Один мальчик был на "ты" со временем. Каждое утро он просыпался и говорил: "Доброе утро, время". "Доброе утро, мальчик",- говорило время каждое утро. Время было мальчику чем-то вроде бабушки. А просто бабушки у мальчика не было. И дедушки не было. И мамы с папой тоже не было. Когда прохожие на улицах не замечали и проходили сквозь него, мальчик иногда думал, что его тоже нету. Но он все-таки был. А еще у него был брат, но брат жил где-то на другой улице, и мальчик его никогда не видел, но точно знал, что он есть.
Иногда мальчик превращался в кошку, иногда в собаку. Ходил в таком виде по улицам, ластился к прохожим. Низачем, просто так. Никогда не превращался в птиц: ни в воробьев, ни в ворон, ни в других. Очень хотелось попробовать, но в птиц превращался его брат, мальчик боялся сделать что-нибудь неправильно и обидеть его.
В особенные вечера, когда солнце садилось за дома медленно-медленно, мальчик доставал окарину и поднимался на крышу. Окарина эта была у него очень давно - он не помнил, сколько именно. Я ведь уже говорил, что он был на "ты" со временем. Когда-то он нашел ее: может, на остановке троллейбуса, или в дупле дерева, или еще где-нибудь. Теперь она хранилась в надежном месте и доставалась только в особые дни.
На крыше мальчик садился на самом краю, свешивал ноги вниз, подносил к губам глиняное тело окарины и позволял своему внутреннему ветру дуть наружу. Тихая, тягучая мелодия разливалась над домами, над троллейбусным кольцом, падала вниз, проникала под землю, туда, где переплетаются корни домов и перемещаются дикие черви поездов метро. Город шевелился, вздрагивал, корни пытались крепче уцепиться за землю. В город приходил туман, стирая и дома, и троллейбусное кольцо, и людей на остановке.
В такие вечера брат мальчика спрыгивал с дерева, на котором жил, потягиваясь в предвкушении большой работы. По расшатанной пожарной лестнице он взбирался на самое высокое здание в городе. Там, на продуваемой всеми ветрами крыше, кто-то когда-то прикрутил медной проволокой к перилам жестяной штурвал.
Он становится к штурвалу и вдыхает влажный воздух. Крыша здания медленно движется через туман, а вместе с ней движется огромный торговый центр, а вместе с ним весь город. Огромная туша города ворочается там внизу, в тумане, плывет через туман, путает улицы и корни домов, выпускает из небытия сотни загадочных существ, вещей и событий. Выходцы из самых разных эпох и миров удивленно осматриваются, не узнавая окружающий их город. В один из подобных вечеров в город забрел сам Отец Оленей, и город целую неделю бороздил туманное море, пока братья пытались вернуть Отца в его родной мир, потому что ему нельзя отлучаться надолго, а уж тем более попадать в места, подобные этому городу.
Странное время туманов, таинственное время. Улицы покидают свои привычные русла, завиваются узлами и спиралями, вцепляются в собственные хвосты. Растерянные люди бродят по этим новым улицам, вычерчивают своим движением знаки, которые вычертить не должны были никогда в жизни, запрет тому причиной или лишь страх или незнание. Тело города плавится, плывет, истекая белым туманом.
Брат-капитан заливисто смеется и заставляет штурвал крутиться быстро и свободно, нисколько не заботясь о том, куда двинется город. Брат-музыкант улыбается, прячет окарину, превращается в рыжую драную кошку и исчезает на чердаке. Первые лучи солнца пробиваются сквозь завесу тумана. Город движется все медленнее и, наконец, замирает. В вечернем небе пролетает белая чайка...