Пожилой джентльмен в дорогом коричневом пальто вышел на прогулку довольно поздно. Да и прогулка выходила какая-то странная: он непозволительно долго разглядывал Биг Бен, потом еще дольше стоял у витрины часовщика. Его губы исказились в усмешке - трогательной и нелепой одновременно. Джентльмен покачал головой, потом нашел в себе силы отойти от витрины с изящными хронометрами.
Почти сразу же он натолкнулся на знакомого - вежливого седовласого человека, осанка которого наводила на мысли о длительной армейской службе.
Бывший военный приветствовал приятеля и поинтересовался у него:
- Как ваши дела, мистер Данн?
Джентльмен в коричневом пальто попытался - с частичным успехом - отделаться от усмешки, уже до неприличия искажавшей правильные черты его лица.
- Вы знаете, дружище, мое дело наконец-то сделано. Времени нет...
Седой мужчина взмахнул рукой:
- И не говорите, мистер Данн! Спешка страшная, а все одно успеваем мало. И в конторе не успеем баланс закончить в срок...
- Нет, нет, - дернул головой его собеседник. - Вы не понимаете. Его нет, совсем нет. Совсем!
- И я о том же... - знакомец мистера Данна в недоумении приподнял брови. - Видимо, дело в прогрессе. Темпы жизни возрастают.
- Нет, все гораздо серьезнее. При чем тут прогресс? - усмешка снова поселилась на губах мистера Данна. - Ведь времени нет. Нет его, времени, нет!
Седовласый мужчина нахмурился:
- Да, точно, надо спешить. - Он собирался сделать прощальный жест, но Данн удержал его.
- Вы не так меня поняли, дружище! Я не о нас с вами, я о времени вообще... - И видя удивление на лице собеседника, он до боли прикусил верхнюю губу, все еще силясь скрыть усмешку. Но тут взгляд его вновь коснулся башни с часами, и Данн прекратил борьбу: - Смитсон, времени пришел конец!
Джон Данн только что поставил точку в рукописи "Революций времени". Условность временных категорий была доказана, оставалось только объяснить людям идею множественных времен. И Джон Данн, сознавая тщету своих усилий и бессмысленность великого открытия, все еще пытался, усмехаясь, поведать удивленному и обиженному Смитсону истину: времени - одного на всех - больше нет. Да, по совести, никогда и не было. Правда, Данн сомневался и в уместности самого слова - "никогда".