Сорока-Ворона : другие произведения.

Великий халиф, что правит по велению Бога (Наваль эль-Саадави, перевод с арабского мой)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Весьма милая, хотя местами странная и шокирующая, пьеса современной египетской драматургини в моём скромном переводе. Неуловимо напоминает "1000 и 1 ночь" и истории о Ходже Насреддине.
  Великий халиф, что правит по велению Бога
  Театральный роман в двух действиях
  Доктор Наваль эль-Саадави

  Об авторе и пьесе: Наваль эль-Саадави (р. 1931 г.) - египетская писательница, публицистка, врач, социалистка и феминистка. Значительная часть её творчества и активизма посвящена проблемам пола, секса и влияния того и другого на жизнь женщин и мужчин, что видно даже по этой пьесе.

  Аль-Хаким би-Амриллах, в честь которого назван заглавный герой пьесы ("великий халиф") - реальный персонаж истории Египта: халиф из династии Фатимидов, правивший с 996 по 1021 год по христианскому летоисчислению. Он действительно был правителем-теократом, объявлял себя Богом, считался у современников безумным и издал несколько весьма странных законов (например, запретил сапожникам принимать заказы на женскую обувь, чтобы женщины сидели по домам). Оскопить всех мужчин во имя "чистоты" он не догадался, хотя, судя по тому, что известно, подобный приказ был бы вполне в его духе. Тем не менее, на реальных событиях эта пьеса не основана, а имя аль-Хакима писательница использует скорее как символ (ср. Заратустра у Ницше).

  Автор также весьма изящно играет с именами остальных персонажей пьесы, что становится заметно, если вчитываться в диалоги. Так, Джаннат в оригинале - множественное число от слова "джанна", то есть "рай". Вообще-то, согласно фонетике египетского диалекта, это имя читается как "Гянат", но в русском языке варианты "джанна" и "джаннат", как названия мусульманского рая, являются взаимозаменяемыми, что очень удобно. "Абид" - множественное число от слова "раб", а "Мерван" означает "кремень"; насколько эти имена соответствуют сути персонажей, станет ясно, если прочитать до конца.

  Мавлюд - имя осла-идола, которому поклоняется халиф - означает буквально "рождённый"; тут насмешливая отсылка сразу и к богу христианства, и к богу ислама, который "не родил и не был рождён" (сура 112, айят 3), и к тому факту, что сам-то Мавлюд как раз не рождён, а вырезан из дерева; плюс это имя имеет дополнительное ироническое значение, которое раскрывается по ходу действия. Наконец, имя чужака, Рабий, является приблизительной транскрипцией арабского слова, означающего "весна" (да, весна в этом языке мужского рода). Смысл этого имени становится прозрачен по мере чтения.
  
  

Предисловие

  Некоторые моменты в этой пьесе, в особенности те, что касаются деликатного вопроса отношений между людьми, а точнее, между мужчинами и женщинами, могут шокировать читателей и зрителей; однако я уверяю вас: события этой пьесы и мысли, изложенные в ней, не являются ни плодом моего воображения, ни чем-то новым - я взяла их из истории. Я не специалистка по истории, но, почитав кое-что о ней, обнаруживаешь, что человечество прошло через странные времена: некогда было время рабов и слуг; некогда было время, когда рабов кастрировали, чтобы они охраняли гарем правителя, а правителю не приходилось беспокоиться за своих женщин. Некогда было и время халифа аль-Хакима би-Амриллаха, который объявил себя богом; некоторые люди поклонялись ему, а сам он поклонялся ослу.

  Меня завораживают те странные исторические события, которые приоткрывают бездны и противоречия души, принадлежащей странному созданию под названием человек. Я изучала медицину и хирургию, я знаю, как устроено тело человека, но несмотря на всё это, идея кастрации рабов, имевшей место в истории, остаётся для меня чем-то загадочным и противоестественным. По моему мнению, кастрация - это не столько хирургическая операция с целью сделать бесплодным тело, сколько процесс психологической и интеллектуальной стерилизации с целью сделать бесплодными душу и ум мужчины.
  Наваль эль-Саадави
  

Действующие лица

:
  А л ь - Х а к и м б и - А м р и л л а х: Его имя означает "Правящий по велению Бога". Огромный сорокалетний мужчина с крупными чертами лица и весьма тонким голосом.
  Ц а р и ц а Д ж а н н а т: Молодая, тридцатипятилетняя женщина, высокая и стройная, с выразительным лицом, сильным взглядом, живым, ярким и симпатичным нравом и громким, приятным голосом.
  Ч у ж а к (Рабий): Молодой, тридцатипятилетний мужчина, высок, крепко сложен, лицо красивое, благородное и доброе, голос сильный и звучный.
  С т а р а я м а т ь: Пожилая женщина 50-60 лет.
  С т р а ж А б и д: Сильный и добрый юноша.
  С т р а ж О с м а н: Сильный юноша с яростным взглядом.
  М е р в а н, н а ч а л ь н и к с т р а ж и: Обыкновенный мужчина.
  О с ё л (М а в л ю д): Статуя осла, который выглядит, как живой.
  С т а р и к и з х и ж и н ы: Мужчина 50-60 лет.
  С т р а ж и, р а б ы, с л у ж а н к и.
  М а л е н ь к и й р е б ё н о к.

  

Действие первая

  

Сцена первая

  (Поднимается занавес. На троне, который стоит на деревянном постаменте, восседает его величество аль-Хаким би-Амриллах. Перед ним сидят на полу рабы, головы которых находятся на уровне ступней халифа. Справа от его величества сидит один из рабов, в руках у него - перо и свиток. Слева от аль-Хакима стоит начальник стражи, тоже раб. В руках у него - меч. Над присутствующими продолжает висеть тишина. Его величество смотрит на рабов, преклоняющих головы перед ним, с презрением и гневом. Затем он поднимается на ноги, и вместе с ним вскакивают все рабы до одного. Его величество некоторое время стоит и смотрит на них, затем садится. Рабы тоже садятся. Его величество снова поднимается. Встают все, кроме одного мужчины. Его величество обводит присутствующих глазами, и наконец его взгляд падает на сидящего мужчину. Головы остальных тут же поворачиваются к сидящему. Сосед подталкивает его, чтобы он встал, но тот продолжает сидеть и смело смотреть на его величество. Халифом овладевает приступ гнева. Он указывает на начальника стражи, тот, как полагается, отдаёт мечом честь и поспешно встаёт перед его величеством.)

  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и: Повелитель?

  (Его величество начинает гневно кричать, и тут оказывается, что голос у него пронзительный и тонкий, как у женщины, что не вяжется с его огромным телом и яростным взглядом.)

  А л ь - Х а к и м (показывает на сидящего): Кто этот мужчина, Мерван?
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и: Не знаю, повелитель. Я впервые вижу его здесь.
  Е г о в е л и ч е с т в о: Приведи его сюда!
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и: Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество.

  (Начальник стражи незамедлительно подбегает к сидящему мужчине, хватает его и тащит к аль-Хакиму. Остальные рабы продолжают стоять, склонив головы и не пытаясь вмешаться. Они молчат от унижения и ужаса.)

  Е г о в е л и ч е с т в о (мужчине): Ближе!

  (Мужчина подходит ближе к аль-Хакиму уверенными шагами, высоко подняв голову. Гнев его величества усиливается, он сходит со своего престола, подходит к мужчине и с презрением смотрит ему в глаза. Тот не шевелится и уверенно встречает взгляд аль-Хакима.)

  Е г о в е л и ч е с т в о (в ярости): Опусти глаза!

  (Мужчина молчит и не опускает глаза. Гнев аль-Хакима возрастает ещё сильнее, он начинает топать ногой и оглушительно кричит:)

  Е г о в е л и ч е с т в о: Опусти голову!

  (Мужчина молчит и не опускает голову. Придя в бешенство, аль-Хаким поворачивается к начальнику стражи и вопит:)

  Е г о в е л и ч е с т в о: Чего он мнётся, как девица?! Или он сумасшедший?! Или глухой?! Не слышит, что ему говорят?!
  М у ж ч и н а (спокойно и уверенно): Я всё прекрасно слышу. Просто я не совсем понимаю, что от меня требуется.
  Х а л и ф (поворачивается к нему): Не понимаешь? Что значит, ты не понимаешь?
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и (мужчине, грубо): От тебя требуется склонять голову в присутствии нашего повелителя аль-Хакима! Давай, опусти голову! Быстро!
  М у ж ч и н а: Я не могу опустить голову!
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и: Ты что, не видишь, как делают другие? Сделай, как они, немедленно! Не стой во весь рост!
  М у ж ч и н а (удивлённо): Не стой во весь рост?! Никогда ничего подобного не слышал! Почему?
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и: Ты не знаешь, почему?! Ты не знаешь, что этого требует первый пункт нашего свода законов?! Все знают, а ты не знаешь?!
  Х а л и ф (гневно): Незнание закона не освобождает от наказания!
  М у ж ч и н а (насмешливо): Незнание закона? Откуда же я мог знать, что где-то на свете есть закон, который запрещает стоять во весь рост?
  Х а л и ф: Ты не знаешь закона? Не знаешь наших порядков?!
  М у ж ч и н а: Откуда же мне их знать? Через пару часов меня уже не будет в этом городе.
  Х а л и ф (удивлённо и гневно): Так ты не местный? Не из нашего города?
  М у ж ч и н а: Нет, господин мой.

  (Халиф приходит в ужас и приказывает рабам разойтись. Остаются только он, мужчина и Мерван, начальник стражи.)

  Х а л и ф (несколько испуганно): И что же привело тебя в наш город?
  М у ж ч и н а: Исключительно совпадение. Я шёл-шёл своей дорогой и вдруг оказался у черты вашего города.
  Х а л и ф (испуганно и гневно): Совпадение? Удивительно... Откуда же ты? Из какой страны? Как тебя зовут? Кто ты?
  М у ж ч и н а: Своё имя я знаю - меня зовут Рабий. А вот родины своей я никогда не знал.
  Х а л и ф: У тебя нет родины?
  М у ж ч и н а: До сих пор не было... Я человек странствующий, путешественник.
  Х а л и ф: Как странно! Но что же привело тебя именно сюда?
  М у ж ч и н а: Исключительно совпадение. Должно быть, я потерял дорогу.
  Х а л и ф: Потерял дорогу? И куда же ты шёл?
  М у ж ч и н а: Шёл я по длинной и трудной дороге: я искал свою родину.
  Х а л и ф: Но ты же сказал, у тебя нет родины?
  М у ж ч и н а: Да, но где-то же я родился?
  Х а л и ф: И ты не знаешь даже, где?
  М у ж ч и н а: Нет.
  Х а л и ф: А у отца с матерью ты не спрашивал?
  М у ж ч и н а: У меня нет ни отца, ни матери.

  (Халиф приходит в волнение и просит мужчину выйти на время. На сцене остаются только аль-Хаким и Мерван.)

  Х а л и ф (гневно и взволнованно): Как странно... И каким же образом тогда он появился на свет?! Неужели можно появиться на свет без отца и без матери? (Начальнику стражи) Ты в это веришь, Мерван?
  М е р в а н: В то, что он родился не только без отца, но и без матери? Это невозможно, повелитель!
  Х а л и ф: Какой странный мужчина. Как он оказался здесь, и почему?
  М е р в а н: Может быть, он заблудился, повелитель.
  Х а л и ф: Ты веришь тому, что он говорит? Я ему не верю. Он лжёт... В его глазах есть нечто странное, и оно не располагает ни к покою, ни к доверию. Так что же нам с ним делать?
  М е р в а н: Повелитель, приказы здесь отдаёте вы.
  Х а л и ф: Нужно немедленно привести в исполнение Всеобщий Закон.
  М е р в а н: Слушаюсь и повинуюсь, повелитель. (Он собирается уходить, но халиф, по-видимому, начинает сомневаться, снова его окликает и обращается к начальнику стражи в сильном волнении:)
  Х а л и ф: И всё же... ты уверен, что он станет послушным после операции?
  М е р в а н: Все мужчины стали после неё послушными, повелитель. Почему он не должен?
  Х а л и ф: Да, почему бы он не должен... почему не должен... Ведь он совсем как другие. Правда? Приведи его, Мерван, и мы приведём в исполнение Всеобщий Закон.
  (Мерван собирается уходить, но халиф, по-прежнему охваченный сомнением, его снова останавливает.)
  Х а л и ф: Но я не уверен, что этого будет достаточно. Не уверен, что, избавив его от достоинства, мы избавимся и от его непослушания. В его глазах есть нечто странное, и оно не даёт мне покоя. Он не такой, как другие... Нет, нет... Он не такой, как другие...
  М е р в а н: Да, повелитель. Он не такой, как другие.
  Х а л и ф: Что же делать, Мерван?
  М е р в а н: Я ожидаю ваших приказов, повелитель.
  Х а л и ф: Его нужно немедленно прикончить.
  М е р в а н: Слушаюсь и повинуюсь, государь. (Он собирается уходить, но халиф его останавливает.)
  Х а л и ф: Куда ты?! Мы же не решили, как именно его прикончить!
  М е р в а н: Мы сейчас же его убьём, повелитель.
  Х а л и ф (радостно): Да, да! Сейчас же убьём... (повторяет это несколько раз.) Но как именно мы его убьём?
  М е р в а н: Поставим лицом к нам и снесём голову с плеч.
  Х а л и ф (радостно): Прекрасно, прекрасно!.. (повторяет это несколько раз.) Но почему лицом, Мерван? Почему не спиной? Он странный, опасный... Не так-то легко будет убить его лицом к лицу. Вдруг у него есть секрет, о котором мы не знаем? Вдруг он очень силён? Вдруг он будет сопротивляться? Вдруг... Вдруг он сможет... Я не знаю толком, на что способен настолько противоестественный человек. Он - из какого-то нового сорта людей. Быть может, это злой дух пришёл в образе мужчины? Лучше всего будет прикончить его тихо, так, чтобы он не заметил. Нужно придумать план... нужно как-нибудь его отвлечь, а потом нанести удар в спину...
  М е р в а н: Да, повелитель. Нужно как-нибудь его отвлечь, а потом нанести удар в спину.
  Х а л и ф (с большой радостью): Прекрасная мысль! Чудесная мысль! А теперь пусть он вернётся сюда.

  (Мерван выходит и возвращается вместе с чужаком.)
  Х а л и ф (спокойно и учтиво): Приношу вам свои извинения за свою вспышку гнева. Я думал, что вы - местный, но поскольку вы - чужеземец, который заблудился, я прикажу своим стражам вывести вас к границе моих владений и сопровождать вас, пока вы не окажетесь за пределами этой страны, в покое и безопасности.
  М у ж ч и н а: Спасибо, господин мой. Вы чрезвычайно ко мне добры.
  Х а л и ф (строгим тоном): Мерван, приведи сюда кого-нибудь из стражей!
  М е р в а н: Да, повелитель. (Выходит и приводит с собой вооружённого стража.)
  Х а л и ф (стражу, строгим тоном): Приказываю тебе сопровождать нашего дорогого гостя, пока он не окажется за пределами моих владений в покое и безопасности. Тебе всё понятно?
  С т р а ж: Слушаюсь и повинуюсь, государь.
  М у ж ч и н а (стражу): Спасибо тебе, юноша. (Халифу.) И вам спасибо, ваше величество.
  Х а л и ф: Ступай с миром.
  (Мужчина уходит, за ним следует вооружённый страж. Халиф и Мерван остаются одни на сцене.)

  Х а л и ф: Кто из твоих стражей самый храбрый?
  М е р в а н: Осман самый храбрый, повелитель.
  Х а л и ф: Приведи его.
  М е р в а н: Слушаюсь и повинуюсь.
  (Появляется Осман, встаёт перед халифом и отдаёт честь.)
  Х а л и ф: Ты видел того странного мужчину?
  О с м а н: Да, повелитель. Абид ушёл вместе с ним, чтобы вывести его к границе, как вы и приказывали.
  Х а л и ф: Прекрасно. Теперь я хочу, чтобы ты проследовал за ними, держась поодаль. Когда стемнеет, подойди к нему так, чтобы он тебя не заметил, и быстро нанеси удар в спину. И ни в коем случае не поворачивайся к нему спиной, пока не убедишься, что он мёртв!
  О с м а н: Слушаюсь и повинуюсь, государь. (Собирается уходить, но халиф останавливает его.)
  Х а л и ф: Послушай! Ты думаешь, что всё будет просто, но это не обычное задание. Этот мужчина - не то, что другие, которых ты убиваешь. Он не такой, как все... он какой-то противоестественный... Ты его видел?
  О с м а н: Да, повелитель.
  Х а л и ф: Ты встречался с ним лицом к лицу? В смысле, смотрел ему в глаза?
  О с м а н: Да, повелитель.
  Х а л и ф: Тем лучше для тебя: это облегчит твою задачу. Я имею в виду... Если ты смотрел ему в глаза, может быть, ты чувствовал что-то вроде страха... То есть, нет, нет, не страха, а... опасения, например? Волнения? Паники... То есть, нет, конечно же, не паники!.. В любом случае, я не сомневаюсь в твоей отваге и силе. Ступай, и без его головы не возвращайся!
  О с м а н: Слушаюсь и повинуюсь, государь. (Выходит. Халиф опускается на трон в раздумье.)
  М е р в а н: Я всё ещё нужен вам, повелитель?
  Х а л и ф: Нет, Мерван. Ты свободен.

  (Халиф остаётся на сцене один. У него взволнованный и задумчивый вид; он ходит туда-сюда и говорит сам с собой.)
  Х а л и ф: Не может опустить голову... нет родины... нет матери и отца... Да неужели подобный мужчина может потерять дорогу?!

  (Появляется царица Джаннат. У неё встревоженный и растерянный вид, она нерешительно осматривается вокруг. Заметив её, халиф приходит в удивление.)
  Х а л и ф: Что привело тебя сюда в такой час?
  Ц а р и ц а (нерешительно): Не уверена... Я сидела в соседней комнате...
  Х а л и ф (рассерженно): В соседней комнате? И что ты там делала? Зачем ты вышла из гарема?
  Ц а р и ц а: Было жарко, и мне захотелось подойти к окну... (Она поворачивается к окну со встревоженным видом, будто ищет что-то.)
  Х а л и ф (удивлённо): Да что с тобой такое? Чего ты ищешь?
  Ц а р и ц а: Ничего... Сама толком не знаю, в чём дело, но... я слышала голос...
  Х а л и ф (настороженно): Голос? Что за голос?
  Ц а р и ц а: Не знаю точно... но это был странный голос...
  Х а л и ф: Странный голос? Здесь не было никаких странных голосов.
  Ц а р и ц а: Не было? Как странно... Очень странно... Но я слышала голос - голос, подобного которому мои уши не слышали никогда.
  Х а л и ф: Никогда не слышали, значит? И что же это мог быть за голос такой?
  Ц а р и ц а: Не знаю...
  Х а л и ф: Конечно, не знаешь. Ты наверняка бредишь!
  Ц а р и ц а (начинает сердиться): Брежу?!
  Х а л и ф (испуганно): Я хочу сказать, не бредишь, а... Может быть, ты сидела у окна, задремала, и тебе померещилось...
  Ц а р и ц а (нерешительно): Померещилось?
  Х а л и ф: Да, может быть, тебе приснилось, что ты слышала голос. Неужели раньше тебе не случалось засыпать сидя и видеть сны?
  Ц а р и ц а: Неужели это был сон?!
  Х а л и ф: Неужели ты не помнишь, как несколько дней назад рассказывала мне про свой странный сон?
  Ц а р и ц а: Но ведь это так странно... я никогда не слышала подобного голоса... Нет, я не спала! Я точно-точно не спала! (Она сильно взволнована и начинает оглядываться, как будто ищет тот голос.)
  Х а л и ф (учтиво): Тебе нехорошо, любимая. Может быть, ты не выспалась, или у тебя взыграли нервы из-за того, что я... (Он галантно приближается к ней, но она отступает.) Из-за того, что я... то есть, из-за того, что у нас прошлым вечером не было любовного свидания, как обычно, и мы не сидели вместе. Но что же делать, любимая, если я вчера был занят? Не мог же я бросить совет министров и пойти к тебе!

  (Царица не отвечает - по-видимому, она всё ещё увлечена поисками странного голоса.)
  Х а л и ф (с нежностью): Но ведь это всего один вечер! Один-единственный вечер за всю твою жизнь, в который мы не сидели вместе, в который ты не слышала... (он приближается к ней, но она отступает.) Единственный вечер, в которую ты не слышала слов любви! Но теперь ты простишь меня, как только услышишь их... Почему ты убегаешь, Джаннат?
  (Джаннат садится подальше от него. Халиф подходит к ней, садится рядом и, порывшись в кармане, извлекает сложенные листок бумаги.)

  Х а л и ф: Ты успокоишься, как только услышишь эти прекрасные слова. (Разворачивает листок и начинает читать вслух.) О возлюбленная Джаннат, жизнь моя, свет очей моих...
  Ц а р и ц а (прерывает его с явной неприязнью): Ты опять будешь читать, как всегда?
  Х а л и ф: Да, да, любимая...
  Ц а р и ц а: Пожалуйста, не надо. Хотя бы на один вечер избавь меня от этого, я не могу слушать..
  Х а л и ф (удивлённо): Не можешь слушать?
  Ц а р и ц а: Я устала. Я хочу побыть одна и не слушать всякое...
  Х а л и ф: Но Джаннат, разве мои письма - это "всякое"?
  Ц а р и ц а: Говорю тебе, я устала! У меня болят уши, и я не могу ничего слышать...
  Х а л и ф: Несомненно, твои уши пройдут, стоит тебе услышать мои слова!
  Ц а р и ц а (сердито): Нет, не пройдут! А может, и ещё хуже заболят! Я же говорю, я не могу ничего слушать... ненавижу слушать!
  Х а л и ф (с нежностью): Ненавидишь слушать мои письма? Но ведь раньше ты их любила.
  Ц а р и ц а: Да... да, любила. Но я столько раз их слышала, что уже выучила наизусть.
  Х а л и ф: Но это письмо другое, более красивое! Послушай... (снова хочет читать.)
  Ц а р и ц а (с отвращением): Нет, не хочу слушать! Мне надоело слушать! Проклятье! (зажимает руками уши.)
  Х а л и ф (с наигранным удивлением): Неужели хоть одной женщине на свете могут надоесть слова любви и страсти?
  Ц а р и ц а: Да. Мне, например.
  Х а л и ф: Но ведь раньше ты их любила?
  Ц а р и ц а: Да, любила, но мне наскучило слушать. Мне наскучили слова, я хочу чего-то другого...
  Х а л и ф: Неужели мои письма - это всего лишь слова?! Письма, в которые я вложил все свои чувства? Письма, на которые я потратил полжизни? Письма, которых хватило на целый сундук? (показывает на сундук в углу.) Неужели есть на свете хоть одна женщина, которой муж написал столько писем?
  Ц а р и ц а: Письма писать - не делом заниматься...
  Х а л и ф (в сильном удивлении): "Заниматься делом"? Никогда не слышал от тебя подобных выражений! Тебе точно нездоровится, точно! Ты - не та Джаннат, которую я знал. Что случилось с тобой, милая?
  Ц а р и ц а: Не знаю. Но чувствую, что я не... (нерешительно замолкает на миг.) Да. Я чувствую, что я не та, какой была прежде. (Встаёт и начинает медленно ходить по комнате, будто во сне.) Сны такими не бывают... Я точно слышала, да, слышала тот голос... Я почувствовала, что дрожу... да, дрожу по-настоящему... Но вдруг тот голос пропал. Я думала, что он зазвучит снова, но прошло столько времени, а он не звучит...
  Х а л и ф: Ты снова бредишь, Джаннат? Всё ещё не забыла свой сон?
  Ц а р и ц а: Я никогда не смогу его забыть. Я почувствовала, что... почувствовала, как будто меня похоронили заживо, и вдруг в мою могилу проник лучик света. Как будто я была мертва, и вдруг в моём мёртвом существе зашевелилась жизнь.
  Х а л и ф: Что за бред?! Мне надоели твои сказки! Я больше тебя не понимаю, не понимаю, чего ты хочешь! Да и что ты можешь хотеть, когда у тебя есть всё! Всё - самые красивые наряды, самые дорогие украшения, самые изысканные яства, и самое главное - (указывает на большой сундук) все эти письма!
  Ц а р и ц а (гневно): И что мне со всего этого? Что?
  Х а л и ф (с виноватым видом): Неужели даже мои письма для тебя ничто, Джаннат? Даже мои письма?!
  Ц а р и ц а: Да, они для меня ничто - теперь. Что мне письма теперь, когда в моих жилах кипит кровь, а тело теплеет и оживает? Что мне все эти слова, слова, слова?! (начинает горько плакать и закрывает лицо руками.)
  Х а л и ф (пытается казаться нежным): Так чего же ты хочешь?
  Ц а р и ц а: Не знаю... (вытирает слёзы.)
  Х а л и ф: Если ты не знаешь, откуда же мне знать?
  Ц а р и ц а (утомлённо): Я устала, мне нужно отдохнуть.
  Ха л и ф: Да, ты нуждаешься в отдыхе... очень сильно нуждаешься в отдыхе. Тебе нужно пойти и лечь в постель. (ведёт её к двери.) Ступай спать, любимая.

  (Выведя её со сцены, халиф остаётся один. Он тут же принимает взволнованный и растерянный вид и начинает говорить сам с собой:)
  Х а л и ф: Она точно его слышала, слышала его голос! Но неужели она могла так сильно измениться? Неужели могла проникнуться к нему настолько сильным чувством? А что, если бы она открыла дверь, вошла и увидела его?!.. Да что же принесло его к нам? Неужели и правда совпадение? Всего лишь совпадение? Неужели он просто заблудился?.. Не верю! Не верю. Кто-то тут дёргает за ниточки. Да, я сразу же, как только заглянул ему в глаза, почувствовал, что он не такой, как остальные, он другой, другой... А она почувствовала это из-за закрытой двери! Как могла она, глупая женщина, это почувствовать? (замолкает на миг, затем восклицает в отчаянии.) И почему Осман всё никак не возвращается с его головой? Почему Османа всё нет? (кричит во весь голос, придя в ужас.) Что случилось, Осман? Что случилось?!..
  Занавес.

  

Сцена вторая

  (Халиф восседает посреди своей свиты и министров; с ними также Мерван и несколько других рабов и рабынь. Халиф курит кальян, и одна из невольниц - тоже. Весь воздух пропитан ароматами благовоний, наркотиков и женщин, смешавшихся воедино. В углу поодаль стоит деревянный осёл.)

  Х а л и ф: Мне неспокойно, Мерван... неспокойно.
  М е р в а н: Нет причин для беспокойства, повелитель. Осман ведь не задерживается.
  Х а л и ф: Уже темно и почти полночь, а он всё не возвращается!
  М е р в а н: Наверное, сейчас он как раз идёт к нам, повелитель.
  Х а л и ф: Ты думаешь, Осман убил его?
  М е р в а н: Я уверен в Османе, повелитель. Он - самый отважный среди наших стражей. Ещё никто не смог одержать над ним победу. (Халиф замолкает и погружается в мрачные раздумья.) Не стоит утруждать себя мыслями, повелитель. Вот увидите, очень скоро Осман войдёт к нам с его головой в руке.
  Х а л и ф (несколько повеселев): С его головой? Ты успокоил меня, Мерван!
  М е р в а н: Всё будет так, как желает мой повелитель.
  Х а л и ф (улыбаясь): Знаю...
  М е р в а н: А теперь, быть может, повелителю угодно послушать музыку и посмотреть на танцы? (пользуется возможностью, чтобы развеселить халифа.) Отпразднуем прибытие головы заранее!
  Х а л и ф: Да, непременно отпразднуем! Начинаем! (радостно смеётся)

  (Одна из невольниц начинает плясать под ритм барабанов, а другая поёт. Халиф продолжает курить кальян. Постепенно он становится радостным, и атмосфера веселья его полностью поглощает. По-видимому, он пьян.)

  Х а л и ф (с нетрезвым видом): А что мы сделаем с той женщиной, Мерван?
  М е р в а н: С какой, повелитель?
  Х а л и ф: С моей женой, царицей Джаннат.
  М е р в а н: А что с ней случилось, повелитель?
  Х а л и ф: Не знаю... Но подозреваю, что она услышала из-за двери голос того мужчины... а может быть, увидела его из окна. Она ни в чём не признаётся, а говорит только, что слышала странный голос, от которого... (пытается вспомнить.) Не помню точно, как она выразилась, но сказала, что от этого голоса у неё по телу разлилась жизнь. Представляешь, какие эти женщины сумасшедшие, Мерван?! С ними ни в чём нельзя быть уверенным - что бы ты не делал, они, как кошки, чуют чужой запах издалека... Предательство у них в крови. (издаёт пьяный смех.)
  М е р в а н: Через пару дней царица всё забудет.
  Х а л и ф: Не верю... не верю, что забудет... Я её знаю - она изменилась, Мерван, совершенно изменилась... Теперь Джаннат - уже не новорождённая кошечка: у неё прорезались глаза, и она начала жаловаться...
  М е р в а н: Жаловаться? Ей завидуют все женщины в стране! Она - счастливейшая из всех женщин на свете!
  Х а л и ф: Таковы уж женщины - они глупы, Мерван, глупы... и глаза у них пустые...
  М е р в а н: Всё можно исправить, повелитель.
  Х а л и ф: И как исправить это?
  М е р в а н: Она знает. (указывает на пожилую невольницу, сидящую посреди остальных.)
  Х а л и ф: Приведи её ко мне.
  М е р в а н: Слушаюсь и повинуюсь, государь. (Подходит к невольнице, шепчет ей пару слов на ухо и подводит к халифу.)
  Н е в о л ь н и ц а: Я ожидаю приказов моего повелителя.
  Х а л и ф: Ты всё ей объяснил, Мерван?
  М е р в а н: Да, повелитель.
  Х а л и ф: Можешь прогнать эти глупости из головы царицы?
  Н е в о л ь н и ц а: Будьте спокойны, повелитель - я знаю толк в таких делах.
  Х а л и ф: Знаешь? Кто же тебя этому научил?
  Н е в о л ь н и ц а: Жизнь, повелитель.
  Х а л и ф: А если ты этого не сделаешь...
  Н е в о л ь н и ц а: Вы вольны поступить со мной, как вам угодно, повелитель.
  М е р в а н: Она - женщина умелая, повелитель.
  Х а л и ф: И как же ты это сделаешь?
  Н е в о л ь н и ц а: Когда госпожа уснёт, я войду к ней и буду семь минут окуривать её благовониями; затем я брошу в огонь кусочек меди, срежу у неё с головы семь волосков, смажу их ладанным маслом, сплету из них покрывало и спрячу под подушку. Когда госпожа откроет глаза поутру, всё улетучится у неё из головы.
  Х а л и ф: Пусть она забудет... пусть начисто забудет тот голос, который слышала... как будто его никогда не было.
  Н е в о л ь н и ц а: Ни следа воспоминаний от него не останется, повелитель.
  М е р в а н: Будьте спокойны, повелитель.
  Х а л и ф: Я не спокоен. Я совершенно не спокоен. Осман до сих пор не вернулся...
  М е р в а н: Он вот-вот вернётся, повелитель.
  Х а л и ф (гневно): Ты уже сто раз это повторил, но его всё нет! (встаёт с сердитым и взволнованным видом и разгоняет певиц и танцовщиц:) Не хочу слышать ваши песни! Не хочу слышать ваши противные голоса и видеть ваши наглые лица! Убирайтесь сейчас же, немедленно!
  (Невольницы хватают свои вещи и испуганно убегают со сцены. Остаются только Мерван и халиф.)

  Х а л и ф: Что это значит? Что всё это значит, Мерван?!
  М е р в а н: Быть может, ему понадобилось время, чтобы залечь в укрытие и нанести смертельный удар со спины.
  Х а л и ф: Осман задерживается - и задерживается куда дольше, чем нужно!
  М е р в а н: Он не так уж сильно задержался, повелитель. Скорее всего, он как раз идёт назад.
  Х а л и ф: Достаточно! Хватит меня умасливать! Оставь меня в покое.
  М е р в а н: Слушаюсь и повинуюсь, государь. (уходит. Халиф остаётся в одиночестве. Он взволнованно ходит туда-сюда в раздумьях; наконец подходит к ослу, стоящему в углу и ласково начинает его гладить.)
  Х а л и ф: Мавлюд, Осман задерживается. Что с ним случилось? Скажи мне, Мавлюд, скажи мне! Я не могу больше вынести этого ожидания! (склоняется ко рту осла, будто прислушивается.) Что говоришь? Ты хочешь погулять в пустыне, и тогда ты всё мне расскажешь? И почему только ты так любишь гулять в пустыне?.. (улыбается ослу и ласкает его.) Я тоже люблю гулять в пустыне с тобой. Пойдём, Мавлюд, пойдём, погуляем и поговорим вдали от чужих глаз и ушей. Ты расскажешь что-нибудь мне, а я тебе... Ты мне, а я - тебе... (поднимает осла и выносит его со сцены.)
  Занавес.
  

Сцена третья

  (Царица Джаннат на сцене одна. На ней длинное роскошное платье, подчёркивающее её стройную фигуру. Она взволнованно смотрит в окно, затем садится на одну из подушек, как будто ждёт кого-то. С улицы входит мать царицы - пожилая женщина с клюкой. Джаннат встаёт и радостно обнимает её.)

  Ц а р и ц а: Ты задержалась, матушка?
  М а т ь (тяжело дышит): Что поделаешь, доченька? Теперь я ослабла, хожу медленно, не то, что раньше...
  Ц а р и ц а: Отдохни, матушка, отдохни! (Её мать садится на одну из подушек, а дочь садится рядом с ней.)
  М а т ь: Ты так меня перепугала, доченька. Что случилось? Я уже встала на молитву, как тут пришёл твой слуга и принёс письмо. Я тут же всё бросила и побежала к тебе! (Она смотрит на дочь, а царица смотрит в пол.) Что стряслось, Джаннат? (У царицы смущённый и нерешительный вид.) Скажи мне, доченька! Что-то случилось?
  Ц а р и ц а: Нет, матушка, ничего... но...
  М а т ь: Что "но"?
  Ц а р и ц а (нерешительно): Но... я не знаю, как сказать... Я так несчастна, матушка, так несчастна! (начинает плакать.)
  М а т ь (удивлённо): Несчастна?! Почему, доченька? Что такое случилось? (Царица плачет и не отвечает.) Я-то думала, ты счастлива, Джаннат! Конечно, он - самодур, и сердце у него жестокое, но ведь он тебя любит! Ты сама мне это говорила!
  Ц а р и ц а (вытирает слёзы): Да, он любит меня... по крайней мере, я так думаю. Он всегда называет меня "любимая" и каждую ночь говорит мне слова любви... но... (замолкает и смотрит в пол.)
  М а т ь (с любопытством смотрит на дочь): Но что, Джаннат?
  Ц а р и ц а: Но это и всё.
  М а т ь (удивлённо): И всё?!
  Ц а р и ц а: Да, матушка. Это всё.
  М а т ь (недоверчиво): Хочешь сказать, он только говорит с тобой о любви?
  Ц а р и ц а (рассерженно): Каждую ночь он садится рядом со мной вот на этой подушке и читает мне любовные письма!
  М а т ь (удивлённо): Читает тебе любовные письма?!
  Ц а р и ц а: Да, матушка. Читает!
  М а т ь: А что потом?
  Ц а р и ц а: Ничего.
  М а т ь (удивлённо): Ничего?! (встаёт и внимательно смотрит на дочь.) Как странно! Ну-ка, встань, Джаннат. (Царица встаёт.) Повернись-ка. (Царица поворачивается к ней, и мать придирчиво её рассматривает.) В тебе нет ни единого изъяна, доченька! Ты в самом расцвете молодости, и твоё тело по всем признакам такое же плодородное, как сама мать-земля!
  Ц а р и ц а (в отчаянии): Только представь себе, матушка! Представь, как я несчастна! (снова начинает горько плакать.)
  М а т ь (удивлённо покачивает головой): Невероятно... (подходит к дочери и шепчет ей на ухо:) Может быть, у него связь с другой женщиной?
  Ц а р и ц а: Нет никакой другой женщины.
  М а т ь: Как ты можешь быть уверена, доченька? У мужчин всегда есть секреты. Они хитрые, Джаннат, очень хитрые!
  Ц а р и ц а: Я каждый его шаг знаю, матушка. (шепчет ей на ухо:) Один из стражей докладывает мне о каждом его шаге.
  М а т ь: Но если нет другой женщины, что тогда, доченька?
  Ц а р и ц а: Не знаю, матушка, не знаю! Это-то и не даёт мне покоя.
  М а т ь: Удивительно... Но ещё более удивительно, что ты все эти годы не говорила ни слова.
  Ц а р и ц а: Но что бы я сказала, матушка?
  М а т ь (садится): Что бы ты сказала?! О таком обычно не молчат! А если и молчат, то год-другой-третий... но не двадцать же лет!
  Ц а р и ц а (потрясённо): Двадцать лет?
  М а т ь (сердито): Да, двадцать лет! Ты что, не помнишь, что прошло двадцать лет?
  Ц а р и ц а (потрясённо): Поверить не могу... Столько времени прошло, а я и не заметила... Двадцать лет моей жизни ушло с тех пор, как я вышла замуж... Двадцать лет моей молодости...
  М а т ь: Не понимаю, почему ты мне не говорила? Как ты могла молчать всё это время?
  Ц а р и ц а: Я не знала, что сказать, матушка. Я думала, это нормально...
  М а т ь: Нормально?!
  Ц а р и ц а: Я думала, так бывает со всеми женщинами. Я ведь не знала ничего другого, матушка, не знала... И откуда бы я узнала? Ты ведь до замужества говорила мне только: "Подчиняйся мужу!", и я подчинялась!
  М а т ь: Подчиняться мужу - наша обязанность, доченька. Мне говорила то же самое покойная матушка, но я и представить себе не могла, что ты будешь ему подчиняться до такой степени!
  Ц а р и ц а: А как я могла знать, до какой степени подчиняться? Ты ведь мне не говорила!
  М а т ь: Разве такие вещи надо говорить, доченька?
  Ц а р и ц а: А откуда я должна их знать?
  М а т ь: Откуда? Странный вопрос! А откуда ты теперь поняла, что что-то не так?
  Ц а р и ц а: Не знаю, матушка... Но я услышала из-за двери его голос и почувствовала, будто... будто...
  М а т ь: Услышала его голос? Чей голос?
  Ц а р и ц а: Не знаю, матушка... У него был странный голос: он был полон силы, в нём было нечто особенное... нечто сильное, которое вмиг проникло в моё сердце, и я почувствовала, что дрожу... Почувствовала, как будто я была мертва, но кто-то позвал меня и сказал: "Встань, Джаннат, встань! Довольно тебе быть мёртвой!" Моё сёрдце сильно забилось, и я попыталась встать и пойти на голос, но не смогла пошевелиться от радости и потрясения... А потом голос замолчал, матушка. Я не знаю, почему он замолчал, но с тех пор он не покидает моих ушей... (растерянно оглядывается вокруг.) Не покидает меня...
  М а т ь: Кто не покидает твоих ушей?
  Ц а р и ц а (будто во сне): Голос.
  М а т ь: Чей голос?
  Ц а р и ц а: Не знаю, матушка... Мужчины...
  М а т ь: Откуда пришёл этот мужчина?
  Ц а р и ц а: Не знаю, матушка.
  М а т ь: И куда он ушёл?
  Ц а р и ц а: Не знаю... Но вдруг я поняла, что больше не слышу его голоса, и бросилась к двери, как безумная, но увидела только аль-Хакима. Он был один, я удивилась и спросила его, и он ответил...
  М а т ь: Что он ответил тебе?
  Ц а р и ц а: Он сказал мне, что был один и с ним никого не было. Но я не верю ему, матушка, не верю! Он лжёт! (горько плачет. Мать с жалостью смотрит на неё и успокаивает.)
  М а т ь: Очень это странно, доченька...
  Ц а р и ц а (сердито): Странно, матушка? Всего лишь странно? Это убийственно, убийственно! Только представь себе - вся моя жизнь потрачена впустую, впустую!
  М а т ь: Знаю, доченька, знаю, что потрачена. Но что же делать? Ты знаешь его, Джаннат: он не отпустит тебя, не освободит. Он никогда никого не отпускает, а тебя тем более. Выйти из этого дворца для тебя означает смерть.
  Ц а р и ц а: Но остаться в этом дворце - тоже смерть, матушка.
  М а т ь: Знаю, доченька.
  Ц а р и ц а (утомлённо): Я не сплю, матушка. Я спала раньше, но больше не сплю. (шагает вперёд, будто во сне.) Ты слышишь этот голос, матушка?
  М а т ь (удивлённо оглядывается): Какой голос? Я ничего не слышу, доченька.
  Ц а р и ц а (медленно шагает вперёд, как будто в бреду, глядя наверх): Послушай, матушка! Он зовёт меня... (сверху доносится слабый детский голос, настойчиво зовущий: "Мама!" Царица идёт на зов, протянув руки.) Он зовёт меня! Я иду, мой маленький...
  М а т ь (удивлённо глядя на дочь): Ничего не слышу... Что с тобой, Джаннат?

  (Царица продолжает идти на зов, словно в бреду, опускается на колени, делая вид, что подбирает с пола настоящего младенца и крепко прижимает его к груди, затем начинает баюкать воображаемого младенца и нежно ворковать. Её мать потрясённо наблюдает за этим и утирает слёзы.)

  Ц а р и ц а: Ты проголодался, малыш? Ничего, у меня много-много молока... Прикладывайся к моей груди и соси. Видишь, оно течёт рекой, рекой... (делает вид, что кормит грудью. Её мать вытирает слёзы, глядя на Джаннат, затем подходит к ней и осторожно кладёт руку на плёчо.)
  М а т ь: Джаннат... доченька... милая... (снова утирает слёзы.) Ты переутомилась, дочка... переутомилась. (осторожно трясёт царицу за плечо, чтобы та пришла в себя. Очнувшись, та смотрит на свои руки - в них нет ребёнка. Джаннат оглядывается в ужасе и замешательстве, вскакивает и бросается на авансцену, точно ожидая найти там своего ребёнка.)
  Ц а р и ц а (в ужасе): Кто взял моего ребёнка?! Кто?! Он был здесь, у меня на руках! (она беспомощно обнимает воздух и бросается в объятья своей матери, горько рыдая.) Он был у меня на руках, матушка! У меня на руках! Куда он делся?!
  М а т ь (успокаивает её): Он снова будет с тобой, доченька. Твой ребёнок снова будет с тобой.
  Ц а р и ц а (внезапно придя в себя): Мой ребёнок?
  М а т ь: Да, Джаннат, твой ребёнок.
  Ц а р и ц а: Мой? Разве может у меня быть ребёнок?
  М а т ь: Конечно, у тебя может быть ребёнок, доченька!
  Ц а р и ц а: Но как, матушка? Ведь мой муж хочет, чтобы я была чиста!
  М а т ь: Да будь он проклят со своей чистотой! Разве это чистота? Нет, это скверна! Он обманул тебя своими словами о чистоте и осквернил твою жизнь - да, дочка, осквернил! Разве есть большая скверна, чем жизнь, потраченная впустую, без детей, без потомства?!
  Ц а р и ц а: Но что же мне делать, матушка? Что же делать? Где выход?
  М а т ь: Нужен другой мужчина, доченька.
  Ц а р и ц а (удивлённо и испуганно вскакивает): Другой мужчина?
  М а т ь (твёрдо): Да. Другой мужчина. Это единственный выход.
  Ц а р и ц а: Но разве есть другой мужчина? Аль-Хаким - единственный мужчина, а все остальные - рабы...
  М а т ь: Может быть, есть и ещё один...
  Ц а р и ц а (с надеждой): Клянусь тебе, матушка, я слышала его голос!
  М а т ь: Может быть, есть и ещё один, доченька.
  Ц а р и ц а: Непременно есть! Клянусь тебе, матушка, есть!
  М а т ь: Невозможно истребить всех мужчин в мире... Должен остаться хотя бы один.
  Ц а р и ц а: Что ты собираешься делать, матушка?
  М а т ь: Я буду искать этого мужчину, Джаннат. Буду искать его повсюду, в каждой стране. Моё сердце говорит мне, что он где-нибудь да есть. Невозможно истребить всех мужчин в мире... (идёт к двери, но колеблется.) Должен остаться хотя бы один. (Царица удивлённо смотрит на неё. Мать выходит, оставив Джаннат одну. Та смотрит наверх и вдруг бросается на колени, дрожа.)
  Ц а р и ц а: Господи! Помоги ей, Господи!
  Занавес
  

Сцена четвёртая

  (У границы. Граница пролегает посреди пустыни, совершенно безлюдной, за исключением маленькой хижины вдали. На сцене темно. На сцену входит пожилая мать с небольшим светильником в руке. Она опирается на клюку, согнув спину; видно, что долгие поиски и странствия её утомили.)

  М а т ь (взывает слабым голосом): Один-единственный мужчина, Боже милосердный! Один только мужчина, милостивый Боже... Только один, только один... Неужели во всей нашей земле не осталось ни одного мужчины? (Пересекает сцену и исчезает. Снова становится темно. Затем появляется старик в грязных лохмотьях со светильником в руке. Он вешает светильник у двери хижины, садится у порога, берёт дудочку, играет на ней, затем начинает петь слабым голосом.)

  Н и щ и й с т а р и к (поёт): Все спят, лишь один я не сплю этим вечером,
  Я - евнух, печатию рабской отмеченный,
  Но не торопитесь жалеть меня, встречные:
  Прекрасна тогда жизнь, когда терять нечего.

  (С противоположной стороны сцены входят чужак, а за ним - двое стражей, Абид и Осман. Оба вооружены мечами. Осман подходит к хижине.)

  А б и д: У тебя есть вода? Напои нас, пожалуйста, и да благословит тебя Бог.

  (Старик из хижины подходит к ним с небольшим бурдюком и даёт попить Абиду и Осману. Он подходит к чужаку, видит, как он красив и силён, и замирает от радости и восторга.)

  О с м а н: Этот мужчина - чужеземец.
  С т а р и к: Добро пожаловать, прошу вас, прошу вас! (рассматривает чужака с восхищением, не в силах поверить своему счастью.)
  А б и д (чужаку): Желаете немного передохнуть здесь?
  Ч у ж а к: Этот пожилой мужчина - добрый человек, и я с удовольствием побуду с ним. (Садится, а старик садится рядом. Осман берёт Абида за руку и отводит его подальше от остальных двоих, в угол сцены, где они начинают перешёптываться.)

  О с м а н: Мы должны убить чужеземца.
  А б и д: Почему, Осман? В нём нет зла, к тому же, он сейчас покинет наши земли, и мы больше его никогда не увидим!
  О с м а н: Таков приказ повелителя.
  А б и д: Повелитель приказал мне просто вывести его из города.
  О с м а н: А затем он приказал мне его убить.
  А б и д: Но зачем ему убивать чужеземца? Это добрый мужчина, в нёт нет зла.
  О с м а н: Повелитель знает его лучше, чем мы. Он - чужой для нас, откуда ты знаешь, добрый он или нет?
  А б и д: Знаю.
  О с м а н: Откуда?
  А б и д: Ты смотрел ему в глаза? Посмотри, и ты поймёшь, что в этом мужчине не может быть зла.
  О с м а н: Его взгляд не говорит мне ни о чём! Ты просто боишься его, вот и всё. Ты чувствуешь, что он сильнее тебя, и боишься, что он тебя убьёт!
  А б и д: Я не боюсь его. Я шёл вместе с ним некоторое время, пока ты нас не догнал; один раз я запнулся, упал и выронил меч, а он тут же подал мне его и помог подняться. Если бы этот мужчина хотел меня убить, он убил бы меня тогда, но в нём нет зла.
  О с м а н: Я не могу ослушаться приказа повелителя. Он приказал мне убить чужака, и мы должны его убить.
  А б и д: Я не могу его убить.
  О с м а н: Тогда дай это сделать мне. (Молчит и думает.) Давай ты скажешь старику, что устал и не можешь идти дальше, и останешься в его хижине. А я выведу чужака на дорогу и там убью. (Абид смотрит в землю и не отвечает. Осман обращается к мужчинам, сидящим рядом.)

  О с м а н: Мой товарищ устал и не может идти дальше. Ты разрешишь ему отдохнуть здесь, пока я провожаю нашего дорогого гостя за границу?
  С т а р и к: Как вам угодно, господин! Мой дом - ваш дом. (Протягивает Абиду руку и сажает рядом с собой.)
  О с м а н (чужаку): Пойдёмте, сударь.
  Ч у ж а к: Пойдём. (Встаёт и уходит. Осман следует за ним. Абид сидит рядом со стариком - у юноши беспокойный вид. Затем он встаёт и начинает в волнении ходить туда-сюда.)

  С т а р и к: Что с вами, господин мой?
  А б и д (гневно): Это несправедливо! Наш халиф - тиран! Что сделал этот мужчина, чтобы его убивать? Что он сделал? Неужели халифу недостаточно того, что он делает с нами? Он - самодур!
  С т а р и к: Что случилось, господин мой?
  А б и д: Осман пошёл убивать этого мужчину.
  С т а р и к: Но почему?
  А б и д: Приказ государя.
  С т а р и к: Государь безумен! Неужели ему недостаточно кровопролитий?
  А б и д: Ему никогда не будет достаточно...
  С т а р и к: И что ему сделал этот мужчина? В нём столько добра, столько любви... Первый раз я вижу подобного человека, но моё сердце сразу же открылось ему. Ты представить себе не можешь, сынок, как я ему рад!
  А б и д: Ты смотрел ему в глаза?
   С т а р и к: Да! К его взгляду нельзя привыкнуть, сынок.
  А б и д: Взгляд того, кто ничего не боится...
  С т а р и к: Взгляд мужчины.
  А б и д: Как бы я хотел, чтобы и у меня был такой взгляд! Как бы я хотел быть мужчиной... Но я не могу! Если бы я был мужчиной, я бы остановил Османа! Остановил... или хотя бы предупредил чужеземца. Но я не смог, не смог! (Закрывает лицо руками и содрогается.)
  С т а р и к (утирает слёзы рукавом): Не печалься, Абид - твоей вины в этом нет. Наш халиф - безумец, он сделал всех мужчин рабами... У него и оружие, и власть, и деньги - что ты мог сделать против всего этого?
  А б и д: Я должен был сопротивляться до последнего...
  С т а р и к: И почему же ты не сопротивлялся?
  А б и д: Я был совсем один, никто меня не поддерживал. Я сказал одному из своих товарищей, что нужно отказаться, но он обозвал меня сумасшедшим, потом поднял на меня свои покорные, как у барана, глаза и сказал: "Разве можно сопротивляться природе?" И мне пришлось стать рабом-евнухом, как и прочие...
  С т а р и к: Значит, нам на роду написано быть рабами.
  А б и д: Нет! Нет, не написано! Это ложь, ложь! Никогда больше я не поверю этим словам, никогда!
  С т а р и к: Почему? Что с тобой произошло?
  А б и д: Этот мужчина! Разве ты его не видел? Почему твоё сердце открылось ему? Почему он тебя поразил? Потому что он мужчина, потому что он - не раб, он отказался быть рабом! Он отказался склонить голову даже один раз в своей жизни! Если бы только я отказался, как он... если бы только я один-единственный раз в жизни оказал сопротивление!
  С т а р и к: Но теперь он поплатится своей жизнью.
  А б и д: Неважно, поплатится или не поплатится - главное, что он оказал сопротивление, отказался покоряться, сказал "нет"! Этого достаточно! Я должен был тоже сказать "нет" и поплатиться своей жизнью... Но я оказался бессилен, бессилен!
  С т а р и к: Все мы бессильны перед властью, сынок. Нам отдают приказы, а мы должны подчиняться.

  (Снова появляется чужак. Он один, Османа с ним нет. Старик и Абид поражённо смотрят на него.)

  С т а р и к и А б и д (в один голос): Вы вернулись?! Вы, а не он?!
  С т а р и к: Боже мой... Я чувствовал - такого, как вы, непросто убить.
  А б и д: Я чувствовал - Осман не сможет вас убить.
  С т а р и к: Садитесь, сын мой, садитесь и отдохните, вы, наверное, устали. (Чужак садится рядом с ними.) Что случилось? Расскажите нам.
  Ч у ж а к: Я шёл рядом с Османом, заглянул ему в глаза и понял, что он что-то задумал. Он занёс меч, чтобы ударить меня в спину, но я увернулся, и он пронзил мечом воздух и упал на землю.
  А б и д: Вы убили его?
  Ч у ж а к: Нет, я помог ему встать и спросил, почему он хотел меня убить. Осман признался, что выполнял приказ халифа. Я простил его, но Осман всё равно боялся, что если вернётся без моей головы, то халиф прикажет его казнить.
  С т а р и к: И что же он сделал, бедняга?
  Ч у ж а к: Я сказал ему: "Беги", но он спросил: "Куда? Я не знаю ничего, кроме своей родины..." Потом он нанёс себе удар мечом. Я не успел его остановить.
  А б и д: Осман убил себя?!
  С т а р и к: Бедняга...
  А б и д: Да покоится он с миром... Бедняга не он, а тот, кто живёт в унижении, не умирая и не убивая себя.
  Ч у ж а к: Мне очень жаль Османа, и жаль, что я не смог его остановить. Но я кое-чего не понимаю...
  А б и д: Чего же?
  Ч у ж а к: Почему аль-Хаким хочет меня убить? Я ничего не сделал и никогда раньше не был в этом городе.
  А б и д: Вы его не знаете... Аль-Хаким терпеть не может всех мужчин, кроме себя.
  Ч у ж а к (удивлённо): А как же все мужчины, что живут в городе?
  А б и д: Он оскопил нас и превратил нас в рабов.
  С т а р и к: Это город рабов, господин мой. Разве вы о нём не слышали?
  Ч у ж а к: Нет...
  А б и д (умоляюще): Возьмите меня с собой, господин, не бросайте меня здесь! Да, я раб и евнух, но я хочу освободиться! Я больше не могу выносить несправедливость... Освободите меня, господин! Освободите меня и возьмите с собой! (горько плачет.)
  С т а р и к (успокаивает Абида): Возьмите его с собой, господин. Теперь, освободившись, он больше не сможет жить здесь. А он освободился, да! Посмотрите ему в глаза. (Поднимает лицо Абида.) Посмотрите - видите, он освободился! Это больше не взор раба, господин мой, он больше не будет рабом. Возьмите его с собой, в землю свободных... А я... я... (вытирает слёзы.) Я тоже хотел бы освободиться, но не могу, не могу... (плачет.) Если бы я был молод, как он, может, я смог бы... Но я уже совсем старый... (сдавленно рыдает. Чужак печально и подавленно глядит в землю. С противоположной стороны сцены входит согбенная, пожилая мать с небольшим светильником в руке. Она опирается на клюку и слабым, едва слышным голосом взывает:)

  М а т ь: Один мужчина, милостивый Боже... Один-единственный мужчина, Боже милосердный... Неужели в этом городе больше не осталось мужчин? Всего один мужчина...
  Ч у ж а к (торопливо встаёт): Кажется, ей нужна помощь. (Спешит к старухе, а старик и Абид следуют его примеру.) Что с вами, матушка?
  М а т ь: Я ищу мужчину, который спасёт мою дочь.
  Ч у ж а к: А что случилось с твоей дочерью?
  М а т ь: Она умирает, медленно-медленно... Неужели нет мужчины, который её спасёт?
  Ч у ж а к: А где ваша дочь, сударыня?
  М а т ь: Во дворце.
  Ч у ж а к: Отведите меня туда. (Берёт мать за руку и собирается с ней уходить.)
  А б и д (чужаку): Отправляясь в замок, вы рискуете жизнью!
  Ч у ж а к (улыбаясь): Я постоянно рискую жизнью, Абид. Жди меня здесь, я вернусь к вам. (Уходит, держа пожилую мать за руку.)
  М а т ь: Благослови тебя Бог, сынок... (утирает слёзы.) Благослови тебя Бог. Сердце говорило мне: есть, есть на свете мужчина! Невозможно истребить всех мужчин на свете... Должен остаться хотя бы один.
  Занавес
  

Сцена пятая

  (Дворец аль-Хакима. Кругом совершенно темно, лишь один-единственный луч света падает на царицу Джаннат, которая сидит на полу посреди зала, качает на руках воображаемого ребёнка, воркует и кормит его грудью.)

  Ц а р и ц а: Ты проголодался, малыш? Ничего, у меня много-много молока... Прикладывайся к моей груди как следует и соси. Видишь, оно течёт рекой, рекой... (Крепко сжимает ребёнка. У дверей появляется её пожилая мать, а за ней - чужак. Мать очень осторожно указывает на дочь, затем прячется за пологом у окна. Некоторое время чужак стоит на месте, ошеломлённо глядя на царицу, затем медленно подходит к ней. Та поднимает голову и с радостным удивлением смотрит на него.)

  Ц а р и ц а: Это ты?
  Ч у ж а к: Это ты?
  (Царица встаёт, медленно приближается к нему, как будто ведомая незримой силой. Они стоят лицом к лицом, пристально рассматривая друг друга, не веря своему счастью, а затем сжимают друг друга в объятьях.)

  Ц а р и ц а: Наконец-то ты пришёл!
  Ч у ж а к: Я не мог не прийти.
  Ц а р и ц а: Почему ты так долго шёл?
  Ч у ж а к: Я не знал дороги.
  Ц а р и ц а: Но теперь ты её узнал?
  Ч у ж а к: После многих трудностей.
  Ц а р и ц а: И ты теперь не пропадёшь?
  Ч у ж а к: Мы увидимся весной.

  (Не размыкая объятий, они идут в опочивальню царицы и закрывают за собой дверь. Мать хочет выйти из-за полога, но слышит голос аль-Хакима, который приближается ко дворцу снаружи вместе с ослом, и остаётся за пологом. В пустой зал входит аль-Хаким би-Амриллах, кладёт рядом с ослом подушку, садится на неё, прижимается щекой к щеке осла и гладит его по шее.)

  А л ь - Х а к и м (ослу): Ах, Мавлюд, как же я устал... Все эти рабы - как животные: сильны телом, но совершенно лишены мозгов. Только с тобой я могу поговорить в этом городе; только ты меня понимаешь; только ты со мной споришь. Как я презираю этих рабов! Ни один из них не способен спорить со мной, ни один не способен сказать "нет"; все только и говорят, что "да, господин, слушаю и повинуюсь"! Ни один не говорит нет! Я всех их презираю, только тебя уважаю. Ты - единственный, кто иногда качает головой и говорит мне "нет". Помнишь, как ты рассердился, когда я забыл купить для тебя благовония? А помнишь, как ты лягнул меня, когда я забыл взять тебя с собой на прогулку в пустыне, как обычно? Как же я люблю, когда ты сердишься, и трясёшь головой, и лягаешь меня! (продолжает гладить осла по голове и шее.) Как же я люблю отдыхать, беседуя с тобой, Мавлюд... раскрывать тебе свою душу... С тобой я могу говорить о чём угодно, ты один знаешь, каков я на самом деле... Ненавижу этих рабов. Ненавижу за их слабость передо мной, за унижение, в котором они живут... Они думают, я - бог! Представляешь, Мавлюд? (Усмехается.) Они почитают меня как бога, представляешь? (Внезапно приходит в отчаяние.) Как я люблю, когда ты смотришь на меня с такой жалостью. Ты один меня жалеешь... А я один среди всех людей страдаю. Я так боюсь, что кто-нибудь поднимет голову и посмотрит мне в глаза... Так боюсь, что кто-нибудь узнает... узнает, что я... (Склоняет голову к ногам осла, будто пытаясь спрятаться.) Я теперь так боюсь взгляда Джаннат... Так боюсь, что она посмотрит мне в глаза... посмотрит мне в глаза. (Прижимается к ослу с жалким видом, дрожа от страха.) Я так боюсь, так страдаю... Только ты знаешь, как я мучаюсь, только ты... (Сдавленно плачет, умоляюще смотрит на осла и спрашивает:) А тот чужак? Что тебе о нём известно, Мавлюд? Зачем он сюда пришёл? Зачем? Думай, думай! Ты единственный, кто умеет думать, единственный, кто разумен; остальные - рабы, тела без мозгов! (Прикладывает ухо ко рту осла.) Расскажи мне об этом мужчине, расскажи, мне страшно, страшно... У него странные глаза, они излучают зло. Если бы ты только их видел... (Закрывает себе глаза рукой.) Мне страшно! Не могу забыть его глаз... Скажи, что мне делать, что мне делать? Только ты можешь мне это сказать, только ты говоришь мне правду! Почему Осман задерживается? Что с ним случилось? (Вытирает слёзы рукавом, сморкается в платочек. Затем, посидев ещё немного, встаёт и, опираясь на осла, начинает толкать его в сторону своей опочивальни.) Отвези меня к моей постели, Мавлюд. Я устал, устал... (Входит вместе с ослом в свою опочивальню и закрывает дверь за собой. Пожилая мать выходит из-за полога с потрясённым видом и протирает глаза.)

  М а т ь: Боже... может, мне всё приснилось? Не могу поверить своим глазам! (Подходит к углу, где обычно стоит осёл, и проверяет. В углу пусто. Сплёвывает:) Фу ты, ну ты! Осла нет, Боже мой, Боже мой! Да разве мог кто-нибудь себе такое представить? Разве мог?!

  (Из опочивальни царицы выходит чужак. Увидев её мать, он улыбается, бросаётся к ней и обнимает от избытка счастья и любви.)

  Ч у ж а к: Спасибо тебе, дорогая матушка, спасибо!
  М а т ь: За что, сынок?
  Ч у ж а к: Ты спасла мою жизнь, иначе она прошла бы впустую! Наконец-то я нашёл родину, нашёл щедрую, плодородную землю!
  М а т ь: Это ты спас жизнь моей дочери! Спас её от этого больного безумца! (Указывает в сторону опочивальни аль-Хакима.)
  Ч у ж а к: Он там?
  М а т ь (в гневе): Да, сынок, там, там! Там этот сумасшедший! (Указывает на меч халифа, который тот оставил у дверей.) Это его меч, сынок: возьми и убей его! Убей его, сынок, он сумасшедший, сумасшедший! (Обхватывает голову руками в отчаянии, чуть не плача.)
  Ч у ж а к (успокаивающе гладит её по плечу): Но, матушка, я не убиваю - я дарую жизнь.
  М а т ь: Но он безумец, сынок, он убийца! Он убьёт тебя, если выйдет из комнаты, убьёт!
  Ч у ж а к: Если убьёт только меня - мне всё равно. Теперь моя жизнь не имеет значения. У меня больше нет жизни - я подарил её вашей дочери. Теперь это её жизнь, она владеет ей. (Некоторое время он смотрит на мать, затем крепко хватает её за плечи.) Джаннат должна жить! Должна жить, пока... пока не родится ребёнок.
  М а т ь: Но вдруг халиф что-нибудь заметит? Я боюсь!
  Ч у ж а к: Не бойся, матушка. Давай... давай сбежим подальше отсюда. Он не должен нас здесь увидеть, иначе всё потеряно.

  (Он тянет мать за руку и уводит её со сцены. Из опочивальни выходит аль-Хаким би-Амриллах, босой и в ночной рубашке, осторожно, не торопясь, вытаскивает осла, ставит его обратно в угол, испуганно осматривается, скрывается в опочивальне и закрывает за собой дверь.)
  Занавес
  

Действие второе

  

Сцена первая

  (Граница. Ночь. У двери хижины, в которой живёт старик, висит небольшой светильник. Перед хижиной стоят старик и пожилая мать и смотрят на дорогу с беспокойством и нетерпением.)

  М а т ь: Они задерживаются. Вдруг их увидел кто-нибудь из стражей? Мне страшно...
  С т а р и к: Не бойся! Ночь темна, а дорога длинна...
  М а т ь (с волнением): Я боюсь, что... (замолкает на миг) Боюсь, что роды начнутся в дороге.
  С т а р и к: Слышишь? Кто-то идёт!

  (Появляется царица Джаннат, закутанная в длинное платье. Её ведут чужак и Абид, поддерживая с двух сторон. Царица выглядит измождённой, как будто вот-вот упадёт. Мать бросается к ней.)

  М а т ь: Пойдём, доченька, пойдём в хижину.
  Ч у ж а к: Всё готово?
  М а т ь: Да, сынок... Не волнуйся за неё, сынок, не волнуйся.

  (Царица с матерью уходят в хижину. Старик садится, и чужак с Абидом садятся рядом с ним. Старик берёт дудочку, и в ночной тиши раздаётся танцевальная мелодия. Затем старичок начинает петь.)

  С т а р и к: Закончилось время бесплодия,
  Земля снова силой полна...

  (Тут из хижины раздаётся плач младенца. Все радостно вскакивают и начинают плясать; чужак бросается в хижину.)

  А б и д и с т а р и к (поют и пляшут): Ликует всё простонародие:
  Свободная жизнь рождена!

  (Из хижины выходит пожилая мать. Она радостно улыбается и присоединяется к старику и Абиду.)

  В с е (поют и пляшут): Закончилось время бесплодия,
  Земля снова силой полна,
  Ликует всё простонародие:
  Свободная жизнь рождена!

  (Из хижины выходит чужак с ребёнком на руках, а рядом с ним - царица Джаннат, опирающаяся на его руку. Все перестают петь и плясать и потрясённо смотрят на них, затем с радостью бросаются к ребёнку, целуют его и поражённо разглядывают.)

  С т а р и к: Нельзя терять ни минуты! Как только наступит утро, аль-Хаким би-Амриллах проснётся и увидит, что царицы нет во дворце...
  М а т ь (взволнованно): Что же нам делать?
  С т а р и к (чужаку): Нам нужно спрятать младенца в хижине.
  Ч у ж а к: А Джаннат?
  С т а р и к: Джаннат нужно вернуться в замок до рассвета. Если царица отправится в путь сейчас, то успеет. Абид знает дорогу - он сможет проводить её до ворот дворца, а потом догонит вас.
  Ч у ж а к: Джаннат устала - она идёт медленно, и утро может застать её в дороге. (Царице.) Может, ты останешься с нами, Джаннат? (Царица нерешительно смотрит на него и не отвечает.)
  С т а р и к: Если царица останется с вами, аль-Хаким би-Амриллах проснётся и всё поймёт.
  А б и д: А если госпожа успеет во дворец до восхода солнца, аль-Хаким би-Амриллах ни о чём не узнает!
  М а т ь: Но если утро её опередит, она погибнет!
  С т а р и к: Но если она не вернётся во дворец, погибнет её ребёнок!
  А б и д: Мы должны спасти ребёнка любой ценой!
  (Царица выступает вперёд; к ней как будто вернулось немного силы и жизненной энергии.)

  Ц а р и ц а: Да... мы должны спасти ребёнка любой ценой, даже ценой моей жизни. Теперь моя жизнь больше не имеет значения. (Смотрит на ребёнка.) Раньше я боялась, но теперь я не боюсь... Больше не боюсь. (Подходит к ребёнку и нежно его целует.) Я больше не боюсь смерти, мой маленький, ведь ты будешь жить, жить! (Отходит на несколько шагов, повторяя "Я вернусь", затем снова бросается к ребёнку, крепко его обнимает, после чего быстро и уверенно подходит к Абиду и протягивает ему руку. Они вместе удаляются.)

  А б и д (чужаку): Я вернусь к тебе! Самое главное - спрятать тебя и ребёнка!
  Ч у ж а к: Не волнуйся: что бы ни произошло, власти не смогут причинить ребёнку зла!

  (Пожилая мать cдавленно плачет; старик утирает ладонью слёзы с лица. Чужак продолжает стоять на месте, застыв с ребёнком в руках и глядя вслед царице и Абиду, пока они не уходят со сцены, затем исчезает с младенцем внутри хижины.)

  Занавес
  

Сцена вторая

  (Дворец аль-Хакима. День. Аль-Хаким чрезвычайно взволнован и рассержен; он носится туда-сюда по залу и взволнованно говорит сам с собой.)

  А л ь - Х а к и м: Невозможно! Невозможно! (замирает в раздумье.) Куда она ушла? Куда? Куда она могла уйти? Первый раз она ушла из замка, первый раз! Первый раз за двадцать лет! (Подбегает к опочивальне царицы, заглядывает внутрь.) Поверить не могу! (Появляется слуга.)

  С л у г а: Повелитель, я искал в каждом уголке дворца и сада!
  А л ь - Х а к и м: Ну, значит, её нет ни во дворце, ни в саду! Значит, она сбежала! Сбежала! (Приближается к слуге, угрожающе смотрит на него.) Сбежала ведь?!
  С л у г а: Не знаю, повелитель...
  А л ь - Х а к и м: Не знаешь?! Так её нет во дворце? Ты видел, как она уходила?
  С л у г а: Нет, повелитель...
  А л ь - Х а к и м: Почему?! Почему ты её не видел? Ты что, слепой?!
  С л у г а: Может быть, она ушла, пока я спал, повелитель...
  А л ь - Х а к и м: Спал?! Зачем ты спал, глупец?! (Хватает слугу за шею, пытаясь задушить.) Зачем ты спал?! Зачем ты спал?!
  (Появляется царица Джаннат. Она опирается на стену в изнеможении.)
  С л у г а (радостно): Вон она! Вон госпожа!..
  (Аль-Хаким поворачивается, ошеломлённо смотрит на царицу и радостно бросается к ней.)

  А л ь - Х а к и м: Это ты? Я не верю своим глазам! (Протягивает руку, чтобы прикоснуться к ней.)
  Ц а р и ц а (отшатывается): Не трогай меня!
  А л ь - Х а к и м: Ты с ума сошла?!
  Ц а р и ц а (гордо): Нет, не сошла!
  А л ь - Х а к и м: А что тогда случилось? Где ты была?
  Ц а р и ц а: Я была здесь! (Показывает на пол зала.) Я молилась, а повсюду была кромешная тьма, но вдруг я увидела свет. Он исходил оттуда... (Показывает наверх.) Чудесный свет - не такой, как у луны, или у солнца, или у звёзд; он приковал мой взор... А затем я услышала, как меня зовёт издалека чудесный голос. "Следуй за мной, о чистая женщина!" - сказал он, и я, потрясённая, крикнула: "Но куда?" "В рай!" - ответил он мне. И больше я не помнила себя; я чувствовала только, что иду, иду, иду...
  А л ь - Х а к и м: Где ты оказалась?
  Ц а р и ц а (радостно улыбаясь): В раю!
  А л ь - Х а к и м (сердито и недовольно): В раю? Каком ещё раю? Где ты оказалась?
  Ц а р и ц а: В раю! Ты что, не знаешь о рае? Ты ведь так много говоришь о нём, так тщательно его описываешь...
  А л ь - Х а к и м: Я говорил о небесном рае, а здесь, на земле, рая нет.
  Ц а р и ц а (удивлённо): На земле нет рая? Как странно - я впервые слышу нечто подобное! Разве не ты говорил мне сто раз, что рай на земле есть, и что это - наш с тобой счастливый брак! (Издевательски смеётся.) Наш счастливый, чистый брак...
  А л ь - Х а к и м (удивлённо и сердито): О чём ты? Я тебя не понимаю!
  Ц а р и ц а (насмешливо): Не понимаешь? А зачем тебе понимать меня сейчас? Я прожила с тобой двадцать лет и никогда тебя не понимала!
  А л ь - Х а к и м: Ты с ума сошла?!
  Ц а р и ц а: О нет, наоборот - образумилась. Впервые в жизни я чувствую себя разумной, впервые в жизни могу думать!
  А л ь - Х а к и м: Твой разум болен, любимая. Ты бредишь; у тебя в голове перемешались правда с выдумкой.
  Ц а р и ц а (передразнивает его): "Иди ко мне, любимая, я почитаю тебе свои страстные любовные письма..." (Издевательски.) Двадцать лет я тебе верила; двадцать лет ты меня обманывал... но теперь с этим цирком покончено! У меня открылись глаза, и я увидела свет, я узнала правду: это не я бредила или воображала, это ты бредил и воображал! Ты - лжец и обманщик! (Подбегает к большому деревянному сундуку, высыпает из него письма на пол и топчет их с ненавистью.) Письма лжеца и обманщика! Письма бесплодного импотента!

  Х а л и ф (бьёт её по лицу): Заткнись! Или я сам тебя заткну! (Угрожающе воздевает меч.)
  Ц а р и ц а (насмешливо): Вчера у тебя бы получилось, но сегодня... (Язвительно смеётся.) Сегодня не получится (гордо и уверенно): за мной стоит мужчина.
  Х а л и ф (ядовито): Мужчина? В нашей земле нет мужчин!
  Ц а р и ц а: Один есть. Разве ты его не помнишь? Не помнишь единственного мужчину, которого ты не смог лишить мужественности? Который не побоялся заглянуть тебе в глаза? Разве можно такое забыть?
  Х а л и ф (в ужасе отшатывается и начинает заикаться): Это... это... о-о-он?
  Ц а р и ц а: Да. Он.
  Х а л и ф (приходит в себя. Им овладевает ярость, и он снова хватается за меч): О шлюха! О гнуснейшая из женщин! О распутница, надругавшаяся над чистотой и добродетелью и осквернившая честь целого города?
  Ц а р и ц а: Честь города? Что же это за честь? Рабство, покорность и вечное бесплодие?
  Х а л и ф (приближается к ней, угрожая мечом): Я приговариваю тебя к смерти!
  Ц а р и ц а: Я была мертва целых двадцать лет, но теперь я воскресла. Ты мне не веришь? Джаннат, что стоит перед тобой - совсем не та Джаннат, что была мертва на протяжении двадцати лет: это новая Джаннат, обновлённая, не бесплодная, а полная созидательных сил, как сама жизнь!
  Х а л и ф: Умри, распутница!
  Ц а р и ц а: Я буду жить и каждый день возрождаться вновь. (Отступает на несколько шагов. Халиф поднимает меч и наносит удар. Джаннат падает. Входят Мерван и несколько стражей - они взвинчены и готовы к битве.)

  М е р в а н: Повелитель! Повелитель! Несколько стражей видели, как из дворца убегал мужчина!
  Х а л и ф: Это наверняка он! Схватить его! (Оставляет царицу и входит в раж, отдавая приказы Мервану и стражам.) Схватить его! Отправьте за ним в погоню всех стражей, всех! Вооружите их до зубов, а ты, Мерван, возглавь их! Скорее, скорее! Я сам отправлюсь с вами! Этому мерзавцу от меня не улизнуть! (Выбегает, размахивая мечом и повторяя в бешенстве:) Этому мерзавцу от меня не улизнуть!
  (Царица остаётся одна. Она стоит на коленях - удар меча лишил её последних сил. Царица воздевает руки к небесам.)
  Ц а р и ц а: Господи, порази их слепотой! Господи, порази их слепотой!
  Занавес
  

Сцена третья и последняя

  (У границы. Хижина старичка, день. Старичок и пожилая мать сидят рядом.)

  М а т ь (взволнованно): Абида всё нет... Задерживается он...
  (Старичок поднимается, смотрит на дорогу, и вдруг на его лице появляется радость и надежда.)

  С т а р и ч о к: Вон он! А за ним как будто кто-то гонится!
  (Пожилая мать немедленно вскакивает и втаскивает Абида на сцену. Тот тяжело дышит и оглядывается, будто его преследуют.)

  С т а р и ч о к (нетерпеливо): Долго ты шёл, Абид! Мы тут волновались! Расскажи, что было? Успела царица во дворец до восхода солнца?
  А б и д (вытирает пот со лба и оглядывается): Нет. День застал нас раньше.
  М а т ь (взволнованно): И что же случилось?
  А б и д: Не знаю. Она вошла во дворец, а я бросился назад со всех ног.
  М а т ь: Тебя кто-нибудь видел?
  А б и д: Не знаю, я очень быстро бежал... Может быть, один из стражей и заметил меня издалека.
  М а т ь: А царица? С ней-то что было?
  (На лице Абида появляются утомление и мука. Он печально молчит, глядя в землю с отсутствующим видом.)

  А б и д: Не знаю, матушка... (В его глазах появляются слёзы.) Я уверен, он её убил! (Закрывает лицо руками и плачет.) Я уверен, она мертва!

  (Пожилая мать садится прямо на землю в глубокой печали, не помня себя, и говорит сама с собой, будто безумная.)

  М а т ь: Джаннат не может умереть... Я сотворила её, чтобы она жила!..
  С т а р и ч о к: Не стой на виду, Абид! Тебя надо спрятать - за тобой наверняка погоня! (Абид продолжает стоять на месте, не двигаясь. Старичок трясёт его за плечи.) Прячься, сынок! Да что с тобой такое? Разве можно стоять на виду, как столб?!

  А б и д (смотрит на него странным, но уверенным взглядом): Не буду.
  С т а р и ч о к: Не будешь?! Хочешь, чтобы они просто пришли и убили тебя?
  А б и д: Сейчас за мной погоня. Если они не найдут меня здесь, то начнут искать в хижине - тогда они обнаружат ребёнка. До сих пор они гнались только за мной, но о ребёнке ничего не знали.
  С т а р и ч о к: Не могла ли царица... (замолкает в раздумье.) Не могла ли она обронить словцо о ребёнке без твоего ведома?
  А б и д: Если это и правда почему-либо произошло, и им известно о ребёнке, мы должны дождаться их и убить, прежде чем они убьют ребёнка!
  М а т ь (с гордостью и уверенностью): Не переживай, сынок: пока ребёнок под защитой чужестранца, он в безопасности!
  С т а р и ч о к (вдруг приходит в ужас): Я слышу, как кто-то идёт!
  А б и д (быстро): Садись перед хижиной и веди себя естественно! А ты, матушка, положи голову на колени притворись спящей! Никто не должен видеть твоего лица, иначе тебя узнают и убьют!

  (Абид прячется за камнем, старичок садится перед хижиной и начинает играть на дудочке, а мать прячет лицо на коленях и делает вид, что спит, как обычно спят пожилые женщины.)

  С т а р и ч о к (поёт): Все спят, лишь один я не сплю этим вечером...

  (На сцене появляются аль-Хаким би-Амриллах, подпоясанный мечом, а рядом с ним - начальник стражи Мерван, за которым следуют несколько вооружённых стражей. Приостановившись, халиф пристально смотрит на дорогу перед собой.)

  М е р в а н: Эта дорога ведёт за границу.
  Х а л и ф (указывает на другую дорогу): А эта?
  М е р в а н: А эта - к кладбищу.
  Х а л и ф: Не думаю, что он пошёл по дороге, которая ведёт за границу - он ведь знает, что мы будем его искать на этой дороге.
  М е р в а н: Мудрое решение, повелитель.
  Х а л и ф: Но... быть может, он подумал о том же, о чём и мы, и пошёл по дороге, которая ведёт за границу, чтобы нас запутать!
  М е р в а н: Мудрое решение, повелитель.
  Х а л и ф: Но... быть может, ему пришла в голову та же мысль, и он пошёл по дороге, ведущей к кладбищу!
  М е р в а н: Мудрое решение, повелитель.
  Х а л и ф: Но ведь эта дорога ведёт в тупик, а ему нужно сбежать! И поэтому он выбрал дорогу, ведущую за границу!
  М е р в а н: Мудрое решение, повелитель.
  Х а л и ф (в сомнении): Но... (Нерешительно стоит на распутье. Затем сердито спрашивает Мервана:) Дорога за границу? Или дорога к кладбищу?
  М е р в а н (начинает заикаться от волнения): Дорога за границу или дорога к кладбищу?!
  Х а л и ф (гневно): Дорога за границу или дорога к кладбищу?!
  М е р в а н (заикаясь): Д-д-дорога...
  Х а л и ф (гневно): Думай! Работай головой!
  М е р в а н (ещё больше заикается): Д-д-д...
  Х а л и ф: Ты что, не умеешь думать?! У тебя что, мозгов нет?! Ты что, не можешь догадаться, по какой из двух дорог идти?!
  М е р в а н: Но, повелитель, ведь это вы... вы знаете всё.
  Х а л и ф: А ты? У тебя мозгов нет? Ты ни разу в своей жизни не думал сам, не имел своей точки зрения?
  М е р в а н (в ужасе): Боже сохрани! Чтобы на свете была точка зрения у кого-то, кроме повелителя?! Боже сохрани!
  Х а л и ф: Совершенно как животные. Неразумные животные...
  М е р в а н: Вы умнее нас, повелитель. Вы думаете за нас, повелитель, а мы - всего лишь ваши покорные рабы.
  Х а л и ф: Достаточно! Хватит терять время!

  (Один из стражей замечает хижину.)
  С т р а ж: Повелитель, вон там есть хижина, а перед ней сидит её хозяин.
  Х а л и ф: Если чужак пошёл по дороге, ведущей за границу, старик не мог его не видеть. Спроси немедленно!
  С т р а ж (подойдя к хижине, старичку): Ты не видел, по этой дороге мужчина не проходил?)
  С т а р и ч о к (притворяясь дурачком): Мужчина не проходил?
  С т р а ж: Да. Мужчина не проходил, с таким испуганным видом?
  С т а р и ч о к: Никогда в жизни не видел мужчин с испуганным видом...
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и (нервно): Хватит тратить время нашего повелителя аль-Хакима би-Амриллаха!..
  С т а р и ч о к (перебивает его в удивлении и испуге): Нашего повелителя аль-Хакима би-Амриллаха?! Так это наш повелитель аль-Хаким би-Амриллах?! Умоляю, господин, простите меня - я не знал, что это он! Я ведь никогда его не видел! Это великая честь для меня, о повелитель аль-Хаким...
  А л ь - Х а к и м (гневно): Хватит болтать, глупец! Говори, видел ты этого мужчину?
  С т а р и ч о к: Какого мужчину? У нас нет никаких мужчин, повелитель!
  А л ь - Х а к и м (замечает пожилую мать, которая спит сидя, спрятав лицо в коленях, и указывает на неё): А это что такое сидит - мужчина или женщина?
  С т а р и ч о к: Это моя жена-старуха, повелитель.
  Н а ч а л ь н и к с т р а ж и (халифу): Возможно, она что-нибудь видела, повелитель. (Повелительным тоном.) Женщина! Подними голову и отвечай нашему повелителю аль-Хакиму би-Амриллаху!
  (Пожилая мать не поднимает головы.)
  С т а р и ч о к: Она спит, господин... Всё время сидит и спит. Старая стала, и глазами слаба...

  (Халиф грубо толкает её ногой, чтобы разбудить, но прежде чем пожилая мать успевает поднять голову, появляется Абид.)

  Х а л и ф (удивлённо): Абид?! (с гневом и презрением.) Ты!.. О, гнусный раб! (Поднимает меч, готовясь нанести удар.)
  А б и д (отступает на шаг): Подождите, государь, не убивайте меня! Я покажу вам, где тот мужчина.
  Х а л и ф: Мужчина?! Где он? Говори немедленно!
  А б и д: Он не здесь, повелитель. Осман увёл его, чтобы убить.
  Х а л и ф: Осман? И где они оба?
  А б и д: Осман не смог его убить и вместо этого убил себя.
  Х а л и ф: Убил себя?! А что с мужчиной?
  А б и д: Он меня освободил.
  Х а л и ф: Что ты несёшь?!
  А б и д: Да, повелитель, я освобождён! Я больше не раб, повелитель - я исцелился от бесплодия, я обрёл разум, я могу думать, могу теперь смотреть вам в глаза! Я стал мужчиной, повелитель! (Его охватывает восторг, напоминающий безумие, и он радостно повторяет:) Я стал мужчиной, стал мужчиной!..

  (Халиф воздевает меч и поражает Абида. Тот падает за землю, радостно улыбаясь, и повторяет "Я стал мужчиной" ещё несколько раз, прежде чем умереть. Тут из хижины выходит чужак, и все взгляды обращаются к нему. Увидев его, халиф отшатывается в ужасе, но к нему тут же возвращаются силы, и его охватывает безумная ярость.)

  Х а л и ф: Ты?!
  Ч у ж а к: Да, я.

  (Халиф заносит меч, но чужак одним ударом опрокидывает его на землю. Халиф падает, роняет меч, и тот отлетает далеко.)

  Ч у ж а к (приказывает халифу): Встань. (Халиф встаёт. Чужак подходит к нему и смотрит ему в глаза.) Опусти глаза. (Халиф опускает голову с покорным и униженным видом.)

  Ч у ж а к (Мервану): Выведи нашего гостя-чужестранца за границу города, Мерван, и сопровождай его, пока он не окажется за пределами наших земель в безопасности.
  П о ж и л а я м а т ь (которая встала на ноги ещё в тот момент, когда чужак вышел из хижины): Убей его! Убей проливавшего кровь! Убей ослопоклонника!
  Ч у ж а к: Лежачего, а тем более мёртвого, не бьют, матушка. Принеси, пожалуйста, ребёнка из хижины, матушка.
  (Пожилая мать поворачивается к хижине.)

  Ч у ж а к: А Джаннат? Где она?
  С т а р и ч о к: Она умерла. Джаннат умерла.
  М а т ь (оборачивается): Нет, нет! Джаннат никогда не умрёт!
  Ч у ж а к: Джаннат никогда не умрёт. Такая женщина, как Джаннат, не может умереть. Подобно крепкому дереву, растущему в щедрой земле, она каждый день пускает листья и даёт плоды...
  С т а р и ч о к (удивлённо): Боже мой! Джаннат жива! Так пойдёмте же к ней, пойдёмте!

  (Пожилая мать выходит из хижины с ребёнком, обнимая его и целуя. Ребёнка и чужака окружают, помимо матери и старичка, окружают стражи и простой люд. Аль-Хаким би-Амриллах с Мерваном уже давно ушли со сцены.)

  В с е (радостно поют): Закончилось время бесплодия,
  Земля снова силой полна,
  Ликует всё простонародие:
  Свободная жизнь рождена!

Занавес

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"