"В культурном плане я ближе всего стою к истокам меня вскормившим, родине-матери. При этом я не зацикливаюсь на одном своём родном и отдаю должное иноземным культурным веяниям. И хотя их культура жизни, мысли и поведения, не такая как наша, находящаяся в близкой связи с родной землёй и испокон веку разумная и понятная, а она, оторвавшись от своих корней, всё пытается выказать себя более мудрёней, чем на самом деле есть,- конкуренция в этой области жизни чрезмерная, вот они и выпендриваются, таким образом, заявляя о себе и продвигая в массы свой сознательный продукт, - но и в ней есть свои понятливые ростки для нашего брата. К примеру, та же философия свободного духа, пришедшая к нам от людей хоть и пришлых, но близких к нам по беспокойному и не сидящему на месте духу. Как на духу сказал бы и подтвердил наш человек, занюхав рукавом эту свою глубокую мысль.
Ну а сама культура имеет в себе свойства всё проникновения и для неё не существует никаких преград и границ, кроме разве что понимания, а если она в сердцевине своей несёт общечеловеческие ценности, то она всегда найдёт дорогу к тебе и зайдёт в твой дом. Где тут же, через своё понимание, или как по иноземному объясняется, через интерпретацию или интерполяцию (здесь могут быть неточности), к местным колоритным условиям и приспособится. И совсем скоро зазвучат голоса, а что там насчёт Вильяма-нашего-Шекспира?! А не поставить ли его нам на своё место. А его соотечественники, будучи людьми крайне прижимистыми и отчасти завистливыми, не могут не расстроиться и огорчиться услышанным. Но что они могут поделать, когда этот Вильям принадлежит к мировой культуре. Ну а там где этот Вильям так особенно отличим, он лучше всех интерпретируется посылом по местным обычаям матом.
Вот так и во всём, одна культура вбирает в себя самое яркое, запоминающееся и не знающее границ из другой культуры, и, наоборот, в итоге обогащая, дополняя друг друга и становясь ближе.Ну а всё это смешение культур начинается с самых истоков, с нарекания тебя тем или иным именем. Что не обошло стороной и меня, чьё имя имело иноземное происхождение, но по духу оно было точно наше. Ведь главное не оболочка, а наполняемость этого имени. Так что ни у кого и мысли не могло возникнуть сказать, что это имя не наше, не твоё и оно что-то там другое значит, чем ты под ним скрывающийся.
Но всё же, что же на самом деле данное мне имя значит?".
- Что в имени моём? - вместе со слюнными брызгами выплеснул себе в полупустую кружку свою досадливую эмоцию, никому, никому, неизвестный Вильям, и это его не то что бы только удручало, раздражало и не отражало его внутренним чаяниям, а он с этим не мог и не хотел мириться. А вот как не мириться с этим, то этот вопрос не так-то прост и требовал основательного обдумывания, чем и занимался никому, никому, и даже и себе мало что о себе могущий сказать Вильям, с настойчивой периодичностью посещая трактир "Черепаха". Где он занимал самый дальний от внутренних событий трактира столик, в углу, под лестницей, ведущей на второй этаж, и начинал черпать мысли, погружаясь в происходящие здесь, в таверне, события и ещё чаще носом в кружку, где тоже можно было черпануть немало интересного и утолить свою жажду к открытиям. Что тут же им и записывалось в принесённую с собой тетрадку.
А такое поведение в таком месте, как таверна, где люди, как бы это сказать более приличным языком, которым в этих стенах мало пользуются, не приветствуется что ли и заставляет людей здесь отдыхающих от забот, с подозрением смотреть на этого странного человека, который прячась за кружкой, ведёт за ними наблюдение и время от времени делает какие-то записи у себя в тетрадке. И посетителей напрягает даже не то, что он грамотный, что не частое явление и говорит о том, что этого человека готовили для лучшей жизни, а им кажется, что этот странный тип большой грамотей, и что он там делает записи не для себя, а для надзорных за порядком органов.
И, наверное, вскоре бы степень неприятия этого неизвестного никому и странного человека, о котором известно лишь одно, он большой грамотей и всего вероятней кляузник, дошла бы до того, что таверна осталась бы без своих основных посетителей, людей без забот и без спешки любящих на ночь глядя, пропустить стаканчик веселящего душу напитка, если бы хозяин трактира "Черепаха", Угрюмый Джон, не поговорил с нелюдимым Вильямом и, убеждённый им в его честности денежным вспоможением, да и постоянный клиент при своей щедрости нынче редок, успокоил своих вечерних гостей, записав Вильяма в писари, который без кружки грога из его таверны писать не может. - Выпивоха, каких редко встретишь. - По секрету делился своими знаниями нелюдимого Вильяма Угрюмый Джон. Ну а раз Вильям разделяет взгляды гостей этого заведения и смотрит в туже сторону, что и они, то тогда другое дело и на него можно не обращать никакого внимания, что все и делали, больше обращая внимание на аппетитную хозяйку заведения, миссис Лонгли.
А вот этот вопрос, куда как более повседневный и требующий внимания и внимания со стороны Угрюмого Джона, большого собственника и такого уж человека, который своего никогда не упустит и не потерпит, чтобы к его добру,- а миссис Лонгли несомненно относилась к этой категории имущества Угрюмого Джона, - тянулись чужие взгляды, а бывало, что и руки. Так что мало кому известный Вильям, мог не беспокоиться за то, что ему кто-то помешает вести его жизненные заметки, и он мог спокойно и дальше продолжать окунать свой разгорячённый волеизлияниями нос, в неисчерпаемый источник побуждения к иносказательным мыслям, в свою кружку.
- Тьфу, да ничего в нём нет! - с досадой обратно в кружку загнал было возникшую мысль, бесславный в значении неизвестный, а не как-то ещё, Вильям. - И даже у Герострата, какое никакое, а было имя. - Вильям принялся возмущаться такой обойдённостью себя. - И его назови, то все сразу уловят, что имеется в виду. Хотя этот Герострат, скорей всего, страдал тем же не признанием, что и я. И выбрал для себя самый по своему уму доступный способ прославить своё имя. - Рассудил Вильям, заглянул в кружку и, посмотрев на своё отражение в поверхности жидкости, выказал себя за человека с претензиями на не одноразовый ум. - А это слишком примитивно для меня. - Пробормотал себе под нос Вильям. - Да и к тому же это выстреливает только один раз. Все остальные будут всего лишь его последователями, имитаторами. - Сделал горький вывод Вильям, пригубив из кружки, затем головой облокотился на руку и, глядя на происходящее в общем зале таверны, - а там всё согласно установленному местным бытием порядку, кто на что горазд, так и отдыхает, разогревая свой индивидуализм горячительными напитками, - взялся за свои рассуждения.
- А всё так происходит потому, что даваемое нам имя, нами не заслуженно и по своей сути вторично для нас. Мы ведь его никак не заслужили, а всего лишь являемся его носителем.Вот самый первый Александр, кто был так назван за свою доблесть и за то, что он выступал для всех защитником, имел право на это имя, ведь он его заслужил. Или же обратный случай с именем Цезарь, где это имя стало впоследствии нарицательным - здесь Цезарь сумел видоизменить начальный смысл данного ему имени. И теперь Цезарь уже употребляется в другом значении, нежели изначально. А вот что в имени моём? - Вильям опять вернулся на круги своя, с тяжёлым сердцем вопросив себя. Но на этот раз он не плюнул себе в кружку, а сдержанно процедил сквозь зубы. - Да ничего! И почему меня так это мучает? - задался вопросом Вильям и, посмотрев в кружку, понял - он до этого вопроса добирается строго в тот момент, когда кружка пустеет. После чего он посылает сигнал Угрюмому Джону и тот без лишних вопросов приносит ему добавки. Вильям не торопится разговляться и внимательно смотрит на поверхность, до краёв налитой жидкости, пытаясь понять, что от неё ему в будущем можно ждать.
Но как всегда, ответа на это вопрошание Вильям не находит у себя в голове, что совсем не касается его сердца, которое мыслит иначе и оно немного волнуется за Вильяма, который такой растеря и слишком душевный человек, готовый всему верить, когда он себе позволит лишнюю кружку возбуждающей воображение жидкости. И Вильям как всегда прислушался к своему сердцу, а не к разуму и, сделав глоток, перевернул страницу своего размышления и взялся за вторую главу:
"И даже те родовитые представители царствующих семейств, кому по наследству досталось нести славное имя своей при троне династии, да тех же Параллелограммов, то и они зачастую выражают недовольство своим именем и если не напрямую, то косвенно пытаются внести изменение в своё имя, запомнившись для потомков, не каким-нибудь очередным по цифровой очереди Леоном пятым, а Леоном беспутным.
- Раз мне большой воли не дают себя проявить и везде ставят запреты и ограничения, то буду пить, сколько в меня влезет.- С отличным знанием диалектики, математических наук и философии, что говорит об отличном образовании, аргументировал своё пристрастие к столу, этот Леон пока что только пятый, но скоро он всем докажет, что он не серая мышь среди семейства Параллелограммов, и что он способен на большее.
- Я, принеся себя в жертву науки, на собственном примере покажу и докажу сообщающуюся связуемость между математикой и геометрией, её образным отображением в пространстве. Я всё рассчитал,вес, количество, плотность и ещё массу различных параметров и характеристик, какими измеряется мой заказ к столу. - Крайне убеждённо и убеждающее озвучивает свои мероприятия Леон пока что только пятый, перед своими прихлебателями из числа всего лишь сановников при дворе, протягивая распорядителю стола лист бумаги со списком на двух страницах того, что сегодня требуется подать к столу. - И на основании моих расчётов, если я буду питаться согласно мною разработанного плана, то по окончании моего эксперимента, мои территориальные приобретения, - Леон, похлопав себя по животу, задрал голову вверх и, прищурив один глаз, принялся вести до расчёты. После чего он возвращается к своим прихлебателям, готовых ради Леона пятого не отходить от стола ни на шаг и испытывать на себе все причуды молодого короля и все те же ненастья, на которые обрёк свой организм Леон пятый, и говорит им, - позволят мне найти формулу успеха. Разве неуспешный человек мог бы себе позволить такие растраты? - Леон пока что только пятый, но семимерными шагами идущий для себя к новому имени,в один свой вопрос сразил разумение своих сановников, если честно, то не ожидавших от него такой логической законченности в доказательстве своих задумок.
- И плюс к этому, небольшой для себя бонус, эти приобретения позволят мне присовокупить к своему царствующему имени приставку Завоеватель. - Добавляет Леон пока что только пятый, занимая своё место за столом.
- И что? - спрашивали друг друга не настолько приближенные к столу и к Леону пока что только пятому, другие сановники.
- Не рассчитал. - Посмеиваясь себе в парик, шепотом звучал ответ.
- С чем не рассчитал? - непонимающе их спрашивают эти далёкие от стола сановники.
- С тем, на чём сидел. - Звучит ответ, ставя в неловкую ситуацию спросившего, и не знающего, как это всё понимать".
- Но на что я могу в своём имени опираться? - Вильям опять вернулся к себе из этих своих высоких мыслей о царствующих особах, которые с его низкого места видны только с одного места, и оттого у Вильяма такие жестокие и местами неприличные мысли на их счёт. - На волю, что оно и значит? - вопросил себя Вильям и вдруг замер в одном положении. - А ведь действительно, - рассудил Вильям, - нам от рождения ничего не даётся кроме воли к жизни. И это для меня знак. Я сам буду придумывать и наделять смыслом и значением мною рождённые имена, и это в итоге наделит моё имя своим славным значением. - У Вильяма аж внутри всё похолодело и мурашками пробежало по телу от этих своих мыслей.
Что потребовало для себя немедленного успокоения, заливанием из кружки, к которой тут же припал Вильям, и так до тех пор, пока она не опустела. После чего Вильям решительно так ставит кружку на стол, вытирает рукавом губы и начинает концентрировать свой взгляд, а вслед за ним и внимание, за находящимися в общем зале таверны посетителями. И хотя он их по своему, а затем по их приходу сюда, уже от классифицировал, - на этих стоит обратить внимание, а на этих нет, -разобрал и разбил по своим категориям, - эти умеют, а эти не умеют пить, - по своим подкатегориям, - эти люди с умом пьют, а эти, как на то душа ляжет, - то сейчас, после того, как у него появилась новая цель и мотивация, ему было необходимо пересмотреть свои прежние взгляды на окружающих людей и с новым взглядом подойти к ним. Чем он и занялся, приступив к более детальному изучению сегодняшних гостей таверны.
Ну а чтобы это дело более грамотно что ли пошло, - сюда входит объективность рассмотрения объектов своего внимания,тщательный анализ увиденного и принятие во внимание только существенных факторов, -то Вильям, как человек к тому же не без причуд, среди людей просвещённых это качество называется остроумием, подошёл к этому делу более чем как обстоятельно. А он к этому делу привлёк второе, мало от его мнения зависимое лицо, которое не побоится сказать ему правду в лицо, как бы она не была для его горька, - вот как хочешь обо мне после этого думай, но дурень ты, Вильям, вот такое моё мнение на твой счёт, - и ни в какую не будет соглашаться с ним, если у него имеется другой взгляд на увиденное. В общем, это лицо неподкупно и имеет на всё свою точку зрения. И это как не трудно догадаться, зная скрытую натуру Вильяма, был внутренний критик Вильяма, который молчит, молчит, но когда Вильям его выведет, а это, как правило, случается как раз в таверне после второй кружки, то уж тогда Вильям держись - он всё, что о нём, трепаче, думает, выскажет и не даст ему и слова в ответ сказать.
Правда, сейчас ситуация была несколько другая и Вильям на этот раз не искал выхода для своего внутреннего огня, а он был относительно холоден в мыслях и у него появилась цель. И его второе я, не стало вот так сразу его перебивать, как это было прежде, - опять нализался, да вылазь уже из под стола, да смотри, куда прёшь, - а присоединившись к Вильяму, принялось рассматривать гостей таверны.
И что интересно, так это то, что первым, кто на глаза Вильяма попался, так это была миссисЛонгли. - А она не плоха. - Облизнувшись губами Вильяма, промолвило его второе я, которое звали Уильямом. - Да, не плоха. - Мечтательно согласился Вильям, но тут он наталкивается на грозное лицо Угрюмого Джона, и считает за необходимое, осадить Уильяма. - Давай не отвлекайся на нам недоступное. Это всё рефлексы.
- Отчего это? - ожидаемо Уильям не соглашается с Вильямом и у него иная точка зрения на недоступность. - Ты же сам видел, как она на тебя искоса поглядывала. - Прямо-таки смущает дух Вильяма этот коварный и полный вероломства Уильям. И только ослабь за ним контроль и дай повод, то он не посчитает нужным ставить Угрюмого Джона в известность насчёт своих намерений с его миссис Лонгли, и договорится с ней завести шашни за его спиной.
- А оттого, что я хочу не ославить своё имя, на что ты меня подбиваешь, а ввести его в пантеон славы. - С решимости сделать так, как сказал, проговорил Вильям. Но куда там, Уильям строит из себя ничего не понимающего дурачка.
- И зачем? - в недоумении задаётся вопросом Уильям.
- А что непонятного? - удивляется в ответ Вильям. - Чтобы та же миссис Лонгли не воротила нос, а сама искала встречи со мной, прославленным своим родом деятельности человеком. - А вот против этого Уильям ничего не может возразить, и он даже искренне удивлён тем, что недооценил Вильяма.
- Так бы сразу и сказал. - Даёт своё согласие повременить с миссис Лонгли Уильям, снимая сдерживающие факторы над шеей Вильяма, который теперь может её повернуть в сторону от миссис Лонгли. А миссис Лонгли, при виде такого непостоянства Вильяма, человека для неё загадочного и оттого она временами позволяла себе о нём думать, и бывали моменты, что она даже сомневалась в том, что сумеет обуздать свои не тривиального характера мысли насчёт этого господина, и, пойдя на их поводу, поставит в неловкое положение своего супруга, Угрюмого Джона, перед зеркалом с рогами на голове, не сдержалась и фыркнула, затаив обиду, с решением отомстить этому ветреному господину.
Вильям же,находясь в беспечном неведении насчёт мстительных планов мисси Лонгли и оттого его сердце не было обременено лишними заботами, принялся за рассмотрение мужской части населения этой таверны, которая, не в пример миссис Лонгли, была не воздержана на поведение и на славословие, состоящее в основном из собственной похвальбы перед своими товарищами по оружию в виде кружки универсального напитка: для кого-то укрепляющего нервы, для кого-то восполняющего его храбростью, а кого-то веселящего душу.
Ну а слава, эта такая категории значимости и своей значительности, о которой можно говорить бесконечно и она не знает для себя, ни пределов, ни каких-либо ограничений. Слава, как правило, не имеет начала, твёрдых для себя основ, на которые она бы опиралась в своём начале возвеличивания, а уж до каких вершин она может взлететь, то этого никто и даже те, кто ею был обласкан, не знает. И единственное, что они могут сказать, то когда их слава взметнулась к самим звёздам, то там у них голоса закружилась от неё, и они и понять ничего не успели, как вдруг оказались в самом низу, среди самых бесславных людей (это такая аксиома - от славы путь всегда лежит к бесславию).
Правда, бывают и такие редкие случаи, когда она идёт, если не впереди человека, за которым она закреплена, а вместе или вслед за ним. И вот на такого значительного и всего на виду человека и наткнулся Вильям, стоило ему только отвернуть лицо от кипящей от негодования миссис Лонгли и посмотреть в сторону распахнувшихся дверей, в которые даже не вошёл, а ввалился человек исполинской конструкции, над которым природа на славу потрудилась, не пожалев для него ни сил, как его физической составляющей, ни внешней благовидности, как проявления его духовного я. А уж того, что этого всего в нём было с избытком, стало сразу по его заходу понятно, так он был шумен и не воздержан на проявление всего своего я, через громкую словоохотливость и поведение, отчасти грубое, а местами вызывающее недоумение на лицах выпивох, сбитых со своего места сидения на пол,его широкой души рукоприкладством.
Что он сразу же, со входа в таверну и продемонстрировал, громко хлопнув дверьми и на всю таверну громогласно заявив: "А вот и я!". И теперь все головы выпивох и другого рода местной публики, повёрнуты в сторону дверей, и все они, немного догадываясь, задаются про себя вопросом: "И кто же я?". Ну а вошедший вместе с шумной компанией, состоящей из таких же шумных типов,этот великан, понимает, что люди из числа посетителей таверны, скорей всего, волнуются, задаваясь этим выше озвученным вопросом, и он не откладывает на потом разъяснения на этот счёт и прямо сейчас спешит объясниться. А чтобы не возникло недопонимания и другого рода недомолвок, то решает на самом ближе к нему сидящем примере продемонстрировать, на что он способен и как все отлично поняли, что с ним шутки плохи.
Так он с одного удара по табурету, на котором, клевая носом в кружку, расселся в своём довольстве какой-то забулдыга, выносит табурет из под зада этого забулдыги, да так при этом эффективно, что забулдыга ещё несколько мгновений рефлекторно находится в сидячем положении. И только после того, как его мышцы зада, несмотря на свою обездушенность из-за нарушения связи с мозговым центром забулдыги, почувствовали странный непорядок под собой, как будто бездна распахнула свои жерла под ним, а его ноги давно уже жили отдельной жизнью и не нанимались брать на себя лишнее, то лишь тогда забулдыга, ничего не понимая, уселся на пол.
Сеньор Командор, как вскоре выяснится, так звали этого великана, получив со всех сторон восхищённые взгляды одобрения, быстро примечает для себя и своей компании самый лучший стол, который по своему недоразумению, явно что-то перепутав, заняли каких-то два неизвестных типа, и как думается Командору, даже не идальго, к страшному осознанию своей ошибки этих типов, решает направить и направляет свой ход прямо к этому столу. И хорошо, что в людях благоразумие по большей части всегда берёт верх и не успел сеньор Командор приблизиться к столу на расстоянии вытянутой руки, с огромным кулаком на окончании, как до этого неблагоразумные типы из числа ремесленного класса, проявляют здравомыслие и освобождают стол. Ну а Командор и вся его команда шумно занимают за столом места и требуют от Угрюмого Джона для себя обслуживания.
- Вот кто не задумается над тем, что о нём говорят, и какая слава о нём идёт. - В восхищении глядя на этого шумного посетителя, которого все, кому было разрешено и дано право голоса, с большим почтением звали сеньор Командор, сказал Уильям. С чем Вильям не может спорить, видя, что это на самом деле так. И даже Угрюмый Джон, для которого в этих стенах не было авторитетов и его слово здесь было главное, взялся сам обслуживать стол с сеньором Командором за ним, держа миссис Лонгли за стойкой, от греха подальше. Что немедленно было замечено сеньором Командором, которыйявлялся большим специалистом по этому грешному делу, судя по его самоуверенному взгляду. Да и его внешние характеристики не подкачали и находятся в той самой исходности, по какой чаще всего сохнут романтически настроенные девы, а что тут уж говорить об исчерпавших себя в браке, когда-то верных своему долгу супружниц, которые после стольких лет сурового быта и бытия без развлечений романтического толка, не задумываясь, готовы на романтическую глупость с первым встречным, подстать сеньору Командору, предложи он им себя.
-Вот за что я уважаю Угрюмого Джона,- постукивая огромной рукой по лавке, усмехаясь, заявил сеньор Командор, - так за его бесхитростность. Что у него на уме, то у него на лице прописано. - Эти слова сеньора Командора заставляют сидящих с ним за столом собутыльников, отвлечься от наблюдения за тем, как Угрюмый Джон разливает им в кружки из кувшина горячительной жидкости и со всем своим вниманием посмотреть на его лицо, чтобы там обнаружить подтверждения словам сеньора Командора.
И как немедленно всеми тут выясняется, то Командор, как всегда, тысячу раз прав, и Угрюмый Джон и в самом деле туп, как пробка. - Вот отчего Угрюмый Джон угрюм, - выказал прозревшую мысль первый собутыльник Командора, Ягода, - он вечно недоволен, что и не может скрыть на своём лице, по причине отсутствия в его интеллекте логического мышления. Ведь он мыслит прямолинейно, от точки А к точке Б. И рождённая в его голове мысль, прямиком направляется им к месту её выражения, на лицо. - Здесь Угрюмый Джон хотел вспылить, но не успел, так как Ягода коснулся своим ядовитым языком того, чем особо дорожил Угрюмый Джон, а именно его имущества.
- А казалось бы, чего Угрюмому Джону быть недовольным и угрюмым, когда у него всё для счастья есть. - Вместо Угрюмого Джона за него захвастался Ягода, чем напряг самого Угрюмого Джона, так и вызвав интерес у Командора, всегда питающего странную слабость при виде и упоминании чужого добра. - Его ремесло приносит не малый для него доход и главное, есть с кем это добро в тёплой постели разделить. - Здесь Ягода так откровенно пошло подмигнул Угрюмому Джону, что тот потрясённый этими намёками и не пойми на что, на мгновение растерял на своём лице всю угрюмость, представ перед всеми человеком растерянным и без всяких крепких основ. Но это длится одно лишь мгновение, вслед за которым Угрюмый Джон, а также все присутствующие за столом лица из числа собутыльников Командора и самого Командора, взволнованные словами Ягоды, резко поворачивают головы в сторону миссис Лонгли, очень не вовремя нагнувшейся, чтобы достать кувшин вина, и начинают соображать на её счёт.
И здесь не трудно догадаться, что у Угрюмого Джона и у всей этой честной компании во главе с Командором, возникли крайне противоположные взгляды на миссис Лонгли. Так Угрюмый Джон, свирепо глядя на неё, и понять себе не может, с какой стати и на каких, таких основаниях, этот Ягода такое мог себе надумать, что он будет чем-то ещё делиться с миссис Лонгли. - С неё хватит и того, что она сыта и не попрошайничает.
А вот Командор, его сотрапезники и приятели, не понимали по другому поводу. - Даже странно, почему Угрюмый Джон до сих пор бесследно не пропал на глубине Темзы. - Но об этом и другом будет интересней и ближе к делу подумать, после того, как Угрюмый Джон всех их обслужит, и Командор даёт понять Угрюмому Джону, что они сюда пришли не только на его супругу глазеть, как бы это им было интересно. После чего Угрюмый Джон берётся за своё обслуживание, а Командор и его приятели, раз тема на сегодняшний вечер задана и всем она по нраву, пускаются в живое обсуждение того, как можно Угрюмого Джона перехитрить в этом плане. Для чего собственно и начинаются приводиться занимательные примеры из собственного и чужого опыта, где каждый из них проявил себя с отчаянной и ловкой стороны в деле охмурения чужих жён, а также обмана их жестоких, но недальновидных мужей.
И чем больше выпито за этим столом, то тем фантастичнее и удивительней истории звучат за их столом. Но так только кажется Вильяму, внимательно за ними наблюдающему и прислушивающемуся к каждому их слову. Тогда как самим рассказчикам и их слушателям из среды бывших и будущих рассказчиков, а также Уильяму, так это не кажется, и они нисколько не сомневаются в том, что так всё и было, и рассказчику, раз он поклялся зубом, что всё так именно и было, можно всем сердцем доверять (насчёт кошелька, то это другое дело).
Ну а кто больше всех проявил в этом деле смелости и отваги, то тут двух мнений, даже у Вильяма быть не может, это первый ловелас и гроза всех мужей, Командор, у которого и пальцев на руках уже не хватает, чтобы рассказать, сколько он в последнюю неделю одержал на этом поприще побед. - Я бы одержал и больше, - без ложной скромности делится своими успехами со своими собутыльниками Командор, - Но сами отлично знаете, что для меня супружеский долг прежде всего. А для его выполнения я должен время от времени заглядывать на вторую, уже согретую для меня половинку кровати своей супруги. - А вот эти слова произвели на слушателей Командора разный эффект.
И если его собутыльники, к кому обращался Командор, повели себя предсказуемо, - они в ответ понимающе закивали своими головами, при этом сладострастно облизывая свои губы, при воспоминании Командорши,- то озвученная Командором новость о наличии у него жены, до глубины души поразила разум Вильяма, отчего-то не представляющего себе, что Командор заслужил в чьих-то глазах доверие к себе (Вильям был немного циник и расчётливым человеком - он не отвергал возможности того, что Командор мог найти в чьих-то глазах любовь, но вот чтобы в тебя поверили, то для этого нужно чуть больше, чем любовь).
А вот Уильям, в отличие от Вильяма, нисколько не удивлён. - Знаю я такой человеческий психотип. И всё очень просто, - и не пойми Вильям откуда, такие знания у Уильяма, со знанием дела говорит Уильям ему, - это он здесь такой весь из себя герой и ничего ему ни почём. А вот дома он смиренная овечка, и слова против не посмеет сказать своей госпоже. И невозможность себя в полной мере реализовать дома, - он находится там на вторых ролях, - и вынуждает его выпускать пар на стороне, бесчинствуя здесь в своём отчаянии.
- И откуда ты всё это знаешь? - так и порывалось спросить Вильяма, но он не успел, так как Командор выказал желание выйти освежиться до ветру: "Схожу-ка я до ветру". За что тут же ухватился Уильям, заявив: Вильям, это, несомненно, шанс. Не упусти его.
- Но какой и почему шанс? - сразу и не сообразил Вильям, что имеет в виду Уильям, явно быстрее его схватывающий и соображающий.
- Когда люди ходят до ветру, то они концентрируют всё своё внимание на одном, и тем самым ослабляют внимание за всем остальным. А это более чаще, чем ты можешь подумать, приводит к своим потерям. - На одном дыхании, скороговоркой проговорил Уильям. Но Вильям всё равно ничего не понял из сказанного ему. - И что? - спрашивает Вильям.
- Проследуешь за ним туда, куда он пойдёт до ветру. - Очень для Вильяма загадочно сказал Уильям. - И можешь не сомневаться, там для тебя найдётся пища для размышлений.- Вильям знаково поморщил носом, типа знает он, что за пища для размышлений там его ждёт. Но он ничего не сказал, а продолжил наблюдать за Командором. А Командор тем временем, поднялся из-за стола, расправил плечи, вытянул в стороны руки и как огромный медведь, тяжёлой поступью направился на выход из таверны. Когда же дверь за ним захлопнулась, то Уильям принялся тормошить Вильяма. - Ну что сидишь? Давай за ним.
- Да подожди ты.- Одёрнул этого нетерпеливого Уильяма Вильям.
- А чего ждать? - не понимает Уильям.
- Если я сразу за ним пойду, то это будет выглядеть подозрительно. - Попытался образумить Уильяма Вильям.
- Да кто здесь на что-то обращает внимание, кроме кружки перед собой. Сам посмотри. - Умело контр аргументирует Уильям. И Вильям вынужден согласиться с ним, там, в зале, действительно никто ни на кого не обращал внимание, даже если являлся слушателем своего товарища по столу, который делился с ним самым сокровенным. И лишь Угрюмый Джон ничего не упускал из виду. Но это понятно, он ведь здесь находится не по своей воле, а из сугубо коммерческих соображений.
- Хорошо, я иду. - Тяжко вздохнул Вильям и, поднявшись со своего места, под одобрительный возглас Уильяма: "Давай, как Прометей, выбей из этой серости огонь!", стараясь никому в глаза не смотреть, выдвинулся на выход из таверны. Впрочем, ему не удалось выйти незамеченным, и если насчёт Угрюмого Джона не нужно упоминать, то вот насчёт неугомонного товарища Командора, Ягоды, придётся, как бы этого не хотелось. А всё потому, что этот Ягода старался жить по полной, а для этого он старался ничего и никого мимо себя не пропускать, для чего и расставлял широко ноги. Да при этом, так незаметно и неожиданно для мимо проходящих прохожих, что они, не заметив этой преграды на своём пути, вечно спотыкались и затем, что уж тут поделаешь, подчинялись действию физических законов и падали оземь.
Что непременно случилось бы и с Вильямом, раз так хотел Ягода и настаивала на этом его выставленная нога, но так как Вильям смотрел себе под ноги, когда он двигался к выходу, то он сумел обнаружить эту преграду перед собой. И Вильям к большому огорчению и раздасованности было заскучавшего Ягоды, переступил эту преграду и благополучно добрался до выходных дверей, оставив за собой затаившего на него обиду и злобу Ягоду. После чего Вильям покидает тёплые пределы таверны и оказывается на бодрящем прямо до костей своей промозглой свежестью, свежем воздухе.
Здесь он быстро обхватывает себя руками, чтобы не выпускать из себя тепло и заодно не впускать в себя холод, и начинает оглядываться по сторонам, в поисках того до ветру, куда мог бы пойти Командор. Чего сразу ему не удаётся обнаружить, но Вильям не отчаивается, он знает, что в таких случаях нужно делать. И Вильям обращается взглядом вниз, на земляную слякоть, на которой всегда остаются следы. И хотя их там бесчисленное множество, Вильям без труда опознаёт следы ног Командора. Они самые свежие и к тому же самые массивные. И теперь ему остаётся только следовать за ними по этой слякоти, при сумеречном освещении звёздного неба. И так до тех пор, пока он не наталкивается на шумное поведение, исходящее со стороны ближайшего кустарника, расположившего рядом с дорогой, и скорей всего, принадлежащее Командору.
Ну а встречаться с Командором не входило в планы Вильяма и он, быстро осмотревшись по сторонам, стараясь не шуметь, насколько можно поспешно, удаляется в сторону другого, рядом находящегося прикрытия в виде зарослей, в этой темноте и не разберёшь, какого рода кустарника. Забравшись же в него, Вильям садится на корточки, чтобы в случае его обнаружения, ни у кого не возникло вопросов, что он тут делает в одиночестве, и начинается прислушиваться к происходящему по соседству. А там и не собираются скрывать свои истинные намерения и вовсю шумят проявлениями своих намерений, и при этом сопровождают все свои действия эмоциональными восклицаниями, типа: Ух! и Да уж.
И Вильям, будучи свидетелем происходящего, там, в кустах, не удержался и про себя прокомментировал это поведение Командора. - Вот это называется много шума из ничего.- С чем полностью согласен и Уильям, у которого само собой есть свои критического характера дополнения. И он бы ими сейчас сопроводил действия Командора, но Командор новыми изменениями в своём поведении, перебил его на полуслове, дав новый повод для размышлений.
А Командор вдруг тяжко вздохнул, да так проникновенно и задушевно, что Уильям потерялся в глубине чувствительного Вильяма, крайне удивлённого услышанным. Ведь всё залихватское поведение Командора, которое он демонстрировал в таверне, указывало лишь на одно, Командору чужды переживания, особенно сердечного и чувствительного характера, а тут такое.
- Что там с ним такое? - вопросил себя Вильям.
- Это всего лишь прелюдия, - шепчет из самой глубины души Вильяма Уильям, - а сейчас ты станешь свидетелем второго акта трагедии. И не успевает Вильям задаться вопросом: "Откуда тот столько всего знает?", как со стороны Командора, а точнее, из глубины далёкого и мрачного горизонта, осветившегося молнией, как это увиделось восторженной натуре Вильяма, разверзлись небеса. И казалось, что грозный заоблачный житель,таким образом, хмурится на Командора, за какие-то его проступки против его воли.
Но Командор, как это слышит Вильям, не обращает ни малейшего внимания на эти грозные предзнаменования и сам себе на уме, и как говорил Уильям, зациклен только на себе и своих мыслях - он, посвистывая, делает свои шумные дела. Правда, только до поры, до времени, и в один из самых неожиданных для Вильяма моментов, Командор вдруг взрывается восклицанием, тем самым роняя Вильяма на свой зад.
- О, бог, отец страданий! - восклицает Командор. - И дьявол, родитель сладострастья! За что мне такие муки?
- О чём это он? - вопрошает Уильям.
- О ком это он? - задаётся вопросом Вильям.
А дальше следует полнейшая тишина и только ветер смущает слух затихшего даже в мыслях Вильяма, раскачивая ветви кустарника. А вот Уильям не собирается в тишине отсиживаться и у него есть свои догадки насчёт заданного Командора вопроса: зри в корень Командор. Но Вильям на этот раз крепко держит Уильяма, сковав его страхом.
Между тем Командор тоже зашевелился, вначале в ногах, принявшись переминаться с ноги на ногу, а затем он принялся выпускать из себя недовольство и другого рода негатив. При этом, как это понимается Вильямом, Командор каким-то образом, уловил посыл Уильяма и направил ход своих мыслей в корень своих проблем.
- И что же я ей на этот раз скажу, когда она меня спросит, где я на этот раз задержался? - скорей всего, вопросил небеса Командор. - Ведь я вновь не сдержал слово и не явился домой к ужину...Соврать, как всегда, и опять мучиться. Нет, врать я ей больше не могу. Ведь единственное, что во мне осталось чистого и незапятнанного, так это моё честное благородное слово. И это последнее, что вызывает у неё во мне уважение и теплит в ней надежду на моё исправление.- Командор делает задумчивую паузу и шепотом бормочет себе под нос: "Она меня за муки полюбила, А я её за состраданье к ним". И только хороший слух Вильяма, служащий ему инструментом для сюжетных изысканий, позволяет этой фразе не скрыться в небытиё, и она откладывается в его отличной памяти. А Уильям тем временем проявляет недалёкость разумения и, вначале прокомментировав заявление Командора: "Сам себе противоречит", затем вопрошает:
- О ком это он? - Но Вильям не спешит отвечать ему на его глупые вопросы, а цыкнув на него: "Тихо!", продолжает слушать.
- Я должен непременно что-то придумать. - Воскликнул Командор. - Да хотя бы голову разбить вдребезги. - И только Командор такого себе пожелал, как он к полной для себя неожиданности, поскальзывается на месте, и чего желал себе только что, того и получает, с криком: "Чёрт меня возьми!", треснувшись затылком об землю. А Вильям, было решив, в этот момент приподняться со своего зада хотя бы до уровня корточек, почувствовав ногами, как содрогнулась земля после падения Командора, и сам вернулся в исходное положение, не понимая, что там сейчас такое происходит.
- Как думаешь, - придерживаясь тишины, тихо спрашивает Вильяма Уильям, - там, прислушались к нему?
- Непонятно. - Пожал в ответ плечами Вильям.
- Совещаются? - всё не уймётся Уильям.
- Скорей всего. - Вильям соглашается, чтобы Уильям отвязался от него. Но куда там и разве он не знает этого Уильяма, который как прицепится к чему-нибудь, так и не отцепится. И Уильям выдвигает свою версию того, по какому поводу совещаются, там, в аду. - Наверное, Командор ещё, как следует, не нагрешил, и у дьявола на его счёт большие планы. Так что можешь за Командора не переживать, он сейчас встанет. - И Уильям как будто имел прямую связь с потусторонним, что так и есть, и совсем скоро Командор начинает оправдывать на его счёт ожидания Уильяма.
Так Командор поднимается на ноги и, не желая больше здесь задерживаться ни на минуту, выдвигается в сторону таверны. Вильям же, дождавшись, когда его шаги стихнут, поднимается на ноги и, внимательно прислушиваясь к окружающим шумам, выдвигается к тому месту, где до этого находился Командор.
- Ну и что искать? - оглядывая бывшее место стояния Командора, спрашивает себя и Уильяма Вильям. И только он задаёт этот вопрос, как ему на глаза, судя по вмятине оставленной на земле, как раз на том месте, где упал Командор, попадается отсвечивающееся в свете Луны белое полотно. - Что это? - рефлекторно задаётся вопросом Вильям и, наклонившись, тянется рукой к этому белому полотну, размером с широкую ладонь. - Так это платок. - Взяв в руки это полотно, и рассмотрев с более близкого расстояния, делает вывод Вильям. - И что мне с ним делать? - вслед задается он вопросом. И Уильям спешит ему на помощь. - В наше время просто так платками не разбрасываются. - Глубокомысленно говорит Уильям.
- Ты что имеешь в виду? - задаётся вопросом Вильям, давно уже подозревая Уильяма в расчётливости.
- Платок вещь первой необходимости только для людей родовитых и при деньгах. И как ты понимаешь, он им необходим не для того, чтобы свой сопливый нос подтирать. У них для этого есть рукав. - Уильям специально не договаривает и на самом интригующем сознание Вильяма месте замолкает.
- А для чего? - нервно вопрошает Вильям.
- А ты попробуй его на ощупь. - Говорит Уильям и Вильям начинает мять платок.
- Ну и как? - спрашивает Уильям.
- Нежный. - Говорит Вильям.
- И много в него соплей поместится? - без всякого уважения к чужому носу и отчасти цинично вопрошает Уильям.
- Совсем ничего. - Отвечает Вильям, рефлекторно шмыгнув носом.
- А это значит, что он предназначен для других целей. - Говорит Уильям, ничего тем самым не объясняя.
- И каких? - вопрошает Вильям, начав уже заводиться.
- Для разных, - Уильям опять было взялся за старое, но почувствовав, что Вильям уже находится на пределе, взялся за ум и за конкретику в своём объяснении. - Но все они сводятся к делам сердечным. Платок, как правило, выступает в качестве знакового послания и заверения в сердечных чувствах заинтересованного лица, а уж затем только для того, чтобы впитывать в себя слёзы радости или отчаяния.
- Понятно. - Многозначительно сказал Вильям, убирая платок в карман своих штанов.
- И что понятно? - спрашивает Уильям, которому совершенно ничего не понятно.
- На месте разберёмся. - Говорит Вильям, беря путь в сторону таверны.
А в таверне тем временем, за время его отсутствия, особых изменений и не произошло, и если не считать прибытия обратно с искажённым лицом и помятом костюме Командора, то всё шло своим обычным чередом. И тот, кому было суждено сегодня напиться, с завидным упорством приближался к этой цели, а тот, кому сегодня придётся разбить свой лоб, даже если он этого не желал и осмотрительно не налегал на крепкие напитки, то ему не удалось избежать такой на свой счёт задумки со стороны проводящего в жизнь замыслы судьбы, мимо проходящего человека, так неожиданно разлившего для себя кружку вина и, решившего на нём отыграться за всё случившееся.
Так что когда Вильям вошёл обратно в таверну, то там его ждала всё та же упорядоченность бытия местных постояльцев и ни с чем несравнимый дух беспечности и безмятежья людей в душе жаждущих бури. Правда, на этот раз Вильяму не удалось сразу достичь своего стола, а его на этом пути остановил Командор, которому при подходе к их столу Вильяма, - ему так и так нужно было пройти мимо их стола, чтобы добраться до своего места, - что-то нашептал на ухо, затаивший на него злобу Ягода.
- Куда идёшь? - выставив в проход ногу, сверкая в грозности глазами, вопрошает Вильяма Командор.
- К себе за стол. - Ничего другого не может ответить Вильям, уже догадываясь, кто подвиг Командора заинтересоваться его скромной персоной.
- А откуда? - в такой же грубой манере задаёт вопрос Командор. И Уильям ему бы сейчас ответил: "Какое твоё собачье дело!", да вот только за его слова получать Вильяму и он, не желая подобного развития для себя ситуации, не даёт слова Уильяму, и сам отвечает. - Оттуда? - кивнув в сторону дверей, достаточно дерзко отвечает Вильям. Что заставляет сжать руки в кулаки Командора, совсем не любящего, когда дерзкие слова звучат не им озвученные, а со стороны. Но Командор не спешит вбивать в Вильяма благоразумие, для чего нет лучше средства, как кулаки Командора, а он спрашивает Вильяма. - И что тебя оттуда сюда увело?
- Наверное, - сказал Вильям, в удивлении почесав затылок, - я там больше не нужен. И судьба, посчитав, что я там всё сделал, направила мой шаг сюда.
- А вот у меня на этот счёт имеются другие мысли, - сказал Командор, кивнув в сторону Ягоды, - ходят слухи, что ты задумал на мой счёт не доброе. И решил подло воткнуть мне в спину нож, когда я пойду туда до ветру и буду там один одинешенек наедине со своими мыслями. Ну что скажешь на это? - уперевшись взглядом в побелевшего Вильяма, задал свой последний вопрос Командор. И только от ответа Вильяма будет зависеть, как скоро ему не сносить головы.
- Если скажу, что у меня и ножа нет, - принялся судорожно соображать Вильям, - то сразу подловят на слове: Ага, значит, намерения всё-таки есть. А этот Ягода найдёт, чем это объяснить: "Он спрятал нож, там, на крыльце. Чтобы, так сказать, не вызвать подозрений". Ну а дальше итог для меня очевиден, затопчут прямо здесь и сейчас. Но что тогда сказать? - задался дёрганым вопросом Вильям, уже готовый подставлять свою голову для ударов судьбы и кулаков Командора. Но тут берёт слово Уильям, и как минимум, откладывает на время эту головоломку для Вильяма.
- Я искал композицию. - Заявляет Уильям, ввергая своих противников в умственный ступор.
- А это ещё кто такая? - задаётся вопросом Ягода, видимо быстрее всех соображающий. А что и как может объяснить, тому же Ягоде, Вильям, что для того даже недоступно для понимания, а его понимание мира чётко разделено на свои категории ясности: вот это я понимаю, стоящая вещь, а вот такие вещи, я совершенно не понимаю, как они могли случиться и быть. И это за него Вильям понял, как только он вот так задал вопрос. И если он скажет, что композиция, это совсем не то, что он думает о ней и даже приступит к объяснению, то даже Командор не захочет слышать всего этого, - ему, несмотря на то, что он понимает неправоту Ягоды, приятнее и будет ближе, если Композиция была бы привлекательной сеньоритой с томными глазами, - и займёт сторону Ягоды.
- Я писатель.- Нашёл третий путь Вильям, гордо заявив.
- Ах, вот оно что. - С долей удивления сказал Командор, с интересом посмотрев на Вильяма. - Что-то не похож. - Скривив лицо, сделал свою оценку писательским талантам Вильяма Командор. С чем не преминули согласиться его товарищи по столу, а в особенности Ягода, даже несмотря на то, что они и грамотой не владели. Но они привыкли всему верить и во всём доверять Командору, так что они были искренни в своём критическом мнении насчёт писательских способностей Вильяма, этого, и не пойми кто на самом деле такого, больше похожего на кучера, чем на человека грамотного.
- У человека с писательским дарованием, взгляд одухотворён и вызывает у людей на него посмотревших, странные фантазии и воображения, а на тебя посмотришь, то ничего другого не хочешь, как вначале расплеваться, а затем припасть к кружке и с помощью её добавить себе воображения. - Вот так, исподтишка Командора, принялся пакостить Ягода Вильяму. И что вдвойне Вильяму обидно, так это то, что Командор и все остальные пропойцы за столом, полностью с ним согласны, когда сами своими осоловевшими глазами, в упор перед собой ничего не видят.
Впрочем, Командор готов дать шанс Вильяму, доказать, что он не последний трепач, а умеет этот свой трёп как следует изложить на бумаге в виде интересной истории со своей логической последовательностью. - И что ты пишешь? - спрашивает Вильяма Командор. И Вильям чуть было не сглупил, заявив: "Человеческую комедию", но вовремя сообразил, к чему может привести такая необдуманность - над ним непременно захотят посмеяться, если он их сам не рассмешит, - и Вильям озвучивает более нейтральный, но со своими скрытыми опасностями вариант. - Вот собираюсь написать трагедию. - И тут не без того, чтобы не вмешался Ягода со своим замечанием. - И что тебе не хватает для этого.
- Достойной трагедии фактуры. - С вызовом смотря на Ягоду, заявляет Вильям. - Моя, как видите, подкачала.
- Что есть, то есть. -Оглядывая Вильяма, выразил общее мнение Командор. После чего Командор к искажению в лице Ягоды, бросает на него многозначительный взгляд и говорит Вильяму. - А чем, наш, Ягода, не достойная для твоей трагедии фигура. Как по мне, то он вполне достоин того, чтобы сыграть в чьей-то судьбе трагическую роль. Верно, я говорю? - обращается к своим собутыльникам Командор. На что звучит единодушное: "Верно! Такого подлеца и негодяя ещё поискать", и только один Ягода критически отнёсся к такому предложению, ещё больше разозлившись на Вильяма, кто, по его мнению, за всем этим обвинением его в такого рода человеческих качествах и стоял. Что Ягода и высказывает.
- Командор, - обращается к Командору Ягода, - я, конечно, вам очень признателен за то, что вы меня не забываете и всегда отмечаете, но я не то что совсем, но вот отчасти неуверен в том, что у этого, - Ягода недвусмысленно смотрит на Вильяма, - писателя хватит таланта и воображения, чтобы драматизировать мною чью-то героическую личность.
- А это мы сейчас посмотрим. - С живостью заявляет Командор, согрев плечо Ягоды крепким приложением своей руки. Отчего у Ягоды вместе с пылью из плеча выбилась вся ядовитая улыбчивость на лице. При виде которого, Вильям догадался почему Ягоду так зовут, и заодно к какому не съедобному сорту ягод его соотнести -к волчьим ягодам, красивым с виду, но ядовитыми внутри.
- Ну что, писатель, - обращается к Вильяму Командор, - справишься с нашим Ягодой, сумеешь раскрыть перед нами его внутреннюю суть? - Вильям с небрежным видом поворачивается к Ягоде лицом и с таким пренебрежением бросает вопрос: "С этим сводником что ли?", что до глубины своей души потрясённый Ягода и продохнуть не может от обессилевшего его возмущения.
-Ага. - Заржал со всеми остальными людьми за столом, окромя Ягоды, Командор. - А ты, я смотрю, приметлив и зришь в точку. - Продолжая раскатываться смехом, сказал Командор. - И что можешь добавить к этому замечательному качеству нашего, и вправду сводника, Ягоды? - спрашивает Командор. Вильям, было вернувшийся лицом к Командору, опять поворачивается к Ягоде, теперь уже побелевшего в бледности, вызванной его испугом перед тем, что на его счёт может провокационного наговорить этот подлец, писатель, и все ему, почему-то так кажется Ягоде, поверят и начнут делать в уме подсчёты, а затем выставлять ему к оплате все эти насчитанные счета. А это всё неминуемо ведёт к его банкротству. Чего он может и не пережить, привыкши жить на широкую ногу Командора.
Вильям, тем временем, всё за Ягоду понял и, вернувшись к Командору, сказал. - Я бы сказал, но это будет трагично для него.
- А мы ничего, переживём. - Ржёт в ответ Командор.
-А он? - спрашивает Вильям.
- А это всё зависит от него. - Как-то уж совсем нехорошо для Ягоды сказал Командор, что Ягоде захотелось немедленно выйти до ветру, чтобы так сказать, не слышать всего того поклёпа, с каким на него обрушится этот болтун. Но он не успел, да и не посмел, так как Вильям начал его характеризовать.
- О его движущей всеми его делами зависти, я думаю, говорить не стоит. О ней все до единого знают. - Так, за между делом, типа сказал Вильям, взорвав своих слушателей внутренними аплодисментами стоящими в их глазах: В точку приметил! Так оно и есть. Ну, до чего же приметлив. - И только Ягода в своих мыслях не соглашался с ним и общим мнением. А так как аргументов против этого у него особых не было, то он в доказательство своей правоты использовал то, что всегда используют люди не благородного содержания, не имея должных аргументаций, а именно оскорбления в адрес Вильяма (приводить их здесь, было сочтено не нужным, по причине их известности).
- Что ещё? - умилившись слезой, подгоняет Вильяма Командор.
- Где есть место одному смертному греху, то там всегда найдётся место и для всех остальных. - Иносказательно говорит Вильям, и Командор вынужден с подозрением посмотреть на полного грехов Ягоду. А Ягода и возразить ничего не может, всё так очевидно и явственно на его лице написано. И, пожалуй, захоти Вильям сделать проницательные предположения насчёт спрятанного кинжала, там, на крыльце: "Сдаётся мне, что именно Ягода что-то вероломное насчёт Командора надумал, спрятав на крыльце кинжал, а меня тут приплёл, чтобы отвести от себя подозрения", то ни у кого не возникло бы и доли сомнения в верности этого его предположения. Но Вильям удержался от соблазна раскрыть всем глаза на вероломство этого Ягоды, и не потому, что пожалел его, - ему и так не сладко живётся при наличии в себе этого чёртова греха, зависти, которая всю его жизнь опресняет и обесценивает, - а он догадывался, что товарищи Ягоды по столу и по всему остальному, не менее его отравлены своим злодейством, так что их лучше держать в напряжении насчёт скрытных возможностей Ягоды, чем все его козыри раскрывать перед ними.
- Соглашусь. - Поддав Ягоду по плечу, усмехается Командор, вернувшись к Вильяму. После чего он становится серьёзным в лице и спрашивает Вильяма. - А что на мой счёт скажешь? В каком трагическом качестве я тебе вижусь? - Вильям выдерживает внимательную к Командору паузу, чтобы тот не подумал, что он подошёл к нему не со всей серьёзностью и внимательностью, и, не имея возможности не делать выводы насчёт Командора, внутренне перекрестившись, говорит ему. Да так, что Командор чуть не поперхнулся от потрясения, услышав это, а все вокруг замерли в тревожном ожидании ответа Командора.
- Вы не видите то, что у вас делается под носом. Вот в чём весь трагизм вашей ситуации. - Даже не говорит, а огорошивает всех это услышавших людей Вильям. После чего внутреннее помещение таверны погружается в мёртвую тишину и все, а в особенности Угрюмый Джон, только одного и ждут, когда миссис Лонгли, такая беззаботная и беспечная дурочка, там, за перегородкой, ведущей во двор, не напоётся - она единственная, кто не был в курсе происходящего разговора за столом Командора и оттого вольно дышала и наслаждалась своей, бесконтрольной со стороны Угрюмого Джона жизнью.
- Так проживу и я и так погибну,
Не подчинив своей девичьей воли
Тому, под чьим насильственным ярмом
Моя душа склониться не согласна.- Распевая стих, звенела своим голоском миссис Лонгли, отвлекая на себя и от себя к этому голоску всех тех, кто это слышал. А они, все эти люди, между прочим, сюда пришли, чтобы во всём противоречить хозяйкам вот таких завораживающих слух и одуряющих разум голосков, а она их сбивает с этого напора мысли.
- Да что ж это такое делается? - начали возмущаться чёрствые сердцем пропойцы, которые уж и забыть забыли, что можно чувствовать и сердцем слушать, а тут их прямо лицом в эту чувствительность макают или тычут прямо в стол, куда они лбами было упёрлись. - Я сюда пришёл, чтобы всей душой ненавидеть себя и целый свет, а меня сбивают с толку этой чистотой мысли.
- Такого быть не может, это наваждение, или песнь Сирены, с целью сбить нас с правильного пути! - ахнул всё о ведьмах знающий посетитель с длинным носом, крепко-накрепко зажав руками уши, чтобы противостоять этим магическим призывам миссис Лонгли, однозначно Сирены, которая добивается одного, завести мысль выпивохи в глубины своей мысли и там, а точнее, в кружке, утопить его.
И теперь все, кто ещё не одурманен голосом миссис Лонгли, а многие уже поддались очарованию её голоса и перестали ненавидеть своих жён, чья враждебная требовательность к ним и привела их сюда, чтобы выпустить пар и заглушись огонь ненависти к ним, ищут поддержки со стороны Угрюмого Джона, только с виду такой угрюмого и грозного, тогда как на поверку оказывается, он однозначно подкаблучник, раз не может унять свою бабу. И Угрюмый Джон видит, как он в одно мгновение пал в глазах посетителей трактира, скатившись до такой, невыносимо ему слышать, роли второго плана в их семье.
- Да заткнёшься же ты, наконец! - побагровев в лице, громыхает голосом Угрюмый Джон, и мигом уносится туда, за перегородку, во внутренние помещения таверны. И как всеми тут же слышится, то Угрюмый Джон приступил к делу воспитания смирения в миссис Лонгли со всем усердием - оттуда донёсся страшный грохот посуды, с последующим тяжким падением какого-то уж очень всем знакомого грузного тела. - Никак Угрюмый Джон перестарался в деле наказания миссис Лонгли и, увлёкшись, расшиб себе голову об пол. - Сделали предположение наиболее проницательные выпивохи. На что следует единственно возможный ответ в данном случае. - Заставь дурака богу молиться, такон себе лоб расшибёт. - Со знанием дела и знанием Угрюмого Джона, кого все за его спиной считали за человека, скажем так, не достаточно развитого в умственном плане, всё за него решили забулдыги, потянувшиеся к выходу из таверны, чтобы таким образом проверить Угрюмого Джона ещё и на сообразительность, которой у них не отнять.
Что же касается Командора и его окружения, то они тоже на время отвлеклись от решения по Вильяму, а когда пришло время Угрюмого Джона отстаивать себя и своё честное имя в глазах местной публики, известной своей категоричностью суждений тех людей, кто всегда держит возле себя юбку, а, по их мнению, держащихся за юбку и другого у них мнения быть не может, то Командор возвращается к Вильяму, не сообразившему сделать ноги, и предупреждающе о страшных последствиях спрашивает его. - И что ты хочешь этим своим заявлением сказать?
- Так прямо и не скажешь. - Даёт ответ Вильям. И как сдаётся пониманию Командора, то он решил увильнуть от прямого ответа.
- А ты говори, как можешь. А иначе, ты сам знаешь, что будет. - Сжав до побеления костяшек пальцев кулаки, проговорил Командор.
- Хорошо. - Говорит Вильям, вынимая из куртки колоду карт. Что вызывает придирчивое заявление со стороны Ягоды. - Так ты решил прикрыться картами. Которые за тебя всё скажут, а ты значит, не причём.
- Не совсем так. - Говорит Вильям. - Это для вас. - Добавляет он, бросая колоды на стол перед Ягодой. После чего обращается к Командору. - То, что я скажу, предназначено только для ваших ушей. Так что пусть они отвлекутся игрой. - И то дело. - Уловив смысл послания Вильяма, Командор вынимает из глубины своего плаща тугой кошель, а других кошелей у Командоров в плащах не водилось, и, бросив его на стол к картам, делает объявление. - Это для того, кто в ладах с фортуной. - Ну а после таких слов, а особенности звонкого их подтверждения, ни у кого и нет возможности о чём-то другом думать, кроме золота в этом кошеле, ну и как ловчее обойти на поворотах всех остальных желающих его заполучить. И в первых рядах соискателей награды, само собой Ягода, уже схвативший колоду карт и, не сводя своего взгляда с кошеля, начавший усиленно её тасовать.
Вильям же тем временем присаживается на лавку рядом с Командором, угощается до дна из придвинутой к нему кружки, и следуя местным приличиям, вытерев рукавом губы, озвучивает знаковую для Командора фразу. - Как говорил один мудрец древности, не нужно искать чёрную кошку в тёмной комнате, а нужно зрить в корень своих проблем. - Вильям перевёл дыхание и заговорил дальше. - С виду ты всем доволен и ничто не может омрачить твой разум, а уж что говорить о том, что ты не знаешь отбоя со стороны прекрасного пола, зовущего тебя никак иначе, с восторгом при произношении и возвеличивании твоего имени: "О, боже! О(!)тело!", тогда на самом деле, это только маска, под которой скрывается совсем другое, твоё желание быть одомашненным человеком, посвятившим всю свою жизнь одному человеку, а не всему тому, что от тебя требует природа и слабость характера, вечно идущего на поводу чужих мнений. И ты своей беззаботностью жизни и боевитостью поведения, может быть и можешь обмануть всех вокруг, но только не себя, а также того человека, кого ты одновременно можешь и не можешь обмануть.
- И кто же этот человек? - наигранно усмехнувшись, с потемневшими глазами спросил Командор Вильяма.
- Кто этот человек? - в задумчивости повторил вопрос Командора Вильям, немного подумал и дал свой ответ в несколько странной манере, с использованием рифмы и иносказательного языка. - Когда ты раздражён и выведен чрезмерно, то ты не прочь того, что б звать её милая чертовка. Когда же ты собой располагаешь, и пребываешь в особом состоянии духа, то, как не звать её к себе, милая чертовка. И это всё, её величество, кудесница Варунга. - И только Вильям закончил, то бледный, как полотно, Командор, схватился за него и шепотом закричал. - Молчи, молчи! - Вильям же и не собирался пока ничего говорить, так что ему было легко выполнить просьбу Командора. Сам же Командор, с мучением во взгляде смотрит куда-то сквозь Вильяма, затем фокусирует взгляд на него и с надеждой спрашивает его. - И что мне делать?
А Вильям между тем, человек, в общем-то, для Командора посторонний и он как бы не при делах, которые так волнуют Командора. И Командор, прежде чем у него спрашивать совета, мог бы рассказать о них. Ну а то, что Вильям чисто случайно услышал о том, что так волнует Командора, то об этом он распространяться никому не будет, прекрасно догадываясь о том, что это не будет способствовать решению волнующих Командора вопросов. Впрочем, это решение Командора довериться и испросить совета у Вильяма, как ему быть, без предварительных объяснений ему, что да как не так у него, можно объяснить тем, что он поверил в гений Вильяма, которому ничего и говорить о себе не надо, а он сам, всё с первого на тебя взгляда увидит и найдёт выход из того тупика, в котором ты оказался.
И Вильям, человек не без амбиций и тщеславный Уильямом, решает понять Командора с той стороны, которая указывает на его гений. - А ты будь с ней сегодня честен.- Заявляет Вильям. Но по Командору было видно, что он не такого ответа ожидал услышать от него.
- Но тогда она меня не простит. - Пытается образумить Вильяма Командор, начав приводить существенные аргументы для своего не прощения. - И если следовать твоему совету, то на её вопрос: "Где я так задержался, что заставил его опять остаться голодной? А ведь ты прекрасно знаешь, что я дала себе зарок, не садиться без вас, мой господин, за стол. И оттого, что вы не держите своё слово, я уже целую неделю не сажусь за стол, - вон посмотрите на меня, что от меня осталось, одни кожа да кости (здесь Командор непроизвольно дёрнулся, чтобы заглянуть под платье своей супруги, которая чертовски стала соблазнительной в такой лёгком виде), - и если так будет дальше продолжаться, то я совсем скоро, да буквально завтра, умру от любви к вам", должен ответить, почему я, в который уже раз, пренебрёг её любовью и, соблазнившись уговорами своих приятелей, разделил стол с ними, а не с ней, - а она когда голодна, то до умопомрачения злюща в постели, - сделал задумчивую оговорку Командор.- А разве это заслуживает прощения? - не совсем уверенно задался вопросом Командор, видно было, что испуганный, угрозами своей супруги, умереть от любви к нему.
- Вот так в действительности получается иссохнуть от любви. - Сделал для себя вывод Вильям, чьи писательские сюжеты были приближены к жизни, но не настолько, чтобы от натуралистичности заскучать. - Я бы их охарактеризовал так: основаны на реальных событиях, но не более того. - Делал специальную приписку на своих рукописях Вильям, чтобы избежать гневных разговоров со своими соседями, у половины из которых была мания величия, а у второй половины паранойя в голове.
Между тем вопрос Командора требовал ответа, и Вильям делает всё объясняющие его замысел уточнения. - Вы одновременно не будете ей врать и в тоже время не врать. - Несколько многосложно объяснил Вильям.
- Как это? - ничего не поняв из сказанного Вильямом, спросил его Командор.
- А вы сошлётесь на то, что прикусили язык, а это выведет вас из числа спрашиваемых. - Уже более понятливо объясняет своё предложение Вильям.
- Хм. А это знаете ли, разумное предложение. - С задумчивым видом говорит Командор. - И спрашивай меня не спрашивай, ответ будет один. А значит, я буду честен с моей Летицией (Вильям впервые услышал имя супруги Командора). И всё будет зависеть оттого, как она меня поймёт и посчитает. А это даже интересно - Усмехнулся Командор. Но тут его лицо омрачилось и он спрашивает Вильяма. - Но как я ей скажу, что я язык прикусил, если я его прикусил?
- Я готов взять на себя эту миссию. - Немедленно следует ответ со стороны Вильяма. Но это только частично успокаивает Командора, у которого есть ещё вопросы, где один из них, указывает Вильяму на то, что Командор, как выясняется, не такой уж храбрец и он боязливо относится к претерпеванию боли. - Вот он почему заставляет страдать от боли рядом с ним находящихся людей. Он, таким образом, выносит свою боль за скобки своего существования. Ему кажется, что он таким способом предохраняет себя от боли. - Не слишком утешительные сделал выводы насчёт Командора Вильям, когда тот спросил его: А язык обязательно нужно прикусывать?
На что Вильям сказал бы ему пару ласковых для его супруги слов, отчего бы Командор тут же прикусил свой язык от зависти к тому, что он не знает таких ласковых слов, от которых голова идёт кругом даже у самых твердокаменных старых дев, но удержался при помощи расчётливого Уильяма, решившего приберечь эти ласковые слова для Летиции, которая, по его мнению, заслуживает того, чтобы эти ласковые слова сказал ей именно он. В общем, опять подлец, что-то там, внутри Вильяма, замышляет.
- Командор, здесь вы должны с ней быть честны. И я даже скажу больше, этот ваш поступок перекроет всю вашу нечестность, проявленную к Летиции, до его совершения. Ведь вы его совершили ради неё и любви. - Сказал Вильям на подъёме, чем сумел убедить Командора пойти на эти жертвы. А чтобы не возникло лишней и совсем не нужной боли, да и возможность заражения крови не нужно списывать со счетов, Командор сделал дополнительный заказ у Угрюмого Джона, включающий в себя напиток самой убойной крепости.
- Тогда только кончик.- Произнёс Командор, после основательных приготовлений к предстоящему действию по прикусыванию своего языка. Для чего он со всех сторон обследовал свой язык зубами, пощупал его пальцами рук и даже залпом выпил кружку наикрепчайшего напитка, от запаха которого у Вильяма свело скулы (Командор выдохнул в его сторону). При этом, как видит Вильям, Командор так и не может решиться приступить к итоговым действиям по прикусыванию языка - ему нужен толчок. И немедленный, так как Командор начал идти на попятную, принявшись причитать: "Ах, я несчастный, ах, она несчастная". А Вильяму не надо объяснять, какого рода люди так за себя и о своих жёнах беспокоятся - первые эгоисты и домашние тираны.
При виде же всей этой эгоистической нерешительности Командора, первой мыслью Вильяма было крайнее желание врезать ему, как следует, по макушке головы, когда он ещё захочет что-нибудь такое человеконенавистническое сказать, и тем самым добиться требуемого результата. Но что-то Вильяму подсказывает, что пока суть да дело, и разберутся, для чего он это сделал, то дружки Командора его втопчут в землю, а такой вариант его совершенно не устраивает. И тогда Вильяму в голову приходит весьма дерзкий и достаточно опасный план для своей головы. И как не трудно догадаться, то он исходил от Уильяма, рискованного человека.
- А ведь твоя Летиция, та ещё штучка. - Придвинувшись к Командору, говорит ему по секрету Вильям. Чем округляет глаза Командора в удивлении. - Как это понимать? - отпавшей челюстью в недоумении вопрошает Командор. - А так понимать, что при её виде, все твои дружки из числа сеньоров и другой родовитой знати, языки по прикусывали от зависти. - А вот этот ход мысли Вильяма всё меняет и Командор удовлетворён объяснением.
- Что есть, то есть. - Расплывшись в улыбке, говорит Командор.
- А что ты скажешь на то, что твоя Летиция не садится за стол и на глазах чахнет не по твоей вине? - исподлобья вопрошает Вильям.
- Что ты имеешь в виду? - несколько осторожно спрашивает Вильяма Командор.
- А она сохнет от любви к другому сеньору, на её глазах прикусившему язык от зависти к тебе и которого она, видя это его самопожертвование, как натура сострадательная, вначале пожалела, а затем воспылала безграничной любовью к нему. - На этом месте потрясённый Командор, упёршись руками об стол,как бы в приготовлении подскочить, широко, широко, раскрыл рот, чтобы разразиться неистовством, немедленно потребовав от Вильяма имя этого вероломного сеньора, но тут Вильям озвучивает ту им услышанную от Командора фразу: "Она его за муки полюбила, А он её за состраданье к ним", и это не просто всё меняет, а дальнейшие движения Командора принимают совершенно другой, трагический для него поворот.
Командор не просто ошеломлён тем, что он услышал, - откуда?! - а он находится в совершенной растерянности и непонимании того, что сейчас происходит, в результате чего он теряет связь с функционалом своего тела и как итог, его руки срываются со стола, а Командор, потеряв эти для себя подпорки, со всего маху, подбородком опрокидывается на стол. И это сотрясение им стола, многие люди надолго, а многие и на всю оставшуюся жизнь запомнят, не простив Командору такого вмешательства в игру, когда выигрыш для Ягоды был так близко. Но эти мысли в голову товарищей Командора придут чуть потом, а сейчас их всех в стороны их рефлексами разбросало, когда так рядом громыхнулось.
После чего все в разных для всех и в одном для себя положениях, на мгновение замирают, пытаясь понять и разобраться, что сейчас было и произошло- все смотрят в сторону стола и на Командора за ним, замершего в упоре головой об стол. А так как всё зависит от Командора, то приходится ждать, когда он подаст признаки жизни. И уж лучше бы он их не подавал, чем то, что он сделал, вогнав в жуткий ужас и мокроту своих штанов людей увидевших всю эту невыносимую боль на его лице и услышавших до глубины души пробирающее мычание, воющего и раскачивающего из стороны в сторону голову Командора.
И только два человека в таверне не потеряли присутствие духа, это Угрюмый Джон, бросившийся к Командору с полной кружкой обезболивающего напитка и бросившийся помогать Угрюмому Джону Вильям, по чьей вине и по чьему глубокомыслию, Командор всё-таки прикусил язык, тогда как все остальные повели себя как последние трусы, бросившись до ветру, или ещё хуже, показали себя людьми равнодушными, кого не волнуют чужие проблемы, когда у них своих полон рот.
Когда же в Командора, не без сопротивления с его стороны, была влита кружка оздоровляющего напитка, то Командор прочувствовал себя одновременно хорошо, он успокоился и перестал завывать, и в тоже время не устраивающе Угрюмого Джона - он вдруг захотел вздремнуть. И вот тут-то пригодился Вильям, чья смелость пришлась по нраву Угрюмому Джону, сделавшему ему весьма заманчивое предложение. - Сопроводишь Командора до дому, он тут неподалёку живёт, а я не возьму с тебя платы за сегодняшний ... - Угрюмый Джон внимательно посмотрел на Вильяма и добавил, - и за завтрашний вечер.
- Мне помощник не помешает. - С намёком и не пойми на что, сказал Вильям. Угрюмый же Джон смотрит на мир исключительно с торговой стороны, и он по своему понимает Вильяма, протянув ему монету. - Найми кого-нибудь. - Вильям берёт монету, смотрит по сторонам, и, вздохнув, говорит, - попытаюсь. - После чего они подхватывают Командора под мышки и вдвоём доводят его до выхода из таверны. По выходу Угрюмый Джон взваливает весть груз ответственности в виде Командора на плечи Вильяма и пока Вильям не передумал, скрывается в дверях своего заведения. Ну а Вильяму ничего другого не остаётся, как с проклятиями в адрес всех им вспомненных людей и особенно досталось Командору, начать двигаться по сказанному Угрюмым Джоном адресу. А ведь Командор был сверхтяжёлый человек, да ещё к тому же, старающийся что-то там пробормотать, что не могло не внести свой диссонанс в его ношу Вильямом. Так что когда измождённый Вильям с ним прибыл к его поместью, то его злости и вероломству его мыслей не было предела.
Что, по прибытию к дверям дома, немедленно и вылилось на дверной звонок, в виде колокольчика, который Вильям с криками: "Открывайте, сволочи!", вырвал с корнями.
Ну а когда так стучат или звонят, то реакция на это, как правило, одна, весь дом поднимается на уши и готовится к длительной обороне против неизвестного противника, решившего взять осадой дом, чтобы нанести имущественный и моральный урон всем домочадцам. И если мужская часть из проживающих в поместье Командора людей, всё сплошь состоящая из слуг и одного кучера, больше опасалась за имущественного характера потери - они спросонья бросились прятать ценные вещи себе в штаны - то женская половина больше опасалась за посягательство на свою честь. Отчего все живущие в доме Командора особы женского пола, дабы сбить с толку неизвестного противника, не стали причёсываться и умываться, а как были в ночных рубашках, с заспанным и всполошенном виде, так в таком жутком виде и повыскакивали из своих комнат, и бросились к окнам, чтобы с безумным взглядом, прижавшись к ним носами, попытаться напугать того, кто там к ним так шумно ломится. Далее настаёт напряжённая пауза, во время которой, все эти леди в ночных рубашках, пытаются рассмотреть того, кто там внизу, в темноте стоит, и оценить степень его опасности для их чести.
-Да ведь это Командор! - с долей сожаления, вдруг заявляет самая молодая и глазастая пока ещё не леди, а просто попрыгунья и самая отзывчивая служанка Летиции, Искорка. У всех леди в ночных рубашках, а также уже далеко за осень, леди в панталонах и колошах на босу ногу, отлегает от сердца, и только Летиция настроена на жёсткий разговор со своим вновь припозднившимся супругом.
- А с кем это там Командор? - интересуется у Искорки Летиция, будучи в волнении за то, что может быть увидена в таком неподобающем для командорши виде.
- Молодой человек. - Говорит Искорка, в момент покраснев и, заискрив глазами, за что и получила такое для себя искромётное имя. Летиции, как и всем собравшимся здесь у окна особам женского пола и даже леди в ночной рубашке и панталонах под ней, стало до жаркости в рубашке волнительно от этих слов, и крайне интересно, каков из себя этот молодой человек А все леди в ночных рубашках, кроме Искорки близоруки и оттого не могут рассмотреть, что из себя представляет этот молодой человек, а насчёт Командора им итак всё ясно. При этом право слова имеет только хозяйка,Летиция. Но она тоже не может вот так сразу, при живом супруге, интересоваться об этом. А она должна выдержать предписанную этикетом паузу и только после того, как поймёт, что об этом спросить необходимо, ради соблюдения безопасности, она спросит Искорку.
- И каков на ваш взгляд этот молодой человек, заслуживает ли он доверия? - сдержанно спрашивает Летиция.
- Как по мне, то он хорош. И я бы ему вся доверилась. - Уж слишком откровенно сказала Искорка, вызвав замешательства у леди в ночных рубашках, а одна леди в ночной рубашке, та, что в панталонах, так растерялась после этих слов Искорки, что потеряла свои панталоны. - Искорка, вы заставляете меня за вас краснеть. - Летиция сочла за необходимость, напомнить Искорке, в чьём она доме находится, что такие речи здесь неуместны, даже если они все пребывают в одних ночных рубашках. - Нельзя, Искорка, быть такой доверчивой. Это в вас ваша беззаботная молодость говорит. - Несколько печально, чем наставительно сказала Летиция, вернувшись к окну.
- Ну, это мы посмотрим, насколько он хорош. - Многозначительно пробубнила себе под нос Литиция, принявшись рассматривать стоящих у ворот людей. Но на улице был уже глубокий вечер и было трудно что-то рассмотреть. И тогда Летиция отдаёт команду слугам вспомнить о своих обязанностях и впустить в дом своего хозяина. А сама вместе со всеми остальными леди в ночных рубашках, включая леди в возрасте, натягивающую на себя панталоны, направляется в свою опочивальню, чтобы приодеться и должно встретить Командора и его вечернего гостя.
Пока же Летиция приводит себя в порядок, самый бесстрашный и рослый слуга Командора, Антонио, выгнанный криком Летиции из под кровати, добрался до входной двери, с молотком в руке, прихваченным им для своей защиты, и не как наказывала Лекиция, сразу впустил Командора, а он для начала решил убедиться, что там за дверью стоит Командор, а не какой-нибудь дикий зверь, судя по издающимся оттудазвукам.
- Кто там? - писклявым голосом спрашивает Антонио, пригнув плечи к земле. И как прямо Антонио с тревогой чувствовалось и ожидалось, то там, с той стороны двери, ничего внятного и похожего на голос Командора не произнесли, а начали бешено колотить в дверь руками и кажется ногами, сопровождая всё это не естественными для человека звуками. Да такими, что у Антонио не было никакого сомнения, что там к ним пожаловал сам посланец ада. И вполне объяснимо, что Антонио струсил, не испытывая никакого желания раньше времени встречаться с такими гостями. И он, превозмогая страх перед своей хозяйкой, направляется к ней, чтобы сообщить ей, что он сомневается в том, что там Командор.
Летиция, выслушав Антонио, огорошила его сообщением, что не узнавать своего хозяина плохая примета, о верности которой ему предстоит узнать завтра, повторивслово в слово, что он ей сейчас сказал, Командору, который по его милости весь продрог, стоя на улице и ожидая, когда Антонио соблаговолит его узнать. После чего она живо обошла, ни живого, ни мёртвого Антонио и, перепрыгивая через ступеньку, по лестнице допрыгала до входных дверей. Где без лишних вопросов и открыла дверь, впустив вначале свежий воздух, а уж затем идущего головой вперёд Командора, ведомого под мышку неизвестным.
- Куда? - без ненужных приветствий звучит вопрос неизвестного. Летиция же перехватывает Командора с другой стороны и со словами: "За мной", направляет ход неизвестного. Так они, хоть и с трудом, и даже пару раз находясь на грани падения, вместе с Командором на своих плечах добираются до светлой гостиной, где Командор усаживается на одно из кресел. А Летиция и неизвестный для неё человек, известный нам, как Вильям, начинают отдышиваться в небольшом наклоне вперёд. Когда же они, достаточно для того, чтобы посмотреть друг на друга, продышиваются и приходят в себя, то они смотрят друг на друга и как это делают люди, освободившиеся от тяжёлой ноши, звучно выдыхают из себя воздух: "Ух!", и одаривают своего визави понимающей улыбкой.
Что и говорить, а говорить сейчас Вильям не то чтобы не мог, а это как бы было в данный момент совсем не нужно. И так было ясно, а главное для Вильяма, даже при всей его фантазии, что он ничего подобного не ожидал здесь увидеть и встретить. Правда, так всегда и бывает, когда твои ожидания, основанные и не пойми на чём, не оправдываются, и ты встречаешь совсем не то, что как бы ожидал увидеть. И даже тогда, когда ты здраво рассудив, что ожидать того, что ожидаешь, встретить просто глупо, то и в этом случае, когда ты при встрече натолкнёшься на неожиданность, а так и должно быть, то тебя будет не покидать ровно такое же чувство лёгкого разочарования и недовольства собой, когда бы ты, ожидая встретить что-то тобой ожидаемое, его не встретил. В общем, всегда есть место разочарованию. А всё оттого, что не ты создал этот мир, а ты, по своей сути творец, всегда смотришь на него с недовольством творца - я бы всё сделал по другому.
Но только не в данном случае с Летицией, чей вид превзошёл все даже самые смелые ожидания Вильяма, до прихода сюда ничего о ней и не думавший -Летиция как бы находилась на заднем плане авансцены, где центральное место занимал Командор. А вот к нему у Вильяма были жестокого и мстительного плана претензии. Но сейчас, когда он увидел Летицию, то... Но Вильям не успел сформулировать свою мысль в отчётливость слов и взгляда, а всё по вине того же Командора, который вдруг ожил и, продрав глаза, мычанием оповестил Вильяма и Летицию о том, что о нём нельзя забывать ни в коем случае, заглядываясь в его присутствии друг на друга. И Летиция, в испуге одёрнувшись от Вильяма, переводит свой взгляд на Командора и с до чего же для Вильяма невыносимой заботливостью обращается к Командору. - Что с тобой Себасто? Ты нездорово выглядишь.
А этот подлец, Командор или Себасто, такой жалостливый вид сделал, как будто он и в самом деле претерпел столько несчастий, и заслужил от мягких ручек Летиции поглаживания по головке и всяческого с её стороны к нему участия. При виде чего Вильям переполняется возмущением и недовольством за такую несправедливость, и если на то пошло, то это он всю дорогу претерпевал, волоча на себе такую ношу в виде Командора, и он больше заслуживает к себе внимания и ласкового участия. Но жизнь, как не раз убеждался Вильям, жестока и несправедлива, и кто-то незаслуженно получает все награды, а тот, кто заслужил всего этого, должен стоять в стороне и ещё радоваться всей этой несправедливости.
Но это длится недолго, и совсем скоро Летиция, не добившись от Командора внятного ответа, обращается за помощью к Вильяму. - Что с ним? - с тревогой в глазах обращается с вопросом к Вильяму Летиция. - Я ничего не пойму, что он мне пытается сказать. - Вильям смотрит на Летицию, затем переводит взгляд на смотрящего на него Командора и к недоумению последнего говорит. - У него произошёл спазм голосовых связок, что и привело к речевой дисфункции.
- Но как это случилось? - спрашивает Летиция.
- Он что-то такое для себя увидел и, это вызвав у него шок, привело к таким последствиям. - Сказал Вильям.
- И что это было? - всё больше волнуется Летиция, начав всё больше волновать Вильяма.
- Не могу сказать. - Пожимает плечами Вильям. - Так что все вопросы к Командору.
- А когда он сможет начать говорить? - спрашивает Летиция.
- Когда нарушение речи вызвано не физическим фактором, а причиной послужил душевный, в медицине ещё называемый психологический фактор, то на этот вопрос очень сложно дать ответ. Ведь эти душевные области в человеке ещё мало обследованы и во многом не изучены, так что приходится больше полагаться на удачу, чем на науку. Так что, кто знает, может он завтра излечится, пережив тот страшный душевный стресс, приведший его в это онемевшее состояние, а может он, не пережив настоящего душевного переживания, так и не излечится, оставшись до конца своей жизни немым, неотзывчивым к чужим переживаниям человеком. - С какой-то прямо безнадёжностью для Командора сказал Вильям, что тот немедленно захотел возразить. Но он не смог ничего противопоставить этим словам Вильяма - ноги и руки его не слушались, а язык был прикушен. И у Командора только одно и получилось, как противно промычать в ответ.
- Что с тобой? - вопросила Командора Летиция, положив свои ручки ему на плечи. Но Командор единственно, что понятно изъясняет, так это гневные посылы в сторону Вильяма, который всё это видя, только посмеивается себе в усы. Летиция же не добившись внятного ответа от Командора, поворачивается к Вильяму и опять вся надежда на него. - Что это с ним? - спрашивает она.
- Он пытается бороться. - Рассудительно говорит Вильям. - Но на этой стадии это всё бесполезно. Он лишь растеряет в себе последние силы. А они ему скоро очень понадобятся. Так что мой совет, его немедленно нужно уложить в кровать. Пусть отдыхает и набирается сил. А мы с вами тем временем, выработаем план, как Командору можно будет помочь. - Последнюю фразу Вильям определённо адресовал Командору, который уловил этот ему посыл и даже попытался дёрнуться. Но всё бесполезно и даже зря. Ведь Летиция понимает эти его движения по своему. И она подскакивает на ноги и, обратившись к Вильяму: "Вы за ним присмотрите, а я быстро сбегаю и сделаю все приготовления", бегом скрывается в дверях, ведущих во внутренние апартаменты особняка.
Вильям же, не теряя время, пододвигается к Командору и, оказавшись с ним лицом к лицу, шепотом ему говорит. - А всё это сказал для того, чтобы у тебя было время переосмыслить свою жизнь с Летицией. И если ты решишь выбрать её, то тогда ты излечишься от своей болезни. Если же ты не сможешь справиться со своим страстями, то ты можешь спокойно вернуться к прежней своей жизни. При этом тебе не придётся мучиться над тем, что ей сказать в своё оправдание. Ты же не можешь говорить. И как результат, ты всегда будешь перед ней честен. Как тебе такой вариант моего объяснения? - сдвинув чуть в бок голову, задал свой вопрос Вильям. И судя по тому, что Командор ему улыбнулся, то он был должно им понят. Тем не менее, у Командора есть свой первостепенной важности вопрос к Вильяму. И он, указав пальцем руки себе на язык, таким способом озвучил свой вопрос.
- Спрашиваешь, зачем это было нужно? - уточняет правильность своего понимания Командора Вильям. Командор согласно кивает в ответ, подтверждая верность своего понимания Вильямом. - Человек слаб, и прежде всего перед самим собой, - говорит Вильям, - и его рефлексы в любой момент его могут подвести и выдать. А так ты себя ограничил и даже спонтанно не сможешь ничего сболтнуть. - Понятно. - Кивком закрепил своё понимание Вильяма Командор.
Ну а тут и Летиция уже появилась, и спешит к Командору с вестью, что всё для его покоя и выздоровления приготовлено. После чего Командор препоручается слугам, которые подхватив его, не без труда, - в один из моментов, как это понял со своей стороны Вильям, при проходе мимо покоев Летиции, Командор сделал попытку изменить направление их движения, чтобы привести себя в её покои, но Летиция непреклонна, когда дело касается душевного и физического здоровья Командора (она начала его мотивировать на выздоровление): "пока внятно не попросишь меня об этом, не получишь ко мне доступ", - и доставляют Командора в Командорские покои.
Доставленный и уложенный в кровать Командор, как будто что-то недоброе чувствуя, а может он просто слишком неуверенный в себе человек, как все домашние тираны и деспоты, не оставляет попыток быть в центре внимания Летиции, своим хныкающим и несчастным видом добиваясь от неё всяческих послаблений на свой счёт, - поправь одеяло, подложи мне под голову подушку и будь, в конце концов, милосердной ко мне, согрей для меня собой постель (в общем, наглеет чрезмерно), - всё подводя к тому, чтобы Летиция осталась здесь с ним - я мол, без света твоих глаз спать боюсь, да и вдруг мне что-нибудь непременно понадобится.
Но Летициякрайне категорична на его счёт и все попытки Командора оставить её рядом с собой, умело ею купируются. - У нас для таких случаев над твоей кроватью висит шнурок, со звонком в помещении для прислуги; сам же его установил. Потянешь по нему и Антонио к твоим услугам. На чём Летиция заканчивает свой разговор и, сказав Вильяму: "Я вас ожидаю внизу, в гостиной", оставляет Командора наедине с Вильямом.
Когда же Летиция скрывается в дверях, ведущих из опочивальни Командора в коридор, Командор и Вильям переводят свои взгляды от дверей и выжидающе смотрят друг на друга.
- Мне, кажется, что заставлять ждать леди, да притом прекрасную, непозволительно. - Берёт слово Вильям, вызывая своим заявлением бурю возмущения в лице Командора, который даже дёрнулся, пытаясь таким образом возразить. Но Вильям как будто не видит и не понимает, какая буря разыгралась в душе Командора, и его последующие слова звучат как издевательство над Командором. - А вы, я надеюсь, с пользой проведёте время, и спокойно отдохнёте. И можете за вашу Летицию не беспокоиться, я её успокою и если понадобится, то и утешу. - Говорит Вильям. И судя по ответному мычанию Командора, то он уловил посыл Вильяма и своеобразно понял. Но видимо Командор не хотел сильно обременять Вильяма лишними заботами и пользоваться его отзывчивостью, он ведь итак уже столько для него сделал, вот он и попытался, таким образом, ему возразить. Но Командор ничего не может противопоставить душевному порыву Вильяма, которого зовёт долг перед своим ближним, которому так необходима помощь. А когда твой ближний так беззащитен и по своему слаб, то тут даже,если бы Командор не был без сил, а полон сил, то он бы ничего не смог сделать против желания Вильяма оказать Летиции помощь.
И Вильям не стал прислушиваться к настоятельным требованиям Командора, прислушаться к голосу разума и лучше остаться здесь, - да и всё равно он невнятно изъясняется, - и, одарив Командора многозначительной улыбкой, выходит в двери и что поразительно для Командора, плотно прикрывает за собой двери. И теперь Командор каким-то особым чувством вдруг понимает, что ему, как бы он громко не мычал, не дозваться до слуг. И Командор уже собрался было в отчаянии уснуть, но тут он взглядом натыкается на шнурок над кроватью и, вновь наполнившись надеждой, тут же хватается за него, как за спасительную соломинку. Но видимо Командор слишком переусердствовал в желании спасти себя и Летицию от шушукающих разговоров за спиной, - в некоторых вопросах Командор до придирчивости щепетилен, - и так крепко схватился, а затем дёрнул за шнурок, что он тут же и оторвался. И теперь Командор, уже ничего не понимая, сидел и, уставившись на шнурок в своих руках, хлопал глазами, даже боясь себе представить, что там сейчас в гостиной происходит между Летицией и этим, самым коварным из людей, человеком без имени.
- А действительно, как же его зовут? - Командор задался вопросом, вдруг осознав, что и не знает, как того зовут.
- Очень приятно, Уильям. - Как истинный джентльмен, пропустив вперёд леди, во вторую очередь представился Вильям Летиции.
- Как вы познакомились с моим супругом? - задаёт вопрос Летиция, разливая по бокалам вино. Когда же бокалы оказываются наполненными, Вильям вслед за Летицией берёт бокал и, глядя на неё сквозь призму поверхности вина, говорит. - Если ни о чём другом нам поговорить нельзя, то мы можем поговорить о Командоре. - Досадливо проговорил Вильям.
- Я здесь хозяйка, - с вызовом сказала Летиция, - и я решаю, о чём мне беседовать с интересным для меня человеком и о чём можно не говорить (умолчать, так понял слова Летиции Вильям). -Летиция в знак своей независимой и решительной позиции насчёт своего домашнего положения, слегка придвинулась к Вильяму. Отчего Вильяму стало волнительно жарко.
-Тогда, - Вильям бросил косой взгляд в сторону лестницы, ведущей в опочивальню Командора, с Командором в ней, - для того, чтобы наш разговор прошёл в более конструктивном ключе, я должен убедиться в том, что Командор спокойно себя чувствует. - Вильям приподымается с тахты, на которой они вместе с Летицией поместились, и со словами: "Я скоро", с бокалом вина отправляется в опочивальню Командора. Который, как по приходу туда Вильямом выясняется, даже не старался ради своего здоровья следовать рекомендациям людей, желающим ему здоровья. А он как тот настырный, полный эгоизма человек, который не только не жалеет себя и не бережёт своего здоровья, а ему своими капризами доставляет удовольствие мучить людей о нём заботившихся и он в этом видит для себя лечение, - его это успокаивает, - одеяло на себе по раскрывал и попытался выбраться из кровати. Что в итоге его привело к падению на пол.
Чего, скорей всего, Вильям от него и ожидал, и что и заставило его сюда подняться.
- Вот держите, Командор. - Присев рядом с Командором, сказал Вильям, протягивая Командору бокал. Командор, усаженный Вильямом на зад, а чтобы он больше не падал, то Вильям облокотил его спину к кровати, с подозрением посмотрел на Вильяма, затем на протянутый бокал и мычанием дал понять ему, что он ему не полностью доверяет. - Что это? - кивнул в сторону бокала Командор.
- Это целебный эликсир. - Говорит Уильям, окончательно перехвативший у Вильяма инициативу, когда тот, следуя по коридору в опочивальню Командора, как обычно засомневался и начал совсем не ко времени, - внизу ждёт, не дождётся Летиция, а он тут сомневается и тратит бесценные секунды, - задаваться своими неуместными вопросами: Быть или не быть мне подлецом? - Ну и Уильям и перехватил у него право первого слова, сунув руку во внутренний карман куртки, откуда им извлекается мешочек с белым порошком, щепочки которого, по мнению Уильяма, достаточно, чтобы свалить с ног быка. После чего эта щепотка растворяется в бокале и Уильям с бокалом вина прибывает в опочивальню Командора. Где он и начинает убеждать того принять этот целебный эликсир.
И, конечно, Командор, как человек подозрительный и полный предубеждений против Вильяма, который так быстро нашёл общий язык с его супругой и сблизился, не готов сразу принять этот бокал, только со слов этого человека без имени, с целебным эликсиром в нём. Тогда как там может быть что угодно, а судя по складывающейся ситуации с ним, то там, как минимум, средство по ослаблению его мужских сил. Попробовав которое, он навсегда потеряет в себе мужскую силу и будет вынужден уже сам звать к себе в гости этого ловкача, чтобы он заменил его вечером при посещении спальни Летиции. - И ещё гад потребует, чтобы я ему денег на повседневные расходыссуживал. - Всё возмутилось внутри Командора от такой самоуверенности и подлости этого типа без имени. И он, сжав, что есть силы зубы, хотел уже с ненавистью и убеждённостью в том, что его не переубедить, отрицательно закивать в ответ, но тут этот ловкач, известный нам под именем Уильям, находит до чего же убедительные слова для Командора.
- Я так и сказал Летиции, что вы, Командор, не возьмёте из моих рук бокал. Но она говорит, что вы, Командор, всегда были смелым человеком и вы выше человеческих страстей, и никогда не будет унижать себя подозрением. Так что, даю вам слово, а если вам этого мало, то я готова биться с вами об заклад, - ставка моё честное слово, - что Командор возьмёт этот бокал из ваших рук. - Что и говорить, а после этих слов Уильяма, у Командора, человека крайне азартного, не было другого выхода, как раскрыть свой рот навстречу протянутому бокалу.
Когда же бокал был полностью осушён, Уильям откидывает в сторону пустой бокал, поднимается на ноги и, глядя сверху на Командора, начавшего с каждым мгновением отяжелевать в веках и разумении, со странной улыбкой выдыхает и говорит. -Летиция сказала, что будет за вас молиться. Ну а мне пора. - Здесь Командор из последних сил дёрнулся, как бы интересуясь у него, куда это он собрался. Уильям же не пропускает мимо это вопросительное пожелание Командора, а он, вынув из кармана уроненный в своё время Командором платок, при виде которого Командор на одно мгновение даже прозревает в лице, вытирает им руки и со словами: "Ты прекрасно знаешь, куда", выходит в двери и с прежней плотностью закрывает ими провалившегося в сон Командора.
- Я знаю, о чём он её поутру спросит. - Усмехнулся Уильям, прямиком направляясь к своей цели.