Аннотация: Дом на краю дачного массива. Он живет своей жизнью и жизнью своих хозяев, таких разных, как сама эпоха.
Дом
Дом еще пах свежей древесиной. Такой приятный щекочущий запах, немного кисловатый, смоляной, пряный. Светились элегантно ошкуренные бревна, желтые доски были ровно подогнаны одна к другой. Крепкий, уверенный, сделанный на совесть. Он стоял на краю дачного массива, гордо возвышаясь над соседними приземистыми щитовыми домиками. Одной стороной он смотрел на дорогу, а другой на лес. В лесу качались высокие сосны, и Дом тянулся вслед за ними вверх, в небо, к солнцу. Оно ласкало теплом шифер крыши, играло бликами в окнах, купалось лучами в пыли чердака. Дом нетерпеливо ждал хозяина.
И вот появился хозяин. Молодой, жутко талантливый инженер-химик вбежал внутрь и замер на третьей от входа доске. Она скрипнула. Дом испуганно замер, не зная, как отреагирует новый хозяин? Инженер качнулся еще раз и ступень вновь скрипнула. Он свистнул ей в ответ.
Стоит сразу заметить, что эта была единственная скрипучая доска во всем Доме. Впоследствии, инженер так всегда и делал - зайдет в Дом, и обязательно качнется на скрипучей доске, она скрипнет, словно приветствует его, а он свиснет ей и бежит дальше. Всегда стремительный, всегда в порыве.
Инженер ураганом носился комнатам, заглядывал на чердак, даже вылезал на крышу позагорать или просто поглазеть на окрестности. В дачном массиве полным ходом шли работы; звук молотков, пил, рубанков, гармонично переплетался с музыкой из соседского патефона. Жизнь вокруг кипела, струилась, пульсировала, а центре стоял Дом и его хозяин. Оба молодые, оба вдыхают эту жизнь и не могут надышаться.
Чуть отдохнув, инженер снова бежал, что-то делал: прибивал полки, вешал шторы, собирал нехитрую мебель. Иногда он просто подпрыгивал, цеплялся за балку и подтягивался до одури. Затем обессиленный падал на пол и лежал, прислушиваясь к звукам. Где-то наверху хлопал форточкой ветер. Дом как мог, разговаривал со своим хозяином и тот с пониманием слушал.
По утрам инженер, едва выбежав с крыльца, обливал себя холодной водой. Брызги долетали до Дома, и он с удовольствием впитывал бодрящие капли. Дом чувствовал своего хозяина, заряжался его энергией, а хозяин любил свой Дом.
В будни инженер работал на химзаводе и приезжал только по вечерам, а выходные Дом и хозяин проводили вместе. Когда всё в доме было доведено до ума, инженер пригласил в гости всех своих друзей и знакомых. Среди шумной толпы Дом сразу обратил внимание на нее. Она сидела чуть поодаль от остальных и томно махала веером черных ресниц. Гордая, молчаливая и неприступная. Дом наблюдал, как инженер смотрит на нее горящими ярче обычного глазами. Друзья шутили, смеялись, разговаривали на все темы в мире, жарко спорили, искренне пытаясь разобраться, что важнее, холодный материализм Физики, или мечтательная романтика Лирики.
Дом качался от гула молодых голосов.
Наступил вечер, гости стали расходиться. Они покидали Дом один за другим. Она уходила среди последних, и хозяин дома предложил проводить ее. Она, конечно, отказалась, но он настоял.
Дом опустел, но казалось, что внутри его все еще звенит эхо веселой компании.
Она стала часто появляться в гостях у хозяина и Дома. Уже более уверенная, но все еще холодная и бесконечно неприступная. С одной стороны Дом негодовал, когда она оценивающее разглядывала его комнаты, но с другой Дом, как и его хозяин, был зачарован ее красотой.
Инженер красиво ухаживал, собирал огромные букеты полевых цветов, а она делала вид, что ей все это не интересно. Но они все чаще проводили время вместе, и заметно было, что уже и она сама нуждается в его заботе, не меньше чем он в ее благосклонности.
А тут еще и большой проект на химзаводе... Инженер разрывался. Стал приезжать реже, не чаще раза в неделю. Очень талантливый, очень занятой, целеустремленный и неудержимый.
В этот раз он зашел взволнованный. Ходил по веранде кругами, что-то бормотал, словно репетировал речь: "скажу, чтобы закрыла глаза... достану цветы... нет, сначала цветы... нет, надо все по-другому... а что если она не согласится? Завтра, после работы. Как пойдет, так и будет!"
Он уехал, так и не качнувшись на скрипучей доске, так и не поздоровался. Или не простился.
Но завтра что-то будет! Нужно только дождаться. И Дом снова ждал.
Утро и весь день в ожидании. Время тянулось медленно, мучительно. Но вот солнце уже покатилось к горизонту, значит - скоро.
Но хозяин не пришел. Ни в этот день, ни в последующий. Прошла неделя. И еще неделя. И еще. Инженер больше не вернулся. Никогда.
Прекрасная золотая осень сменила настроение, обозлилась на наступающие холода, став промозглой, серой и жестокой. Бесконечные дожди хлестали по Дому, выбивая из древесины остатки тепла и солнца, впитавшегося за лето.
Дом встретил свою первую зиму как избавление. Дожди, наконец, закончились, и мороз превратил сырость в ледяной панцирь. Жизнь в дачном массиве замерла. Забытое на улице ведро, где-то маяком в поле торчит лопата, заваленная на бок тележка - все это так и осталось стоять, словно вмерзло вместе со временем в бескрайнее тело зимы. Дому понравилась зима, даже не смотря на то, что от мороза трещины в его бревнах стали чуть больше, а крыша напряглась под тяжестью снега. Это белое одиночество, эта тишина и спокойствие умиротворяли Дом, отвлекали его от тоски по хозяину.
Но и зима отступила. Потихоньку, медленно. Дом даже не заметил, что пришла весна, и жизнь вокруг стала оживать. Задымили трубы бань, заиграла радиола, полетели майские жуки. Дом не обращал внимания, без инженера, без своего хозяина ему было все равно. В отрывках фраз, в разговорах случайных прохожих Дом слышал: "так и не пожили...", "авария на химзаводе...", "жалко парня, совсем молодой". Надежда на то, что хозяин вернется, медленно умирала в сердце Дома. Одинокий, пустой, в забытьи на краю массива. День походил на день, один на другой, движение вокруг было ненужной суетой. Сколько прошло времени? Не так важно, ведь...
Дверь Дома снова отворили. Нет, это был не инженер. Интересная парочка молодых людей стояла на пороге. У нее юбка выше колена, у него штаны - чем ниже, тем шире. В руках магнитола, на глазах синие очки, оба одинаково длинноволосые. Они разглядывали Дом, не решаясь войти. Это был уже не тот Дом, что встретил инженера. Уже не так блестели бревна, доски подернулись серым, окна потускнели, но все равно, это был хороший, добротный дом. Но вот включилась магнитола и две пары ног синхронно переступили порог. Приветственный скрип доски заглушен громкой музыкой.
Нельзя сказать, что новые хозяева не понравились Дому. Наоборот, ему было весело с ними. Дом ходил ходуном под задорные ритмы и неодобрительные взгляды соседей. Но глубоко внутри он все еще помнил инженера, хотя понимал, что вряд ли увидит его снова.
Тем не менее, это было сумасшедшее время. Музыка не утихала даже ночью. В углу весело позвякивали бутылки из-под портвейна. Парочка могла не спать по два-три дня, провожая одних друзей и встречая других.
Приходил строгий участковый, в погонах, при фуражке и усах. Что-то деловито разъяснял парочке. Музыка стихла. Целые сутки царила тишина. Но только для того, чтобы набрать силы для очередного прыжка в бездонный угар.
Они перекрасили стену Дома в семь цветов радуги, где только нашли столько разной краски, когда в магазине кроме белого, одинакового синего и ненужного зеленого ничего не было? Они повесили в комнате шар обклеенный кусочками зеркал, но уже к вечеру он упал. Они, в конце концов, чуть не подожгли Дом, но его это не волновало. В этом головокружительном, вечно-пьяном "сегодня", "завтра" не должно было наступить никогда...
Совсем рядом, но как будто сквозь пелену, замигали красно-синие огни, уныло и совсем не в унисон с музыкой застонала сирена, подкатил желтый милицейский "бобик". Кто-то кричал, кого-то скрюченного вели наружу. Дом еще не отошел от веселья и не понимал, почему никто больше не танцует?
Стекла перестали дребезжать от громкой музыки, бутылки не катались по полу, никто не топал, не прыгал, не пел.
Парочка больше не появлялась. Они покинули Дом. Навсегда.
Дом снова привыкал к тишине. Какое-то время он еще стоял как контуженный, еще не весь гул вышел из него. Но и это прошло. И снова одиночество и ожидание. Теперь ожидание уже не понятно чего, даже не привычка, а так память о чем-то ставшем привычкой. И даже перспектива, что появятся новые хозяева, не вселяла надежду. Дом не хотел больше привыкать к кому-то. Пусть живут внутри него своей жизнью, отдельной, посторонней жизнью, которая не будет касаться его. Так он и встретил их...
На пороге она. Заходит неспешно, обстоятельно осматривает комнаты. Она уже далеко не молода, но и не старуха. Этакая начинающая пенсионерка. Она убирается в комнатах, вытирает пыль, моет окна, хлопает матрасы и думает, как прибить скрипучую доску. Напрасно. Доска все равно скрипит, и она недовольно качает головой. Дом тоже не доволен, хоть чист и обновлен, но по-прежнему, не настроен на дружбу. А она к чему-то готовится. Или к кому-то? И в середине лета становится понятно к чему-кому. Вот они, ее внуки - два брата-одногодка ураганом врываются в жизнь Дома. Шумные, необузданные, совершенно неуправляемые. Как стихия. Пенсионерка изо всех сил делает вид, что воспитывает братьев. Это так же бесполезно, как уговаривать реку не течь, или ругаться с огнем, чтобы он погас.
Старший брат - рассудительный, справедливый, слегка пессимистичный. Младший - мечтательный, вспыльчивый, безудержный оптимист. Они всегда вместе. Всегда чем-то заняты: разговаривают, спорят, фантазируют, играют в старые игры, придумывают на ходу новые, бегают наперегонки, задирают друг друга, дерутся, мирятся. Дружат крепко и без оглядки.
Ну как Дом мог остаться безучастным. Конечно, он проникся к ним всей душой. А когда они приколотили на чердаке штурвал и объявили Дом своим кораблем, он, и в правду, вообразил, что он могучий фрегат, ведомый сразу двумя капитанами. Только бабушка все также, молча, качала головой, глядя, как прогибаются доски потолка веранды, над которой по палубе палубы корабля, прыгали разыгравшиеся дети.
Братья полюбили Дом. Они приезжали каждое лето, ужасно соскучившись за зиму. Сразу залезали в штаб на чердак, перебирали в сундуке сокровища, пополняя новыми. Стены чердака они обклеили вырезками из газет и журналов. Там были интересные статьи о путешествиях, фото забавных животных, чертежи разной техники и карты. Много карт. От политической карты мира, до туристической карты Парижа на испанском языке. Любая карта в поле зрения братьев, в конце концов, оказывалась тут. Они грезили путешествиями. Разглядывая скупые схематические рисунки разных уголков мира, они мечтали побывать в каждом из них.
В одно лето у братьев появились велосипеды, поэтому они стали проводить меньше времени с Домом. Уезжали, едва позавтракав, а вернуться могли только к ужину. Бабушка причитала, по обыкновению качала головой, а Дом был рад за них. Он знал, что братья не просто крутят педали, ради того, чтобы ездить без цели. Они разведывают новые территории, путешествуют, познают мир насколько могут. Сам Дом всегда оставался на одном месте, в углу дачного массива, с одной стороны лес, с другой грунтовая дорога. Ничего другого он не видел. Это был его мир, и такой мир его устраивал, тем более что теперь Дом делил его с братьями.
В очередной раз, глядя дорогу, Дом заметил одного из братьев, медленно ведущего два велосипеда. Второй - младший в это время забежал в Дом, быстро влетел на чердак, открыл сундук и достал оттуда насос. Видимо спустило колесо. Затем он подошел к окну чердака. Младшему стало любопытно, сможет ли брат заметить его в окне. Но старшему было не до разглядывания окон - компания деревенских парней выстроилась вокруг брата. Они часто тут ездили гурьбой взад и вперед, громко гогоча и крича разные непристойности. Братья старались не пересекаться с шальной компанией, чувствуя угрозу, но сегодня этого не удалось. Даже с расстояния Дом и младший брат видели - происходит что-то нехорошее. Деревенские вели себя развязно и, судя по всему, говорили старшему брату что-то резкое, а он напряженно стоял, вцепившись в велосипеды. Сколько их, трое-четверо? Неважно, потому что один из деревенских, высокий рыжий парень, начал вырывать велосипед, а другой, поменьше, толкнул брата в спину. Дальше младший уже не смотрел, он молнией кинулся вниз. Пролетел мимо бабушки, не сказав ни слова. Не пожаловался, не позвал на помощь, у него были другие правила. Он выскочил из Дома и побежал напрямик через придорожные кусты. В это время два парня уже держали велосипеды в руках, а два других, толкали старшего брата к обрыву дороги, по очереди ударяя в плечи. Сопротивлялся он вяло, он вообще не любил конфликты. Младший вылетел неожиданно для всех. Блеснул никелем насос. Первый стоящий на пути парень присел, схватившись за голову. Младший, не сбавляя ритма, подбежал ко второму и уже приготовился нанести удар возмездия своим орудием, но тут незадача, после предыдущей атаки насос разделился на части, и в руках брата осталась лишь короткая рукоятка. Но это его не остановило. Крепче зажав рукоять, он кулаком встретил челюсть врага. Второй парень пошатнулся, попятился назад, не рассчитав, запнулся о велосипед и растянулся на дороге. Младший брат долго не думая, оседлал противника, и продолжил молотить руками, куда попадет. Эффект неожиданности не может длиться вечно. Оставшиеся парни сориентировались - тот, что покрепче, рыжий, побежал на младшего, другой, щуплый вцепился в рубаху старшего. Так стоит и держит, а у самого в глазах страх. Старший брат, оставшись один на один с напуганным пареньком, знает про себя, что сильнее, но не может переступить через принцип, не может просто так ударить человека. А в это время в пыли катается младший, не отпуская одного врага под собой и получая удары от нового сверху. Рыжий крепыш все-таки сшиб младшего и стал бить его ногами. Старший увидев, как деревенский амбал втаптывает в землю его брата, в один миг поменялся в лице. Он вырвался из рук паренька, отбросил его в сторону, поднял с дороги обломок насоса и двинулся к рыжему увальню...
Впоследствии, братья назовут эту стычку "битва двух насосов", каждый раз пересказывая друг другу, смеясь и уточняя, что насос-то на самом деле был один. А младший обязательно будет подтрунивать над старшим, мол, что ты им велосипед-то сразу не отдал, у тебя же два было, поделился бы одним? А старший ответит - я им твой предлагал, они отказались, говорят какой-то кривой.
Каждое новое лето, встречая братьев, Дом удивлялся, как они изменились за зиму. Казалось бы, это всё те же мальчишки, но каждый раз они старше, выше, серьезнее. В Доме стало больше книг, увлечение конструированием перерастало в серьезные изобретательские проекты. На стене чердака появились грамоты, медали.
И с каждым годом атмосфера в доме становилась не только серьезнее, но и как-то тревожнее. Братья критиковали власть, систему, жаловались на отсутствие перспектив, страдали от этого. Всё чаще в разговорах звучали фразы "безысходность", "неминуемый крах", "железный занавес", "эмиграция".
И однажды решение было принято. Даже бабушка не препятствовала, а наоборот поддержала своих внуков.
В то последнее лето, они бережно попрощались с Домом. Аккуратно сняли со стен чердака свое детство, сложив его в сундук. Все было убрано, скрыто от посторонних глаз. Сам сундук остался на чердаке, словно братья доверили Дому хранить их тайны.
И они уехали. Вместе. И навсегда.
А Дом остался. Всё там же, на краю дачного массива.
Новый хозяин появился относительно быстро. Он приехал на новом автомобиле ВАЗ 2109, багажник и задние сидения которого были заставлены коробками. Средний рост, средний возраст, суетливый взгляд маленьких глаз. Особо не разглядывая Дом, он внес первую из коробок. В надежде на доброе знакомство скрипнула доска. Тот не заметил, поставил коробку, ушел за следующей. Разгрузив автомобиль, он уехал. Через неделю вернулся, для того, чтобы забрать эти коробки и оставить другие. Так теперь и было, он просто приезжал с коробками, ящиками, клетчатыми сумками набитыми разным товаром, заносил, выносил и никогда не оставался в Доме.
Дом не любил этого недохозяина. С ним Дом не чувствовал себя ни жилым, ни живым. Он стал складом, вместилищем временных товаров, такой же клетчатой сумкой, только крупнее. Теперь Дом был лишь стенами и крышей, коробкой для коробок, просто вещью для своего хозяина. Но и сам Дом так же относился к недохозяину, считая его чем-то неодушевленным, скорее явлением, чем человеком.
Но все-таки Дом укрыл его. В тот последний вечер недохозяин появился без автомобиля. Украдкой озираясь по сторонам, он проскользнул в Дом. Волнуясь, нервно обошел комнаты, задернул занавески, затем забрался на чердак и припал к окну. Долго ждать не пришлось. По той дороге, где мальчишки бились за детскую честь, по той дороге, по которой инженер делал свои утренние пробежки, с которой пьяная парочка чуть не свалилась в кювет, теперь проехали два черных внедорожника. Недохозяин отшатнулся от окна. Его трясло. Шатаясь даже на корячках, он подполз к сундуку, выбросил оттуда большую часть вещей и забрался внутрь. Автомобили остановились напротив. Тонированные стекла опустились и оттуда в Дом полетели пули. Они рвали деревянную плоть, крошили то, что было внутри. В это время, наверху, на чердаке, в сундуке кричал от страха человек. Из его глаз текли слезы, смешиваясь с пылью и соплями. Он укусил кулак. Уже не крича, а с бессильным, обреченным стоном, он достал из кармана военную гранату Ф1. "Лимонка", "фенюша", такое ласковое прозвище для комочка смерти, упакованного в металл. Она не только позволит быстро умереть самому, но и унести жизни тех, кто пойдет за ним в дом.
Крепкие спортивные ребята во внедорожниках словно почувствовали угрозу. Они плотно общались со смертью, поэтому чувствовали опасность инстинктивно, на уровне диких животных. Стрельба прекратилась. Через мгновение стекла поднялись, и автомобили укатили туда, откуда приехали.
Пули разбили большую часть окон, выворотили щепки из стен, изрешетили чердак но, ни одна пуля не попала по сундуку. Дом спас своего недохозяина. Как бы они не относились друг к другу, но Дом все еще был домом и не мог не защитить.
Недохозяин просидел на чердаке до утра, затем нетвердой походкой вышел из Дома и не оглядываясь, ушел прочь. Больше они не виделись. Никогда.
Дом чувствовал, знал, что теперь будет один. В этот раз уже точно - навсегда.
Проходили дни. И проходили годы. Годы проходили также стремительно как дни.. Время летело однообразно, быстро и неумолимо. Дом почернел, осунулся. Застрявшие в древесине пули распространяли вокруг себя гниль. Когда-то столь уверенные, могучие стойки и перекрытия теперь медленно клонились к земле. Застывшими кристаллами слез выпадали из рам мутные стекла. Поросшая мхами крыша просела, дожди разъедали Дом изнутри. Он любил тянуться крышей навстречу солнечным лучам. Это было так давно, целую жизнь назад. Многие жизни назад.
Дом вдруг ясно вспомнил то лето. Вспомнил своего первого и самого настоящего хозяина. Все это время Дом не переставал ждать именно его, молодого инженера погибшего так внезапно и нелепо. Дом посмотрел вверх. Туда где раньше летело молодое солнце, теперь висела холодная беспристрастная луна. Дом напрягся в своем последнем желании, и потянулся в небо, как прежде, со всей силой, навстречу к своему хозяину...
На том месте, где стоял дом, теперь растет раскидистая вишня. Маленькая девочка держится одной рукой за ее ствол, а другой фотографирует себя. Она хочет стать моделью. И певицей. А еще она хочет стать химиком, чтобы изобрести порошок от всех-всех болезней.
Вишня так рада, что подружилась с девочкой. Она раскинула над ней свои ветви. Их качает ветер, и одна из веток скрипит.