До всех нервных окончаний, до мозга костей и до всего остального, до чего можно ещё дотянуться в таком экзистенциальном случае, а как-то иначе и по другому такое состояние полной своей покинутости всеми жизненными подробностями и единицами не только не назовёшь, а у тебя в эту сторону ничего никак не поворачивается, пробил Умника (хотя бы это он в себе ощущает) его же окрик: "Етит твою налево!". Затем в нём, в той его части, которая ещё отвечает за мозговую деятельность, что-то рефлекторно на этот внутренний надрыв повернулось или провернулось, раз в голове Умника пронеслась некоторая мысленная деятельность, связанная с его самыми последними выкриками в виде критических замечаний на чей-то неизвестный счёт, и он... или кто-то не он вопросил.
- А почему обязательно налево и что на хрен означает это твоё "етит"? - вот так кто-то в Умнике остался вот таким недовольным и желающим не просто всё знать, а отвечать за каждое собой сказанное слово, даже в том случае, если оно было вырвано из его внутреннего контекста.
- Ну раз вы такой привередливый тип, то идите прямиком к японе-маме, как сами понимаете, это в смягчённом варианте вы туда посылаетесь. А так-то можно, и по резонансней, и жёстче сказать, но вам в вашем состоянии сейчас не нужно сильно волноваться, и вы и таким образом поймёте, на какие дальние кулички и к каким дальним родственникам был посланы через бедро. - В ответ звучит чей-то шибко настырный и язвительный голос.
А вот Умник из всего тут сказанного одно лишь запоминает - упоминание, как по нему, очень интересного и загадочного приёма: "через бедро". - И что он интересно значит? - и только задался этим вопросом про себя Умник, как его болевым шоком пронзает в области обеих бёдер. И он, уже не сдерживая себя нисколько, с ярким выкриком: "Япона мать!", выпадает из своей капсулы автономного сознания, где всё поглощено и существует в вакууме его сознания. А вот куда он выпадает из этого своего защитного кокона или капсулы с технологической точки зрения и конструкции, то это, как всегда надо это учитывать и так говорится, посмотрим.
Правда, Умник по выходу из себя во вне себя в окружающую реальность, не стал объективничать и анализировать мир вокруг себя, а он, как человек целеустремлённый, не без эгоистичной экзотики в себе, сперва обратился со всем вниманием к самому себе. И такой его подход к изучению неизвестного и незнакомого вполне возможно места своего нахождения, сразу указывает на умение Умника рационально мыслить. Ведь человек мера всему, и Умник правильно и очень верно поступил, решив для начала проверить исправность и надёжность работы измерительного инструмента, в данном случае себя. А уж только после этого можно приступать к изучению представшей перед ним реальности.
И как прям немедленно Умником выясняется, глядя на себя со стороны себя, то в нём столько всего сейчас наверчено, накручено и от прежнего порядка разумности не осталась ни следа, что он и понять совершенно не может, как такое вообще может быть, и как он смог, хотя бы сесть на прямой шпагат. К которому, как он себя и сколько помнил, не был, не то что бы готов, а он сколько не пытался себя так удивить вот такой растяжкой, то у него из этого ничего не получалось.
А сейчас, что за херня такая, как-то раз, когда он был не в себе, взяло и получилось. А из всего этого Умник теперь сильно и по болевым продолжающим ощущениям в ногах догадался, что стало основной причиной вот такого его болевого беспокойства в ногах: Да он на хрен на шпагате сидит!
А так как он пока что не знает и не может понять, как из этого, пожалуй, странного и затруднительного очень положения выбраться, и он так же не может никак развернуться, упираясь руками перед собой об пол, то ему начинают в голову лезть разного рода не просто глупости, а мысли сейчас не к месту и не ко времени. Хотя некоторые из них вносят свою интригу для Умника.
- Я когда был в отключке, - вот такое вдруг рассудилось и надумалось Умнику, - то в меня поселился дух какого-нибудь йога Патанджали ("А это ещё откуда во мне?! От Патанджали). И он то меня и вытянул в этот шпагат. А так бы я никогда не смог добиться от себя такой пластичности. - Надо отдать должное уму Умника, эта его версия объяснения с ним случившегося, была вполне себе логична. Вот только Умник сам по себе не логичен, и у него тут же возникли придирчивые вопросы к этой версии.
- Если так, то получается, что стоит тебе только вообразить себя тем же Брюс ли, - ты с помощью медитаций и крепкого желания впустишь в себя его дух, - то ты в раз будешь знать кун-фу. - Вот так сам себя опровергает Умник.
- Вполне может быть. - Всё же Умник упёртый тип, раз он продолжает настаивать на прежней версии объяснения этого своего необычного положения в пространстве. - Не попробовав, не узнаешь. - Как бы ставит жирную точку в этом споре Умник. Но куда там, когда его оппонент, он сам, не менее упёртый тип.
- А ты прямо сейчас верни в себя дух того йога, кто тебя так согнул. И пусть он тебя обратно разогнёт. И если всё так, то тогда я сочту всё тобой сказанное за правду. - Что и говорить, а ловок оппонент Умника, так умело его поставив в тупик.
- Всему своё время. - Огрызается Умник. - Сперва надо понять, где я оказался. - А вот с этим не поспоришь. И Умник отрывается взглядом от своих задереневших в шпагате ног, - да они на хрен уже затекли, - и подняв голову от пола, начинает смотреть перед собой. Но так как на пути его взгляда встала его чёлка, сползшая на глаза и своей потливой мокротой создавшая предпосылки к её налипанию на глаза, то Умнику пришлось сперва оторвать руку от пола и убрать с глаза чёлку. А как только чёлка была убрана, то перед Умником и открылась удивительная картина, вызвавшая в нём непроизвольный окрик: "Япона ж мать!".
Что в тот же момент вызвало в нём удивительную реакцию, - да откуда во мне все эти выражения берутся?! - себя вопросил Умник, а вот со стороны какой-то тётки стоящей спиной к нему у стены напротив, этого помещения типа кухни, реакция на его вот такую не сдержанность последовала с некоторой задержкой на её поворот в сторону Умника, и для начала она хочет для себя уяснить, с какой стати Умник себя такое словесное безобразие позволяет и кто его таким образом себя вести надоумил.
И эта, скажем более демократично и воспитано, женщина неизвестного возраста, о котором можно только догадываться, а с точностью до года говорить о нём не будет прилично, а делать в уме догадки, исходя из вот таких этих подсказок, что эта женщина уже не та, что была прежде, и даже далеко не та, то это оставим на совести тех учёных, для кого не существует этики и нравственности, а им подавай одни лишь голые факты, со всеми вот такими подробностями в своём внешнем виде, на которые не считают нужным закрыть глаза все эти люди от науки, плюс она в одну экзотическую сторону своего характера была повёрнута - она добрейшей комплекции тётка, и в глазах прищурена (и это не только потому, что ей интересно в край смотреть на Умника и хотца знать, что он там ещё задумал), со всем этим удовлетворением в себе и желанием заодно ж выяснить, что это ещё за разговоры тут начались без на то её разрешения, посмотрела со вздохом на Умника, да и обратилась с этим в себе вопрошанием к одному из тут же присутствующих мальцов очень странного образа, - это были прямо юнцы школьного возраста, если они ещё знают, что такое школа в прямом её понимании, которые от всех своих ровесников отличались ярко выраженной целеустремлённостью ко всему, а сейчас к серебренной ложке в своих руках, с которой они не сводили своего взгляда, где последним штрихов подчёркивающих их самобытность была их буквальная голытьба на голове (одеты они тоже были не так уж, в какие-то тряпки), - сидящих на высоких табуретах по обе от неё стороны.
- Вы это видели? - как бы в сердцах спрашивает одного из мальцов эта женщина экзотического для Умника вида и характера (а так-то он может быть для неё экзотичен, если в этих местах такая как она есть обычность).
А мальцы, если быть поверхностно к ним внимательным, как Умник, то чисто визуально не должны ничего видеть. Но как понимает опять же Умник, то так поверхностно здесь вообще не мыслят и не рассуждают. И тогда, пожалуй, эти мальцы не только его видели, а они на его счёт уже сделали все возможные наглядные наблюдения и выводы. Которые ничего хорошего не несут Умнику, как ещё он почему-то думает. Хотя почему? А на это есть свои причины и объяснения типа таких. Когда человек для себя оказывается неожиданно и вдруг в неизвестном пространстве и помещении, то одно уже это настраивает его на подозрения в сторону тех людей, кто его здесь встретил, а вначале значит так неудобно его поместил на шпагат.
А вот и ответ на загадку его помещения на шпагат. Хозяева этого бандитского пристанища (а какого ещё!), а точнее будет, вот эта япона-мама, раз она так выглядит в своём прищуре на него и в халате с драконами, те ещё жмоты и сквалыги. И они лучше тебя завяжут в какой-нибудь замысловатый морской узел или как сейчас, посадят на без выхода из него шпагат, чем потратятся на наручники или на ту же верёвку, чтобы связать заложнику руки.
Вот до чего может дойти человек и сейчас дошёл Умник, если его оставить в полном неведении происходящего с ним и вокруг, и не объяснить ему, что с ним дальше будет и на что рассчитывают в его случае его похитители. А так бы его похитители, будучи людьми образованными и эрудированными, сразу ему пояснили, что тут да как, - мы тебя прибьём немножко для начала, чтобы вызвать страдание, боль и желание сострадать в глазах твоих родственников, а если они затем окажутся к тебе черствы, равнодушны и скупы, как последние сволочи, то уж не обессудь за то, что мы тебя до смерти прибьём, всё-таки ты сам виноват в том, что выбрал для себя вот таких скупых родственников, - и Умник с лёгкой душой сейчас бы пребывал и не мучался неизвестностью, зная, что его впереди ждёт, и пальцы ему хотят отрезать не из-за изуверских соображений, а люди на всё это дело смотрят с рациональных и трезвых позиций.
И Умник, будучи в курсе всего того, что его впереди ждёт ещё как заранее чем его похитители, - не повезло мне точно со своими близкими родственниками, сволочь мой дядя олигарх, он быстрее удавится, чем за меня хоть копейку заплатит, - естественно, попытается взять сложившуюся ситуацию в собственные руки и попытаться вырвать плоскогубцы у подручного японы-мамы, чтобы с помощью их вывести из строя подручного японы-мамы, а затем и саму япону-маму. Что будет куда сложнее сделать, учитывая хотя бы то, что боль в затёкших ногах Умника вновь ему отдалась и он был вынужден перестать себя тешить всеми этими, не имеющими ничего близкого с реальностью фантазиями. Хотя то, что он так размашисто зафиксирован на грязном и притом бетонном полу, говорит о том, что от фантазии до реальности один шаг.
Но сейчас и в самом деле не до всего этого, когда между японой-мамой и мальцами завёлся свой загадочный разговор.
Правда сперва эти мальцы с ложками в руках, как в одном фильме, как ещё и сразу подумал Умник, как только их увидел и в его памяти всплыла точно такая же картинка (а всё это им вообще удивительно объяснялось: "И то действие с "дипломатом", точно так же картинно выглядело. Вот только из какого фильма, не помню"), начали постепенно выправлять свои взгляды, отрывая своё наблюдение за своим отображением на зеркальной поверхности ложек, - а на какой чёрт ещё они туда смотрят, не вертеть же или сгибать их в самом деле хотят, - очень разумно мыслит Умник, - и обращая свои пустые взгляды в сторону Умника.
И каким бы чувством юмора не обладал Умник, ему эти взгляды на себя пустоты сознания совершенно не показались смешны и у него даже по спине пробежали мурашки. - Так засмотрят к чёрту. - Расплевавшись про себя, Умник был вынужден отвести свой взгляд на япону-маму, кто так не агрессивил в его сторону.
А япона-мама, в общем-то задала вопрос этим самовлюблённым нарциссам, и ждёт от них на него ответа. А нарциссы, уж до чего точно подметил за ними этот их внутренний состав Умник (он всегда в себе замечал вот такое умение в раз в человеке отмечать его самую броскую характерность), как люди эгоцентрики в первую очередь, вот так сразу не собираются отстраняться от себя и своих мыслей, и переключаться на что-то другое, на которое им указывают не их внутренние побуждения, а чей-то там эгоцентризм со стороны. Их дзэн любви сердца к себе, а через себя к этому миру, который людьми завистливыми, неграмотными и непросвещёнными, как Умник, ищущих печаль своего духа на непонимании миротворения вокруг, называется нарциссизмом, требует своего сосредоточения для передачи от сердца к сердцу просветления.
В общем, как склонный всё утрировать, подвергать сомнению и квалифицировать под свою шкалу ценностей Умник думает, то они там, в этих отражениях своих серебряных ложек, с которыми во рту они родились, ещё не всё насчёт себя надумали, - Свет мой, ложечка! Скажи. Да всю правду доложи: Я ль на свете всех истенней, всех просветлённей и светлее? - и сейчас через пелену своего дзэна на всю их голову, пытаются пробить путь озарения в его сторону. Вон как они упорно на него смотрят, и бл*ь, всё равно ни хрена не видят. А может и того больше, не собираются замечать это пустое для вселенского мироздания место, или даже пусть песчинку.
На что Умник, чисто из моральных и научных соображений, а не из-за обиды на их снобизм, который они прикрывают этим своим типа просветлённым дзэном, открывающим им глаза сознания только на свет души людей, а если в них нет такого сознания Кришны, то о чём с тобой ещё можно говорить, имеет, что сказать им против таких пристрастных взглядов на себя.
- И песчинка, если на то пошло, как объект создания, созидания и сознания вселенского разума, который и её зачем-то предусмотрел и создал, тоже имеет право на своё существование и смысл. - Вот что имел сказать Умник, с вот таким сознанием себя смотря на этих больше, чем он умников.
И эти нарциссы, большие умники по мнению Умника, осознали свои ошибки на его счёт. Что и выразилось в то, что ложки в их руках синхронно согнулись в сторону японы тётки, так будет вернее и точней для Умника её называть. Всё-таки япона-мама это - не подтверждённое родственными связями именование, в отличие от тётки, которой может быть любая обстоятельная женщина со стороны.
А вот япона тётка посмотрела на эту ложечную податливость, как на склонность нарциссов перекладывать всю ответственность на принятие решений в её сторону. - И что всё это значит? - с долей возмущения задалась этим вопросом япона тётка. - Опять мне всё за вас решать! - добавила япона тётка и посмотрела на Умника, на это горе луковое с васаби в себе жёстким взглядом. Типа что мне с тобой теперь делать.
А Умник так затёк в ногах, что у него не осталось в себе ни капли приветствия и желания искать компромиссы. Он требует немедля решить этот затяжной вопрос с собой. Всё-таки ему так раскорячилось и сейчас приходится испытывать в себе все эти не предусмотренные его духовной и телесной составляющей растянутости, что тут не до приветствий и тому подобного этикета. - Давай уж решай этот вопрос со мной. - Так и говорит измученный взгляд Умника, решившего, что без этого театрального аспекта своего представления, до сердца зрителя одним только словом не достучишься.
А япона тётка, как почему-то про себя ожидал Умник, начинает себя вести не так, как того бы он хотел. - А ты, посмотри-ка, как его перекорёжило. - С какой-то удивительной насмешкой и язвительностью называет очевидные вещи япона тётка, кивая головой в сторону Умника. И вот спрашивается в первую очередь Умником, к чему это она сказала, когда и без всех этих её замечаний, это и так ясно. И надо отдать должное нарциссам, они никак внешне не проявили солидарности с японой тёткой, готовой насмехаться над чужой болью и затруднением.
Чего Умник не собирается уже со своей стороны замечать. - Я бы посмотрел на то, как бы тебя перекорёжило, усади тебя на такую раскорячку, как меня. - Умник бросает в лицо японы тётки чуть ли не вызов. - Но тебя, япона тётка, при всех стараниях стилистов и техников йоги не получится усадить на свой янь. Да и твоя особенность физики лица не приспособлена для выражения человеческих эмоций.
Что и говорить, а сумел Умник так до охренения в себе поддеть япону тётку, что та, хватившись рукой за ту область на своей груди, которая отвечала за сердечные чувства, отступила назад на шаг, где упёрлась на один из блоков кухонного гарнитура, который занимал собой всю противоположную стенку, и оттуда с глупейшим выражением лица, в поиске для себя поддержки посмотрела, то на одного, то на другого нарцисса. Что бесполезно по определению дзэн-нарциссизма, для которого постижение реальности идёт без суеты. Вот они и не суетятся ни при каких делах, продолжая взирать на мир через сознание своего я, которое вернулось к ним через выпрямление ложек в их руках.
Что видится японой тёткой уже без всякой подшучивания и иронии со своей стороны, и она прямо на глазах Умника начинает наливаться темнотой досады и злобы. И как очень нервно и с тревогой для себя понимает Умник, то причиной всего этого происходящего в японе тётке является он. И что ещё не маловажно для Умника сейчас ему приходит в голову, так это мысль о том, что он опять поспешил и сейчас уже нет никакой возможности дать заднюю в разговоре с японой тёткой.
А та между тем взяла себя в руки, добавив в них для собственной устойчивости тростниковую трость, на подобие тех тростниковых палок, с помощью которых выясняют между собой отношения не слишком сильные в технике пустой руки, - а первым в чём-то быть охота, - бойцы бодсюзу. Как понимает их Умник, то люди большого в себе апломба и честолюбия. И уж раз их фигуральный рост природно их подвёл и не дал росту их карьере мастера кун-фу, по фигуральной квалификации баскетболиста, то они будут пробивать себе путь к вершине своего значения всем что в их руки попадётся. А попалась им палка. И сейчас с помощью этого приспособления, япона тётка будет от него добиваться...уж не знает Умник и чего.
И как по его, пока что по здравым и с рассудком у него всё в порядке, рассуждениям, то япона тётка, эта идейная Бодсюзу (пусть так и зовётся, раз она по другому и вообще как есть не представляется из той же вежливости), решила таким образом, через палку, выместить на нём все свои жизненные неустроенности и досады. У неё, видишь ли, дома всё плохо, дети её не слушаются, положив на неё с прибором, как сейчас отчётливо в этом убедился Умник по этим нарциссам с ложками, муж опять не знает только Умник где, а Бодсюзу отлично знает где - он в окружении гейш пьёт запоем саке, сама она растеряла последние остатки того, что как бы только называется красотой, и то только с натяжкой и с экзотической стороны рассмотрения этого природного дефекта (вот почему её данна запоем пьёт саке, ему страшно видеть Бодсюзу и себя рядом с ней), и она всё это решает выместить на нём, кто никакого отношения ко всему этому не имеет. И бл*ь, не собирается молча на всё это приближение Бодсюзу смотреть.
А Бодсюзу хоть и зла до своего белого каления на Умника, а так-то на саму себя и на своего данну, сволочь такую пьющую саке не с ней, а с этими вертихвостками гейшами, кто и историй так интересно рассказать не сможет, как она, и вообще все они не впечатляют внешне, как она, а она все внутренние движения души в Умнике замечает. - Что-то ещё в дополнение к сказанному сказать хочешь? - вопрошает Умника Бодсюзу, держа в руках палку в готовности её применить по своему жестокому назначению. В данном случае по хребтине Умника.
А Умник хоть и находится сейчас весь на нервах и в напряжении, тем не менее, он улавливает в словах Бодсюзу хитрость. Она изначально всё им сказанное собирается интерпретировать, как попытку её дискредитировать, в общем оскорбить. И Умник сбивается от сразу ей ответа.
А Бодсюзу, что за вероломная и коварная личность, впрочем, ожидаемо это от неё, идентифицирует это молчание Умника не как его право на благоразумие, а она записывает всё это в его под ковёрные игры с ней, с желанием её как-то обмануть.
- Что замолчал? - вопрошает Бодсюзу Умника. - Никак решил что-то подлое замыслить. Или наложил штаны от страха. - Уже с язвительным подтекстом добавляет Бодсюзу. И хотя Умник понимает отлично, для чего всё это ею было сказано - вывести его из себя, он сдерживать себя в рамках разумного не собирается, когда так открыто на его глазах очевидность и правда попирается. И пусть он тем самым усугубит и так не лёгкое своё положение, получив по шее палкой, он всё равно не будет молчать и укажет этой Бодсюзу на имеющиеся очевидные ошибки в её рассуждениях.
- Милостивейшая Бодсюзу. - С вот таких дипломатических позиций начинает Умник своё обращение к этой недостойной в общем такого к себе приветливого и вежливого отношения Бодсюзу. Чего она точно не ожидала услышать и оцепенела в себе, остановившись на месте, когда всё это услышала в свой адрес. Где по её лицу так и читалось: "Это ещё что такое и что всё это значит?!". А Умник ничего пока что из сказанного не объясняет, а продолжает прорубать дорогу к её разуму, или хотя бы к снисходительности.
- Как бы мне это не прискорбно было говорить, но такова уж действительность и правда, и я просто вынужден заметить вам на ваши неточности в обращении в мою сторону. Где вы решили и не пойми на каких-таких основаниях заметить мне, что я наложил в штаны. Тогда как моё пространственное положение в шпагат, практически не допускает всего того, что вы посмели себе выразить в мой адрес. Фактология в данном случае не та, и не допускает всего того, что вы тут решили в мою сторону придумать. - В общем, вполне обоснованно и аргументированно выразил свою позицию и взгляды Умник на то, что себе позволила утверждать Бодсюзу. И от Бодсюзу, если она человек логичный и с дисциплиной ума, сейчас следовало ждать признания своих ошибок. Но Бодсюзу видимо только внешне может предполагать в себе всю эту логичность, а так-то она ничего в себе из того, что в ней питал надежды Умник не имела, и как результат, Умник добился от неё прямо противоположной реакции.
- Что, большой умник?! - к невероятному удивлению Умника, Бодсюзу, так его спросив, вскользь дала ему понять, что он для неё лицо не в первый раз увиденное, а она о нём имеет какие-то представления. И Умник на волне этой взволнованности потерял в себя всякую осторожность и с блеском радости в лице согласно в ответ кивнул. Чего только и надо было Бодсюзу, тут же выведенную из себя в ярость, с которой она и обрушилась на Умника с помощью этой палки в руках.
И получил Умник не только по шее и по хребту, а он с приговоркой Бодсюзу: "Как тебе такое, Умник тут выискался?!", получал там и здесь, и куда только её палка дотянется. А Умнику ничего больше не остаётся, как только руками прикрывать себя. А отвечать на этот её вопрос, как он понимает, сейчас не предусматривается Бодсюзу. А вот как-нибудь потом, то в этом он не уверен - вряд ли ему захочется и нужно ли это будет, когда ответ на этот вопрос будет очевиден.
А между тем Бодсюзу проявляет столько силы воли и настырности в деле выпуска своего пара в сторону Умника, - вон как её припекло по причине неуравновешенных семейных отношений, - и она постепенно начинает выбивать в Умнике не только болевые ощущения, а в нём начинает формироваться ответная настырность, основанная на хватит уже и всему своя мера справедливости.
И вот когда Бодсюзу особенно достала палкой по хребту Умника, он не выдерживает больше молчаливо своего избиения, и из него громко прорывается возмущение его стойкости духа. - Легко бить безоружного!
Что неожиданно останавливает Бодсюзу, увидевшей в словах Умника прежде всего повод перевести дух, а уж затем то, что он хотел так за себя подумать - его справедливые доводы.
- А что тебе мешает мне ответить? - задаётся вопросом Бодсюзу, всем своим видом показывая, что она не понимает недовольства Умника. Кто как вроде не связан каким-то обязательством или обетом не отвечать насилием на насилие в свою сторону со стороны женщин. Я, мол, человек стойких и принципиальных убеждений, и считаю, что женское равноправие должно распространяться на все области их жизни и взаимоотношений с человеческой природой, и если мне в морду хотят вмазать, то и вы, будьте так уж логичны и последовательны, не ропщите на то, что и вам когда-нибудь туда же врежут из права на равноправие и равноценное распределение, как благ, так и неприятностей. А если я вам не врежу, то это будет считаться дискриминацией вас по полу.
Плюс Умник не связан верёвками по ногам и рукам, и тогда что всё это значит с его недовольной стороны. Вот о чём сейчас задаётся вопросом Бодсюзу. Ну а ловчить и хитрить, указывая на некие условности его пространственного положения в виде такой раскоряченности в шпагате, то раз он на него сел, то в чём тогда дело.
Но Умник, как оказывается, человек наикрепчайшей в себе вредности и недоступности женскому разумению, и ему все эти доводы ума Бодсюзу до одного места, и он заявляет следующее. - А разве по мне не видно?
И вот тут Бодсюзу, посмотрев ещё раз на Умника со стороны и объективно, чтобы потом у него не было причин утверждать того, что на него смотрели предумышленно и субъективно, то есть предрешённо, ловится на эту уловку Умника, которую он так умело вложил в свой ответ. Где он сыграл на чувствах и уверенности в себе Бодсюзу, которая должна была увидеть не само положение загнанного в тупик Умника, а то, что этого сморчка, она, волевая и сильная женщина, ни при каких раскладах не имеет права опасаться, - она его в любом случае согнёт в бараний рог, - и раз так, то почему бы не дать шанс этому сморчку на изменение своего положения всё равно в худшую сторону.
- Что ж, - говорит Бодсюзу, - хочешь, чтобы я увидела, то я увижу. - Здесь она убирает в сторону свою палку, и уперевшись взглядом в Умника, кто со своей стороны на неё смотрит немигающим взглядом, берёт и раз, хлопает перед собой в ладоши так, что отбивает пространство вокруг своих рук в пыль. Которая, окутав собой и Умника, вызывает в его носу до такой невозможности свербение, что он не может удержаться от того, чтобы со всей силы не чихнуть.
И так ему воодушевляюще и с подъёмом всего себя чуть ли не на ноги чихается, что когда он открывает свои глаза после этого вдохновляющего чиха, то не сразу своим глазам может поверить, обнаружив себя на одном уровне нахождения и стояния с Бодсюзу. И Умник с изумлением бросает взгляд на свои ноги, теперь находящиеся в вертикальном положении, затем с тем же восторгом смотрит на Бодсюзу, стоящую перед собой и с насмешкой на него смотрящую, и как бы её спрашивает: И как это так всё быстро вышло?
А вот у Бодсюзу на его счёт имеются другие планы, и она не собирается ему тут ничего объяснять, а она к нему обращается со своей издёвкой. - Ну теперь мы в равных условиях, как видишь. Так что можешь мне ответить, как того хотел. Я жду.
А Умник, когда перед ним так прямо встала ответственность за им сказанные слова, как-то в себе весь растерялся и в общем, не готов был симметрично и адекватно ответить Бодсюзу на то, что она в его сторону демонстрировала. И это притом, что в его плечах и в хребтине до сих пор отдаётся болевыми ощущениями вот такое паскудное отношение к нему этой Бодсюзу. Определённо заслуживающей для себя не только ударов тростниковой палкой по своей уже хребтине, чем в своё присутствие когда-то дома занимался со всей ответственностью главы дома и необходимостью не дать распуститься женскому нраву в Бодсюзу её супруг, сэнсей Якагама (у кого всё-таки не хватило стойкости и мастерства сэнсея, и он увлёкся саке), а раз гяру встала на путь воина, то есть той непреложной истины, какой следуют люди чести, самураи, то уж она на себя и за свой выбор затем пусть не пеняет, если будет получать по полной и без всякого смягчения удары судьбы по своему красивому лицу.
Ну а судя по тому, что Бодсюзу в своём личике ничего подобного из красоты не источала, то этот её выбор в сторону пути воина был уже давно сделан и не слишком удачно для неё, раз она оказалась так обезображена всеми этими ударами судьбы, что её супруг, сэнсей Якагама, не смог себе найти столько силы разума и воли, что решил утопить свою судьбу в чашке саке.
Но как бы всё в Бодсюзу не напрашивалось на то, чтобы себя превентивным кулачным ударом обезопасить от жестокости и ярости Бодсюзу, Умник, что за слюнтяй такой, явно отравленный современными тенденциями малохольности и странности своего поведения, не может никак решится на все эти ответные меры в её сторону. Ему, видишь ли, нужен повод или какая-нибудь веская причина со стороны Бодсюзу. И уж тогда он её взгреет, так взгреет.
А Бодсюзу, видимо, что-то подобное подозревает за Умником, и это её бесконечно радует и в лице над Умником надсмехает. - Тебе, как и всякому слабаку, нужен повод, чтобы женщину ударить. - Вот такую дерзость бросает в лицо Умнику эта самовольная и беззастенчивая на слова и на собственное бесстыжее по большей части дня поведение Бодсюзу, когда дома нет супруга, сэнсея Якагамы.
На что у Умника, со сжатыми в боль кулаках и перекосившегося в лице от досады на такой стервозный характер Бодсюзу, кого он уже уважал лишь за то, что она мать сэнсеев, нет почти слов, кроме этого последнего аргумента, после которого не приведи его господь к тому, к чему его безумная ярость может привести.
- А вот тут-то ты ошибаешься. - Говорит Умник. - В твоём случае мне не нужен повод, ты сама уже есть повод во всём своём корявом даже по местным традициям красоты лице. - А вот это уже было со стороны Умника ниже ватер линии и крайне обидно чуть ли не до слёз Бодсюзу. Но она сама виновата в том, что довела Умника до столь жестоких и крайних в её сторону слов.
Вот только Бодсюзу так не считает, как и в случае со своим супругом, сэнсеем Якагамой, кто свою страсть к саке оправдывает отсутствием семейного взаимопонимания и счастья, и так по мнению Бодсюзу во всём так себя ведут только с виду сэнсеи, тогда как на самом деле всё не так и стоит пнуть между ног этого самоназванного сэнсея, то от его хладнокровия и бесстрастия не останется ни следа, а одно только слезливое само неуважение. И Бодсюзу, будучи в курсе того знакового инструментария, с помощью которого сразу выявляется настоящий сэнсей, предпринимает в сторону Умника вот такого рода атаку на проверку его духа самурая - на его бусидо, что и есть сам дух самурая, его живое сердце, которое наделяет силой каждый его поступок. При этом надо понимать, что она атакует Умника не на прямую, а со свойственной свободному духу японской женщины иносказательностью, фатальной предсказуемостью и коварством.
- Благородный человек предъявляет требования к себе. Низкий человек - к другим. - Вот такую иносказательность бросает в лицо Умнику эта полная коварства и опасности Бодсюзу.
И у Умника появляются законные требования к Бодсюзу, пояснить свои слова и то, что она под ними подразумевает и имеет в виду. И Умник так их и говорит, без всякой этой восточной мудротени, чтобы человека запутать, а затем использовать в своих неблаговидных целях.
- Что всё это значит, Бодсюзу-сан? - спрашивает Умник.
А вот Бодсюзу-сан, совершенно не собирается прислушиваться к голосу разума, и она, несмотря на то, как к ней уважительно и по делу обратился Умник-сан, все эти его дипломатические посылы игнорирует и своим ответом ещё сильнее нагнетает и так уже хуже некуда обстановку. - Для начала то, что ты туп, как пробка от кувшина с саке. - Вот такое оскорбление бросает в лицо Умника Бодсюзу-сан. Из чего совсем не сложно сделать некоторые непреложные выводы насчёт такого остервенения в свою сторону Бодсюзу-сан.
Она, как ещё раз можно понять, не то что не нашла личного и тёплого счастья в объятиях сэнсея Якагамы, а он её сердце заморозил своей чёрствостью и равнодушием по отношению к ней, оставляя её переживать за него и замерзать одну в холодной квартире на Акинаве-стрит, разделяя себя и свою весёлость с залётными гейшами, и так сказать, через своё паскудное отношение к ней перекосил весь её разум и здравомыслие в сторону обвинения всего белого света в своей боли и неудачах на личном фронте.
И теперь она на весь белый свет смотрела через призму падлы сэнсея Якагамы, где она вместо того, чтобы разумно и обстоятельно во всём винить его, взяла себе за манеру во всём винить всякие стечения обстоятельств, олицетворением которых и выступают первые ей встречные люди, которые знать не знают подлеца сэнсея Якагаму, а Бодсюзу-сан уже их записала, как минимум в собутыльники сэнсея Якагамы: Всё вы одним саке мазаны, лёжа в канаве.
- Я, если хотите знать. - Со всей непреложной истиной и твёрдостью в голосе ответно вот это говорит Умник-сан. - Знать не знаю в чём держат саке и затем его разливают. О чём, как вы сами сейчас утрируя меня этими познаниями, преотлично осведомлены. И, пожалуй, не только теоретически, но и практически. Что, часто заливаете за воротник? - на этом своём вопросе Умник-сан делает неожиданный и странный выпад рукой к своему горлу, где он бьёт по нему открытым указательным пальцем и как бы фиксирует на этом своём действии внимание Бодсюзу-сан.
И сейчас отчётливо и ясно было сейчас доведено и донесено до её никчёмного против самурайского ума, что если она ещё будет тут пытаться из себя строить самостоятельную и волевую япону ж твою мать, то Умник-сан, как представитель гордого и только не в этом с ней случае великодушного самурайского сословия, не будет больше препятствовать неизбежности - не сношения с плеча ударом катаны её головы. Чего она всё это время их знакомства добивается и всё не может уняться, сколько бы убедительных и примирительных слов в её сторону не тратил, надо уже теперь признаться, великий мастер самурайского духа - бушидо, и меча мастера Хондзё Масамунэ, ронин Минамото.
А вот мать твоя женщина Бодсюзу-сан и отец её мужчина, и может даже видный и самурайского предела отваги и разума, так и не поймёт ронина Минамото, кем был Умник-сан, а она его понимает критически и по воле своего женского неблагоразумия, которое не может ей нашептать ничего разумного, а одну только глупость и похабщину при других, более остервенелых случаях.
И она увидела в этом знаке Умника для себя и для своего вздорного характера и головы, не просто угрозу, а прямолинейную угрозу для отсечения, и Бодсюзу-сан прямо, как с цепи сорвалась, начав выкрикивать в сторону Умника ниже ватер линии, цепляющие его как мужчину оскорбления, где медицинские термины и показания альтернативного его мышления, как микадо, были самыми для него мягкими.
На что Умник-сан посмотрит и смотрит с полным безразличием и хладнокровием, - он знает, чего стоит слово японы тётки, особенно во взбешённом состоянии, - а вот ронин Минамото, первое его я, в отличие от своего аватара, Умника-сана, как бы это сказать помягче и результативней для его умственной составляющей, в общем, считает, что слово самурая и ронина его ответвления не в самую худшую сторону по нравственным характеристикам, а по владению мечом то всяко лучше, непререкаемо и не обсуждается, в частности теми, чей быт и мирная жизнь защищается этим словом. И ронин Минамото не может не быть обескуражен вот такой истеричной и безалаберной с любой точки зрения выходкой в свою сторону со стороны Бодсюзу-сан, по какому-то допущению своего первобытного разума решавшая, что её слово имеет тут значение и поди что центральное.
Что не так совершенно, и ронин Минамото сейчас ей это, нет, не объяснит, - со стервозными и истеричными бабами разговоры не ведутся, это принципиальный вопрос и как показывает практика, без толку, - а поставит на своё место эту Бодсюзу-сан, ценности слов не знающей и ими пренебрегающей. И ронин Минамото, налившись крайней бледностью в лице (так самураи выражают особую озабоченность о людях пустяшных и кто им не нравится), чтобы значит, Бодсюзу-сан его с первого слова поняла и как знак этого понимания заткнулась, рывком из себя озвучивает следующее:
- Бодсюзу-сан! Сицурэй дэс га, мо: ити-до иттэ кудасаи.
И как по застывшему в одном немигающем положении виду Бодсюзу-сан понимается, то она сейчас находилась на верном пути к пониманию своего недостойного и безответственного поведения. Но проблеска разума Бодсюзу-сан хватило лишь на мгновение взмаха крыла бабочки, и она, набравшись сил с помощью глубокого вздоха, снова взялась за своё - за убеждение ронина Минамото в том, что его суждение о скверном нраве баб не имеет для себя исключений. И Бодсюзу-сан не понимает вежливого и наполненного крупицами здравомыслия языка самурая. А раз так и она продолжает портить тут воздух своими грязными ругательствами, то ронин Минамото не имеет права себя замалчивать, игнорируя своим хладнокровием это попустительство поведения со стороны Бодсюзу-сан, и он обязан-таки замолчать Бодсюзу-сан и прямо немедленно.
- Если ты, Бодсюзу-сан, сейчас же не заткнёшься, я тебе вот этим кулаком помогу это сделать. - Вот такое заявление делается со стороны Умника-сана, кто используется ронином Минамото в самых сложных для себя случаях (пачкать руки самурая он не хочет).
И Бодсюзу-сан вновь на мгновение приведена в чувства. Но только на мгновение, где за этим следует её вызов Умнику. - А вот и скажу. И говорю! - С такой брезгливой неприязнью посмотрела на Умника Бодсюзу-сан сейчас, что у того руки самовольно сжались в кулаки и он даже рефлексивно дёрнулся в её сторону, чтобы, конечно, только попугать эту самонадеянность в лице Бодсюзу-сан.
И только Умник-сан всё это в себе невольно продемонстрировал, как со стороны Бодсюзу-сан следует немедленная реакция - она бросает взгляд на одного из её нарциссов, кто не сводит своего взгляда с неё и имеет в виду всю складывающую вокруг себя ситуацию, затем с ним, как понял Умник, быстро перемигивается, и чтобы значит, сразу ему (Умнику) голову задурить и подбить на что-то от себя неожидаемое, начинает наклонять с вытяжкой свою голову в сторону одного из нарциссов. Что само по себе захватывает всё внимание Умника, и забывшего о своём нападении на Бодсюзу-сан, и он начинает осознавать своей головой, что она вслед за головой Бодсюзу-сан начинает в сторону наклоняться, а точнее начинает подгибаться под волю Бодсюзу-сан, решившей его таким гипнотическим, основанным на стадном чувстве, образом нагнуть.
Умник-сан, естественно, делает попытку выбраться из такого своего положения подчинения Бодсюзу-сан. Но у него ничего из этого не получается. И не получится, как ему даёт понять Бодсюзу-сан, с насмешкой на него посмотревшей. После чего она переводит взгляд на нарцисса, и своим кивком как бы даёт ему отмашку для своих действий в сторону Умника.
Умник, естественно, хотел бы посмотреть, что этот самовлюблённый сопляк ему может противопоставить. Правда, совсем не так, как это в тот же момент произошло с ним, выгнув во всём теле вслед за ложкой в руках нарцисса в удивительный трапециевидный изгиб. В этой невозможно неудобной и странной позиции, без своего, по всем статьям должного падения, Умник фиксируется и как им понимается, не для того, чтобы он собой в очередной раз восхитился (вот как я могу), а для того, чтобы он осознал свою никчёмность и песчиннятость перед вселенским разумом и его идейными продолжателями, в данном случае нарциссами, кто возвёл себя в такой ранг понимания.
И как сейчас из своего выгнутого положения Умник видит, то его физическое положение в пространстве полностью тождественно тому, во что вошла в своём изгибе ложка в руках нарцисса. Но не это сейчас главное, что замечает Умник. А он начинает прямо всем своим телом чувствовать, что его тело начинает обратный отсчёт в деле своего изгиба, который идёт в полном соответствии с выворачиванием ложки в руках нарцисса. И куда, и в какую сторону начинает нагибаться черпак ложки, то туда и он послушно начинает изворачиваться, как бы он не пытался противостоять этому своему верчению.
На что с огромным удовольствием и насмешкой смотрит Бодсюзу-сан, и как без того, чтобы не использовать это своё выигрышное положение. - Ну и что теперь ты скажешь, сукин-сан. - С вот такой поддёвкой и насмешкой обращается Бодсюзу-сан к Умнику.
А у Умника, и так голова идёт кругом от такого своего верчения по кругу вслед за ложкой нарцисса, так что от него разумного ответа вряд ли стоит ожидать. Да и не такой он сейчас дурак, чтобы усугублять своё, итак не самое простое положение каким-нибудь пустым себя храбрением, или невоздержанным словом. На которое тут же последует ответная реакция со стороны нарцисса, кто обязательно загнёт его в такую конструкционную модель, что ему потом будет даже перед собой стыдно, когда он будет припоминать и не понимать, что это тогда такое было и разве так можно.
При этом и молчать Умник считает не самым разумным поведением. Эта Бодсюзу-сан обязательно прикопается к этому его молчанию, заявив, что она прекрасно осведомлена о том, что люди думают в таких неприличных для себя положениях, и ему, Умнику, прежде всего должно быть стыдно за такие пошлые подробности, которые он себе позволяет отпускать в её адрес. Ну а чтобы он больше так неоправданно негативно не думал в её сторону, то тебе, гад, придётся ещё не так изогнуться и повертеться.
- Всё осознал, не буду врать, не скажу. - Говорит Умник. - Но как мне думается, то для продолжения нашего разговора в конструктивном ключе, было бы логичней и лучше, если бы вы вернули всё на место.
- Вот как. - С долей удивления говорит Бодсюзу-сан, посмотрев внимательно на Умника. - А ты этого точно хочешь? - спрашивает она.
А Умник, видимо по той лишь причине, что он в голове закружился, без всякой осторожности воспринял этот её вопрос, и со всей свойственной себе и в самое обычное время беспечностью и простотой, даёт ответ согласия.
- Ну тогда ладно. - Говорит Бодсюзу-сан, бросая взгляд на нарцисса. Тот ничего не имеет против того, чтобы вернуть свою ложку в прежнее положение, куда вслед за ней возвращается и Умник, выпрямляясь. Но только он собрался себя протянуть в теле, как Бодсюзу-сан со всей резкостью хлопает в свои ладоши, и... И Умник без всякого со своей стороны подтягивания прямо вбивается в свою шпагатную раскоряку. И чёрт вас всех и меня прежде всего побрал, ничего кроме вот такой вымученности в своём лице противопоставить этому своему положению не может.
А Бодсюзу-сан на него внимательно смотрит и ждёт с его стороны придирчивых рассуждений на тему того, что он под своим прежним положением имел нечто другое, и он не рассчитывал на то, что она, уважаемая им Бодсюзу-сан, так далеко зайдёт в повороте всего на круги своя. В общем, у меня есть такое мнение, что было бы неплохо, если бы вы, Бодсюзу-сан, пересмотрели это своё решение на мой счёт и остановились на половинчатом решении, оставив меня стоять на ногах.
И это бы, наверное, предложил ей Умник, если не был уверен в том, что на все его резонные предложения и аргументы он не получил полного отказа. А раз так, то ему нужно принять то, что есть, и от этого далее отталкиваться. Что он и сделал, быстро разобравшись в себе и в сложившейся ситуации.
- Так всё же скажите мне. - Обращается с вопросом к Бодсюзу Умник. - Что всё это значит?
Бодсюзу-сан, с неизменной улыбкой продолжая на него смотреть, выдержала паузу для подчёркивания важности сейчас ею сказанного, да и сказала то, что от неё единственное почему-то мог и ожидал услышать Умник.
- Ты избранный. - Бодсюзу-сан говорит вот эту заезженную до дыр банальность, которую Умник тыщу раз слышал не только в кино, но и в жизни. Правда, к своему огромному сожалению не напрямую, с обращением к нему со стороны какого-нибудь светика зари в его сторону, где она бы ему на его вопрос: "Почему я?", с придыханием и лукавым взглядом из под ресничек своих глаз ответила: "Ты мной избранный". Что всё равно не меняет этой странной ситуации с его избранием и выбором этой Бодсюзу-сан.
И Умник даже не хочется, а местами и страшно себе представить ту мотивированность Бодсюзу-сан, которая стало лейтмотивом таких её взглядов в его сторону. Где в первую очередь так и напрашивается вспомнить её прямо скажем, сложные, а не непростые отношения со своим супругом, сэнсеем Якагамой. Кто уже не только простых женских слов японской дзёсей не принимает всерьёз, а из него разумного поведения из-под палки не выбьешь. И как не понять и можно понять Бодсюз-сан, то она увидела последний шанс для сохранения своего брака с сэнсеем Якагамой в том, чтобы вызвать в нём ревностные чувства.
- Вот увидит сэнсей Якагама, что я не только ему интересна, то сразу переменит свои чёрствые взгляды в мою сторону. - Вот так рассуждала поди что среди своих подруг, из круга недовольных своими сэнсеями, Бодсюзу-сан.
Что может и так, но не совсем понятно для не одной из подруг Бодсюзу-сан, а частности Судзуки-сан Аси, у которой в семье тоже происходят подобные разногласия и разночтения со своим сэнсеем в плане обретения своего семейного счастья. Так её сэенсей, Судзуки Мамооки, видит длинным путь для обретения их общего счастья. О чём он так и твердит ей: Путь к счастью труден и тернист. Но это-то и даёт его познать в полной мере.
Тогда как и мамоори Судзуки Аси на этот счёт другие взгляды. - Хочу, Судзуки Мамооки, всё и сейчас, пока я молодая. И вы, как мой сэнсей, кто взял на себя обязательства меня сделать счастливой, уж постарайтесь оправдать возложенные на вас своими же словами надежды и не быть треплом, кем вы всеми своими последними поступками пытаетесь быть.
- Судзуки-сан! - крепко так приводит к дисциплине своего разума Сузуки-сан её сэнсей Мамооки.
А на Сузуки-сан не стоит так настойчиво давить и прикрикивать, она имеет в своём арсенале куда как более действенное оружие - свои безутешные слёзы и причитания: "Какая я несчастная сан, и как меня не любит сэнсей Сузуки Мамооки. Тогда как я его всем сердцем люблю и обожаю". Что всегда действует без осечки. И Сузуки Мамооки пристыжен, озадачен и готов признать свою неправоту и грубость.
- Так что же ты от меня хочешь, Сузуки Аси? - ворча вопрошает Сузуки Мамооки.
- Я хочу, чтобы ты меня ценил и мной гордился, когда мы с тобой придём в гости к твоему начальнику, Митсубиши Акихиро. - Даёт вот такой заковыристый ответ Сузуки Аси. На который Сузуки Мамооки ещё до сих пор раздумывает дать ответ. И его значит, нужно как-то поторопить. Вот Сузуки Аси и интересуется так тщательно у Бодсюзу-сан о аргументированности этих её выводов насчёт сэнсеев.
- А на чём основываются такие твои выводы, Бодсюзу-сан? - так и спрашивает Сузуки Аси. Бодсюзу-сан посмотрела на эту стерву Сузуки Аси, вечно ей всё непонятно, да и ответила:
- Все сэнсеи большие собственники, и они терпеть не могут того, когда их, даже переставшая теплить их сердце надеждами ученица (так они нас видят), начинает приобретать свой смысл существования и в других сэнсейских глазах.
"Да как-то?", - начнёт тут же в себе претерпевать неустройство души и смятение сердца сэнсей, в данном меня интересующем случае, Якагама, когда увидит, как преображается в светлую сторону мой лик при виде сэнсея Ямобуши. - На этих словах Бодсюзу в глазах всех тут присутствующих дзёсей проскочил огонёк и некоторые из них даже вздохнули. Где причиной такого их единодушия в сторону сэнсея Ямобуши было поверхностное знание этого видного сэнсея. Кто не преминет быть галантным и приветливым настолько для дзёсей, что ни одна из них без сердечного содрогания о нём не может не вспомнить. Так что упоминание сэнсея Ямобуши Бодсюзу, конечно, было не к месту и лишним, но всё равно приятным совпадением.
- И сэнсей Якагама, начав в себе терять нити собственного повествования и достоинства, - да кто такой этот Ямобуши?! Да кто он против меня?! А кто же я тогда, если меня предпочли этому Ямобуши?! - чтобы окончательно не потерять к себе самоуважение и трезвость духа сэнсея, всё в себе пересмотрит, и поняв, что его определяющим звеном, как уважаемого и значимого человека, является его супруга, вернёт к ней прежнее благоговение.
Ну и какие выводы из всего этого разговора для себя сделал сейчас Умник? Да всё верно, он избран был Бодсюзу-сан, как агнец на заклание их семейного счастья. Где сэнсей Якагама будет очень неожиданно для себя поставлен перед фактом своего обмана и подлости поведения в своей брачной постели Умником-саном, вероломно обманувшим доверие Бодсюзу, ничего такого попустительского и для верной супруги не предполагавшей и всегда доверявшей на слово сэнсеям (сэнсей Умник-сан предложил ей с хорошей скидкой постельное бельё, ну и чтобы убедиться в том, что оно подойдёт для их брачной постели, предложил на месте его проверить; и как вскоре Бодсюзу со снятой кимоно выяснилось (сняла она его, чтобы проверить бархатность постели), то совершенно для неё удивительным способом), - на этом варианте сведения с ума сэнсея Якагамы настоит Сузуки Аси, - и он, как человек чести и сэнсей, не пропивший ещё свой разум, просто обязан будет вынуть свою катану и предложить её Умнику для харакири. Если он, конечно, человек чести. А если это не так, и на это указывают его смелые и агрессивные поступки в сторону Бодсюзу, то сэнсей Якагама сам его порежет на кусочки.
- Не имею чести, дансей, знать вашего имени. - Ухватившись сперва и на рефлексах за своё замызганное саке кимоно, на автопилоте сэнсея, задастся вот таким вопрошанием к голому заду Умника-сана сэнсей Якагама, собиравшийся оказаться дома после долгого пути на разориентированных саке ногах, а тут как вдруг им выясняется, то место, бл*ь, занято, и где он значит, будет спать, знаете ли большой важности вопрос. Вот он им и задался через этот вопрос вежливости и дипломатии. Ведь как бы не был вероломен, подл и безнравственен вставший на твоём пути сэенсей или тем более микадо в теле дансея, он прежде всего носитель самурайского духа бушидо, а уж только затем уже всё остальное. И дух бушидо, к кому бы он не относился, требует для себя уважения.
Ну а Умник-сан, чьё коварство и подлость основаны хитроумным замыслом коварства Бодсюзу-сан, само собой и конечно, ничего такого безнравственного изначально не предполагал оказывать в сторону Бодсюзу-сан. Он, как честный торговец мануфактуры, всего-то рассчитывал на достойную оплату своего товара. И когда к нему подошла Бодсюду-сан, уважаемая хозяйка своего дома на Акаяма-стрит, чьим главой семейства был сэнсей Якагама и по этой в том числе причине Бодсюзу-сан пользовалась, как замужняя дзёсей уважением и всеми теми правами, которые ей даёт её замужнее за сэнсеем Якагамой положение, а сэнсей Якагама только лишь в самом крайнем случае мог рассчитывать на некоторые снисходительные присказки в свою сторону по причине своего такого женатого положения, то он только с деловой точки зрения посмотрел на неё и её предложение, рассмотреть его товар с более тщательных позиций.
- Понимаете, Умник-сан, - очень рассудительно и по-деловому подошла к своему разговору и торгу с Умником Бодсюзу-сан, - в наше время высокой инфляции и дороговизны, к выбору для себя покупки нужно подходить с большой тщательностью.
- Полностью с вами согласен, Бодсюзу-сан, хорошая и бережливая вы хозяйка. - Умник-сан в ответ не мог не выразить восхищения заботливостью и бережливостью состояния сэенсея Якагамы Бодсюзу.
- И я так просто, на глаз, не могу приобрести ваш товар без его примерки. - И опять по делу говорит Бодсюзу-сан.
- И что вы предлагаете? - спрашивает Умник-сан.
- Пройти в наше жилище, и там на месте, я, примерив ваш товар, смогу с большей точностью принять решение по его покупке. - Вносит свою ясность в своё предложение Бодсюзу-сан. А Умник-сан, как представитель торгового сословия, как увидел в этом предложении Бодсюзу её желание поторговаться с ним, что и говорить, а был подловлен на этой психологической ловушке, так ловко расставленной Бодсюзу.
- А как же ваш супруг, сэнсей Якагама? - всё же ради приличия и из осторожности, Умник-сан интересуется о сопутствующих его приходу в чужой дом, да ещё к замужней дзёсей, факторах.
- Что, сэнсей Якагама? - Бодсюзу-сан в ответ выразила непонимание.
- Он не будет против моего прихода? - задаётся уточняющим вопросом этикета Умник-сан.
- Пусть это будет для него сюрпризом. - С такой затаённой многозначительностью это сказала Бодсюзу-сан, бросая на Умника-сана странные взгляды исподлобья, что если бы Бодсюзу-сан в своём внешнем виде полностью бы не отвергала возложенную на неё природой задачу (давать любовь и потомство людям), то он мог бы заподозрить эту уважаемую супругу сэнсея Якагамы в неких несвойственных благовоспитанной дзёсей мыслях. Ну а так как всё это в Бодсюзу присутствовало, то Умник-сан сделал на этот счёт правильные выводы. - Вот же хитра чертовка. Это она так со мной торгуется.
- Тогда идёмте. - Говорит Умник-сан, готовый истощить кошелёк Бодсюзу по полной.
И вот это его тщеславное намерение, а так-то самое обычное желание менеджера по продажам стать самым успешным продавцом товаров в этой декаде, чтобы затем было на что сводить свою дзёсей поесть суши, в итоге и не позволило ему воспринимать происходящее в доме Бодсюзу адекватно и так как есть. И когда Бодсюзу-сан, следуя своему коварному плану по возвращению в семейное русло своего супруга, сэнсея Якагамы, предложила Умнику-сану быть настоящим мужчиной и самому проверить соответствие характеристик и параметров постели, указанных в сопроводительной записке с реальным положением дел, - не допустите же вы, сэнсей Умник-сан, такую нелепость, чтобы дзёсей вместо вас первой истыпывала этот мир на свою хрупкость, - то Умник-сан счёл её доводы убедительными, - не предстало замужней дзёсей раздеваться первой перед посторонним сэнсеем, - и стоя к ней спиной, чтобы не смущать её покой своим принципиальным и цепляющим взглядом, начал скидывать с себя кимоно.
И бл*ь, надо же такому совпадению случится, что когда его плечи покинуло кимоно, то в этот самый момент в спальню заходит сэнсей Якагама. Кто, естественно, ничего из такого, что тут устроил Умник-сан своим голым задом, встретить не рассчитывал даже в самом страшном сне, с похмела. И когда он со словами приветствия: "Вот и я", переступил порог, как он сперва думал, что своей спальни, то надо быть честным до конца, то эта неоднозначность его приветственного слова создала свои предпосылки к его не должному пониманию и что за васаби тут происходит.
И, наверное, хорошо то, что всё так сейчас произошло спонтанно и неожиданно для всех задействованных в этом происшествии лиц, и в результате никто не успел задуматься над глубоким смыслом этого приветственного посыла сэнсея Якагамы, и сейчас всех чрезвычайно волновало то, как все будут выпутываться из этой столь запутанной и загадочной ситуации. Где больше всех смущал голый зал Умника, как бельмо на глазу перед всеми стоящего и бл*ь, посмотри на него, он ещё вздыхает.
Так что у Умника не было другого выхода из создавшейся не по его решению и желанию ситуации своего типа бесстыдного поведения, как только увалиться задом на только что постеленную кровать и тем самым невольно, без всякой задней мысли фигурально (а так-то здесь присутствует своя задняя мысль) прикрыть в себе то, что тут всем не давало покоя. Ну а так как Умник-сан действовал непредумышленно и спонтанно, то всем тут же открылась в нём эта его необдуманность и рассеянность мышления. И только мастерство и сноровка сэнсея Якамодо по выходу из самых неловких положений (зря он что ли столько пил в упор саке, лёжа под лавкой), которую никаким саке не пропьёшь, выраженная словесно в его вопросе-обращении к Умнику, позволила всем отвлечься от такой реальности Умника, быстро сообразившего собраться постелью себе в ноги.
На этом моменте фиксируется пауза и затем только Умник-сан, как человек прежде всего духа бушидо и не без своей культуры речи и самостоятельности этикета, и для него отвечать на приветственное слово хмурой неблагодарностью тоже есть бесчестие, захватив рукой простыню, которая по факту неполучения за неё оплаты находится пока что в собственности Умника, поднимается на ноги, и с этого равного с сэнсеем Якагамой пространственного положения (но не по росту, Умник-сан выше на голову сэнсея Якагамы и это тому нужно будет учитывать в будущем, если он решит счесть доводы по своему оправданию Умника неубедительными, и не по положению в доме: сэнсей Якагама всё-таки здесь пока что хозяин, и это уже должен будет учесть Умник-сан, если сэнсей Якагама всё-также сочтёт его здесь нахождение преждевременным, сэнсей Якагама ещё не полностью остыл к Бодсюзу-сан), с нотками уважения в голосе к хозяину дома, сэнсею Якагаме, даёт жаждующий им ответ на его вопрос:
- Моё имя ронин Минамото! Вне зависимости от того, в одежде я или без неё.
А вот это интересное добавление к своему представлению ронина Минамото, говорит о нём, как о цельной натуре, и он так крепко стоит на своих ногах и физически сложен, что ему нечего стесняться своей наготы. Что он и демонстрирует всем тута. Плюс к этому можно и необходимо добавить великую силу духа ронина Минамото, не боящегося посмотреть в глаза опасности и быть заподозренным в не красящем самурая низкопробном поступке - в преступлении против собственности и душевного покоя другого микадо. Ронин Минамото человек чести, и если он сделал подлость по отношению к кому-то ещё, то его, как минимум, к этому подвинули обстоятельства непреодолимой силы, и он не будет выкручиваться и в этом признается.
А так как сэнсей Якагама, как видит ронин Минамото по нему, заслуживающий полного уважения сэнсей, и ему необходимо объяснение его здесь появления в тот неурочный час, когда сэнсея Якагамы не было дома, - а этот факт может вызвать у него по не знанию ронина Минамото различного рода предубеждения в его сторону, - то ронин Минамото будет справедлив к нему.
- Понимаю ваше затруднение, сэнсей Якагама. - Обращается к сэнсею Якагаме ронин Минамото. - Нахождение в вашем доме, да ещё в вашей спальне незнакомого микадо, не может не озадачить ваши рефлексы и чувства, живущие и мыслящие схематично. Раз незнакомый микадо оказался наедине с вашей супругой в спальне, да ещё при этом без кимоно, так красящее микадо, то рефлексы так и взывают к мщению, сквозь пелену ярости не пытаясь подойти к этому вопросу с разумной точки зрения. А она между тем присутствует.
А ронин Минамото, как бы он не хотел пойти навстречу сэнсею Якагаме, в порыве чувств не смог удержаться от пространного обращения к сэнсею Якагаме. - Не быть мне ронином, если в моём сердце не пылает честь самурая, требующая от меня быть полностью честным и открытым перед таким же человеком чести, которым вы, сэнсей Якагама, являетесь. - Что было должно оценено сэнсеем Якагамой, уж очень и слишком давно не слышавшим в свой адрес таких приободряющий его дух микадо слов. А то всё рвань и подзаборная пьянь, и разве на такой основе может в микадо устояться дух воина. Вот то тоже. И сэнсей Якагама, чей путь ещё не выбран, а он находится на перекрёстке дорог, само собой и должен был не сомневаться в честности ронина Минамото.
Ведь если всё то, что он говорит насчёт него не правда, чего не может быть по определению себя сэнсеем Якагамой, отлично и лучше всех себя знающего (всё сказанное ронином Минамото в точности переплетается с его мыслями о себе), то тогда получается, что он человек без самурайского уважения, и достоин лишь одного, своего неуважения и презрения в том числе своей супругой, чьё отношение к своему супругу является тем самым маркером по которому определяется достойность человека. В общем, если он человек самый подлый и ничтожный, то поделом ему и его супруга сейчас не изменяет ему с ронином Минамото, а прежде всего ронин Минамото осуществляет свой гражданский долг перед обществом, таким образом указывая на своё недостойное место и положение сэнсею Якагаме.
И сэнсей Якагама, как бы он не был сегодня уставшим, сумел сделать правильные выводы из всей этой ситуации, по делу и без скандала обратившись к ронину Минамото. - Говорите, уважаемый мной ронин Минамото.
- Между самураями не должно быть недомолвок. - Делает заявление ронин Минамото. Что бесспорно также по мнению сэнсея Якагамы, ему согласно кивнувшего. - Как и препятствий для сердечного и по душам разговора. - А вот это знаковое дополнение ронина Минамото почему-то в первую очередь начинает выводить из себя спокойную и чем-то обнадёженную Бодсюзу-сан.
Что было немедленно замечено всеми участниками этого прямого, по-самурайски разговора. И сэнсей Якагама, как человек первого слова под крышей этого и своего одновременно дома, сразу же сделал замечание своей супруге Бодсюзу, позабывшей, что есть такое гостеприимная и хлебосольная хозяйка. - Бодсюзу-сан! - буквально прорычал в её сторону обращение, а затем вопрос сэнсей Якагама. - Икуцу? - И как сейчас же выясняется, то Бодсюзу-сан ещё не забыла крепкого нрава и кулака сэнсея Якагамы, кто считает только до трёх (больше и не надо, как его учили в школе сэнсеев), а затем начинается приведение палкой в чувства того, кто так медленно соображает. Но не это сейчас то главное, что Бодсюзу-сан так сердечно поразило и вдохновило. А осознание того, что они друг друга с полуслова понимают ещё, окатило надеждой на семейное счастье Бодсюзу, и она на душевном подъёме и ног, унеслась вон отсюда, на кухню.
В общем, всё для Бодсюзу-сан разрешилось как того она и хотела. Что, в свою очередь, совершенно не устраивает Умника. Теперь-то ему становится понятно, для чего его посадили на этот шпагат. Его достойно готовят на противостояние с сэнсеем Якагамой, как на поле битвы в его постели, так затем и врукопашную. - Должна же я знать, насколько сэнсея Якагамы достоин его соперник. - Вот так ещё рассуждая Босюзу, выбирая Умника для своих манипуляция со своим супругом.
Но всё это надуманное в одно мгновение Умником, скорей всего, только плод его возмущённого разума, услышавшего в свой адрес такое удивительное заявление, и вместо того, чтобы начать громко возмущаться, он наученный недавним и горьким опытом своего возражения Бодсюзу, начал в своей голове эту симуляцию. А как только эта мгновенная разрядка его разума позволила ему не перегореть разумом, то Умником в ход были задействованы эмоции.
- Кто-кто?! - с неподдельным непониманием переспросил Умник.
- Тот самый. - Даёт лаконичный и сам давай понимай, как надо ответ Бодсюзу. И Умник, раз его об этом итак просят, давая ему широкое пространство для мысленного манёвра, то он не преминет всем этим воспользоваться.
- Я вас понял. - С усмешкой берёт слово Умник. - Вы хотите, чтобы я в себя и в сказанное вами поверил, - для чего может быть вы и посадили меня на шпагат, продемонстрировав тем самым мне мои скрытые возможности (а ведь точно), - да так искренне поверил, что я, воодушевившись, стану всё делать в этом направлении, а вы мне будете в этом плане подкидывать что-то реализующее меня таким образом, выводя меня тем самым на более высокий уровень своей невменяемости. И чтобы это не понять, не нужно быть провидцем или провидицей, как в вашем случае.
И судя по расплывшейся в приветливом удовлетворении Бодсюзу-сан, то её полностью устраивает сказанное Умником. О чём она ему с иронической насмешкой и говорит. - Вот же, всё знаешь, тебе и объяснять ничего не надо.
На что Умник смотрит с другой стороны. - Я понял. - Говорит Умник. - Вас не переубедить.
- В точку. - Даёт ответ Бодсюзу, снисходительно так и выводяще из себя смотря на Умника. Но Умник не попадётся на эту приманку, типа всякий избранный, как минимум, не может стерпеть в свою сторону вот такого неуважения и будет требовать объяснений: Ты чё так на меня смотришь без уважения?!
- Тогда может быть пополните запас самоуверенности во мне. - С вот таким ловким предложением выступает Умник. И, естественно, Будсюзу его не уразумела, переспросив. - Что ты имеешь в виду?
- Да вот хотел бы знать более точней и конкретней что ли, в чём в себе я должен буду упирать, чтобы хотя бы приблизиться к тому образу, который вы во мне обрисовали. Или если не опираться, то подкиньте мне некоторые подсказки насчёт того, что во мне присутствует такое, что заставило вас из может быть тысячи претендентов на это место и звание избранного, выбрать именно меня. Как по мне, то я самый обычный человек, и ничем таким особенным не выделяюсь и инклюзивной дурью не страдаю, как будет более ближе для этого времени. - С расстановкой акцентов в проблемных для себя местах, делает пояснение Умник.
А эта Бодсюзу-сан, и в самом деле ловкая на коварство гражданка. И вон она что в ответ на эту, вполне себе ясную и по делу просьбу Умника, говорит. - Значит, теплеешь сердцем на льстивые и показывающие тебя в хорошем свете слова. - И ничего больше к этому не добавляет, с аналитикой во взгляде смотря на Умника.
А Умник терпеть не может, когда его подвергают вот такому самопознанию, особенно по следам своих провокационных действий, к которым безусловно можно отнести сейчас заявленное Бодсюзу-сан. Определённо рассчитывающей на один из двух рефлекторных ответов Умника. Где при одном ответе, наиболее прогнозируемом, когда он будет всё отрицать на него с таким поклёпом выложенное, она сумеет точно его подловить на румянце своего лица, всегда выдающего его в спорных для души случаях (это когда необходимо соврать для блага дела). Ну а если не на румянце, который он будет оправдывать и объяснять своим затёкшим к полу положением, - кровь мне ударила в голову и не только, - то она запросто сможет у него вызвать не дисциплинирующую реакцию на её щекотание его подмышек, которое ею будет записано в категории хороших отношений к нему.
В другом же с малой долей вероятности случае, когда Умник выразит с прискорбием надежду на то, что он когда-нибудь, - к сожалению вынужден констатировать факт того, что не в этой жизни и не на этой планете, - сумеет понять ту несуразицу и бестолочь, на которую только и способна мною многоуважаемая Бодсюзу-сан, то тогда и поговорим. Что ему грозит ответом палкой. А это тоже не совсем его устраивающий ответ.
Ну а ответил Умник никак не относящееся к этим двум путям хода мысли отклонение. - Видимо понимать людей, говорящих на иносказательном языке, не входит в перечень моих выдающихся и выдающих меня за избранного качеств. - Вот какую ловкость ума продемонстрировал Умник.
И был оценён Бодсюзу-сан, кого очень верно недавне уже оценил Умник, как человека во всём своём упорстве стоящего на одной версии человеческого мироздания и того, что этот мир спасёт избранный. А избранный - это он. - Да какого васаби?! И вообще! - Всё-таки раз за разом внутри Умника отпускается пружина и он себя не сдерживает.
- А вот красноречиво высказывать свою мысль, и значит, перспективно мыслить, то это в тебе есть. - Вот какой новой незадачей контрагрументирует Умнику Бодсюзу. Кому только и остаётся, как развести руки, и принять такую свою данность в глазах Бодсюзу. Которая на все его аргументы обязательно найдёт свою контраргументацию.
Но Умник не собирается так легко сдаваться и принять для себя только со взглядов Бодсюзу неизбежное. Тем более, когда он припёрт спиной к стенке, - в его частном случае, задом к полу, - он становится на удивление упрям и упорен, считая, что ему уже некуда назад отступать и он здесь должен принять последний бой.
- Этого явно недостаточно, чтобы быть избранным. - Говорит Умник. А эта хитроумная Бодсюзу-сан вновь ловит Умника на слове, делая как бы вслух подсчёт. - Запишем, умеет логично мыслить. - Что чуть не сдёргивает с места Умника от ярости. Но не сдёргивает. Наверное потому, что злости и кипения в Умнике накопилось мало.
- Может всё-таки сами что-нибудь скажем. Без моих на то подсказок. - Умник делает язвительное замечание Бодсюзу. Но всё бесполезно и она, как говорят в таких случаях, неисправима.
- Значит, начинаешь путь к своему признанию избранным. - Вот же гадина эта Бодсюзу, так изворачивающая смысл сказанного Умником. Где ему теперь и молчать противопоказано, эта Бодсюзу в момент в этом его поступке выявит его умение стойко и хладнокровно переносить поклёпы, оскорбления и другие словесные удары судьбы и откровения. На чём она само собой не остановится, и шаг за шагом будет приближаться к тому, чтобы сесть ему на голову, и оттуда посмотреть на то, как он справляется с тем тепловым ударом, который вот-вот последует непременно. А гадить себе на голову и засорять тем самым мозг, Умник никому не позволит.
- Чтобы путь начать, нужно знать, где это начало и с чего начать. - Говорит Умник. И что сейчас считается за удивительное, то Бодсюзу к нему прислушалась так, как он того хотел.
- Значит, хочешь знать, с чего берёт начало избранность, откуда они берутся? - Как решил думать Умник, то Бодсюзу сейчас задалась риторическим вопросом. И хотя Бодсюзу устраивает любое дальнейшее развитие ситуации по следам этого своего вопроса, она не будет против и такого желания Умника определять свой дальнейший путь.
- Кто есть избранный? - а вот сейчас Бодсюзу-сан точно задалась риторическим вопросом, и не одним при этом. - Что в себя включает избранность? Какова настоящая этимология слова избранность? - как бог любит троицу, Бодсюза, как прежде всего пессимистка, а уж затем атеистка, в независимости от благостного мнения творца, задалась тремя вопросами большой для себя важности. На этом моменте она зафиксировала своё внимание к одной неизвестной точке за спиной Умника, куда он ни за что и он что дурак что ли, чтобы оборачиваться, там задержалась немного, и сфокусировала свой взгляд на Умнике.
- Если сказать самую основу и насколько можно проще, то избранный тот, кто не от мира сего. - С затаённой грустью и тайной, с долей сокровенности в голосе это проговорила Бодсюзу-сан. И вот же чёрт, Умник ей в этом случае поверил. Что так и выражалось во всём его виде. А Бодсюзу-сан, всё это увидев, приободрилась и задала Умнику бескомпромиссный и в чём-то даже провокационный вопрос, раз он подводит под один очень нужный Бодсюзу ответ. - А ты разве не такой? - вот он этот вопрос на засыпку Умника.
- Да, пожалуй, я такой. - Фигурально почесав репу, как говорят в таких несознательных случаях, Умник вынужден признать, что в данном случае Бодсюзу-сан сумела его зацепить, найдя очень верный подход к вопросу сбития его с толку. И здесь нужно в себе иметь особого рода эгоцентризм, чтобы не признать в себе не какое-то там общее подобие, а не на кого не похожую, выполненную в единственном, в таком эксклюзивном экземпляре, человеческую единицу.
- Это всё её психологические штучки. - Решает Умник, а при этом всё же не знает, как оспорить эту очевидность. Вот не может он спорить с очевидностью, и он уверен на сто процентов, что захоти он сейчас всё это оспорить, то Бодсюзу найдёт очень убеждающие его в его неправоте аргументы, а он и не сильно будет с этим спорить. - И что тогда делать? - спрашивает себя Умник, сразу отвечая на этот вопрос. - Разделять общую картину на части и к ним придираться. - Вот что решил Умник. А пока он значит, так задумчиво выглядел и размышлял над словами Бодсюзу, она, определённо читая все эти мысли Умника, продолжает развивать данную тему.
- Человек не от мира сего живёт одновременно в одной и в тоже время параллельной с нами реальности, с определяющими её, действующими законами бытия, как физической основы реальности, так и законами сознания, распределяющей по своими местам понятия этого мира, регулирующей физику мира надстройкой. - Подойдя к кухонному гарнитуру, и остановившись у него, пустилась в свои пояснения Бодсюзу. А вот какое она значение придавала всем этим своим действиям с подходом к кухонному гарнитуру, то в разрешение этого вопроса Умник сейчас не вдавался. - И такое его расширенное сознание и возможность взглянуть на реальность со стороны позволяют ему быть не объектом этой реальности, а её субъективным фактором, который не только определяет эту реальность, а он её может менять не только по своему природному определению элемента этой реальности, по инерции, а он сам является архитектором формирования представления о реальности и затем её реализации.
- Уж слишком заковыристо звучит. Боюсь, что это не для меня. - Можно сказать, что Умник перебивает Бодсюзу. И за это он так и напрашивается палкой по хребтине. Но палкой по хребтине получает не осознавший элемент собственного значения и реальности, кем был Умник до этого своего представления Бодсюзу. А сейчас, когда она ему открыла чакры и глаза на самого себя, пусть пока что ещё отвергаемого его сутью и больше страхом перед тем, что он не справится с поставленными перед ним задачами, - кому больше даётся, с того больше и спрашивается, не нужно забывать этого правила, - он требует к себе уже другого подхода.
И Бодсюзу совсем не удивляет Умника, давая ответ в свойственной ей манере признания его за того, кого он в себе ещё не признал и всеми силами отпирается. - Значит, новое время и мир требует упрощённого порядка своего понимания. И сейчас такие новые установки для него ставятся архитекторами построения мира. - С чем Умник ещё ранее в себе признал, не имеет никакого смысла ему спорить, вот он и не спорит на прямую, пытаясь разрушить такую позицию и взгляды на себя Бодсюзу точечными вопросами.
- Архитекторы мира, это избранные. Правильно я понял? - задаётся вопросом Умник.
- Правильно. - Кивком соглашается с Умником Бодсюзу.
- И я такой не один? - следует новый вопрос от Умника.
- Всё верно. - Соглашается Бодсюзу.
- И сколько нас?
- Столько, сколько нужно этой реальности, чтобы её собой определять и регулировать. Каждый архитектор отвечает за своё направление определения действительности и её формирование. - Даёт ответ Бодсюзу-сан.
- И за какие области настоящего отвечаю...лучше скажу, должен буду отвечать я? - спрашивает Умник.
- Могу только предполагать. - Пространно говорит Бодсюзу. - На начальном этапе, скорей всего, за какой-нибудь секторальный фактор действительности.
- Звучит не плохо, вот только нисколько для меня не понятно, да и не верится. - Делает вывод Умник.
- Имеет значение лишь то, что познаётся. - Реагирует Бодсюзу.
- Хорошо. Я принимаю такой подход к пониманию себя и познанию мира вокруг. - Говорит Умник. - Вот только меня сейчас одно смущает. Раз во мне столько всего заложено и накручено, то почему я даже с собой и этим затруднительным положением справиться не могу. - Добавляет Умник, указывая на своё положение в пространстве, на шпагате.
- Значит, ты этого ещё не так сильно хочешь. - Бодсюзу верна себе, постоянно ставящей в тупик своими заявлениями Умника собеседнице.
- Вот как. - Удивлённо эмоционирует Умник. - И почему же, смею вас спросить.
- В тебе человеческое ещё превалирует над всем остальным, подспудно подсказывая тебе, что демонстрация слабости противнику, где тобой скрывается настоящее положение дел и твои силы, повышает твои шансы на победу. - И вот что в голове у таких людей, как Бодсюзу творится, когда они вот такое выдают вслух, и поди что так и думают. И Умнику только и остаётся, как подтянуть отвисшую челюсть, и выразить одним словом надежду на то, что Бодсюзу не сильно рехнулась. - Психология. - Вот это одиночное слово Умника.
На что немедленно следует ответ Бодсюзу. - Она самая.
- Меня поднимет на ноги? - уже так, за между прочим, задался вопросом Умник.
- В купе с осознанием. - Следует ответ Бодсюзу.
- Чего? - спрашивает Умник.
- Это тебе решать. И ты в общем знаешь. - Говорит Бодсюзу. А Умнику уже осточертело и притом немедленно и щазже всё это слышать в свой адрес, и он в одно мгновение вскипел, автоматной очередью проорав: Не знаю! Не знаю! Не знаю!
И вот же какая, на хрен закавыка и потрясная для него ног с головокружением для его головы фиговина получается. Он себя в на хрен вдруг ощутил выше прежнего своего положения в пространстве, и как он видит по уровню глаз Бодсюзу, то это не только его сознательное решение, а тут имеет место и его физическое положение в пространстве, а именно то, что он стоит сейчас на ногах, и всё благодаря... Бодсюзу? Себе? Или тому неизвестному в себе, в кого его так вынудили поверить? - Нет, я не хочу и меня так легко и просто не заставите во всё это поверить! - прокрикивая, начал себя внутренне расшатывать вопросами сомнений Умник, краем взгляда не забывая примечать, какую ироничную реакцию вызывает всё это его внутреннее шатание у Бодсюзу. Где её снисходительный вид к нему и ко всему, что он делает, уже начинает бесить и выводить из себя Умника.
Впрочем, он не поддастся на эту провокацию Бодсюзу, как он уже понял и сейчас убедился по этому подъёму себя на ноги, имеющую целью его убедить во всё том же самом - он именно тот, на кого они (а Бодсюзу точно действует не одна, а за ней стоят некие влиятельные силы) собираются переложить весь груз ответственности за свои исторические и технологические упущения и то, что они под своим безграмотным руководством натворили тут делов, а он значит, всё это за них расхлёбывай и наводи порядок с риском для своей жизни и тому подобных проблем для себя.
- И в какой части, или области значений мира, я должен наводить порядок? - задаётся отвлекающим от произошедших событий вопросом Умник. А Бодсюзу не собирается скрывать, что она видит, что хочет прикрыть этим вопросом Умник - ещё одно из доказательств её правоты.
И она с лёгкой насмешкой смотрит на Умника, и так уж и быть, даст ему ответ. Но только после того, как слегка встревожит Умника, перекинувшись взглядом с одним из нарциссом, стоящим с правой от неё стороны, и как понял уже Умник, её любимчиком.
- Это только тебе выбирать. - Говорит Бодсюзу, добавляя вслед. - У меня нет доступа к этому сознанию.
- Что-то не верится. - В той же иронической манере отвечает Умник.
- Так и должно в тебе быть. - Поправляет Бодсюзу Умника.
- Может всё-таки дадите мне хоть какую-нибудь подсказку.
- Почему не дать. Дам. - Говорит Бодсюзу. - Всё равно не мне, а тебе решать, что значит то, что я тебе сказала. - Ух до чего же путана и изворотлива эта Бодсюзу. - Открой в себе те области своего я, в которых ты чувствуешь себя нераскрытым, несмотря на наличие стольких скрытых от всех резервных мощностей, потенциала и главное, потребностей всё это раскрыть, выведи формулу определения того, что тебе мешает себя реализовать в полной мере, выясни алгоритм своих дальнейших действий и действуй. - В общем, легко сказать и советовать, когда это касается не тебя и не в тебе столько скромности, как бы ты сказал, а все почему-то всё это в мягкой версии называют твоим страхом перед реальной жизнью, а если так, как оно есть на самом деле и по их мнению, то соплежуйством и малодушием. И Умник бы ей сейчас сказал, что он по этому поводу думает, если бы Бодсюзу его не опередила в плане остановке их общего внимания на одной области реальности Умника.
- Вот что тебе всегда, нет, не мешает, а не даёт возможности выразить то, что ты всем своим сердцем и душой хочешь выразить? - вдруг задаётся вот таким вопросом Бодсюзу. И Умник прямо озадачен, не понимая нисколько, о чём это она. Что он так и спрашивает. - Это вы о чём?
- Ты знаешь. - А другого ответа от Бодсюзу и не ожидалось услышать. И Умник, только после этого её ответа спохватившись на этом, зло так ей отвечает. - А если скажу, что не знаю, то скажите, что я так только думаю, а на самом деле я пока что это не осознал.
- Как ты отлично меня и этот мир понимаешь. - Расплывшись в довольной улыбке, говорит Бодсюзу. Что вывело из себя Умника и он вот что заявил Бодсюзу. - А вот что вы на это скажите. - Разгорячившись уже видимо, заговорил Умник. - Я не хочу быть тем, кем вы хотите меня видеть. Этим избранным вами, хрен знает кем. Кто по мне так, есть переходная ступень к высшей человеческой идентификации по меркам нынешнего времени, апгрейду себя и всех остальных - инклюзиву. Этому нарративу общества потребления, его эксклюзиву. Где инклюзив представления в себе индивидуума требует к себе ультра-эксклюзивного обслуживания его приоритетов, как в материальном обеспечении, так и в душевном. Для чего, собственно, и разработана новая квалификационная модель потребительского общества, разделённая по своим классам и подклассам гендера. Где для каждого из них создаётся своя линейка по оказанию эксклюзивных услуг и продажи уникальных товаров под ваш определитель и идентификационный номер гендера. Ведь если в физическом плане уже нельзя расширить потребительские рынки, то человеческое сознание, с его беспредельными возможностями по своему расширению (в том числе по потреблению себя и в самом лучшем случае только самого себя), есть безмерная кладезь для торговли и продажи своих товаров и услуг. - На этом месте Умник сделал паузу, чтобы перевести дух, а Бодсюзу взяла и ею воспользовалась, чтобы вставить своё замечание, с помощью которого она хотела перебить мысль Умника и не дать ему резюмировать себя.
- А ты философ. - Вот с помощью чего хотела свести на нет принятое решение Умника Бодсюзу.
Но Умника уже поздно сбивать с мысли, он для себя много чего решил. О чём он и говорит сейчас. - И знаете, как бы общество не стремилось человека и меня обособить, создав вокруг него вакуум из информационного фона-комфорта и своей самостоятельности, я не откажусь от своей природы, быть одним целым с людьми и народом. - Умник замолчал, уставившись на Бодсюзу. Та же сперва своим ушам не поверила, судя по её виду, а затем только, где-то чуть позже как сразу, в одно мгновение становится неприветливой и какой-то колючей в своей улыбке.
- Вот значит как. - Говорит Бодсюзу, делая вслед удивительный для Умника вывод. - Хочешь над этим вопросом подумать.
Умник сразу не понял, что ещё непонятно Бодсюзу из сказанного им, а затем он понял её по-другому. - Это ей нужно время, чтобы принять неизбежное - моё несогласие с ней. - Рассудил Умник, поглядывая на Бодсюзу искоса. - Что ж, почему бы его не дать ей. Тем более, форсировать события не в моих интересах. Вначале нужно разобраться, что тут к чему.
- Это будет разумно. - Даёт ответ Умник.
- Если только это так. - Бодсюзу в своём ответе Умнику даёт ему понять, что она не так проста, как он тут может за неё решил думать, и она его любые шаги просчитывает. На что Умник отвечает молчанием, не давая возможности Бодсюзу зацепиться за его ответ.
- Что ж, подумать, так подумать. - Задумчиво и размышляюще говорит Бодсюзу, перемещаясь вдоль кухонного гарнитура до столешницы, на которой стоит ваза типа конфетницы, раз в ней насыпаны конфеты и другого рода сладости. Плюс там стоял стационарный телефон чёрного цвета, который почему-то только сейчас его заметил в таком цвете Умник. Бодсюзу берёт трубку телефона и без набора номера, после короткого ожидания в него говорит следующее: "Хм. Как я и говорила, он хочет подумать". После чего она кладёт трубку и смотрит на Умника со снисходительным взглядом и со своим посылом к нему. А вот что это был за посыл, то это пусть сам Умник понимает и чёрт себя самого подери, разбирает.
И вот здесь Умник уже ничего не может ей противопоставить, рефлекторно принявшись возмущаться и поражаться столь открытой самонадеянности и нахальству Бодсюзу, заявившей так открыто, что она его за раз и без труда просчитала заранее, и всё вышло так, как она предвидела. Ну а словесно и про себя в Умнике это возмущение лишь вот так выразилось:
- Ещё и хмыкает в мою сторону. - Ну а как только возмущение в Умнике исторглось, то он уже более спокойно рассмотрел эту выходку Бодсюзу с телефоном. - А ведь она специально так сказала. - Рассудил Умник. - Но зачем? - вслед последовал вопрос, ответом на который стала интересная мысль. - А чтобы всю вину на это принятие мной решения не быть избранным возложить на меня. - На что следует возражение Умника. - Но ведь так оно и есть. - И на этом всё, он решает переключить своё внимание на конфетницу, явно не зря ему демонстрируемую. - Заедает своё недовольство. И судя по ней, очень частое. - Вот что сейчас надумалось Умнику.
А Бодсюзу между тем посмотрела на Умника, да и с мыслями вслух: "Времени у тебя будет предостаточно, чтобы понять себя и принять единственно-правильное решение. Так что тебе нужно хоть чем-то подкрепиться", потянулась рукой к конфетнице. А пока она начала рукой отыскивать в конфетнице нечто такое, что по её рассуждению подходит под то, что может дать подкрепиться Умнику, Умник в себе раздражался по поводу этих заявлений Бодсюзу.
- Это она на что таким иносказательным способом намекает?! - нервно задался вопросом про себя Умник. - Что я тугодум и не способен сразу решить за себя, что мне нужно?! Да если на то пошло, то это ты страдаешь таким параличом мысли, и это тебе нужно время, чтобы понять, что я непреклонен и твёрд, как скала, в своём решении. - И только Умник так о себе поведал, как его в момент осадило осознание того, что Бодсюзу, пожалуй, как раз и добивается от него вот такой стойкости и непреклонности духа. "Только избранные могут не хвастаться, а иметь в себе вот такой скальной твёрдости дух", - без сомнения со стороны Умника, вот так всё с ним происходящее преподнесёт своим кураторам Бодсюзу.
- И что мне тогда делать? - уже с другим направлением нервности, упаднически вопросил себя Умник. - Не ломаться же в самом деле. - Всё же удержал себя Умник от желания поддаться лукавству той части своего ума за которым стоит инстинкт его самосохранения, который на всё готов пойти, лишь бы сохранить в целости физическую основу его интеллекта, а он значит потом страдай нравственно и душевно. И Умник, рассмотрев все предложения из всех своих центров принятия решений, приходит к единственному устраивающему его выводу. - Только оставаться и быть собой.
А Бодсюзу-сан тем временем нашла то, что искала - ничего особенного, обыкновенный кексик, и со словами: "Вот держи", его протянула Умнику. На что Умник смотрит с немалым удивлением и в общем, не знает, как реагировать на это.
Бодсюзу-сан смотрит же на эту заторможенную реакцию Умника со своей точки зрения.
- Давай бери. - Говорит Бодсюзу-сан, своими ручными действиями с кексом, подталкивая Умника к взятию кекса. - Это не бог весть что, но хоть на время, а аппетит перебьёт. Или чего-то боишься? - А вот это было уже лишнее со стороны Бодсюзу-сан. И Умник, итак находящийся весь в сомнениях насчёт этого, что и говорить, а очень странного предложения Бодсюзу, сейчас ещё сильнее настроился быть недоверчивым и критичным ко всему, что она делает и ему предлагает делать.
- Она что, предполагает возможность моего отравления?! - с долей патетики вопросил себя Умник, инстинктивно посмотрев с большей и тщательной внимательностью на протянутый кекс. Внутри которого кто знает, кроме Бодсюзу и лаборатории исследований отравляющих средств, что находится. И как понимает Умник, то ему никак не получится отказаться от этого кекса, - его не уговором, так силой заставят его съесть, - и тогда он должен смягчить и снизить поражающий его этимологию человеческого права на своё я и индивидуальность элемент этого кекса. А как это сделать? То только хитростью.
- Значит, рассчитываете на мою большую неуступчивость. - Обращается к Бодсюзу-сан Умник, смотря на неё через призму кекса.
- Больше, конечно, на благоразумие. - Говорит Бодсюзу-сан, ухмыляясь. - Но и упрямство, и необходимость проявить себя человеком твёрдым, нельзя не учитывать. И вот для их успокоения и нужно время, и этот кекс.
И вроде бы Бодсюзу-сан всё говорит складно, разумно и понятно, но всё же Умник так и не поймёт причём тут это кекс. Хотя отчасти у него есть на этот счёт разумения.
- На понт меня хотите взять этим кексом? - Умник вдруг вот такое вопрошает Бодсюзу-сан. Кто и в самом деле сейчас теряется, и не понимает того, что сейчас имел в виду Умник.
- Это ты к чему сказал? - спрашивает она.
- Разве непонятно. - В насмешливой манере говорит Умник. - Проверяете меня через кекс на решительность. Если его возьму, то я и в самом деле избранный (меня ничего не возьмёт), а не возьму, то... такого варианта развития событий не предполагается. Так? - задаётся вопросом Умник.
А Бодсюзу-сан имеет полную возможность понять этот его вопрос хоть как. Но ей этого не даёт Умник, что-то слишком разошедшийся в себе. И он с вопросительными словами нервной спешки больше, чем решительности: "А вот это вы предусмотрели? Что теперь на это скажите?", хватает кекс из её рук, подносит его ко рту, затем без всякого промедления откусывает от него что-то и, бросив кекс на пол, начинает демонстративно для Бодсюзу жевать то, что откусил.
- Скажу, что бестолково и беспорядочно вести себя в любом положении и случае, не хорошо. - Спокойным голосом говорит Бодсюзу-сан и Умник загнан в свою неловкость, принявшись сбиваться в деле своего пережёвывания кекса.
Что сразу было замечено Бодсюзу-сан, заявившей. - Смотри, не подавись.
На что со стороны Умника следует немедленная словесная реакция, правда какая-то маловразумительная и невнятная. А всё потому, что вся эта сухомятка во рту сковала пространство для манёвра его языка и не давала ему себя точно выразить.
- Ни пода-а-влюсь. - Протяжно выговаривает это слово Умник, а сам в это время чувствует, как у него всё это неловко и противно вышло. А тут ещё эта Бодсюзу с такой неприкрытой улыбчивостью на всё это и с ним происходящее смотрит, что у него нет никаких слов, чтобы выразить и определить своё отношение ко всему сейчас происходящему.
- И не надо. - Как будто прочитав все эти мысли Умника, говорит Бодсюзу-сан, переводя свой взгляд куда-то за спину Умника. А если учесть тот момент, что Умник ещё ни разу, находясь здесь, не заглядывал себе за спину, что говорит не только о его смелости и об отваге, но и о других сопутствующих такому не любопытству вещах, то он был сейчас крайне заинтересован в том, чтобы туда посмотреть. Тем более сейчас выдался для этого отличный повод.
И только Умник повернулся туда, как он тут же на себе почувствовал, что он больше никуда повернуться и при этом ещё и пошевелится не может, обхваченный со всех живых своих сторон стальными тисками чьих-то захватов. Где те, кому принадлежат эти стальные захваты, так близко сейчас стояли к нему, что он дальше своего носа, упирающего в чью твёрдую поверхность, не видел. При этом он не стоял на месте, а к своему никакому не возражению за неимением для этого, ни сил, ни возможности, переносился их одного пространственного положения в другое, как единственное, что он мог за себя сказать и предположить.
Ну а когда он уже мог за себя уже всё что угодно предположить, в том числе и самое безнадёжное развитие ситуации со своей жизнью, на что, как оказывается, времени нужно всего ничего, примерно одно мгновение с этим удушающим все в тебе душевные и волевые силы захватом, как он вдруг для себя выпускается из этого себя обхвата и ставится прежде всего перед фактом своей ничтожности перед преобладающей физической силой кого-то, а в частности этих двух типажей одной грубости и хмурости в себе, которые стояли с двух сторон от Умника, чуть впереди. Где в центре стояла Бодсюзу-сан с неизменной насмешливой улыбкой недосказанности, и с этим аналитическим довольством посматривала чуть поверх жизненного нерва и прибытия в себя Умника.
А Умник не собирается ей показывать то, чего она от него сейчас добивается увидеть и услышать - его взволнованных вздохов и выдохов, а затем язвительных вопросов, а он будет для неё в чём-то непредсказуемым. Он будет помалкивать, чтобы избежать вмешательства этой грубости и жёсткости со стороны этим другого типа нарциссов, так пусть думает она, тогда как он будет просто молчать, чтобы быть разумней.
- Вижу, что вы уже догадались, куда мы прибыли. - Обращается к Умнику Бодсюзу. - А если ещё нет, то скажу. Здесь вы будете находиться столько, сколько вам захочется быть и посчитается правильным, чтобы замириться со своим эго. - На этих словах Бодсюзу-сан рукой указывает на дверь из полупрозрачного стекла, находящуюся чуть с боку и сзади от неё.
- А как этот вопрос для себя решите, то милости прошу на выход. Сами видите, дверь здесь установлена чисто формально, только как граница между вашими решениями и выводами насчёт себя. И она даже не закрыта, если вы такой принципиальный насчёт дверей и их открытия без спросу. - Толкнув дверь рукой, которая и в самом деле легко поддалась, и открылась, говорит Бодсюзу. - Здесь она фиксирует внимание на Умнике, и как бы спохватывается на едва не позабытой ею мысли. - Кстати, - а с этим кстати Бодсюзу уже обращается к одному из нарциссов, - что там насчёт нашего юзера под ником Икар?
А что насчёт этого неизвестного нисколько для Умника юзера под ником Икар ("Это что ещё за такие обиходные именования? И откуда Бодсюзу набралась всех этих геймерских слов? - не трудно понять в чьей голове проскочили эти вопросы") сможет сказать нарцисс, кто на людей и тем более на юзеров смотрит, как на пустое место, в точь-в-точь, как их та реинкарнация воплощения в будду с ложками в руках (вот такие удивительные мысли сейчас посещают Умника)? А ничего. Так как это не вопрос, а констатация факта беспорядочного хода умственной деятельности Умника, кто с вот таких запутанных и хаотичных позиций смотрит на эту разворачивающуюся ситуацию у дверей.
Ну а если быть ближе к руководству действий и развития ситуации у этих дверей, то есть к Бодсюзу, то она и не надеялась на ответ со стороны нарциссов, задаваясь этим вопрос не к ним, а к тому, кто находился за этими дверьми. Ну а так как и тот, к кому обратились с таким интересным и в чём-то удивительным словосочетанием, это более ближе к реальности, чем итак может быть, не выказывает желания продемонстрировать хотя бы себя, и не больше того, то Бодсюзу ничего другого не остаётся делать, как поторопить его.
- И чё там сидим, не выходим?! - проорала Бодсюзу в приоткрытое дверное пространство.
- А что, можно? - доносится оттуда чей-то голос.
Что крайне удивительно слышать Бодсюзу, покачавшей головой с укоризной и заявившей, косясь в тоже время в сторону Умника. - Да я ж тебе говорила. Это только тебе решать.
- А я и забыл. - С какой-то прямо оправдательной позиции говорит это неизвестный. Судя по усилению звука его голоса, то подошедшего буквально к двери.
- Вот же хитрец. - Усмехается Бодсюзу.
- И что теперь? - задаётся вопросом неизвестный юзер под ником Икар.
- Что теперь? - повторяет вопрос Бодсюзу. - Выходи уже. Мы на тебя посмотрим. - И юзер с ником Икар вышел из двери, раз его так настойчиво об этом просили. Правда, судя по тому, что он принялся пристыженно отводить глаза в сторону пола, - с этой стороны ему не грозило ничьё пристальное внимание, а может он хотел сквозь землю провалиться за свой крайне неряшливый вид и образ, и что себе иногда люди в своих странных фантазиях позволяют в своём внешнем виде, выглядящем, как изнанка души, - то он хотел остаться в стороне от этого предстоящего рассмотрения себя, и вообще, чего тут все не видели в нём.
А посмотреть в нём всё-таки было на что, если в тебе вызывает интерес человеческая изнанка души и духа (самая гадкая и мерзкая её сторона), которые выходят в человеке на передовые позиции в тот момент, когда он ставится в экстремальные для своего я сознания условия. К которым, скорей всего, можно было записать и нахождение этого юзера Икар в этом закрытом формально только со слов Бодсюзу помещении. Тогда как для Икара, у кого крылья были подрезаны и сейчас от них и следа не осталось, судя по его потерянности всего своего вида, вакуумом и замкнутостью на себе этого помещения, всё это было не столь формально, если он...предположим дал себе слово не переходить эту границу между отстаиванием своей точки зрения и её послаблением через принятие позиции оппонента.
Вот Умник и смотрит на всю эту потерю своего буквального и фигурального лица этим Икаром, и его наполняет грустью и вопросами насчёт настоящих причин демонстрации ему этого Икара. Кто может быть и не Икаром вовсе, а каким-нибудь подставным лицом (Икар это его аватар, где афтар жжёт), чьей задачей является сломить его волю к сопротивлению решениям Бодсюзу и тех, кто за ней стоит. Мол, посмотрит сейчас Умник, к чему ведёт в итоге его упрямство - к потере в себе всего человеческого и за что тебя можно уважать, вон какой жизненный огрызок остался от когда-то человека с мечтой летать и подниматься до самого солнца (оттого его и назвали Икаром), - да и он, как человек прежде всего разумный, как о человеке рассуждают люди с учёными степенями - "homo sapiens", верно и разумно для себя посчитает, что раз всё равно меня такое уныние жизни впереди ждёт, если я буду упорствовать, то не лучше ли сразу принять предложение Бодсюзу. Всё-таки избранным не так уж плохо быть, а моё упрямство всё это от лукавого.
В общем все эти мысли в голове Умника сводятся к одному вопросу, каким и задался Умник, глядя на юзера Икара. - И зачем мне его показали?
А между тем Бодсюзу не стоит молча, а она вышла вперёд напротив юзера Икара, и обратилась к нему с предложением, которому он без лишних споров и упорства решил подчиниться.
- Показывай язык. - Вот это императивного характера предложение Бодсюзу. Которое взбодрило в лице Умника, как и юзера Икара, поднявшего голову, с долей дерзости посмотревшего на Бодсюзу, и на, гадина, получай к осмотру мой язык, как только ты так думаешь, тогда как я его показываю тебе под другим углом моего мировоззрения. Я показываю язык, как знак того, как мне всё не подходит из того, что с тобой связано и ассоциируется. В общем, было бы сейчас этично расплеваться, то я считай это и сделал таким образным методом.
Но никому в общем, нет дела до того, что там в себе воображает юзер Икар (от такого его именования уже хочется показать язык с тошнотными целями), все сейчас увлечённо и целенаправленно смотрят на его язык, который демонстрирует в себе нездоровый вид. Что сразу по нему и видно, и тут не нужно медицинского образования, чтобы этого не заметить. Так он впитано известково бел.
Ну а так как у Умника и в самом деле нет никакого специального образования, чтобы определить точную или хотя бы с погрешностями причину возникновения этой языковой аномалии у юзера Икара, то он ждёт того, что по этому поводу скажет Бодсюзу. У которой определённо есть на этот счёт резюмирующие выводы.
- Что, всё-таки не удержался и припадал к источнику познания себя? - а вот сейчас используемая Болсюзу ирония для того, чтобы подчеркнуть глубокую степень падения в своих глазах юзера Икара, была по мнению Умника оскорбительна и не к месту. Но кто его тут слушает, тогда как Бодсюзу все слушают и даже соглашаются в том же лице юзера Икара, согласно кивнувшего головой.
- Ну и что ты познал, а если ближе к нашему вопросу, что ты в себе сумел опознать? - задаётся новым вопросом Бодсюзу.
Юзер Икар, что за странная и удивительная буквенная пентаграмма чьей-то мысли, лучше бы конечно, не чесал сейчас свой затылок сквозь копну своих замусоленных и грязных от долгого своего содержания в чёрном теле бессмысленности волос, но он сейчас, было видно по нему, дошёл до той характерной точки человеческого сознания, когда ему от себя, ни прибавить, ни убавить уже было нечего и всё было по барабану, что есть тоже своё познание, о котором он так информирует Бодсюзу, вновь высунув в её сторону язык. Что вызывает в сердце Умник брожение и отзвуки жалости к юзеру Икару, которому уже никогда не полететь.
- И всё-таки избранный? - полувопросительно говорит в ответ на эту демонстрацию языка юзером Икаром Бодсюзу.
Против чего тот ничего не показывает. И Бодсюзу, сделав знаковое уточнение: "Только нами", отдаёт кивком команду нарциссам, которые и уводят юзера Икара подальше отсюда.
А вот куда, то Умнику даже посмотреть в ту сторону не далось. Его вниманием сейчас же завладела Бодсюзу, повернувшись к нему и с каким-то неясным зрительным посылом посмотревшей на него. А Умник на этот раз сумел сообразить быстрее Бодсюзу, задав ей вопрос. - И почему язык белый?
Бодсюзу, видно по ней, не ожидала от Умника такой расторопности с вопросом, и она, теперь об этом говорить можно только в проекции возможности, хотела с Умником переговорить о другом, но раз его ничего больше не интересует, то пусть будет так, как ты хочешь.
- Скоро узнаешь. - Говорит Бодсюзу, указывая своим взглядом в сторону дверей. Куда, как легко её понял Умник, она его сейчас провожает. И если у него есть на этот счёт вопросы, то сейчас самое время ими задаваться. Но на Умника что-то сейчас упорно-упрямое нашло, - перед его глазами так и стоял потерявший свои крылья Икар, - что он решил принять всё его ждущее с молчаливой стойкостью. А вопросы пусть задаёт тот, кому страшно.
Ну а Бодсюзу, естественно, всё это его упорство самосознания интерпретировала как ей это было удобней и нужно.
- Ну раз нет больше вопросов, а я другого от тебя и не ожидала, то тогда прошу. - Сказала Бодсюзу, приглашая Умника проследовать в сторону дверей и к своей дальнейшей участи, она надеется очень, что незавидной, если он будет упорствовать и стоять на своём. А вот если он для вида только побрыкается и побыстрее одумается, то выйдет отсюда не таким потерянным для прогрессивного общества человеком.
А Умник, хоть и отлично видит этот к нему посыл Бодсюзу, не собирается на него никак реагировать, а он в знак того, что он сам за себя будет решать, как ему быть и делать, воротит от неё своё забрало и с этой знаковой позицией заходит в эти двери, где не успевает даже там оглядеться, как его прямо в ноги и в свою минорную ноту с бемоль самостоятельности оглушает оглушающий сознание звук захлопнувшихся за ним дверей. Судя по раздавшемуся буквально сразу за его спиной звуку захлопнувшихся дверей, то за его спиной захлопнулись не те хлипкие стеклянные двери, а такой объёмный звук может принадлежать только дверям с высочайшей степенью защиты, а если точней, то для охраны того объекта права, который будет находится за этими дверьми.
Ну а так как визуальная картинка дверей не соответствовала звуковой картинке, то Умник, подмятый под себя этим звуковым ударом, впал в когнитивный диссонанс, со своим вопрошанием: Что это сейчас там такое было?