В пустой беседке, стоящей посреди пустого сада, расположенного за оградой пустого особняка, стоящего на пустынной улице огромного и пустого города...
Как в детской страшилке. Только взаправду. Все - взаправду.
Как бы ему хотелось закрыть глаза и перенестись во времени вспять - оказаться в этом самом саду в какой-нибудь солнечный день, когда в прозрачном воздухе порхают бабочки, и мелькание их крылышек заставляет прикрыть глаза; когда назойливые птицы напевают бестолковые песни, кажется, в самое ухо; когда резвятся и играют дети, заполняя своим шумом паузы в разговоре взрослых.
Но нет уже ни бабочек, ни птиц, не будет ни детей, ни взрослых. Если бы все и всех вернуть! Но этого он сделать не мог - природа одарила его иными способностями, ужасными и бесполезными.
Ибо он был последним из предсказателей. И с первым светом утра предсказателей больше не будет. Старый Дживан, испустив дух в своем подвале, передал эстафету ему. Но ненадолго. Сомнений не оставалось: он по-прежнему знал.
Иной раз он все готов был отдать, лишь бы это чувство исчезло. Увы, теперь ничего не поделаешь... Когда-то был сделан выбор - героический, возвышенный, единственный. И пришло время платить!
Сколь притягательным, романтическим и чудесным казалось ремесло предсказателя, когда правительство объявило войну тем, кто претендовал на знание будущего. Нет, речь шла не об астрологах, графологах, френологах и прочих шарлатанах - эти сразу же перешли к исследованиям прошлого и настоящего и были благодарны за ничтожную пенсию, назначаемую всем ренегатам. Нет! Правителей интересовало что-то другое. Шестое чувство - вернее, предчувствие - исследовали уже давно. И наконец сообщили, что найдено научное решение проблемы. В тех, кто по-прежнему полагался на интуицию, нужда пропала. Но зачем же их тогда гнать - тех несчастных счастливцев, которые могли провидеть свои и чужие судьбы, не ведая, какая сила их ведет и куда?
Однако предсказания теперь решили свести к строгой научной "системе"; прирожденные провидцы не могли соответствовать ей. Сдаваясь властям, они при оперативном вмешательстве попросту утрачивали дар - или надежно скрывали его. Бывшие пророки становились обычными людьми, живущими простой жизнью, довольными настоящим... А он - не захотел. Не захотел забыть о будущем, не захотел стать подопытным кроликом, не захотел, чтобы истинными оракулами стали машины. И он был не одинок.
Довольно долго отщепенцев-пророков никто не трогал. Что же, если они желали полагаться на свои редкие и неясные озарения - пусть бьются, как крысы, загнанные в лабиринт неведомыми исследователями, пусть мечутся во тьме тупиков и узких коридоров с односторонним движением.
Но потом появилась Машина. Дживан видел ее; старик присутствовал при запуске: он участвовал в разработке отдельных узлов, не зная, какой цели будет служить вся конструкция. Эта мешанина микросхем, проводов и электротехники умела делать лишь одно - предсказывать будущее.
Оказывается, существовал алгоритм, давным-давно разработанный в правительственных лабораториях. И механизм предвидения стал простым и - желанным. Однако знание будущего могло принадлежать только государству. И охота на пророков служила прелюдией к запуску ПРОРОКа - Предсказательного Ротационного Объемлющего Реальность Оборонного Комплекса. Эта модель была гарантирована от ошибок - на 97 процентов. Остальные три процента обеспечивали "ротацию" - точнее, неизбежный риск. Теперь управлять человечеством стало гораздо легче, да и доверие к власти несказанно возросло: стоявшие у руля прекрасно знали, что делали... Они сверяли каждый свой шаг с непогрешимой машиной, сотворенной в огромном ангаре близ засекреченного полигона. Машина и впрямь не ошибалась. В 97 процентах случаев...
И причины охоты на пророков становились все яснее тем несчастным, которые забивались в глубокие норы, спасая свой бесценный дар. Ибо этот дар не подчинялся алгоритму. Пророки могли ошибаться, полагаясь на ложные видения. А могли говорить правду... Правду, которая подчас расходилась с детальными описаниями всезнающей Машины. И прозорливцев - ради всеобщего спокойствия - следовало уничтожить.
Именно это понял старый Дживан, сбежавший с полигона несколько недель спустя. Он умело маскировал свой дар и обучал этому искусству других. Ничего особенно сложного - система кодов, позволявших зашифровать откровения; демонстративная неспособность предугадывать некоторые повседневные события; специальные схемы бытового поведения и перемещений в пространстве. До всего этого люди могли додуматься и самостоятельно. И додумывались - если хватало времени.
Ибо создатели Машины не дремали. Пророков устраняли быстро и тихо; никто не возражал против уничтожения врагов всеобщего процветания. Ведь предсказатели посягали на могущество Машины. В неведомый, но страшный час они могли изречь истину; тогда человечество, рискнувшее тремя процентами ради девяноста семи, оказалось бы перед страшным выбором...
Об этом выборе предсказатель думал, стоя в пустом саду. Если бы он мог отказаться... Если бы мог принять версию будущего, предложенную Машиной... Все было бы так просто! Машина не умела лгать - она производила вычисления. Без иронии, без скепсиса, без намека на двусмысленность она сообщала результаты. Здесь не было обмана: властям был выгоден именно такой вариант работы, который обеспечивал абсолютное доверие. А отрывочные истерические заклинания пророков могли нарушить равновесие. Может, и стоило отказаться... Но он не мог.
Он, подобно Дживану, заглянул в будущее и увидел там Смерть. Не в обличье войны или революции, эпидемии или стихийного бедствия. Он увидел приход темной силы, казнящей род людской. А Машина свидетельствовала, что всеобщее благоденствие продлится еще пару лет и сменится экономическим кризисом. Ее прогнозы были детальны и определенны. Но пророкам открывалось иное...
Дживан, который научил его всему, что знал сам, призвал ученика, передав ему условный сигнал. И ученик пришел. И оказался единственным. Прочие сдались либо, что гораздо вероятнее, погибли. Но один уцелел. И явился сменить учителя.
Старик лежал на убогой кровати в сыром подвале. Его исхудавшее тело сотрясали приступы кашля:
- Видишь ли, это конец... И больше никого не осталось. Вы были последними. А теперь ты - один. Ты видел то же, что и я?
Молодой предсказатель кивнул.
- Тогда жди. Мы могли ошибаться. Это уже случалось... Но теперь я не знаю, какой путь избрать. Открыть людям глаза - и пасть? Но зачем, если финал уже предрешен? Промолчать - и уцелеть? Но как оставить людей в неведении? Я ухожу, не найдя ответа. Судя по всему, Машина снова права. Но я ВЕРЮ, что видение не могло оказаться ложным...
Два часа спустя все кончилось. Прорицатель вынес тело учителя в сад и похоронил там. Он не знал, к какой конфессии принадлежал Дживан. Вряд ли старик во что-то или в кого-то верил по-настоящему. И стоя над могильным холмиком, он пожелал умершему лишь одного: чтобы душа его отправилась в рай всех пророков, в рай, где нет знания будущего и нет истинных или ложных пророчеств.
Потом последний предсказатель нашел беседку и устроился там, пытаясь заглянуть в грядущие времена. Но видел только пустоту. Он знал, что его ищут, знал, что убежище Дживана скоро откроют, знал, что ему угрожает. Знал, но не двигался с места. Ибо он ни о чем больше не думал с тех пор, как в полночном озарении предстала пред ним надвигающаяся Смерть.
Он пытался понять, как следует поступить. Но, подобно Дживану, не посмел решиться. И вызов Машине, и молчание казались в равной степени бесполезными. Ожидание... Что ж, этот путь не хуже любого другого... И он ждал, пока не настала Ночь. Та самая последняя Ночь. Он должен был увериться в ошибке и остаться последним обреченным пророком или убедиться в подлинности видения и разделить судьбу всех людей.
Он ждал, вспоминая то счастливую невинность детских игр, то часы обучения в классе Дживана, то годы спокойствия, то дни и месяцы бегства. Он многое испытал, многое видел, бывал и счастлив, и несчастен. Он прожил жизнь, которой позавидовали бы многие люди, жизнь, которая бы вызвала сочувствие у многих других. Он был пророком, но еще вернее - он был человеком. И ему было бы не стыдно умереть. Как не стыдно было бы и остаться в живых. Но видений больше не было. И близилась полночь.
Когда на темной дорожке пустынного сада появилась облаченная в черное фигура, казавшаяся средоточием мрака и в беззвездной ночи, предсказатель покончил с воспоминаниями и призывами. Он понял, что за ним пришли, и решил принять свою судьбу со всем мужеством, которое ему отпущено. Он забыл и о Машине, и о верящих в нее людях, и о Дживане, и о своем видении. Он просто встал и смело шагнул вперед.
Пришелец замер. Прозвучал его хриплый голос, как будто достигавший сада с огромного расстояния:
- Вот и все. Что ты хочешь сказать напоследок?
- Я все еще верю, что Машина ошибается. И вам не сломить моей веры, - гордо произнес предсказатель.
И ему ответили все тем же шепотом:
- Я не имею отношения к твоим делам с этим миром. Я здесь с иной целью.
Предсказатель содрогнулся - он понял, что видение оказалось истинным. Но решимость не изменила ему:
- Что ж, значит, всему конец. Теперь тьма сомкнется. Я всегда мечтал разделить судьбу всех людей. И мечта сбылась.
- Я пришел не для этого. Конец близок, но я говорю о благодарности. Ты верно служил мне - когда ушли твои собратья. И ты заслужил это видение. Ты видишь конец старого мира, мира Машины и предопределенности. Ты сам избрал свой путь в этом мире - и сотворил новый.
С этими словами пришелец распахнул плащ и тьма воссияла миллионами звезд.