Рассказывающая к чему привела спешность принятия решений, упомянутых в прошлой главе людей, и что они принесли с собой для людей, встреченных ими на своём пути.
- Прошу предъявить ваше приглашение. - Насколько возможно и мог, вежливо обратился с этой просьбой к странного вида людям широчайшей груди охранник на воротах, - все гости пребывают на люксовых автомобилях, а эти странно одетые типы, на такси, - подошедшим к дверям, ведущим в особняк одних из хозяев жизни, о личности которых, себе право взяли распространяться только специализирующиеся на такого рода публикациях, бульварные издания, ну и плюс их завистливые соседи, этот вечный источник слухов, то есть самой заслуживающей доверия, если вы правильно это всё понимаете, информации.
- Приглашение? - с задумчивым видом переспросил охранника самый высокий человек из тех трёх людей, прибывших на такси.
- Всё верно, приглашение. - Уже сказал другой человек, не менее внушительной наружности, вдруг возникший из-за спины первого охранника. Ну, а судя по тому, что этот человек не был так пуст на голове, где наблюдалась шевелюра, а из его уха торчал провод, да и вообще он выглядел куда как основательней и дороже костюмом, чем этот первый охранник, то можно было сделать вывод, что он занимал более высокую ступень в иерархии сотрудников службы обеспечения безопасности.
И видимо когда был замечен приезд этого такси, - а вся телевизионная пресса, со своим пронырливыми всюду стрингерами, была блокирована на самых дальних подступах в этот элитный посёлок только для своих (и тогда совсем непонятно, как сюда было пропущено это такси), - то начальнику службы безопасности, скале Антону Лебедю (как раз этому типу с причёской ёжик, обрамлённого сединой и смахивающего прозвищем на другую авторитетную скалу), было немедленно доложено о прибытии подозрительных субъектов. И он, действуя на их опережение, - а так пропуск гостей на автомобилях был свободен, - им навстречу направил Бориса, охранника с внешнего сектора охраны, который должен был их задержать, пока он не пребудет. И вот он как мог быстро прибыл и взял на себя рассмотрение этих подозрительных типов и складывающуюся ситуацию вокруг них.
И скала Антон Лебедь, при виде этих типов, сразу почувствовал какой-то имевший в них место подвох - они точно не имели никакого отношения к гостям. И уж он-то, столько времени подвизающийся среди той публики, которая считает себя высшим светом и хозяевами жизни, кто только и имеет сюда доступ, в один взгляд может раскусить человека, не имеющего никакого отношения к этой прослойке людей, хозяев жизни. И даже наряди тебя по последнему писку моды, то всё равно скала Антон Лебедь тебя из тысячи людей-сановников вычислит и выловит. - Такого властного взгляда не переваривания на людей обычных, невозможно добиться путём эволюции, с ним нужно, либо родиться с серебряной ложкой во рту, либо же, как говорят, из грязи в князи, сорвав джек-пот. - Вот на такую установку, на гостей этого дома, заряжен был скала Антон Лебедь.
- Ах, приглашение! - только сейчас догадался, что от него требуют, а по мнению охранников, делающего вид и играющего в непонятные с ними игры, Вавилонянин, самый высокий человек из прибывших на такси людей. С чем он полез рукой в карман своего пиджак, от всё того же белого, льняного костюма, который вызвал у Табинега столько критики.
Ну а охранники, несмотря на то, что сами и потребовали от приезжих приглашение, в момент напряглись во всём теле и, задержав в себе дыхание, принялись не сводить своих взглядов с рук этого, всё больше вызывающих у них подозрение человека, уж очень странной внешности, даже несмотря на то, что сегодня человека, живущего в современном информационном поле, уже трудно чем-либо удивить.
И вот этот странный человек вынимает руку из кармана, и как видят охранники, то в ней не опасное для их жизни оружие типа пистолета, а это всего лишь самая обыкновенная чайная ложка. Правда, что она там делает и для чего достаётся, это с трудом ими сразу понимается. Но по мере подъёма руки и ложки в ней незнакомцем, для них начинает постепенно вырисовываться значение появления этого столового предмета в руках этого незнакомца, и как следствие всего этого, и их появление здесь в таком виде, уж точно не отождествляющим их с гостями. А всё дело в том, что чайная ложка в руках Вавилонянина, ничем не удерживалась осязаемо, а она как бы висела в воздухе, на небольшом расстоянии от его ладони руки, и она, как бы находясь в орбите действия сил притяжения рук Вавилонянина, двигалась вслед за его рукой.
И вот, удерживая ложку в таком приподнятом положении над ладонью своей руки, выставленной перед собой, Вавилонян обращается к охранникам, а в частности к скале Антону Лебедю. - Вот моё приглашение, как было озвучено в прайсе.
- Ах, вот оно что! - расплывается в догадке скала Антон Лебедь. - Так вы имитаторы.
- Ну, эти, как его там, - пытается себя поправить скала Антон Лебедь, за поддержкой обратившись к Борису. Но что-то его сегодня сбивает и он не может никак вспомнить это вертящее на языке слово, а от Бориса одно только расстройство и несварение желудка. - А, фокусники. - Скала Антон Лебедь, так и не добравшись до знакового слова, решает остановиться на этой нейтральности.
- Фокусники? - вновь удивлённо переспрашивает Вавилонянин. А скале Антону Лебедь уже начинает это всё надоедать, и он хочет поскорее всю эту ситуацию разрулить. И он со словами: "Да-да, любимейшие ученики Рабиндраната Тагора", парируя возмущение Вавилонянина: "Ему далеко до меня", - а я что говорил, - обращается к Борису. - Это из службы услуг по обслуживанию мероприятий. Пропусти их.
Ну а дальше скала Антон Лебедь скрывается в глубине ворот, ведущих внутрь особняка, а Вавилонянин и его спутники провожаются Борисом до заднего двора особняка, где они перепоручаются во всём обходительного типу, услужливой внешности, представившегося распорядителем праздника, Эдуардом. Правда, как только Борис оставил их, этого Эдуарда, как подменили, и он начал испускать из себя нервного характера волнения, заявляя, что всё на нём одном здесь держится, и только он один во всём белом свете ответственный человек, а вот все остальные, и как понимается Вавилонянином и его спутниками, и они входят в число этих беззаботно живущих людей, во всём опаздывают и подводят его под монастырь. А вот с этим его последним тезисом они бы могли с высокой вероятностью на успех поспорить. И не только Вавилонянин, а даже Ид, ничего не смыслящий в монастырях и ещё не получивший информацию о значении этого слова, но нутром чувствующий, что этот Эдуард зря так за себя беспокоится - его туда, подальше от греха, ни за что не пустят.
Но по этому поводу никто не стал спорить и заводить дискуссии, а Эдуард проводил их всех в расположенную на заднем дворе пристройку для прислуги и других хозяйских нужд. Где он их быстро ввёл в курс того, где, что находится, - там туалет с ванной, где можете привести себя в порядок с дороги, там гардеробная и заодно примерочная, ну а там кухня, но она сейчас не про вас, - и так же быстро покинул их.
- Нужно осмотреться. - Говорит Табинег и вместе с Идом направляется в сторону помещения названного кухней. Оставшийся в большой гостиной комнате Вавилонянин, немного подумал и подошёл к окну, выглянул из него, и не найдя там для себя ничего занимательного, - там в разные стороны, прямо как на перроне вокзала, сновали разные люди, и всё в той же спешке, - отошёл от окна. Затем окинул своим вниманием окружающее и решил заглянуть в глубину уходящего в свою неизвестность коридорчика.
Ну а любой познавательный поход в неизведанные дали, всегда ведётся неспешно, со своей осторожностью и осмотрительностью по сторонам, где также не забывается ко всему прислушиваться. И такой ответственный подход к делу познавания, обязательно даст свои плоды, и приведёт к какому-нибудь открытию, о котором путешественник даже не догадывался, и представить себе не мог. И Вавилонянин не стал исключением из этого правила. И вот когда он, можно сказать и будет сказано, преодолел этот узкий коридорчик до своего предела, а дальше он упёрся в дверь и идущее в сторону другое коридорное ответвление, которое, судя по исходящему оттуда шуму, вело в хозяйскую половину дома, и собрался было повернуть назад, как до него вдруг, со стороны двери, в которую упирался этот коридорчик, доносится шорох поспешных человеческих движений, каким-то образом связанных с одеждой, и всё это под пыхтение запыхавшегося человека, борющегося не только с этим своим затруднением, но и с обладательницей женского голоса, которая своим смешливым повизгиванием сбивала со всякого настроя и мысли этого пыхтящего человека.
И первым желанием Вавилонянина было желание немедленно покинуть это место своего стояния. Но то, что он замешкался и остановился, когда всё это услышал и таким образом стал невольным свидетелем происходящего за этой дверью, внесло свои коррективы в его решение, и он не покинул это место, а принялся прислушиваться к происходящему за дверью.
А там между тем произошли свои существенные изменения, и оттуда начали доноситься голоса.
- Ну, вы и фокусник, Иван Павлович. Как вы на удивление быстры. - Давится смехом молодая особа, видимо окончательно сбивая этого пыхтящего человека, Ивана Павловича, с того, с чем он подступал к этой молодой особе и хотел её там поразить. И если Ивану Павловичу не удалось поразить свою собеседницу в той степени, в какой он хотел это сделать, то Вавилонянин был удивлён, когда услышал, как назвала Ивана Павловича его собеседница. И Вавилонянин решил, что ему стоит обратить своё внимание на этого фокусника Ивана Павловича, и выяснить, что это может значить. Ведь их на входе приняли за тех же людей, фокусников, и это послужило их пропуском сюда. Так что понимание того, что это значит, совсем не будет лишним.
- Ну, Иван Павлович, не спешите так. В этом деле спешка ни к чему. - Из-за двери вновь доносится голос молодой особы, правда теперь в нём звучит некоторое затруднение. - Вот оттого у вас ничего и не получается. Да и мне это неинтересно, здесь, в чулане. - Добавляет она.
- Тогда где? - с волнением в голосе и несколько запыхавшись, задаётся вопросом, как понял Вавилонянин, этот Иван Павлович (а кто же ещё).
- Наверху, - после совсем небольшой паузы звучит голос молодой особы, - в спальне для новобрачных.
- А что скажут молодожёны, если нас там застанут? - удивлённо спрашивает Иван Павлович, явно сбитый с толку этим предложением своей собеседницы. А вот ей ничего в этом удивительного не видится, и как само собой считается. - А ничего они не скажут, - смеётся в ответ эта дерзкая на язык и свои шалости молодая особа, - когда такое видишь, как-то совсем не до разговоров.
- Да вы, Альбина Викторовна, та ещё стерва. - Усмехается в ответ Иван Павлович, уловив посыл своей столь опасной собеседницы.
- Тогда до встречи наверху. - Звучит голос этой Альбины Викторовны, и Вавилонянин еле успевает юркнуть за угол, в тамошнюю темноту, чтобы не встать на пути опасной Альбины Викторовны и не быть ею замеченным. Когда же стук каблуков туфлей, в которых пребывала Альбина Викторовна, перестал доноситься с верхнего этажа, куда она ушла, Вавилонянин вышел из своего убежища и прямиком направился к той самой двери, где по его расчётам ещё находился этот некий Иван Павлович, большой фокусник и быстрый на решения человек, как его от характеризовала Альбина Викторовна.
И то, что Иван Павлович быстр на принятие решений, Вавилонянином немедленно и выясняется, по его заходу в это, как оказывается, довольно светлое и пространное помещение, служащее скорей всего для принятия ванны, - в глубине его стояла ванна, а сам Иван Павлович стоял у зеркала и приводил своё лицо в некий, только ему известный порядок.
И только Вавилонянин заходит внутрь ванной, закрыв за собой дверь, как этот Иван Павлович, совершенно не смутившись появлением здесь незнакомого человека, продолжая смотреть в зеркало и разглаживать своё лицо руками, смазанными маслами, придав своему голосу резкости, задаёт вопрос Вавилонянину. - Тебя что, не учили стучаться, когда входишь в занятое людьми помещение?
- Нет. - Отвечает Вавилонянин и вслед добавляет. - К тому же, как мне знать, что здесь занято, раз здесь открыто. - Иван Павлович в удивлении отстраняется от своих занятий, переводит свой взгляд на Вавилонянина и изучающе на него смотрит.
- Ты вообще кто такой? - недоумённо спрашивает Вавилонянина Иван Павлович. Вавилонянин делает шаг к нему и спрашивает. - А ты действительно хочешь это знать?
- Я как понимаю, - усмехается Иван Павлович, - мне этого не избежать. Выходные двери-то за твоей спиной, а не за моей.
- А вы, Иван Павлович, и в самом деле скоры на соображения. - Сказал Вавилонянин, чем в момент смазал ухмыляющуюся язвительность с лица Ивана Павловича. - Что всё это значит?! - уже на повышенных тонах, резко вопросил Иван Павлович. На что Вавилонянин в один момент сокращает расстоянии между собой и Иваном Павловичем, хватает его голову с обеих сторон своими ручищами, затем сдавив её, фиксирует в одном положении строго напротив своих глаз и, устремившись в глубину глаз Ивана Павловича своим пронзающим всё стоящее на его пути взглядом, начинает мысленно углубляться в его разумение.
- Так ты хочешь знать, кто я? - спустя какое-то время задаёт вопрос Вавилонянин Ивану Павловичу.
- Я не знаю. - Потерянным голосом еле выговаривает слова своего ответа Иван Павлович.
- Я с этого момента твоё содержание. - Говорит Вавилонянин.
- Что-что? - задаётся вопросом Иван Павлович в последних проблесках своего разума.
- Твой сосуд содержания полностью исчерпан и опустошён. Тебе нужно новое наполнение. Вот его-то я тебе и дам. - Сказав это, Вавилонянин резко притягивает к себе руками Ивана Павловича, и со звучным стуком сталкивается с ним лоб в лоб, и в своём постепенном физическом растворении, исподлобья, через сетчатку глаз Ивана Павловича, принимается втягиваться в него физически и ментально.
Когда же в ванной комнате, в физической оболочке остаётся всего лишь один человек, Иван Павлович, он переводит свой взгляд в сторону зеркала. Со всем своим вниманием смотрит в зеркало, нажатием пальцем руки себе в щёку, что-то там для себя определяет, затем наклонами в разные стороны своей головы, приводит себя в смешливое довольство, и со словами: "Что ж, посмотрим, на что у нас способен Иван Павлович", выходит из ванной комнаты.
А вот куда он направляет свой ход, то не трудно догадаться - он идёт на второй этаж, в одну из спальных комнат, где его должна была заждаться многообещающая Альбина Викторовна. Правда, когда Иван Павлович, внутренне ведомый и находящийся под управлением Вавилонянина, оказался на втором этаже, на котором было очень много комнат, и как понимается, Иваном Павловичем, каждая из них может быть спальней, - он не только был скор на рассуждения, но и по особому прямолинеен (где уснул, значит там и есть спальня), - то это обстоятельство вызвало у него своё затруднение.
А искать подходящую под спальню комнату по нахождению в ней Альбины Викторовны, тоже не вариант - нынешний Иван Павлович в глаза не видел эту Альбину Викторовну, по какому-то случаю, вдруг возымевшую такое большое влияние на прежнего Ивана Павловича. Хотя новый Иван Павлович слышал голос этой Альбины Викторовны, и это он может использовать в своих поисках.
И Иван Павлович, вооружившись этими знаниями Альбины Викторовны, выдвинулся по мягкому ковру вперёд, навстречу расположившихся по разные стороны от разделительного коридорчика комнат. Где он, подойдя к первой, вставшей на его пути двери, прикрывающей собой любого рода помещение, где его могло ждать что угодно, а Альбина Викторовна, почему-то им думается, в последнюю очередь, не так решительно, как Иван Павлович в свою бытность, берётся за ручку двери и начинает потихоньку приоткрывать дверь, и по мере её раскрытия, заглядывать в приоткрывающую щель.
Ну и по мере её раскрытия, Иваном Павловичем всё больше начинает пониматься, что эта комната ничего не имеет общего со спальней новобрачных. - Вот когда новобрачные перестанут ими быть, и дальше пойдут в своём непринятии друг друга в близком статусе и разойдутся как можно далеко, то этот кабинет вполне подойдёт для разбитого в своих надеждах и ожиданиях, бывшего счастливого новобрачного, а сейчас умудрённого опытом своего разбитого сердца, закоренелого холостяка. Где он будет выпивать и спать там, в кресле, не вылезая. - Рассудил Иван Павлович, оставив за своей спиной дверь этого кабинета и, следуя дальше. Ну а дальше дела пошли более быстрей и скорее, но всё равно безуспешно.
И так пока Иван Павлович не оказывается в шикарных спальных апартаментах, судя по их знаковому интерьеру и присутствующей кроватью в стиле какого-нибудь в своё время королевствующего Людовика, то это как раз искомая им комната. Но вот только никакой Альбина Викторовны он здесь не видит, даже под кроватью, куда он и заглянул, как человек не любящий обманываться в своих ожиданиях (так на его счёт подумалось Вавилонянину) насчёт других людей и особенно если они многообещающие особы женского пола. А как только там никого не обнаружил, то он встал на путь своего расстройства, к которому его подвела всё та же Альбина Викторовна, как оказывается, не только большая стерва, но и фокусница (Вавилонянин постепенно начал приближаться к пониманию значения этого слова).
И Иван Петрович со злым и отчасти мстительным выражением лица, уже было собрался выйти отсюда вон, как к его полной неожиданности, его глаза прикрываются чьими-то ручками, а сзади до него доносится голос Альбина Викторовны. - Кто? - смешливо так интересуется у Ивана Павловича Альбина Викторовна. А для нового Ивана Павловича, да ещё раздражённого, всё это в новинку, и он находится в некоторой растерянности насчёт того, что от него ожидают сейчас услышать. Но отвечать надо и он даёт свой ответ, как он ему только и видится.
- Это вы, Альбина Викторовна, стерва. - Выдаёт свой ответ Иван Павлович. И как оказывается, то он попал в точку - Альбина Викторовна прыскает от смеха и, сняв свои ручки с его глаз, поворачивает к себе. И теперь Иван Павлович может, наконец-то, лицезреть эту Альбину Викторовну, которая заставила его столько нервничать и испытывать терпение. И Иван Павлович, придерживаемый обхватившими его за шею ручками смеющейся Альбины Викторовны, особы как выясняется вполне себе красивой, до того впечатления, который накладывает свой влюблённый отпечаток на неоперившиеся ещё практикой умы юнцов, не скрывая своей заинтересованности и любопытства, впивается взглядом в неё и начинает внимательно разглядывать.
При виде чего, Альбина Викторовна в удивлении интересуется. - И что вы, Иван Павлович, во мне такое увидели, что смотрите на меня так, как в первый раз?
- Я тебя и вижу в первый раз. - Без тени улыбки и по-своему грубо ответил ей Иван Павлович. И Альбина Викторовна, не ожидавшая встретить такой холодности от Ивана Павловича, и сама похолодела, и мигом выпустила из своих рук это мужлана, Ивана Павловича.
- Да вы уж быстро переменчивы. И я за вами не поспеваю. - Выдвинула свою претензию к Ивану Павловичу Альбина Викторовна.
- А вы, как я понимаю, слишком самолюбивы. - Сказал в ответ Иван Павлович, совершенно непозволительно посмотрев на Альбину Викторовну, то есть снисходительно. Отчего она переполнилась нервным волнением и ударилась в краску негодования. - Я вас не понимаю, Иван Павлович. - Потребовала объяснений от Ивана Павловича Альбина Викторовна.
- Потому что, дура? - ухмыляясь, вопросил Иван Павлович, и Альбина Викторовна чуть не подавилась от недоразумения, в которое она вдруг впала, услышав в свой адрес такое...Такое, что себе никто и никогда не позволял в её адрес (в том числе и её муж, Иннокентий).
Но Иван Павлович, видимо сегодня решил до конца доконать Альбину Викторовну, и он вместо того, чтобы всё перевести в шутку, наоборот, делает злое лицо, и специально хрипя голосом, её вопрошает. - А теперь говори. Что тебя связывает с Иваном Павловичем, и что тебе от него нужно? - И Альбина Викторовна, от такого невозможно ей понять, отстранения от себя и подхода к ней со стороны Ивана Павловича, выпадает в осадок и, подогнувшись в коленях, уже готова была упасть. Но Иван Павлович на этот раз проявил к ней обходительную внимательность и предупредительность, свойственную людям джентльменского звания, к коим Иван Петрович до этого момента не только себя не причислял, а всё делал для того, чтобы не быть записанным в эту категорию вежливых людей - он перехватил руками Альбину Викторовну и удержал на руках.
И понятно, что Альбина Викторовна невесть чего себе подумала, как только была перехвачена Иваном Павловичем.
- Так вот вы к чему всё это наговорили. Вы хотели сбить меня с толку и вам это удалось. Я вся в ваших руках. - Глубоко вздохнув, не сводя своего взгляда с Ивана Павловича, поговорила Альбина Викторовна, готовая всей собой впиться в этого, столь неожиданно галантного кавалера, Ивана Павловича, крайне умелого в деле соблазнения даже самых закоренелых в своей недоступности женщин. А она ещё не верила, когда ей соблазнённые Иваном Павловичем подруги рассказывали, насколько большой фокусник этот Иван Павлович, от одного взгляда которого, кое у кого до сих пор ноги в коленках подгибаются.
А чем берёт этот Иван Павлович всех этих домохозяек, в чём заключается тот фокус, с помощью которого он приводит в своё подчинение всех до встречи с ним недоступных дам, ей так тогда и не сказали, заявив, что она сама узнает это, если, конечно, сама захочет, и конечно, если Иван Павлович обратит на неё своё внимание и в свою очередь захочет её удивить. И эта загадка так засела ей в голову, что стала для неё идеей фикс, которая и привела её в итоге сюда, в объятия столь непредсказуемого Ивана Павловича, которого она до встречи с ним считала за самого обыкновенного ловеласа, но сейчас он её отчасти в этом переубедил.
- Иван Павлович самый обходительный человек на свете, хоть и не без своих странностей. - Решила на его счёт Альбина Викторовна, всё больше погружаясь в объятия его рук.
Но у Ивана Павловича на её счёт видимо были совсем другие виды и планы. И он совсем не приветливо на неё смотрит и ещё спрашивает, вместо того чтобы должным образом ответить ей на это стоящее в её глазах притяжение. - Ты мне тут голову не морочь всем этим. А давай на прямую говори, что тебе от Ивана Павловича нужно. Ты, надеюсь, не забыла, как скор на расправу Иван Павлович. - С грозным выражением лица проговаривает эти жестокие слова Иван Павлович. А Альбина Викторовна, как услышала это его к ней обращение: "Со всем этим", так и впала в умственный ступор не понимания, что всё это значит, и что себе там возомнил Иван Павлович, подразумевая под "этим". И она только и смогла выговорить, как: Не скажу.
А Иван Павлович и не настаивает. А он в один момент выпускает из своих рук Альбину Викторовну, и со словами: "Как хотите", оставляет Альбину Викторовну, потрясённую падением об пол, там же недоумевать дальше над случившимся.
Иван Павлович тем временем спешно покидает вначале спальню, затем спустившись по лестнице, второй этаж, и в результате оказывается с парадного входа, на крыльце дома. Откуда открывается преотличнейший вид на лужайку, на которой, в центре был установлен навес, со столами внутри, где уже частично разместились самые нетерпеливые и голодные гости. Также неподалёку от навеса расположилась танцевальная площадка со своей трибуной для выступающих, сейчас с музыкальной группой на ней, которая уже там находилась и что-то там поигрывала, развлекая прохаживающихся по лужайке гостей с бокалами в руках, а также тех, кто присел за установленные здесь же столики. Где часть столиков была заставлена бокалами и закусками, а за другими столиками, предназначенными для не крепко стоящих на ногах людей, расселись эти люди, и в ожидании начала празднества, под тот же бокал вина и закуску, прихваченную с того "шведского" стола, вели светские разговоры.
Иван Павлович быстро пробежался взглядом по всему этому присутствию и выдвинулся по направлению всего этого гуляния. И только он преодолел разделительную дорожку, как наткнулся на идущую ему навстречу, вовсю ширь своего лица улыбающуюся ему даму. Что можно было принять за местные особенности этикета, где при встрече людей разного пола, нужно вот так приветствовать друг друга (и Иван Павлович это так воспринял). И вот когда она практически сравнялась с Иваном Павловичем, то она так неоднозначно на него посмотрела искоса, а затем ещё и поприветствовала словами его: "А вы, Иван Павлович, сегодня особенно великолепно выглядите", то у Ивана Павловича не было другого выбора, как остановить эту улыбчивую даму, перехватив её за локоть рукой.
А как только она была таким способом им остановлена, то Иван Павлович выразительно на неё посмотрел и поинтересовался: Так вы меня знаете?
- Да. - Несколько удивлённо ответила эта дама, сгладившая с лица свою улыбку.
- И кто же, по-вашему, есть Иван Павлович? - без тени улыбки на лице, со всей серьёзностью спрашивает её Иван Павлович. А вот этот серьёзный подход Ивана Павловича к этой, вновь заулыбавшейся даме, качнувшей в усмешке своей головой, понимается ею по своему, улыбчиво.
- Изволите шутить? - с усмешкой спрашивает эта дама.
- Нисколько. - С той же невозмутимостью отвечает Иван Павлович.
- Понимаю. - Слегка придвинувшись к Ивану Павловичу, шепотом сказала эта дама. И теперь уже Иван Павловича насторожили слова и поведение этой улыбчивой и разговаривающей с ним шепотом дамы, явно что-то в его сторону замыслившей. И Иван Павлович, бросив взгляд по сторонам, шепотом отвечает ей. - Хорошо. Если вам здесь неудобно говорить со мной об этом, то давайте пройдёмте в дом. И там, в спальне, вы со мной поделитесь тем, чем хотели.
На что его улыбчивая собеседница на мгновение замирает в своём взгляде на Ивана Павловича, после чего отмирает и, покачав головой, со смешком говорит. - Да вы, Иван Павлович, скоры на подъём.
- Да, это я знаю, мне об этом уже сообщили. - С нетерпением говорит Иван Павлович, не скрывая того, что ожидал большего услышать от своей собеседницы.
- И с вами, Иван Павлович, я никуда не пойду, потому что отлично вас знаю. - Многозначительно говорит эта дама, глядя на Ивана Павловича совершенно не связующимся с её словами взглядом. - Вы, мол, Иван Павлович, мало упорствуете и настаиваете в своём желании меня пригласить в указанное вами место, и поэтому я вынуждена быть такой неприступной. Ведь я вас отлично знаю, вы не любите лёгких побед. - Что-то примерно такое говорил её взгляд.
А Иван Павлович хоть и не остался равнодушен к этому её взгляду, но на этот раз он не проявил свою особую прозорливость насчёт дум женского пола, чем он всегда славился и оттого знал, что ему предложить, а он как-то не особенно активно использовал свою харизму и всего лишь намёком сделал своё заманчивое предложение. - На этот раз я вас не подведу. - С использованием всё того же шепота, говорит Иван Павлович.
А его собеседница, явно ожидавшая большего, решает, что Иван Павлович нуждается в душевной встряске, и она со словами: "Вы меня заинтриговали, Иван Павлович. Я, пожалуй, подумаю над вашим предложением", покидает его.
Иван Павлович в свою очередь нисколько не расстраивается исходом этой встречи, и он, заметив отдельно стоящую группу людей, всё состоящую из представителей мужского пола, своим вниманием выказывающую интерес в его сторону, направляется к ним. И как им при подходе к этой группе людей выясняется, то он не ошибся в своих расчётах и его действительно здесь ждали.
- Иван Павлович, мы вас уже заждались. - Расплывшись лицом в радости при виде Ивана Павловича, держа в каждой из рук по бокалу с пузырящейся жидкостью в них, пышет удовольствием, широкой в животе разновидности человек, выступивший из кольца этой группы людей в строгих костюмах, развернувшихся к Ивану Павловичу при подходе к ним. - Бокал уже застоялся. - Добавил этот тип, протягивая Ивану Павловичу бокал.
- А, ты, наверное, самый обходительный, в каждой бочке затычка, из этой компании. - Иван Павлович этим своим догадливым, отчасти нелицеприятным заявлением сбивает с толку выступившего к нему навстречу типа. Что уж поделать, таков Иван Павлович, человек по особому прямолинейный, не привыкший ходить всё вокруг да около, и если он видит на твоём носу муху, то он не будет манерничать, делая вид, что не замечает её, а он тут же кулаком собьёт с неё всю спесь, которая её привела забраться на этот нос.
- Я не пью. - Остановившись напротив этого типа, Иван Павлович резко обрывает поползновения этого типа всучить ему бокал. И чего-чего, а вот такого от Ивана Павловича никто не ожидал, и если тип с бокалами, переставший в момент быть добродушным, онемел от непонимания происходящего, то стоящие сзади от него люди, хоть и удивились, но не настолько, насколько потерялся Виктор (этот тип с бокалами). И с их стороны, правда, от кого точно, так и не удалось выяснить, прозвучал приправленный ехидством вопрос. - И с каких это пор?
А Иван Павлович со всей серьёзностью скидывает левую руку так, что рукав его костюма, подтянувшись на руке, оголяет запястье руки, откуда на него и на всех вокруг смотрят дорогущие часы и, устремив свой взгляд на часы, говорит. - Уже как минут двадцать шесть. - Дальше вся компания погружается в молчание, из которого в один момент выводит вдруг очнувшийся Виктор, принявшийся покатываться со смеху (но только в смешливую меру). К чему присоединяются и все остальные люди из этой компании.
- А как же тогда истина? - немного придя в себя, чему способствовал глоток из бокала, обратился с вопросом к Ивану Павловичу Виктор. - Как её увидеть без рюмки? - добавил Виктор, покосившись взглядом на мимо проходящих дам. - Но видимо Иван Павлович сегодня задумал какую-то каверзу провернуть, или может быть, решил всех разыграть, и он держит себя в образе не пробивного на веселье человека. Так что сегодня он для всех серьёзный человек, и его ответ следует в соответствии со всем этим.
- Мне не нужны дополнительные стимуляторы, чтобы её увидеть. - Говорит Иван Павлович так, как будто на самом деле всё так, и он так думает. А вот его товарищи, кто сейчас стоит перед ним, почему-то всему этому не верят. Да хотя бы потому, что Иван Павлович никогда раньше не был замечен в такого рода девственном поведении, по отношению для начала к шампанскому. И оттого на лицах этих людей появляются снисходительные ухмылки в сторону Ивана Павловича. - Ну-ну, Иван Павлович, давай ещё что-нибудь скажи в защиту здорового, без похмела, образа жизни. - Так и читается на их лицах вызов Ивану Павловичу, может и на самом деле пересмотревшему свою прежнюю жизнь, проведённую в бесконечных кутежах и праздниках, и решившего сделать небольшой перерыв. А на этом настояла его печень и другие внутренние органы, поражённые его затяжными злоупотреблениями, в общем, врач пригрозил ему, что если он не сделает перерыв, то он за его жизнь не ручается.
Но они видимо забыли, с кем связались и кого решили взять за глотку его здорового, без капли спиртного образа жизни. И Иван Павлович не собирается, и не будет вести оправдывающую его выбор политику, и если эти господа решили всей своей гурьбой предъявить ему претензию, то он им ответит. Да так, что им больше неповадно будет, не то что бы смотреть с осуждением в его сторону, а они об этом думать больше не посмеют.
И Иван Павлович внимательным взглядом окинул стоящих перед ним людей, решивших подавить его волю и иметь своё влияние на него и, выбрав для себя первой целью, стоящего чуть позади от всех, плотного телосложения и с самодовольной улыбкой человека в костюме в полоску, обращается к нему. - Вот ты, - Ткнув пальцем в этого типа пальцем, чтобы значит, не возникло неразберихи и неуверенности в том, к кому сейчас обращаются, заявил Иван Павлович.
И так он это всё дерзновенно сделал и с явной заявкой на пренебрежение репутацией этого всеми здесь уважаемого человека, что этот господин от такой для себя и для всех здесь находящихся людей неожиданности, вдруг растерялся и потерялся в своей бледности, и как-то весь поник. И при этом никто не спешит прийти к нему на помощь и заступиться, напомнив зарвавшемуся уже сверх меры Ивану Павловичу (а ещё говорит, не употреблял), что когда вокруг много народу прохаживается и на тебя все смотрят, неприлично вот так тыкать пальцем в своего товарища, тем более, если это главный редактор одного независимого издания, борющегося за чистоту нравов современного общества. Ведь если нет никакого уважения к редактору столь уважаемого издания, и кто захочет, ему может тыкать пальцем в лицо, - и здесь нет ничего общего с критикой и свободной волей изъявления читателя, решившего таким образом проверить, что есть на самом деле демократия, - то, кто его в дальнейшем будет слушать, а тем более прислушиваться к его мнению.
И главный редактор само собой главной газеты с альтернативным мнением, Альтернатив Каутский, получив втык от своего вышестоящего начальства, представителей большого капитала, мигом вылетит со своего места, освободив его тому, кто уже не допустит того, чтобы ему тыкали.
Но Альтернатив Каутский не успевает поставить на место зарвавшегося Ивана Павловича, на которого у него, если что, есть свой компромат (это такие матерные слова, которые используются в обратку), как Иван Павлович своим откровением (он с таким проникновенным говорит, что эти его слова по другому и не воспримешь) прямо вбивает Альтернатива Каутского в ноги, а ноги в свою очередь в землю.
- Не знаю, как тебя там звать, - говорит Иван Павлович, - да и это не важно, когда о тебе вскоре все позабудут и при встрече с тобой, как звать тебя знать не будут. Так вот, тебя ждёт то, чего ты больше всего страшишься. Безвестность в своей Оклахоме, куда ты сбежишь впопыхах. - И только это сказал Иван Павлович, - а все вокруг в это время смотрели на Альтернатива Каутского, - как тот уронил вниз свою челюсть, а ещё за миг до этого, выронил из рук бокал. Но последовавшего дребезга падения бокала никто не заметил, и не потому, что его заглушила трава лужайки, а оттого, что все внешние звуки у каждого из находящихся здесь людей, заглушила их дрожь в теле, ставшая следствием их страха за себя. И нёс им этот страх, как не трудно догадаться, Иван Павлович. Чьего взгляда и внимания теперь все пытались избежать - кто знает, что он там им напророчит.
Но от внимания Ивана Павловича ничто не уйдёт, и тем более такие попытки избежать своей ответственности за его осуждение и желание над ним подтрунить. И он уже без всякого выбора, а следуя своим чередом, начинает открывать глаза этим людям на их страшное будущее. Что тут поделать, такой уж дурной глаза у Ивана Павловича, всё видящего в чёрном свете. Хотя не без своих исключений.
И вот когда предшественнику Виктора, то есть тому типу, кто стоял перед ним, Иван Павлович напророчил прикупить пистолет, при этом не объяснив цели покупки, но дав знаковую подсказку для чего он понадобится: "На патроны сильно не траться. И одного патрона будет достаточно, чтобы не промахнуться в цель", и наступила очередь Виктора, то тот попытался было избежать этой страшной участи, знать своё будущее. Но таков уж Виктор, что когда ему становится очень страшно, то он теряет всё понимание себя и врастает в одно место, которым он всегда думает. И как результат, он остаётся на месте и ничего не слышит о том джек-поте, который ему вскоре выпадет. Из-за чего Виктор, чуть позже от товарищей узнав об этом предсказании ему Иваном Павловичем, впал в ещё больший ступор и глупое, в крайней степени недовольство в сторону Ивана Павловича, который так хитро провёл его, выкинув такой фокус. И теперь Виктору нужно сообразить, как выудить из Ивана Павловича эту информацию о том джек-поте, который ему должен выпасть.
А, зная, насколько паскуден и прижимист в ведении своих дел Иван Павлович, - б**ь, ничего личного, только бизнес, всегда говорит этот Иван Падлович (так иногда, в особых случаях, себе позволяет выражаться Виктор), вытряхивая последнее из своих конкурентов по бизнесу, - то это крайне затратное дело. - Половину джек-пота за эту наводку себе затребует, а вторую за напоминание. - Взмокнув от мысленного напряжения, впоследствии рассуждал Виктор, пытаясь разгадать загадку этого предсказания. Но ему ничего так на ум и не пришло, а знать так хочется, что нет сил и он готов ради этого, всё, что есть потратить и заложить.
Ну и точка в этом сеансе предсказаний Ивана Павловича, должна быть жирной - для этой цели он и пропустил мимо себя двух разноплановых господ, уж было обрадовавшихся такому своему счастью. Но как скоро выясняется, то слишком рано они обрадовались - а Иван Павлович резко покидает Виктора, и он уже вот тута, рядом с ними.
- А вы, господа, уж разберитесь, наконец-то, с собой и между собой. И определитесь, что вам на самом деле нужно. А то как-то спать с жёнами друг друга не по-товарищески и не всегда понятно, прежде всего, самим. - На этом месте Иван Павлович замолкает, и вся компания погружается в глубокое молчание. Да такое глубокое, что только благодаря тому, что вокруг сновали люди, играла музыка, и вообще было шумно, не было слышно сильнейшего биения их разбежавшихся сердец.
И на этот раз быстрее всех в себя приходит Виктор, - и это понятно, у него для этого есть уважительная причина, ему ничего такого жуткого не предсказали, - и он, собравшись с силами, попытался всё перевести в шутку.
- Да ты, Иван Павлович, верно шутишь? - впившись взглядом в Ивана Павловича, с надеждой вопросил Виктор. И к нему присоединяются все вокруг, для которых такой вариант развития событий с шуткой, наиболее нравится. А Иван Павлович, что за человек вредного качества, и не спешит успокаивать, после его слов разволновавшиеся сердца собравшихся здесь людей, рассмеявшись и, с задорным весельем заявив: "Ну как, ловко я вас всех тут поддел!". А он со всё тем же серьёзным видом, внимательно посмотрел на Виктора, затем ушёл в свою задумчивость, и в итоге сказал какую-то странность. - Так значит, Иван Павлович, любил пошутить. - И тогда спрашивается, кто есть сам Иван Павлович, когда он о себе говорит во втором лице. А вот это уже наводит на некоторые успокаивающие себя мысли. У Ивана Павловича от перепоя (вот почему он отказался от выпивки) произошло раздвоение личности, и он не только не может адекватно соображать, но он и себя за себя не считает. А это всё значит то, что все эти слова Ивана Павловича, выданные им как предсказания, не считаются, и нет оснований к ним прислушиваться.
Правда не все так подумали, и среди этого единства мысли, были свои отступники. А вот кто это был, то это всеми тут легко догадывается - это небезызвестный Виктор, человек, честно сказать, продажный, которого Иван Павлович, зная его податливую на подарки судьбы натуру (ему для своего их розыгрыша нужен был сообщник, кем он будет играть в тёмную), и подкупил обещанием джек-пота.
А Иван Павлович между тем продолжил удивлять всех своим странным поведением со своими странными вопрошаниями. Так он, для начала окинув ближайшую округу своим мутным взглядом, что подтверждает догадку о его переборе с алкоголем, и не обнаружив там для себя искомое, выбрав для себя всё того же Виктора, как всеми здесь понялось, своего любимчика (прибить мало этого гада), и, подозвав его пальцем руки, по его подходу спрашивает. - А я с кем сюда прибыл?
- И точно, надрался! - вздох успокоения прошёлся в ряду господ, стоящих вокруг Ивана Павловича.
А вот Виктор, что за дурак бестолковый, не понимает, в каком состоянии находится Иван Павлович, и ему сейчас противоречить не стоит, а его нужно мягкими словами ко сну успокаивать, а не проявлять непонимание, задаваясь ответными вопросами. - Вы это о чём, Иван Павлович?
А Иван Павлович всё тем же блуждающим и невидящим в упор взглядом смотрит на Виктора и дальше за ним, как бы высматривая того, кто отвечал его вопросу и поиску. И так не найдя объект своего поиска, прибегает к уточнению своего вопроса. - Тот, кто полностью мне подвластен, подчинен и от меня зависим. - А вот это, достаточно провокационно прозвучавшее уточнение Ивана Павловича, по своему и немало удивляет стоящих в этом кружке господ.
А удивляет их удивительная решительность Ивана Павловича называть вещи своими именами, и не только за закрытыми дверями, в этом затаённом кругу самых отчаянных и близких людей; ну и в гипотетическом плане, при случае интересуясь о возможности так посмотреть на свою супругу у своей супруги. - Лучше запиши на диктофон, а мы в суде это дело рассмотрим и выясним. - Был такой её ответ и на этом все эти эксперименты были забыты, но только не властной супругой того решительного человека, кто хоть сделал попытку так на неё посмотреть - теперь только она так смотрела на этого решительного человека, который безропотно переносил на себе эти её взгляды, как наказание за эту свою глупость (и сдаётся кому-то, что все эти господа испытали на себе такого рода понимание и взгляды со стороны своих супружниц).
- Всё равно непонятно. - Сожалеющи пожимает в ответ плечами Виктор. А Иван Павлович видно начал слегка нервничать из-за непроходимой тупости Виктора, дальше своего носа ничего и унюхать не способного. И господа вокруг даже впали в своё непонимание Ивана Павловича, который и не пойми из каких побуждений, решил обратить своё внимание на этого непроходимого тупицу Виктора, когда здесь находится столько достойных его внимания господ. - Дуракам и круглым идиотам всегда везёт. - Догадались эти господа, заодно поняв, почему именно Виктору выпал шанс хапнуть джек-пот (если, конечно, принимать в расчёт все эти разглагольствования в виде предсказаний Ивана Павловича) - всё по той же круглой причине.
А Иван Павлович тем временем озадачен невозможностью добиться от Виктора внятного ответа на свой вопрос. И другой на его месте, давно бы отослал этого Виктора куда подальше, за такую его недалёкость мировоззрения (кто недалёк, тот всегда далеко посылается, такова одна из аксиом жизни), но видимо этот вопрос для него имеет чрезвычайное значение и Иван Павлович даёт новую подсказку Виктору.
- Тот, с кем я делю таинство постели. - Говорит Иван Павлович. И по Виктору видно, и притом чуть ли не сразу, что это уточняющее замечание Ивана Павловича ещё больше отдалило Виктора от понимания того, что от него просят. Но не только один Виктор после этого уточнения Ивана Павловича порозовел лицом и в его глазах появился затейливый огонёк, а и у господ, стоящих позади от Виктора, возникли такие же поползновения во внешности, навеянные романтического характера воображением. Уж больно необычно такое слышать для их круга, и вообще, уж больно неожиданно описал Иван Павлович эти свои взаимоотношения с тем, с кем он делит постель. И это вызвало у всех этих господ свои удивительные трактовки и толкования этого действия, названного им таинством.
- Это как это? - озадачились самые любопытные господа, а те двое господ, без видимых причин и оснований обвинённых Иваном Павловичем в нетоварищеском поведении по отношению друг к другу, искоса переглянулись и заволновались за то, что ничего не знают об этот таинственном методе соблазнения и приведения в своё подчинённое положение ту, с кем решил разделить постель. И при этом каждому из них начинает ощущаться, что его соперник посвящён в некоторые детали этого таинства и совсем скоро он, тот, кто так о сопернике подумал, будет ему совсем не соперник.
Ну а Виктор из всех так размечтавшихся господ пошёл дальше, и заглянул не только себе в голову, но и за спину Ивана Петровича, где прохаживалось столько интересных персоналий женского пола, с кем бы Виктор с большим удовольствием разделил бы постель и без всякого таинства.
Но были среди этих господ и люди с приземлёнными мыслями. Это скорей те, кому Иван Павлович напророчил всякий негатив. Да тот же Альтернатив Каутский, человек беспокойный и неусидчивый на одном месте, который сам спать не сможет, если кто-то спокойно где-то спит. И этот Альтернатив, чисто для своего успокоения, всё, что можно делает, чтобы никто вокруг спокойно не спал, а всё мучился и мучился над тем, что он про него в своём бульварном издании прописал. И Альтернатив Каутский вот так помыслил. - Да он всегда вдрыбаган ложится спать, вот и ничего и не помнит из происходящего с ним в постели. И для него всегда поутру удивительно себя видеть на кровати. Ну а чтобы как-то себя подбодрить, он эту свою без памятливость и назвал этим словом.
А между тем, Иван Павлович ждёт ответа, и Виктор, заметив это, возвращается в действительность, к Ивану Павловичу, прибегнувшему к такой хитрости с этим таинством, чтобы отвести всё внимание от характерной ему любвеобильности, жертвой которой стало ...Но об этом Виктор и остальные из здесь присутствующих господ стараются не распространяться, хоть и хочется иногда.
- Умеете вы задавать загадки, Иван Павлович. - Даёт ответ Виктор, пытаясь таким способом прикрыть свою недогадливость. И Иван Павлович, нахмурившись, делает последнюю попытку, достучаться, до чего уже и сам не знает, в этом балбесе Викторе.
- Тот, кто пойдёт по миру, когда я уйду навсегда. - С оттенками мрачности в голосе проговорил Иван Павлович. И на этот раз Виктор сообразил, кого имеет в виду Иван Павлович - свою супругу. И тут Виктора, если уж быть откровенно честным, не нужно винить за такую его не сообразительность, если и сам Иван Павлович в последнюю очередь вспоминает свою супругу. А часто и так бывает, что он её дома забывает, а ещё не реже случается, что он о ней и в её присутствии забывает, что приводит к забавным и удивительным ситуациям, если его супруга им забывается прямо на его глазах и всё ради нового увлечения в виде этих кокетливых глаз.
- Так вы про свою супругу говорите. - Полувопросительно ответил Виктор.
- Пожалуй. - Не слишком уверенно, в задумчивости ответил Иван Павлович.
- Так вон она. - Сказал Виктор, кивнув в сторону беседки, где собралась несколько особ женского пола. Иван Павлович переводит в ту сторону свой взгляд, где среди этой группы светских дам, а другие здесь не водятся, выявляет ту, кто больше всего подходит ему в качестве супруги - это эффектная блондинка: она по всем физическим параметрам, молодость плюс красота (если, конечно, Иван Павлович и в этом деле не проявил свою, особого рода привередливость и вкусовую избирательность), подходит Ивану Павловичу. Иван Павлович внимательно на них смотрит, тогда как господа в окружении Виктора и сам Виктор, в свою очередь со всем вниманием смотрят на Ивана Павловича, явно ожидая от него какого-нибудь удивительного поступка.
И вот Иван Павлович возвращается к Виктору и спрашивает его. - Это та блондинка?
- Да. - В некоторой растерянности отвечает Виктор, не удержавшись от того, чтобы перед ответом ещё раз взглянуть туда.
- А она меня хорошо знает? - вновь удивляет всех Иван Павлович, задаваясь таким вопросом. Что, конечно, несколько странно слышать, но Иван Павлович сегодня всех особенно удивляет, и кто знает, может это какая-то новая игра с его стороны, и Виктор, не без сомнения и затруднения в ответе говорит. - Точно утверждать не могу, но и такое возможно.
- Значит, не очень. - Почему-то такой вывод делает из слов Виктора Иван Павлович. Здесь он немного подумал и спросил Виктора. - А как насчёт того, чтобы ей довериться. Могу я это сделать или нет? - А вот тут Иван Павлович удивил всех, задаваясь таким вопросом, противоречащим всем его жизненным принципам. - Нет у меня доверия ни к кому в этой жизни, и главное к себе. - Вот так постулировал себя Иван Павлович. А тут выходит...А выходит, что он что-то такое узнал о своей супруге, и теперь прощупывает их на вопрос знания этого факта, однозначно, её измены. А как только Виктор об этом догадался, то он припотел в себе и начал волноваться за то, как бы Иван Павлович всего этого волнения в нём не заметил, а затем сделал из этого свои выводы, - так это ты, подлец, её соблазнитель. - А для этого нужно скорей ему ответить, да так, чтобы его отвадить, задавать вопросы.
- А вы у неё прямо спросите, и по её ответу сразу всё поймёте. - На одном дыхании сказал это Виктор, сам не понимая, как он на такое решился. Но всё вышло, как нельзя удачно, и Иван Павлович выразительно в лице выказал согласие со сказанным Виктором, и со словами: "И то верно", развернулся и выдвинулся по направлению этой беседки.
Подойдя к беседке, Иван Павлович останавливается на входе, с этого более близкого расстояния внимательно осматривает всех собравшихся в беседке дам, которые хоть и обнаружили его приход сюда, но делают такой вид, что их это мало заботит, когда перед ними стоит столько неразрешённых вопросов. Вот они и болтают, не отвлекаясь на все эти приземлённые вещи, к коим, как должен был понять и понял Иван Павлович, он и относится. А вот у Ивана Павловича на всё это противоположные взгляды, до того противные всему тому духу общности всех этих дам, что он не сдерживает его в себе и демонстративно морщится.
Что не может не быть замеченным всеми этими, только что были столь занятыми дамами, где самая приметливая и всё замечающая за несносным поведением Ивана Павловича, это близкая собеседница его супруги, страшная, как сам чёрт, тётка больших размеров, и как это всегда бывает и встречается у таких особ, вечно недоумевающая своим разумением в соответствии с этими своими габаритами нахождения. В общем, всегда основательно и её мысль на ваш счёт ничем не подвинешь (если она решила, что вы негодяй, то это навсегда).
И тут без вариантов, все смотрят на Ивана Павловича с той предубеждённостью, с которой всякая зависть смотрит на предмет своего возжелания, который она и хочет и в тоже время всей своей сущностью терпеть не может. - Ну и что вас сюда привело, Иван Петрович, самый ненавистный для нас человек? - примерно вот с таким вопрошанием посмотрела эта дама широкой души, для которой и понадобилась соответственная оболочка, а не потому, что Нада Леопольдовна, хозяйка этого тела, любит бесконечно покушать, ну и жрёт, как прорва.
Ну а Иван Петрович постоял, подождал, когда его супруга соблаговолит обратить на него своё внимание, и как та, кому вверены заботы и хлопоты о своём супруге, немедленно последует своему призванию оберегать от душевных волнений своего мужа, и окажется у его ног. Но всего этого не наблюдается и Иван Павлович начинает свирепеть и волноваться за здравомыслие своей жены. И как ему видится, то возможной причиной всему этому служит навязчивость и не отступность этой страшной тётки, которая прямо привораживает к себе его жену, которая и хотела бы проявить все качества послушной жены, да эта ведьма не даёт.
И Иван Павлович сперва и хотел вспылить, угрозами образумив свою жену, было решившую, что ей всё доступно, но учтя то, что здесь довольно людно, решил для начала напомнить ей о своих позабытых обязанностях. Правда, тут неожиданно для него, возникло одно, хоть и небольшое, но достаточно неудобное для начала разговора затруднение. Иван Павлович вдруг понял, что не позаботился узнать имя своей жены. А это обстоятельство вносит свои коррективы в его обращение, он вынужден заводить разговор издалека, не используя прямого обращения. Что, не свойственно ему, привыкшему напрямую рубить с плеча. Но другого выхода нет, и он прибегает к такому околичному обращению, со своей спецификой уже свойственной внутренней сути нового Ивана Павловича.
- Я хотел бы, чтобы меня услышала хозяйка моего домашнего очага, и властительница моих дум в постели. - Заговаривает Иван Петрович, вгоняя своим обращением, кого в удивление, кого в краску, а кого и в скрип своих зубов. И больше всех потрясена его жена, Вероника, ничего подобного не подозревающая услышать и не слышавшая ничего такого от Ивана Петровича, слывшего большим озорником на похабного качества слова. - А может я чего-то не уловила и это какой-то фокус? - заволновалась Вероника, начав в себе всё осматривать. Но платье вроде бы без нареканий и на нём всё идеально, но что тогда всё это значит, и как это понимать: властительница его дум в постели? А вот это последнее её недопонимание Ивана Павловича, как-то по-особенному защекотало её нервы и стало жарко не только в подмышках, но и в голове.
И Иван Павлович тем временем не успокаивается и продолжает всех смущать своими удивительными заявлениями. - Но что это может значить, что я не слышу твоих устремившихся ко мне шагов и не вижу твоей обретённости счастья на лице перед собой. Так скажи мне, что мешает твоему вразумлению, и ты не спешишь присоединиться ко мне, твоему источнику наполнения и всецелости, променяв приют от невзгод и радость отдыха от душевных смут, на хаос первородства?
И тут уже нет силы терпеть, вмешивается эта дама обширных видов и видимо таких же знаний вот таких, как Иван Павлович наглецов и женоненавистников, которые жить не могут без того и испытывают от этого особенное удовольствие, чтобы свою, вечно собой попрекаемую и испытывающую постоянный недостаток финансирования и голод от сегодняшних требований к женской фигуре, - а это всё дискриминация по экономическому и физическому признаку, - подвергать публичным унижениям и оскорблениям - ты, мол, не полноценная личность, а лишь в связке со мной что-то да значишь.
А Нану Леопольдовну от одних только таких мыслей начинает в ненависти потряхивать, что учитывая её размеры, сложно не заметить дело. - Да как это всё понимать?! - громко возмущается Нана Леопольдовна. - Это что ещё за обращение к независимой женщине.
- Я не буду спрашивать, для чего нужно это подчёркивание независимости, - ответ на это на поверхности лежит, - у меня другой вопрос. С чего ты взяла, что тебе, жабе, будет достаточно одного поцелуя, чтобы превратиться в красотку? Тем более, что-то очереди из желающих я не наблюдаю. - Отбивая слова, вопросил Иван Павлович, и пронизывающим до костей взглядом посмотрел на Нану Леопольдовну, которая хоть и давно наплевала на то, как на неё смотрели, а больше, конечно, никак не смотрели в том качестве, которое заслуживает женщина, тем не менее, сейчас её этот взгляд Ивана Павловича тронул и она, поёжившись и, обалдев от услышанного, онемела.
Усмирив на своё время Нану Леопольдовну, переваривающую в своём желе сказанное Иваном Павловичем, что оспорить совершенно невозможно, хотя бы из факта очевидности того, что очереди из желающих поцеловать Нану Леопольдовну, в надежде на обретение своего счастья в объятиях страшной красотки, не наблюдается, Иван Павлович бросает строгий взгляд на свою жену, от независимости которой не осталось и следа, и она теперь вся во внимании к своему мужу и своему благодетелю, который может её одарить дарами, а может и наказать за её нежелание следовать своему предначертанию, быть во всём послушной и обнадёживающей женой. И сейчас она была более чем близка ко второму варианту семейных взаимоотношений.
Убедившись в том, что он весь во внимании своей жены, Иван Павлович переводит свой взгляд на всех этих вокруг кумушек и проникновенно так спрашивает их всех в общем. - И чего ждём? - И как оказывается, то все ждали одного, когда Иван Павлович обратит на них таким образом внимание. И как только это случилось, то все поспешно покинули беседку, оставив Ивана Павловича наедине со своей неразумной с первого раза женой.
- Ты, как я понимаю, забыла, как тебя зовут. - Переведя свой холодный взгляд на жену, задался вопросом Иван Павлович.
- Нет. - Тихо отвечает Вероника.
- И как же, скажите на милость. - Интересуется Иван Павлович. Веронике, хоть и показался странным этот вопрос Ивана Павловича, к которому не помешало бы принюхаться и наконец-то узнать, кто его на самом деле мотивировал на все эти, в трезвом уме не объяснимо, прозвучавшие слова, но сейчас у неё не было особого выбора, - Иван Павлович захватил инициативу, - и она вынуждена подчиниться этому течению обстоятельств.
- Вероника. - Говорит Вероника.
- Необычное имя, Вероника. - В задумчивости просмаковав имя, сказал Иван Павлович.
- А какое у тебя второе имя? - спросил Иван Павлович, удивив Веронику настолько, что она, обретя уверенность, в недоумении заявила. - Нет у меня никакого второго имени.
- И защитного? - спросил Иван Павлович.
- Тем более такого. - Заявила Вероника, недоумевая.
- Так у тебя нет врагов, тебе ни от кого не нужно оберегаться? - а вот этот вопрос Ивана Павловича вогнал в ступор Веронику, и не разумеющей, к чему это он ведёт весь этот разговор. Что она и не собирается скрывать, а тут же требовательно интересуется. - Это ты к чему спрашиваешь?
- К чему? - переспрашивает в непонимании Вероники и её вопроса Иван Павлович. - Наверное, хотел узнать по основательней, кто ты есть такая.
- А это ещё зачем? - с той же требовательной жёсткостью вопрошает Вероника.
- Зачем? - опять повторяет заданный вопрос Иван Павлович и говорит. - Наверное, посредством тебя пытался понять Ивана Павловича. Кто он есть, чем живёт и что его связывает с этим миром. - Как-то отстранённо от себя сказал Иван Павлович.
- И что, узнал? - уже кипит Вероника.
- Что-то не чувствуется в Иване Павловиче, чтобы его такой порядок вещей в его жизни устраивал. Вот он и ведёт себя так неустроенно. - С прежним хладнокровием, отчего Вероника ещё больше заводится, проговорил Иван Павлович, затем внимательно посмотрел на раскрасневшуюся Веронику и сказал. - Хотя ты, вроде как по всем внешним параметрам подходишь под идеальную жену. - Чем вбивает Веронику в растерянность и какую-то особого рода злость, которая в ней до сих пор не наблюдалась, а вот сейчас в ней родилась, и всем сердцем желала Ивану Павловичу подавиться его же гадкими словами - видит он, понимаешь, в ней идеальную жену. А Вероника прекрасно знает, что всё это значит - нашёл себе другую, ей на замену, гад. - И ещё меня во всём обвиняет! - до глубины своего сердца потрясена столь гнусной вероломностью Ивана Павловича, уже придумавшего для себя линию защиты, для будущего бракоразводного дела.
- Спиваюсь я, ваша честь. И всё по вине этой красивой, само совершенство паскуды. - Обмотав себе для придания жалостливого вида платком шею, покашливая, обратится к судье Иван Петрович, ткнув в Веронику своим пальцем. А судья, самого некрасивейшего вида (её в таком удручающем природном качестве специально для ведения этого процесса выбрал Иван Павлович, отлично знающего психологию некрасивой женщины и её нетерпению красавиц), посмотрит по направлению указующего пальца Ивана Павловича и сразу увидит насколько паскудна эта Вероника, которая, сбивая с праведного пути, несёт собой погибель таким приотличнейшим людям как Иван Павлович.
- Ваша честь! - не выдержав этого давления на себя указательного пальца Ивана Павловича, да ещё с таким словесным сопровождением, Вероника раньше своего, хмыря адвоката, подскакивает с места и пытается воззвать к благоразумию судью Анфису Нехорошую. Но куда там, когда на стороне Анфисы Нехорошей справедливость всего некрасивого мира, а на стороне Вероника всего лишь её красота (а хмырь, адвокат, не считается).
- Не вам говорить о чести. - Срезает Веронику судья и Иван Павлович во всех глаза оправдан и герой, а вот Вероника на своей практике познала верность пословицы "Не родись красивой, а родись счастливой".
И Вероника, несмотря на все эти мысленного характера интуитивные предупреждения, коими вооружена всякого особа женского пола, чтобы более эффективно защищаться от опасностей, которые им несут вот такие женоненавистники, как Иван Павлович (если они так терпеть не могут своих жён, то какого(!) спрашивается, они их себе заводят - хм, как-то не хорошо оформлена в слова эта мысль, выдающая её создателя в таком же принципиальном подходе), в лице от праведного гнева хорошеет (так вот почему она пренебрегла это интуитивное предупреждение, ради красоты ещё и не на то пойдёшь) и со всей своей способностью на резкость, заявляет. - Вот значит как! Решил по-новому упорядочить свою жизнь со своей Верочкой!
А Иван Павлович в ответ даже и не думает изворачиваться в своих оправданиях, а он в своей самонадеянности дошёл до такого состояния, что принимает эти слова Вероники как само собой разумеющиеся и даже не скрывает, - а Веронике, может быть, как раз это обидно, - что предложенный ею вариант упорядоченности его мира, его заинтересовал.
- С Верочкой говоришь. - Задумчиво так проговаривает это Иван Павлович. А Вероника при виде всего того, что тут вытворяет в доску оборзевший Иван Павлович, уже и не скрывающий своей заинтересованности этой Верочкой, переполняется возмущением и, повысив голос до визгливого, заявляет. - Да-да, с ней!
А Иван Павлович с прежним невозмутимым видом, как будто и ничего не случилось, с некоторым удивлением посмотрел на Веронику, - а чего это мы так разволновались, - и ещё спрашивает у неё. - И кто это, как вы выразились, моя Верочка?
А у Вероники от таких заявлений Ивана Павловича голова кругом пошла и земля из под ног начала уходить, так что её последующая поспешность вполне объяснима её желанием не упасть с помощью какого-нибудь стула - помощи от Ивана Павловича не дождёшься, да и после всего того, что он тут ей наговорил, она не то, что руку его не примет, а взглядом его больше не удостоит. - Вон твоя Верочка! - ткнув пальцем руки в сторону стоянки машин, как это делал Иван Петрович на суде, хоть и выдуманном, заявила Вероника.
Иван Петрович оборачивается по направлению указанного Вероникой направления и, обнаружив там, у одной из машин, беседующих между собой мужчину и девушку яркой внешности, эффектно подающей себя в своём внешнем виде, изучающе посмотрел на них, и, как бы соглашаясь с надуманным у себя в голове, покивал головой и в прежней странной манере сказал. - А Иван Павлович, определённо обладает неплохим вкусом. Моя Верочка, хороша. - А у Вероники от таких слов Ивана Павловича ноги подкосились, и главное, нет никаких слов от такого его невероятного вероломства. Хотя всё же пару слов у неё отыскалось.
- Вот и катись с ней на все четыре стороны! - истерично прикрикнула Вероника на Ивана Павловича, навсегда испортившего её жизнь, негодяя. А Иван Павлович, что за бесовское отродье, продолжает себя вести для Вероники совсем не понимаемо. И он вначале посмотрел на неё со всем вниманием, затем бросил взгляд по сторонам, где совсем неподалёку остановилась группа поддержки Вероники, состоящая из прогнанных Иваном Петровичем светских дам, где сильней всех в своей ненависти к Ивану Павловичу выделялась Нана Леопольдовна, и, вернувшись к Веронике, говорит.
- Никто вас за язык не тянул, Вероника, как там вас не знаю, - Иван Павлович вначале этого своего спитча, как умелый манипулятор сознанием своей супруги, сослался на трудно оспоримые в суде вещи (по всей видимости, Веронику и вправду никто не тянул за язык), а как только Вероника была сбита с толку таким к себе ловким подходом с его стороны, по её мнению, как раз очень спорным (он её вынудил так себя вести), то Иван Павлович обрушивает на неё своё решение. - Вы, Вероника, как там вас не знаю дальше, сами, при живых свидетелях, объявили о вашем желании изменить свой статус замужней женщины, предоставив себе и мне свободу. И я, так уж и быть, принимаю это ваше предложение. С этого времени вы свободны, так же как и я. - Сказав это, Иван Павлович разворачивается и прямиком направляется к автомобильной стоянке. Ну а что делается за его спиной ему совершенно неинтересно, даже если там случился переполох с упавшей Вероникой (теперь ему дело до неё никакого нет), к которой бросились на помощь светские дамы из того близкого ей круга, где лидирующие позиции занимала Нана Леопольдовна, первая поспешившая ей на помощь.
И хотя всё сейчас внимание вызвала на себя присевшая в ноги и на траву Вероника, всё же не все гости смотрели в её сторону, а вот указанная Вероникой, так называемая Верочка и её разговорчивый спутник, на неё точно не смотрели, а они, как только заметили Ивана Павловича, то тут же, в один момент замолчали (может, закончились слова) и синхронно перевели свои взгляды на надвигающегося на них Ивана Павловича. И судя по тому, что лица обоих этих собеседников слегка похолодели в своей бледности, то они отлично знали Ивана Павловича, и ничего не хорошего не ожидали от его приближения. Правда, они виду не собираются показывать и, натянув на лица улыбки, с ними встречают Ивана Павловича, который в отличии от них, даже и не пытается выглядеть обходительным и светским человеком. И он без всякого предварительного приветствия подходит к ним, а точнее к Верочке, напротив которой он останавливается, и что за бестактность, начинает её в упор, да ещё с ног до головы рассматривать. Что совершенно не устраивает её спутника, как скоро выяснится, супруга Виталия, который и сам себе не часто позволяет такие взгляды внимания на Верочку, хоть и по долгу своего семейного положения обязанный так поглядывать на неё, и он, нервно передёргивается в лице и требует от Ивана Павловича объяснений такому своему поведению.
- Как это всё понимать, Иван Павлович?! - на повышенных тонах вмешивается Виталий в этот процесс предусмотрительности Ивана Павловича, так бы это действие назвал всё тот же и не тот одновременно, Иван Павлович. Иван Павлович с удивлением бросает взгляд на это недоразумение в своих глазах, Виталия, непонимающего самых очевидных вещей, - что он делает, да смотрит он на Верочку, - затем возвращается к Верочке и спрашивает её. - Так это ты моя Верочка?
Ну и тут началось всякое недоразумение и споры, которые всегда возникают в кругу людей с разными взглядами друг на друга. И в первую очередь случилась истерика с этим не слишком умным Виталием, поведшим себя, как последняя истеричка. Ему, видите ли, всё это удивительно слышать и невыносимо противно понимать для своего сознания, мужа Верочки, которая по его разумению, как бы была его, а не Ивана Павловича, вдруг и не понятно из каких соображений, решившего иначе думать о ней и себе её присвоить. И при этом Виталий, как на него это похоже, сказали бы его знающие люди, как-то совсем не крепко отстаивает свою позицию, а в его защите себя и своего права на Верочку, имеются прорехи - он, как оказывается, допускал возможность всего этого, но только за своей спиной и не прилюдно. А вот как это понимать, то для того чтобы это выяснить, нужно получше познакомиться с Виталием. А на это нет времени и не больно-то хочется. Так что оставим Виталия самому разбираться с самим собой и своим разумением.
- Что-что?! - перекосившись в лице, возникает перед лицом Ивана Павловича Виталий. И теперь Иван Павлович вынужден наблюдать перед собой не Верочку, а этого Виталия, перегородившего собой Верочку. - Всё, я достаточно терпел все эти ваши выходки и подходы к Верочке, - продолжил источать недовольство Виталий, возмущённо смотря на Ивана Павловича, - и больше не намерен этого делать.
А Иван Павлович даже не бледнеет лицом в ответ, что должно по разумению Виталия случиться с человеком, когда он пойман на своей хитрости и на него вот так обоснованно кричат. А это в некоторой степени расшатывает его итак не сильно крепкую позицию. А тут Иван Павлович ещё интересуется. - Что не намерен делать? - И Виталий, сбитый с толку всем этим стоящим в лице Ивана Павловича хладнокровием и невозмутимостью, не полностью уразумев, о чём его спрашивают, растерянно отвечает. - Вроде бы терпеть.
- Так что тебя сдерживает? - уперевшись взглядом в Виталия, вопросил его Иван Павлович. А Виталий, завороженный этим его принизывающим до печёнок взглядом и пошевелиться теперь не может, и его ответ Ивану Павловичу даётся автоматически. - Приличия.
- Приличия? - с удивлением переспрашивает Иван Павлович. После чего он отстраняется от Виталия и, заложив крест-накрест руки, с этой отдалённости окинув взглядом Виталия, говорит ему. - А может быть, пора уже быть самим собой, и уже хватит подчиняться кем-то выдуманным под себя правилам и идти на поводу чужого, а не своего ума. Отбрось все эти ненужные тебе правильности, и стань до самого неприличия самим собой. Перестань, наконец, жить в терпении, освободи себя и не терпи. - И так это Иван Павлович убедительно сказал, что Виталий не стал откладывать своё нетерпение на потом, а прямо сейчас не стерпел и выпустил во внешние пределы себя то, что столько времени его мучило после того, как он закусил шампанское устрицами.
И всё бы ничего, люди тут, вокруг Виталия, собрались ко всему привыкшие и ещё не такое видевшие и слышавшие, так что они даже и носом не повели в ответ на такую нестерпимую сущность Виталия (всё же в некоторых случаях, вот как раз в таких как с Виталием, терпение это благо для окружающего его мира), да вот только Виталию, совсем не с привычки так не терпеть, и он слегка переусердствовал и, схватившись за живот, принявшийся у него вдруг, ни с того, ни с сего (с устриц!), бродить (явно его кто-то сглазил), решил, что ему теперь не стерпеть уже не по своей воле (никак на Ивана Павловича намекает), и быстро покинул это место своего и машин здесь стояние.
Когда же Верочка вновь оказалась свободной и неприкрытой Виталием, Иван Павлович смотрит на неё и обращается к ней с прежним вопросом. - Так что ты ответишь на мой вопрос?
- Вы, Иван Павлович, удивительный на прямоту человек, - усмехается Верочка, - а что ваша супруга скажет на такую вашу откровенность? - интересуется она.
- Она уже всё сказала. - С долей недоумения сказал Иван Павлович.
- Что вы имеете в виду? - ничего не понимая, спросила Верочка.
- Она договорилась до развода. - Уточнил Иван Павлович.
- Вот как. - Определённо удивившись, но всё же до конца не поверив, сказала Верочка. - И что же привело вас, а может её к такому решению? - с явным акцентом на невозможность второго варианта, спросила Верочка.
- Она сама так захотела, а я, не видя причин отстаивать обратное, не настаивал. - Как само собой разумеющееся, уж как-то совсем бесхитростно сказал Иван Павлович.
- Вы, Иван Павлович, в своём репертуаре. - Усмехнулась Верочка.
- В своём репертуаре? А что это значит? - с непонимающим видом переспросил Верочку Иван Павлович.
- Вы сами знаете, что это значит. - Со смехом сказала Верочка, позволив себе рукой толкнуть Ивана Павловича в плечо. Иван Павлович с интересом посмотрел на эту демонстрацию Верочкой силы, а может ещё чего другого, и спросил её. - А вот это что значит? - Верочка как-то странно посмотрела на Ивана Павловича и тихо его спросила. - А вы разве не знаете? - А Иван Павлович, как какой-то прямо дурак, и даже притвориться не может, что знает, а со всей своей бесхитростной простодушностью, что ещё хуже и разит чувствительные сердца, заявляет, что не знает. И понятно, что Верочка, натолкнувшись на такую стену своего непонимания в Иване Павловиче, разозлилась на него и со словами: "Не скажу", быстро покидает столь бесчувственного Ивана Павловича, до которого и не достучаться и рукой не дотолкаться.
А Ивану Павловичу хоть бы хны, и он совершенно не понимает, с чего это эта Верочка так разнервничалась и убежала. И Иван Павлович с поразительным хладнокровием смотрит ей вслед и с виду вроде как ни о чём не переживает и не думает.
Но видимо, Ивану Павловичу сегодня не суждено побыть одному, и если не он сам идёт в гущу людей и там их собой смиряет, то к нему обязательно кто-нибудь подойдёт или окликнет своим замечанием.
- И что вы ей такого сказали, Иван Павлович, что она убежала? - не то что с нескрываемой, а прямо такой, напоказ, иронией и сарказмом спросил Ивана Павловича, подошедший к нему с боковой стороны, куда Иван Павлович на тот момент не сильно поглядывал, человек в парадном костюме и с улыбкой во всю ширь лица. И Иван Павлович из всего этого понял, что этот улыбающийся тип его знает, и по праву этого знания позволяет себе такое к нему обращение. Но вот только Иван Павлович совершенно не в курсе того, чему он или он (этот тип) обязан такой фамильярности обращения этого типа к нему. И Иван Павлович решает немедленно выяснить этот вопрос. И он с серьёзным лицом смотрит на этого улыбчивого типа и спрашивает его. - А ты собственно, кто такой?
И судя по сбитому со своего радостного настроения виду этого типа, то такого рода и качества вопрос к нему со стороны Ивана Павловича, был полной для него неожиданностью. Он-то ждал, что Иван Павлович поддержит его крепким словом в сторону Верочки, - дурам, что не говори, они не поумнеют, - а тут прямо такое, что и словами не объяснишь и лицом не скроешь, затруднение мысли и её ступор, который проявился на его лице. И естественно, этот, уже совсем неулыбчивый тип, в ответ замирает в одном положении непонимания, хлопает глазами и теперь двух слов связать не может.
- Чего уставился как баран на новые ворота? - по-новому вопрошает Иван Павлович этого типа. - Вопроса что ли не понял, или не расслышал. Ладно, повторю. Ты кто есть такое? - А вот такое, в средней степени офизичивание этого типа со стороны Ивана Павловича, приводит его в чувства, и он, хоть и сбивчиво и не очень уверенно, отвечает. - Я... это, новобрачный.
- И ты что, рад этому, или может ещё, гордишься? - ну а такие вопросы со стороны Ивана Павловича и вовсе что-то такое, что уму этого типа, да и других в своём рассудке людей, непостижимое. Так что его за его последующий ответ, безусловно ставший реакцией на это обращение Ивана Павловича и, скорей всего, родивший под пакостным влиянием его энергетики, не нужно строго винить, и особенно его супруге.
- А что, не должен? - вот так кощунственно для своей невесты и уже, наверное, жены в полном смысле этого слова, если вы понимаете о чём идёт речь, через вопрос выказывает своё сомнение этот, так себе и как выясняется, не готовый к семейному счастью новобрачный, ещё смеющий сомневаться в своём статусе самого счастливого человека на этом свете в эту минуту (всё по времени распределено, в том числе и счастье).
- Не знаю. - В том же самоуверенном духе и тональности говорит этот, до чего же самонадеянный, каверза, а не человек, Иван Павлович. - Я же твою невесту в глаза не видел. - А вот это уже Иван Павлович загнул и врёт как сивый мерин. Как это он не знает невесты Климентия Кутикова (новобрачного), если он сам настаивал на этом его выборе (конечно, не на прямую, а посредством намёков). Но сейчас в голове Климентия Кутикова всё так перемешалось, и было так сумбурно, что он пропустил мимо себя эту откровенную манипуляцию Иваном Павловичем историческими фактами и очевидностью, и Климентий в желании физически указать Ивану Павловичу на его заблуждения на свой счёт и своей невесты, переводит своё внимание в сторону танцевальной площадки, где уже начались танцы. И, высмотрев, как понимается, свою невесту (эта дама была в белом платье), указывает в неё своим пальцем, вернее тычет в неё им. Вот такую заразу привнёс сюда Иван Павлович: с кем он не пересекается, то тот набирается от него самого неприличного, и начинает тыкать всем в лицо своим пальцем (это отлично заметила Нана Леопольдовна).
- Вон она, моя невеста, Марго. - Говорит Климентий, посмотрев на Ивана Павловича. Иван Павлович в это время уже смотрит по указанному адресу и по своему лицу ни одной эмоции не выражает. И Климентий не может успокоиться при виде всей этой невыразительности Ивана Павловича, за которой может скрываться всё что угодно. В том числе и осуждение его, Климентия, за свой поспешный выбор и решение связать свою жизнь с этой, не в таком чудесном виде её видит Иван Павлович. А вот в каком виде он её видит, а может и раньше уже где-то видел, он по своему лицу ни за что не покажет. Да и слов приличных для выражения своих чувств у него для этого видения не найдётся. А Иван Павлович привык культурно изъясняться, и оттого нечего от него ждать объяснений тому, чего простыми словами не рассказывается, и вообще, объяснить нет никакой возможности.
Но вот Иван Павлович решил поставить паузу или точку, что уже и не поймёшь, когда так ждёшь этого, в этом затянувшемся молчании и заговорил. - С виду эффектная. Такая, которая всем нравится, - сказал Иван Павлович, - но я бы тебе не советовал связывать с ней будущую жизнь и брать в жёны.
- Да как так-то!? - в момент потерялся и если простыми словами сказать, просто прифигел Климентий от таких слов Ивана Павловича, вдруг решившего давать такие совета уже после того, когда уже всё что можно случилось. - Да ведь это ты мне сам и посоветовал её. - С чувством оскорблённого достоинства и ещё чего-то такого же, обрушился на Ивана Павловича с критикой Климентий. - А я, между тем, рассчитывал...- Но дальше Климентию не удалось досказать, так как он был перебит Иваном Павловичем. - А ну, стоп! - стопорит возмущённость Климентия Иван Павлович, выставив вперёд руку. - На что ты рассчитывал? - уперевшись взглядом в Климентия, вопросил его Иван Павлович.
Ну а Климентий, поняв, что сболтнул лишнего, замялся в своём затруднении и начал, как говорят некоторые люди, явно из мест, где ветрено и снежно, нести пургу. - Да я так, к слову сказал. - Начал и притом неуверенно выкручиваться Климентий. И понятно, что Иван Павлович ему не верит. Правда он не верит по-своему удивительно, что сбивает Климентия с ровной мысли и его понимания. - А ты всё-таки кто для Ивана Павловича? - интересуется Иван Павлович. А Климентий и не знает, что на это ответить - потому что он и сам не знает точно, а то, что знает, вслух не говорят.
- Что, затрудняешься ответить? - видя это замешательство в Климентии, задаётся вопросом Иван Павлович. - Ладно, задам наводящий вопрос. Ты друг Ивану Павловичу?
А Климентий вместо того, чтобы немедленно заверить Ивана Павловича в своих дружеских чувствах, начинает делать свои оговорки. - Вы, Иван Павлович, как-то странно ведёте свою дискуссию. Это меня сбивает. - И Иван Павлович естественно грубеет в ответ и, перебив Климентия, обращается к нему. - А теперь без всех этих околичностей и оговорок, - жёстко говорит Иван Павлович, - говори, что тебя нужно от Ивана Павловича? - А Климентий, человек всегда такой изворотливый и умеющий нужных людей убедить в том, что он честен с ними, когда он совсем не честен, на этот раз, и всё потому, что Иван Павлович взял себе за манеру так отстранённо от себя с ним говорить (а это значит, как это понял Климентий, он может Ивану Павловичу говорить всё, что вздумается, в том числе и быть с ним честным на самом деле; вот как хитёр Иван Павлович), решает сказать всё, что до этого момента не хотел сказать, но его к этому вынудили.
- Мне нужно одобрение Иваном Павловичем выделения финансирования под фильм. - С долей волнения в голосе проговорил Климентий.
- Фильма? - озадаченно задался вопросом Иван Павлович.
- Всё верно. - Подтвердил Климентий.
- И что это за штука такая? - Иван Павлович, видимо для того, чтобы принять решение по этому вопросу и решил протестировать Климентия на предмет его знания того предмета под который он просит финансирование - так понял этот вопрос Ивана Павловича Климентий.
- Это история из жизни, воспроизведённая в сжатом виде на экране. - Что сумел, то вытащил из себя Климентий, не сильно большой мастер технического слова. А Иван Павлович определённо навёл про него справки, пронюхал об этом и решил его ударить в это самое его слабое место.
- На экране? - Иван Павлович продолжает играть в свою странную игру с Климентием, строя из себя полного ... скажем помягче, невежу. А Климентий и сам не силён в теории кино и всего что с ним связано, и он, посчитав, что будет лучше промолчать, молчит.
- Это то, что демонстрируют в телевизоре? - спрашивает Иван Павлович Климентий. Ну а Климентий вмиг уловил скрытый смысл этой заинтересованности Ивана Павловича - он хочет знать целевую аудиторию, на которую заточено его искусство, и каким образом он намерен отбить выделенные средства. Но если бы Климентий знал это. А так он над этим вопросом не задумывался, ведь он только из любви к искусству решил заняться этим делом, и ему претит этот меркантильный подход Ивана Павловича к этому делу. У Ивана Павловича одни прибыли на уме, тогда как Климентий творческая натура, мыслит не цифровыми категориями ума, как Иван Павлович, финансовая душа, а он, скажем так, ещё витает в облаках аналогового вещания (это так фигурально, на злобу сегодняшнего дня, аналогиями мыслит Климентий).
- Угу. - Подтверждает догадку Ивана Павловича Климентий, вынужденный кривить душой и лебезить перед Иваном Павловичем, этим представителем большого капитала, у которого в руках не только все связи, но и рычаги влияния на людей, принимающих решение по такого рода вопросам - Иван Павлович состоит в наблюдательном совете, отвечающим за выделение средств на поддержание искусства, в тот числе и в таком виде, как кино.
- Интересно, - задумчиво говорит Иван Павлович, затем внимательно смотрит на Климентия и спрашивает его. - А ты-то какое отношение имеешь к этому продукту мысли? - И Климентий чуть не задохнулся от возмущения от такого пренебрежения собой этим Иваном Павловичем, однозначно решившего над ним поиздеваться, зная, что он находится в полной перед ним зависимости, и он сказать ничего не посмеет против.
- Я это ничтожество, Климентия, нисколько не уважаю, и что захочу с ним, то и сделаю, и он мне ничего притом не скажет. Бьюсь об заклад! - Вот примерно так, по глубокому рассуждению Климентия, измышлял себя Иван Павлович, с каверзной задумкой направляясь на его свадьбу, на которую его и пригласили лишь потому, что рассчитывали на его положительное решение по вопросу финансирования нового проекта Климентия, выступающего в одном лице, и продюсером (тем, кто достаёт деньги), и режиссёром фильма (после денег всегда приходит черёд желания славы).
А что Иван Павлович задумал сделать, то Климентию не трудно догадаться, он тоже самое на месте Ивана Павловича сделал бы - устроить какой-нибудь скандал и недовольство на свадьбе, чтобы у него появился повод отказать в его просьбе к нему. И когда Климентий придёт к Ивану Павловичу в его высокий кабинет, чтобы получить положительное решение на свой запрос и затем деньги, то Иван Павлович с жутко недовольным видом с трудом примет его, - Климентий краем уха услышит, что именно кричит в ухо секретаря посредством телефона Иван Павлович: "Ладно, впускай этого настырного гада", - и даже не поприветствовав в ответ по его заходу, вначале со сложным видом презрительно посмотрит и, не предложив присесть, начнёт ему во всём отказывать.
- Вы, Климентий, - заведёт разговор Иван Павлович, - меня разочаровали своим жлобством. Что может быть терпимо в вашей новой семье, где хамло хамлом погоняет, но такого рода мировоззрение не должно демонстрироваться прилюдно, а тем более в кинотеатрах, этих очагах нашей культуры. Так что, Клементий, сукин ты сын, на которого я возлагал столько не оправданных тобой надежд, я вынужден тебе отказать. И заодно, чтобы между нами в последующем не возникло недопонимания и недомолвок, вы должны забыть дорогу сюда и как меня звали. Я в свою очередь уже сделал шаг навстречу и забыл, как там вас звали.
И Климентий и не успевает выказать свою обоснованную и основанную на фактах поведения на свадьбе Ивана Павловича, претензию ко всё тому же Ивану Павловичу, разрушителю своего финансового благополучия и личного счастья, - это именно Иван Павлович и никто другой, повалил его невесту в торт вместе с собой, - как его хватают за подмышки два забежавших охранника и выводят - вон отсюда, хамло.
И Климентию так нещадно желается кулаком побеспокоить физиономию Ивана Петровича, что у него даже руки зачесались, а если учитывать то, что у Клементия там, на руках, маникюр и он вообще был противник всякого насилия, то надо понимать, как был выведен Иваном Павловичем из себя Клементий. Но Клементий удерживает себя и свои руки от такого попустительства подальше, в своих карманах костюма, ведь на кону столько стоит, да и Иван Павлович уже приглашён на свадьбу и столько всего съел и выпил, что нельзя не учитывать в смете, - к тому же ему ничто и никто не помешает испортить праздник, если он этого захочет, и принудят вот таким, прямо по лицу перчаткой, поведением.
А на что только способен Климентий в его-то положении человека зависимого от прихоти мысли Ивана Павловича, так только на попытку переубедить Ивана Павловича так паскудно о нём думать и не признавать в нём человека хоть что-нибудь могущего, а не только к способности к воспроизводству, что ещё не факт, а только потенциальные возможности Климентия.
- Самое прямое, - с долей пафоса заявляет Климентий, - я режиссёр.
- А это ещё кто такой? - делает вид Иван Павлович, или впрямь не понимает (уж больно правдоподобно он делает этот вид), что значит быть режиссёром. Чем опять сбивает со своего толка Климентия, всегда теряющего волю, когда сталкивается с людьми его непонимающими, и так, как Иван Павлович его понимающих - жлоб этот Климентий и больше никто. Но при этом Климентию нужно что-то отвечать, и он берётся за свои объяснения. Ну а то, что они крайне скудны, то так и должно быть, когда имеешь дело с таким как Иван Павлович невежей.
- Это тот, кто снимает это кино. - Со скрытым скепсисом в сторону Ивана Павловича, сказал Климентий.
- Вот значит как. - Ответил Иван Павлович, и вновь, нарушая все правила приличий и внутреннее пространство Климентия, принялся его пристально рассматривать. А Климентию это не только неприятно, но и от этого ему как-то не по себе становится. Ну а как только Иван Павлович, таким образом, помучил Климентия, то он выносит ожидаемый вердикт. - Что-то не похоже. - Морщит свою физиономию в недовольстве Иван Павлович, глядя на Климентия. И не успевает Климентий возразить, как он добавляет. - И с чего ты взял, что тебе доступно вносить знаковые изменения в эфир. - И хотя Иван Павлович вновь прибегнул к непонятным самовыражениям, Климентий всё-таки уразумел ход этой его коммерческой мысли - он хочет всё знать о дальнейшем продвижении продукта в сетке телевещания. Но Климентий не такой лопух, чтобы раскрывать свои каналы связи - тогда Ивану Павловичу ничего не помешает убрать посредника, его, Климентия и, самому сняв фильм (а тут большого ума не нужно, главное финансирование), посредством нужных людей продать его каналу.
И Климентий прибегает к тому, к чему всегда прибегал в таких сложных случаях - к правде. Но не той, всей известной субстанции, полноценно отражающую реальность, а к своей единоличной, которая ещё находится в своей возможности быть. - А что скажите насчёт того, что Марго в меня верит. - Вдруг, сам не зная почему, Климентий выбрал этот путь убеждения Ивана Павловича. И судя по его лицу, отчасти утратившему хладнокровность, то это путь не был столь уж не верным.
- Это весьма интересное замечание, - говорит Иван Павлович и переводит свой взгляд в сторону Марго. После чего он возвращается к Климентию и спрашивает его. - А ты-то ей веришь хотя бы в этом?
А Климентий, явно забывшись, вдруг решает поинтересоваться. - Это вы на что намекаете? - на что он немедленно получает отповедь от Ивана Павловича. - Я никогда себе не позволяю так прореживать мысль. Если я что-то говорю, то всегда прямо. И если вы, Климентий, чего-то не понимаете, то это ещё не значит, что этого не может быть. Так вот, ещё раз для недалёких как вы, Климентий, людей, повторяю, - жёстко посмотрел Иван Павлович на Климентия, - мои взгляды на Марго не переменились, и она по-прежнему не вызывает у меня доверия. Что в свою очередь и повлекло за собой желание задать мне этот вопрос. На который вы, Климентий, явно не имея однозначного ответа, решили таким способом не отвечать.
И Климентий определённо раздавлен этой факторизацией Ивана Павловича. Но Иван Павлович, как сейчас выясняется, не полностью сосредоточен на своей неумолимости и беспощадности, и в нём присутствуют крупицы сострадания к не ближнему своему. - Ладно Климентий, - обращается к нему Иван Павлович, - ты так сильно не переживай за эту Марго. Она не первая, не последняя, кто пытается обвести своего мужа таким доверительным путём. Где она через авансирование своего доверия к мужу, тем самым выводит себя из-под мужниного фокуса контроля, - раз я тебе доверяю, то и речи быть не может о твоём недоверии ко мне. Ну и как неизбежное следствие этих доверительных отношений, происходит передоверие этого доверия. Я же убеждённый последователь иного подхода к семейным узам. Они должны всегда быть под контролем, со своими временным проверками и испытаниями на прочность. - Климентий опять мало что понял из этого запутанного рассказа Ивана Павловича. Так что Ивану Павловичу, всё это увидевшему по его унылому лицу, пришлось прибегать к своим частностям.
- Слишком она увлекается популяризацией своей жизни. - Ткнув пальцем в сторону невесты, как это уже не раз было проделано, заговорил Иван Павлович. - А такая открытость ведёт к забывчивости своих обязательств данных на алтаре брака и приводит к своим недоразумениям на супружеском ложе, почему-то часто нагретом не тобой. Впрочем, - Иван Павлович, заметив всё в недовольстве и сомнениях лицо Климентия, решил полностью неотчаивать его, и дать ему надежду, в виде совета, - ты можешь в своих взглядах на своё положение, не полагаться на одни мои слова и мудрость веков, на основании которых они говорятся. А ты возьми на вооружение опыт сына Сесостриса, Фероса, родившегося слепым. Кому, в его желании обречь зрение, оракул дал наказ: "Ты должен промыть свои глаза мочой той женщины, кто никогда не спала с кем-то другим, кроме своего мужа". И как только ты промоешь свои глаза мочой своей супруги, то тут-то ты на её счёт и прозреешь.
Климентий от таких диких предложений Ивана Павловича, у которого видимо окончательно поехала крыша или он надсмехается над ним, предлагая такое, собрался было сказать ему что-нибудь против, и при этом столь же пакостное, но тут ему в голову пришла всё переменившая мысль: "Так Иван Павлович, таким образом, вырисовывает сюжетную линию будущего фильма, которую он хотел бы в нём видеть, снятого под своим патронажем и собой выделенных денег", и всё в Климентии замолчало. Да к тому же появившийся со стороны въездных ворот, начальник службы безопасности, скала Антон Лебедь, в возмущении задававшийся вопросами, перевёл всё внимание на себя и отвлёк их.
- Где эти чёртовы фокусники? Что за дела?! - в рацию и притом громко, кому-то там давал нагоняя скала Антон Лебедь. А вот Иван Павлович, по всей видимости, при всей своей склонности к безобразиям и громкому волеизъявлению, натура крайне чувствительная к посторонним, шумным звукам, и он, кинув в сторону Климентия многообещающую фразу: "Если до завтра не передумаете, то найдите меня", быстро его покинул. Ну а Климентий, услышав в свой адрес такое, всё в один момент ему простил и воспылал благоговением к Ивану Павловичу. Что поделать, такой уж Иван Павлович многогранный на разумения и выходки человек. Правда, Климентий не такой уж наивный человек, чтобы исключить исходящую от Ивана Павловича опасность, совсем не зря сказавшего эту знаковость - если не передумаешь. А это, несомненно, что-то да значит.
И теперь Климентию, чтобы не передумать и для этого не было повода, нужно держать в ухо востро и не сводить своего взгляда с Ивана Павловича, обязательно попытающегося что-нибудь такое сумбурное учинить (об этом говорят многочисленные факты из жизни Ивана Павловича, которого, несмотря на все эти происходящие переполохи на свадьбах, с каким-то прямо-таки странным постоянством и упрямством зовут на них, где и получают на свою голову этот геморрой в виде Ивана Павловича).
А Иван Павлович тем временем скоро добрался до танцевальной площадки, чем тут же перепугал Климентия, вдруг решившего, что Иван Павлович прямо сейчас возьмётся за его жену и заодно за проведение в жизнь давней своей задумки по дискредитации невесты (вот тебе Климентий и повод передумать). Но Иван Павлович не идёт на танцевальную площадку, чтобы там выкинуть коленца в танце и поразить своим умением танцевать брейк-данс на голове всю эту танцующую мелкоту вокруг, ничего не умеющую танцевать достойного, кроме этого танца прижимания друг к другу, а он к вздоху облегчения Клементия, минует площадку и присоединяется к одному из стоящих неподалёку столиков, за котором заняли свои наблюдательные места, крепко сбитые в своём значении и значимости, люди явно с высшим, экономическим образованием.
- Иван Павлович, вы как всегда кстати, - обращается к Ивану Павловичу человек-глыба, Аристарх Пантелеевич, само собой в дорогом костюме, с властным представительством на лице в виде второго подбородка и в седине закрученных бровей, а также строгим взглядом на современные нравы и следствие их попустительства, а не наоборот, как бы хотел себя защитить человек, - заскучали мы здесь без вас. - Сделав глоток из чашки, протянул слова Аристарх Пантелеевич.
- Я слышал, что Иван Петрович немало остроумный человек, что над его, даже не смешными шутками, закатываются от смеха, - с резкостью заговорил Иван Павлович, - только сдаётся мне, что Иван Павлович не считает себя за шута, и он на потеху кому-то ни было, не выступает. - Сказал Иван Павлович и, взяв из вазы со стола яблоко, звучно вцепился в него зубами. А Аристарх Пантелеевич, в потрясении замерев в одном положении, раскрыв рот, теперь не сводит своих глаз с мухи, воспользовавшейся этим его затруднением и присевшей ему на нос. Что немедленно замечается Иваном Павловичем, человеком, как ранее было о нём замечено, прямолинейным до категоричности, и он по-другому поступить не может, как с размаху, и хорошо ещё, что не кулаком, сбить эту напасть с носа Аристарха Пантелеевича.
И так всё это резко и неожиданно происходит для Аристарха Пантелеевича, вдруг увидевшего, летящую в его сторону ладонь Ивана Павловича, что Аристарх Пантелеевич только сглотнуть успевает и зажмуриться. А как только лёгким ветерком обдало кончик его носа, то Аристарх Пантелеевич открывает глаза и видит перед собой чистый нос, а за ним, как ни в чём не бывало, в своей безмятежности сидящего Ивана Павловича. У Аристарха Пантелеевича в душе и сердце отлегает, и он в восторженном состоянии духа говорит. - Вот Иван Павлович к нам присоединился и сразу как-то в душе повеселело. А вы, Иван Павлович, скорей всего, неправильно меня уразумели, - обратился к Ивану Павловичу Аристарх Пантелеевич, - вы мне, да и всем нам интересны, как выразитель своего особенного мнения. В вашей прямолинейности есть что-то такое природно-первородное, что она даже часто звуча грубо и безнравственно совершенно не режет нам слух, а воспринимается как само собой разумеющееся, так, как и должно быть. Вот мы, люди, честно скажу, не столь бесхитростные как вы, а подчас просто лукавые, и хотели, чтобы вы нас поучили своему уму-разуму.
- Ах, вот оно что. - Сказал Иван Павлович, посмотрев на Аристарха Пантелеевича. - Что ж, я не против. Но для этого нужно, чтобы вы усвоили несколько основных правил. - Иван Павлович сделал задумчивую паузу и продолжил. - Так вот, все мы люди в первую очередь зрячие, а уж затем слышащие, и дальше по своему приоритетному порядку, и это значит, что очень многое зависит от наших взглядов на этот мир, от так называемого мировоззрения. И как я понимаю из ваших слов, то вы в отличие от меня склонны видеть мир в его плоской проекции. Да, всё верно господа, - Иван Павлович продолжил говорить, слегка повысив голос, в целях предупреждения своего перебивания возмущёнными возгласами этих обелённых мудростью лет господ, - я иду вопреки нашим установлениям и считаю, что земля, ни смотря ни на что, и на то, что это звучит нелепо и глупо, всё-таки круглая. По крайней мере, фигурально.
И вот такой мой взгляд на суть вещей и их происхождение, - где всё движется по кругу, и упорядоченность мира имеет такой замкнутый на себе контур очерченности, со своей круговой очерёдностью, где возмездие несомненно: оно тебя обязательно настигнет, и чему быть, того не миновать, - и налагает на мой образ свою знаковую печать. Всегда прямо в глаза смотреть и быть правдивым. Ведь мир замкнут на твоём круговом движении и сделанное тобой, обязательно к тебе вернётся.
А когда смотришь на мир в одной плоскости, то в тебе, нет, да посеются зёрна сомнений о неминуемости наказания, природными словами сказать, ответной реакции на твои действия. И в результате у тебя закрадываются мысли о том, что эта, конца и края не видно бесконечность, скроет тебя от возмездия за свои проступки, и ты ...- Но на этом месте Иван Павлович обрывает себя, и причиной этому служит праздничный торт, выполненный в виде вавилонской башни, везущийся на специальной тележке, по дорожке, выложенной из плитки, обивающей собой со всех сторон дом. И Иван Петрович, заворожённо уставившись по направлению торта, забыв про своих собеседников и, скорей всего, обо всём на свете, приподнявшись со своего стула, выдвигается по направлению торта.
Но ему далеко не удалось отойти от места своего сидения, и заодно близко приблизиться к торту, на его счастье, заведённому под специальный навес, со своей теневой прохладой и системой кондиционирования в виде ветерка, а он к полной своей неожиданности, наталкивается на один из тех столов, выступающих в качестве шведского, со своим наполнением из всевозможных видов закусок. Где и вынужден остановиться. Ну а так как и торт больше никуда не увозился, то Иван Павлович решил воспользоваться предоставленным этим столом предложением. Иван Павлович взял в одну руку тарелку и принялся складывать на неё то, что ему с виду показалось интересным. Когда же он вроде как удовлетворил своё зрительное любопытство, он приступил к распробованию того, что поместил на тарелку. Ну а чтобы это не было скучно делать, он направил свой взгляд в сторону танцевальной площадки и начал вести своё наблюдение. И хотя Иван Павлович вёл это наблюдение от себя, его мысли крутились вокруг себя. И он, глядя на танцевальную площадку, принялся бормотать, задаваясь к себе вопросами.
- Всё же как интересно, - забормотал Иван Павлович, - все тут знают Ивана Павловича, но в тоже время, спроси их о нём, кто он таков и что за человек, то они все стараются уйти от ответа. Почему же так? Неужели этот Иван Павлович недостоин знать ответа на этот вопрос. И он должен сам до этого додуматься. Да кто ж ты такой на самом деле, Иван Павлович? - Иван Павлович свой последний вопрос задал несколько громче, чем все прежние свои высказанности твердил, и в результате чего, его мгновенно ждёт расплата за такую свою невоздержанность.
- Если хотите знать, кто есть Иван Павлович, то я могу сказать это. А также то, почему этого никто не скажет кроме меня. - С боковой стороны, которую ещё бы назвали подветренной, до Ивана Павловича доносится голос неизвестного. Иван Павлович с любопытством в лице оборачивается к нему, фиксирует свой взгляд на нём и спрашивает. - И отчего же?
- Здесь все, поскольку постольку зависимые друг от друга люди, так что от них трудно ждать такой откровенности. А Иван Павлович, один из тех людей, кто называется влиятельными персонами, имеющими большой вес в обществе. Так что если ты не хочешь потерять своей весовой значимости, то ты не должен, скажем так, пытаться критически взвешивать позицию Ивана Павловича. Она без тебя взвешена и прошла все нужные инстанции, чтобы быть признанной весомой. - А вот такой туманный ответ незнакомца заставил Ивана Павловича обратиться к нему со всей прямотой. - А ты-то кто такой?
- А ты разве меня не узнаёшь? - повернувшись напрямую к Ивану Павловичу, вопросил его незнакомец. Иван Павлович вглядывается в него и спустя мгновение говорит. - А, Табинег.
- И какие дальнейшие планы? - спрашивает Ивана Павловича Табинег, после того как всё благополучно между ними разрешилось.
- Я хочу дождаться момента разрезки торта и посмотреть на того, кто к нему руку приложит. - Со всей своей возможной жёсткостью процедил слова Иван Павлович. Табинег, бросив косой взгляд в сторону торта, ничего вслух не сказал, но про себя подумал: