Действующие лица

Марья Николаевна

Анна Петровна

Иван Михайлович

Алексей

Зертчин

Алкоголь

Полицейский из Ниболеской

СЦЕНА: Возле русской усадьбы. Стол и стулья перед небольшим домом. Хозяйка (Марья Николаевна) убирает со стола.

Время: Россия около 1912 года.

Входит еще одна местная жительница, соседка.

Марья. Анна Петровна, никак ангел послал вас сюда.

Анна. Марья Николаевна, я пришла поговорить.

Марья. Конечно, ангел послал вас, ведь и мне так нужно побеседовать.

Анна. Ах, я часто чувствую нечто подобное. И тогда мне просто необходимо поговорить. Просто необходимо. И если мужчин нет рядом, я беседую сама с собой.

Марья. О, этого делать нельзя.

Анна. Нельзя?

Марья. Нет. Ибо злой дух может услышать и подумать, что вы беседуете с ним.

Анна. Мне бы этого не хотелось.

Марья. Нет. Тогда он ответил бы.

Анна. Это было бы ужасно. Но теперь-то мы можем побеседовать друг с другом.

Марья. Да. Давайте же обо всем поговорим. Но поскорее, потому что скоро сюда придет мой племянник Иван, чтобы побеседовать со своим другом Алексеем, приехавшим из Тобольска, и с молодым Зертчиным. Вы знаете, о чем они говорят?

Анна. Нет.

Марья. Всё о политике.

Анна. О политике!

Марья. Да, они говорят чудные вещи. Их беседы всегда странны, как сновидения, и от этого мое сердце бьется сильнее.

Анна. И что они говорят?

Марья. О, я не знаю. Странные слова, странные фразы и много неправды. Я не знаю, что означают все эти вещи, но точно знаю, это - политика. Слушать их - очень странно: как будто нечто совершенно иное.

Анна. Они говорят о переменах?

Марья. Да. О чем-то совершенно ином.

Анна. Бог этого не хочет.

Марья. И Царь тоже. И все же их беседы волнуют меня. С их губ срываются новые слова. И хотя я не понимаю их значения, я начинаю задумываться о странных новых вещах. Вам стоит их послушать, Анна.

Анна. Не здесь! Никакой политики при свете дня и у самой дороги, которая ведет в Ниболескую.

Марья. Ах. Но они так хитры. Никто не узнает, о чем они говорят.

Анна. Если кто-то заметит, что трое мужчин беседуют, собравшись вместе, он может их заподозрить.

Марья. Нет, ведь они такие хитрые. Алексей жил в Тобольске и повидал мир, он знает такие вещи, о которых в Ниболеской даже не мечтали. Он все придумал. У них есть коробка с фигурками, которую я для них храню. И они раскладывают фигурки на столе и играют с ними - с виду совсем как дети. Если появятся полицейские, они решат, что гости просто играют.

Анна. Играют? Но, Марья, полицейским и в голову не придет, что взрослые мужчины вроде вашего племянника - дети.

Марья. Ах. Все это очень странно. Но выходит именно так, как я говорю. Алексей это выяснил в Тобольске. Кажется, что взрослые мужчины ломают головы над этими штуками, бьют себя кулаками в лоб, сидят и внимательно изучают фигурки целые дни напролет. Достаточно странно, но так оно и есть: в мире полно странных обычаев.

Анна. Действительно странный обычай. А полиция в Ниболеской о нем осведомлена?

Марья. Да, они все об этом знают; не знают только, как играть с фигурками. Алексей говорит, что они чаще всего просто улыбаются, глядя на стол, и делают вид, что во всем разбираются.

Анна. А я не люблю играть с фигурками.

Марья. Почему же?

Анна. Это может принести несчастье.

Марья. Несчастье? И когда оно случится?

Анна. Не в этом году, думаю; у нас удачный год, и мы соберем прекрасный урожай.

Марья. Слава Богу. Откуда вы знаете?

Анна. Бобы в стручках в этом году растут в два ряда. Я таких видела штук двадцать.

Марья. В самом деле?

Анна. Да. Это - предзнаменование.

Марья. Смотри. Они уже идут. Мне нужно принести коробку для игр.

(Уходит в дом. Входит Иван, за ним Алексей и Зертчин).

Иван. Привет, соседка. Как ваши успехи?

Анна. Хорошо, спасибо, Иван Михайлович; в этом году мы должны собрать большой урожай. Бобовые зерна в стручках растут в два ряда.

Иван. Ах, да. Это, конечно, все объясняет.

Анна. Конечно, Иван Михайлович. Бог все устраивает для нас.

Иван. Да, будьте уверены - именно так.

(Входит Марья с шахматной доской и коробкой больших шахматных фигур. Она ставит доску и коробку на стол).

Марья. Да, Иван, я принесла ваши игрушки.

Иван. Спасибо, тетушка Марья.

Марья. Ты не хочешь, чтобы я вам помогла?

Иван. Нет, нет. (Он поворачивается к своим тихим, серьезным, озабоченным друзьям, и они как попало расставляют шахматные фигуры на доске. Иван и Алексей (из Тобольска) садятся по обе стороны доски.) Теперь мы можем поговорить.

Алексей. Нет, еще нет. Садитесь туда, Зертчин. Вот теперь все; двое мужчин играют в шахматы и один наблюдает за ними. Что может быть более естественно? Мы можем поговорить.

Иван. Теперь расскажите ему о будущем России. Он еще не слышал.

Алексей (Зертчину). Вы готовы потрудиться для России?

Зертчин. Я очень хочу увидеть Святую Русь свободной.

Алексей. Прежде всего научитесь больше не упоминать о "Святой Руси". Она осталась в прошлом, а все прошлое дурно. Мы будем свободны только тогда, когда окончательно от него избавимся. Прошлое попытается связать вас старыми обычаями, протянет руки, чтобы удержать вас, принесет цепи, чтобы сковать вас покрепче; и старые обычаи, и цепи, и руки - все должно быть уничтожено. То, что прошлое сделало святым, теперь должно стать греховным, и только то, о чем никто прежде не смел говорить, то, о чем никто не дерзал помыслить, будет теперь святым. Только так мы обретем свободу.

Зертчин (нетерпеливо). Скажите мне, как мы освободим Россию.

Алексей. Каждый человек должен еженедельно обучать десятерых. Из этих десяти он должен выбрать одного, который также станет учителем. Таким образом, везде, где в понедельник был лишь один наставник, к концу недели будет уже два, и каждый из них будет обучать еще десятерых.

Иван. Нет, нет, это будет слишком долго. Пусть каждый день находят нового учителя.

Зертчин. Да. Тогда мы скоро будем свободны.

Алексей. Нет. Если у нас теперь только пятьдесят наставников и если мы будем удваивать их число каждую неделю, мы через четыре месяца получим шесть или семь миллионов.

Зертчин. Шесть или семь миллионов!

Алексей. Да, и примерно десять миллионов.

Зертчин. Это замечательно.

Алексей. Мы сделаем это.

Зертчин. А потом... Через четыре месяца?

Алексей. Потом мы подождем еще немного.

Зертчин. И потом?

Алексей. Потом мы начнем учить, что скипетр, которого все люди так боятся, всего лишь слиток золота, и он ничуть не страшнее свинцового слитка. Святость Царя и его скипетра - всего лишь мечты, от которых люди могут избавиться, как они избавляются от других грез. Мы начнем будить их шепотом. Мы разбудим их в золотом будущем, и все мечты исчезнут, и Россия вновь будет счастлива, как счастливы свободные птицы на рассвете.

Иван. И все проснутся?

Зертчин. Да, конечно.

Алексей. Нет. Будут и люди, которые не услышат наших голосов. Сонные умы, которые будут спать, даже если запоют все птицы. Для борьбы с ними мы будем учить святости убийства. Поскольку станут святыми те вещи, которые не были святыми прежде, и отвратительными станут те вещи, которые прежде были святыми. Все это будет ради России. Когда те люди исчезнут, все будут свободны.

Зертчин (в экстазе). Свободная Россия!

Алексей. Да; ведь все люди будут жить со свободой в сердцах. Как они смогут кого-то угнетать? И все былые притеснения исчезнут. Их принесут в жертву Свободе.

Зертчин. И все мы будем свободны?

Алексей. Свободны, как певчие птицы. И затем мы будем жить в Государстве, спроектированном сознательными, разумными мужчинами, не совершая случайных глупостей и жестокостей, обычных для нецивилизованных эпох. Все будет... Ваш ход, Иван.

(Они склоняются над шахматной доской. Мимо проходит сельский полицейский).

Полицейский. Шахматы, Иван Михайлович?

(Иван, погруженный в игру, не отвечает).

Алексей. Да.

Полицейский. Интересная игра. Просто замечательная игра. (Уходит).

Алексей. Нам такие люди не понадобятся.

Иван. Возможно, очень немного - чтобы воплощать в жизнь наши свободные законы!

Алексей. Нет! Почему Русские нарушают закон? Потому что это - не их закон. Это - не закон свободных людей, но закон тирании, которую они терпеть не могут. Когда тирания падет, и законы станут собственными законами людей, созданными для них и ради них - разве русский станет нарушать их?

Иван. Видите, Зертчин; вы уже учитесь. Вам нужно услышать конституцию новой России.

Зертчин. Да, это замечательно.

Алексей. И тогда ни у кого не будет ни малейшего желания нарушать новые законы, даже если найдутся свободные русские, способные сделать это; ведь все будут настолько богаты, что они будут довольны.

Зертчин. Все мы будем богаты, Алексей?

Иван. Да, слушай, и ты услышишь.

Алексей. Да, в императорских дворцах достаточно золота и драгоценностей, чтобы прокормить всех людей России в течение года, даже если они вообще не будут работать. Но они будут работать, и работать для себя: не будет никакой арендной платы хозяевам, никаких процентов на взятые взаймы деньги; мы отменим капитализм. Богатства России будут принадлежать людям России. Эти богатства безграничны; они огромны. Мы всё рассчитали, и мы выяснили, что каждый крестьянин будет так же богат, как любой адвокат, священник или доктор в большом провинциальном городе. И кроме того, не будет никаких налогов, или их останется совсем немного.

Иван. Всё потому, что не надо будет содержать ни армию, ни флот. Ведь так, Алексей?

Алексей. Они будут лишь в самом начале, а потом другие народы научатся у нас и перестанут стремиться к войне.

Зертчин. Но если кто-то нарушит законы свободной России, что тогда, Алексей?

Алексей. Если нарушит? Что же, если кто-то так поступит - он будет помещен в замечательную школу. Не в сибирскую тюрьму, как делали империалисты. В этих школах мы будем обучать людей, чтобы они поняли свои ошибки. Потом мы освободим их, и они возвратятся лучшими гражданами, чем все остальные - мы научим их всему необходимому.

Зертчин. Это будет чудесное время.

Алексей. Ну, вы говорите это потому, что я рассказываю об ожидающем нас богатстве.

Зертчин (в экстазе). Нет, я это говорю, потому что Россия будет свободна.

Иван. Хорошо. Давайте выпьем за этот день. Марья Николаевна! Марья Николаевна!

Марья. Иду, Иван.

Иван. Принесешь нам водки, тетушка?

Марья. Водку, так рано?

Иван. Мы хотим выпить за великий день.

Марья. О, ваша политика...

Иван. Наша политика освободит Россию.

Марья. У меня от этих разговоров сердце в груди замирает. (Уходит в дом).

Зертчин. Россия будет свободна.

Иван. Да, мы выпьем за этот день.

Зертчин. Я не стану пить.

Иван. Почему нет?

Зертчин. Я хочу подумать о тех славных днях. Я хочу подумать, сохраняя ясность рассудка, о свободе России, о власти разума и о всеобщей свободе. Эти мысли так горячат мне кровь, что выпивка мне не нужна.

Алексей. Ерунда. Мы выпьем за грядущее. И оно покажется нам еще ближе.

Зертчин. Мне это не нужно. Для меня достаточно величия будущего.

Иван. Вот и Марья Николаевна с водкой. Мы все выпьем. Мы после этого сможем работать лучше.

Зертчин. Нет.

Иван. Один глоток.

Зертчин. Хорошо, только один - и больше ни капли.

Алексей. Да, вот что всем нам нужно. Нам нужно сохранять ясность ума, поскольку именно нам нужно освободить Россию.

Марья (Анне). Странные вещи они говорят.

Анна. Да. Да. Боже, пусть это не принесет никому зла.

Марья. Зла? Надеюсь, что нет.

(Марья и Анна выходят).

Зертчин. Хорошая выпивка.

Иван. Налью еще.

Зертчин. Хорошо, еще одну стопку, но только одну. Потом я вас оставлю, иначе я выпью слишком много. Я хочу подумать о свободной России и о золотых днях. (Иван наливает.) Слишком много. Слишком много. Ты плеснул мне слишком много.

Иван. Не обязательно пить все.

Зертчин. Я сяду вот там и подумаю. Если я останусь здесь с вами здесь, то скоро уже не смогу размышлять. (Он уходит, держа в руке стакан, и садится на пень (с правой стороны) у рампы.) Золотые дни!

(Он пьет водку. Свет угасает. Он делает еще глоток: тонкая газовая материя опускается между ним и другими. Он пьет еще, и опускается еще один слой прозрачного занавеса. Еще раз: и снова занавес; так продолжается до тех пор, пока туманная белизна не отделяет его от остальной части сцены. Тогда блестящий арлекин в кричащем трико появляется в луче света рядом с ним).

Зертчин. Кто ты?

Фигура. Алкоголь.

Зертчин. Алко-что?

Алкоголь. Алкоголь. Старинная, старинная фамилия. Ты знаешь наш девиз: In vino veritas.

Зертчин. Ин вино...?

Алкоголь. Взгляни!

(Он взмахивает своим шутовским мечом, и занавес исчезает, за исключением одного тонкого слоя. Все залито ярким солнечным светом. Алексей исчез, Иван сидит за тем же самым столом, но его голова и руки безвольно повисли, в руке его - какая-то ветка. Марья и Анна, лежащие на земле, пытаются грызть кору деревьев или есть траву. Полицейский в отчаянии прижался к дереву. Видно, что все они изнемогают от голода. Крыша дома, как и все вокруг, кажется полуразрушенной).

Зертчин. Голод!

Алкоголь (радостно). Да.

Зертчин. Как! В России?

Алкоголь. Да. Здесь в России.

Зертчин. Ох! (Алкоголь прислоняется к дереву рядом с Зертчиным, играет со своим мечом и наблюдает за голодающими людьми.) Нет, но этого не должно быть. Люди в России не должны голодать. Я дам им денег, чтобы купить хлеба. У меня есть сто рублей. И я могу получить еще больше. Люди в России не должны голодать. Сюда, добрые люди. (Он делает к ним шаг, протягивая бумажные деньги) Сюда. (Но он упирается в слой прозрачной ткани, и обе руки тщетно пытаются разорвать ее, на самом деле он никак не может коснуться ткани и не может пройти дальше. Никто его на замечает.)

Алкоголь. Ты не сможешь. Это слишком далеко.

Зертчин. Слишком далеко?

Алкоголь. Да, это - Россия 1920 года.

Зертчин. Будущее! Что я могу сделать?

Алкоголь. Ты сделал все, что мог сделать.

Зертчин. Я?

Алкоголь. Смотри!

Зертчин (все еще протягивая свою сотню рублей людям. Печально) Я хочу отдать им мои деньги.

Алкоголь. Смотри!

Марья (Ивану, трогая его за плечо). Иван, Иван. Проснись.

Иван (поворачивая голову, но не поднимая ее). Зачем?

Марья. Нам нужно раздобыть еды.

Иван (презрительно). Еды? Где?

Марья. Послушай, и я тебе скажу. Слушай, Иван.

Иван. Дай мне поспать.

Марья. Слушай, Иван. Просто выслушай. В Ниболеской есть еда.

Иван (недоверчиво). В Ниболеской?

Марья. Не так громко. Слушай, Иван.

Иван. Хорошо.

Марья (таинственно). Вчера Скоболев открыл банку кильки. Это известно. Консервы прислали из Англии. Он съел две или три, не больше; но рыбы плохо пахли, и он перестал их есть. В этой банке должно было остаться девять килек: сначала их было двенадцать. Возьми деньги, пойди и купи их.

Иван. У меня нет денег, кроме этих (показывает четыре бумажки).

Марья. Сколько?

Иван. Четыре тысячи рублей. Мне не купить кильки за четыре тысячи рублей.

Марья. Они очень плохо пахли, Иван. Может, Скобелев их продаст.

(Зертчин, бросив свои сто рублей, закрывает руками лицо, внезапно охваченный отчаянием. Сцена скрывается в темноте; ничего не видно, слышны лишь рыдания Зертчина. Алкоголь прилег отдохнуть. А затем рыдания Зертчина заглушает зевок, выражающий сильнейшую скуку. Это просыпается Алкоголь. Теперь он одет во все серое. Алкоголь медленно поднимается, зевая. Он едва способен держаться на ногах. Он уходит, тяжело опираясь о деревья; конечно, его шатает не от пьянства, а от усталости. Когда он удаляется, на сцене вновь прежняя декорация. Это опять Россия 1912 года, Иван и Алексей сидят за столом. Марья и Анна сплетничают).

Зертчин (вытирая слезы, когда становится светлее). Ах! Я все-таки спасу их. (Он поднимается и подходит к Алексею и Ивану.) Друзья. Друзья. Подождите минуту, прежде чем решиться. Алексей, подождите.

Алексей. Ну?

Зертчин. Если перемены коснутся нашей торговли... Предположим, вы уничтожите всю ее систему. И наши финансы. Что, если внезапные перемены им повредят?

Алексей. Я вам уже сказал. Я сделаю людей богатыми.

Зертчин. Да, Алексей, да. Да, конечно. Но что, если внезапные перемены подорвут наш кредит? Что, если рубль утратит свою ценность, когда... когда мы захотим купить еду.

Марья. И опять о своей политике.

Анна. Ах, хорошо. Пусть мужчины говорят - как и мы.

(Марья смеется).

Алексей. Я разберусь с этой проблемой

Иван. Алексей все изучил.

Зертчин. Да, я знаю, Иван. Я знаю. И все же...

Алексей. Я разберусь с этой проблемой. Если какое-то неблагоприятное влияние подействует на покупательную способность рубля, чего я не ожидаю... Но в случае, если это произойдет, Народный Центральный Революционный Банк так отрегулирует дефляцию валюты, что...

Занавес