- Что это всё значит? - берёт вопросительное слово Шарлотта, раз президент уже которую минуту демонстрирует полный паралич мысли, речи и уход ответственности за свои не согласованные с администрацией и правилами приличиями действия.
Ну а что стало причиной такого сложного, необъяснимого с точки зрения Шарлоты поведения президента? То это найденная ею в одном из шкафных отделений фотокарточка с изображением на ней лика Барбары, являющейся супругой президента. И вот именно эта находка и вызвала в одно мгновение столько пересудов и вопросов к президенту со стороны всех до единого здесь присутствующих лиц, может себе и позволяющих нередко частные и ни к месту мысли, и их поведение не всегда бывало безупречным и безоблачным, но они никогда себе не позволяли вещей необъяснимых и несоразмерных с тем, что все о них думают и считают. И уж отчего-то никто не верит в то, что президент настолько погружён в свою семейную жизнь, что ни на миг не может с ней расстаться, держа всегда рядом с собой это напоминание о своём главном выборе в жизни.
И что очень сильно удручает всех свидетелей этого поклонения президента своему личному культу, с созданием для себя кумира, так это то, что для этого найдены теперь доказательства в этой фотокарточке, где Барбара такая молодая, с помощью фотошопа вознесена в ангельский лик. И притом так убедительно и натурально, что и самому хоть на время хочется подпасть под влияние этого ангельского личика.
В общем, все ждут объяснений от президента, для начала того, что делает здесь фотокарточка его супруги, и не есть ли в её, даже в таком номинальном присутствии, необходимость для президента. А вот это уже политический вопрос, крайне интересующий оппозицию, теперь, после нахождения этой улики, посчитавшей, что их права были нарушены присутствием при голосовании неучтённого лица.
Ну а президент начинает себя вести не как президент и за всё отвечающее правильно лицо, а он начинает себя вести прямо как-то подозрительно, принявшись оправдывать себя совершенно неубедительными причинами.
- Наверное, выпала у меня из портмоне. - Вот такую чушь во всеуслышание заявляет президент. - А технический персонал обнаружив, отложил в сторону, да и забыл. А что собственно, вас так удивляет? - видимо сообразив насчёт того, с чего это он тут будет оправдываться, возмутился президент.
А вот Шарлотта Монро, в отличие от того же президента и других людей, кто сжился со своей беспечностью, почивая на лаврах, - мол, я всего достиг, и теперь могу больше ни о чём не думать, - зная, как несовершенен и непредсказуем мир, и особенно люди, не собирается со всем этим мириться и свыкаться.
- Господин президент, не сочтите мои слова за претенциозную грубость, но вы сами сказали, что любой предмет или вещь, обнаруженная нами в кабинете не в свойственном для неё месте, приобретает для себя особое значение, игнорировать которое, как минимум преступно. - Вот так контраргументирует Шарлотта, и чёрт её побери, с ней не согласиться невозможно. Но попытаться парировать можно. Что и сделал президент, явно в себе предполагая нечто большее, чем все тут остальные, и типа жена Цезаря вне подозрений, уточнив: "Когда это я такое говорил?".
А Шарлотта, что за хитрющая бестия, и она даже не считает нужным озвучивать требуемые президентом для подтверждения фактов факты, а она делает такой многозначительный кивок в сторону этих обстоятельств, типа, давайте уж, господин президент, не будем тут играть во все эти игры, мы друг друга все давно знаем, и будет наиболее разумней и лучше сразу подчинить себя воли обстоятельств.
И президент уговорился этой пробивной стервой. Но с правом на свою защиту и особое мнение.
- Что ж, если исключений из общих правил не допускается. Давайте рассмотрим фотокарточку моей супруги Барбары. - Говорит президент, выхватывает из рук Шарлотты фотокарточку и выставив её в центр всеобщего обозрения, даёт всем тут лицам возможность её рассмотреть.
И все начали со всех своих, а также фигуральных сторон рассматривать фотокарточку супруги президента Барбары. И как совсем не трудно догадаться, то каждый в отдельности из всех этих людей, уставившихся на Барбару, в том числе и президент, смотря на её фотоизображение, как в первый раз вижу, видел в ней что-то для себя отдельное и отличное от всех других. А вот что каждый из них видел, кроме этой фотосубъективности изображения, то собственную проекцию мировоззрения, которому всё вокруг подчинено, независимо от личной субъективности и независимости мышления объекта рассмотрения.
Где даже президент не мог быть наиболее объективным и отражающим всю правду матку о Барбаре свидетельским лицом, так как долгие годы совместной жизни наложили на него свой житейский отпечаток видения Барбары, который был просто обязан учитывать характер и возможности Барбары по проведению в жизнь всего того, что ей характерно. И инстинкт выживания президента, тот самый инструмент, который формирует жизненную позицию и концепцию пути человека, учтя все обстоятельства его быта и жизни рядом с таким сложнейшим человеком, как Барбара, определил и составил для него следующую защитную программу: для того, чтобы ему остаться самим собой и жить самодостаточно и в комфорте, всего лишь нужно не принимать ничего близко к уму и сердцу. В общем, если что-то и принимать для себя, то только в жидком виде и внутрь. А все люди вокруг, в том числе вечно зудящая и недовольная Барбара, это только для фона его жизни.
Так что то, что президент так хладнокровно, вплоть до черствости души и бессердечья переносил людские невзгоды и катастрофы вселенского масштаба, имело под собой не его природный эгоцентризм, возведённый в Абсолют, а это была защитная реакция его организма, сохраняющая и оберегающая его организм. Ну а то, что сегодня и здесь президент себе позволил принять во внимание все эти всплески сердечного расстройства и трепета, которые так свойственны людям с неуравновешенной психикой и душевной конституции неврастеника, то видимо имел место сбой в системе защиты президента, не готовой ко всему здесь происходящему, и не имеющей программных алгоритмов для противодействия вот таким вызовам судьбы.
Так что президент сейчас смотрел на фото Барбары со сложными и неоднозначно самим понимаемыми чувствами, которые теперь в нём отчасти присутствовали и это его страшило и нервировало. И в следствии чего, президенту в голову приходят одни только глупые мысли и вопросы к ним.
- И что ты ухмыляешься? - глядя в лицо Барбаре так, как никогда себе в жизни не позволял делать, задаётся этим очевидным для процесса фотосъемки вопросом президент.
А так как для президента с некоторых пор нет очевидных вещей, и мир вокруг больше иррационален, чем разумен, то ответит ему на этот вопрос сама Барбара, вдруг ожив в своём лице. Где она, повернувшись лично в сторону президента, выделив его из всех, с тонкой язвительностью и подначиванием президента ему отвечает. - Неужели, вы, Джозеф, обратили на меня внимание. - В качестве предисловие это говорит Барбара и затем добавляет вопрос. - И что вас во мне не устраивает? - И не давая Джозефу ответить, уже делает свои выводы на его не данный ответ. - Значит, считаете, что мне улыбаться противопоказано. Увядай серьёзно(?). И для этого все средства хороши. Вот значит какова ваша политика.
А президент, Джозеф для Барбары (и ей всё мало; хочет до уничижительно-покровительственного состояния довести их отношения), аж в себе поперхнулся набежавшими слюнями от такой самонадеянности Барбары, сейчас зашедшей уже дальше некуда, когда никого тут не стесняясь и не держа семейные секреты в стенном шкафу, начинает всё это озвучивать на суд мирской. А вот эта нервная рефлексия президента по следам глаза в глаза противостояния с Барбарой, наводит его на несколько удивительную и странную мысль.
- А ведь она есть мой фигуральный скелет в шкафу. Видимо симптоматично то, что её фотокарточку нашли именно в строенном шкафу. - Рассудил президент. И хотя эту его мысль невозможно было проследить куда она вела, она отчего-то вогнала в дрожь президента, и он от пробежавших по его телу мурашек, весь в себе зазнобился.
Но это только одна сторона рассматриваемого вопроса и при этом, при внимательном изучении лиц вокруг, не самая противоречивая и рефлексами регулируемая. И хотя местами всем этим людям было сложно скрыть своё мнение о том, что они сейчас видят в лице Барбары - от стервы, до вот же повезло сучке - это всё, чего можно было от них добиться. И здесь нужно было обладать определённой смелостью, чтобы выказать своё личное мнение по следам увиденного на этой фотокарточке, или же второй вариант, иметь в себе неустойчивую психику и преследовать некую недосягаемую цель, чья недоступность и делает твою психику столь неуравновешенной. В общем, замкнутый круг.
Ну а где наиболее вольготно и как бы в своей тарелке чувствуют люди с неустойчивой психикой, зацикленные на себе? Всё верно, в специализированных на запертости и ограничении твоей свободы заведениях. Где все условия местного и внутреннего существования твоего состояния полной автономии, позволяют тебе от самого себя не отвлекаться и жить наедине с собой так, как ты этого хочешь, и всё в звукоизолированных помещениях, обитых подушками, чтобы ты не орал как резанный от такого обрушившегося на тебя счастья.
И если спроецировать на здесь и сейчас эту комбинационную суть этих специализированных заведений, созданных по принципу цикловой бесконечности - вокруг и дальше только я, - то чего ещё можно ожидать от человека, чья природная основа есть адаптация к внешним условиям. И если новые условия вашего существования в себе предполагают и несут иные и отличные от прежних законы всемирного тяготения и определения мер веса, справедливости и правоты, то не подчинившийся им человек, либо быстро канет в лету, отмерев или сойдя с ума, либо начнёт приспосабливаться и жить дальше. Так что признать то, что ещё вчера считалось безумным и непорядочным за обратное, и дающее человеку право называться человеком и жизнь, это вопрос не этики, которая регулирует душевные вопросы по требованию всё тех же инстинктов самосохранения - в нравственной чистоте человеческий плод имеет больше шансов выжить - а всё того же выживания.
В чём и начала преуспевать Шарлотта Монро, такая уж неуёмная представительница своего пола, что она не боится первой на себе поэкспериментировать то, что ей же самой и предлагается для своего осуществления в качестве важной части жизни. А если откровенно, то она и иже с ней адепты собственной значимости, в своём энтузиазме быть самодостаточной во всём и притом стервой, дошли то таких пределов совершенства и гигиенической чистоты, что оказались, как в своё значение боги, на самой вершине своей опустошённости и душевной пустоты. В человеческом быту ещё называемой одиночеством.
А концепция одиночества, продвигаемая всеми средствами информации и инструментариями поглощения и навязывания человеку новой реальности, предполагает вечный поиск собственной значимости и занятости, и всё в контексте поиска родственной души, с кем можно было бы поделиться печалью собственного одиночества и найти для себя утешение не только в том, что весь мир - это сплошное одиночество, а я, бл*ь, нашёл исключение из этого общего правила.
- И что она вам говорит? - вот такую безумную вещь спрашивает Шарлотта у президента, подвигая того приблизиться к её уровню безумного понимания мира. Тогда как в нормальном мире фотокарточки не говорят, а они только смотрятся. И тогда что это сейчас такое было со стороны Шарлотты, как не провокация и желание записать президента в свой мир иррационального мышления.
А что всегда говорит супруга своему, вечно занятому и не уделяющему нисколько своего времени супругу, разве это не ясно. Мог бы легко президент контраргументировать Шарлотте и кому другому. - Спрашивает Барбара значит у меня, - в мыслях президента уже пронеслась вот такая версия подачи ответа Барбары, - сколько ещё, милый Джозеф, ты ещё будешь тратить своё драгоценное и в чём-то бесценное время на этих тупиц? Неужели в самом деле они столь не проходимы в своей тупизне? - А вот как ответить президенту на этот вопрос Барбары, будет предоставлено решать Шарлотте, кто уж сильно и много сегодня проявляет активности. И не пора бы ей заткнутся, как на то указывает в том числе и Барбара.
- Так что мне ей ответить? - спросит Шарлотту президент. - Согласиться с выдвинутым ею тезисом, или же попробовать её переубедить на твоём примере. Ты, мол, Барбара, слишком уж предубеждённо себя ведёшь в сторону моего аппарата, даже не пойму, за что они всё от тебя это заслужили. - Как бы от своего лица обратится президент к Барбаре, разыгрывая перед Шарлоттой такой дикий спектакль. - Вот хотя бы Шарлотта. - Ловко так ввернёт президент Шарлотту под горячую руку Барбары. - Очень ответственный, грамотный и верный моему курсу помощник. - А вот это что было со стороны президента ни одна только Барбара не поймёт. Впрочем, всех других, кто не поймёт, в последнюю очередь спрашивает Барбара, когда её переполняют чувства ревностного возмущения.
- Ну, не ожидала от тебя Джозеф такого беспрецедентного цинизма. Приводить в пример мне ту, кто официально числится у тебя в любовницах, это как нужно в своих глазах обнаглеть. - Тыча своим носом в сторону подохреневшей Шарлотты, и не подозревавшей наличия в себе столь большого шлейфа скабрёзных возможностей и путей их осуществления ради своей карьеры, о которых все кроме неё знают, начинает распаляться и всех, кто попал осаживать Барбара. - Теперь-то понятно мне, откуда растут уши всем этим твоим сладким словам в адрес этой шалавы. Ответственно подходящей к исполнению всех твоих затаённых желаний, грамотно утаивающей ваши не скоромные отношения от камер наблюдения и как вишенка на тортике, верная своим природным инстинктам быть шалавой.
Что и говорить, а умеет Барбара ввернуть в разговор такое слово, что всем участникам этого разговора становится не по себе от представления того, что значит это, по большому счёту, всегда паскудное слово. И теперь все участники этого разговора, сродни монолога Барбары, стоят и стыдятся самих себя за то, что они стоят так оплёванные совершенно беспричинно. А вот были бы они более продвинутыми в плане проектирования и своего будущего, а не только всей планеты - всё в трудах на благо мировой стабильности и баланса мира - то они бы воспользовались всеми этими, несколько запоздалыми советами Барбары. И тогда Шарлотте не пришлось тратить столько нервов, чтобы обосновать свою позицию на своё место в политике и искать для президента более резонные аргументы в деле её продвижения по карьерной лестнице (правда куда уж выше, и не понятно). В общем, всё это дело резюмируя, делается единственно правильный и логичный вывод: Барбара была права, когда называла всё окружение президента тупезнями, включая и его самого.
И вот что они там все пыжатся, пытаясь доказать самим себе и всему человечеству, что они являются агрегаторами прогресса, и сейчас что-нибудь такое придумают, что весь мир в труху или ахнет. Тогда как всё за них и задолго до них всё придумано природой, кто и является истинным творцом, в том числе и собственного разрушения через вот такую личную гордыню. И нечего выдумывать велосипед, когда нужно всего-то прислушаться к собственным рефлексам, и они выведут тебя куда нужно.
Так что президент на этот раз очень верно поступил, не раскрыв перед Шарлоттой личные секреты, заявив ей следующее. - А как насчёт права на личную информацию?
И казалось, что возразить на это будет нечего, да вот только не в случае с Шарлоттой, той ещё стервой, нашедшей что и надо можно возразить.
- Вам есть что скрывать? - задаёт вот такой провокационный вопрос Шарлотта.
- Человек имеет также право на личную тайну. - Делает возражение президент и опять мимо.
- Только если он не лицо публичное, кому вручены все ключи от нашего будущего. - И вот что делать с этой гадиной Шарлоттой, на всё готовой, чтобы покопаться в грязном белье президента, у кого по факту своего президентства нет грязного белья. - Так что вы скрываете от Барбары? - а вот этот вопрос Шарлотты, при наклоне к нему и заданный прямо в личку президента, в его ухо, был ниже пояса.
- Это что ещё за вопросы?! - от такой наглости президент в себе застопорился, и только и мог, как только изображать монументальный памятник человеческому недоумению в сторону чьей-то заносчивости и беспредельному наглежу, который себе позволяет Шарлотта, прямо точь-в-точь его Барбара, всегда и во всём находящая его виноватым.
Ну а Шарлотта, пока президент пребывает в такой умственной обструкции и устойчивости на неустойчивости, как это говорится в индустриальном быту, куёт железо пока горячо. Другими словами, хочет дотянуться туда, куда все мысли и женские стремления всегда хотят попасть или хотя бы заглянуть краем глаза - в кошелёк намеченной для себя цели. Должны же мы знать, с кем имеем дело и насколько значим тот человек, кто претендует на наше внимание.
- Не можем же мы растрачивать за так наше время, которого нам отведено слишком мало, чтобы мы могли его бесцельно проживать. - А вот и то самое оправдание таких женских поступков в сторону определения наличия в вас достаточных для вашего уважения наличных фактов и аргументов.
- Говорите, фотокарточка выпала из вашего портмоне. - Многозначительно и явно что-то задумав, такое говорит Шарлотта и смотрит прямо в душу президента, которая, как оказывается, находится у него за пределами неких красных линий, которые пересекать взглядом не рекомендуется и запрещено. Но Шарлотта берёт на себя, даже не смелость, а наглость, влезть за эти не прочерченные красные линии, и так взволновать президента этим своим бесцеремонным взглядом, что он в очередной раз в себе потерялся и разволновался ничуть.
- А можно взглянуть на это ваше портмоне. - Шарлотта озвучивает то, к чему она сейчас так плавно подводила президента. А вот сейчас президент уже не поддастся на этот шантаж.
- Это ещё за чем? - вопрошает жёстко президент.
- Хотим убедиться в вашей честности. - Говорит вот такое Шарлотта. И президент явно сгоряча и на нервах, недодумавши отморозил несусветную глупость. - Перед кем? - задаётся президент вот таким неоднозначно можно понять вопросом. И само собой он сразу неоднозначно понят всеми вокруг, и в частности, и в особенности Шарлоттой.
- Мы не будем принимать эту вашу истерику на свой оскорблённый счёт, куда поступают контрибуции со стороны угнетающих наше сознание господ-экстравертов, - говорит Шарлотта, явно потрясённая этим хамским поведением президента, даже не делающего попытки с кем-то ещё считаться, кроме себя, - но как же Барбара, кого, как вы сейчас так открыто продемонстрировали, вы с постоянством третируете, имея от неё тайные и скрытые счета и намерения, раз не отчитываетесь перед в своих доходах.
И опять президент провалился со своим ответом, уж очень неудачно пошутив. - Она что, налоговая.
И здесь уже не пожелали потерпеть и все остальные люди в кабинете, до этого момента нейтральные лица, со строгим укором покачав головой в сторону, даже не самого президента, а вот такого его предвзятого отношения к налоговым органам, формирующих между прочим бюджет, который их всех кормит. И если выводить за скобки серьёзного отношения этот институт власти, то всех нас охватит коррупционная составляющая и как тогда собирать бюджеты. Так что вы, господин президент, хорошенько подумайте, прежде чем так над этим вопросом насмехаться.
И президент, не только над этим вопросом подумал, а он осознал всю свою неправоту перед налоговыми службами, но только не перед Шарлоттой, заявив ей следующее. - Вы разве не знаете основное правило коммуникации. - Говорит президент. - Никогда не спрашивайте о зарплате и не говорите о политике.
Что и говорить, а сумел президент припечатать Шарлотту, аж задохнувшуюся от такой аргументации президентом своего нежелания раскрыть источники своего финансирования и может ещё чего-то его компрометирующего. Но Шарлотта, хоть и сбита с толку умением президента перекручивать факты и принципы жизни, но она всё же сумела найти достойное ответное слово.
- Господин президент, а чем тогда мы здесь все занимаемся? - крайне удивляется Шарлотта, кивая в сторону общего рабочего стола, за которым она, как и многие из здесь находящихся людей, всё думали, что занимаются политикой, а как оказывается, всё это не так. А как считает президент, то они здесь хорошо проводят время, мня себя чуть ли не богами, вершителями судеб. Где они, современные боги, на этой основе, клуба по божественным интересам - кого захочу, того помилую, а кого не захочу, тому мало не покажется - играют в карты судьбы, распределяя по миру свои божественные дары, снимая с человеческого тщеславия налог гордыни.
И вот только задайся президент вопросом: "А чем ещё? Я, мол всегда думал, что мы тут все дурака валяем, строя из себя и не пойми что", то Шарлотта, всю свою жизнь посвятившая тому, чтобы здесь находиться на основе постоянного членства, само собой не выдержит этого самого сильного разочарования в жизни, и лишит физической неприкосновенности того, кто так смертельно её разочаровал. А кто этим лицом будет, то тут без вариантов.
Ну и президент, находясь так очень и крайне близко к тому, что из себя источает Шарлотта, всё-таки не будучи круглым дураком, небольшие бзики каждый человек имеет и ими гордится, взял и полез в свой карман за своим портмоне, который, как сейчас выясняется, находился не там, куда всё это время бросала свои настырные взгляды Шарлотта, почему-то считая, что красные линии мужского организма прочерчены и находятся на уровне фигуральной ватерлинии, ниже которой заглядывать всегда опасно своей непредсказуемостью объекта наблюдения.
- Ну-ну, сейчас посмотрим, сколько ты стоишь на самом деле. - Вот такое любопытное напряжение читалось во взгляде Шарлотты и всех остальных представительниц её гендера, отчего-то питающих особую страсть к вот такого рода познаниям о человеке.
И как это с огромным постоянством случается, то испытуемый ими таким образом человек не оправдал возложенные на него ими ожидания и надежды. А так как в качестве вот такого лица сейчас выступал президент, то он обманул их надежды кратно и при этом очень подло и вероломно. Как он это всё провернул на их глазах? А очень просто, он вдруг и неожиданно прежде всего для самого себя, - так натурально всё это сыграл президент, тот ещё актёр, как в своё время его предшественник на этом посту, становящееся всё чаще и больше прибежищем комедиантов, - не обнаруживает портмоне ни в одном из своих карманов, кои он все ощупал и перерыл.
А когда он по третьему разу залез в свои карманы и ничего там не нашёл, он, имея наглость отрицать своё участие в произошедшем, - мол, я тут не причём, а если так, то в нашем коллективе завелись кроты и крысы, - с видом своей полнейшей невиновности и даже наоборот, какой-то внутренней оскорблённой и покоробленной правоты, с жаждой справедливости воззрился взглядом на Шарлотту, и давай её угнетать и напрягать тем, что именно она стояла за открытием в нём этой пропажи, о которой он до этого момента не имел никакого преставления, и чувствовал себя крайне устойчиво, уважительно и не обманутым человеком. И всего этого он в один момент, по настоянию Шарлотты лишился. И кто теперь, кроме неё знает, что на самом деле преследовала она, когда потребовала от президента продемонстрировать внутреннюю финансовую отчётность и состоятельность. И первое, что сейчас напрашивается на её счёт решить и подумать - она таким путём хотела вывести из себя президента в первую очередь, а затем уже добиться его надлома, выбив из-под его ног устойчивость нахождения на крепком фундаменте отношений с монетарной политикой своего курса.
И вот что сейчас делать с Шарлоттой, этот вопрос выходит на первый план этого момента. Который и озвучивает президент в свойственной себе манере, не так прямо, а околично, давая шанс заподозренным в своём безответственном поведении лицам возможность исправиться.
- Где?! - немного потерявшимся голосом, что отвечает реалиям происходящего, вопрошает всех и в первую очередь Шарлотту президент. И как это не неожиданно, никто не знает, не просто ответа на этот самый простой вопрос, а все делают такой вид, что и вопроса то не поняли и о чём это сейчас таком волнуется президент. Тогда как с минуту назад все тут демонстрировали такую удивительную проницательность - мы вас и вашу подлую и лживую начинку, господин президент, насквозь видим - что мама не горюй.
И, конечно, кто самый лживый и лицемерный тут, то это Шарлотта, кому в общем-то деваться некуда, раз она сама себя так близко к президенту подвела, и ей приходиться принять в свою сторону весь этот негатив президента, до глубины души оскорблённого оказываемым им всем тут доверием, на которое ему таким подлым и вероломным способом ответили, с винтив его портмоне.
- Вы что-то потеряли? - вот такую лживую лицемерность демонстрирует Шарлотта, как будто ей невдомёк, что сейчас потерял и лишился президент - своего доверия ко всем им. - И при этом она всё это в себе лицемерие и обман подчёркивает тем, что начинает по сторонам огладываться и искать там того, кто так обманул президента. Когда надо начинать с самого себя. На что, все люди вокруг Шарлотты надеются, ей сейчас господин президент и укажет. И не просто словом - такие люди, как Шарлотта, слов не понимают - а как давно пора это сделать, хорошей кулачной трёпкой.
И это не фигура речи и какая-то фантастичная немыслимость и невозможность. А сейчас, а точнее сегодня, когда все прежние правила остались за дверьми этой автономии, скорей всего, автократического мироустройства в лучшем случае, - а как там дальше будет, общинный путь развития их мысли всех тут настигнет и подомнёт под себя или ещё более сложные структурные изменения на их головы обрушатся, то тут лучше не загадывать и быть готовым к любому развитию форм их местного самоуправления, общественного строя, - это вполне себе разумный подход по приведению в чувства очередной неврастенички, со своими параноидальными амбициями. Видите ли, видится ей всё время заговоры в свою сторону, а вот что есть в реальности, её неосуществимые никак амбиции, ею отчего-то не замечаются. И тут без приведения в чувства реального Шарлотту...А вот это очень интересный вопрос, на который в данный момент натолкнулись многие в этом кабинете люди.
- Что есть такое чувства реального? - вот тот самый вопрос, который пришёл на ум людям в кабинете, при виде развития этой ситуации с Шарлоттой. - Когда у человека известно шесть чувств, за каждое из которое отвечает один из органов организма человека. К примеру, за обоняние отвечает нос (хм, почему первым в голову пришло это чувство? Может оттого, что здесь так смердит и плохо пахнет), а за визуальную картинку зрение. А не есть ли чувство реального обещающая картинка реальности на основе работы всех чувств человека? - а вот этот вопрос является ответом на это затруднение. И получается тогда, что реальность это есть такая проекция действительности, которая находится в полном согласованности с пониманием данности нашими чувствами. И если вестибулярный аппарат, отвечающий за чувства равновесия и положение в пространстве, чувствует себя нормально, то всё сейчас происходящее для человека является реально нормальным.
В общем, чтобы всё как есть для себя прояснить, нужно как следует выдохнуть и вздохнуть, и если ты не подавился воздухом и не помутнел рассудком, то с тобой всё в порядке, и ты физически адаптировался к этой реальности.
- А где Оскар? - а вот это было неожиданно, и все прямо охренели от этого вопроса президента, нервно одёрнувшись в сторону того места за столом, где сидел до этого напоминания президента Оскар.
И как все сейчас видят, глядя на пустой стул за столом, на котором сидел Оскар, то чувство реальности ещё крайне сложная штука, и чтобы понять реальность не всегда одних чувств хватает. А здесь нужно иметь холодную голову и рассудок, чтобы, бл*ь, не вести себя до такой степени глупо и дурно, что никто из находящихся здесь в кабинете людей, уже не всполошился в страхе при виде того, как Оскар пытается подобрать ключик к открытию входной двери, совершенно забыв о том, что президент в своё время уже стал жертвой собственных амбиций, уверивших его в том, что для него нет таких дверей, которые бы ему не открылись.
И президенту даже становится смешно, при виде того, как Оскар, покраснев от натуги, пытается взломать своим упорством и упрямством бронезащиту дверей.
- И что вы, Оскар, там потеряли? - с долей иронии вопрошает президент Оскара, так быстро нашедшегося. - А может нашли?
Ну а Оскар, отлично понимая, что его попытка найти выход отсюда и из-под давления президента обвенчался провалом, натужно так улыбается, и что уж тут поделать, ему теперь нужно во всём соглашаться с президентом.
- Что поделать, господин президент, - с лёгкой досадой и пожалейте уж меня говорит Оскар, - у меня компульсивное обсессивное расстройство. Я, выходя из дома по десятку раз должен проверить, выключены ли газ, вода и свет. Так и сейчас, я при всём к вам доверии, не могу положиться на визуальную очевидность и собственноручно не проверить то, что уже ранее было вами проверено. В частности дверь на её запертость. - Что и говорить, а Оскар умеет вывернуть очевидность и реальность так, что ему поверишь и никак не придерёшься. Если ты, конечно, не президент, кто на несколько шагов дальше вас всех взятых видит (при наличии столько информации, это не сложно сделать) и может на основе полученных и от вас в том числе данных смоделировать не утверждаемую, но всё возможно с вашим будущем реальность. О которой и предположить не мог Оскар, озвучивая вслух вот такие причины, которые с этого момента должны воспрепятствовать всякому обвинению его в том, что он лезет туда, куда его не просят.
Я, мол, человек с особым путём развития своего интеллекта, живущий чуть-чуть в альтернативной реальности, своего рода эксклюзивное по своей минимальной численности меньшинство, так что вы и никто другой не имеете права выдвигать ко мне требования общего порядка, а для меня во всём должны присутствовать исключения. Я как никто инклюзивен и трансграничен.
И когда я, дорогая Шарлотта, мимоходом зайду в служебное помещение под литерой "Ж", дублирующей и лонгирующей ваше видения собственной идентичности, как по мне, то вашей интерпретационной модели поведения, то вы уж не обессудьте и не дуйтесь на меня зато, что я зайду к вам, в этот ваш островок личного, не по тому поводу и по той самой распространённой вашим интеллектом причине - быть ближе к тому, что вы от нас скрываете, - а меня, как лицо проекционного умополагания, будут интересовать насущные для моего мироздания вещи: только я и дисфункция той части моего организма, которая отвечает за перевалочные и пищеварительные процессы.
Вот только Оскар одного не предусмотрел в этом своём пожелании быть персоной нон-грата для всякого закона и неприкосновенной. А именно чрезвычайную подозрительность и недоверие ко всякому альтернативному ему мышлению президента. Сразу смекнувшего, на чём можно подловить Оскара.
- Если вы, Оскар, такой дотошный до всего человека, то я отчего-то уверен в том, что вы больше всех нас знаете, что тут происходит. Вы однозначно, пока мы все тут были заняты своими хлопотами, заглянули всем нам в карманы, проверили все шкафы на своё содержимое и вы уж точно знаете, на каких местах стояли наши таблички с именами. - Говорит президент, ставя Оскара в сложную вилку решений. Либо признать, что он всё сейчас сказанное и им утверждаемое было плодом его трусливой фантазии, - прошу понять и простить меня за все эти выдумки, они стали плодом моего трусливого сознания, - либо идти до предела в своём вранье и попытаться вначале уверовать, а затем продемонстрировать всем в себе экстрасенсорные способности, находя то, что простому глазу не видно. Хотя бы во встроенных шкафах, куда ещё руки поисков не дотянулись.
- Так что скажите, Оскар? - с нескрываемым довольством задаёт этот вопрос президент, будучи уверенным в том, что Оскар у него на крючке.
- Вы, господин президент, делаете одну принципиальную ошибку в этом утверждении. Заявляя, что я по причине вот такой своей упорядоченности умственной деятельности, должен быть в курсе всего. Тогда как это не так. Я если в чём и в курсе, так это в неуверенности во всём.
- И это делает вашу позицию настолько шаткой и безвольной, что ею не воспользоваться нашему стратегическому противнику было бы преступно. - Перебивает Оскара Шарлотта, этим своим, до чего же невероятным выводом, ставя крест на любых попытках Оскара заслужить к себе доверие и невиновность во всём сейчас происходящем.
И уже казалось, что Оскару вот теперь никуда не отвертеться от своего обвинения в предательстве интересов страны, хоть и по весьма веской причине, у него, во всём сомневающемся, нет никаких интересов, раз он ни в чём не может быть уверен, как он опять находит такое, что всё переворачивает с ног на голову. И кто был обвинителем, теперь сам под подозрением.
- Значит, хотите знать, что я вижу из того, что никто так и не увидел. - С такой дерзкой уверенностью, не просто заявляет, а утверждает Оскар, что с ним не согласиться испуганно никто не хочет. И тогда Оскар всё это скажет в лицо президенту, на кого он в упор смотрит, явно игнорируя Шарлотту со всеми её глупыми подстрекательскими вопросами и выводами на основе её недалёкого будущего и близкого к сеновалу прошлого.
- Тогда получайте. - Говорит Оскар, и так принципиально существенно смотрит на руки президента, что тот теперь чувствует в себе неловкость и не знает куда их деть. Тем более уже поздно, и Оскар раскрывает всем причину вот такой неловкости поведения президента. - Посмотрите внимательно на руки президента. - Делает вот такое указание Оскар, и все уже смотрят на его руки, ища в них, что там не так. И даже сам президент присоединился к этой общей тенденции и давай изучать свои пальцы рук, ища в них то, что он раньше не замечал.
И вот чёрт, он уже не первый заметил на них то, что ранее на них точно не было, или он не заметил, находясь всё это время в переполнявшим его возмущении и растерянности своих чувств. А именно загрязнение от чернил ручки. А что вся эта мелочь и неаккуратность значит, то это сейчас всем Оскар разъяснит. И, конечно, не так, как разумение президента предполагает, а только как избирательная и вредоносность Оскара располагает.
- А теперь господа сравните цвет чернил на руке президента с цветом чернил на листе Алисы, с этим её четвергом. - Заявляет такое Оскар, и прямо в момент в себе осаживает президента, ещё не видящего, но уже догадавшегося, какое доказательство и для чего оно нужно, приводит Оскар, указывая на эту улику на его руках, предельно связанную с тем, что случилось с Алисой. И что самое постыдное и трудно им объяснимое, так это то, что он не пошёл всем навстречу, выставив вперёд свои руки, заподозренные в неверной интерпретации событий - нате, смотрите на эти честные руки, и затем сами себя вините в том, что вы людей честных судите по себе - а президент поддался своим рефлексам и, спрятав руки за своей спиной, тем самым подтвердил самые вероломные на его счёт ожидания оппозиции. Которая спит и видит, на чём бы таком подловить президента, - что б он вляпался в какую-нибудь грязную историю, а мы его на ней подловим, - и на этой основе снести его со своего насиженного места.
И не успевает президент исправить весь этот свой конфуз, как Шарлотта тут как тут, и с такой язвительной предприимчивостью и лицемерной вежливостью делает к нему вот такое обращение. - Господин президент, давайте не будем ребячиться. А проявим мужество и покажем всем свои руки.
И пойди ей и всем докажи, что он и не собирался ни от кого ничего тут скрывать, а в частности свои руки. А он всего лишь не хотел выставлять напоказ свою неаккуратность и чуть-чуть склонность к неряшливости. Но раз всем так нравится и все тут тянутся к не самым чистым чувствам и вещам, то президент не в праве ограничивать их свободы вероисповедания в не самые чистые помыслы человека, и вот вам, смотрите на мои руки.
И все смотрят на руки президента, и, конечно, видят на них совершенно не то, что есть на самом деле, додумывая себе того, чего не может быть по определению - президент опять вляпался в грязную историю, которую сам и инициировал, и хочет теперь всю ответственность за свои ошибки переложить на кого-то другого. И если бы всё это раньше для него прокатило без особых последствий, то сегодня, здесь и сейчас, когда нет таких широких возможностей для привлечения в козлы отпущения посторонних людей, президенту придётся отвечать самому за свои действия, и для начала попытаться всем тут объяснить, что всё это значит и на что указывают эти веские улики его виновности на его пальцах.
Ну а президент видимо настолько забронзовел в своей безнаказанности и житье-бытие в неприкосновенности, что он не понимает, насколько времена и правила игры в демократию изменились, и продолжает гнуть свою авторитарную линию, где он вне судебных подозрений и общественного порицания.
- Не пойму, на что вы все тут намекаете. - Дурака тут включает президент, с беспечной наивностью смотря на пальцы своих рук. Где он как будто только сейчас замечает чернильные разводы и, следуя тому, что подсказывает ему его природная инертность и чистоплотность, тьфу, прямо на глазах начинает стирать улики на пальцах руки. И даже Шарлотта Монро, кто ближе всех стояла к президенту и к тому, что себе он решил позволить, оцепенев от такой беспрецедентной наглости президента - публично смывающего улики - не сумела сообразить остановить президента. И президент благополучно для себя избавился от прямых доказательств своей виновности доведения Алисы до бесноватого состояния.
А ведь если копнуть поглубже в своей душе и сердце, то ведь можно столько фактов из личной жизни при общении с президентом вспомнить, когда он доводил вас до бешенства и остервенения этим своим пессимизмом насчёт вас. - Вы, Шарлотта, мол, совсем не тот человек, которого я хотел бы видеть рядом с собой. Этого объяснения вам будет достаточно для того, что я вас не беру дальше с собой, в следующую президентскую гонку. - С некоторым видоизменением имён, спроецировала на себя прошлую реальность Шарлотта, всё поняв насчёт президента и его методов отстранения в сторону своих бывших соратников, кто ему надоел, и он решил от них избавиться, как сейчас с Алисой, слишком ставшей назойливой для президента и перетягивающей информационное одеяло на себя.
- На то, что вы знаете, что значит четверг. - Вот такое, очень неожиданное обвинение выдвигает Шарлотта президенту. И судя по онемевшему в лице президенту, то для него всё это было и в самом деле неожиданно, и он даже думать не мог, что такой вопрос может возникнуть в его сторону.
- Вы всегда меня поражали своей способностью неординарно и нелогично мыслить. - Как-то натянуто усмехаясь, заявил президент. - И честно скажу, я не всегда могу уловить ход вот такой вашей мысли. Может поясните, с чего вы это всё решили.
- Всё логично. - Отвечает Шарлотта. - Кто писал этот четверг на листе Алисы, тот знает, что он значит.
И, пожалуй, с этим доводом Шарлотты трудно не согласиться, если только ты в этом обвиняешься, и ты четверг. А вот последняя мысль о таком функциональном значении этого дня недели, четверга, ещё никому не приходила в голову. А вот сейчас эта мысль обнаружилась президентом, и показалась ему более чем перспективной. И как бы о нём не думали, что он хочет увести следствие в ложную сторону и главное от себя, он всё равно рассмотрит эту версию по объяснению случившегося с Алисой.
- Тогда нам нужно выяснить, что есть этот четверг. И с чем таким он связан с Алисой, так на него отреагировавшей. - А вот эти выводы о связи Алисой с этим днём недели, президент уже сам только что придумал.
На что Шарлотта, как лицо, аккумулирующее в себе часть общего мнения находящихся в этом кабинете людей, смотрит с тем скептицизмом, с которым судья смотрит на всё равно безуспешные попытки обвиняемого увильнуть от своего наказания. Кого, как бы он не выкручивался, в итоге всё равно ждёт возмездие за все его прегрешения. И, наверное, по этой причине, Шарлотта с долей снисходительности смотрит на то, как президент крутится тут, как уж на сковороде.
- И что, по-вашему, означает этот четверг? - задаётся вопросом Шарлотта, вот так специально акцентировав общее внимание на версии президента об этом четверге.
А президент открыто не понимает, почему он должен отвечать на этот вопрос и тем более знать на него ответ. При этом он чувствует интуитивно, некоторую слабость своей позиции в этом вопросе, и что-то ему подсказывает, что ему сейчас не стоит вести себя агрессивно, а нужно попытаться сгладить все углы.
- Я могу только предположить. - Говорит президент.
- Вот и предположите. - Отвечает Шарлотта.
- Алиса что-то знала о том, что сегодня, в четверг, должно здесь произойти. Но не придала этому значения, или забыла. А когда вся эта ситуация с нами здесь произошла, то ей на эту её вовлеченность во всё происходящее так открыто и указали. Что и вызвало у неё такую истерику. - Так всё умело президент разъяснил, как будто он сам за всем этим стоял. И только одно осталось не прояснено, зачем всё это нужно было проделывать с Алисой злоумышленникам. О чём спросить президента так и напрашивалось, и о чём он сообразил ответить без вопроса со стороны Шарлотты.
- Возможно, на Алису вышли давно (параллельно с Броуди и ещё с кем-то, ища самое слабое звено) и, имея на неё какое-то влияние, потребовали, а может сыграли в тёмную, заставив пронести в ситуационный кабинет некий предмет, необходимый злоумышленникам для проведения своих замыслов против нас. А вот дальше я не могу знать и сказать, что произошло. Пронесла ли Алиса сюда в кабинет то, что от неё потребовали или нет. Но так или иначе, её списали через этот четверг, являющимся кодовым словом для Алисы. - А вот эта на удивление фантастическая история президента, готового на всякую выдумку, чтобы себя обелить, отчего-то не вызвала язвительный смех у той же Шарлотты (о чём-то таком она уже слышала, и кажется всё здесь же). А она зачем-то и сперва непонятно поворачивается в сторону Румпеля, бл*ь, опять не забытого и выдернутого из своего не бытия, и требовательно его спрашивает. - У нас есть такие технологии?
И по тому, как мнётся Румпель и не сразу даёт ответ, то сука, понимаешь, что у нас и не только у нас действительно существуют вот такие прорывные технологии по нейронному воздействию на мозг человека, который кодируется на время совершения определённых действий, а когда он перестаёт быть нужным, записывается в расходный материал, где он с помощью кодированного слова, сегодня им является "четверг", устраняется.
- Если это так, - обращается к президенту Шарлотта, вернувшись к нему от Румпеля, всё такого же гада, - то нам надо найти то, что принесла Алиса в кабинет.
- А то, что мы уже ранее нашли, разве не может быть тем, что принесла Алиса? - вдруг и опять влезает в разговор Оскар, вот что же за человек такой прилипчивый и настырный, до всему ему есть дело. Впрочем, на этот раз его замечание по делу. И президент, опять почувствовав в своей руке фотокарточку Барбары, поднимает её перед собой и после краткого вглядывания в неё, задаётся общим вопросом. - И с какой целью нужно было ...А вот тут президент обрывает свою мысль, резко переведя своё внимание на Алису. - Так это ты залезла мне в карман и вытащила мой кошелёк?! - крайне грубо и на повышенных тонах, совершенно не учитывая ситуацию с Алисой, даже не вопрошает, а делает утверждение президент. Демонстрируя так наглядно, какой он собственник. И не из личных соображений, как можно сперва подумать и все подумали, а он стоит на страже частной собственности, являющейся той незыблемой основой, на которой держится фундамент политической и государственной организации общества, где все его регулирующие законы подчинены этой аксиоме жизни.
И хотя это утверждение президента о том, что все женщины только и мечтают о том, как залезть к вам в карман и лучше в кошелёк, частично имеет основание быть, всё же это вопрос крайне деликатный - может ты сам к этому свою девушку подталкивал и провоцировал, скрывая от неё то, на что она может рассчитывать, находясь рядом с тобой - и обвинять всех представительниц женского пола подспудно в том, что они ещё большие собственницы, нельзя вот так, без прямых на то доказательств.
И возможно по этой причине, чтобы не ставить президента в ещё более неловкое положение, которое будет ему на руку, чтобы отвести от себя всё тоже подозрение в доведении Алисы до истерики и нервного срыва (то, что она была закодирована, это всего лишь одна из версий объяснения происходящего с ней), Шарлотта предлагает, как один из вариантов, вернуться к Броуди, и продолжить с ним начатое и так не завершённое.
- Может Броуди знает ответ на этот вопрос. - Говорит Шарлотта, переводя свой взгляд на Броуди. - Он ведь у нас всё знает, а говорить об этом почему-то не спешит. - А вот это было страшно сказано Шарлоттой. И страшнее всех стало Броуди, сразу потерявшего в себе весь свой апломб героя.
Правда, он ещё храбрится, и пока к нему не подошли и им не занялись вплотную, вопрошает, а точнее предлагает быть всем к своим услугам. - Так вы хоть, наконец-то, спросите, что вам всем от меня надо, и тогда я буду знать, чего вы от меня добиваетесь. А то связали, толком сказать ничего не дают, подходя ко мне только для демонстрации своих безмерных амбиций. Мне, мол, только по плечу разговорить так как мне надо человека связанного и подневольного. А вот говорить один на один, когда твой противник будет хотя бы волен в своих действиях, то этого мы боимся.
А вот в чью сторону шла эта говорливая провокация Броуди, то тут гадать не нужно. И президент, по кому так бездоказательно и пакостно прошёлся Броуди, чуть было не сорвался на эту его провокацию и не бросился его развязывать, чтобы значит, доказать тому, что он сам ничтожество и как он не прав, заявляя заявленное. И как хорошо, что в окружении президента всегда есть люди с альтернативным ему мышлением. И Шарлотта, кто к этим людям в первую очередь относился, вовремя остановила президента на пути к такой оплошности, на которую его подбивал Броуди. Где он, получив для себя свободу действий, начнёт разносить в хлам все человеческие принципы и главное физиономию президента, уже теперь требуя от него подставить вторую щёку для демонстрации своих принципов миролюбия и невмешательства в дела других значений права.
- Господин президент! - окрикнул президента... да как он посмел(?!), Оскар, опередив Шарлотту. И само собой все тут же забыли об Броуди, - когда тут закручивается такая интрига, обо всём позабудешь, - повернувшись к Оскару в большей степени, держа президента за лох...в поле своего зрения, чтобы значит, иметь его в виду и понимать, о чём сейчас будет вести речь Оскар, чей к нему антагонизм президента, если говорить об этом в самой мягкой форме, в последнее время так отчётливо проявился, что его не заметить было невозможно.
- Ну? - только и позволил себе президент в сторону Оскара, сверкнув так ожесточённо и не тяни время в сторону Оскара.
- Я знаю что, а вернее кого нужно искать. - Во как интересно говорит Оскар. А почему он, спрашивается всеми про себя, до сих пор молчал и тем самым потворствовал созданию нервозной обстановки, ведущий к ожесточённому неприятию всех друг против друга, то этот тот ещё вопрос. И если на то пошло, то Оскар повёл себя ещё хуже тех злодеев, кто обрёк их всех на вот такой взрыв мозга. Он знал, как всё это можно закончить, и не озвучил ответ на этот вопрос.
Но сейчас с этим разбираться некогда, когда все просто жаждут знать ответ Оскара.
- Говори, кого нам нужно искать? - почему-то пересохшим голосом спрашивает президент Оскара, уперевшись в него бесконечно злым взглядом.
А Оскар, как это на него похоже, сразу не отвечает, а он делает кульминационную паузу, что б, значит, доставить себе удовольствия от такой своей значимости, которая сейчас устремилась в космос, и когда президент готов уже взорваться, так уж и быть озвучивает то, что вы точно не ждали услышать.
- Как говорят в таких случаях, когда оказываешься в тупиковом положении и кажется, что выхода из него нет, то ищите жен... - И вот чёрт, теперь уже Оскару не дают досказать то, что он хотел сказать, а он вдруг и очень резко перебивается на самом интересном месте Шарлоттой (ожидаемо), всегда испытывающей нетерпение хоть к кому, кто начинает занимать больше её публичного времени, оттеняя её значимость за себя. Правда, не ясно, чем была вызвана вот эта её нервная реакция на раскрытие Оскаром тайны их всех тут нахождения (ну не тайны, а так, ключика для её раскрытия), но сейчас не до всего этого, не до интриг мадридского двора, как бы пошутил тот же Оскар, знающий толк в подковёрных интригах, и все сбиты с толку той напористостью Шарлотты, с которой она продвигает свой, только что возникший тезис о большем знании того, что всех сейчас волнует.
Что в край удивительно и интересно. До этого момента никто и знать не знал, что и где искать выход из создавшегося положения, а сейчас всех прямо настигло откровение, приоткрывшее завесу тайн, и все так и хотят поделиться этим своим откровением. Что ж, послушаем, что скажет Шарлотта и чем она решили затмить мысль Оскара.
И как оказывается и сейчас выясняется, то Шарлотта всё не уймётся и она, как злопамятливая стерва, не собирается мириться с автократизмом президента, решившим, что ему всё позволено и он может публично и на её глазах её унижать, стирая улики и записывая тем самым их в свои сообщники.
- Ручку! - вот этим словом перебила Оскара Шарлотта. А как только она всё внимание людей в кабинете собой заняла, то она уже более расширенно пояснила свою мысль. - Надо искать ручку, которой была сделана эта надпись "четверг". - А вот это уже ближе к пониманию президента того, что тучи над ним вновь сгущаются.
И как отлично понимает президент, то все уже догадываются, где ручка, плюс он, далеко заглядывая, видит, что эта самая ручка, которая является прямой уликой и указателем на твою вину, прямо сейчас находится там, под столом, где находится его президентское место. И отговориться у него не получиться теперь, заявив, что её ему подбросили. После финта с чернилами на руках, второй такой финт не пройдёт. Народ слишком устал и ему нужны немедленно, если не ответы на свои вопросы, то козлы отпущения и выпуска у них пара.
И сейчас, как не сводящий своего взгляда с Оскара президент чувствует обзорным зрением и видит своей интуицией, или наоборот (сейчас всё так перемешалось, что не разберёшь, что за что отвечает и смотрит), все упёрлись своим немигающим взглядом в него и ловят тот самый момент, когда он рефлекторно дёрнется, чтобы посмотреть, - а посмотрит он именно туда, куда он припрятал эту наиважнейшую улику, которая есть шах и мат для его дальнейшей карьеры, - и тем самым выдаст себя. И президент, отлично всё это понимая и притом очень для себя вовремя, а не после уже того, как он будет схвачен с поличным, как в деле того же Хантера Уотергейта, все какие есть силы направил на то, чтобы удержаться в этом положении, и даже краем глаза не повернуться в сторону своего места за столом.
А все вокруг люди, и особенно те, кто в последнее время демонстрирует крайне непримиримую позицию в сторону президента, как бы заявляя, что, мол, Джозеф мне друг и соратник, но истина дороже (а истина такова, мир вертится не только вокруг президента, а есть тут люди с куда более насыщенней и перспективней программой), не просто во все глаза смотрят и не сводят своего взгляда с президента, а путём мысленного напряжения давят на президента и пытаются продавить его в сторону поворота его шеи туда, где его будет ждать, как минимум импичмент, самый логичный итог для тех президентов, кто ставит себя выше интересов своих избирателей и лоббистских групп.
- Ну давай, сыкло, поверни уж, наконец, свою голову куда-нибудь, и сдай себя нам с потрохами. - С таким посылом смотрела Шарлотта во все глаза на до чего же упрямого президента.
А вот Оскар, с кем у президента сейчас установилась такая неожиданная связь глаза в глаза, нарадоваться не может тому, что он сейчас в испуганных глазах президента видит и как всегда многое из чего не имеющего нисколько отношения к президенту за ним записывает. И всё с такой наипротивнейшей для президента ухмылкой и насмехательством над ним.
- И что вы, господин президент, так ко мне внимательны. Никак переосмыслили всё то, что вы на мой счёт ранее пакостно думали, и решили принести мне извинения. И хотя с вашей стороны это вынужденная мера - не заручившись с моей стороны поддержкой, и притом немедленно, вам никак не выпутаться из этой ловушки, в которую вас так изящно загнала Шарлотта; сами знаете её, он очень жестока и мстительна к тем, кто не отвечает её расчётам - я так и быть, готов принять эти ваши извинения. - Нечто такое себе опять навыдумывал Оскар, во все фарфоровые зубы улыбаясь президенту. Отчего у того тут же возникло непереубедимое и невозможно как хочется это осуществить желание сделать себе заказ фарфоровой посуды из зубов Оскара, и когда он будет пить чай из этих именных чашек, то он будет постукивать своими зубами об стенки зубных чашек.
И президенту ничего другого не остаётся сейчас делать, как сместить акценты вот такого к себе внимания публики на то, что пока он ещё первое лицо и президент, и он будет решать, что сейчас в первую очередь рассматривать и что сейчас важнее всего.
- Оскар, - обращается президент к Оскару, всем своим видом показывая, что он человек целеустремлённый и его не сбить со своего пути всеми этими вбросами Шарлотты, по своей сути являющимися провокациями и желанием лиц, оппозиционно настроенным к любому его решению, увести его в сторону от верного пути и курса партии. - Мы с вами так и не закончили разговор. И пока мы с вами не решим начатое, мы никакие ручки искать не будем. Я слушаю, что вы там хотели сказать, и не смогли этого сделать, потому, что вас с непонятной мне пока что целью перебили. - На этом месте президент бросает яростный взгляд на Шарлотту, и тем самым затыкает на некоторое время её инициативы и намерения подставить и поставить президента в защищающуюся позицию.
Оскар же с досадой передёрнулся в лице, бросив исподлобья взгляд жестокой мстительности в сторону Шарлотты, вздохнул и раз дело сегодня такое, обстоятельства их здесь нахождения всех призывают к откровенности, если ты, конечно, хочешь и дальше жить со знанием себя нормальным и без нарушений психики и нервов, озвучивает не только то, что от него президент потребовал дораскрыть, а такое, чего никто в этом кабинете и в самом своём психоделическом и немного только страшном сне представить даже не додумался. Особенно те лица, которые сейчас были упомянуты и указаны Оскаром как самые первые лица, заинтересованные в происходящем вокруг него.
- А разве ещё не ясно, - вальяжно так забросив ногу на ногу и всё на глазах президента, продолжающего стоять на ногах перед этим быдлом, с вот таким дерзким самомнением и принижением умственного потенциала людей вокруг, кто, видите ли, по мнению Оскара, если бы ты был умным как он, то давно бы обо всём догадался и не клянчил у него, как президент, разгадку тайны всего с ними сейчас происходящего, в частности того, что случилось с Алисой. Но видимо по всё тому же субъективному мнению Оскара, здесь умных как он нет, и тогда он постарается доходчивым словом довести до всех то, что невооружённым взглядом видно. - Нужно искать женщину. - На этом месте Оскар делает паузу, дав возможность слушателям всего того бреда, который он сейчас несёт, считая всё это за умные вещи, проникнуться пониманием того, что он под этим заявлением продвигает.
А так как понять Оскара и то, что он сейчас решил утверждать, одновременно легко и невозможно, - в первом случае, он само собой выпендривается, а во втором, что с дурака возьмёшь, кроме того, что он утверждает в первом случае, - то все молчат и дают Оскару дальше высказаться. И Оскар, конечно, выскажется.
- А когда эта женщина, не просто находится, а он нам открывается в качестве факта новой загадки, а может приманки, то алгоритм поиска решения этой новой загадки остаётся прежним. И нужно снова искать женщину, которой перешла дорогу та найденная нами женщина, которая оказалась менее удачливой в этом противостоянии женского начала. - Вот так запутанно всё рассказал Оскар, явно желая выкрутиться без озвучивания имён тех самых женщин, которых он сейчас привёл в пример, где одна оказалась менее удачливой в противостоянии со своей соперницей, куда как более хитрой и стервозной женщиной.
И понятно, что такой туманный рассказ Оскара, где в качестве центральных лиц можно представить любую из находящихся в кабинете женщин, совершенно никого не устраивает, особенно тех лиц женского пола, кто замечен в конфликтных и неприязненных отношениях с Оскаром. Кто такого ещё может в их адрес напридумывать и наговорить, что, учитывая всю эту нервозную и всему поверишь обстановку, может легко быть принято за правду.
- Ты о чём, Оскар? - задаёт уточняющий вопрос президент.
- О чём я? - опять придуривается Оскар, переспрашивая, как будто он не слышал о чём его спросил президент. И сам при этом переводит свой взгляд от президента на Алису, замершую в одном внимательном к нему положении. Здесь он одно мгновение замирает взглядом, и начинает отводить свой взгляд в сторону... А как же иначе! Само собой в сторону Шарлотты, прямо взбесившейся на глазах до покраснения и побледнения одновременно своего лица под этим провокационным взглядом Оскара, решившего, что если ему пропадать пропадом, то он как можно больше людей с собой потянет на самое дно. И у него это получится сделать не по какой-то наивной уверенности, а его уверенность в этом подтверждена фактами: падшему окончательно, тому, кому нечего терять, верят всегда скорее, чем кристально чистому человеку, кому уже за одно то, что в нём видится для себя попрёк, не хочется верить - я, мол, вон какой чистенький, не чета тебе, а ты всё такая же дрянь и греховный человек, это я тебе говорю, как откровенно честный человек.
И как тут ему не ответить. - Да не пошёл бы ты вслед...- И поверив не кристально честному человеку, его противоположности, отправить того, как следует пачкаться.
В общем, нет тут в кабинете ни у кого ни единого шанса противостоять любому, даже самому пакостному пасквилю со стороны Оскара, самого падшего и подлого здесь человека, и значит, непререкаемого авторитета на свои обвинения вас в самых омерзительных поступках и преступлениях. А как иначе, и если Оскар, эта квинтэссенция подлости и коварства, знает толк во всех вероломных хитросплетениях человеческого ума, подводящих человека к грани его человечности, то ему и судить вас, подлецов и подонков. И ему стоит одним глазком на вас взглянуть, чтобы понять, какая вы всё-таки сволочь.
И по этой самой причине, Оскар так не любит президента и пользуется тем же обратным чувством президента, человека прямой ему противоположности.
- А всё о том же. - Говорит Оскар вот такую новую дерзость, и уже казалось, что от этого Оскара без оплеухи ничего толком не добьёшься, как он выдаёт на гора и на всеобщее удивление и частично оцепенение вот такую тайну чьей-то души. - Посмотрите на Алису и Шарлотту так, как никогда не смотрели, и найдите то, что скрывалось под всей этой корпоративной этикой.
И не успевает в первую очередь Шарлотта своим криком: "Постойте! Разве вы не видите, что это провокация!", охладить весь этот исследовательский пыл в свою очередь, направленный на подрыв её авторитета (Алиса с этим и сама прекрасно уже справилась), - а как ещё можно понять этот призыв Оскара посмотреть на неё каким-то особенным, не привычным для государственного функционера взглядом (а это может быть только вражеских взгляд), - как все уже впились в неё своей зрительной аналитикой, и давай себе позволять всякие несоответствующие действительности и внутренней конституции Шарлотты взгляды.
И на этот раз все эти вокруг люди позволяют себе не только лишнее, а многое из того, что они себя позволить ранее не могли. И причиной всего этого разнузданного и в чём-то анархического свободомыслия стало то, что для этого было получено дозволение (чуть ли не от самого!). Ну а люди себя так беспринципно и подло в самой критической непозволительности и разнузданности ведут тогда, когда им это позволяют делать, заявив, к примеру, что отныне они вольны что хочешь делать. И что-то глаз людской сразу направляет свой взгляд в сторону всего запретного и неприличного.
И вот это всё в один момент, со всех сторон и обрушилось на стоящую теперь как-то отдельно от всех, в самом центре внимания и своего выделения и отделения от всех, Шарлотту, тут же себя почувствовавшую почему-то раздетой. Хотя до этого она не раз присутствовала на конференциях, выступая и противостоя одна столькому большому количеству врагов всякого выступающего чиновника и функционера, журналистам. И ей никогда не было так холодно, остро и местами неприкрыто пошло, как сейчас, под этими пронзительно-принципиальными взглядами своих коллег. Кто последнюю одежду с вас скинет, чтобы добраться до истины. А истина одна и такова сейчас - твоя вина заключается уже в том, что ты на этом месте стоишь, а не мы.
- Что ты тут лепишь?! - всех перебивает президент, на повышенных очень тонах прикрикивая на Оскара. - Говори по существу!
- Я пытался быть тактичным и не озвучивать вслух подробности той связи, которая имеет место быть между нашими объектами наблюдения. Но раз вам так хочется, и вы не можете без того, чтобы всё личное и интимное было вывернуто наружу, то получайте это. - Как прямо какую-то угрозу сказал всё это Оскар, и типа за всё дальнейшее не я, а вы, падлы, будете нести ответственность, хоть я и зачинщик, и инициатор всей этой пакости.
- Я говорю о связи между Алисой и Шарлоттой. Это вы хотели услышать? - вот такое заявляет Оскар, а вот к чему эта его вопросительная агрессия, то никто не поймёт. Правда, после такого откровения в голове такой хаос и неразбериха стоит, что никто сейчас ничего не поймёт, глядя куда-то вперёд перед собой полным отстранения и отупения взглядом.
Впрочем, есть и некоторые прояснения и даже мысленные прорывы типа: "Вау! Я всегда что-то подобное подозревала", или же "А чего вы ещё хотели, думали самих не коснётся то, куда всех довести собрались". В общем, со своей предвзятостью смотрят люди на эту не кошерную связь с изюминкой между столь разными и непохожими людьми, как Шарлотта и Алиса. И даже что-то не сильно верится в то, что быть такое может, глядя на таких предельно психопатических людей, с кем находиться рядом продолжительное время невозможно сложно, а тут Оскар утверждает, что и такие вещи в здравом уме и твёрдой памяти возможны. Нет, что-то уж слишком фантастично.
И когда уже все эти сомнения начали набирать критическую массу, то тут то Оскар и подкидывает тот определяющий и недостающий пазл, который всё расставляет на свои места.
- Не смогли они разделить служебное и личное, вдруг столкнувшись с неразрешимой дилеммой, как быть, когда твоя соперница во всём, и в личном плане перешла дорогу и рассчитывает тебя растоптать в личном плане. - А вот о чём это сейчас говорил Оскар и на кого он так завуалированно намекал, во всю ширь рта ухмыляясь, то этого никто и слышать не хочет, так всем противно понимать, ради чего и ради кого поставили крест на своей блестящей карьере эти две самые выдающиеся представительницы департамента права. Что даже не верится, что такое быть может. Но именно фантастичность и невозможность всего этого, как раз и является самым убеждающим аргументом. Именно всё так и было, и иначе не могло не быть.
Не могли эти, столь рассудительные и здравомыслящие дамы, сойти буквально с ума, даже не от любви, а от своего стремления получать всё, что они хотят, как в случае с каким-нибудь самым респектабельным и самым блестящим чиновником из администрации президента. Нет, им, чтобы вот так сойти с ума и свернуть со своего выверенного пути в сторону скользкого и пропади всё пропадом пути, нужно было найти вот такого мерзкого типа, как Оскар, ничего из себя достойного не представляющего, одна только паскудность и пакость, и втюриться в него, как кошка, и бросить к его ногам всю свою честь, карьеру и перспективы стать выше чем были.
А вот мысли о кошках, навели президента на какую-то, едва уловимую мысль, которая уже раз имела место быть и звучать в этом кабинете. - Как кошка? - задался вопросом про себя президент, и наморщив лоб, попробовал вспомнить, в связи с чем мысль о кошке здесь уже звучала. Но ему ничего не приходит на ум, да и Оскар своей жирной точкой во всём этом деле, истории любовного треугольника, прямо вбивает в свои ноги президента.
- А если конкретней, - прямо-таки облизывает эту свою мерзкую историю Оскар, смакуя эти жуткие подробности из кулуарной жизни чиновников высшего ранга, - то не поделили они меня, и...Сами додумывайте, что придумала Шарлотта, чтобы убрать свою соперницу.
А вот это уже слишком, и президент в первую очередь не потерпит, чтобы так порочили честь мундира, и он...Сперва с бл*ь, словами и потерянным лицом от потрясения, как рухнет всем весом на свой стул, схватившись за свою голову и, не понимая, куда катится мир (причины этого движения более-менее теперь проясняются Оскаром) и как такое вообще возможно, с безумным взглядом, обращённым на Оскара, как выплеснет из себя всё то, что в нём возмутилось: "Боже ты мой, что за бардак тут происходит!". И пока все делают вид, что и сами только сейчас о таком и об этом слышат, президент нащупывает ногой ручку под столом, - вот ты где, падла, - и отпихивает её подальше от себя.