Перед Эрикой по огромному, сверкающему огнями залу, проносились танцующие пары, дамы блистали наготой рук и плеч, шелками и драгоценностями. Роскошь окружающего подавила деву-воина. Она мгновенно поняла, что это все не её. Захотелось сбежать из повеявшего холодом зала. Хорошо бы сейчас очутиться в своей любимой комнате с письменным столом и книжными шкафами, вечно путающимися под ногами собаками, тишиной провинциального уюта и спокойным светом свечи.
 

Еще сегодня утром ей смертельно хотелось попасть на зимний бал в этот труднодоступный город, в это избранное общество, чтобы потанцевать. Но что-то не заладилось, почему-то танцевальное настроение улетучилось, неясное тревожное предчувствие мешало свободно вдыхать и выдыхать воздух.

Отступать было поздно. Да и противника, перед которым надо отступать, она не видела. Кроме себя самой. 

К ней подошли трое: один - рыжеволосый, белолицый, голубоглазый потомок северных рыцарей, другой - смугловатый с правильным, строгим и гордым лицом южанина-политикана. Эрика скользнула по ним взглядом и остановила его на третьем. Сердце вдруг бухнуло, гулко и неожиданно, ибо почуяло судьбу. 

Быстрое, с раскосыми очами, лицо, яростно сжатые губы и точеный нос. Девушка и юноша были одного роста, и поэтому не было угла, под которым они могли бы смотреть друг другу в глаза искательно или презрительно - это были два достойных партнера. Их взгляды были на одной линии атаки и говорили, что не уступят, что здесь уж, как и положено, кто кого.
 

Эрика почуяла, что в этой схватке кровь прольется. Это не была любовь, это было безнадежное слияние соперников, отстаивание собственной независимости и понимание, что жизни без того, на кого сейчас смотрю, нет. И с ним нет.

Юноша достал кинжал, дева сняла с пояса стилет. Вокруг наступила тишина, музыканты, увидев сверкание стали, опустили инструменты, разговоры и смех танцующих смолкли. 

Эрика подняла над головой граненое лезвие, засмеялась и крикнула:

-Барабаны - дробь!

И грянули барабаны, и разошлись партнеры-дуэлянты, и забили чечетку сердца, и стукнули кастаньетами пальцы. Они кружили, ища слабое место, глаза высекали искры, дыхание высушивало кровь. Никого вокруг для них не существовало, они чувствовали лишь пульсирующую жизнь друг друга и стремились эту жизнь прервать. 

-Ты степняк?

-Степняк. А ты лесная ведьма?

Щелкнули, клацнули зубы, оскал исказил рот. И опять кружат и кружат вокруг друг друга. Ожесточение нарастает, горло перехватывает ярость, она клокочет и требует алой жертвы.

Одновременно оружие с силой вылетает из рук и никто из соперников не успевает уклониться. Женщина падает с кинжалом в груди, а мужчина со стилетом в животе. Вот она, кровь, вот она, столь долгожданная, щедро падает на бесчувственный холод каменного пола. 

Зал молчит, он чувствует, - это еще не конец, будет еще что-то, сейчас непременно нечто произойдет. Зал замер, затаился, предвкушая, истекая жадной слюной - вот-вот находящиеся в нем набросятся на поверженных и начнется пиршество! Кто-то будет рвать зубами плоть женщины, кто-то мужчины, кому-то по нраву терзать печень, кому-то сердце. 
Сколько вас, любителей мертвечины!
 

Но случилось неожиданное. 
Тела мужчины и женщины втянули, впитали оружие внутрь, в себя, сделали их своими новыми органами. Кровь свернулась, раны закрылись, кожа вновь стала гладкой, не оставив рубцов. Они одновременно поднялись с пола, ошеломленные и подавленные. Лишь на одежде осталось по надрезу, всего по одному небольшому отверстию на каждого. 

Юный эльф-паж подхватил Эрику, накинул ей на плечи шубу, и увлек к выходу, чтобы трехголовый мохнатый дракон унес в санной утробе печальную деву-луну. 
 

Она научиться жить с металлом в груди, он -  в животе. Кинжал и стилет будут постоянно напоминать о себе колюще-режущей болью на протяжении всей их жизни. 

Но, приходится признать, - это небольшая плата за то, чтобы остаться живым и никогда более не встречаться с тем, кто однажды убил тебя.