- Господа! - вернувшись обратно к действительности, но не к столу, повторился и забылся, судя по всему, и затем уж очень быстро на этом месте сразу завис господин президент, почему-то и с какой это стати в первую очередь обратившись не к ним, леди, так категорически и безответственно подчёркивая не ведущую, а чуть ли не второстепенную роль в жизни общества дам, если в данном контексте было решено обращаться к государственным служащим и деятелям, на данный момент собравшимся в ситуационной комнате - здесь все действия, движения тела и души регламентированы сложившейся на данный момент ситуацией и оттого выбранный тон обращения президента к всё-таки на одну, как минимум, ступеньку иерархической лестницы государственной машины ниже его стоящим чиновникам не оспаривается. Хотя бы открыто, и оттого имеет место быть вот такое к ним обращение. А вот почему в единственном социальном роде, то это пока что не ясно и находится под пристальным вниманием присутствующих здесь дам, госпожи госсекретаря Шарлотты и вице-президенши Томы в первую очередь, а уж затем знающими своё место в системе субординации: леди командующей силами специального назначения, Лолы Рифрежиратор и проледи командующей и контролирующей все хозяйственные взаимоотношения в системе власти (она аудитор), Сесилы Мантело.
Ну и пока господином президентом, о ком уже прошёл слух, как о политике более чем легитимном и такая его концепция президентского правления, собой охватывающая внешнюю политику государства и его контроля за волеизъявлением всего просвещённого и всеми фибрами своей души стремящегося к демократическим ценностям и институтам своего правления народа, более чем удовлетворяет представителей системы власти и кажется перспективной для представителей глубинного государства (а это все они: если они сидят и принимают решения под землёй, на большой глубине от белого света, где они друг друга видят в этом тайном и тёмном свете, их все считают за мудрецов, и очень хитрых, раз они напоказ дураки дураками себя выставляют, то кто ж они тогда, как не эти могущественные люди), сделана вот такая недоговорная пауза, дающая повод подумать о многом и не только об очередной попытке себя дискредитировать, чему некоторые, самые несдержанные представители и представительницы государственной машины власти поддались, - "а для меня ты всё равно нелегитимный президент, сколько бы ты не судачил и не навязывал нам всем тут эту официальную точку зрения", не трудно догадаться, зная политические расклады, кто смотрел на президента с такой точки зрения, - многие за этим столом начали усыпляться и поддаваться выбранному президентом тону умиротворения в них все на нервах страстей. Что и говорить, а умелый президент политик, умеет он усыпить бдительность своих врагов, а что уж говорить о своих союзниках, видящих в нём одни лишь для себя преимущества.
Ну а кто не был в своей бдительности усыплён президентом, - ни за что он для меня не будет легитимным президентом и точка! - то тот, спровоцированный его умолчанием их заслуг перед миром на земле, если глобально всё рассматривать, и перед обществом, это в местечковом порядке, так им ловко уведённый от основной повестки сегодняшнего заседания, принялся в себе испытывать душевные страдания из-за такой своей дискриминации по природному происхождению.
- Сколько уже можно всё это терпеть. Нужно с этим вопросом кончать. - Так яростно зыркнула своим взглядом в сторону президента госсекретарь, что женская половина этого штаба разрешения конфликтных ситуаций, кто единственный мог увидеть не в своих, женских глазах, вот такую переоценку ценностей, до нитки в себе промокла ощущениям внутреннего дискомфорта и переворота в душе госпожи госсекретаря. Дамы крайне изобретательной в своей мстительности и оттого очень опасной в своих противниках. И из всех, кто насчёт Шарлотты так сейчас заметил и её понял, не нашлось никого, кто бы не ощутил в себе малую толику сожаления и жалости к господину президенту, кто всё-таки своей безответственной политикой по отношению к ним, добился того, чего он так долго напрашивался - крайне степени осуждения и превентивных мер со стороны той части истеблишмента, который не потерпит такого своего затирания на задворки политики и истории.
А между тем и тем, что себе тут надумали представительницы задвинутого по их только мнению истеблишмента (и здесь дискриминация, и они больше не будут всего этого терпеть и начнут свою борьбу за свои изгаженные мужским разумом права с самых азов, назвав себя истеблишвументом), господин президент Легитимный, собрался со своими всё равно мало конструктивными и неразборчивыми мыслями, по мнению его политических врагов, ловящих в нём любую погрешность и помеху, чтобы самим занять его место, и, проигнорировав полностью пожелания истеблишвумента, обратился ко всем в кабинете с другой сложности интригой и загадкой для ума и сердечного ритма всех тут присутствующих людей и генералов. Кто, все знают, не совсем люди, когда они находятся при исполнении своего служебного долга перед родиной, а они функционально киборги, которые без всякого сожаления и пауз на нравственное обозрение своих будущих поступков, будут аннигилировать своего и врага государства. А уж только затем на правах победителя разбирать, кто прав, а кто виноват безусловно на правах проигравшего.
- Буду с вами откровенно честным. - Только это сказал президент Легитимный, как все находящиеся в этом кабинете люди отозвались внутренним гулом падения своих сердец и надежд на самое дно своей и общей обречённости. Вот чего-чего, а такой бескомпромиссной постановки на паузу мировой реальности и её системы жизнеобеспечения от президента, да ещё и Легитимного, никто не ожидал даже в самом своём страшном сне услышать. И первой реакцией на такое откровение президента, всё-таки дошедшего до самой предельной точки, был отскок человеческих рефлексов и инстинктов самосохранения. Никто не хотел верить своим ушам и интеллекту.
- Да кто тебе дал добро и ключи доступа к Армагеддону, предшественнику Апокалипсиса?! - в своих рефлексах изошёлся общественный идеолог, лоббист и теперь даже в чём-то марксист советник Маркс, совершенно непонимающий, как так бесконтрольно с его стороны произошло, и президент, заручившись поддержкой одной из контролирующей политику государства групп, получил в своё распоряжение коды доступа к машине Армагеддона. А иначе никак не трактовать этот его призыв к откровению. И Маркс начинает стрелять своим потерянным взглядом по лицам генералов, сидящих за общим столом, пытаясь по их мимике выяснить, кто из них выдал президенту коды запуска машины судного дня.
Но всё безуспешно, по этим генеральским лицам, демонстрирующим полнейший нейтралитет к эмоциям, без следов всякой умственной деятельности, что есть их камуфляж перед потенциальным врагом (а это весь без исключения женский пол и политики любого ранга) и превентивную агрессию в своём жёстким на разговоры и тем более переговоры, ничего для себя не выведаешь, кроме разве того, что ... - Они все заодно, и будут друг друга держаться, если что. - Догадался Маркс о том, какая опасность их всех впереди может ждать - политический переворот в системе власти. И теперь, в обозримом прямо на глазах будущем, к власти придут чёрные генералы. Если политики из-за своей трусости и неспособности принимать конкретные, а не политические решения, полностью себя дискредитировали, то на смену им придут те, кто всегда уповал на конкретные решения. А это генералы, в ком ещё не остыл революционный дух полковников. Ведь все они бывшие полковники, сумевшие путём невероятных волевых затрат и стечений обстоятельств переступить ступеньку, отделявшую их от генералов.
- Они-то и стояли за всей этой легитимизацией президента, чтобы им воспользоваться для проведения в жизнь своих стратегических решений. А когда президент, как тот мавр, сделает своё дело, то он будет отстранён и власть в свои руки возьмут генералы. А уж они не дадут нам, гражданским людям, никакого спуска. - От всех этих своих откровений, до которых его довёл всё тот же президент, Маркс начал в себе терять привычную краску лица и самостоятельность принятия решений. И его растерянность, и потеря уверенности в собственные силы дошла до того, что он не призвал на помощь алгоритмы расчёта по поиску того, на кого ему можно будет опереться в этой будущей ситуации, а он опёрся головой на свою руку и начал течь по течению.
А вот у других участников этого заседания по следам этого начала своего выступления президента были свои и другие мысли, и особенно у генералов. В частности, у генерала МакТиберия. - Значит, всё-таки звездолёт. - Вздохнул про себя генерал МакТиберий. Но не тяжко, а с той самой грустью, которая наполняет людей тогда, когда сбываются их самые нелепые и я же вам всем говорил (это когда? Ну тогда думал) ожидания.
Ну а раз будущее откровение президента предопределяет по выверенной логике генерала МакТиберия отправку в их составе спасительную для будущего человечества экспедицию, то к ней нужно незамедлительно готовиться. Ведь на первом этапе подготовки к полёту всё будущее для каждого члена будет зависеть от его расторопности и сообразительности занять для себя наиболее выгодное и устойчивое место в иерархии экипажа. И тут не важно, что надумал и как решил распределить их будущие роли в экспедиции президент (а он и не распределял, как уверенно думает генерал МакТиберий), и всё потому, ковчег ко всему этому только технически готовился, а вот с моральной и человеческой точки зрения, то есть насчёт того, кто будет входить в число членов этой последней экспедиции, ковчега человечества, то этот вопрос никогда не выносился на обсуждение, хотя бы по причине того, что все те, кто будет поставлен в известность и по этому будет претендовать на своё участие в этой экспедиции, постарается пережить всех остальных своих претендентов не самым честным способом.
Ну и если, к примеру, развернуть этот вопрос в публичной сфере, на общественных дебатах, как это и положено и прописано в идеологической платформе демократии, то тут не успеешь вынести на голосование самых достойных личностей в качестве спасения всего человечества, - к ним, как вы понимаете, относятся самые волевые и опытные люди, а это обязательно президент, его супруга, затем его собака Люси, ну и затем все остальные представленные президентом люди, - как люди и государства, отодвинутые на задний план своего спасения этим конформизмом некоторых безответственных лиц перед лицом глобального катаклизма представительства человечества, не клюнувшие на философский вопрос о собаке президента: "Она то с какой стати включена в этот список?!", пойдут друг на друга войной. И тогда какой может быть идти разговор о всеобщем спасении, когда человечество не может договориться про меж собой о том, кто из них самый достойный, чтобы представлять собой человечество перед глобальными вызовами и его будущим.
Где у каждого представительства человечества на земле есть очевидные и резонные аргументы для своего выбора в число лиц этой экспедиции. Вот только у всех у них нет самого убийственного для них аргумента - звёздного челнока, который и станет ковчегом спасения. А вот у президента он есть и ему выбирать, кого и каким образом спасать. И его выбор в сторону своего импульсивного и дело экстраординарного случая решения, оказался самым просчитанным и предусмотрительным.
И по этой весьма резонной причине (придётся ещё раз повторить из-за крайней важности рассматриваемого действия) и было решено всё оставить на волю случая и решения... Вот только без этих теологических отсылок. И так уже разум генерала МакТиберия не знает на чём зафиксировать своё разумение и здравость своего разума. Всё так фантастично и невероятно до самой недопустимой для разума степени стоит и складывается в его уме, что он сам в себе несколько теряется от груза ответственности, которую на его плечи наложил этот выбор... само собой случая.
И МакТиберий, ощутив в себе крайней степени обезвоживание организма и у него пересохло во рту, начинает тянуть свою руку к бутылочке с минеральной водой, стоящей на столе перед ним в качестве интерьерного субпродукта, и никто до этого момента даже не думал обращать своё внимание на эту воду в бутылочках, как кроме с эстетической стороны реальности. А вот сейчас, когда генерал МакТиберий решил перемудрить их всех и складывающуюся из непредсказуемых поступков реальность, то это всё вызвало напряжение внутри и на лицах присутствующих здесь людей, принявшихся не сводить своего внимания с генерала МакТиберия. Кто определённо больше всех других знает насчёт задуманного президентом, и начинает себя готовить к тому неизбежному, от которого ему не удалось отговорить президента и тот сейчас всё это на них обрушит.
Ну а люди, собранные здесь, в этом ситуационном кабинете, прежде всего своим интеллектом, затем своей способностью работать локтями в деле продвижения своей точки зрения на прежде всего себя и на своё место в иерархии человечества, а уж только затем прихотью президента, как бы они не были застаны врасплох этим много чего обещающим и конечно для всех в край усложняющим сообщением президента быть друг с другом откровенно честным (а он себя хотя бы спросил, потянет ли он всю ту откровенность, которую он заслужил на свой счёт этим своим не укладывающимся в сознание его выборщиками поведением, и это при том, что их уж точно не удосужились об этом спросить), ещё не утратили в себе способность цепляться за жизнь. И они, видя, как начали стремительно развиваться события, тоже почувствовали сухость в своём рту, и все как один потянулись руками к бутылочкам, стоящим перед ними на столе.
И тут к полной неожиданности вице-президенши Алисии выясняется, и для всех становится общедоступным фактом сейчас возникшей реальности то, что этих самых бутылок с водой на всех не хватает. И если не считать господина президента, для кого на отдельной выдвижной полке заготовлены запасы бутылированной воды не в единственном количестве, то этой воды на всех не хватает почему-то в лице вице-президентши. А вот почему и по причине каких качественных данных вице-президентши Алисии, то на этот счёт имеется несколько, друг с другом не координирующих версий.
И первая, которая чаще всего приходит на ум сидящим за этим столом людям, это версия о том, что Алисия Тома, наша вице-президентша, уж слишком в своей самоуверенности задрала нос, что и привело её к тому, что все мы сейчас видим. Она, будучи самоуверенной в том, что она точно не останется без воды, тем самым осталась со своим длинным носом, которым она теперь в своей потерянности крутит по сторонам, не зная, как перед собой сейчас оправдаться. А на господина президента нечего ссылаться и его подвергать укоризне, так прямолинейно намекая на наличие у него возможности с ней поделиться бутылочкой водой. Вон у вас её сколько.
Но господин президент в деле касаемом поддержания института президентства непоколебим. И что полагается президенту по его статусу, то с этим никогда не поделится президент. А иначе все, кто захочет, будет проходиться по президенту, и он со временем, тем самым запросто утратит своё прежнее предназначение - быть для всех пределом мечтаний и есть к чему стремиться. А что насчёт воды, на которую указывает так недипломатично длинный нос вице-президентши, то она, во-первых, специальной президентской очистки, которую может не выдержать организм всего лишь вице-президентши, а, во-вторых, и главных, вот когда она станет президентом или как ей нравится, президентшей, то тогда она может пить эту воду сколько в неё влезет.
Но не только это вопрос стал ребром и одновременно поперёк горла президента, а он при виде того, как безрассудно и неэкономно принялись поглощать воду из бутылок его по факту чинопочитания и субъективизации реальности по субординации подчинённые, и при этом все одновременно, на инжиниринговом уровне своей концептуальности построения реализма почувствовал, что всё это не добру и с этими людьми никакого потопа не хватит, чтобы утолить их жажду.
- Да что ж такое с ними происходит? И к чему я их всех подтолкнул?! - онемел от всех этих пронизывающих до самых костей вопросов к себе президент. Но при этом президент не выказывает себя слабаком, кого можно на испуг взять, - то, что сейчас с ним было, получит для себя резонные объяснения, - и он не просто бледнеет в лице, а он первым бросается себя спасать, как первую цель атаки террористов и объект с помощью которого достигается дестабилизация общества и государственной власти. В общем, он действует не из своих эгоистических причин, интересов и рефлексов, а всё в нём подчинено воле государственника. И президент, будучи уверенным в том, что все тут собравшиеся на заседание люди, всё итак отлично знают, чем он мотивируется в своих, только с виду пакостно и мерзко выглядящих поступках (не разбив яйцо не сварить омлет, - всегда такое приговаривал президент, разбив кому-нибудь голову, а лучше карьеру), всё же для объяснения официальной версии этого его, сложного для разъяснения поведения, озвучивает следующую историю.
- Кхе, кхе. - Таким нехитрым, чуть ли не дедовским образом, президент фиксирует на себе общее внимание. И как только все готовы ему внимать, он с лукавой улыбкой на своём лице начинает говорить. - На этом примере, - президент кивает в сторону тех дверей, которые продемонстрировали своё упорство в деле не допуска президента до выхода отсюда, - я вам показал, какое огромное значение имеет для общества информационная политика государства. И как я надеюсь, то мы ещё не утратили лидерские позиции в этой сфере идеологического противостояния. Я верно говорю, гер Шпрехензедойч? - обращается с этим вопросом президент с краю стола сидящему типу, достаточно облезлой и отталкивающей наружности. Отчего он и был, скорей всего, помещён здесь с такого отдалённого от всех края, чтобы он не мог внести деструкцию в ход мыслей рядом с ним находящимся людям (пахнет от него как-то отталкивающе).
Ну а когда мистер президент акцентировал, таким образом, на нём внимание, то этот гер Шпрехензедойч, явно тип большого о себе осмысления и апломба, - так он перекосился недовольно лицом, - взял и в дополнение ко всему тому, что он выражал на своём лице, одутловатом от внутренних волеизъявлений и возлияний по полной стопке, а когда и по стакану, принялся критично и недовольно смотреть на президента. И ему видите ли, и это по нему прямо читается, некоторым образом не только не нравится то, каким образом к нему обратился мистер президент, а он, видите ли, что за цаца такая, смеет ещё иметь свой собственный взгляд на себя, который входит в противоречия со взглядами на него президента. Его, понимаешь ли, совершенно не так зовут, как к нему обратился мистер президент, большой выдумщик, если честно.
Но на то он и президент, чтобы ходом своей мысли определять и отмерять шаги мироздания, в котором, между прочим, такие, как гер Шпрехензедойч люди, не просто обитают, а благодаря усилиям мистера президента, припеваючи живут. И если ты, гер Шпрехензедойч, такой принципиальный, и тебя удручает то, что мистер президент так тебя особенно выделяет из всех, то давай, подавай в отставку, и нечего тут всем портить аппетит и воздух, которым, между прочим, все между собой делимся и без всех этих, как у тебя физиологических нервозов.
Но всё же хотелось бы знать и разобраться в том, что послужило такому неприятию мистера президента, не просто членом его команды, а одним из его доверенных лиц, на кого он, можно сказать, опирается при решении самых наиважнейших и наисложнейших вопросов. Ведь если здесь, в самом закрытом и стратегически важном кабинете, возникает вот такое отсутствие взаимопонимания, чуть ли не раздор, то куда это может вообще привести, если каждый из членов совета безопасности будет тянуть одеяло в свою сторону. А всё дело в том...А будет лучше, если сам мистер президент объяснит, тем более он уже это делать начал. Ну а то, что несколько коряво и неуклюже в сторону гера Шпрехензедойча, то что поделаешь, вот такой дружеский и беспечный у президента характер, и на него обижаться грешно.
- Что молчите, как будто воды в рот набрали? - усмехается президент, тогда как всем не так смешно, когда присутствующие в кабинете люди провели свои параллели между недавним событием, их общим желанием утолить жажду и тем, что президент за гером Шпрехензедойчем заметил. А они дураки уши развесили и сразу не поняли, какой гер Шпрехензедойч продуманный и подлый сотрудник департамента информационного обеспечения и связи. Он, подлец, не как все, утолил жажду и всё, а он всё это сделал с запасом, который сейчас и находился у него в роте или во рту.
Что, между тем, проходит незамеченным только одним человеком, мистером президентом, продолжающим донимать гера Шпрехензедойча своим культурным кодом воспитания ковбоем.
- Гер Шпре...- на этом месте мистер президент сбивается и начинает чертыхаться из-за невыговариваемости второй раз подряд столь сложного для произношения имени Шпре...И для правописания - это тоже наисложнейшая задача.
- Ну до чего же скотская на произношение и выговариваемость фамилия. - С искривлённым лицом, благо не с вывихнутой скулой, прямо плюётся на носителя этой сложной на выговор фамилии мистер президент. Чем ещё сильней усугубляет обстановку для гера с этой наисложнейшей для выговаривания фамилии.
По причине чего, что случалось и гораздо ранее и буквально сразу после знакомства с этим гером с невыносимой для общения фамилией, с ним мало кто хотел иметь дело. И все, кто с ним знакомился по необходимости и по своим служебным надобностям и обязательствам перед контрактом, заключённым с государственным департаментом, к которому, как вдруг оказывалось, был прикомандирован и этот гер с мало понятной фамилией (они там, сверху, что, все с ума по сходили, выкидывая такой лингвистический и психологический фокус), сразу начинал себя чувствовать, не просто не ловко, а как-то по особенному ущербно перед этим гером, на чей счёт вон что его родственное древо надумавшего. И явно не из-за каких-то там бытовых соображений, а здесь имело место политика. Единокровные родственники этого гера хотели застолбить с помощью этой своей фамилии место на одном из политических небосклонов.
Ну а так как прежние времена были всё больше тёмные и дремучие, то они не были поняты своими соотечественниками, и как результат, они застолбили место козлов отпущения, и от того их родословное древо расцвело не так пышно и благоухающе, и на представителя этой фамилии, в данном случае присутствующего здесь гера, было крайне сложно смотреть без того, чтобы не задаться вопросом: "А чем таким этот гер и его предки ославились перед природой?".
И примерно с таким умственным настроем, при этом всё это скрывая под личиной благовоспитанности и лицемерия, сейчас все посмотрели на этого гера со сложной для произношения фамилией (не перестаётся почему-то это повторять), где только мистер президент, имея на то полное право, себе смог позволить, не стесняясь и не лицемеря, всё как есть сказать прямо в лицо этому геру...Как сейчас же выясняется с последующих слов мистера президента, то ещё более опасного и сложного гера, имеющего второе дно в своём видовом обозначении. И чтобы два раз не повторяться и своим пересказом не отдалятся от первоисточника, то слово вновь предоставляется президенту.
- Не сочтите мои слова за оскорбление и к вам моё отношение, как за предвзятое и в чём-то для вас соскоблительное, гер Румпельштильцхен. - Как было видно и также слышно по искривлённой физиономии президента и его изменённому голосу, то ему огромных трудов стоило выговорить эту, как оказывается, более настоящую фамилию гера Рум... (увы, не всем по силам, как президенту, выговорить даже про себя эту фамилию, чтобы её затем вписать в анналы письменной истории). И что удивительно, так это то, что президенту удалось без единой ошибки выговорить эту сложную для выговора и правильного произношения фамилию.
И в связи с этим нужно отдать должное службам внешнего контроля речи президента, всё-таки профессионалов своего дела и умеющих поставить так логопедически речь любому человеку, что он без запинки сможет выговорить любую абракадабру. А то, что президент делал такой акцент на сложности произношения фамилии гера Румпельштильцхена, так это всё блажь и причуды, суть которых заключалась в необходимости развеять уж больно напряжённую обстановку в кабинете.
При всём при этом никуда не ушла с лиц остальных присутствующих здесь лиц скука и предвзятость к своему коллеге, как со слов президента становится ясно, отвечающего за информационную политику государственного департамента. И как можно понять при виде всех этих обращённых на него критичных и в чём-то брезгливых взглядов коллег по руководству государства, то им вот нисколько не нравится проводимая информационная политика департамента межвидовых коммуникаций, за которую отвечает гер...тьфу на него и теперь становится понятен злой умысел этого гера, однозначно не зря не отказавшегося от этой своей сложной фамилии.
Он, таким образом, купировал возможности на него ссылаться при разговоре критически и недовольно настроенных к нему служащих и сограждан. И теперь, глядя на эту отталкивающую физиономию гера Рум... (так и хочется пойти на свежий воздух от тошноты продышаться), ещё вот что становится ясно - вот почему и здесь начинаются утрачиваться ведущие позиции в информационной политике. На такую рожу, представляющую собой информационную политику департамента, посмотришь, и ясно, что ничего общего с ней не захочешь иметь.
А вот посади на его место, не просто привлекательное лицо, а это лицо должно принадлежать именно ей, как давно про себя и вслух считают представительницы женского пола, абсолютизированной на себе гендерной идентичности, то дела куда как лучше пойдут. Но как это было всегда и говорят, что будет, то им и их очень правильным идеям ходу не дают. И не даёт ходу, как это не странно, всё тот же мужской шовинизм, гидра с множеством голов. И теперь эта многоликая гидра выкручивает руки самодостаточности индивидуальности женского я тем, что они потеряли на это право в тот самый момент, когда эти права для себя обрела многовекторность гендерного многообразия, а не безобразия, как себе смеют в кулуарах браниться самые несдержанные представительницы гендерной идентичности под номером два (и здесь гады обошли и принизили).
- Ну так что скажите? - а вот к чему относился этот вопрос президента, уже никто не скажет. И, в общем, только геру Румпельштильцхену решать, затаить обиду и злой умысел против президента и его язвительности, или же подойти конструктивно к этому разговору. И гер Ру, так будет легче и свободней выражаться, сделал правильный выбор, проигнорировав специфическое чувство юмора президента (туп, как пробка для меня президент и шутки его не смешные, над которыми смеются только его лизоблюды), обратившись к рассматриваемому им изначально вопросу информационной политики государства.
И если откинуть вечную проблему всех министерств, недофинансирование, то гер Ру сказал следующее. - Мы работаем в этом направлении. И сейчас основные наши усилия направлены на разработку проекта "Философский пароход".
- И что он в себя включает? - заинтересованно спросил президент.
- Мы будем в прямом эфире освещать события, происходящие на одном из эмигрантских потоков, включающих в себя отток интеллектуального ресурса из недружественного нам государства по степени восприятия нас этим недружественным государством, тогда как мы давно отказались от такого дипломатического лицемерия и в нашей доктрине безопасности чётко прописано, кто нам друг, а кто экзистенциальная угроза и враг. Где покажем, чего и какого интеллектуального потенциала лишилась и будет лишена та страна, которая выберет для себя путь в никуда, то есть идеологически не совпадающим с нашим выбором демократических ценностей. - Со своей спецификой выражения и подчёркивания обыденных вещей сложносоставными словами, всё это озвучил гер Ру.
И хотя гер Ру так складно и умело выражается, бдительность мистера президента не усыпить всем этим. И он всегда найдёт подводные камни в рассматриваемом предложении и к чему-нибудь обязательно прицепится.
- Добре. - В векторности одного политического продвижения дал своё согласие на этот проект мистер президент, но со своим "но". - А нет такой вероятности, что наши противники и враги и тут не вмешаются, и используют всю эту ситуацию как это им надо, организовав свой проект "Троянский конь"?
А вот такой вариант видимо даже не рассматривался гером Ру. Что за наивная душа и не стратег вообще. И он только в лице с отпавшей челюстью вытянулся и осел в себе. Что, впрочем, было от него ожидаемо мистером президентом, повернувшимся и обратившимся с вопросом к начальнику всех семи оков разведки, семизвёздному генералу Лабусу, единственному в своём роде по такому количеству звёзд генералу. Где, правда, только четыре звезды помещалось у него на погонах (они для большего количества звёзд не предназначались), а три дополнительные он носил у себя в нагрудном кармане, демонстрируя их время от времени при посещении бара со своими высоко им поставленными сослуживцами. А демонстрировал он эти звёзды следующим образом. Он их по одной опускал в наполненный алкоголем стакан. И таким образом себя тостировал, одновременно выпивая дозу горячительного и прочищая звёзды от своей затхлости.
- Что на этот счёт скажет разведка? - с вот таким вопросом обратился президент к Лабусу.
- Работаем. - Очень чётко и информировано для тех, кому положено и можно знать по доступу к секретам, ответил Лабус.
- Я другого ответа и не ожидал услышать. - С нотками похвальбы за предупредительность и дальновидность служб разведки, ответил президент. После чего он собрался продолжить то, с чего он начал это заседание совета безопасности - с требования прежде всего к себе, быть честными и чуть не откровенным, как к какой-то удивительной неожиданности для всех здесь и больше всего для самого президента, это мирное течение времени разрывает телефонный звонок стоящего перед президентом на столе телефонного аппарата. Которому, если честно про себя сказать и так здесь говорить о таких вещах только и допустимо, здесь было не самое лучшее место. Он своим видом вечно сбивал с мысли сидящих за столом людей, кто, как и всякий современник, стал заложником наличия в своей жизни телефона, без общения с которым уже никто своей жизни не представляет. И каждый сидящий за столом чиновник, глядя на этот телефон рядом с президентом, прямо чувствовал на себе зуд желания взять в руки свой телефон и просмотреть пропущенные вызовы для начала, с помощью которых растёт твоя самооценка, если их очень много и это даёт понять твою крайнюю нужность для человечества.
А тут такое, подвергающее сомнению собственное самосознание, происходит по причине наличия в этом кабинете права сильного, а именно президента, кто единственный здесь имеет право на звонок во внешние пределы. И даже будь это единственный и последний звонок, который будет суждено сделать местному человечеству, то его будет делать мистер президент. А такая дискриминация по субординационному принципу, никому здесь не нравиться.
Но сейчас речь идёт не об этом. А сейчас, как только начал звонить телефон, и не каким-нибудь модным рингтоном, а самым обычным, застарелым звонком, все здесь находящиеся люди, одёрнувшись от самих себя и от своего полусонного состояния, с неким тревожным предчувствием, что сейчас президенту будет сообщено настолько что-то важное, что потребует мобилизации всех их сообща сил, если они, конечно, хотят выжить, - а по другому поводу никто не осмелится их тревожить, - бросили свои взгляды в сторону телефонного аппарата (президент в том числе) и принялись пытаться раскрыть тайну этого звонка.
И как это всегда бывает и случается, то мысли и разумения насчёт значения и важности этого, так и неумолкающего звонка, на который мистер президент не спешит хоть как-то реагировать (он видимо и сам в шоке, что его тут потревожили и отвлекают), уж очень разнились между собой.
- И кто же это может быть? - вот таким общим вопросом задались представительницы женской гендерной идентичности. А вот мужская половина, всегда имеющая свои отдельные, подчёркивающие их шовинизм и эгоцентризм воззрения на всё, задалась другим по смысловому направлению вопросом. - И что за срочность такая, что президента решили отвлечь?
Ну а дальше последовали свои, характерные для каждого присутствующего здесь лица вопросы уточнения, которые уже кардинально разнились между собой, хоть и задавались на одной общей основе.
- Вот нисколько не удивлюсь, если это звонит Барбара. - Усмехнулась про себя вице-президентша, кто была в курсе всех информационных поводов, сообщений, разговоров и, конечно, сплетен из заслуживающих доверие источников. И как не ей не знать, что подпитывает изнутри самостоятельность и волю к жизни президента. А именно его супруга Барбара, кто, по её словам, и руководит государством, раз он, президент, вот так (здесь она показывает, как сжимает рукой шею мистера президента, в семейном быту называемый Огурчик, а на официальном уровне, если вы этого ещё не знали, будучи не в курсе того, кто будет стоять у истоков власти в том самом, перед самым началом Армагеддона году, то это Белый царь, как бы это не было колониально противно и не соответствовало повестке дня, чьё имя не так сильно важно и потому оно самое простолюдинское и обычное Навуходоносор Антоний по ветхой транскрипции, а по современному имя писанию, Джозеф) управляем её крепкой рукой.
- Не выдержала неизвестности, а если точней, то известности. Знает, что её Огурчик обязательно чего-нибудь напортачит без её присмотра, а ей потом всё заново переделывай. - Про себя рассудила вице-президентша, не первый раз сталкиваясь с железной волей супруги президента.
А вот у госсекретаря на этот счёт другие предположения, и это даже несмотря на то, что она в курсе домашней ситуации президента. А просто ей хочется создать интригу и невыносимые условия для исполнения своих президентских обязанностей президентом. Для которого она с предельным постоянством ищет поводы для объявления ему импичмента, хотя её всё на своём месте при президенте устраивает. Что поделать, вот такая у неё противоречивая натура.
- Неужто она решилась и ему позвонила по данному мною телефону. - С задержкой дыхания и замиранием сердца в себе так провела некие параллели госсекретарь, также создающая некоторые поводы для дезинформации и введение в заблуждение президента, местами падкого на внимание в свою сторону со стороны женского пола. За что он всю жизнь и страдает, находясь в тисках семейных отношений с Барбарой.
Что же касается мужской части совета, то их мысли и рассуждения насчёт этого звонка были с одной стороны более что ли по делу, а с другой стороны ещё больше далеки от реальности.
- Президента на столь важном совещании могут отвлечь только по самому, критично важному делу. - Вполне резонно рассудил начальник всех штабов, объединённых одной целью - выжить чего бы это не стоило, генерал МакБрут. - Неужели звонит тот, кому не ответить на телефонный звонок себе дороже. Но почему он звонит прямо сейчас? - задаёт обрекающий на уныние и внутренний озноб вопрос МакБрут и находит тут же на него ответ, который вгоняет его в ещё большую обструкцию. - Он определённо знал, когда было запланировано провести заседание нашего совета по безопасности. И он специально выбрал это время, преследуя несколько важных целей. "Я тебе, Джожичь, звонил, как ты и просил, и требовал от меня. Мол, хорош, там из себя строить демократию, и давай уж слушай меня, Влад. Вот я и прислушался к твоим словам и позвонил. А ты, падла такая, не берёшь трубку. Так что сам виноват в том, что я буду продолжать курс на дестабилизацию наших отношений", - вот так будет оформлено достижение первой цели, разрыв отношений.
Вторая цель в себя будет включать внесение беспорядка в ход нашего рассуждения на совете безопасности из-за появления новых обстоятельств, которые внесёт этот беспардонный президент не партнёрской отныне нам никогда страны. - На этом генерал МакБрут не остановился никогда бы, если бы его не перебило трудно скрываемое нетерпение своего соседа по столу, генерала МакТиберия, начавшего недовольно сопеть себе в нос и ёрзать на стуле в сторону такого малодушия президента. Чего-то тянущего время и не берущего трубку телефона. И мысль о том, что мистер президент подспудно чего-то опасается от этого звонка (а что это тогда может быть? Вот только не то, о чём все тут подумали - власть в стране, наконец-то, взяли демократы по весьма успешной по своему продвижению в массы причине: говорят, что мистер президент демократ не настоящий), совсем не утешала и не подавала надежд.
А эта мысль, так и отражающаяся во взгляде на президента генерала МакТиберия, стала предпосылкой для возникновения ещё одной, страшно испугавшей МакБрута мысли. - У нас в аппарате завёлся крот. И по-другому и не объяснишь такое совпадение. Когда в тоже самое занятое на это совещание время звонит президент недружественной страны, либо же в стране произошёл переворот во мнении, и непонятно совершенно, кто настоящий демократ, а кто авторитарный лидер.
Впрочем, всё это домысли недалёких по своему географическому нахождению от президента людей, крайне часто не имеющие ничего общего с реальностью. А реальность такова, что её может точно выяснить только один человек. А именно президент. Кто отлично понимает, какой груз ответственности он на себя берёт и оттого он сразу трубку не берёт, а всем кажется, что он чего-то там боится.
Но вот вроде бы всё, и мистер президент всё же берёт трубку, подносит её к уху, и замирает в одном внимательном ко всему ему сказанному по телефону положении. И пока он слушает то, что ему в трубку телефона говорят, никто в этом кабинете не смеет каким-нибудь движением души и тела (и даже дышать все перестали), нарушить обрушившуюся на всех сейчас тревожную тишину. И все тут люди, не сводя своего взгляда с физиономии президента, на этот раз прямо какую-то непробиваемую на эмоции, что ещё сильней напрягает всех тут (значит, на президента обрушилась такая новость, что его рефлексы, будучи застаны врасплох, даже не знают, как на всё это реагировать), пребывают в судорожной растерянности и непонимании.
Но вот мистер президент отрывает от своего уха трубку телефона, и ...в какой-то растерянности и слепотой во взгляде начинает искать за столом... (да кого же?!), как вскоре выясняется, то генерала Броуди. Что не только не улучшает обстановку и к людям за столом приходит чёткое понимание того, с чем был связан этот неожиданный и до чего же странный звонок, - раз президент обратился сразу к генералу Броуди, то в мире не всё в порядке и всё стало только ещё хуже и сложней, и слава богу (той его модели, которая ближе всего не доверяющим людям, выгодоприобретателям от такой своей веры не в банковскую систему), что возникла хоть какая-то определённость, с которой сейчас будет разбираться генерал Броуди и его силы специальных операций, - а то, что сейчас вдруг сказал генералу президент, как-то вообще не укладывается в рамки разумного.
- Это вас. - Протягивая трубку в сторону генерала Броуди, с растерянностью в себе и с лицевым недоумением обращается к Броуди мистер президент. На что Броуди никак не реагирует по всё той же причине, что и президент, он в край поражён происходящим и совершенно не понимает, что это такое сейчас происходит. И он сидит на одном месте неподвижно, и как баран на новые ворота смотрит в сторону президента. Кому быть может неприятно такое своё сравнение с такой присказкой и нежеланием Броуди его понимать на ровном месте, вот он и выказывает на своём лице нетерпение, с которым он нетерпеливо уже подгоняет Броуди взять трубку телефона.
И Броуди на этот раз всё-таки сообразил, что от него требуется, и он поднимается со своего места, подходит к президенту, и здесь возникает немая пауза, где он с президентом переглядываются, чтобы обменяться мнением по поводу этого звонка и по возможности обменяться необходимой для разговора по телефону информацией.
- Кто это? - вопрошает Броуди.
- А мне откуда знать, когда звонят тебе и почему-то по моей президентской связи, - недоумевает и даже злится президент, пока что откладывающий на чуть позже вопрос выяснения такой наглости поведения Броуди, кому не лень оставляющего президентский телефон для связи с собой. После чего Броуди, так и не получивший от президента внятного ответа и консультации насчёт того, как ему себя вести с этим звонившим абонентом, что ещё сильней усложняет для него всю эту ситуацию, наконец-то, перехватывает из рук президента трубку телефона, всю такую влажную и скользкую по причине нервного состояния президента, и прикладывает её к уху. Но не плотно, а так, на некотором косвенном расстоянии от уха. Не хочет, гад такой брезгливый, ничего не иметь общего с президентской запотелостью и микробной прилипчивостью. Вот же эстет тут нашёлся. И мистер президент ему за такие паскудные выходки, всё это ещё припомнит. Будет знать, как не принимать близко к себе нужды и физиологические особенности, ни кого бы то ни было с улицы, а самого президента.
Но сейчас разговор не об этом, а сейчас все тут, в ситуационном кабинете, заворожены и поглощены всем тем, что происходит с Броуди, который, что за подлость такая, ведёт себя буквально также, что и мистер президент, и ни единым движением своего лицевого нерва не выдаёт, что там ему говорят и что там в информационном плане происходит. И даже гер Ру...тьфу, кто всё должен знать о коммуникационных технологиях, и тот, судя по всему, не в курсе того, кто там и что говорит по телефону генералу Броуди некто.
И лишь одно спасает всех тут от нервного срыва и какой другой душевной агрессии, так это то, что разговор Броуди с незнакомцем, а может с незнакомкой по телефону, продолжался совсем не долго. И вот Броуди с каким-то прямо дурным на мысленную деятельность лицом отрывает от уха телефонную трубку, и с прямо потерянным лицом начинает смотреть не на одного только президента, показывая тем самым, что он ему не полностью доверяет и что мистеру президенту не по силам одному справиться с той проблемой, которая наметилась после этого телефонного разговора. А Броуди, получается, что так смотря ни на кого из присутствующих людей, не задерживая взгляда на чём-то в отдельности, ищет, даже не отдельную личность, - такой подход к решению вставшей перед всеми проблемы бесполезен, - а он ищет нечто такое обезличенное, что сможет всех через чудо спасти.
А это ещё сильней начинает всех тут тревожить и расстраивать. И больше всего, конечно, президента. Кому несколько обидно видеть, что не в нём ищут спасение. И президент не может сдержаться от того, чтобы сдержаться.
- Что там сказали? - с нотками истерики и нетерпения вопрошает президент.
Броуди, как будто очухивается от своего заворожения от этого разговора по телефону, гипнотически на него подействовавшим, смотрит на президента так, как будто он его только сейчас узнал, и потерянным голосом озвучивает то, что ему поручил тут довести до сведения каждого человека в этом кабинете тот, кто с ним разговаривал по телефону, без всякого представления со своей стороны.
- Сказали, чтобы мы не рыпались. - Сперва Броуди сказал вот такое полоумное, что сразу вызвало обратную реакцию у слушателей. Кого в первую очередь покоробила такая к себе требовательность неизвестного, а может неизвестной, - а определение гендерной идентичности очень важно, ведь узурпаторство власти на право обозначение твоей внутренней сути и самовыражения, может принести психологическую травму шантажисту или шантажистки, кто в первую очередь тоже исключительная личность и имеет право быть судим(а) только за свои поступки, а не за своё право обрести себя какой хочет личностью; и если этому всему не придавать никакого значения, то тогда спрашивается, чего ради всё это революционное переформатирование общества делается, - а затем уже вся используемая этим абонентом лексика. Кто использует в их сторону, что ещё за такие удивительные слова. И если он, она или они хотят знать, то для них совершенно неприемлемо слышать в свой адрес такие словосочетания. И все буквально господа из совета спасения, так будет вернее назвать этот совет безопасности, в ответ собрались было рыпнуться, но Броуди их на этом шаге опередил, озвучив те аргументы, которые привёл его собеседник или собеседница, с помощью которых они все тут будут приведены к дисциплине и будут делать лишь то, что от них потребуют.
- Мы здесь полностью заблокированы и изолированы от внешнего мира на три дня. - А вот эта информация Броуди, доведённая до всех, воспринимается уже не так нейтрально, сдержанно и уравновешенно. А сейчас в головах и во всём организме членов совета спасения буквально всё переворачивается, начинает бурление всякого достоинства разумения, всё больше негативного и агрессивного, и само собой у кого-то не выдерживают нервы, и он взрывается.
- Как на три дня?! - подскочив с места, с недостижим для разумного состояния лицом, чуть ли не захлёбывается от своего перевозбуждения Шарлотта, озвучивая общую мысль о невозможности понять происходящее. Ну а то, что она в своём вопросительном окрике была несколько непоследовательна, - её почему-то взбесил не сам факт их здесь удержания не по собственному желанию, а только срок этого принудительного затворничества, - то тут-то как раз всё логично и последовательно. Всё-таки госсекретарь Шарлотта Монро себя идентифицирует, как женщина. А у женщин на свой счёт есть всегда особые пунктики и причуды. Не могут, видите ли, они, представлять себя на людях в истинном и природном свете. И им нужно перед выходом в свет, как практически вампиры, себя к этому подготовить с помощью средств макияжа и ухода за кожей и волосами.
А если Шарлотта будет обречена здесь, при таком скоплении мужских организмов, остаться на три дня, то наложенная на неё краска обязательно потечёт, укладка не выдержит на себя давления спинки стула, на которой ей придётся спать (а подставлять своей голове мужское плечо, она никому и здешних, малоприятных лиц, не позволит; разве что только президент, ради страны её об этом попросит) и собьётся в бесформенность, а сама она будет до неприличия животной сущностью пахнуть, привлекая в свою сторону природную сущность самцов. Так что для неё такая постановка вопроса неприемлема. Вот она и психует так открыто и экспрессивно.
И её в этом поддерживают все представительницы единой с ней гендерной идентичности, за исключением латентных и скрывающих свою истинную сущность психопаток и шалав, не видящих ничего плохого в том, чтобы находиться наедине в одном закрытом помещении с мужским представительством и его интеллектом. И это при всём том, что все прекрасно знают мотивацию мужского интеллекта, которому нужно только одно - привести женщину к своему падению, и к чему он всё своё существование и стремится - к доминированию над женским интеллектом. С которым ему, видите ли, легче и интересней общаться, и это притом, что мужское сознание ему ближе и оно логичней построено, а женский интеллект они и за интеллект не считают, определяя его, как всего лишь умственный замысел творца на женскую природу. Это когда вместо видеокарты в компьютер ставят графический адаптер.
А вот мужская часть совета спасения, как это было от них ожидаемо увидеть и не услышать слов неприятия всего этого, так сказать, их подстрекательства в сторону очевидных вещей, отнеслась к этому предложению шантажиста или шантажистки более спокойно что ли. А если учитывать и брать в расчёт сложившуюся сейчас здесь ситуацию, то это их спокойствие может быть квалифицированно, как их согласие на этот достаточно любопытный и интересный эксперимент. Дающий им много чего. И в первую очередь отдохнуть от всего того, то им спокойной жизни не даёт за пределами этой комнаты. И это, как может понять человек очень хорошо знакомый с мужской психологией и бытом, не его служебные отношения с жизнью. А то, что так беспокоит и не даёт ни минуты покоя представителю мужского я эгоцентрической исключительности по мнению одной гендерной исключительности под номером два, есть их данные и взятые одновременно на себя обязательства перед одной из представительниц всё той же гендерной исключительности под номером два.
А так как мужской шовинизм не знает для себя пределов наглости и бахвальства, то он заявляет о том, что так как я человек слова, а не как некоторые лица противоположного пола утверждают, трепачи и ни единому слову вашему нельзя верить (ну на то он и противоположный пол, чтобы смотреть на вещи с обратной для нашей истины стороны), то я взятые на себя обязательства выполняю ежедневно и без выходного дня. А тут, как сейчас выясняется, то предоставляется такой шанс один раз на всю жизнь, можно сказать, по весьма уважительной причине можно не только отдохнуть от взятых на себя обязательств, но и продемонстрировать для некоторых лиц свою незаменимость и крайнюю нужность. Так что то, что лица мужской части совета спасения так открыто, не то что бы не приуныли, а они чуть ли не продемонстрировали в себе вдохновение и решительность противостоять всему тому, на что их обрекает шантажистская личность на трое суток, которые в себя включают и три ночи, было отражением их внутренней сути людей обязательных и требовательных к себе в трудовые будни, но не в выходные.
И единственное, что их всех смущает и вносит некоторый дисбаланс в своё отношение к сложившейся ситуации, так это их слишком большая избирательность и наглость в плане их придирчивости в сторону той части их общего и до сего дня казалось, что сплочённого на одной политической платформе коллектива, кто относил себя к противоположному для них полу. И по предвзятому и однозначно паскудному мнению мужской части собравшихся здесь людей, хоть и имеющему для себя природно-временные обоснования, среди находящихся здесь дам, нет такой, на которой мог бы глаз отдохнуть и смирить себя с жестокой действительностью. А собрались здесь всё больше стервы и такие самонадеянные дуры, что будет здоровее и полезней к ним не подходить.
В чём люди, ищущие истину и имеющие в себе разумное начало, находят для себя огромный плюс. Не будет повода для большого скандала и даже возможно в будущем драк, окажись среди женской части коллектива, выдающейся или хотя бы приятной на разговор красотки. С которой ясно дело, все одновременно захотят иметь близкие отношения и дела, отвергая тем самым демонстративно право и другой части женского коллектива на своё пристрастное внимание. В результате чего отвергнутая и обойдённая вниманием часть женского коллектива посчитает себя нагнутой таким дискриминационным образом, - да за кого они на с всех считают кроме полных дур? Как нами понимается, то не заслуживающих даже краем глаза и мимоходом внимания страхолюдин, - и у всех мужчин после выхода отсюда будут большие проблемы. И не только в плане служебного характера, но никто не должен удивляться тому, что в их сторону будут поданы иски со стороны женского части коллектива за принуждение их к неприемлемым для себя действиям в сторону извлечения из себя свойств природного характера и желания домогаться того, что им было до сего дня не свойственно.
- Эти гады, а в частности генерал Маккартур, добились от меня того, что я возжелала жить естественной для моего женского начала жизнью и принялась домогаться его внимания самым прискорбным для моей самодостаточности и индивидуальности способом. Я принялась открыто уважать мнение мужского я и чуть ли не пресмыкалась перед подлым и таким неуёмным на животную сущность характером генерала Маккартура. - Вот такое обвинение выдвинет госпожа госсекретарь против отличного семьянина и незамеченного до сего момента, попадания в такую тупиковую ситуацию, в своих авторитарных пристрастиях генерала Маккартура. Что в один момент обрушит его карьеру и репутацию благовоспитанного и благородного члена общества. И его немедля бросит сорок лет ада вместе супруга, посчитавшая, что и ей хватит молчать, и она всё как есть выскажет против этого тирана и подавителя её интеллектуального развития. - Не дала, эта сволочь, стать мне актрисой.
Но, тем не менее, и что всё-таки за странность присутствует в человеческой голове, все эти сложности и проблемы в будущем нисколько не пугают и не отталкивают мужской интеллект от того, чтобы вот так испытать свою судьбу, оказавшись запертыми на эти трое суток с теми представительницами женского я, с кем они ещё не имели таким образом близкое дело.
Ну а то, что среди женской части коллектива нет особых красавиц, то тут всё зависит от того, как на всё это дело и под каким углом посмотреть. И при свете ночника, когда от кондиционера веет сильной прохладой и всем становится так тяжко, зябко и грустно от бесконечного одиночества, и хочется в ближнем своём обрести источник тепла, всё вокруг видится в совершенно другом свете, и твои руки самопроизвольно тянутся туда, где их примут и согреют в своих объятиях одиночества. И кто в таком случае будет смотреть на то, кому принадлежит это тепло одинокого, как и у тебя сердца. И та же грымза Шарлотта уже не видится такой. А она для тебя становится самым привлекательным и душевным человеком.
Впрочем, были и среди этой части представительства на земле свои отщепенцы, смотрящие на происходящее только со своей индивидуалистической позиции. И этим отщепенцем в мужском коллективе был, как это и ожидалось, советник президента по контролю за временем С. С. Аллегорий. И ладно бы, если Аллегорий так переживал на нечто такое вечное, но нет, его волнуют совершенно приземлённые вещи. У него, видите ли, дома молодая жена, и её оставлять наедине со своими мыслями, даже на несколько часов, никак нельзя. Возьмёт дура и надумает себе чёрт те что, какую-нибудь самостоятельность и начнёт придумывать, как реализовать эту свою дурость. А учитывая то, что в деле реализации своей самостоятельности молодые девушки смотрят только в одну сторону, то...её ни в каком случае нельзя оставлять наедине с самой собой. В общем, даже на фоне людей самого безнравственного и циничного толка, коим только и доверяются инструменты власти, и из которых и состоял совет спасения, господин Аллегорий в край выделялся своим сверх эгоцентризмом, собственничеством и прижимитостью.
А между тем Броуди всё не унимается и продолжает озвучивать то, что ему сообщили по телефону. - И если мы будем паиньками, - говорит Броуди вот такую жуть, - то нас выпустят отсюда. А мир не будет прежним и без нашего содействия. - А вот что всё это значило: "Мир типа не будет прежним без нас", что-то никто тут совершенно не понял, а если и частично и понял, то категорически не согласился с такой постановкой вопроса. Это что там такое предполагают и им предлагают. Это мы-то все ничего для мира не значим, а мы просто какая-то шелуха, нагрузка для организма. И если нас отрезать, как аппендицит от организма, то он даже этого не заметит. А вот оставь воспалённый аппендицит в организме, то тогда ему это будет грозить самыми печальными последствиями.
И, естественно, никто здесь не собирался идти навстречу этим немыслимым требованиям, быть какими-то там паиньками. А как раз наоборот, каждый из присутствующих здесь людей, собрался в себе продемонстрировать антисоглашательскую позицию. С чем и в готовности в своих, ставшими грубее и отталкивающе некрасивее лицами, члены совета спасения собрались все вместе навалиться с претензиями и угрозами дисциплинарного характера на Броуди, кто являлся проводником мыслей неизвестных шантажистов, да вот только они не успели всё это сделать, так как Броуди, явно действуя не на той стороне истории и имея не только одну проводную связь со злоумышленниками из телефона, а он всей душей и сердцем с ними, купирует всё это возмущение членов совета типа сказанным ему заявлением всё тех же телефонных злоумышленников.
- В противном случае, - говорит Броуди, до чего же противно это выговаривая, и при этом даже не намекая, а на прямую своим носом указывая в чью противную сторону эти слова относятся, - они, - Броули кивает на телефонный аппарат, куда он уже положил трубку, - дадут ход введённым кодам запуска оружия Армагеддона, чьи сигналы ими пока что блокируются. Вы всё верно поняли? - а это уже совершенно непонятно, от чьего лица было обращено и кому это было сейчас сказано Броуди. Но это было не так уж сейчас важно, когда всех обуял страх и странное наваждение от ощущения своего нахождения у той самой жизненной черты, к которой они с таким упорством подводили мир так играючи, а сейчас вдруг так оказалось, что их самих к ней подвели, и никто не знал совершенно, что дальше делать и на какие компромиссы с самими собой идти, чтобы не переступить эту черту отделяющую мир событий от мира без событий.
Так что то, что все люди в этом кабинете замерли в одном невменяемом положении, с неспособностью физически и морально пошевелиться, что компенсировалось их внутренним бурлением и хаосом мыслей, было логично. Но при этом все тут всё-таки соображают с чьей стороны им всем искать помощи - президента, и всё, не смотря на то, какая всех тут людей охватила паника безнадёги, и готовность потерять своё лицо под воздействием малодушия, способного в самые критические минуты жизни и не на такие пакостные и безнравственные проступки по отношению к ближнему своему.
А ближний твой тот, кто ближе сейчас находится и это почему-то всегда представительница женского пола, который ещё не утратил в себе способность воссоздавать мир в душе и теле. И он (а так-то она) начинает в себе чувствовать тревогу и страх от желания поддаться на бескомпромиссные уговоры того же генерала Маккартура, принявшегося предлагать несусветные вещи, типа что нам теперь терять в последние пять минут жизни, и уж давайте избавимся от своих комплексов и предадимся своей естественной природе. Но пока до этих пикантных предложений не дошло, все смотрят пока что в сторону мистера президента, а не в сторону генерала Маккартура, от которого ничего благородного ждать не стоит, а пасть низко, низко всегда успеется.
Ну и мистер президент, подспудно ожидая от этого жалкого люда вот такого его подлого поведения, - как что, то эта публика тычет в мою сторону пальцем, мол, ты президент, то с тебя и первый спрос, падлы, - демонстрирует, что и он не лыком шит.
- Что всё это значит? - с крепким возмущением и таким же негодованием вопрошает мистер президент в сторону гера Румпельш...да какая разница, когда нам всем осталось жить буквально чуть-чуть.
А гер Румпельш...да хрен с вами, и сам догадывался, из кого тут начнут в первую очередь делать козла отпущения, и он уже придумал универсальный ответ на все времена. - Возможно это хакеры.
И вот что поделать с этим гером Румпель...сволочью, поднаторевшей в своей изворотливости. И попробуй тут его опровергни, когда озвученная им причина всех бед современности, хакеры, так и не уместившееся в голове высших чиновников понятие. Что это за такая чудо-юда? Природного ли она происхождения, как химера, или же это некий оцифрованный киборг, вот ума никто здесь в эту сторону не приложит. Так что гер Румпель... мудила, может быть спокоен, никто его опровергать здесь не будет. Кроме только самого президента, никогда неподдающегося шантажу цифровых технологий, до которых ему до одного места, и они ему таким же образом отвечают.
- Разве такое возможно? - вопрошает несколько неуверенно мистер президент, при этом косясь в сторону генерала Лабуса, отвечающего за безопасность и противодействие всем вражеским разведкам. А генерал Лабус в данный момент совершенно не понимает, с какой это стати мистер президент и его решил сделать крайним, когда за технологическую связь с внешним миром отвечает этот гад Румпель... А в его задачи входит лишь контроль проходящего по этой связи трафика. И то только не по президентской связи, на чём, как отлично помнит генерал Лабус, настаивал сам мистер президент, упиравший на то, что раз ему избиратель доверяет, то тогда ты, Лабус, кто такой, чтобы не доверять своему президенту. Так что давай поживей отсоединяй все свои прослушивающие устройства, а иначе тебе с завтрашнего дня ничего другого не останется, как подслушивать, что делается в соседней камере. И вот только под угрозой для своей профессиональной деятельности и настоянию президента его президентская связь была освобождена от всякого прослушивающего контроля со стороны разведки службы безопасности (если мне не доверяют и меня подслушивают, то тот, кто меня будет слушать, получается сам господь бог, раз ему доверяют слушать такого рода сведения, - а это ещё один веский аргумент со стороны президента), как вот оно и случилось то, что ожидаемо должно быть случится. Президентскую связь, брошенную на произвол своей судьбы, взяли в свои руки шантажисты, и давай теперь их всех кошмарить.
Но не это самое сложное и неприятное в сторону президента про себя решил подумать Лабус, а этот Лабус из уже из непонятно каких причин и побуждений, решил зайти так далеко, что уж куда некуда заходить. Он увидел во всём этом злой умысел самого президента. - А чё, всё сходится. Президент настаивает на том, чтобы его связь была отключена от систем контроля, и буквально на следующий день эта связь перехватывается и берётся под контроль вражескими разведками. Простая дедукция и логика. - Ещё бл*ь и обосновывает Лабус свои кощунственные подозрения в сторону предательства национальных интересов президента. Когда мистер президент есть само лицо национальных интересов страны, и он вне подозрений и неприкосновенен. И генерала Лабуса стоит отправить на костёр инквизиции, как еретика, подвергнувшего сомнению чистоту помыслов президента, самого безгрешного и сознательного представителя человечества.
- Вполне. - Отвечает гер Румпель...Хотя Лабус хотел ответить также.
Мистер президент смотрит с сомнением в сторону всех этих лиц, отвечающих за информационную политику его аппарата и связь, затем переводит взгляд на телефонный аппарат, и хорош уже бездействовать, берёт трубку и прикладывает её к уху. И только на одно мгновение. За которое его лицо искажает гримаса неприятия сейчас происходящего до такой степени, что президент, не выбирая слова, нервно не сдерживается. - Охренеть, нас на хер отключили! - вот такое прорывается в президенте и это только мягко здесь озвучено, тогда как мистер президент был кратно матершинней и жёстче. После чего он с невыносимым для местного бытия взглядом предубеждения в сторону заговора против себя со стороны всех этих заговорщиков начинает стрелять вокруг себя, а всем вокруг приходиться в себе еле сдерживаться и крепиться от такого обливания себя помоями подозрений в своей неверности и чуть ли не предательстве национальных интересов хотя бы президента (а попробуй поворотить свою рожу, то в миг будешь раскрыт, как предатель).
Но президенту не удалось на свой понт сразу выявить крота в своей президентской администрации, и ему приходится по-новому вопрошать. - Объясните мне, что тут такое происходит?
И к общему удивлению, ответ на этот вопрос президента имеется и его знает вице-президентша Алисия Тома. - Я знаю, что происходит. - Поднявшись со своего сидячего места, говорит Алисия и почему-то смотрит в сторону генерала Броуди. Кому что-то сразу стало нехорошо и за себя тревожно под этим злющим взглядом на себя Алисии. Которая, как чувствовал про себя Броуди, итак не была к нему нейтральной, то есть пристрастной в плане некоторого недовольства его вообще появлением здесь, а сейчас это всё в ней помножилось кратно, и как он потерявшими свою устойчивость пятками ног понимает, то ему бы сейчас бежать отсюда, да вот только они все здесь заперты на три дня для кого-то, а для кого-то и навечно.
Но как это всегда бывает, то реальность затмила собой все самые невероятные от неё ожидания.
- Генерал, вы партийный? - задаётся таким, до чего невероятным для логической цепочки происходящего сейчас в этом кабинете вопросом Алисия. И тут не один генерал Броуди в ауте от такого вопроса, а он для всех в кабинете людей не имеет разумного объяснения для своего появления. И ответ Броуди на него логичен.
- Я не понимаю, как это всё относится к происходящему. - Вопросом на вопрос отвечает Броуди. На что Алисия даже не усмехается, таким образом указывая на слабовольную и уклончивую позицию Броуди, а она, как бульдозер прёт на Броуди, требуя от него прямого ответа. - Отвечайте, да или нет! - на повышенных тонах заявляет Алисия так, что Броуди чуть ли не загнан в угол своего непонимания того, что с ним сейчас происходит и он даже не думает всё это опротестовать заявлением: Как вы смеете так со мной разговаривать?!
- Да. - Отвечает Броуди.
- К какой партии вы принадлежите? - следует новый вопрос от Алисии. И если Броуди думал, что на этом всё закончится, то он не соответствует занимаемой собой должности, или совершенно не знает Алисию Тома, кто если возьмётся за тебя, то ты не будешь отпущен, пока она из тебя не выжмет все соки. И это относится не только к его личным отношениям и взглядам в сторону мужланов.
- Вы знаете. - А вот так отвечать Алисии было очень зря и глупо.
- Я хочу, чтобы вы сами в этом признались. - А вот зачем было так сказано Алисией, то в этом никто разбираться не собирается.
- Оптиматов, традиционалистов. - Только с речевым трудом, а так-то чувствуется, что без душевного труда озвучивает Броуди эту свою партийную принадлежность, или свои политические взгляды на государственное мироустройство, которые идут в противоречие сегодняшней повестке дня и реформаторской политике президентского аппарата, смотрящего на построение мира в душе человека с кардинально других позиций. А именно с позиции обновления всего прежне действующего как цельный организм, но в последнее время не дающего ожидаемых результатов. Что и потребовало для всех этих инструментов систематизации жизни своего апгрейда. Который и осуществляется аппаратом президента с помощью другого инструмента выверки системообразующих факторов - повестки дня.
А вот генерал Броуди, и все те люди, кто придерживается его взглядов и за ним стоят, выбрали для себя не путь прогресса, а они ничего не хотят менять и как это говорится, желают почивать на лаврах. Что недопустимо и ведёт к одной только деградации самосознания. И Алисия Тома сразу из всего этого сделала логические и в чём-то дедуктивные выводы.
- А теперь всё становится на свои места. - Выйдя со своего места и принявшись двигаться в сторону Броуди, начала делать крайне тревожные для Броуди выводы Алисия. - Предвыборная гонка, когда у нас начинается? - задаётся вопросом ко всем Алисия.
- Через месяц. - Не громко, хоть и несколькими голосами ей отвечают. И такой ответ только одному человеку здесь не нравится. И кто этот человек, совсем не трудно догадаться. И Броуди, кто и есть этот человек, всем своим видом показывает, что он не видит тут никакой связи. А вот Алисия, в отличие от него ничего не скрывает, и она эту связь откровенно видит.
- А чем это не дискредитация действующей власти. - Говорит Алисия. - О чьей незаменимости столько сама власть и талдычила из каждого утюга. А как только дошло до дела, то её отсутствие на те же трое суток, никто и не заметил. Народ, как жил, так и продолжил жить. Службы обеспечения жизнедеятельности, как работали, так и продолжили работать. И тогда на хрена вся эта власть нужна?! Таким вопросом озадачат народонаселение и электорат наши политические противники, чьи взгляды на систему власти поддерживаете вы, генерал Броуди. - А вот это обвинение Алисии Броуди в государственной измене создало нервные предпосылки к панике у Броуди, застанного врасплох такими далеко ведущими выводами Алисии.
Но как оказывается, то это не всё и только малая толика всей той бездны падения Броуди, на которую он себя обрёк своей недалёкостью умственного мышления.
- Вот только вы, Броуди, и те, кто вас, до этого момента истинного патриота своей страны, надоумил на эту глупость, не предусмотрели того, что если саму идею власти дискредитировать этими вашими анархическими мыслями, то и вашу властную позицию никто не будет поддерживать (вы ничем не лучше). И в мире наступит хаос анархического безвластия. - Вот к чему оказывается всё это ведёт Алисия, так уверенно защищая администрацию президента.
А генерал Броуди, оказавшийся загнанный чуть ли не в угол, и ему деваться опять же чуть ли некуда, находит слова для своей защиты. - Это только ваши домыслы. И у вас нет для этого никаких доказательств. - С до чего же наглой рожей всё это заявляет Броуди, чья близость с президентом ещё недавно была неоспоримой. А то, что они на некоторые вещи имеют разные взгляды (ему нравятся блондинки, а президенту брюнетки, и это несмотря на то, что супруга президента крашеная блондинка; Барбара всегда имела свою точку зрения на взгляды президента, кои должны соответствовать её взглядам на себя и никак не наоборот) и они крепко друг с другом спорят, как совсем недавно (а этого времени для Броуди хватило бы, чтобы дать согласие на своё предательство президента тем своим соратникам, кто радикально был настроен против президента: или сейчас мы этого гада прищучим, или никогда), то это ещё ничего не значит.
- Вот как. - С такой, лезущей прямо под кожу ехидной ухмылкой говорит это Алисия, что Броуди становится не по себе и откровенно страшно за самого себя. Он не со слов людей бывалых, а из личного опыта знает, что под собой вот такая ухмылка скрывает. И он не ошибся нисколько. И Алисия, прежде чем продолжить свои открытия в сторону Броуди, окидывает своим взглядом находящихся в кабинете людей, и как только она добивается кульминации внимания к тому, что от неё все ожидают, - однозначно триллера и трэша зрительского сознания, - наконец-то, озвучивает то, что от неё все ожидали.
- А вот теперь давайте все, как следует, подумаем насчёт озвученного нам Броуди ультиматума злоумышленников из телефонной трубки и его роли во всём этом. О которой нам неизвестно ничего, кроме одной, только с поверхностного взгляда несущественной детали. А именно того, что об выдвинутом нам ультиматуме нам известно только со слов Броуди. А что там ему на самом деле было сказано в трубку, только ему известно. И вот тут-то возникают различные варианты объяснения происходящего. И один из самых возможных. А был ли мальчик или девочка? А не всё ли то, что нами было поставлено как факт, не есть плод сознания Броуди взять ситуацию в свои режиссёрские руки. - А вот эти, охренеть что за выводы Алисии, внесли полнейшее смятение и хаос мысли в головы практически всех присутствующих здесь людей, даже сперва не поверивших в такое изобретательное коварство Броуди, кого все считали деревенщиной и солдафоном, без эксклюзивного понятия о себе и о своём умственном замысле, а тут такое о нём сверхъестественное выясняется, что всё это сразу в голове не умещается. И все до чего же про себя и на себя злятся за то, что они такие умные и меня хрен обведёшь вокруг пальца и обманешь, оказались так легко обмануты и за дураков приняты.
- Ну так что, генерал, и нашей ли ещё государственности патриот, Броуди, скажите в своё оправдание? - вопрошает Броуди Алисия. По следам чего почему-то всем людям вокруг не нравится смотреть на Алисию, о ком возникли не самые для неё приятные мысли. Особенно у мужской части коллектива, вечно предвзятого к женскому полу. Но сейчас такое их отношение хоть имело под собой некоторые основания. - Ну, до чего же бабы умеют быть противными и злющими, когда им кто-нибудь не нравится, и они начинают язвить, и из себя разыгрывать и не пойми кого. - С вот таким предубеждением посмотрели на Алисию представители мужской части коллектива. Впрочем, не только.
Ну а генерал Броуди, кто находился на переднем крае этой противности поведения в свою сторону Алисии, само собой сильней всех испытал на себе весь этот негатив, который в себе демонстрировала Алисия. О чём он, впрочем, знал, не раз бывавший на дипломатических встречах, когда с партнёрами, а когда с вассалами своей политической модели мироустройства. И каждый раз, не считаясь с дипломатическим регламентом, вице-премьерша Алисия Тома, нагибала всю эту шулупень с её слов, как она того хотела.
А вот сейчас она и до него добралась, явно рассчитывая на лёгкую прогулку. Но она ещё не знает, с кем имеет дело, и генерал Броуди крепкий орешек для её зубов, хотя бы потому, что он этот боевитый фильм заездил своим просмотром.
- Оправдываются и платят по своим долгам лишь слабаки. - Вот такое смеет заявлять генерал Броуди, прикрывая себя и своё предательство одним из постулатов внешней политики госдепартамента. И вот как с такими циничными людьми быть и работать?
- Значит, идёте в отказ. - Делает предположение Алисия Тома.
- Можете мой поступок, как хотите и как вам доступно по уму интерпретировать. Но моя позиция не нуждается в оправданиях. Я следовал тому, что мне поручили, честно и без выдумок со своей стороны. - Говорит Броуди уж больно многозначительно. И пойди разберись, что может, а что не может включать в себя это его объяснение.
А Алисия пойдёт и разберётся, что под всем этим скрывает Броуди, который видимо совсем забыл, какими нарративами и инструментами подпитывается информационная политика государства и формируется сознание обывателя. А всё это штампуется на так называемой фабрике грёз, где можно с моделировать любую ситуацию, затем её протестировать и как итог внедрить в умы обывателя. И та неправомерная и кажется, что не имеющая для себя никаких объяснений, кроме самых логических ситуация, которая сейчас здесь сложилась, уже не раз была обыграна в голливудских фильмах. А так как генерал Броуди, а также его сообщники, как уверенно кажется Алисии Тома, плоть от плоти продукт голливудских фильмов, то на этом она их и возьмёт.
И как вдруг уверенно и с новой тяжестью в душе осознала Алисия, вспомнив, какой сегодня день - канун нового года, то их безвыходное положение ещё хуже, чем им с первого, нервного взгляда увиделось. - Ведь кто из официальных лиц и лиц, отвечающих за безопасность, будет искать их в праздники, - а что с них взять, они тоже небось люди, со своими бзиками, и ничто им человеческое не чуждо, вот и заперлись в этом кабинете, чтобы оторваться во всю, - и тогда получается, нам не стоит рассчитывать на то, что кто-то подымет тревогу из-за того, что мы здесь так задержались. Как минимум, на те же трое суток, о нас никто и не вспомнит, а злоумышленники здесь нас запершие, могут спокойно делать то, что задумали. - У Алисии от всех этих мыслей прямо всё внутри похолодело и упало вниз, принявшись и её тянуть вниз за собой. Но Алисия хоть и с трудом, но пока что держится, как на ногах, так и в неприступном на эмоции лице, и пытается выловить из всех этих навалившихся на них обстоятельств, хоть какую-то зацепку для своего спасения.
Но чем сильнее она углубляется в разматывание всей этой ситуации, тем всё сильней для неё и для всех них ухудшается. И Алисия уже на истеричных нотах утыкается в неприступную стену, видя только один выход из создавшейся для них ситуации, и за этим выходом будут стоять те, кто их здесь закрыл. - И что нам теперь делать?! - психически неустойчиво задалась этим вопросом Алисия и бл*ь, только один ответ идёт ей в голову. - Нам что, Санту ждать, или как там его...Дела Мороза?! - И как панически понимает Алисия, то второй вариант более вероятней, и к нему надо быть в любую минуту быть готовым. Злоумышленники определённо попытаются организовать им какой-нибудь сюрприз с этим мифическим персонажем.
- Мол, если поверите в Деда Мороза, а не поверить в него у вас не будет шанса, и таким образом признаете и наше право на то, чтобы смотреть на новый год своими глазами, а не только в фокусе капиталистического мировоззрения, который собой олицетворяет этот ваш Санта, кого и без бутылки в руках не представишь, то тогда так и быть, мы вас всех отпустим. - Уже Алисией слышится выдвигаемый им всем ультиматум этими последователями Деда Мороза.
И Алисии не хватало сделать один шаг до своего помешательства на Деде Морозе. Но она сумела от него удержаться. И помогло ей в этом её умение переключаться и прыгать с одной мысли на другую. И она отбросила в сторону этот, один из многих голливудских сценариев про красную угрозу и вернулась к Броуди, кто был всё-таки ближе к её мстительным планам.
Хм, интересно, кто кого тут прототип? Генерал Броуди и его сообщники прототип всего того, что потом снимают и показывают на суд зрителя, или же всё гораздо запущенней в процесс принятия решений, генерал Бройди и иже с ним, действуют по лекалам сценариев голливудских фильмов. Впрочем, какая разница, когда итоговый результат всё тот же. Красная угроза купирована и всех ждут государственные награды за очередное спасение мира от потери своей государственности и основополагающей идеи, на которой строятся все институты определения и разграничения мира.
И Алисия вновь зловеще так для Броуди ему улыбается, от чего он покрывается мурашками и его пробивает озноб, после чего она выходит за Броуди и за президента в центр кабинета, и отсюда начинает озвучивать убийственную правду для подонка Броуди.
- Все мы знаем алгоритм действия злодеев при создании ими вот такой ситуации с запертыми в одной комнате людьми, которые, если они хотят выйти из комнаты, должны разгадать множество ребусов и загадок, которые им время от времени будут подкидывать закрывшие их в этой комнате злодеи. - И скажи такое Алисия Тома ещё вчера, в кулуарах здания парламента, всем этим людям даже по отдельности, то её не просто на смех бы подняли (хотя не решились бы, сумасшедшие и сбрендившие люди очень опасны и сильны притом), а ей бы через час все пропуски аннулировали, отправив в клинику на принудительное лечение от киномании. А вот сейчас, при другой обстановке и в самом деле похожей на ту, которую разыгрывают в фильмах головоломках, да ещё когда все находятся на нервах, все восприняли эти слова Алисии Тома, как, пожалуй, имеющие своё право на осуществление. И как результат, все затаив дыхание, её слушают, а сами в это время стреляя взглядами по сторонам, пытаются там заметить то, что ими ранее не было подмечено.
- Ну а какая отличительная особенность такой игры-ловушки? - Алисия задаётся, все надеются и верят в это, что риторическим вопросом. И всё так, она даёт ответ на этот свой вопрос.
- Чтобы игра следовала по задуманному сценарию, среди невольных, но всегда неслучайных участников этой смертельной, как правило игры, среди подопытных людей, заключённых в комнате, присутствует сообщник, а иногда и два. В задачи которых входит подкидывать для игроков зацепки для раскрытия возникших загадок и двигать их и саму ситуацию в нужное направление. - А вот это уже что-то и детализирует происходящее.
На что уже не может смолчать Броуди, отлично понимающий, к чему это всё ведёт Алисия, а также, как не ему знать, кто он на самом деле и какую роль он играет во всём том, что сейчас здесь происходит и как всё это интерпретируют. И Броуди, видимо из последних сил в себе демонстрирует хладнокровие, с которым он и обращается к этой гадине Алисие.
- И что же я подбросил такого, что могло стать, так сказать, пробным шаром и поводом для размышления? - задаётся, явно не до конца обдуманным вопросом Броуди. На чём, собственно и ловится Алисией.
- Как это что стало? - Усмехается Алисия. - Ты ведь задал вектор направления нашего заседания, озвучив сообщение по телефону так, как тобой было задумано в партнёрстве со злоумышленниками.
- Вы заставляете меня повторяться. - Говорит Броуди, собравшись дальше и в самом деле повторить ранее собой сказанное. Но он был на этом месте перебит громким и агрессивным возгласом Алисии. - Всё, хватит! Мы достаточно уже услышали от вас лжи и всех этих пререканий. А теперь нам нужна правда и только правда. Генералы Маккартур и МакБрут, арестуйте изменника, генерала Броуди!
А вот это было до ошеломления и до щекотки в паху неожиданно и даже как-то фантастично и невероятно по киношному. И сперва никто и не понял, что сейчас такое озвучила Алисия Тома, с такой жуткой яростью сейчас пронзающая пространство перед собой этим своим убийственным взглядом. И озвученные ею по именам генералы просто застыли в своём потрясении и заворожении от всего того, что им может быть только послышалось. Но нет, Алисия прямо готова их загрызть от своей нерасторопности и не дай бог их желания воспротивиться её приказанию. А это желание в них появляется по мере их осознания того, что от них требует вице-президентша. Кто она есть такая, чтобы отдавать им приказы?! И если на то пошло, то не она тут главнокомандующий, а мистер президент. На кого и бросили свои умоляющие и такие испуганные взгляды генералы Маккартур и МакБрут.
Но куда там, и здесь они не находят для себя поддержки, видя малодушие и признаки подкаблучного сознания в президенте. Кто под воздействием рефлексов в себе весь потерялся, и получается, что им самим решать, как реагировать на эти команды вице-президентши. Кто, если они не забыли, берёт на себя все функции президента при его самоустранении. И тогда получается, что вице-президентша Алисия Тома в праве отдавать им вот такие и какие-другие приказы и приказания. Которые, как подспудно этими генералами понимается и поджилками ощущается, не будут ничего иметь общего с приказами президента, которые им покажутся детской игрой по сравнению с тем, что от них потребует Алисия Тома. Дама очень требовательного и сурового характера, который она пестует, сидя на различных диетах, и что главное, на диете своего воздержания от мужского к себе внимания и другого рода поползновений с его стороны.
А это, как догадываются не только эти генералы, ведёт к особого рода взглядам вот такой воздержанной через своё ограничение природного характера дамы. Они, все эти самодостаточные дамы, становятся прямо-таки помешанными на одной, сами себе внушённой идеи о том, что они преследуемы мужской частью населения не за их ум, а по другому, биологическому принципу, и такая в их адрес предпочтительность прямо сводит их с ума, не давая им на одном чём-то сосредоточиться.
А как можно сосредоточиться на делах, раз эта её помешанность на вот такого рода мужских взглядах на себя, оправляет любое её внимание к себе в спальню. Куда, не имея в себе возможности удержаться и нет просто сил, сейчас заглянули и эти генералы. И что поделать, они были крайне в себе подавлены и растеряны от того, что там увидели, и представили в будущем для себя там то, что к чему в итоге приведут все эти приказания Алисии Тома, чья ярость так и брызжет из неё, и лучше ей не перечить.
И только генералы Маккартур и МакБрут собрались было друг на друга сослаться, мол, у нас тут имеет место субординация, как Алисия их в этом месте опережает, обращаясь почему-то к генералу Маккартуру, кто на этот раз мог легко бы простить Алисии такую свою забывчивость.
- Что стоите, генерал Маккартур? - вопрошает Алисия, как-то уж чрезмерно усмехаясь своим до осточерчения крашенным и пугающим ртом. При виде которого у генерала Маккартура, да и у всех, кто видел это порождение центрической энергии и хаоса сознания, возникало чувство, что тебя сейчас прямо в него заглотнут. А проглоченным никому быть неохота, вот все и отстраняются от этого оскала самого дьявола.
А Алисия Тома тем временем скалит свои зубы всё ближе и напористей, требовательно так разглядывая Маккартура, и приводя такие убедительные для него аргументы, что у него остаётся только один выход - идти на поводу требований к нему Алисии. Пусть уж генерал Броуди за всех отдувается.
- Что вам препятствует исполнить свой долг. Мужская солидарность? Воинское братство? Или же партийная принадлежность? Что мне выбрать, генерал Маккартур, дайте подумать. - Наигранно так сказала Алисия, как будто ей кто-то поверит в том, что она собралась сейчас обо всём этом думать, а решение к ней ещё не пришло. Да давно уже пришло, и разве она зря так акцентирует внимание Маккартура на последнем варианте его разоблачения. И выход из этой ситуации для Маккартура предопределён. Он должен немедленно проявить рвение в плане задержания Броуди, а иначе он будет записан в его сообщники.
И Маккартур сделал верный выбор, повернувшись в сторону Броуди и, потребовав от него сдать пистолет. Услышав о чём, о наличии у Броуди оружия, и не пойми, как сюда пронесённого, буквально всех содрогнуло от ужаса и охватила паника, включая мистера президента и Алисию Тома, и не ожидавшую такого поворота событий, где её за раз могли пристрелить без сожаления, как бешеную собаку.
- Пистолет? Какой пистолет?! - потерявшись в устойчивости лицо, вопросил небеса президент, окончательно потерявший веру в человечество, готовое на всё, в том числе и пронести сюда пистолет, чтобы, нет, его не убить, а оказывать на всех доминирующее внутреннее давление. Ведь когда про себя чувствуешь бескомпромиссную уверенность и что тебя никто в итоге не переспорит, - у тебя при себе есть последний аргумент в споре, - то, кто тебя сможет оспорить, переспорить и переубедить. Да никто. И особенно будет интересен тот момент, когда генерал Броуди будет поставлен в тупик аргументами в виде угроз со стороны вице-президентши Алисии Тома: "Какие ваши доказательства, что вы человек слова?", и от него будет требоваться резюмированный ответ насчёт всей своей деятельности на посту начальника всех штабов.
На что генерал Броуди с загадочной улыбкой так посмотрит исподлобья на Алисию Тома, а также на всех тех подлецов и лизоблюдов, кто стоит за Алисией и хочет его сместить с должности не как-нибудь честно, используя технические и служебные моменты, а эти сволочи решили нанести ему репутационный урон и через вот такое информационное давление захотели добиться от него отставки (ничего у них не получится из этого), и повторив часть заданного ему вопроса Алисией с ехидством: "Значит, хотите услышать, какие у меня есть доказательства?", не дав Алисии подтвердить или опровергнуть ранее собой сказанное, к инсульту мысли Алисии и кто ещё там за её спиной стоит, достаёт из широких генеральских штанин (благодаря этому в них легко было пронести пистолет системы браунинг) пистолет и с лёгкостью так направляет его прямо в лоб Алисии Тома.
Ну а Алисия Тома на такой смертельный аргумент Броуди и не знает, что ответить и противопоставить ему, а уж что говорить о всех тех пресмыкающихся ей людях, кои в момент посчитали позицию Алисии Тома не столь крепкой, а вот позиция Броуди куда как основательней, и они в миг переметнулись в его сторону, готовые теперь во всём его поддержать.
Что же касается Броуди, то он слов на ветер не бросает, а каждое его слово имеет важное, особенно сейчас и для Алисии значение. - У вас чулки сползли или слезли. - Вот такое заявляет Броуди, демонстрируя в себе на удивление хорошую приметливость за своими визави. И Алисия ничего негативного и критического в его сторону на этот раз не сказала, как бы она это сделала в прежнее время. Она отлично понимает, что все козыри в руках Броуди, и захоти он ещё что-нибудь заметить, или же предложить ей услугу по налаживанию отношений со своими спадающими от волнения вещами, то будет грех ему отказывать в этом. Он ведь хочет сделать доброе дело, а не прощупать Алисию на предмет взаимной совместимости своих организмов.
- Так вот почему Броуди перед заседанием совета спасения так вёл себя вызывающе и строптиво. Он знал, что всё равно будет по его-ному. Сволочь одно слово. - Догадался о подоплёке несговорчивого на компромиссы поведения Броуди президент, теперь только понявший, в какой он всё это время находился опасности. Ведь Броуди в любой момент мог вскипеть, будучи несогласным с тем, что он предлагает, например, отправить Броуди не как он просился на Гавайи, а в какой-нибудь Бангладеш, где не так душевно работается, и аргументировать свою несогласную позицию направленным на него пистолетом.
- А вот теперь я создам для вас ситуацию, когда вы, наконец-то, сможете подумать, как следует над тем, что вы другим предлагаете. Ваше последнее желание, господин президент? - задастся вопросом Броуди, а президент значит, думай, что ему загадать напоследок, когда у него ещё столько не сделанного. И само собой президент загадал какую-то прямо глупость. - Хочу, говорит, напоследок покурить гаванскую сигару.
- Гаванскую не обещаю, - отвечает Броуди, забираясь свободной рукой в карман и вынимая оттуда пачку папирос из красной угрозы, - а Беломорканал не хуже курится, когда ты находишься перед знаковой чертой. На, кури, - протягивает папиросину президенту Броуди. И президенту не надо больше догадываться и ломать голову, на чьей стороне истории Броуди. Ясен пень, на красной.
Но жизнь в этом помещении преподнесла куда как более большой сюрприз, нежели себе могли все тут представить. И у Броуди был обнаружен не пистолет, а его невероятное стремление везти себя не дисциплинировано, и чуть ли не категорически неприемлемо для высших должностных лиц. Он вдруг себе надумал оказать сопротивление всему тому, что ему предлагалось сделать Маккартуром, выполняющим всего лишь приказ своего непосредственного начальства. А это значит, что и Броуди, согласно устава воинской службы, был просто обязан подчиниться. Но видимо, всё на его счёт была правда из того, что о нём надумалось Алисией Тома, и Броуди с некоторых пор находился в подчинении других, всё больше вражеских структур. Кои ему и платили побольше, и на слова благодарности не скупились в его сторону. Чем и подкупили Броуди, сильно в себе переживающего за постоянное неуважение в свою сторону со стороны своих коллег. Мол, дурак он и всё такое. А вот идеологически по-вражески выстроенная структура противника, учла эту мужскую психологию Броуди и на этом его и взяла.
В общем, Броуди не собирался быть паинькой, к чему тут он всех склонял и призывал, и он так просто не сдастся. Что он и стал демонстрировать агрессивным выражением своего лица и отходом в глубину комнаты с прежних своих позиций, держа перед собой кулаки, с превеликим удовольствием в готовности их применить. И в первую очередь себе по зубам получит тот, кто к Броуди решит приблизиться на самое близкое расстояние и захочет совершить в его сторону акт агрессии.
И таких людей, по своей воли идущих на конфронтацию конфликта с Броуди нет, а вот насильно подгоняемые Алисией, то они, конечно, есть, но они не спешат так откровенно нарываться на прямые удары Броуди. А эти гады, имея численное преимущество, обходят стол и Броуди со всех имеющихся в этом закрытом пространстве сторон. И всё под восхищённые взгляды женской публики. Которая, как сейчас выясняется, имеет большую природную склонность к насилию. Но только к благородному и по делу насилию, которое идёт на благо народа, его причинности и начала, женщин. И, только одна странность во взглядах женского представительства здесь сбивает со всякого толка случайного зрителя, а именно их не сразу понятная точка зрения на происходящее и за кого они в итоге болеют, глядя отчего-то с восхищением в сторону Броуди, когда по всем информационным причинам они должны занять чёткую позицию поддержки охватывающих и окружающих его со всех сторон подручных Алисии Тома.
Впрочем, для этого есть свои природные и культурные объяснения. Гендерное представительство под номером два до сих пор в себе имеет и отчасти культивирует философию милосердия, и оно просто не может жить без того, чтобы не найти для себя повод для сопереживания. А занять сторону более слабого противника и есть отражение этой их сердобольной сущности. Которую они еле сдерживают в себе, сжав руки в кулачки и кусая свои губы. Ну а то, что один из нападавших, генерал МакБрут, запутался в своих ногах и затем только, прошу заметить, споткнулся об выставленные куда хочу и имею на это полное право ноги госсекретаря Шарлотты Монро, то это всё его спешка и не сильная готовность противостоять столь храброму и подготовленному бойцу, генералу Броуди.
И хотя на первых порах генералу Броуди в его обороне сопутствовала удача, - там МакБрут споткнулся и разбил себе лицо об край стола, а с другой стороны стола выказывал неуверенность Маккартур, - всё же силы были слишком неравные. Ну а когда противостояние происходит в замкнутом пространстве и у тебя нет пространства для манёвра хотя бы убежать, то итог такого поединка практически предопределён. Особенно он очень и качественно быстро предопределён, если в рядах твоих противников находится человек, полагающийся не на честную борьбу, а всё больше на своё коварство и хитрость. И среди противников Броуди такой вероломный противник был. И им был, а точнее была, как не трудно догадаться, то Алисия Тома. Которая выбрала момент, когда Броуди был отвлечён на себя Маккартуром, и подобравшись к нему с той боковой стороны, куда он в этом момент не заглядывал, схватила стул и бац им по голове Броуди.
Что нанесло Броуди только репутационный урон, а вот чтобы свалить его с ног, то этого не было в помине и бывает только в кино. Но этого было достаточно для того, чтобы Броуди замер в одном ошеломлённом положении, которым уже в свою очередь воспользовался Маккартур, нанёсший Броуди нокаутирующий удар исподтишка. Ну а дальше дело было техники множества рук, принявшихся вязать по ногам и рукам Броуди, приматывая его к креслу. Которое после всех вот таких действий с Броуди ставится в центр кабинета, и он со многих сторон окружается самими заинтересованными и спешащими посмотреть в лицо опасности (а Броуди может с горяча укусить или плюнуть в тебя) и с близкого расстояния лицами.
- Ну что, поговорим по душам. - После того, как на Броуди была вылита небольшая порция, такой дорогой и ценной для данного момента воды, и он вроде как пришёл в себя и сознание, к нему обратилась Алисия, взявшая на себя роль переговорщика и дознавателя.
Броуди встряхивается головой, внимательно так смотрит на Алисию, одновременно прощупывая крепость позиции Алисии, выраженной в том, как крепко его привязали к стулу, и даёт ответ: