Продолжающая тему, связанную с перемещениями в пространстве, во времени и в новом для себя пространстве, но уже с другой точки зрения и положения.
Когда люди занимают свои посадочные места в последнем вагоне поезда, это говорит о том, что они либо запоздалые и не слишком предусмотрительные люди, заранее не позаботившиеся о билетах на поезд и им досталось то, что осталось, либо они любят толкотню и болтание, чего как раз предостаточно здесь, или же тут имеет место третий вариант, если они запрыгнули в этот первый с конца вагон в самую последнюю минуту - тогда они успели. Но таких последних людей не очень много, и оттого последний вагон поезда, следующего на всех своих порах в тёмных сумерках вечернего времени суток, по пересечённой фантастическими видами местности, был практически свободен от пассажиров, если не считать два занятых купе. Где одно было под комплект забито людьми с суровыми лицами, одного молчаливого склада ума, а во втором, до полного комплекта не хватало одного человека. Но зато ехавшие в этом купе люди не были столь одинаковы, и они разнопланово выглядели и мыслили, хоть и молчаливо себя вели.
Так с одной стороны стола, разделяющего это купе, на первой полке сидел в одном, не пошелохнётся положении, высокого внешнего вида и скорей всего такой же высокой внутренней сути, человек, чьи руки были сложены у него на коленях, а он, казалось что, не моргая, в упор смотрел перед собой и никуда больше. Отчего сидящему напротив него человеку, по своем недосмотру и теперь только стало понятно, что отчасти и глупости, решившему занять это место напротив, было не по себе от такой пристальной внимательности к себе со стороны Вавилонянина (этот высоких качеств человек был им). И как бы и сколько бы не отводил своё лицо в стороны Табинег, - а сидящим напротив Вавилонянина человек был им, - и даже пытаясь погрузить себя в сон, всё равно ему приходилось возвращаться обратно из этих сторонних отвлечений, а там на него всё смотрит Вавилонянин и тем самым не даёт покоя. И если бы на его месте был бы кто другой, то Табинег давно бы вскипел и потребовал от него отвести взгляд от себя.
- Чего вылупился своими, всё не слипающими моргалами! - вот прямо так бы заставил прикрыть это внимание к себе Вавилонянина Табинег, переполненный дымом и чужими мыслями, которые в него вдохнул вместе с табачным дымом какой-то развязанного поведения тип, с которым он столкнулся лишь на мгновение в тамбуре вагона, со стороны купе проводника, куда Табинег ходил, чтобы осмотреться, а вот этот тип туда попал, явно заблудившись. И одного столкновения плечом в плечо, и то по инициативе того, еле стоящего на ногах типа, которому не имело большой разницы на кого или на что наталкиваться, было достаточно, чтобы Табинег впитал в себя всю внутреннюю суть этого человека, наполненного в основном сигаретным дымом, перегаром и выходящими из всего этого паскудного содержания умозаключениями, исключавшими всякую мысль, но зато заполненными теребящими душу сюжетами, что Табинег не сразу в себя пришёл, и понадобилось время, чтобы переварить в себе всё это.
И как сейчас выяснилось Табинегом, то он не смог полностью выветрить из себя мысленные последствия этой встречи и на его ход мысли, наложился свой отпечаток от встречи с этим, всё не желавшим с ним расстаться типом. Который к потрясшей Табинега неожиданности, вдруг узнал его, - б*я, да я тебя знаю, - и со всем своим упорством пожелал не расставаться с ним, - теперь ты от меня, гад, не уйдёшь.
Ошеломлённый такой встречей с представителем этого мира, Табинег, не привыкший к такой близости отношений с народом, - он всегда соблюдал дистанцию с ним, - растерялся и не знал, как реагировать на такую хваткость этого человека, вцепившегося в него руками и, уткнувшись ему лбом в подбородок, как понялось Табинегу, таким образом, решившему его забодать.
- Ну, держись у меня. - Из-под макушки этого вогнавшего Табинега в страх человека, донеслось это грозное предупреждение, а Табинег и не знает, как ему сейчас быть. Поддержать его руками, - он, как чувствовалось, начал скатываться с Табинега (вот почему он так предупреждающе выразился, он просил о помощи), - или же воспринять это как угрозу себе и броситься наутёк, уже к себе за помощь. И благо в этот кульминационный для Табинега момент, из своего купе вышел проводник и, отцепив от него этого прилипчивого человека, вежливо сопроводил его на выход из вагона. - Занимаем места согласно купленных билетов. Так что пройдите вон отседова. - А что дальше было, то Табинег не видел, он, двигаясь к своему купе, уже находился спиной к этим людям.
- Этот мир очень опасен, - на ходу рассудил Табинег, - нужно быть осторожным.
Ну а почему Табинег, казалось бы человек основательной конструкции, оказался как губка, всё в себя впитывающей, то скорей всего, объясняющей всё это причиной является то, что Табинег для этого отрезка времени и существующего в нём мира, был как младенец, чистый объект, который в себе имеет только начальные задатки. И для его дальнейшей выживаемости, в него на этом этапе жизни, и была вложена своя рефлекторная цепкость и вот такая впитывающая в себя всё податливость ко всему новому и для него незнакомому, отчего он в момент всё улавливает и впитывает в себя. И это относится ко всем, кто следовал с Табинегом.
Ну и третий человек в этом купе, занявший место на первой полке рядом с Табинегом, то о нём пока что было известно лишь то, что он выглядел моложе всех в этом купе вместе взятых и по отдельности тоже, что компенсировалось его каменным выражением лица. И он явно был приближен в этот круг лиц (скорей всего Табинегом) за свою исполнительность и необходимость иметь под рукой Табинега такого исполнительного человека, который в порошок сотрёт любого (и для этого у него были все физические возможности), на кого укажет Табинег, который теперь себя корит за свою не предусмотрительность, когда позволил себе одному пройтись по вагону.
- Только попадись мне на глаза тот тип, то я ему задам. - Строил про себя планы мести Табинег.
Ну и за всем этим осмыслением своего нового положения, прошло своё несчётное время, пока Табинег, устав переламывать кости того типа с помощью своего подручного Ида, совсем не зря названного глухим, он был глух к любого рода позывам чувств, перевёл своё внимание на Вавилонянина и спросил его. - С чего начнём наш поиск?
Вавилонянин осмысленно посмотрел на Табинега и дал свой ответ. - Жизнь и интересы человека текут в одной плоскости понимания мира, так что отыскать беглецов будет не сложно. Они, так же как и мы, смотрят на мир прямолинейно. Ну а для начала нужно будет лишь принять этот мир и понять его действующие законы предназначенья. Разобравшись с этим вопросом, нам останется лишь понять, что предпримут наши беглецы, - но на этот счёт у меня есть предположения, они попытаются завершить круг взаимоисключения, - и тогда мы обязательно выйдем на них. А как выйдем, то только и останется, как взять их в клешни треугольника. А теорема Пифагора никогда не давала сбоя, сумма квадратов катетов всегда равна квадрату гипотенузы.
И хотя Табинег ничего не понял из сказанного Вавилонянином, - причём тут Пифагор и что это ещё за теоремы такие, - ему между тем отчётливо показалось, то своё итоговое предложение, Вавилонянин сказал совершенно не в свойственной ему манере отстранения, а это было сказано с неприкрытым в его сторону подтекстом. Указывающим, - и Табинегу это уже точно не показалось и его не ввести в заблуждение своим не пробивным на эмоции видом, - на его сравнительное равенство с Идом, который, как Табинегом понимается, был как и он фигурально оформлен в катет. А такое принижение себя, - кто он, а кто этот катет Ид, - Табинег стерпеть не может и он более чем возмущён.
- Как это всё понимать? - задаётся вопросом, пока что только на слегка повышенных тонах, Табинег. Но это только до поры до времени, и если Вавилонянин удовлетворяюще его не объяснит эту свою позицию, то он и громче может спросить. А Вавилонянин и бровью не повёл, хоть и видно было, что он видит, как накалилась обстановка внутри Табинега.
- Тебя что, - вопрошающе, но не сильно явно, говорит Вавилонянин, - не устраивает быть Бисектром. Арбитром жизни, отделяющим зёрна от плевел, геометром, рисующим границы пределов и ограничений. - И хотя слова Вавилонянина звучали ровно, он своим ответом сбил с толку и с дыхания Табинега, явно не ожидавшего, что к нему поступит столь заманчивое предложение. Чего Табинег само собой не выказывает, - он опытный фараонодворец и отлично натаскан закулисной, всю в интригах жизнью в тени фараона, где лицо нужно держать в тени своей невыразительности, уста под замком, а руки всегда на рукоятке кинжала, - и как бы в раздумье говорит. - Бисектром, говоришь. Что ж, я не против. - На этом Табинег успокоился и даже не поинтересовался, кто же был вторым катетом, образующим третью сторону прямоугольного треугольника, посредством которого Вавилонянин собрался ловить беглецов.
Но сейчас действительно не то время, чтобы этим интересоваться, когда Вавилонянин вынул из сумки песочные часы, в которых вместо песка была набрана вода, а чтобы она не переливалась из одной части сосуда часов в другую, то узкое горлышко, соединяющее эти два сосуда и через который делался этот временный переход, было перекрыто специальной перегородкой, служащей частью модификационной конструкции этих часов, и поставил их на стол перед собой. Вавилонян со всем своим вниманием уставился на часы, в которых были набраны капли времени из храмовых часов времени, куда вслед устремились взгляды Табинега и Ида. И за всем этим вдумчивым делом, - а сколько продолжалось оно, никто и не может этого сказать, спроси их об этом, - ими всеми и не заметилось, как они прибыли на станцию своего предназначения.
- Перво-наперво, - сказал Вавилонян, когда они все, по выходу из вагона, оказались на перроне вокзала, - нам нужно найти для себя, где остановиться. - С этими словами Вавилонянин посмотрел по сторонам, и принялся понаблюдать за снующими туда-сюда людьми, где одни встречали других людей, а другие люди провожали уже совсем других людей, и всё это происходило на ходу и в своей, удивительно Вавилонянину видеть, толчее. Затем он перевёл свой взгляд на своих спутников, которые с тем же увлечением знакомились с новым для себя миром. И вот только сейчас, путём сравнения, Вавилонянин видимо и заметил, как они отличительно непохожи на всех этих вокруг людей, которые если бы так не спешили, то давно бы обнаружили эту их с ними разность.
- Это во что они вырядились? - обратился с вопросом к Табинегу Вавилонянин, кивнув в сторону стоящих отдельно от них группы из тех четырёх людей суровой внешности, кто ехал от них в соседнем купе, а сейчас замерших в одном положении. Табинег, услышав в свой адрес эту претензию, посмотрел на эту группу людей, состоящую из самых преданных людей из его стражи, которые были все как на подбор плечисты, с каменными торсами и лицами, и как полагается людям своей специализации, все одеты одинаково. И Табинег и не понимает, что так не устроило Вавилонянина, вдруг взявшегося командовать (у него точно есть папирус с самыми неограниченными полномочиями и позволениями со стороны фараона).
И если на то пошло, то и сам Вавилонянин не далеко от них всех ушёл в своём одеянии. Так называемый по местным меркам его костюм, в отличие от всех, сколько он видел и сейчас видит здесь в округе, весь мятый, в белых полутонах, которые себе ни один человек из здешнего мира не позволяет носить (это в их мире это самый обычный цвет для носимой одежды), а это сразу выделяет его из массы современником и раскрывает, как человека не от мира сего, и он слишком тонкий для настоящего костюма.
- Что было, то и надели, - сдержанно отвечает Табинег, - выбирать особо было не из чего.
- Ты же для себя выбрал. - Вот прямо режет слух Табинега Вавилонянин этим своим его принижением. Кто он, а кто его подчиненные. И если он будет так же как они выглядеть и одеваться, то какое у них может быть благоговение к нему, их господину, великому главе слуг бога, Табинегу. И хотя бы по этой причине, он, Табинег, должен не как его подчиненные выглядеть. - Во всём должна быть своя субординация, как бы выразился мой неизвестный друг, чьи затрапезные разумения, я так и не могу до конца выветрить из своей головы. - Рассудил про себя Табинег, на этот раз сочтя, что то, его кратковременное знакомство с представителем местного истеблишмента, было не зря и пошло ему на пользу (Табинег слегка дал свободу разумениям того, встреченного им типа, как тут же полностью подпал под его влияние, выразившееся вот в таком умственном качестве).
- Я не они. - Парировал, таким образом, Табинег эту немыслимость в устах Вавилонянина. - К тому же сам знаешь, что наш выбор тоже был ограничен.
- Да, всё верно. - Согласился Вавилонянин, памятливо вспомнив те два объёмных чемодана и пару тряпичных баулов, напиханных одеждой, которые во время стоянки на одной из станций, под покровом ночи откуда-то притащил в купе Ид, и которые стали для них тем источником знаний и одежды, который их приодел. - Ладно, как только найдём для себя пристанище, то займёмся своим гардеробом. - Сказал Вавилонянин и выдвинулся в одну из сторон, куда направлялась основная масса людей.
Так этот их выбор, - идти туда, куда все в основном идут, - вначале привёл их в подземный переход, ведущий во внутреннее здание вокзала, затем на сам вокзал, а уж затем во внешние пределы вокзала, завокзалье - прилегающую к нему площадь. А вот дальше сложнее, и избранный Вавилонянином метод, вот так за всеми следовать по новому для всех них миру, теперь не работал, в виду дальнейшей разобщённости людского потока, который начал рассеиваться в разные стороны. Где люди, составляющие этот поток, принялись расходиться кто куда, в разные стороны, и теперь им нужно было выбирать для себя иные ориентиры для своего дальнейшего пути.
- Теперь куда? - растерянно посмотрев по сторонам, где люди расходились, кто куда, задался вопросом Табинег, таким образом, сам отдавая Вавилонянину место лидера. А вот если бы он считал себя за первое лицо в этой их упряжке, то он бы не задавался вопросами, а сразу бы рукой указал прямо перед собой, - ну и что там оживлённейшая автомобильная магистраль, - и сказал: Нам, б**ь, туда! (как уже понимается, не без своего влияния того самого представителя местного истеблишмента).
- Пойдём навстречу Ра. Он позаботится о своих детях. - Сказал Вавилонянин, посмотрев по направлению солнца. И хотя Табинег, как ему думалось, и сам хотел предложить этот ориентир для их дальнейшего пути, он не стал этого говорить, как утратившее свою актуальность заявление. - Да с кем я, чёрт возьми, столкнулся в тамбуре?! Вот он меня нагибает! - ахнул про себя Табинег, начавший уже волноваться за себя, чувствуя, что он не справляется и всё больше подпадает под влияние разумения того типа.
А как только они выдвинулись вслед за Вавилонянином, - Вавилонянин шёл вместе с ним впереди, в шаге сзади от них шёл Ид, и уже шагов на десять от них сзади, шли все остальные, - то Табинег уже физически на себе почувствовал пагубное влияние того, как сейчас он на собственной шкуре ощущает, до чего пристрастного к пагубным и вожделенным пристрастиям представителя местного истеблишмента.
Так он, вместо того, чтобы спокойно идти вместе с Вавилонянином и, не привлекая внимание на себя прохожих, вести наблюдение за местными реалиями жизни, за поведением и взаимоотношениями между людьми, что должно им помочь для скорейшей адаптации к местным условиям жизни, начинает крутить головой и смотреть туда, куда, как ему его внутреннее устройство подсказывает (а туда не совсем прилично смотреть, а тем более поглядывать, человеку его оснований и стати).
Но как бы его внутри от этого не воротило, и он не боролся, он ничего с собой не мог поделать, и под убедительнейшим давлением, с применением хитрости, засевшего в его голове всё того же представителя истеблишмента, - ты только посмотри какая бесстыжая, а это что за непотребство, да я такое и в кино никогда не видел, да что ж такое в самом деле происходит, разврат, как есть переходящий все разумные пределы разврат, - и смотрел туда, куда его с помощью того же любопытства завлекал этот гнусный тип, со своими, чертовски(?) завлекательными помыслами.
- Да хотя бы знать, что этот истеблишмент значит! - в один из моментов, когда выдалась минутка передохнуть и остановиться, воззвал на помощь всех знакомых богов Табинег, в поиске для себя инструмента противодействия этой засевшей в его голове заразе. Хотя ответ на этот вопрос он нашёл для себя - это тот, сам себе на уме человек, кто себе всё-всё, что в его силах и разумении позволяет. А если он не может всего этого позволить, то он всё равно позволяет, но только сам себе на уме (вот в каком качестве он сам себе на уме). И при этом это всё его позволение, паскуднейшего и похотливейшего качества.
- Тот, надели меня знаниями, как мне всё-таки противостоять ему! - воздав хвалу богам, Табинег, остановившись типа передохнуть, обратился к богу мудрости, Тоту. - Кто тебя замучил? - услышав Табинега, но совершенно его не поняв, переспросил его Тот.
- Да тот тип из поезда. - Промолвил в ответ Табинег.
- Тот? - явно в потрясении и на грани удивления переспросил Тот. А Табинег и не сразу понял, в какую лингвистическую ошибку он впал, в растерянности сморозив глупее не может быть глупости в адрес бога Тота (за которой явно стоял тот тип). - Да не тот, а тот. - И только он это сказал, как тут же оборвал себя, поняв, что после этого Тот с ним больше разговаривать не будет. - Если я для тебя, до этого возлюбленного моего сына, Табинега, не тот бог, с которым ты считаешься, позволяя себе в мой адрес такого характера обструкции, - Тот уже не тот, а вот тот тип ого-го, тогда как я ещё и сам того, ого-го, - то и обращайся к нему за помощью. А от меня отныне ты не жди помощи, и я лишаю тебя своей мудрой милости. - Вот так можно было понимать обрушившееся на Табинега молчание с небес.
Но за то его новый попутчик по жизни, тот тип, получается, что новый для него Тот, не молчит, да так лихо, что ставит Табинега в странное, и им совершенно не понимается, как такое могло получиться, положение, и что эта фигуральная конструкция с вытянутым им средним пальцем значит - Табинег, со словами: "Да и пошёл ты", выкинул вперёд руку со средним пальцем на острие атаки, чем вверг в шок мимо проходящих людей.
- Что это сейчас было? - обратился с вопросом к Табинегу Вавилонянин.
А Табинег и не знает, что это было и что ответить, когда его сейчас все покинули. И он в растерянности, обливаясь потом, тупо смотрит на Вавилонянина. - Да, нам нужно срочно уже отдохнуть. - Сделал свои выводы из происходящего Вавилонянин. - Ограниченность пространства, столько людей собранных в одном месте и всё это находится в непрестанном движении, по особому накаляет окружающую атмосферу, что и приводит к скорому перегреву и утомлению организма. Пора приступать к решению вопроса нашего приюта. - Вавилонянин, остановившийся до этой выходки Табинега на перекрёстке дорог, - впереди них идущие люди встали на месте, вот и они вслед за ними остановились (видимо на красный свет светофора), - окинул своим взглядом всё вокруг и сделал вывод. - Здесь слишком много народа. И не возникнет ли не нужное нам сейчас волнение, с последующей давкой людей, узнай они сейчас, что нам потребовалась помощь и кому-то из них может выпасть честь избранным нами. - С многозначительным посылом глядя на проходящих мимо людей, ещё называемым изучающим взглядом, проговорил Вавилонянин. Затем он ещё раз, но уже более внимательно посмотрел по сторонам и, остановившись по направлению одной из сторон, по всей видимости, наметил для себя план дальнейших действий.
- Нам туда. - Сказал Вавилонянин и выдвинулся вперёд. Табинегу и всем остальным сопровождающим лицам, оставалось лишь последовать за ним. А вот куда направил свой ход Вавилонянин, то это выяснилось буквально сразу, как только их путь преградило дорожное ответвление от главной автомагистрали, ведущей в глубины темноты высотного здания. Куда заезжали автомобили, а вот выходили из него люди уже пешим ходом. И вот туда-то и направился Вавилонянин вместе с Табинегом и Идом, оставив всех остальных наверху, - как оказалось, их там ждал спуск в подземный этаж, где находилась стоянка автомобилей.
Так преодолев шлагбаум, преграждающий собой въезд автомобилей, но только не человека спешившегося, Вавилонянин и его спутники, после дальнейшего прохода, оказались в этом подземном хранилище автомобилей.
- Нам нужно найти того, кто предоставит нам на первое время приют. - Остановившись прямо на проезжей части въезда в этот подземный гараж, сказал Вавилонянин, разглядывая ряды автомобилей. И только он это сказал, как их со спины осветило ярким светом фар, и раздался сигнал клаксона. Вавилонянин даже не шелохнулся, а с невозмутимым видом обернулся вполуоборот, посмотрел на этот бьющий в глаза свет и, зафиксировав себя в этом свете, отошёл в сторону и пропустил автомобиль, из окна которого на него посмотрел крайне недовольный водитель, проявляющий возмущение на своём лице.
- Мы должны дать ему шанс загладить свою вину перед нами за своё неподобающее поведение. - Проговорил Вавилонянин, провожая взглядом этот автомобиль.
- Ид. - Всё верно сообразил Табинег, отдав команду Иду. Ну а Иду не нужно два раза повторять, он крайне дисциплинирован и ответственен. И он немедленно срывается с места и выдвигается вслед за этим въехавшим на стоянку автомобилем. Что там дальше произошло, и каким образом, решил поставленную перед ним задачу Ид, то Вавилонянин с Табинегом, оставшиеся на прежнем месте дожидаться Ида, не больно интересовались этим, их интересовал только результат. Ну а по тому, как быстро вернулся Ид, с автомобильными ключами в руках и бумажником, можно было предположить, что тот человек из автомобиля, выражающий недовольство по своему незнанию того, с кем имеет дело, не стал сильно возражать против просьбы Ида, стать тем, кто окажет им помощь в пристанище, и тут же пошёл ему навстречу.
- Он сильно обрадовался, когда ты ему высказал, какую честь мы ему решили оказать? - спросил Табинег Ида, когда он вернулся и протянул ключи и бумажник.
- Он на этот раз повёл себя более скромно. Когда я к нему подошёл и сказал, что нам нужен приют и что он выбран нами тем, кто его предоставит, он смущённо отдал мне это и в спешке бросился бежать. Я думаю, что он так резко побежал домой, чтобы обрадовать своих домашних и всё подготовить к нашему прибытию. - Вот так всё уразумел Ид.
- Это, конечно, похвально, но как мы без него доберёмся на этом средстве перевозки? - перехватив ключи у Табинега, который чуть ранее забрал их у Ида, задался вопросом Вавилонянин. Поизучав ключи и, понажимав на нём кнопки, которые из глубины гаража звуковым сигналом ответили, Вавилонянин, кивнув в сторону этого светового и звукового ответа, выдвинулся туда. Где они вскоре достигают места, где был оставлен автомобиль тем скромным и таким великодушным человеком. Вавилонянин вместе с Табинегом осматривают салон автомобиля и приходят к выводу, что они все в него не поместятся, если захотят в нём остановиться.
- Ждите. - Говорит Вавилонянин и, отдав ключи Табинегу, отправляется по направлению въезда в подземную парковку. Но до него он не добирается, его на полпути к нему останавливает заехавший на парковку большеразмерный автомобиль. Дальше происходит краткое общение Вавилонянина с водителем автомобиля, и вот он усаживается внутрь этого внедорожника и они подъезжают на нём к ожидающим Табинегу и Иду.
- Господин Николай выразил готовность оказать нам гостеприимство и предоставить в наше распоряжение всё, что у него есть, благодаря бесконечной милости богов. - Опустив окно со своей стороны, через него обратился к Табинегу Вавилонянин. После чего он кивком дал понять, что им можно занять места сзади этого вместительного автомобиля. А как только они забрались внутрь автомобиля, то он резко рванул на выезд из парковки. Где по выезду, уже на улице, Вавилонянин, кивнув в сторону подопечных людей Табинега, стоящих на обочине мостовой, сказал. - Их вторым рейсом заберём. Так Николай?
- Как скажите. - Не сводя своего холодного взгляда с дороги, без всяких эмоциональных примесей ответил этот Николай.