Душно. Жаркие дни в городе тянутся годами в адском пекле. Когда Катерине нужно на улицу, она едва перебарывает искушение выйти совсем голой. Совсем, без единого кусочка ткани. Но условности побеждают. Упругие ягодицы упаковываются в легкие шорты, небесно-голубой топик обтягивает маленькие груди, а корона бейсбольной кепочки украшает водопад золота ее волос.
Девушка шестнадцати лет на прогулке в курортном городе. Красивая девушка. Загорелые ножки топчут горячую брусчатку тротуара. Лето нынче жаркое как никогда. Заголовки газет пестрят градусами Цельсия. Отдыхать в курортном городе - одно, жить в нем - другое. Наглые взгляды скучающих туристов клеятся к ножкам Катерины. Мастера спортивного ухаживания то и дело подруливают, чтобы узнать время или местоположение городского информатория.
Катерине самой скучно. Все надоедливо повторяется каждое лето уже два года. Меняется лишь возраст назойливых поклонников: от робкого юнца, впервые провожавшего ее за руку, до загорелого атлета, с которым она протанцевала вчера весь вечер. На пути домой атлет полез целоваться, один раз у него получилось, потом Катерина отбилась сумочкой.
Сегодня наискучнейший из скучных дней. Впереди нудные часы в обществе старой тети за чашкой чая. "В твоем возрасте следует быть осторожнее, дорогая". И тиканье ходиков на стене, отсчитывающих столетие за столетием.
Повернув за угол кирпичного здания районной администрации, Катерина наткнулась на драку. Молодой человек сцепился с тремя хулиганами прямо под окнами управы. Другой дороги не было, и Катерина решила вернуться за угол и подождать, чем закончится драка. Сама она местной шпаны нисколько не боялась. На жаре движения дерущихся казались ей замедленными, словно на экране телевизора при покадровом воспроизведении. Удар в живот, отмашка, снова удар. Парень смачно залепил одному из хулиганов. Второй подсек его, и поднялась пыль. Попинав жертву, хулиганы не спеша удалились. Путь свободен. Проходя мимо стонущего парня, Катерина остановилась. Скучно. Почему бы не поговорить с незнакомцем? Предлогом стал поданный платок, чтобы вытереть кровь с лица. Парень встал, отряхнулся, умело скинув с себя приставшую грязь. Его зовут Павлом. Столичный студент на практике.
Мягкий бархатистый голос. Чистое красивое лицо. Вежливые деликатные манеры. Катерину не удивило раздражение шпаны. Конечно, приняли за педика. Сама она на таких хлыщей натыкалась каждый день. Но этот был какой-то другой. Твердые нотки в речи. Волевой взгляд. Обходительность, но без подобострастия. Катерине интересно. И ножки в летних туфельках сами несут вслед за юношей в городской парк.
Забыта нудная тетка. Время идет с бешеной скоростью. Павел увлеченно рассказывает о себе, о жизни в Москве. Там тоже полно хулиганья. Но скоро их вычистят с улиц. Катерина с сомнением качает головой: "Кто?". Сам Павел и его друзья. У него тысячи друзей, настоящих верных друзей по всей стране. Придет скоро их время. Сейчас у Павла ничего нет, но впереди блестящее будущее, успешная карьера. Катерина понимает, что это вздор, но ей и самой уже хочется верить в сказку.
Вечер наступает быстро. Коммуникатор Катерины парень небрежно пишет на тыльной стороне ладони. Следующая встреча? Почему бы не сходить в клуб в субботу? Отлично, он позвонит.
Прохладно. С моря дует чуть сыроватый ветерок. Пляж потихоньку пустеет: объявлено штормовое предупреждение. Катерина не уходит. Сегодня последний вечер. Павел обещает вернуться, но она знает, что огни столицы манят его, словно болотные духи, и никогда не отпустят от себя. И ничто не удержит его с ней: ни юное прекрасное тело, ни манящий взгляд загадочных черных глаз, ничто.
Час, другой. Павла нет. Катерине уже слышатся теткины ходики. Он ушел, забрав у нее все: и первый восторг плотской любви, и нежное трепыхание в груди, и сладкий вкус губ, и часы тепла под сенью деревьев. Не будет последней прогулки.
Ветер задувает сильнее. От пляжа ноги несут Катерину прочь. Как сорванный лист, гонимый ветром, она летит по окраинным улочкам города. Вот и укромная бухточка ее детства: маленькая, уютная, берег изрезан острыми скалами, потому и пустынная. Что-то в груди стало холодно, горло запершило, слезы высохли, едва пролившись. Стройные ножки ранятся о камни, пробираясь к воде. В сердце острый крючок: кто-то из моря дергает леску, тянет в холодную воду. Дальше, дальше, медленнее, так, чтобы рыбка не сорвалась, подсекай!
Холод вдруг сменяется теплом. Страх закрадывается в душу. Надо заснуть, иначе ничего не выйдет. Рыбак ждет. Свет потихоньку меркнет.
Тьма изменилась. Она не исчезла, но появилось нечто новое. Ощущение тепла. Свежий приятный воздух. И тишина изменилась. Появились шорохи. Что-то шуршит. Слабо гудит. Катерина хочет открыть глаза. Открыла. Нет, не получилось: темно. Открыла еще раз. Опять темно. Память услужливо выдает картинку бухточки. Она умерла.
- Мама, мамочка! - Найти теплое, живое, мягкое, доброе. А может просто ночь, и плотно зашторены окна?
Скрипучий голос из тьмы:
- Проснулась. Позови, что ли?
Кто это? Шлепки по твердому. Волна воздуха, атмосфера меняется, а потом все как прежде. Дверь. Открылась и закрылась. Она жива. Катерина шарит руками. Постель.
- Где я? Откройте шторы!
Смущенный сухой кашель. Быстрый шепот. Читают молитву. Шлепки по твердому. Все громче и громче. Снова дверь.
- Нет никого. - Зевок. - Обедают.
Шепот пропал. Скрип койки. Господи, господи! Быстрый дробный стук каблучков. И как вихрь тепла:
- Катенька, солнышко!
- Мама!
За окном шуршит дождик. Совсем чуть-чуть шуршит, только подчеркивая тишину в доме. Катерина одна. Первый раз за долгие месяцы. Она сидит в кресле и воображает свою комнату. Залита ли она светом или наполнена мягким сумраком? Стоит ли кресло, как прежде, между шкафом и софой или его отодвинули к окну? Как прежде. Катерине нужно сделать 8 шагов во тьме на шуршание дождя, чтобы дотронутся лбом до холодного стекла. Значит, как прежде. Как в те далекие времена, когда телевизор и радио не были для нее одинаковы.
Она полюбила радио. Часами она вращала регулятор настройки, отыскивая последние уцелевшие станции и погружаясь в мир звуков, главный для нее теперь мир. Катерина отказалась изучать азбуку Брайля. Ей мечталось, что теплые добрые пальцы доктора коснутся ее глаз, и мир звуков вспыхнет мириадами красок солнечного света. Главное - помнить свет, никогда не забывать его. Иногда ей казалось, что она уже не помнит света. Злость и страх охватывали ее тогда. Она то изводила домашних, то плакала тихо, беззвучно, чтобы не спугнуть ненароком грядущее чудо.
Мягкий ворс ковра нежно щекочет подошвы ног. Чуть холодные гладкие подлокотники кресла. Тишина и шуршание. Новый звук добавляется в тишину. Это котенок ползет к креслу, намереваясь ухватить что-то неведомое, может быть, ногу хозяйки, но по пути передумывает, и звук меняется: теперь слышится едва заметный шелест удаляющихся кошачьих лапок.
Тишина. Мечты о любви, мечты о будущем. Кажется, что они разгоняют тьму. Ослепнув, Катерина с удивлением обнаружила у себя мечтательность, ранее ей совершенно не присущую. Иногда она мечтала, что Павел узнает о ее несчастье. Виделось по-разному. То он мучался угрызениями совести, не решаясь показаться ей на глаза, то приезжал и на коленях вымаливал прощение. Но Павел не таков, и Катерина знала это. Было в нем что-то смутное, холодновато-рассудочное, что-то, превращавшее обыкновенные человеческие эмоции, в какие-то механические, но завораживающие рефлексы. Он даже целовался расчетливо как-то, стремясь отдать только необходимый минимум ласки и впитать максимум приятных ощущений.
Теперь ей было все равно. Павел вспоминался только в мстительно-болезненных мечтах. Главным героем снов наяву стал благородный доктор. Высокий, сильный, с чистым и ясным взглядом, врач возвращал ей краски мира. Возвращал не просто так, не во имя долга, а чудом любви.
Вначале ее лечила женщина. Потом на смену ей пришел пожилой доктор с грубым насмешливым голосом. Много раз Катерина хотела просить мать сменить врача, но почему-то боялась. Доктор должен был появиться сам, без поисков с ее стороны, иначе (она это точно знала) разрушится что-то важное, цельное, и зрение не вернется никогда.
Котенок все же добрался до кресла и принялся ластиться к ногам Катерины. "Катенок" - вспомнилось ей смешное прозвище, данное одним из поклонников-одноклассников. Они были у нее два раза в больнице: строго официально, с цветами, подарками и классным руководителем. Теплые казенные слова. И шепотки, шепотки в стороне...
Дима, толстый добродушный увалень, молчал. Она кожей ощущала, лежа в палате, что молчат только двое: он и учительница. Остальные шептались едва слышно.
Дима приходил еще и еще. Нет, он не навязывал своего общества, также как не делал этого в школе, где Катерина его просто не замечала. Не навязывал. Но она знала, чувствовала, что он появится всегда, когда ей это понадобится. Сам придет, даже звать не нужно. Придет с остро-прохладными апельсинами, длинно-сладкими конфетами, ярко-пахнущими цветами. Он мог долго сидеть рядом, слушая радио, потом заявлял, что ему надоело, и читал вслух.
Вдруг Катерине захотелось, чтобы он пришел сейчас, сию же минуту. Она гнала его через дождь, подталкивала нетерпеливой мыслью. И нисколько не удивилась, услышав 4 коротких звонка: условный сигнал его появления.
Забор шершаво ложился в ладонь, но удержать его было невозможно. Самой бы удержаться на ногах. Одна рука удерживала деревянную ограду, другая цеплялась за горячую Димину ладонь. Катерине стало смешно.
- Он не упадет, просто качает ветром. - объяснял Дима. Становилось еще смешнее.
- Как мы смотримся вдвоем на улице, а? - спросила Катерина веселым шепотом. - Хорошая пара?
Она нутром ощутила Димину натянутую улыбку. Теперь Катерина часто чувствовала мимику как звуки, как запахи. Она боялась спросить, каковы на самом деле жесты людей, их улыбки, да и кто бы смог рассказать ей это? Когда родные, близкие люди радовались или грустили, она вспоминала мысленно, как это видела в прошлом, словно смотрела кадры голографического фильма.
Они сидели на скамейке во дворе ее дома. Кругом ни души: слишком мерзкая погода. Дима отнял руку. Катерина забеспокоилась.
- Что такое?
- Ничего. - Рука вернулась.- Ты смотришься превосходно.
Внезапно она все поняла. Просто до смешного. И она уже знала, что могла бы ответить на воображаемый вопрос. Но это, если правду сказать. Что-то острое мешало ей вздохнуть свободно, какая-то странная смесь благодарности, страха, жалости, еще чего-то неясного.
- Лето бы скорее. - сказала она помолчав. - На пляж хочу.
Потом, уже дома, ей вспомнился Павел. В первый раз у них было ночью на пляже возле клуба. Натанцевались вволю, ощущая бешеное и сладкое напряжение тел друг друга. Она отдалась легко, это было словно продолжением танца. Могла бы она так с Димой? Нет. Более того, она понимала с омерзением к себе, что прозрей сейчас, и Дима снова станет не нужен. Нет, конечно, будут улыбки, теплые слова при встрече. Только сами встречи станут редкими и случайными.
Мать включила телевизор. Голос диктора со стены бесстрастно комментировал какую-то массовую драку в столице. Десятки людей собрались в центре города и напали на религиозное шествие какой-то секты. Катерина осторожно встала и пошла в свою комнату. Решение созревало медленно.
Он жарил сосиски на свежесрезанных заостренных палочках над углями
большого костра, пил пиво, заливая одну из паршивых ночей своей жизни. Катерина закуталась в плед и прилегла на одеяло по другую сторону костра. Дима забрел в воду, окунулся, постоял, глядя в ночное небо. Полегчало. Свобода на мягком песке, рядом вздыхает море, и холодные звезды отражаются в темной воде.
- Тихо как! - сказала Катерина. - Каждый шорох слышно, не то, что в городе.
- А море? - Дима вернулся к костру. - Кушать будем.
- А море не мешает. Я слышу весь мир здесь. А в городе все глушит шум. И еще стрекот какой-то. Частый-частый.
Покончив с едой, он облизал губы, побродил вокруг. Катерина доедала сосиску.
- И часто ты слышишь этот стрекот? - Дима тоже расстелил одеяло и улегся, накрывшись пледом.
- Часто.
- Я тоже слышу. Потому и стараюсь бродить в таких вот местах. Тут ничего такого не слышно.
- Что бы это могло быть, по-твоему? - Катерина старалась, как всегда, уловить интонации его голоса, складывая по ним воображаемую картину его внешности, мимики, ловя невидимые улыбки и гримасы.
- Не знаю. Может, волны какие-нибудь. Только редко кто их слышит. Один мой дружок услыхал, так подумал, что обкурился. А я вот думаю, что это похоже на твою слепоту.
- Почему? - Катерину покоробило от того, как он говорил о ее болезни.
- Понимаешь, когда начинаешь слышать то, что не слышат другие или теряешь зрение, ты как бы выпадаешь из общего ряда, покидаешь толпу, уже не можешь быть таким как все. Люди сами по себе, а ты сам по себе. Слушай, тебе не холодно?
Катерина приподнялась, опираясь на руки и согнув левую ногу в колене. Ей почуялось изменение интонации в словах Димы.
- Холодновато, - согласилась она. - Ты утащил меня так быстро, что я даже куртку не взяла.
- Погреемся вместе? - Дима сказал все настолько просто и естественно, что Катерина устыдилась своих догадок.
- Конечно. Перебирайся ко мне с одеялом и пледом.
Когда связанная с перемещением возня завершилась, Катерина перевернулась на бок и положила на себя Димину руку. Он обнял ее.
- Мне думается, что мы чего-то не видим очень важного. - Дима сместил руку ей на бедро. - Я верну тебя домой, а сам поеду в Сибирь к друзьям.
- А почему в Сибирь? И почему меня домой? - Катерина напряглась, ожидая продолжения. Она сама и не знала, хочет ли следующего шага, но решила, что позволит его.
- Мне будет трудно заботиться о тебе и себе одновременно. Тебе лучше вернуться домой, устроиться со школой. А я буду работать.
- Почему в Сибирь?
Дима сместил руку с бедра к груди, поправил плед и строго сказал:
- Там собираются все, кто слышит стрекот. Мне об этом Аня сказала. Там пока стрекот не слышен даже в городах.
- Я тоже слышу. Возьми меня, - попросила Катерина. Она сплела руки на груди и с какой-то отрешенностью ждала ответа.
- Возьму, может быть. Все равно здесь нас ждет только психушка. От этого стрекота можно сойти с ума запросто - Он обнял ее. - Давай спать.
Среди ночи он разбудил Катерину, лаская ей грудь, и прошептал в ухо:
- Можно? Мне очень хочется. Но если ты против, я не буду.
Катерина повернулась к нему лицом, секунду помедлила, потом обняла его и тихо разрешила:
- Раздень меня.
Было очень странно. Все ощущалось как-то по-новому. Сначала она пробовала двигаться, реагируя на прикосновения, ориентируясь на дыхание, но потом поняла, что получается невпопад и лучше просто лежать, подчиняясь мягким Диминым рукам. Изредка она просила его поцеловать грудь или сделать еще что-либо особенно приятное. А потом все исчезло, она, словно распростерлась в воздухе, летела как птица над зеленым лесом опаляемая летним солнцем. Солнце было все ближе, а Катерине хотелось обнять весь лес, впитать в себя все его соки, малейшее дуновение ветерка, малейший шорох листвы. Она и окунулась, ухнула с высоты в свежесть зелени, в тень леса.
Все прошло, затухло. Вернувшись, она ощутила потное тело Димы, услышала его учащенное дыхание. Потом прошло и это. Она приподнялась на руках, позволяя легкому ветерку остудить ее разгоряченное лицо.
- Оденься. Пойдем, погуляем по берегу,- предложил Дима. - Все равно теперь не уснем, утро близко.
- Ты иди. Я полежу.
- Ты как? - немного смущенно спросил Дима.
- Ничего. Все было очень хорошо. - улыбнулась Катерина.
- Может, и не следовало этого делать.
- Почему?
Он встал и зашагал вокруг угасшего костра:
- Подловато все выглядит. Ты ведь меня не видишь. Как-то непривычно, будто обманул кого-то, даже не тебя, а себя.
- Ты слишком много рассуждаешь. Будь проще. Мы живые и молодые люди. Если тебе так будет легче, считай, что помог бедной слепой девушке.
- Красивой девушке. Будь ты дурнушкой, разве я бы стал...помогать?
Катерина села. И соврала:
- Не знаю. Но знаю, что хочу быть с тобой рядом. И раньше хотела. Не вижу тебя, но хочу принадлежать твоим звукам, запахам, касаниям. Твоим, только твоим.
Он поднял ее на ноги.
- Солнце восходит.
- Опиши его.- попросила Катерина. - Так, как умеешь.
Он притянул ее за подбородок и поцеловал. Потом еще и еще.
- Теперь знаешь, какое оно?
- Знаю.
- Тогда завтрак, и поедем ему навстречу.
Он исчез на мосту. Они шли, взявшись за руки. Вдруг послышался противный стрекот. От неожиданности на секунду Катерина оторвала от Димы руку. И нет его уже. Только редкие машины шелестят шинами. Одна из них тормознула: сердобольный водитель решил помочь слепой девушке. Чудо случилось: он ехал в ее город. И высадил ее у самого дома.
Душно. Жаркие дни в городе тянутся годами в адском пекле. Когда Катерине нужно на улицу, она едва перебарывает искушение выйти совсем голой. Совсем, без единого кусочка ткани. Но условности побеждают. Упругие ягодицы упаковываются в легкие шорты, зеленый топик обтягивает маленькие груди, а корона бейсбольной кепочки украшает водопад золота ее волос.
Девушка шестнадцати лет на прогулке в курортном городе. Слепая девушка. Загорелые ножки топчут горячую брусчатку тротуара. Лето нынче жаркое как никогда. Заголовки газет пестрят градусами Цельсия. Наглые взгляды скучающих туристов старательно обходят Катерину.
Сегодня наискучнейший из скучных дней. Долго тянутся нудные часы в обществе старой тети за чашкой чая. Дима пропал бесследно. В милиции заявление приняли, но дежурный долго испытующе глядел на Диминого отца, как будто пытался выпытать действительно ли тот не в курсе, куда подевался его сын. Взгляд этот был столь пронзителен и красноречив, что у бедного папаши напрочь пропало всякое желание беспокоить милицию по таким пустякам. Катерина отвлекается, слушая телевизор. Скучные люди говорят о скучной политике. Над ухом нудно брюзжит тетка. Ужасно хочется вырваться на улицу. И стрекот, стрекот кругом. Никто его не слышит кроме нее.
Катерина пробовала звонить Диминой приятельнице - Ане. Но по набранному мамой номеру ответил сухой мужской голос, сообщивший, что Аня уехала в Сибирь. Последняя ниточка оборвалась.
И вот у Катерины никого больше не осталось кроме мамы и тети. Ночами ее преследовал надоедливый стрекот. Днем к стрекоту прибавлялась жара.
Она почти уснула у телевизора, когда раздался пронзительный звонок. Тетя прошаркала тапочками. Скрипнул ключ в замочной скважине. Послышался мягкий бархатистый голос Павла. Бешено заколотилось сердце. Кровь запульсировала в висках ощутимыми толчками. Катерина приподнялась с кресла.
Зрение вернулось внезапной вспышкой. Закрутились перед глазами расплывающиеся цветные пятна. Когда картинка стабилизировалась, Катерина увидела входящего в комнату Павла. Его жвала двигались быстро-быстро, как бы норовя ухватить что-то и немедленно отправить по полуметровой узкой глотке в многолитровый желудок. Осторожно ступая длинными суставчатыми ходовыми конечностями, молодое насекомое вошло в комнату. Вслед за ним вползло старое. Горло Катерины перекрыло. Взгляд судорожно метался по комнате. Телевидение передавало репортаж с какого-то заседания. В длинном зале на креслах сидели насекомые, нажимали кнопки и стрекотали, надоедливо и привычно стрекотали.