- Вам придётся немного подождать. - Сообщил человеческого вида, в костюмной амуниции, охранник на входе в здание компании, предъявившему свой паспорт Детективу.
- А что случилось? - спросил, не выказывающий радость от задержки Детектив.
- Так у людей бывает. Скорей всего, забыли выписать вам пропуск. - Для того чтобы сгладить возникшую заминку, улыбнулся этот, не вызывающий отторжения охранник. Что, в общем-то, понравилось Детективу, отдающему предпочтение вежливому обхождению, а не прямому тыканью, со своим грозным предупреждением: "А много будешь знать, прямо здесь и состаришься". После чего охранник, уткнувшись носом в твою щёку, для начала, в предупредительных целях, прямо в нос обдаст тебя сногсшибательным запахом чеснока, а если тебе и этого будет не достаточно или тебе не понравится, то можно и шокер под ребро.
Но это всё уже в прошлом, и сейчас охранники, не смотря на свои угрожающие формы и виды (каждый труд, не только облагораживает, но и привносит свои специфические отпечатки в личность труженика. Правда, в данном случае, напрашивается вопрос: А что было раньше, яйцо или курица?) сама вежливость, ведь когда к ним хорошо относятся, то и им нет смысла грубить вам, наступать на ноги и даже дышать чесноком в лицо.
- Что там, с пропусками? - повернувшись назад и, посмотрев в глубину пропускного пункта, где за мониторами помещались ведущие наблюдение охранники, спросил своего жующего жвачку мордатого напарника, с человеческим лицом охранник. На что тот, вначале удивлённо хмыкнул и лишь после этого, ответил:
- А ты что, разве первый день работаешь и не знаешь, что все сейчас на совещании. - Что, конечно, звучит несколько грубо, что, видимо, и заставляет задуматься над этим, не такого грубого, а скорее вежливого охранника, который в своих словах не нашёл и намёка на грубость. А это, знаете ли, требует объяснений и вежливый охранник, даже на одно мгновение дёрнулся и угрожающе схватился за шокер, но затем, обратив своё внимание на первую неприкрытую часть (он вначале уловил общий посыл) заявленного мордатым напарником, отвлёкся от шокера и принялся считать, сколько дней он здесь работает. А эта такая работа, что если ты не первый день работаешь, то требует от считающего большой усидчивости, терпения и главное спичек. Спросите, почему? А потому, что всему своё время и ответ на него будет позже.
Так вот, если поначалу своего счёта, ты можешь задействовать свои пальцы на руке, которых, что за закон подлости, вечно не хватает, то вслед идут пальцы ног, которые не в пример пальцам рук, сложно загибать, когда твои ноги находятся в узком пространстве туфлей. Но, ничего, и с этим можно справиться, но дело в том, что и их не хватает, для того чтобы закрепить в цифре, то количество уже отработанных охранником дней.
- Что же делать дальше и что ещё привлечь, для того чтобы можно продолжить свой счёт? - в своё время, перед каждым считающим охранником, встаёт этот жизненно важный вопрос. После чего, он обводит своим взглядом окружающее, пытаясь отыскать то, что по своим параметрам, могло бы подойти для продолжения счёта, но, как и ожидалось, ничего подходящего, так и не находиться. Но охранник на этом не успокаивается и, заметив курящего в неположенном месте курильщика, на этот раз не делает свирепое лицо и не перепрыгивает через турникет, чтобы поймав того на месте преступления, ткнуть того носом и лбом в свою дымящуюся привычку, а вспомнив, что существуют спички, которые отлично подойдут для счёта, начинает рыться в карманах.
Но тут, он к своему ужасу вспоминает, что давно отказался от спичек и жжёт сигареты с помощью зажигалки. Что, в общем-то, только на мгновение деморализует его и охранник тут же вспоминает того курильщика, и само сбой, хочет наверстать упущенное и поймать этого заядлого курильщика. Но того и след простыл, что ещё больше огорчает охранника, который теперь и не ответит на мучающий его вопрос, а чем прикуривал тот сигарету - зажигалкой или спичками.
"Ему будет лучше, если зажигалкой, а иначе, я ему найду и заставлю сожрать все его спички", - чуть ли темнеет в лице охранник, чей смысл жизни на ближайшее время определён - это отыскать того курильщика и заставить его сожрать все спички. Но что же ему делать сейчас, под этим изучающим взглядом своего напарника, чья мордатая рожа, хоть и маловыразительна, но засветившийся огонёк в его глазах, очень даже читаем и говорит о том, что он догадывается в каком тот оказался затруднении и только ждёт момента, чтобы посмеяться над ним.
"Да ни за что на свете. - Возмущённо надувает щёки вежливый охранник. - Да я лучше оставлю свою форменную одежду и вольюсь в ряды этой безликой массы трудящихся, которая находится по ту сторону турникета. - У вежливого охранника даже голова пошла кругом от таких своих предположений, которые между тем наводят его на мысль. - И точно. Вон их сколько. - Вежливый охранник посмотрел на проходящих через турникет людей уже другими глазами, в которых, если посмотреть на них со стороны, то можно было увидеть отражение его мыслей - спички. - Буду, их считать", - полный решимости, принялся за свой счёт, проходящих через турникет людей, вежливый охранник, который за этим делом с трудом и дотягивает до обеда.
Где он уже и, забыв, для чего ведётся весь этот счёт (наверное, сверху поступила инструкция, проверить работу пропускных карточек), чуть ли уже не взмокший, бросает это дело и, вытащив из сумки бутерброд, принимается за него. Но его мордатого напарника не проведёшь, и он видит, что у вежливого охранника аппетита совсем нет, причиной всему, конечно же, служит то, что он, скорей всего, сбился со счёту и со зла расплевавшись, теперь не имеет достаточного количества слюны, чтобы смазать бутерброд, который ему и приходиться есть всухомятку. И мордатый напарник, в общем-то, не всегда безобидный тип, а сейчас он, пожалуй, такой, решает приободрить вежливого охранника и говорит ему:
- И я тоже сбивался. Да и кто не сбивался со счёту. - Мордатый напарник глубокомысленно посмотрел в глубину своего термоса. - Но что интересно, так это то, что все мы, независимо от стажа работы, приходили к одному и тому же результату. Из чего вытекал свой единственный вывод. - Сделал интригующую паузу мордатый охранник, для того чтобы подогреть интерес у вежливого охранника, который в свою очередь распалится нетерпением и немного поднимет температуру в помещении, где сегодня слегка прохладно; а он под замёрз (мордатый охранник, как оказывается не столь туп и, обладая знаниями физических законов, старается из всего извлекать пользу).
- Ну. Не тяни душу. - Взгляд нетерпимости вежливого охранника, обращённый на мордатого напарника, сам за себя говорил.
- Счёт, лучше всего вести тогда, когда ты всё-таки первый день работаешь. - Ответ мордатого напарника своей простотой и логичностью, поражает вежливого охранника, удивившемуся, как это он сразу не догадался об этом.
Но всё это случилось если не вчера, то в один из прошлых дней, а не как можно было подумать, что сейчас. И вежливый охранник, как уже опытный и прошедший этот тест на профпригодность охранник, не стал сбиваться на счёт и утвердительно поддакнул своему напарнику:
- Да, придётся подождать.
- И как долго, не скажите? - а вот сейчас Детектив, вопрошая, определённо нарывался. Ведь разве ему неизвестно, что о таких вещах у начальства, не то что не спрашивают, а даже и сметь думать об этом, увольнению подобно. И получается, что этот Детектив, их охранников провоцирует на поступок, который грозит им потерей работы. В одно мгновение, поняв провокационность слов Детектива, вежливый охранник, на автомате сжал челюсть и вновь схватился за шокер. Но на этот раз обстановку разрядил мордатый напарник, который с утра забыл почистить зубы и чувствовал большую потребность поговорить, и тем самым нормализовать внутри ротовой баланс.
- Сегодня, пожалуй, придётся. - Многозначительно сказал мордатый напарник, привлеча внимание вежливого охранника, который любя различные тайны и секреты, всегда интриговался, когда слышал намёк на что-то подобное.
- А почему именно сегодня? - спросил вежливый охранник.
- Потому, что вчера Генеральный, приехал вечером злой, как чёрт. - Загадочный ответ мордатого охранника, в котором таилось столько скрытного и таинственного, не оставил никого из слышавших его равнодушным, заставив Детектива и вежливого охранника погрузиться в размышления, в поиске логической, а возможно и совсем не такой связи, между этим "сегодня" и упомянутым напарником "вчера".
И если вежливый охранник в своих размышлениях прибегнул к прямым сопоставлениям этих временностей - "вчера" и "сегодня", то Детектив, используя современные технологии, пошёл дальше и в своём воображении применив 3D модель, заглянул в кабинет Макрона, где рассадив и расставив всех созванных по своим местам, можно было проследить за всем тем, что там сейчас, как логическое продолжение вчера, происходило.
А тем временем, в кабинете Макрона, вышагивая от одной стены к другой, выходил из себя, злой, как чёрт, сам Макрон. О чём говорила, бросающаяся в глаза небрежность его костюма, где с вызовом всем канонам моды, на всех дерзко смотрела расстёгнутая застёжка (и где эти чёртовы стилисты?), с другой стороны от которой, на оттянутой вниз нитке, висела пуговица, всего вероятней, оказавшаяся в таком положении, когда задыхающийся от нехватки кислорода Макрон, в нервном возбуждении попытался её расстегнуть. Что ему и удалось достигнуть, но при этом не обошлось без жертв, которая сейчас повиснув на нитке и мозолила глаза прибывшим на совещание к Макрону, самым из самых влиятельных и занимающих ключевые посты людям; больше конечно влияющих, нежели несущих ответственность за разработку и принятие решений.
Да и само их влияние, тоже разнилось и во многом зависело от занимаемого влиятельным человеком места в существующей иерархии компании, который уже и не был человеком в полном значении этого слова, а скорее выполнял роль функции или другими словами, был одной из тех пружин, которые и проворачивали механизм работы системы, которая была тем скелетом, на котором строилась работа и жизнь любой и этой компании. Ну а от жёсткости этой пружины - влиятельного человека, и зависело, как всё там провернётся. Где опять же его жёсткость, определялась тем весом, какой имел в компании влиятельный человек, что опять же имело обратную связь, где жёсткость определяла вес и степень его влияния; правда не всегда.
Ну и само собой, от жёсткости пружины, зависел и взгляд на те или иные вещи влиятельного человека, который по-разному влиял и оказывал давление на принятие решений. И если одни, уже заржавевшие в своей старой оболочке, тупо давили своим немигающим взглядом, вынуждая Генерального сомневаться в себе и даже терять уверенность в руках, то другие, чьи пружины были хоть и более мягче, но они были гораздо изобретательнее в своих подходах. И они, пытаясь сбить с толку этих закостеневших в ржавчине консерваторов, прикидывались спящими, и своим храпом вносили диссонанс и создавали неловкие паузы, когда эти консерваторы были вынуждены сами делать эти паузы между своими вносимыми предложениями.
Ну а, услышав во время словесной паузы такой храповой ответ, консерваторы терялись и, конечно же, сразу принимались за новые слова, в попытке заговорить весь этот храп. Ну а что из спешки выходит, когда не зная о чём говоришь, а говоришь, скорее, всего лишь, для того, чтобы заглушить этот посторонний звук - храп, всем хорошо известно. Так что, старые пружины постепенно теряли свой вес и этот ограниченный избранностью круг собирающихся в кабинете Генерального, всё больше обновлялся и, пожалуй, и сам Макрон оказался среди первых избранных, лишь по той причине, что старый скрип ржавых пружин, захрапела новая пружинная поросль.
Но всё это сейчас отошло на второй план, когда сейчас на первом плане вовсю бесновался Макрон, который при последовательном наблюдении за ним, на которое подвиг присутствующих влиятельных людей сам Макрон, начал выказывать многое из того, чего за ним не замечали все эти функции и пружины.
- Да он оказывается, прыток. - Сделал вывод один, массивного вида директор, заметив, как быстро Макрон перемещается из одной части кабинета в другую. - Интересно, а зачем он делает такие круги, туда и обратно. Неужели, уже готовится...- Массивного вида директор, вдруг увидел мир в клеточку и даже вспотел от такого своего предположения.
- Какой-то он суетливый, мелкий и не симпатичный. - Постукивая отточенными ногтями по гладкой поверхности ручки стула, ожидая от себя таких с эстетической стороны взглядов, посмотрела на Макрона, для вида отвечающая за связи с общественностью, а по сути, служащая мостиком для связи с серыми кардиналами, леди Макбет или по внутренней сарафанной терминологии - леди Сволочь. - Надо было свет включать, когда проводишь собеседование. - Покачала своей довольно красивой головкой леди Сволочь, чьим ушам стало красно за такую оплошность своей хозяйки.
- Что-то он, слишком неустойчив и неуравновешен. - Не удержался и мистер Костин, и начал фрондировать, с сомнением поглядывая на Макрона. - С таким подходом к делам, он долго не протянет в Генеральных. - Подумал мистер Костин и тут же осёкся, заметив на себе внимательный взгляд, сбоку от него сидящего Реконструктора. - Неужели, он услышал? - тут же запотел в глазах мистер Костин, испугавшись, что его крамольные мысли смог угадать или прочитать, этот сующий везде свой нос Реконструктор.
- А он не будет молчать и постарается подставить. - Налившись гневом, мистер Костин зло посмотрел на Реконструктора, который в ответ даже не отводит испуганного взгляда, а наоборот, делает нравоучительный вид и начинает покачивать головой, как бы говоря: "Ай-яй-яй, нехорошо, так думать о высоком начальстве". Что заставляет мистера Костина принять вид ничего не понимающего дурачка и попытаться всем своим видом, убедить Реконструктора в обратном.
- Да ничего я такого не думал и даже позволить посметь такого себе не мог. - Своей дурацкой улыбкой, мистер Костин пытается доказать Реконструктору, что тот не правильно интерпретировал его взгляды на Макрона.
- Говори, кому другому, а я всё видел и не смогу промолчать, и скажу. - Реконструктор, сдвинув свои брови, не даёт никакого шанса мистеру Костину увильнуть от ответственности за свои смелые мысли, в которых он посмел, без санкции серого начальства, принимать решения.
- Я никогда не доверял этим макаронникам. - Сурово кашлянув в сторону Макрона, выказал свою колумбийскую позицию, глава южноамериканского отделения компании, синьор Гонсалес, приехавший сюда, как и другие главы отделений, на презентацию нового продукта компании.
- Он не макаронник. - Покрутив пальцами у своего носа с горбинкой, попытался возразить синьору Гонсалесу, другой глава, уже Европейского отделения компании, сеньор Капти. Который, будучи любителем этих самых макарон и к тому же родом с Сицилии, не мог не возмутиться такому обобщению и припискам со стороны сеньора Гонсалеса, который в каждом втором, видел макаронника. И сеньору Капти, до кончиков своих тоненьких усов и крепкого сжатия рукой, висевшего у него под костюмом, на плечевой кобуре, ствола пистолета, стало обидно и холодно оттого, что он дал обещание: "Мамой клянусь!", - и вынужден держать в руках себя, а не пистолет, и быть более терпимым к сеньорам и сеньоритам.
И если с последними, скорей всего, из-за их симпатичности сеньор, Капти более-менее справлялся без помощи своей любимой "Беретты", то с сеньорами дело обстояло несколько иначе. Ведь все эти сеньоры, с которыми имел дела сеньор Капти, в большинстве своём, тоже носили под пиджаком у себя пистолеты и тут, как говорится, времени на раздумья не было и приходилось бездумно выбирать свою собственную жизнь. А что мог поделать сеньор Капти, если для него, его жизнь была куда знакомей и значит ближе, нежели жизнь того же сеньора Гонсалеса, которого он, хоть и знал уже как двадцать минут, но разве этого достаточно для того, чтобы предпочесть его жизнь своей.
- А какая разница. Да и вообще, мне плевать, будь то макаронник или рисоед, все они одним миром мазаны. - Через свою ярко выраженную усмешку, сеньор Гонсалес, всё больше провоцирует на действия сеньора Капти, которому уже невыносимо видеть все эти выпады сеньора Гонсалеса в его сторону. И, наверное, ещё одно лицевое движение этого Гонсалеса и сеньор Капти не выдержит, и никого не предупреждая, подскочит с места и прямо в фарфоровые зубы Гонсалеса, всю до последнего патрона, разрядит обойму пистолета. После чего, под перекрёстным огнём удивлённых, соседствующих лиц глав отделов и других влиятельных лиц, которые уже заинтригованы тем, кто же теперь займёт освободившуюся вакансию главы южноамериканского отделения компании, Капти демонстративно подует на раскалённый ствол пистолета и всем своим видом покажет, что не стоит его благодарить, за так необходимую чистку их рядов.
Но всего этого, на этот раз не случилось, а всё потому, что услышавший упоминание сеньором Гонсалесом рисоедов, глава восточного отделения - самурай Так-чеши Кидало, тут же замечает волнение на лице Капти, после чего, в один момент, с помощью ослабления напряжения мышц своей груди, вкладывает меч в ножны у своего наколотого на груди, тоже самурая Ямакаси (всё логично и самурай на своей груди, накалывает только самураев, ну и в минуты помутнения сознания, прежде чем помочь сделать кому-нибудь харакири и гейш), присаживается рядом с Капти, и тем самым отвлекает того от своего необдуманного поступка.
- У каждого, и даже у него, свой Дао. И не стоит спешкой, сбивать себя с истинного пути. - Тихо проговорил Так-чеши Кидало и, выдвинув вперёд сжатую в кулак левую руку, на поверхности фаланг каждого из пальцев которой, были выколоты неясные изображения маленьких человечков, завладел вниманием Капти.
- Куда бы ты ни шёл и как бы ты не бежал, твой путь определён и тебе лишь только нужно одно - принять его. - Проговорил Так-чеши, и на глазах Капти, завораживающе для него, начал по нарастающей двигать пальцами своей руки. Так-чеши начал с малого - с мизинца, который сейчас приподнялся чуть вверх, и находящийся сбоку Капти теперь увидел, как наколотый на мизинце маленький человечек, приготовился к прыжку. Вслед за этим, приподымается безымянный палец и Капти видит, что маленький человечек, каким-то неведомым способом, уже перебрался на этот палец. Дальше настаёт очередь следующего пальца, где происходит та же метаморфоза, и так до тех пор, пока не настаёт очередь большого пальца, с которого маленький человек уже скатывается вниз, в глубину руки. И пока Капти находится в размышлении насчёт судьбы маленького человека, он к полной неожиданности для Капти, вновь оказывается на мизинце, откуда он снова начинает свой новый путь.
Пока же сидящие, таким образом развлекали себя и слушали ничего не говорящего Макрона, что и заставляло их так развлекаться, а иначе бы они, конечно, не посмели, так что всё устойчиво и логично, а сам Макрон, сделав очередной круг - от двери, ведущей на смотровую площадку, к противоположной стене, где висел оригинал картины Мунка "Крик" (у них в галерее, ещё три есть), тут и остановился, уставившись на эту, явно с определённой целью повешенную, что за страсть картину. И, конечно, Макрон, ещё не дошёл до точки и даже до пивной, чтобы вешать у себя в кабинете такие ужасы (ну и что, что дорогие) и он лучше бы развешал постеры Шварценеггера, на которого куда приятней смотреть, чем на всё это малево.
- Не понимаю я, всех этих эксгибиционистов. - В очередной раз, глянув на эту кричащую картину, плюнув на ковёр и, переведя свой взгляд на своё отражение в экране телефона, где всегда под рукой находился самый лучший собеседник и слушатель - он сам, Макрон откровенно высказался на счёт себя. И как оказывается, что узнаёт его собеседник - он сам, то он тоже не всегда во всём разбирается и даже в некоторых вещах проявляет непонимание. - Не зря моего предшественника сняли с Генерального. Имея такие взгляды на мир, я совершенно не удивлён этому. - Покачав головой Макрон, принялся перелистывать справочник с номерами аукционных домов, куда можно было сбагрить или обменять на постер Шварценеггера, эту картину.
- И ведь не нашёл. - Глядя на картину, Макрон подытожил результаты своих поисков. - А ведь тут дело даже не в моём предшественнике, а всё они, эти ходячие мумии, специально поместили её здесь, чтобы я смотрел и всегда помнил, что меня ждёт, если я их растрою. - Макрон вновь закипел, вспомнив все эти непроницаемые и бесстрастные лица старших партнёров, с кем ему вчера вечером, пришлось отужинать в одном самых дорогих ресторанов. Ну, как отужинать, скорее они, разваливши свои животы ("И откуда они у них берутся при их тщедушном теле", - Макрон сразу же был поставлен в тупик, природой отношений с природой, всех этих серых и тщедушных лиц), ужинали, а он, сидя в чётко регламентированной позиции - на самом краешке стула, вынужден был наслаждаться видами работы вставных челюстей, этих акул закулисного мира.
- Ты, сынок, не обижайся, да ты и сам, наверное, понимаешь, что ты ещё не заработал, ни нашего доверия, ни на хлеб без масла. - Звучно пережёвывая лобстера, показывая всем вокруг сидящим, что он не зря не снял очки, чьи стёкла подверглись нападению брызг, которые всегда сопровождают всякое рвение, особенно при ужине, мистер Пфайзер, с расстановкой зубов и слов, поучает вспотевшего от всех этих видов Макрона.
- Да пусть только попробует обидеться. А мы, посмотрим. Ха-ха. - Вставляет своё слово, один из братьев Джадной, рыжий Эрик, который, имея тягу к веселящим напиткам, после их пригубления, был не прочь развлечься.
- Ну, что молчишь. Давай, обижайся. - С силой воткнув вилку в кусок стейка, прохрипел второй из трёх братьев Джадной, уже лысый Херк. На что Макрон, хоть внутренне уже не только обижается, но и даже воспылал ненавистью ко всем здесь сидящим за столом, кроме себя, он всё же не подаёт виду и лишь краснеет. Что замечается третьим, с моноклем в глазу, старшим братом Джадной Годном и он, не веря своим глазам или вернее сказать, глазу в монокле, снимает его, протирает салфеткой за сто долларов и, вставив обратно, и точно, убеждается в том, что он не ошибся и видит эту дерзость, которую проявляет Макрон.
- Это, как понимать? - Вопросительно с нотками истерики в голосе заявляет, завладевший общим вниманием Годном.
- Ты это о чём? - удивлённо спрашивает его Эрик, как выразитель общего вопросительного мнения.
- А мне интересно, что он хочет сказать или вообще, может быть, на что-то намекает, когда так демонстративно краснеет. - Ткнув в сторону Макрона указательным пальцем, на котором болтался перстень с красным камнем, заявляет Годном. Что тут же вызывает множество вопросов и предположений в головах сих великих людей, которые тут же столько всего надумали, что узнай об этом Макрон, то он бы ещё больше покраснел, только уже по причине гордыни.
А ведь сим мужам действительно было над чем задуматься, о чём непосвящённым, никогда и не догадаться. А потому что, они не посвящены во все эти закулисные тайны и интриги, где как раз большее значение имеет всякая недоговорённость, тайный символ или намёк, с помощью которых, и ведут все свои дела, посвящённые во все эти таинства - серые кардиналы политики. И вот когда мистер Годном Джадной задался этим, только на первый взгляд простым вопросом: Макрон прямо говорит или намекает, то умеющие читать между строк посвящённые, а здесь других и не было, сразу же уловили суть его вопроса: а не посвящённый ли он. А уж от ответа на этот вопрос, многое чего зависит. Ведь если Макрон посвящён, то это многое меняет и в том числе отношение к нему, что опять же не отменяет вопроса: а кто тогда, без общего обсуждения, посмел его посвятить.
Что заставляет сидящих за столом, пока ещё людей, а не богов, отложить свои ножи в карманы дорогих, с заплатками на локтях, пиджаков, а вилки на стол рядом с собой, и боковым зрением, подозрительно посмотреть на своих, вдруг затихших соседей, которым доверия и так никогда не было, да и не могло было быть, если хочешь невредимым сидеть за этим столом. И теперь, каждый из сидящих за столом, глав корпораций и владельцев контрольных пакетов и активов, хоть никогда и не сомневался в том, что все сидящие рядом с ним люди, все сплошь подлецы, сквалыги и негодяи, готовые ради прибыли, продать и заложить чужую душу (своя, давно уже находится в залоге у дьявола), то сейчас, в очередной раз убеждается в этом. Ну а всякое убеждение добавляет уверенности в себе и каждый из членов этого кружка, и даже объединённые родственной связью, но разделённые самолюбием, братья Джадной, теперь не сомневались в том, что кто-то начал свою закулисную игру, для того чтобы стать первым среди равных.
- Это, однозначно Годном. - Бросив косой взгляд на монокль Годнома, уже не сомневается в двуличие Годнома его средний брат Херк, никогда не забывавший, как Годном, будучи старшим братом и любимчиком, используя своё семейное положение, всегда третировал их с Эриком, съедая самый большой кусок торта. - И ведь до чего же хитёр, паразит. - И чтобы про него никто не подумал, сам первый и задался этим вопросом. - Херк, даже немного наполнился гордостью за то, что его брат такая хитрая бестия.
- Чую, что здесь без руки гера Байерра, не обошлось. - С ненавистью посмотрев на подтяжки гера Байерра, подумал мистер Пфайзер. - А для чего он тогда, решил сегодня почтить наш кружок своим присутствием. Всё понятно, решил держать руку на пульсе. - Мистер Пфайзер, раз уж ему вспомнилось, тоже захотел проверить свой пульс, для чего и взялся правой рукой за запястье левой.
- Ах ты, гад, сигналы подаёшь. - Заметив эти странные движение рук мистера Файзера, вцепился нестриженными ногтями в свою, в отличие от всех, жирную ногу, ещё один глава корпорации, Оливье Кредикур.
И кто знает, до чего бы дальше додумались члены этого кружка, если бы тишину не нарушил, всё тот же возмутитель спокойствия - Годном.
- Да он своим покраснением, хочет показать, что ему стыдно за нас. - Своим новым заявлением, Годном всполашивает лица членом этого избранного клуба, которые на время забыв насчёт друг друга свои кривотолки, наполнились праведным гневом на то, что этот Макрон использует запрещённые в этом кругу приёмы. Что, в свою очередь, заставляет членов этого клуба задуматься над тем, а кто его надоумил на эту подлость. А как это ещё назвать, когда ты специально демонстрируешь у себя то, что у них по душевным основаниям, давно уже отсутствует. Правда, на этот раз, все почему-то подумали, что тем, кто надоумил Макрона на всё это, был Оливье Кредикур, чья лоснящаяся от жира и покрасневшая от красного вина физиономия, уже не косвенно указывала на его заинтересованность в том, чтобы ему ни одному здесь сидеть с красной рожей.
- На воре и шапка горит. - Сразу всё понял рыжий Эрик и, решив срочно выпить, потянулся за бокалом. Что вызывает внутренний переполох в душах сидящих членов клуба, решивших, что вот оно, начинается. Но к своему не удивлению, Эрик не швырнул бокал в голову Оливье, а со знанием дела влил в себя его содержимое. После чего он отставляет бокал и приступает к закуске, что вызывает у смотрящих на него членов этого клуба приступ аппетита и все, забыв про Макрона, приступают к новой стадии поглощений (В СМИ этот клуб по-разному кличут и, как правило, в основном фамильярничают. Когда как сами члены клуба, не смотря на крики отцов основателей, давно уже между собой более богатыми, называют его клубом одиноких сердец сержанта Джона Уокера (для тех кто придерживается традиционных ценностей - без льда, а для либерального истеблишмента - со льдом)). Где они, забыв обо всём и даже про ножи в карманах, перекидываясь шутками и ведя разговоры, начали заниматься тем, чем всю жизнь и занимались - набирать вес.
Ну а как только наступает примирение с действительностью, чему способствует внутренняя наполненность организма, то, пожалуй, можно и разделить её с окружающим миром. За что и берётся, вечно переполненный чем-нибудь мистер Пфайзер, который вновь увидев теперь уже бледного Макрона, вначале возмутился наглостью местного обслуживающего персонала, который позволяет себе на работе сидеть, сложив ручки на коленях, но потом, не обнаружив на нём фартука, засомневался в своём предположении на его счёт. С чем мистер Пфайзер и обращается к Макрону:
- А ты, собственно, кто такой? - Что снова заставляет всех отстраниться от своих блюд и внимательно посмотреть на этого, непонятно, что за гуся, Макрона. Ну а Макрон в свою очередь, можно сказать, только пришёл в себя после первого наката всеобщего внимания, а тут новый, не менее заковыристый, чем первый, вопрос. А ведь этот вопрос, от ответа на который, скорей всего, будет зависеть его будущее, а может и сама жизнь (Макрону до падения со стула, захотелось прикусить свой кулак), не так-то прост, и однозначно содержит в себе скрытый подвох. И что спрашивается, он должен на него ответить.
"То, что я Генеральный. Нет, они увидят в этом моё самолюбование и человеческую слабость - жажду власти и тщеславие, - Макрон принялся судорожно размышлять, ища подходящие ответы на этот вопрос. - Хотя то, что у меня есть слабости, как раз их будет устраивать и скорей всего именно это, как раз и повлияло на их окончательный выбор меня". - Макрона озарила догадка, которая, что удивительно, наполнила его решимостью и даже чуть-чуть наглостью. И он, поняв, какая всё-таки сила эта слабость, дерзко - прямо в глаза, посмотрев на мистера Пфайзера, заявил ему и всем здесь присутствующим:
- Я, Генеральный. - Ну а это заявление Макрона, в свою очередь вызывает у членов клуба противоречивые чувства, где им, с одной стороны завидно тому, что они уже не столь глупы и молоды, чтобы радоваться таким мелочам, а с другой стороны злы, за такие намёки на их зрелость, под сто лет, которая только и несёт опытность. Но, как говорится, кто первый начинает, тот, как правило (только не в случае с возрастом), выигрывает, а в данном случае это была молодость. И члены клуба, так уж и быть, решили, что Макрону быть Генеральным.
- Вот, смотрю я на вас молодой человек, и знаете, о чём я думаю? - вновь берётся за своё - за вопросы, Пфайзер, чью, вечно спрашивающую и просящую натуру все знали, и даже со временем привыкли, посылая его куда подальше. Но Макрон был не знаком с манерой поведения этого, вся рожа в оспинах Пфайзера. И если поначалу Макрон, под давлением всех этих взглядов и провокационных вопросов, находился в смятении, то сейчас он, найдя в себе точку опоры - свою слабость, был готов дерзить в ответ. Что он и продемонстрировал, нагло предположив:
- Наверное, завидуете моей молодости. - И хотя доля немалой истины в этом была, с чем, не смотря на собственные адвокатские конторы, никто из членов клуба, даже используя подлог, не стал бы спорить и оспаривать, всё же мистер Пфайзер, не собирался, вот так просто, признавать очевидность и поэтому уклончиво засмеялся.
- К-хе. А вы сынок, остры на язык. - Еле сдержался, побагровевший мистер Пфайзер, специально сделав акцент на применение слова "сынок", где он, используя его, намекнул на то, что Макрон ещё соплив, чтобы поучать столь зрелых и здоровых мужчин. Но всё же мистер Файзер, всё же слегка или не слегка позавидовал Макрону, что все по его задрожавшим рукам и заметили.
При этом все знали, что Пфайзер, до дрожи в руках (что уже и проявилось), не терпит завидовать (значит, от него нужно ждать проявления нетерпимости) и когда Пфайзер потянулся рукой за бутылкой вина, то все наблюдавшие за ним члены клуба, на мгновение испугались за голову Макрона, которой не сносить себя, после встречи с этой бутылкой. Но мистер Пфайзер не опускает бутылку на голову Макрона, а всего лишь наливает себе в бокал вина. Отчего всем в голову приходит одна и та же мысль, что Пфайзер уже не столь здоров, как он того желал и кичился, и что Пфайзер, как раз тот, кому нужен молодой Макрон, и кто, скорей всего, его и посвятил. А уж это открытие, заставляет всех посмотреть на Пфайзера другими, ищущими скрытый подтекст в его словах глазами.
Правда, у всех свои глаза и взгляды, и если братья Джадной, сразу же увидели в этом, возможность для себя наложить свои длинные руки на самый лакомый кусок корпорации Пфайзера - "Виагру". "Она при его зрелой немощности, ему уже не понадобится", - подмигнув друг другу, братья Джадной, в кои веки, пришли к общему мнению, решив сегодня же протестировать (раньше руки не доходили, из-за этого сквалыги Пфайзера, загнувшего за неё неподъёмную цену) эту, почти что, теперь свою продукцию". Ну а если она работает не так, как ожидается, то мистеру Пфайзеру не поздоровится, и браться, уже насчёт него придут к общему, уже знаменателю.
- Но я, не о том. - Продолжил говорить мистер Пфайзер, уже и забывший, о чём он хотел вести речь, и поэтому таким ловким приёмом, переменивший тему разговора. - А о том, что вам повезло и вы пришли на всё готовенькое. Когда как мы, были вынуждены создавать всё с нуля. - С чем не могли не согласиться все до единого члены этого клуба, чьё состояние, измеряемое многочисленными нулями, было скорее данью их памяти, чем чему-то ещё, связанному с их жадностью и жаждой власти. Что поделать, раз они слегка рассеянны, немного забывчивы и при этом подвержены ностальгическим воспоминаниям о тех нулевых годах, когда в кармане была одна лишь пустота и воздух. Вот и приходилось облекать свою память в цифру (благодаря им цифровые технологии резко рванули в своём развитии), а уж она, особенно нулевые ячейки и не давали им забыть, кто они и с чем пришли в этот мир.
- Да-да. Всё именно так. А как же иначе. - Раздались согласные со сказанным, голоса членов клуба.
"Так и знал, что обязательно начнут ворошить прошлое", - нервно дёрнувшись про себя, Макрон, дабы не заметили его недовольство, окунул свой нос в принесённый официантом стакан с водой, на который разорились члены клуба, видя жажду и томление в глазах Макрона. Ну а Макрону, ничего другого не оставалось делать, как под прикрытием этого стакана с водой, позёвывая, ждать того момента, когда у них закончится память или, что вероятней, они передерутся и переругаются между собой. Пока же Макрон занял такую свою, через стакан, наблюдательную позицию, мистер Пфайзер, совершенно не обращая на него своего внимания, ну и что, что для него, в общем-то, заводился весь этот разговор (мистер Пфайзер мог и забыть, что при его годах позволительно делать, а не пользоваться этим глупо), продолжил свой нравоучительный и местами захватывающий рассказ, а не как думал Макрон, разговор.
- А ведь мы все начинали с одного - бутлегерства. - Мистер Пфайзер сделал паузу, для того чтобы своим взглядом обвести всех присутствующих за столом людей. Чьи лица, как и в те прежние времена, не выказывали и тени сомнения в том, что всё, что он сказал, именно так, и что они, не моргнув глазом, отправят сомневающегося в них и качестве их продукта, на тот свет.
- Да, были времена. - Вздохнул вместе с сидящими за столом головорезами мистер Пфайзер, который, как и многие из сидящих, уже давно убрал автомат Томсона в чулан, и теперь в своих делах использует цивилизационные методы распределения богатств, которые, как оказывается, куда прибыльнее и безопасней.
- Запомни, одну важную вещь. - Наклонившись в сторону Макрона, проговорил мистер Пфайзер, заставив тем самым Макрона оторваться от стакана и приблизиться к нему. - Если в стране намечаются глобальные изменения, а это всегда передел собственности, то жди появления сухого закона. А всё просто, ведь для того чтобы была достигнута заявленная цель, необходимо появление нового, иначе мыслящего класса. При этом, чтобы новые изменения смогли надолго удержаться, они должны обязательно опираться на что-то, как в данном случае на этот класс, выступивший, как авангард изменений. А этот класс сможет выступить опорой лишь в том случае, если он будет обладать определённым капиталом. Ну а чтобы быстро накопить капитал, просто необходим сухой закон. Так что, всё логично и как у нас в двадцатые года, так и в восьмидесятые годы в Союзе, сухой закон возник не на пустом месте, а был подготовкой к предстоящим глобальным изменениям. - Мистер Пфайзер на этом замолчал и, как показалось Макрону, даже завис. А Макрон между тем, был единственным, кто в оба уха слушал, когда все остальные, уже увлеклись своими воспоминаниями о тех золотых и, конечно, кровавых временах - накопления начального капитала.
Но мистер Пфайзер, а в былые сухие времена "Хитрый лис", только делал вид, что он в своём старческом маразме забыл себя и где он вообще находится. А всё для того, чтобы его противники, а в этом противном и осточертевшем мире, для "Хитрого лиса" иных и не было, перестали бы принимать его в расчёт и в своём расслаблении, раскрыли себя и свои коварные планы.
- Как думаешь, он всё слышит или уже умер? - кивнув в сторону "Хитрого лиса" прошептал своему брату "Бешеному псу" Годному "Бешеный пёс" Эрик.
- Если не умер, а всё и всё ещё слышит, то можешь считать, что он уже умер. - Сквозь зубы проговорил "Бешеный пёс" Годном, сжав в кармане столовый нож.
- Это надо проверить. - В разговор вмешался ярый приверженец безоговорочных решений, третий "Бешеный пёс" - Херк Джадной, который берёт со стола тарелку и, размахнувшись, обрушивает её на пол, точно посередине между "Хитрым лисом" и Макроном. И если сидящий Макрон, явно не обладая терпением и выдержкой, в один момент, не просто отпрял назад, а скорее откинулся на спинку стула, которая, не выдержав этого резкого наскока, накренилась назад и, не дожидаясь пока Макрон уравновесит себя и стул, понеслась назад вместе с ним, то "Хитрый лис", так внешне и не шелохнулся, сидя в одной несгибаемой (попробуй согнуть, уже итак согнувшегося) позе мыслителя (правда, без ручной опоры на коленку). И даже тогда, когда в буквальной близости от лица "Хитрого лиса" пронеслась нога, летящего в своё падение со стула Макрона, то и тогда, ни один мускул не дрогнул на его лице.
Но эта внешняя невозмутимость "Хитрого лиса", была всего лишь его защитной маской, ничего не имевшей общего с тем, что творилось внутри самого Пфайзера, который в этот момент увидел не просто разлетающуюся в куски тарелку, а он отчётливо вспомнил тот судьбоносный день, когда его жизнь, чуть было не разлетелась на те же мелкие кусочки.