Когда природа собой хмурится, вместе с пасмурным, всё в тучах небом, посылая на человечество и его частность, человека, дождь и промозглый ветер вместе с ним, то это не вызывает у людей, присутствующих на траурном мероприятии, похоронах, особых возражений и вопросов к этому соответствующему духу происходящего сейчас здесь на похоронах фону, созданному природой. О кой следующее говорят лица людей здесь присутствующих, мирящиеся с такой жизненной действительностью и удручённые самим событием и неблагоприятной для человеческого организма погодой: она (природа) таким образом воздаёт должное покинувшему мир земной и ушедшему в свой путь неземной усопшему человеку. - Природа тоже грустит и плачет о нём.
А вот если в тот день, когда назначены проводы усопшего человека в свой дальний, не земной путь, природа вот что себе надумала, радовать всех вокруг людей живыми яркими и радующими глаза лучами солнца, которому внемлют переливы певческого искусства птиц, явно не считающимися с теми событиями, которые развиваются на их глазах, где самые отвязные и наглые представители этого певчего семейства, готовы нарушить порядок этого траурного церемониала и забраться на крышку гроба, перебив тем самым на полуслове священника, бросившегося посредине своей речи, не смахивать с щеки скатывающуюся слезу, а ему приходиться переступать через себя и набрасываться с грозным лицом и руками на эту птицу, забравшуюся на крышку гроба и заставившую всё внимание сочувствующего своей утрате народа перевести на себя, то даже священник не всегда без запинки может ответить на назревший в недалёких умах наследников усопшего вопрос: "Падре, а что всё это может значить? Неужели, природа радуется уходу всеми ненавидимого дядюшки?".
На что падре, покоробленный, конечно, такой приземлённостью мышления отчего-то не шибко убитых горем наследников усопшего, а в частности его племянника, - у него ещё возникают здравые мысли, когда он должен помутиться рассудком от горя, - кого, впрочем, он как слуга бога, вполне может понять: "Уж сильно не вызывал к себе доверия усопший. И от него можно всего что угодно ожидать, но только не справедливого распределения наследства. В общем, не хрен от него чего-то ожидать", даёт сперва вполне ожидаемый ответ. - Не богохульствуйте, молодой человек. - После чего падре собирается с мыслями, что крайне сложно сделать, когда в тебе борется верность своему долгу служителя бога, где ты не должен переходить на личности, оправдывая его недостойное звания нравственного человека поведение тем, что человеку ничто человеческое не чуждо, а с другой стороны так и порывается отдать должное человеческой справедливости и осудить этого гада, замеченного во всех видах преступлений, и говорит:
- Человеческая природа и природа мира событий, суть разные модальности нашего мира. - И по тому как говорит падре, сразу видно, что он не из тех падр, закостеневших в одном мировоззрении на суть бога и его монотеистических значений для человека, а он из тех прогрессивных падр, чья вера в события потрёпанного своей ветхостью событий, признанных за догму, не так императивна, и его не смущает стремление человека быть ближе со своей природой, а не только с тождеством бога в себе, его духом. А падре Серпентино отдаёт должное воле и вере человека в самого себя, и готов от этого отталкиваться в постижении мира человеков и их самих себя.
В общем, установка: "Ничто человеческое человеку не чуждо", как уже им думалось и говорилось не раз, даже не перевесила все другие установки в падре Серпенитино, а к этому давно уже пришло человечество. И падре, как институт разума человека, разве может противиться тому, что для себя считает разумным человек. Естественно, нет. И институт падре считает обязанным возглавить то, что на данный момент признано за догму и высшим приоритетом сознания.
- Природа таким образом указывает человеку, что на этом жизнь не заканчивается и унывать ни в коем случае не стоит. - А вот последняя оговорка падре Серпентино, совсем не понравилась племяннику усопшего, много ожидающего от завещания своего дядюшки. И как вскоре выяснилось, то не зря.
Но всё это только косвенно относится к траурному событию, разворачивающемуся в одной из церквей, вслед за похоронами никому неизвестного тут дядюшки своего племянника, кто только после похорон понял, как он всей душой ненавидел дядюшку, а именно к похоронам баронессы фон сегодня такой печальный. А вот что напрямую относится, то это присутствие здесь падре Серпентино, считающего, что каждый усопший заслужил для себя покаянного и слова напутствия, как бы он всей своей жизнью не стремился доказать обратное. - Я всю жизнь был глух к любого вида просьбам, и тогда с какой это стати вы решили, что и после неё я стану лучше слышать и слушать.
Плюс погода и в самом деле демонстрирует полную физическую ясность на происходящие события около места проведения поминальной службы, внося, как выше уже было сказано, некоторую рассеянность в мысли прибывших на поминальную службу людей в чёрном, судя по их не только горестному, но и удручённому виду, то сейчас обеспокоенных больше тем, что им слишком жарко в своих таких теплопроводных, чёрных костюмах. Что наводит всех парящихся на солнце людей на весьма непризнательные и дружелюбные мысли в сторону баронессы. - Этого следовало ожидать от баронессы, ничего лучшего не придумавшей, чем умереть в такой жаркий день, чтобы все тут так помучились. - И баронессу, судя по этому жару природы, что есть знамение и знак, ждёт на том свете путь в самое пекло ада. Куда она с завидным постоянством посылала всех своих недругов, из которых в основном и состояло её общество, и как сейчас выясняется, то это она задабривала гения тьмы этими пожертвованиями.
Правда, на этот счёт имелись и другие прозрения, куда как больше имеющие связь с реальностью. Баронесса такого невыносимого характера человек, что она даже на том свете не успокоится, и она для того и попала в ад, чтобы там строить козни и готовить самую неблагоприятную почву для тех людей, кого она при жизни гнобила, но не настолько, чтобы себя успокоить.
Впрочем, по этому поводу сейчас никто не горюет, и если кто-то и приуныл в своём лице буквально до слёз, то лишь по той причине, что новые туфли, специально купленные на эту трогательную церемонию, ноги натёрли так, что хочется плакать так, что это хорошее личико в траурной одежде никак не успокоить, даже обещаниями её грозного и представительного супруга, купить своей малышке брильянтов кучу.
А вот стоящий на границе специального ограждения границ этого мероприятия господин Рокс, встречающий, не сказать что гостей, а так-то гостей этого траурного мероприятия, с выражением лица понимающим своё положение, переносящего на ногах и на глазах стольких людей свою безвременную утрату, смотрит на эту стоящую в лице искренность слёз гостьи с некоторым предубеждением и недоверием.
- Вообще, люди обнаглели в своём лицемерии. - С язвительной ухмылкой принимая соболезнования от этой драной кошки, хоть ещё и молодой, кто источал из глаз слезливую искренность, Рокс в тоже время внутри себя переживал глубокую озабоченность за сегодняшнее поколения, как бы выразились дипломаты своим эвфемическим языком. А так-то он клял по чём свет эту надутую ботоксами дуру, у кого, ни стыда, ни совести, конечно, изначально не было, что она продемонстрировала, нахлобучив чиновника первой категории, господина Альтуа (загвоздка тут в их до бесконечности разности возраста), за кем она теперь замужем, а сейчас она прямо издевается, показывая всем тут, как ей близка утрата баронессы.
Вот никому баронесса нисколько не сдалась, - а кто сюда и пришёл, то только лишь для того, чтобы себя зафиксировать в кругу значимого общества, - а вот ей она, видите ли, так близка. - И с какой интересно стати? - не мог не задаться этим вопросом Рокс, в задумчивости задержав в своей руке больше, чем положено, ручку супруги господина Альтруа, Анфисы де Альтруа, как она себя пишет отседова и доседова на визитницах.
- Баронесса о её существовании и знать не знала. - На этом порешил Рокс, выпуская из своей руки руку Анфисы, вдруг призадумавшейся над этим тайным знаком внимания к ней Рокса. Отныне человека, выдающегося на свои перспективы, и с ним стоит иметь дело. И только одна загвоздка стоит на пути к расположению и пониманию господина Рокса - это стоящая буквально рядом с ним и не поймёшь сразу кто такая, кто ей позволил так себя вести и что всё это может значить из того, что она демонстрирует.
И пока на эти вопросы, сводящие ум за разум, а главное скулы, челюсти и шеи гостей в её сторону, не найти ответа, то будет лучше не застаиваться рядом с господином Роксом и этим откровенно вызывающим отторжения и вопросы, белым пятном на карте местного автономного мира, которым себя представляет и выставляет напоказ, такая же холодная и в цветах стальной белизны своего костюма особа иной физиологической, многоуровневой и многофункциональной возможности, андрогин, сказали бы умы гипертрофированного научно-прогрессивного рассудка, а если ближе к физиологической реальности и сути человека, то современница нынешнего порядка человечества. Которую от всех здесь находящихся людей отличает только цветовая гамма выражения её интеллекта - она вся в белом в отличие от всех остальных своих представительств интеллектуальной ячейки общества.
Ну а любое, в крайней степени отличие от того, что на данный момент называется нормой, всегда вызывает дискуссию разума, пытающегося разобраться, что тут так, а что не так. Ну и плюс некоторую настороженность тех людей, кому противопоставляется эта отличная от них реализуемость себя (явно не из простого желания выделиться и отличиться). Вот и гости этого траурного мероприятия и находятся в некотором расстройстве чувств и непонимании того, что эта дерзкая особа хочет таким образом сказать, и почему господин Рокс, кто первым должен соблюдать порядок и регламент проведения церемонии прощания с баронессой, всё это ей позволил и ещё при этом допустил до себя. И всё при наличии представителей прессы и других информационных источников факторизации реальности.
И последний факт подводит к очень глубокой мысли. - Это всё не спроста. - Догадываются гости насчёт не боязни господином Роксом прессы, и того, как они всё происходящее на похоронах подадут своему читателю. А вот что это не спроста Рокса значит, то это другой вопрос и при этом без ответа. Хотя не без своих умозаключений и догадок.
- Не хочет ли господин Рокс сказать, что это самый светлый день для него и их отношений с баронессой? Кто, получается, своим уходом из жизни, благословил его на новую жизнь, которую ему даст её ни малое состояние и жизнь с вот этой красоткой, натурально так всех тут ненавидящей, и тем самым ещё больше выглядящей соблазнительно и привлекательно настолько, что господина Рокса хочется собственными руками придушить за такое его счастье и своё разочарование жизнью. Ведь после этой красотки ни одна современница не привлечёт внимание.
А между тем, за всеми этими блужданиями активности мысли всё прибывающих и уже прибывших на эту траурную церемонию гостей, жизнь и сама церемония идёт своим чередом. Где этот черед собой управляет и перенаправляет господин Рокс, встречая гостей и провожая их напутственным словом до своего места на этом мероприятии.
- Господин Изметьев, вы и без меня отлично знаете, как вас от всех отличала баронесса, и как она была рада каждой с вами встрече. - С непроницаемым на любого рода эмоции лицом, встречает словом и рукопожатием важного господина в шляпе Рокс. - И баронесса, если на кого и могла рассчитывать в плане прихода на свои похороны, то только на вас. - Пожимая руку господину Изметьеву, говорит Рокс, не сводя с того своего пронзительного взгляда. И господин Изметьев отлично понимает, что ему хочет сказать Рокс. О чём он не будет распространяться из природной воспитанности в спецшколе-интернате для шибко образованных родителей и их чад, на которые они так и не надышатся. А вот про себя, то сколько угодно.
- От того, наверное, они были так редки. Чтобы не переполнять себя злобой. - Несколько критично смотрит на встречи с баронессой господин Изметьев. - А как я могу пропустит такое событие, не плюнув на её могилу. - Уже ближе к своему и пониманию отношений с баронессой усмехается Изметьев, выпуская дружескую руку Рокса, с кем у него на этот счёт полное взаимопонимание.
- Так уж рада была баронесса нашей встрече, что губы от крови кусала. - Одними глазами умилялся этими воспоминаниями встреч с баронессой Изметьев. А Рокс, будучи не раз, а целых два, свидетелем этих встреч, полностью согласен с этой объективизацией реальности своих встреч с баронессой Изметьевым. С кем между тем ни одним здесь нужно рукопожаться и вспомнить, если не добрым, то хотя бы честным словом баронессу, а также выслушать слова утешения, и господин Изметьев отпускается Роксом, кого уже ждут другие траурные лица, идущие по специальной дорожке вслед за господином Изметьевым, кто не подвёл ожидания баронессы и прибыл проводить её в последний путь.
Ну а у Рокса для каждого пребывающего гостя найдутся свои слова утешения в ответ на их слова его поддержки и заверения в том, что на этом жизнь не заканчивается, и безвременный уход баронессы, есть всего лишь один из факторов нашей жизни, подтверждающий, что она не бесконечна, и то, что нужно в полной мере использовать то, что нам дано в своё распоряжение. А вот на что это намекали многие гости в последнем заверении, то Рокс совершенно не понимает, какое им дело до того, как он будет распоряжаться наследством баронессы.
- Можете не беспокоиться, я сумею надёжно распорядиться всем тем, чем она при жизни не совсем разумно распоряжалась. - С вот такой крепкой позицией смотрел Рокс на всё то, что оставила ему сама того не хотя быть может, баронесса. Хотя в этой его позиции прослеживалось некоторое противоречие. Ведь если баронесса неразумно распоряжалась своими капиталами, то ему бы ничего не досталось из них, для того чтобы разумно распоряжаться ими, по его словам.
Впрочем, это уже не столь важно, когда всё скоро перейдёт в распоряжение Рокса, как он считает. А как только он войдёт в права по владению и распоряжению наследства баронессы, то вот тогда-то он...Аж дух захватывает от всех тех возможностей, какие ему дадут эти капиталы и какие ему предстоит пережить волнения во время их распоряжения. И от этих захватывающих всего мыслей, Рокс начинает сбиваться со своей рассудительности и выглядеть не столь омрачённым горем и утратой ухода баронессы из жизни. Что также не позволяет Роксу сконцентрировать своё внимание на подходящих к нему гостях и на ответных пожеланиях им успеха в личной жизни, как того им желала баронесса. Что звучало не несколько неоднозначно и смущало лица и умонастроение гостей, особенно тех, кто не понаслышке знал баронессу.
- Ну спасибо, утешил, господин Рокс. И вам с таким же успехом не болеть и преуспевать. - Расплывались кислыми улыбками в ответ так приободрённые Роксом гости, посылая того таким словом в глубине самих себя.
А Роксу, возбуждённому всеми этими ожиданиями своего светлого будущего, в общем, наплевать, что там решили за него решить и надумать все эти соболезнующие лица, он продолжает их встречать так, как того считает сам правильным.
- Если бы это было к месту, то я сказал бы, как я рад вас видеть, господин Ольсюрент и леди Матильда. - С трудом удерживая на своём лице непоколебимость горя и при том безутешного, встречает вот так чету Ольсюрентов Рокс. И Рокс получает от господина Ольсюрента крайне важные слова поддержки. - Не говорите тогда господин Рокс. - Что вызывает у Рокса приступ не ко времени ироничности. - Когда, тогда? - приблизившись к господину Ольсюренту насколько позволяли границы приличия, задаётся столь очень многоуровневым вопросом Рокс.
- В любом деле спешка неконструктивное решение. - С непроницаемым лицом говорит господин Ольсюрент. - Всему своё время господин Рокс. Сперва должны пройти следственные действия с установлением причины событий, приведших к таким последствиям с баронессой. Затем должны быть найдены ответы на то, что или кто отвечает за эти причины событий, а уж только после всего этого будет дан ход решению с наследством баронессы. И что главное, что задерживает ваш вопрос с наследством, то это открывшийся факт страхования своей жизни баронессой. Решившей застраховать свою жизнь на ни маленькую сумму. Что для меня, не плохо знающему баронессу, удивительный, вызывающий множество вопросов факт. Неужели баронесса чего-то, а может кого-то опасалась? - В своей задумчивости задался этим вопросом господин Ольсюрент, зачем-то в этот момент посмотрев на Рокса проницательным как вроде взглядом.
А Роксу в ответ совершенно непонятно, что этим хотел сказать господин Ольсюрент, и что это ещё за намёки такие(!), если он хотел сказать то, что, захоти себе надумать, подумал бы Рокс в самом своём безумном настроении. И Роксу как-то даже стыдно за господина Ольсюрента, кто до себя допускает такие прискорбные для их общей дружбы мысли на его счёт. И только его отличное знание господина Ольсюрента и то, что он часто неотделим от своего профессионального выбора - страховщика рисков когда-то, а сейчас он президент страховщиков, который заставляет его на всё смотреть через призму недоверия и аналитики рисков, не даёт Роксу указать господину Ольсюренту на вон, падла, отседова, то есть на недопустимость его поведения.
- Как вы смеете, господин Страховщик, людей осуждать на одном лишь основании, что они получают выгоду от того, что так трагически судьба распорядилась на счёт тех людей, чьими наследниками они являются?! - мог бы со всеми основаниями с такой претензией обратиться к этому наглецу, Ольсюренту, Рокс. Но господин Ольсюрент, как то знает Рокс, уж шибко поднаторел в деле выявления преступной заинтересованности прямых наследников чьего-то не делового подхода к жизни и их наследства, и он запросто может подловить его, Рокса, на имевших хоть раз в жизни преступных мыслях насчёт баронессы.
- Не хотите ли сказать, господин Рокс, что вы предпочли своему наследству долгие годы жизни баронессы, где есть большая вероятность того, что она не захочет видеть вас в единственных наследниках, когда на эту роль даже очень небезуспешно выбивается ваш брат, Чарльз младший? - И одного этого вопроса господина Ольсюрента будет достаточно, чтобы поперхнуть в лице от злобы Рокса, уж не ожидавшего такого подлого удара под дых от господина Ольсюрента, в раз раскрывшего его коварную сущность в отношении баронессы - он её нисколько не боготворил, как он сам всегда утверждал, а только пользовался тем, что с неё можно было вытянуть.
И тут как не напроситься зловещей мысли о том, что господин Рокс, однозначно зная о том, что его брат перешёл ему дорогу в плане получения наследства, вначале нанёс удар по нему, а когда узнал, что брат не окончательно выбыл из претендентов на наследство, - его бедственное состояние ещё больше вызовет желание баронессы с ним всем что у неё есть поделиться, - то тут же решил расправиться с баронессой, подстроив этот несчастный случай с лифтом. И как понимает господин Рокс, похолодевший от всего того, что ему сейчас в голову пришло, то всё то, что ему сейчас в голову пришло, запросто может прийти к заключению мыслей господина Ольсюрента.
А господин Ольсюрент имеет такую крепкую хватку, что не вырваться, и он никогда не откажется перестраховаться в деле собственной защиты от бедности, и как понимает Рокс, за его счёт. Так что Рокс лучше попридержит в себе весь тот негатив, который в нём вызывает этот господин Ольсюрент.
А господин Ольсюрент посмотрел на Рокса внимательно, и видно не дождавшись от него этой выходки невоздержанности, с хитрым взглядом задался провокационным вопросом: "Что, не знаете?". И, конечно, Рокс ему врать не будет, и если он ничего не знает и не догадывается даже, о чём это он, то он так и скажет. - Нет.
- Ну тогда будьте повнимательней. - А вот к чему это сказал господин Ольсюрент, Рокс в растерянности и никак не поймёт. А между тем правильное понимание сейчас сказанного господином Ольсюрентом, будет иметь для Рокса кардинального значения последствия. И если господин Ольсюрент будет понят Роксом в плане своего друга, - он его таким образом предупреждает, быть осторожней на высказывания и тогда, когда тебя будут опрашивать следственные органы, пока что как свидетеля преступления чьей-то непреднамеренности, халатности господина Зашибись, или всё же вашей преднамеренности, господин Рокс, - то господин Рокс может чувствовать себя спокойно. А вот если господин Ольсюрент прежде всего друг себе, а для Рокса он деловой партнёр, на нём зарабатывающий, - смотри в таком фокусе на тех людей, на кого ты можешь свалить свою вину, - то Роксу придётся понести большие траты.
И Рокс, сглотнув комок нервного расстройства, кивком дал понять господину Ольсюренту, что он его отлично понял и зафиксировал у себя в уме. А господин Ольсюрент продолжает нагнетать неустойчивость в ногах Рокса.
- В общем, вопрос с уходом из жизни баронессы оказался не самым простым. И всего этого учесть никак нельзя. И это учитывается, и не только нашим ведомством. Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю. - Своим откровением прямо вбивает господин Ольсюрент Рокса в своё недоразумение и ступор мысли, закрутившейся сейчас вокруг одного момента: "Да как-то?! Я что, денег сейчас не получу?!".
И на этом разговор с господином Ольсюрентом, так для Рокс хорошо начинающийся, и закончившийся чёрт его теперь побери как, заканчивается. И Рокс оставляется господином Ольсюрентом, ни живым, ни мёртвым, как раз в самой нужной для этого траурного мероприятия диспозиции, полной несостоятельности потерянного для мира живых человека. Кому выстоять в этом сложном и проблемном мире поможет только человеческое неравнодушие и слово соболезнования. За что Рокс и уцепился, ухватившись на руку следующего гостя, с кем Рокс отошёл чуть в сторону, чтобы сделать небольшой перерыв в этом потоке соболезнований, и заодно выкурить сигару.
А пока Рокс взял для себя тайм-аут передышки, на первый план встречи гостей вышла принцесса Зоуи, как она представлялась всем и была ранее всем представлена слухами, всё это время стоящая чуть сзади от господина Рокса, считающаяся его доверенным лицом, с неожиданными и не всегда понимаемыми взглядами сомнений прибывающих на это траурное мероприятие гостей, и всё благодаря светлому оттенку её костюма, чьё несоответствие представлений гостей с этим местом события, вызывало в них массу вопросов и озадаченности в лицах.
И когда гостей встречал господин Рокс, то эта принцесса Зоуи, надо ещё узнать какая и в это поверить, обходилась гостями стороной, то вот когда на место Рокса вышла Зоуи, то её вопрос такого своего здесь нахождения никак нельзя было обойти, а подойти к ней и во все страшно и непонятно как. Вот и гости, так вдруг и неожиданно оказавшиеся перед лицом не просто Зоуи, а своего непонимания остальными здесь присутствующими лицами, - да как они смели с ней рукопожаться, совсем не понимаю, - застывали в одном положении собственного недоразумения, внешне выглядящее, как потерянность в лице и человек сразу видно не в настроении и весь в переживании по поводу того, по поводу чего все здесь собрались.
И на этот раз так в лицах и в себе расстроенно и чуть с досадой выглядели две деловые леди, с подчёркнутой элегантностью представленные в своих чёрных нарядах на свет местной публики, кто за разговором между собой (ясно, что крайне важном) и не заметившие, как господин Рокс ушёл в сторону, а на их пути возникла Зоуи, этот вызов устоявшемуся порядку вещей и его обустройству в виде тех же правил этикета и проведения вот таких печальных церемоний. А вот подумать о том, что Зоуи всяко и быть может не есть в себе нонконформизм, как определяются в этом утрированном порядком обществе люди с иными целями своего бытия, сообразности постижения мира и инструментами их достижения, а она выразитель нового сплава сознания, идущее на смену подрастерявшему свою значимость и основательность прежнему мышлению (с ударением в слове, где придётся), что-то никто не додумался.
И вот только эти две элегантные леди, - и чёрный цвет им не просто идёт, а он подчёркивает в них гибкость их линий и позиций к окружающему миру, плюс высока вероятность в этом цвете присутствия в них обнаружить внутренний крепкий стержень, на который нанизывается их самодостаточность своей самобытности быть самоопределяющим всё для себя субъектом своего однозначно права, - вдруг наткнулись взглядами на нечто несообразно их ожиданиям здесь увидеть и встретить (это если с их стороны посмотреть), а именно на белые туфли Зоуи и дальше вверх всё в той же цветовой гамме. И они, споткнувшись на полуслове обращения друг к другу, застыли на месте в буквальной близости от Зоуи. А той только этого и нужно было, чтобы воспользоваться удобным моментом.
- Прекрасно выглядите. - В одно своё обращение к этим деловым леди, да ещё и с улыбкой на цветущем радостью лице, Зоуи вгоняет в испуг и растерянность этих деловых леди, застанных Зоуи точно врасплох. И теперь эти две леди, никогда ранее незамеченные в том, что они за словом в карман лезут, если сказать по простому, без эрратива смекалки, а если ближе к их интеллектуальной теме, то леди Аудит и леди Степлер, за кого этих деловых леди все принимают, создали в себе ситуацию полной автономии мышления, где сознательность погрузилась в свой креатив мышления и принялась создавать на пустом и ровном месте, которое для них создала Зоуи, неассоциированный ничем в их системе правообразования образ восприятия.
В общем, эти леди, ясно, что совершенства, ни бэ, ни мэ в ответ, ни кукарекать, так за них не захотела решить Зоуи, но ситуация настаивает и куда затем деваться, когда такая сложность в лицах этих двух поехавших в паралич мозга кукух, и Зоуи спешит их не потерять хотя бы для себя или на худой конец на виду у всех, с указанием на себя, как на лицо прямо участвующее в выводе этих двух лиц женского пола, с необычными особенностями интеллекта, судя по их поверхностным выражениям на лице виде, в неокон недоразумения и активности гримас недосуга, как на них составит экспертизу или аналитическую записку судмедэксперт, несколько фривольно использовавший своё служебное положение.
Где он себе позволил и позволял такое всякое невообразимое, - сам же он объяснял это своё отношение к эти ледям, уподобившим себя неопознанным сперва, а затем неосознанным трупам, внутриведомственными инструкциями и положением об осмотре трупов, - хоть и руками в перчатках, что создавалось странное ощущение вседозволенности вот таких как он ловких на чужие подробности людей. И он позволял себе, как уже ранее было сказано, лезть в такие укромные, уютные ранее и непознанные быть может ещё никем места этих смиренно перед ним распластанных на каталке ледям, что даже людям ко многому привычных настолько, что они ко всему приелись и угомонились душевно, становилось не по себе и в край неловко.
И невольные свидетели всего это оскорбления достоинства этих благочинных и в таком же воспитании леди этим судмедэкспертом, ясно о нём одно, что он первостатейный мерзавец и маньяк, скрывающий все эти свои мерзкие подробности под такой своей служебной характеристикой, позволяющей ему заниматься любимым извращением чуть ли неофициально и он ещё на этом деньги зарабатывает, - не много, но мне хватает, - а также свидетели всего того непотребства, которое себе возвёл в принцип этот извращенец, судмедэксперт с красочным и никуда от него не уйдёшь именем Антон, не всегда могут сдержаться в своём возмущении на все эти повороты судьбы леди Аудит и ещё больше леди Степлер, кого этот Антон крутит как он хочет, безбожно и без всякой воспитанности и уважения к леди, шурует в них, и не только в карманах, своими руками.
- И что ты, гад такой, в них ищешь?! - от невыносимости видеть то, что сейчас вытворяет Антон, не могут сдержаться свидетели всей этой его активности в сторону леди Степлер, более живо выглядящей, чем леди Аудит, и оттого Антон к ней особенно пристрастен, её выделяет, и оттого всем её более жальче.
А Антон, как человек без стыда и совести, и главное без будущего, как все решили тут, и с другими нормативами характера на такую грубую и в чём-то жестокую работу не берут, нисколько не смутившись тем, на что так прямолинейно ему тут указали, - он принялся расстёгивать брюки леди Степлер и был на полпути к внутреннему совершенству этой неприступной при жизни леди, - смотрит на этих поборников чистоты взглядов на леди как ни в чём не бывало, и своим откровенно-провокационным заявлением вгоняет в смятение этих нравственно-чистых людей.
- Того, что во мне нет? - вот так смеет Антон сбивать природу разумно мыслящих людей у этих людей. Теперь этим Антоном искушённых и перенаправленных думать в самую низкую и грязную сторону отношений с собственной природой леди Степлер. О чьих подробностях не их дело знать, а это её природа и всё тут. Но этот Антон, что за искуситель и скверный человек, сумел-таки заставить всех этих людей подумать о леди Степлер так, как о ней никто себе не мог позволить думать и считать - согласно её природы.
И как после такого осудишь Антона, ловко всех тут подловивший на крючок своего основополагающего принципа "Моё тело, моё дело". И теперь только попробуй оспорить Антона, заявив: "Не слишком ли много вы, Антон, на себя берёте, утверждая, что в леди Степлер нет того, что в вас нет. Тем самым вы принижаете значение для общества и для себя леди Степлер. Кто видел себя многогранной личностью и имел все возможности для демонстрации этого своего особлишмента".
На что Антон мог легко парировать одним движением руки, взявшейся за собачку молнии брюк леди Степлер, и грозно добавив. - А вот сейчас мы это и узнаем. Слабонервных и женщин прошу отвернуться.
И, конечно, женщины сочли эти слова Антона, как дискриминационные, и они не отвернутся. А если кому и отворачиваться, так это мужчинам. Так как по своим внешним признакам и параметрам леди Степлер более похожа на леди, и пока обратное не выявлено, - а если это будет выявлено, то мужчинам первым понадобится помощь психолога, - то как это будет пониматься их вмешательство за границы чужого образа жизни.
А между тем, в настоящей реальности, а не в той, какую себе может позволить каждый человек в своём исступлении рассудка, которое себе частично позволили леди Аудит и леди Степлер, по разному видевшие свою жизнь после своей смерти, где было своё место и судмедэксперту Антону, но только более инициативному и понаглей, Зоуи, видя всё это напряжение мысли и её ступор, в которые впали эти деловые леди, ни бэ, ни кукареку, что вызывает в сторону их идентификации активность творческой мысли: "Бл*ь, тогда кто они такие, обрыги? Может куепуталы? Да, всё возможно", поправляет себя и своё понимание этими гаприями.
- Я хочу сказать, - говорит Зоуи, обращаясь к этим деловым леди уже не с таким подчёркиванием в себе радости и света в окне, а лишь с лёгким веяньем ветра, с которого какой спрос, раз он такой непредсказуемый, - что смерть это всего лишь частное событие в нашей и лучше в чьей-то другой жизни. И похороны - это ещё не повод не прекрасно выглядеть. - На этом моменте Зоуи покосилась в сторону своих молчаливых собеседниц.
"А вот это уже лучше", - могла бы сделать такой вывод по следам своего наблюдения за этими деловыми леди Зоуи, заметившая в них успокоение и постепенный выход из своей заморозки. А это значит, что Зоуи на верном пути к их сердцам, и она продолжает.
- Да и вообще, - дальше говорит Зоуи, - для того, чтобы хотя бы завидно-хорошо выглядеть, не должно находится и существовать какого-нибудь повода. Это наша данность, так я считаю. - С нажимом на слова заканчивает своё последнее утверждение Зоуи. И эти непреступные до этого момента деловые леди, судя по тому, как они сейчас относительно открыто и навстречу выглядят, точно так же считают. Только лишь с одной поправкой, на свои волосы, которые вечно отходят в сторону от правильной линии, и они раз за разом, как сейчас, опять их поправляют руками, уголками своих губ выражая симпатию этой точке зрения Зоуи на то, что и они всегда в себе отстаивают.
А на этом моменте все одновременно ловят себя на мысли посмотреть в сторону господина Рокса, стоящего неподалёку и даже не подозревающего себе, глупец, что здесь идёт такая активная жизнь, и сейчас прямо в его сторону.
- И это тоже не повод. - С лёгкой насмешкой над самонадеянностью и самоуверенностью вот таких типов, со странным и более чем нахальным образом мыслей в ту сторону, которая их нисколько не касается хотя бы потому, что они её нисколько не понимают и никогда не поймут, как всё идёт к тому, Зоуи кивком заверила своих отныне наперсниц, леди Аудит и леди Степлер. С чем они не только полностью согласны, а они к этому готовы добавить, что никогда в этом и не сомневались.
На что Зоуи, явно приободрённая таким взаимопониманием со свои единомышленницами, позволяет себе несколько выходящую за границы приличия, скабрезную иронию в сторону обобщённых по одному негативному признаку лиц. - А вот бывает, что чья-то смерть, чем не повод для того, чтобы не порадоваться. - Не слишком тихо и не громко, а в самый раз проговаривает эту колкость в некую известную только себе сторону Зоуи. И её подруги, леди Аудит и Степлер, её полностью понимают, искрясь радостью в своих глазах.
На чём они, конечно, не могут остановится, и им прямо сейчас хочется посмотреть на того из гостей, кто бы мог стать хорошим поводом для их хорошего самочувствия. И как видно по посвежевшим лицам этих деловых леди, то таких людей здесь просто прорва.
Но это дела разного будущего, а сейчас у Зоуи есть интересное предложение к своим собеседницам. - А знаете, - своим обращением Зоуи переводит внимание деловых леди на себя. - а чем это не повод собраться у меня, к примеру... - здесь Зоуи на мгновение задумывается и уточняет дату этих сборов так, чтобы никто из приглашённых не смог ошибиться в дате своего приглашения, - на днях. Я открываю курсы по введению в житейскую мудрость, а другими словами, будем искать подходящее место для этого не повода. - Кивнув в сторону Рокса, сказала Зоуи. И леди Ауди и Степлер отлично поняли Зоуи, с кем они полностью согласны насчёт необходимости указать своё место уже этому безнадёжно распустившемуся не поводу, и главное, когда она их будет ждать у себя. А вот кто не понял и даже не догадывается, что значит это уточнение Зоуи, то тот видно не дорос до того, чтобы его приглашали в круг самого избранного женского сообщества. Чьё общение строится на вот таких тайнописях и программных конструкциях предложений.
Ну а Зоуи, удостоверившись в том, что её выбор оказался верен, как она так забылась, готова представиться своим новым знакомым. А то как они её дом найдут, когда соберутся к ней в гости. Где они, по ходу своих сборов, вдруг обнаружат, что и не знают, к кому в гости приглашены. А это чуть ли непреодолимое препятствие быть вовремя в гостях и не опоздать на званый вечер.
- Принцесса Зоуи. - Представляется Зоуи. И хотя между ней и её собеседницами достигнуто согласие и паритет мнения, вот такое её представление себя, слишком несогласующееся с её и вообще с местной реальностью, не позволило сразу и без сомнения в лицах этих деловых леди, принять её в таком качестве.
- В вас что-то нарушило свою обретённость, равновесие Ша-а? - задаётся странным и не несколько непонятным вопросом Зоуи, вглядываясь в глубины причин нового порядка действительности мыслей своих новых единомышленниц. Видимо, ещё не достигнувших переделов и пределов той амплитуды зрелости, называемой Зоуи Ша-а, отвечающей в человеке за его пролог действительности, если говорить сермяжным языком осознания сути своей самобытности, то есть за своё будущее, которое не может происходить без осознания истории прошлого, в данный момент настоящего.
И хотя природа Ша-а была ещё нисколько недоступна для единомышленниц Зоуи, леди Аудит и леди Степлер, - они пока что находились на пути к ней (они как-никак были уже приглашены к Зоуи на вечер обретения себя и осознания своего я), - всё же их близость к природной осознанности ментальности своего я Зоуи, уже позволило им не быть в стороне нейтральности и близорукости от этих новых открытий сущности интеллекта мира, который даёт познать себя и выражается разными языками.
В общем, леди Аудит и леди Степлер на этот раз были куда ближе к Зоуи, чем при первом подходе к ней. Что они и демонстрировали сомнениями в лицах, а не как прежде, отторжением.
И Зоуи, а в первую очередь, одна из первичных её сущностей, аватара принцессы, знает, чем и как склонить людей сомневающихся в парадигму близости к осознанности себя, не как доступно им принимать мир, а как мир существует вне их познания правоустановлений этого мира. И принцесса Зоуи, через прямой взгляд внимая к желанию леди Аудит и леди Степлер выражать в себе сомнение в её аватаре принцессы, засовывает руку в карман своих брюк от костюма, наличие которого на ней, нисколько не вписывается в представление о принцессе и тем более из страны кохинора, таких же больших слонов, и ... Но прежде чем Зоуи вынет руку из своих брюк, так и не терпится (и всё из необходимости не быть непонятым и недоступным пониманию) пояснить ход мысли леди Аудит и леди Степлер в сторону непринятия ими брючного костюма Зоуи как принцессы и соболезнующего лица уже проехали, который входит в когнитив диссонанса их мировидения принцесс из стран далёкого и таинственного юга, где всегда много круглосуточного солнца и мало у них желания там париться, как они видят эту страну загадочного кохинора (правда, что это значит, им не важно).
А леди Аудит и леди Степлер, когда они сталкиваются с неизвестным, о котором они, тем не менее, должны иметь собственное мнение, как например сейчас, как уже можно догадаться, руководствовались в своих прозрениях на ту или иную разумность незнакомого для них буквально мира, на свои заложенные в них стереотипы мышления, принятые ими за достоверные. И они указывают им на то, что принцессы Индии, первые подруги Махарадж, местных принцев или князей, какая разница (так они называются, как слышали из кино эти деловые дамы, всё им недосуг посетить эту страну бесчисленных культов личности Будды), если что-то и носили в такую невыносимую жару как там, то лишь из правил приличий, предписывающих им не попадаться на глаза низшему сословию не приодетой прилично. И не в таких лохмотьях, которые себе позволяют первые лица некоторых привилегированных цивилизацией государств, облагораживающих свою поехавшую кукушку демократичностью.
Мол, я оденусь так, как это будет совместимо с видением простого человека, и тем самым о благоденствую его тем, что покажу ему, что и мне близки его проблемы.
Хотя не это сейчас взволновало и вызвало у этих леди непринятие такого внешнего образа принцессы, одевшейся в брючный костюм. А то, как они когда-то в кино видели, а может и слышали, что в этой стране махарадж и слонов, почему-то не принято вообще носить брюк. И даже всё себе позволяющий махараджа, и то никогда не был замечен в ношении брюк. А как только этот удивительный факт им вспомнился, то леди Аудит и леди Степлер одновременно озадачились всё это время лежащим на поверхности вопросом: "А почему именно так?".
И случись это вопросительное откровение с ними ещё до встречи с Зоуи, то всего вероятней, сто из ста шансов, их ход мысли увёл бы их совсем не туда, где находится верный ответ. А вот сейчас, когда им через Зоуи открылся путь познания в новое обретение себя, то и мысли их обрели в себе большую одухотворённость и сознательность.
- Не иначе у них там всем верховодят женщины. И там наступил матриархат. - Аж сглотнулось от таких невероятных догадок этим деловым леди. И теперь они с новым взглядом просвета... нет, просветления, смотрят на Зоуи принцессу, махарани по-ихнему, как им вслед через третье око, познанное ими так же сейчас, открылось. И теперь они получили для себя достаточные объяснения наличия на ней брюк, а не какой-нибудь юбки, как артефакта угнетения, закабаления и ограничения женского естества в границах своего использования мужским шовинизмом, деспотизмом и потенциалом по их собственному соизволению в одном только качестве - для личных утех и удовольствий. Где эти так называемые венцы не своего даже творения, и не думают спрашивать самые наикрасивейшие и совершенные создания природы об их предпочтениях. А они не только могут быть, чего не допускают в своём уме все эти мужланы и увальни, а они точно есть. А что они хотят? То...Здесь деловые леди только на самое короткое мгновение задумались, да и при виде Зоуи сразу же нашли ответ:
- И наикрасивейшие и совершеннейшие создания природы, женщины, для начала не хотели бы на себе видеть этот инструмент собственного произвола, покорности и угнетения - юбку. Вот почему, - деловые леди умственно окинули и себя обзорным зрением, - все самодостаточные леди, не признающие верховенства права мужчин потакать собой, выбирают брюки, отвергая юбки. - И на этом ярком, однозначно, моменте, поставить бы какую-нибудь яркую, символическую точку, чтобы больше ни у кого не было сомнений и желания иметь другую точку зрения на вот такие предпочтения деловых леди, - деловые леди в этот момент даже рассредоточились своими взглядами, - и они были услышаны, хотя может, всё к этому шло и было предначертано скрижалями судьбы деловых леди, встретивших именно сегодня на своём пути принцессу Зоуи.
Так Зоуи, ещё находящаяся на пути к своему признанию принцессой в глазах этих ещё сомневающихся деловых леди, вынимает из кармана руку, подносит её на уровень своего пояса, и в тот самый момент, когда деловые леди, озарились догадкой о её передовой роли в отстаивании женского вопроса как первостепенного, - принцесса Зоуи дала всем известным себе махараджам проспаться, когда надела на себя брюки, а не сари, традиционным предметом увековечивания и закрепления в женских умах покорности перед деспотизмом и авторитаризмом махарадж (а не как они всё описывают, мол, это дань культурным традициям), которые всё так и не успокоятся в желании подчинить себе природу женщин, - раскрывает руку и деловые леди вновь выпадают из реальности, вогнанные в умственный ступор беззаветного восхищения и невозможности постичь пределы значения и красоты увиденного предмета в руке Зоуи.
- А сейчас? - глядя на деловых леди прищуренным взглядом, задалась вопросом Зоуи, перекатывая в пальцах руки огромную жемчужину, переливающуюся перламутром в лучах солнца так, что смотреть на неё и вообще широко открытыми глазами не было никакой возможности. Вот Зоуи и вслед за ней и деловые леди прищурились.
- Слов нет. - За всех отвечает леди Аудит.
- Тогда будьте и идите со мной, и тогда обретёте. - Проговаривает Зоуи.
- Да служительница Кали. - А вот откуда такие слова взялись у леди Степлер, то она в первую очередь вне этого. Но вот Зоуи, как оказывается, не вне вообще всего и этого, и она знает все причины, следствия причин и источники возникновения до причинных следствий. А в данном случае, наполненность леди Степлер сознанием приближения.
- Из ашрама моей приближённости к значимому. - Зоуи дала приблизиться леди Степлер к загадке своей самости во вселенском осмыслении порядка вещей и их движений по траектории значений.
И на этом моменте Зоуи ставит точку законченности, в значении своего продолжения. Так она убирает жемчужину обратно, где она до этого момента находилась, и со словами: "Надо и других гостей оповестить о явлении", даёт понять деловым леди, что их ждут дальше. И на этом они откланиваются друг от друга, как имело место во времена другой, эрративной с сегодняшней точки зрения реальности описывать такую ситуацию расхождения встретившихся вдруг людей друг с другом буквально, и лучше не во мнениях.
А так как принцесса Зоуи не только не разошлась во мнениях хотя бы на себя с леди Аудит и леди Степлер, а они того больше, нашли общий язык, то Зоуи напутствовала деловых леди дуновением одухотворённого слова. - Ашрам восхождения, и только к себе и ни к чему другому, не имеющему ценность без понимания своей инклюзивности, благотворящей нас, вас ждёт. - Сказала Зоуи вслед деловым леди и на этом всё, она поставила точку в разговоре с ними, переведя свой взгляд...Для начала в сторону господина Рокса. Кто, видимо, и это хорошо видно по нему, закончил приятельские разговоры с незнакомым для Зоуи гостем, о ком у неё сложилось противоречивое поверхностное мнение - он близок Роксу тем, что имеет общее с ним пагубное пристрастие курить сигары. И больше Зоуи о нём ничего сказать не может. Что низводит его до человека противоречивого качества.
Но сейчас не до него хотя бы потому, что Рокс с ним расстался и его как-то уж ловко и с некоторой неожиданностью подменил, судя по пасторскому одеянию, падре Серпентино. У кого сегодня день задался к полной для него неожиданности, вот у него и возникли по этому поводу вопросы теологического характера не в первую очередь, раз он с ними обращается не к богу, а к безбожнику и атеисту Роксу. А почему падре Серпентино посчитал нужным не проходить мимо Рокса и обратиться к нему с крайне его волнующими вопросами, то всё по порядку, хотя так и порывается сказать о том, что он с утра встал не с той ноги, как это было прописано в кодексе благочестия всякого приближённого к богу лица - катехизисе становления личности падре. А если ты допускаешь такую принципиальную ошибку с самого своего подъёма, то как по себе падре Серпентино знает, весь дальнейший день пойдёт совершенно не предсказуемо со стороны божьего соизволения.
Что не есть богохульство с его стороны, а наоборот, его признание того, что пути господни неисповедимы, и для человека непредсказуемы так, как он себе предначертал тем же смирением и благочестием. А вот на последнем он сегодня не то чтобы споткнулся, а он проявил преступную и богохульную халатность.
В общем, и это кажется совершенно невероятным, он, всё время думая о своём утреннем проступке с ногой, что не есть оправдание перед собой и богом, как он задумал себя оправдать, богохульник, взял и забыл о боге. При одной мысли об этом прямо порывается всё внутри себя забыть о смирении и заставить немедленно падре Серпентино подставить свою щёку (за тем другую и дальше по спине ниже) для пощёчины возмездия за своё невероятное злодеяния, не ка бы кого, просто обычного прихожанина, а буквально чиновника, служащего бога, стоящего на защите интересов существующего миропорядка. Где всё буквально существует по велению и духу творца всего и вся.
И думать о том, что падре Серпентино, вот так сегодня случилось, взял и на некоторое время забыл о боге в результате решения самого бога, решившего испытать вначале, а затем искусить падре Серпентино, - вон видишь, падре Серпентино, как получилось, стоило тебе только обо мне забыть хоть на мгновение, как тебе в жизни попёрло, - то это вверх кощунства, близкого к лукавству Люцифера. Кто только об одном думает, как свернуть праведный путь человека в свою сторону и стать для него путеводной звездой. Для чего он придумывает вечно вот такие оправдания для человека, решившего жить только с самим собой и телевизором.
А падре Серпентино, кого явно обуяло гордыней, - я сам всё знаю и мне никто не авторитет, - не обратился с молитвой к богу, как предписывает его сан и человеческая потребность, быть ведомым и полагаться на кого-то больше чем на себя, чтобы было потом на кого свалить всю вину за свои проступки, и вот на тебе, у него и в самом деле всё с утра попёрло, как изволил выразиться сам(!), сущий всего. И самое можно сказать важное и значительное из того, что подпадает под характеристику попёрло, это как гром среди ясного неба благоприятная для него новость о том, что скончавшаяся в результате несчастного случая баронесса, непреклонная при жизни атеистка, а как прижало, то куда теперь деваться, вдруг решила причаститься и быть ближе к богу.
И если с вопросом быть ближе к богу, баронесса в свойственной ей манере, все возникающие проблемы решать самой, сама в общем и решила, то вот с вопросом причастия, как далёкие от духовной жизни люди называют человеческое единение с сущим, ей пришлось полагаться на нравственную инициативу своего племянника Рокса. Кому, конечно, доверия совершенно нет, раз он и сам живёт по тому же безнравственному принципу, что и баронесса - никому не верю и жить я буду вечно, но куда тут деваться и на него разум приходиться полагаться. И оттого у падре Серпентино, когда до него дошла весть о кончине баронессы, как бы это не трагически для него звучало, ничего в душе не отозвалось.
А всё от того, что падре Серпентино с рациональных позиций смотрел на уход из жизни тех людей, кто из принципиальных соображений воротил от него свой нос в сторону своего не спасения, тем самым показывая, что уж их-то такая божья милость не коснётся. Ну а раз так, то падре Серпентино тоже имеет гордость, и если баронесса посчитала, что ей всё равно гореть в аду, то он уж ничего не может сделать без её покаяния и просьб прощения и милости.
И на этом всё, можно было бы поставить точку во взаимоотношениях заблудшей души баронессы и падре Серпентино, с неуместного раздражения хлебнувшего слегка церковного вина (здесь нельзя сделать однозначный вывод о том, что именно похороны баронессы подвигли падре Серпентино так раздражиться, а вполне вероятно, что он в этот момент вспомнил о том, как он с утра забылся и в результате впал в отчаяние), как к его полной неожиданности из кармана его сюртука доносится виброзвонок телефона (падре Серпентино когда на службе, то таким образом заботится о тишине).
И падре Серпентино сперва хотел пропустить этот звонок, - слово к моей духовной пастве прежде всего, - но тут его что-то внутри одёрнуло голосом бога, - возьми трубку падре Серпентин, падла, мой заблудший и забывчивый сын, - и падре Серпентино, не сразу осознав принадлежность этого голоса, - это ещё что за намёки, - всё же решает отвлечься на мгновение на телефон, - а может и в правду это важный звонок, - и как спустя мгновение выясняется, то он как в воду смотрел.
И это действительно был очень важный звонок. Падре Серпентино звонил устроитель и распорядитель похорон баронессы, донёсший благую весть падре Серпентино о том, что баронесса хоть и на смертном одре, а взялась за ум и пришла к богу. И не просто пришла к нему, а выбрала для себя в лице падре Серпентино и всего того, что он своей епархией отождествлял, правильный к нему подход и понимание его сущности. И падре Серпентино от такой вести даже на мгновение потерял голос и разум, впав в богоотступничество и богохульские сомнения.
Он, видите ли, посмел себе соотнести это событие со своим утренним отступничеством, посчитав, что спроси он с утра сущего о баронессе, - неужели, ты ничего не сделаешь и баронесса так и не обратит свой взор на тебя, - то всё могло пойти совсем не так благополучно, как сейчас случилось. При этом падре Серпентино даже и не заметил, как он этими своими богомерзкими мыслями впал в грех искушения и гордыни, чуть ли не ставя под сомнение всемогущество сущего. Кто и без него знает, что ему делать и как осуществлять движение человеческого духа. И если падре Серпентино сегодня окончательно забылся, принявшись тут выдвигать ничего не имевшие с реальностью гипотезы свершений и их неподконтрольности сущему, - всё дело случая, - то сущий всегда ему напомнит, через ту же поперхнутось вином, не в то горло попавшим (падре Серпентино от радости решил ещё сделать глоток из чащи причащения), кто тут главный.
- На то я тебя, падре Серпентино, - самый противоречивый мой служитель, - отвлёк на твой носок ноги, с которой ты встал сегодня поспешно, чтобы ты меня не искушал всеми этими своими непотребными вопросами. И тем самым привёл тебя к тому, что и без этих твоих вопросов было предначертано судьбой баронессы. Но ты, падре Серпентино, в свойственной себе самонадеянности, опять принялся возводить в себе Вавилонскую башню гордыни, посчитав, что яйцо первичней. - Поставил было на место падре Серпентино сущий. Но только на время его закашливания, пока неравнодушный и отзывчивый прихожанин по настоятельной просьбе падре Серпентино не врезал ему кулаком между лопаток, чуть не согнув падре Серпентино в обратную сторону. В результате чего падре Серпентин в момент прочистил своё горло от кашля и решил, что подставлять свою щёку для удара этому отзывчивому на просьбы прихожанину убийственная идея.
Но самое главное, что сейчас пришло на ум падре Серпентино, так это его удивительная даже для сущего любознательность, желание во всём разобраться и делать из всего неожиданные для всех выводы. - Так всё-таки тогда выходит, что курица была раньше, чем яйцо.
И с этими, однозначно богохульскими мыслями (всего первичнее божье соизволение), падре Серпентин так и не расставался буквально до подхода к господину Роксу, идя как бог на душу положит, по этому инструменту локального позиционирования объекта в пространстве. И падре Серпентино, можно сказать, на своём личном примере показал, насколько и как пути господни неисповедимы и в тоже время предопределены, когда, не глядя перед собой, а глядя только себе под ноги, не сбился с пути к господину Роксу, а прямиком к нему подошёл, удивительно незаметно и успешно миновав стоящую на пути Зоуи.
Ну а откуда сейчас шёл падре Серпентин, то тут нет ничего зазорного и скрываемого (слугам господним не чужды мирские потребности) - с обеда. Куда он не смог не отлучиться хотя бы по настоятельному требованию своего вечно ненасытного и ворчливого желудка (надо его гастроэнтерологу показать). Чьи требования насущного порядка, к большому изумлению падре Серпентино, оказались соизмеримы с его духовной жизнью. И не просто соизмеримы, а его недовольное урчание запросто могло нарушить тишину духовной жизни его паствы, внемлющей каждому его слову, вызвав язвительные смешки и главное неуместные вопросы со стороны мало усидчивых и трудно воспитанных в пасторском слове прихожан.
- Падре Серпентин, позвольте вас спросить. - Обращается к падре Серпентино пасынок дона Сильвио, паскуда та ещё язвительная, прости меня боже, и всё под прикрытием своей вежливости. Что не может обмануть падре Серпентино, знающий как облупленных всех своих прихожан, а в частности пасынка дона Сильвио, первого претендента на место в аду. И падре Серпентино тут же напрягся, ожидая оттого чего-нибудь такого, что не сопутствует благочестию и течению духовной мысли. Однозначно сейчас попытается всех тут уморить какой-нибудь пакостной язвительностью, приправленной соблазном пикантности, отчего пасынок дона Сильвио будет выслушан не просто как ему надо, а даже внимательней чем его пастырское слово. Что и говорить, коварен и много ближе к человеческому естеству и его интересу первый враг человека, диавол.
- Ты прекрасно знаешь, Антонио, что будешь всегда услышан мной. - Как можно сдержанно говорит падре Серпентино. - Так дай время и своим собратьям быть выслушанным и услышанным мною и через меня богом, что даёт пастырское слово и молитва. А уж затем обращайся ко мне со своими пожеланиями. - И вроде бы всё как надо сказал падре Серпентино, собираясь обойти стороной впавшего в момент в недовольство своего обустройства Антонио, пасынка дона Сильвио. Который во всём ущемляет Антонио, а тот значит, всю свою злость и грубость переносит на него, падре Серпентино. Иногда даже задающего себе неэтический вопрос с тяжким вздохом: "И за что мне это наказание?".
Где такая обусловленность и зацикленность падре Серпентино на неких неизвестных моментах из своей прошлой жизни, до становления его служителем бога, когда он вёл себя по большей части времени неразумно и предосудительно в сторону женского пола, пожалуй, может списаться на его загруженность делами благими, которые, конечно, приносят облегчение духовного порядка, но не всегда, как оказывается. И Антонио, что за противный такой пасынок дона Сильвио, у кого уже рука устала того воспитывать дедовскими методами через палку, прямо не даёт спокойной пастырской жизни падре Серпентино, раз за разом проверяя крепость его веры своими каверзными вопросами.
Так и сейчас он не внял голосу разума падре Серпентино, и указал падре на то, что ему свои дела насущные ближе, чем их.
- А для меня, падре Серпентино, ближе то, что, урча, говорит ваше естество, побуждая меня только в одну сторону думать. Как бы поскорее чего-нибудь поесть. И лучше жирного, и такого, отчего слюнки так и текут по губам, и их нет времени и не хочется останавливать. - И так эмоционально и зажигательно всё это сказал Антонио, сукин пасынок дона Сильвио, особенно в части жирного и слюнок текут, что вся паства буквально внутри себя почувствовала близость к себе и своим ожиданиям от ближайшего будущего, которое проповедовало урчание желудка падре Серпентино.
Ну а падре Серпентино что мог сейчас поделать, когда и он сам на себе чувствует всю правоту того, что утверждает его голодный желудок - реши вопрос со мной, а уж затем тебе за всё воздастся.
Но сейчас не об этом. А сейчас уже у падре Серпентино, до сих пор находящегося под облагораживающим воздействием новости о пополнении рядов своей паствы баронессой, кто хоть и после своей смерти обрёл успокоение, сделав очень верный по мнению падре Серпентино выбор своего духовного пути, - сами знаете, сколько на этом пути подвизается мошенников и проходимцев, с навыками и экстрасенсорными способностями, с помощью которых они заглушают ваш разум, - имеются насущные вопросы к господину Роксу. Кто единственный, как думает падре Серпентино, может раскрыть те подробности последних часов жизни баронессы, подвигнувшие её к такому для себя знаковому и он не побоится сказать, судьбоносному решению, выбрать их вероучение, как основу и путеводную звезду для своего дальнейшего пути к богу.
- Скажите, господин Рокс, - обращается падре Серпентино к господину Роксу, кто от неожиданности подхода к себе падре Серпентино в лице поперхнулся, - почему баронесса, такая непреклонная при жизни атеистка, всё же в конце своей жизни пересмотрела свои взгляды на бога и пришла к нему именно в нашем значении его понимания? - Задав свой вопрос, предполагающий много ответов, падре Серпентино с такой довольной масленностью в лице уставился на Рокса, что тому так и хотелось тут же использовать пару ласковых слов в ответе этому слишком много на себя берущему падре.
- А разве у неё был выбор там, в лифте? - таким вопросом хотел поколебать самоуверенность в падре Рокс. Но не стал, зная, насколько неуравновешенны в теологических вопросах и мнительны все эти падры. И им только дай повод для своего вразумления, а лучше поговорить о практичности богословия, научно-техническом обосновании верности такого подхода к пониманию мироздания и созданного сущим миропорядка, то они не отвяжутся от тебя пока не обратят тебя в свою веру или в безверие.
И Рокс, придерживаясь в себе рационального подхода, согласно ему даёт ответ падре Серпентино. - Разве не ясно, падре. - Этой своей простотой ответа, Рокс прямо вгоняет в несмелость своего лица и некоторую растерянность падре Серпентино, для кого видно такая ясность взглядов на себя Рокса большая загадка, и как он подозревает, то обязательно какая-нибудь прескверность.
И интуиция падре Серпентино не подвела. И Рокс своим наидерзновеннейшим ответом, не просто всё лучшее и деликатное в падре Серпентино расстроил, а он выбил из-под его ног все основания быть к господину Роксу отзывчивым служителем бога. - Вы обошлись дешевле. - Вот именно такое паскудство и кощунство, как минимум, заявляет Рокс. В одно мгновение смутив разум и сведя скулы в исковерканность падре Серпентино этим своим откровением и указанием падре Серпентино на то, что тот чуть ли не небескорыстен в своём служении богу, и главное так открыто указывая на то, что он продешевил, выставляя счёт за свои услуги.
А это уже ни в какие ворота не лезет и вызывает в падре Серпентино озноб расстройства с переходом в возмущённое до гнева состояние. Где он никого не понимает и готов даже преступить некоторые заповеди, призывающие быть к ближнему своему ответственней что ли.
А господин Рокс, видя, как обеспокоен падре Серпентино, так в лице переменившись и принявшись себе под нос бурчать всякую невнятность, - наверное, ведёт счёт своим потерям, упущенной выгоды, - решает в себе найти слова, примиряющие с действительностью падре Серпентино.
- Падре, вы смущены? - Рокс задаёт сперва сбивающий падре Серпентино с его намерений вопрос. А как только падре Серпентино собрался пойти наперекор себе, заявив, что всё это от лукавого, и он и не думал так смущать ничей ум, Рокс делает новое, корёжащее сердечные нервы падре, богохульное заявление. - Не нужно так убиваться. - Первые слова Рокса звучат как вроде примирительные. Но вот дальше Рокс себе такое позволяет, что у падре Серпантино от таких передёргиваний фактов, использования фейков и манипуляций понятиями с их подменой, в голове всё потемнело, в лице стало бледно, а в ушах красно.
- Да вы и сами виноваты во всём и в такой вашей оценённости. - Делает громогласно кощунственное заявление Рокс. - Когда через универсальность своей программы идеализации общества принялись прибирать к себе заблудшие души людей. А затем бесконечная гряда реформаций, необходимость которых назрела в связи интенсификацией вашего вероучения, уже не дающей прежних плодов на основе экстенсивного подхода к своему развитию. Вот и в ногах вы уже не находите поддержки, оправдывая слабовольность и малохольность в себе тем, что в ногах типа правды нет и мы лучше посидим перед лицом сущего.
И на этом всё, падре, а скорей Рокс, не видит больше причин продолжать этот и вообще разговор друг с другом. Где как видит Рокс по покачнувшемуся в ногах падре Сепрентино, то он во всём прав. Не дюж устоять против его правоты падре Серпентино. Вот он и склоняется всем собой к тому, чтобы уклониться от прямого ответа.
А тут ещё с боковой от падре стороны, как он обзорным взглядом обнаружил, назрело некое движение в его сторону. И падре Серпентино, отдающий должное своим рефлексам, повернулся лицом в сторону этого движения, возможно в свою сторону, и ... Он споткнулся можно сказать в своей самости, столкнувшись об нечто для себя неведомое, судя по тому, как его внешне пробрала дрожь, а сам он остолбенел в онемении, а если посмотреть на всё с ним происходящее и случившееся в реальности, то он всего-то столкнулся лицом к лицу с Зоуи.
Конечно, несколько прямолинейно на него посмотревшей своим пронзительным и припекающим до самых печёнок взглядом, каким она всегда пользуется при наблюдении и изучении заинтересовавших её людей (а падре определённо всего этого её интереса заслуживал), да и нельзя списывать со своих счетов её неординарность подхода к своему внешнему выходу на это траурное мероприятие, несогласующееся никак в том числе с мировоззрением и установками того учреждения, которому служит падре Серпентино, но в общей сложности, в этом нет ничего столь необычного и удивительного, чтобы так себя последственно вести.
Наверное, падре Серпентино просто всё слишком близко принимал к своему чувствительному сердцу, вот он так и запереживал для себя ущербно, как будто подавился тем самым яблоком познания, которое так в нём не поместилось, что вышло не только в горле, но и начало его выпучивать во всех демонстрационных местах. Это в первую очередь, в его зрении и в связанном с ним мировоззрении. Где он на всё вокруг, а точнее, на Зоуи, смотрел, как всполошенный, с выпученными по самое не хочу глазами. А уж затем в нём всё остальное стало выдавать за человека перевозбуждённого. Да такого, что даже Рокс, человек не отличающийся повышенной сознательностью, заметил всё это неустройство в падре Серпентино, и озадачился вслух вопросом. - Что с вами, падре?
Чем он только одёрнул падре Серпентино на себя. Где падре каким-то мутным взглядом посмотрел на Рокс, да и с бормотанием себе под нос: "С чужим уставом в монастырь не ходят", упрямо уставившись в сторону не по пути с Роксом, поспешно выдвигается туда. А Роксу, вновь так ловко обойдённому падре Серпентино, только и остаётся, как бросить ему вслед вопрос:
- Куда вы, падре?
И что удивительно, то падре ему ответил. - Мне надо. - Отмахиваясь от Рокса рукой, всё же не оборачиваясь, с той же спешностью говорит падре Серпентино. А Роксу теперь стой и недоумевай, по какому это такому спешному делу заспешил так падре Серпентино. И при этом Роксу не хочется думать, что ожидающие спешного прихода падре Серпентино дела, не такого близкого к естеству разумения, о которых ему так и подрывается подумать своим язвительным умом.
И только Рокс, глядя вслед падре Серпентино, так приближенно к житейской реальности не подумал насчёт падре Серпентино, как кто-то, только что подошедший с задней стороны к нему, решил опередить его в плане узнать более точно, что там случилось с падре Серпентино.
- Куда это падре Серпентино, как всполошенный рванул? - с явным намёком на некоторые естественные нужды и дела падре Серпентино, которые ставили его вровень со своей паствой и не давали ему, слишком много возомнив о себе, оторваться от ближнего своего, прихожанина своей паствы, задался вот таким вопросом этот человек, однозначно претендующий на роль человека знакомого не только с делами рук падре Серпентино, но и господином Роксом. К кому с вот таким запросто позволением, люди незнакомые ему, вряд ли решились подойти, да ещё и с вопросами, установочного характера.
И господин Рокс собрался было должным образом ответить этому своему знакомому, пока что только можно точно установить, что по голосу, как в их разговор вмешивается Зоуи, оказавшаяся буквально рядом с господином Роксом и его знакомым, стоящим за его спиной и оттого не имевшим прямого доступа к лицу Рокса.
- Падре Серпентино, так бежит от непонятного ему. - Говорит Зоуи, со свойственной ей прямолинейностью глядя на ещё не открывшегося для всех знакомого Рокса. И пока Рокс оборачивается к Зоуи и своему знакомому, а знакомый Рокса пытается правильно понять сказанное Зоуи, сама Зоуи, повернувшись в сторону удаляющегося со всей своей поспешностью падре Серпентино, смотрит ему вслед. А вот ему бы смотреть себе под ноги, чтобы не упасть, а он, что за беспечный человек, всё оглядывается назад, как можно понять, в их сторону, и подвергает себя опасности споткнуться и распластаться на лужайке, разбив об неё нос.
- Что поделать, человек доверяет и верит лишь тому, что знает. А что для него незнакомо и непонятно, то это всегда его пугает. - Проговаривает Зоуи. Что вызывает заинтересованность у знакомого Рокса, кого можно теперь назвать по имени, раз Рокс к нему повернулся и признал, в общем, его зовут Перпетум Мобиле.
- А вот меня мало пугает непонятное и незнакомое. - Говорит Перпетум Мобиле, переводя всё внимание Зоуи на себя.
- Вы в этом уверены? - до щекотки в упор смотря на Перпетума, спрашивает его Зоуи с явным намёком на что-то более ответственное и жутко постыдное. И хотя Перпетум внутри себя весь за испытывался странным чувством восторженности при приближении нечто необоснованного и неосознанного умом ох как желанного, отчего у него даже сглотнулось от предчувствий предвкушений нечто заманчивого, он не стал сдавать свои позиции крепко стоящего на основах своего мировоззрения человека с принципами особого видения и значения себя.
- Да, уверен. - Даёт твёрдый ответ Перпетум, внутри которого всё так восторгом и торжеством победителя отдалось. И он уже приготовился принимать сдачу этой, только с виду неприступной крепости, за которую себя так агрессивно и активно выдавала Зоуи, но не тут-то было, как неожиданно и в чём-то невразумительно для Перпетума показала Зоуи, задавшись только с виду самым простым вопросом. - А ваша супруга об этом знает?
И так неожиданен был этот вопрос для Перпетума, что он настолько растерялся в себе, что в лице поплыл с улыбки в язвительное искажение, а сам начал сбиваться на мысли, выдавая вслух совсем не то, что нужно. - А при чём здесь она? - с выразительным недоумением во всём себе, чуть ли не разводя руки от непонимания сути происходящего, сначала задался этим вообще ни к месту вопросом Перпетум. Чьи позиции добропорядочного и примерного семьянина немедленно пошатнулись, и пожалуй услышь эти его слова ещё и возмущения его супруга, то у неё, как минимум, к своему не благодарному мужу, и теперь-то ей всё открылось на его бесстыжий счёт, - он никогда со мной не считался и я всегда в его планах не причём, - появятся требующие немедленного ответа вопросы.
- Будьте любезны, Перпетум Мобиле, скотина вы неблагодарная, скажите на милость уже и не знаю чью, какие случаи в вашей жизни вы отводите для меня, где я буду причём? - так задастся этим вопросом печально сейчас извещённая супруга этого подлеца и негодяя Перпетума Мобиле, строившего из себя и непонятно кого, что у Перпетума Мобиле, судя по его подогнувшимся коленям ещё человека не полностью испорченного и не бесконтрольного со стороны своей измучившейся с ним совести, внутри всё упало и его бросило в жар при виде ножниц в руках своей ненаглядной супруги, решившей заново кроить их отношения.
А откуда это может знать Перпетум Мобиле, находящийся сейчас в таком душевном и умственном смятении, которое и стало побудительной причиной так двояко высказаться о своей супруге, которая, конечно, всегда и во всём причём здесь я. Вот на какую казуистику разума и нервов оказался способен интеллект Перпетума Мобиле, когда его подвергают встряске своей субъектности.
При этом Перпетум Мобиле продолжает не приходить в себя, по ходу своего исступления разума чудя своим интеллектом. - О чём она знает? - задаётся более чем странным вопросом Перпетум Мобиле, удивляя всех тут таким своим подходом к своей супруге. О которой все вокруг почему-то должны знать то, что он не знает. Впрочем, Зоуи, видя это его заблуждение мысли, готова прийти ему на помощь.
- О том, что вы такой смелый с малознакомыми для вас современницами. - Делает знаковое уточнение Зоуи, искривляя в лице Перпетума Мобиле, явно не ожидавшего таких на свой счёт выводов и начавший вообще сбиваться на какие-то прямо глупости. - Я не смелый... - сбивчиво проговорил Перпетум Мобиле, оказавшись на краю своего падения, скажи он ещё хоть слово. Но тут в ход разговора вмешался Рокс и можно сказать, спас этого незадачливого храбреца.
- А где господин Блунберг? - задался вопросом Рокс, в момент переведя всё внимание Зоуи на эту новую подробность знаний Перпетума.
- Блунберг? - повторил вопрос Перпетум, видимо ещё находясь на пути к пониманию того, что от него нужно Роксу. На кого он посмотрел неосмысленным взглядом. И уж только потом сообразил о том, о чём его спрашивают. И это положительно сказалось на нём. Он отчасти собрался в себе.
- Как я слышал, он неважно себя чувствует. В связи с чем он просил извинить себя за то, что он не может лично почтить и проводить в последний путь баронессу. - Сказал Перпетум. И как поняла Зоуи, то господин Перпетум идёт в ногу с информационным потоком и в курсе почти что всего. - Просил начинать без него, - а вот так решил понять Блунберга Рокс, склонный иронизировать ни к месту и ни ко времени, и не шутками в общем.
- Решил упорствовать. - А вот так, не совсем про себя, а бормоча себе в нос, решила понять этого строптивца Блунберга Зоуи. На этом месте она искажается в лице язвительной улыбкой и обращается к Перпетуму. - Тогда мне только и остаётся, как пожелать здоровья и быстрой поправки господину Блунбергу, так внезапно захворавшему. - И одёрнувшемуся в её сторону Роксу стало несколько не по себе от этих пожеланий Зоуи, под которыми скрывалось совсем не то, что предполагалось на словах. А вот что под этим её пожеланием скрывалось, то Роксу, начавшему уже разбираться в порядке мыслей Зоуи, даже не хочется об этом думать. Только самому дороже выйдет.
А тем временем Перпетум, кому частично вернулось самообладание, и кому вечно не даёт покоя своя беспокойная натура, которой до всего есть дело, можно сказать, опять лезет в бутылку, задаваясь к Зоуи вопросом. - И откуда вы знаете о моём семейном положении?
Зоуи отрывается от своих мыслей, переводит своё внимание на Перпетума, и как бы хмыкая с иронией, вопросительно говорит. - А разве это не очевидно.
И видно по Перпетуму, то ему как раз всё это неочевидно. Что он и говорит. - Только не мне.
Зоуи продолжает не сводить с него своего взгляда и после небольшой паузы говорит такое, что не может не вогнать Перпетума в раздражение и озлобленность за вот такое(!), как это на всех женщин похоже, их высокомерие и уж что поделать, умение в одно слово нарушить весь порядок мироустройства и мирного существования с ними в голове любого интеллектуала мужского сознания.
- Это очевидно. - Говорит Зоуи и у Перпетума прямо нет слов от возмущения, и оттого, что он оспорить никак это не может. И то, что сказала Зоуи, и в самом деле факт очевидности. Вот только эта интонация, вложенная Зоуи в эту констатацию собой факта вот такой его очевидности, прямо корёжит слух Перпетума, ложась диссонансом на его душевные струны.
И в тот момент, когда Перпетум вдруг начал догадываться, что он загнан в тупик этой Зоуи, -ещё надо разобраться, кто она такая, - как его прямо в ноги вбила и немного в себе ошарашила пришедшая только что в голову мысль-догадка. - Я где-то этот голос уже слышал. - Сглотнув в момент набежавший в рот слюнопоток, Перпетум прямо ошалел от того, что в себе услышал в ответ на то, что ему сказала Зоуи. На которую он и так смотрел, а сейчас прямо уставился, пытаясь в ней разглядеть ту, чей голос буквально может быть с ней связан потому, что он очень похож на неё (вот такая удивительная круговерть происходит в голове Перпетума).
А вот Зоуи, всего вероятней не догадываясь и не зная, какую линию защиты для себя выбрал Перпетум в отражении этого её "очевидно", видит в Перпетуме совсем не то, что он себе сейчас решил надумать и видеть. И она понимает эту его внимательность к себе иначе и следующим образом. - Это вы решили выразительно подчеркнуть свою очевидность, чтобы я лучше вас рассмотрела. Видимо вас не устраивает выставленная мной вам оценка. Право не знаю, что вас заставляет так всегда думать о посторонних представительницах женского пола, - вы не желаете быть ими не замечены и не оценённым, как вам надо, - но я так уж и быть, готова пойти вам на встречу и принять эти ваши условия. - Вполне рассудительно, без каких-либо скрытых насмешек и троллинга говорит Зоуи, и Перпетум немного успокаивается, решив, что выводы насчёт схожести голоса Зоуи с одним не дающим ему покоя и спать тоже голосом, делать рано и лучше было бы, чтобы ему это показалось.
- Что ж, посмотрите на меня как вам хочется, без всего того нагромождения обусловленности быть для всех лицемерно приветливым и воспитанным в духе терпимости ко всему, и открыто дайте оценку увиденному во мне. А мы, - Зоуи знаково покосилась на Рокса, - исходя из этого, оценим вашу очевидность. - И Зоуи, не давая возможности Перпетуму как-то себе возразить или уйти от ответа и ответственности за свои взгляды на неё (а уход от неё в сторону, это тоже есть его взгляд на неё, предосудительный и очень не терпимый), делает шаг ему навстречу, и у Перпетума все пути к своему бегству перекрыты, и он поставлен перед необходимостью отвечать за все свои произвольные взгляды на Зоуи, от которой, может быть неспокоен Перпетум, ничего, и уж точно любая скверность не укроется в нём.
И Перпетум, явно неготовый и ещё ни разу не стоящий перед таким наисложнейшим испытанием, своего тестирования человеком ответственным за себя и за свои поступки, отвечающим всем требованиям нынешнего времени, - на господина Перпетума Мобиле можно положиться и значит, его кредитный рейтинг, как самый наивернейший критерий оценки добропорядочности человека, признан социальным, - и так неожиданно для себя взятый в оборот Зоуи, застыл на месте в онемении своего лица и всего остального. И давай даже не думай сопротивляться, всё равно у тебя ничего не выйдет, как ему взглядом убеждения говорит Зоуи.
И у Перпетума ничего бы точно не вышло, если бы он был чуть покрепче в своих ногах. А так как он не всегда на них крепко стоит, особенно перед лицом вот такой реальности - бездонных женских глаз, как это романтики из прошлого времени говорили, то он раз и споткнулся, и тем самым сумел обосновать своё увиливание от ответственности за свои не принимаемые нынешним обществом взгляды на женский пол. Где в его взгляде на себя, Зоуи в момент заметила много безответственности и предубеждения на свой счёт, которые, как Перпетума ещё не понять, являлись пережитками его природных инстинктов, в плане которых он не только не навёл порядок, а он, скорей всего, потворствует всему тому, к чему его призывает его дремучая природа. А именно доминировать во всех сферах жизни и отношений с так называемым слабым полом, к которому он посмел причислить и её, Зоуи.
И когда Зоуи всё это в Перпетуме обнаружила, а не обнаружить она этого точно не могла, то ей немедленно хотелось указать этому слишком много на себя берущему Перпетуму на то, как его данная позиция безосновательна и хлипка, но Перпетум её вот тут-то всё-таки сумел опередить, споткнувшись на ослабшей ноге, и тем самым перевёл их взгляды друг на друга в другую плоскость отношений.
И теперь Зоуи смотрела на него вкривь и вскользь, а Перпетум смотрел на Зоуи со стороны виноватого исподлобья, в котором он оказался по причине своей неустойчивости на ногах. И уже ожидаемо Перпетумом в первую очередь, от Зоуи следует двусмысленный вывод из ею сейчас в нём увиденного.
- Можете не извиняться. Я всё понимаю. - Делает неоднозначно понимаемое Перпетумом заявление Зоуи, после чего она поворачивается к Роксу, даёт тому понять, что ей нужно отлучиться, и на этом она фигурально откланивается, выдвигаясь в сторону часовни.
А Перпетум, таким образом придавленный к самому себе Зоуи, - что она имела в виду, это заявляя? - мало сознательным взглядом смотрит в сторону ухода Зоуи и психует.
- К этому нужно привыкнуть. Иначе никак. - Со стороны Рокса звучит его понимание затруднений Перпетума, и на этом и Рокс его оставляет, выдвинувшись в сторону расположившихся неподалёку от часовни соболезнующих гостей этой церемонии.
А оставшийся на месте и на только этом Перпетум, и сообразить толком не может, что это сейчас с ним было, и что с людьми такое происходит, что он всё меньше их понимает. Особенно лиц женского пола, кто так и препятствует всеми событиями своей жизни своему пониманию им.
- За что я ещё должен перед ней извиняться, как она непрозрачно мне намекнула? - до предела возмущён Перпетум этими наглыми выводами Зоуи, при этом всё же ёжась от нехорошего предчувствия и знания того, что с молодыми и амбициозными дамочками лучше вообще не иметь никаких дел и не связываться, это всегда дорого обходится. И по большому счёту (особенно по большому) совсем не важно, что послужило причиной с их стороны к нему претензией, если оплачивать их суждено именно ему.
- Сука! - не смог сдержаться от выражения ярости, но только лицом, Перпетум, не видя для себя иного выхода, как быть к врагу ближе, чтобы быть готовым ко всему тому, что всё равно для него станет неожиданным.
Пока же Перпетум Мобиле, человек любопытного и в чём-то даже необычного разумения себя и интеллекта, пребывал в таком полностью его захватывающем самомнении и мнительности, которых людей незаметно охватывает во время таких траурных мероприятий, где они одним глазком могут заглянуть под покрывало смерти, - а Перпетум дурак, всё это с собой происходящее связал с Зоуи, что и в самом деле говорит о нём, как о человеке не самом благонадёжном, во всех грехах обвиняющим женский пол (ещё новеллу о яблоке с древа познания вспомнил бы), - Рокс по дорожке проследовал до часовни, где в разных местах, в соответствии со своими интересами и близости к ним, отдельно друг от друга и от чужих интересов, но только номинально, стояли группы людей и вели размеренные разговоры о том, что есть, что было и что будет всех их ждать, если они вот таким путём, а может это и не столь важно, как на своём примере показала баронесса, будут идти к своей цели, а кто просто к пункту своего итогового назначения.
- Что и говорить, а от своей судьбы не уйти. - Высказал однозначно глубокую мысль высокий человек в чёрном костюме, с холодным лицом и таким же взглядом из-под своих строгих бровей, а вот насчёт её(мысли) кощунственности, то это спорно. И собеседники этого усидчивого человека, чьи взгляды на окружающих людей и сопровождающие их жизнь события, всегда были оригинальны, а подчас, как прямо сейчас, несколько выходили за рамки допустимого, невольно бросили свои косые взгляды в сторону часовни, где своё место заняла баронесса, в ожидании всеми тут собравшимися людьми, но только не ею, её отправки в последний путь.
И хотя заложенную мысль в сказанное этим усидчивым и склонным всё подвергать сомнению и определению человеком, Иваном Сигизмундовичем Кафкой (тут есть о чём подумать и о чём догадаться), не многие из его слушателей просекли, как она того есть, всех их до единого посетила мысль о том, что Иван Сигизмундович на что-то буквально нарывается, таким недвусмысленным образом намекая на некоторые жизненные инициативы баронессы, явно самого осуждаемого обществом толка, которые в итоге привели её к такой скоропостижной встрече с ними здесь на этом одре. И в гробу я видел баронессу, как смели про себя часто выражаться люди с ней сталкивающиеся, сейчас получило для себя реальное подтверждение.
Но люди уж такая любопытствующая натура, характеристику которой так и не искоренила потеря рая, что им требовательно желается знать, на что это тут намекает так основательно Иван Сигизмундович, когда он под свои алгоритмы и теории подгоняет факт случившегося с баронессой.
- Иван Сигизмундович, - обращается к этому учтивому насколько только себя может держать в руках Иван Сигизмундович, человек из его круга, Алтон Пифагорейский, с такими же, что и у Ивана Сигизмундовича ощущениями зрительного порядка и мировоззрением, а также склонностью всё подвергать анализу и расщеплению на молекулы своим умом, - вы прекрасно знаете, что я не большой поклонник теорий заговора, но тем не менее, мне хотелось бы вас правильно понять и не угадать, домысливая, а знать, что вы вложили на самом деле в эту вашу глубокую мысль о кармическом мироустройстве нашей жизни.
А Иван Сигизмундович определённо был в курсе склонности Алтона Пифагорейского подвергать всякое сказанное им слово экзекуции и проверке, и его выброс словесной энергии не было для Ивана Сигизмундовича неожиданным. Так что он готов ответить на любой выпад этого неуживчивого даже с собой человека.
- Мне всегда симпатизировало в вас, Алтон Пифагорейский, умение адекватно себя оценивать и отдавать должное всему тому, что в вас есть и чего нету. - Посмотрев сверху вниз на Алтона Пифагорейского, на чей счёт природа распорядилась следующим образом: она взамен маленького роста дала ему огромный ум и неиссякаемое стремление к движению, Иван Сигизмундович так на это (его релевантность собственной оценки) завуалированно указал, раз Алтон Пифагорейский и сам на это напрашивается. - Что же касается кармы баронессы, то лишь бытует такое устоявшее мнение, которое я лишь озвучу. Люди, кому много даётся, в той же мере за это платят. - А вот на что сейчас намекал так существенно Иван Сигизмундович, ещё меньше понятно для всех людей из его окружения. Но только не для Алтона Пифагорейского, знаково посмотревшего в сторону Рокса, не только первого претендента на карму баронессы, а он как человек взбалмошного порядка мыслей и непутёвый, вполне мог стать для баронессы тем наполнением её кармы, которую она не смогла вынести.
А это уже вполне ложится в своей перспективе в одну из теорий заговоров, большим поклонником которых, Алтон Пифагорейский, конечно, не является, а вот в малой степени, то это не исключающий из первого заявления субъект его права видеть происходящее под призмой скрытого и иного разумения.
А вот что на этот счёт думал и мог бы подумать господин Рокс, узнай он о том, в каком трагическом и гипертрофированном значении его видят люди из числа прибывших на это траурное мероприятие, то он бы покрутил пальцем у своего виска, заявив: "Эти дурни вообще сбрендили, не зная, чем себя ещё занять". И был бы вновь обвинён во всё том же, быть для баронессы ангелом смерти. - Видите, как он вяло реагирует на все эти обвинения. А это явно указывает на его заинтересованность в смерти баронессы. - Мигом бы был обоснован этот новый-прежний взгляд на Рокса.
Ну а Рокс, как уже можно догадаться и все об этом догадываются, чтобы отвести от себя все подозрения в своих злодейских намерениях и их осуществлении с помощью нанятых подручных, а может и того больше, нет пределу его хитрости и коварству, решил быть ближе к источнику информации о ходе следственных мероприятий по делу о трагической смерти баронессы. И он сейчас как ни в чём не бывало, судя по его виду (ясно, что показному), подходит к одному гражданину самой обычного вида но только с вида, а так-то это многим криминальным элементам города и не только, известное лицо закона. А именно детектив (как он любит, чтобы его называли, и никто не противится этим его настоятельным просьбам, особенно на своих допросах) Аидыч Бурлак, ад и рай в одном лице - ад для всякого преступного элемента и рай для законопослушного гражданина, и примерного налогоплательщика, что тоже важно.
И, естественно, никого тут не может обмануть такой открытый подход к лицу правосудия, Аидычу, первого подозреваемого тут лица, Рокса. Хочет, гад, сговориться с правосудием на свой счёт. А как сговариваются с правосудием, все отлично знают - путём подкупа и всё такое. Ну а такое нельзя никак пропустить и все собравшиеся здесь люди, хоть и косвенно, с разных концов, углов и направлений своего нахождения в пространстве, начинают посматривать в сторону Рокса и того, как он будет склонять и подбивать служителя закона закрыть глаза на некоторые нестыковки в своих показаниях, которые при должном умении легко могут быть сложены в неопровержимые доказательства вины Рокса в смерти баронессы. И Аидычу только и нужно, как благоразумно закрыть глаза на одно звеньев тех трагических событий с баронессой, и тогда его жизнь по самую старость будет обеспечена неожиданным выигрышем в лотерею.
Но всё это мысли мучающегося от скуки и безделья народа, кто даже при возможности подумать о вечном, не собирается себя отвлекать на всякие глупости, - мне это ни к чему и никак всё равно не поможет, - а вот придать безделью своей мысли хоть какую-нибудь осмысленность и окраску, то чем это не оправдание её существования. Тогда как происходящее в реальности между Аидычем и Роксом было далеко от того, чем решили оправдать свою жизнь мучающиеся от безделья и ленности мысли люди.
- Что, решил от меня скрыться. - Усмехнулся Аидыч, перехватив на ходу Рокса, кто, как это оказалось и выходило, задумавшись о чём-то, проходил мимо Аидыча. И не успевает Рокс как-то оправдаться или выразить надежду на то, что он был неправильно понят, как Аидыч уже делает свои умозаключения на счёт его такого высокомерно поведения, где он никого перед собой не видит и уж куда там, чтобы в тебе признать человека что-то значащего в его глазах. - Даже и не знаю, чем я, а может ты, это заслужил? - С вот такой насмешкой и подразумеванием чего-то такого, полу спрашивает Рокса Аидыч.
Ну а когда общаешься с человеком особой специфики и знаковости, то этого не учитывать никогда не получается. И оттого всё им сказанное, особенно в шутку, слышится и понимается в фокусе этой его специализации. В данном случае, в специализации Аидыча на человеческих недостатках и их преступлении против своей природы человека в первую очередь, а уж затем против его законов и установлений, принятых им для созидания и поддержания популяции человечества, как бы обратное не утверждали, что удивительно, противоположного склада ума, умы человечества - преступные элементы и их антагонисты, потерпевшие от их злодеяний физики.
И, естественно, согласно этой выдвинутой гипотезе, Рокс напрягся и принял сказанное Аидычем близко к сердцу, приписав ему такие качества интеллекта, каких в нём близко не было, лишь то, что посмел себе сейчас утверждать в уме Рокс, - такой же козёл как все. А вот Аидыч любые виды обобщений точно не приемлет. И реакция Рокса на свои прежде всего разумения, а затем уже на слова Аидыча, была предсказуемой, он пошёл в отказ. Но не в полный, а с попыткой выказать себя невменяемым или недалёким человеком. Что есть фактор, если не оправдывающий его прегрешения против законов, то хотя бы смягчающий его вину в том случае, если она будет доказана неопровержимыми уликами и свидетельскими показаниями. Ведь, если он никак и нисколько не разбирается в морали и нравственных началах, - что уж тут поделать, это всё итоги моего пакостного воспитания баронессой, требовавшей от меня ни с кем не считаться и никого не любить, в общем, чего добивалась, то и получила, - то как он мог разобраться, что хорошо, а что плохо.
И когда баронесса изо дня в день причитала, как ей невыносим этот мир, погрязший в пороках и она его видеть не просто не желает, а уже не может, - смотрю на него через силу, и то, только тогда, когда выпью (ладно пусть морса, раз доказательство её алкоголизма не зафиксировано), - то как моим малосознательным умом, взращённым на ложной нравственной почве самой баронессой (прошу этот факт зафиксировать в протоколе), было отличить, что на самом деле хотела баронесса. Вот я и поддавшись уговорам баронессы, а уж затем отзывчивости моего ещё не зачерствевшего сердца, и откликнулся на все эти просьбы отчаяния баронессы, и как того она желала бы я уверен, оказал незаметно для неё эту неоценимую услугу. И теперь ей не нужно открывать свои глаза на этот невыносимый для неё мир, и она успокоилась, наконец-то, в первый раз в своей жизни. А вы, гражданин начальник, за эту мою услугу этому миру тоже, а не только баронессе, мне ещё дело шьёте.
- Не понимаю. - Очень так натурально выразил в своём лице недоумение Рокс, высказавшись так озадачено.
Но Аидыча, на своём профессиональном веку огромное количество самобытных, непризнанных на больших театральных площадках и прямо видно гениальных актёров повидавший, и всё в разных репертуарах, играющих не по наводке суфлёра, а можно уверенно сказать, что их базовый репертуар строится на импровизации мировоззрения и высокооктановой экспрессии импульсивности духа, что бывает так цепляет, что не оторваться даже кулаками от этого актёрствующего лица, заигравшегося до попытки перетягивания на себя ведущей роли в этом спектакле одного актёра, где он хотел перехватить у Аидыча ключи от камеры и от его интеллекта, - и такой глубинный опыт не даёт ему наслаждаться в полной мере жизнью далёкого от своего рода занятий жизнью, - в один взгляд на Рокса выхватывает его не спокойность и желание не быть с ним полностью честным.
- Всё ты понимаешь. - Аидыч делает крепкую заявку на то, что уж кого-кого, а себя Роксу не провести. А раз так, то ты давай уж сразу колись, и сдавай того, кто тебя так надоумил действовать, преступая закон. Сам то ты такое своим хлипким умишком не осилишь, так что не корчь из себя больше, чем ты есть, и сдавай того гиганта мысли, кто всё это придумал. И тебе ведь не нужно объяснять, что лучше дурачком сказаться и на этом оправдаться, чем на себя все потоки преступной самодеятельности и мысли свести, мол, вот какой я Мориарти, и за это на всю жизнь присесть.
Но судя по Роксу, лицом изначально не вышедшему, а сейчас нисколько не проявляющему хотя бы понимание этой первоначальной природной мысли на свой невнятный счёт, то он, вполне всё-таки есть такая вероятность, решил сразу же демонстрировать себя недалёким человеком, и тем самым заставить всех считаться со своей невиновностью. Я типа человек с особым укладом умственного обустройства в своей голове, и как это ещё называется в понятиях инклюзивности, дающих новую жизнь людям со своими знаковыми ограничениями и альтернативными способностями - точно уж не умственно отсталый человек, типа дебила, а я человек иного рода умственного роста и рассудка с принятием этого мира в другой парадигме буквальности: субъект своего права на всё. А именно поясняю. Я человек с ограниченными физическими возможностями, которые заменяют неограниченные ничем умственные всевозможности.
Мой опорно-двигательный аппарат определяет и регулирует моя структура интеллекта, крепящегося на становом хребте ирреальности этого мира не всего для меня, где всё для меня существует и реализуется через иную осмысленность этого мира. Где частные знаковости и подробности окружающего мира, через пандус субъективности трансформируются под мои альтернативы особенностей их понимания и итогового вразумления, и оформившись в осознанную мною реальность, что есть для каждого индивидуума с альтернативной и необязательно природой мышления своя однозначность и область реальности мира, создают свою природу мира.
Но что удивительно, даже и в основном для Рокса, то он ничего уж такого нового в себе не демонстрировал для Аидыча. Кто и такой сюжет своего оформления в людях, в основном с задатками в сторону своего преступного поведения, ни один раз видел, и он может со всей ответственностью заявить, что в вопросах симулянства людьми в плане своего альтернативного мышления, - это я вижу, а это нет, начальник, - он чуть ли не дока. И может даже не только выписывать рецепты по излечению этих надуманных умственных и душевных болезней у этих людей, только мнящих себя людьми с альтернативным мышлением, - в бочину им врежешь, так они в миг в лицах мыслью трезвеют, - а может их вполне и лечить. Чем он, наверное, займётся по выходу на пенсию.
В общем, Аидыч отлично видит откуда тянуться уши этого болезненного заблуждения Рокса на свой и получается, что и на его счёт. И Аидыч кивает куда-то за спину Рокса и с на что-то такое существенное намекающей улыбкой ему говорит, типа спрашивает. - Это она?
Ну а, чтобы ответить на этот вопрос, Роксу сперва нужно обернуться и посмотреть на того, кто по мнению Аидыча, занимает столько существенного места в его душе и сердце, что он и шага теперь сделать не может, не посоветовавшись с этим лицом.
И Рокс с решимостью посмотреть в лицо того человека, кто столько много на себя берёт по личному мнению Аидыча, а может быть итак, что он сам предполагает так о себе думать, - баронесса уже не в счёт, а о леди Ди как-то все быстро забыли, трагическое событие с баронессой оттеснило на задний план леди Ди, кто, между прочим, по невероятному стечению обстоятельств, и она явно родилась в рубахе и под счастливой звездой, зачем-то задержалась в коридоре и не поехала на лифте, как спустя время выяснилось и оттого сперва все впали на её счёт в заблуждение, мол, и за что ей такое наказание, сопровождать баронессу на тот свет, - начинает разворачиваться в обратную от своего лица в сторону, чтобы прищемить своим дисциплинирующим взглядом того прощелыгу, кто так на свой никчёмный счёт самонадеян и, конечно, наивен, как его вдруг в этот момент осеняет настолько сложная для него и для его лица догадка, что Рокс в момент теряет всю в себе самоуверенность и впадает в бледность лица.
И как только Рокс оказывается лицом к тому, к чему была его спина лицом всё это время разговора с Аидычем, то он натыкается на именно то, что и предполагал последнее мгновение увидеть. А именно на Зоуи, ведущую ярко и светло в лице разговор с какими-то там гостями. В чьи лицевые подробности Рокс не желает вникать, уже по одному радостному виду Зоуи понимая, что им сулит эта встреча с ней.
- Что ты имеешь в виду, под этим своим вопросом? - вопросом на вопрос отвечает Рокс, продолжая стоять лицом к Зоуи лицом, а к Аидычу спиной. Что Аидыча совсем не устраивает, но при этом он не спешит делать замечание Роксу воспитательного порядка, - я что, со спиной разговаривать буду, - и он обходит Рокса с боку и останавливается на одной линии рядом с ним, и смотрит в сторону Зоуи (а куда же ещё).
- И кто она на самом деле? - Аидыч задаётся прямым вопросом, чтобы у Рокса не возникло желания понять его как себе удобней и начать увиливать от ответа.
Но Рокс всё равно, несмотря на вложенное Аидычем в свой вопрос предупреждение, - ты, Рокс, меня отлично знаешь, так что давай не будем спекулировать на моём доверии, и говори начистоту, - не прислушиваясь к голосу разума, начинает выкручиваться.
- А кто это может знать. - С философским подтекстом говорит Рокс. - Разве что только её создатель. А нам дано лишь то, что она позволит нам дать знать о себе.
- Не юли. Я ведь всё равно узнаю, кто она и что ты о ней недоговариваешь, а может и скрываешь. - Следует ответ от Аидыча.
- Тогда чего спрашиваешь. - Несколько дерзко и неосмотрительно ведёт себя в ответ Рокс, не демонстрируя нисколько уважения к Аидычу. Кто, может быть, и это весьма вероятно, по старому знакомству добра Роксу желает, - всё зло от женского пола, со всей ответственностью тебе говорю, - идя навстречу Роксу в некоторых щепетильных вопросах его понимания. Где он готов ему не только советом проложить путь в правильную сторону, но и дать некоторые рекомендации, как нужно себя вести и поступать в сложной для себя ситуации.
Но Рокс, видно растерял последние остатки благоразумия, - от собственного сумасбродства или подпал под дурное влияние соблазнительности женского пола, что одно другому не мешает не дисциплинировать Рокса, - и он никого не желает слушать, когда перед его глазами стоит образ вот такого совершенства, который в себе со всей основательностью предполагает Зоуи.
Впрочем, Аидыч не такой вспыльчивый человек, чтобы делать поспешные выводы, к тому же он отлично знает, насколько убедителен для человека вот такой образ женской самостоятельности и совершенства, подпасть под чьё обаяние не составляет особого труда с обеих сторон этого всестороннего зеркала. И если на то пошло, то Аидыч вымученно, но зато честно должен признать и признаться, что он и сам иногда становился объектом всестороннего давления со стороны женского пола, для кого любая строптивость и холодность в свою сторону, есть катализатор для своей разрушительной для душевного спокойствия этого человека активности.
И Аидыч с резким осуждением, вон что себе надумал Рокс, не выступает, а давая ему шанс одуматься, говорит вполне разумные слова. - Чистосердечное признание, смягчает наказание.
На что Рокс поворачивается к Аидычу и с насмешкой говорит ему. - Ты разве в это ещё веришь.
- Верю ли я? - переспрашивает Аидыч, посмотрев на Рокса. - Сам понимаешь, что это не важно. А важно лишь то, что она на первых позициях в списке подозреваемых. - А вот это уже интригует и очень интересно для Рокса, не ожидавшего такого резкого поворота в разговоре. Вот он и застрял в одном вопросительном выражении себя, и тупо упирает в Аидыче на... Всего скорей, на объективно буквальных вещах, чем на чём-то находящемся в осмысленной области понимания, а именно на его подбородке.
А Аидыч внимания особого не обращает на то, что Рокс несколько подрастерялся, хоть и держит всё в Роксе под контролем, и делает знаковое дополнение. - Её последней видели в лифте. До того, как им воспользовалась баронесса и гости. А это, как минимум, даёт большое пространство для манёвра дедуктивной мысли. - На этих словах Аидыч выходит со своего места и, преградив собой все виды перед собой Рокса, со всем вниманием к нему обращается с вопросом. - И что это значит, знаешь?
И к немалому удивлению Аидыча, Рокс, как оказывается, знает. О чём он так прямо и говорит. - Знаю.
- И что ты знаешь? - с искренней заинтересованностью, хоть и с прежним вниманием к Роксу, спрашивает его Аидыч.
- Всё зависит от того, кто с этим делом будет разбираться и не захочет в нём увязнуть. - Не сводя своего взгляда с Аидыча, дал ответ Рокс. И чёрт победи этого Рокса, как подумал на его счёт сейчас же Аидыч, он, если не на сто процентов прав, то к его ответу не придерёшься. И сейчас уже Аидычу необходим тайм-аут, чтобы сообразить, на чём сделать акценты в дальнейшем разговоре с Роксом. Ну а Рокс со своей стороны берёт инициативу в свои руки и не даёт времени Аидычу на свои соображения.
- И кто? - обращается с вот таким пространным вопросом к Аидычу Рокс. И Аидыч, ожидаемо не понял, о чём его тут спрашивают и о чём это Рокс (что одно и тоже). - Кто, кто? - с не меньшей завуалированностью интересанта своего вопроса и отсутствием указаний хоть на что-то в своём вопросе, спрашивает Рокса Аидыч.
- Кто её последней видел в лифте. - Кивнув головой через Аидыча, даёт ответ Рокс. А вот это уже лучше, и сейчас для Аидыча начинает всё что нужно проясняться. А вот отвечать ли ему на этот вопрос Рокса, то он должен подумать над тем, не содержит ли его конфиденциальная информация элементы секретности, возможности для Рокса каким-нибудь путём повлиять на ход следствия и главное, нельзя ли использовать имеющуюся при себе информацию о ходе следствия и того, чего они уже накопали, более продуктивно, сообщив, к примеру, Роксу такие подробности дела, которые бы его в начале напугали, а затем заставили делать ошибки одна за другой.
И Аидыч принял решение. А вот какое, то пока идёт следствие, он в его интересах об этом не будет распространяться и молчок. Правда, странный молчок - Аидыч чуть наклоняется лицом к Роксу и тоном голоса, предполагающего сокровенность разговора, говорит ему. - Это, как понимаешь, тайна следствия. Но небольшую утечку я могу тебе организовать. - На этом месте Аидыч замолкает, фиксирует свой взгляд на Роксе, кто должен своим внешним хладнокровным видом подтвердить оказанное ему доверие, затем обзорным зрением окидывает вокруг себя стороны, и только сейчас говорит то, что мог бы и не говорить (это ему ничего не стоило, а сейчас он подвергал себя опасности).
- Это охранник кондоминиума. - Здесь Аидыч делает паузу, чтобы убедиться по внешней выразительности лица Рокса, что он усвоил полученную информацию. Что так и есть. Рокс в момент обратился памятливым взглядом на нижнюю площадку здания кондоминиума, где он с малой чёткостью и различимостью увидел того ли охранника он точно не знает. Что заставляет его нервничать и укорять себя за свою невнимательность к тем людям, кто ему встречается на своём пути, или по крайней мере на тех, кто отвечает за его безопасность.
- Ни хрена я не помню никого там. - Впал в ещё большее раздражение Рокс на всех вместе взятых охранников из их кондоминиума. Кто никаким образом ему не вспоминаются, оставаясь для него одной серой массой. А вот выкини они какой-нибудь фортель, то этот кидок, конечно, был бы уволен, но зато он запомнился бы в лице и может быть в нервах для Рокса.
А Аидыч, уловив в лице Рокса проблески сознания, сделал добавочное, и не поймёшь к чему, уточнение. - И хотя его тоже изрядно подмяло под себя ударной волной, с его выносом с места события об выходные двери наружу, и главное, выносом всего его внутреннего состояния, всё же он, оперативно помещённый под наблюдение в больнице, уже частично пришёл в себя и начал давать отрывистые показания. Где и всплыл образ этой вашей знакомой.
- Бред. - Спросил, не спросил Рокс решать и разбирать Аидычу на своё усмотрение. И Аидыч смотрит на показания охранника, как на разумный подход к делу, а не на как бред человека оказавшегося в сложной для себя жизненной ситуации, чуть ли не в катастрофической для своей дальнейшей жизни, если, конечно, он сумеет собраться и в дальнейшем справиться со своим расстройством интеллекта, который из него выветрился подчистую под воздействием ударной и звуковой волны. Вынесшей вместе со створками кабинки лифта (оттуда вырвались всё на своём пути сметающие ужас и боль, подмявшие в итоге под себя Антона) всё буквально разумное в Антоне (так звали охранника, если у вас вместе с ним не вынесло память), забывшим вместе со своим именем и то, что он вообще делает на этой планете, как он помнит, Сатурнии (а он, вполне вероятно, астронавт, перемещающийся во вселенской в потоке реакционной мысли, новом технологически продвинутом средстве по перемещению реальности, а не пространства, как средства по достижению другой реальности; нужно то было всего лишь сместить и поменять местами акценты), и оставшимся собой таким, каким его внешне помнили лишь на молекулярном уровне, а не как смеют недисциплинированно и дискриминационно утверждать вегетарианцы нового психотипа, травоядцы матерчатые, веган особисты, он стал овощем.
Что далеко не факт, и Антон время от времени своей рецессии и разумной активности, как правило проявляющейся в те жизненные моменты, когда в его отдельную палату заходит медсестра, чтобы сменить капельницу с раствором, поддерживающим индивидуальную жизнь в нём, и подержать свою руку с каким-никаким, а пульсом биения своего сердца, над ухом Антона, когда будет поправлять под ним подушку, демонстрировал большую тягу к осмысленной жизни, выбрасывая из себя эмоциональные фразы.
Где одна из них, с яркой и большой периодичностью повторяясь: "Это всё она!", не только не увела проницательный ум Аидыча в ложную сторону этой приятной во многих смыслах медсестры, а Аидыч сумел уразуметь, что она могла значить, не только для Антона, но и для всех тех, кто каким-нибудь образом был связан с лифтом. И это не только баронесса и сопровождающие её лица, плюс Рокс и его странная гостья, но и он сам, на ком лежит прямая ответственность за то, как будет идти следствие по этому делу.
Ну а кто была эта она, пока что без своих именных подробностей, то такому профессионалу своего дела, как Аидычу, не нужно долго в этом вопросе разбираться. Он сразу же, как только сопоставил знаковые факты того вечера, понял, кто мог скрываться под этим знаковым в чём-то именем Она.
- Это она. - Всё понял Аидыч, всматриваясь в личность той неизвестной, кто навёл столько шума в тот знаковый вечер.
На что последовал ответ Рокса: "Нам пора", и Аидыч ничего не имел против