-Любая избранность, есть отражение чаяний и в некотором роде мечтаний самого избранного, а также избравших его людей, которые, раз уж им по воле обстоятельств, самолично не суждено было осуществить то, что им желалось, то пусть в исполнении их желаний поучаствует тот, на чью голову и указал их избирательный перст. - Помешивая чайной ложкой чай, глядя сквозь себя на напротив сидящего, только на словах собеседника, а на самом деле всего лишь слушателя (все переводчики, а мистер Срочняк находился при президенте в этой должности, в первую очередь слушатели, а уж затем голоса говорящего), мистера Срочняка, вёл свой способствующий пищеварению разговор ни о чём, советник мистера президента мистер Капута.
- Само же избрание, - продолжил свой рассказ Капута, - что прозвучит банально, происходит в результате свободного или под условным, или просто под принуждением, народного выбора среди представленных ему на выбор кандидатур, где самих выборщиков склоняет к своему выбору опять же воля обстоятельств, а уже источником этой воли является свои требования времени. Так что если пытливые умы, которым так и хочется во всём разобраться, захотят понять, почему избранность пала именно на этого и не поймёшь что за несистемного претендента, то следует обратить свой взор на этот первоисточник выборности - веяние времени, который, в общем-то, и рождает тех или иных героев своего времени. - Мистер Капута сделал паузу, для того чтобы испробовать результат своего вмешательства в размешиваемый им чайный напиток. Для чего он, отложив ложечку на стол, и поднёс к своему рту чашку с чаем. После чего сделал небольшой глоток, выразительно подержал во рту ту порцию чая, которую хлебнул и, убедившись в чём-то своём, заглотнул удерживаемую во рту порцию чая. Затем посмотрел на мистера Срочняка и, улыбнувшись, сказал:
- Вот же что за штука получается. Кладу всегда два кусочка сахару, а результат всё равно получается разный.
- Ну, здесь ведь много чего влияет на конечный результат. Крепость заварки, температура воды, количество помешивания и главное, как бы странно это не звучало, веяние времени - ведь вы сами и этот окружающий мир уже не тот, что был прежде, и теперь ваши вкусовые рецепторы ощущают вкус иначе, нежели они его ощущали ещё вчера. Так что могу посоветовать одно - пейте чай без сахара. - Мистер Срочняк к удивлению Капуты не смолчал и не просто ответил, а ещё позволил себе дать ему совет. На что Капута демонстративно морщится и стальным голосом отвечает на эту дерзость всего лишь переводчика. - Я не привык себя ограничивать ни в чём. Да и если не класть сахар, то где гарантия, что заваренный чай каждый раз будет соответствовать моему единству вкуса, раз всё равно мои рецепторы вкуса изменяются каждый временной момент. Нет уж, делать уступки, даже в таких обыденных мелочах не в моих правилах и я останусь при своих правилах поведения и желаниях. - На что мистер Срочняк, хоть и имел что сказать, тем не менее не стал словесно заводить Капуту, а вот образно, то почему бы и нет - он взял свою чашку чая и поднёс её ко рту, чтобы насладиться теплотой и терпкостью вкуса чайного напитка. На что Капута ничего не сказал, а решив вернуться к незаконченному рассуждению о своём видении причин избранности, продолжил свой рассказ.
- Так вот. - Заговорил Капута. - На выбор влияет, как желание, так и нежелание делать этот выбор, положительные или же отрицательные эмоции, которые вызывает объект выбора, а уже сам конечный выбор, можно сказать, есть обобщённый продукт ... - Но Капуте не удалось закончить это своё введение в обществознание, а всё потому, что до него и до его собеседника из глубины пиджака Капуты донёсся звуковой сигнал, скорее всего телефона. Что заставляет Капуту оборвать себя на полуслове и полезть внутрь пиджака за этим техническим нарушителем спокойствия. При этом, судя по не раздасованному лицу Капуты, можно было предположить, что этот прозвучавший звуковой сигнал не относился к кому-то из тех абонентов, которые вечно звонят в самый неподходящий момент. Что, в общем, так и было, и когда Капута достал из кармана пиджака телефон и выключил на нём это звуковое напоминание, а не как можно было предположить - телефонный вызов какого-нибудь доставалы, это и выяснилось для незнакомого с такими хитростями Капуты Срочняка.
- Нам пора. - Вставая из-за стола сказал Капута. - Мы же не хотим, чтобы господин президент, вывернул свою шею в поисках нас.
- Напомнить о себе, никогда не будет лишним. - Довольно дерзновенно ответил Срочняк. На что Капута внимательно смотрит на этого непонятно что про себя и насчёт него возомнившего Срочняка, который в свою очередь застыл на месте в ожидании приговора Капуты.
- Не в этот раз. - Ухмыльнувшись ответил Капута, тем самым дав понять Срочняку, что он понял его посыл на доверительность из дальнейших отношений. После чего Капута делает разворот к выходу из кафетерия, находящегося в корпусе секретариата ООН и, применив свой телефон по прямому назначению - набрав чей-то номер - приложил его к уху, с чем и направился на выход. Куда вслед за ним направился и мистер Срочняк.
Пока же эти господа так спешаще передвигают себя по направлению генассамблеи ООН, где их может быть уже заждался затревоженный их отсутствием, но всё же не показывающий окружающим охранникам и людям из администрации своего взволнованного виду мистер президент, то не будет лишним раскрыть то значение, которое имеют эти запоздавшие господа для мистера президента. И если с мистером Капутой, являющимся советником президента, по крайней мере всё ясно - без его советов по Океании и по вопросам перестановок в кабинете министров, мистер президент и шагу сделать не смеет (во как) (на каждый вектор политики у президента имелся свой советник), то насчёт роли мистера Срочняка при президенте, стоит остановиться более подробно.
Ведь это только на первый взгляд кажется, что переводчик, а мистер Срочняк был переводчиком, есть всего лишь техническая функция, которая только и должна делать, как слово в слово переводить то, что говорит на незнакомом для мистера президента языке, какой-нибудь определённо не грамотный, раз он не может понятливо изъясняться на гегемонском языке, на котором так хорошо говорит мистер президент, президент другой, иногда даже трудно запомнить, а уж выговорить и вовсе язык сломаешь, что за далёкой страны. Нет уж, а в деле перевода, не всё так легко и просто. Ведь переводчик не только должен понятливо переведя, донести до ушей того же президента то, что сказал его коллега президент другой малозначительной страны, но и вложить в слушающие уши, а может и в само сердце президента, это переводимое слово. А уж оттого, как переводчик справляется с этой важной задачей, зависит не только взаимопонимание между лидерами таких разных стран, но и будущее взаимоотношений этих стран, которые, что уж греха таить, не всегда стремятся к миру.
Ну а когда мир находится, так сказать на грани, тот тут уж не только малейший знак препинания и тоже слово имеет огромное значение, но и сам тембр подаваемого к рассмотрению слова или предложения, зачастую имеет не меньшее значение, нежели сами сказанные слова. Так переводчик, ставя нужные акценты в предложениях, в нужной голосовой обработке вкладывая в душу своего клиента слова, вполне может оказывать полновесное влияние на принимаемые его клиентом решения. И какой-нибудь обладающий запоминающим голосом переводчик, тембрально обволакивая слова в обёртку своего голоса, ставшего для клиента вторым я, тем самым достигает сердца своего клиента - ведь значения слов не только в понятиях, но и часто, лишь в одном звуковом отражении реальности. И трудно себе даже представить, до какой степени доверия и связанными с ним возможностями может дойти переводчик, если он проникнув в самую душу своего клиента, сумеет отодвинуть его внутренний голос и занять эту освободившую нишу - ведь внутренний голос есть второе человеческое я, которому как никому другому доверяет и обращается за советом любой, даже в должности президента человек.
Ну а раз переводчики столь высокопоставленных персон обладают или вернее сказать, могут оказывать столь существенное влияние на своих клиентов или подопечных, то они должны не только соответствовать всем уровням профессиональной подготовки, необходимой для ведения бесед и переговоров с тем или другим представителем иноземной страны, но и отвечать всем требованиям предъявляемым к ним спецлужбами страны, на которую они работают. А иначе этот не добросовестный и возможно уже завербованный чужими спецслужбами переводчик такого напереведёт, что потом только лишь массированным огнём из всех корабельных орудий можно будет смыть нанесённую обиду вашей стране.
Что же касается мистера Срочняка, то он, несмотря на свою пришлость из другой далёкой страны, тем не менее, со временем понадобившимся для его адаптации в новых демократичных условиях проживания, доказал местным спецслужбам свою приверженность демократии и, благодаря отличному знанию своего родного - того самого пришлого языка - а также новоприобретённого - гегемонского, добился своего нынешнего высокого положения - он став переводчиком президента страны, практически встал в один ряд с этим первым человеком государства. Так что, чтобы не говорили все эти завистники, которых тем больше, чем выше находится человек, стоя на служебной лестнице, а мистер Срочняк всё-таки добился многого и даже обладал большим влиянием в окружении президента - кто кроме него имеет доступ к ушам президента, к которым он единственный на свете (даже супруга президента не имеет такой привилегии), может так близко приближаться и нашептывать туда всё, что ему в голову придёт или взбредёт (а кто проверит?).
И попробуй тот же председатель объединённых собой комитета начальников штабов генерал Данфорт, из-за своей зависти возмутиться и выказать не толерантное или вернее сказать, толерантное предположение насчёт такой близости между президентом и его переводчиком Срочняком: "А эти голубки совсем стыд потеряли и даже на глазах супруги президента, не отходят друг от друга и так и воркуют между собой", - то, пожалуй, скажи он это всё вслух, то не видать ему больше своих штабов из дальних окопов какой-нибудь вечно воюющей страны, куда его в качестве разжалованного в рядовые, не предупредив, срочно выбросят вместе с десантом.
Но не один только генерал четыре звезды Данфорт волнуется за себя и за свою страну, видя такие близкие, на грани взаимоотношения между президентом и его переводчиком Срочняком. Так в первую очередь приходят в нервное возбуждение главы секретных служб, которым уже по роду их секретной деятельности, необходимо волноваться при виде того местоположения, куда не может добраться их прослушивающая спецтехника. И, конечно, директора местных спецслужб Флинт и Гилмор, еле удержавшись от того, чтобы начать нервно грызть свои ногти, невольно переглянулись между собой и прочитали сквозящее на лице друг друга желание схватить этого Срочняка, с пристрастием его допросить и узнать, что же он там на самом деле чешет на уши президенту. Правда оба эти директора, несмотря на разные задачи стоящие перед их спецлужбами, тем не менее, не упускали из виду друг друга и часто конкурировали между собой, и в результате чего остерегались своего коллегу по спеццеху - и Срочняку с их наблюдательной друг за другом стороны, пока что можно было не опасаться каких-либо действий.
Между тем, не только высокопоставленные и облачённые секретами и должностями персоны, так волнительно посматривали на эту близость между президентом и его переводчиком - так некоторые близкие родственники президента, которых он приблизил к себе по причине хорошего знания своего административного окружения, которому доверия совершенно нет, ревниво посматривали на президента и в зависимости от своего возрастного ценза, кто по старчески, а кто по-женски, про себя причитал.
"Как бы этот Срочняк чего лишнего не наболтал президенту", - волновался за свою болтливость, двоюродный, какой-то родственник президента.
"Надеюсь, что Леонид, на этот раз, наконец-то скажет президенту то, что он обещал мне сказать", - с придыханием думала и смотрела на Срочняка очень молодая и очень близкая президенту родственница с прекрасным и волнующим сердца именем Элиза (правда, надо сказать, что так думал и то только в мечтах лишь сам Срочняк, иногда искоса поглядывая на волнующую его бедное сердце Элизу).
Но всё это всего лишь сопутствующие работе переводчика частности, которые может быть, всего лишь надуманы мнительной натурой Срочняка, который, как и все те, кто имеет доступ к телу президента, не может не знать того, что он становится объектом пристального наблюдения и внимания, как врагов, так и друзей президента, где последние зачастую ведут себя хуже самых неисправимых авиаударами врагов. И это, так сказать, накладывает на него свою печать поведения, где каждое его сказанное слово воспринимается через призму понимания его работы в психологической близи от ушей президента, заставляя Срочняка быть всегда осмотрительным и по большей части своего свободного от ушей президента времени, держать свой язык крепко у себя на замке.
К тому же работа переводчика, это не только отличное знание языков и умение схватывать на лету поданную мысль, которую ещё нужно отыскать в этом поданном для расшифровки нагромождении слов говорящего в нос или в себя президента иноземной страны, а может и того больше, главы какой-нибудь внеземной цивилизации (весь вычурный вид этого президента говорит об этом, а его искривлённая новыми фарфоровыми зубами дикция, да ещё его немыслимые требования к гегемону, только подчёркивает его оторванность от земных реалий и намекает на его внеземной статус), а это постоянная работа над собой и над своей памятью, которая должна успевать запоминать и вмещать в себя целые блоки информации. При этом надо уметь не только сжимать у себя в памяти всю полученную информацию, но и уметь отсортировывать из неё весь тот мусор, из которого, как правило, на большую половину и состоит поданный для перевода материал.
К тому же новоиспечённый мистер Срочняк, специализировался в наиболее сложном виде перевода - синхронном переводе, при котором переводчик в отличие от последовательного перевода, когда переводчик говорит в паузах в речи на исходном языке, переводит на целевой язык синхронно, одновременно с восприятием на слух речи на исходном языке. Ну и всякая работа на мероприятии в синхронным переводом, требует от переводчика значительных показателей умственной и физической выносливости. Также "синхронист" должен обладать полным знанием фонда устойчивых конструкций и клише, умением быстро находить их, а это требует постоянной подготовки и ещё раз подготовки.
Плюс ко всему прочему, Срочняк их трёх разновидностей синхронного перевода - синхронный перевод "на слух", "с листа" и чтения заранее подготовленного текста, отдавал предпочтение самому сложному варианту - переводу "на слух", это когда синхронный переводчик воспринимает через наушники непрерывную речь оратора и осуществляет перевод блоками, по мере поступления информации. В чём надо сказать он не имел равных в своей языковой нише переводчиков - здесь существовала своя иерархия, по степени важности языкового направления.
Ну а так как мистер Срочняк переводил на доступный всем демократам гегемонский язык, тот самый, всегда вставляющий палки всем демократам, в некотором роде из-за своей повышенной сложности тоталитарный язык (все страны с авторитарными правителями, как будто специально, для того чтобы не исправляться и путать головы демократично настроенным и просвещённым обществам и странам, имеют в своём арсенале это страшное оружие, до чего же замысловатый и многогранный язык, в котором так и не найдёшь устойчивых и не имеющих строго однозначных словосочетаний), извечного и заодно потенциального противника, то он мог без лишнего зазнайства записать себя в высшие круги иерархии переводчиков, стоящих в окружении мистера, а не какого-нибудь бывшего товарища, президента.
Ну и самый последний штришок, без которого портрет мистера Срочняка и даже частично самого мистера президента не будет полным - он, Срочняк, делая перевод для мистера президента, дерзновенно отвергнул отстраненный от личности президента перевод и применял в работе с президентом отождествляющий себя с говорящим принцип работы. А уж это о многом говорит. И пока мистер президент доволен работой Срочняка, а главы специальных ведомств не видят слишком большого своеволия сохраняющего нейтралитет Срочняка, то ему, так уж и быть, открыты уши мистера президента, который в некотором роде уже свыкся и комфортно себя чувствовал в этой своей голосовой реальности.
- Он скоро будет здесь. - С придыханием и возможно, что даже с затаённой сердечной недостаточностью, говорят так визгливо тихо, чтобы их все окружающие слышали, имеющие много свободного времени, фанатично настроенные к какому-нибудь известному объекту своего почитания, которым на этот раз был сам мистер президент, всегда почему-то нервно настроенные, поклонники таланта мистера президента. Ну а фанатично настроенные поклонники, это такого рода публика, что от неё больше всего нужно оберегать сами объекты, их, до степени идолопоклонничества, почитания. И при этом, судя по тому, что вся эта фанатичная публика оказывается именно там, куда вскоре должен подъехать и сам мистер президент, так и хочется обратиться с тревожным вопросом к начальнику службы охраны президента - а не сидит ли в ваших рядах крот, через которого и идут все эти утечки?
Но разве к этому высокорослому и широкоплечему лбу в тёмном костюме и очках, вот так просто подойдёшь, скорей всего только через свой труп. Так что пока тебе своя жизнь дорога и дороже чем жизнь самого президента, то приходится стоять в сторонке и смотреть на тонированные стёкла президентского лимузина, из которого не слишком спешит появиться перед так обожающей его публикой, мистер президент.
И, конечно, в этой окружившей вход в ассамблею толпе фанатов президента, сразу же нашлись находчивые и всё знающие люди. - Президент готовит свою речь к выступлению на генассамблее. - Более чем самоуверенно, что даже сомневаться в сказанном не стоило, заявил один таких всезнаек, товарищ под конспиративным именем Маэстро, само собой одетый по последней протестной моде - на голове обязательно вязаная шапочка, на шее подвязанный шарф, а за плечами всегда с собой рюкзак с термосом и кофе.
- А я позволю себе засомневаться на счёт твоих слов. - Дерзко ответил и также дерзко посмотрел на своего протестного конкурента товарища Маэстро, не знающий меру в протестах, не товарищ товарищу Маэстро, товарищ Куба.
- И зря. - И ухом не повёл на это заявление своего не товарища Кубы, товарищ Маэстро. - Только что в прямом эфире показывали, как кортеж президента остановился на одной из улиц, и камера в окне лимузина уловила что-то читающего президента. - Товарищ Маэстро сверху вниз обдал не товарища Кубу своим презрительным взглядом. На что поморщившийся товарищ Куба, в свою очередь презрительно смотрит на своего не товарища Маэстро и даже снисходительно цыкает. После чего кашлем прочищает своё горло и для выразительности своего произношения, хрипло отвечает. - Я привык смотреть на мир своими глазами, а не через искажающую картину видения, призму телевизионных камер.
На что товарищ Маэстро хотел было ответить своё очередное "И зря", но открывшиеся двери лимузина или вернее сказать, внезапное появление у дверей лимузина людей в тёмных костюмах, заставило его осечься и заодно ещё больше заволноваться окружившую вход в ассамблею толпу, которая, если честно сказать, то на большую половину, да что там прибедняться, вся эта толпа состояла из одних только представителей прессы и других информационных агентств (а все эти работники умственного труда, те ещё фанатики своего дела - так что тут нет никаких противоречий и нестыковок с первоначальным утверждением).
Ну а вся эта близкая к распространению информации публика, когда она собирается в ощетинившуюся микрофонами и телекамерами толпу, и оказывается в такого рода аккредитационных местах, то она всегда для потенциального интервьюера вопросительно очень опасна. И стоит только объекту пристального внимания, тому же президенту - а президент, если он, конечно, мистер президент, определённо стоит под самым первым номером в этом секретном журналистском списке людей, которых требуется непременно опросить и поинтересоваться у них мнением по тому или иному вопросу - оступиться или сделать шаг влево или вправо от ведущего и ограждающего его от представителей прессы сотрудника службы безопасности, как на мистера президента уже накинулись журналисты и засыпают его вопросами.
Правда на это раз для мистера президента всё обошлось и, он не задержавшись ни на секунду, умело был сопровождён охраной внутрь здания генеральной ассамблеи ООН, где его перво-наперво ждал всё больше знакомый по его администрации служебный персонал, а уж затем, там, в глубине зала ассамблеи и весь остальной мир. И, конечно, первое что сделал мистер президент, так это отдал должное встречающим его лицам, среди которых помимо разных генералов и глав дирекций, агентств и даже генерального секретаря ООН с короткой, но трудно выговариваемой фамилией (так что было легче её забыть, чем выговорить - поэтому никто из администрации президента, кроме клерка ведущего учёт состава секретариата ООН и сам мистер президент, предпочтя первый более разумный вариант, не помнили, как звать этого, с постной рожей генсека; к тому же его и звать никогда не надо было, он всегда сам без спросу приходил), были вовремя сюда подоспевшие мистер Капута и мистер Срочняк. После чего мистер президент в ответ на заявление своего главы администрации, мистера Заговора Бейкера: "Мистер президент, весь мир уже вас заждался", - в свойской ему манере, махнув рукой, даёт ожидаемый его президентским желудком ответ:
- Мир подождёт. - После чего мистер президент не обращая никакого внимания на вдруг побелевшего от нервного потрясения и уронившего свою челюсть в самый низ своей физиономии генсека ООН, вроде бы Пунча или Пачна, отправляется в одну из самых защищённый комнат генассамблеи, для того чтобы под салат и чашку крепкого кофе, ещё раз пройтись по заготовленной для него спичрайтерами речи. И оставшемуся в полном одиночестве здесь в холле ассамблеи ООН генсеку, пусть будет Пунчу, чьи руки разойдясь в стороны в вопросительном недоумении, так и спрашивали: "А как же я?", - ничего не оставалось делать, как корить себя за свою мягкотелость и слабовольность. А вот был бы генсек Пунч малозависим от внешних факторов и слыл бы натурой самодостаточной и цельной, то он, пожалуй, не позволил бы этому мистеру президенту так своевольничать, заставляя его, самого генсека ООН, ради его президентской блажи менять регламент проведения слушаний.
- А ну, рыло президентское, кому сказал стоять! - и не успел бы мистер президент повернуться спиной к генсеку Пунчу, как он не побоявшись многочисленной охраны мистера президента и даже самого начальника секретной службы президента мистера Кленси, возьмёт, да и во всё горло как громогласно рявкнет и заодно, так звучно в ладоши хлопнет, что сотрудники службы безопасности мистера президента, все как один, по команде бросятся на мистера президента, чтобы своим мускулистыми телами прикрыть президента от прозвучавшей невидимой опасности. При этом и одного вида его мускулистой охраны хватит для того чтобы понять, что мистеру президенту, в общем-то, не поздоровиться и ему, пожалуй, намнут бока внутри этой образовавшейся куче-мале, где под двойным слоем сотрудников службы безопасности, в самой её глубине и будет спрятан мистер президент.
- Бл*дь, моя голова!!! - спустя время, потребовавшееся на осознание опасности, которой как оказывается и нет, первое, что прозвучит из глубины этой кучи-малы. И хотя позвучавший голос был сам на себя не похож, всё же отдалённое сходство с тем голосом, который по долгу службы им (охране президента) ни с кем нельзя спутать, как сигнал к подъёму подействует на сваленную в кучу президентскую охрану. После чего сотрудники охраны, те из них, кто находится во внешнем поясе обороны, начинает чувствовать под собой передаваемое через толчки внутреннее волнение ядра этой горы из тел. Что заставляет их начать приподыматься и освобождать скрытых под собой других сотрудников охраны президента.
Ну а когда вся служба охраны президента, вновь оказывается на ногах, то мистер президент, чей примятый и, пожалуй, подавленный вид, вызывает больше смеха, чем сожаления - а такое весёлое положение вещей, как минимум требует от сотрудников службы охраны необходимой стойкости на ногах и выдержки в выражении своего непроницаемого для смеха лица - после небольшого осмысления случившегося, всё же недоумённо смотрит вокруг себя, и так и не придя в себя, нервно задаётся вопросом:
- Какая падла, наступила мне на лицо?
И, конечно, все окружающие мистера президента сотрудники его охраны понимают, что этот президентский вопрос скорее риторический и не требует ответа, и служит президенту лишь для того, чтобы прочистить его горло, и вспомнить себя и свой голос. А раз так, то на него отвечать совершенно не обязательно и не нужно. Ну а чтобы пока ещё не находящийся в норме мистер президент не сильно расстраивался, то сотрудники службы безопасности, так и быть, переглянуться между собой в поисках той падлы, которая так бесчувственно поступила по отношению к лицу самого мистера президента, наступив на него.
И вот сотрудники службы охраны президента, со зверскими лицами смотрят друг на друга в поисках той падлы, посмевшей переступить красную черту - зону комфорта президента - и при этом почему-то в упор никого не видят, кроме самого себя и своих ног в модных ботинках, которые у каждого нестерпимо внутри своей обуви чешутся, и так и хотят из общей массы выделиться. А всё потому, что каждому из них, даже не смотря на кроющуюся в их помыслах кощунственность и даже опасность для своей карьеры, всё же хочется быть тем самым первооткрывателем, чья нога и вступила туда, куда ещё ни одна человеческая нога не вступала - на лицо мистера президента. Ну а так как каждый из охранников потенциально мог бы быть той самой преступившей черту падлой, то они не слишком зрительно придирались друг к другу, ограничившись только поверхностным взглядом.
Впрочем, всё это длится одно мгновение и как только мистер президент, а вслед за ним его охрана замечают генсека ООН Пунча, чьё дерзновенное поведение и стало причиной случившейся неприятности с мистером президентом, то мистер президент начинает наливаться гневной краской, а его охрана невольно начинает тянуться за своим табельным оружием, которое всегда на взводе и даже удивительно как так случилось, что ни один из пистолетов не разрядился в штаны в такой-то кучной суматохе.
Ну а генсек ООН Пунч, видя столь опасные для своей жизни нервные взгляды многочисленной охраны президента и самого мистера президента, только сейчас начинает понимать, что его язык самый первый для него враг и что с его стороны было слишком неосмотрительно проявлять неделикатность обхождения с мистером президентом, который сжав руки в кулаки, скорей всего собственноручно решил вершить правосудие над ним.
- Так вот кто за всем этим стоял. - Не сводя своего взгляда с Пунча, проговорил сквозь зубы мистер президент, чьей физиономии придавал особый шик отпечаток чьей-то подошвы ноги. - Сейчас ты гад, за всё ответишь. - Прохрипел мистер президент, направившись к похолодевшему и, в один момент зажмурившему свои глаза Пунчу. И, пожалуй, Пунч очень своевременно зажмурил свои глаза - это позволило ему отстраниться от этих своих слишком опасных для своей головы фантазий, которые вечно его заводят не туда куда надо. Ну а как только Пунч пришёл в себя, то он бросив в сторону удаляющегося мистера президента волнительный взгляд, развернулся в противоположную сторону и наскоро направился вносить поправки в регламент проведения сессии генассамблеи.
Что же касается самого мистера президента, то он без лишних недоразумений, довольно быстро добрался до ожидающего его кабинета, где уже было всё приготовлено для него. Но мистер президент был слишком переменчивой натурой и его первоначальное желание, под воздействием стоящей в этих дружественных его стране стенах атмосферы быстро улетучилось, и мистер президент решил пойти в зал Генассамблеи и послушать чего там говорят лидеры других стран.
- Кто там сейчас выступает? - спросил советника Капуту мистер президент.
- Мистер президент, вынужден вас расстроить, но сейчас выступает диктатор Заноса. - С сожалением проговорил Капута.
- А с чего мне расстраиваться? - удивился в ответ мистер президент.
- Ну, потому что современный миропорядок пока ещё не может обойтись без таких заносчивых диктаторов, как Заноса. - Ответил Капута.
- Ну, это я как-нибудь переживу, чего, наверное, не скажешь о самом диктаторе Заносе. - Усмехнулся в ответ мистер президент. - Кстати, я хотел тебя спросить. И сколько нам ещё терпеть этого Заносу и не пора ли уже, его и его народ освободить от него самого и его тиранической натуры?
- Мы работаем над этим. - Неопределённо сказал Капута.
- Ну тогда я думаю, нам будет полезно послушать, что там желает нам сказать сам Заноса. - Сказал мистер президент собравшись на выход из комнаты.
- Мистер президент, ваше появление в зале заседаний Генассамблеи во время речи Заносы, может впоследствии в не благоприятном свете для вас трактоваться. - Встав на пути мистера президента, сказал Капута.
- А разве не я устанавливаю правила. И с каких это пор нас волнует чьё-то мнение кроме своего? - зло усмехнулся мистер президент и решительно выдвинулся на выход из кабинета. Ну а раздражённому мистеру Капуте ничего не остаётся делать, как только проследовать вслед за президентом, который в последнее время стал себя слишком независимо, не слушая его советов вести. А ведь должность президента имеет для страны сакральное, с элементами мифичности значение и, наверное, поэтому при обращении к нему не упоминается само имя президента, а просто говорится "мистер президент". Ну а сами имена президентов добавляют к нему лишь после того как заканчивается их срок президентства и очередной президент оставляет свой пост для того чтобы вновь стать простым человеком с именем. О чём не плохо бы вспомнить и самому советнику президента Капуте, который в последнее время и сам слишком стал себя вести вызывающе.
- А знаешь, мне даже будет интересно, как нервно исказится лицо Заносы, когда он увидит моё появление в зале. - Следую по коридору ассамблеи рядом с Капутой, сказал ему мистер президент.
- Мистер президент, мне кажется, что диктатор Заноса слишком мелок и ничтожен для вас, чтобы обращать на него внимание. Что будет непременно замечено всеми крупными политическими игроками, которые не преминут из всего этого сделать свои далеко идущие выводы. - Сказал в ответ Капута. - Ведь за каждым вашим шагом ведут самое пристальное наблюдение и выискивают в нём скрытый подтекст или тот же символизм, намекающий на что-то своё потаённое и особенное.
- И то верно. - Было остановился мистер президент, но потом весело пробубнил: "Вот и пусть поломают свои пустые головы над моей новой загадкой - поддерживаю ли я диктатора Заносу или наоборот, собираюсь объявить его зажимающим свободу своих граждан не демократом", - после чего несколько дёргано махнул рукой и продолжил свой дальнейший путь, который вскоре и привёл их в зал заседаний Генассамблеи. Где как предварительно и говорилось Капутой, как раз со своей обличительной речью выступал для всего просвещённого мирового сообщества гонитель всякой свободы диктатор, а своих глазах всего-то авторитарный лидер Заноса.
И, конечно, диктатора Заносу такое положение дел, когда на тебя большинство лидеров стран косо смотрит и, ссылаясь на свободу слова, обзывает всякими малопонятливыми словами, терпеть не может - он тоже хотел мирового признания, но со знаком плюс - и поэтому его речь была переполнена гневными реляциями и на грани неприличия скабрезными словами, которыми он крыл всю эту лицемерную, находящуюся на побегушках у мирового гегемона публику.
- А диктатор Заноса, надо отдать ему должное, умеет уловить суть проблематики наших таких обидчивых союзников. - Сняв один наушник с уха, тихо сказал мистер президент Капуте, после того как он и сопровождающие его лица заняли свои места на одном из боковых балконов - мистер президент решил, что его демонстративное появление в зале может привести к шумному волнению среди участников сессии и они перестанут слушать докладчика, побросают свои рабочие места и бросятся к нему для того чтобы выразить свои верноподданнические чувства и свою радость при виде мистера президента. Так что, чего бы вражески языки не говорили насчёт скверного характера мистера президента, который только с их слов и со специальных телевизионных нарезок, не терпит на своём пути любых препятствий и готов, когда локтями, а когда плечом пробивать себе дорогу, на самом деле всё не так и он всегда готов выслушать оппонента и дать ему возможность высказаться.
- Что верно, то верно. - Выразительно согласился с президентом мистер Капута, глядя в зал Генассамблеи, где некоторые представители союзнических гегемону стран, по которым так лихо прошёлся диктатор Заноса, несмотря на их огромный политический опыт на дипломатической работе, всё же не смогли сдержаться, и кто нервно ёрзал на стуле, кто демонстративно включал и выключал свой телефон, а кто и вообще собирался выйти из зала в туалет.
- Вон как президента дружественной нам Хлебосолии Пешку приспичило. - Хмыкнул мистер Капута, глядя на то, как лицо президента Пешки нервно перекосило.
- Да уж. - С неприязненным выражением лица ответил мистер президент, посмотрев в сторону озвученного Капутой президента Пешку, который, как и многие находящиеся в зале президенты и монархи, время от времени трепетно поглядывал в сторону мистера президента - вдруг он посмотрит в их сторону и тогда возможно заметит.
- У них что, такая национальная черта, выращивать на своём лице непроходимое бескультурье? - не сдержался мистер президент при виде ненавистной ему рожи президента Пешки, достал из кармана жвачку и, закинув её себе в рот, попытался изживать поселившееся во рту горькое послевкусие, которое как раз вызвал вид этого президента.
- Это отпечаток их жизненной позиции - вассальства, от которого надо честно признаться, избавиться совершенно невозможно. - Сказал в ответ Капута.
- Теперь понятно, почему я без внутреннего содрогания не могу на все эти сальные рожи смотреть. - Сказал мистер президент, пристально глядя на президента Пешку. Что замечается президентом Пешкой - сидящие рядом с ним советники по национальной безопасности, в чьи обязанности входило постоянное нахождение вблизи национальной реликвии их страны (президента Пешки), до последнего издыхания обеспечивать его безопасность, а также следить за окружающим и если что (вдруг мистер президент посмотрит на него), немедленно доложить ему об этом. И они доложили. И, конечно, президент Пешка в тот же момент, чтобы не упустить такую, может быть раз в жизни выпадающую возможность, оборачивается и глаза в глаза, с каким-то прямо-таки одухотворением, смотрит на мистера президента.
Ну а мистер президент в свою очередь, определённо был застан врасплох этим президентом Пешкой, от чьего завораживающего взгляда, как оказывается, не так-то легко отвести свой взгляд, и мистеру президенту, придавленному взглядом президента Пешки, только и остаётся, как тупо смотреть на Пешку и бессмысленно жевать жвачку.
Правда такое положение дел не может долго продолжаться и, мистер президент уже находясь на пределе своих сил и возможностей, вдруг берёт и к потрясению президента Пешки и всех тех, кто незримо на него смотрел и наблюдал, берёт и надувает огромный пузырь из жвачки. После чего на мгновение застывает в одном положении, с этим надутым пузырём торчащим из рта, поверх которого и смотрит на побледневшего и незнающего как всё это понимать Пешку. И вот когда напряжение в смотрящих друг на друга лицах достигло своей критической массы, то в этот момент, вдруг внезапно, к ещё большему потрясению Пешки, мистер президент лопает этот пузырь и в тот же момент отворачивается от него в сторону Капуты.
- Мистер президент. Я и наши враги всё видели. Надо сказать это было блестяще. Пусть теперь поломают головы над тем, чтобы это могло значить. - Обращаясь к мистеру президенту, шёпотом проговорил Капута.
- А ты ещё сомневался во мне. - Ответил довольный мистер президент. - Это мой дальний посыл всем нашим недругам - захочу новый финансовый пузырь надую и лопну, а захочу финансово накачав, дам жизнь новому диктатору, а как надоест, то также быстро выпущу из него всю эту финансовую прокрадку и он в одно мгновение сдуется.
- А главное то, что вы всех ваших недругов в любом случае надуете. - Поддакнул Капута президенту.
- Это ты верно заметил. - Не мог не согласиться с этой лежащей на поверхности истиной, мистер президент. После чего он незаметно бросил свой взгляд в сторону того самого рабочего стола, где своё место занимал самый недружественный ему блок стран и убедившись в том, что там не просто не спокойно сидят, а все заняты перешептываниями и шевелениями, с довольной улыбкой откинулся на спинку своего стула. Затем посмотрел на докладчика и с высоты своего благодушия высказал своё пожелание:
- Пожалуй, когда Заноса перестанет нас устраивать на своём посту, то если он всё же останется живым, то можно будет предложить ему работу на телевидении в качестве ведущего.
- Как пожелаете, мистер президент. - Сказал в ответ было расслабившийся Капута. Но вдруг на трибуне происходит необычное, что заставляет Капуту и даже самого мистера президента на мгновение забыть себя и, поддавшись вперёд, полностью отдаться своему вниманию к ведущему себя довольно странно диктатору Заносе.
А всё дело в том, что этот Заноса, явно решив сделать своё выступление запоминающимся, пошёл на авантюрный шаг и дерзновенно заявив, что в этом зале давно уже свободы слова нет (сам себе противоречит), а только оголтелый империализм, который хочет окончательно заткнуть воздух свободы, выразителем которого как раз являются такие непокорные и свободолюбивые лидеры как он, вытаскивает из кармана красный скотч и крикнув: "Вам всё равно не заткнуть мне рот", - демонстративно заклеивает им себе рот.
После чего диктатор Заноса под шум аплодисментов стран изгоев, высоко подняв голову покидает трибуну, оставляя после себя множество вопросов. И хотя, в общем-то, всем всё ясно, но при этом всё же каждая присутствующая здесь на сессии Генассамблеи представительная делегация, не может вот так просто, только посмеяться в ответ и ограничиться лишь написанием своих чувственных впечатлений в одну из множества соцсетей. Всё же политика дело серьёзное и требует от своих проводников в жизнь терпения и сосредоточенности.
Так что как только Заноса таким вызывающим образом покинул трибуну Генассамблеи, то круг советников и генералов вокруг мистера президента сомкнулся и все начали ждать того, что же скажет мистер президент. Ну а мистер президент на то и главнокомандующий, и первое лицо государства, чтобы в первую очередь принимать итоговые решения, а не как всем им хотелось бы, выказывать свои предварительные взгляды на них.
- И что вы на всё это думаете? - обведя взглядом своих советников и глав различных служб и департаментов, задался вопросом мистер президент.
- Шут гороховый. - Проявил несдержанность глава администрации Заговор Бейкер, чем к воодушевлению своих потенциальных конкурентов, показал свою недалёкость в вопросах внешней политики.
- Диктатор Заноса, как я посмотрю, начинает зарываться. А это, как правило, ведёт к неуправляемости и ненужным финансовым издержкам. - Когда наступает своя очередь, даёт свой ответ, близкий к засекреченным финансовым статьям и фондам конгрессмен Сплит. И хотя практически все считают конгрессмена Сплита скупердяем и до чего прижимистым гадом, всё же все вынуждены признать, что он на этот раз, так слишком прав, что нет никакой возможности оспорить всё им сказанное. Правда для другого конгрессмена, а вернее сенатора Маккейна, нет ничего невозможного и он всегда готов биться об заклад по любому противоречащему его мировоззрению поводу, с чем он ожидаемо всеми и выдвинул себя ближе к мистеру президенту.
- Мистер президент. - Обратился к президенту сенатор Маккейн, после своего обращения сделав внушительную паузу. - В прошлом, между нами не раз возникали трения по тому или иному вопросу, где каждый из нас видел различные пути решения возникших проблем. Что, впрочем, никогда не мешало нам уважать друг друга за несвойственную многим политикам прямоту. Так что мистер президент не обессудьте, но я не буду прятать своё мнение за витиеватыми разглагольствованиями и прямо вам скажу, то, что я на всё это думаю. А думаю я. - Сенатор Маккейн вновь сделал глубокую паузу, на этот раз, чтобы обвести своим взглядом присутствующие, замершие в ожидании его ответа лица чиновников. И только после этого дал свой ответ. - На этот раз я полностью согласен с конгрессменом Сплитом и готов заявить, что Заноса определённо не оправдал возложенных на него надежд. И значит, ему нужно срочно искать замену. - Что и говорить, а сенатор Маккейн своим согласием немало удивил окружение президента, заставив их искать в этом поступке сенатора скрытую мотивацию.
"Что это с сенатором? Ведь ещё совсем недавно, он демонстративно находясь с Заносой в дружеской близи, всем показывал свою поддержку Заносе", - недоумённо глядя на сенатора, принялись ломать свои аналитические умы генералы и другие высокопоставленные государственные мужи. Ну а в таких делах, скорее всего, нужно включать не логику, а политическую составляющую каждого политика и тогда ответ вскоре будет найден. И он был найден.
"Засекреченные фонды, вот что его интересует. Но он зря старается!", - единодушно подытожили свой анализ той движущей желаниями сенатора Маккейна силы, его коллеги по месту работы и даже сам мистер президент. Но мистер президент не подал виду, что насквозь видит этого сенатора, а сделав глубоко мыслящее лицо, немного поразмышлял и предложил отложить этот вопрос на более позднее рассмотрение.
- Сейчас у нас есть дела поважнее. - Кивнув в сторону вражеского стола или политкорректно, стратегического "партнёра", где начались заметные движения, скорей всего в плане подготовки к выходу к трибуне, мистер президент поставил точку в этом разговоре (сенатор Маккейн от своего нетерпения было хотел дёрнуться и потребовать от мистера президента поторопиться, но вовремя был остановлен влиятельной рукой бизнесмена Твистера). После чего мистер президент надевает на уши наушники и принимается наблюдать за всеми движениями своего вероятного противника - там как раз появился Он, до чего же не сговорчивый лидер и по совместительству его, мистера президента, самый главный конкурент на политической карте планеты товарищ президент.
Почему же мистер президент так называл своего коллегу по президентскому цеху из стана противника, а потому что его мировой рейтинг и так бьёт все рекорды, и поэтому вся его администрация и сам мистер президент в том числе, дабы не прибавлять больше очков этому, как он считает, слишком важному для баланса мировых сил президенту, сошлись на том, что его имя не будут упоминать всуе, а ограничатся этим именованием. Что он очень верно, ведь избирательная система страны мистера президента и товарища президента такие разные, что было бы странно ставить друг друга на одну на одну площадку для игры в бейсбол, а вот друг против друга в шахматной партии, то это в самый раз. И хотя мистер президент мог бы и крепким словом приложить своего коллегу по президентскому цеху, но он не может подрывать институт президентства и поэтому вынужден подыскивать уважительные слова в именовании своего, как кость в горле стоящего, товарища президента.
Ну а этот товарищ президент, до чего же ненавистной для мистера президента и всей его сателитской гегемонии одной северной страны - непонятно на каких, таких основаниях (при его-то мизерном ВВП, наверное, из зависти), хочет оспорить их гегемонию, а этого ни один гегемон стерпеть не может - как будто чувствует, что за ним так внимательно ведёт наблюдение сам мистер президент, и определённо специально, чтобы заставить понервничать мистера президента, всё делает не спеша и с натяжкой, затем над кем-то (конечно, над самим мистером президентом) демонстративно подшучивает и как итог всему этому дерзкому поведению, напоследок перед самым своим выходом к трибуне, бросает в сторону мистера президента до чего же хитрый взгляд, в котором так и сквозит пренебрежение к сложившемуся мироустройству, которое так настойчиво отстаивает мистер президент. И в недружественном взгляде товарища президента прямо-таки читается - мол, сейчас я выйду на трибуну и, наконец-то, положу конец твоей гегемонии, со своим устаревшим однополярным миром, и самолично провозглашу многополярный.
- Да ничего у тебя не получится. - Ущипнув себе за ногу через карман брюк, громко, правда только про себя, нервно закричал мистер президент. При этом ему, плюс ко всему, захотелось накричать на свою охрану, которая тупо стоит и ничего не делает для того чтобы остановить этого дерзновенного человека, в чьих руках сейчас находится папка пострашнее атомной бомбы.
- Да чего же вы до сих пор стоите и не схватите его!? - считая шаги идущего к трибуне товарища президента, уже еле сдерживается мистер президент. Но уже поздно и товарищ президент уже забрался на трибуну ООН и не спеша раскладывает перед собой текст доклада, который вполне вероятно взорвёт воспалённые от услышанного умы представителей просвещённого человечества, а некоторые наиболее невоздержанные головы, как например, у сенатора Маккейна, даже захотят тут же полезть драться и возможно, что не только на словах.
Так что мистеру президенту прежде чем начать слушать своего ненавистного конкурента, пришлось ещё раз осмотреться по сторонам и только после того как он убедился в том, что его охрана на месте и если что, то по первому щелчку его пальцев скрутит часто невоздержанного сенатора Маккейна, он со спокойно душой повернулся в сторону трибуны и приготовился слушать. И надо сказать, что мистер президент очень вовремя обратился своим взглядом в сторону трибуны, так как его конкурент по политическому влиянию и на обложку журнала "Time", как раз начал свой доклад.
- Уважаемый господин Председатель! Уважаемый господин Генеральный секретарь! Уважаемые главы государств и правительств! Дамы и господа! - С этого общего обращения начал свой доклад товарищ президент начавшему было дремать, всегда столь сильно занятому и озабоченному мировыми проблемами мистеру президенту. Но как говорится, не тут-то было и последнее предложение из этого словесного блока, своим невероятным посылом заставило не поверившего своим ушам, потрясённого сказанным мистера президента вначале внутренне вздрогнуть, а затем по лицам его окружающих людей попытаться понять, а не ослышался ли он.
- Ну и, конечно, мало уважаемый в мире, да и в своей стране, с каждым днём теряющий доверие избирателей и рейтинг, мистер президент. Слушай меня внимательно, я два раза повторять не собираюсь". - На этих обращённых прямо к мистеру президенту резких словах, закончил своё вступительное приветствие докладчик и в завершении своих слов, посмотрел в ту самую сторону, где восседал всполошенный его словами мистер президент.
"Что всё это значит? - стараясь не выказывать своего волнения, глядя на непроницаемые лица вокруг себя сидящих членов своей администрации, задался про себя вопросом мистер президент. - Да как он смеет такое говорить?! - сжав, что есть силы подлокотники своего стула, мистер президент вновь бросил ненавидящий взгляд на докладчика, который как ни в чём ни бывало, продолжал свой доклад. И надо сказать, что спокойствие докладчика и невозмутимые лица слушателей, в некоторой степени поколебало уверенность мистера президента, и он даже начал сомневаться в том, что он только что услышал.
- А может мне это всё послышалось? - совсем неуверенно задался вопросом к самому себе мистер президент. - Наверное, я на мгновение задремал от усталости и мне всё это привиделось. Да, скорее всего это так, а по-другому это и не объяснить. - Убедив себя отсутствием здравой альтернативы этому логическому объяснению, мистер президент успокоился и принялся дальше слушать докладчика.
Ну а как только внимание мистера президента было возвращено, то докладчик как будто ожидал этого и принялся за свою жёсткую по отношению к мистеру президенту риторику.
- Мы все знаем, что после окончания "холодной войны" - специально для тебя мистер никчёмный президент говорю (докладчик к новому потрясению мистера президента, позволил себе к нему фамильярное обращение, с которым он вновь посмотрел на застывшего в одном положении мистера президента), все это знают - в мире возник единственный центр доминирования. И тогда у тех, кто оказался на вершине этой пирамиды, возник соблазн думать, что если! я подчёркиваю, если они такие сильные и исключительные, то лучше знают, что нужно делать ("Ты понял, что я и тебя, паразитирующего на своём печатном денежном станке, толстый мистер президент имею в виду", - докладчик ожидаемо оскорбительно акцентировал своё внимание на мистере президенте, у которого теперь перехватило дыхание от такой неприкрытой наглости докладчика, посмевшего заметить то, чего не смели замечать высшие чины из его администрации и даже сама супруга мистера президента - его несколько излишний вес. А такое оскорбление ни за какие политические уступки не прощается - бывший мистер президент уже один раз стал посмешищем, пытаясь на тренажёре продемонстрировать свою силу, больше воли, в подъёме тяжестей). Я всем вам и в частности вам слабак мистер президент, покажу, какие вы исключительно бессовестные и такие сильные только против заведомо слабого противника. - Мистеру президенту показалось, что докладчик вновь посмотрел на него и после того как краем губ улыбнулся, кулаком пристукнул по трибуне, как бы показывая ему, что он легко его прихлопнет, как ту же муху.
"Да что же это делается на белом свете, в самом его демократичном месте - в стенах ассамблеи ООН?!", - заистерил про себя уже ничего непонимающий мистер президент и, не желая больше слушать всё это безумство, нервно срывает с головы наушники и бросает нервные взгляды на погружённые в свои мысли лица чиновников из своей администрации.
"Они что, ничего не слышали или специально претворяются?", - взмокши от перенапряжения, потряс себя вопросом мистер президент. И, пожалуй, ответ на этот вопрос был очевиден. Ну а так как большого доверия между мистером президентом и членами его команды, откуда в последнее время идёт столько утечек информации, нет, то мистер президент находясь в такой незримой изоляции, не может вот так просто без свидетелей, выставить себя перед членами своей администрации на посмешище. Да и к тому же его, мистера президента, политические противники уже давно ищут любую возможность, чтобы объявить ему импичмент - а тут такая возможность объявить его сумасшедшим, слышащим то, что никто не слышит.
"Что-то тут не так, - глядя на невозмутимость своих чиновников, подумал мистер президент, - или я сошёл с ума или все они", - сделал самоубийственный для своей карьеры вывод мистер президент. Ну а так как мистером президентом понимаемо, что, даже не смотря на его правоту в деле благоразумия, всё же сумасшедшим будет признан он, а не большинство, потому что здравость мысли определяет большинство, и поэтому ему, если он не хочет, чтобы его объявили сумасшедшим, ничего не остаётся делать, как идти в фарватере той политики, которой придерживается системное большинство. После чего мистер президент решает сделать ещё одну решающую попытку разобраться в том, что же здесь происходит и надевает на голову наушники, откуда ему в голову тут же доносятся слова докладчика.
- Тогда у нас действительно не останется никаких правил, кроме правил сильного. Это будет мир, в котором вместо коллективной работы будет главенствовать, твой мистер президент эгоизм, мир, в котором будет всё больше, твоего мистер президент диктата и всё меньше равноправия, меньше реальной, а не той, которую нам всем с помощью бомбометаний и санкций впихивает этот, только на словах демократ, мистер президент ...- Мистер президент больше не может всего этот терпеть и со словами: "Всё, с меня достаточно, я должен лично с ним переговорить и убедиться...", - срывает с себя наушники. После чего мистер президент резко подрывается с места и к полной неожиданности своей администрации и главное начальника секретной службы Кленси, без чьего соизволения мистер президент не имеет права сделать несогласованного с ним шага, ничего никому не говоря, в одно мгновение скрывается в проходе, ведущим с балкона во внутренние коридоры Генассамблеи.
И если находящиеся здесь чиновники из администрации президента, по своему мысленному статусу аналитиков, пожалуй, имели отдалённое право на замешательство, с которым они посмотрели вначале вслед президенту, а потом дополнив себя недоумением, уже посмотрели друг на друга, то мистер Кленси по долгу своей службы, просто не имел права на любые заминки, которые могут привести к тому, что мистер президент останется совсем один без наблюдательного ока своей секретной службы.
И, конечно, мистер Кленси всё это не только знает, но и ответственно всё это понимает и поэтому, как только до него дошло, что мистер президент находясь явно не в себе, сейчас возможно попытается сделать глупость - потеряться из поля видимости своей охраны, и тем самым стать уязвимым лицом для своих потенциальных недоброжелателей, которые не преминут воспользоваться этой ситуацией и подойти к мистеру президенту для того чтобы сделать селфи или того больше, своими немытыми руками попробовать пожать его руку ( а ведь мистер президент между тем всегда такой доверчивый и так любит всем жать руки, а тут скрывается большой подвох и опасность, ведь он не обязан всех помнить и кто знает, кому он там ещё под скрытую фотосъёмку позволит пожать себе руку - потом не отмоешься от компрометирующих всякого президента связей) - то он в тот же момент резко разворачивается (он всё это время стоял в сторонке) и бросается вслед за президентом к выходу с балкона.
Но вдруг к полной неожиданности мистера Кленси, да и, пожалуй, и всех находящихся здесь на балконе чиновников, мистер Кленси запинается за чью-то выставленную вперёд ногу и вместо того чтобы как метеор выскочить вслед за президентом, как неуправляемый астероид летит в ноги сидящего у самого выхода генерала Ланкастера. В чём все видят скрытый судьбою символизм - генерал Ланкастер в своё время претендовал на должность главы секретной службы, которую в результате интриг (это самая обычная практика в деле карьерного роста при любой администрации) занял Кленси и, пожалуй, всей своей душой ненавидел этого Кленси. И надо полагать, что ему с трудом удалось удержаться, как от улыбки (хотя здесь он оплошал и улыбнулся, пока Кленси слизывая пыль с его ботинок, не видит), так и от намерения добавить пинка своему повергнутого в пыль конкуренту.
Ну а Кленси определённо оказавшись не просто в затруднительном, а некотором роде безысходном положении, где он совершенно не мог понять, как он в нём и благодаря кому оказался - хотя судя по смотрящим на него довольным лицам высших чиновников, тем, кто отправил его с небес в самую пыль ботинок Ланкастера, мог бы быть любым из них. Но у мистера Кленси сейчас совершенно не было времени выяснять кто подставил ему ту злополучную ногу, за которую он запнулся и в результате чего так низко пал - если он сейчас же не догонит президента, то он, скорее всего, уже точно падёт ниже некуда.
И мистер Кленси, скорее не приободрённый этими мыслями, а скажем так, излишне мотивированный ими, быстро поднимается на ноги, оглядывается назад для того чтобы зафиксировать в своей памяти тех, кто сидел ближе к тому месту, где ему, теперь он с полной уверенностью (одного взгляда на эти беззастенчивые, полные самодовольства рожи, вполне достаточно) может констатировать факт того, что поставили подножку, и с этой памятью бросается в погоню за президентом.
Ну а оставшемся чиновникам только и остаётся делать, как вначале про себя попытаться найти ответ на мучавший всех вопрос - кто же всё-таки поставил подножку мистеру Кленси, мистер Капута или сэр Рейнджер? (ответ на него давался в зависимости от принадлежности интересующегося к той или иной группе с особыми интересами) - затем уже вслух посетовать на неуклюжесть поведения начальника секретной службы Кленси: "Куда катится нами благословенный мир, раз уже сам глава секретной службы проявляет такую некомпетентность!", - после чего ими затрагивается тема недофинансирования, что есть основная причина всех их бед, а уж затем затрагивается основная тема пропажи президента.
- Что это с мистером президентом? - обратился с вопросом к главе администрации президента Бейкеру воодушевлённый случившемся генерал Ланкастер. Но Бейкер и сам бы, как и многие и здесь присутствующие, хотел бы знать, что всё-таки случилось с президентом и поэтому он, пока находясь на перепутье поиска ответов, только пожимает плечами в ответ. И только всезнающий сенатор Маккейн спокоен и так уж и быть, готов раскрыть всем глаза на очевидное.
- А разве не понятно. - Своим коротким заявлением, сенатор Маккейн завладевает всеобщим вниманием. После чего и говорит ту простую истину, до которой не смогли додуматься все эти, непонятно для сенатора, за что награждённые столькими наградами чиновники. - Мистер президент, терпеть не может докладчика. - Ну а сказанное сенатором заставляет всех перевести свои взгляды на выступающего докладчика и в свою очередь наполниться нетерпением и ненавистью к нему.
- И я его тоже терпеть не могу. - Сказал генерал Ланкастер, поднимаясь со своего места.
- Ненавижу. - Заявил поднимающийся вслед за генералом глава администрации Бейкер.
- И как таких людей ещё земля носит? - покачав головой, сказал глава ФРС Брумберг.
- Мы все должны оказать посильную помощь президенту. - Сказал выдвинувшийся к выходу сенатор Маккейн.
"Ну, на твою рожу, мистеру президенту ещё меньше хочется смотреть, нежели на своего вероятного противника", - подумали про себя высшие чиновники, но ничего не сказали сенатору, а присоединившись к нему, направились вслед за ним по коридорам Генассамблеи. Правда ведущий за собой внушительную процессию состоящую из высших чиновников администрации президента сенатор Маккейн, точно не знает, куда мог отлучиться мистер президент, и он вынужден основываться лишь на свои предположения, которые всех приводят в ту самую секретную комнату, которую по своему прибытию сюда в Генассамблею, мистер президент вначале и посетил.
Но к разочарованию сенатора, мистера президента здесь нет, а это заставляет сенатора Маккейна взявшего на себя роль проводника нервничать - все последовавшие за ним чиновники, теперь с сомнением смотрят на него и начинают постепенно недоумевать по поводу того, с какой стати и почему, они согласились идти вслед за этим болтуном сенатором Маккейном. Так что сенатору Маккейну, для того чтобы не прослыть Иваном Сусаниным, а для него это, до глубины души оскорбительное прозвище (чем и пользуются его политические противники в кулуарах сената, так называя его между собой. "Радикальная политика сенатора Маккейна, нас с вами, знаете куда заведёт", - намёкливо говорили между собой конгрессмены из другой правящей группы с особыми интересами, к которой не принадлежал сенатор Маккейн), срочно нужно было найти мистера президента.
- Но куда же мог запропаститься мистер президент? - это был вопросом из вопросов не только для Маккейна, но и для поседевшего за время своего безнадёжного поиска президента, начальника охраны президента Кленси.
- А я, кажется, догадался. - После небольшой паузы, вдруг разрывает тишину сенатор Маккейн, который вновь не изменяет своей ненавидимой всеми привычке - он не спешит озвучивать свою догадку, из-за чего определённо накаляет вокруг себя и так не спокойную обстановку.