Аннотация: ТРЕТЬЕ МЕСТО из 46-ти текстов в группе на ХиЖе-2. В финале тоже не затерялся. Чудо! Дань космической опере. Охотничье...
Шашлык
Этот мир был любопытнее предыдущего.
Я сидел в кроне дерева и, наблюдая за ним, отмахивался тесаком от назойливых голодных побегов. Мир, напавший третьего дня, выглядел покрупнее сегодняшнего. Но, загнав меня на почти отвесную скалу, он не проявил никакого интереса к брошенному мной рюкзаку. Грустно посмотрев на недосягаемую добычу, хищник кольнул несколько раз воздух раздвоенным языком и вальяжно удалился. Даже стрелять не пришлось. Нынешний же напал столь неожиданно, что в безопасности я оказался без винтовки, беспризорно валявшейся теперь внизу. Мир сперва побродил вокруг ствола, выискивая меня в сплетении ветвей, облизываясь, как Шер-Хан на Маугли, затем основательно увлекся оставленными у корней вещами. Он присел на четыре задние лапы и двумя передними, не очень-то подходящими для этого, методично выкатывал из разорванной торбы нехитрую амуницию. Каждый предмет был старательно обнюхан, опробован на вкус и... тут же забыт.
Съедобного на его взгляд не оказалось. Прорычав нечто похожее на "мр-р-р", благодаря чему, кстати, зверь и получил свое название, он обошел еще раз вокруг моего укрытия и скрылся в зарослях. Вовремя, однако. Мне уже некогда было следить за ним: гибкие ветви щупальцами оплели ноги, а в голени и пояснице чувствовалось покалывание от присосавшихся сквозь одежду ростков. Я успевал отсекать только те, что жадно тянулись к лицу и рукам, и чувствовал, как под рукавами по коже стекает едкий сок. Главное - не выронить нож, облепленный влажными чешуйками коры и ставший скользким. Но вот несколько активных движений, и мне удалось вырваться из ловушки и спрыгнуть на землю.
Воды едва хватило, чтобы смыть жгучие капли и промочить пересохшее горло. Смазав биогелем покраснения от кислоты и язвочки прокусов, я в сотый раз пообещал себе быть более осторожным. Мúры не отличаются высокой скоростью, но маскируются великолепно. Поэтому-то их нападения всегда внезапны, и времени на выстрел порой не хватает. И если не успеешь куда-нибудь повыше залезть или прыгнуть в воду, которую они недолюбливают, последствия могут быть плачевны. На сей раз повезло, но любознательность животного оставила меня без сумки - располосованная острыми когтями пластиткань превратилась в кучку лохмотьев. Пришлось сложить все в походный гамак, а мелочь рассовать по карманам.
И дальше: на поиски вожделенной газели Остапчука.
Четвертый день я тропил местный лес, напоминающий местами бразильскую сельву, а иногда сибирскую тайгу. Непривычное смешение лиственной и хвойной растительности было свойственно северному материку Тэйма. Буйство оттенков листвы поражало еще больше. Обычно на планетах земного типа в окраске растений преобладает какой-нибудь один цвет, как зеленый на Земле, или синий на Новии у голубой Веги. Тут же была представлена вся палитра: от фиолетового, почти черного у многочисленных видов кустарника, до снежных иголок вознесшихся надо всем трехсотметровых гигарбров. Поначалу яркость раздражала, но постепенно к этой цвето-вакханалии я привык. Даже светофильтры теперь опускал на глаза, лишь пересекая открытые поляны, пропеченные неистовым Регулом. Изредка пролетали птицы. Синие, красноголовые, шустрые, как Вудди Вудпекер, разнообразием они не отличались - похоже, немногие виды сумели приспособиться к изобилию плотоядных растений.
Девственный рай, а не планета. Почти граница достигнутого человеком космоса. Ни аборигенов, ни городов, ни связанных с цивилизацией проблем, вроде загаженной экологии. Но пройдет лет триста, и сюда доберутся поселенцы, понастроят заводов, вырубят леса, проведут ирригацию, распашут поля. И превратится Тэйм в очередную унылую пыльную Землю...
Но когда это еще будет! Сейчас же я здесь один. И моя цель - подстрелить газель, довольно распространенное здесь животное . Но вот что интересно, ее-то я до сих пор не встретил, а вот полосатых, отдаленно похожих на кошек рептилий, считающихся редкими, попалось целых две. Может, не столь уж они и редки?
Удача подоспела на следующее утро.
Ночь прошла спокойно: повесив сетку на высоте пяти метров меж крепких сучьев обычного, не охочего до плоти дубоида и расставив вокруг охранные датчики, я неплохо выспался. Огорчало лишь то, что воды я вечером не нашел. Пить хотелось сильно. Поэтому, проснувшись и перекусив, я в первую очередь занялся поиском ручья.
Там-то и обнаружились следы группы газелей. Спутать их с чьими-либо другими невозможно: развороченный берег создавал впечатление, что по нему маневрировало несколько грузовичков.
Через час я настиг стадо. Оно паслось в лиловой поросли под сенью многоцветной рощи. Я залег за одним из стволов и не спеша выбирал цель. Больше всего животные напоминали все же бегемотов: до полутора метров в холке, удлиненное упитанное тело, скошенная вперед морда с мощными выдвинутыми челюстями. Большие темные и блестящие, почти правильные прямоугольники на боках и вправду напоминали тонированные стекла древних машин. Остапчук, первым описáвший этого зверя, обладал, наверно, изрядным чувством юмора, назвав животное газелью - оно совершенно не походило на стройную земную тезку. А вот на раритетный микроавтобус - вполне.
Избрав экземпляр поменьше, я прицелился и выстрелил, попав куда и хотел - чуть позади передней лопатки. Газель-подросток слегка подпрыгнула и, пронзительно вереща, завалилась набок в гущу куста. Испуганные криком животные, оставляя широкий пролом в подлеске, с неимоверной быстротой как колесами мелькая шестью коротенькими и толстыми ножками, пронеслись в пяти шагах от меня. Удаляющийся треск затих нескоро.
Полчаса ушло на то, чтобы вырубить растительность перед подстреленным зверем и перевернуть его на брюхо. Потом еще минут двадцать я снимался на стереокамеру над поверженной тушей, принимая живописные и кровожадные позы Великого Охотника. Наконец занялся свежеванием. Вырезав орган, аналогичный поджелудочной железе (знакомый парфюмер просил привезти), пару отражающих пятен с боков (это уже для друга - интерьер-дизайнера) и язык (деликатес, как никак), я откромсал приличный, килограмм на десять, кусок мяса из почечной части (а это - просто объеденье!). Обработав все консервантом и обволакивающим спреем, я еще отхватил от туши мяса - на ужин - и, сложив добычу в тот же гамак, поторопился покинуть место охоты: не хотелось бы повстречаться с любителями полакомится за чужой счет. Только третьего мúра мне не хватало!
До точки приземления челнока часов пятнадцать пути, а учитывая нелегкую и неудобную поклажу - двадцать. Времени до рандеву - трое суток. Так что, торопиться особо некуда, и я решил вечером пораньше остановиться на берегу какой-нибудь речушки, пожарить на угольях свежатинки и отдохнуть.
Часа за два до заката удалось найти подходящее место: относительно широкий и чистый поток плавно поворачивал, подмыв берег и образовав приличный омут. А в минуте ходьбы оттуда нашлась укромная поляна с нависшими ветвями, где можно подвесить гамак.
Искупавшись в речке, я, покуривая трубку, ворошил палкой костер, дожидаясь, когда полешки прогорят до углей. Порезанное, обсыпанное специями и солью, уже нанизанное на веточки мясо газели ждало своего часа. Жаль вот лучка со свежим укропом нет - не все с собой захватишь на охоту за восемьдесят светолет от дома. Зато просто замечательно, что живность на многих планетах биологически совместима с земной, и ее можно есть, не опасаясь за здоровье. Одно дело рога инозвездного оленя и снимки на память, совсем другое, когда можно отведать его мяса. Настоящая охота получается!
Душный вечер, неба сквозь листву не видно, тишина, нарушаемая едва слышными криками далекого зверья да шелестом листьев под ветерком в вышине... Все как и тогда, год назад... Только вот Ее рядом нет...
Джоанн...
С Джоанн я познакомился шесть лет назад в Париже. Мы сидели с друзьями в кафешантане на Елисейских полях и выпивали. Юные и беззаботные веселились, разглядывали прохожих и обсуждали девушек, спешащих мимо или сидящих за соседними столиками...
Над одной из них изрядно потешились: в самом деле, серенький рабочий комбинезон - не очень подходящее симпатичной барышне одеяние для вечернего променада по столице моды. И для пива. Задумавшись о чем-то, она водила пальцем по столику и с кислинкой во взоре выпивала уже третий бокал, не обращая на нас внимания. Мы же строили пошловатые предположения о той минуте, когда напиток проявит себя в полной мере, и ей придется отправиться туда, где дамы обычно "пудрят носик". В конце концов, решили спросить об этом у нее прямо , и жребий выполнить задуманное пал на меня.
Я нагло присел на свободный стул рядом с ней и...
И последующие годы мы провели вместе...
Она была удивительной девушкой. Не ангел, конечно, но... Веселая и настойчивая, увлекающаяся и беззаботная, внимательная и лукавая, взбалмошная, а иногда сама кротость. И красивая. Самая красивая. Для меня. Это я сейчас понимаю... А тогда...
А тогда я об этом не думал. Мне все казалось доступным и бесконечным. Я не дорожил ни временем, ни привязанностями. Ох, и помучилась Джоанн со мною, с моим беспутством, легкомыслием и вспыльчивостью. Разность характеров, темпераментов и интересов не должны были удерживать нас, но ее терпение и искреннее чувство ко мне, продлило нашу бытность вместе на целых пять лет.
Она работала биотехником в Сен-Дени и училась рисованию в студии Шартре. Я готовился занять должность управляющего на одном из предприятий отца, а покуда предавался двум своим главным страстям: охотился и собирал анимацию достереовизионного периода, пополняя дедову коллекцию. Джоанн порой задерживалась в своей лаборатории до утра, завершая срочные опыты. Я разъезжал по Земле, стрелял в разное зверье, копался в видео-архивах. А еще участвовал во всевозможных семинарах-конференциях. А там женщины... Как она терпела такого бабника? Я же совершенно не обращал внимания на мужчин рядом с ней, полагая, что она от меня никуда не денется. А если это и произойдет, то горевать не придется. Беспечен был.
Раз в год мы летали на какую-нибудь малоосвоенную планету, где была разрешена охота.
В прошлом мае мы отправились на Опушку.
Прилетев, взяли на базе пневмодомик и углубились в широколиственные леса. Охота выходила неважная, и первые пять дней мы ели сублиманты. Я исчезал надолго, пытаясь подстрелить хоть какую дичь, а Джоанн ждала меня у палатки, рисуя окрестные пейзажи. Однажды она нашла великолепный вид со скалы и вознамерилась написать шедевр. Желая вызвать во мне восторг, потащила меня на этот утес, а затем весь вечер болтала без умолку, размышляя о том, каким художественным приемом будет лучше воспользоваться, какую технику рисования применить. Я только бурчал в ответ, недовольный охотничьими неудачами и бесполезным хождением. Усталость, опять же. В общем, я не выдержал и чем-то ее обидел. Перед сном помирились: секс - великий миротворец.
На рассвете я снова отправился в рейд. Продуктов оставалось еще достаточно, но есть их уже надоело - хотелось сочного, свежепожаренного мяса! С дымком и кровью! Довольно быстро повезло: на отмели озерца увязло по круп нечто вроде поросенка с круглыми и пушистыми, чебурашковыми ушами и пятипалыми копытцами. Даже ружье не понадобилось! Свин верещал, дергал передними конечностями, как будто что-то хотел рассказать. Пришлось его даже пристукнуть слегка, чтоб не царапался. Анализатор мигнул зелёнкой, показывая положительную биосовместимость - будет вечером шашлык! Притащив добычу к бивуаку, я пристегнул ее за лапу цепочкой к дереву и, оставив Джоанн записку с просьбой приготовить ужин часам к пяти пополудни, снова ушел в дебри, собираясь найти старших собратьев пойманного.
Я задержался на час: все казалось, что вот-вот нападу на звериный след. Усталый, злой и голодный вернулся с пустыми руками. Джоанн при свете догорающего дня мелкими движениями кисти вносила поправки в свой рисунок. Жареным не пахло. Пока...
- Привет, Ник! Представляешь, у меня получилось очень даже неплохо! Пожалуй, раньше ничего подобного... - она даже не повернулась в мою сторону. - Завтра нужно будет до обеда еще чуть поработать, пока свет слева, и выйдет просто конфетка!
- Рад за тебя. Только давай пожрем, а то с утра ничего во рту не было. - Я нагнулся и поцеловал ее в любимую ямочку справа от губ.
- Ты так быстро вернулся! Я и не заметила, как время пролетело! Сейчас мы дичь приготовим! Слушай, она все время визжит и порой так мелодично! Вон - слышишь?.. Но ты глянь лучше сюда: какая прелесть!
Я опешил.
- Что значит приготовим? Ты что, даже не замариновала мясо? Я же утром, когда приволок свинопода, оставил тебе записку! - меня начинало заводить.
- Какую записку? Ты чего-то путаешь... А вот тут, смотри, как чýдно вышли облака и...
- Облака? Ты что, издеваешься? Мужик с охоты голодный пришел, а она ему в нос вместо куска мяса размалеванную тряпку тычет!
- Ну, успокойся, не кричи! Не видела я никакой записки. Может, ты просто хотел ее написать, но забыл? - она гибко поднялась и попыталась примиряюще меня обнять.
- Не видела? А это что? - я показал на надувной стульчик, на котором она только что сидела: там белела помятая надписанная бумажка.
- Это?.. Я не заметила... Прости! Я сейчас все сделаю!
- Когда сейчас? Это ж часа два уйдет! Тебе ничего нельзя доверить! О чем ты думаешь? Об этой никому не нужной мазне?
- Почему мазне? Почему ненужной? Она мне нужна! Говорят, что у меня есть талант! Глядишь, лет через двадцать стану знаменитой, и ты будешь мной гордиться!
- Ты что, больная? Чем гордиться? Что ты о себе возомнила? - меня уже буквально трясло. Я вырвал мольберт из ее рук и бросил в костер. Масляные краски резво занялись...
- Никита, что ты наделал! Зачем?! Я так старалась! Весь день! - она села на траву и заплакала. - Только о себе и думаешь!.. Хоть бы раз спросил, нравятся мне эти охоты, эта разделка трупов животных, это поедание недавно живых зверушек!.. Хоть бы раз похвалил мои картины... Эгоист!
- Ах, я - эгоист? А ты кто? А ну, встань! Ты, лентяйка! Встань, кому говорю! Просил же пожарить мясо! А ей, оказывается, не нравится! Лень тебе просто! Дрянь!
- Как ты можешь? За что ты так ко мне? Ведь я тебя люблю!
- Так не любят! Любят - это когда, ждут, когда заботятся! А ты что? Ни разу обо мне за весь день не подумала!
- А сам? Вспомни, когда ты обо мне заботился? Когда в койку тащил? А еще когда? Самовлюбленный дурак!
Меня накрыло. И я ударил. По влажной щеке. Той, что с ямочкой. Которую только что целовал. Несильно. Ладонью...
И разъяренный, размышляя над женской невменяемостью, пошел заниматься свином. Тот, почувствовав недоброе, захрюкал и стал ворошить спутанные узелками травинки...
К шашлыку Джоанн не притронулась. Молчала весь вечер. Отдалась перед сном с нарочитым равнодушием. Нет, не отдалась - не возразила. Не участвуя. Ночью плакала. Пусть.
Чуть свет я снова ушел. Она спала. Или притворилась спящей. Плевать!..
Я с трудом дотащил окорок крупного подобия окапи до палатки. Джоанн не было. Ее вещей тоже. Ушла. Почему не вечером, сразу после скандала? Не хотела, чтобы я ее остановил... Гордая!.. Подумаешь!
Подумал. Прошло месяца четыре, прежде чем начал задумываться. За это время сменил трех подружек, веселился, куролесил напропалую, стараясь не вспоминать ее. Но она была рядом. Всегда. По ночам. Днями. Вдруг - как молния. Или вкрадчиво, исподволь...
Надоело. Через полгода разыскал беглянку. Независимая и прекрасная как Белоснежка она выглядела вполне счастливой. Рядом мельтешил какой-то хлыщ: худой и длинный. Дядя Степа, его мать! Она посмотрела на меня с таким безразличием, что сердце захолонуло. И, взяв его под руку, ушла.
Я понял, что потерял ее навсегда.
Из-за какого-то неприготовленного ужина.
Да нет, конечно, ужин тут ни при чем. Я - при чем. Дурак как есть.
Мясо было давно съедено, а я, углубившись в воспоминания, даже не заметил его знаменитого изысканного вкуса...
Я много думал с тех пор. Многое осознал и понял. Только вернуть Джоанн мне не светит.
Год прошел. Новый полет, новая планета и новая охота. А я вместо того, чтобы отдыхать, наслаждаясь любимой забавой, терзаю себя мыслями об утраченной любимой. Говорят, время лечит сердечные раны, но, видимо, я - не тот случай. Пытаясь обрести душевный покой, успел лишь обидеть еще двух девушек. Но хоть честен был перед ними: все объяснил, прежде чем расстаться. Они воспламенялись, пытаясь прогнать мою печаль, но я уходил, понимая тщету их попыток...
Пора ложиться спать...
Утром, оставив на берегу всю одежду и оружие, я плескался и нырял в прохладной воде омута. Настроение - бодрое, погода - ясная, мир - радужный (буквально!). Может и нужно было всего-то посидеть в обстановке, похожей на тот злополучный вечер? Посидеть, подумать, повспоминать... А может и нет.
Вынырнув в очередной раз дальше по течению, я краем глаза увидел быстрое малиновое движение на другой стороне речки, и в тот же момент острая боль в бедре затмила все. Я машинально схватился за что-то острое, и тут резкий рывок в ране отключил сознание напрочь...
Я сидел с поджатыми к подбородку коленями в тесной клетке из металлических прутьев. Кровь из пробитой насквозь ноги сочилась и капала на траву в полутора метрах книзу. Из развороченной раны торчали мышечные волокна, и попытка дотронуться вызывала жуткие ощущения...
Метрах в двадцати стоял космический корабль необычной конструкции. Я не числил себя знатоком техники чужих, но никто из них, насколько мне известно, не делал планетарные челноки шарообразной формы. А кораблик, хоть и был раза в три больше спустившего меня на Тэйм, на звездолет не тянул. Недалеко от входа стояло несколько напоминающих мебель предметов, и тлел костер. И никого.
Кружилась от потери крови голова, и мучила жажда. Пытаясь, сцепив зубы, зажать рану и прекратить кровотечение, я не заметил появления алиена. Лишь когда клетка развернулась, и на меня сверху вытаращились три больших злобных глаза изумрудного цвета с продолговатым горизонтальным зрачком, я осознал что уже не один. Ну и рожа!..
Нет, земляне с такими еще не сталкивались на звездных дорогах. И известные нам чужие о подобных существах не знали. Или знали, но не сочли нужным рассказать.
Метра два с половиной ростом, массивный, с ногами, казавшимися несуразно короткими для такого тела, пришелец красавцем не выглядел. Алого цвета голова без признаков волос или шерсти с двумя дыхательными отверстиями и прорезью безгубого рта практически без шеи переходила в торс, одетый в нечто напоминающее безрукавку. И шорты. Дыхнув на меня чем-то неожиданно цветочным, гигант прогудел низким голосом некую фразу и просунул меж прутьев тонкую прозрачную трубку Прямо в рану! Я взвыл, а он, развернувшись, направился к кораблю. На мою торопливую речь не оглянулся. Биопробу взял. Гад!
Ну и влип! Сижу себе тут, как чижик в клетке, разве что не пою, а на меня и не смотрят! А это идея! Отбивая ритм на прутьях, я начал петь "Чунга-Чангу", стараясь привлечь своей разумностью внимание инопланетника. Мимо. Лишь раз взглянув в мою сторону, он вставил пробник в круглую штуку, подождал с минуту и одобрительно погудел. Затем уселся на стул, водрузил перед собой на стол некий прибор и уставился в его нутро, что-то делая неуклюжими пальцами на подлокотниках. Петь я не прекращал, пока в горле не пересохло. Нужно было придумывать нечто новое.
Выбраться из заточения никакой возможности: я гол, голее самого отъявленного нудиста, даже цепочки-колечка нет. И почему не пошел делать татуировку, когда приятель звал?! А помогла бы она сейчас? Принял бы ее чужой за проявление интеллекта? Или за своеобразное тавро? Что толку об этом думать!? Как объяснить великану, что я его собрат по разуму? Что может служить общим понятием разумности для всех? Математика! И я отбивал ладонями ряд нормальных чисел. Потом геометрическую прогрессию: раз, два, четыре, восемь... И снова... Ладони заболели, а добился лишь того, что мне сквозь решетку просунули местный фрукт, что-то среднее между бананом и киви. Плоды - не мясо здешних газелей, ими можно и отравится. Не стал я его есть. Но и не выкинул.
Было бы на чем нарисовать! И чем? Можно! На груди кровью! Я слегка расковырял рану и как смог изобразил вписанный в круг квадрат. Вышло не очень-то ровно - клетка слишком мала. Но вот как теперь подманить занятого своим аппаратом здоровяка?..
Несколько часов я повел в забытьи. Очнулся на закате от громких воплей.
Чужих было двое. Второй, на голову выше первого, басом ревел на него, размахивал руками и топал ногами. Вылитый Шрэк. Только кожа малиновая. Первый что-то бурчал в ответ, сначала негромко, потом, уперев как Фрекен Бок руки в бока, повысил голос. Фразы вылетали короткие, но, как мне показалось, уже не оправдывающиеся, а гневные. Хотя, что мне известно об интонациях чуждого голоса? Шрэк сердился и рычал еще басовитее.
Я попытался привлечь к себе внимание, снова хлопая в ладоши. В ответ полетел камень. Хорошо, что мимо - пару кило он весил.
Опять начал петь: если не удается доказать разумность, так, может, хоть как певчую птаху к себе возьмут. Как канарейку... А там посмотрим?
- Сво-бо-ду по-пу-га-ям! - неожиданно для себя самого прокричал я...
Но им было явно не до меня. Больший, махнув рукой, смел конструкцию со стола так, что полетели осколки. Меньший, похоже, заплакал, и пробубнил что-то явно обидное, так как тут же получил затрещину. Таким ударом меня бы убило. Но не чужого. Он лишь покачнулся и, издавая поскуливающие звуки, побрел ко мне... Малиновый скрылся в люке космошлюпа.
Что-то мне эта сцена смутно напомнила...
А что, если тот свиненок на Опушке был вовсе не...
Доказывать свою принадлежность к разумной расе разгоряченному ссорой исполину было бесполезно. Он (а может все же она?) извлек из ножен нож размером с меч и открыл клетку. Я понял, что участи стать шашлыком мне не избежать. Если только... Я разломил пригодившийся плод и, откусывая от одной, вторую половинку протянул ему...
Чужой замер, его глаза округлились.... Я обрадовано продолжал предлагать ему фрукт, другой рукой показывая на рисунок у себя на груди. Говорить с набитым ртом тяжело, я выплюнул горчащую мякоть и внятно повторял:
- Я - человек. Я - разумный. Я - человек, я - разумный... - одновременно дотронулся до своей груди и показал ему один палец, затем показал на него и тоже поднял палец. Потом поочередно: на себя, на него и - два буковкой V.
Алиен повернул голову, и, кося на меня одним глазом, заорал в сторону корабля. Через несколько секунд оттуда появился Шрэк и направился к нам...
Гохрконов с моей легкой руки теперь иначе как шрэками не называют.
Мы вот уже семь лет живем на Опушке. У нас двое детей и с женою мы почти не ссоримся. Джоанн пишет картины, которые пользуются успехом на родине, а я пытаюсь найти сородичей того поросенка с ушами Чебурашки. Обшарил с флаера практически всю планету, намотал на джиппере десятки тысяч километров по бездорожью, засыпал леса, горы и саванны датчиками. Пока безрезультатно. Я излазил на коленках все окрестности злополучного озера в поисках бесхозных вещей, которые мог оставить на берегу съеденный мною свинопод. Не нашел.
Кто же он был на самом деле, этот хрюн с похожими на пальцы копытцами?