Антракт, но это не означает, что жизнь замерла в своём ожидании. Она продолжается, и даже бьёт ключом и шпагой.
- Слушай, а почему, чаще всего места для дуэлей выбирают где-нибудь в лесной чаще, вблизи у какого-нибудь аббатства? - стоя в тени деревьев, задался вопросом выступающий секундантом маркиза де Шубуршена, виконт Трофим, поглядывая на высокие шпили церкви аббатства Сен-Дени.
- Здесь жизнь, не просто замирает, а заканчивает свой ход под неусыпным и что главное, под благословенным оком служителей церкви. Что очень удобно для покойников и для отпевающих их служителей церкви, которым не надо далеко ходить, чтобы исполнить свой священный долг. - Облокотившись ногой на пенёк, выразил своё видение ситуации маркиз де Шубуршен, которому была оказана честь защищать честь герцога Генриха Анжуйского, который не мог присутствовать на поединке, из-за своей большой занятости государственными делами - Генрих приводил свои мысли в порядок, после того, как он их основательно потрепав, подрастерял вместе с содержимым кошеля (а для государственных дел, нет более важного занятия). Да и как он не мог быть не занят, если и его соперник так занят, что не смог или скорее всего не посчитал нужным лично участвовать в поединке, и определённо с умыслом, выставил вместо себя известного задиру и бретёра Бутвиля.
- Я тебя понимаю дружище. - Обратился к маркизу второй секундант со стороны де Шубуршена - капитан де Витри, откусывая сочный персик (он прямо-таки истекал соком и лился по рукам капитана). - Предстоящий, с непредсказуемым результатом поединок, всегда наводит на думы о вечном. Но, по-моему, не предубеждённому смертью убеждению, тут всё дело в прирождённой лени и скупости герцогов, которые без лишней головной боли и главное без лишних затрат, под присмотром братьев монахов, могут предать оставшегося на поле боя дуэлянта земле. Ну а если возникнут лишние вопросы, то можно и вовсе его предать. - Капитан в своих высказываниях, как всегда не выказывает почтения высокопоставленным титульным вельможам, что для де Шубуршена вовсе не секрет, но при этом очень удивительно, почему капитан де Витри до сих пор капитан, а не один из затворников этого или какого другого аббатства. Правда, не эта непочтительность по отношению к герцогским лицам, взволновала де Шубуршена, а вот высказанная неуверенность капитана насчёт результата поединка, не могла не заставить занервничать и покоробить его.
- Капитан! - Одним суровым взглядом и таким же звучным словом одёрнул капитана де Шубуршен, начавший уже сомневаться в том своём решении - где при выборе секунданта из огромного количества претендентов, он отдал пальму первенства именно капитану, которого они с виконтом Трофимом, проходя мимо кабаре "Сосновая шишка", совершенно случайно для их затруднительных обстоятельств, а не для самого капитана (которого, если он не на службе, только в таких местах и можно было застать), встретили или вернее сказать, обнаружили припавшим отдохнуть у входа в это столь всем известное кабаре.
И, конечно, первой же мыслю маркиза де Шубуршена, за разговором с виконтом сразу и не заметившего капитана в его плачевном состоянии, было желание оказать посильную помощь капитану, в которой он, судя по его растерянному и расстёгнутому виду, остро нуждался. Ну а де Шубуршен, по себе зная, что в данных, усугублённых усталостью капитана обстоятельствах, лучше всего будет не вмешиваться в ход событий (тем более он и так далеко не уйдёт), и оставить в покое уставшего шевалье (все знают, что любой, даже самый затрапезный шевалье, не терпит когда ему указывают на его неподобающее дворянину, поведение, из-за чего случается недопонимание и связанные с ним глупости), решил, не поднимая большого шума из под своих ног, поскорее миновать это место расположение капитана.
И всё бы, наверное, обошлось, если бы в тот же самый момент здесь не оказался барон да Забудь, так не вовремя появившись на пороге этого весёлого заведения, лучшей рекламой которому, вполне вероятно и служил развалившийся в дверях капитан. О чём впоследствии, у де Шубуршена и закралась догадка и даже своя своеобразная мысль - а не способствовал ли капитан наполнению своих бокалов, ведя себя подобным образом в стенах и за пределами кабаре, где мимо проходящие прохожие, которые даже ни о чём таком не думали и не подозревали, держа себя в руках, не глядя по сторонам, прямиком двигались домой, а тут раз и им под ноги и попадается, не просто довольная, а счастливая морда капитана. После чего застывшего на месте примерного семьянина и отца пятерых детей посещает сомнение - а не заслуживает ли он хоть чуточки, если не счастья, то хотя бы отдыха от своих дум о счастье. И, конечно, добропорядочный горожанин приходит к выводу, что он как никто другой имеет право на этот небольшой отдых. И горожанин в один момент перешагивает капитана и прямиком направляется в кабаре, для того чтобы одним глазком взглянуть, что там делается внутри и пропустить всего лишь одну кружку пива, а не как получилось - сколько помнит.
Ну а барон да Забудь, несмотря на своё говорящее имя, которое больше несло напоминание о нём, чем безпамятливость, в отличие от капитана, пренебрегшего правилами товарищеской учтивости и не сообщившего своим товарищам по столу, что он надолго задержится, решил-таки (барон да Будь, в отличие от него, не своевольничал, пропадая незнамо куда, а обозначил свою твёрдую позицию, крепко уперевшись лбом в стол) выйти и поискать этого подлеца капитана, который оставил их с бароном да Будь в неизвестности насчёт их намерений. Так что некоторая несдержанность в поведении барона да Забудь, который, как только заметил прилёгшего в тени деревьев капитана, сразу же для приободрения капитана воздействовал на него - наступил ногой ему на вытянутую руку, вполне объяснима.
И, наверное, и последующие действия барона да Забудь, где он замахнулся ногой, скорей всего должны были послужить для того же - для поднятия бодрости и духа поникшего капитана. Но появление в поле зрения барона де Шубуршена, по причине скромности барона и его огромного уважения к капитану, не позволили ему показать даже близкому другу, что капитан не просто невозможен, а так сказать, может находиться в непозволительном своему положению, положении просящего. Ну а чтобы де Шубуршен не смог всё это заподозрить, барон да Забудь и прибегает к отвлечению внимания маркиза на самого себя.
- Маркиз! - закричал барон да Забудь и, не дожидаясь, пока де Шубуршен ответит ему, переступив капитана, бросается обнимать маркиза. Правда, маркиз де Шубуршен не привык к таким близким, с обниманиями, выражениям радости и поэтому он, лишь позволял себя обнимать, замерев, стоя по струнке. Что, впрочем, не помешало барону да Забудь радоваться за двоих. После чего барон, со словами: "Дай мне на тебя посмотреть", - отпускает маркиза и, отойдя от него на шаг, с этого недалёкого расстояния, принимается изучающее наблюдать за всем - за носками своих ботфорт, ботфорт маркиза, за своим носом, вид слева на который его несколько смущал, за своими туманными и очень тревожными воспоминаниями о полной ли ещё, оставленной на столе кружке с вином (вдруг барон да Будь, забудется и захочет взахлёб быть) и, в конце концов - виконтом, но только не за самим маркизом. Где как раз незнакомый вид виконта и заставил находящегося в волнении насчёт забывчивости своего товарища барона да Забудь, с подозрением задаться наводящим полу вопросом:
- Что-то мне подсказывает, маркиз, что вы попали в затруднительное положение и вам определённо нужна моя помощь.
На что маркиз де Шубуршен, один раз уже видевший в деле барона, был готов оказать честь барону и дать ему своё согласие на его предложение, как к полной неожиданности всех присутствующих, из своего небытия восстал капитан де Витри. И капитан недолго думая, к чему у него на данный момент не было большой расположенности, отодвигает в сторону барона и, уткнувшись головой в плечо де Шубуршена, начинает вздрагивать головой, вызывая у всех наблюдающих за этой сценой сложности в восприятии случившегося. Но капитан, как прямой человек, тратит на всё это недоразумение всего ничего времени и тут же выпрямляется, для того чтобы мутным взором посмотреть на маркиза и убедившись в чём-то, резко выхватить шпагу и приставить её в грудь побледневшему де Шубуршену.
- Сударь. Я посчитаю за оскорбление, если вы не окажите честь моей шпаге, и не запишите меня в число тех достойных шевалье, кто будет отстаивать вашу честь. - Заявил капитан де Витри, чья стойкость на ногах теперь всецело зависела от крепости колета де Шубуршена, на который делала упор его шпага, заодно держа капитана на ногах. И, конечно, маркиз де Шубуршен, после того как он взглянул на барона и убедился в том, что тот ничего не будет иметь против, (барон теперь уже сам занял свою отдыхающую позицию, уперевшись спиной о здание кабаре), оказал честь капитану.
- Я буду рад, капитан. И завтра в полдень, у аббатства Сен-Дени, буду вас ждать. - Сказал де Шубуршен. После чего капитан убирает шпагу, отдаёт честь и скрывается в дверях кабаре.
- Мне, кажется, что он не придёт. - Выразил надежду виконт Трофим, не любивший делиться славой победы, которая непременно ждёт их в предстоящем бою.
- Если дело касается чести, то насчёт капитана я бы не стал сомневаться. - Заявил де Шубуршен, который из-за своего лёгкого волнения, возникшего не на пустом месте, а в результате сомнительных слов капитана, сейчас стоя у аббатства, вдруг засомневался.
- А мне, кажется, - продолжил сверлить взглядом капитана, маркиз де Шубуршен, - что в ваших словах прозвучали сомнения на мой счёт. И если это так, то я не понимаю, зачем вы тогда согласились принять участие в поединке на моей стороне. И пока есть время, не лучше ли вам перейти на другую сторону и записаться в друзья к этому Бутвилю.
Что и говорить, а такие, на грани вызова на последующую дуэль слова де Шубуршена, не могут не взволновать всех находящихся в кругу де Шубуршена, где первому кому стоит взволноваться - это капитану де Витри, который, что удивительно для маркиза Трофима, даже не вздрогнул, и совершенно не реагируя на все эти дерзкие слова маркиза, как поглощал свой персик, так и продолжил, с ещё большим для де Шубуршена раздражением проделывать все эти фокусы с персиком. Что вынуждает де Шубуршена вскипеть и он, не дождавшись ответа от капитана, схватившись за рукоятку шпаги, громко заявляет:
- Сударь! Вы, как я погляжу, глухи к голосу благоразумия, раз продолжаете игнорировать мои слова. - Но капитан, как ел персик, так и дальше ест, отчего де Шубуршена уже начинает трясти от злости и он, налившись красками гнева, чуть ли не переходит на крик:
- А ну, немедленно, прекрати есть этот персик!
Ну а этот призыв на этот раз прозвучал очень вовремя - персик, наконец-то, был съеден, и в руках капитана теперь осталась лишь одна только косточка. А раз так, то вслед за этим капитан де Витри отрывает свой взгляд от косточки и переводит его на де Шубуршена. После чего он на одно внимательное мгновение замирает на беснующем лице маркиза и начинает расплываться в улыбке. Против чего де Шубрушен, несмотря на всю свою вспыльчивость, ничего не может поделать и в ответ тоже начинает улыбаться, а вслед за ними и виконт Трофим, у которого вследствие всех этих словесных затруднений, даже уже возникло своё вопросительное сомнение насчёт необходимости присутствия на дуэли второго секунданта. Ну а как только в их кругу вновь воцарился мир и спокойствие, капитан, дабы закрепить его, говорит:
- Маркиз. Не мне вам говорить, что никогда не нужно недооценивать своего противника. Чего вы, зная вас, я могу утверждать, не допустите. Но Бутвиль, это не простой противник, а один из самых опаснейших, из всех кого вы встречали противников, так что, здесь одного умения и владения шпагой будет мало. - Капитан делает паузу, смотрит на косточку в своих руках, затем достаёт из кармана платок, вытирает руки и складывает эту косточку в платок, который убирается туда, откуда он был вытащен (и всё это под внимательными взглядами своих товарищей). После чего капитан де Витри вновь смотрит на де Шубуршена и продолжает свои незаконченные наставления:
- Как в своё время Жарнак, с помощью одного хитроумного приёма, впоследствии названного "ударом Жарнака", победил одного из лучших фехтовальщиков своего времени Шатеньере, так и тебе нужен свой приём.
- У тебя что, есть такой приём? - с каким-то уж слишком откровенным воодушевлением, что даже могло вызвать неуверенные вопросы насчёт уверенности в своих силах маркиза, спросил капитана де Шубуршен. Но капитан проявил очередную слепоту и не стал выставлять напоказ свою приметливость насчёт маркиза, а заявил ему свой ответ:
- Мой приём, не есть приём в прямом смысле. Это в некотором роде тактика ведения боя, что на примере съеденного мною персика я тебе продемонстрировал. Чьё поедание, так вывело тебя из себя, а это сам знаешь, ни к чему хорошему не приводит. Так что тебе нужно всего лишь найти больное место Бутвиля и вывести его из себя. А там уже дело в шпаге.
- И какое у него больное место? - спросил капитана озадаченный маркиз.
- Трудно сказать, но судя по его самым огромным усам в Париже, а возможно и во всей Франции, оно у него непременно есть. - Погладив свои в самый раз усы, прищурив глаз, сказал капитан де Витри.
- Я тебя понял. - Ухмыльнулся в ответ де Шубуршен.
- Ну, а зная Бутвиля, могу предположить, что и наши шпаги не останутся без дела. А кодекс военного, не позволяет мне отклониться от участия в поединке. Так что можешь вполне рассчитывать на нас. - Завершившись поддержкой во взгляде со стороны виконта Трофима, сказал капитан. На что де Шубуршен хотел было выразить признательность, но появление в арке ворот одного из прилегающих к аббатству зданий несколько тёмных, закутанных в плащи конных личностей, заставило де Шубуршена и его товарищей по оружию, перевести свои взгляды на появившихся пятерых всадников.
- Всё-таки надо было позвать обоих баронов. - Сказал капитан, наблюдая за тем как спешиваются прибывшие на вороных лошадях люди в плащах, чьё численное преимущество не вызывало большого доверия к ним и к возможному результату поединка.
- Вы думаете, что это было бы также разумно, как и наш, опять же по вашей просьбе, отказ от лошадей. - Маркиз де Шубуршен разминая непривыкшие к длительным переходам ноги, не удержался от желания уколоть капитана, которому с самого утра, при его встрече с де Шубуршеном, решившему зайти за ним, невыносимо тошно было смотреть на несущих в себе тряску лошадей. - К месту дуэли, либо нужно подъезжать на вороных конях, либо ни на каких. - Оттошнившись в сторону, капитан де Витри своим, как он считал дельным заявлением, сразу же смутил своих товарищей по оружию, которые прежде и не придавали большого значения и, в общем, не придерживались дуэльного кодекса, в котором, как оказывается, так отлично разбирался капитан.
- А если я сейчас, если конечно смогу, займу своё место в седле, то помяните моё слово, то масть моей лошади, по нашему прибытию на место непременно изменится. И вместо вороного коня, даю слово (аргументировано икнул капитан), перед вами предстанет лошадь в яблоках. - Вымученно заявил капитан и видимо, вспомнив, как он вчера вперемежку с вином поглощал шарлотку, тут же оставил своих компаньонов на минутку другую, для того чтобы избавить свой организм от той чрезмерности, которая почему-то так легко входит, а вот выходит не очень приятно.
Когда же капитан вернулся к своим товарищам, то он продемонстрировал посвежевшее лицо и здравые мысли, доказывающие его правоту.
- Я хоть и истинный католик, но всё же считаю, что в таких делах как дуэль, по своему справедливому решению не спешит вмешиваться провидение, оставляя всё на волю случая и крепости руки. И если насчёт крепости рук, у меня в себя и в вас большого сомнения нет, то насчёт случая, то для того чтобы он хотя бы не занял сторону противника, то тут нельзя пренебрегать любыми мелочами. Где приметы и талисманы на счастье играют очень важную роль. Вот, например, мой колет. - Капитан заставил де Шубуршена и виконта Трофима вновь обратить своё внимание на его, не совсем чистый, а вернее сказать, очень даже, как скатерть на столе замызганный вином и всяким снадобьем колет. Правда, это совсем не смущает капитана, да, впрочем, и его товарищей, которые и на себе видали, и не такие затрапезные колеты. И капитан для проформы стряхнув с колета попавшие на него кусочки яблок, выразительно, с нотками таинственности, заявил:
- Мой колет, не просто колет, а заговорённый от рапир и даг колет. - И надо сказать, что маркиз и виконт глядя на все эти выразительные рисунки колета, являющиеся отражением энергичной сущности капитана, даже ни на минуту не усомнились в этих словах капитана. И, пожалуй, они даже понимали того или иного случайного противника капитана, особенно, если он был голоден, а на дуэль все прибывают в таком сознательном состоянии - натощак (для того чтобы лишний вес не стеснял движение дуэлянта и главное, что после удачного поединка, можно было с большим удовольствием широко погулять и поесть), которому при виде всех этих съестных и пивных мотиваторов на колете капитана, становилось тошно за капитана и приходилось искать более удобную и главное чистую (потом шпагу не отмоешь) для себя цель на теле капитана. Ну а так как этот вопрос был практически неразрешим (капитан, как ел, так и спал в колете, и при этом вертелся во сне), то результат поединка с капитаном был предсказуем.
Капитан же удовлетворившись молчаливой сознательностью маркиза и виконта, дабы не терять больше времени на все эти разглагольствования и попытки своих ног повлиять на принятие решения по поводу лошадей, заявив: "А приезжать на лошадях в яблоках плохая примета", - быстро взял под руку де Шубуршена и повёл его вперёд к месту проведения дуэли. Где он по пути к месту дуэли не раз останавливался для того чтобы перевести свой дух, попить воды и в конце концов, сразить своей шпагой дух зеленщика, забрав у него несколько сочных персиков.
- А вот и ответ на твой вопрос. - Сказал капитан де Витри, как и все находящиеся здесь, повернувшись в сторону раздавшегося звона колоколов. - Дуэли назначаются в полдень для того чтобы солнце находясь в зените, не светя в глаза, тем самым не мешало дуэлянту, а звон колоколов, не давал возможность трусу оправдаться и не дать при своём неприбытии на место дуэли, сослаться на то, что он спутал время. - Направляясь в сторону спешившихся всадников, сказал капитан де Витри, чьи слова уже потеряли свою волнительную актуальность, так как всё внимание его спутников было занято наблюдением за стоящими возле своих лошадей людьми в плащах. Где особо из всех бывших всадников, а сейчас тёмных личностей, выделялся усач Бутвиль, чей не столько высокий, а парящий высокомерностью вид, делал его выше всех его спутников.
-Ну что, видишь Бутвиля? - спросил де Шубуршена капитан.
- Думаю, что да. - Ответил де Шубуршен, не сводя своего взгляда с будущего противника.
- А ведь он уже не раз был приговорён к казни за убийства на дуэли. Да ты, наверное, слышал, как он в сопровождении своих подручных, явился на место казни своего изображения, сломал виселицу, разбил свой портрет и удрал. - Сказал капитан, но де Шубуршен уже находился в том состоянии концентрации, когда до него, ничего что не касалось поединка, не могло пробиться сквозь стену его внимания к этому Бутвилю. Чья стоявшая усмешка, даже не на лице, а в пышных усах, начала, не то чтобы не нравиться, а выводить из себя маркиза.
"Я ему эти его усы основательно пощипаю", - сжав руки в кулаки, маркиз де Шубуршен, в пылу гнева, основательно подумал переквалифицироваться в цирюльники Бутвиля.
- Забудь про его усы и лучше смотри куда-нибудь в другую сторону. - Прошептал на ухо де Шубуршену капитан, заметив, как маркиз слишком внимательно смотрит на эту выпирающуюся часть лица Бутвиля. - Он специально для отвлечения внимания соперника, нарастил свои усы до таких устрашающих размеров. И пока всё твоё внимание сосредоточенно на его усах, он тем временем, используя это твоё отвлечение, нанесёт тебе укол шпагой.
- Я понял. Но куда же мне тогда смотреть? - Ответил де Шубуршен, пришедший в себя только после того, как капитан дёрнул его за локоть.
- Да хоть на кончики своих ботфорт. - Убедительно сказал капитан, посмотрев на свои старые ботфорты, давно уже нуждающиеся в замене.
Со своей стороны, довольный и как всегда уверенный в себе Бутвиль, определённо зная, какоё завораживающее действие оказывают его огромные усы на противника, какими-то внутренними лицевыми пружинами натянул их, и как только де Шубуршен и его секунданты приблизились к нему и остановились на расстоянии нескольких шагов, то он, дабы потрясти основы их стояния и, конечно, для того чтобы уронить боевой дух де Шубуршена, на его глазах приподнял к верху свои усы и начал ими зловеще шевелить. Но к своему удивлению, де Шубуршен, на которого оказали своё нейтрализующее действие слова капитана, вместо того чтобы заворожено смотреть на его усы, никак не реагирует на него и можно сказать, с вызовом для усов Бутвиля, дерзновенно смотрит не на них, а на кончики своих ботфорт.
Что для Бутвиля становится откровением и с его потрясённого таким нахальством де Шубуршена лица, в один момент сходит тщеславная улыбка, оставляя на нём невыносимую даже для самого Бутвиля гримасу зверской ненависти, с которой он, правда, заинтересованно, бросает свой взгляд на кончики ботфорт де Шубуршена.
"Чёрт, возьми. А его ботфорты, не в пример моим, куда более изящнее", - Бутвиль ещё больше возмутился на выходки этого наглеца де Шубуршена, посмевшего так демонстративно и модно затмить его ботфорты.
И хотя Бутвилю уже не терпится с помощью укола прямо в лицо этому нахалу де Шубуршену, своей шпагой вернуть себе улыбку и главное своё пошатнувшееся самомнение, он всё же не выхватывает шпагу а, натянув на лицо некое подобие улыбки, заявляет:
- Господа. Звон колоколов всегда приводил меня в своём роде в трепетное чувство. Он напоминает мне о не вечности и конечности нашего бытия. И сейчас, слыша его, при виде вас мне вдруг захотелось задаться вопросом. А по кому из вас звонит колокол? - Бутвиль, усмехнувшись в усы, обведя взглядом противника, остановился на де Шубуршене.
- Слышал звон, да не знает где он. - Демонстративно проигнорировав Бутвиля, обратился к виконту Трофиму капитан де Витри, чем подписал себе смертный приговор в полных ненависти глазах Бутвиля. Но Бутвиль всё же сдерживается, чего ему уже становится невыносимо трудно делать, и он, дабы ускорить все предварительные процедуры, заявляет:
- Господа. Я сегодня ещё не завтракал, и к обедне меня ждут в местечке под названием "Рыло в пуху". Так что, давайте не будем затягивать наше дело и приступим к тому, ради чего мы все тут собрались.
- Да, мне знакомо это место. - Подняв своё лицо и посмотрев на Бутвиля, ответил ему де Шубуршен. - Вот только я должен буду вас огорчить, сообщив, что сегодня обедать там буду я. И при этом без вас. - На что в очередной раз задетый за живое Бутвиль, к полной неожиданности своих товарищей, со всего маху хватает со своей головы шляпу и закидывает её, правда не туда, куда хотел, а туда, куда получилось - а это место находится в местечке мимо (а ведь он раньше никогда не промахивался), которое как будто бы было специально здесь устроено на одном из деревьев в виде сука.
Но несколько необычный вид всполошенного Бутвиля, на котором читается присутствие нервного нетерпения и даже гнева, не позволяет задаться вслух вопросами и его, скорее компаньоны, чем кто либо другой, решив, что Бутвиль при упоминании сытного обеда, просто как обычно, преждевременно и пищеварительно разволновался, отвели свой взгляд от него и ещё раз внимательно посмотрели на тех, кто сегодня будет содействовать их аппетиту.
Ну а разве кроме всех предусмотренных дуэльным кодексом правил, дуэлянты могут проигнорировать и обойтись без этого предшествующего поединку ритуала - вдумчивого наблюдения за противником, возможно предвиденного самим проведением, а может и мыслью дуэлянта о бренности бытия и сформированным этой мыслью неугомонным характерным поведением, на которое только и способны все дуэлянты, раз они все здесь собрались. На чём и остановились друг напротив друга противные стороны во главе с Бутвилем и маркизом де Шубуршеном.
И если насчёт жизненных основ и приверженности к рыцарству маркиза де Шубуршена и его товарищей всё было по большей части ясно, то насчёт Бутвиля и прибывших с ним на эту, скорей всего короткую и кровавую встречу компаньонов, одновременно всё было откровенно ясно (они не только не принимали всерьёз, но и на дух не переносили все эти средневековые ценности) и в тоже время, судя по их выразительным, все в шрамах, даже не лицам, а рожам, туманно.
- А я почему-то не удивлён. - Подумав про себя, усмехнулся капитан де Витри, глядя на не столь милые своему сердцу лица компаньонов Бутвиля, которые, не скрывая своей кровожадности, скаля зубы, очень не мило улыбались в ответ. Да и скорее всего, то, что представилось капитану на лицах секундантов и компаньонов Бутвиля, и улыбкой назвать было нельзя, а вот зверским оскалом хищника, в преддверии поедания своей жертвы - в самый раз. Что было недалеко от истины, и секунданты Бутвиля, если они не были заняты в подобного рода задиристых, по отстаиванию чей-либо чести делах, где они представлялись полными благородства господами, что у них не слишком хорошо получалось, то они частенько подвизались на другом поприще - отстаивания своего права на чужой кошелёк или жизнь, до которой частенько есть дело высокородным господам, у которых, как они сами про себя говорят, очень длинные руки.
Так из всех этих не спешащих раскрыть свои имена господ в плащах и частично в масках, что сразу же и навело де Шубуршена и его секундантов на свои мысли о природной скромности этих отдающих всего себя своему, не требующему публичности ремеслу господ, наиболее, конечно же, только после Бутвиля, выделялся стоящий по правую от него руку, высоченного (даже выше Бутвиля) роста господин и одновременно его секундант, как вскоре выяснилось - месье Неклюжь.
Ну а этот высоченный месье Неклюжь, при взгляде на него, сразу же заставлял задирать свою голову смотрящего, чему несказанно рад был сам Неклюжь, очень любивший и всё ещё не спешивший привыкнуть смотреть на мир свысока. Отчего Неклюжь по завистливому мнению своих товарищей по оружию, полагаясь во всём на свою природу, которая, что удивительно, не поскупилась на его счёт, даже слегка обленился и в поединках с противником, стал ленивым и менее расторопным. Из-за чего уже не раз, они (его товарищи), из поединков выходили, как в неполном людском составе, так и с личными физическими потерями.
Так у стоящего по левую руку от Бутвиля месье Анатоля, после последнего их нападения на одного кровожадного месье, этим изворотливым и подлым месье было срезано его любимое, украшенное серьгой ухо. И спрашивается, как после всего этого, не просто так, а из-за большой любви к себе носящего в ухе серьгу месье Анатоль, сможет смотреть на себя в зеркало и слышать все эти насчёт себя смешки за спиной. Правда, непонятно при чём здесь месье Неклюжь, если вспотевший под шляпой месье Анатоль, в целях освежиться скинул свою шляпу с головы, чем сам и подставил своё ухо рапире кровожадного месье, которого спустя мгновение, к удивлению самого же кровожадного месье, после этого его злодейства по отношению к месье Анатолю, и насадил на свою рапиру месье Неклюжь.
За что месье Неклюжа нужно непременно благодарить - кто знает, каких бы бед натворил сей кровожадный месье, не подоспей на выручку к месье Анатолю (когда дело касается дележа выручки, то тут ему равным в поспешности нет) месье Неклюжь, но месье Анатоль, явно испытывая огромную горечь и боль утраты, что есть, то есть, видимо, находясь в нервном расстройстве и в мстительном запале, из-за того что Неклюжь одновременно запоздал (ухо у Анатоля уже было начисто срезано) и поспешил (проткнуть кровожадного месье, когда первое право, после отрезанного уха было у месье Анатоля), очень сильно на него огорчился и затаил нездоровую обиду.
Правда, не только это злополучное происшествие с месье Анатолем, где он к своему изумлению не смог отыскать серьгу на срезанном ухе, которое лежало вот тут рядом в пыли (а рядом с ним был только Неклюжь, что наводит на свои зловредные мысли), и уже никак не подходило к его ношению на голове месье Анатоля, но и затаённая борьба между этими двумя месье за своё право первенства в глазах Бутвиля, наложила свой отпечаток на отношения между месье Анатолем и Неклюжем. Так что месье Анатоль имел полное право подозревать месье Неклюжа в его тайных намерениях оказать посильную помощь тому кровожадному месье. Ведь после этого злополучного для уха месье Анатоля случая, Бутвиль, будучи в весёлом подпитии, даже позволил себе пошутить, заявив, что месье Анатоль теперь отстаёт от всех на одно ухо (а он просто задумался, и к тому же имел менее лужёное горло, чем у всех).
- А за то, месье де Гнусак, хромой! - не выдержав поднявшего после этих слов Бутвиля смеха, подскочив на ноги со стула, в нервном припадке завопил месье Анатоль. На что мгновенно следует удар кулаком по столу Бутвиля и зал трактира погружается в тишину, где всё внимание обращено на побледневшего месье Анатоля и потемневшего в глазах Бутвиля.
- Месье Анатоль! - приподнявшись на ноги, пригвоздил к полу словом и взглядом месье Анатоля Бутвиль. - Я никогда не питал больших иллюзий на ваш подлый счёт, но после вами сказанного, моему негодованию нет предела. Как смеете, вы, месье Анатоль, делать такие сравнения и смеяться над человеческой природой.
- Я...это...- попытался было что-то вставить месье Анатоль, но тут же был резко одёрнут Бутвилем.
- Месье Анатоль! Пока вам не отрезали несущий вам одни неприятности язык, помолчите. Хотя. - Бутвиль задумчиво посмотрел на протрезвевшего от этого взгляда месье Анатоля, и видимо решив, что его руки нынче дрожат, не стал отдавать другим месье возможности выпустить пар и попридержать Анатоля, для того чтобы оказать ему посильную помощь в лишении Анатоля несущего ему одни прегрешения - языка.
- Месье Анатоль, наконец-то, запомните самую важную в этом мире вещь, то, что отличает нас, может и не столь благородных, но остро чувствующих несправедливость этого мира месье, от других господ, так это то, что мы никогда не смеёмся над природными прегрешениями, на которые природа оказалась способна по отношению к человеку. А вот над теми прегрешениями, на которые человек с подвиг себя сам, то почему бы нам не посмеяться, и при случае не наставить его на путь истинный. - Сказал Бутвиль, внимательно посмотрев на Анатоля, с улыбкой дополнил себя:
- Я надеюсь, ты хорошо услышал то, что я сказал.
Что вызывает взрыв смеха зала, на что месье Анатоль, для которого общность мнения не были пустыми словами, присоединяется к общему смеху, и главное к столу, где на этот раз, уже месье Гнусак, чья до этого ручная занятость не расторопной служанкой, не позволила ему своевременно вступиться за себя, сейчас не слишком уважительно смотрел на месье Анатоля. Правда месье Гнусак, несмотря на свою физическую хромоту, в своей душе не был хром, и временами обладал незавидным для скупца благодушием к знакомым и незнакомым людям (он готов был в один вечер спустить все наличные чужого кошеля и даже задушить в своих объятиях недовольного незнакомца), и поэтому он, из своего благодушия, но только не за свой счёт, решил простить месье Анатоля, а вот приглянувшийся ему болтающийся на привязи у Анатоля кошель, в качестве компенсации за нанесённый ему моральный урон - нет.
Так что этому, более чем у всех вместе взятых остальных секундантов Бутвиля, пошатывающему состоянию месье Гнусака, прислонившемуся к своей вороной кобыле, было своё приложное объяснение. И если лёгкость состояния месье Анатоля объяснялась горечью его новой утраты - кошеля, то источником тяжёлого состояния месье Гнусака, оказалась его неожиданная радость, в результате его случайного приобретения чей-то потери - кошеля. В общем, природный баланс и на этот раз проявил свою мудрость, приведя всё и вся в своё строгое мировое соответствие.
Чего не скажешь о количественном соответствии противоборствующих сторон, где против троих во главе с де Шубуршеном господ, стояло пятеро противников во главе с Бутвилем. Хотя, может быть природа, всегда делая ставку на качество, а не на количество, приберегла какой-то сюрприз, который и не позволит случиться тому, чтобы кто-то по своему человеческому соизволению, не спросивши её, решал судьбы мира и заодно человеческие.
В чём, возможно, есть своя доля истины, если взглянуть на пятого прибывшего секунданта, который в отличие от всех, был одет, не только в плащ, но и в закрывающую полностью лицо маску. Что, несмотря на его щуплый вид и некоторую скрытность за плечами месье Бутвиля и Неклюжа, как раз, из-за всей этой его скрытности, и заставляет стоящих напротив них господ проявить к нему повышенное внимание.
- А это, что ещё за прыщ? - пытаясь разглядеть эту таинственность в маске, задался про себя вопросом виконт Трофим.
- Он скорее всего, их заказчик или же тот, что более вероятно, кто сопровождает и докладывает главному интригану, о степени удачности реализации заказа. - Тихо, себе в ноги сказал капитан, услышав и увидев сомнения в глазах своих товарищей.
- Что ж, сегодня ему, если конечно это ему удастся сделать, придётся огорчить своего хозяина. - Несколько самоуверенно заявил виконт Трофим, сразу же невзлюбивший этого таинственного типа в маске.
"Знаю я всех этих соглядатаев в масках", - грозно сдвинув брови, подумал Трофим, глядя на этого маскарадного шута, в кои его записал виконт, у которого, что и говорить, а были свои личные счёты со всеми носителями масок. О чём Трофиму напоминали его, ещё незажившие на нём колото-резанные раны от уколов рапир, которыми его наградили в своё тёмное время напавшие на виконта из-за угла, однозначно нанятые какими-нибудь разъярёнными мужьями-рогоносцами убийцы - эскадасены. А они, что даже не обсуждается, очень любят неожиданные подходы из-за спины в подворотнях и при этом всегда при своём подавляющем количественном преимуществе и в масках.
Так что, пожалуй, этот таинственный тип в маске, не совсем предусмотрительно поступил, прибыв сюда в маске. Правда, в его оправдание можно сказать, что он даже не предполагал, что с противной стороны будет участвовать столь большой ненавистник людей в масках - виконт Трофим. Да и если посмотреть на этого загадочного месье без этого атрибута таинственности, то, пожалуй, расплюёшься при виде его, не просто серой, а какой-то даже рыбьей физиономии, которой как раз и награждает подобных субтильных типов их род деятельности, связанный с различного вида подлостями и некрасивыми поступками, на которые подвигают их высокопоставленные хозяева, не желающие сами мараться.
"Его рожа прямо-таки создана природой для подобного рода грязных дел!", - ссудив всеми этими деликатными (почему-то, все грязные делишки именно так и зовутся) поручениями, отправив месье Х (рыбью рожу в маске) выполнять поручения, глядя в его удаляющуюся спину, после глубокого вздоха (титульному вельможе пришлось задержать дыхание, чтобы не испачкать себя запахами месье Х), здраво рассудил некий вельможа, по совместительству высокопоставленный белоручка и чистоплюй.
- На свою посмотри. - По привычке на которую его подвигла жизнь среди титульных ног, глядя себе под ноги, критично ответил самому себе месье Х, явно умеющий читать все эти брезгливые выражения лиц титульных господ (что было не трудно), которые и не скрывали своего отношения к нему.
- Это ещё надо посмотреть, кто из нас более чист. Подлец. - Всё же на этот раз не смог сдержать (правда, по той же привычке, опять про себя) своего возмущения месье Х и, не скрывая от себя ничего, более чем оскорбительно прошёлся по личности своего работодателя и значит благодетеля, чьи деньги не пахнут, а вот его поручения всегда отдают смрадом из его рта.
- Если уж свою противную рожу воротишь от меня, то и не мешало бы и свой рот поворотить в сторону. - До сих пор чувствуя на себе, даже словами не передать, что за зловонный запах, исходящий от такого с виду всего блистательного вельможи, месье Х, чей авантюрный нос, в своей жизни подвергался немалым испытаниям - присутствием и даже ночлегами в таких, что даже невозможно передать словами и терпеть, что за зловонных местах, всё же, что и говорить, а был неприятно удивлён новыми не передаваемыми ощущениями, которыми так благоухал сей титульный вельможа, чьё имя под страхом смерти, было запрещено даже произносить про себя.
- Если этот скупердяй и на этот раз поведёт себя, как последний скупец, то я ...- Но месье Х не успел обозначить свою мстительную позицию насчёт своего прижимистого господина, как его мысли были перебиты взявшим слово маркизом де Шубуршеном.
- Ну что, может быть хватит пытаться отыскать соринку в противоположном глазу. - Заявил маркиз де Шубуршен противной стороне, которая в свою очередь не питала большой склонности к отдачи должного, а вот к уничижительным действиям и скабрезностям в мыслях по отношению к ним - за милую душу.
- А то у нас уже нет больше сил смотреть на ваш плачевный вид. - Добавил де Шубуршен, что заставляет вскипеть, было дёрнувшегося, но остановленного Бутвилем, месье Неклюжа.
- Что-что, он сказал?! - Схватился за шпагу, резко взволновавшийся месье Неклюжь.
- Месье Неклюжь, не стоит так волноваться. - Заявил Бутвиль. - Пусть они перед смертью поупражняются в словах. Ведь всем известно, что у кого язык остр, то у того рапира тупа. - Дерзкий ответ Бутвиля, вызвал смех в рядах его секундантов.
- Тупит рапиру не слово, а тщеславие её владельца. - Остро парировал слова Бутвиля де Шубуршен. Что окончательно задевает Бутвиля и он, от нетерпения теперь уже сбросив свой плащ с плеч, взялся за рукоятку шпаги для того чтобы выхватить её из ножен, как вдруг в дело вмешивается стоящий за Бутвилем месье Х, который своим звучным покашливанием, не только останавливает Бутвиля, но и заставляет его обернуться. После чего Бутвиль смотрит на месье Х и видимо вспомнив о своих перед кем-то обязательствах, в которых определённо фигурировало что-то очень важное для самого Бутвиля, иначе бы он, для которого не существует никаких преград, не стал бы прислушиваться ко всем этим намёкливым прикашливаниям месье Х, поворачивает к месье Неклюжу и обращается к нему:
- Месье Неклюжь. Вы не забыли захватить с собой песочные часы?
- Сударь. Я хоть и самый счастливый на свете человек, но я всегда помню о времени. - Сказав в ответ, Неклюжь залез в сумку и принялся вытаскивать из неё песочные часы, что, несомненно заинтриговало противную сторону, принявшуюся внимательно за ним наблюдать и слушать.
Между тем месье Неклюжь приподняв на уровень груди эти часы, так сказать, продемонстрировал их всем здесь присутствующим. После чего он снял со своего плеча сумку, положил её на землю и установил на неё часы. Затем месье Неклюжь выпрямился во весь рост и обратился к Бутвилю:
- Месье Бутвиль. Ваша ставка.
На что Бутвиль делает задумчивый вид, вновь бросает свой проницательный взгляд на противника, где убедившись в чём-то своём, возвращается к Неклюжу и даёт ему свой ответ:
- Ну, раз наш сегодняшний противник просто напрашивается на урок учтивости и фехтования, то я, пожалуй, так и быть, преподам им его. Так что, сегодня, моя ставка три оборота часов.
- На всех или на каждого? - решил уточнить Неклюжь.
- Сударь. Вы меня иногда и сегодня просто удивляете. Разве я когда-нибудь был жаден, и не думал о своих товарищах по оружию, не давая им возможности проявить себя в деле. - Бутвиль выразительно покачал головой, глядя на Неклюжа. С чем вынужден был согласиться Неклюжь, не смогший и припомнить когда такое было. Бутвиль же тем временем поворачивается к месье Анатолю и кивком головы даёт тому понять, что ему уже пора продемонстрировать знание предваряющего поединок церемониала. И месье Анатоль, окрылённый доверием, а главное облачённый полномочиями - не идти ни на какие уступки, выдвинулся на один шаг вперёд, для того чтобы предложить противнику неприемлемые для них условия - извиниться и покрыть себя позором бесчестия.
- Господа! - звучно проголосил и ещё более дерзко посмотрел в глаза противнику месье Анатоль. - Я как выразитель справедливого и что главное, великодушного мнения месье Бутвиля, уполномочен им предложить вам драться (месье Анатоль возможно оговорился). - И ожидаемо, месье Анатолю не пришлось долго ждать, и в одно резкое мгновение выдвинувшийся вперёд капитан де Витри, этой своей несдержанностью и в результате её заскока вперёд и связанным с ним наскока на ноги побледневшего от такой наглости и веса капитана месье Анатоля, сразу же дал всем понять и в частности месье Анатолю, что вызов принят, и что месье Анатоля ждёт своя острая встреча со шпагой капитана.
- Чёрт, возьми! - тут же следует дёрганный ответ месье Анатоля, попытавшего выдернуть свою ногу из под мощных ботфорт капитана. Но месье Анатоль явно не знал с кем он имеет дело и в результате чего, не учтя этого обстоятельства, прослыл неучтивым. К тому же, если капитан де Витри выразительно настаивал на чём-то, то его до степени невозможно, трудно было сдвинуть со своей занимаемой позиции. Так что месье Анатолю, после нескольких своих безуспешных попыток вырвать свою ногу из под ботфорт капитана, пришлось смириться со своей участью и, уставившись на капитана, ждать того, что он соблаговолит сказать. Ну а капитан, судя по его суровому виду, остался недоволен поведением месье Анатоля, который посмел в его и в присутствии высоконравственных господ, так чертовски нехорошо (по словам капитана) самовыражаться.
- Мне, кажется, что вы что-то сказали, сударь? - Капитан де Витри, как человек в высшей степени (он не раз бывал при дворе, а значит, знаком с высшим светом) благородный, решил дать шанс на исправление месье Анатолю - забрать свои слова. Но месье Анатоль, видимо находился в состоянии аффекта, а может быть слишком много питал надежд и уверенностей на счёт своих товарищей, раз он не прислушался к голосу разума и вместо того чтобы для начала смиренно промолчать, взял и дерзновенно ответил:
- Вам не показалось, сударь. И я действительно выразил своё отношение к вашему неблаговидному по отношению к моей ноге поступку.
И, конечно, капитан де Витри имел полное право помутнеть в разуме и даже задохнуться от возмущения при виде такого, не просто несознательного, а вопиющего поведения месье Анатоля, но капитан, что было им своевременно проделано (капитан обладал большим опытом в подобного рода делах), сумел-таки заранее и как оказалось очень вовремя, вдохнуть в себя большую порцию воздуха и тем самым, онне только не задохнулся, а даже выразил изумление безрассудностью месье Анатоля. И капитан многозначительно посмотрел на этого зловредного месье, который пока ещё не брат короля, чтобы так себя вести и, убедившись в том, что месье Анатоль, прежде чем окажется проколотым его шпагой, нуждается в сопроводительном слове, решил сопроводить его этим словом в последний путь.
- Так вы сударь, невежда. - Более чем серьёзно сказал капитан. - Что, судя по вашему, совсем не юному возрасту, уже укоренилось в вас и, пожалуй, никакими разумными средствами, кроме как уколом шпаги, не выкорчевать. - Капитан показывая свою готовность приступить к делу, положил свою руку на рукоятку шпаги. Чем вызвал большую заинтересованность проследившего за его рукой месье Анатоля, который увидев отсутствие перчаток на руке капитана, своей усмешкой вновь проявил себя со своей неразумной стороны. Что тут же замечается слишком уж совестливым капитаном де Витри, слегка покрасневшим за позволяющего себе такие мысленные глупости месье Анатоля. И видимо, для того чтобы месье Анатоль слишком уж далеко не смог зайти в своих ничего не имеющих общего с реальностью мысленных фантазиях, капитан грозно, с посылом на будущее, заявил:
- Вы смели заметить, что на моих руках нет перчаток! - Глядя в упор на месье Анатоля, дунул на него свои слова и возмущение капитан. - Но я на вашем месте не спешил бы делать столь поспешные выводы, подозревая меня в излишней забывчивости по отношению к своим рукам. А всё дело в том, что я, дабы дать шанс природе восполнить сильно поредевшие ряды дворян, ставлю себе некоторые ограничения в вызовах на дуэль, для чего собственно и стараюсь больше трёх пар перчаток в месяц не одевать. И как вы, сударь, заметили, на данный момент мои обязательства перед собой и проведением уже выполнены, но как вы понимаете, что в любом правиле есть свои исключения. Ну и ради того, чтобы вас проучить, я готов отступить от своих правил и увеличить число тех, кого я в этом месяце отправлю к праотцам.
И не успевает месье Анатоль раскрыть рот и что-либо сказать в ответ, как капитан де Витри резким движением своей головы сбивает шляпу с головы месье Анатоля, что и даёт начало поединку. К чему, в общем, все пришедшие сюда господа и месье уже были не только готовы, но и каждый для себя подобрал себе противника. Ну а для того чтобы начать, что не всегда в отличие от повода для поединка, легко сделать, нужно было, даже несмотря на полную готовность сторон к этому, что-то по случаю придумать. И на данный момент даже возникла некоторая неловкость ожидания, и все только и ждали какого-нибудь сигнала к началу поединка, чему и послужила взволнованность месье Анатоля в один момент потерявшему свою шляпу.
Так первые начавшие это противостояние - с первых шагов потерявший шляпу месье Анатоль и давший свободу этому невежде Анатолю сошедший с его ноги капитан де Витри, одновременно выхватив свои шпаги, так сказать задали общий темп всему этому поединку, в дуэльных кругах называемым "bataille en bestes brutes", то есть поединок на манер животного - до конца и без всякого сожаления.
И капитан де Витри, можно сказать с первых своих предпринятых шагов головой (а это наиболее разумные и далеко ведущие шаги), где он сбив шляпу с головы месье Анатоля, захватил инициативу и заодно дал понять Анатолю, что с ним шутки плохи. Ну и к тому же капитан показал месье Анатолю, что ему даже не стоит пробовать тыкать своей рапирой ему в голову, чья крепость, была таким жёстким образом продемонстрирована ему. Но видимо месье Анатоль слишком самоуверенный насчёт себя месье, раз он сразу же хватается за шпагу и делает попытку с одного маха снести ею голову капитану. Правда в этом его хлёстком для воздушного пространства над головой капитана ударе, всеми и самим капитаном увиделась большая обида, вложившего в свой удар весь свой вредный характер месье Анатоля, решившего в один свой удар снести с головы капитана его шляпу и тем самым уравнять себя с ним.
Но капитан всегда дорожил своей шляпой, которых у него, как и перчаток было на пересчёт, так что ответная уклончивость капитана, позволившая ему сохранить, не только голову, но и шляпу на голове, имела для него свои веские обоснования.
- Да вы, сударь, к тому же и завистливы. - Заявил капитан, в один выпад шпагой оттолкнув от себя месье Анатоля, вынужденного поспешно ретироваться назад, при виде надвигающейся опасности со стороны капитана. И если капитан успевает одновременно действовать шпагой и говорить, то наученный горьким опытом месье Анатоль, несмотря на огромное желание выговориться, из всех своих сил старается придерживать свой язык за зубами. Ну а капитан де Витри как будто чувствует, что месье Анатоль не может в полную силу сражаться и что причиной всему этому кроется в самом месье Анатоле, чья сдавленность в лице или вернее в его сжатых от напряжения губах, указывает прямо на них.
- Ну, что молчишь, как будто в рот воды набрал? - отразив атаку молчаливого месье Анатоля, капитан пронзив в буквальной близости от целого уха месье Анатоля воздух, продолжил атаковать своего противника словом. - Или ты оглох на одно ухо? - усмехнулся капитан, только сейчас, после им сказанного, заметив такую ассиметрию лица месье Анатоля. Ну а эти слова капитана, определённо несли в себе удар ниже пояса, отчего месье Анатоль стал пунцовым и даже споткнулся на какой-то рытвине. Что, впрочем, стало неожиданным для капитана, в один момент потерявшего из вида месье Анатоля, который поскользнувшись, упал на одно колено и тем самым спас себя и своё второе ухо от горестной участи первого уха, в свою бытность отрезанного тем самым памятливым для него кровожадным месье.
Правда капитан, это вам не тот, больно охочий до чужих ушей кровожадный месье, и он всего лишь хотел за свои сказанные, не слишком деликатные слова в адрес потерянного уха Анатоля, оказать ему услугу и проткнуть для новой серьги целое ухо месье Анатоля. Но месье Анатоль, благодаря своей нерасторопности и рытвине на земле, так хитроумно уклонился от колющего удара капитана, что тот, потеряв равновесие и, падая через выставленное колено месье Анатоля, вслед за своей шпагой, определённо удивился такой скрытной ловкости этого месье.
Ну а месье Анатоль, видимо сегодня в ударе, раз он, не смотря на потерю своей шпаги, продолжает удивлять капитана и в особенности самого себя, где он с голыми руками, в один момент бросился на упавшего и так же, как и он безоружного капитана. Чья голова, а вернее сказать верхняя часть её - волосы, в один захватнический момент месье Анатоля, оказались в руках или будет точнее сказать (в такого рода делах, от самой мельчайшей подробности много чего зависит, так что повторяющиеся уточнения просто необходимы), в перчатках месье Анатоля, который усевшись сверху или другими словами сказать, оседлав капитана (не зря капитан сегодня с утра косо смотрел на лошадей), принялся его трясти. Где он иногда ударяя об землю голову капитана, таким образом попытался до него достучаться или возможно указать капитану на его место.
И, пожалуй, все эти головокружительные действия по отношению к голове капитана, вскоре бы достигли своей конечной поставленной месье Анатолем цели - разбивчивости головы капитана, да вот только месье Анатолю помешало завершить задуманное то, о чём бы он никогда не догадался, не окажись в его руках голова капитана, а именно, одетые на его руки перчатки. И если эти его перчатки великолепно служили для того чтобы держать в себе рукоятку шпаги, то вот держать в себе, хоть и длинные, но всё же волосы капитана де Витри, то это задача им была не по пальцам, из которых раз за разом и ускользали волосы капитана.
И вот тут-то капитан, к полной неожиданности месье Анатоля, весело рассмеялся, когда почувствовал, что его волосы, из-за их близости к его голове, решив не отрываться от своих корней, даже ради какого-нибудь парика на голову того же герцога, всё-таки заняли его сторону. И волосы капитана, обнаружив себя в чужих руках, тут же продемонстрировали свою непримиримую к рукам месье Анатоля позицию, чему как раз способствовала их давняя немытость и как следствие их жирность, принялись ускользать от него.
Ну а такое весёлое поведение капитана заставляет месье Анатоля замешкаться и изумиться такому сумасбродному поведению капитана, который вместо того чтобы ударившись головой об землю, прибиться и прижаться к ней, вдруг, ни с того, ни с сего, ещё смеётся, и при этом даже не спешит рассказывать, что его так насмешило.
А ведь месье Анатоль между прочим, дюже охоч до всяких острот и шуток, и особо удачные шутки он даже записывает в свой истёртый блокнот, для того чтобы при случае своим остроумием поразить какую-нибудь придворную даму (у него как раз на примете есть одна неприступная дама, для которой, как раз нужна особенная острота), а может даже и графиню. А тут получается, что капитан, не просто издевается над ним, смеясь в одиночку, а скрывая эту свою остроту, однозначно могущую сразить ту неприступную даму, тем самым не даёт месье Анатолю добиться желаемого - благосклонности неприступной дамы. А это, по досужему мнению месье Анатоля, как-то даже не товарищески.
Правда, причина такой нервной вспышки весёлости капитана, всё это время была не только перед глазами месье Анатоля, а можно сказать находилась прямо в его руках. И это были (что для нас уже не новость) всего лишь жирные волосы капитана, которые, благодаря своим немытым характеристикам, сумели так ловко уйти из рук месье Анатоля.
- Ну и где бы я сейчас был, послушай я всех этих завистников, со своим помой уж, наконец-то, свою голову. - Почувствовав это своё ускользание из рук месье Анатоля, выведя из себя выше упомянутого месье, задорно засмеялся капитан, одновременно обрадовавшись своему избавлению от рук месье Анатоля и, удивившись, как это он сумел так ловко, с помощью своей лени, предугадать пути неисповедимости самого провидения. - Всё-таки лень нам не просто так дана, что в моём случае и было продемонстрировано. - Сделал про себя вывод капитан, решив отныне не пренебрегать значением этой константе его бытия, которая занимала очень немалую часть его жизни.
"А ведь этот подлый капитан, пожалуй, сам имеет свои виды на мою неприступную даму!", - как громом среди белого дня, месье Анатоля поразила догадка, отчего он даже застыл на месте и в результате чего окончательно упустил из своих рук инициативу. Ну а в свою очередь капитан, не стал терять времени и, мгновенно воспользовавшись передышкой месье Анатоля, извернувшись, нанёс ему точный удар кулаком в нос.
И в один момент потерявшегося в себе и упавшего в глубины своего без сознания и главное в сторону от капитана на землю месье Анатоля, в очередной раз настигает откровение - как оказывается, нос имеет не менее важное значение для лица, чем ухо, потерю которого он прежде так остро переживал. О чём месье Анатолю стоило подумать, чем он и занялся, свернувшись и уложившись калачиком рядом с капитаном. Капитан же, несмотря на всю ту голововстряску, на которую подвигнул его месье Анатоль, по причине необходимости помочь своим товарищам по оружию, не стал выбивать из месье Анатоля весь его дух, а поддав ему ногой под зад, глубокомысленно сказал:
- Я же сказал, что сегодня ко мне даже близко не подходи с предложением кого-нибудь оседлать. Меня укачивает. - После чего капитан быстро поднял свою шпагу и, бросив быстрый взгляд по сторонам, заметив, что песок в часах ещё есть, а это значит, что он опередил самого Бутвиля, окрылённый успехом бросился на выручку виконту Трофиму, чьё критическое положение, требовало первоочередного вспоможения.
Между тем виконт Трофим поначалу даже обрадовался, когда оголив свои шпаги, против него выдвинулось сразу же два противника - месье Неклюжь и месье Гнусак. Ну а такое выборное предпочтение Трофима его товарищам, можно сказать, несколько польстило виконту, который даже несколько свысока посмотрел на своих товарищей, которым противостояла всего лишь одна шпага, а не как ему две. Но это была всего лишь минутная слабость Трофима, который спустя совсем короткое время, теснимый со всех сторон противником, познал, до чего же бренно и дорого стоит всё это его тщеславие. Правда, на все эти мысленные мимолётности у Трофима времени совсем не было и он, даже не успевая подумать об этом, только и успевал делать, правда, не всегда удачно и с потерями для своего камзола, как только отражать выпады противника, и постепенно отходить, что удивительно, в сторону стоявших невдалеке на привязи оставшихся без седоков лошадей.
- А наш месье, не так-то прост! - усмехнувшись, сказал месье Неклюжь, разрезав пока что не лицо Трофима, а слой воздуха перед его носом.
- Что вы имеете в виду, месье Неклюжь? - ввязался в диспут месье Гнусак, чья шпага не менее ловко разрезала пространство вокруг Трофима. Отчего виконт Трофим на одно мгновение даже подумал, что его противник решил применить против него новую секретную тактику. Где они, разрезая вокруг него воздушное пространство, тем самым могли добиться допустимой для различных аномалий разреженности воздуха, что в свою очередь вызовет его невесомость и разориентацию в пространстве (виконт Трофим был не только в курсе всех модных тенденций, но и всегда живо интересовался сферой научных разработок). После чего противнику Трофима только и останется, что брать его голыми руками. А судя по огромным рукам месье Неклюжа, то ему не составит большого труда это сделать, и он легко сможет скрутить Трофиму его шею в бараний рог, в который потом будут дуть все, кому ни лень.
- А то, что наш месье...- не успел Неклюжь закончить свою фразу, как к его неудовольствию его перебил виконт Трофим, заместив эту прозвучавшую в устах Неклюжа безымянность своим именем.
- Виконт Трофим, к вашим услугам. - Сделав поклон, сказал Трофим. Но видимо месье Неклюжь сильно не любил когда его перебивают на полуслове и он, дерзновенно не стал проявлять ответную учтивость и, внешне, но не внутренне, что станет ясно буквально после им сказанного, не обращая внимание на Трофима, продолжил говорить и наносить удары своей шпагой.
- Разве это и что-либо другое, уже будет иметь хоть какое-нибудь значение для трупа, которым вскоре станет сей месье. - Месье Неклюжь всё же злопамятный тип, раз он таким образом решил упомянуть обозлившегося на него за эти слова виконта Трофима. - Но, давай вернёмся к тому, на чём меня перебил сей неучтивый месье. - Скрестив шпаги, с ещё больше разозлившемся на эти слова виконтом Трофимом, продолжил говорить Неклюжь. - А наш месье избрав тактику обороны, ретируясь в сторону наших, заметь, наших лошадей, тем самым ищет для себя удобный путь отхода.
- А ведь точно. - Не мог не согласиться с отступившим от виконта Неклюжем, теперь вступивший в бой с Трофимом месье Гнусак.
Между тем мысли виконта Трофима не покидала тема рук Неклюжа, с его желанием свернуть его шею в бараний рог и связанными с этим последствиями, уже для души Трофима, в которую будут дуть все те, кому ни лень.
- Тьфу! - виконт Трофим не смог сдержаться от всех этих своих представлений, где все те, кому ни лень, все до единого в своей сущности состояли далеко не из женского сословия, и очень жёстко, и как оказалось удачно плюнул в месье Гнусака, где и попал ему в лицо. Чем не только сбил с мысли, в один момент оторопевшего месье Гнусака, явно не ожидавшего такого хитроумного выпада со стороны Трофима, но и на мгновение застелив его глаза мокрой пеленой слюней, тем самым заставил месье Гнусака потерять уверенность в себе и точность направления своего удара.
И месье Гнусак, как явно слишком насчёт других брезгливый тип, вдруг, ни с того, ни сего (по мнению Трофима), взял и вместо того чтобы спокойно вытереть своё лицо, весь задёргался и начал в остервенении размахивать своей шпагой; тем в самым внося неразбериху и сумятицу в стройный ряд нападающих. Где больше всего, почему-то досталось месье Неклюжу, чья перевязь на камзоле, была в один удар срезана месье Гнусаком. Что и заставило месье Неклюжа пока оставить Трофима, и мощным ударом кулака по голове месье Гнусака, таким самым обычным образом попытаться образумить его.
После же того, как присевший отдохнуть и подумать месье Гнусак, определённо удивлённый таким поведением Неклюжа, вытер своё лицо об свои коленки, решив запомнить и, запомнив эту подлость месье Неклюжа, с трудом поднялся на ноги, он, многозначительно улыбнувшись Неклюжу, вновь направил свою шпагу в сторону Трофима.
Виконт Трофим тем временем посчитав, что месье Неклюжь не так уж и глуп, и даже в своём роде благороден, раз он не только даёт ему такие подсказки, как действовать в случае печального для себя исхода поединка, но и дабы восстановить паритет, частично выводит своего напарника из строя, решил воспользоваться сумятицей в рядах нападающих и, заняв для себя более удобную позицию между деревьев, к которым были привязаны лошади, приготовился к новому витку нападения. А оно, судя по раскрасневшимся лицам уже распалённого строптивостью виконта Трофима противника, будет не в пример первой стычке ожесточённым. Доказательством чему и послужило одновременное с двух сторон нападение на виконта противника. И только удачно им занятая позиция за деревом, которое частично приняв на себя удар шпаг нападающих, позволила Трофим отразить эту первую их нахрапистую атаку. Где месье Гнусак, с остервенением нападая, вместо головы Трофима срезал ветку, а более хладнокровный месье Неклюжь проткнул ничего подобного даже и неподозревающего насчёт месье Неклюжа, остановившего на стволе дерева потереть свои лапки жука-носорога.
- Да вы, месье Неклюжь, как я посмотрю, в своём рвении не умеете вовремя остановиться, и ради достижения своей цели не брезгуете любыми средствами. - Срезал словом месье Неклюжа, удивлённо смотревшего на кончик своей шпаги, на которой бездыханно болтался жук-носорог, воодушевлённый исходом новой атаки виконт Трофим. Отчего месье Неклюжь начинает становиться менее хладнокровным и спокойным. И месье Неклюжь налившись злостью и гневом на Трофима, из-за которого ему пришлось, конечно, случайно, а не как голословно заявляет Трофим специально, погубить одно из творений природы - жука, вновь бросается на этого нахала. Ну а Трофим определённо ожидая от месье Неклюжа таких остервенелых действий, чему и способствовали его обличительные слова, заметив, что у соседнего рядом с ним дерева, ответвление от основного ствола склонилось так, что для того чтобы пройти мимо него нужно слегка наклониться, решил использовать этот природный факт в своей обороне против месье Неклюжа.
И вот месье Неклюжь бросившись на него, используя те преимущества, которые даёт ему его высокий рост, сразу же попытался достать шпагой Трофима, прежде чем тот в ответ достанет его. Но виконт Трофим не собирался, вот так просто, идти на поводу роста месье Неклюжа и он, используя свою большую по сравнению с Неклюжем манёвренность, в ответ применил новую тактику, где каждый замах или выпад месье Неклюжа сопровождал сказанным под его руку словом "вжик".
На что месье Неклюжь пытаясь достать Трофима из-за его естественной оборонительного сооружения - дерева, посмотрев вверх, делает обманный манёвр глазами, в результате которого по задумке месье Неклюжа, виконт Трофим должен в свою очередь залюбопытсвовать, и заинтересованный тем незримым, что там такого в высоте увидел месье Неклюжь, посмотреть туда же. Ну а пока Трофим, завлечённым таким хитроумным приёмом месье Неклюжа, пытается узреть то, что там такого увидел Неклюжь (а там по большому счёту не было ничего интересного), сам месье Неклюжь резко смещается в левую сторону от дерева и из этого открытого для нанесения укола пространства, наносит смертельный удар шпагой Трофиму.
Но виконт Трофим, несмотря на созданную месье Неклюжем интригу и угрызения своего вечно голодного желудка, подозревающего, что месье Неклюжь никак заметил сочное яблоко или грушу, уже в своё время наученный горьким опытом, где его любопытный нос не раз прижимали дверьми, сумел-таки сдержаться от искушения посмотреть вверх (потом посмотрю) и тем самым вовремя сумел обнаружить грозящую ему опасность со стороны этого хитрого месье. И Трофим вновь сказав под руку месье Неклюжу: "Вжик!", - должно с реагировал на новый выпад сего хитроумного месье.
Ну а когда тебе под руку говорят и необязательно такие невыносимые для слуха фехтовальщика слова, то это всегда приводит к волнению и сбою руки фехтовальщика. В результате чего месье Неклюжь, вместо того чтобы точно направить свою шпагу в грудь своего противника - Трофима, разит ею то самое дерево, под защитой которого находился этот однозначно нечестный Трофим.
Что заставляет месье Неклюжа ещё больше расстроиться и нервничать, ведь его шпага чуть было не переломилась, после того, как она так жёстко вошла в ствол дерева. При этом виконт Трофим ещё издевается и подшучивает над ним, заявляя, что он месье Неклюжь, слишком неуклюж для него, а вот для деревьев - в самый раз. И, конечно, месье Неклюжь в очередной раз взрывается и начинает так ожесточённо и злобно лупить, и колоть своей шпагой, правда, всё больше по воздуху и деревьям, что Трофим еле успевает ретироваться и раз за разом менять деревья, которые только и позволяют ему спрятаться от этой ярости месье Неклюжа.
Впрочем, виконт Трофим всё-таки иногда позволял себе бестактность, и словом, и иногда одиночными уколами в сторону месье Неклюжа, так сказать, не позволял ему окончательно забыться и держал его в тонусе.
Так в один из напряжённых моментов для своей перевязи на груди, когда месье Неклюжь своей шпагой по касательной от дерева чуть было также не коснулся и Трофима, он, благодаря удаче и некоторому везению, сумел не только уклониться, но и в ответ даже проделать небольшую дырку в рукаве камзола месье Неклюжа. Что вызывает новую вспышку ярости у Неклюжа, которому, при его нестандартной размерности и так дорого стоит пошить себе одежду и в особенности камзол, а тут опять дырка и значит новые траты. Ну и месье Неклюжь готов уже прямо сейчас разорвать на части этого Трофима, который видимо, тоже замечает, что он натворил, и начинает пятиться назад.
- Нет, уж! Теперь ты от меня не уйдёшь. - Заорал месье Неклюжь и, забыв о шпаге виконта и всякой другой предосторожности, бросился на виконта Трофима, который, что за нахал такой, не стал его ждать и нырнул под своды веток дерева. Но разве в данный драматичный момент, что либо, кроме разве что только, так незаметно спрятавшегося в своей же листве ствола дерева, может остановить, не разбирая дороги, несущегося вперёд не глядя месье Неклюжа. Нет, конечно. И месье Неклюжь снося всё на своём пути, даже не заметил, как он преодолел все эти лиственные преграды, за которыми уже видится, однозначно покойник - виконт Трофим. И вот, кажется, всё, и Трофим сейчас же будет нанизан на острие шпаги месье Неклюжа, который, не видя ничего и никого кроме Трофима, в предвкушении расплывается в улыбке, и тут же со всего маху сносит вставший на пути его лба ствол дерева, и заодно себя вместе с ним.
- Оп-па! - только и успел сказать месье Неклюжь, изумлённо наблюдая за тем, как его ноги, взлетев выше его головы, начинают парить в воздухе, и так до тех пор, пока уже он сам не приземляется на затылок, и его не засыпает упавшей со ствола дерева листвой.
Но виконт Трофим не успевает отдать должное, так скоропостижно выбывшему из поединка месье Неклюжу, так как уже месье Гнусак обойдя Трофима с другой незаметной стороны, вероломно - не предупредив шумом своих вступающих на землю ног - нападает на него. И, пожалуй, виконта Трофима ожидала бы такая же, а может и того хуже участь, что и месье Неклюжа, не наступи месье Гнусак на отложенности страха лошадей (а нечего было пугать лошадей). Что, собственно, и приводит к тому, что опорная нога месье Гнусака, не получив должного для себя упора на землю и, соскользнув под себя, тем самым сбивает месье Гнусака с себя и цели. И месье Гнусак, чьё неустойчивое положение теперь уже бесповоротно ведёт к его падению прямо на то, на чём он поскользнулся (до чего же необъяснимый, с долей философской мудрости физический закон), вместо того чтобы проткнуть Трофима, только касательно шпагой проходится по его спине.
Ну а виконт Трофим, чья спина, хоть и чесалась, но всё же была несколько неприятно удивлена таким неожиданным её касательством, спохватывается и резко развернувшись в ту сторону, где до него попытался дотянуться, скорее подлый, нежели незваный гость месье Гнусак, увидел там ошеломляющую всякое имеющее в себе хотя бы зачатки благородства сознание картину падения месье Гнусака в то, что из себя скорей всего и представлял этот оступившийся на своей подлости дворянин. Ну а весь этот неприличный даже для лесных жителей - йети, вид месье Гнусака ставит Трофима перед непростым выбором. Либо оттошниться, на чём настаивал исходящий запах от месье Гнусака и сильная вымазанность его лица лошадиными отходами их жизнедеятельности, либо же от души рассмеяться, чему опять же способствовал прибитый вид месье Гнусака и весёлый нрав Трофима. И, конечно, Трофим выбрал весёлость, с которой он и обратился к месье Гнусаку.
- И как вам не стыдно, месье. Смотреть на меня такими невинными глазами. - Рассмеявшись, виконт Трофим своим заявлением ещё больше удивил месье Гнусака, находящегося в полном умственном недоумении. И месье Гнусак в ответ на эти слова Трофима, явно стесняясь себя и своего положения, только похлопал глазами.
Ну и на этом виконт Трофим уже было хотел закончить своё знакомство с месье Гнусаком и покинуть его, как вдруг, совершенно неожиданно он почувствовал, что его левое плечо не просто онемело, а даже налилось кровью. Что, не только вызывает вопросы у Трофима, но и заставляет его перевести свой взгляд на своё левое и такое больное плечо. Из которого, о боже, торчало остриё шпаги. Что сразу же наводит на свои нерадостные мысли и главное на вопрос - а кто за всем этим стоит? На что, между прочим, пока эта пронзившая его плечо шпага находится в таком застрявшем положении, нелегко ответить - любое движение Трофима вызывает у него бесконечную боль. При этом хозяин шпаги, тот, кто замыслил этот подлый подход к Трофиму, ожидаемо не спешит представляться, предпочитая оставаться в тени спины, начавшего терять свои силы Трофима.
И, пожалуй, всё шло к тому, что виконт Трофим, так бы и не узнал, кто воткнул в него шпагу и вслед отправил его на тот свет. Хотя путём исключения, он, скорей всего, если бы подумал, то мог бы предположить, кто это с ним сделал. Но Трофим, несмотря на то, что ему это было очень интересно, всё же, пока что не стал об этом думать - ему было не до того - ведь ему нужно было ещё дышать, что с каждым мгновением наполнения рта кровью, становилось всё трудней делать.
Но сегодня удача всё же была на стороне виконта Трофима, чьё затруднительное положение вовремя обнаружил освободившийся от месье Анатоля капитан де Витри, который осознав, что медлить нет времени, в два счёта настигает место стояния Трофима и в один удар срезает кисть той самой подлой руки, которая держала ту шпагу, на которой в свою очередь в подвешенном состоянии находился виконт Трофим. После чего округу оглашает истеричный крик получившего по рукам бывшего обладателя двух, а теперь носителя всего лишь одной целой руки, а также до степени вероломности подлого характера - месье Х-а, чьё падение на колени, на этот раз происходит одновременно с уставшим до смерти стоять на ногах Трофимом.
Но на этом как оказывается, всё это противостояние не заканчивается. Так истеричный крик месье Х, скорей всего обладал волшебными свойствами - умением дозваться до мертвенно спящих и подымать на ноги не ходящих, а именно до месье Неклюжа, чья полная невозмутимости физиономия, спустя мгновение и появилась из под груды веток. Но не только месье Неклюжь начал приподыматься со своего места, но и месье Гнусак, заметив, что Трофим скорее повержен, чем цел, решив показать себя с безответственной и неблагодарной стороны, явно что-то замышляя против виконта, взяв шпагу, начал приподыматься на ноги.
Что, между тем, очень отлично замечается капитаном де Витри, который быстро обозрев местоположение противника, не стал останавливать на них свой взгляд, а многозначительно посмотрев на лошадей, крепко сжал свою шпагу и, приблизившись к ним, плашмя нанёс удар шпагой по крупу одной из лошадей. Ну а лошади, несмотря на свои крупные размеры, всё же несколько пугливое и нелюбящее неожиданных ударов по своему крупу животное. Так что они ожидаемо повели себя нервно-восторженно - резко бросившись в разные в стороны, в желании не только удрать, но и смять своими копытами всех тех, кто окажется у них на пути.
Ну а этим кто встал на их пути можно сказать не очень-то повезло, и не успели месье Гнусак и Неклюжь, как наиболее близко к ним находящиеся (капитан, до чего хитрая каналья, в один момент спрятался всё туда же - за одно из деревьев) и значит, более привлекательные для копыт лошадей персоны, понять, что тут вообще происходит, как их умственная деятельность в один удар копытом прекратила своё функционирование. Ну а удар копытом даже для такого массивного лба, которым обладал месье Неклюжь, всегда становится большим испытанием для него. И любой попавший под этот копытный молот месье, валяясь на больничной койке, по прошествии многих дней и недель будет вынужден признать, что, пожалуй его лоб, ещё не столь крепок. К чему, скорее всего придут и отправленные в нокаут месье Гнусак и Неклюжь, чьи лбы звучно отозвались и заискрились после удара копытами лошадей по ним.
Пока же капитан де Витри щурился от той яркой вспышки света, в которую озарилась эта лесная роща (источником света, как вы уже догадались, стали лбы этих нерасторопных месье), виконт Трофим, чьи глаза наоборот оказались в затмении, окончательно рухнул вниз головой на землю. Правда капитан, опять же своевременно, замечает то прискорбное положение, в котором оказался Трофим, а также то, что тот таинственный и вероломный незнакомец в маске, не став дожидаться возмездия за свои подлые дела, бросив свою кисть руки на произвол диких собак, в одно мгновение скрылся с места своего преступления.
И хотя капитан совершенно взбешён таким, в общем-то, предсказуемым поведением незнакомца, он всё-таки не бросается на его поиски, а понимая, что в его помощи сейчас больше всего нуждается Трофим, быстро направляется к нему. Где капитан, слегка приподняв Трофима с земли, по бледным лицевым и кровавым грудным признакам убеждается в том, что тому срочно необходимо содействие какого-нибудь медицинского светилы.
Ну а капитан, на то и военный человек, чтобы не только знать тех, кто лучше всего справляется с задачей отправки какого-нибудь зарвавшегося месье на тот свет, но ему так же известны все имена и адреса тех, кто ставит на ноги благородных месье, чьи тела, в основном коварным образом, нередко оказываются проткнутыми другими неблагородными и подлыми месье. И капитан недолго думая, а всего лишь бросив взгляд в сторону сражающегося маркиза де Шубуршена, убедившись в том, что у того ещё есть шанс на благополучный исход поединка, закидывает Трофима себе на плечо и относит его к первой же, уже успокоившейся лошади. Там же происходит перекладывание груза - виконта Трофима, но только не ответственности, на плечи лошади. После чего капитан отвязывает лошадь и, запрыгнув на неё, направляет лошадь в сторону сражающихся дуэлянтов.
- Маркиз! Позвольте мне вас отвлечь. - Подъехав к стоящим в позиции скрещенности шпаг и лиц дуэлянтам, обратился к де Шубуршену капитан. И хотя маркизу де Шубуршену, под ожесточённым натиском Бутвиля приходилось не сладко, он как человек, для которого куртуазность не пустой звук, не стал ссылаться на огромную занятость, а кивнув ему, дал понять, что его слушают.
- Виконту Трофиму по причине своего плохого самочувствия, необходимо экстренно покинуть вас. Так что, если вы пока не нуждаетесь в нашей помощи, то мы на ненадолго покинем вас. - Сказал капитан де Витри.
- Не смею вас задерживать. - Последовал ответ маркиза де Шубуршена, который кивком головы в сторону песочных часов, дал понять капитану, что было бы неплохо, если бы он поспешал. Что в один взгляд улавливается капитаном, и он ответно кивнув, поддав в бока лошади шпорами, отправляет её вскачь.
Ну а оставшимся на этом импровизированном поле боя дуэлянтам остаётся только одно - продолжать начатое, что ими и делается. Правда уже больше с усталостью в глазах и в движениях, нежели с той энергией и патетикой, с которой всегда начинал Бутвиль, видевший в дуэли не просто противоборство двух соперников, а нечто большее. Ведь для него дуэль была не только смыслом всей его никчёмной без дуэлей жизни, но и неким моментом истины, определяющим его значимость в ней. Так в человеке, находящимся на пороге смерти, что и позволяет вскрыть в нём всё скрытое от чужих и даже от своих глаз естество, в этот кульминационный момент для его жизни, как раз и проявляется всё то, что он на самом деле есть, давая понять всю его значимость для мира; и не важно, что в нём в основном проявляется его эгоцентризм, ведь это тоже часть вселенской природы. А её замыслы и вложения в душу человека не обсуждаются.
Так что месье Бутвиль, как первый дуэлянт и задира, отдавая своё должное дуэли, не мог и не имел право начать поединок без своего патетического слова (мы немного вернёмся назад, к началу поединка; у каждого из дуэлянтов он начинался по-разному).
- Если ты меня ещё не знаешь, то я так и быть, в двух словах расскажу. Я большому счёту писатель. Моё перо - шпага! Мои чернила, это кровь противника, а его тело есть бумага. - Выхватив шпагу и надвигаясь на маркиза де Шубуршена, продекламировал всем известную присказку Бутвиль. На что маркиз де Шубуршен, будучи не склонным к тому, чтобы так подробно себя выделять перед незнакомыми людьми, которые, кто их знает, как интерпретируют сказанное им, для начала решив проверить насколько крепка рука этого Бутвиля, попытался сразить того ловким приёмом. Но Бутвиль, как оказалось, умеет не только декламировать себя, но и исключительно хорошо владеть шпагой, которая умело отразив удар де Шубуршена, своей лёгкой касательной проходимостью мимо носа маркиза, определённо охладила его пыл.
- И это только моё предупреждение вам, маркиз. - Усмехнулся Бутвиль, глядя на ту оторопь маркиза, которую вызвал его ответный хлёсткий удар. И хотя этот умелый контрудар Бутвиля показал Шубуршену, что, пожалуй, его противник способен на многое, маркиз не стал поглядывать по сторонам в поисках путей отхода или не дай Бутвилю удачи - помощи, а вспомнив предупреждение капитана, принялся всем известным методом тыка, искать слабые стороны месье Бутвиля. Ну а месье Бутвиль, как и всякий склонный к тщеславным поступкам человек, этот вывод для себя сделал Шубуршен, обозревая его огромные усы, пожалуй, не любит раскрывать имеющиеся у него недостатки, которых у него, опять же по мнению маркиза, скорее всего нет.
Чего, уже по рассудительному мнению де Шубуршена (у маркиза на все случаи жизни, имеются свои различные мнения), совершенно невозможно быть, и как ему кажется, то для развития каждой полноценной личности, ей просто необходимо иметь в себе некоторые недостатки, борьба с которыми и позволяет совершенствовать свою природу.
- Вот, например, я. - Маркиз де Шубуршен, в доказательство своей теории, всегда готов привести себя в пример. - Так во мне наряду со многими совершенствами (в этот момент де Шубуршен любил поглядывать на себя в отражении чьих-нибудь красивых дамских глаз), присутствует бесчисленное количество недостатков. Но я понимаю, что это тоже частичка самого меня и поэтому, если не я, то кто сможет сделать из них достатки. - С нотками патетики, глядя на себя в отражение очередных прекраснейших глаз на земле, грустно заявлял де Шубуршен. И, конечно, эти прекраснейшие глаза, а вернее их носительница, выражает своё изумление маркизу и с упрёком к нему, напоминает ему о его забывчивости - ведь она всегда готова прийти на помощь маркизу в борьбе с его недостатками, которых она почему-то совершенно не замечает.
И маркиз глубоко вздохнув, вынужден признать правоту носительницы прекрасных глаз, после чего он, разделив с ней ложе и мнение о своём совершенстве, всё же в глубине себя не отступает от своего главного принципа - полноценная личность должна в себе иметь чего-то помногу, а чего-то по чуть-чуть. Ну а раз так, то де Шубуршен решив не сдаваться даже самому себе и, критически обозрев себя и свои поступки, пришёл к горестному для себя выводу - главным его недостатком, как оказывается, является слишком большая его уступчивость привлекательности носительниц красивых глаз.
Так что месье Бутвиль, если он конечно, не совсем обойдённый природой тип, определённо должен иметь свои недостатки, которые нужно обнаружить и зацепиться за них. Правда месье Бутвиль, не только не торопится раскрыться, а своей шпагой всячески мешает де Шубуршену вскрыть его слабые стороны.
"Но ничего, ты ещё раскроешь себя". - Несколько обозлившись на этого скрытного месье Бутвиля, сомкнул себя и свою мысль де Шубуршен.
Между тем Бутвиль, чья лёгкость хода и отличное владение шпагой позволяла ему владеть инициативой, решил себе позволить нелицеприятные высказывания в сторону маркиза. - Сдаётся мне маркиз, что вы более усердствуете в своих мыслях, нежели в поединке со мной. - На что маркиз, явно уязвлённый этими намёками Бутвиля на его слабость руки, побледнел от своей холодности по отношению к неучтивости Бутвиля, которому никто не давал права лезть со своими замечаниями к нему в голову, выразил своё недовольство, разрезав воздух рядом с его несдержанным ртом. На что Бутвиль, явно удивлённый такой прыткостью де Шубуршена, хотел было ответно съязвить, срезав у Шубуршена его шляпу, но Шубуршен, чья шляпа позволяла ему уравнивать свой рост с более высоким Бутвилем, не поддался на использованный Бутвилем обманный манёвр и, использовав неровность поверхности земли, увернулся от его шпаги.
- А мне сдаётся, что сегодня в ваших руках не так уж и много козырей. - Заявил де Шубуршен, воодушевлённый нервностью Бутвиля, которую он зло чертыхнувшись, проявил после этой своей неудачи. Но Бутвиль, чьей страстью после дуэли были карты, конечно, не смог стерпеть, когда говорят, что у его карта хуже, чем у соперника, не сдержался и, выхватив дагу, моментально продемонстрировал маркизу этот свой козырь из рукава. И только быстрая реакция де Шубуршена, которая ему стоила порезом камзола и срезом плюмажа со шляпы, позволила маркизу без больших потерь выйти из этой стычки целым.
- Маркиз. Ну и как вам мои козыри? - глядя на де Шубуршена, засмеялся Бутвиль. После чего Бутвиль посчитав, что дагу можно пока убрать, на одно мгновение отвлекается для того чтобы её повесить обратно, чем, в качестве своего ответа ему и решает воспользоваться маркиз. Так маркиз де Шубуршен в одно мгновение сокращает своё расстояние между собой и Бутвилем, чья физиогномика лица тут же изумлённо выразилась при виде такой расторопности де Шубуршена, который вдруг, раз и оказался прямо перед ним. Но де Шубуршен сделал этот резкий манёвр не для того чтобы наслаждаться удивлением на лице Бутвиля и, определённо желая видеть это изумление в навсегда застывшем виде Бутвиля, наносит полный свирепости удар шпагой ему в лицо.
И, пожалуй, на этот раз всё мастерство Бутвиля, не только не оказало ему спасительную услугу, а оно по большому счёту оказалось не удел, а вот его удачливость, как раз оказалась на высоте и можно сказать, что спасла его жизнь от острия шпаги де Шубуршена, которая прошла в буквальной близости от его шеи. Правда Бутвиль, быстро спохватывается и ответно вздёргивает свою шпагу вверх, что позволяет ему эфесом своей шпаги захватить эфес шпаги де Шубуршена в тиски и не дать ей возможности для манёвра, который мог бы пойти дальше и уже срезать ему шею.
Ну а как только шпаги противников, таким близким для себя и для самих дуэлянтов образом скрестились, то наступила новая, по большей части умозрительная фаза поединка. Где теперь каждый из противников, давя всем своим весом на свою шпагу и через неё на шпагу противника, глядя в его так близко находящиеся глаза и, даже вдыхая с ним общим воздухом, тем самым пытался раздавить противника со всем надетым на него имуществом. Что, между прочим, не так уж легко сделать, когда твой противник не только не слаб, но и так близко, практически прямо тебе в лицо, злобно смотрит, натужено сопит и, не говоря уже о его успехах в деле усердия, которое звучно отражено в его задних звуках, даже плюётся.
- Маркиз, я только сейчас заметил, до чего же всё-таки у вас неприятная физика лица. - Вперемежку со слюнями, сказал Бутвиль, таким образом попытавшись снять напряжение со своего лица.
- Я со своей стороны, вынужден не только заметить ту же неприятность, которую источает мне ваше лицо, но и прибавить к нему своё пожелание. Желаю вам провалиться к самому чёрту и чтобы я вас больше век не видел. - Со своей стороны заявил де Шубуршен, чьи пожелания определённо находились в несовместимости с желаниями Бутвиля, который и высказал бы их, если бы не появление верхом на лошади капитана де Витри, который нарушив их суровое уединение, своей вопросительностью дал возможность противникам перевести свой дух (всё же нелегко вдыхать из одного источника кислорода).
Когда же капитан исполнив свой долг по отношению к маркизу, их покинул, то оставшиеся на прежнем месте противники, а не как их называют соперники, что полная немыслимость - кого им ещё делить, взялись за старое - замысловатое топтание на одном месте, где каждый из противников, используя весь арсенал своих средстве давления - физическую силу, устрашающую мимику лица и даже выразительное слово, попытался сломить дух своего визави. Правда, если на всё это их топтание взглянуть со стороны, то это больше походило на некий, ещё неизвестный, но вполне возможно, имеющий большие новомодные перспективы при дворе танец.
Что, по своему достоинству смогли оценить укутанные в плащи и в маски сторонние наблюдатели, которые незримо для самих участников этого поединка, уже с самого его начала присутствовали здесь неподалеку - там, в одной из башен аббатства. Что позволяло им незаметно для всех, приглядывать за дуэлянтами; да и к тому же, отсюда им лучше всего было видно то, что там, на месте поединка происходит.
- Ну и что скажете сударыня? - обратился с вопросом к стоящей у окна, одетой в костюм амазонки даме, её спутник - кавалер де Брийон, чьё лицо, как и у его спутницы, в неких таинственных целях было скрыто под маской. Сама же дама, больше увлечённая происходящим на месте поединка, не сразу смогла ответить на этот вопрос и только тогда, когда она смогла справиться со своим волнением, она ответила своему, только фигурально кавалеру.
- Это просто феерично. - Не смогла удержать своих знаний модных словечек и эмоций дама-амазонка. - Вы, сударь, были полностью правы, всё представшее перед нами, действительно заслуживает своего внимания. - Отдав должное своему ответу кавалеру, дама-амазонка вновь вернулась к своему наблюдению за танцующими на месте противниками. Правда на этот раз она только бросает свой взгляд на сражающихся, после чего возвращается к своему спутнику и, понизив свой голос до той степени сокровенности, от которой даже немые прозревают, попросила кавалера об одной маленькой услуге.
- Сударь, мои глаза уже устали видеть так далеко. Нельзя ли нам подойти поближе к месту поединка? - в дополнение к словам дамы-амазонки, брошенный ею взгляд на кавалера де Брийона, заставляет его для начала онеметь. И кавалер де Брийон, чьё тайное появление здесь, было связано не только с желанием впечатлить свою новую знакомую, но и с секретным поручением епископа Люсонского, Ришелье, теперь уже окончательно (изначально он ими пренебрёг, когда по просьбе брата дамы-амазонки Людовика VIII, и своих тайных желаний и намерений, взял с собой сюда её. Под маской дамы-амазонки скрывалась шибко охочая до всяких авантюр, неугомонная натура недавно появившейся при дворе Мари́ Эме́), забыв о предосторожностях, уже был готов на всё согласиться, но появление со стороны западного фасада здания церкви группы всадников, заставило кавалера де Брийона попридержать себя.
А вот это появление большой группы всадников, скорее всего совершенно никем не ожидалось, и соответственно, не было предусмотрено всеми теми людьми, кто принимал деятельное и другого вида участие во всех этих событиях.
Впрочем, так всегда и бывает. И те, кто зачастую принимает непосредственное участие в каких-либо событиях или происшествиях, почему-то всегда оказывается менее осведомлён насчёт себя и своих деятельных поступков, а также того, что происходит вокруг, нежели те, кто так сказать, является, если и не зачинщиком возникшего события или недоразумения, то, как минимум тем, кто стоит за спинами этого первого ряда выгодополучателей или простыми словами сказать, умеющими слышать и делать далеко идущие выводы из всего того, что до них донесли слухи.
Ну а так при дворе, как ни в каком другом месте королевства, своё огромное значение имеет во всех своих фигуральных значениях слух, то и говорить не надо, что любая новость при дворе, распространяется с самой быстрой из всех известных человечеству скоростей - скоростью мысли, а также её разумности (что является совершенно редким явлением).
При этом, тем придворным до кого вот только донеслась новость, при её дальнейшем использовании, обязательно нужно учитывать не саму свежесть и пикантность новости, а то, через какое число носителей ушей и их передаточных устройств - языков, она прошла. Ведь в результате механического трения передающего устройства - языка, с умонастроением его носителя, а также вполне вероятного искажения его слуховым аппаратом полученной информации, происходит столь много изменений в полученную новость, что она, пройдя через несколько уровней внимающих и заинтересованных придворных, становится уже сама на себя не похожа.
Ну а раз так, то наиболее здравомыслящие придворные, которые желают играть при дворе не просто весомую, а значительную роль, всегда придают большое значение источнику получения новости. И они беспокоясь о себе, всегда многое делают для того чтобы все новости доносились до них, если не из первых рук, что практически невозможно сделать, то, как минимум от самих наушников, которых каждое влиятельное лицо при дворе имело целый штат.
Так что не было ничего удивительного в том, что новость, о пока что только словесной стычке (то, что она вскоре перерастёт в кровавую, никто не сомневался) между герцогами де Гизом и Анжуйским, когда всё это происшествие к их большому нежеланию произошло в присутствие третьего лица - мадам де Ажур (а факт присутствия третьего лица, уже делает невозможным умолчать факт случившегося), совсем скоро, ураганом слухов пронеслась по дворцу, где каждый был волен думать и домысливать исходя своего разумения и интереса здраво мыслить.
Ну а уже этот свершившийся факт всезнания (оставалось узнать место и время; хотя время всегда назначалось одно - удар в колокола), со своей стороны не могли не учитывать и сами зачинщики или другими словами сказать, поводыри этой новости - сами участвующие герцоги. При этом герцоги, будучи большими знатоками придворных нравов, изначально, и не собирались своим личным присутствием оказывать честь врагу, но учитывая тот факт, что об их стычке вскоре донесут королю, они уже окончательно утвердились в своём намерении остаться дома, в тёплых постелях. Так что использование верных своих людей, всегда имело много своих неоспоримых преимуществ.
Правда, появление на месте дуэли, кроме дуэлянтов других, частично уже известных личностей - кавалера де Брийона и Мари́ Эме́, а также неизвестных всадников, говорило о том, что появившиеся слухи о крайней не восторженности герцогами друг другом, было решено убедительно проверить некоторыми жутко заинтересованными в продвижении себя на самый верх властной лестницы придворными лицами. И если одно из имён этих, много о себе и о своём месте во власти думающих придворных, чуть ранее уже было произнесено, то насчёт прибывшей сюда большой группы всадников, то нужно будет подождать того момента, когда они сами себя раскроют. Что, судя по их немалому количеству, вскоре обязательно произойдёт.
- Судя по такому, в одном месте и в одно время столпотворению людей и лошадей, я к своему большому сожалению делаю вывод, что придворная жизнь скорее скучна, нежели насыщена интересом. - Произнесла Мари́ Эме́, глядя на эту большую группу людей, которые остановившись за углом фасада здания церкви, пока не спешили выказывать своё присутствие сражающимся на поле боя дуэлянтам.
- Вы, безусловно правы, мадам. - Не смог не согласиться со своей прекрасной спутницей кавалер де Брийон, который, конечно, готов, не только с ней во всём соглашаться, но и даже на много большее. Что он бы сейчас и предложил ей, если бы не поднявшееся волнение в этой многочисленной среде всадников, что вынудило его и Мари́ Эме́, срочно привлечь своё внимание к ним.
Пока же эти тайные наблюдатели, дабы оставаться такими же, решают, что будет лучше не выказывать своего носа из башни, откуда они в желании получше рассмотреть происходящее, одновременно прижались носами к стеклу, в результате чего, всё же показали свой нос округе. То открыто выступающие в качестве дуэлянтов - маркиз де Шубуршен и Бутвиль, по большому счёту находясь в очень затруднительном для себя положении, не могли вот так сразу, отреагировать на постороннее вмешательство, которое впрочем, в виду их огромной занятости друг другом, так и не было ими пока обнаружено.
Ведь каждый из них в отдельности, совершенно не мог доверять своему противнику, желающему только одного - как-нибудь хитроумно отвлечь тебя и, воспользовавшись доверчивостью, сделать дырку в твоём камзоле и вслед за этим посмеяться ещё над твоим тёплым трупом. Тем более противостояние между Бутвилем и де Шубуршеном, в данный момент достигло своей кульминационной точки и сейчас для каждого из них не существовало никого кроме своего врага.
Так после упоминания ими чертовски непривлекательных слов, которые по заверению каждого из участника противостояния являлись непременным атрибутом того, кто на него в данный момент смотрел или вернее сказать, зрил поверх своей шпаги, каждый дуэлянтов, определённо уже про себя замыслив хитроумный приём, который должен был обеспечить ему победу, прежде чем его привести в действие, решил для начала сразить своего противника какой-нибудь немыслимой для разума своего противника фразой или афоризмом.
И как только противник поразившись высокопарностью заявленного, не сможет своим хлипким умишком переварить всё ему сказанное, где ему только и останется, как потеряв самообладание, застыть в изумлении при виде такого всемогущества противника, то можно будет приступать к основному действию. Где после этого, обладатель столь могущественной силы ума и тела, сравнимой разве что только с богами, Бутвиль или де Шубуршен (всё зависит от того, кто в данный момент думал это), великодушно отправит к праотцам противника, которому уже и жизнь не мила в тени столь великого человека.
Правда пока ситуация ещё окончательно не прояснилась и уткнувшиеся друг в друга взглядами, а своими носами в свои шпаги дуэлянты - Бутвиль и де Шубуршен, пытаются, так и быть, из своего большего, чем у противника благородства, дать ему возможность первому высказаться (хотя очередь говорить была за Бутвилем).
- И не надоело вам, сударь, так бесцеремонно, не смыкая своих глаз, не сводить их с меня? Или вы, не имея на то сил, решили таким способом меня сглазить? - не дождавшись от Бутвиля ответных заявлений, де Шубуршен решил, что ему не в честь идти на поводу этого Бутвиля. На что Бутвиль, чьи познания в ловком слове, по сравнению с его владением шпагой, были не столь умелы и воинственны, от злобы ярко заискрил в глазах и, надавив самим собой на шпагу, попытался достать маркиза своими огромными усами. Что ему частично удалось и маркизу пришлось даже отстраняться лицом, чтобы не быть защекоченным жёсткими усами Бутвиля, которые не зная удержи, пытались влезть во всё, куда только можно было.
И де Шубуршен понимает, что этот хитрый Бутвиль, таким образом не только хочет заткнуть его рот, но и разориентировав его в пространстве (маркизу сквозь эти заросли усов уже трудно дышать и ничего не видно), попытаться сбить его с ног. Ну а с этим щекотливым обстоятельством, де Шубуршен никак не может согласиться и он, не имея другой возможности, как в частности применить свои занятые удержанием шпаги руки, собравшись с силами и духом (от Бутвиля, по утончённому мнению маркиза, невероятно смердит), зубами хватает один из кончиков усов Бутвиля.
Что вызывает у Бутвиля тошнотное изумление. - Да как такое, вообще, может быть! - в выпученных глазах Бутвиля читается немой вопрос. Его великолепные усы, перед которыми он, а также множество месье и симпатичных дам преклонялось, его усы, которые он всегда чтил и лелеял, вдруг прямо на его глазах, схватив, берёт себе в рот этот...Ну и какое ему дело до того, что тот маркиз? (А, по мнению Бутвиля, просто хам и невежда). И побледневшего Бутвиля в одно мгновение пробирает дрожь от одного только представления того, что могло ранее побывать во рту этого маркиза, который скорее всего, не гнушается выпивкой и хорошей едой - а это значит одно, что усы Бутвиля вскоре пропахнуть винными прокислостями и не дай бог, чесноком с хреном.
"Да как теперь после всего этого я буду целовать прекрасных дам. Ведь теперь я буду постоянно чувствовать невольное присутствие на моих усах этого маркиза. Тьфу!", - Бутвилю стало даже плохо от осознания такой теперь своей ограниченности в действиях по отношению к прекрасным дамам.
Но оказавшемуся в тисках, кто знает, не гнилых ли зубов де Шубуршена, а также у своих воображений Бутвилю, всех этих невыносимых для себя представлений мало и он идёт дальше, где скорее догадавшись, чем почувствовав, как его усу там во рту де Шубуршена темно, холодно и особенно мокро (а ведь де Шубуршену, может быть тоже противно держать при себе этот колючий ус Бутвиля).
"Заслюнявил, гад!", - всё потемнело в глазах слегка пошатнувшегося Бутвиля, уже готового пасть жертвой козней этого де Шубуршена, которому бы, по здравому рассуждению, надо было конечно воспользоваться создавшимся для себя выгодным положением, но сам маркиз, не менее Бутвиля чувствовал себя муторно, из-за того что он цепко держал у себя во рту этот кусок волос, под названием усы Бутвиля.
- Кто, кроме самого Бутвиля знает, где он эти свои усы держал и куда макал. - Теперь уже самого маркиза пробрала дрожь от всех своих воображений. - А судя по их жёсткости, он их частенько закручивал и выправлял своими немытыми руками, которые опять же, никто кроме него не знает, куда он их сувал и засовывал. - Маркиз де Шубуршен задумавшись над всеми этими унылыми мыслями, даже не заметил того, как начал жевать тот кусочек уса Бутвиля, который так необыкновенно попал, а затем и застрял у него во рту.
При этом маркиз де Шубуршен, несмотря на весь свой хладнокровный вид, находился в состоянии невменяемости, где у него к горлу подошла всё его нетерпение на этот противный ус Бутвиля. Но маркиз, хоть и из последних сил, но всё же держит себя в руках и в зубах Бутвиля, что есть одна неразрывная цепь практически возникших на ровном месте следствий и причин.
Между тем Бутвиль, уже и не знающий, что ему делать и как жить дальше, постоянно чувствуя на себе и в душе исходящий от своих усов устоявшийся запах маркиза (не срезать же усы, в самом деле. Ведь тогда его никто не узнает и придётся заново добиваться внимания прекрасных дам), истерично, пока что мысленно бросается из одной крайности в другую.
- А я назло ему, теперь не буду иметь никаких дел с прекрасными дамами, а вот с чудовищами в женском обличии - буду! - Бутвиль, чьё сознание озарила эта мстительная мысль, с долей торжества в лице, сквозь прищур посмотрел на маркиза сверху.
- Он что ещё тут задумал? - заметив этот удивительный глазной манёвр Бутвиля, обеспокоился за себя де Шубуршен. Что заставляет маркиза сжать, что есть силы зубы и заодно находящийся в них ус Бутвиля. И, не дожидаясь когда взмокший от боли за свой ус Бутвиль предпримет какие-то ответные шаги (он, решившись иметь дело с одними уродинами, может переступить и эту красную черту, и в состоянии аффекта броситься на маркиза в желании целоваться), де Шубуршен, для которого прекрасные дамы всегда находятся на первом месте, засуровив во взгляде, резко рванул ус Бутвиля. Что вызывает жуткий звук скрежета зубов маркиза об волосы, из которых состоят уже не столь пышные усы Бутвиля.
И Бутвиль, от невыносимости для своего слуха этих звуков из самой преисподней, уже готов бросить шпагу, для того чтобы заткнуть свои уши руками, как вдруг удар или толчок ему и находящемуся с ним в близкой связке - маркизу в бок крупом, непонятно каким, таким образом оказавшейся в пределах их досягаемости лошади, ставит свою жирную точку в этом их противостоянии. Где они, получив резкое ускорение, наконец-то расцепились и, ничего не понимая, и не соображая, повалились на землю. Правда, удар по ним был не слишком силён и пожалуй, будь у них немного времени для того чтобы оглядеться, то дуэлянты смогли бы разобраться и понять, что к чему.
Но такое положение дел совершенно не входило в планы тех, кто застал их врасплох, и они (неизвестные никому кроме себя всадники) для начала, таким недружественным, но эффективным способом расцепив дуэлянтов, вслед за этим собирались отправить их на землю. И эти незнакомые для дуэлянтов всадники, в один быстрый момент спрыгивают со своих лошадей и, не давая возможности раскрыть рта и протереть свои глаза дуэлянтам, в один удар, знающи отправляют каждого из дуэлянтов в своё безсознание. А затем, так же умело накинув на них мешки, упаковывают их в них и, перекинув через седло, увозят в неизвестном для всех, кроме них направлении.