- Ну вот, проснулись наконец... - Игорь лениво отбросил простыню и еще раз оглядел номер. Убожеству обстановки можно было не удивляться: райцентр, Дом колхозника, гостиница для приезжающих на рынок "фермеров". Две кровати, шкаф с одной створкой, покосившееся зеркало на стене и подпертая чем-то колченогая тумбочка. Да, давненько он в таких местах не ночевал. Отвык уже...
На тумбочке красовались остатки вчерашнего пиршества: половина огурца, пара яблок и бутыль с минералкой. Остальную тару они благоразумно упрятали в угол - чтоб глаза не мозолила. И впрямь, созерцание поллитры "Русской", изготовленной в поселке Бурнаши какой-то там среднерусской области, оптимизма бы не добавило. А вот этой самой бурнашовской продукцией они вчера и запаслись, выбравшись из набитой дачниками электрички. И зачем только Василий его сюда притащил? Ну, статью написать можно строк на двести. Поставят в номер - копеечку заплатят. Но ту же копеечку можно бы и на месте заработать, а не тащиться за полторы сотни километров в Тмутаракань. Вот она, дружба, какая бывает!
Тем временем Василий возвестил о пробуждении надрывным кашлем:
- Уй блин! Чего-то башка трещит... Ты как, Гарик?
Игорь отмахнулся:
- Не столько выпили! На ногах стоять могу. Нам когда в дом культуры являться?
- Так можно и не являться... - устало махнул рукой Василий. - Доклад читать к вечеру; тогда и пойдем.
- Тебе, значит, читать, а я про что писать буду? Про творчество Айзека Азимова?
- Вообще-то я про Желязны собирался рассказывать, - обиженно пробасил Василий. После чего подхватил бутыль с минералкой и одним глотком решительно выхлебал воду. Это привело фантастоведа в доброе расположение духа; он почти спокойно нагнулся (не считая пары глубоких стонов), вытащил полотенце и зубную пасту из своей старой сумки и направился на поиски удобств, в дверях бросил: "Не унывай! К десяти поспеем, все в порядке будет".
Игорь привстал с некоторым трудом; все-таки пить столько не следует. Выехал на пленэр - мог бы и здоровый образ жизни вести. Тем паче сам сюжет к этому подталкивает. Надо же, новое мышление... "Философия общего дела"... Он провел рукой по щеке. Следовало побриться и экипироваться к торжественному открытию. Все же симпозиум. Звучит хотя бы солидно...
После непродолжительных поисков розетка обнаружилась за тумбочкой. Игорь поработал бритвой, оделся попристойнее (собственно, пиджак он захватил с собой, не найдя ничего более подходящего - парадной одежды не любил, но выбирать не приходилось). К возвращению Василия он уже перевоплотился в полноправного участника конференции "Философия Н. Федорова и современность", проводившейся... Кстати, почему именно здесь? Когда Васька, выступавший тут с докладом, попросил его написать статью в областную газету, Игорь как-то не уделил внимания деталям. Да и спрашивать все равно было бесполезно: это он уяснил еще в студенческие годы. Васька умело сохранял солидно-загадочную мину - что в коридорах, что на занятиях. Но при этом ничего не знал, "кроме некоторых мелочей", как он сам выражался. Впрочем, эти мелочи всегда его выручали: теперь Васька - доцент кафедры словесности, а сам Игорь сменил уже пять газет за семь лет. Уходил всегда по собственному желанию, но все равно хорошего мало. И как его безалаберному приятелю всегда удается преуспевать? И таскать за собой других?
В этот момент Васька появился в дверях, приглаживая непокорные черные волосы с начавшей пробиваться сединой. Он выбрал наряд неформальный - джинсы да дешевая вельветовая рубашка.
- Что-то не слишком солидно для докладчика... - Игорь оглядел своего спутника со скрытой неприязнью.
- Гарик, не дуйся! Все ништяк... Им должно понравиться - ведь Федоров вроде отличался исключительной простотой в быту. Единственный раз заставили его друзья надеть шубу - так он в ней простудился и помер...
Тут доцент кафедры словесности посерьезнел и, отведя глаза в сторону, добавил:
- Но это, увы, единственное, что мне о нем точно известно.
- Ты что, вовсе ничего не читал? - Такой наглости даже от Васьки Игорь не ожидал: выступать с докладом, ровным счетом ничего не зная о центральной теме собрания. - И "Философию общего дела"?
- А сам-то читал? - перешел в контрнаступление Васька. - Только других укорять горазды! Тоже мне, акулы пера! Знаю, как ты статьи пишешь!
- Но ты, вообще-то, доклад читаешь... - не прекращал удивляться Игорь.
- Я всегда читаю о своем и за свой предмет отвечаю. Программу видел. Вот, черным по белому: Василий Геворкян, "Проблема бессмертия в американской литературе "новой волны" (проза Роджера Желязны)". Если б я о Федорове читал! А тема смежная, доклад вполне уместный. Не наука, конечно; но кто ж сейчас наукой занимается в натуральном виде?
Игорю пришлось согласиться: "свою" словесность Васька знал отменно. Если уж он тему выбирал - в ее пределах ориентировался без подсказок, но шага в сторону никогда не делал. И оставался узким специалистом: полета не хватает, как говаривал его бывший научный руководитель.
- Уже готов и рвешься в бой? Все, выходим, выходим... Так, где мой доклад?
Порывшись в своем багаже, Васька извлек несколько помятых листков, исписанных неровным почерком:
- Печатать они все равно ничего не будут, поэтому набирать и не стал. Чего зря стараться? - И он невинно улыбнулся.
Эта обезоруживающая улыбка - вместе с предшествующим риторическим вопросом - выражала всю жизненную позицию Геворкяна. Просто и не напрягаясь - то тут, то там, ни на чем не останавливая внимания и ни о чем не беспокоясь. Так он и жил, кое-чего добиваясь и не гоняясь за фантомами. Пожалуй, эта легкость, которой Игорю не хватало, так его привлекала в бывшем однокурснике. Потому он и поддерживал отношения с Васькой. Потому и в райцентр на конференцию с ним поехал. Потому и брел покорно по улице, щурясь от яркого весеннего солнца и не особенно вслушиваясь в болтовню спутника. По крайней мере, он не сообразовывался с ходом прихотливых Васькиных мыслей, когда задал вопрос:
- Почему все-таки здесь конференцию устроили? Родился здесь Федоров или жил? Не знаешь, конечно...
Васька изобразил сосредоточенность и задумчивость, остановившись прямо посреди улицы и едва не свалив тощего, будто из концлагеря сбежавшего, мужчину, с явственным трудом тащившего древний фетровый чемодан. Геворкян, приняв театральную позу, замер, но противу ожидания изрек нечто вполне удобоваримое:
- Вроде бы он здесь первую главу "Философии" написал. Останавливался, что ли, на неделю или две? Какие-то историки раскопали - но без подробностей. На открытии должны сказать. Слушай, давай зайдем куда-нибудь, кофе выпьем. Полчаса еще есть?
В глазах Васьки изображалось такое страдание, что Игорь, по утрам есть не любивший, тотчас же согласился.
- Тут должно быть такое местечко; как раз по дороге к ДК. - Василий указал на здание с колоннами, несуразно возвышавшееся на каком-то холме рядом с храмом и памятником Ильичу. - Народу по утрам мало; там больше водку пьянствуют. Единственный в городе кабачок пристойный. Но открыт с девяти. Самое для нас подходящее заведение.
"Заведение" обнаружилось совсем рядом; в полуподвал по правую руку от них вели истоптанные ступеньки. На фасаде красовалось название "Общественный доступ".
- Не без претензий, а? - ухмыльнулся Игорь. - А туда без фраков пускают?
Внутри, вопреки заверениям, Васьки, оказалось довольно людно. Игорь не мог поверить, что это нашествие посетителей связано с конференцией. Видимо, в городке еще что-нибудь происходит: выборы или совещание, что ли... В углу сидели типичные ответственные работники: в старообразных пиджаках, застойной эпохи шляпах и с туго набитыми портфелями. Разговор они вели соответственный: про зерновые, удобрения и технику, которую приходилось за взятки доставать. У стойки поодаль потягивали пиво внушительного вида ребята с короткими стрижками, не походившие, впрочем, на обычное бритоголовое быдло. Одеты строго, как по форме... Поодаль устроились подгулявшие парочки. Один джентльмен с нафабренными усиками Игоря почти позабавил: его полосатый костюмчик будто скроен был по иллюстрированным журналам столетней давности. Спутница его тоже облачилась в нечто неописуемое с перьями и вуалеткой. Для райцентра явно чересчур. К тому же хохотали эти весельчаки буквально до упаду; но почтеннейшую публику шум, похоже, не слишком беспокоил. Все собравшиеся славно уместились во неожиданно просторном помещении; для вновь прибывших тоже отыскался столик у входа.
Василий уже оказался у стойки, изображая голодающего в последней стадии. Вернулся он с тарелкой, на которой красовались четыре бутерброда, пара чашек с кофе и две порции сосисок с картофельным пюре.
- Лучше, чем ничего, - уныло заметил он. - Народ будто с цепи сорвался -все подчистую смели. Осталась, правда, рыба, но почему-то зеленого цвета. Пюре тоже опасно, но, думаю, не настолько. Будешь?
- Обойдусь бутербродами, - отмахнулся Игорь. - Ешь, а я пока программу посмотрю.
На двойном листочке, отпечатанном на дешевом принтере, оказалось не так уж много интересного. Приветственные слова главы района и какого-то почетного академика, принадлежавшего к сонму сомнительных предводителей столь же сомнительных учреждений, выдававших дипломы за умеренную мзду. Потом пленарные доклады о биографии Федорова, его влиянии на новейшую философскую мысль и музыкальных пристрастиях. Далее шли три секции - все в том же ДК: "Федоров и литература", "Федоров и история науки", "Практика". Имена докладчиков (кроме Васьки, конечно) были Игорю незнакомы. Темы тоже не впечатляли - впрочем, он за десять лет от науки изрядно отошел; может, как раз эти вопросы и представляли подлинный интерес. В последней секции доклад был всего один - некоего Владимира Дмитриевича Нахабцева, кандидата психологических наук. Вечером обещался торжественный ужин; Игорь был бы не прочь задержаться, но следовало уехать последним поездом в начале девятого - так что выпить на халяву вряд ли придется. Послушать, записать - и двести строк готовы. Надо не забыть Ваську про докладчиков порасспросить: вдруг что-то полезное еще выдаст. Сам Игорь особенно вслушиваться не собирался. Его, по правде сказать, от одной программы уже клонило в сон.
Зато Геворкян, напротив, после еды ощутил неожиданный прилив сил. Обруганное им пюре оказалось, судя по всему, достаточно съедобным:
- Странно, даже не синтетика. Как в старые добрые времена. Чуть ли не на молоке! Эх, Игорь, сейчас пойдем горы ворочать.
Покончив с трапезой, они ускоренным шагом двинулись к Дому культуры. Подъем оказался крутым: лестница ближе к вершине холма была усеяна какими-то камнями, будто вывороченными из глубин земных. Сами ступени возводили для невообразимых великанов: по крайней мере, Игорю ноги приходилось задирать под немыслимым углом. Вскорости он заметил, что благоразумные люди карабкаются на холм по тропинке, которая вилась в кустах по левую руку от циклопического сооружения. Но Васька уже вовсю мчался к вершине, выпрямившись в весь немалый рост. Игорь же к финишу подошел, изрядно запыхавшись.
На площадке у входа они обнаружили небольшой картонный плакат: "Приветствуем участников федоровской конференции". Здесь же собрались немногочисленные гости: полная дама в старомодном платье, бородатый субъект - с виду натуральный хлебопашец, мрачный, военной выправки мужчина и другие столь же колоритные типы. Был явственный художник - в вязаной шапочке и длиннющем, до земли шарфе. Костюм он, похоже, у кого-то одолжил, а вот пенсне, которое должно было казаться несуразным в данных обстоятельствах, сидело как влитое. Растрепанная бороденка дополняла диковатый облик.
Ни к кому конкретно не обращаясь, художник всплеснул руками:
- Какая архитектура! Я должен, должен это писать! Немыслимо... Шедевр!
- Ну вот, психов на таком сборище не оберешься... - шепнул Игорь Геворкяну. - Знаешь его?
- Я тут вообще всех впервые вижу. А, вот академик Вяльцев. Мужчина у дверей в вязаном свитере. Заметил?
Академик казался недовольным: куцая бороденка тряслась, очки подпрыгивали на переносице, а пухлые кулачки то сжимались, то разжимались. Он что-то доказывал сухонькому старичку в опрятном костюме, сжимавшему тросточку в левой руке. Игорь, направляясь за Васькой к дверям, разобрал следующее:
- И этот неандерталец! Просто немыслимо, что таким субъектам позволяют разгуливать на свободе! Только не говорите, Владимир Дмитриевич, что он тоже участник конференции. Вроде вчерашнего так называемого князя. Просто спектакль учинил - надо же было так напиться! Нет, я понимаю все ваши трудности. Первые чтения, новое направление. И очень ценю ваши усилия, потом и согласился приехать. Но нужно держаться в каких-то рамках. Нет, выступать в такой обстановке решительно отказываюсь.
Старичок добродушно улыбнулся:
- Что ж, простите, Вячеслав Николаевич, простите! Я сам сейчас ситуацию контролирую только частично. Не могу сказать, что доволен, но есть определенные сдвиги. Не смею вас более удерживать. Еще раз - извините, что обеспокоили!
- И вы здесь, молодой человек? Не самое подходящее место!
- Вячеслав Николаевич, я только что приехал, - с чувством отмазался Васька. - Какие-нибудь трудности?
- Просто омерзительно! Сегодня какой-то волосатый детина с выпирающей нижней челюстью набросился на меня в коридоре, когда я рассуждал о невозможности практического применения теории, о которой эти любители здесь рассуждают! А вчера в гостинице некто в немыслимой одежде потребовал "посторониться" и дать ему дорогу. Это просто фильм Гайдая, а не реальная жизнь! Уезжаю и вам не советую задерживаться.
С этими словами Вяльцев, больше не обращая внимания на собеседника, помчался прочь, забавно переваливаясь с ноги на ногу. Игорь тронул Геворкяна за плечо:
- Здорово ты утишаешь страсти!
- Ну его, кретина... - Васька сбросил маску почтительности и вновь взлохматил волосы. - Сколько раз влезал со своими идиотскими указаниями, когда стоило бы помолчать. Академик хренов! Давно уже только бумажки подписывает, а делом заниматься на может. Пойдем; похоже, старикашка, который Вяльцева отшил, тут главный.
Человек с тросточкой стоял на том же месте, приветливо улыбаясь окружающим. Геворкян подошел и представился; назвал и Игоря.
- Очень рад! Значит, участники прибывают понемногу... И пресса! - Старичок сфокусировал свой взгляд и расплылся в улыбке. Вставные зубы плотоядно поблескивали, но в глазах за стеклами очков блистали искорки смеха. Он явно наблюдал за беседой Геворкяна с Вяльцевым и как будто любовался ее результатами. - Меня зовут Владимир Дмитриевич Нахабцев. Я, к счастью, здесь не руковожу; председатель оргкомитета - наш краевед, председатель общества Дмитрий Олегович Ларин. Он местной прессе интервью, похоже, дает... Пойдемте внутрь. Я вас провожу.
Фамилия старика показалась Игорю знакомой. Он почти тотчас же вспомнил, что Нахабцев значился единственным докладчиком в "практической" секции - значит, к Федорову и его наследию имел самое непосредственное отношение. Можно было начинать работу... Игорь потянулся за диктофоном, но потом решил не тратить попусту батарейки: память работает, на статью и так набежит. Одних внешних впечатлений должно хватить.
Коридор и впрямь заполняли примечательные люди: Игорь не ожидал, что их будет так много. В обшарпанном холле дворца культуры публика собралась не особенно типичная. Двое у зеркала были облачены в странные кафтаны с манжетами; их можно было бы принять за манерных гомосексуалистов, если б не явная брутальность повадок. Скорее участники какого-нибудь исторического клуба, как и бородач в самодельной кольчуге - этот уж точно из "Ратоборцев". Школа мощная, отделения по всей области есть. И действуют активно.
Обнаружились и представители администрации, и "неформалы", и местная интеллигенция типа школьных учительниц. Но точно сказать, кто составлял большинство, Игорь не решился бы. Слишком уж много зрителей: может, все-таки в ДК еще одно мероприятие проходит.
Он обернулся и увидел, что Геворкян с улыбкой пожимает руку низкорослому усатому субъекту средних лет. Внешность у вновь прибывшего была обыкновенная, но какая-то авантюрная жилка легко обнаруживалась: то в избыточной жестикуляции, то в показной серьезности, то в неуместной развязности движений. Игорь сразу решил, что перед ним сам "председатель оргкомитета" - и не ошибся.
- Дмитрий Олегович, это наш гость... - начал старичок.
- Да, конечно, Геворкян. Здравствуйте, очень рад, счастлив, что смогли прибыть! - Ларин так размахивал руками, что едва не сшиб очки с носа своего пожилого приятеля. - Мы, судя по всему, объединим секции. Ваш доклад после двух часов. Так замечательно, что вы появились с утра... Можно все утрясти.
Игорь тоже был представлен. При словах "отдел культуры" Ларин просто забился в экстазе; поток информации, хлынувший наружу, не поддавался никакой регулировке. И состав участников, и оргкомитет, и проблемы местного Федоровского общества, и печальная ситуация в клубе краеведов - все сваливалось в одну кучу. Но Игорь, запоминая наиболее важные факты, отмечал и другое: Ларин постоянно оглядывался на Владимира Дмитриевича, будто искал совета или поддержки, будто боялся провраться или просто слишком волновался. Нет, здесь было что-то другое. Ларин и впрямь организовывал мероприятие, но у Нахабцева имелись свои, видимо, весьма серьезные рычаги воздействия. Хотя про такое писать не будешь, но разобраться в происходящем все же следовало. Игорь возвратился к речи председателя:
-...и клуб, состоящий ныне из двадцати восьми действительных членов, в прошлом году получил помещение на втором этаже городского музея. Бывший директор, наш сочлен...
Здесь поток красноречия был прерван довольно резко: к их группе приблизился человек в военной форме без знаков отличия; он тронул говорившего за плечо, привычным жестом взметнул руку к отсутствующей фуражке и громким шепотом возгласил:
- Товарищ Ларин, требуется помощь в обустройстве.
Виновато пожав плечами и еще раз глянув на своего старшего собрата, Ларин умчался так же быстро, как появился. Нахабцев продолжил беседу:
- Видите, какую активную деятельность мы здесь ведем. Более чем внушительную. И занятия в школах, и лекции, а теперь - и конференции.
- А вы тоже член общества? - не удержался Игорь.
- Почти... Ассоциированный, так сказать. Я занимался психологией, немного физикой. Так, механик-самоучка. Некоторые идеи Федорова на опытах проверял - больше по мелочам... И соответственное положение занимаю. Практик-энтузиаст, короче. Вот моя супруга, она более в этом смысле значимая фигура. Дальняя родственница Николая Федоровича. - По тому, как блеснули глаза Геворкяна, Игорь понял, что его приятель-доцент об отчестве философа тоже понятия не имел. - Пойдемте, я вас представлю.
Старушка сидела у окна в мягком кресле, рядом с дамой в роскошном манто и растерянным господином интеллигентного вида, явно облаченным в пиджак с чужого плеча. В своем скромном синем костюме она выглядела нормально - и этого Игорю было вполне достаточно, учитывая, что весь холл запрудили толпы ненормально выглядевших людей.
- Елена Дементьевна, - представил Нахабцев. - Старушка милостиво им кивнула, прищурив огромные голубые глаза. В молодости она была, вероятно, исключительно хороша; Игорю приходилось встречать таких женщин, не утрачивающих шарма, сохраняющих признаки благородного происхождения даже тогда, когда родословная становится помехой. - Очень дальняя свойственница нашего героя.
Игорь едва удержался, чтобы не поклониться - столько царственного величия таилось в маленькой фигурке. Голос, хоть и тихий, хриплый, тоже оказался глубоким и повелительным:
- Увы, свойство слишком дальнее; не стоит и говорить серьезно. Ни реликвий, ни реальных связей. Тем не менее мой супруг очень серьезно к нему относится. И во многом Николай Федорович стал для него предком - одним из тех, нуждающихся в воскрешении.
- Елена Дементьевна, - устало пробормотал Нахабцев, - мы имеем дело с одним из крупнейших свершений человеческого духа. И его материальная реализация...
- Да, я знаю, - старушка явно слышала это от супруга не одну сотню раз. - Я почти со всем согласна; остается только посмотреть... - Тут она как будто спохватилась. - Гостям вряд ли интересны наши старые споры; уже приглашают в зал. Ступайте же! Я еще немного посижу здесь...
Пока Нахабцев перешептывался о чем-то с супругой, Игорь последовал за Васькой в зал с облупившимися колоннами и такой же сценой, где в старые времена проводились торжественные собрания и киносеансы. Народу набралось немного - в фойе было, как показалось Игорю, куда больше. И вскоре он пожалел, что не задержался в фойе: даже отбытие Вяльцева не избавило от скуки и пустой траты времени.
Заместитель главы района нес во вступительной речи такой бред, что Геворкян буквально застонал:
- Боже! Куда я снова попал?
- Сиди уже тихо... - вздохнул Игорь. - Мало ли уже выслушали. Дальше, может, веселее будет.
И впрямь: бестолковый разговор о мировом значении Федорова (которого администратор упрямо именовал Федотовичем) превратился в отчет об успехах района. Здесь Игорь даже кое-что записал - вдруг пригодится. Речь тянулась и тянулась; окончание ее смешалось с жиденькими аплодисментами.
Потом на сцену поднялся Ларин; назвал участников (Геворкян, заслышав свою фамилию, встал и церемонно раскланялся) и почетных гостей, в числе которых знакомых имен по-прежнему не обнаружилось. Далее уследить за причудливыми полетами мысли председателя Игорь не сумел и начал оглядывать зал. Наиболее заметные гости его порога так и не переступили; публика состояла из обычных посетителей подобных мероприятий. Нахабцев устроился в первом ряду с краю, рядом вскорости оказалась и его супруга. Возле них сидел мужчина с окладистой бородой, глубокомысленно взиравший на сцену. Увлекшись анализом его неординарной внешности, Игорь пропустил момент, когда Ларин передал слово самому себе - как автору доклада "Новые данные о пребывании Н.Ф. Федорова в наших местах".
Данные, однако, оказались весьма условными: философ в городке вроде бы останавливался, но вот где именно и надолго ли - оставалось загадкой. Сведения из губернских ведомостей и статистических справочников о жизни города в те далекие годы Ларин излагал весьма внятно; Игорь опять кое-что записал. Но все равно эти подробности ни к чему не вели: указав на необходимость продолжения поисков, Ларин покинул трибуну.
Потом какой-то престарелый член общества непристойно долго зачитывал выписки из сочинений Федорова, к каждой добавляя: "Удивительно верно! Какая ясность мысли!". Впрочем, говорил он очень тихо и до Игоря долетали только восторги; мировое же содержание "общего дела" так и оставалось неизвестным. Тем не менее аудитория осталась довольна; правда, осталось неизвестным, что же вызвало радостные аплодисменты - содержание доклада или его долгожданное завершение.
Потом Ларин объявил обеденный перерыв; Игорь с удивлением обнаружил, что уже без пятнадцати час. Рядом с ним Геворкян вытирал пот со лба:
- Нет, еще одна конференция - и завяжу! Надо же такой бред каждый раз слушать. Ведь за окном что-нибудь интересное, живое совершается, а тут такое...
- А сам лучше будешь? - ехидно осведомился Игорь.
- Все ж не так. А тебе ни к чему...
Разгорающуюся ссору прервал в самом начале Нахабцев.
- Пойдемте, господа, нужно успеть занять места. В кафетерии может на всех не хватить. Скорее, скорее!
В кафетерии и впрямь толпился народ: они умудрились втиснуться за последний свободный столик. Игорь пристроился к очереди на раздачу, но Нахабцев заговорщицки подмигнул ему: следовало обращаться в боковое окошечко, где членов оргкомитета и их гостей обслуживали без очереди. Владимир Дмитриевич за все заплатил сам, даже по сто грамм гостям заказал. На протесты Игоря он ответил широким жестом:
- Большой день, большие события... Надо праздновать! Кроме того, вы и на ужин, по-моему, не остаетесь.
- Увы, дела зовут. Вещи собрали - и вечерним поездом махнем назад... Скажите, у вас в городе всегда так людно?
Нахабцев развел руками:
- Выходной день. Стечение обстоятельств, если хотите... Конференция немногих привлекла; все больше по другим делам. Мало ли у нас эксцентриков.
И впрямь, по центру зала, сдвинув столы, восседали представители какого-то другого общества. Люди с военной выправкой стоя провозглашали тост - как показалось Игорю, во здравие государя императора.
- Монархисты? - указав в их сторону, спросил журналист у Нахабцева.
- У нас в городе всякого полно, - уклонился от ответа Владимир Дмитриевич. - И становится все больше. Со скоростью, которая и меня пугает. Но толерантность в "общее дело" закладывалась с самого начала. И ни к чему от нее отказываться. Эксцентричности только украшают жизнь: вон дама с папироской какая роскошная; а этот гусар в поддельной, судя по всему, форме.
- Да, внизу я заметил явных представителей исторических клубов. Развитое движение, не так ли?
- Вы, друг мой, не можете себе представить, насколько развитое... И какие плоды приносит! Но пойдемте обедать. Да, спасибо, это поставьте на свой поднос.
Обед прошел в молчании, прерываемом редкими учтивыми репликами. Елена Дементьевна говорила совсем мало, но почти никогда с мужем не соглашалась - это выражалось не столько в словах, сколько в жестах.
- Моя супруга, - Владимир Дмитриевич доброжелательно улыбнулся, - не все положения теории своего родственника разделяет. Но мы с ней по этим вопросам спорить избегаем. Я волен заниматься своим делом, она - смотреть на него со стороны...
- Но практик, в отличие от теоретика, должен нести ответственность за свои поступки, - заметила Елена Дементьевна, не отрывая взгляда от тарелки.
- И я об этом, дорогая, и я как раз об этом, - взмахнул рукой Нахабцев. - Но не будем утомлять гостей: им Николай Федорович уже давно надоел. Мы с тобой никуда от его памяти не денемся, а им с непривычки тяжело пока.
- Что вы! - стараясь блюсти вежливость, промычал Геворкян. - Новые сферы всегда занимательны. Вы же занимаетесь наследием Федорова столько лет, столь глубоко им прониклись...
- Как и вы своим материалом. Мы никогда сочинений...эээ...Желязны не читали.
- Да, интересно будет послушать, - Елена Дементьевна отодвинула тарелку; супруг аккуратно передал ей чашку и сахарницу.
Геворкян не смог скрыть удовольствия:
- Да, теперь его творчество привлекает больше ученых, а не читателей. С тех пор, как писатель скончался...
- А он умер? И когда же? - неожиданно оживился Нахабцев. Игорь даже употребил бы слово "просиял", если б не казалось оно кощунственным в данном контексте.
- В девяносто пятом... - скорбно вздохнул Васька. - Прошлый век.
Нахабцев прикрыл глаза и покивал:
- Жалость какая. Да, его время придет не так скоро, как хотелось бы. Однако... Простите - я о своем. Но доклад мы непременно услышим.
Обмолвки старика, впрочем, мало занимали гостей: даже Игорь по-настоящему утолял голод, а уж Васька держался так, будто его неделю не кормили. Потому с едой покончили быстро. К тому же выпитые в начале обеда "за всеобщее здоровье" сто грамм способствовали укреплению аппетита. Форма тоста, предложенного Нахабцевым, явно отличалась от традиционной. Игорь заметил:
- Вы и впрямь совершенно серьезно воспринимаете утопию Федорова?
- Я просто не вижу там утопии, - устало ответил старик. - Только правда, голая правда.
- И страшная... - прошептала его супруга, вставая из-за стола. Но Владимир Дмитриевич деликатно сделал вид, что не слышит возражения, и гостям пришлось последовать его примеру.
К тому же и впрямь следовало немного пройтись, покинув душный кафетерий. Нахабцевы отошли, сославшись на срочные дела, а Игорь с Васькой выбрались покурить наружу.
Здесь царило то же фантастическое шевеление бесконечной людской массы. Казалось, народу еще прибавилось:
- Весь город, что ли, собрался?
- Очень похоже... - откликнулся Геворкян. - В этих райцентрах никогда не поймешь, в какой момент безлюдье сменится толпой.
Васька, кажется, начал рассказывать какую-то историю о своем пребывании в Тверской области, но Игорь его не слушал. Он смотрел на этих людей - таких удивительно разных, отличающихся не столько одеждой, сколько поведением (хотя попадались и совершенно фантастические экземпляры). Что же происходит? Это явно не тайный съезд сторонников "общего дела" - никто из членов Федоровского общества, похоже, в процессе не участвовал, кроме Нахабцева, да и то - сомнительно. И не демонстрация, не митинг... Но откуда все они собрались?
Игорь попытался обратиться с вопросом сначала к тетке в цветастом халате, тащившей за собой ребенка, но та только отмахнулась:
- Милок, не до тебя мне. Видишь, дите голодное...
Немногим больше он преуспел и с усатым господином, сжимавшим свою трость как шпагу:
- Милостивый государь, мы не представлены. Простите... Простите, сорвалось с языка. Нет, я здесь по своим делам. Занят, очень занят!
Предприняв еще две попытки, Игорь осознал всю бесполезность усилий: может, люди и впрямь съехались в центр, преследуя собственные цели. А он их только отвлекает и раздражает. Посему он, слегка успокоившись, последовал за Васькой осматривать храм. Но там оказалось не протолкнуться: такая же толпа, как и перед Домом Культуры. И собравшиеся явно не достопримечательности осматривали.
- Что, сегодня праздник какой-то? - подивился Игорь.
Но Ваську эта тема не заинтересовала:
- Пойдем, уж и доклад мой скоро. Смотреть все равно не на что; обычный девятнадцатый век. Разве только рассматривать, как народ поклоны бьет.
Они вернулись как раз к началу второй половины заседания. Васька выступал вторым после испуганного чем-то неведомым молодого человека, повествовавшего, сколько можно было уследить, о связях Федорова и Достоевского. Доклада про Желязны Игорь не слушал: друга он ценил не за его научные откровения. Как там Геворкян препарирует хорошие книжки - его личное дело... Однако ж речь Василия народу понравилась: вознагражденный аплодисментами, он опустился в кресло, всем видом выражая торжество.
- Ну вот, и еще один... - довольно облизываясь, шепнул Геворкян.
После этого они немного послушали прочих участников, коих оказалось вполовину меньше против обозначенного в программе. "Федоров и Соловьев", "Федоров и Ницше", "О предках Н.Ф. Федорова"... Все хорошо, но никому не нужно. Только перечислить в газете - и достаточно.
Игорь уже начал задремывать, когда на сцену поднялся Нахабцев.
- Завершая своим сообщением сегодняшние чтения, постараюсь быть кратким. Гости сегодня отбывают; а информация, которую мы сегодня получили, послужит великолепным стимулом в дальнейшей деятельности нашего Федоровского общества, которым так эффектно руководит Дмитрий Олегович Ларин.
Дипломатичным кивком указав в первый ряд, где только что не храпел умаявшийся председатель оргкомитета, Нахабцев перешел к сути сообщения. Здесь Игорь понял совсем мало. Используя терминологию Федорова, Владимир Дмитриевич, похоже, пытался доказать, что теоретические выкладки можно реализовать посредством одного-двух простейших аппаратов. И они станут своеобразным катализатором, пробудят новые силы - говоря обычным человеческим языком. Но увы - никакого аппарата предъявлено не было. Тем не менее Нахабцева проводили настоящей овацией, а Ларин в прощальной речи назвал его "нашим героем". После чего конференцию закрыли. Игорь задал еще пару вопросов, а затем, простившись с участниками, направился в Дом колхозника.
Там он собрал вещи и выпил прикупленную по дороге бутылку пива. Через полчаса примчался и Геворкян, получивший свои командировочные:
- Не жадные люди - вот что хорошо. И такая очередь стоит! Как за пособием... Администрация, похоже, проплачивала все-таки. Нам не пора?
- Еще как пора! Поезд через полчаса.
На улице народу не убывало; многие направлялись на вокзал. Игорь заметил давешнего мужчину с тросточкой и человека в военной форме; кажется, бородач-крестьянин тоже двигался в ту же сторону. Но вскорости их отвлек Нахабцев:
- Супруга моя утомилась немного; ушла сразу после вашего доклада, Василий. А я решил немного пройтись. Провожу, если не возражаете...
- Что вы, рады будем! - воскликнул Игорь.
Дальше они двинулись втроем. Игорь еще раз оглядел центральную улицу: когда-то приведется еще побывать в этом забытом всеми городке? Ну, пара фасадов восемнадцатого века, набережная красивая, старый рынок... Как везде, не лучше и не хуже. Но вот народ - как с ним быть?
- Владимир Дмитриевич, объясните, в чем здесь трюк?
- Ну, эти толпы людей. Странные сборища... Молебны в храме...
- Какой же трюк? - повторил старик. - Все по-настоящему. Люди в своем городе живут, как Федоров здесь жил. И дело его здесь кое-кто продолжает - ну, вроде меня. И что еще объяснять?
- Значит, все так просто? Общее дело творится себе и творится... - пробормотал Игорь, когда они уже огибали вокзал, выходя прямо к перрону. - Живет себе и побеждает.
- Если не иронизировать, то так и получается, - беззлобно ответил Нахабцев. - Все обстоит именно так, как я в докладе сказал. Объективно, без преувеличений. Федоров прост, даже примитивен. Все его работы - не умозрительные. Один-два шага - и общее дело совершится.
Игорь уже не ожидал ответов; в глубине души он махнул рукой на загадку. Двести строк в кармане лежат, а случайности... Мало ли с чем не столкнешься в пути. А он не писатель, а журналист. Будут и другие случаи; здесь на сенсацию рассчитывать нечего. Нашел человек свою религию; к чему у него последние утешения отбирать? И все же не удержался, откликнулся по старой привычке со всем полемизировать и ничего на веру не принимать:
- Вам не кажется, что эти идеи все равно остаются утопическими? Что воскрешение "отцов" куда больше проблем принесет, чем пользы? Федоров далеко не все продумал. И куда денутся воскресшие? Не воспримут ли многие это как Апокалипсис? Да, впрочем, Апокалипсисом оно и станет - концом того самого учения, за которое вы так ратуете и на которое столько сил убили.
Старичок кивнул, едва не потеряв свои очки. Слепо сощурив глаза, он стукнул тростью о многострадальный асфальт перрона:
- Вы, может быть, отчасти и правы, молодой человек? Но заметьте, сколько народу отсюда уезжает. Может, кто-то и понесет факел дальше. Метафора избитая, противная, но куда как правильная, согласитесь... Думаю, все уже началось... Или кончилось - это уж как посмотреть!
- Вы о чем? - Игорь нетерпеливо оглянулся. Васька, высунувшись из окна ближайшего вагона, неистово размахивал руками. И впрямь следовало поторопиться: приятель ухитрился втиснуться и занять им места рядом с худощавой дамой в огромной шляпе с полями и какой-то колхозницей, будто сошедшей с плаката тридцатых годов. И поезд вот-вот уйдет...
- Владимир Дмитриевич! Пора мне торопиться. Привет супруге передавайте... Будете у нас, звоните. Может, удастся материал поместить.
Старичок неожиданно захохотал - громко, раскатисто:
- Боюсь, мой юный друг, в материалах уже нет нужды. Вы так ничего и не поняли в нашем эксперименте. А я полагал, что вы будете посмекалистее вашего приятеля.
Игорь вздрогнул: дело было не в оскорблении, а в осознании собственной неудачи. Он понимал, давно уже понимал, что упустил нечто важное, но никак не мог понять - что именно.
- Уж не хотите ли вы сказать, что обзавелись связями уровнем повыше? - пытаясь выказать уверенность в себе, он иронично улыбнулся. Впрочем, вышло не очень убедительно, судя по ответной улыбке. - Или ваше "общее дело"...
- Понятие "общее" не следует понимать слишком буквально. Садитесь в поезд; для вас еще есть место. Не медлите! Федоров был бы доволен - вернее, скоро будет. Как будут и многие другие.
Игорь ошеломленно смотрел на Владимира Дмитриевича, машинально шагая к дверям. До него начало ходить: все эти люди, толпы, тьмы, множества... Он хотел услышать объяснения, хотел понять. Но старик повернулся к нему спиной и зашагал прочь, весело помахивая тростью. Котелок был лихо заломлен набок и сзади силуэт ничем не напоминал пенсионера образца двадцать первого века. Нет, франт позапрошлого столетия... Или даже раньше. Но этого не могло быть! Не могло, потому что... Не могло - и все!
И почти одновременно со скрежетом зеленых створок, отделявших Игоря навсегда от этого безумного города, донеслись до него небрежно брошенные через плечо слова "энтузиаста общего дела":
- Вы не умеете слушать: машина проста, и она уже заработала. Все началось; и начало вы прозевали.