Предпосылки к предисловию такого отчаянного и одновременно само собой разумеющегося движения души и сердца поступка, что сути поступка и его значений не меняет.
Любой мир или то, что нам в качестве его представляется, так уж вышло и с этим приходится жить и мириться, на первом этапе знакомства с ним, всякому уму предполагается видеть в виде мифического единства трёх столпов или основ, как наиболее устойчивой конструкции из всех известных нам геометрических конструкций, как в мире физического инфантилизма, так и в мире сути реализма, обрекаемого философским замыслом своего отождествления, где именно тренога является основой познания мироздания. И этой основой мира есть единство в своей совокупности соединения трёх стихий: морской, земной и аэро (так звучит воздушней). Где за первую отвечает черепаха, барражирующая по этим бесконечным водных гладям, вторую основу представляют три слона, стоящих на черепахе и держащих на себе земную твердь, и третья, возможно самая значимая основа всей этой конструкции, есть человеческий разум, питающийся воздушно-мифическим сознанием вот такого конструкционного реализма, который и создаёт образную картинку этого мира.
Ну а так как на первом этапе познания мира человек движется на ощупь и в потёмках своего сознания и осознания мира и себя в нём, то ему приходится ориентироваться и опираться, скажем так, на то, что у него оказывается под рукой, то есть на своё сознательное воображение, которое в свою очередь формируется под воздействием его функциональных ощутимостей от этого мира. Что благодаря эволюционному, а более часто революционному развитию, как бы не ссылался и не опирался на прогресс собственной мысли человек, всегда опиралось и упиралось на своё единство трёх стихий, которые в итоге и всё благодаря человеческому уму, реформировалось в свои новые три основы жизни - де-юре, системы взаимоотношения социума обитания среды, де-факто, системы информационного обеспечения реальности и описания её де-юре решений, и третий элемент основы притязания человечества на мир в своей душе, как всё это, де-юре и де-факта соединяет и обыгрывает в своей жизни человек, скажем так и другими, поэтическими словами: весь мир театр, а люди в нём актёры, и не всегда бесполезные и так себе.
И чтобы понять или хотя бы для начала разобраться в том, что из себя представляет, не то чтобы другой совершенно мир, а он просто лежит в другой плоскости существования, где действую де-юре другие описывающие и гармонирующие этот мир законы, то будет совсем не глупо и крайне предусмотрительно и предупредительно, прежде чем сделать какой-нибудь решительный знак, ознакомиться с тем, что может предполагать этот твой шаг согласно местным юридическим традициям и правилам.
О чём, как бы это не странно выглядело и казалось со стороны людей, знающих Прасковью, о ком уже давно пора завести здесь речь, раз она и является тем представителем человечества, который подвержен самому искреннему и неуёмному любопытству и страсти к знакомству с другими мирами и нравами их создавшими и воспитавшими какие есть, тем более тогда, когда для этого складываются самые удачные для такого рода мировоззрения стечения обстоятельств, и кто в самом деле, на интуитивном уровне и без подсказок со стороны бывалых в разных и всё больше сложных ситуациях людей, догадалась, а затем и поняла, стоя у дорожного вагончика по продаже кофе с купленным стаканчиком кофе, строго напротив монументального здания правосудия, чего во всяком мире не хватает. Всё верно, правосудия. А почему в нём такой огромный недостаток, то у Прасковьи, с прищуром смотрящей на статую Фемиды, на этот счёт есть не особо красящие человека мысли. - Закрывает глаза человек на своё правосудие.
Ну и чтобы не быть голословным на высказывание таких серьёзных выводов, да и кофе для себя требует информационного сопровождения, Прасковья решила заглянуть в это здание правосудия и посмотреть на то, как вершится всё тоже правосудие.
И вот она, что удивительно, без каких-либо сложностей оказывается в переполненном зале суда, где для неё находится свободное место рядом с отзывчивым для её уставших ног молодым человеком, и ей не приходится долго находиться в неведении происходящего, когда к её услугам этот молодой человек, готовый быть ей во всём полезным.
- Вас что-то тревожит? - задаётся вопросом молодой человек, демонстрируя в себе большую внимательность к своей соседке, Прасковье. Прасковье, с одной стороны занятно, конечно, видеть такую заботливость в свою сторону, а вот с другой стороны такая напористость этого молодого человека навязать ей свою точку зрения на происходящее, вызывает в ней желание указать ему на то, что он близко находится к такому судебному решению, которое всегда становится на сторону угнетаемого чужим мнением человека.
Впрочем, Прасковья ещё не настолько прониклась и пропиталась местным колоритом жизненных реалий, чтобы в себе демонстрировать приверженность основному местному правилу "Ничего личного, это только бизнес", который, как все тут знают, как раз в этих судах, через исковые претензии и обделываются, и она еле заметно улыбнулась молодому человеку, и таким образом ему заметила, что если он будет себя прилично и культурно вести, то он может быть ей крайне полезным.
С чем не может не согласиться этот молодой человек, как вскоре выяснится, то чей-то поверенный и ещё что-то такое в этом роде. - Позвольте представиться, Клаус Гейне. - С напором на желание понравиться, не без того, чтобы ещё и заинтересовать в себе Прасковью, себя представляет этот поверенный, явно будучи не прочь быть поверенным в сердечных делах Прасковьи.
Что хоть и должно льстить молодой девушке, но вот только этот Клаус Гейне сильно себе льстит в том, что он может быть необычным для Прасковьи в таком своём случае человеком. И если быть документально действительным, то этот Клаус себя ведёт несколько неразумно, когда не считается с обстоятельствами их здесь нахождения, которые предполагают ответственный очень подход к своим поступкам людей здесь оказавшихся. Где, кто знает, что сюда привело оказавшегося в зале суда человека - его ответственность или же наоборот, крайняя безответственность перед собой и перед обществом. И если представители правосудия на земле, не всегда могут справиться со всем тем, что не даёт никому покоя в этом человеке, то что о себе возомнил какой-то Клаус Гейне, собравшийся обуздать сам хаос в юбке, а сегодня в деловом костюме, как полагается по местному дресс-коду быть и находиться здесь, скажем так, стороне стороннего участия во всём этом рассматриваемом деле.
- Очень запоминающе. - Говорит Прасковья. - И что вы здесь делаете?
- Сужу. - Многозначительно отвечает Клаус, вполне возможно, что сбившись со слова "сижу". А поправлять себя поздно и вредно для своей репутационной действительности.
- Во как! - удивлена Прасковья, повернувшись к Клаусу и посмотрев на него внимательно. - И зачем? - а вот это был неожиданный вопрос со стороны Прасковьи, заставивший Клауса задуматься. Но не безуспешно. - Скорей всего, для того, чтобы себя и свои желания на поступки квалифицировать. Ну и как без того, чтобы возвысить себя в собственных глазах при виде того, до чего человек доходит, чтобы быть чем-то более того, что он есть.
- А что насчёт меня? - задаётся вопросом Прасковья.
- Что насчёт вас? - не понял вопроса Клаус.
- Что вам даёт моё осуждение? - делает интересное уточнение Прасковья, пропуская мимо более подходящее слово "суждение".
На что Клаус сразу не отвечает, а сперва себе позволяет дерзость своего близкого внимания к Прасковье, и лишь только затем он ей отвечает на этот её провокационный в чём-то вопрос. - Вы даёте оценку верности моей оценки своего суждения о себе.
- Вы умеете говорить убедительные убеждения и требования. - Отвечает Прасковья, делает глубокий глоток из стаканчика, и глядя в сторону центра зала суда, задаётся таким мимоходом интерьерным вопросом. - А их с чем связано здесь нахождение?
- Если общими словами, то политика.
- А если не общими?
- Все хотят быть при деле. - Отвечает Клаус.
- Хотят доказать свою нужность. - Делает предположение Прасковья.
- Вроде того.
- И чем это оправдано в их, а в частности этого интересного типа в сюртуке, случае?
- Общественным договором. - Даёт удивительный ответ Клаус.
- Это кто же он такой? - а вот на этот вопрос Прасковьи, Клаус не успел ответить, его перебил возглас: "Суд идёт". И ему, как и всем другим здесь находящийся людям, пришлось подчиниться регламенту исполнения судопроизводства. После начала которого, всё так быстро завертелось, хоть и с долей формулярных нудностей, что Прасковья и не заметила, когда наступил момент истины для того самого человека в сюртуке, оказавшегося и для себя так неожиданно на кафедре для дачи показаний, свидетельствующих его вину или наоборот, оправдывающих его всё же вину быть таким непредусмотрительным и наивным, и он начал приводится в порядок с помощью присяги.
И как это часто случается, то реальность никак не была сопоставима с теми ожиданиями, которые налагали на тебя представления о том же судопроизводстве, которые у тебя сформировались из просмотров различных сериалов и кино про события в зале суда.
- Пока что только свидетель нашего правосудия над человеческими проступками, - вот так удивительно и в чём-то неожиданно для Прасковьи, начинает своё обращение к подсудимому судья Ангелина Моргана. - Расскажите нам, чему вы стали, как вы заявляете, невольным свидетелем во время своего пребывания трое суток в том самом месте, о котором из соображений национальной безопасности, мы не имеем возможности сообщать. И по этой причине мы назовём его кодовым именем, ангар номер 18.
И как это всегда бывает с неисправимыми и закоренелыми преступниками, в коем видела судья Ангелина Моргана этого типа в сюртуке с чужого явно плеча, потёртого беспорядочной жизнью с разными обстоятельствами жизни и женщинами в том числе, то он с первых её слов не смог усидеть на месте и в себе сдержаться от того, чтобы не перебить ход мысли правосудия. И не просто обычной упрямостью и глупостью её перебить, а этот злодей использует свою непревзойдённую хитрость, вкладывая столько контекста в своё возражение.
- А почему объект именно под номером 18? - задаёт вот такой вопрос человек в сюртуке.
- А что вас в этом не устраивает, объект Љ2? - очень умело контраргументирует Ангелина Моргана этому, судя по этой закрытой на его счёт информации, то самой предельной преступной организации человеку. Что видимо и этот объект Љ2 понимает, и всё равно предпринимает шаги неприятия этого факта (и вообще, пусть он радуется тому факту, что его определили в объекты, а не в изделия под всё тем же социологически угнетаемым номером 2).
- А почему не под номером один? - задаётся вот таким каверзным вопросом этот, высшего апломба человека. Нежелающий быть вторым.
- Вот когда вы перейдёте в разряд первой инстанции обвиняемого, то мы вашу личность переквалифицируем, подняв вас на эту последнюю ступеньку презумпции виновности. - Срезает объект Љ2 Ангелина Моргана. - А пока что мы должны преследовать вашу безопасность и истину. Или же вы хотите сразу дать признательные показания? - а вот это был вопрос с большой заковыркой и хитростью.
Но объект Љ2 не поддался на эту уловку под номером 22, и он согласится только на то, чтобы дать оправдывающие его показания. И он даже себе позволил в сердцах, хватаясь рукой в области своей груди, выкрикнуть совершенно непонятную для Прасковьи сентенцию. - Вам не удастся довести меня до импичмента! - Отчего Прасковье понять объект Љ2, как человека с большим истерическим сердцем, оказавшимся прямо сейчас на грани инсульта - он как его перекосило, что он начал заговариваться - было ближе всего и возможно. И его, видимо, в той же степени поняла и судья, Ангелина Моргана, всё же не последняя скотина и сволочь, как о ней отзываются вначале обвинённые ею, а затем всё ею же доказанные преступники, и она не наложила штраф на объект Љ2 за оскорбление суда, а только его предупредила о том, что раскрытие информации под грифом секретно, налагает на раскрывшего эту информацию человека определённые законодательством обязательства перед законом.
- Не хотите же вы в самом деле, раньше времени и срока потерять для себя юридическую защиту и неприкосновенность? - риторически предупреждает объектЉ2 о последствиях своей болтовни судья. И тот вынужден согласится с истиной, что молчание золото.
После же того, как судья добилась порядка мыслей в объекте Љ2, она всё же указала ему на его неприхотливость своего отношения к жизни, выраженную в его неряшливости: Понимаю, вы не привыкли собственноручно следить за порядком в своём костюме, и что уж говорить о своих мыслях, никогда не транслируемых без телесуфлёра, но всё же давайте соберитесь с этим делом, если не хотите на всю оставшуюся жизнь остаться в этом деле один на один с самим собой.
А вот что это сейчас такое было, и на что такое предвзятое со своей стороны намекает судья Моргана, кто должна в себе демонстрировать крайнюю непредвзятость к процессу, то чуть было вслух об этом опять не сорвался как с цепи спросить неуёмный объект Љ2. И только то, что судья Моргана на этом своём замечании не остановилась, а начала приводить к присяге объект Љ2, того остановило от оправданного греха, смертоубийства зачинщика убийства в нём зачатков воли и свободы самовыражения, что и есть смерть человека.
При этом используемые судьёй слова и словосочетания по приведению объекта Љ2 к присяге, показались Прасковье очень странными, и слышанными ею при проведении других дисциплинарных предприятий.
- Вы имеете право хранить молчание. Всё, что Вы скажете, может быть и будет использовано против Вас в суде. Вы имеете право на присутствие адвоката во время допроса. Если Вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен Вам государством. Ваши права Вам понятны? - вот такое наслоение слов и мыслей полетели от судьи в сторону объекта Љ2, а так-то больше в сторону Прасковьи, кто является передаточным звеном всех этих событий, случившихся не только в этом зале суда, но прежде всего в её голове, где через мысленный процесс всё это обретает для себя значимость и понимаемость, а уж только затем она становится свидетелем всего этого события, и хорошо ещё, что не обвиняемой.
А так как всё происходящее на её глазах проявляется в такой удивительной замысловатости, а наложением на всё это её фильтров прежнего сознания и стереотипного мышления, со своими штампами, которые и внесли свои акценты и фокусы в это представление действительности, то тут как можно обойтись без того, чтобы Прасковья не внесла и от себя некоторые добавки в это судебное представление, вкладывая их в уста такой удивительной на свой характер судьи Морганы. Определённо заседающей здесь не под своей настоящей фамилией. А эту фамилию она взяла для устрашения своих оппонентов в фокусе юридического права.
- Клянитесь говорить правду и ничего кроме правды. - Судья Моргана прямо подталкивает свидетеля, прежде всего своего злоключения, объектЉ2, к навязанным собой действиям. И даже сразу непонятно, как эти её действия квалифицировать. К склонению свидетеля к правосудию или же ещё как. А может он хотел сам, без всех этих подсказок со стороны судьи, быть честным перед лицом своей судьбы. А теперь что получается. Его честность вышла как бы из под палки наказания предусмотренных за лжесвидетельствовали законов. А объект Љ2 не хочет, чтобы его считали честным только под предлогом его будущего наказания. Да и вообще человек, когда его принуждают к чему-то, даже к разумным вещам, начинает всему этому противиться и вести себя в предел наоборот.
И вот теперь пойди разберись, чего добивалась и предполагала судья Моргана, когда она провоцировала объект Љ2 на свою честность. Ответ на что со стороны объекта Љ2 был ожидаемо негативный и закононепослушный.
- Вы и в самом деле этого хотите? - задаёт до предельной дерзости вопрос судье объект Љ2, уж не знает Прасковья, чего этими своими, до предельной наглости и циничности вопросами добивающийся.
И судья Моргана, даже ни смотря на то, что она до вероятной достоверности знала с кем под личиной объекта Љ2 имела дело, на мгновение потеряла дар своей речи, позволив тем самым и дальше наглеть этому деструктивному типу.
- Неужели вы хотите знать всю правду и ничего кроме правды о себе, глядя, к примеру, не как сейчас на меня, а стоя перед зеркалом, у себя в ванной. - Да что, собственно, себе позволяет этот мерзкий и злодейского вероисповедания тип, нанося удары в самое сокровенное и ниже пояса, который находится в верхней части ситуации с собой у женщин, судье Моргане и иже ею представляемых представительниц гендера под номером два (так вот откуда ноги растут в этой идентификации объекта Љ2, это месть ему и иже с ним, людям с такими шовинистскими воззрениями на женский пол).
И от злодейской выходки объекта Љ2 невозможно было никуда укрыться судье Моргане, рефлекторно схватившей папку с его делом, и закрывшей ею своё лицо, на которое все в зале в один момент уставились и давай быть с ним очень правдивым и честным до того безобразия, в которое оно превращается, когда становишься с ним до предела честным после стольких лет им злоупотребления и наложения на него стольких слоёв масок из макияжа. А сейчас всё это было убрано, и о боже! Какая сволочь всё-таки этот объект Љ2, кто всё это дело с правдой так перекрутил здесь, что никто, и в первую очередь судья Моргана, уже не хочет слышать всю эту правду.
Но объект Љ2 на всём этом не останавливается, и он не знает пределов своего цинизма, продолжая превращать судебного заседание в фарс.
- А может всё-таки не следует говорить всей правды, но следует говорить только правду. Или же как говорил один умный человек: всегда говорите правду, правду и только правду, но никогда не говорите всей правды. - В общем пытается найти прорехи в судебной системе этот ловкий на инсинуации судебной системы человек, подразумевающий под всеми этими своими действиями другого к себе подхода в плане применять к нему судебные решения.
И как итог и апологет всему этому цинизму и насмешки над правосудием этого, до чего же дерзкого на свою изобретательность в деле противоречия правосудию типа, его странные слова: "Не будите спящую собаку".
И как уже в полемике внутреннего спора Прасковьи между её сознанием и тем бессознательным, которое никак из себя не вытравишь по причине того, что оно и ты есть одно целое, по поводу того, что есть здравый смысл, а что есть, как ничто иное, как доподсказка твоего разума, всегда всем недовольного и дописывающего в архитектуру события свои черты строения, получается, что и в таких тоже бывает случаях, то Прасковья дала слово своему бессознательному, которое предположило решить возникшую в суде спорную проблему более другим способом. Где Прасковьей в уста объекта Љ2 были вложены совершенно другие, не свойственные этому месту изложения житейских премудростей и расположения их по своим категориям, понятия и слова. Более ей известные и как ей думается, подходящие для разрешения вот таких спорных ситуаций. И само собой все знаковые данные, изложенные характером Прасковьи, были свойственны в употреблении там, где она себя ментально чувствовала дома и приобретала для себя свой живой и рассудительный ум.
- Зуб даю! Что так всё и было, как я расскажу. - Заявил во всеуслышание объект Љ2, щёлкнув большим пальцем по тому самому зубу, который будет отвечать и служить в качестве залога для самого ответчика и залогодателя, объекта Љ2.
Ну а судья Ангелина Моргана, видя всю эту преступную закоренелость и неисправимость ответчика пока что не по делу, в сердцах сплюнула от невозможности исправить всю эту горестную ситуацию с этим типом, и, собрав волю в кулак, продолжила заседание.
- Ну а теперь, когда все формальности улажены и вы, объект Љ2, приведены, хоть и таким необычным способом к присяге, давайте приступим к нашему делу. - Предварив таким образом начало хода процесса, судья перешла к сути дела. - Ответчик, будьте честны и нравственны в вашем рассказе... - Здесь судья сбилась и сделала оговорку. - Правда, эти две вещи несут в себе взаимоисключающие понятия. - Судья Моргана оторвала свой взгляд от своей застопорённости и, посмотрев на объект Љ2, сделала на его счёт интересный вывод. - Что вам, пожалуй, и надо.
На что объект Љ2 не растерялся и в момент огрызнулся в ответ. - Определенно не то, что вам.
Судья Моргана зловеще так посмотрела исподлобья на ответчика, и да ладно, посмотрим на то, что дальше будет. - Ну ладно. - Так и говорит судья Моргана. - Говорите то, что вам надо и что от вас требует инстинкт самосохранения. Если уж всё остальное в таких случаях молчит.
- Я готов. - Выказывает согласие и намерение идти навстречу правосудию объект Љ2, поднимаясь на ноги со скамейки кафедры, когда этого от него никто не требует и он мог бы и дальше продолжать сидеть и хамить правосудию в комфортных условиях для своих ног. Но он видимо такой беспрецедентной злодейской сущности, что решил и здесь создать свою коллизию для суда, что б они там все задохнулись от возмущения на такую его наглость искажать истину и правду, и всё под ловким предлогом того, что в ногах правды нет и тогда какого хрена, вы все тут развесили уши, решив верить мне напропалую.
Но и это ещё не полный вызов системе правосудия, которую представляет собой судья Моргана, а объект Љ2 идёт сразу в нападение, выдвигая к правосудию свои требования. - Мол, прежде чем я приступлю к своему рассказу, который перевернёт всю вашу жизнь, потрясся до основания всё то, на чём она держалась - а для всего этого есть веские основания и факты в моём рассказе - ответьте мне на вопрос. - И не давая возможности возмутиться судье Моргане: "Здесь правила прописываю и вопросы задаю я!", этот беспредельной циничности и хамства объект Љ2, уже озвучивает этот свой, что и говорить, а очень странный и удивительный немного вопрос. И всё в сопровождении странных действий со своим правым глазом, которому в мир иной смотреть мешало сползшее на него веко, и объекту Љ2 пришлось приложить немало трудов, чтобы это своё веко запихнуть куда-то вверх.
И вот на фоне всего этого происходящего с настройкой фокуса зрения, объектЉ2 задаёт свой вопрос. - А это мы где? - И начинает по сторонам оглядываться с таким недоумённым видом, как будто он и в самом деле не понимает, где он находится и как здесь оказался.
При виде чего нервы у судьи Морганы не выдерживают, и она окончательно теряет в себе беспристрастность и объективный оптимизм в сторону непредвзятости правосудия, заявляя следующее. - Я бы вам, объект Љ2, ответила в рифму, но не скажу так, вас радуя. А скажу я следующее. Вы приведены к ответу в зале суда города Нюрнберга...- Здесь судья Моргана опять сбилась, принявшись анализировать, что не так в собой сказанном. И она быстро нашла эту ошибку своего сознания, при себе держащего множество судебных прецедентов и физических мест их оглашения.
- Пока что не в Нюрнберге. - Поправляет себя судья Моргана. - Но вы близко к нему подобрались. А сейчас вы находитесь в Ньюоркшире.
- Во-ка, бл*ь! - объект Љ2 в ответ не смог сдержаться от использования этого самого используемого в следственном и подследственном деле слова, так он был убеждён в сторону своего удивления.
Но ничего, объект Љ2 крепкий орешек, и он сумеет совладать с собой и с этим географическим и метафизическим положением в пространстве, которое не хуже и не лучше других, и здесь, он надеется очень, действуют точно такие же, как и везде, где он знает и был, законы физического мироздания. И если это так, но что тогда человеческие законы, которые есть следствие его недалёкого ума, являющиеся продолжением законов земной физики.
- Ну что ж, тогда слушайте и не перебивайте мой рассказ своим возмущением и неверием в то, что может быть так и неужели так было можно. И уж не давайте волю чувствам и своей фантазии, которые всегда имеют свою отдельную точку на всё ими виденное и услышанное, к которому они приписывают другую смысловую нагрузку и направленность. Ну а если всё вами услышанное вам не понравится из тех же политических соображений, и ваши знания жизни и её идеологем вам указывают видеть лишь то, что вас устраивает видеть, то тут что поделаешь, если наша жизнь протекает в разных мировоззренческих реальностях. - Объект Љ2 перевёл дух и... Как-то опасно и неожиданно забрался в карман своего пиджака, и как бы там начал шурудить своей рукой, в поиске... Само собой инструмента убеждения правосудия и людей, здесь находящихся и его поддерживающих, в том, что его взгляды на правосудие, даже самые кардинальные и мало связанные с правосудием, имеют право быть. И таким инструментом их всех убеждения может быть только одно: огнестрельное оружие.
Что, естественно, возмущает и одновременно порождает у людей, здесь собравшихся для другого рода накопления информации и из своего любопытства, крайне негативные мысли и инсинуации насчёт обеспечения службой безопасности их общей безопасности.
- Да как они, бл*ь, допустили такое, чтобы подсудимый смог пронести в зал суда оружие?! - вот такая вопросительность всем одновременно на ум пришла, при виде того, как объект Љ2 кровь у них всех пьёт этими своим неизвестными действиями. А ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Кто-то крайне заинтересован в том, чтобы правосудие в данном случае вершилось однобоко и в пользу объекта Љ2, явно человека с большими связями и при капиталах.
И собранная здесь публика уж было собралась поддаться Стокгольмскому синдрому и согласиться с правом объекта Љ2 на личное мнение насчёт правосудия, как он вынимает руку из кармана пиджака, и вот же падла, ставит всех в неловкое положение, не имея на руках того самого инструмента убеждения, который без своей демонстрации уже столько людей в зале суда переубедил быть мягче с подсудимым.
Ну а объект Љ2 между тем продолжает эти свои поиски и не пойми чего. Но теперь никто не спешит зарекаться в итоге его поисков и с большим терпением ждут, к чему они приведут. А привели они к тому, чего совершенно никто не ожидал увидеть и услышать, и по этой, наверное, причине, судья Моргана так лояльно отнеслась к подсудимому, пойдя навстречу его просьбе, сказать сколько сейчас время?
Правда со своим непониманием того, причём и зачем подсудимому знать время.
А тот, что за беспардонный и наглый человек, вместо того, чтобы вежливо и по делу всё объяснить - мне, как человеку, которому с этого момента светит срок, и значит, мне придётся отныне жить по некоему временному расписанию, хотелось бы запомнить эти последние минуты свободы - продолжает дерзить, требуя от судьи сказать ему сколько время и всё тут.
Судья Моргана, конечно, в край обескуражена этой напористостью подсудимого, для кого нет ни к кому уважения и авторитетов, и ей бы сейчас к лицу было послать куда подальше объекта Љ2 - выношу вам приговор без дальнейшего рассмотрения вашего дела, и как вы просили, то с этой минуты и до окончания моей памяти о вас, вы будете пребывать на чёртовых куличках - да видимо она так огорчена и подавлена всем этим броским поведением подсудимого, что она, действуя на рефлексах, потянулась к своим часам, чтобы этому гаду озвучить то, что он от него потребовал. - Сейчас ровно полдень.
И вот чёрт! Этот последней подлости и вероломства человек, объект Љ2, берёт и демонстрирует на своей руке наручные часы, о наличие которых он знал всё это время, так умело водя за нос и вводя всех тут людей в такое заблуждение на собственный счёт, и что главное, он и сам мог по своим часам узнать сколько сейчас время. Из чего вытекает следующая мысль. Если объект Љ2 мог по своим часам узнать сколько сейчас время, а он этого не сделал, а прибегнул к шантажу представителя правосудия, потребовав от него сказать сколько время, то что это значило и для чего всё это он сделал? И тут только одна мысль приходит в голову. Он, падла, таким образом хотел указать правосудию и всем остальным людям здесь на то, что с этого момента, с часа пика (время сейчас находилось в зените), как сказала судья, а объект Љ2 не просто это время угадал, а он к нему всех тут подвёл, затягивая процесс своими разговорами не сути дела, время будет течь под его контролем. И совершенно не важно, что у вас есть часы и получается, что своё собственное время, когда именно его слова и действия будут определять то, сколько вам всем здесь ещё придётся задержаться. А это время им уже определено - трое суток.
- Всё верно. - Говорит и одновременно подчёркивает своё главенство над всеми здесь и главное над временем подсудимый. - Именно в этот час пробил час для того самого заседания, для рассказа о котором сейчас пробил и для нас час. - А вот зачем объект Љ2 прибегнул к этой тавтологической путанице мыслей, то разве сейчас это объяснишь для себя, когда ты так напуган до обесточивания себя на всякие, особенно разумные поступки. - Ну, а чтобы мой рассказ расположил к себе ваш хотя бы слух, - продолжил своё обращение всех тут людей в послушных последователей своих идей объект Љ2, - и не пестрил субъективизмом, то он будет обёрнут в обёртку дилетантского повествования от не первого лица. В общем, я вас надолго не задержу, всего лишь на трое суток. И как говорил высоко взлетевший человек: "Поехали!".
И не успел никто в зале суда понять и возмутиться на то, что они на так долго задерживаться здесь не договаривались (а кто в такого рода заведениях о чём-то договаривается, кроме как только до досудебного соглашения), как всё картинка произошедшего с объектом Љ2 перед всеми встала, и значит, все в неё заехали.