Дон Кихот Московский (Осф-1, черновик)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Писал эту штуку в 2001, исключительно в развлекательных целях. ПРОЕКТ ЗАМОРОЖЕН В СВЯЗИ С ОТСУТСТВИЕМ ЧИТАТЕЛЬСКОГО (да и авторского уже) ИНТЕРЕСА...
|
Дмитрий СОРОКИН
Дон Кихот Московский
Моему деду Василию Савватьевичу Могутову
и Роберту Льюису Стивенсону -
величайшим рассказчикам всех времен
посвящается.
Пролог
Орден Свихнувшихся фантазеров
Толстая китаянка плыла мне навстречу. Лицо ее выражало неземной экстаз.
- Господь вас любит! - возвестила эта дама, обращаясь ко мне. Я поспешил перейти на другую сторону улицы и ускорил шаг.
- Халлилуйя, брат! - распахнул вдруг объятия встречный парень, с виду - обычный студент. - Сегодня превосходный день для веры! Пойдем со мной, и тебе откроется истина: нет любви, кроме как от Господа!
- Это я давно уже знаю... - пробурчал я, стремясь избежать объятий.
- Ты просто знаешь, а надо, чтобы поверил! Пойдем-пойдем! - Пришлось от него убежать. Впрочем, спокойствие мое длилось недолго: повернув за угол, я налетел на процессию пожизненно веселых кришнаитов. Меня тут же обступили, загалдели свое извечное "Харе, Кришна!", и предложили купить толстый том "Бхагавад-Гита как она есть".
- По сараю мне ваша Гита! - в отчаянии закричал я. - Я только что дочитал "Махабхарату", и по ней выходит, что ваш Кришна - козел, каких мало!
Кришнаиты угрожающе загудели, и мне снова пришлось спасаться бегством.
Сегодня удача от меня отвернулась. То ли звезды не тем боком построились, то ли с магнитными полями завихрения вышли, но настроение у меня было препаршивейшее с самого утра. Да и вынужденное общение с сектантами всех мастей не прибавило положительных эмоций. Светлых пятен на этом сером фоне было лишь два: во-первых, сегодня суббота, и, следовательно, мне не нужно спозаранку переться в контору и до самого вечера втюхивать дорогущие медикаменты среднеазиатским партизанам и провинциальным аптекарям. Во-вторых, вчера в той же самой конторе был "получкин день", и, сделав положенные отчисления в семейный бюджет, я все-таки остался при деньгах. Давно перевалило за полдень, поэтому можно со спокойной совестью зайти в бар и выпить пинту-другую любимого красного ирландского пива, успокоиться, расслабиться, и в результате превосходно отдохнуть душой и телом. А пока ноги мерно несут меня давно знакомой дорогой, голова, выдрессированная по субботам и воскресеньям сочинительствовать, пытается довыдумать главу к бесконечному, пятый год с трудом продвигающемуся роману о похождениях одноногого космического кока и его приятеля, шутника-хирурга... Впрочем, это впустую. Вот уже три месяца, как чертов роман не двигается ни на слово. То нет сил, то времени, то наваливается вдруг страшная апатия пополам с полной творческой импотенцией, и - хоть волком вой! - ни буквы путной из себя не выдоишь. Поэтому гораздо проще пойти в бар, пропустить там несколько кружек пивка, потом вернуться домой, выслушать от любимой жены положенное количество совершенно справедливых упреков, и до самой ночи резаться в преферанс с компьютером.
А вот и бар, а вот и пиво. И ни одной знакомой физиономии. И это в тот момент, когда...
- Простите, можно вас побеспокоить? - к моему столику подошел сморщенный старичок лет явно за семьдесят, с кружкой портера в одной руке и дымящейся сигаретой в другой. На сектанта он похож не был.. Что ж, я всегда с уважением отношусь к старшим.
- Пожалуйста, я к вашим услугам. Присаживайтесь. - Я тоже закурил. - Чем могу быть полезен? - со старшими я всегда предпочитал объясняться вежливо до занудности, почему-то полагая, что им это нравится. Впрочем, данному отдельно взятому старичку я явно потрафил.
- Очень приятно общаться с вежливым человеком, Дмитрий Игоревич, - полупоклоном поблагодарил меня он. - Я вот уже несколько месяцев ищу случая с вами познакомиться. Извините, что поставил вас в несколько неловкое положение - я ваше имя знаю, а вы мое - нет. Так что позвольте представиться: Сергей Андреевич Ипостасьев. Никаких громких титулов, чинов, степеней, к сожалению, не имею. Зато имею сильное желание познакомится с вами.
- Что ж... Очень приятно, хоть и неожиданно... Будем знакомы! - произнес я внезапно охрипшим голосом. Во мне зашевелились какие-то неясные предчувствия, где-то под крышкой черепа заиграл баховский орган, и на горизонте вроде бы замаячил человек, раздающий пирожные, так заинтересовавший в свое время принца Флоризеля. Я почти угадал!
- Вы не очень обидитесь на меня, Дмитрий Игоревич, если я несколько задержусь с объяснениями причин, подвигнувших меня на это знакомство и всех связанных с этим вопросов? - спросил этот джентльмен, отхлебывая свой портер.
- Нет, но я был бы вам признателен, если бы вы хоть что-нибудь объяснили прямо сейчас.
- Согласен. Дело в том, что я являюсь представителем некоего... клуба... - "Точно по Стивенсону. С ума сойти! Ну-ну. Посмотрим. Главное, чтобы он не предложил мне в итоге купить "Гербалайф" или вступить в секту. Тогда день будет испоганен безнадежно!" - подумал я, а старичок продолжал: - И этот клуб весьма заинтересован в том, чтобы видеть вас в своих рядах. Прошу вас, подождите задавать вопросы. К середине заседания клуба вы, мне думается, поймете абсолютно все. Чтобы вас несколько успокоить, скажу, что клуб не занимается ничем противозаконным. И никаких слюней на тему благотворительности! - неожиданно рявкнул Сергей Андреевич, и в глазах его мелькнула молния. Он сделал два мощных, долгих глотка и продолжил снова спокойно: - В сущности наш... клуб - самая безобидная организация в мире.
- Признаться, вы меня заинтриговали, Сергей Андреевич. А можно мне узнать, чем именно занимается ваш... эээ... клуб? Или хотя бы название?
- Название? А что, можно. Называемся мы "Орден Свихнувшихся Фантазеров", - задушевным голосом Василия Ливанова произнес старичок и посмотрел на меня взглядом, исполненным такого величия и гордости, как будто клуб этот был как минимум какой-нибудь "Королевский Охотничий"... - Да-да, именно так. "Орден Свихнувшихся Фантазеров".
"Во-во, допрыгался, голубчик. Туда тебе и дорога. В самый раз!" - пронеслась в голове полуистеричная мысль.
- А... за что я удостоился чести быть приглашенным?
- Прошу вас, потерпите. Просто примите мое приглашение, и в течение часа-полутора вы все узнаете.
- А я могу отказаться?
- Конечно. Но сколько вы от этого потеряете! - Сергей Андреевич возбужденно всплеснул руками и произнес фразу на неизвестном, но смутно знакомом языке. Именно эта фраза и заставила меня поверить в то, что говорил он чистую правду. "В любом случае, больше раза не убьют", - легкомысленно махнул рукой я, в который раз начисто забыв, что в этой жизни отвечаю не только за себя.
- Я, пожалуй, соглашусь, Сергей Андреевич.
- Вот и славно! Сейчас допьем - кстати, у нас в клубе пиво значительно качественнее! - и поедем.
- А далеко ехать?
- Нет, десять минут. К тому же, я с машиной.
Некоторое время спустя мы вышли из бара. Прямо напротив дверей был припаркован старинный лимузин "ЗиС-110", черный и блестящий. Водитель приглашающе открыл дверцу, мы сели и поехали. Путь длился, и впрямь, недолго. Свернув с Большой Ордынки, минутку попетляли по старым дворам, наконец, машина остановилась. Водитель выпустил нас из этого раритета, и Сергей Андреевич распахнул передо мной какую-то донельзя обшарпанную дверь.
- Добро пожаловать в резиденцию Ордена Свихнувшихся Фантазеров! - торжественно провозгласил он.
"Да, кто-то тут явно свихнулся, - мрачно подумал я. - За свой рассудок, например, я точно не поручусь".
Длинный коридор упирался в окошко вахтера. Он же оказался и гардеробщиком. Сдав ему свою куртку, вслед за заманившим меня сюда Сергеем Андреевичем я прошел в неприметную боковую дверь. И обалдел. Я оказался в просторном зале. Убранство его отнюдь не поражало роскошью, но каждая мелочь, на которой останавливался взгляд, приковывала его к себе надолго. Стены были обиты грубым холстом, и на этом холсте со вкусом и чувством композиции некто разместил мечи, ножи, ружья, какие-то странные костюмы, мелкие предметы домашней утвари, карты. Карт было больше всего, и большинство из них изображали страны и континенты, мне совершенно незнакомые. Вот разве что, толкиеновское Средиземье конца третьей эпохи я узнал, да еще один материк напоминал Африку и Южную Америку, сросшиеся вместе. На навощеном до блеска дубовом паркете стоял богато сервированный П-образный стол, за которым сидели семь человек. Самому младшему из них вряд ли было меньше сорока. Увидев меня, они встали из-за стола, пошли навстречу, приветливо улыбаясь. Я растерялся окончательно. Поймите меня правильно, я, вообще-то, парень не самого робкого десятка. Но когда семь безукоризненно одетых - так и хочется сказать джентльменов, - срываются с места и идут с улыбками мне навстречу, а я небрит и одет в получистые тертые джинсы, - согласитесь, есть от чего смутиться.
- Здравствуйте, Дмитрий Игоревич. - слегка шепелявя, приветствовал меня похожий на Льва Толстого старец с длиннющей седой бородой. - Я - Семен Федорович Лукашин, регент-магистр Ордена. Эти же господа - младшие магистры. - Тут он представил их всех поименно. Я механически кивал, пожимал руки, стараясь запомнить хоть одно имя. Я что-то разволновался: не каждый день человек, годящийся мне в деды, уважительно называет меня по имени-отчеству, да еще и кланяется! После церемонии представления меня пригласили за стол, усадив во главе его. Откуда-то появился шустрый молодой человек, одетый, как официант классного ресторана, и принялся накладывать в тарелку различные блюда. Я обалдело смотрел на весь этот бред, машинально прихлебывая двадцатилетнее токайское.
- Я понимаю ваше затруднение, - сочувственно улыбнулся Сергей Андреевич, выпуская в потолок клубы густейшего дыма; - и, с дозволения уважаемого регент-магистра, хотел бы объяснить суть происходящего. - Семен Федорович одобрительно кивнул, и Ипостасьев продолжил: - Наш Орден имеет довольно долгую историю. Он был основан в 1925 году, и долгие-долгие годы существовал практически подпольно. Причины понятны: ну, скажите на милость, потерпела бы советская власть независимую организацию, пусть и безобидную, но с ритуалами, иногда напоминающими масонские? Вот и я думаю, что вряд ли. Смысл Ордена в том, чтобы объединить людей с буйной фантазией, способных творить. Не распылять свои таланты понапрасну, не мучиться от того, что никто вокруг не в силах тебя понять, а направить свой могучий потенциал в надежное русло.
- А что вы творите? - не совсем вежливо перебил я, опасаясь, что до конкретных объяснений мы дойдем еще не скоро.
- Мы творим миры. В сущности, мы - обычные писатели-фантасты. Только дело в том, что начали мы этим заниматься тогда, когда на Западе еще мало кто об этом думал. Толкиен еще не опубликовал свое "Кольцо", Конан-варвар только-только начинал свои бесконечные подвиги. Конечно же, мы эскаписты. Практически, любой человек, наделенный недюжинной фантазией, обречен на эскапизм: с его способностью создавать ярчайшие образы, представлять их во плоти, жить, дышать ими - в нашем суровом реальном мире делать просто нечего. Итак, каждый из нас, вступая в Орден, берется за написание Мира. Как он будет это делать - совершенно не важно. Вот, например, Семен Федорович всю жизнь пишет об удивительном Мире под названием Урсус. Это, я повторяю, удивительный Мир, населенный разумными медведями. Наш уважаемый регент-магистр отнесся к своей миссии крайне ответственно. Его труд, начатый сорок шесть лет назад, включает подробнейшую историю, географию мира, труды по экономике, политике и так далее, с непременными ежегодными статистическими выкладками. Семен Федорович даже издает два ежемесячных журнала. В единственном экземпляре, разумеется.
Сам я, признаться, эпигон. Я в свое время настолько увлекся Толкиеном, его Средиземьем, что с момента вступления в Орден пишу исключительно об этом волшебном Мире. Сейчас я заканчиваю летопись пятой эпохи.
- А... Так тот язык, на котором вы говорили, - это квенни?
- Разумеется! - польщенно поклонился он.
- И, стало быть, вступив в ваш Орден, я буду обязан выдумать новый Мир и писать его всю оставшуюся жизнь?
- Не совсем так. Мы все были бы крайне признательны, если бы вы продолжили написание одного крайне занятного Мира.
Я заметно скис. Не люблю писать на заказ, особенно, если в перспективе - ни славы, ни денег. Да еще на чужом материале. Сергей Андреевич, кажется, понял, о чем я думаю. По крайней мере, улыбнулся он весьма лукаво.
- А кто писал об этом Мире до меня? - снова спросил я.
- Великий магистр. Он же - основатель Ордена. Не волнуйтесь, Дмитрий Игоревич. Вы и сами не заметите, как втянетесь. К тому же, устав Ордена не запрещает публиковать летописи. Просто в то время, когда он создавался, это было практически невозможно...
- А кто он, ваш великий магистр? Его имя мне известно?
- Да, - торжественно кивнул Ипостасьев. - Вы даже не представляете себе, насколько оно вам известно. А теперь, господа, состоится торжественный вынос портрета великого магистра-основателя! Прошу всех встать! - Послышался шум отодвигаемых стульев, старческое покряхтывание. Поднялся и я. И в наступившей гробовой тишине два "официанта" внесли довольно большой, этак, два на полтора метра, портрет под холщовой вуалью. Поставив ношу на крепкий мольберт, на который я до того не обращал внимания и выдержав положенную церемониалом паузу, молодые люди сняли холстину с портрета, и передо мной возникло лицо моего деда. Такое живое, такое настоящее, что у меня слезы на глаза навернулись.
- Прошу всех садиться, - примерно через минуту произнес Ипостасьев. - Теперь вы все понимаете, Дмитрий Игоревич?
- Пожалуй, да, - севшим голосом пробормотал я.
- Еще хочу заметить, что устав Ордена подразумевает передачу сана великого магистра по наследству, и никак иначе. Поэтому, если вы откажетесь вступить в наши ряды, Орден останется без магистра еще на бог весть сколько лет. Так вы согласны?
- Да. Я согласен. - Губы плохо слушались меня, а голос так и вовсе провалился куда-то внутрь.
Потом была торжественная церемония возведения меня в сан, следом - не менее торжественный по этому поводу обед. В общем, домой я попал только к полуночи, слегка хмельной и с огромной папкой под мышкой. Утром дом покинул беззаботный никому не известный писатель, а вечером прибыл великий магистр Ордена свихнувшихся фантазеров, имея при себе первый (из тридцати!) том трудов своего предшественника. Разумеется, меня привезли на "ЗиСе".
Следующим же утром я принялся читать дедовы рукописи. Чтение увлекло, поглотило меня, и я понял, что вот теперь-то я точно никуда не денусь, этот Мир - теперь мой. Передо мной лежало глобальное историческое полотно... моего родного мира. Мира, в котором мы с вами имеем честь обитать. Только не все, ох, далеко не все в этом мире соответствовало нашим привычным о нем представлениям. Я знаю, что в последнее время в фантастике стал весьма популярным жанр "альтернативной истории". Так вот, уверяю вас, дедовы рукописи под это определение не попадали. Это была еще и альтернативная география, и альтернативная экономика, и иногда даже альтернативная психология. И в то же время это был наш мир. В нем была Москва, и был Нью-Йорк, был царь Иван Грозный и Адольф Гитлер, "Черный квадрат" Малевича и автомобили "Дженерал Моторз". А, что там, все равно никакими словами не передать моих ощущений! Захватывающие приключения многих поколений людей на фоне постоянно меняющихся исторических и географических декораций. Войны, землетрясения, наводнения; дуэли, открытия, любовь... Конечно же, в самом начале папки лежала карта. Я ошалело уставился на со школьной скамьи знакомые очертания материков, пытаясь понять, что тут не так... А не так там было почти все. Только старая добрая Африка претерпела минимум изменений. Впрочем, не буду сразу же делиться впечатлениями и, в особенности, подробностями: иначе мою летопись читать будет уже не так интересно...
Еще через неделю я осторожно принялся за нее, мою собственную, как у нас в Ордене это принято называть, летопись. Изначально имея в виду, что я буду стараться потом кому-нибудь эту историю продать, я битком набил мир совершенно коммерческими, легко продаваемыми картонными персонажами, а потом уже постарался нарастить на них характеры, прописал драматические судьбы и так далее. Я постарался включить в летопись элементы всех самых популярных жанров... Впрочем, жизнь показала, что целую кучу времени я потратил зря, потому что я час назад поставил последнюю точку в новой редакции моей летописи. Может быть, она не такая "серьезная", как хотелось бы мне, зато господам издателям и книготорговцам, свято исповедующим принцип "чем проще, тем лучше", должна понравиться. Многотомные дедовы изыскания я пока публиковать не собираюсь, используя их как справочный материал. А что потом... кто знает?
С того памятного дня, как я вступил в Орден свихнувшихся фантазеров, со мной и вокруг, во сне ли, наяву, происходят такие странные, не поддающиеся рациональному объяснению вещи, что становится ясно, что либо я, либо мир вокруг меня окончательно свихнулся. Я не могу сказать, что приснилось, а что - нет; и договорился с самим собой о том, что все нижеописанное следует считать произошедшим во времени и пространстве романа, в виде которого я предлагаю вашему вниманию мою странную летопись - совершенно невероятные похождения свихнувшегося фантазера Дмитрия Сорокина, московского писателя самого конца ХХ века.
Глава 1. Винтовка, как лекарство от похмелья, и дуэль, как способ подружиться.
Что и говорить, люблю я повеселиться. Вкусно покушать, симпатично выпить, раньше был еще и не прочь за девчонкой какой приударить, но с тех пор, как женился, в этом направлении я несколько поуспокоился. Я это вам к чему рассказываю: накануне начала этой во всех отношениях занятной истории я как раз очень даже симпатично повеселился в гостях у приятеля. Много чего там было, и еда, и выпивка - какая-то совершенно волшебная настойка на полевых травах, и карты... Вернулся домой я лишь под утро. Жена, слава Богу, была на даче, иначе досталось бы мне за такое веселье. Кое-как раздевшись и умывшись, на заплетающихся ногах я приблизился к кровати, и, кажется, отрубился, еще не успев упасть. Последней мыслью было: "Болезненное пробуждение гарантируется"...
Отрубившись, я сразу же провалился в крайне занимательное сновидение. Тут еще надо сказать, что занимательные сновидения, вообще-то, снятся мне довольно часто. Но это выделялось среди даже среди самых выдающихся перлов, выдаваемых моим ненормальным подсознанием.
Я, в компании нескольких совершенно мне незнакомых в реальной жизни людей, возвращался с развеселой вечеринки, имевшей место в ресторане на Воробьевых горах и затянувшейся до утра. Никакого намека на знаменитое здание МГУ на горах не было. Вместо него раскинулся небольшой, но вполне респектабельного вида дачный поселок. Мы шли по притихшей набережной Москвы-реки, я провожал какую-то девушку, и вели мы с ней совершенно пустопорожние разговоры: несколько раньше мы с ней, оказывается, пришли к выводу, что в постель тащить друг друга пока не стоит, громкими фразами бросаться - тоже, и теперь просто убивали время.
Постепенно для меня-сновидца начала проясняться общая ситуация, обстановка, окружающая меня-героя сна. Город действительно был Москвой, но немного не той, к которой привык. Общественный строй, экономика и политика остались как-то за кадром сна, и я не могу наверняка сказать, стоял ли у кормила власти президент, диктатор или царь-батюшка (что разнится лишь по форме, суть одна и та же). Зато я был дворянином, и даже - аристократом, любимцем высшего света и изрядным богачом. Обитал в собственном огромном доме на углу Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара, держал дюжину слуг и вел при всем при этом разгульную холостяцкую жизнь. (У тебя мания величия, дружище,- пронеслась по самому краю сна мысль-ремарка недремлющей совести, - пить надо меньше!).
Проводив барышню до скромного с виду особняка в Замоскворечье, я пешком отправился домой. Конечно, в любую минуту мог вызвать свой лимузин или просто поймать такси, но хотелось прогуляться. Спокойная прогулка, однако, длилась едва два квартала: путь мне преградил вышедший из подворотни дворник. Потрясный, надо сказать, дворник, классика старой Москвы. Помнится, была у меня книга "Москва и москвичи" Гиляровского, так вот там была допотопная фотография именно такого дворника. А тут - вот он, пожалуйста, во плоти.
- Ваш благородь, - потупив взор, ломал передо мной картуз дворник, - я тут... это...
- Что случилось, любезный? - настроение у меня было приподнятое, спать не хотелось, вино, флирт, прогулка и вообще весна приятно кружили голову.
- Тут это, значит... человеку, сталбыть, худо приключилось. А я ж не дохтур, нет. Дворник я здешний, ваш благородь. А вы, ваш благородь, часом, не дохтур?
- Нет, не доктор я. Ладно, пойдем, посмотрим. А что ж "Скорую помощь" - то не вызвал?
- Так ведь это, странный он, ваш благородь! - неожиданно возбужденно воскликнул дворник. И сам выглядит странно: вроде как, татарин, но харя красная, как у ямщика в мороз; да и одет престраннейшим образом... Да, если на то пошло, он и вовсе здесь как оказался? Да вот вывалился как бы не из воздуха...
- А не пьян ли ты, милейший?
- Никак нет, ваш благородь, трезвей попа в великий пост. Пока на службе - не дозволяю себе ни капли. Вот в каморку приду - а там уж и штофчик ждет, и сальце, и огурчики. Вот он, татарин мой, ваш благородь. Пришли мы, сталбыть. Эй, косорылый, ты живой еще, али как?
Скрючившийся на асфальте в позе эмбриона человек пошевельнулся, повернул голову, открыл глаза. Челюсть моя давно уже болталась где-то в районе пупка: передо мной лежал самый настоящий индеец, каких представляешь себе, начитавшись Фенимора Купера, и каких видишь в американских вестернах. Кожаные штаны, мокасины, пончо, перья в прическе, гордый профиль, красноватая кожа...
- Похоже, что это у меня белая горячка, - растерянно проговорил я. Дворник протестующе замотал косматой головой:
- Никак того не могет бысть, ваш благородь, ну просто никак. Видал я эту белую во всех видах и, как это принято говорить по-умному, формах...
- Подожди, - прервал я его грозивший затянуться до бесконечности пламенный монолог. - Человеку и в самом деле плохо, а мы тут...
- Алонсо! - прохрипел индеец, вовсю таращась на меня. - Алонсо!
- Это... это вы мне?
- Тебе, Алонсо! Берегись, Эстебан Родригес - предатель! Это он меня убил...
- Подождите, любезный, не стоит так волноваться, - сказал я. - Вам нужно беречь свои силы. Скоро приедут врачи, заберут вас в клинику, там заштопают, и будете, как новенький... - пока я успокаивал явно бредящего раненного индейца, дворник лишь тупо кивал в такт моим словам.
- Нет, Алонсо, не помогут мне никакие врачи! - с жаром возразил краснокожий, - нож был отравлен, понимаешь? Мне минуты три, от силы - пять осталось. Вот, возьми - он протянул мне маленький пузырек мутного стекла, повешенный на золотую цепочку. - Возьми, и передай это Че. Он ждет с нетерпением. Здесь - судьба Революции! Сам не открывай - опасно. Возьми, ну, возьми же! - Я наклонился и взял пузырек.
- Надень на шею. - Я послушно выполнил и это требование. - Все, больше не могу, - простонал индеец. - Боль, какая страшная боль! - последний хрип сорвался с его покрытых пеной губ, и бедняга испустил дух. А я в сей же миг проснулся.
Пробуждение, как и предполагал, случилось не из лучших: оказывается, я проснулся от истошного женского визга. "Интересно, когда это жена успела вернуться? И что это она так визжит?" - подумал я, открыл глаза и крепко удивился: мало того, что я находился в незнакомой комнате, прямо передо мной стоял совершенно голый длинноволосый бородатый мужик и целился в меня из какого-то внушающего уважение огнестрельного оружия! В углу визжала полуодетая красотка.
"Вот это мизансцена! А как это я сюда попал? Вроде бы, я засыпал дома... Точно сказать затрудняюсь, но перепутать свою хрущобу с шикарным особняком?! Это как же надо было напиться?!!" - мысли мельтешили в больной голове, а боль под воздействием закипающего адреналина медленно рассасывалась. Вооруженный мужик, тем временем, угрожающе прорычал что-то по-испански. "Боги мои, в посольство вломился! Ну, я дал!" - и, вспомнив десяток известных мне испанских слов, вместе с идиотской улыбочкой я выдавил из себя фразу, как мне казалось, наиболее подходящую к моменту:
- Buenos dias.
В ответ мужик, потрясая артиллерией, разразился еще более пространной тирадой, из которой знакомой показалась лишь "Каррамба!". Тут я, наконец, начал понимать, что дела мои хуже некуда, и, осознав идиотизм и безысходность собственного положения, я многословно выматерился. Как ни странно, это оказало более чем эффектное воздействие на моего противника. Опустив ствол пушки, он недоверчиво так на меня посмотрел и спросил:
- Russo?
- Si. - ответил ему я, - А толку-то, мать твою за ногу?
- Не надо маму за ногу пожалуйста! Это наполнено чреватыми последствиями! - по-русски, но с сильным акцентом простонал испанец, бросил оружие и схватился за голову: - Madre de dios! За что, за что меня так наказали?! - В этот миг женщина, ненадолго прервав визги, что-то сказала ему по-испански. - Заткнись, дура! - по-русски выбранил ее испанец и запустил в подружку первым попавшимся предметом. А попался ему торшер. Весьма массивный, надо сказать. Я вообще перестал понимать, что происходит. Торшер с грохотом врезался в стену, женщина, не умолкая, шмыгнула за дверь, и остались мы с испанцем один на один: два голых мужика в огромном зале; я с круглыми от удивления глазами сижу посреди грандиозной кровати, а он, ломая руки, бегает вокруг.
- Послушайте, сеньор, - неуверенно начал я, - можем ли мы как-то разрешить это досадное недоразумение? Клянусь, я не имею представления, как я сюда попал.
- Конечно, можем! - простонал он, - Одним-единственным способом: дуэлью!
- Что ж, дуэль, так дуэль, - севшим голосом пробормотал я. Можете сами догадаться, насколько меня обрадовала такая перспектива. - А по-другому никак?
- Хотел бы я! Но законы чести не допускают иного выхода из создавшейся ситуации! От судьбы не уйдешь... На чем будем драться?
- На ваше усмотрение, - пожал плечами я. - Я все равно не владею ни одним из видов оружия.
- А мне тоже до задницы, - мрачно процедил он, - поскольку я доподлинно знаю, что вы меня убьете.
- Откуда такая уверенность? - я позволил себе еще немного удивиться.
- Гадалка, - лаконично ответил он. - Меня должен убить на дуэли русский.
- А драться обязательно? В конце концов, давайте разберемся: что же произошло?
- Как это что?!! Стоило мне отлучиться на минутку по нужде, как вы самым вызывающим образом оказались в моей постели, рядом с моей... э-э-э ... дамой, и, притом, совершенно без одежды! Как прикажете это понимать?!
- Ума не приложу. Более того, я до сих пор не представляю себе, куда и каким образом я попал. Так что давайте определимся сначала с местонахождением, а там и до выбора оружия дело дойдет. - Злость, злость! Я заводился все сильнее: в самом деле, попал хрен знает куда, а тут еще этот щегол, как в малобюджетном фильме, говорит всякие глупости о чести и смерти и предлагает дуэль! - Для начала скажите мне, сударь, где я нахожусь?
- Королевство Испания, город Москва, - безжизненным голосом ответил он. А я, натурально, обалдел. Нет, сначала я просто не поверил своим ушам и преисполнился уверенности, что все еще сплю и вижу пьяный кошмар. На всякий случай я переспросил:
- Какой-какой город?
- Москва. Столица старой России.
- Стоп, стоп! А сейчас что с Россией?
- Как это "Что"? - теперь настала очередь испанца выказывать сильное удивление. - А вы откуда родом, сударь?
- Из той самой, как вы изволили выразиться, "старой России", у которой столица была как раз в Москве...
- Вы надо мной издеваетесь? И в каком же веке вы жили?
- В конце двадцатого. Девяносто девятый год...
- Нет, сеньор каналья, вы все-таки глумитесь надо мной! - возопил несчастный приговоренный безвестной гадалкой к смерти на дуэли. - Сегодня, пятого июля тысяча девятьсот девяносто девятого года, я выпущу ваши кишки, чего бы мне, де пута ваша мадре, это ни стоило! Немедленно защищайтесь! - В руке его откуда-то появилась шпага, вторую он бросил мне. - Ну?!
Я судорожно вспоминал фильмы про мушкетеров, пиратов и прочих граждан, занимавшихся практическим фехтованием, но никакие дельные воспоминания в голову не лезли, кроме пафосных, мне совершенно непонятных воплей.
- En garde! - воскликнул я, смело (а что еще делать?) бросаясь на испанца, беспорядочно при этом размахивая шпагой.
- Madre mia! - простонал он и побледнел, как покойник, но не отступил.
Весь этот идиотизм продолжался довольно долго, мы даже умудрились обменяться несколькими ударами. Хвала высшим силам, никто не пострадал.. А потом дуэль кончилась столь же внезапно, как и началась: мой взгляд наткнулся на карту, а клинок моего противника - на мою левую руку. На карте почти всю Евразию занимало Королевство Испания! Истекая кровью, я медленно осел на пол.
- И впрямь, Испания... - ошарашенно пробормотал я.
- А я про что говорил? - тяжело дыша, прохрипел испанец.
Глава 2, в которой я напиваюсь, получаю новое имя, а затем овладеваю испанским и заново учу историю и географию.
- Так вы не шутили? - спросил меня испанец, готовя бинты для перевязки.
- Мне все утро не до шуток...
- Ладно, сейчас займемся раной, а потом - всем прочим.
Покончив с лекарскими обязанностями, он счел нужным представиться:
- Дон Педро-и-Франсиско-и-Мария-и-Гонсалес граф Ордоньес.
В ответ я, стараясь выглядеть не менее торжественно, назвал свои имя, отчество и фамилию. Выглядело все это несколько абсурдно: мы по-прежнему были обнажены, в руках шпаги...
В следующий час мы оделись, перекусили и выяснили, что между нами нет и более не может быть никаких разногласий, и отныне мы являемся друзьями. По этому поводу совершенно необходимо было выпить. Не знаю, то ли испанская традиция пития мало чем отличается от русской, то ли на этой земле остался неистребимый вирус русского пьянства... Короче, мы выпили. Мне это оказалось более чем кстати, так как организм вдруг вспомнил о вчерашних возлияниях... Затем Педро прочел мне краткую (нервы мои щадил, понятное дело), лекцию о том, каким образом Испания раскинулась от Атлантического океана до Тихого, заняв место России. После такой шокирующей информации я не мог не выпить. Потом заявилась давешняя дама, уже одетая, и попробовала закатить скандал, но Педро быстренько ее выгнал . После этого мой новый друг сильно помрачнел и признался, что вот теперь-то его личная жизнь накрылась мельхиоровым тазом. С горя выпили. В результате к полудню мы оба изрядно набрались.
- Ты настоящий испанец, дружище! - рыдал Педро на моем плече. - Ты настоящий испанец! Слушай, а давай ты имя сменишь?
- Давай. А на какое?
- А какая разница? Главное, чтоб испанское было. Вспомни какое-нибудь испанское имя.
- Диего Фернандес. - Первым делом, конечно же, я вспомнил героя своей шуточной повести, написанной в младые годы. К моему удивлению, Педро сделался еще более мрачным.
- Что угодно, только не это, - покачал он головой. - Был у меня уже один друг по имени Диего Фернандес, погиб страшной смертью. Вспоминай еще что-нибудь.
- Алонсо Кехано. - вспомнил откуда-то я.
- О, вот это другое дело! - воодушевился Педро. - Где-то я, правда, уже это имя слышал, да это не важно. Мало ли в Испании всяких там Алонсов... А за это надо выпить! - И, разумеется, мы выпили и за это. А потом еще немного, и еще... А потом мне хватило ума, мужества и решимости прервать процесс, чтобы такое утро, ознаменованное чудом, дуэлью и, похоже, крахом личной жизни Педро, не превратилось в многодневный запой: по себе знаю, что начать-то легко...
- Т-так дело не пойдет, друг мой Алонсо, - заплетающимся языком бормотал несчастный дон Педро. - Какой же ты, на хрен, испанец, если по испански - ни бум-бум?
- Поч-чему ни бум-бум? - вяло возмутился я. - Сказал же я тебе с утра Buenos dias!
- Buenos dias в Испании даже собаки говорить умеют! - похвастался мой новый друг. - А еще какие слова знаешь?
- Каррамба! - страшным голосом прорычал я.
- Круто! - восхитился он. - Ну, а еще?
- Бесса ме мучо! - проворковал я как мог томно, закатив пьяные глаза.
- Не, так дело не пойдет. - подытожил он этот своеобразный зачет. - С такими познаниями годится ходить разве что в бордель, но никак не в более приличные места. Придется тебе, дружище, в совершенстве освоить испанский.
- А я что, против что ли? Зови репетитора, или что там положено в таких случаях...
- Ретипидора?.. Горазд же ты ругаться, друг Алонсо! Нет, никого мы звать не будем. Пошли со мной.
С трудом встав из-за стола, я, поддерживаемый (это еще кто кого поддерживал!) Педро, прошел вслед за ним в кабинет.
Очертания компьютера, несмотря на некоторую футуристичность, были вполне узнаваемы. Приятно, что технологии в параллельных мирах развиваются тоже более-менее параллельно. Я завороженно разглядывал зализанные формы системного блока и монитора, изящную клавиатуру.
- Настоящий русский компьютер! - похвастался Педро. - Не какое-нибудь дерьмо вьетнамское. Ты какой диалект предпочитаешь? Кастильский, каталонский, смоленский, брянский, московский, сибирский?
Чуть подумав, я патриотично выбрал московский. Мой новый друг кивнул, набрал несколько команд, нахлобучил мне на голову какой-то шлем, посоветовал расслабиться и собрался уходить.
- Ты куда?
- Попробую восстановить личную жизнь. Эта Макарена, хоть и дура набитая, но все же лучше, чем ничего. Ты давай, расслабься. Минут через сорок будешь говорить по-испански не хуже меня!
То ли Педро ошибся в расчетах, то ли гипновнушение, или что там еще было, не очень-то брало мои пьяные мозги, но сеанс продлился не сорок минут, а все два часа. Впрочем, я пока никуда не спешил. Во-первых, жена должна была вернуться домой еще не скоро, а во-вторых, я прочел достаточное количество фантастической литературы, чтобы понять: попав в параллельный мир, герой, если оттуда и выбирается, то очень нескоро. Поэтому, вздохнув, я сделал вид, что покорился судьбе, и принялся шерстить компьютер в поисках любой мало-мальски полезной мне информации. Краткий курс истории я обнаружил почти сразу. Более подробного мне пока и не требовалось. Вот, стало быть, как было дело...
Колумб открыл Америку в 1492 году, тут все сходилось. Первые годы испанского покорения Нового света удивления у меня тоже не вызвали. А вот дальше начались разночтения. Только в Патагонии испанцам удалось успешно закрепиться, и такие государства, как Аргентина и Чили, возникли именно там, где им и положено было находиться в "моем" мире. Инки, Ацтеки и Майя поочередно так надавали по ушам конквистадорам, что у тех пропала охота завоевывать цивилизованную Южную Америку, и их алчные взоры обратились к дикой Северной. И вот тут-то и началось все самое интересное.
Пока испанцы гоняли по прериям несчастных индейцев, Россия медленно приходила в себя после монголо-татарского ига. В 1533 году на великокняжеский престол воссел молодой сын Василия III Иван. Молодой - не то слово: на самом деле, было ему тогда всего три года. Но мальчик рос, рос, вырос, потом потихоньку разогнал правивших за него бояр... Почти сразу же выяснилось, что молодой великий князь весьма неглуп и даже талантлив - с одной стороны, и крайне жесток и взбалмошен - с другой. И прозвище свое "Грозный" получил он недаром. Большая часть его великих и малых дел мало отличалась от того, что я усвоил в свое время на школьных уроках истории. Интересен был лишь последний период правления грозного царя.
В 1581 году лихой казацкий атаман Ермак Тимофеевич сотоварищи крепко прищемил хвост сибирскому хану Кучуму. Да что там "прищемил"! В здешнем варианте истории сравнительно небольшое казацкое войско извело сибирское ханство под корень. На радостях победы казаки, как это испокон веку принято на Руси, закатили пир на весь мир. Этот пир чуть не стоил им жизни: взревела буря, гром загремел, и струг, в котором дрыхли мертвецки пьяные Ермак, Иван Кольцо и еще два десятка бравых молодцов, оторвало от берега, к коему он был привязан, и понесло по воле волн. По утру казаки прочухались, оценили ситуацию, но, посовещавшись, решили не возвращаться, а двигаться дальше, полагаясь исключительно на авось и казацкую удачу. Так, сибирскими реками попали они в Ледовитый Океан и там, поразмыслив, пошли на восток, явившись первооткрывателями доброй половины Северного морского пути. Путешествие это может быть описано исключительно бравурными штампами: "беспримерное мужество и героизм", "невзирая на жестокие лишения" и тому подобными. Долго ли, коротко ли, но прошли мужички Беринговым проливом (который, естественно, ни тогда, ни впоследствии так не назывался), и вошли в Тихий океан. А через еще какое-то время то ли течение, то ли все та же удача пополам с авосем прибила их чудом держащийся на плаву струг к американскому берегу. К тому моменту из двух десятков осталась едва половина, но атаманы - и сам Ермак, и Иван Кольцо, - уцелели. Сошли они на берег, и первое время просто приходили в себя после затянувшейся прогулки. А потом принялись разведывать незнакомую землицу...
В самом конце 1583 года Ермак, Кольцо и еще двое уцелевших добрались до Москвы и били челом государю. Челом отнюдь не голым: ворох ценнейших мехов и изрядный мешок золотых самородков расплавили каменное сердце Ивана Васильевича, который, вообще-то, и так Ермака чуть ли не сыном своим называл за разорение Сибирского ханства. Случилось же так, что как раз в это самое время царю опять приспичило рассориться со своим народом. Он и прежде бросал все и сбегал то в монастырь какой, то еще куда, терпеливо ожидая, когда народ придет и станет орошать землю горючими слезами: "Вернись-ко, царь-батюшка, на престол, горестно без тебя, просим, просим!". Но на сей раз Иван Грозный перещеголял сам себя. Для начала во главе всех опричников и трех стрелецких полков удалился он в недавно основанный Архангельск, где повелел спешно строить корабли. Народ, привыкший к капризам тирана, на поклон идти не спешил, чем и определил свою дальнейшую судьбу.
Летом 1584 года множество лодий вышло из Архангельска и устремилось на восток. Пойди они на запад, путь был бы короче, а жертв куда меньше. Но, то ли географию тогда знали плохо, то ли царю вожжа под хвост попала - история умалчивает. И караван пошел в Америку северным путем. Вот тут уж точно было и беспримерное мужество с махровым героизмом, и жертвенность, и все такое. В начале 1585 года большая часть кораблей пристала к берегу. На удивление, погибло не так уж много народу; но самое удивительное - это то, что выжил немолодой уже (55 лет по тем временам - возраст весьма преклонный), царь, которому в "нормальной" истории уже полагалось умереть.
Дальше - вообще смех сквозь слезы: к русским прибежали индейцы, жаловаться на жестоких испанцев. Долго ли, коротко ли, но общий язык с аборигенами был найден, и во главе невиданного доселе союза племен большой белый вождь Иван Васильевич пошел воевать гишпанцев. В течение полугода были взяты все поселения, основанные конквистадорами на тихоокеанском побережье, а к осени примерно на том месте, где не состоялся Лос-Анджелес, начали возводить город Архангельск. В этом новом Архангельске Иван Васильевич сел и дальше двигаться наотрез отказался, понимая, что силы невелики, даже смехотворны, континент огромен, а что дальше будет - про то один Бог и ведает... Возвращаться в матушку-Россию царь тоже категорически не желал, терпеливо ожидая, когда же русский народ придет к нему на поклон. И народ пришел.
Царь еще был в Архангельске, а в Москве уже началось черт-те что. Оставшись без пригляда со стороны опричников, бояре воспряли духом и совершенно распоясались. Захватили Кремль, учредили Боярскую Думу, и на какое-то время Россия стала как бы республикой. Порядка в этой Думе, однако же, не было никакого: всякий мнил себя за главного, судились-рядились, родословные перебирались не то, что до Рюрика - едва ли не до Адама, клочья от бород и собольих шуб летели во все стороны... Наконец, сравнительно молодой и, видимо, самый умный боярин Борис Годунов, подкупив оставшихся в Москве стрельцов вином и златом, с их помощью дурацкую Думу разогнал, провозгласил себя царем и сел править. Правил он недолго - из Польши пришел монах-расстрига Гришка Отрепьев с ляхами, Бориса убил, но сам был на другой день изгнан злыми с похмелья стрельцами. Интервенция не удалась. На престол сел другой неглупый боярин, Василий Шуйский. Тот тоже просидел недолго - из дальних странствий возвратился давний друг Ивана Васильевича Андрей Курбский (которому, если не ошибаюсь, по "нашей" истории тоже давно полагалось гнить в земле), Шуйского сместил, себя объявил регентом и велел всем дожидаться возвращения вздумавшего попутешествовать царя. В начале 1585 года, как раз, когда Грозный сотоварищи сошли на американский берег, в Москву вернулся отставший от каравана где-то в районе Обской губы стрелец. Побив, согласно протоколу, челом регенту, возвращенец путанно объяснил, куда и зачем отбыл Иван свет Васильевич. Князь Андрей был одним из самых умных людей той эпохи. Тщательно обдумав полученные сведения (три дня и три ночи думал), он пришел к выводу, что от добра добра не ищут, и, следовательно, Иван Васильевич знал нечто такое, что сподвигло его убраться восвояси. Как бы ни был умен князь Курбский, а здесь промашку допустил. Логика безумцев - а то, что Иван Васильевич был не вполне в своем уме, увы, исторический факт, - все же сильно отличается от логики здравомыслящих людей. Но вывод князь сделал правильный, хоть и экстравагантный донельзя: повелел всему (!) населению земли русской, не медля, запасать продовольствие и все, что для возделывания злаков потребно, а тако ж строить струги - большие и малые, для плаванья как по рекам, так и по морю-океану приспособленные. Строгими карами не грозился; обещал лишь, что ослушники рискуют остаться без царя, без митрополита, без бояр, и, в конечном итоге, без страны. Проняло почти всех, и к 1587 году Россия опустела. В том же 1587 вернулся Отрепьев с поляками, без препятствий вошел в пустую Москву. Суеверные поляки почти тут же сбежали, почти ничего не разграбив (а грабить мало что осталось, что могли, россияне с собой увезли), и Гришка с верной Мариной Мнишек остались в Кремле вдвоем. Там Отрепьев быстренько помер, скорее всего, от цирроза печени, а Марина с тоски удавилась.
Тем временем в славном городе Архангельске, что на Богородицком полуострове (несостоявшаяся Калифорния), встретились Грозный и Курбский. Русский народ медленно, но верно расползался по просторам материка. Странно, но факт: жестокий Иван Васильевич индейцев ничуть не истреблял, справедливо видя в них налогоплательщиков, и межнациональную рознь в новом русском государстве строго-настрого запретил. Так что пришельцы с аборигенами жили в мире, дружбе и полной взаимовыгоде: индейцы охотились, русские выращивали хлеб, а издержки обменивались. Единственное, в чем история печально повторилась: тяга русского человека к алкоголю неистребима, и индейцы довольно быстро подсели на "огненную воду"...
В 1599 году завершилось изгнание испанцев из Америки, и Иван Васильевич, с чувством выполненного долга, скончался в возрасте 69 лет. На Архангельский престол взошел царь Дмитрий Иванович.
Я решился прерваться хоть ненадолго. Нет, я готов был запоем глотать информацию: все было неимоверно интересно. Но голод давал о себе знать все сильнее, и я пошел на поиски Педро. Я его обнаружил в гостиной. Мой друг сидел у камина с бокалом вина и мрачно глядел в огонь.
- Бабы - дуры, - по-испански произнес он.
- Вполне возможно, - осторожно согласился я с ним на том же языке. - Впрочем, выше нос, дружище: мы еще молоды, и у нас все впереди!
Глава 3, в которой я продолжаю изучение альтернативной истории и географии, а дон Педро пускается во все тяжкие.
Накормив меня, Педро извинился, сказав, что он в том настроении, когда даже лицо друга повергает в уныние, и посему ему необходимо развеяться в полном одиночестве. Видимо, размолвка с этой Макареной испортила ему настроение значительно сильнее, чем он хотел бы представить. Проводив его, я снова сел за компьютер и продолжил изучение дел давно минувших дней.
Потерпев сокрушительное поражение на североамериканском континенте, испанские войска, а, вернее, то, что от них осталось, поспешили домой, в Испанию, где наябедничали королю на бессовестных русских. Его католическое величество с превеликим удивлением узнал, что его королевство уже почти два года находится в состоянии войны с Россией, и порешил проучить зарвавшихся северян. Дальше начался вообще анекдот.
Всяких благородных, но, мягко говоря, небогатых идальго в Испании всегда было пруд пруди, и даже американская авантюра, казалось, не сильно уменьшила это чудовищное количество. Заручившись поддержкой папы, король провозгласил святой поход против еретиков - схизматов, и самый распоследний голодранец, почуяв запах легкой наживы, спешил записаться в войска. Небывалая по мощи армия погрузилась на корабли, и сквозь Средиземное море и проливы вошла в море Черное. Вот и Крым. Судя по всему, у испанцев с географией тоже было туговато, потому что существование крымского ханства они в расчет не приняли. За что, естественно, и поплатились. Когда три десантные партии выкосили под корень молниеносные конные атаки полудиких степняков, испанцы крепко призадумались. Больше всех думал герцог Франсиско Авельяс дон Альба, три дня и три ночи склонясь над картой. Надумал. Армада снялась с якоря и пошла обратно. Пополнив на родине запасы, флот вышел в Атлантический океан. Англию на всякий случай обошли по большой дуге, чтобы не растрачивать зря силы в борьбе с несносными бриттами: ныне была другая цель. Говорят, сэр Фрэнсис Дрейк, наблюдавший издалека прохождение этой тучи кораблей, с досады съел свою шляпу: столько привлекательных целей, а шансов - никаких! Как бы то ни было, со шведами и прочими испанцам удалось договориться, и 16 мая 1600 года испанская армада с большим азартом расстреляла из нескольких сотен стволов всеми покинутый старый Архангельск. На объятые пожаром руины высадили десант, который, к полному своему изумлению, не нашел ни одного трупа. Посовещавшись, предприняли пеший поход. Вологда. Новгород, Псков, Тверь... Везде пустота, а кое-где - сплошные пожарища: уходя, народ жег домишки, чтоб уж никому не достались... В конце августа испанцы заняли совершенно пустую Москву, о чем не замедлили известить короля несколько обескураженным письмом. Его величество ничуть не растерялся, резонно рассудив, что, коли земля бесхозная, так взять ее сам Бог велел, и отдал приказ о колонизации России. Что и было исполнено.
В России же новой дальше дела развивались так. При Дмитрии Ивановиче заселили почти весь континент. Тесно, конечно, никому не было, да и с индейцами, как правило, жили душа в душу. Только гордые ацтеки, мня себя вершиной человеческой цивилизации, полезли было на рожон, но, чувствительно схлопотав по рогам в 1607 году, запросили пощады и подписали с Россией Вечный Мир (Бедный Дмитрий Иванович, участвовавший в церемонии, так налег на трубку Мира, что обкурился до обморока). Еще пятью годами позже ацтеки, подпираемые с юга хищными майя, запросились в состав России и были приняты на правах Теночтитланского княжества, ставшего впоследствии губернией. Так Россия без особенно кровопролитных завоевательских войн стала империей. О том, какая судьба постигла Майя, разговор пойдет чуть позже.
Больше никаких заметных ратных дел при Дмитрии Ивановиче не было, но он не особенно сокрушался по этому поводу. В этот период возводились города. Новая Россия вовсю обустраивалась. Забавно, что очень часто расположение русских городов почти совпадало с расположением городов в США в том мире, к которому я так привык. Итак: Архангельск (столица, он же Лос-Анджелес), Иван-Город (Сан-Франциско), Ростов Новый (Нью-Йорк), Сольвычегодск (Солт-Лейк-Сити), Новгород Мичиганский (почти Чикаго), Тмутаракань Крокодилова (Ничего себе название, да?! Однако ж, это Майами), и, наконец, в тот период был заложен совершенно невзрачный острог с мрачным же названием Хмырево Болото, в "прошлой" мне известной жизни носивший имя Вашингтон, округ Колумбия...
Я впитывал потоки информации, и крыша, честно говоря, ехала от восторга. Как будто попал в какой-нибудь детский стишок вроде "Путаницы" Чуковского, где все наоборот, где все - восхитительная игра... Но мне, похоже, в мою игру играть придется долго... Вернемся к нашей новой истории.
Дмитрий II Градостроитель правил до 1642 года. По смерти его царем стал Алексей I Дмитриевич. На царствование Алексея пришлась большая война с Англией. Последняя отнюдь не утратила своих имперских амбиций, просто поначалу британская экспансия была обращена на восток, на Индию и Китай. Если с Индией все прошло более-менее гладко, то в Китае англичане увязли надолго. Проковырявшись там с полсотни лет и в конце концов уразумев, что китайцев в несколько сотен, если не сотен тысяч раз больше, чем англичан, бритты поворотили оглобли прочь. А аппетиты-то были ого-го! Сунулись в Южную Америку, но Инки тогда еще были сильны, и досталось англичанам не меньше, чем в свое время испанцам. Тогда самоуверенные сыны туманного Альбиона порешили выжить с северного континента "диких" московитов. Не тут-то было! Флот, основанный еще при Иване Грозном, не стоял на месте: русские корабельных дел мастера постоянно совершенствовали корабли, а оружейники отливали превосходные пушки... Страшный бой в Гудзоновом заливе 18 сентября 1649 года остановил движение англичан в североамериканском направлении, так что пришлось им в срочном порядке открывать Австралию. (Я не шучу, они именно так и поступили: Австралия была открыта 2 февраля 1650 года англичанином с прозаической фамилией Джон Смит).
К концу царствования Алексея Дмитриевича прогнило что-то в королевстве инков. Крепко передравшись сами с собой, они на короткий срок объединились и поперли на майя. Последние перепугались и стали просить былых врагов ацтеков о помощи. Ацтеки снисходительно согласились, предварительно заручившись государевой поддержкой. Лето 1681 года было страшным для инков: они понесли сокрушительное поражение. Остатки их, побитые, истерзанные, вернулись в свои земли, где немедля погрузились в бесконечные междоусобицы. Этим воспользовались англичане, которые милосердно добили последних инков, наложили лапу на их золотишко и спешно принялись колонизировать местность. Майя же вошли в состав Российской империи как княжество Майское. В качестве комментария следует, пожалуй, еще заметить, что Африку почти никто не трогал, и оставалась она практически девственной аж по сию (1999 год) пору.
В 1685 году Алексей Дмитриевич скончался, оставив после себя кучу детей. Остро поднялся вопрос о престолонаследии. ("Смотри-ка, почти как в "нашей" истории! - подумал я"). В итоге бояре приговорили: сидеть на престоле двум царям: Петру I Алексеевичу и Павлу I Алексеевичу, а советницей при них быть сестре их старшей, Софье. На этом, однако же, кажущееся сходство с "реальной" историей и заканчивалось. Братья, даром, что близнецы, дорвавшись до власти, мигом почувствовали ее вкус и спровадили сестренку с глаз подальше в Новодевичий монастырь, что на озере Гурон. (Смейтесь, смейтесь, самому смешно до коликов!). Если вы думаете, что Софья из монастыря разожгла стрелецкий бунт, то вы очень крупно ошибаетесь. Стрельцы царями завсегда обласканы были, как сыр в масле катались, так что государя-батюшку не продали б никому. В нашем случае имел место типичный вестерн.
Получилось так, что уже довольно давно был у царевны друг сердечный, молодой гуронский вождь по имени Зрящий в Корень. Прознав, что возлюбленная скво заточена в большом каменном вигваме, воспылал он гневом праведным, поклялся отомстить и, само собой, вышел на тропу войны. На эту шаткую дорожку за ним увязалось немало молодых сорвиголов. Не только гуроны - и ирокезы, и могауки, и юты, и коварные сиу - многие юные воины разных племен решили принять участие в большой охоте на бледнолицых. Все это было, конечно, очень романтично (Жаль, Фенимор Купер в этом мире если и родился, то ничего не написал, я потом специально проверял - Д.С.), но профессиональная армия и орава голозадых молокососов - это, согласитесь, две большие разницы. А стрельцы были профессионалами своего дела...
В расправе над бунтарями Петр и Павел показали себя довольно мудрыми политиками. Нет, самих повстанцев казнили нещадно: главарям срубили головы, остальным вырезали ноздри и сослали на Аляску, в рудники. Зато никаких репрессий к племенам! Правильно, налогоплательщиков надо беречь.
Никакими особенно революционными реформами царствование Петра и брата его Павла отмечено, вопреки моим ожиданиям, не было. Разве что, сухой закон для индейцев ввели... Поняв, что водка губит коренное население на корню, цари воспретили индейцам пить горькую под страхом смерти. После двух лет жесточайших ломок и пары сотен показательных казней индейцы бросили пить, вернувшись к еще прадедами проверенным психотропным растениям. Поступления с продаж спиртного, конечно, несколько упали, зато и убыль населения перестала походить на катастрофическую...
Патриаршество Никона в этом мире попало как раз на царствование близнецов. Никакого раскола церкви Никон не устраивал; наоборот, одним лихим маневром он почти удвоил паству по всей России. Сделано это было очень просто: Великий Маниту и прочие индейские духи рангом пониже были причислены к лику православных святых, тщательнейшим образом разработаны их жития, написаны образы, а среди индейцев проведена колоссальная разъяснительная работа. Шаманы переквалифицировались в священников, так что никто не был в обиде. После этого процентов девяносто коренного населения Северной Америки ( то есть, Российской империи, конечно!) с радостью приняли православие и крестились. Доходы церкви возросли непомерно.
В 1705 году случилась беда: склонный ко всяким потехам император Павел I Алексеевич поехал на охоту аж в Тмутаракань Крокодилову, и там его загрыз аллигатор. Петр остался у власти один.
Надо отдать должное Петру: как и его "аналог" в моем мире, император весьма уважал различные науки, и всячески поощрял их развитие. Со времен Великого Переселения в Архангельске существовала Премногих Премудростей Академия, и к середине царствования Петра (1716 год) сие заведение, наконец, достигло мировой славы. Началась эпоха международных контактов. Дорогу, понятно, проложили купцы. По их горячим следам в Россию хлынул всякий разный люд со всего мира. Умных да работящих, умелых привечали, авантюристам давали окорот...
Я как раз начал читать изумительную, совершенно не похожую на "настоящую" историю пиратства в Карибском море (оно же море св. Николая-угодника), когда в дверь настойчиво позвонили. Чертыхнувшись, с трудом отлип от экрана, пошел открывать.
На пороге стоял крайне строгий молодой человек в мундире; судя по всему - полицейский. На нем безжизненным кулем висел Педро.
- Добрый вечер, сеньор, - мягко, почти ласково проговорил полисмен. (Черт, а я и не заметил, как стемнело!) - Скажите, здесь ли проживает дон Педро Ордоньес?
- Да... Да, конечно здесь, - растерянно кивнул я. - Проходите, сеньор, добрый вечер, и... давайте я вам помогу.
Я оценил силу и выносливость полицейского, когда он сгрузил на меня правую половину моего друга. Вдвоем мы кое-как доволокли Педро до спальни и бросили на ту самую кровать, с которой для меня начался этот удивительный день.
- Простите, сеньор, а вы кто будете? - как бы слегка подозрительно спросил меня блюститель порядка.
- Дон Алонсо Кехано, к вашим услугам. - Я даже слегка поклонился. - А с кем имею честь?..
- Диего Рамирес, лейтенант московской полиции. Вы его родственник?
- Нет, друг. Приехал погостить ненадолго. Скажите, сеньор Рамирес, вы еще на службе?
- О, да, к моему сожалению.
- В таком случае, вы позволите пригласить вас на чашечку кофе?
- Премного вам благодарен, сеньор Кехано, и с удовольствием принимаю ваше приглашение. - Рамирес церемонно поклонился, я ответил тем же, и мы прошли на кухню.
К собственной немалой радости, я выяснил, что холостяцкий быт в параллельной Испании мало чем отличается от такового в моей родной России, так что освоился на кухне я в считанные секунды. Быстренько поспел кофе, лейтенант угостил меня пахитоской ( о, боже мой, я же весь день не курил! Надо же!), и мы приступили к светской беседе.
- Сеньор Кехано, простите мне мое любопытство, но я никак не могу угадать, откуда вы родом?
- Я родился и всю жизнь прожил в Москве. - Мой ответ был совершенно честен. - А в чем, собственно, дело?
- Дело в том, что я еще никогда в жизни (а мне двадцать девять лет) не слышал, чтобы кто-либо выражался столь изящно, как вы. Это же стиль двухсотлетней давности!
- Что поделать, сеньор Рамирес, - начал я врать почем зря, - мой гувернер был человек весьма образованный, но не без причуд, и он так крепко привил мне эту архаичную манеру выражаться, что я до сих пор никак не могу от нее отделаться. Впрочем, дамам нравится. - Я изобразил вполне самодовольную улыбку и отхлебнул кофе. - А можно поинтересоваться, не натворил ли чего мой бедный друг дон Педро, если не считать того, что он напился в стельку?
- О, дон Педро был сегодня просто великолепен! - расцвел в улыбке Рамирес. - Хвала святому Игнатию, что ничего тяжкого он не совершил, но покуролесил парень знатно... Начнем с того, что, по его собственным словам, с утра он выпил не меньше трех бутылок вина...
- Что было, то было. Каюсь, сам составлял ему компанию. - Рамирес умоляюще вскинул руки и продолжил:
- После этого бедолага к вину вообще не прикладывался, если ему, конечно, верить.
- Что же довело его до столь плачевного состояния? - я был совершенно искренне изумлен.
- Водка. Русская водка. Итак, выпив водки, наш храбрец решил, что русские его отравили, и посему решил то ли объявить войну России, то ли вызвать ее на дуэль целиком и полностью, что, в принципе, одно и то же. Начать он решил с посольства. Уж не знаю, как ему удалось добраться до посла, но он добрался, и добросовестно, по всем правилам, вызвал того на дуэль. Одного парень не учел: русским все эти наши законы чести до одного места, и посол просто вызвал охрану, которая вышвырнула задиру вон. Дон Педро опечалился, выпил где-то еще водки...
За стеной Педро взревел раненым медведем: "Макарена, мадре твою!..", затем снова все стихло, и лейтенант продолжал:
- Выпив, он отправился по городу в поисках русских, все с той же целью. Но не нашел. Опечалившись, он усугубил свое и без того весьма прискорбное состояние, и поехал на Плаца-де-Перерва, в район красных фонарей. Я не знаю, где он раздобыл пистолет, но все тамошние шлюхи в один голос утверждают, что дон Педро, угрожая пистолетом, построил обитательниц одного из заведений по росту и заставил петь русские песни. После этого, не выпуская пистолета из десницы, принялся по очереди овладевать этими шлюхами. Мне трудно в это поверить, сеньор Алонсо, но шесть особ легкого поведения подали в полицию на дона Педро заявления об изнасиловании. Как он смог осуществить это дело в таком состоянии - я решительно не могу себе представить. Разумеется, никто не собирается давать ход этим путанским кляузам, но сам факт примечателен... После этого дон Педро уже ничего не пил, он просто бесцельно бродил по городу, размахивая пистолетом и иногда постреливая в воздух, пока не наткнулся на наш патруль. В участке он честно рассказал краткую историю своих похождений, мы их тут же сверили с показаниями из других источников... Тут он как раз попросил пить, и капитан Вега - добрейшей души человек! - налил ему стакан коньяку. Коньяк уложил беднягу наповал, а мне по жребию выпало доставить его домой. Вот, собственно, и все. Ох, дон Алонсо, засиделся я у вас, а мне ведь пора...
- Всего вам наилучшего, лейтенант. Заходите, если что.
Я проводил Рамиреса, постелил себе на диване, принял душ, лег. Да, судя по всему, этот Педро гулять умеет! И, учитывая мою неистребимую тягу ко всяческому веселью, погудим мы с ним на славу; тем паче, что по-испански я говорю безупречно, хоть, как выяснилось, и немного архаично... Заснул я, улыбаясь.
Глава 4, в которой я избавляю дона Педро от похмелья традиционными русскими средствами, получаю вместо него взбучку и продолжаю изучение истории.
Утром меня разбудил Педро. Он был в панике.
- Алонсо, друг мой! Как я попал домой?
- Тебя притащил лейтенант полиции, - сонно пробормотал я.
- Полицейский?! Меня?!!! Я что-то натворил?
- Пустяки, - махнул я рукой, - просто сущие мелочи. Ты всего лишь напился, вызвал на дуэль русского посла, изнасиловал шесть проституток и немножко пострелял в воздух...
- Матерь божья! - простонал Педро, оседая на пол, - как же это я так?.. Что скажет мама, если узнает?!
- А что она такого может сказать? - заинтересовался я.
- О, ты не знаешь мою маму! "Каррамба" - это ее самое ласковое слово, можешь мне поверить. К тому же, со шпагой она обращается куда лучше меня, не говоря уж о розгах... Да и не могу же я драться с женщиной, да еще и с собственной матерью! Все, я пропал.
- А ты уверен, что она узнает?
- Она всегда все знает.
- Вали все на меня. Скажи, что это я ураганил по всей Москве, выдавая себя за тебя, - благородно предложил я. Надо же было хоть чем-то отблагодарить беднягу за гостеприимство!
- Алонсо, ты мой друг, и, наверное, самый благородный человек из всех, кого я знаю. На это я пойти никак не могу. Мне тебя жаль, потому что моя мама тебя убьет. Ох, только бы справиться с этим чертовым похмельем! На свежую голову никакая мама не страшна. Святой Антоний, что с моей головой! Она шире в три раза!
- Так всегда бывает, когда пьешь много некачественной водки, - назидательно сказал я. - Ладно, дай мне денег и объясни, где тут у вас магазин.
- Зачем?
- Пойду покупать тебе лекарства.
Педро дал мне несколько купюр и объяснил, как пройти в магазин. А чтобы я нашел обратную дорогу, он предусмотрительно снабдил меня визитной карточкой. Впервые в этой реальности я оказался вне стен дома.
Как я и подозревал с самого начала, дом Педро находился на том самом месте, где в "моей" реальности стояла хрущоба, одну из квартир которой я скромно занимал (перед выходом я долго изучал карту этой Москвы). Особнячок у моего друга оказался скромненький, но вполне милый на вид. У дверей стоял автомобиль, очень даже стильный. Поперек капота тянулись хромированные литеры: General Motors USA. Вот это сюрприз! Значит, у них тут есть и Штаты, и даже Дженерал Моторс?! Только бы не было Диснея с его тошнотворно-слащавыми Микки-маусами и прочими зверушками... Скорее бы дорваться опять до "Краткого курса"! Покачав головой, я решительно вышел за ажурную ограду и свернул налево.
Винная лавка сыскалась метров через двадцать. За прилавком стоял невысокий мачо, покрытый густой курчавой растительностью, судя по всему, с головы до пяток: по крайней мере те части тела, что были видны, отличались повышенной лохматостью. С моей стороны прилавка ссутулился невообразимо долговязый тип с редкими длинными волосами цвета соломы и сильными очками на носу. Этот Паганель пристально рассматривал какую-то бутылку с красным вином. Присмотревшись, я присвистнул: это был крымский "Траминер" пополам с "Изабеллой" урожая 1956 года. Я не стал себе даже голову забивать стоимостью такой бутылки, а вежливо поприветствовал хозяина лавки.
- И вам день добрый, сеньор, и вам. Чем могу служить?
- Дайте мне, пожалуйста, двести пятьдесят грамм водки "Столичная" (Есть же вечные ценности, и никакая параллельность им не страшна, черт побери!), четыре бутылки светлого пива - на ваш вкус, и... о, я вижу стеллаж с консервами... да, и банку маринованных огурчиков, самых забористых.
Хозяин посмотрел на меня весьма странным взглядом и отправился за требуемым, а долговязый отрвался от своей ненаглядной бутылки и спросил не без любопытства:
- Видимо, сеньор принимает в гостях русского?
- Нет, - вздохнул я, - мой бедный друг - чистокровный испанец. Но вчера он немного переборщил с русской водкой...
- О, да, тогда понимаю, - вежливо покивал головой наследник Паганеля и вернулся к своему занятию. Тем временем хозяин принес мой заказ в фирменной холщовой сумке заведения, я расплатился и поспешил возвращать дона Педро графа Ордоньеса к нормальной человеческой жизни.
Успел я вовремя: бедный Педро сидел на кухне, закрыв глаза и подперев голову обеими руками, и, судя по его стонам, страшно страдал душой и телом.
- Алонсо, это ты? - чуть слышно пробормотал он, не поворачиваясь и не открывая глаз. - Или это уже мама?
- Нет, дружище, это не мама. Это добрый доктор Алонсо. - усмехнулся я, наливая в стакан граммов сто водки. В другой стакан я слил огуречный рассол, предварительно его попробовав. Далеко, конечно, до классического рецепта, но испанцу сойдет и так. Третий стакан наполнил пивом.
- Итак, друг мой, сейчас мы проведем сеанс радикального лечения по-русски. Важно, чтобы во время сеанса ты не открывал глаз. Так же важно, чтобы все, что ты сейчас будешь употреблять, ты употреблял настолько быстро, насколько только можешь. Это понятно?
- Да... - можно было подумать, что Педро вот-вот прикажет мне жить долго-долго.
- Отлично. Механизм прост: ты опускаешь руку на стол, я вкладываю в нее стакан, ты его быстренько осушаешь, ставишь, я тут же даю тебе второй и так далее. Вопросы есть?
- А... а это не смертельно?
- Это не смертельно, мой бедный друг, но, конечно, вовсе не обязательно к исполнению. Если ты предпочитаешь находиться в таком сумеречном состоянии до завтрашнего утра - пожалуйста. В конце концов, кто я такой, чтобы диктовать тебе свои условия?
- До завтрашнего утра?! - ужаснулся Педро. - Ну, нет. Я отважный граф, испанский гранд, между прочим. Меня какой-то там русской отравой не испугать! - и он браво опустил дрожащую руку на стол. Я тут же вставил в нее стакан с водкой.
- Залпом! Пей! - крикнул я, и Педро, как миленький, выпил. Швырнул стакан в угол, опустил руку, получил стакан рассола, осушил, разбил, получил пиво, выпил. Когда Педро ставил опустевший стакан на стол, рука - о чудо! - уже почти не дрожала, а по лицу отважного гранда блуждала блаженная улыбка.