Сорино Сони Ро : другие произведения.

Benedictus Simatory!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава ОДИННАДЦАТАЯ)


   Post Scriptum
  
   Benedictus Simatory!
  
   1.
  
   К старинному кирпичному зданию, на пересечении улиц Большой Зелёной и 15 линии, подкатил мотоцикл. Большой черный байк с хромированными кантами и изогнутым рулём. Мотоцикл недовольно поворчал, что не удалось погонять по пустынным кварталам Тригорской окраины, однако быстро успокоился, едва рука его хозяина ласково похлопала по белому символу солнца на черном бензобаке. Хозяин мощного байка повернул ключ зажигания, вынул его из скважины и подбросил на ладони.
   Три секунды застывшего движения в оранжевом воздухе...
   Ключ остро сверкнул в тонком солнечном луче, который пробивался между угрюмыми пятиэтажками и столбами с проржавевшими дорожными знаками. Перевернувшись в воздухе, ключ мягко упал на ладонь, зажат в кулак, и был сразу прибран в нагрудный карман джинсовой куртки.
   Стремительный подъём. Смазанный рисунок рифлёной подошвы армейского ботинка. Золотой бисер света по цепочке, чтобыла пристёгнута одним краем к черному кожаному ремню, а другим ныряла в карман джинсов... Три секунды... пять... по растрескавшемуся асфальту закружились облачка пыли. Черный глаз наблюдал за этим танцем несколько мгновений. Приглушенный шлемом выдох и шепот: Точно, здесь.
   Следующие несколько движений человека на мотоцикле растворились в мельтешении оранжевых пятен и сиреневых теней, растекавшихся от зданий и столбов ручейками, реками и целыми озёрами света и пыльной темноты. Тонкий контур этого человека иногда проскальзывал в слепящем пламени угасавшего солнца, в золотистых бликах пустых витрин, в сплетении белёсо-алых лучей света и фиолетовых полосок прохладных вечерних теней. Человек слез с мотоцикла, отогнул хромированную стойку каблуком тяжелого ботинка, и слегка завалил свой байк на одну сторону. Затем снял шлем и примостил его сверху на широком баке.
   Поправил волосы... - и в промелькнувшем треугольнике согнутой руки сверкнул оранжевый круг света, который сразу растворился и растёкся сиреневыми полосками по джинсовой куртке.
   Он похлопал по нагрудным карманам, удостоверяясь, что всё на месте, и шагнул на тротуар, сделавшись отчетливо видимым со всех возможных точек наблюдения в этом странном неспокойном квартале.
   Он оказался черноволосым юношей лет восемнадцати, на первый взгляд: высоким, худым и, по всей видимости, сильным. В его движениях явно читалась уверенность в себе и вместе с нею чувствовалась невероятная врождённая гибкость суставов. Его черные мягкие волосы доставали до плеч. И в затухавшем вечернем свете тонкая шея выделялась белым пятном на фоне грубого тёмно-синего джинсового ворота.
   Едва горячий ветер коснулся его лица, юноша остановился и словно бы принюхался к непривычным для него запахам пыли и прогорклых шпал, которые еще виднелись на мостовой вместе с ржавыми параллелями трамвайных рельсов. Трамвайчики в этом квартале не бегали уже давно, но запах креозота и, как не странно, электрических кабелей остался, и разносился ветром вокруг, пропитывая пустые дома и фабрики горечью ненужных воспоминаний. Ветер в этом районе был колючим, в его составе было слишком много пыли и белого кварцевого песка с недалёкого побережья Вермы. Этот ветер не умел и не хотел ласкать, он скоблил кожу и засыпал глаза своими частицами, словно проверяя на стойкость незваного гостя, посмевшего вторгнуться в это царство мёртвого запустения. Юноша лишь усмехнулся, ветер его не пугал, а наоборот, доставлял некоторое странное удовольствие своей негостеприимностью. Он заправил волосы назад особым образом, словно подвязав их, и они приобрели вид весьма аккуратной прически.
   Сделав еще шаг, юноша снова приостановился, заметив краем глаза движение в серебристом блике пыльного окна в мрачном здании напротив. Осмотревшись, он зачем-то похлопал по столбику с четырёхсторонним светофором, который ослеп уже как десять лет, и посмотрел вверх на последние этажи дома, перед которым стоял. Там в самом верху блестели оранжевыми пятнами огромные окна с тонкими перекладинами. Юноша достал из нагрудного кармана сотовый телефон и не глядя, набрал на его клавиатуре замысловатую комбинацию цифр, словно просто невпопад перебрав все клавиши наугад. Небрежно прижав трубку к уху, он некоторое время слушал сигналы вызова. Ответа не последовало. Юноша снова усмехнулся, надавил клавишу с красной точкой и вернул телефон в карман.
   Он подошел к подъездной двери с медной ручкой в форме волчьей головы, осмотрел её внимательно и, убедившись, что именно этот знак он должен был увидеть и понять его значение, толкнул скрипучую дверь вперёд. Парадная прихожая имела неряшливый вид, особенно отвратительно выглядели пыльные зеркала в человеческий рост, вмонтированные в стену с двух сторон - густая пыль на зеркале это слепая поволока на ангельском глазу. Сверху, из разбитого наполовину стеклянного купола, пробивались последние лучи заходящего солнца, в оранжевый блеск которых уже достаточно добавилось прохладных сиреневых оттенков.
   Юноша вышел в середину холла и посмотрел вверх, прослеживая взглядом спираль мраморной лестницы с витыми чугунными фонарями на межэтажных площадках. Он медленно кружился на месте, задрав голову, шаркая подошвами по пыли и кирпичной крошке, не отрывая взгляда от массивных мраморных стоек и широких перилл, легко проскальзывая выше и выше с каждым новым витком этой роскошной лестницы старинного образца. Нынче не умеют или не хотят так красиво и сложно строить даже в элитных новых домах, упорно и настойчиво прививая подоспевшим квартиросъёмщикам обезличенное архитектурное безвкусье за бешеные деньги. Однако юноша не задумывался об этих мелочах. Его взгляд скользил выше и выше...
   Удовлетворившись увиденным зрелищем мёртвого дома, он одной рукой застегнул клапаны на карманах куртки, и, резко сорвавшись с места, побежал вверх. Очень легко побежал, словно не чувствуя своего веса, словно его и не существовало вовсе - веса этого, и даже тяжелые ботинки не стучали, а словно шуршали по бетонной пыли. Он не бежал, а как бы летел, вовсе не касаясь ступеней ногами. Первый виток, второй виток, третий... Эхо отставало от него. Старое маразматическое эхо, которое то и дело терялось в нишах и поворотах, разбивалось пыльными перьями об ободранные стены, и медленно осыпалось вниз, чтобы таять, таять, таять в угасавших отблесках на полу.
   Скоро он добрался до самой последней площадки, на которой, кроме чугунной стилизации под фонарь, были еще и два бронзовых оскалившихся волка. Юноша вдруг застыл перед этими животными, затем подошел к ним и погладил за ухом того, который стоял слева. Эти статуи почему-то опечалили его. Он долго рассматривал застывшее в бронзе бешенство. Затем глянул вперёд, на приоткрытую массивную дверь с ручками в форме всё тех же оскалившихся волчьих голов. Снова достав из кармана сотовый телефон, юноша повторил беспорядочную комбинацию цифр на его клавиатуре и послушал безответные сигналы вызовов. Он слушал их минут около пяти. Затем отключил телефон и грустно покачал головой. Скоро телефон оказался на своем месте в кармане куртки. Юноша шагнул вперёд... приостановился... оглянулся назад и... потрепал за ухом волка, что стоял справа.
   Три шага в скребущей пыльной тишине...
   Его рука легла на бронзовую ручку и с силой толкнула дверь вперёд.
   Он оказался в громадном помещении с высокими окнами. Оранжевые лучи заходящего солнца били наискось сквозь пыльные стёкла, отсвечиваясь золотыми квадратами на противоположной стене. Здесь было много колонн, самых разных форм и толщины, расписанных удивительными магическими символами, которые казалось, шевелились между сиреневых теней и пятен света. Сквозь серебристую плёнку пыли на полу просматривались иные символы, вполне понятные для глаз, но вызывавшие странный отзыв в сердце. Несмотря на свою приятность, эти рисунки вызывали глубинное чувство отвращения: ими хотелось любоваться и в тоже время приходилось, словно бы объясняться со своей совестью, что это просто взгляд вниз, на пол, но не заинтересованное рассматривание. В рисунках на полу присутствовало много обнаженных женщин, которые были, как бы заключены под водой в хрустальной корке пола, и смотрели зрителю прямо в глаза, пытаясь высмотреть, выпросить, вымолить в них жалости себе или хотя бы своей красоте. Еще там были дети и удивительные белые существа с волосами по пояс. Все они плавили в нарисованном бассейне, были ограничены в свободе хрусталём, и все смотрели вверх, отбирая друг у друга возможные сочувствующие взгляды.
   Однако на юношу эти рисунки не произвели ровным счетом никакого впечатления. Он просто окинул всё это мраморно-хрустальное роскошество общим взглядом и, не задержав своего интереса ни на одной паре глаз, и глянул вперёд. Возле среднего, и самого большого в длинном ряде, окна просматривалась некая гротескная фигура. В ослепляющем оранжево-алом блеске закатных стёкол виднелся неровный черный силуэт, от которого по бокам рассыпались лучи, а на полу растеклась лужа фиолетовой тени. Человеческий контур болезненно дёрнулся, едва юноша шагнул к нему. В пыльной тишине остро заскрипела пыль под грубыми подошвами армейских ботинок. Еще шаг...
   -Стой, где стоишь! - послышался крик, и в оранжевом блеске мелькнула черная тонкая рука, взмывшая вверх. - Я сам подойду. Но всего на шаг! А ты стой! Стой! Стой!
   Юноша безразлично пожал плечами и сунул руки в карманы джинсов. От него словно веяло напряженным безразличием, которое в любой момент могло перерасти в острый, и возможно неприятный, интерес. Пока человек возле окна решался на обещанный шаг, юноша осмотрел помещение более внимательно, отмечая запустение, пыль, пятна света на стенах, кресло с выломанной спинкой, стол, заваленный малярными принадлежностями, и удивительное кружение магических символов на колоннах.
   Тот, кто стоял возле окна шагнул-таки вперёд, и застыл, испуганно и громко задышав всей грудью, словно испытав неожиданный приступ астмы.
   -Меня зовут Георг Хром. Слышите?! Георг Хром! Я человек! Слышите? Просто человек!
   -Простой человек с непростой фамилией, - пробормотал юноша, но так, что человек не расслышал слов. Затем крикнул громче: - Зачем вы здесь, Георг Хром? Вовсе не вас я ожидал увидеть здесь.
   -Я не знаю зачем... - всхлипнул Георг, и его всхлипывание оказалось горьким по-детски. - Точнее, всё, что я знаю... это... это... - он всё-таки сделал еще один шаг.
   Он был высоким мужчиной в белом докторском халате с плакеткой на груди. Его огненно-рыжие волосы были взлохмачены и словно политы кляксами вязкого сиропа... так всегда кажется, если рассматривать раны на голове издали и напротив солнца. На халате явно просматривались порезы и рваные дыры, из которых сочилась густая кровь, казавшаяся черной в закатном пламени. Он полез в карман своего халата и вынул сотовый телефон... рассмотрел его с удивлением, словно только сейчас обнаружив наличие этого предмета у себя... и неуверенно глянул на юношу.
   -Я знаю только то, что должен позвонить по определённому номеру, - растерянно пробормотал человек в докторском халате.
   -Кто вы, всё же?
   -Я... врач?.. - Георг рассматривал телефон с нараставшей тревогой, словно начинал его бояться, как бомбу, готовую разорваться в любой момент. Он снова глянул на юношу. - Правда! Я врач! Хирург! Вот моя визитка! - другой рукой он вынул из второго кармана картонный прямоугольник... протянул его в сторону юноши и... выронил из пальцев. Визитка покружилась в луче пробивавшегося света и мягко упала на пол. - Мне нужно позвонить и... дальше я не знаю, что делать.
   -Значит, звоните, если так нужно.
   -Но я не помню номер... - с ужасом прошептал Георг. - Точнее..., я знаю, что любая комбинация цифр на этом телефоне будет верной... но... Так не бывает? - он с надеждой посмотрел на юношу.
   А тот напряженно всматривался в его раны и порезы: черные черточки и круги на белом халате. И глянцевые проплешины ссадин на голове, которые истаивали горячечным жаром и растекались вязкими ручейками по лицу.
   -Всякое бывает, Георг, поверьте мне. Не волнуйтесь. Просто наберите любую комбинацию цифр и нажмите клавишу вызова.
   -Нет, так не бывает, - всхлипывая, повторял и повторял несчастный доктор, на его небритых щеках блестели слюдяные полоски слёз. Однако пальцы рук, словно, не по его желанию, сами собой судорожно нажимали на кнопки.
   Звучание кнопок в тишине резало слух, эти острые короткие всплески быстро разлетались в пустоте, и, казалось, ударившись об противоположную стену, ссыпались на пол тончайшими серебряными иглами. Юноша следил за человеком в белом халате, от былого безразличия не осталось и следа.
   -Ваше имя Ишир? - доктор болезненно вздрогнул от звука собственного голоса и глянул вперёд, прищурившись, чтобы рассмотреть тонкий контур юноши в ореоле закатного огня. - Здесь на дисплее появилось сообщение... мне приказано задать первый вопрос Иширу. Кроме нас здесь никого нет... и никого быть не может. Вот я и спрашиваю...
   -Да, моё имя от рождения Ишир, - ответил юноша, незаметно шагнув вперёд.
   Георг не заметил этого короткого шага. Он был весь поглощен чтением мелькавших слов на дисплее сотового телефона. Он болезненно морщился, левая рука непроизвольно попыталась поправить волосы привычным жестом. Однако прикосновение к ране на голове вызвало острую боль, и доктор вскрикнул.
   -Что происходит? - прошептал Георг, рассматривая свою ладонь, вымазанную собственной кровью. Телефон издал резкий писк, и он сразу вернулся взглядом к мельтешащим командам на дисплее, не переставая бормотать. - Я жил себе спокойно... у меня есть жена, дети, дом, машина, в конце концов... - Он коротко глянул на Ишира и снова всхлипнул. - И вдруг, я здесь... с этой штукой в кармане... весь избитый и изрезанный... Что происходит? Вы знаете?
   -В какой больнице вы работали, Георг?
   -Почему вы спрашиваете об этом в прошедшем времени? Я работаю там! - истерически крикнул Георг, оторвав свой взгляд от телефона.
   -Назовите мне место своей работы.
   -Я врач! Вот и халат, видите?! И плакетка пришпилена к груди!
   -Место, Георг, место.
   -Я работаю в больнице... в какой-то крупной больнице... - он закрыл лицо ладонью и тихо заплакал. - Не помню... я ничего не помню.
   -Вы хотите знать?
   Он развёл пальцы на лице. Сквозь эту щель на Ишира смотрел мутный глаз, истекавший слезами.
   -Я чувствую, что вы скажете нечто страшное. Не надо! - он убрал руку от лица и снова принялся вычитывать команды в телефоне, бессвязно бормоча и всхлипывая. - Не говорите! Нет! Лучше я прочту первое сообщение для Ишира. Вы ведь Ишир? Значит оно для вас.
   Юноша шагнул вперёд... всего лишь на один шаг... И это был удивительный шаг, мгновенно сокративший расстояние между ним и доктором на десять человеческих шагов. И пока странный доктор пытался рассмотреть слова сквозь слёзы, Ишир наклонился и подобрал с пола картонный прямоугольник визитной карточки. Рассмотрев содержимое, он усмехнулся и бросил её обратно на пол. Визитка была обыкновенным куском картона, без слов и фотографии.
   Он вернулся на свой необыкновенный шаг назад. И ровно в этот момент Георг глянул вперёд.
   -Здесь написано так много слов... - прошептал он растерянно. - Едва появляется одно слово, как сразу его сменяет другое. В них нет смысла и связки. Что мне делать? Как это читать?
   -Что успеваете, то и читайте.
   -Хорошо, - доктор кивнул и склонился над телефоном, роняя на клавиатуру свои слёзы. - Скажи... Иширу... что... я... люблю... его... - он испуганно икнул и поднял голову. - Я правильно прочел?
   -Наберите на клавиатуре ответ. Сможете?
   -Не уверен...
   -Просто слушайте, что я буду говорить, и нажимайте на кнопки, не глядя на них.
   Доктор кивнул, зажмурился, как ребёнок в ожидании чуда, и отвёл руку с телефоном в сторону. Ишир заметил, что кровь принялась интенсивнее сочиться из ран на голове, заливая лицо Георга уже не ручейками крови, а словно сплошь покрывая его алым глянцем. Из рваных ран на груди и животе кровь брызгала, как упругие гейзеры, растворяясь в меркнувшем свете облачками красного тумана. Доктор едва держался на ногах, хотя, по всей видимости, не чувствовал боли.
   -Пишите, Георг. Я тоже люблю тебя, младший брат. Приходи ко мне скорее.
   Пальцы судорожно давили на кнопки, разбрызгивая в алом сумраке острые писки сигналов.
   Ответ пришел сразу же. Телефон издал короткий сигнал входящего сообщения. Георг сильно вздрогнул, едва не выронив трубку, открыл глаза и снова приблизил сотовый к лицу. Синие отблески подсветки отражались на носу, крошась в крупных порах, растекаясь по скулам и щекам, теряясь в густой щетине.
   -Пришел ответ, - удивленно прошептал доктор и глянул на Ишира, повернув телефон дисплеем в его сторону.
   -Читайте, Георг.
   Доктор подчинился.
   -Ты... знаешь... когда... мы... встретимся... лично. И... не... раньше... А пока... я... пожалуй... доставлю... себе... удовольствие... и... поговорю с тобой.
   Телефон принялся пищать. Доктор надавил на кнопку ответа и приложил сотовый к уху. То, что Георг услышал в нём, испугало его так сильно, что он снова качнулся..., всё-таки не удержался на ногах и рухнул на колени. Ишир едва сдерживался, чтобы не подбежать. Ему было жаль этого несчастного, который и не догадывался, как страшно, на самом деле, появился здесь и еще более пугающе уйдёт.
   -Да, да, да, мой господин, - прошептал доктор в трубку.
   Он убрал телефон от уха и протянул в сторону Ишира. В динамике сотового что-то скрипнуло и сама собой включилась громкая связь.
   В пыльной пустоте послышался голос Рони Симатори, хотя и несколько искаженный помехами связи.
   -Привет старший брат.
   Эхо пронеслось в помещении, словно прохладный сквозняк.
   Едва голос прозвучал, символы на колоннах перестали вращаться. А под хрустальной коркой пола ожили и сразу неистово забились и беззвучно закричали тонущие женщины и дети. Белые ладони прижимались к толстому стеклу с той стороны, скрипели кожей по холодному хрусталю, колотили в него, царапали. Тела сплетались между собой, толкались, тонкие пальцы рвали кожу на своих и чужих горлах, выцарапывали вытаращенные глаза, вырвали волосы. Агония и паника слепили из них словно один организм: отвратительный в безумии своём и прекрасный одновременно. Тел стало так много, что они, казалось, вытеснили собой всю воду вниз, сплетаясь и перекручиваясь, беззвучно крича: воздуха... воздуха дайте!
   Волосы, глаза, судорожные рты...
   -Рони, ты неисправим. Однако твои фокусы бессмысленны, как в данный момент, так и вообще, ты же знаешь.
   Рони ответил усмешкой, хриплой и чуть искаженной радиопомехой.
   -Зря ты недооцениваешь моё уважение к тебе, братишка. К тебе и к твоему воображению. Там в воде вполне себе настоящие люди тонут, хотя и поделом им. Я решил, что когда мы закончим разговор, то отпущу тех из них, кто останется жив. Кто сможет выжить. Так, что у тебя нет времени на своё влияние, Ишир, к которому я так слаб. Тебе следует закончить этот разговор быстро. Ведь ты же не хочешь брать их жизни на свою совесть?
   Юноша резко глянул вниз и сразу столкнулся с умоляющим взглядом тонущего ребёнка.
   -Это подло... - прошептал он.
   -Иначе не получается, брат, - снова усмехнулся в ответ Рони. - Тебе только дай волю и снова примешься переубеждать..., а меня тошнит, знаешь ли, с некоторых пор от тебя и от нашего досточтимого папочки.
   -Это бессмысленно, - Ишир тяжело вздохнул, словно приняв какое-то решение. - Боюсь, что скоро я захочу убить тебя. Люблю... но иначе никак.
   -Я знал. Но ведь ты всё понимаешь, старший брат? Тебе не будет просто это сделать. Прежде чем убьёшь ты... находясь на моей территории... я успею убить тебя раньше.
   -Ты? - Ишир удивлённо смотрел на мерцавшие в сумраке синие сполохи телефонного дисплея. - Ты же не сможешь, Рони. Ты слишком сильно любишь меня.
   -А ты?
   Ишир показал на пол. Рони хмыкнул.
   -Конечно, я вижу тебя, брат. Я всегда где-нибудь рядом. А по поводу вышесказанного..., скажем так..., я преподам тебе несколько персональных уроков от мастера Рони Симатори, - телефон начал гаснуть и голос вместе с ним делался тише и невнятнее. - Возможно, ты захочешь убить не меня..., а себя.
   -И не надейся! - резко крикнул Ишир. - Я помню тот эксперимент в Арая! Я очень хорошо усвоил тот твой урок!
   -То был не урок, старший брат, - ответил грустный и угасавший в динамиках голос. - То была моя любовь к тебе. Какая есть - вся тебе. В тот раз, когда двое мальчишек тайком проникли в кабинет своего отца, один из них, младший сын, узнал о себе многое из того, что хотел узнать. Мне интересно, так ли много узнал о себе ты?
   -Мне всегда хватало отцовских признаний, а не воровства!
   -Ты так это называешь?.. Воровство... А мне казалось, что тем ранним утром мы с тобой отправились в необыкновенное приключение. И никакого воровства не было и в помине, Ишир. Окстись! Мы всего лишь захотели узнать... Я узнал. А ты?
   -Ты повторяешься. Однако отвечу, даже тот факт, что ты прочел то, что не предназначалось для твоих глаз, всё же, - воровство.
   -Думай, что хочешь. Я узнал о своем месте в замысле отца. Мне было нужно узнать... Понимаешь? Это очень важно знать своё место в мире, в котором предопределён даже утренний сквозняк в раскрытой с ночи форточке.
   -Заблуждаешься. В этом мире слишком много иных, и более важных предопределений, чтобы предусматривать такие мелочи, как сквозняк или...
   -Или? - усмехнулся далёкий голос из телефонной трубки. - Или, например, Рони?
   В помещении стало темно, последняя кромка алого света дотаивала в окне, над изломанной черной линией черепичных крыш. Телефон выпал из ослабевшей руки и отлетел в середину залы, выплёскивая последние мерцания синей подсветки по пыльному хрусталю. Вслед за тем послышался громкий железный скрежет, словно где-то включили проржавевший рубильник. И тотчас в глубине аквариума под ногами загорелись прожекторы, освещая снизу шевелящуюся массу тел, рук, волос, глаз... Призрачный зелёный свет причинял глазам Ишира странную тянущую боль, хотя и не был слепяще-ярким. Ишир прикрылся ладонью от этого света.
   Доктор завалился вперёд. Он ударился об пол подбородком, но боли не почувствовал, как не чувствуют её мертвецы. Из его рта выливалась густая кровь, растекавшаяся алым пятном по светящемуся хрустальному полу.
   Ишир шагнул назад... Но в этот момент телефонная подсветка снова стала яркой. Пискнула громкая связь, и из динамиков послышался бодрый женский голос, отдававшийся пугающим эхом в пустынной темноте.
  
   Вас приветствует служба ассимиляции корпорации Simatory Imagine. Добрый вечер, спасибо, что нашли время выслушать это сообщение. Я Клара Райс, ваш оператор в службе. Минуту назад автоматическая система определения годности для ассимиляции в Тригоре присвоила вам статус - минус один. К сожалению, вы не прошли первое испытание и не совершили правильный поступок в ответ на поставленный перед вами тезис. Напоминаю, что ваш сегодняшний тезис звучал так: "Никогда не верь мне. Но всегда мне доверяйся" Это первый закон эстетики Рони Симатори. Ваш ответ имеет открытый доступ на портале службы в интернете. Пожалуйста, посетите наш портал по адресу www.simatoryforever.com и заполните все предложенные формы. До встречи. Удачи вам завтра.
  
   Телефон погас.
   Ишир вышел из залы. Он не смотрел под ноги. Лишь на лице отражались зеленоватые блики из холодного аквариума.
   Волков он тоже не заметил, хотя и почувствовал, что в этот раз в бронзу были вживлены настоящие глаза, которые следили за ним и плакали кровью.
   Он быстро спустился по винтовой лестнице вниз, иногда упираясь рукой в чугунный фонарь на площадке или, упруго перепрыгнув через периллу, поспешно сокращал свой путь. Он торопился покинуть это удушливое место, в котором пыль смешивалась с эхом и рассыпалась в воздухе прозрачными бутонами давно умерших роз.
   Он позволил себе остановиться внизу.
   Остановиться, чтобы посмотреть вверх.
   В этот момент из всех проходов, выламывая старые двери и куски штукатурки..., - хлынула вода из аквариума. В ней копошились обнаженные тела, разбиваясь в кровь об белый мрамор, скатываясь вместе с волной по ступеням, прибиваясь к чугунной витиеватости фонарей, ломая шеи в округлых стойках перил, растекаясь кровью, расцветая рваным мясом...
   Ишир закрыл глаза, прислушиваясь к воплям несчастных, к стонам, которые голодное эхо выхватывало из смешения тел и рваными клоками разносило по гигантскому холлу. Холодная вода и ленты алой крови стекали по белым ступеням, пенясь возле стен, растекаясь ручьями в щелях, брызгая на пыльные холсты в гипсовых рамках.
   Часть утонувших людей вывалилась в середину холла с высоты. Часть их продолжала скатываться вниз вместе со слабевшим потоком. Часть бледных измождённых тел прибились к стенам и фонарям.
   Вместе с запахом хлорки, как из бассейна, в воздух проникли мрачные размышления. Словно этот старинный дом был живым существом, - недобрым в мудрости своей, - и он лениво думал о том, что наблюдал в своей сердцевине. Живые всё ещё хотели жить. Странно, что хотели. Непонятно, что так жаждали дальнейшего: бессмысленного и наполненного ужасом пережитого. Странно, что человек так слепо верит в жизнь, так хочет жить... хотя жизнь уже давно не хочет его. И все её заинтересованности в человеке давно остыли.
   Ишир открыл глаза, едва уловив эти мрачные думы древнего дома. Он увидел возле своего ботинка бледную детскую руку. Между пальцев мерцали прозрачные струи протекавшей воды. Рука шевелилась в потоке... словно прощалась...
   Ишир стал перед ней на одно колено и накрыл своей большой ладонью холодную детскую ладонь. Он смотрел на тонкие пальцы и его глаза становились всё темнее, всё темнее. Скоро зрачки стали черными - безднами во вселенной непознанных замыслов. И в этой тьме носились и рассыпались золотом искры тёплого света.
   -Прости, что впереди еще будет много горечи. Прости. Я буду причинять ему боль, а он постарается всё сделать красиво. Прости и за это. Я запомнил тебя, малыш. Крепко запомнил. Я хочу, чтобы в твоей остывающей крови растворились мои последние слова. В этом мире нет случайностей, которых ты не создал себе сам. Но вместе с тем, в этом мире есть солнце и любовь. Они умеют выкупать боль. Солнце - светом познания. Любовь - океаном жизни, даже если этот океан заключен всего лишь в одном человеке... в любимом человеке. Поверь мне... любить и быть любимым - сокровенная тайна вселенной. Любовь - это Второй Основной Вопрос после первого. И если первый звучит просто: имеет ли право Бог...? Но ответа пока не получил. То второй, показавшись сложным, на самом деле давно имеет свой единственно верный ответ: да. Суть человека, созданного по образу и подобию Его, проста и, в тоже время, бездонна - она любовь. Слепая, неистовая, тихая, прозорливая, томная, горячая, нежная... разная. Только для вселенной и любви никогда не придумают универсальной единицы измерения, потому, что они расширяются бесконечно. Убегая от прошлого, раздвигая весь это мир, поглощая собою всё... абсолютно всё. Помни это, малыш. И узнай мудрость мироздания - ты не уходишь. Ты уже возвращаешься. Ты частица любви. И любовь бессмертна.
  
  
   2.
  
   -Ты не ведаешь, что творишь! Потому, что ты слеп!
  
   Рони Симатори сидел в кресле перед кофейным столиком и внимательно наблюдал за умелыми движениями своего слуги в короткой куртке. Ловкие манипуляции рук, облаченных в белые перчатки, доставляли ему толику пресыщенного и утонченного удовольствия, одного из тех, что окружали его всю жизнь. Например, правильно сваренный кофе, хрустальная сахарница, наполненная тростниковым сахаром, и наконец, чашка английского фарфора на блюдце, в котором играли и растворялись солнечные пятна. Слуга наливал кофе в чашку из белого фарфорового кофейника, придерживая изогнутый носик белой салфеткой. Рони мельком глянул в сторону, окинув равнодушным взглядом комнату в роскошном восточном стиле, затем глянул на того, кто хрипел где-то там, сбоку, уже целый час и мешал сосредоточиться на милых послеполуденных радостях.
  
   -Ты сам сатана! В тебе живёт тьма! Я вижу её!
  
   Рони вздохнул и щелкнул пальцем по вороту белой рубашки. Голос сбоку начинал раздражать его. И, к тому же, весь пол залит был свежей кровью. Он снова глянул в сторону и более внимательно осмотрел того, кот висел на крюке посреди комнаты. Под тяжестью тела стальной крюк выломал три нижних ребра из тщедушного тела, хотя и крови вылилось предостаточно, и они совсем не эстетично торчали красно-белыми полосами из черной униформы католического священника. Рони глянул дальше и кивнул кому-то в дальней стороне комнаты. Послышалось жужжание электромотора, и трос, на котором висел падре, опустил его по ролику до пола. Однако ослабшие ноги святого отца лишь сделали попытку стать, поелозили по роскошному ковру мысками туфлей и обмякли. Рони снова кивнул, мотор загудел громче, падре опустили на ковер полностью. Он оказался на коленях, и застонал, когда крюк, оставшийся без натяжения, сполз вниз, дорывая полосы сухожилий и мускулов под рёбрами. Ему оставалось еще немного спуститься, чтобы прорвать диафрагму, но зацепившись за клок сухожилий, он застыл..., лишь подрагивая в такт пульсации в артериях. Падре пошевелил плечами, однако связанные за спиной руки, не позволили ему в полной мере осуществить свое желание. Он снова застонал и обессилено подался вперёд. В этом движении он заметил впереди Рони в белой рубашке и остро отутюженных брюках, который расслабленно сидел в кресле и вдыхал аромат кофе, поднимавшийся с белёсым паром над чашкой.
   -Вы достаточно обучены крюком, чтобы перестать говорить мне глупости? - спросил его Рони, и вернулся взглядом к своей чашке с кофе. Он открыл сахарницу, положив круглую крышечку ободком вверх, взял серебряную ложку и насыпал в чашку три ложки сахару.
   -Это ты называешь обучением? - ответил падре, скосив глаза на перепачканный в крови крюк.
   Рони усмехнулся.
   -Мне давно не попадалось таких..., как ты. Фанатики обычно быстро переучиваются на крюке и принимаются фанатеть уже совсем по другим поводам. А ты, значит, хочешь поспорить? - Рони взял тонкую сигару с небольшого овального подноса, предложенного слугой. Помял её в пальцах, понюхал и только потом раскурил простым встряхиванием руки.
   -Я пришел в город твоего престола, чтобы принести в него лучи света истины!
   -Надеюсь, продолжать мы будем иным тоном. И, будь добр, брось свою патетику. Знаешь ведь, что в течение часа я способен вывернуть твою веру вместе с внутренностями наизнанку... - Рони положил сигару на бортик пепельницы и взял чашку кофе. Перед тем, как отпить первый глоток, он еще раз понюхал пар и закрыл глаза от удовольствия. - И еще... Какими лучами ты собирался светить в столице солнца? Не боялся сам здесь ослепнуть?
   -Тригора - царство тьмы! Я вижу тьму вокруг себя!
   Рони отпил глоток. Подумал и... усмехнулся.
   -Обоснуй. Прежде чем утверждать нечто нужно иметь при себе хотя бы крохотное обоснование. У тебя оно есть?
   -Это растворено в воздухе!
   -Что в нём растворено? В здешней атмосфере много чего намешано. И выхлопные газы, и запах ангельских перьев... Что же имел в виду ты?
   -Тьма!
   -Скажи, каким образом ты определил её наличие здесь? Мне всегда казалось, что тьму во тьме увидеть невозможно. Твои слова бессмысленны или... - Рони всё-таки глянул на падре с некоторым подобием заинтересованности. - Или лживы. Лживы по той причине, что ты обозреваешь в моей столице обе стороны: и свет, и часть тени, что отбрасывают предметы различной конфигурации... - но делаешь вид, что не видишь очевидного или намеренно закрываешь на это глаза. Я наполнил этот город таким ярким светом, что, пожалуй, он способен выжечь глаза даже незрячего от рождения. Я дал этому городу так много вариантов развития и возможностей их осуществить, что без должного руководства он бы давно обезумел. С какими лучами ты пришел в мой город и как собирался выделить их в массе иных, и гораздо более ярких, лучей?
   -Свет истины всего один! Истин не может быть много!
   -Кто втолковал тебе этакую несусветную глупость? Хочешь пример? Держи! Истина таракана, которого раздавили на полу и истина тапка, которым его давили - две абсолютно разные истины. Между ними бездна. Твоя правда способна столкнуться с моей - да, этот так, - но в любом из возможных вариантов нашего столкновения - я бы раздавил тебя. В обычном ли споре или насаживая тебя на крюк... - без разницы. Я, пожалуй, сам поспешил с выводами, когда решил, что ты захочешь поспорить со мной... Однако вижу одну неуёмную жажду громко вещать во все динамики о своей непроходимой глупости. Скорее всего, ты потерялся в сомнениях и тебе больно... хотя, поверь, я знавал замечательных проповедников, коим не мешали основательно поспорить со мной дыба или крюк в кишках. Мне кажется, что они верили в то, что пытались внушить мне... Но я... Понимаешь ли, в чём суть твоего безвариантного проигрыша? Дело в том, что я всё видел своими глазами, - всё то, что вы пытаетесь обыгрывать красивыми мыслями, приодетыми в красивые слова. Я не просто видел, - я участвовал. И в тот момент, когда ваш Бог кричал во всё горло от боли, прибитый ржавым гвоздём к столбу на Лысой горе, я стоял рядом и пытался услышать от него хотя бы одну вразумительную мысль. Я умолял его поделиться со мной благодатью, которая, возможно, сошла на него свыше, чтобы тоже понять, Что Такое Истина Последней Инстанции. Ему было невыносимо больно, поэтому он только и делал, что кричал, кричал, кричал... И, видишь ли, ни он, ни вы, - которые бесстыдно назвались его проповедниками, его мучение сделали своим символом, а его кровь обозвали вином и суёте в пасти друг другу... - так вот, вы даже не пытаетесь рассказать. Или, если хочешь, объяснить суть своей веры. Но вместо этого продолжаете делать одно и то же, - вколачивать свои теории в чистые головы. Вы хотите, чтобы я верил вашим домыслам, а не своим глазам, вкупе со своими мыслями. Ты увидел разницу? Будешь ещё пытаться втолковывать мне веру, которой не знаешь сам, потому, что её нет в тебе? Ибо настоящая вера никогда не будет громко заявлять о себе, точно так, как и настоящая любовь невыносимо скупа на настоящие слова. Вера действует. И прежде всего, она убеждает или проповедует самим фактом своего проживания в человечьем сердце. Если бы её в тебе было сколько-то, хотя бы с песчинку..., то я уже сидел бы здесь в солнцезащитных очках и мучился от боли в глазах. В одном ты прав. Вера - свет. Я не верю тебе по одной причине. В твоем сердце пусто.
   -Потому, что тьма живет в твоем сердце! - крикнул падре.
   Рони вздрогнул... глянул на святого отца... положил сигару на бортик пепельницы и встал.
   -В моём сердце, говоришь... - пробормотал Рони.
   Он подошел к несчастному падре так стремительно, что тот испугался его внезапному появлению перед собой. И пока священник удивлённо и болезненно пытался изобразить на лице гримасу великомученика, Рони вдруг стал перед ним на колени.
   -Если моё сердце наполняет тьма, то с тобой ничего не случиться. Тьма - этот всего лишь подтверждение отсутствия света в данном конкретном месте. Ты понимаешь, что я собираюсь сделать сейчас?
   -Я не убоюсь тебя, сатана! И твоя тьма не изменит моей веры в Господа нашего Иисуса Христа.
   Рони хмыкнул.
   -Услышал бы тебя сейчас Ишир. Вряд ли его обрадовали бы твои слова и... вот такая твоя вера. Впрочем, сам всё увидишь.
   Рони расстегнул рубашку до середины, ловкими пальцами выдёргивая из петелек белые пуговицы с лазурным отливом. Затем он взял падре за вихор и прижал к своей обнаженной груди. Тот попытался возмущенно крикнуть... Но шепот Рони отменил для падре все звуки этого мира навсегда.
   -Я покажу тебе краешек своего сердце, дурачок. Всего лишь краешек.
   И падре закричал.
   Он долго кричал. Очень долго, хотя был прижатым к белой коже Рони всего мгновение.
   Из его выжженных глазниц сочилась горячая кровь, как кипяток.
   Падре кричал, а Рони, совершенно потеряв к нему интерес, встал, застегнул рубашку и вернулся к своей сигаре и чашке кофе. Лишь глянув на несчастного человека, из глаз которого кровь уже брызгала гейзерами, Рони позвонил в серебряный колокольчик, стоявший на краю стола. На сигнал явился слуга в белом пиджаке. Он застыл в покорном ожидании приказа своего господина.
   -Я не знаю... - пробормотал Рони. - Но с ним что-то делать нужно же. Я не могу сосредоточиться на вкусе сегодняшнего кофе из-за посторонних шумов... Отыми у него голову, что ли...
   Слуга подошел к падре, плотнее ухватился за его крепкие вихры и в два оборота отвинтил эту шумную голову. Тело сразу завалилось вперёд, звякнув торчавшим крюком по полу. Кровь брызнула по светлому ковру клином, мгновенно пропитывая мягкие ворсинки и придавая им вид покрашенного масляной краской куска фанеры. Слуга держал безглазую голову на вытянутой руке. Рони раздраженно махнул рукой.
   -Убери это с глаз моих долой. - Затяжка, глоток, полвзгляда... - Хотя, нет, погоди.
   Слуга, который уже собирался вынести мёртвую голову падре из восточной комнаты, приостановился и вопросительно глянул на своего господина. Рони высасывал из сигары тонкие ароматные струйки дыма и выдувал их сиреневыми колечками, которые растекались по воздуху и таяли.
   -Поднеси его ко мне. Возможно, в этот раз...
   Когда слуга подошел вплотную, мастер лишь глянул на него снизу вверх... и этого безмолвного приказа было достаточно, чтобы всё понять и безоговорочно подчиниться. Тот одной рукой задрал край куртки вместе с рубашкой, оголив живот. Рони мельком глянул на опалённые раны, расцветшие в глазницах падре, и усмехнулся недобро. Приняв окончательное решение, он ввинтил сигару в дно пепельницы и раздавил её, затем расстегнул запонку на правой манжете и закатал рукав до локтя. Правую руку...
   Правую руку он легко погрузил в тело своего слуги, ровно в солнечное сплетение, словно в мягкое тесто. Бардовая сукровица растекалась по бледной коже ручейками, жидким алым сиропом сбегая по бугоркам мускулов пресса, наполнив алыми пузырьками дрожавший от боли пупок, впитываясь в белую ткань брюк и расползаясь по ней неровным пятном. Она становилась оранжево-алой пеной в том месте, где кисть мастера всё глубже погружалась в плоть слуги: мягко, но настойчиво и властно проталкиваясь между сухожилиями и рёбрами. Рони нащупал в теле то, что ему было надобно, оторвал это и снова глянул на побледневшего слугу.
   "Да, мой господин" - вместе с шепотом изо рта слуги вытекла кровь, толчками выплёскиваясь на подбородок и, неровными струйками, стекая на воротник рубашки. Алые кляксы соединялись, пересекались и расплывались дальше, словно живые символы абсолютного подчинения: да, мой господин... да, да, да!
   Скоро мастер вынул из солнечного сплетения артерию, пульсирующую в ладони и брызгающую кровью, и натянул сильнее, выдёргивая её из тела, как шланг. Слуга не издал ни звука. Он закрыл глаза, чтобы не видеть своей крови, и стиснул зубы до боли. Ведь он доверялся своему господину.
   Рони достаточно далеко вынул артерию из тела, подтянул её к мёртвой голове и одним движением присоединил к такой же артерии между рваных клочков плоти и кожи на шее убитого. Он прошептал заклятие на странном языке, который послышался слуге птичьим свистом, и живая артерия сама собой припаялась к омертвевшему обрывку.
   Из глазниц вытекли тонкие ручейки крови.
   Слуга захрипел от боли, он едва стоял на ногах.
   Окровавленными пальцами Рони расправил волосы на голове падре и похлопал по белым ввалившимся щекам, словно приводя в чувство случайно упавшего в обморок, а, не оживляя мёртвую голову католического священника. Кровь принялась пузыриться в глазницах. Обескровленные губы свело в судороге. Рот открывался и закрывался, словно падре что-то говорил. Рони прищурился, рассматривая слабое движение губ... Затем откинулся на спинку кресла и хмыкнул.
   -Как просто... - он вытер руки салфеткой, оставив на белом ситце бардовые пятна, вынул из шкатулки новую сигару и принялся раскуривать её спичкой, задумчиво глядя в роскошное пространство комнаты. - Всё-таки что-то изменилось в этом мире. Я не уверен, что рад этим изменениям, но... - он искоса глянул на бледного слугу. - Потерпи еще недолго. Надеюсь, он скажет нечто вразумительное. Знаешь, что он шепчет сейчас?
   Слуга с трудом качнул головой, хотя это простое движение стоило ему почти непосильного напряжения. Рони оценил его жертву и даже придумал, чем отблагодарить слугу.
   -Жить, жить, жить... - мастер Рони затянулся, сразу выдохнул дымок и ладонью разогнал перед собой сизое облачко. - Понимаешь, чего я опасался всё это время? Даже более того - боялся... Я боялся, что наступят времена, когда человеческой жизнью будет управлять желудок или какой-нибудь другой орган, но не душа. Я боялся, что любовь они заменят вожделением и лишь потому, что так проще. Опасался, что свет истины или жажду познания они будут черпать не из мироздания..., а из собственных книг, многие из которых написаны лукаво..., и к тому же, например, за чашкой чая. Не буду спорить с тем, что многое из написанного людьми инициировал я сам, но... Но свет истины познаётся только в страдании, равно, как и настоящая любовь. А теперь вижу, что страданий они не хотят. Ведь на все вопросы можно легко найти ответы в книгах или в Google. И нет никакой надобности в мироздании, которое для них всего лишь холодный космос с мёртвыми планетами.
   Рони разочарованно вздохнул, взял со стола серебряный поднос и подал его слуге.
   -Хотя бы он попросил пощады..., а то ведь просто повторяет одно слово, как робот. Вряд ли я дождусь от него настоящих человеческих слов. Отнеси его голову в охотничью комнату и поставь на камине, рядом с головой обезьяны. Пусть они там шепчут друг другу свои бессмысленные слова, пусть вздыхают о потерянных жизнях и покрываются пылью. Жить, жить, жить... Как глупо, всё же. И так пошло. Убери это. Скорее убери. А потом возвращайся, я восстановлю твой организм.
  
   3.
  
   Ишир заглянул в старенький гараж с круглым окном в потолке, посредине на промасленном бетонном полу красовался новенький байк. Над ним склонился Поль, он прикручивал к рулю какую-то блестящую кнопку. Луч утреннего солнца, белёсый, робкий и еще прохладный, вытекал из окошка вверху, растекаясь солнечным пятном возле ног Поля.
   -Полно тебе украшать своего коня, Поль. А то ведь он скоро перестанет даже просто походить на байк.
   Поль вздрогнул от нежданного голоса, резко выпрямился и глянул в сторону Ишира. Его глаза были серьёзны, как никогда до этого. И, хотя его взгляд сразу стал тёплым, едва увидев старшего друга, некая глубинная и мрачная мысль угадывалась всё же в чистой глубине синих зрачков.
   -Что с первым тезисом?
   Ишир вяло махнул рукой и прислонился плечом к приоткрытой половине ворот.
   -Ты знал же?
   Поль неуверенно пожал плечом. Ишир обратил внимание на его напряженные руки, и на тонкие пальцы которые нервно вертели отвёртку. Не прикрученная кнопка свалилась с зеркально-хромированного руля, неожиданно громко упала на бетон и откатилась в тень. Поль снова вздрогнул и невольно глянул на пластмассовую штучку. Ишир отвернулся и принялся рассматривать утреннюю перспективу Тригоры: среди её стеклянных башен истаивал ночной туман, и солнце уже чиркало огненными полосами по окнам. Гигантская подвесная дорога Спиралус вздымалась дугами и остроконечными стойками из клубящейся серебристой дымки. По золотым кантам на её исполинских столбах, по натяжным тросам и по ровным лесенкам ограждения растекались солнечные пятна, слепя глаза раскалённым золотом утреннего света.
   -Я не прошел его первое испытание, - тихо ответил Ишир.
   -Почему нет?
   -Потому, что я не могу доверять ему. Я люблю его. Очень люблю. Но... Он причинил мне слишком много боли, чтобы даже просто и ненадолго довериться.
   -Разве любовь не покрывает всё?
   Ишир невесело усмехнулся и мельком глянул назад. В его больших тёмных глазах закружились золотые точки света. Этого взгляда хватило Полю на то, чтобы смутиться, присесть на корточки и приняться нашаривать откатившуюся кнопку. Ишир вернулся взглядом к занимавшемуся рассвету, который растекался слепящей волной по неровным кромкам городского пейзажа. Окна небоскрёбов совсем ослепли от солнца, выстреливая отраженным светом в серебристую тень внизу, высвечивая в ней полосы тротуаров, зелёные пятна парков и скверов, стеклянные блески витрин и оранжерей.
   -Я прощу ему всё. Даже если он снова постарается убить меня.
   -А ты? - Поль поднял голову и посмотрел на тёмный контур Ишира в светящемся проеме гаражных ворот. Он почему-то обратил внимание на вертикальную полоску света, которая медленно сползала по приоткрытой половине, рассыпаясь мягкими искрами в медной ручке. - Ты ведь тоже... хочешь... убить.
   -Я не исключаю этой возможности просто потому, что в этом мире может случиться всё. Но... вряд ли... - Ишир потянулся, разминая плечи, затем в шутку побоксировал в воздухе, и стукнул кулаком в старое мотоциклетное седло, которое висело на гвоздике рядом. - Ты же знаешь, что любовь это нечто происходящее между двоими. Кому-то выпадает роль постоянного раздражителя, кому-то приходится усмирять и смиряться.
   -Я не думаю, что это общее правило.
   -В любви нет правил, Поль. Какие уж там... Просто в нашем, моём с Рони, случае - именно так и происходит. Я смирился.
   -Наверное, тебе тяжело с ним...
   Ишир махнул рукой и направился к мотелю, в котором он проживал вместе со своими друзьями. На ходу он крикнул.
   -А вот это не твое дело. Оно тебя не касается. Ты там прикручивай кнопку и не забивай голову тем, чего она вместить не сможет никогда.
  
   Пыльные асфальтовые дорожки.
   Пятна света расчертили поперёк асфальтовые ленты. Скользя по ним. Отражаясь матовыми золотыми крупицами в маслянистой росе и в уставших глазах.
   Бордюры и фантики, катавшиеся вдоль них. Шелест, шелест, шелест...
   Ишир поднял голову и посмотрел вверх, на гигантскую дугу четвёртого кольца Спиралуса, которое как раз чернелось над ним тонкой полосой в ярком золоте рассветного неба.
   Тёплый ветер коснулся лица... Ишир принюхался, невольно сравнивая его запах с тем, что обонял вечером в окраинном квартале Тригоры. Этот утренний бриз, хотя и был пропитан вечным городским смогом, но всё же, был напоён ещё и морской свежестью и запахом горячей сдобы из булочной неподалёку. Этот ветер ласкал непокорные волосы, совсем распушив их. Он был добрым и любил целоваться, этот ласковый утренний бриз. Он целовал в губы, в лоб... Ишир закрыл глаза... Ветер поцеловал его и глаза.
   Юноша глянул вперёд. Теперь можно. Теперь я готов - решил про себя он.
   Возле невзрачного строения придорожного мотеля стоял незнакомый старик в белой соломенной шляпе. Он наблюдал за дорогой, по которой пришел юноша. Ишир направился к своему номеру, отмечая, что и старик, не отрывая от него глаз, направился туда же. Его белая рубашка с широким рукавом надувалась на ветру, и расстёгнутый на одну пуговицу воротник бился в тёплых порывах, то и дело, прилипая уголками к чисто выбритому лицу. На сгибе его руки висел лёгкий летний пиджак кремового цвета. Старик прижимал его к себе так плотно, что это казалось странным и даже подозрительным. Он разглаживал свой пиджак свободной рукой, расправляя складки и одёргивая за швы.
   По пути Ишир вынул ключ из заднего кармана джинсов. Он легко перепрыгнул через проржавевшую ограду, чтобы сократить путь по затоптанному газону с покосившейся табличкой "По цветам не ходить!" Пройдя мимо застывшего старика, он снова принюхался. То, что почувствовал он, было ожидаемо, хотя и не так скоро.
   Ишир легко взбежал по скрипучим ступеням и подошел к двери.
   -Одну минуту вашего внимания! - послышался дрожащий голос из-за спины.
   Ишир вставил ключ в замочную скважину, повернул его до характерного надломанного щелчка и лишь только потом оглянулся.
   Старик стоял на нижней ступени.
   Он неловко копался в складках пиджака, высвобождая из-под них нечто...
   Ишир усмехнулся.
   Старик, наконец, справился со складками и вынул из них большой черный пистолет. В гулкой утренней тишине послышался глухой щелчок откинутого предохранителя. За этим движением старик едва не выронил пистолет. Он пробормотал извинение за свою безрукость. И для пущей верности вцепился в него двумя руками, кое-как поднял тяжелую штуковину на уровень глаз и нацелил на Ишира. Ветер трепал пиджак. Ветер определённо мешал ему выполнить некую миссию...
   Ишир отвернулся и толкнул дверь. Перед ним была комната, наполненная светом из большого окна напротив. Две кровати, тумбочка, старенький дребезжащий холодильник в углу, раковина с проржавевшим краном над ней и пустой стол посредине.
   -Эй! Вы куда? - испуганно крикнул старик.
   -В свой номер, - на ходу ответил юноша. - Спать хочу. И вы там тоже не стойте. Заходите.
   -Вы не понимаете? - пробормотал старик в спину юноше.
   Но тот уже скрылся в светящемся прямоугольнике двери.
   Старик растерянно осмотрелся, встряхнул рукой, поправляя сползавший пиджак, и поспешил подняться по ступеням, не забывая держать пистолет перед собой. Возле двери он как-то робко приостановился, и глянул по сторонам. Все двери в номера были закрыты, посторонних поблизости не наблюдалось. Далеко в правой стороне открытого коридора просматривался тёмный и облезлый автомат с напитками.
   Старик зашел в комнату...
   Ишир стоял возле раковины в углу комнаты, он как раз скинул футболку, включил воду и принялся умываться, фыркая и разбрызгивая вокруг капли холодной воды, сверкавшие на свету.
   -Вы понимаете, зачем я здесь?
   -Эта штуковина в ваших руках не оставляет сомнений, на первый взгляд... - Ишир вдруг чуть изогнулся, приподнял руку и, глянув на старика из-под мышки, подмигнул ему. - Вы не стойте на ногах. Вон там есть стул, он чистый, не волнуйтесь за свои брюки. Присаживайтесь.
   -Я убивать его пришел..., а он мне про брюки...
   -Вы ошибаетесь, - Ишир снял полотенце с крючка и начал обтираться. - Точнее, вы не уверены чего хотите больше всего.
   -А вы знаете? - старик посмотрел на предложенный стул. - Вы знаете?!
   -Странная у вас манера, всё же. То на вы обращаетесь, то на ты...
   Старик подошел к стулу и тяжело сел. Руки не удержали пистолет. Им едва хватило силы на то, чтобы положить его на колени. Он смотрел на худую спину юноши. На выступавшие позвонки и несколько шрамов поперёк. Затем ниже, на кожаный ремень с заклёпками.
   -Вы Спаситель?
   Ишир снова весело усмехнулся и глянул на старика из белого комка полотенца.
   -А сами, что думаете?
   -Я не знаю... Но, вряд ли Спаситель должен быть таким...
   -А каким он должен быть? - не унимался Ишир. Он повесил полотенце обратно на крюк, взял футболку, понюхал её и сморщился. - Надеюсь, свежее бельё уже принесли из прачечной.
   -Он должен внушать трепет... Разве нет? - старик растерянно рассматривал тощее тело Ишира и, кажется, расстраивался всё больше. Затем пробормотал в полголоса. - Неужели я ошибся номером?
   -Трепет... - Ишир задумался. - Странно, что я не подумал об этом в своё время... Трепет... Но зачем?
   -Что зачем? - старик с трудом встал и направился к двери.
   -Зачем спасителю внушать трепет?
   -Чтобы боялись.
   Юноша удивлённо смотрел в спину старику.
   -Разве он не должен спасать? Разве он должен пугать, вместо этого? Я не понимаю, к какому боку прикручен трепет?
   -Вы глупы, юноша, как и всё ваше поколение... - старик приостановился возле двери, оглянулся и окинул фигуру юноши последним оценивающим взглядом. Тяжелый пистолет очень ему мешал, старик не знал, куда его деть. Он принялся снова неловко всовывать его в пиджачные складки. - Страх есть родитель послушания! Да что там... - он справился с пистолетом, вышел на шаг..., снова приостановился и оглянулся. - Там дальше в номерах есть еще жильцы?
   -Да, - ответил Ишир. - В этом крыле занято три номера из шести. Но в них живут мои друзья.
   -Как же я мог ошибиться... - покачал головой старик и вышел.
   Голос Ишира нагнал его на последней ступени. Голос юноши, - которого он сначала принял за Спасителя, а потом за обыкновенного юнца, - заполнил собою весь свет. Старик остановился, чувствуя, что его покидают физические силы и в тоже время нечто иное наполняло его извне... наполняло звуком голоса этого странного юноши со шрамами на спине и под рёбрами. Ветер прекратился, словно по безмолвному приказу кого-то, кто умел управлять погодой так же просто, как и своим байком. Солнечные пятна, наоборот, принялись интенсивно двигаться по растрескавшемуся асфальту, высвечивая на нём россыпи драгоценных блёсток, выжигая тени в глубоких и рваных трещинах, наполняя их золотым свечением. Полосы света скользнули по затоптанному газону и, едва коснувшись травы, оживили его, сделали из серого пятна - ярко зелёной лужайкой. Свет не унимался, он скользил дальше, ослепляя окна мотеля белым золотом, разгоняя пыль по тёмным углам, проблёскивая огненными точками в хромированных ручках автомата с напитками. Старик попытался оглянуться, однако ему не хватало сил даже на простое движение рукой. Всех его сил хватало лишь на то, чтобы дышать, смотреть и держаться на ногах. Невидимые путы магического голоса плотно связали его с ног до головы. Рука не удержала тяжелый пистолет, и он грохнулся на асфальт.
   -Странно, что ваш пистолет заряжен всего одной пулей. - Ишир стоял в ореоле света и с интересом разглядывал старика, чуть склонив голову набок. - Кому предназначалась эта пуля, Жорж?
   Невидимая сила, которая удерживала старика, приподняла его и повернула обратно лицом к распахнутой двери. Юноша покачал головой, затем отклонился в сторону, взял со стула футболку из прачечной, упакованную в целлофановый пакет, надорвал его, вытянул футболку и натянул на свои тощие плечи. Он скомкал пакет и выбросил его в мусорное ведро, стоявшее возле двери.
   -Не забыть бы напомнить Рене, что мусор необходимо выносить из дома каждый день, а не раз в неделю. - Ишир снова глянул на старика и улыбнулся. - Они у меня шалые от свободы. Забывают всё, даже просто поесть. Гоняют дни и ночи напролёт по недостроенным веткам Спиралуса в западной окраине Тригоры.
   -От свободы... шалые... - прошептал старик. Он только сейчас начинал понимать, что юноша перед ним, как раз и был тем, кого он искал. Это неожиданное открытие вселило в его сердце надежду. Старик не понимал её причин, не мог их понять и не хотел, если бы честно признался сам себе. Ему стало невыносимо хорошо. Просто хорошо. До смерти хорошо...
   -Вы свободны, Жорж?
   Старик отрицательно покачал головой, как ребёнок перед взрослым, внушавшим безграничное доверие.
   -Но ведь вы хотите?
   -Да! Да! Да! - закивал старик и снова сделал это, словно ребёнок. Седые пряди волос совсем растрепались, а челка и правда стала точно такой, какие бывают только у мальчишек лет восьми.
   -Что или кто мешает тебе быть свободным?
   -Этот город...
   Ишир качнул головой.
   -Это всего лишь город. Дома, дороги, школы, машины, пешеходы. В нём нет ничего особенного, что отличало бы его от прочих городов. Подумай лучше, может быть есть иная причина?
   -Рони...
   -Он всего лишь правитель этого города. Но твоему сердцу он не хозяин. А ведь твое сердце не свободно. Думай, Жорж, думай, что мешает тебе стать свободным?
   -Рони пропитался в мою кровь. Я не знаю, когда он лжет, а когда говорит правду... Я боюсь, что разучился видеть разницу между светом и тьмой.
   -Рони ведь умница. Он честно предупредил своих подданных, чтобы не верили ему, а всего лишь доверялись. Я вижу, что ты не выполнил его закон и... поверил. Зачем ты впустил его ложь в свое сердце, хотя и был предупреждён?
   -Но ведь во что-то нужно верить... Разве нет?
   -Нет. Лучше не верить вообще, чем заполнять сердце самообманом.
   -Самообманом?! Но его религия...
   -У него её нет, чтобы ты знал. И он никогда не говорил, что она существует. Есть свет, которому он служит. И не смотря на то, что этот свет он придумал сам, это... всё же... свет. Как же ты не видишь разницу между ним и тьмой, когда яркий луч бьёт тебе в глаза?
   -Яркий луч... в глаза... - прошептал старик, который начинал понимать слова Ишира. - Другими словами... я вообще ничего не вижу... так?
   -Я бы сказал иначе. Ты слишком долго смотрел на источник света широко открытыми глазами. Поэтому и тьму ты воспринимаешь не иначе, как ослепление. Ты почти стал пустым, Жорж. Пустым и пыльным сосудом, который никогда не наполнят... Потому, что нечем и некому.
   -А ты?
   -Для тебя я лишь очередное ослепление. Мой свет выжжет в тебе остатки былого наполнения. Понимаешь?
   -Я ничего не понимаю... - старик устало опустил голову, он посмотрел вниз, безразлично наблюдая за тем, как под ногами медленно проплывали ступени. Невидимая сила Ишира по-прежнему держала его в воздухе и притягивала его. - Что же мне делать? Я всю жизнь служил ему... И теперь... даже теперь..., когда разуверился, я остаюсь его рабом. Ты не хочешь выкупить меня из его плена.
   -Не глупи, Жорж! - Ишир безнадёжно махнул рукой. - Образу и подобию нет надобности в выкупе, если...
   Старик поднял голову и с надеждой посмотрел на юношу в солнечном блеске.
   -Если? - робко прошептал он.
   -Если Образ и Подобие, наконец, осознает, что оно ничто... Вот тогда и появляется необходимость в выкупе из рабства самообманов. Тем самым первым и настоящим Образом был всего лишь один человек. Все прочие его потомки - образы этого проклятого первенца, а не Его. Перестав считать себя уникумом, ты дашь возможность мне попробовать наполнить пустоту настоящим светом, первым светом, изначальным светом. Как только поймёшь, что ты пустой сосуд, Жорж, сразу же тебе станет невыносимо страшно и одиноко. Я могу понять, как это должно быть жутко, чувствовать себя разумной пустотой в пустоте. Но другого выхода нет. Тебе следует сделать всего лишь три шага, Жорж. Осознать, испугаться и захотеть.
   -Но, что дальше?
   -Дальше... - Ишир улыбнулся ему так, как добрый учитель улыбнулся бы не слишком умному ученику. - Я возьму тебя за руку, как поводырь, и поведу по дороге в рай. Я буду вести тебя ровно столько времени, сколько понадобиться для того, чтобы прозреть. И когда ты научишься ВИДЕТЬ своими глазами, я отпущу твою руку, чтобы дальше шел сам. Чтобы впредь оставался свободным!
   Тень следовала за стариком лишь половину пути.
   На третьей ступени, из шести оставшихся скрипучих досок, приколоченных к брускам огромными гвоздями..., - она задержалась, словно опомнилась или очнулась от наваждения...
   И пока старик внимательно слушал юношу, стоявшего в золотом свечении утреннего света... Тень юркнула вниз.
   Она стекла, как грязная водица.
   Она была быстрой и бесшумной.
   И едва ноги старика коснулись пола на веранде...
   Тень накрыла собою пистолет...
   С трудом подняла его...
   Прицелилась, и...
   Одной пули хватило на то, чтобы прострелить впалую стариковскую грудь насквозь.
   Пуля прошила сердце ровно посредине, остановив его мгновенно, вырвав из него несколько волокон плоти и выбив целый фонтан крови.
   Кровь брызнула в лицо Ишира.
   Юноша отшатнулся испуганно, от неожиданности, и ударился спиной об острое ребро дверного косяка... Пуля вонзилась в противоположную доску, раскрошив в ней рваное отверстие, опалив и... выбив из неё острые щепки. В солнечном луче заклубилось облако порохового дыма, переливаясь в ярком свете, меняя свой цвет: от серого, до синего и сиреневого. Одна щепка царапнула Ишира по скуле и, вертясь, улетела вглубь комнаты. Но он не заметил боли...
   Он с ужасом наблюдал за тем, как медленно и неловко падал старик, заваливаясь вперёд и набок одновременно.
   Он падал лицом вниз.
   Но последнее, что успел заметить Ишир на его лице - была счастливая мальчишеская улыбка.
  
   -Так-то будет лучше, - пискнула тень и отбросила пистолет. - Вопрос о том, почему пистолет был заряжен всего одной пулей..., думаю, уже получил свой ответ. И ты его знаешь.
   Ишир перевёл взгляд на тень, которая таяла в дневном свете. Она растекалась по пыльным доскам пола, как призрачное облачко.
   -Рони?
   -Урок номер два. И ты снова не прошел его, - усмехнулась истаивающая тень. - Человека нужно спасать срочно - это тебе на будущее. А пока ты размышлял и выискивал майку в груде белья из прачечной...
   -Он имеет шанс на воскрешение. Ты же знаешь.
   -Он не имеет шанса. Вообще, никакого. Папочке глубоко безразличны потерявшиеся людишки. Он ведь у нас грозный владыка. И воскрешать будет лишь тех, кто принял его всем сердцем. В этом есть доля какого-то кошмарного - пугающего даже меня, - прагматизма. Зачем возиться со стариком, и объяснять ему добрую сотню лет, что и как?.. Когда можно взять умного, сильного и красивого человека, вместо него, всё рассказать и получить в итоге предсказуемый результат. И пока старик задавал бы свои глупые и горькие вопросы, тот сильный и умный человек уже переворачивал бы горы вверх ногами во славу Ихаваха.
   -Это ложь...
   -Опровергни! Назови мне хотя бы один случай, кроме всем известных фокусов с израильскими пророками, когда папаша выбрал слабого, вместо сильного.
   -Те случаи не записаны. Они просто были...
   -Почему я ничего не знаю о них?! Расскажи хотя бы об одном!
   -Весь Моисеев закон пропитан заботой о слабейших...
   -К черту законы! Назови конкретный случай!
   -Случай с добрым самаритянином не был выдумкой. И та, о которой позаботился Мардохей...
   -Демагогия, Ишир. Неужели ты сам себя не слышишь? - Тень, которая было начала приобретать конкретные человеческие очертания, снова принялась таять на свету. - Знаешь, дорогой мой брат, что весь еврейский закон, которому они следуют до сих пор, придумал я. Лично сам придумывал для них все эти чудесные правила и милые глупости, и лишь для того..., чтобы им самим стало противно. Чтобы вдруг осмотрелись, одумались, осознали. Но, что мы получили в итоге? - тень хмыкнула и совсем исчезла. Голос Рони еще некоторое время звучал в воздухе, но уже, словно далёкое эхо от плохо работавшего радио. - Когда я вижу перед собой очередную небритую морду с пейсами на висках, я говорю себе: вот он, мой верный раб. Слепец, который готов выколоть глаза зрячему всего по одной причине, он верит, что слепота - благо. Все эти милые ролевые игры в католиков, буддистов и прочих верующих, - суть человечья. Он поверит в то, что палка его Бог. А самого Бога во всей славе своей и при всех своих знамениях не заметит перед собой. На что ты рассчитываешь? Скажи?! На слабых, чьи плешивые головы задурманены бытом, неудавшейся жизнью, непослушными детьми и пикниками по воскресеньям? Пустое! Они верят в палку, в ипотечный кредит, в хот-дог и в windows seven! Поэтому не лги хотя бы себе, ты пришел за немногими сильными людьми, которые умеют думать и видеть. Вот только не спасать их пришел ты, а всего лишь вывести из надвигавшейся катастрофы.
   -Я должен заботиться обо всём стаде, ты знаешь ведь.
   -Знаю. Слабым овцам только и остаётся собраться в гурт и рвануть к ближайшей пропасти, чтобы сброситься вниз и умереть навсегда.
   -Ты не прав. Сейчас я стою посреди поля. Я единственный пастух. И в моих руках посох. Любая овца, завидев меня, должна понять и подойти... Потому, что это растворено в её крови - прийти к своему пастуху. Но если дурная овца, даже увидев человека с посохом и поняв всё, не захочет подойти ко мне... тогда подойду к ней я.
   -Стадо большое, - усмехнулся напоследок Рони. - Слишком большое стадо. Я постарался сделать их жизнь сытой и разнообразной, чтобы они наплодились во множестве. Их слишком много, Ишир, братишка. Попробуй-ка теперь разобраться, когда и посохов я нараздавал столько, что из них можно плотный частокол вокруг всей божьей столицы соорудить. А теперь задача сложнее, чем та, чтобыла решена тобой на столбе - попробуй выделиться в этой толпе мессий и проповедников. Они не крикнут "Варраву освободи, а Ишира на столб!"... Нет, не крикнут. Они... всего лишь... не заметят. Просто пройдут мимо: кто на работу, кто в булочную, а кто и просто так обгонит, лишь бы не слушать миллионного по счету городского сумасшедшего.
  
  
   4.
  
   Черновые отрывки и коды Симатори.
  
  
   *
  
   В парке Триавур...
   В тёплый вечерний час, около девяти...
   На одной из окраинных дорожек, что огибала южную сторону парка, ныряя в искусственные гроты и кружась вокруг декоративных лужаек, в середине её асфальтовой ленты...
   Возле фонарного столба с чугунной решеткой вверху, в которой гудела и мигала неисправная неоновая лампа...
   Вместе с запахом приближавшегося дождя...
   Из сиреневых теней, что наполняли вечерние парковые аллеи...
   С двух противоположных сторон... появились два молодых человека, в добротных деловых костюмах. Один из них, - тот, что оказался перед фонарем чуть раньше, - держал подмышкой тощий кожаный портфель с серебряной бляхой. Его бледное лицо не выражало никаких эмоций, кроме универсальной городской маски унылого безразличия. Второй молодой человек неумело распечатывал пачку сигарет Ромб. Он тоже стал перед фонарём и с интересом посмотрел на первого.
   Сорвав целлофан, молодой человек осмотрелся вокруг, в поисках урны, и, не обнаружив поблизости ничего даже отдалённо напоминавшего её, просто скомкал обёртку и бросил её в траву. Он виновато глянул на первого молодого человека... Однако тому было совершенно без разницы. Он поднял голову и посмотрел на оранжево-фиолетовое небо Тригоры, в котором раздувались паруса серебристых и сиреневых облаков, а с запада надвигались черные континенты грозовых туч.
   Когда он услышал характерный щелчок кремня в зажигалке, он глянул вперед, на второго молодого человека, который прикуривал сигарету и едва сдерживался, чтобы не раскашляться.
   -Ты Роб?
   Тот кашлянул, всё же, и протянул руку для пожатия. Второй рукой он прикрывал рот, словно кашлял не потому, что не курил лет десять, а, например, оттого что просто поперхнулся от неожиданности.
   -А ты, полагаю, Боб? - он извлёк-таки из своего горла несколько членораздельных звуков.
   Унылый молодой человек с портфелем усмехнулся и ответил своим пожатием на его пожатие. Две безразличных ладони... вдруг, на мгновение... сжались сильнее. Так было условлено между ними, что всего одно короткое и чуть более сильное сжатие - будет первым и последним проявлением чувств в их недолгой беседе.
   -Странно, что, даже встретившись вживую, мы называем друг друга по никнеймам.
   -Но ведь мы дружим в интернет чате уже полгода! А я привык называть тебя Бобом! - радостно воскликнул молодой человек с сигаретой, при этом как-то яростно пожимая и тряся руку своего друга. - Ты всё-таки пришел!
   -Куда же я денусь? Мы ведь друзья... И, кстати... - он многозначительно посмотрел на ладонь друга.
   -Да! Да! Друзья! - продолжал восклицать и трясти руку второй, словно забыв об уговоре.
   Боб, который с портфелем, высвободил руку и глянул на сигарету.
   -Ты, кажется, не курил... А впрочем... Угостишь?
   -Угу! - воскликнул Роб и выронил сигарету изо рта. - Вот, черт... Хотя ладно, закурю с тобой еще одну! - он принялся выковыривать сигарету из надорванной пачки, от чего рассыпал половину на асфальтовую дорожку.
   Боб возвёл очи горе, затем отобрал у него пачку и преспокойно вытряхнул сигарету на ладонь.
   -Ты всегда такой суетливый, Роб.
   -Увы, - пожал плечами в ответ тот. И щелкнул зажигалкой.
   Боб прикурил. Затянулся. Подержал дым в лёгких, прислушиваясь к своим ощущениям, и только потом выдохнул с облегчением.
   -Словно и не бросал, - резюмировал он.
   Роб радостно закивал. Он с обожанием смотрел на своего друга. А тот снова глянул на небо, половину которого заняли грозовые континенты. Оранжевые канты угасавшего солнечного света скользили по шевелящимся контурам туч. Где-то вдали светились небоскрёбы...
   -Мы договорились всё сделать быстро... - Боб глянул на своего друга. - И ты знаешь почему.
   -Чтобы не появилось искушения остаться.
   -Вот именно. - Он похлопал свободной рукой по портфелю. - А ты раздобыл?
   Роб вздохнул, словно вдруг успокоился, и вынул из-за спины... пистолет, который держал заткнутым за брючный ремень. Боб кивнул, расстегнул портфель и вынул из него револьвер. Он тоже осмотрелся вокруг, в поисках места, где можно бы было пристроить портфель... Но, вдруг, одумавшись... усмехнулся и просто отбросил его на газон. Роб проследил за ним взглядом.
   -Хорошая вещь, наверное. Я всегда мечтал о таком портфеле, чтобы ходить на работу с деловым видом.
   -Видом?
   -У меня унылая работа банковского клерка, Боб. О деловом виде я забыл... уж лет пять, как... Но иногда, почему-то, хочется прилично выглядеть.
   Боб кивнул с пониманием.
   -У меня тоже унылая работа. Платят хорошо... Но... что-то тошно мне от всего этого болота. Ничего не хочу. Ни денег, ни места, ни карьеры...
   -Вот-вот.
   -Работа, дом, корпоративные вечеринки, бабы... Тошнит.
   -А впереди пустота.
   -Абсолютная. Непроглядная. Бесконечная.
   -Мы ведь не хотим с этим затягивать, Боб?
   Тот выбросил недокуренную сигарету и глянул в небо напоследок. Дождь... скоро пойдёт дождь. Тёплый. Пенный на асфальте...
   -Мы всё сделаем быстро и безвозвратно, как договаривались, - сказал он и нацелил свой револьвер на голову Роба.
   Тот сделал тоже. Нацелил пистолет на Боба.
   -Постой-ка... так можно промахнуться... - Роб окинул взглядом расстояние между ними. - Давай сойдёмся ближе и упрём стволы прямо в головы?
   Боб кивнул и шагнул к Робу. Дуло револьвера упёрлось в лоб друга. Роб ткнул своим пистолетом в лоб Боба.
   -Извини... - смутился он, когда услышал тихий стук металла по кости. - Я не ушиб тебя?
   -А это имеет значение? - усмехнулся Боб. Он взвёл курок...
   -Еще один момент! Я вот подумал... - Роб вынул из кармана музыкальный плеер размером со спичечный коробок. Он долго и неумело распутывал узлы на проводе наушников, иногда виновато глядя на Боба. Чертыхался он тоже неумело, при этом краснея и сразу извиняясь за то, что позволял себе ругаться в присутствии лучшего и единственного друга. Всё бы это продолжалось бесконечно, если бы Боб не выхватил плеер из его рук и двумя верными движениями не распутал бы узлы.
   Он вернул плейер Робу. Тот смотрел на него влюблёнными глазами.
   -Вот, только давай без этого! Зачем тебе плейер?
   -Ах, да! - Роб разорвал провод надвое и подал один наушник Бобу. - Возьми. Я подумал, что это будет правильно умереть с музыкой.
   Боб усмехнулся, но сунул свой наушник в ухо. А Роб сунул свой.
   Он нажал на кнопку...
   -Что это? - Боб скривился и удивлённо глянул на Роба.
   -Это downtown silence. Так песня называется.
   -И ты хочешь, чтобы мы умерли под эти странные звуки?
   -Тебе не понравилось? - горько прошептал Роб.
   Бобу пришлось улыбнуться, чтобы не расстраивать друга.
   -Наша смерть тоже... не из обычных смертей, я полагаю. Поэтому, вполне себе сойдёт эта музыка.
   Роб был счастлив...
   Еще две минуты они слушали эту странную музыку...
   И когда в наушниках зашелестел дождь..., ровно в то же мгновение, - дождь пошел и в парке. Боб глянул вверх. Там была непроницаемая тьма и белое пятно фонаря.
   Он вернулся взглядом к другу...
   Стволы снова упёрлись в головы...
   А еще через мгновение...
   Два выстрела слились в один невнятный звук. Дождь погасил эхо, прибив его к асфальту, вместе с пороховым дымом, кровяной росой и клочками волос.
   Они упали во влажную траву, оба. Роб умер мгновенно, а Боб еще пять минут корчился в агонии. Впрочем, он не осознавал своего состояния остатками разорванного мозга.
   Наушники вывались из ушей, и упали в кровавую лужу на асфальте. Дождь пузырился тёплыми каплями и растворял кровь. А в наушниках всё повторялась и повторялась одна и та же мелодия downtown silence.
  
   *
  
   По дороге пронёсся автомобиль. В его тёмных тонированных стёклах проплывали перевёрнутые отражения домов и постриженных деревьев, а небо, с зигзагами Спиралуса, приобрело жёлтый оттенок с сиреневыми пятнами. Автомобиль припарковался возле школы, рядом с аллеей декоративных клёнов. Из него вышел высокий мужчина в круглых солнечных очках. Он поправил пиджак, осмотрелся вокруг себя, затем похлопал по крыше машины.
  
   -Ну, что скажешь?
  
   Однако из машины никто не вышел. Рони Симатори, - а это был именно он, - достал из кармана золотой портсигар. Вынул из него тонкую чёрную сигару и, откусив кончик, зажал её в зубах.
   ..В этот момент щёлкнула зажигалка.
  
   Рони раскурил сигару и выдохнул струйку сизого дыма.
  
   -Ты не последователен, мой друг, - проворчал он.
  
   Хипо подбросил зажигалку, поймал её и, убрав руки за спину, улыбнулся мастеру. Тот покачал головой и глянул на магазин, что сверкал солнцем в витрине неподалёку.
   -Итак, какое решение принять?
   Хипо подошёл к мастеру. Он во все глаза наблюдал за тем, как элегантно Рони держал и курил свою сигару.
   -Я тоже хочу.
   -Ноутбуки не курят.
  
   Хипо хихикнул.
  
   -А вот пойду в магазин и куплю!
   -А вот я сам...- Рони с иронией глянул на Хипо. - Сам туда зайду... Что случится? Как думаешь?
   -Мне не нравится ваш тон, мастер. Вы снова злюка!
  
   Рони взмахнул сигарой, как дирижёр палочкой, и в тот же миг всё застыло. Только ветер подхватил тонкую струйку ароматного дыма и закрутил её в изящный завиток.
   -Иногда мне хочется всё переписать. - Он задумчиво смотрел на зеркальную витрину магазина. - Иногда мне кажется, что я совершаю ошибку за ошибкой. Я говорю себе, что вот сейчас возьмусь и всё исправлю...
  
   -Жалко же, мастер Рони. В Тригоре так хорошо и она такая красивая!
  
   Хипо с восхищением смотрел на мастера. Рони преобразился. Чёрные стёкла его очков вдруг стали тёмно-бардовыми, белый пиджак сделался чёрным и их верхнего кармашке теперь выглядывал краешек белого платка с кровавыми крапинами, Его тень вытянулась до самого магазина, сделавшись непроницаемо-чёрной полосой... Всё чёрное.
  
   -Иногда мне хочется всё стереть. Всё и всех. И сразу забыть этих неудачных персонажей, проживая в себе смерть каждого из них. Забыть непослушание, забыть ложь, стереть из памяти весь их суетливый гомон, но...
  
   Рони взял сигару так, словно она была карандашом. Тонкая струйка дыма, распрямив все свои колечки, принялась вырисовывать в воздухе прозрачные контуры.
  
   -Пока не забыл, заглянем к одному персонажу. Я, кажется, знаю ему достойное применение. И, пока мы будем у него, я подумаю о судьбе своего города.
  
   Глаза Хипо широко раскрылись от удивления..., а затем и от ужаса. Улица исчезла, небо над ней и ленты Спиралуса словно растворились, как капля чернил в воде. Окружающее пространство расширилось до размеров вселенной, и затем, резким скачком..., сгустилось и сжалось до ограниченности обычной комнаты.
   "Ах, вот, что рисовал мастер!"
  
   Хипо, как бы, очутился в маленькой комнатке заставленной книжными шкафами. Книги в ней лежали повсюду, простым валом и сложенные в стопки. На полу и на подоконнике, (закрыв собою половину окна), на хромоногих стульях, на стареньком и ржавом холодильнике, в кресле с обшивкой вытертой до дыр и, наконец, на письменном столе: горами и стенами, вокруг мерцающего и, шелестящего кулером, компьютера. Здесь же, на столе, стояли: пластмассовая тарелка с засохшими крошками давно съеденных бутербродов, помятый стаканчик, из того же набора, и пластмассовая же вилка, приклеенная к дисплею скотчем.
  
   В окне монотонно мигал оранжевый свет, где-то в неоновых недрах города выла сирена, а внизу в грязном дворике, под окном, гремел и натужно рычал мусоровоз.
   Комната не была пустой, всё же.
  
   Возле окна кто-то стоял, прислонившись к стене плечом...
  
   Затем от окна отошла тонкая нескладная фигура в старом вытертом на локтях свитере. Стряхнув сигаретный пепел в горшок с засохшим цветком, фигура подошла к компьютеру и приблизилась к монитору. Призрачное голубое свечение осветило измождённое лицо, угасшие глаза, в которых даже призрачный свет тонул, как в черных дырах, и клочки всклокоченных волос. "Чучело какое-то, честное слово. Не приведи господь, приснится, все мои видеокарты сгорят же"
  
   Тонкий палец с заскорузлым ногтём ткнул в экран.
  
   -Чёрта с два,- пробормотал дребезжащий голос и постучал ногтём по дисплею. - Даже если ты не скажешь..., - А ты не скажешь, - значит, я сам найду ответ.
  
   Над монитором появилось лицо мастер... всего мгновение..., затем лицо снова скрылось в темноте, оставив после себя закручивающийся клуб сигарного дыма. Чёрная тень программиста отошла от стола и села в почти развалившееся кресло, - оно заскрипело, словно вот-вот сломается. Тишины, которой он так хотел, не было... Ошибка, ошибка, ошибка... Где я допустил ошибку?.. Все вдруг словно взбесились. Эмуляторы сознания начали отказывать один за другим. Я теряю контроль над системой. Система начала обходиться без меня. А что это значит? А то, что разозлится ОН. Не дай бог увидит мою слабость, тогда пиши - пропало, нахмурится и сотрёт, как до этого стёр Сэма. Он придёт неожиданно, как тать. Он не спросит, не посочувствует, не выслушает. Просто закурит тонкую сигару и щёлкнет пальцами. Кому-то покажется, что это простой щелчок, но меня-то, меня уже не будет на этом свете! Фигура нервно заёрзала в кресле, глухо бормоча неразборчивые ругательства. Однако вскоре встрепенулась и вскочила. Подбежала к столу и села на табурет.
   -Не пойму, - прошептал голос.- Должна же, хотя бы где-нибудь, показаться ошибка.
   Тонкие пальцы забегали по кнопкам клавиатуры. Текст и всплывающие окна на дисплее начали мелькать с возрастающей скоростью. Бормотание становилось похожим на заклинания шамана, который входил в транс. Тени зашевелились по стенам комнатушки, по углам запищали крысы, и системный блок компьютера загудел как-то особенно громко.
  
   Хипо, стараясь не шуметь, подкрался ближе к этому небритому человеку похожему на безумца. Он вдруг заметил, что с противоположной стороне тени сгустились и приобрели определённую форму. В комнате появился ещё кто-то.
  
   -Я ждал вас. Сегодня и вчера ждал. С утра до ночи жду,- не подняв головы, прошептал программист безумец. - Жду и хочу увидеть вас. Жду и боюсь.
  
   Тот, кто появился в комнате подошёл к нему со спины. Его рука появилась в круге света и легла на плечо. Другой рукой, с тонкой сигарой, зажатой в пальцах, незнакомец показал на строчку в дисплее.
  
   -Возможно здесь ошибка, Янус.
   -Это скрипт-код буфера обмена между долговременной и краткосрочной памятью. Там просто свалка памяти, бездонный мешок... Не пойму, почему вы запрещаете мне поставить там ограничитель?
   -Это подсознание и возможно где-то в нём прячется душа. Ограничитель просто убьёт их всех.
   -Но ведь там ошибка!
   Тонкий палец с аккуратным ногтем провёл по строке, притягивая к своему движению курсор на дисплее, и выделив её чёрным цветом.
  
   -Я же сказал - возможно. Прочти внимательней. И задайся вопросом, почему я написал только этот скрипт, а всё остальное отдал таким, как ты горе-программистам?
  
   Янус оторвался от созерцания бегущих строк и повернулся к незнакомцу. Тот похлопал его по плечу.
  
   -Значит, я не единственный?
  
   Тень хмыкнула.
  
   -Экий ты, братец... Самомнения в тебе, - через край брызжет. Конечно же, вас много, каждый занят решением какой-то одной локальной задачи. Ибо никто из вас не видит картины в перспективе. Талантов много, но, как правило..., вы мастеровые, умелые руки, смекалистые головы, и не более... Вы хорошо справляетесь с заданиями и совершенно теряетесь в идеях. У таких, как ты, Янус, не возникает других идей, кроме как вписать ограничитель в скрипт, в который ограничитель вписывать нельзя. Ты готов мучиться с ограничением, - и так, и эдак оправдывая его, - вместо того, чтобы самому свободно подумать и освободить программируемых субъектов.
  
   Янус стыдливо опустил голову.
  
   -Темно у тебя здесь. Хочу света.
   -Нет!- Крикнул Янус. - Я не выношу свет, вы же знаете!
   -Значит, я уйду.
  
   -Без вас ещё хуже, мастер! Вы всегда обещаете объяснить загадку Главного скрипт-кода и всегда забываете это сделать!.. Ну почему, почему вы не исправили в нём ошибку?
  
   -Я прихожу к тебе, когда сомневаюсь сам. Когда вопросы превышают критическую массу и начинают причинять боль. Самую страшную боль из тех её видов, которые знаю. Боль от сомнения.- Мастер взмахнул рукой и в воздухе появился мерцающий огонёк, который плавно качался, как будто плавал в воде. - Эту боль я не выношу ещё острее, чем ты свет. Эта боль сеет в душе создателя зёрна его будущих неудач... А для моих горожан сомнение, я знаю точно, это грех гораздо больший, чем неверие и убийство! Сомнение-это подлость, которую ты допускаешь в свою душу сознательно, поверив однажды, а потом предав. Сомнение это привычка ждать чудес..., которых не бывает.
  
   Рони Симатори протянул руку к огоньку, тот, встрепенувшись, подплыл к нему и уютно улёгся в ладонь. Мастер погладил огонёк, как котёнка.
  
   -Сомнение... - Тихо повторил Янус. - Это жестоко, мастер! Исправьте ошибку, и всё станет на свои места! Они не будут знать, что такое сомнение! Это так милосердно и так прекрасно быть думающей машиной, не знать сомнений, не стоять перед выбором... Это моя мечта...
  
   Рони Симатори сжал огонёк в кулак, тонкие лучики мерцающего света просочились между пальцев. Он посмотрел на Януса.
  
   -Я не буду обсуждать с тобой свои решения, мой друг. Ты торчишь в своём грязном Чикаго и ни чего не понимаешь кроме программирования. Но я только, что принял решение. Ты справился со своей задачей вполне сносно, теперь я хочу, чтобы ты посмотрел на плоды своих трудов.
  
   -Вы не злитесь на меня?
  
   -Нет, конечно, нет. Наоборот, я доволен весьма, и хочу, в качестве вознаграждения, дать то, чего тебе хочется больше всего.
  
   -Я так много хочу, - прошептал тот.
  
   -Ты отправляешься со мной.
  
  
   На лице Януса отразился страх городского параноика.
   -Нет! Вы же знаете, что я никогда не покидаю квартиру! И я не могу без своего компьютера! Он моя плоть и моя кровь!
  
   -Я, как раз думал об этом, - усмехнулся Рони.
  
   Мастер плотнее сжал кулак, голубое свечение принялось пульсировать сильней, словно испытывало боль. Скоро оно начало слабеть и темнеть, став пурпурным, и принялось растекаться по пальцам мастера, как сок экзотического фрукта или человеческого органа, похожий на густую венозную кровь. Капли падали на грязный пол, продолжая слабо светиться, и растекались по паркету мерцающими лужицами.
  
   -Моё приглашение не обсуждается. И к тому же, я раскрою тебе секрет своего скрипта только в Тригоре.
  
   -Секрет, - пробормотал Янус.
  
   -Да, мой фирменный секрет. Узнав его, ты сможешь сам запросто творить жизнь... Как я.
  
   -Творить сам... Вы покажете мне ошибку?
  
   Мастер усмехнулся и раскрыл пальцы руки. Ладонь была пуста. И на полу ничего не светилось.
  
   -Конечно. И даже более того, я воплощу твою сокровенную мечту.
  
   -У меня, их много.
  
   -Ошибаешься, сокровенная мечта может быть только одна.
  
   -Мне, почему-то, страшно, мастер.
  
   -Верь!
  
   Он поманил к себе Хипо. Янус с удивлением посмотрел на юношу в белой длинной футболке, возникшего из сумрака комнаты.
  
   -Отвлеки его, - прошептал мастер.
  
   -Что? - Янус заворожено смотрел в светящиеся глаза Хипо. - Кто это?
  
   Рони подошёл к столу и придвинул к себе системный блок компьютера. Сдвинул боковую панель и, взявшись за материнскую плату... - вырвал из неё пучок проводов. В пластмассовом корпусе вспыхнул оранжевый сноп искр. Рони вытянул провода и посмотрел на Хипо.
  
   -Закрой глаза.
  
   -Мастер...
  
   -Выполняй!
  
   Хипо подчинился.
  
   В тот же миг мастер всадил провода в левую глазницу Януса. Кровь брызнула на монитор компьютера и глаз, в темнеющем сгустке сукровицы, медленно стёк по небритой щеке. Янус не издал ни звука, его оставшийся глаз смотрел куда-то в темноту комнаты.
  
   -Мастер, - тоненьким голоском пропищал Хипо. - Ну, пожалуйста, мастер... Зачем, ну зачем, вы сделали это?
  
   -Мне нужен компьютер для работы. А ему - воплощение мечты.
  
   Даже сквозь закрытые веки Хипо увидел яркую вспышку в комнате, вслед за ней раздался звук, очень похожий на крик, который быстро изменился, став ритмичным потрескиванием процессора.
  
   "Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!"
  
   Хипо плакал от жалости к этому несчастному, который не ведал, чего хотел. А когда получил желаемое... всё... абсолютно всё иное перестало иметь значение.
  
   -А я?.. Я ведь ваш персональный компьютер?
  
   -Ты - это отдельная тема для тяжелого разговора. Дело сделано, открывай глаза.
  
   И он открыл.
  
   -Тригора, - прошептал Хипо. - Мы вернулись в город?.. Мы вернулись! Вернулись!
  
   Он запрыгал от радости, как ребёнок.
  
   -Солнце! О, как я люблю солнце Тригоры!
  
   Мастер, с сигарой в зубах, держал в руках раскрытый ноутбук и что-то быстро набирал на его мягкой клавиатуре. Панель ноутбука была сделана из чёрного блестящего пластика, посредине поблёскивал хромированный значок "Янус-1".
  
   -Где мы были, мастер?
  
   -В Чикаго.
  
   -Зачем мы были там?
  
   -Я вспомнил, что у меня в запасе есть кандидат на роль компьютера... Когда-то у меня уже был персональный компьютер..., - мастер с усмешкой посмотрел на Хипо. - ...Который мечтал и очень хотел стать человеком. Он придумывал сотни причин и тысячи доказательств, одно нелепее другого, чтобы точно убедить меня, что ему жизненно важно стать человеком. Он даже видел сны...
  
   Под пронизывающим взглядом мастера Хипо опустил голову.
  
   -Мастер я... - Он робко глянул на Рони Симатори.
  
   -Я знаю, КАК ты хотел этого. Твоё огромное желание и безоговорочная вера сотворили чудо. Ты тот, кем был на самом деле, ты - человек!.. А он тот, кем ТАК хотел стать, - Рони похлопал по чёрной панели ноутбука, в тот же миг на ней появилась тонкая изогнутая полоска кровеносного сосуда, которая тянулась от кнопки "On/Off" до блестящего лейбла.
   -Он стал моим персональным компьютером. В будущем многие повторят его выбор, и это время близко. Должен признаться, Янус не разочаровал меня. Скорость процессора радует, никак не меньше пяти гигагерц.
  
   Закончив писать, мастер закрыл Януса и посмотрел на Хипо.
  
   -Ты свободен, как птица.
  
   Он щёлкнул пальцами и, в тот же миг, всё снова пришло в движение. Зашумела листва на декоративных клёнах, по шоссе проехал фургончик с надписью "Булочная Туки", стайка школьников в чёрной форме оккупировала автомат с газированной водой. Рони глянул на магазин, в который недавно собирался зайти, и усмехнулся.
  
   -Он пошёл в магазин без денег. Пришлось исправлять это упущение... Теперь Янус точно доволен, он сам запустил скрипт, который его так интересовал.
  
   Хипо искоса глянул на ноутбук, который Рони держал подмышкой.
  
   -Вы всегда такой клёвый злюка, мастер. Но бедный парень разве заслужил себе такой участи?
  
   -Участи? - Рони покачал головой. - Вряд ли он вообще понял, что с ним произошло. К тому же, ему без разницы в какой форме пребывать. Он хотел быть мыслящей машиной... Ею и стал.
  
   Хипо грустно вздохнул. Жаль, всё же, что кто-то мечтает стать машиной. Хотя..., радует то, что есть мечтатели, которым снится небо.
  
  
   *
  
   Карбин вытянул руку и посмотрел на свои пальцы в свете из окна. С них стекала кровь. Он встряхнул рукой, проследив за красными каплями, брызнувшими на белую стену. Тёмно-бардовая густеющая кровь стекала медленно, оставляя за собой почти ровные дорожки, которые сразу же становились словно глянцевыми. Он подошёл к стене и припечатал к ней всю пятерню. Затем оглянулся и подмигнул испуганному человеку, прикованному к батарее, выкрашенной в бледно-зелёный цвет.
  
   -Ты любишь искусство, например живопись?
  
   Бледный избитый пленник громко сглотнул и попытался ответить, но у него ничего не вышло, кроме хрипа, а затем кашля.
  
   -Боишься, - констатировал Карбин. - Понятное дело, только глупо это всё. Ты всё равно умрёшь, без иных вариантов. Поэтому расслабься и впитывай последние минуты жизни, как губка. Возможно, они пригодятся тебе в ином воплощении, чтобы снова не наделать глупостей, за которые обычно убивают.
  
   -Не убивайте меня, - жалобно промямлил человек.
  
   -Повторяешься, - Карбин хмыкнул. - Вот, и вкуса к хорошему литературному языку у тебя тоже нет. Повторения губят красоту речи, чтобы ты знал.
  
   Карбин вздохнул и вернулся к столу. На его полированной поверхности, в ворохе смятых окровавленных документов, валялась отрубленная кисть руки. Её хозяин валялся под столом с огромной дырой в голове. На краю стола, в лужице крови, лежал ригай, - живой пистолет и верный друг. Карбин взял пистолет и направил его на бледного человечка. Тот поджался весь и завыл.
  
   -Не убивайте, не убивайте, не убивайте...
  
   -Смени пластинку, мэтр Готье. - Демон прищурился. - Такая маленькая голова, а сколько всяких гадостей успела напридумывать и навоплощать... Вот же черт..., теперь и я непонятно, что говорю. Ты заразен, Готье. И язык твой заразен и вообще.
  
   Он перевёл пистолет на бледного молодого человека, прикованного к ножке тяжёлого сейфа для документов. Тот молчал, только широко раскрытые глаза, не мигая, смотрели на Карбина. Это был младший партнёр в адвокатской конторе Готье. Он ничего не знал о делишках своего шефа..., однако..., расплачиваться будет наравне с остальными. Жаль? Не жаль? Какая к черту разница!
  
   -А ты любишь живопись? - спросил его Карбин.
  
   -Что?
  
   Карбин глянул на мэтра.
  
   -Он что, тупой у тебя, этот младший партнёр?
  
   -Не убивайте, не убивайте, - снова заныл тот.
  
   Карбин вздохнул и покачал головой.
  
   -Кажется, пора снова встряхнуть тебя. Эй, чувак! Да, ты, который смотрит на меня, как на восьмое воплощение Шивы, прислонись к стене плотней.
  
   -Что?
  
   Карбин прицелился и выстрелил. Тело молодого человека дёрнулось и ударилось об стену. Голова разлетелась, как тыква: багровый фонтан, куски мозга и кости веером расплескались по стене, и в воздухе запахло горячей кровью. Мэтр Готье закричал так громко и сочно, как не кричал в своей жизни ни разу.
  
   Открылась дверь, в кабинет заглянул Аштерот, его помощник. Карбин развёл руками, дескать, извини, нервный клиент попался.
  
   -Всё в порядке, Карбин?
  
   -Мэтр Готье любит искусство, в частности оперу. А я...
  
   Карбин подошёл к обезглавленному выстрелом трупу и провёл дулом пистолета по кровавому сиропу, медленно сползающему по стене.
  
   -А я всё-таки люблю живопись. Однажды, в кабинете мастера, я нашёл большущий альбом с иллюстрациями Босха. Эта книжища лежала на его столе, раскрытая на середине. Просто так лежала, как обыкновенная книга, которую читают. Я забрался в кабинет тайком, уже и не помню за какой надобностью, (возможно, что-нибудь стащить), и случайно увидел книгу. Подошёл, думая про себя, что пролистаю пару страниц и смоюсь, пока мастер не застал... Однако первое, что мне бросилось в глаза - это выгнутое в агонии обнажённое женское тело со старушечьим лицом. Этот образ так больно ранил мои нервы, что я застыл возле книги, не в силах пошевелиться. Такое красивое тело и такое кошмарное лицо... Я подумал: За что она так страдает? Что такого непоправимого могла натворить красивая женщина, что её так пытают?.. Я продолжал рассматривать картину, не обращая внимания на время, точнее сказать - вовсе о нём забыв. Образы грешников в аду постепенно перестали пугать. Скоро вся эта толпа нагих и обречённых на вечные муки начала заводить меня. Я с остервенением листал страницу за страницей, выискивая всё новые способы пыток, придумывая и додумывая для некоторых особые виды мучений и истязаний. Босх убедил меня в том, что эти люди страдают не просто так, а за свои грехи, за то зло и за те ошибки, которые они совершили в своей жизни. И я уверовал в очищающую силу плотского страдания. Оно подстёгивает душу к осознанию своих ошибок и к раскаянию. Прощения, как такового, не бывает. Его нет в природе. Ты должен либо заплатить равную цену за грех, либо страданием своего тела очистить душу. Но и страдания может оказаться недостаточно... Возможно, к нему нужно добавить смерть. И тогда уже точно искупишь, тогда точно всё исправишь, точно очистишься!.. Чем искупить обман? Какую цену предложить за совращение? Как расплачиваться за предательство и убийство?.. Боль и смерть - вот цена, которая покрывает грех. Боль - за принесённое страдание невинных. Смерть - стирает тебя из бытия, которое ты испачкал грязью своего прегрешения. И вот когда я, как в бреду, размышлял о страданиях возле книги с картинами Босха, чья-то рука легла мне на плечо. Это был мастер Симатори. Он смотрел на меня и словно читал все мысли и понимал все мотивы, и возможно простил мне некоторые мелкие прегрешения. Он понял, какую дорогу я выбрал только, что пролистывая картины ада. Возможно, он специально положил эту книгу на виду, чтобы её увидел я и принял решение, которое только-только вызревало в душе... Я всё забыл... Я не помню себя, не помню дом, в котором жил. Не помню людей из своего прошлого... Но..., картины ада и бездонные глаза мастера были со мной даже в чёрном небытие, в котором я пребывал. Я был мёртв, но помнил его пожатие и его глаза. Это то, что не дало мне умереть полностью, окончательно, без надежды на возвращение. И вот теперь я здесь. И я научу вас всех платить по счетам.
  
   Карбин подошёл к мэтру и приставил дуло ригая к его вспотевшему лбу. Мэтр Готье уже не ныл и не рыдал, возможно, в своём состоянии он понял, что с этим человеком, (Да, и человек ли он?), нельзя договориться. Всё-таки пришло время расплаты, так? Всё-таки нашёлся тот, кто спросит за всё, что они творили в Тригоре. Ему вдруг стало смешно, он подумал о доне Сальваторе. Мэтр представил, как будет крутиться старый проныра под взглядом этих стальных глаз. О том, как будет пытаться угрожать, потом договариваться, а когда поймёт, что всё бесполезно начнёт визжать. Он будет визжать, как свинья, этот мерзкий старикашка, возомнивший себя хозяином в Тригоре!
  
   -Он будет визжать, - прошептал мэтр Готье, сквозь смех и слёзы.
  
   Карбин оглянулся к Аштероту.
  
   -Ты засекал?
  
   -Минута и сорок восемь секунд.
  
   Карбин улыбнулся краешком рта.
  
   -Пять охранников за минуту сорок восемь... Я ещё не готов навестить доброго дона Сальваторе.
  
   На этих словах мэтр Готье зашёлся в новом приступе смеха.
  
   -Что это с ним, Карбин?
  
   -Страх, - Карбин снова посмотрел на мэтра и широко улыбнулся ему.
  
   Истерический смех захлебнулся сам собой, мэтр попытался сильнее вжаться в стену.
  
   -Ты адвокат, он преступник. Скажи, где совпали ваши интересы?
  
   -Не знаю, всё получилось само собой.
  
   -Эти счета, что ты дал мне - это всё, что есть у дона Сальваторе?
  
   -Нет, это расходная часть на подкупы.
  
   Карбин отошёл от мэтра, по-прежнему держа его на мушке.
  
   -Эта девушка на фотографии там, где ты и старый дон... Кто она?
  
   Мэтр Готье закрыл глаза и с дрожью прошептал:
  
   -Не трогай её! Она чистое дитя!
  
   -Понятно... Не открывай глаза. Я не трону. Слово демона тебя устроит?
  
   -Более чем.
  
   -Еще пять секунд.
  
   -Пожалуйста, только не в голову!
  
   -Как пожелаешь.
  
  
   1
   2
   3
   4
   5
  
   Выстрел.
  
   *
  
   ...Дверь открылась. На пороге стояла ... Ирис. Та самая Ирис... Рик снова начал изводить себя, только в этот раз как-то по новому, с особой изощрённостью. В ту же секунду, что увидел её. И что мне теперь делать? Выхватить пистолет и открыть пальбу?
   Рик не мог отвести глаз от её совершенного лица. Стоял, словно прирос к полу, и любовался. Она улыбнулась.
   -Ясно всё с тобой, Рё. Сколько раз предупреждала, чтобы не приводил в дом всех подряд сирых и убогих.
   -Извини.
   Рик посмотрел на Рё. Ах, вот оно что... Мальчишка глядел в пол, он был насупившийся и жутко виноватый, он был готов сквозь землю провалиться, он был...
   -Вы кто? - Спросила она у Рика. - На нищего, каких обычно приводит Рё, вы точно не похожи.
   -Я?.. Меня зовут Рик. Вы правы я не из этих... В общем... Просто в трудный момент мне встретился Рё и предложил свою помощь... И привёл сюда. Вот и всё. Но если вы против этого, то я уйду...
   -Останься, - тихо сказал Рё, не подняв головы.
   Рик не смог не улыбнуться. Покрасневшие щёки этого, на первый взгляд такого крутого пацана, совершенно его выдавали, и Ирис видела это. Э-хе-хе, вздохнул про себя Рик, конспиратор ты неудавшийся.
   -Ты доверяешь ему, Рё?
   -Да.
   -Почему?
   -Потому, что он такой же дурак, как и я. (Извини, Рик, но это так) И к тому же он писатель.
   -Писатель? - Острый взгляд её магических глаз словно просвечивал Рика насквозь. - Как интересно... Писатель здесь и в такой момент. Роберта предсказывала его появление?
   -Роберта пьёт уже третий день и никак не может остановиться. Ничего она не предсказывала. Это моё решение и точка!
   -Совсем, как папочка, - усмехнулась Ирис.
   Рик подумал точно так же, (он старался контролировать свой взгляд, как учил отец, чтобы не выдавать себя). Но тон этого мальчишки был так похож на тон мастера, когда он, как говорил Хипо, становился злюкой. И к тому же, думал он, что-то не припомню, когда говорил ему, что я писатель. Ирис вздохнула и отступила вглубь коридора.
   -Раз уж ты так решил, - продолжала усмехаться она. - Тогда конечно, приводи.
   Рё, неловко топчась на месте, кивнул Рику на дверь. Тот, похрустывая жестяными портсигарами в кармане, зашёл. Он обратил внимание на едва уловимый пленительный запах Ирис, жаркий и острый отголосок пряного аромата, который напомнил ему о чём-то давно забытом. О каком-то происшествии из детства, которое он очень старательно забывал...
   -Мне знакомо твоё лицо, Рик. - Тихо сказала Ирис, когда он проходил мимо неё. - Откуда?
   -Возможно, мы встречались, когда-то...
   -Мы? - Она пристально всматривалась в его лицо. - Вряд ли... Ты не из моего круга, мальчик.
   -Значит, я просто похож на кого-то из вашего круга.
   -Может быть. Я хочу, чтобы ты знал, Рик. Я слежу за тобой, пока ты в доме.
  
   Рё, который шёл за ним, недовольно забурчал и толкнул его в спину, Рик быстрее прошёл в дом. В тёмном коридоре пахло старинной пылью и мышами. На обшарпанных стенах угадывались портреты в массивных рамках. Вдоль стен располагались накренившиеся комоды, и какая-то мебель, пришедшая в совершенную негодность, и расставленная как попало. Рик пару раз спотыкнулся обо что-то жалобно заскрипевшее, затем наступил на что-то замяукавшее. Чертыхаясь в полголоса, он старался идти осторожно. Рё комментировал неловкие телодвижения Рика довольно ехидными замечаниями.
   -Будь же снисходительнее, чёрт возьми, Рё. У вас здесь целый кошачий приют. Я их не вижу, темно же!
   -А ты прислушивайся.
   -Издеваешься?.. Или вредничаешь из ревности?
   -Кто? Я? И к кому же это я заревновал тебя, интересно узнать?
   Рик усмехнулся. Ага! Значит, я всё-таки прав!
   -Сам знаешь к кому, - тем же зловредным тоном ответил он.
   -Нет, ты скажи, скажи!
   -Дать сигаретку, Рё? Покуришь, успокоишься.
   -И не стыдно тебе ребёнку сигареты предлагать?
   -Ребёнок, - хмыкнул Рик.
   -Запомни раз и навсегда, я никого ни к кому не ревную! Понятно?
   -Очень сурово. Ладно, не будем спорить по пустякам. А вот, кстати, забрезжил свет в непроглядном царстве. Оп-паньки... Кто это у нас такая - никакая?
   Коридор закончился, они вышли в довольно захламлённую комнату с высокими потолками, терявшимися где-то в темноте. Посредине неё стоял внушительный круглый стол, накрытый некогда роскошной скатертью синего бархата. На столе возлежали большая чёрная кошка и преогромная старушенция в ядовито-рыжем парике, который казался некой пародией на дамскую шляпку. Когда Рик и Рё вышли на свет, старушка уставилась на них осоловелыми глазами. Подслеповато моргнув, она проворчала:
   -Ари, зараза, опять спёрла мои очки куда-то. Верни сейчас же!
   -Привет, бабуль, это я.
   -Рё, малыш! Подойди ко мне, я не вижу ни чего. Эта вредная кошка вечно уносит мои очки в свою корзину. Чем-то они ей приглянулись... Э-э... Ты не один? Кто там с тобой, Рё?
   Мальчишка подтолкнул Рика ближе к столу.
   -Это Рик. Он поживёт у нас. Ты не против?
   Старуха подслеповато сощурилась в сторону Рика, пытаясь его рассмотреть. Толстая кошка тоже посмотрела на него одним глазом, затем прикрыла мордочку хвостом и замурлыкала.
   -Надо же, Ари мурлычет, - пробормотала старуха. - Давненько она так не реагировала на гостей. Ну, подойди и ты ко мне, незнакомец. Хочу рассмотреть тебя.
   Рё снова подтолкнул Рика, и он, неловко оступившись, почти упал на пол перед столом. Старуха удивлённо подняла бровь.
   -Прыгучий какой... Ты спокойно подойди, не пугай старушку. У неё, может быть, сердце слабенькое, да и сама она пугливенькая.
  
   Рик красный от смущения подошёл к ней вплотную. Старуха, по такому случаю, приподнялась со стола, упёрла голову в руку и принялась разглядывать его в упор.
   -Молоденький. Ари, ну и что ты в нём нашла? Такой себе толстяк двух метров роста, но не урод... И на обездоленного он не похож, разве только глаза... Но глаз я не вижу, по твоей милости, Ари.
   -Бабуль, сейчас он самый обездоленный, поверь мне.
   -Верю, малыш, тебе верю. Вот если бы наша грымза кого-нибудь привела, и начала бы мне тут петь про его обездоленность, то выгнала бы его, и глазом не моргнув. А тебе верю.
   Грымза тем временем тоже зашла в комнату. Слова старухи, видимо, только позабавили её. Ирис усмехалась.
   -Эх, Роберта, добрая ты, аж жуть.
   -Ой, и эта здесь, - сконфузилась старушка. Затем продолжила елейным голосом. - Ирисочка, зайчонок, ты принесла бабушке Роберточке коньячку?
   -Принесла, но не дам.
   -Как не дашь-то? Неужто не жалко старушечку? А ведь помру, и буду являться тебе в ночных кошмарах, как молчаливый укор совести!
   -А сколько угодно. Только в очереди придётся долго стоять.
   -Ирисочка, ну, Ирисочка!
   Ирис вздохнула и подошла к столу. Здесь она поставила бутылку и с удивлением посмотрела на кошку.
   -Твоя Ари мурлычет?.. Не думала, что эта ненормальная умеет извлекать из себя такие звуки.
   -А вот представь себе, может. Давай-ка сюда бутылочку, а то ещё передумаешь. И, да простятся тебе все прегрешения, дочь моя.
  
   Рик не знал, что делать в этой ситуации: то ли смеяться, то ли ужасаться тому, что попал в сумасшедший дом. Роберта кое-как сползла со стола и довольно шустро потопала в другую комнату, раскрыв настежь большие двустворчатые двери. Рик осмотрелся. Здесь царил полумрак, пыль и ветхость. Рядом со столом имелся старинный стул с вензелями на высокой спинке и на подлокотниках, на его потёртой обивке он заметил надпись, сделанную золотой нитью. Он подошёл ближе и шёпотом прочёл:
  
   -Императорский Театр Москаренда, Его Светлости Оберкуратора Рон-Сима Тори ложа.
  
   Рик выпрямился и посмотрел в насмешливые глаза Ирис... Имперский театр? Рон-Сим Тори?.. Нужно ли это понимать так, что там, на стуле, со следами былой роскоши, написано про мастера Симатори? Про того мастера, которого он знает с детства? Про того, который брал маленького Рики-Чики в необыкновенные путешествия по сказочным мирам? Впрочем, да, соглашусь, - Рони волшебник... или как это нынче называется?.. Волшебник. Настоящий. И возможно последний волшебник на нашей планете. Рик провёл рукой по надписи, чувствуя под пальцами ребристую выпуклость золотой нити и всё ещё приятную шёлковистость обивки... Но как звучит-то, друзья мои, как звучит! Вслушайтесь в величественную музыку слов.
  
   Императорский театр Москаренда...
  
   И сразу же перед глазами встают необыкновенные картины из далёкого-далёкого мира. Величественная столица империи, в которой сверкают шпили храмов и как островки особого света - белые роскошные дворцы знати. Чистые мостовые, скверики и светлые кленовые аллеи. Площади и роскошные фонтаны в мраморном обрамлении, в которых золотые и горного хрусталя скульптуры мифических героев испускали причудливые струи чистой и прохладной воды. Белые колонны большого императорского тетра, от массивной их мощи спускались мраморные ступени, которые были сделаны в виде стекающих водяных наплывов. Скульптура императора на коне посредине театральной площади. Геометрические аллеи с тенистыми уголками, озерцами и с деревянными скамейками под ажурными навесами.
  
   Рик закрыл глаза и прошептал:
  
   -Императорский театр Москаренда... Его светлость Оберкуратор... Рон-Сим Тори...
  
   Кто-то подёргал его за руку. Рик неохотно возвращался в реальность.
  
   -Эй, с тобой всё в порядке?
   -Хочу в Москаренд...
   -Он, кажется, впал в транс, - грустно пробормотал Рё.
   Рик открыл глаза и вздохнул.
   -Никуда я не впал. Просто на меня сильно действуют вещи с историей, и это случается редко. Вещей с настоящей историей осталось очень мало... Прекрати дёргать меня за руку, Рё. Оторвёшь.
   -Ну и видок был у тебя, - Рё почесал затылок. - Как у наркомана, который только принял дозу.
   -Я что-нибудь говорил?.. Ну, что-нибудь странное?
   Рё пожал плечами.
   -Смотря как на это посмотреть, в смысле послушать. Ты говорил... - Он нерешительно оглянулся на Ирис, она задумчиво рассматривала Рика, прислонившись к стене. - И говорил так... Я и не знал, что можно говорить, словно петь. Это было очень красиво.
  
   Рик покраснел от смущения.
  
   -Я не могу контролировать свои трансы... Чёрт, даже не знаю, как это назвать... Извините.
  
   -Вам не в чем извиняться, молодой человек!
  
   Все оглянулись назад. Роберта, взбодрившись коньяком, пребывала в благосклонном расположении духа. По такому случаю, она сменила ядовито-рыжий парик на каре брюнетки, а на плечи накинула дырявую фиолетовую шаль.
   -Как же я понимаю вас, Кирк! Столько раз мне приходилось перевоплощаться в новую роль. Я тоже впадала в транс... О, в какой транс я впадала, если бы вы видели! Это была буря! Ураган!.. Что там сильнее их?
   -Цунами, - подсказал Рё.
   -Точно! Да! Я была, как цунами! Как целое стадо этих самых цунамей!
   -Бабуль, цунами это не животное, и нельзя же во множественном числе о природном катаклизме... Это...
   -Каждый раз, разучивая новую роль, Дик, я словно становилась другим человеком! И даже та одежда, которая в обычной жизни мне не шла, становилась в пору. Но не мне конечно, а той героине, чью душу я так глубоко познавала!
   Роберта приняла позу трагической актрисы, заломила руки и начала декламировать басом:
   -Я чайка!.. Э-э... Чайка я!.. Ну и дальше по тексту.
   -Ох, Роберта, пропила последние остатки памяти, - Ирис отошла от стены, улыбаясь своей едкой усмешкой. Однако, взгляды, которые она бросала на Рика изменились. Точнее сказать, к ним прибавился интерес.
   -Не сметь! - Воскликнула Роберта. - Не сметь неуважительно, отзываться о творческом человеке! Если бы ты, моя дорогая, испытала хотя бы малую часть тех эмоций, что испытываем мы с Кликом, то сейчас бы присоединилась к нам!
   -Его зовут Рик, бабуль, - всё же попытался поправить её Рё.
   -Что? Рик?.. Ах, Рик... Ну да, я так и говорю, Рик... Малыш, не сбивай меня с мысли. О чём я говорила?
   -О творческом экстазе, - едко произнесла Ирис. - И о том, как вы с Кликом впадаете в него.
   -Да! Спасибо, Ирис, что напомнила. Итак... Э-э... Скажи мне, дорогой Рик, какая вещь вызвала столь острую реакцию? В этом доме полно старинных вещей, каждая из которых имеет свою историю и подчас трагическую. Каждая из них способна не только заворожить, но и изменить жизнь. Нет, не улыбайся так, Рик, поверь старой актрисе, я знаю что говорю! Так, что же, что же, поразило тебя? Позволь мне угадать! Может быть портрет Фёдора Шаляпина, выдающегося баса конца 19 века? Нет? Возможно, этот стол, на первый взгляд вполне обычный? Видишь его, там в углу? Он, конечно, потерял свою форму и выглядит слегка развалившимся, но... За этим столом писал сам Эдгар По! И знаешь что? Этот стол может себе позволить быть таким некрасивым, его вид не отменит того факта, что великий писатель придумывал за ним свои гениальные рассказы... Нет, не он? Тогда возможно эта простая ваза, которая стояла в будуаре мадмуазель Коко Шанель? Говорят, что Коко собирала в ней свои слёзы, которые проливала после расставания с очередным кавалером. Возможно, что она была верной женой своих двух мужей и не умела плакать вообще. А в этой вазе, изредка, ставила простенькие весенние цветы, которые привозили ей из провинции. Но то, что ваза знала тепло рук самой Коко Шанель - это точно... И не ваза? Тогда что же, Рик? Ты заинтриговал меня!
   -Стул, - стыдясь, ответил Рик.
   -Стул? Какой стул? Где ты увидел здесь стул?
   Рик дотронулся до вензеля на спинке стула.
   -Вот он.
   Роберта подошла к нему.
   -Боже мой, - прошептала она и тоже провела пальцами по его потемневшей обивке. - Вот значит, где он спрятался... Ари, вот же стул мастера Симатори! А мы искали его на прошлой неделе...
   Роберта как-то по-новому посмотрела на Рика.
   -Ты нашёл его... Это удивительно... Просто удивительно! Эта вещь разгуливает по дому, как ей заблагорассудится. Никогда нельзя с уверенностью утверждать, где встретишь её, - то есть его, - в следующий раз. Это может быть самое неожиданное место... Да, однажды я обнаружила этот стул на чердаке, а однажды в туалете... Зачем он шастает по дому и что здесь ищет? - я не знаю. Однажды я задала этот вопрос самому мастеру. Он, как обычно, усмехнулся и сказал, что принёс его ко мне именно потому, что ему надоело ловить его в квартире.
   Ирис вздохнула и направилась в комнату.
   -Надоело. Впрочем, Рику весь этот бред в диковинку, пусть послушает. А мне надоело!.. Сама, небось, таскает его по дому, когда напьётся до чертей. И кстати, мы сегодня будем ужинать?
   -Ирис, как ты можешь? Бабушка Роберта честнейший человек! - возмущённо крикнул мальчик.
   Она потрепала по рыжим вихрам Рё, когда проходила мимо.
   -За это мы все любим тебя, маленького дурачка.
   Рё сделался пунцовым и опустил голову. Рик усмехнулся.
   -Давай пакет, малыш, пойду, сварганю что-нибудь на кухне, пока Роберта будет пудрить вам мозги.
   -Я с тобой... Можно?
   Ирис посмотрела на мальчишку чуть насмешливым, но всё-таки благосклонным взглядом. И Рик подумал, что сейчас этот рыжий влюблённый умрёт от счастья... Наверное, и я бы умер, если бы на меня ТАК посмотрела красивая женщина.
   -Ну что же, пойдём. Но просто стоять и смотреть, как я буду готовить - не позволю. Будешь помогать по полной программе. Согласен?
   Рё кивнул и, подняв пакет с пола, решительно направился вслед за Ирис. Рик проследил за этой парочкой... Эх, Катрин, ты моя Катрин... Где ты, девочка моя?
   -Рик, эй Рик! - Прошептала Роберта. - Это очень хорошо, что они ушли, поверь. Пусть себе идут, а мы с тобой поболтаем.
   Она показала серебряную фляжку из-за пояса и подмигнула.
   -Мне кажется, что ты с недоверием отнёсся к моим словам. Поэтому, я хочу показать тебе кое-что, и... - Роберта с многозначительным видом кивнула на двери и торжественным шагом первой направилась в комнату.
   Рик вздохнул и поплёлся за ней. Если признаться себе честно, думал он, то мне куда интереснее заглянуть на кухню, к Ирис. Меня взволновала эта загадочная брюнетка... Такая красивая и такая таинственная женщина... Такая... Думай о Катрин, юбочник чёртов! Ну, ведь нельзя так, Рик, ты же разумный человек и вполне осознаёшь, что Ирис действительно не твоего круга. А так же приказ мастера... Приказ... Рик остановился, словно упёрся в невидимую стену. Приказ мастера не оставлял никаких вариантов. Он должен убить Ирис, без лишних сомнений. Просто выбрать подходящий момент приставить дуло пистолета к её затылку и нажать на курок... Мастер Рони, неужели вы этого ждёте от меня? После той сказки, которую вы дарили мне в детстве, после тех волшебных игр, после света вы хотите бросить меня в бездну? За что, мастер Рони?!
  
   -Рик, что ты там стоишь? Иди скорее сюда. Я покажу тебе кое-что относящееся к мастеру Симатори. О, я предвкушаю увидеть твоё удивлённое, - нет!.., - поражённое лицо!
   Рик оглянулся на дверь, ведущую в кухню. Тонкая полоска света пробивалась сквозь щель. И из неё уже раздавался смех...
   -Да, иду, госпожа Роберта.
   -Как ты назвал меня? Госпожа? Не смей больше произносить этого слова в моём доме! Просто обращайся ко мне - Роберта.
   Он кивнул... Почему я снова чувствую себя так паршиво? Что я сделал такого, что совесть снова грызёт меня? И что мне нужно сделать, чтобы она заткнулась, эта своенравная дрянь?! Пойти сейчас на кухню и всё рассказать Ирис? Всё, про задание мастера, про Карбина...
   -Рик, ты хочешь узнать о мастере кое-что необычное?.. Кстати, я так и не спросила, как давно ты знаешь Рони Симатори?- Роберта выглядывала из дверей. - Ну же, заходи скорей, мнёшься там, как гимназист.
   Я боюсь сделать неправильный выбор. Я боюсь ошибиться и быть виноватым хотя бы в чём-нибудь... Я трус?
   -Я сын Матиаса Кирха.
   Он зашёл в комнату и осмотрелся. Это была поистине огромная зала, в которой царил полумрак. Массивная хрустальная люстра на потолке была завешана пыльным чехлом неопределённого цвета, предположительно белого когда-то. Немногочисленная мебель тоже была накрыта чехлами, и только рояль посредине круглого полированного пола, с мистическими знаками, был открыт и сверкал чёрным полированным боком. Роберта возилась у дальней стены, возле комода внушительных размеров и странной формы. Она откинула часть пыльного чехла и копалась в многочисленных ящичках, чем-то там шелестя и пощелкивая. Рик с осторожностью ступил на пол, рассматривая в тусклом свете причудливые знаки и узоры на нём. Ему казалось, что идёт по толстому стеклу под которым, в жидкой кристаллической среде тайные символы постоянно меняли свои цвет, форму и размер. Тихое, но чёткое, эхо разносило звук его шагов так, словно в голос повторяло вслед: цок, цок, цок...
   -Матиас Кирх, Матиас Кирх... - бормотала себе под нос Роберта, не переставая рыться в ящичках. - Знавала я человека с таким именем, когда-то. Он, кажется, был личным водителем мастера Симатори.
   -Он и есть личный водитель мастера. Правда, что это значит на самом деле, трудно сказать.
   Роберта оторвалась от своего занятия и, повернувшись в сторону Рика, посветила на него фонариком.
   -Разыгрываешь меня? Насколько я знаю, этот Матиас погиб в автомобильной аварии 20 лет назад. Помнится, мастер весьма переживал его смерть.
   -Поверьте, госпожа... То есть Роберта, я разговаривал с отцом сегодня утром, по телефону.
   -Подойди-ка ближе, лучше рассмотрю тебя.
   Рик направился через залу к ней, чувствуя странную, но знакомую, немоту в душе. На глазах, почему-то, выступили слёзы.
   -Вы ошибаетесь Роберта, ошибаетесь.
   -В твоём голосе я чувствую слёзы, Рик.
   -Ошибаетесь...
   Чем ближе он подходил к этой старухе-ведьме, тем ярче становился свет фонарика. Скоро он уже не просто ослеплял, он, словно, выжигал глаза, он был раскалённым прутом... Рик закрыл глаза и остановился... Ведьма, что ты несёшь?! Что ты там каркаешь?! Ведьма!.. Свет погас.
   -А ведь, и вправду похож, вон какой здоровяк вымахал.
   Рик открыл глаза. Роберта снова направила свет фонарика в один из ящичков.
   -Наверное, ошиблась по-стариковски, ты уж извини, Рик. С годами я стала ошибаться всё чаще.
   -В чём вы ошиблись, Роберта?
   -Главное запомни, никогда не обижайся на меня. Я могу сморозить какую-нибудь глупость, вот как сейчас. А окажется, что ошиблась.
   -В чём вы ошибались, Роберта?!
   Яркий луч фонарика снова на секунду ослепил его, и сразу прыгнул обратно.
   -Забудь. Я несу полнейшую ахинею... А вот, кстати, нашла эту чёртову шкатулку! Посмотри на неё, Рик. И скажи, что ты о ней думаешь?
   Он подошёл ещё ближе, не сводя глаз с тёмного старушечьего силуэта, который копошился возле странного, такого не симметричного, комода. Издалека снова донёсся смех Ирис, который в этот раз показался Рику каким-то холодным и надменным. Я снова проваливаюсь в пучину своей обиды, думал он. Катрин говорит, что у меня очень тонкое мировосприятие... Чёрт его знает... Возможно, что так и есть, но... В эти минуты я чувствую ещё кое-что. Я чувствую свою ущербность, неполноценность, недоделанность какую-то... Рик вздохнул. Мастер Рони, однажды, в тот момент, когда я вновь начал усиленно дуться на весь мир, сказал:
  
   -Рик, лучшее лекарство от меланхолии - интерес. Займись чем-нибудь.
   -Например, чем? - спросил он, пытаясь найти в душе обиду и на мастера Рони. Непроизвольно, конечно, но всё-таки пытаясь.
   -Например, возьми щётку и смети пыль со всех книг в кабинете! - рассердившись, крикнул он. - Только тотальный дурак не умеет найти себе занятие! Иди, не раздражай меня своей кислой физиономией!
  
   Рик улыбнулся. А всё-таки вы чудо, мастер. Даже когда вы сердились, я испытывал облегчение и чувствовал поддержку.
  
   -Ну, давайте Роберта, посмотрим, что там у вас припрятано.
   -Вот так-то лучше, даже улыбнулся. Смотри. - Она протянула ему шкатулку. - Здесь темно, пойдём к столу.
   Она направилась к зашторенному окну, возле которого стоял небольшой письменный стол с лампой под зелёным стеклянным колпаком. Роберта включила свет и поставила шкатулку на пыльную папку с надписью от руки: Сонеты Дары. Под ней, уже другим почерком, была приписка: И трамтарарам от Рейни.
   Рик посмотрел на Роберту. Эти имена показались ему знакомыми.
   -Они из "Империи волков", надеюсь, читал, и не будешь спрашивать, что это такое.
   -Читал, кажется, лет пять назад... Я не спал неделю.
   -Почему?
   -Не скажу, извините, это личное. Вообще, все романы мастера действуют на меня как-то...
   -Они на всех действуют.
   -Он сам писал эти сонеты? - Рик дотронулся до серого картона и провёл по нему пальцами.
   -Это тоже каждый решает для себя сам. Возможно, таким образом, он материализовывал свои фантазии, чтобы лучше проникнуться мыслями и внутренним миром своих персонажей... Но возможно, что он просто забрал с собой эту папку, когда возвращался домой.
   -Возвращался? Откуда?
   -Ты общаешься с ним чаще, чем я. Тебе лучше знать, откуда он иногда возвращается.
   -Однако я ничего не знаю об его путешествиях... Только в детстве он брал меня с собой пару раз... Но сейчас... Мне кажется, что эти путешествия приснились мне, настолько они были необычными.
   Роберта с улыбкой смотрела на Рика.
   -Открой папку, может твоя, такая тонкая интуиция подскажет, кто написал сонеты и смешные комментарии к ним?
   Рик смотрел на белый бумажный квадрат, который был приклеен к серому картону. Двое мальчишек когда-то, веселясь, и отталкивая друг друга, написали на нём две строчки. Вот они... Чернила уже начали выцветать. Фиолетовые чернила... Дара и Рейни... Ты убил своего единственного друга, Дара, ради мистической власти, которой так не хотел и так боялся... Какую же, однако, странную книгу написал мастер Рони, о волках, которые похожи на людей и о людях, которые хуже самых страшных волков... Рик посмотрел на черную эбонитовую шкатулку стоявшую рядом. И он, вдруг, почувствовал знакомое переворачивание в голове, словно он только что выпил бокал крепкого и красного, как кровь, вина, которое растекалось по жилам горячим хмелем. Это было преддверие транса... Неужели шкатулка тоже из такого далёкого и такого манящего Москаренда?
   Рик осторожно прикоснулся к чёрной поверхности кончиками пальцев, словно она могла быть очень холодной или раскалённой.
   -Ночами, лёжа в постели, когда никто не мог помешать мне, я рисовал в воспалявшемся воображении картины из Волчьей Розы... - Прошептал Рик, прикасаясь к шкатулке всей ладонью и закрывая глаза от нахлынувших волн щемящей и прекрасной ностальгии. - Я представлял себя Дарой, я пытался понять его и пытался оправдать. Я пытался доказать самому себе, что иного выбора у него не было. Но лишь вспомнив, своего друга, его лицо и его смех... Лишь вспомнив его преданность и его рассудительность... Слёзы, горькие слёзы, начинали душить меня... Рик открыл шкатулку.
   -Это фотография?
   -А ты удивлён? - Лицо Роберты просто светилось от предвкушения.
   Рик достал фотокарточку и приблизил к свету.
   -Мастер? - Рик посмотрел на старуху. - Этот человек в золотом камзоле - мастер?
   -А ведь он хорош, согласись. Ему очень идёт.
   -Света мало...
   На фотографии, которую рассматривал Рик, был мастер Симатори в окружении компании весёлых людей в необычных костюмах. На их лицах был наложен яркий грим, который придавал им всем, за исключением мастера, какое-то комическое и вместе с тем грустное выражение.
   -Актёры? - Рик удивлённо посмотрел на Роберту.
   -Нашего брата везде легко узнать по вполне традиционным признакам. Верно, я говорю?
   -Значит, всё-таки актёры... Но где сделана эта фотография?.. Мне кажется такой знакомой белая колоннада за их спинами.
   -Однако она не должна быть знакома тебе. Эта фотография была сделана не в нашем времени и не в нашем мире.
   Рик смотрел на мастера с всё возрастающим интересом. Здесь он выглядел ещё моложе, чем на гавайской фотографии, которую сам же показывал Рику в своём кабинете. Здесь у него были длинные волосы, собранные в косичку и связанные чёрной ленточкой. С высокого камзольного ворота с золотым кантом свисал монокль на золотой же цепочке. На шее был повязан, особым образом, чёрный шёлковый шарф. В тонких пальцах дымилась не привычная сигара, а миниатюрная трубка с золочёными узорами. В отличие от актёров его лицо не светилось восторженной радостью, но наоборот, его глаза были прикрыты, и он словно тяготился тем, что приходилось фотографироваться. Рик подумал, что ни разу в жизни не видел глаз мастера Рони, они всегда и от всех были скрыты. То он был в чёрных очках, то смотрел куда-то в сторону, - да так, что ни глаз, ни уж тем более их выражения было не разобрать. И здесь та же картина, он без очков..., но глаз всё равно не видно.
   -Что ты чувствуешь, Рик?
   -Печаль мастера, - он закрыл глаза, чувствуя, что сейчас просто упадёт в обморок от такой сильной и такой осенней печали.
   Роберта видимо угадала состояние Рика и поставила рядом с ним стул.
   -Может, не будем? Рик? Ты стал такой бледный... Вечно я ввязываюсь в авантюры и других с собой цепляю.
   -Будем! Это такое прекрасное чувство... Я удивляюсь глубине его души... Даже сквозь века и расстояния, одним своим видом, он снова принёс сказку.
   Роберта пожала его плечо.
   -Ты понимаешь меня, Рик. Я так рада этому!.. Скажи мне, почему мастер печален? Я хочу узнать это вот уже 35 лет, с тех пор как ко мне попала эта фотография.
   -Он оплакивает кого-то... Но мастер вынужден не показывать своих чувств.
   -Оплакивает? Но кого?
   -Лучше скажите, как эта фотография попала к вам?
   -Это долгая история, не хочу сейчас говорить об этом. Извини.
   -Вы знакомы с мастером 35 лет? Для меня это открытие... Хотя... Ну, всё-таки, я думал, что ему за 40, а оказывается...
   -Я знакома с мастером 51 год, если уж быть точной. Он буквально подобрал меня в грязном притоне для опиумных курильщиков, в Антверпене.
   Рик смотрел на Роберту.
   -И тогда, 51 год назад, он выглядел не моложе и не старше чем сейчас. Я помню, представь себе - помню, как очнулась от дурмана на грязной лежанке, прикрытая какой-то вшивой ветошью. Помню, что мне было очень плохо и в голове, вместе с адской болью, пульсировала одна мысль - как уговорить хозяина дать мне ещё одну дозу... И вдруг, на верху, открылась дверь и в смрадный полумрак курильни, чуть пригнувшись, вошёл высокий человек в белом костюме и в белой широкополой шляпе. Я не могла отвести от него глаз. Его одежда слепила, от неё резало в глазах, и текли слёзы. Но вместе с тем в этом вонючем аду, в котором я находилась безвылазно три месяца, стало чуть светлее. Мне показалось, что даже воздух, пропитанный опиумным дымом и смрадом потных и полумёртвых тел, становился чище. В нём появился какой-то новый запах, такой аромат, наверное, источают розы после дождя. Во всей курильне зашевелились бледные мертвецы, они все поворачивались к чистому свету, которым, как солнце, светился незнакомец. Наш хозяин Ли Чжоу тоже вылез из своей норы, привлечённый необычным для этого места, шумом. Они все поплелись, а кто не мог идти - поползли, к лестнице ведущей наверх. Они тянули к нему руки, как к новому мессии, они выли и рыдали, умоляя его забрать их отсюда. Вместе с ними ползла и я...
   Роберта тихонько всхлипнула и вытерла глаза краешком своей ветхой шали. Рик не знал, что сказать ей... Упаси бог поверить ей. Слишком уж всё складно рассказано и слишком долго у неё не было благодарного слушателя... Но образ мастера в белом костюме... Рик снова посмотрел на фотографию.
   -Вот тебе вкратце история моего знакомства с мастером. Я работала с ним пять десятков лет, в разных странах, в разных ситуациях, но... Но так и не смогла разгадать его. А сейчас даже этому рада. У меня в жизни, по-прежнему, присутствует загадка.
   -Что вы делали Роберта?
   -Всё это минуло, малыш Рики, нет никакого смысла рассказывать. Да и мастер будет не в восторге от болтливой старухи.
   -Думаете, покарает? - Рик напряжённо смотрел на неё. - Он делает это с особенным удовольствием, насколько я знаю.
   Старуха покачала головой.
   -Я слышу ропот в твоих словах... Ясно, вот значит, почему ты сбежал от него.
   -Я не... Я не... - Он опустил голову. Что тут ещё сказать? Кроме бессмысленных звуков он не знает, как объяснить свои чувства, и тем паче, не имея права и возможности выступать против него.
   -В один прекрасный момент мне стало страшно, Роберта. Страшно до оторопи. Страшно потому, может быть, что я не понимаю его мотивов и его целей... Страшно, потому что я не знаю кто же он на самом деле!
   -Зачем тебе это знать, Рик? Не проще ли взять и поверить ему и в него?!
   -Он что, Бог, чтобы верить в него?.. К тому же, я человек и не могу просто подчиняться. Мне нужно знать!
   Роберта прикоснулась к фотографии.
   -Может быть, здесь ты найдёшь часть ответов на свои вопросы. Не думай, что ты единственный кто мучается от сомнений. Думаю, что этими вопросами задавались многие люди, которым приходилось сталкиваться с мастером Симатори. И не только в нашем мире...
   Рик посмотрел на этого высокого человека в роскошном камзоле, на его ироничную улыбку, на приподнятую бровь, на то, как характерно он держал изящную трубку, а другой рукой держался за жилетный кармашек... Возможно, подумал он, я получу хотя бы намёк на ответ...
   -Мне нужно сесть, а то грохнусь на полпути.
   -Вот же стул, Рики.
   -Он звал меня в детстве Рики-Чики... Странно, но я никогда не обижался на него за это.
   -Мастер знает об этой твоей чувствительности? Кстати, в Москаренде её называли гипердинамикой.
   -Наверное, он знал, но я никогда не заводил с ним разговор на эту тему. Боялся, что не правильно поймёт и лишит меня возможности путешествовать в других мирах.
   Гипердинамика... Это слово из его романа "Империя волков" кажется. Да?
   -Именно оттуда.
   -Но в романе оно обозначало что-то совсем другое.
   -Ты просто невнимательно прочёл этот эпизод. В любом случае сейчас у тебя есть возможность всё проверить самому.
  
  
   ...Открылись белые двери, с золотым рисунком на краях, и в светлую квадратную залу, с белыми колонами вдоль стен, вбежала она, кружась и напевая. В дальнем конце, за столом, сидел её возлюбленный. Он что-то читал, откинувшись на спинку стула, на которую была небрежно брошена чёрная шелковая накидка. Утренний свет из огромных круглых окон создавал вокруг него светящийся ореол. В котором его русые волосы, собранные в косицу, и его белая рубашка с расстёгнутыми манжетами, и откинутая на спинку стула рука, и монокль который он крутил на цепочке вокруг пальца..., - всё это, на мгновение, показалось ей неправдоподобным, сказочным. Словно пришедшим из её детских романтических мечтаний. Она на секунду застыла в нерешительности, разглядывая его, такого красивого и элегантного. Но тут же прогнала нерешительность и громко сказала.
   -Наконец-то я нашла тебя, милый, милый Ронси!
   Он посмотрел на неё и улыбнулся.
   -Уже проснулась?
   -Да, я проснулась одна в этой огромной постели с шелковым балдахином. Из окон уже лился такой чистый и весёлый свет... Мне стало так хорошо.
   Она пошла к нему через залу.
   -Знаешь, о чём я подумала, Ронси?
   Он снова оторвался от чтения гербового документа и посмотрел на неё.
   -Нет, не знаю. Так о чём же, Нади?
   -Я подумала о том, - она остановилась посредине залы, расправила руки, как белая чайка, и закружилась на месте. - Я подумала, что сейчас нет женщины счастливее меня во всём Москаренде! Я могу запросто разговаривать, обнимать, целовать, и самое главное видеть того, которого люблю больше своей жизни!
   -Ох, Нади, а вдруг ты ошибалась, когда выходила замуж за меня? А если я окажусь самым настоящим тираном?
   -Ты? - она остановилась, затем пошла к нему, убыстряя шаг. - Ты тиран? Да я скорее поверю, что наша земля это плоское блюдце, чем то, что ты тиран. Но даже если бы это оказалось правдой, даже если бы в тебе просыпался кто-то страшный... Я всё равно любила бы тебя не меньше. Я бы любила тебя ещё сильней и согрела бы твоё холодное сердце своим таким горячим.
   Она подошла к нему и, обхватив руками за шею, прижалась.
   -Я так люблю тебя, Ронси.
   -И я тебя. - Он погладил её по руке, положив документ на стол. Нади успела увидеть титульное оглавление документа. Императорский герб всегда вызывал в ней странные и всегда неприятные ассоциации.
   -Это от императора?
   -В Москаренде нет императора, Нади. Есть наместник.
   -Однако, Феб Корсары на троне вот уже 600 лет. Уж очень долго для наместников, ты так не считаешь?
   -Ах, ты моя маленькая забияка. - Он поцеловал её в курносый носик. - Но режиссеру вашему я устрою-таки головомойку, чтобы не баламутил народ.
   -Он добрейший человек, Ронси!
   -Знаю. Поэтому не трогаю... И как, боюсь, окажется - на его же беду.
   -От кого же письмо?
   -От Алекса Касаша.
   -Он, ведь, твой друг, да?
   -Да, в каком-то смысле... Мне показалось странным, что и как там написано.
   -Письмо должно было быть другим?
   -Его вообще не должно было быть. Вот, посмотри, что он пишет. А главное как!
   Рон-Сим подвинул бумагу ближе, на неё упал один из лучей, бьющих из окна. Нади чуть подалась вперёд.
  
  
   Рону Симу Тори, куратору Большого Императорского Театра и прочих театральных и культурных учреждений империи Москаренд. Из имперской канцелярии. От первого министра империи Алекса Касаша. ( Лично в руки!)
   Привет тебе, мой любезный друг, Рон Сим. Спешу уведомить тебя, что наш светлейший наместник империи решил посетить премьеру твоего нового спектакля, в четверг, как раз в день первой премьеры. Я, со своей стороны, пытался уговорить Его Величество для начала пригласить тебя сюда в Высьгору и предварительно всё тщательнейшим образом обговорить. Я надеялся, что мы вдвоём сумеем убедить Его Величество организовать отдельную, закрытую, премьеру. Но он и слышать ничего не желает, ни о каких привилегиях, он, видишь ли, хочет прочувствовать особый дух премьерного показа, как когда-то, просто сидя в зале, на своём месте. Однако я очень опасаюсь, что, без сомнения, талантливая постановка Хондо Рокка в главном театре империи вызовет у Его Величества не ту реакцию, которую, может быть, ты ждёшь. Долгие годы твоя прекрасная труппа радовала нас, твоих преданных поклонников, гениальными спектаклями. Но боюсь, что в этот раз в императорской ложе будет сидеть тот, кто умеет очень тонко понимать язык иносказания, тот кому не нужен наш переводчик, тот кому мы не сможем доказать, что слово Чёрный означает просто чёрный цвет, а не нечто большее. Поэтому я самым настоятельным образом рекомендую тебе отменить премьерный показ нового спектакля, а ещё лучше заменить его на постановку Аллиайза Криха. Старик Аллиайз всегда актуален со своими "сценками из высшего общества". А твои поистине гениальные актёры смогут сыграть всё это так, что даже Аллиайзовская пошлость будет иметь пристойный вид и захватывающее течение сюжета. Я могу представить, любезный Рон Сим, что ты сейчас думаешь обо мне. И признаюсь честно, мне горько от этих предположений. Потому, что я руководствуюсь лишь одним мотивом, предлагая тебе скисшего Аллиайза вместо могучего таланта Хондо Рокка, а именно вот что - сохранить труппу для будущих постановок твоего театра. Да, да, я не поспешил с выводами, я смотрю на то, что сейчас происходит в империи, удивлёнными и испуганными глазами. Так и не состоявшееся возведение на трон наместника Гары Феба меня очень и очень обеспокоило. В древнем семействе происходят непонятные мне процессы, хотя ближе меня к Его Величеству только Кимай Брю. Однако я уверен, что и он не понимает планов нашего Властелина. Исходя из всех этих соображений, я рекомендую тебе не волновать воду, без этого вполне можно обойтись. Давай подождём, Рон Сим! Искренний твой друг Алекс К.
  
   Нади подняла глаза на Рон-Сима.
   Посмотрела на него.
  
   -И, правда, странно... Наверное, так не пишут друзья, Ронси?
   -Он остался провинциалом и плебеем, не смотря на то, что стал первым министром императорской канцелярии двадцать лет назад. Алекс прорвался в высший свет, но... Одевается ярко и пошло, живёт подло и зло, и даже личные письма пишет так, чтобы потом, при случае, их можно было целиком в мемуары вставлять.
   -Ты уверен, что он твой друг?
   -Я выбираю, - он подмигнул ей. - Помнишь, я говорил тебе, что всегда выбираю я. В случае с Алексом - это выбор шахматной фигуры в сложной партии. Вот и весь секрет.
  
   Она вздохнула и покачала головой.
  
   -Сам Берсабар хочет быть на премьере?
   -Как видишь.
   -Но это замечательно! Наконец, талант Хондо будет оценен по достоинству!
   Рон-Сим грустно усмехнулся.
   -Возможно.
   -Что-то не так, Ронси?
   -Наивное дитя, - он погладил её по волосам. - Ты и, правда веришь, что талант способен покорять целые страны и освобождать умы от оков?.. За чистыми облаками наших мечтаний медленно ползут грозовые тучи смуты. Ни одна власть не допустит этого... Я ещё мог прикрывать Хондо, пока наместнику всего лишь доносили слухи о двояких смыслах ваших спектаклей. К чести ему, нужно признать, что Дед презирает доносчиков. Но после того как он всё увидит сам...
   -О какой крамоле ты говоришь, Ронси? Спектакли Хондо прекрасны и чисты, как детские мечты... Почему у тебя такое лицо?
   -Да-да, малышка, его пьесы, и его спектакли это детские мечты. Но в Москаренде... Ладно, не будем сейчас о грустном. Я постараюсь что-нибудь придумать. Кстати, малышка, ты ведь ещё не завтракала?
   Она покачала головой и потёрлась об его плечо. Рон-Сим погладил её по волосам.
   -Значит, пришло время посмотреть, что там наколдовала Эбизетта на кухне.
   -Она всегда такая грозная. Мне кажется, я не понравилась ей.
   -Глупости. Понравилась и даже очень!
   -Но она постоянно хмурится, когда видит меня с тобой.
   -Неужели? А я не замечал... Хорошо, скажу ей, чтобы улыбалась во все 33 зуба, только завидев тебя!
   -Нет, не говори ей этого, Ронси, тогда она точно возненавидит меня!
   -Кто? Эбизетта возненавидит? Успокойся, малышка моя, эта большая чёрная женщина способна только любить. Вид у неё, не спорю, суровый, но... Я уверен, что она любит тебя.
   -Почему ты так уверен, Ронси?
   -Потому что я люблю тебя. Для Эбизетты это закон.
   Нади подумала с секунду и, видимо согласившись с доводами Рон-Сима, снова крепко обняла его.
   -У тебя такой большой и красивый дом. Давай позавтракаем в той беседке, которую ты вчера показывал мне.
   -Она называется "чайная беседка", точная копия той, что в Высьгоре. Однажды Дед принимал меня там, за чашкой горячего и крепкого чая.
   -Почему вы называете его Дедом? Он знает об этом?
   -Догадывается, наверное... А вот почему мы называем его так... Не знаю. Как-то само собой всё вышло.
   -Просто для жестокого тирана какое-то родственное прозвище.
   -Ох, ох, ох, слышу в твоих словах интонации Хондо. Давненько я не присутствовал на ваших репетициях, а нужно возобновить. Иначе, ваш любимый мечтатель, точно загремит на каторгу за свой язык.
   -У Хондо нервы наружу, он кожей чувствует несправедливость и пытается бороться с ней.
   -И опять его слова. Нади, пойдем, позавтракаем на природе. Кстати, у вас сегодня есть репетиция?
   -Да, после полудня.
   -Я отвезу тебя в театр сам. Как раз и посмотрю, чем вы там занимаетесь.
   -Не доверяешь?
   -Ну вот, уже надула губки. Если ты не забыла, то меня должность обязывает бывать у вас гораздо чаще, чем бываю.
   -Ну, хорошо, - она опять согласилась, взяла его за руку и повела за собой к двери. - Пойдём, пойдём, пойдём, я ужасно проголодалась. Так хочется выпить чаю в настоящей чайной беседке!
   В этот момент запищал коммуникатор, стилизованный под томик стихов. Рон-Сим остановился.
   -Нет, Ронси, отложи свои государственные дела хотя бы на пол часика!
   Он посмотрел на мигающую лампочку.
   -Это домашний... Может быть... Одну секунду, Нади.
   Он мягко высвободил руку и вернулся к столу. Взял наушник и прицепил к уху. Затем нажал на мигающую кнопку.
   -Да. Зуббару?.. Хорошо, я буду в кабинете.
   Положив наушник обратно, он задумчивыми глазами посмотрел в окно. Затем снова сел в кресло.
   -Извини, малышка, это займёт не более пяти минут.
   Она стояла, насупившись, как ребёнок. Рон-Сим улыбнулся и подошёл к ней.
   -Обижаешься?
   Нади кивнула.
   -Чуть-чуть.
   -Одна не пойдёшь?
   Она качнула головой.
   -И то верно, зачем одной ходить... Когда ко мне придёт... Когда придёт посетитель, ты просто постой в сторонке несколько минут, малышка. Договорились?
   Нади подошла к нему вплотную и упёрлась лбом ему в грудь.
   -Я знаю, за кого выходила замуж, Ронси. Просто не прогоняй меня.
   Он взял в ладони её лицо и улыбнулся.
   -У тебя на лобике отпечатался след от пуговицы.
   Она смотрела в его серые глаза и думала, почему Хондо считает, что глаза Ронси нагоняют ещё пущего страха, чем глаза Берсабара? Он говорил, что если смотреть в эти глаза не отрываясь, хотя бы дольше двух минут, то скоро начинает казаться, что они пронзают твою душу насквозь, как две стрелы. Нет, это неправда, - думала она, засыпая, - у него такие тёплые, такие добрые глаза. Они совершенно не похожи на стрелы, а, наоборот, на глубокие озёра в которых хочется утонуть.
   Веки трепетали, её тело не хотело засыпать, однако магические глаза перебороли её волю. Глаза Нади закрылись. Рон-Сим взял её на руки и отнёс в другой конец комнаты, где уложил на мягкий диван. Он постоял ещё недолго, любуясь чистым и безмятежным сном своей молоденькой жены. Затем посмотрел назад. Посредине залы стоял незнакомец в странной одежде.
   -Приветствую Вас, Волчий Повелитель.
   -В твоём голосе, мастер Рони, я уловил толику иронии.
   -Здесь я Рон-Сим Тори и пожалуйста, запомни, чтобы мне не приходилось поправлять тебя всякий раз.
   -Скоро у нас не будет ни одного раза, мастер Рони. - С нажимом на последние слова сказал незнакомец.
   -Что-нибудь обнаружила разведка?
   Незнакомец усмехнулся и подошёл к столу.
   -У Чёрного волка снова появился шанс. И я уже начинаю думать, что не без самого высочайшего соизволения.
   -Я ещё не в курсе. Что произошло на этот раз, Зуббару?
   -Вы хотите сказать, что есть в нашем мире хоть что-то, к чему вы не готовы, если не причастны?!
   Рон-Сим улыбнулся, изобразив на лице растерянность горе-студента на экзаменах.
   -Ты как-то сложно всё это сказал... Ладно, ладно, не сердись. Я всё прекрасно понял. И всё-таки, что случилось?
   Зуббару рассматривал коммуникатор, его лёгкая серебристая одежда переливалась в мягкой игре света и теней, ветер за окном покачивал вековые клёны. Временами странная накидка делала его невидимым.
   -У Чёрного волка родился внук.
   -И что с того?
   -И кажется, он тоже волк.
   -Тоже чёрный волк? - Рон-Сим подошёл к нему ближе. - А вот это уже интересно.
   Зуббару посмотрел на него с удивлением.
   -Вы не знали, что Гара стал счастливым отцом?.. Насколько это возможно в Высьгоре - быть счастливым.
   -Не знал... Ваша разведка гораздо эффективнее моей, и шпионы шустрее. - Задумчиво произнёс Рон-Сим и, взяв коммуникатор, подошёл к окну. Он смотрел на кленовую аллею, которая делила часть внутреннего двора на ровные геометрические фигуры. Затем он посмотрел на свой коммуникатор и включил его. На экране возникла надпись: "Срочное сообщение из Высьгорского коммуникационного центра! Принять?"
   Рон-Сим нажал кнопку "Принять"
  
   "Сообщение от:
   Рон, черт возьми! Где тебя носит??? Сегодня вечером будь у меня.
   Конец сообщения"
  
   Он повернулся назад. Зуббару внимательно смотрел на него.
   -Твои предложения?
   -Как можно скорее убить щенка!
   -Хорошо. Но ради равновесия всей вашей системы я убью твоего сына, как только он появится на свет. Принимаешь мои условия, Зуббару?
   Тот побледнел.
   -На чьей ты стороне, мастер Симатори?
   Рон-Сим поморщился, словно на секунду у него разболелся зуб.
   -Я на своей стороне, дружище, и то, что я помогаю вам, не значит, что ради ваших идеалов я буду раскачивать баланс этого мира. Если ты этого ещё не понял и питаешь какие-то иллюзии, то мне искренне жаль всё ваше племя.
   -Мой сын, когда появится на этот свет, будет законным повелителем всех волков и Москаренда!
   -Ты совершенно не помнишь историю, Зуббару. Ваши предки предали меня ради своих юношеских заблуждений. Однако теперь я дал возможность вам исправить их ошибки. Всем вам, потомкам тех трёх сумасшедших мечтателей. И тебе, и чёрному, и серому... Впрочем, тебе я даю больше чем им. Тебе я открылся.
   -Для меня самое страшное то, что я знаю ваши возможности, мастер... Но так и не смог понять вас. Что вы хотите, мастер Рони?
   -Чего хочу я? - он усмехнулся той своей загадочной усмешкой, от которой Зуббару пробирал мороз по коже. Мастер положил коммуникатор на стол и глянул на Зуббару. Тот, сделавшись белым, как стена, отступил на шаг.
   -Я хочу позавтракать со своей женой в чайной беседке. Затем хочу свезти её в Императорский театр, где она служит актрисой, и признаться, - чертовски хорошей актрисой. Я хочу равновесия и спокойствия, Зуббару. Но если вы вынудите меня на какие-то радикальные шаги... Берегись, мой друг, я буду судить вас своим судом. А он нелицеприятен.
   -Я жду вашего суда, мастер. Все честные люди этого мира ждут его! Только кровь очистит этот мир от грязи...
   -Кровь, кровь, кровь... Что же за проклятье лежит на вас, что вы, облачённые властью, только и думаете о том, как бы больше крови выпустить?! Ступай вон! И не появляйся перед моими глазами без серьёзной причины!
   -Но что решим со щенком?
   Глаза мастера сделались чёрными, словно то не глаза были, а две пропасти в ледяную вселенную. Паркет на полу затрещал, стены выгибались, как в кривых зеркалах. И что-то творилось с пространством. Зуббару с ужасом наблюдал, как всё дальше уносится от мастера и от света. Эта большая и красивая зала становилась похожей на переливающийся тоннель, пол и стены в ней скруглились, а затем слились в одно. Только мастер, на которого он смотрел с паническим ужасом, оставался таким же мрачно-молчаливым и непреклонным. Он оглянулся назад. В лицо ему бил ледяной ветер, со свистом. Ветер, вырывавшийся из чёрной дыры...
  
   -Я заснула?
   -Да, малышка. Пока я разговаривал с посетителем, ты задремала.
   -Как странно, обычно я не засыпаю днём... Ронси, не думай, что я соня какая-нибудь! Вот сейчас я встану и перекувырнусь через голову...
   -Нет, не стоит Нади. Я знаю, что ты не соня. Ты самая шустрая звезда Большого Императорского Театра за всю его историю!
   -Но ты смеёшься, Ронси!
   Он поцеловал её в чуть солоноватые после сна губы.
   -Я абсолютно серьёзен. Ведь я влюблён.
   Он любовался правильными чертами её лица, задорным завитком русых волос на лбу, её чистой и такой притягательно-упругой кожей. Он провёл пальцами по её щеке. Нади потёрлась об его руку, как ласковая кошечка.
   -Я без ума от твоих глаз, Нади. В них я вижу чистоту... Знаешь, меня всегда удивляло в тебе то, что, не имея реального жизненного опыта, ты так потрясающе перевоплощаешься на сцене, когда играешь Мари из пьесы "Дом госпожи Роксаны". Не имея жизненного опыта, ты играешь слепую девушку, которая стала проституткой в грязном борделе так, что сердце сжимается... Я влюбился в тебя сразу, как только увидел на сцене.
   -Глупенький, все женщины одинаковы, на самом деле, мне не стоит никакого труда сыграть её. Я могу чувствовать её боль, как свою. Вот и всё.
   -В том всё и дело, моя хорошая, что ты умеешь чувствовать... Итак, мы будем сегодня завтракать в чайной беседке или нет? Эй, Матиайз, стол уже готов?!
  
   Дверь открылась сразу же, и в залу зашёл статный дворецкий в чёрном фраке.
  
   -Звали, ваша светлость?
   -Мы желаем позавтракать, Матиайз!
   -Стол накрыт в Чайной Беседке, по вашему распоряжению.
   -Да, да, да, именно там! В окружении белых роз, которые оплели её сверху донизу.
  
   Матиайз поклонился и отступил на шаг. Рон-Сим взял Нади под руку, она сделала лёгкий церемонный поклон, давясь от смеха, и они вышли из залы.
  
  
   Сразу от мраморных ступеней внутреннего крыльца усадьбы Торибан, которая была резиденцией его светлости Куратора Тори, начиналась дорожка, вымощенная плитами из розового гранита с вкраплениями блестящего обсидиана. Возле ступеней, по обе стороны от дорожки, возвышались мраморные изваяния волков, выполненные так искусно, что казалось, если таинственный хозяин Торибана прошепчет несколько загадочных заклинаний, - о нём в столице ходило множество самых разных слухов, - то волки тот час оживут. Изваяния стояли на стальных плитах и на каждой из них были выгравированы загадочные символы и знаки. По столице ходил слух, что таинственная клинопись на плитах имела странное воздействие на обычных людей: будто бы, если смотреть на загадочные символы более одной минуты, в голове начиналось кружение, в глазах потемнение, и вскоре вы начинали слышать страшные крики из преисподней. Однако оставим слухи и сплетни досужим обывателям и пройдём дальше по гранитной дорожке, вглубь внутреннего двора этой легендарной усадьбы.
  
   Сразу от мраморных волков начиналась чистая и светлая поляна, по которой дорожка плавно петляла, от клумбы с роскошными сочными Берсабаровскими розами, к озерцу, обрамлённому в серебряную оправу, с фонтаном посредине в форме летун-рыбы. Далее дорожка становилась белой, мраморной, и, пройдя по краю поляны, струилась кромке Белого Сада, вдоль стены из розовых и белых магнолий, сладкий аромат которых пьянил и будоражил воображение. Прогулка в этом восхитительном уголке могла успокоить любой жар и злобу, когда вы неспешно ступали по мрамору, в котором видели своё отражение. По опавшим лепесткам магнолий, которые к тому же, струились под лёгкими дуновениями тёплого ветерка. Придержав здесь свой шаг намеренно, чтобы надышаться чистым воздухом и впитать образы тишины и умиротворённости, вы запоминали эти 65 шагов на всю жизнь. И всё же, миновав стену из магнолий, дорожка приглашала вас в низину, в которой прямая, как стрела, речка и редкая кленовая рощица, создавали новое и какое-то необычно-уютное настроение, которое вы словно бы помнили откуда-то, но не могли подобрать ему правильного названия. Берег речушки, с этой стороны, был одет в мраморный пирс, с непременным колоколом на дубовом шесте и с маленькой яхтой, которая лениво покачивалась и тихонько билась об влажный камень. От пирса ответвлялась ещё одна дорожка, которая, обогнув аккуратный лодочный сарайчик, прямиком упиралась в большую беседку с куполообразной крышей, которую держали стройные колоны, увитые розовыми кустами. Маленькие белые бутоны, казалось, светились и очень тихо звенели, как волшебные колокольчики из старой сказки.
   Сейчас в ней был накрыт круглый стол с белой скатертью. На нём сверкали серебряными боками чайные приборы. Вокруг стеклянной вазочки с фруктовыми конфетами лениво кружились пчёлы. Плетёная корзинка со свежей выпечкой, которая распространяла манящие арматы, была накрыта белым деревенским полотенцем.
   -Какое чудесное местечко, Ронси! Я ещё не была здесь... Боже, это самая настоящая река и самая настоящая яхта на ней? - Она подбежала к перилам. - Ронси, ты покатаешь меня на лодке?
   -Обязательно. А сейчас садись к столу.
   Нади вздохнула и подошла к нему.
   -У тебя такая красивая усадьба. Теперь я понимаю, почему она почти на самом краю Столицы. - Нади обвила его шею руками и уткнулась лицом в его волосы. - Я люблю тебя всё больше. Ты превращаешь мою жизнь в сказку... Мне иногда становится страшно... А вдруг проснусь и всё, к чему я начала привыкать, исчезнет, растворится, как утренний туман.
   Он погладил её по голове.
   -Ты всегда будешь со мной, Нади. Я обещаю тебе.
   -Я так хочу этого! Больше всего в жизни!.. Всегда быть с тобой.
   В беседку вошёл Матиайз с подносом, накрытым серебряной крышкой.
   -Ваша светлость, в кабинете вас дожидается престранный субъект.
   -Зачем же ты впустил в дом этого престранного?
   -Он предъявил перстень с вашим гербом и я, следуя вашим же распоряжениям, не только впустил его, но и проводил в кабинет.
   Рон-Сим положил салфетку на колени и придвинул к себе тарелку с овсяной кашей.
   -Как он выглядит?
   -Юноша, лет семнадцати на вид. На голове у него совершеннейший бедлам, (я не понимаю этой современной моды превращать голову в не-пойми-что)... Одет он не лучше, хотя полагаю, тоже по самому последнему писку, (или как это у них называется?).
   -На нём чёрный костюм, ворот под горло. Так?
   -Вы знаете его, - констатировал Матиайз и поставил поднос на стол. - Этот молодой человек просил передать вам, чтобы вы не спешили. А он, извините, чертовски устал и пока прикорнёт на диване.
   Рон-Сим заговорщицки подмигнул Нади и принялся за кашу.
   -Вот позавтракаем, и я познакомлю тебя со своим другом. Он самый преданный мне человек. И он очень необычный... Возможно, сначала он покажется грубоватым и злым... Но это не так, поверь.
   -Мне тоже нужно подружиться с ним?
   -Нет, конечно. Просто ты увидишь человека, которого я могу назвать другом. Разве тебе не стало интересно?
   Нади кивнула, не подняв головы.
   -Малышка, что с тобой?
   -Я думала... Надеялась... Что я твой единственный друг...
   -Вот в чём дело... Ах, ты моя маленькая ревнивая малявочка!
   -И вовсе я не малявка. Мне уже исполнилось двадцать лет, если кто-то не знал.
   -И обидчивая малявка к тому же.
   -Я не обидчивая! Я... Я... О, Ронси...
   Рон-Сим держал в руке стеклянную вазочку с конфетами. И с ней что-то происходило. Стекло, словно сделавшись мягким, начало прогибаться, затем скручиваться... И вот уже через минуту в его руке, вместо совершенно простой вазы для конфет, была стеклянная роза. Каждая конфета в ней лежала под отдельным лепестком. Рон-Сим разжал пальцы, и новая ваза мягко спланировала к Нади, став возле неё с тонким звоном.
   -Какая красота!.. Ронси, ты из всего умеешь сделать произведение искусства!
   -Если бы я не стал куратором императорских театров, то зарабатывал бы на кусок хлеба фокусами, - усмехнулся он и, отодвинув чашку, махнул рукой Матиайзу. - Как думаешь, Нади, мои выступления будут пользоваться успехом?
   Матиайз взялся за смену столовых приборов возле него.
   -Наверное, ты станешь миллионером!
   -Правда?.. Может бросить всё, в таком случае, Нади? Все эти интриги, всю эту?.. И податься на вольные хлеба? Поедешь со мной?
   -Ты опять шутишь, Ронси. Я знаю, когда у тебя вот такой голос, как сейчас, значит, ты точно шутишь!
   -Может быть, шучу, а может и нет... - Рон-Сим откинулся на спинку стула и посмотрел вдаль на блестящую полоску реки. - Забросить все свои дела, забыть обо всех заботах... Только представь, Нади: равнина бескрайняя, небо над ней синее до боли в глазах, облачка... И в тишине только тихий скрип колеса. В эдакой тишине и мысли в голову, наверное, не приходят. Всё поглощено созерцанием...
   -Ваша утренняя трубка. - Перед ним возник Матиайз с серебряной трубочкой и бархатным кисетом.
   Он взял и грустно улыбнулся.
   -Мечты...
   -А мне так понравилось, Ронси! - воскликнула Нади. - Когда ты описываешь что-нибудь у меня перед глазами так и встаёт эта картина... Скрип колеса... Небо...
   -Ты совсем ничего не попробовала, Нади. Поешь, а я схожу в дом, проверю, крепко ли спит престранный молодой человек.
   -А можно я возьму чашку чая и схожу, посмотрю лодочку?
   -Конечно можно, Нади. В этом доме тебе можно всё.
   Рон-Сим раскурил трубку. Облачко ароматного дымка подхватил ветер и унёс в сторону кленовой рощицы. Он посмотрел в чистое утреннее небо Москаренда, которое во всякую пору имело тёмный северный оттенок. Казалось, что в любую минуту из тёмно-синей полоски на самой кромке горизонта может выплыть чёрная грозовая туча.
   -Позаботься о молодой хозяйке, Матиайз. - В полголоса сказал Рон-Сим.
   -Да, ваша светлость.
   Нади стояла возле перил и смотрела в сверкающую рябь на воде.
  
  
   Он вошел в свой кабинет и тихо прикрыл двери. Эта огромная зала, которую он давно использовал вместо настоящего кабинета, как всегда была полна света. Сквозняк задумчиво листал книгу на столе, тихонько прошелестев страницами, затем опомнился и надул кружевную лёгкую тюль, как парус. Рон-Сим осмотрелся. На диванчике, в противоположной стороне, никого не было. Однако на спинку стула кто-то небрежно бросил чёрный пиджак в белую тончайшую полоску. Он подошёл к столу и закрыл книгу. Затем посмотрел на открытое окно. Он отодвинул порхающую на ветру штору, вышел на террасу и с упоением вдохнул свежего воздуха. Сентябрьский ветер гонял кленовые листья по каменному полу.
  
   -Я люблю Торибан в сентябре. Вот это самое место люблю. Аллею.
   -Неужели опять лазил по деревьям?
  
   Рон-Сим оглянулся как раз в тот момент, когда с ближайшего дерева на террасу прыгнула гибкая тень. Она стряхнула с коленей пыль и, выпрямившись, улыбнулась.
  
   -Привет вам, мастер.
   -Привет, привет. Как добрался до столицы?
   -Отлично. На перекладных.
   -Карбин, сколько раз я предлагал тебе самый современный и быстрый транспорт в империи?
   -Ну, нет же, мастер, мне нравится путешествовать по вашему Москаренду именно на перекладных.
   Рон-Сим придирчиво осмотрел своего нового гостя.
   -Худой. Мне кажется, ты стал ещё тоньше с того дня, когда я видел тебя в последний раз.
   -Эбизетта, надеюсь, начнёт откармливать меня сразу же. Кстати, как она?
   -У меня в доме порядок, Карбин. И все мои домашние всегда в добром здравии... В отличие от тебя, если глаза не обманывают меня.
   -Вы об этом?.. Пустяки. - Карбин смутился, проведя по расстёгнутому вороту своей белой рубашки, на котором рдели пятна крови.
   Ветер зашумел с новой силой в кронах могучих клёнов и на террасу просыпались новые листья, только-только начавшие желтеть. Они с тихим шелестом пробежались по мраморной плитке, которой был выложен пол. Часть их высыпалась за узорчатую чугунную ограду вниз, на дорожку.
   -Ещё только начало сентября, а они уже рыжие... Что происходит в этом мире, мастер?
   -Я подстегнул время, совсем чуть-чуть.
   -Зачем?
   Рон-Сим облокотился на ограду, всматриваясь в сверкающие вспышки света между волновавшихся ветвей. Он протянул руку к ближайшему дереву и оно, заскрипев вековой корой, опустило к нему одну ветвь. Листья на ней ещё были зелёными, они трепетали на ветру, как пугливые птахи. Мастер ласково погладил их ладонью, и каждый листок поворачивался вслед за его рукой, тянулся к ней...
   -Лучше скажи, что нам делать с твоей болезнью. Эдак, кашляя кровью, ты долго не протянешь.
   -Как всегда, вы не отвечаете на самые интересные вопросы.
   -Что толку отвечать на них, Карбин? Ты не поймёшь и тысячной доли моего ответа. Потому что все мои поступки имеют нечеловеческую мотивацию. Вернее... Не только человеческую.
   -Да, вы правы, мастер. Я боюсь, что когда-нибудь вы всё-таки ответите... Почему вы не спрашиваете, как прошла моя миссия в Америнце?
   Карбин тоже облокотился на ограду рядом с мастером. Кленовая ветвь с недовольным скрипом поднялась. Рон-Сим достал из кармана трубку и кисет.
   -Я полагаю, удачно?
   -Президент Квотер почил в бозе. И чтобы уже наверняка, ту да же, к праотцам, я отправил всю его клику.
   -Что ты сделал с ними?
   -Вы хотите знать, как я их убивал?
   -Что за привычка отвечать вопросом на вопрос... - Рон-Сим набил серебряную чашечку трубки пахучим табаком, высек из воздуха огонь одним щелчком пальцев и раскурил трубку.
   Карбин искоса наблюдал за этими манипуляциями, затем вздохнул и улыбнулся.
   -Из всех ваших домов Торибан я люблю больше всего. Здесь всегда так тихо и так спокойно... Вы не поймёте и тысячной доли того, что хотите узнать, мастер. Да и зачем вам это? То, для чего вы послали меня в Америнцу - случилось. А как случилось - уже не имеет никакого значения.
   -Однако эти пятна крови на вороте и на манжетах свидетельствуют, что не всё прошло гладко.
   -Ну да, мне пришлось попрыгать и побегать. Понервничать на Москарендской таможне тоже пришлось. Кстати, тот замечательный бара-бум, который вы сделали для меня, я был вынужден уничтожить. Чиновники на таможне ну чисто звери. Перевернули весь багаж верх дном.
   -Ты не предупредил меня о том, когда возвращаешься.
   -А зачем? Я не хочу терять свою квалификацию.
  
   Рон-Сим посмотрел на него. И Карбин опустил глаза. Он тихо кашлянул, прикрываясь рукой. На выдохе был отчётливо слышен хрип.
   -Почему ты не позволяешь мне вылечить тебя? - Рон-Сим взял его руку и повернул ладонью вверх. На белой коже блестели капли крови. Ветер снова зашумел в кронах, солнечные зайчики запрыгали по террасе, отталкиваясь от окон, яркими блёсками замерцали в воздухе, словно он стал видимым и загорелся.
   -Вопрос без ответа, мастер. Вы не поймёте.
   -Неужели ты, глупый юнец, наказываешь себя за то, что делаешь по моим распоряжениям?
   -Я же сказал - вопрос без ответа.
   Рон-Сим выпустил его руку. Карбин не убрал её сразу. Он так и стоял, опустив голову, с вытянутой рукой...
   -Я жутко скучал без вас, мастер Рони, - прошептал Карбин. - Когда я далеко от вас, то чувствую, что теряюсь в этой жизни. Чувствую, что слепну и глохну... И не знаю куда идти.
   -Здесь меня зовут Рон-Сим Тори. Неужели так трудно запомнить?
   -Как угодно... Только... Прикоснитесь ко мне ещё раз, мастер. Умоляю вас...
  
   Он подошёл ближе. Рон-Сим заметил кровавую пену на губах Карбина. Он достал чистый платок из кармана жилетки и лёгким касанием вытер его рот. Карбин задрожал и схватился за его руку.
   -Мастер... Есть ли смысл в моём существовании? Этот вопрос сводит меня с ума!
   -Ты первый, Карбин. Ты моё первое творение... Не задавай ни себе, ни мне этого вопроса.
   -Значит...
   Рон-Сим высвободил руку и направился в дом.
   -Ступай к Эбизетте. Затем выспись хорошенько и будь готов к новой миссии. Я хочу, чтобы ты приготовил для меня одно чудное местечко. Там будет наш постоянный дом.
   -Как прикажете, мастер.
  
   Рон-Сим остановился в дверях.
  
   -Нади? Уже налюбовалась рекой, малышка? - почему-то смущенно пробормотал он.
  
   Карбин поднял голову.
  
   -Нади?
  
   Он зашёл в кабинет сразу вслед за Рон-Симом, и с интересом посмотрел на белокурое создание, которое шло к мастеру, протянув к нему руки.
  
   -Ронси, ты опять оставил меня одну. Там так чудесно, но... Там нет тебя!
  
   Карбин подскочил к ней и закружил вокруг.
  
   -Хой, хой, вы только посмотрите на это чудо! Такая вся в кудряшках! Такая вся смущённая!
   Нади действительно зарделась от смущения. Она пыталась обойти кружащего вокруг неё Карбина, но тот и шагу не давал ей ступить. Он подпрыгивал и смеялся.
   -Кто она, мастер?
   -Ронси, почему он называет тебя мастером?
   -Роонсии? - Рассмеялся Карбин. - И всё же, кто она?
   -Не крутись возле меня, вредный мальчишка!
   -Не могу остановиться! Хой! Хой! Я завожусь, когда вижу хорошеньких девушек!
   -Пропусти! - Сердито крикнула Нади и попыталась сделать решительный шаг. Карбин отскочил на полшага, но кружить не перестал.
  
   -Это Нади. Моя жена. И действительно, перестань мельтешить перед глазами.
  
   Карбин застыл..., он не смотрел на мастера.
  
   -Жена? - Прошептал он.
   -Да, жена! - Гордо произнесла Нади и, обойдя застывшего на месте Карбина, наконец, подошла к Рон-Симу. Она взяла его за руку.
   -Вы женились, мастер... Но зачем?
   -Ронси, почему этот вредина называет тебя мастером?
   -Ему так нравится меня называть. - Рон-Сим смотрел на Карбина.
   -Нади, значит... - Карбин медленно повернулся к ним. На секунду Рон-Симу показалось, что на бледном лице юноши промелькнуло выражение мучительной ревности, такой мучительной, что он мог умереть от разрыва сердца... Однако он быстро справился со своими чувствами, по крайней мере, с внешним их проявлением, и сумел улыбнуться.
  
   -Вы представите меня своей жене, мастер?
  
   Мастер протянул к нему руку и поманил. Карбин нерешительно подошёл к ним. Он так и не смог заставить себя поднять глаза. Однако тёплая и сильная ладонь мастера, которая взяла его руку, снова пробудила то особое, тайное, чувство, которое он испытывал к своему повелителю. Мастер держал за руки Нади, и Карбина.
   -Вас двое, кого я люблю всем сердцем. На кого я могу рассчитывать. Кому я могу доверять... Вас всего двое... Мой верный друг и моя преданная жена. Я хочу, чтобы вы услышали это, прежде чем начнёте что-нибудь необдуманно говорить друг другу и мне.
   -Значит, это тот самый твой друг, Ронси, о котором ты говорил за завтраком? - Нади с интересом посмотрела на Карбина и, совершенно неожиданно для него, улыбнулась. - Я представляла тебя другим.
   Тот глянул на неё исподлобья.
   -И каким же?
   -Ну, старше, наверное, хотя Матиайз и говорил, что в кабинете юноша лет 17.
   -Матиайз, это такой дядька в чёрном фраке, с высоко задранным носом? Где вы его откопали, мастер?
   -Он лучший дворецкий из всех, кто у меня был.
   -Он больше похож на индюка!
   Нади прыснула в кулачок.
   -Точно, точно! Он и, правда, похож на... Эту птицу... - Закончила она упавшим голосом, потому что заметила Маттиайза стоявшего в дверях.
   Они все повернулись к нему.
   -Экипаж подан, ваша светлость.
   -Вот поэтому он и лучший, ребятки, он всегда знает что, и точно знает когда. Мы скоро будем, Матиайз. Распорядись приготовить белую комнату, что в южном крыле, для моего друга Карбина.
  
   Дворецкий поклонился в ответ.
  
   -Я буду жить на кухне, у Эбизетты.
   -Не раздражай меня, Карбин, черт возьми! Ты считаешь, что она днюет и ночует на кухне?
   -Но я не хочу себе отдельную комнату! Я хочу бывать везде в своём любимом доме!
   -Вот уж и, правда - вредина, - пробурчал мастер, направляясь к двери. - Это не характер, а сплошное недоразумение! Матиайз, я отменяю своё распоряжение о комнате! Пусть живет, где хочет! Хоть на дереве!
   -Так-то лучше! Я буду жить на самом высоком клёне! С белками!
   -Хоть с белками, хоть с зайцами! Нади! Поедем!
   -Иди-иди, Нади, а то он договорится, и отправит меня жить на северный полюс!
   -Я тебя в космос отправлю! Как первопроходца!
  
   Нади переводила испуганно-удивлённый взгляд с одного на другого. Мастер вышел. Карбин смотрел на дверь несчастными глазами. Однако Рон-Сим через пару секунд снова появился в дверях.
   -Нади, пойдём!
   -Ронси...
   Он опустил голову.
   -Пойдём малышка.
  
   В неожиданной и напряжённой тишине залы послышались звуки, такие нехарактерные для неё. От них пробирал мороз по коже, и приходили на ум страшные рассказы старых актёров в зимнюю пору, когда жестокая москарендская пурга выла за окном. Рассказы об Турмаранской каторге, в которой народ почти поголовно страдал и умирал от чахотки. А утром, выйдя на поверку из своих вонючих бараков, каторжане наблюдали, как вертухаи сносят трупы умерших в одну кучу...
  
   Карбин побледнел и схватился за рот. Его сотрясали приступы глухого кашля. Он согнулся и кашлял, и кашлял, и кашлял... Тёмно-бардовая кровь стекала с его пальцев и капала на белый пол. Нади в ужасе отступила от него. Турмаранская каторга, беззвучно одними губами шептала она. А Рон-Сим быстрым шагом подошёл к Карбину и, взяв за плечи, повернул к себе.
   -Мастер! - Прохрипел тот, брызгая кровью. - Мастер!
   -Молчи. - Он положил раскрытую ладонь ему на грудь и закрыл глаза, сосредотачиваясь.
  
   Нади, бледная от пережитого испуга, а может быть и от стыда за мимолётную слабость, нерешительно приблизилась к ним, постояв секунду, она дотронулась до локтя Рон-Сима.
   -Ронси?
   -Подожди минутку, малышка. Всего одну минутку.
   Она всхлипнула, но отойти не смогла. Ей было страшно отступить от него даже на половину шага.
   -Тише-тише, Карбин, сейчас всё будет хорошо...
   -Не-ет... - Его тело выгнулось, и он вырвался из рук мастера.
   Карбин пошатываясь, отступил от Рон-Сима, но, не сделав и двух шагов, застонал и опустился на пол. Он закрыл глаза рукой испачканной в крови.
   -Уходите, я справлюсь сам.
  
   Рон-Сим смотрел на него. Чёртов упрямец... Затем, повернувшись к Матиайзу, сказал:
  
   -Приготовь белую комнату. В ней он останавливается всегда... Карбин! - Мастер снова повернулся к нему и протянул руку.
  
   Слёзы текли из глаз Карбина, (Возможно он не понимал причин своих поступков... и вполне возможно, что вполне отдавал себе отчёт в том, что делал... И делал это намеренно), но всё-таки руку он протянул. Рон-Сим крепко сжал пальцы и помог ему подняться.
  
   -Глупый мальчишка.
   -Мастер...
   -Не говори ни слова! Нади, подожди меня здесь.
  
   Она со страхом смотрела на своего Ронси. Нади впервые видела его таким. И впервые за всё время, что знала его, слышала, в его голосе металл.
  
   -Обхвати меня за шею, я понесу тебя... И не вздумай опять пороть чушь! Превращу в хромую облезлую белку и выброшу в окно!
   -Но почему в хромую белку, а например, не в гордого орла?
   -Орёл ты мой... С ощипанными крыльями.
   -Вот опять.
   -Ты когда-нибудь будешь слушаться? Молчи, тебе нельзя говорить.
   -Я хочу быть всё-таки в перьях. Без них неприлично. Вы же сами потом будете ругать. - Тихо бормотал Карбин, прижимаясь к мастеру, как ребёнок.
   -Лучше уж в рыбу какую-нибудь... Рыбы молчат.
   -Нет, только не в рыбу! Мы так не договаривались!
   -А мы вообще с тобой ещё ни о чём не договаривались.
  
   Мастер легко подхватил на руки тонкую фигурку Карбина и вынес из комнаты. Из глаз Нади потекли слёзы. Она слышала их голоса и, как ни странно было признаваться себе в этом, - начинала завидовать Карбину.
  
   Наверное, я никогда не смогу стать для Ронси таким близким другом, как этот мальчишка. Он никогда не будет вот так понарошку переругиваться со мной, ни когда не скажет так запросто "Эй, обхвати меня за шею, я понесу тебя!"
  
   Она села на стул и уткнулась лицом в ладони. Я никчемная дура! А ещё нафантазировала себе всякого, думала, что мы с ним вдвоём навсегда... Только он и я...
  
   -Почему плачет маленькая госпожа?
   Нади вздрогнула от неожиданности, и посмотрела вверх. Перед ней стояла большая чёрная женщина в каком-то невероятном одеянии чистейшего белого цвета.
   -Эбизетта... - Всхлипнув, прошептала Нади. - Я фантазёрка и круглая дура!
   Эбизетта подошла к ней и прижала к своей большой и мягкой груди.
   -Неужели этот неугомонный обидел тебя? Не должна горько плакать такая милая девочка. Такой милой девочке нужно смеяться и радоваться жизни, круглые сутки.
   -Вот, ты тоже думаешь, что я дурочка. Но я ведь актриса... И Ронси говорит, что неплохая актриса... Я могу сыграть и сильную женщину, и изнеженную дурёху, но... Но самой так горько признаваться, что завидую, и ревную адски!
   -К кому ревнуешь-то?
   -К Карбину... - И Нади зашлась в новом приступе горького и громкого рыдания.
   -К этому избалованному маленькому безобразнику?
   -Даа... К немуу...
   -Ну, тише-тише, маленькая госпожа. Не следует много плакать, иначе твоё прекрасное личико скукожится. И ревновать-то к кому, скажи на милость? Господин наш суров и чист. За тридцать лет, что знаю его, ни разу не заметила, чтобы он увлекался мальчиками. Как это модно нынче стало с подачи мерзкого Алекса, среди аристократов... Тем паче за Карбином, упаси господи! Кто позарится на его острые кости и вредный характер? Это между нами говоря, - Эбизетта подмигнула Нади. - Вот откормлю его, негодника, чтобы мяско хоть чуть-чуть наросло на косточки. И после этого мы с тобой возьмёмся за него плотно! Женим его, гадёнка, на такой же вредной девке. И пусть они грызут друг дружку! Пусть хоть съедят друг друга без остатка!
   Нади улыбнулась сквозь слёзы. Эбизетта гладила её по плечам и шумно вздыхала. Горемыки вы мои, молодые да горячие.
   -Он с самого начала неудалюгой был. И объявился в Торибане, как снег на голову. Перед праздником Первых Даров, семнадцать лет назад. Как сейчас помню, вечером в пятницу, я уж и кухню вымыла, и пироги в корзину уложила, чтобы снести подруге своей и её детям... Как вдруг смотрю, стоит на пороге господин Тори в длинном чёрном плаще. С него вода катится на пол, словно только из-под дождя, и пар поднимается, будто дождь тот был из кипятка. Мокрые волосы к лицу прилипли, а глаз совсем не видать. Жуть, одним словом... Вот значит, стоит..., а в руках у него махонький свёрточек... Я, когда оправилась маленько, давай высказывать господину Тори, дескать, негоже так пугать впечатлительную пожилую женщину, у которой может удар приключиться от таких появлений. А сама в окно смотрю и диву даюсь. Тишь и благодать за окном, и нет даже намёка, не то что на дождь, а даже на самую слабенькую морось. И тут свёрточек зашевелился и запищал. Уж как я испугалась, голуба моя, как испугалась! А господин говорит, дескать, подойди ко мне Эбизетта, не бойся. Я подошла, (Куда уж тут деваться?). А господин протягивает мне свёрток и тихо так, этим своим странным голосом исчезновений, говорит. Возьми, говорит, это дитя и накорми. А то оно своим плачем мешало мне думать, всю дорогу до Торибана... Дитё! Представляешь?! Я, конечно, сразу осмелела, шасть к господину и взяла у него свёрточек. Развернула, а там... Маленький, смугленький. Ручки, как спички, ножки кривые. Орёт благим матом, аж осип от крика. В общем, подруга моя в тот год осталась без пирогов. А в Торибане появился Карбин. Я крикнула господину, когда он уже собрался уходить, дескать, как звать-то мальца? А он, не повернувшись, что-то буркнул в ответ и скрылся в тени. Мне показалось, что он сказал Карбин... Хотя я могла и ослышаться... Однако имя это так за ним и осталось.
  
   Нади слушала Эбизетту с открытым ртом, как маленькая девочка.
  
   -Эх, красотулька ты моя! - Эбизетта поцеловала Нади в лоб. - Он здесь свой, этот негодник. Поэтому его, иногда, заносит. Не серчай на него, детка.
   -А я своя, Эбизетта?
   -Конечно своя. Заглядывай иногда ко мне на кухню, посидим, поболтаем по-женски.
   Нади с благодарностью обняла её.
   -А знаешь что?.. Давай-ка сейчас, пойдём ко мне. На плите у меня томится топлёное молоко в горшочке, а в духовке румянится яблочный пирог. Вот мы сейчас с тобой снимем пробу и с того, и с другого.
   -Карбин очень хотел увидеть вас.
   -Ещё увидит. А я сделаю ему такое внушение! - И Эбизетта погрозила кулаком в сторону двери.
  
  
   Рон-Сим зашёл на кухню через полчаса. Он спустился по трём ступенькам, осмотрелся, затем сел возле очага на покосившийся стул. Пошарив по карманам, он достал кисет и трубку, набил её и раскурил. Всё это время Нади и Эбизетта наблюдали за ним, молча.
   -Всё так плохо?
   Рон-Сим оглянулся.
   -Вот ты где... А я искал тебя по дому... - Он выдохнул тонкую струйку дыма и снова посмотрел на трепещущее пламя очага. - Почти погас.
   -Господин, вы о чём?
   -О твоём очаге, Эбизетта. Смотри, пламя почти погасло... Почти умерло.
   -Что с Карбином, господин?
   -Он спит.
   -Вы помогли мальчику?
   Рон-Сим вздохнул, поднялся и подошёл к столу, за которым сидели Эбизетта и Нади.
   -Сделай мне чашку кофе... Какой аппетитно-румяный пирог. Наверное, вкусный?
   -Садитесь с нами, господин. Я отрежу вам кусочек.
   -Нет, нам пора ехать, милая Эбизетта. Просто чашечка кофе перед тем, как уйти.
  
   Чёрная кухарка направилась к плите готовить кофе. Рон-Сим смотрел на Нади. Она не могла понять выражение его глаз и неуютно поёжилась.
   -Ты считаешь, что я виновата в его приступе, Ронси?
   -Нет.
   -Тогда почему ты так смотришь на меня?
   -Как много удивительных открытий я сделал с тех пор, как взялся придумывать новые миры. Вот и здесь, в Москаренде, всё было создано чётко и ясно... Я ходил по чистым и сочным лугам, пил воду из горных ручьёв, наблюдал, за волшебными закатами и восхитительными рассветами... Но все эти открытия и красоты померкли в сравнении с человеком. Как только люди появились на этой земле - время взорвалось, и ударная волна докатилась до других миров. Я удивляюсь вашей красоте и вашему уродству. Я удивляюсь тому, что вы умеете это сочетать в себе в равных долях. Вы умеете творить и топтать... Впрочем, забудьте то, что я говорил вам.
  
   -Ваш кофе, господин.
  
   Лицо Рон-Сима скрылось в облачке ароматного табачного дымка и Нади показалось, что, перед тем как скрыться, на нём появилась непонятная улыбка.
  
   Улыбка... Гравюра Де Псито... Я вижу эту улыбку не в первый раз? Эту неразгаданную тайну из детства...
  
   Да-да, точно, её она видела только однажды в своей жизни, на гравюре сумасшедшего художника Де Псито, которая называлась "Улыбка неведомого бога". Нади, вдруг, вспомнила, что чувствовала, разглядывая этот рисунок десять лет назад.
   Родители привезли маленькую Нади к тётке, на праздники. И, уже на третий день своего невыносимого пребывания в пыльном доме, непоседа Нади заскучала и принялась допекать тётку вопросами, просьбами, мелкими шалостями, лазанием на пыльный чердак и, что совершенно доконало обычно спокойную даму, игрой в мяч в оранжерее. Тётушка Лукреция, которая чувствовала приближение инсульта от воплей племянницы и, дабы успокоить ее, хотя бы на время, собственно и достала эту гравюру, в пожелтевшем бумажном конверте. Как только Нади замолчала, тётушка накапала себе двойную дозу успокоительного, и злорадно подумав, (А теперь хоть весь дом поднимай верх дном!), села в кресло и... сразу попала в объятия морфея.
   А маленькая Нади во все глаза смотрела на гравюру, чувствуя непонятную смесь эмоций, которые с совершенно неожиданной силой вспыхнули в ней. На плотном листе бумаги был изображён таинственный человек в широкополой шляпе. Он сидел в кресле, которое было очень похоже на грубый и мощный трон, с небрежно накинутой на него мантией. За его спиной была тьма... Нади ещё долго удивлялась тому, как точно простые карандашные штрихи передали ощущение бездны за его спиной.
   Человек на гравюре был одет не броско, в старинный камзол с длинным воротом и витиеватым вышитым гербом на рукавах. Одна его рука лежала на подлокотнике кресла, а другой он придерживал шляпу, отчего верхняя половина его лица оказалась скрытой. Он сидел, слегка подавшись вперёд, словно собираясь вставать. Видно была только нижнюю часть лица... Но и этого было достаточно, чтобы разглядеть его совершенно непонятную улыбку. Что в ней было загадочного, пожалуй, Нади не смогла бы объяснить и сейчас. Она сидела битый час, рассматривая незнакомца на гравюре и пытаясь понять, что же так встревожило и заинтриговало её. Может быть, что-то не человеческое было в нём и в его улыбке? А может быть что-то сверхчеловеческое? Когда проснулась тётушка, не без её участия конечно, Нади принялась расспрашивать сонную даму об этой гравюре. Во-первых, Нади интересовало, откуда у неё эта гравюра? Затем о том, что означает улыбка незнакомца? Затем о том, почему гравюра названа так странно? И ещё добрая сотня вопросов от любознательной девочки, которая была способна их задавать, не умолкая: день, ночь и ещё половину дня. Тётушка очень внимательно выслушала Нади, думая про себя (Я умерла и попала в ад?!). Вспомнив о склянке с каплями, она попросила племянницу принести её и стакан с водой, вытрясла в воду почти всё содержимое склянки и выпила одним глотком, как заправская выпивоха из портового города Нуч. Почувствовав приближения сна, тётушка подобрела, погладила Нади по голове и, пробормотав: "Видишь ли, Нади..."... Отключилась, как электроприбор с автоматическим выключателем, "щёлк" и темнота. Стакан упал на пол из расслабившейся руки и по комнате пронёсся громоподобный храп. Разочарованная таким невниманием к себе Нади, как ни старалась, не смогла её разбудить. А уж как старалась Нади, можно себе представить!
   Улыбка, вот что задело её воображение... Ей хватило бы слов на то, чтобы объяснить своё восхищение тем, чего она объяснить не могла. И камзол, и шляпа, и даже трон были такими человеческими. И лишь только улыбка вселяла в душу странную тревогу, (а возможно и страх?), перед неведомым. Улыбка неведомого бога.
  
   Улыбка ли то была, вот в чём вопрос?!
  
   Она смотрела на Ронси так, как когда-то смотрела на ту гравюру.
   -Сказочная история из детства?
   Нади вздрогнула.
   -Ты читаешь мои мысли... - Прошептала она.
   -Малышка, у тебя сейчас такое лицо, что нужно быть совсем слепым, чтобы не прочесть хотя бы пары твоих мыслей. - Он взял её руку и поцеловал кончики пальцев. - Ты моя маленькая богиня.
  
   Она снова растаяла. Он вернулся! Вернулся мой Ронси!
  
   За спиной чем-то загремела Эбизетта.
  
   -Господин, я схожу к Карбину. Он в своей комнате?
  
   Рон-Сим кивнул, не отрывая глаз от Нади.
  
   -Глупый мальчонка голодный, наверное... Снесу ему любимое лакомство, пирог и кружку топлёного молока.
   -Он спит.
   -Ну, значит, пока почищу его одежду и... Просто посижу рядом. Вот уж обрадуется, когда увидит свою старую няньку.
   -Конечно, Эбизетта. Я думаю, что тебе он очень обрадуется.
   -Кофе на столе. Стынет.
   Послышались тяжелые шаги грузной женщины, затем скрипнула закрывающаяся дверь и тишина.
   -Ронси...
  
   Они вышли из дома вместе, под руку. Шофёр, заметив их, встрепенулся, выскочил из экипажа и открыл дверь. Рон-Сим помог Нади подняться, магнитные подушки загудели, выравнивая экипаж. Усевшись на своё место, Рон-Сим нажал кнопку интеркома.
   -В театр. Коротким путём.
   -Ваша светлость утром возле дома крутились какие-то подозрительные типы.
   -Не теряешь бдительность, Виктор. Это хорошо.
   -И мне показалось, что они сюда не на своих двоих припёрлись. Там, за углом, в Каповом переулке стоял казённый экипаж. Часам к девяти эти типчики сели в него и убрались восвояси.
   -Не бери в голову, Виктор. Я разберусь со всеми, придет время.
   -Так и будет ваша светлость! - Весело крикнул водитель.
  
   Электродвигатели загудели и довольно заметно завибрировали, их вибрация передалась и в салон, и экипаж, набирая скорость, полетел вперёд по улице. За окном проплывали усадьбы их соседей в окружении аллей и декоративных фруктовых садов. Улица Донаро, которая пошла от усадьбы Торибан, (Куратор Императорского театра ввёл моду среди аристократов селиться на окраине города), заканчивалась небольшой площадью без названия. На ней не было никаких выдающихся достопримечательностей, впрочем, она сама по себе была достопримечательностью Столицы. Во-первых, тем, что с неё начиналась главная улица аристократов. И, во-вторых, тем, что, имея в диаметре не больше 50 метров, на ней поместилось 20 мраморных памятников всему славному семейству Корсаритов, начиная с самого первого из них - с Берсабара Роха. Миновав площадь экипаж, легко качнувшись на пропускном пункте, завернул вправо и довольно быстро оставил позади Императорский Архив Москаренда, расположившийся в двухэтажных домиках за кленовой посадкой. Здесь была территория Вургана Калефа, тот частенько заглядывал к Рон-Симу в Торибан на рюмочку тёплого вина румвин и на партию в шахматы, впрочем, на одной партии они обычно не останавливались. А обычно Вургана, пьяненького, после пяти рюмок, экипаж увозил домой глубоко за полночь. Вспомнив о штандартмейстере Калефе, Рон-Сим достал из кармана коммуникатор и набрал его прямой номер. Вурган сразу же поднял трубку.
   -Я ждал твоего звонка, Рон-Сим! Ну, наконец-то ты позвонил!
   -Приветствую тебя, Вурган. Я слышу тревогу в твоём голосе. Ты здоров? Здорова ли Эрика?
   -Да, да и сам здоров, и внучка... Рон-Сим, я знаю точно, что Алекс затеял против тебя какую-то грязную возню. Точной информации у меня нет, но из достоверных источников...
   -Успокойся, дружище, Вурган, - мягко перебил его Рон-Сим. - Ничего не случится. Ни плохого, ни хорошего. Я в этом уверен.
   -Ты не должен злиться на него, Рон-Сим, ведь ты всё прекрасно понимаешь! Алекс слаб перед сильными мира сего... Он хотел стать вровень с ними...
   -А стал шелудивым псом. Всё, Вурган, оставим эту тему. Я же сказал, всё будет как всегда. Не волнуйся. И спасибо, что проявил заботу.
   -Мне бы твоей уверенности, хоть каплю.
   -Заезжай сегодня вечерком ко мне, сыграем партию. Дам тебе фору в пять шагов.
   -Хорошо... Мне так обидно за Алекса... Кем он был... и во что превратился... Пять шагов?! Рон-Сим, ты считаешь, что мне нужна такая фора?! О нет, сегодня я точно обыграю тебя! Помяни моё слово!
   -Посмотрим.
   -Сегодня ни капли в рот. Буду крушить твою знаменитую защиту на трезвую голову! До вечера, Рон-Сим!
  
   Он положил коммуникатор на бархатную подушку сидения и задумчиво посмотрел в окно. За ним проносились унылые серые массивные здания министерства права, стоявшие здесь со времён Феба Строителя. Экипаж повернул влево сразу за ними и, сбавив скорость, выкатился на проспект Эхимаи. Встречные экипажи моргали фарами особым образом, приветствуя аристократа. Рон-Сим откинулся на подушки сидения с недовольным выражением лица.
   -Они смущают меня, Ронси.
   -А скоро начнут раздражать. Поэтому я, почти всегда, выезжаю по делам на неприметном экипаже.
   -Но с другой стороны это приятно. - Нади улыбнулась с хитринкой.
   Рон-Сим посмотрел на неё и усмехнулся.
   -Значит, пока это нравится тебе, мы будем передвигаться по столице на этом официальном экипаже.
  
   -Ваша светлость, посмотрите! - Раздался голос водителя из динамика интеркома.
  
   Рон-Сим отодвинул шторку на окне и выглянул. Возле парадного входа в Большой Императорский Театр стояло три казённые чёрные кареты. Чуть поодаль от них официальный экипаж прятался в переулке, между театром и зданием актёрской школы.
   -Что делать, ваша светлость?
   -Всё, как всегда, Виктор. Для нас ничего не изменилось.
  
   Экипаж мягко остановился возле массивных ступеней. Виктор, бледный от волнения, вышел и, обежав его спереди, открыл дверь. Рон-Сим вышел первый и, взяв Нади под руку, повёл в театр.
  
   -Рон-Сим!
  
   Нади судорожно сжала пальцы на его руке.
   Он остановился, но не повернулся назад. Алекс Касаш резво прыгал по ступеням и улыбался своим недобрым мыслям. Он пытался выглядеть зловещим и всесильным... Однако прямая спина этого проклятого Тори унижала его. Чёрт возьми, почему он не поворачивается? Брезгует?
  
   -А уж я тебя ждал-ждал... Опаздываете на службу, сударь!
   -Ты пришел за ответом на свою записку, Алекс?
   -Нет, нет! Я пришел за тобой, Рон-Сим. Поспорил, знаешь ли, ещё на прошлой неделе с одним обалдуем из имперской канцелярии, что в неприступной крепости, по имени Рон-Сим Тори, можно-таки и нужно пробить брешь. И какую брешь! Ты не поверишь - сквозную!
  
   Рон-Сим протянул руку и в ней, тот час, появилась дымящаяся трубка.
  
   -Значит, ты идёшь пробивать брешь, Алекс?
   -Вот именно! Ты так прав, дружище!
  
   Он, наконец, догнал их и даже обогнал на пару ступеней вверх. Рон-Сим наклонился к Нади и прошептал:
   -Закрой свои глазки, милая, на две минуты.
   -Ронси!
   -Всё будет хорошо, - он подмигнул ей.
   Нади кивнула и закрыла глаза. И как только смежились её веки, он сделал два стремительных шага наверх. Раздался шорох, а за ним стон, почти крик, от боли.
   -А мне думается, что впору тебе заштопывать брешь, Алекс, которую так основательно пробивают каждую ночь в борделе на Сторонской. - Тихий голос Тори сковал его, ледяной тон настоящего породистого аристократа парализовал волю.
   -Ро...
   -Тише, Алекс, тише. Если ты испугаешь мою жену, то я сразу же оторву тебе яйца. Тем более они тебе совсем не нужны.
   -Нее... Пожалуйстаа...
   -Вот и чудненько. А теперь слушай внимательно, чтобы исполнить точно. Через минуту ты собираешь свою гвардию, и в срочном порядке вы дружно покидаете храм искусства. После ты отправляешься на службу, как ни в чем не бывало, рассылаешь всем поцелуйчики и прочее, чем ты там занимаешься. Но самое главное, Алекс, постарайся извлечь урок из этой попытки выслужиться перед Дедом таким недостойным образом. И трепещи, ибо я приду к тебе с наказанием.
   -Роо...
   -Ступай.
  
   Рон-Сим шагну назад отпустив Первого министра канцелярии и, достав платок, брезгливо вытер руку. Алекс Касаш, глотавший воздух, как рыба, выброшенная на берег, от боли и страха, покачнулся, но каким-то чудом устоял. Он смотрел на Рон-Сима огромными глазами, в которых наворачивались слёзы, и никак не мог унять дрожь. Сделав пару выдохов и сглотнув комок в горле, он сделал-таки шаг и снова согнулся, едва не закричав. Однако холодные глаза Тори пугали гораздо сильнее. Пошатываясь, он снова потопал вниз по ступеням, позорно схватившись за пах. Рон-Сим протянул руку, когда он поравнялся с ним, и сунул платок за шиворот его камзола. Это движение подстегнуло Алекса, и он понёсся вниз, не обращая внимания на адскую боль.
  
   -Уже можно открыть глаза, Ронси?
   -Да, милая.
   -А где этот неприятный дядька с прилизанными волосами?
   Рон-Сим усмехнулся.
   -Дядька?.. Он вдруг вспомнил, что оставил на работе кучу незавершённых дел. Вот и побежал, однако просил извиниться перед тобой, что так неучтиво отнёсся к даме.
  
   Нади прищурилась, рассматривая своего Ронси, затем крепко взяла его под руку и вздохнула.
   -Ты у меня самый лучший!
   -Смотри-ка, вся труппа, наверное, собралась. - Он кивнул в сторону массивных входных дверей, за толстым стеклом которых маячили и отталкивали друг друга десяток актёрских лиц. - Смельчаки, однако.
   Когда они вошли в фойе актёры, окружив Нади шумной толпой, расспрашивали об инциденте наперебой. Рон-Сим разглядывал галдящую толпу с некоторой долей брезгливости. Актёры взбалмошный народец, но вполне себе безобидный. Гляди-ка, как раскланялись, как разманерничались.
  
   -Что вы все делаете здесь, интересно мне узнать? - Раздался нервный голос издалека.
  
   Все замолчали, как по команде, и посмотрели вверх. На центральной лестнице стоял худощавый молодой человек в мятом костюме, вокруг тонкой шеи был намотан длинный шерстяной шарф. В руках у него была засаленная папка со сценарием. Рон-Сим тоже посмотрел на него тяжелым взглядом. Однако юнец этот совершенно потерялся в мире своих фантазий. Никакого уважения к аристократу.
   -Он сегодня на нерве. - Прошептала одна из актрис. - Пойдёмте, а то будет весь день изводить своими истериками...
   Рон-Сим поманил его, не спуская глаз. Теперь толпа была заинтригована и переводила взгляды с Рон-Сима на Хондо и обратно, ожидая продолжения.
   -Ступайте, господа, - сказал им Рон-Сим. - Нади, вечером тебя заберёт Виктор. Я буду в Высьгоре допоздна.
  
   Хондо Рокка главный режиссер Большого Императорского, тем временем, спускался по белым широким ступеням, имея вид бледный и гордый, насколько это ему позволял колючий шарф, который то и дело норовил раскрутиться. Актёры топтались на месте, им хотелось всё-таки увидеть развязку. Рон-Симу пришлось нахмуриться, чтобы они поторопились.
  
   -Живей спускайтесь, господин Рокка, у меня нет времени на ваше дурное настроение.
  
   Его бледные впалые щёки вспыхнули румянцем. Но всё-таки он прибавил шаг.
  
   -Доброе утро, ваша светлость. - Невнятно пробормотал режиссёр.
   -Хорошо, что всё же надумал поздороваться. - Усмехнулся Рон-Сим. - Полагаю, вы знаете, какого гостя мы ждём на премьеру?
   -Нет. Я только знаю, что вас собирались арестовывать.
   -Вот значит, какая у тебя информация... Ну и что ты думаешь по этому поводу?
   -Я не только думаю, но и всегда говорю вам это в лицо!.. Извините... Вы сатрап, ваша светлость! Но... Не будет вас - не будет нашей труппы. И в лучшем случае нас просто разгонят, а в худшем... Даже думать об этом не хочется.
   -Очень хорошо, что ты понимаешь это, Хондо. Случится именно худшее, за всё то, что вы наговорили со сцены за эти годы.
   -Сатрапы пожирают сатрапов, а народ страдает... Впрочем, как всегда. - Вздохнул Хондо и опустил глаза.
   -И как везде. В твоей любимой Америнце всё обстоит не лучше, просто называется по-другому. Я буду считать тебя круглым идиотом, если ты думаешь иначе.
   -Знаю, ваша светлость, знаю. И душой изболелся весь.
   -Твоё америнцианское образование, всё же, когда-нибудь погубит тебя. В Москаренде вековые монархические традиции, их одними словами не разрушить... Впрочем, и я разговорился. Услышал бы нас сейчас Алекс Касаш. Через час он бы уже штурмовал театр с войсками.
   -Вы правы... И за то вам спасибо, ваша светлость, что дозволяете хотя бы здесь дышать свободно.
   -На премьере будет присутствовать наместник империи Берсабар Феб Корсар.
   В этот раз режиссёр побледнел так, что сделался каким-то желто-серым. Судорожно сглотнув, он уставился на Рон-Сима большими глазами.
   -Что же делать? - Прошептал он.
   -Боишься? Правильно делаешь. Берсабара следует бояться, ибо он умён. В отличие от президента Квота, - Рон-Сим усмехнулся, скрывшись в клубе табачного дыма. - Меняй премьерный спектакль, пока наш правитель не знает его точного названия. Когда узнает - не отвертишься. Покажешь. А потом на вертел сядешь.
   -Но это же стыдно...
   -Что?
   -Стыдно так бояться... Нет, ваша светлость я не могу так со своим творением поступить. Если вы решите отменить - отменяйте. Или нет, наоборот, вы и оставьте его в списке премьер. Вы сами.
   Рон-Сим рассмеялся и, похлопав Хондо по плечу, направился к центральной лестнице.
   -А ведь стратег! Хорошо, продолжайте репетиции, как ни в чем не бывало. Я что-нибудь придумаю. И супругу мою не вздумай хорошей ролью обделить! Вот за это накажу!
   -Спасибо, ваша светлость! Спасибо! Как можно! Нади играет одну из главных ролей в спектакле! - Крикнул Хондо и побежал вслед за Рон-Симом.
   -Я поприсутствую на репетиции, если ты не против этого. Мне интересно знать, за что придётся бороться.
   -Бороться?! О, ваша светлость! Ваши слова, как бальзам на мою душу!
   -Не торопись с выводами, мой дорогой, я ещё не видел пьесу. Если она мне не понравится, то закрою все ваши репетиции и глазом не моргнув. Если уж ставить спектакль, то ставить самый лучший! Чтобы это признали даже враги.
   -Я сейчас же распоряжусь, чтобы вам в ложу принесли второй экземпляр пьесы!
   Рон-Сим остановился возле неприметной белой двери, которая вела в ложи для высокопоставленных персон, и вполоборота оглянулся на Хондо.
   -Кто автор?
   -Фран Молиар.
   Он открыл дверь и, задержавшись на секунду, тихо сказал.
   -Если он не исписался за это время, если это по-прежнему тот Молиар, что я знаю... Неси экземпляр. И распорядись насчет кофе. У меня есть свободный час.
   -Да, ваша светлость!
  
   Рон-Сим зашёл в узкий коридор, по правой стороне которого шли двери с указанием фамилий, за которыми они были закреплены. Судя по их количеству Большой Императорский нынче пользуется успехом. Он открыл дверь с табличкой Тори и зашел в свою ложу. Осмотревшись, он подошёл к её невысокому борту и выглянул в зал.
   -А красота всё-таки...
   В великолепном убранстве главного зала, выполненного в имперских золотисто-красных тонах, в его особенной тишине и в особенном воздухе, с едва уловимыми ароматами дорогих духов, пыли, свежих строганных досок и дорогих тканей, - витало особенное настроение предвкушения чуда. Рон-Сим с удовольствием подышал этим воздухом и посмотрел на сцену, на которой уже собирались актёры.
   -Ну что же, посмотрим, что вы приготовили на этот раз.
  
  
  
   Рик открыл глаза. Прямо напротив него, за другим концом стола сидел Рё. Он смотрел на него задумчивыми глазами, подперев голову рукой. Рик попробовал встать, но из этой затеи ничего не вышло. Комната поплыла в глазах, и он снова тяжело опустился на стул.
   -Где я?
   Темнота, которая окружала ограниченное пространство вокруг стола, принялась-таки рассеиваться. Он начал различать ещё что-то двигающееся к нему. Морщась от боли и головокружения, Рик повернулся навстречу этому. И сразу же попал в крепкие объятия.
   -Рик, малыш, ты так порадовал меня! - Это была Роберта.
   -Роберта?
   -Он ничего не помнит, - констатировал Рё.
   -Или очень ловко претворяется, что не помнит. - Добавил другой голос. Женский. Глубокий.
   Рик встрепенулся и попытался разглядеть обладательницу этого голоса через плечо Роберты. Однако старушка, в которой пудов было, как в хорошей коровке, не унималась и продолжала обнимать его, целовать, распространять алкогольные запахи и бормотать какую-то несуразицу.
   -Вот именно так! Именно так это и должно было происходить! Ах, какой же красавчик наш мастер! Какой умница!
   -Что здесь происходит? - Прошептал Рик, пытаясь освободиться из рук Роберты.
   Единственный, кого он мог видеть, из-за мощного крупа Роберты, был Рё. Мальчик повернулся к кому-то в пол-оборота, (к кому-то кто стоял поодаль, в тени), и что-то тихо шептал.
   -Роберта! - Взмолился Рик. - Вы задушите меня!
   Старушка счастливо хлюпнула носом и, наконец, отпустила его из своих могучих объятий. Рик начал дышать свободно, но главное теперь он мог свободно рассмотреть комнату и всех присутствующих в ней.
   Так, думал он, этот стол мне знаком. Комната... Кажется, я помню, что заходил сюда с Робертой... Но для чего? И почему все они так странно смотрят на меня? Все они... Боже милостивый, кто это?!
   Он смотрел на высокую смуглую женщину с длинными волосами. Она стояла возле стены, скрестив на груди руки, и мрачно разглядывала Рика... Значит, это ей шептал Рё... Какая убийственная красота! Она совершенна!
  
   -Ирис, ну что ты так смотришь на Рика?! Даже у меня мурашки по коже от твоего взгляда!
  
   Ирис! Да! Как я мог забыть имя такой роскошной женщины! Рик сморщился от головной боли. В висках снова начал бить молот по раскалённой наковальне.
   -Вот видишь, ему плохо от твоего взгляда!
   -Нет, нет, Роберта, не ругайте Ирис... Просто я, наверное, был в обмороке... Ничего не помню...
   Роберта принялась его поглаживать, как кота.
   -Мы испугались за тебя, Рик... Ты выглядел как-то странно и страшно.
   -А я вот пытаюсь понять, что это было? Спиритический сеанс с духом книги, которая не написана или идиотский розыгрыш?
   -Ирис! Ну что ты, в самом деле... - Теперь за него вступился и Рё. - Я, например, верю тому, что видел своими глазами. Он ведь не просто рассказывал... Я всё это видел, как в кино! И мастера, и Надин... Рик, почему-то, называл её Нади.
   -Она пришла в наш мир из Москаренда?
   -Видимо да, - задумчиво пробормотала Роберта. - Она всегда была очень милой девочкой.
   -И вы верите во весь этот бред?! Этих персонажей нет в "Империи волков", раз уж на то пошло!
   -Их и не могло там быть, Ирис. Рик показал нам картины, которые спрятаны между строк романа.
   -Тебе-то откуда знать, малыш Рё?
   -Я очень внимательно читал эту книгу мастера. Она моя самая любимая.
   Ирис отлепилась от стены и подошла к мальчишке. Она потрепала его по рыжим вихрам, а затем обняла.
   -Умник, как... Как и твой отец.
   Насупившийся Рё попытался стряхнуть объятия Ирис, но она ещё крепче сжала руки. Одной рукой она держала его за плечи, другой гладила по непокорным рыжим волосам.
  
   -И к тому же, влюблённый умник?
  
   Крепость по имени Рё всё же сдалась, недолго покочевряжившись, и он сделался таким красным от смущения, что все его веснушки, как одна, проступили на лице.
   -Экххе! - Громоподобно откашлялась Роберта. - А может нам всё-таки поужинать? Ирис, у вас там всё готово?
   -Ты оторвала нас на самом важном месте... Мы как раз собирались резать салат.
   -Мне бы просто чашечку крепкого кофе, - пробормотал Рик, пытаясь отвести свой взгляд от колдовской красоты Ирис.
   -Мастер и тебя заразил своей любовью к крепкому кофе и к тонким сигарам, чёрт знает, как они называются?
   Она смотрела на Рика. Смотрела так, что его щёки тоже вспыхнули, как у мальчишки.
   -Мастер... - Жалобно проблеял Рик.
   И в этот миг он увидел в её глазах такую страшную ненависть, что оторопел на мгновение от шока...
   -Что? - пробормотал он.
   -Просто... так всё просто... а ты ничего не понял.
   -Что я должен был понять?
   -Теперь не важно. Если бы чуть раньше.
  
   *
  
   Чтобы было грустно чуть-чуть.
   Ведь в расставании есть своя особенная магия. Это меланхолия невозвратности.
   Аёра... Прощай моя аёра.
  
   *
  
   Быстрые коды доступа.
   Код первый: Зависть. Вероятность срабатывания 99%
   Код второй: Желание владеть, без возможности осуществления, (самостоятельная вариация зависти). Вероятность срабатывания 98%
   Код третий: Вожделение. Вероятность срабатывания 97%
   Код четвертый: Поиск иных смыслов, иных вселенных, божеств и поклонений. Вероятность срабатывания 96%
   ...
   Код тридцать третий: Любовь. Вероятность срабатывания 17%
   ...
   Код сто девяносто шестой: Милосердие. Вероятность срабатывания 0,11%
   ...
   Код двести первый: Вера в Единого Всевышнего Бога. Вероятность срабатывания приближается к абсолютному нулю.
  
   *
  
   Ишир вышел из молочной лавки и посмотрел в небо. Стеклянная дверь с колокольчиком закрылась сама собой, негромко и весело тренькнув за спиной. Он прижимал к груди бумажный пакет с тремя молочными бутылками.
   Небо хмурилось. В серебристом облачном оперении мелькало неоновое сияние вечерней Тригоры. Там дальше скользили точки фонарей на Спиралусе, словно нитки светящегося бисера, которые вот-вот порвутся.
   Ишир глянул на свой мотоцикл... Затем посмотрел влево, на мокрый асфальт тротуара, в котором отражались пёстрые витринные огоньки.
   В нагрудном кармане его джинсовой куртки завибрировал сотовый телефон. Ишир растерянно похлопал свободной рукой по карману, пытаясь извлечь трубку прижатую пакетом. Наконец, переложив его в другую руку, он вынул телефон и нажал клавишу ответа, не глянув на дисплей.
   В трубке был голос Рони.
   -Мне так жаль, братишка, - грустно сказал мастер Симатори. - Но я, кажется, нашел способ, как избавиться от тебя.
   -Какой по счету способ? - Ишир усмехнулся и направился к своему мотоциклу, припаркованному возле высокого бордюра.
   -В этот раз всё будет просто. Я не ручаюсь, что будет безболезненно... Но ты примешь правильное решение. Я уверен.
   Ишир поставил пакет на седло и покачал головой.
   -Ты неугомонный, Рони.
   -Посмотри в свой телефон. Сейчас тебе придёт фотография по электронной почте. Я перезвоню.
   Сигналы отбоя.
   Ишир глянул на дисплей телефона... Его пальцы сжали руль, до белых суставов.
   На дисплее была фотография.
   Мальчик лет десяти стоял на самой кромке крыши и смотрел куда-то в неоновую бездну Тригоры.
  
   Звонок.
   Ишир вздрогнул и сразу ответил.
  
   -Рони!
   -Дом номер шесть, на Большой Кленовой улице. И поспеши. Я не знаю, что взбредёт ему в голову.
   -Ты накачал ребёнка наркотиками?
   -Не по своей же воле он стоит на краю пятнадцатиэтажного дома.
   -Рони! Что ты придумал в этот раз?
   -Поспеши. И скоро всё сам узнаешь.
  
   Сигналы отбоя.
  
  
   Рёв мотоцикла разнёсся по улице...
   Визг колёс по мокрому асфальту...
   Эхо растрепало этот тревожный звук в тёплом дожде и скоро растворило его в пенных лужах.
  
  
   Ишир убрал мокрые волосы с глаз.
   Край крыши. Мраморный парапет. И никого.
   Он смотрел вниз... куда стремились серебряные нити дождя. В непроглядную неоновую бездну, в которой только что растворился ребёнок в белых шортах.
   Он смотрел, смотрел, смотрел... бесконечно смотрел вниз... вниз, вниз.
   Звонок телефона. Ишир вынул трубку из кармана... осмотрел её, словно увидел в первый раз... пальцы расслабились, и... Телефон тоже полетел вниз, вертясь и моргая подсветкой.
   Шаг.
   И бездна оказалась ближе.
   Он растворился в неновой бездне.
   Навсегда.
  
   Его тело упало на пустую дорогу.
   Разбилось.
   Кровь растеклась неровной кляксой по пешеходному переходу.
   В асфальте отражались огни светофоров.
  
   Рони наблюдал за ним из липовой аллеи.
   Мокрый. Несчастный. Больной.
   Рядом с ним стоял мальчик в белой футболке и в белых шортах. Слепой мальчик.
   Он услышал странный и страшный звук... И сразу прижался к Рони.
   -Что это было? - спросил мальчик, который всё понимал.
   -Наверное, ветка отломилась и упала на дорогу, - ответил Рони и погладил мальчика по волосам.
   -Она никого не задела, надеюсь?
   -Нет, никого. Дорога пуста.
   -Что мы будем делать дальше? - спросил мальчик, зябко поёжившись плечами.
   Рони посмотрел вверх, затем закрыл глаза, просто наслаждаясь касаниями тёплых дождевых капель.
   -Ничего не изменилось... А я надеялся... - Он вздохнул и весело глянул на мальчика. - Ты совсем промок. Пойдём. Я отведу тебя домой. Мама высушит тебя мягким полотенцем... - он направился в противоположную от дороги сторону, крепко держа слепого мальчика за руку. - Потом она уложит тебя спать. А завтра...
   -Завтра?
   -А завтра будет новый день. За тобой приедут утром, как я и обещал. Тебя отвезут в лучшую клинику, сделают операцию, и совсем скоро ты будешь видеть, как и все остальные дети.
   -Правда? - воскликнул мальчик и крепко вцепился в руку Рони Симатори.
   -Правда, - ответил мастер и похлопал по ладони ребёнка.
   -А что будете делать вы?
   -А я... - Рони оглянулся и мельком глянул на распростёртое тело на мокром перекрёстке. - Я уеду. Далеко.
   -Но почему?
   -Здесь стало скучно... с некоторых пор.
  
  
  
   КОНЕЦ.
  
  
   Сони Ро Сорино
   2009-2010
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"