Сложности понимания друг друга объясняются их разными подходами к проблеме друг друга, или вообще.
- Держи, это тебе. - Протягивая Клаве газету, говорит Михаил. А Клава недоверчиво смотрит на газету и спрашивает: "Что это?". В общем, ничего нового и он действует так, как это всегда и бывает в такого рода смысловых случаях, где каждая простая вещь подразумевает в себе загадку, хоть в ней её и нет, а сложнейшие головоломки в итоге на раз щёлкаются, хотя казалось, что нет такого ума, чтобы их разгадать, в общем, это как в детективном кино, когда человек отчётливо видит и чуть ли не знает, что ему предлагают, а он всё равно ищет скрытый смысл в том, в чём его и нет.
А Михаилу, может быть, и подрывалось поймать Клаву в ловушку, с намёком на тайну сказав: "Ищи в ней самое необычное объявление, или статью", но он не стал этого делать, просто сказав, что это газета. Но Клава не такой человек, чтобы верить на слово человеку, а он видит в этом некий подвох, или же Михаил что-то от него скрывает и недоговаривает. - Когда я буду её читать, он в свою очередь будет меня читать. Как я отреагирую на знаковую статью, прикрывающую собой некое скрытое послание. - Глядя на ухмыляющегося Михаила, в момент так за него решил Клава. Правда сразу же одумался. - Право, какая чушь. И зачем ему всё это? - было отрекшись от первых своих слов, Клава, тем не менее, не отказался от своего предубеждения против Михаила, которое привело его к той самой мысли, которая, как ему подспудно понялось, его весь день вела вслед за разумением Михаила.
- А затем ему всё это нужно, - рассудил Клава, - если только редактор поручил ему не съёмочный аппарат за мной носить, который по большому счёту я всё время нёс, - а где кстати он? - а он поставил перед ним цель - проверить мою журналистскую квалификацию:
"Будешь ему дурить голову всякими дурными мыслями о журналисткой работе. - Давал наставление у себя в кабинете Альтернатив Каутский Михаилу, перед тем как направить его ко мне. - Можешь и по мне проехаться, назвав меня сатрапом и погрязшим в коммерции приспособленцем. Но не больше. А то я тебя знаю. Не знаешь ты удержу в своём обличении пороков близких тебе по роду деятельности людей. - Альтернатив серьёзно посмотрит на Михаила и обозначит ему преследуемые задачи. - Проверишь его классность, как ты это умеешь. - Перемигнулся Альтернатив с Михаилом, отлично зная всю эту специфику работы и умение Михаила ставить в тупиковые ситуации новичков. - Сам смотри на своё усмотрение с чего начать. Можешь его сразу настроить на серьёзное расследование, - ты, я знаю по своей сестре, кому ты голову задурил своими прожектами совместного будущего, умеешь убеждать, - а можешь для начала, так сказать, в качестве разминки, предложить простую историю из жизни влюблённых людей.
А Михаила само собой это всё не устраивает, он привык мыслить глобально, и он интересуется. - А как насчёт совместить? - А Альтернатив прекрасно знает Михаила, кому что-либо запрещать бесполезно, и он машет на него рукой, говоря: "Делай, как знаешь?". - Клава аж присел от такого своего озарения, где он увидел в истинном свете Михаила, выдающего себя за никчёмного и пропащего человека, тогда как он правая рука редактора, фигуральный, но в тоже время профессиональный киллер для всякого непрофессионала не своего дела, кто купил себе диплом и пришёл в профессию только из меркантильных соображений. И тут перед Клавой предстала новая порция обличительных разоблачений Каутского и Михаила:
- Этот Клава точно купил диплом. Правда, не сам и не путём содействия своих родителей, а тут дело поковарней и посложнее будет. - Заверил Михаила Каутский. - Так что с ним не расслабляйся, он не просто чьих-то богатеньких родителей сынок, а он в деле обмана людей ему доверившихся, очень и очень предприимчив и ловок.
- Это ты о чём? - не сразу уразумел в какой области ловок я, заинтригованный и чуть-чуть напуганный перспективами встречи со сложным противником Михаил. А Альтернатив Каутский, прежде чем раскрыть эту страшную тайну, прикладывает палец ко рту, типа тихо, затем бесшумно добирается до двери, прикладывается к ней ухом, и в один момент резко открывает её. Но там, за ней, никого нет и Каутский без всякого смущения, со словами: "Подстраховаться никогда не помешает", возвращается назад. Где он занимает своё место и придвинувшись к столу, начинает тихо говорить.
- Ты и сам знаешь, какими в основном путями попадают к нам, в новости, все эти новоиспечённые рупоры новостей. Все нынче желают быть информационными гуру, как минимум, а по максимуму из них блохер выходит. Ну а моя, а вернее сказать, нашего учредителя редакторская политика такая: не по карману отказывать в просьбах влиятельных людей, желающих пристроить своего бездельника-оболтуса к нам, раз он вообще ни к чему тяги не имеет, а вот быть в центре внимания и источником новостей, то это по нему. И мы таким образом, можно сказать, сразу двух зайцев убиваем: ещё одного не находящего себе места в этом мире бездельника к делу пристраиваем, что не такая интересная новость, и за одно для себя массу плюсов получаем, как от папаши этого бездельника, имеющего доступ к инсайдерской информации, которой он обязался с нами делиться, так и сам его сынок, находясь постоянно в центре различных событий, будет напрямую и главное первым, доставлять нам новости об этих событиях. И по-другому быть не может. - Промежуточно заключил Каутский.
- А газета, это задокументированная в букве информация, всегда была и будет чьей-то служанкой. А всё так хотя бы потому, что информация, это сказуемое слова, сказанного его хозяином. И как он его скажет, или решит подать своему слушателю, то так оно и будет. Ну а служанка всё-всё знает об услужливости и исполнительности, и она спуску не даст тому, против кого будет направлено это слово. И такова наша реальность. - Каутский перевёл дух, давая понять Михаилу, что его редакторская доля не столь радостна, и ему тоже приходиться крутиться, после чего продолжил:
- Ну а как только очередной балбес себя исчерпает, или его папашу подвинет другой влиятельный человек, готовый с нами делиться дорогостоящей информацией, то тут-то вступаешь ты, подводя отработавший ресурс к итоговому результату. - Только Михаилу непонятно, для чего Каутский раскрыл настоящее его занятие в редакции газеты. "Но это только Михаилу непонятно, тогда как мне, как раз всё понятно, - догадался Клава, продолжая навострять уши на этот воображаемый им разговор:
- Правда случаются и иные случаи, как раз как сейчас с нашим подопечным. - Многозначительно проговорил Каутский, специально не называя имена. Чем создал напряжённую обстановку в кабинете, где Михаил, затаившись, ждал от него страшных открытий. И они последовали.
- Ситуация с нашим подопечным непроста тем, что тут на этом поле играют две враждующие стороны, которые в тоже время никак публично не выказывают своих противоположных намерений насчёт... ты понял кого. - Сказал Каутский.
- Не очень понятно. - Сказал Михаил.
- Сейчас тебе всё станет ясно за этого прохиндея. - Сказал Каутский, налил себе в стакан из графина воды с запасом, и в раз выпил всё, что налил. После чего выдохнул и всё-всё, с некоторыми преувеличениями и домыслами обо мне многое наговорил Михаилу. - Он только с виду такой тюфяк, тогда как на самом деле он обладает неимоверной силой обманного слова. И он для убеждения людей использует философию боевого искусства дзюдо, мягкого пути. Где он через свою мягкость, - а эта его видимая неприспособленность к жизни, своего рода неуклюжесть, и есть она, - использует силу другого человека для достижения своей цели, или пути. Вот таким образом он задурил голову одной из самых завидных невест нашего города, и она, несмотря ни на что, - в основном на требования своих влиятельнейших родителей, чьей единственной дочерью она была, - приняла его предложение, выйти за него замуж. Ну а сам он, чтобы значит, быть хоть при каком-то деле, возжелал быть журналистом, тогда как на самом деле преследует одну лишь цель, быть в курсе всего, что его интересует. Ты понял, с какой подлостью человеком тебе придётся работать? - вопросил Михаила Каутский.
А Михаил давно уже понял и у него уже руки чешутся, так ему хочется свернуть мне шею. Но им ещё не выяснены все вопросы, и он желает полный расклад на меня узнать. И уж затем, исходя из этого, готовить план по моему в топтанию в себя.
- Это-то я понял, - говорит Михаил, - только мне не совсем ясен посыл одной из сторон этого семейного конфликта. - Интересуется Михаил.
- А что непонятного-то. - Удивляется Каутский. - Они хотят, чтобы ты вывел нашего подопечного на чистую воду, так сказать, подвёл его к тому, чтобы он уже не смог выкрутиться и продемонстрировал себя перед их дочерью в своём истинном, подлом свете.
- И я как понимаю, - приблизившись вплотную к столу, с прищуром посмотрев на Каутского, тихо проговорил Михаил, - тот, кто сделал вам это лестное предложение, сказал, что он за затратами для начала не постоит. А по итогу всего этого дела, его благодарность не будет иметь границ, лишь только разумные ограничения. Я, ничего не перепутал? - спросил Михаил.
- Мы всегда друг друга понимали с полуслова. - На этом Каутский закончил разговор, выписав Михаилу огромный чек на накладные расходы.
И теперь Михаил путём создания разной сложности различных нетипичных ситуаций, не без своих головоломок и сложностей с правоохранительными органами, кто в отличие от испытуемого, конечно, в курсе кто такой Михаил, будет испытывать новичка на стрессоустойчивость и его подходимость для профессии. И вот теперь для Клавы всё, что касалось Михаила, встало на свои места. Насчёт же всего остального, то у него есть некоторые вопросы к самому себе в плане достоверности рассказа Каутского о его семейном положении. Где он практически всё извратил, начиная от недоступного для него по имущественным соображениям положения своей супруги, кончая этой профанацией Каутским его мотивации для заключения своего брака. Если Каутский хочет знать, то заключённого на фундаменте любви и уважения друг к другу.
Впрочем, для неспособности Каутского мыслить разумно и объективно есть свои предпосылки и объяснения. И это не только его желание таким образом мотивировать на действия Михаила, а главное тут то, что за всеми этими их действиями и мыслями стоял сам Клава, с некоторых пор сам не в себе находящийся и падкий на такого рода для себя сенсации. - Но дыма без огня не бывает. - Подвёл итог своему, в одно мгновение промелькнувшему рассуждению Клава. - И что-то во мне, в Михаиле, или ещё где, меня к этим мыслям подвело. - И на этом Клава поставил точку в деле рассмотрения Михаила.
И Клава с новым пониманием посмотрел Михаила и так уж и быть, взял газету, которая всё-таки не так просто была ему преподнесена. - Так всё-таки, для чего она? - спросил Клава, ощупывая толстушку газету. А Михаил присаживается на скамейку, кладёт на колени уже свою газету и, поглаживая её, говорит. - Ну, во-первых, в ней обустраивать свой ночлег из всех вариантов наиболее доступно, мобильно и со всех сторон прикрыто. А также не запачкано. - А вот этого было необязательно добавлять, при этом бросая свой взгляд на нечистоту костюма Клавы. И Клава, может быть, только частично виноват в том, что приобрёл такой притёртый к обстоятельствам жизни вид. Он только в кино видел такого рода применение газет бродягами, и совсем не думал, что и ему это, так случится, что пригодится.
Михаил, между тем, продолжает свой краткий ликбез по газете и о её преимуществах перед другими видами своего укрывательства, как оказывается, не только от плохой погоды, шпионов, но и как показывает опыт личной жизни, то в неё можно завернуть хороший бутерброд и рыбу. - И в главных, - говорит Михаил, - она информативна. Что, в общем, и отвечает её сути. - Здесь Михаил раскрывает газету перед собой, на мгновение задерживает её в таком положении, затем кладёт её на колени в таком развёрнутом положении и, вынутой из кармана ручкой ("Чёрт! Это моя ручка. - Еле удержал себя в молчании и дисциплинированности, побледневший лицом Клава, увидев эту ручку, один в один как его: полностью чёрная с золотыми обрамлениями") проделывает в одном, видимо глазомером намеченном месте, ровную дырку. После чего ручка возвращается на своё место, а газета на своё. Ну а Михаил принимается за своё: за объяснение этому дилетанту Клаве, находящегося в прострации после увиденной ручки, насколько газета применима при всех практически случаях жизни.
- Ты уже, наверное, догадался, для чего я проделал эту дырку в газете и что я посредством неё делаю. - Обратился к Клаве из-за газеты Михаил. А вроде как пришедший в себя Клава, может быть только насчёт дырки в газете согласен, - да, в неё можно подсматривать за интересующими тебя людьми, - но вот насчёт всего остального, - что там сейчас делает Михаил в прикрытии газетой, - он совершенно не уверен. Хотя некоторая уверенность в том, что он там сейчас ему рожи корчит и ржёт, - что, видел свою ручку у меня, и съел, - есть. Но это только его предположения, хоть и вероятные до очевидности, и поэтому Клава, затаив злость, останавливается на нейтральном ответе. - Примерно.
А Михаил другого и не ожидал от него услышать, и он продолжает из-за газеты хитрить и пользоваться своим независимым от видимости положением.
- Ты всё верно заметил, - говорит Михаил, - я тут внутри более свободен в своём выражении чувств. А это куда как больше способствует концентрации мысли, которая, зачастую без толку растрачивается на удерживание на своём лице почтительности и другого рода благонадёжности. А так, к примеру, я увидел некую неприкрытую деталь в гардеробе наблюдаемого мной человека, куда он прячет нечто ценное для всех, а может просто засунул руку, чтобы почесать то, что чешется, и я, не тратя силы на удержания своего лица в рамках приличий, - а наблюдаемый мной объект всё это делает без всякого стеснения, видя с моей стороны газету, - в момент раскушу наблюдаемый мной объект, решивший таким способом перехитрить всех. - Здесь Михаил замолчал и видимо, всё своё внимание сконцентрировал на поиск подходящего объекта для наблюдения и демонстрации на нём всех технических преимуществ этого многофункционального средства разведки, газеты.
- Ага. Есть! - через совсем короткое время доносится возглас Михаила. Клава же, примерно понимая ход его мыслей, по направлению его взгляда через газету проводит свои параллели и обнаруживает на другой стороне дороги предположительный объект наблюдения Михаила. Ну а то, что Михаил выбрал в качестве объекта для своего наблюдения именно девушку спортивной конфигурации, остановившуюся у дорожного бордюра по выходу из придомового, как гласит табличка на нём, фитнесс-центра, чтобы с кем-то созвониться, то это для Клавы очевидно - Михаила, насколько он успел его узнать, в этом мире удерживают две вещи: домашнего изготовления странного действия жидкость в бутылке и вот такие неземные спутницы отважных, премиального класса людей. Правда Михаил и близко не подходил к такого рода людям, так что ему только и оставалось, как прикрыться газеткой и в дырочку газеты поглядывать на такие для него недостижимые совершенства.
Но Клаве Михаила нисколько не жаль, так он его за сегодня достал и вывел его из всего, чего только было можно.
А Михаил тем временем подзывает Клаву пододвинуться поближе к нему. На что Клава смотрит с некоторым предубеждением. Михаил, раскрыв газету, вначале не совсем понимает, что этим своим, с укоризной выражением лица хочет показать Клава, но затем догадывается и начинает громко ржать. Чем вызывает на себя внимание случайных прохожих, а также той, спортивного вида девушки, для которой пока что всё интересно, и она смотрит на мир с удивлением и с широко открытыми глазами.
- Не боись. - Говорит Михаил. - Я не для этих целей зову тебя уединиться со мной за газеткой. Хотя, хе-хе, посмотреть на это со стороны было бы забавно. Видишь сколь многофункциональна газета. Позволяет на ровном месте истории придумывать. - Здесь Михаил разворачивает газету в полный разворот и подзывает Клаву. - Тогда пододвигайся не столь близко, а чтобы ты вошёл в разворот газеты.
На этот раз Клава принимает его предложение и садится рядом так, что между ними остаётся то расстояние приличия, чтобы ничего, не дай бог, не подумали скучающие прохожие, и в тоже время ему практически полностью видна внутренняя фигурально, а так она лицевая, когда обращена к читающей стороне читателя, сторона газеты. Здесь Клава, быстро пробежавшись по статьям и имеющимся в наличие картинкам, на одной из картинок и обнаружил дырку в газете, которую сделал Михаил, чьё предназначение определялось Михаилом, как окном в чудный мир.
Ну а так как дырка была точно проделана в глазу какой-то публичной личности, раз её фото помещают таким крупным планом на одном из разворотов газеты, то это точно не случайность, а озорная злонамеренность Михаила. О чём Клава и хотел ему заметить, но Михаил первее его заметил, что он это заметил. А как заметил, то, усмехнувшись, заметил. - Люблю точность. Не в бровь, а в глаз. - А Клаве и возразить против этого нечего. Хотя перевести внимание Михаила на рот этого публичного лица он не удержался.
На что у Михаила имеется весьма достойный контраргумент. - Хочешь, чтобы мы ему в рот смотрели. Так что ли. - Михаил прямо укорил Клаву за такую наивность, не только покачав головой, но и многозначительно посмотрев на него. Типа, вот ты Клава и проговорился насчёт того, кто у вас дома во всём руководит. Как говорится, рефлексы обязательно выдадут истинное положение вещей, как бы ты не старался их прикрыть.
И Клаве, хоть и хочется оспорить этот взгляд на себя Михаила, но он понимает, что у него сейчас нет никаких аргументов и доказательств против такого о себе суждения. И ему одно остаётся, как перевести внимание Михаила на что-нибудь другое.
- А что на другой стороне газеты? - спрашивает Клава.
- Я думаю, что-то интересное. - Сказал Михаил. - Но сейчас не будем смотреть, пусть это для нас будет сюрпризом. - Сказал Михаил, после чего хотел было заглянуть в это просверленное им собственноручно окно в чудный мир, а может быть и незамеченных возможностей, но тут его посетила интересная мысль, и он обратился с вопросом к Клаве. - А ты знаешь, что это за газета? - Клава рефлекторно было дёрнулся в сторону своей, но Михаил, окриком его остановил: "Стоп. Сам вспоминай".
А как вспомнить то, что и не запоминал. Вот то-то. И Клава только пожимает плечами. А для такого его ответа у Михаила уже приготовлен нравоучительный ответ. - Не мне тебе объяснять, что газета газете рознь. И читая одной направленности газету, ты смотришь на мир одними глазами. Ну а когда другую, то само собой уже по-другому. Да, здесь я не буду удаляться в дебри философского вопроса, что было раньше, яйцо или курица, в нашем значении, что первоочереднее было: на глаза читателю попала газета и сформировала его взгляды, или же у него сформировались свои взгляды на то, что ему хотелось бы читать. В нашем случае не это значимо. А я хочу сказать, что от выбора газеты в качестве окна в этот чудный мир тоже немало зависит. - Михаил посмотрел на Клаву и спросил его: Будешь смотреть свою газету, или сперва догадаешься, через сито какой газеты мы сейчас будем смотреть на мир?
- Давай вначале посмотрим твою. - Не раздумывая сказал Клава.
- А вот это уже мне нравится. - Усмешливо сказал Михаил, приближая к себе слегка газету. И Клаве бы помолчать, дожидаясь, когда Михаил всё как надо настроит и пододвинет газету на нужное расстояние, но ему почему-то неймётся, и он, указывая на этого одноглазого типа с газеты, спрашивает Михаила. - А кто всё-таки он? - А Михаил видно не придавал этому особого значения, и он, остановив свои действия на полпути, внимательно смотрит на фотографию типа с газеты, и, как всегда, не в бровь, а в глаз, делает точнейшее удостоверение личности. - Ясно, что пират. А имя не имеет никакого значение. - И на этом ставит точку в идентификации этого типа с картинки и, приблизив газету к себе так, чтобы и у Клавы была возможность заглянуть наружу через проделанную дырку, принимается за объяснения.
- Я почему столь важное значение придал направленности газеты, - заговорил Михаил, - а всё потому, что нам придётся смотреть наружу посредством неё, а это, можешь мне нисколько не верить, вносит свои определённые коррективы в то, что видишь. Вот моя газета называется "Наше время". Ты примерно знаешь, - посмотрев на Клаву, спросил Михаил, - чем она занимательна? - Клава же не выразил собой никаких признаков знания или незнания предмета обсуждения, и Михаил сделал уточнения. - В ней рассказывают о самых важнейших приметах нашего времени: полнейшей политизированности современного общества, чьей основной приметой стало его потребительство, проникновение во все сферы жизни человека информационных, а не за горами и промышленных технологий, разобщённость людей и как итог, ожидание им неминуемого приближение катарсиса...тьфу, апокалипсиса. - Михаил перевёл дух и взялся более основательно за демонстрацию своего технического устройства.
- Ну, в общих чертах я тебе объяснил, в каком ракурсе будет представлен окружающий нас мир, а теперь посмотрим, как это будет на практике выглядеть. - Сказал Михаил и приложился взглядом к этому глазку в газете. Правда, совсем на немного, чтобы скорректировать направление этого наблюдательного окна. - А теперь ты. - Посмотрев на Клаву, Михаил кивком придвинул его к газете. А Клаве даже интересно посмотреть на то, что он там сейчас увидит.
И вот он в самый раз приближается к газете, чтобы значит, не промахнуться мимо открытого глаза этого пирата-политика с газеты, кто несколько насмешливо смотрит на него, и кому, как это сейчас показалось Клаве, доставило бы большое удовольствие, если бы он слегка промахнулся и упёрся своими губами в его. Так что проявленная в этом деле осторожность Клавы, имела под собой не надуманные причины. И он, приблизившись к этому открытому окну в этот мир, не забывал держать дистанцию между собой и этим противным политиком.
Ну а как только он заглянул в это окно, то первое, что он увидел, то это бьющий прямо в глаз солнечный свет, отчего он даже подумал: "Почему так всегда выходит, что солнце всегда тебя лицом к лицу встречает, когда ты открыл глаза на что-то новое?". Но это была мысль первого мгновения, а затем он увидел границы газеты, мешающие ему полноформатно увидеть мир за газетой. И ему пришлось настроить свой глаз на дальнее расстояние и уж затем он увидел в своей расплывчатости и не полной ясности природу, которая постепенно отходила не то чтобы на второй план, а она оттеснялась в своё без фокусное изображение центральной фигурой композиции, той самой спортивной девушкой.
И трудно сказать, как Михаил определил, что Клава своим взглядом добрался до девушки, но как только это произошло, то он взялся за свои пояснения. - Чем хороша газета политической направленности, - заговорил Михаил, - так это тем, что она всё показывает в чёрно-белых красках. - И что удивительно для Клавы, то он видел эту девушку без всяких красочных прикрас. И хотя это было не так, как он вроде бы помнил, да и не может быть такого в современном мире, где всё красится в яркие цвета, чтобы придать вещи товарный вид, но это так сейчас им виделось. Но при этом девушка нисколько не потеряла в своей привлекательности, и даже несколько прибавила в том, что в ней на первое место вышла её природная интересность.
- Так вот что значит этот временной фильтр. - Клава догадался, что имел в виду Михаил, говоря о связи между средством наблюдения, газетой и тем, на что смотришь.
- При этом объект наблюдения, - Михаил продолжал свои пояснения, - зрительно чист от всех сторонних налётов. А так бы ты на неё посмотрел в интерьере повседневной жизни, который хочешь того не хочешь, а смазывает её индивидуальность и приспособляет её к себе, и не увидел в ней самого главного, её индивидуальности. А тут в этой фокусированной только на ней обзорности, этим обзорным фильтром подавляется всё лишнее и нам в объекте наблюдения видится все движения его души без обмана. А если приглядеться внимательно, то можно до глядеться до сокровенного. - На этих словах Михаила, Клава, побуждаемый его словами и ещё любопытством, и ничем больше, как видимо, вскоре подумал Михаил, начал фокусировано приглядываться к объекту своего наблюдения, девушке.
И надо сказать, но только про себя и по секрету, что он начал видеть и замечать в ней больше, чем до этого момента видел. И если он прежде не замечал в ней всех этих огорчительных потемнений во взгляде вокруг себя и нахмуренности в бровях, то сейчас это прямо бросается ему в глаза и заставляет в волнении задаться самыми простыми вопросами: "И какой гад, заставил её так расстраиваться, или что она потеряла?". А когда она вдруг взглянула прямиком в его сторону, то Клава сердцем почувствовал, как ему трепетно в нём и жарко стало в теле, но при этом холодно в ногах, а ещё ему захотелось, чтобы она ему сейчас подмигнула и одними губами сказала: "А вот теперь я нашла, что всю свою жизнь, хоть и короткую, но уж какая есть, искала".
Но она ему не подмигнула и сопутствующе этому действию не улыбнулась, хотя и находилась на пути к этому шагу, а всё потому, что тут вмешался Михаил и со словами: "На первый раз хватит", отодвинул его от этого окна наблюдения, чтобы самому туда ещё разок заглянуть. А Клава дурак сразу и не сообразил выглянуть из-за газеты и посмотреть в сторону девушки, чтобы сперва убедиться в чём-то своём личном, а уж затем, и всё это в одной связке с первым желанием, не стать объектом манипуляции Михаилом. Но Клава в недовольстве смотрит на Михаила и за это получает от него по полной программе.
Так Михаил, состроив на своей физиономии более чем довольную физиономию, - а Клава преотлично подозревает, кто источник этого его довольства, - начинает потрясать Клаву своими откровениями. - Хороша, что и говорить. - Говорит Михаил и при этом гад, облизывает губы. Что неимоверно бесит Клаву, нетерпящего вот такие проявления и заявки на собственничества. Хотя с самим хорошим посылом Михаила он согласен.
А Михаил, между тем, продолжает выводить из себя Клаву уже другими подробностями из поведения спортивной девушки. Да не так просто, а с манипуляцией его поведением. - Вот чёрт! Сюда посмотрела! - без всякого преувеличения, актёрски сыграл своё изумление Михаил, чем заставил Клаву вжать голову в плечи и затаиться за газетой. А Михаил краем глаза это видит и про себя посмеивается. И при этом тянет последние жилы из Клавы, оставляя его вне ведома происходящего. Отчего он не выдерживает и хриплым от напряжения голосом спрашивает. - Ну чего там. Не тяни, говори.
- Что-что, улыбается, и нам, голубкам, машет ручкой, - к полной Клавиной неожиданности, Михаил усмехается. А вот этого Клава уже стерпеть не смог и хотел было подскочить с места, но Михаил вновь на полшага впереди него. Он убирает перед собой газету и, так резко открывшееся пространство перед собой, сбивает с толку Клаву, оставив её сидеть на месте.
Но это не отменяет того, что Клава не может посмотреть в интересующую его сторону. И он смотрит и ...Никого там, у знакового бордюра, не видит. И он с непонимающим взглядом смотрит на Михаила. А Михаил, что за человек такой вредный, чуть ли не зевая, говорит: "Она ушла, а что я говорил, то это я пошутил". Затем он задерживает свой взгляд на Клаве и вдруг спрашивает его: "А ты что, хотел бы, чтобы было по-другому?".
Ну а Клаве ответить на это нечем, и он, дабы не быть замеченным Михаилом в некоторых движениях своей души, явно навеянными свежим уличным воздухом и новизной обстановки, переводит своё, а вслед и Михаила внимание на газету в своих руках. С которой он начинает поверхностно знакомиться и на глазах Михаила меняться в своём недоумении.
- И как это понимать? - повернувшись к Михаилу, вопрошает Клава. А Михаил начинает строить из себя недотёпу и простачка, кому совершенна неясна такая позиция Клавы. - Ты это о чём? - типа искренне не понимая, задаётся вопросом Михаил. А что тут неясного, по мнению Клавы, когда Михаил себе купил серьёзной направленности газету, мир через которую виден хоть и в чёрно-белых красках, но он очевиден и до реальности таков, тогда как его жёлтая газета, - бл**ь, на ней так прямо и написано, - в себе ничего такого существенного не несёт, и только и может, что искажать и иллюзорить этот мир.
- Вот я тебя и спрашиваю, как это понимать? - подвёл итог своему умозрению Клава.
- А ты уже начинаешь понимать. - С прежней и кажется никогда не уходящей усмешкой с лица, ответил Михаил. После чего он меняется в лице в сторону серьёзности и говорит. - А между тем, это только на первый взгляд кажется, что вручённый тебе инструментарий менее серьёзен, чем мой. И я даже скажу больше, чтобы работать с твоим инструментом нужно обладать куда большим профессионализмом и навыками, нежели с таким как у меня инструментом, где всё показано без прикрас и начистоту. И при работе с таким инструментом, в которое заложены фильтры иллюзии, нужно обладать поистине природным талантом и изначально уметь отличать реальность от иллюзии, то есть знать истинное значение этих двух выражений настоящности. И смотреть на мир с такой смекалкой в глазу и тут, - Михаил пальцем руки постучал себе по лбу, - не каждому суждено...Ну или по плечу (то есть как на роду написано, ну, талант от природы, или трудолюбием и навыком берёт).
- Так что ты этим хочешь сказать? - посмотрев на газету в своих руках, в растерянности спросил Михаила Клава, боясь из всего услышанного вслух или про себя делать хоть какие-то выводы (подсознательно он уже это дело под себя рассмотрел и оттого так взволновался).
- А то, что ты подумал. - Многозначительно сказал Михаил. И тут в голову Клавы вошла та самая знаковая мелодия, которая с собой принесла тот, как думалось Клавой, что надуманный им разговор между Каутским и Михаилом, где перед Михаилом была поставлена задача слить его из профессии и главное из жизни его супруги тоже Клавы. И сейчас ему вдруг посчиталось, что не всё так просто, как и эта возникающая в очень интересные моменты мелодия. Правда, что всё это значит, он пока не решил, да и Михаил не дал ему возможности на эти разумения.
- А я, может быть, на тебя всё поставил, - вдруг заявил Михаил, - и имею уверенность, что тебе всё по плечу. - На этих словах он приподымает свою газету, которую он приопустил вниз, затем складывает её в начальное положение и возвращает её к себе с первой страницы рассмотрения.
- Ну, что тут у нас. - Для начала закинув ногу на ногу, а уж затем посмотрев на газету, сопроводил свой серьёзный взгляд на неё этим вопрошанием Михаил. - Ага. - Усмехнулся Михаил. - Как всегда попал в точку. - А Клаве хоть и очень интересно, во что там попал так точно Михаил, и он даже краем глаза посматривает в его сторону, но он не решается сейчас об этом его спросить, переваривая сказанное им до этого. Где ему, и верится, и больше не верится в честность Михаила. И для второго варианта также больше оснований. Но сейчас, а тем более впопыхах, выводы не стоит делать, и он начинает листать свою газету. И не для того, чтобы изучить её, - там ничего нового для него не пишут: та сказал это про это, Это сказала совершенно обратно про Та, ну и другие философские разглагольствования тусовки, - а чтобы немного остынуть и устоять возбуждённую мысль.
А вот Михаил, наоборот, читает и интересуется, чем мир вокруг него живёт и дышит по мнению ведущих новостных журналистов и как без них, ведущих политологов, само собой директоров всевозможных центров исследований и влияний. "Мир не дышит, а задыхается от углекислых выбросов людей с верхних этажей небоскрёбов, которые вначале такого натворят (это они стоят за парниковым эффектом, всё своё рабочее время проводя в жарких спорах, а свободное время проводя в парной, где ещё не такого жара и пара поддают), а потом у них уже выхода нет другого, как только в окно головой и прямиком вниз, навстречу неизбежности. Ну а как жизнь, то разве это жизнь, когда вокруг такие выбросы и падения на фондовых рынках, и всё главное без твоего деятельного участия (обзорное не в счёт). А вот если бы ты напрямую принимал в этом участие, то вот это была бы незабываемая жизнь, хотя бы для тебя". - Примерно так представляется на поверхностный взгляд жизнь в этом мировом раскладе для всех этих много знающих политологов.
- Так, - многозначительно выдал эту сентенцию Михаил, - сегодня прибыл чрезвычайный представитель... - Зачитал в задумчивости Михаил.
- Что? - спросил Клава.
- Да ничего. - Ответил с той же задумчивостью Михаил, после чего он перелистнул газетный лист и уже более звучно и внятно принялся озвучивать прочитанное, а может и до осмысленное. - Политический мир, как никогда стабилен и устойчив, утверждают ведущие аналитики и почему-то вирусологи и сейсмологи. - Как от самого себя делился информацией Михаил. - Это значит, что всех скоро нас ждут потрясения в сфере здравоохранения, или тут вмешается природа со своими катаклизмами, а что именно, ещё видимо и точно не решили ведущие политологи и не почему-то экономисты. Нет ещё точных расчётов, вот они и считают, с чем человечеству, а точнее его определённой части, той, что всё решает (мир делится на математиков и на философов, одни считают так-то и так, а другие размышляют, - философски конечно, - как им с этими расчётами жить), более выгоднее сейчас столкнуться. И каждая из лоббистских групп продвигает свой проект для итогового осуществления. А это значит, что нас всех, как и говорилось выше, обязательно ждут свои потрясения. - Закончив с политической колонкой, Михаил перевернул страницу и продолжил своё словесное обозрение новостей. Как из всего понялось Клаве, то он давал ему урок, как нужно читать и относиться к новостям, которые на нас льются с полос газет ежедневно.
- Хм. Экономика. - А вот от такого, хм, отношения к экономике Михаила, Клава не в восторге. Но он не вмешивается, а начинает одним ухом слушать, приняв во внимание этот экономический скептицизм Михаила, явно испытывающего некоторое (да куда каждый день деньги деваются, как не положу с утра в карман, в эту бездонную прорву, к вечеру их вновь там нет) недовольство своего финансового положения, и значит, не могущего объективно оценивать новости из мира экономики.
- Она у нас, как замечают, опять же ведущие экономисты, находится, как обычно, в одном глубоком смысле. И если именно к ним не прислушаются люди из высоких кабинетов, то всех нас ждёт ещё более глубокое дно. Хотя и в этом царстве тьмы есть свои проблески надежды на слияние двух непримиримых технологических гигантов, решивших, что раз друг друга поделить не получается, то почему бы не разобрать на части всё остальное. - На этом Михаил оставил экономику, в которой он ничегошеньки не понимал, и оттого его карманы были столь бездонны.
- А на десерт починаем новости из мира искусства. - С удовольствием причмокнул губами Михаил, раскрыв газету на обозначенном им месте. А вот здесь он не спешит делать критические замечания и вообще выводы, а он глазом покосился в сторону Клавы и спросил его. - А у тебя к какому искусству больше душа лежит? - Ну а Клава и не ожидал, что к нему обратятся с вопросом и несколько замешкался. - Точно не скажу. Всё понемногу нравится. - Сказал Клава.
- Как насчёт изобразительного искусства? - задался вопросом Михаил, хитро посматривая на Клаву.
- Поскольку-постольку. - Ответил Клава.
- Понятно. - Сказал Михаил, посмотрел в газету и опять обратился с вопросом к Клаве. - Тут вот открывается выставка, как пишут, величайшего модерниста нашего времени. Имени его и не выговоришь. Пошёл бы на него?
- Скорей нет, чем да. - Ответил Клава.
- Что, денег жалко или как. - С иронизировал Михаил.
- Боюсь, что не пойму я это искусство, - проговорил Клава, - а ещё больше страшусь того, что отлично пойму этого модернового экспериментатора и начну вслух по чём свет в его сторону выражаться.
- Хе-хе. Понимаю. - Сказал Михаил, начав складывать газету. Сложив газету в свою форменную слаженность, Михаил поднялся на ноги со скамейки, немного поразмял ноги, затем остановился, посмотрел на Клаву и обратился к нему с предложением. - Ну что, пошли.
И хотя Клава не прочь прогуляться, всё-таки ему хотелось бы знать, куда ещё нужно идти, если Михаил буквально недавно убеждал его и что удивительно для Клавы, убедил его в том, что они должны здесь на ночь остаться (чтобы держать под контролем их объект наблюдения из творящейся на глазах истории), так как настоящий журналист не должен боятся любого рода неудобств, дискомфорта и холодного приёма. И не только со стороны человечества, - жди от него ещё чего-то другого, - но и со стороны природных условий, где им, журналистам, и придётся большую часть времени, не просто работать, а сживаться с ними для лучшего репортажа.
- А всякая природа такова, - убеждал Клаву Михаил, - что она не терпит чуждого себе элемента, в котором она почему-то видит тебя, журналиста, и тут же начинает отторгать от себя этот инородный элемент, насылая холод и стужу в межсезонье, жару и комаров летом, ну а зимой и говорить не надо, как она ожесточена против нас. Так что сегодня мы, а точнее ты, раз для тебя сегодня первый рабочий день в качестве журналиста, даже если это не имеет особого смысла, просто обязаны заночевать здесь на скамейке, укрывшись вот этими газетками.
А Клава хоть и счёл слова Михаила более-менее убедительными, всё-таки ему не совсем понравилась эта его оговорка, что ему-то совсем необязательно здесь своё здоровье губить и подвергать себя опасности со стороны подвыпивших и ищущих приключения людей. И что-то подсказывает Клаве, что стоит ему только провалиться в мучительный сон в результате долгого себя терзания и изверчения под газетой, а Михаил каждый раз будет недовольно делать ему замечания: "Хватит уже крутиться, из-за тебя и я уснуть не могу. Ну, попомни моё слово, ещё раз и я тебя здесь брошу одного!", то Михаил всё равно его бросит. Даже несмотря на то, что он перестанет вертеться и выпадет в сон. А Михаилу только этого и нужно было, - он так-то специально возмущался, чтобы проверить, уснул ли Клава, - и как только он ещё раз возмутился, хоть Клава и не вертелся, а возмущённого ответа на его замечание не последовало, то он тихонько вылезает из под скамейки, и только его здесь и видели.
А вот где его всю ночь видели и возможно грели в своих тёплых объятиях, то это Михаил ото всех сокроет. А серьёзного люди на чёрном автомобиле, ждавшего его неподалёку, и кто его отвёз греться всю ночь, не уполномочены никому об этом рассказывать до окончания всего этого тёмного дела. Что же касается второго, такого же тёмного со всех сторон автомобиля, в котором свои места занимали не менее серьёзного, а местами и сложного характера люди, то они не давали слово Михаилу, что с его напарником будет всё в порядке. А всё потому, что он об этом их не спросил, да и не нужно, когда знаешь, что ответа от них не получишь, да и от тебя это уже никак не зависит.
И Михаил с горечью и с лёгким сожалением того, что всё так вышло, посмотрит на так жалостливо выглядящего на скамейке Клаву, кто в последнюю очередь знает, что его сегодня поутру будет ждать, - тяжелейшая простуда с насморком, сотрясения мозга от падения со скамейки на мостовую, или от бутылки шумного пропойцы, а может его будет ждать теплота крепких объятий людей из второго автомобиля, с помощью которых они его запихнут в багажник автомобиля и увезут в неизвестном направлении, - ничего не скажет и уедет.
А поутру, когда его требовательно разбудят эти люди с серьёзными лицами и на его счёт указаниями, то он со спокойной душой выдохнет, поняв, что ещё пока рано ставить точку во всём этом деле. И Клаву решили раньше времени не согревать, а дать ему ещё время помучиться со своим озябшим и затекшим за ночь телом.
И всё так и вышло, когда Михаил, доставленный обратно, застал продрогшего на скамейке Клаву. И Михаил только было собрался залезть под газетку, как тут Клава просыпается, поворачивается в его сторону и зуб на зуб непопадающим голосом спрашивает его: А, ты, где был?
А Михаилу это даже удивительно слышать, когда он всю ночь рядом посапывал и даже не думал отлучаться. Ну а то, что он так свежо и более теплее, что ли, выглядит, то, чему тут удивляться, если для него это привычное дело, да и газеткой лучше нужно укрываться, а не класть половину статей себе под голову. - Что, много знаний в голову зашло? - усмехается Михаил, тем самым поднимая настроение Клавы.
Но Михаил почему-то изменил своё решение остаться здесь на ночь и всего этого не произошло, и Клаве оттого-то и интересно знать, с чем связаны эти изменения в его планах. - Неужели, ведущие нас люди с жестокими лицами, на тёмных автомобилях, связались с ним и сказали, что всё отменяется. - Быстро сообразил про себя Клава, бросая по сторонам взгляды в поисках этих автомобилей. А вот про телефон, что удивительно, он и забыл думать.
- И куда идём? - спрашивает Клава Михаила.
- Как куда? - удивлён такой непонятливостью Клавы Михаил. - К тебе. - А теперь уже у Клавы округляются глаза от такой постановки вопроса. - Но зачем? - вопрошает он. И опять Михаилу непонятна такая ограниченность мышления Клавы. - Как зачем. - Удивляется настойчиво Михаил. - С сегодняшнего дня и до окончания нашего первого расследования мы неразлучны. И это тоже часть тех неудобств или неурядиц, как кому больше нравится называть, которые притирают тебя к профессии. Но если тебе неудобно привести к себе домой собрата по профессии, или же ты не в праве единолично принимать такие решения, то давай, вали домой греться, а я один здесь за всех буду отдуваться. - С горечью сказал Михаил, начав взглядом примеривать для себя наиболее удобную скамейку.
И хотя Клава видит эту неприкрытую манипуляцию его чувствами со стороны Михаила, - это как это понимать и что за намёки, не я единолично принимаю дома решения, кого в гости позвать, а кого нет, - он решает принять его предложение. - Но только я далеко живу. За городом. - Сказал Клава.
- Есть же такси. - Михаил моментально решает эту проблему. Но это не единственная проблема, которую нужно решить перед отправлением в гости на ночёвку к Клаве. - Видок у тебя неполноценный. - Окинув изучающим взглядом Клаву, сказал Михаил. И хотя Клаву и самого не устраивает его сегодняшний вид, часть вины за который несёт на себе и Михаил, между прочим, всё-таки ему совсем непонятно слышать в свой адрес такие необоснованные ничем самоутверждения. Это что ещё такое: неполноценный. Это понятийная категория относится к разумным характеристикам человека, и никак не к его внешнему виду. А если Михаил хочет дать тут расширенные понятия, то пусть для начала объяснится.
- Что? - со всеми вышеприведёнными значениями вопросил Клавы, окинув свой костюм поверхностным взглядом.
- А что неясного-то, посмотри на себя. - Михаил в своей оскорбительной манере начинает обосновывать свои самоутверждения. - Шаромыга-шаромыгой. Да такого и в одно лицо родные домой за порог не пустят, не говоря уже о том, чтобы явиться с кем-то ещё. Валяйся там, скажут, где до этого паскудничал. Нет, здесь нужно что-то делать.
- Что делать? - расстроенно и совсем неуверенно вопросил Клава, оглядывая себя и, видя на себе все подтверждения этих жестоким словам Михаила.
- В твой сегодняшний костюм шаромыги нужно добавить одну уточняющую деталь, которая всю эту видимость перечеркнёт и переведёт тебя из ранга негодного и пропащего человека, в ранг человека-героя. - Сказал Михаил и с таким зрительным нервом посмотрел на Клаву, что тому не то чтобы заробелось, а ему так испугалось, что он был не прочь всё оставить как есть. Но разве Михаил даст ему такую возможность. Конечно, нет. И Михаил озвучивает своё предложение, которое добавит геройского шарма во внешний вид Клавы.
- Тебе не хватает ссадины, либо небольшой гематомы на лице. - Не сводя своего взгляда с лица Клавы, Михаил прямо придавил того к земле ногами своим этим заявлением. - И ты сразу из жалкого человека, кого и не жалко оставить спать и отрезвляться в чулане в лучшем для домашних случае, или в собачьей будке по собственному опыту не в самом худшем варианте, превратишься в героического человека, при виде которого сердце начнёт разрываться у твоих близких. Если у них, конечно, - а это и тебе будет небезынтересно узнать, - есть к тебе сердечные чувства, а не они сами стояли за этим нападением на тебя. - А вот последний приведённый Михаилом аргумент нашёл отклик в сердце Клавы, в момент представивший своё появление в дверях своего дома.
Где он весь такой окровавленный и в его лице ярко отражаются все перенесённые им удары судьбы, которая сегодня особенно была к нему немилостива и пристрастна, и решила ставить ему палки в колёса с помощью своих подручных с кастетами в руках. А когда тебе на одном из перекрёстков жизни, как правило, на таких, где малолюдно, встречаются люди бравурной внешности, с такими же мыслями в голове, и что главное, не в одиночку, то разговор между вами сразу не выходит (ваши интересы и взгляды на вашу собственность диаметрально противоположны), и эти личности само собой добиваются взаимопонимания не вербальным путём, а другими способами.
Что, между тем, не так уж и страшно, если ты в руках держишь эспандер и на твоём месте такой как ты, Клава, бесстрашный. Но сегодня всё это судьба предусмотрела и вложила в руки этих подосланных собой людей кастеты. А тут уж силы не столь равные, и им удалось в качестве гола престижа зацепить бровь Клавы.
И вот Клава, с таким отчасти брутальным видом, но слегка в разорванном костюме, подходит к двери своего коттеджного типа дома, и дабы показать себя во всей красе, - да и самому ему видеть желается, как его такого необычного встретят дома, - ну и плюс, карманы в пиджаке вырваны с корнями, а значит, ключей вот так сразу не найти, вжимает кнопку звонка по самый корень.
Ну а там, за дверьми, как будто ошпаренные в один момент заметались, услаждая слух Клавы своей встревоженностью. - Значит я, ещё не пустое место, раз там так мечутся, услышав мой приход. - С усмешкой рассудил Клава и тут же в сердце упал от омрачившей его мысли. - А чего они там так мечутся и боятся моего неожиданного прихода? - вопросил себя Клава, чей приход и в самом деле был неожиданным. Он-то всем домашним, а точнее супруге Клаве, сказал, что будет только вечером, и раньше ужина меня не жди. Ну а судьба на его счёт имела свои планы (она, наверняка, больше, чем он знала) и, подослав этих людей с кастетами, вон как развернула всё в его жизни.
А как только Клава так подумал и сам в ответ испугался больше тех, кто в доме, то он не полностью сам, а только подсознательно, ещё сильней вдавил кнопку звонка. Ну а те, кто там, за дверью, ещё больше впали в собственный переполох мыслей, ног и мебели, вдруг попавшей под ноги. А кто-то так умудрился перепугаться, или же просто Клава очень ловко подловил на неожиданном моменте того, кто там поднимался, или спускался с винтовой лестницы, ведущей на второй этаж коттеджа, что спотыкнулся со своих ног и сейчас на всех парах скатывался по ступенькам лестницы.
- Неужели тёща?! - несмотря на сопровождавшие это падение звуковые успехи в деле сбития с ног тёщи, Клава недовольно нахмурился. А повод для этого был более чем. Его тёща, Артемида Сизифовна, не только из бытующих представлений и твёрдых взглядов тёщ на своих зятьёв, терпеть не могла Клавдия, а она всегда заявляла: "Это дело моего принципа", и тут же подвела под это дело странную аргументацию. - В натуре его терпеть не могу (ай-яй-яй, Артемида Сизифовна, откуда в вас всё это). И что б ноги этого шаромыги, и помяни моё слово, Клавочка, горя ты с ним хлебнёшь, не было в нашем доме. И точка. - А сама значит, в его отсутствие тут вышагивает своими ножищами и давит ими паркет, а своим широчайшего исполнения задом, к которому её природа не имеет никакого отношения, а всё это дело рук самой Артемиды Сизифовны, не знающей слова нет в деле хорошо покушать, продавливает диваны. А потом Клаве приходиться выказывать недоумение в ответ на вопросы Клавдия: "А почему наши диваны так быстро продавливаются и изнашиваются, раз мы с тобой здесь и не спим?". Ну а Клаве, чтобы быть что ли убедительней в своём непонимании, приходится идти на хитрость и отвлекать Клавдия от придирчивого рассмотрения этого вопроса самой собой.
- Я понимаю, к чему ты весь этот разговор ведёшь. - Говорит Клава и начинает демонстрацией самой себя сбивать Клавдия со всякой здравой мысли.
И только сейчас Клавдий понимает, что или кто за всей любвеобильностью его Клавы стояла - это его тёща, в его отсутствие продавливающая своим задом их диваны, а Клаве получается, что за неё отдувайся перед ним. Что ещё больше настраивает Клавдия против своей эгоистичной тёщи.
Но о тёще потом, а сейчас, как слышится Клавдию, тот кто-то, кто из-за двери, на всё тех же полусогнутых ногах добрался до входной двери, в которую так звучно ломился неизвестный, то есть он, и вначале, скорей всего, прислушавшись к шумам из-за двери, - надо же понять, кого в самом деле нужно опасаться, - так и не распознав незваного гостя, с дрожью в голосе спрашивает. - Кто там?
А эта нервность и дрожь в голосе супруги Клавы успокаивает его (значит, его боятся), и он с окрепшим голосом грозно вопрошает. - Я! А кто ж ещё? - А вот теперь уже его голос, хоть так и грозно прозвучавший, успокаивает его супругу, принявшуюся открывать замок, который не так легко открыть ещё дрожащими руками. Но вот она с ним справляется и дверь открывается, и она на пороге видит... Ой мамочки, - и Клава падает в обморок при виде такого героизма во всём себе Клавдия.
Но это всё происходит в самом спасительном для Клавы случае, а настрой за время отсутствия Клавдия Клаву тёща на неприятие его во всём, - он тебя, голубушка, обманывает уже своим существованием и нахождением рядом с тобой, не давая воплощаться в жизнь твоим имеющимся на эту жизнь мечтам и надеждам (отец-то сказал, пока он с тобой, то и рассчитывай только на одну себя; видишь, он даже и здесь его в расчёт не берёт), - что она всегда и делает, в его отсутствие приходя к ней (а вода и камень точит), то Клава захотев проверить на деле, так это или не так, невозмутимо посмотрит на Клавдия и даже не удивляется этим изменениям в его внешности.
И теперь уже Клавдий схватится за сердце, не увидев внизу лестницы свалившуюся тёщу, и ой мамочки, подкосится в ногах.
- Только не сильно. - По следам этого представления сказал Клава, и тут же, без всякого предупреждения и при этом очень резко, получает боковой удар в бровь. И Клава, само собой, не удерживается в ногах и в момент валится с них чуть рядом, на дорожку. И как пока что совсем не понимается Клавой, то он выпадает из реальности на какое-то своё знаковое время. И вот сколько длилось это время, то он этого уж точно сказать не может, когда по отношению к нему находился в своей туманной относительности, в так сказать, не стабильности. И за это время его выпадения из реальности, мир мог спокойно, без его вмешательства в собственные дела, несколько раз обернуться вокруг своей оси, измениться до неузнаваемости, а может даже и пойти дальше, и эволюционировать в обратную сторону.
Ну а если в своей частности, что только и замечается людьми, в основном живущими частнособственническими интересами, то пока Клава в своём временном безсознании упирался головой в землю, Михаил вполне мог, с удовольствием поглядывая на него сверху, выкурить сигарету, присев на скамейку и опираясь на него ногами для большего комфорта и удовольствия. А чтобы уж совсем ему было довольно сидеть, то он прикрыл Клаву всё той же газеткой и, глядя на неё, таким образом почитывал статьи из газеты, которые теперь косвенно и со своей ассоциацией касались лежащего под ними Клавы.
- Сегодня в одной из парковых зон города было обнаружено очередное, уже третье за последнюю неделю тело без признаков сознательной жизни. Что даёт нам основания утверждать, что объявился серийный убийца. Чья мотивация убийственных поступков пока что не выяснена. "Без понимания мотивов действий преступника, задача его поиска всегда осложняется", - сказал неназвавшийся представитель следственной группы, майор Б. Хм. - Задумчиво хмыкнул над прочитанным Михаил, многозначительно посмотрел на Клаву, головой выглядывающего из-под газеты и смешно для себя его вопросил. - Может им добавить новую улику? - А вот это обращение Михаила к Клаве приводит того в себя. И он с полным непониманием происходящего смотрит перед собой, затем видимо заметив боковым зрением Михаила, переводит недоумевающий взгляд на него и пытается понять, что с ним сейчас происходит.
- Вздремнул ты немного. - Говорит Михаил, сверху поглядывая на Клаву.
- И много я проспал? - спрашивает Клава, выбираясь из-под газеты и присаживаясь пока что туда, где лежал.
- Может и целую жизнь. Главное, чтобы не всё и не было поздно. - Михаил видимо специально говорит всякую непонятность, чтобы Клаве было сложнее на ноги встать.
А Клаве, в общем-то, не до всех этих доразумений, и он, взявшись рукой за бровь, пытается собраться с мыслями и удержать себя в состоянии покоя. Итак, пока Михаил не приходит к нему на выручку и за подмышки не поднимает его на ноги, и затем садит на скамейку.
- Дай, посмотрю. - Говорит Михаил, отнимая его руку от лица. - Для первого раза сойдёт. - Заглянув в лицо Клавы, сделал невразумительные для Клавы выводы Михаил, стоя напротив него. Но Клава не стал у него спрашивать, на что он тут ещё намекает (второго раза он точно не потерпит), да и не дал ему такой возможности Михаил, вдруг наклонившийся и принявшийся что-то искать вокруг скамейки. А когда человек что-то ищет, или демонстрирует поисковые действия, то тут о себе забываешь и начинаешь, спрашивая себя: "Что он ищет?", следовать своим взглядом за взглядом ищущего и не пойми что человека (даже в том случае, если он это потерянное ищет в тебе).
А Михаил, этот ищущий сейчас человек, само собой, держит всё в тайне и не торопится посвящать в свои планы Клаву. А всё потому, как думается Клаве, что он и сам не знает, что ищет. А, прежде чем что-то начать искать, нужно эту вещь потерять - вот такой прагматичный подход у Клавы к искомым вещам. А если его спросить о людях первооткрывателях, земель, истин и ещё чего-то такого земного, то у него есть на это такой ответ: они от рождения потерянные были люди, вот они себя и в первую очередь искали посредством всех этих первооткрытий.
Но эта его мысль оказалась преждевременной. Михаил в один момент вдруг задерживается на одном месте и, видимо заметив нечто похожее на искомое, опускает руку, чтобы приподнять найденное. И как сейчас видится Клавой, то Михаил не слишком избирателен в деле поисков, и его вполне удовлетворит осколок стекла из-под бутылки.
- И для чего оно тебе? - всё же интересуется Клава. Михаил смотрит на него и говорит. - А разве не ясно. - Михаил вновь начинает со своего придирчивого отношения к умственным способностям Клавы. - Если ты в сопровождении меня явишься домой и будешь в единственном лице в таком непревзойдённом виде, то, что о тебе и обо мне подумают твои близкие.
- Что? - непонимающе спросил Клава. А усмехнувшийся Михаил и не ожидал от него другого ответа услышать. - А то, что тебя в подворотне отлупили, и ты даже не смог дать сдачи. И только моё появление спасло тебя от больших неприятностей. И хотя тебя на глазах пожалеют, но это будет жалобная снисходительность к слабаку и трусу. Тогда как я буду смотреться в глазах твоих близких, а в частности твоей супруги, героем, спасших тебя от слёз и одинокого нытья по дороге домой. - Клаве же крайне не понравилась такая упомянутая Михаилом частность, и он потребовал от него объяснений, как это стекло изменит эту ситуацию в необходимую для него сторону.
- Всё просто. Твоя Клава увидит, что и я не избежал последствий ударов этой судьбы и решит, что ты не только в слезах посиживал в стороне, а ты вместе со мной принимал деятельное участие в приведение хулиганствующих элементов к ответу. А я это подтвержу. - Утвердил своё решение Михаил и этим куском стекла резанул себя от верхней брови левого глаза вниз до половины щеки.
- Ну как я тебе? - в злобном оскале, но с прежней усмешкой, вопросил Клаву Михаил.
- Лишь бы Клаве был никак. - Про себя затревожился Клава, увидев, как Михаил преобразился. И теперь, в этом кровавом, со шрамом ореоле, он выглядел так, как выглядят в приключенческих фильмах брутальные злодеи, берущие разных красоток на абордаж своей злодейской харизмой. И Клаве даже несколько передумалось идти с ним домой, а также захотелось взять стекло и добавить себе на лицо этой злодейской харизмы. Но он вновь на полшага от Михаила отстаёт и тот свистом останавливает такси, и они оставляют, прикипевшую к их задам скамейку.