Уже несколько раз мне снился один сон. Тёмный вечерний парк, освещённый старинными фонарями с ажурной чугунной вязью, а по периметру он огорожен белой гипсовой баллюстрадой - невысоко, до пояса - но почему-то никто снаружи не заходит вовнутрь парка. Это место для избранных.
Здесь гуляют таланты и гении начала двадцатого века. Вроде зима: на них тёплые шубы и пальто, головы под меховыми шапками, из-под которых глядят на мир блистающие глаза - и всё что не успели сказать миру, они сейчас договаривают друг дружке - художники о живописи, поэты и писатели о литературе, а композиторы про музыку. И множество всяких других дарований между собой славят искусство.
Это похоже на рай господен. Ведь эти люди, безусловно, очень хотели поговорить друг с другом. О жизни, и смысле, и правде. Но раньше они разминулись - кто во времени, а кто просто на оживлённой суматошной улице. Но теперь вот встретились - и обсуждают не собственное величие на земле, а новые грандиозные прожекты - книги картины симфонии. И господь выбирает, чья идея удачливей - чтобы раньше других вернуть его в новое бренное тело.
========================
СОБЛАЗН
Я тихонько, на одних цыпочках, подошёл к ней; с минутку стоял, глядя на чёрный завиток волос, тёплым ветром попавший за воротник. Она о чём-то замечталась, посадив свой добрый взор на фасад старинной библиотеки, рядом со статуями обнажённых кариатид. Может быть, и сама рядом с ними бы села на камень, прикрыв одной рукой вожделённое полубожье, а под другую слегка лишь упрятав белотелую грудь; и люди, проходя мимо, шептались - как она похожа на живую мадонну.
Мои ладони обьяли её ланиты, нежно но твёрдо, не давая повернуть головы - а губы, горячие яростью уста, прикипели к склонившейся шее. Ноздри у меня раздулись словно у жеребца, и будь её повелительное желание, то я запрягся б в открытую колесницу - усадив её на место возницы и дав в руки длинный режущий хлыст.
- Признаёшь ли ты меня богиней? - спросит она, будто с неба взывая хрипловатым от радости голосом и вращая очами как солнцами.
- Признаю! - отвечу я громогласно; а потом заржу, так что эхо домчится до десятого горизонта: - Ты богиня! Игогоооо!!
И полетим мы - сначала по земле, кругом леса да золотые пашни, реки да глубокие озёра - а набрав скорость реактивного лайнера, вознесёмся под самое облако - ища для ночлега маленькую хибарку, вдали от прочих богов...
Но она в ответ на мой жаркий поцелуй затрясла головой, словно сбрасывая ненавистного паука:- Отпустите меня!! Кто вы такой?!
Обернулась со злобой, вереща, с искажённым лицом - а в нём то ли старые гримасы будоражащей памяти, то ли нервные тики новых обид; и все ланиты, очи, уста и сладкогрудые перси исчезли вдруг, как нежная грёза под тяжёлой занозистой явью.
- Это ты...- шепнула она блаженно, по-кошачьи мур-мур, всей шёрсткой прижимаясь к моему телу; даже еле видимый хвостик приветливо витал у неё за спиной.
Но мой бешеный жеребячий порыв, когда тянет к ветру и степному простору, уже неумолимо угасал, едва искрясь сероватой золой; в ушах всё ещё верещал её чумной голос, похожий едино на проказу, язву и холеру - хотелось в тёплое стойло, и спать, видя добрые сны.
=======
СОБЛАЗН
Но эта маета продолжалась только до тех пор, пока я хранил этой безответной любви свою верность - клялся себе, что такой больше нет на Земле и именно она предназначена мне, единственно неповторимая. Когда же я устал от сердечной муки, когда вымахался думами да усох телом так что остались лишь кожа да кости - то вот с этим отощавшим уродливым скелетом - но с красивой душой - пошёл к другим бабам, чтобы хоть какая из них жалостью и состраданием взяла меня на прикорм. Я бродил по улицам, по объявлениям, и женским сердцам - мечтая, надеясь, веруя что в какой-нибудь запертой комнатёнке одного из этих высотных бетонных клоповников тоже мается одинокая душа, которой я мог бы стать - не нахлебником, нет - а сильным добрым жертвенным оберегом - и которая сама в своём милостивом сердце приютила бы меня схорониться от предступившей беды.
Найдя эту новую любовь - и взяв и отдавшись ей едва ли не в первую же ночь - я вместе с негой наслаждением упоением и блаженством выплеснул из себя ту чёрную непроглядную муть, что застила мне обезумевший разум, сокрыв от порабощённой души все любые другие очарования и прелести мира. А он, этот многоликий многомерный, навсегда существующий мир, оказался бесконечно прекрасен. И у любви, живущей на нашем белом свете великодушной и щедрой хозяйкой а не завистливой квартиранткой - миллионы обличий, оттенков, соблазнов, капризов.
=======
СОБЛАЗН
Здравствуй, милое солнышко.
Я знаю, что ты меня именно здесь читаешь - и поэтому публикую письмо только на этом сайте. У меня нет другой возможности к тебе обращаться: ты административная - я монтажный. Ты графского рода, а я пролетарий. Кажется, что такие люди никак вместе не стыкуются - да я и не намерен нас силком стыковать. Есть другие силы для этого - симпатия, влечение, и любовь. С симпатии началось - первые взгляды, улыбки, лёгкий офисный флирт. Они как бабочки из коконов гусениц превратились во взаимную близость. Любовь ли это?
Не знаю - мне мешает понять твоя боязливость. Ты вроде и хочешь - и трусишь, чем всё это потом обернётся. Такой страх - в таком горделивом теле, в такой неприступной душе - как уживаются?
И я следом за тобой стал таким же покорным для обстоятельств. Господи - как раньше - я подходил к любой бабе на улице и просто улыбался - я хочу вас. А теперь маюсь; каюсь за то, что ещё не совершил, а только мыслями позволил себе грешок.
Голос; твой божественный голос меня завораживает. Так наверное, говорила Мария, баюкая Иисуса. Всё остальное, может быть, как у всех баб - я не знаю. Так дай хотя бы не познать - а разговориться с тобой о жизни, о детях, о том чем всё это начинается и заканчивается. Я хочу понять себя, и тебя - блажь у нас или серьёзно. И незачем бояться, пенять на чужие языки и сплетни - мы с тобой сами живём, а не люди за нас. Решайся уже. Или гробь всё.
Я хочу этой встречи
СОБЛАЗН
Я смотрел ей в мятущиеся глаза, и не понимал её, да и вообще всех баб на свете. Что за глупое детское притворство середь зрелого возраста? ведь она уже давно мысленно отдалась мне тысячу раз, и десяток детей от меня нарожала. Точно это говорю: я видел своим сердечным чутьём как она смотрит на моё лицо, ласкает его взглядами, взорами, и нежничает с ним каждой ресничкой; я зрел как она глядит на моё тело, возбуждаясь от него и поглаживаясь словно кошка в самых интимных местах. Так почему же всякий раз отвергает - не мне, а себе - любые попытки к более тесному сближению. Муж? да каким он тут боком может вклиниться к нам, раз она полюбила меня. Для таких баб не бывает обязанностей пред обручальным кольцом; она слишком горда, чтобы поставить над своей волей строгие запреты грозных советчиков. Ей важнее собственное превеличие - важнее любых моралей, обетов, табу - вот ради него она презреет всех, и меня тоже. Потому я не могу добиться любви от неё, что дамокловым мечом над нами повисла гордыня - моя победить, а её не сдаться.