустале сентябрьского неба. И столик, накрытый выцветшей скатертью. И виноградинки на столе. И терпкий запах увядающего винограда..., горячее вино. Боже, я думал, что схожу с ума от сладости и красоты.
-Понятно. Я расплескиваюсь, как всегда. Так и не научился держать свою аёру при себе. То были мои детские воспоминания, точно, как сейчас. - Сказочник посмотрел в окно. - Странно, правда? Детские воспоминания живут так долго. Другие, взрослые, затерявшись в толпе себе подобных, быстро теряются, блекнут и совсем исчезают. А детские...