Светочка сидела в скверике, на который выходили окна гостиницы. В ней, в этой огромной и неуютной гостинице, Светочка жила со своим мужем на восьмом этаже. Она подняла глаза, пытаясь угадать расположение балкона и окон своего номера.
Молодой женщине хотелось унять дрожь, которая сотрясала ее тщедушное тело, несмотря на удушающую жару. Ее бил озноб оттого, что все никак не желал выветриваться из памяти утренний кошмар. Женщина вспоминала все навыки аутотренинга, повторяла спасительные формулы, но без всякого успеха.
Но потом она перестала сопротивляться воспоминаниям о том, как ей пришлось сегодня почти совсем утонуть. Утонуть окончательно и навсегда. Она вдруг ощутила то самое, что посетило ее на дне моря, куда опустилось ее обессилевшее от напрасной борьбы тело. Покой и безмятежность.
Когда ее спина коснулась морского дна Светочка подняла голову, уже отрешившись от того мира, где еще несколько минут назад она так яростно сражалась за право дышать воздухом. Ей хотелось жить в этом, таком знакомом ей, мире, а упрямо набегающие могучие волны прибоя влекли ее к себе. С этой, уже прошлой жизнью, Светочку связывали сейчас только знакомые лучи солнца, сверкающим веером пробивающие толщу воды. Светочка, даже не смотря на то, что тонула, смогла насладиться красотой этих последних лучей в ее жизни.
Постепенно она стала осваиваться в этом новом для нее мире. Никакой паники, никакого страха - все это улетучилось из Светочки вместе с последним пузырьком воздуха. Это ощущение нельзя было назвать смирением. Скорее это было спокойное осознание собственного могущества, всепрощения, понимания того, что она теперь неуязвима, защищена единением со всем миром воды, земли, воздуха, растений, животных и людей. Светочка стала разглядывать водоросли... или это были ее руки? Она уловила мерное покачивание воды и ей понравилось это движение ее новой колыбели. Светочка знала это ощущение - так ее раскачивало в самые счастливые минуты жизни: в околоплодных водах в утробе ее матери, в люльке, в объятиях возлюбленного ее мужа. И вот сейчас это счастье всевластного покоя ей дарит самая беспощадная и самая милосердная преследовательница.
Чувство реального времени покинуло Светочку. Ей казалось, что прошло много-много лет, или десятилетий, или столетий с тех пор, как она, смеясь, бежала к пляжу, кричала, что не боится даже самых высоких волн потому, что плавает как пробка, и прыгнула с пирса в кипящую штормом воду. Ей казалось, что это все было не с ней, такой могущественной, такой величественной царицей морскою, а с какой-то другой, чужой, ничего общего с ней не имеющей, девочкой. А она, Светочка, всегда лежала спиной на морском дне, ее качали шторма, а она безучастно смотрела на днища проплывающих над ней кораблей. Счастлива будь, владычица.
Но счастье вдруг кончилось - Светочку кто-то куда-то тащил, швырял, бросал. Последним досадливым ударом прибойная волна сорвала со Светочки остатки купальника и отступила. Она лежала лицом в мелкий галечник, не веря тому, что все опять начнется сначала. Что могущество и наслаждение покоем закончились. Сознание ни на секунду не оставляло ее, и она помнила запредельные отметины, и продолжала жить еще придонной жизнью, цепляясь за благостную водяную колыбель, желая туда, где она, наконец-то почувствовала себя дома. Интересно, думалось Светочке, всегда ли, при любом ли виде смерти, человек ощущает такое грандиозное, тотальное единение с Силами Мира. И что-то шепнуло ей: "Еще узнаешь..."
Светочка повернула голову и увидела какого-то чужого мужчину. Он, также как и она, лежал вниз лицом, ногами к воде и тяжело дышал. Это он вытащил ее, оторвал от родной, теплой и ласковой груди всеобщей Матери. Светочка закрыла глаза, чтобы не видеть, как вдоль линии прибоя бегает Леша, ее муж, отбирая у волн их новую игрушку - Светочкин купальник. Наконец прибою надоел этот скучный мужичонка и купальник оказался у Леши в руках. Он бережно облачил Светочку в купальник и, опять же бережно, отнес ее на руках к пляжному топчану.
Зачем это все? Зачем он все это делает? Как много лишнего, как много суеты, шума, ненужных движений, пустых слов, скользких прикосновений, бегающих глаз. Светочка только спросила, почему не Леша ее спас, а чужой человек. Леша вдруг успокоился, улыбнулся своей чарующей улыбкой и очень просто все объяснил: "Видишь ли, малышка, когда человек тонет, то хватаясь за всех и вся, может невольно утащить с собой на дно своего спасителя. А мне еще туда не время ".
Вот с этого момента, с этих самых мужниных слов Светочку начал трясти озноб. Эти бесстыдно-откровенные слова, эта обольстительная улыбка, эта показная забота отделили мужа от Светочки невидимой стеной. Там, на дне, в глубинах вод, Светочка ощущала единение со всем и со всеми, а здесь, на земле, она оказалась совсем одна. Муж был где-то далеко-далеко, в мире, где Светочке не было места.
Так выходило, что постороннему человеку Светочка обязана была своим спасением. Спасением, спасением, спасением...
Светочку удивило, что ей никто не делал искусственного дыхания, не дышал с ней рот-в-рот, не вытряхивал у нее из легких воду каким-либо другим способом. А она при этом была жива, хотя ясно помнила, что еще несколько минут назад дышала водой.
Зависимость
В скверике зной разбивался о могучие ливанские кедры и шелковую тень платанов. В этом скверике для Светочки наступила пора осознания того, что ее роман с мужем закончен. Разрушать его начала уже давно могучая сила.
Роман с Лешей покоился для Светочки на надежном основании - любви. Ей, как, впрочем, каждому любящему, казалось, что нет такой силы, которая может разрушить такую безбрежную, такую властную любовь, как ее. Муж привязал ее к себе цепями качелей, на которых раскачивал Светочку, швыряя ее то в рай, то в ад.
Однажды, на одной из лабораторных работ в университете, где Светочка училась на биофаке, профессор продемонстрировал опыт, изменивший Светочкино мировосприятие. Лаборант удачно вживил электрод в центр удовольствия одной юной крысе. В клетке было четыре педали: при нажатии одной из них крыса получала еду; другая педаль открывала доступ к воде; третья позволяла состояться свиданию с партнером противоположного пола; четвертая же педаль подавала разряд тока в центр удовольствия. Студенты заворожено смотрели на то, как крыса непрерывно лупила лапками по "педали удовольствия", не обращая внимания на еду, воду и случку. И это самое выносливое животное на земле погибло через несколько часов. Уже на следующее утро лаборант выбросил из клетки дохлую крысу.
В своих отношениях с мужем Светочка все чаще находила аналогию с этим опытом. Только вместо крысы Светочка видела себя. Она желала и ждала наслаждения, которое мог дать ей только Леша. Она старалась не замечать того, что с ней делал ее муж, лишь бы испытывать то, чего так хотелось. Это был, конечно, секс.
Но не все так просто. Леша делал со Светочкой нечто такое, что превратило ее в его бессловесную рабыню. Светочке доставляли наслаждение и голос Леши, и его смех, и его дурачества, переходы настроения мужа от хорошего к плохому. Она наслаждалась тем, как он дышит и ест, как спорит и горячится, как гневом наполняются его до этого сияющие покоем глаза. Любой поворот головы, походка, спящие руки - все наполняло ее восторгом. Особенно любила его улыбку, обнажающую характерную щербинку между передними верхними зубами. Светочке мешало все, что хоть ненадолго разлучало ее с мужем: и аспирантура, и диссертация, и работа. Она бы целыми днями любовалась бы им, слушала бы музыку его голоса и ощущала бы его тело.
Он истязал ее, а она замазывала гримом синяки, закрывала фонари под глазами очками, носила перчатки в жару в помещении, чтобы не видны были ожоги от погашенных об ее руки сигарет и исступленно, молча любила.
Нельзя сказать, что истязания были систематическими, но некая закономерность в них была. Леша мог неделю дарить Светочке ласку и блаженство словами, взглядами, руками и прочими частями тела, а день посвятить скандалу с дикими криками, оскорблениями, вышвыриванием Светочкиных вещей из квартиры, а потом, конечно, наступало счастье примирения.
В другой раз, после часа любви, когда ничто не предвещает беды, Леша мог погасить сигарету о Светочкин сосок, с интересом ожидая ее реакции. Его бесило, что Светочка никогда не плакала и не кричала. Что-то мешало ей издавать какие-либо звуки, когда она испытывала невероятную боль, будь то боль телесная или боль души.
Когда боль обрушивалась на нее Светочка замирала, не шевелилась, не дышала, даже не моргала. Окаменевшей пребывала она в боли, пока ее волна не отступала, и только тогда она, очень медленно, выдыхала. Вместе с остатками задержавшегося в легких воздуха, уходили остатки боли. Много позже Светочка узнала, что блокировать боль учат специально, но Светочка владела этим даром от природы.
Рождение ребенка не только не смягчило нравы семьи, но и ужесточило их. Чтобы спасти свое дитя от побоев Светочка отдала сына своим родителям. Она прибегала к ребенку каждый день в любую свободную минутку, объясняя родителям, что очень занята: диссертация требовала сбора обширного материала, постановки многих экспериментов, а эксперимент не знает дней и ночей: и если ты уж его поставил, то изволь снимать показания и наблюдать за ним круглые сутки.
Фильм
Когда Светочка посмотрела фильм "Девять с половиной недель", то, наконец-то, увидела на экране почти точную модель ее отношений с Лешей. Та же схема порабощения одного партнера другим. Порабощение проводилось способами, которые всем известны: загрузка программ, раскачка, фиксация по всем каналам, акценты, якоря, закрепление повторами и прочая, и прочая...
Светочке это хорошо было видно со стороны, на экране, но она совершенно теряла из виду эти схемы, когда сама оказывалась в гуще событий. Ей не хватало возможности вынырнуть из этой гущи, взлететь над ней и отстраненно посмотреть на все и оценить. Фильм помог Светочке отстраниться. Она долго думала, как же героиня фильма избавилась от своего партнера, вернее, от зависимости от него, разрушающей ее личность. Потом Светочка купила диск с фильмом и начала его смотреть. Она ставила диск с каким-то исступлением снова и снова.
Перед просмотром Светочка делала голову пустой, она отгоняла все мысли, уговаривая их пока не мешать: "Потом, потом, когда я усну, вы, мои мысли, придете ко мне, разбудите, что-то очень важное во мне и поможете мне понять, как перестать быть рабой". И однажды она поняла.
Герой фильма сделал ошибку: он слишком рано заставил героиню ревновать, разыграв сцену группового и лесбийского секса.
Героиня еще сохраняла остатки самостоятельной личности, она сумела осознать, что рыба - это символ любви, которая вначале фильма живая и лихо бьется о прилавок, в середине фильма рыба в руках художника уснула, а в конце фильма, на банкете, рыба уже приготовлена и съедена. Все, развитие любви кончилась. Она уже не снаружи, она внутри тебя, буквально в твоем желудке, еще чуть-чуть, и она усвоится в кровь и возврата не будет.
Героиня испытала невероятное отвращение, похожее на отвращение к каннибалам. Она и себя почувствовала каннибалом. Это вызвало у нее приступ рвоты, и с этой безудержной рвотой вышла из героини дохлая рыба-любовь. Наконец-то она свободна!
Но начало ее освобождению положила великая разрушительница иллюзий - Ревность.
Ревность
Ревность кромсает и режет нежную, но вязкую ткань любви и наслаждения, освобождая нас от оков и тупиков, от петель и яда, от ухода в небытие.
Ибо потеря собственной личности приводит человека к последней черте. Наступает понимание, что в тебе ничего своего не осталось, кроме оболочки. Из этой оболочки собственная суть вытесняется, уничтожается, или подавляется более сильной сущностью. И происходит конфликт хозяина и паразита, конфликт этот более острый, чем конфликт несовместимости разных групп крови, что и ведет к неизбежному финалу. Такова дань, собираемая наслаждением.
И лишь жестокая ревность - последний часовой у последнего рубежа. Поэтому ее так ненавидят тираны-рабовладельцы, она разрушает их сладкие паучьи сети.
Наслаждение
Светочке вспомнился эксперимент с центром наслаждения крысы. Бедное животное не ест, не пьет, не трахается, только по педальке бьет, желая испытать кайф.
Это чистый эксперимент, ибо получение наслаждения не сопровождается побочным эффектом - страданием. Ведь и алкоголь и наркотики имеют свою темную сторону - это страдание. Алкоголик и наркоман никогда не признаются, что получают наслаждение от своей зависимости. "Не пьем, а лечимся" - известная формула. Они снимают страдание алкоголем или наркотиком, лечат похмелье или убирают ломку.
Но крыса-то не страдала, а только наслаждалась. Она очень быстро погибла, а ведь крысы самые устойчивые, лучше всех приспосабливающиеся ко всему в жизни млекопитающие, их не берет ни яд, ни химия, ни радиация. Их выносливость легендарна. Но вот наслаждения крыса не выдержала.
Где-то глубоко в человеке запрятан страх наслаждения. Возможно, если человеку также вживить электрод в соответствующий центр мозга, он ничем другим не будет заниматься, как только давить на педаль, подающую электрический сигнал, стимулирующий неземной кайф. И пиздец. И разум не поможет.
Да, человек не должен бояться погибнуть от страданий, он много их повидал, со всеми справился, но испытание наслаждением не может выдержать никто.
Светочка принялась искать повод для ревности. Долго искать не пришлось. Все было на поверхности, но страшась страданий, причиняемых изменой, Светочка ранее старалась не видеть, не слышать и не ощущать очевидных связей своего мужа. Но сейчас, когда она поняла, что для нее существует только свобода или гибель, женщина начала самой себе открывать глаза и уши. Шаг за шагом, совсем не так быстро и просто, как в фильме, Светочка разжигала в себе ревность. Страдания ревности были трудно переносимы, боль захлестывала и не давала дышать.
Работа
Но зависимость от мужа под ударами ревности ослабевала.
Работа, которая ее ранее тяготила, вдруг стала приносить результаты - интересные, неожиданные. Результаты экспериментов вошли в противоречие устоявшейся было теории. Светочка с упоением поставила серию повторных экспериментов, подтвердивших результаты предыдущих.
Ученый, который всегда жил в Светочке, робко, но дерзко предположил, что было сделано открытие. После опубликования результатов в статье, которую засветил "Med line"* Светочку пригласили сразу два университета: им. Гете во Франкфурте-на-Майне и Каролинка Стокгольма. Приглашение из Германии пришло раньше, чем из Швеции.
Светочка даже не поверила в свое счастье - не надо будет месяцами выбивать даже самые элементарные реактивы, не надо будет бегать по городу в поисках необходимого стекла и оборудования, не надо будет умолять выписать ей крыс. Да, крысы это проблема. Это только профан думает, что крысу можно взять хоть из подвала; а ведь крыса должна быть стандартных генетически чистых линий, выращенная в стандартных условиях, выкормленная стандартным кормом - только тогда эксперимент может считаться достоверным. Даже бегунцы, а беглых лабораторных крыс много (это не удивительно, при их-то высоком интеллекте), не могут быть приняты снова на работу после того, как ели что попало, воруя завтраки у лаборантов и харчуясь в университетской столовке. Хоть и стоят они от восемнадцати до ста двадцати баксов за штуку.
Доктор Милович из Франкфурта курьерской почтой выслал приглашение в докторантуру, где Светочке предлагалась стипендия в 1025 евро в месяц сроком на три года. Все требовалось делать очень быстро - сроки поджимали, уже через месяц начинались первые семинары. Надо было откорректировать CV, найти еще двух гарантов, получить парочку отзывов и поехать в Киев, в посольство Германии за визой.
А Светочка ничего не делала, ей не верилось, что ей позволено будет уехать.
Леша никогда ее не отпустит.
А ее дитя? С ребенком все было просто - родители им с радостью занимались. Они отпускали Светочку на учебу, делясь с ней своими скудными сбережениями. Старики понимали, что на родине дочь не сделает карьеру, наука здесь не нужна, а значит, не будет и независимости от того чудовища, которым они считали своего зятя.
Леша устроил настоящий террор. Он вдруг воспылал отцовской любовью к ребенку, о котором до этого вспоминал, лишь когда ему нужна была боксерская груша, и стал стыдить, клеймить и поносить Светочку, как плохую мать. Светочка плакала и говорила, что никуда не поедет, что ей ничего не нужно, хотя она собиралась изо всех сил экономить и присылать Леше и ребенку больше половины своей стипендии.
Леша вдруг успокоился и попросил остановиться поподробнее на том, как и в каком количестве она собирается переводить ему еврики. Светочка вытерла слезы и поняла, что она купила себе временное освобождение.
Начались приятные хлопоты. Надо было много успеть сделать. И все успелось.
После получения визы у Светочки оставалось недели две до отъезда в Германию.
Отдых
У Леши вдруг появилась возможность повезти Светочку в Сочи на недельку. Это все выглядело очень подозрительно: и сама поездка из Украины, где отдых в Крыму был дешевле, в Россию; и откуда-то взявшиеся средства для отдыха в гостинице; и какие-то странные знакомства и связи. Но Светочка, понимая, что что-то не так, все-таки согласилась поехать с мужем на этот непонятно откуда свалившийся отдых. Очень уж она боялась его угроз, что он подаст на нее в суд, на алименты, лишит родительских прав, а потом отпишет во Франкфуртский университет, что она наркоманка, алкоголичка и прочая, и прочая...
Бедной женщине так хотелось последние перед отъездом денечки провести с маленькими ножками и ручками, с нежным личиком своего ненаглядного малыша, видеть его, слышать, тискать, играть и баловать. Но не подчиниться мужу она не посмела: он запретил брать с собой дитя - какой с ребенком отдых!
Светочка рада была снова оказаться в Сочи, где была когда-то, в другой жизни, с мамой и папой, маленьким и сильным китенком. Некоторые места совсем не изменились за прошедшие годы, а некоторые были совершенно неузнаваемы. Как, впрочем, и везде.
Все было как у всех и всегда: пляж, пустые разговоры ни о чем, ненужные знакомства, взгляды украдкой, скука, жара, грязное море, полное медуз, лень. Лишь заплывая далеко, теряя из виду людей, угадывая берег по плотной дымке на горизонте, Светочка по-настоящему отдыхала. Она ложилась на спину, закрывала глаза и становилась частью волны.
И надо же было случится этому шторму. Что-то подсказывало, что события только начали разворачиваться. Погружение в морскую пучину сегодня утром, ее утопление, отпустило какую-то пружину, что-то щелкнуло, и теперь движения не остановить. Явственно слышалась медная поступь рока.
Предчувствие неясной, но неотвратимой опасности мешало женщине подняться в свой номер.
Она все-таки поднялась со скамейки, простилась с платанами и кедрами, и пошла к гостинице. В номере не было ничего необычного и, приняв душ, женщина вышла на балкон. Высоко. Дома она жила на втором этаже и сейчас восьмой этаж открывал перед ней непривычные просторы и дали. И вдруг с ней случилось то, что ранее никогда не происходило - Светочка вспомнила, нет, не только вспомнила, но буквально увидела и услышала то, что казалось, навсегда ушло из ее памяти.
Черновцы
Четырехлетняя Светочка сидела на широком подоконнике бельэтажа. Вернее, она сидела на своем маленьком детском стульчике, а вот он, этот любимый ею стульчик, стоял на подоконнике. Рядом возвышался огромный алоэ - бабушкин любимец. Светочка занимала место на подоконнике всегда, когда бабушка уходила работать в дневную смену.
Мама Светочки училась в институте связи в Одессе и приезжала на каникулы два раза в год. С папой они были в разводе.
В детский сад Светочка отказалась ходить. Нет, она не устраивала скандалы, протест был тихим, но решительным. Ребенок, который свои первые шаги сделал в девять месяцев от роду, заговорил в шесть месяцев, а на горшок просился с четырех месяцев, к четырем годам читал все вывески города, после общения с воспитателями детского сада, перестал разговаривать, есть, а нужду справлял в штанишки.
Бабушка, чуткая душа, все поняла, и детский сад стал только холодным воспоминанием.
Ребенок ожил, девочке вернулась речь и остальные полезные навыки.
Благословенно будь, одиночество. Ты позволяешь услышать неземную музыку эфира, движение крыльев стрекозы, увидеть то, что не видно глазами, ощутить не просто дуновение ветра, а поцелуй Адониса. Так просто войти в кружевной узор цветочного лепестка, и быть защекоченной шмелем, пролететь лабиринтом переплетенных ветвей, поселить там трепетный дух - мавку ли, дриаду, и бегать с этими подружками по жаркому лугу, когда нет над тобой никого, кроме доброго божества.
Завистливые глаза, алчные руки, уставшие сердца, пустые души, вам не место рядом с тем, кто занят волшебной игрой созидания.
Взрослые, проходившие мимо окна, были добры и внимательны, они приветливо махали Светочке, улыбались, а некоторые угощали чем-нибудь вкусным, кто конфеткой, кто печеньем.
Однажды прямо перед окном, где сидела Светочка сверху упало тело женщины. Череп, не выдержав столкновения с брусчаткой, раскололся, брызнули кровь и мозг. Несколько капель долетели до открытого окна бельэтажа и попали на лицо выглядывающего на улицу ребенка. Глаза девочки остановились, она сползла с подоконника и без сознания лежала на полу, пока не пришла бабушка.
Потом Светочка слышала рассказ дворника, что какая-то молодая женщина поднялась на крышу, выпила из горлышка бутылки коньяк, сняла туфли и прыгнула вниз. Никто из соседей не знал этой женщины, о ней и о ее теле поговорили еще какое-то время и забыли. Особенно крепко забыла Светочка. Лишь иногда капли крови на лице она ощущала, как нечто неясное, тревожащее.
И вот теперь перед Светочкой вновь прошло это событие, в памяти всплыли мельчайшие подробности, даже разговоры взрослых. Светочка потеряла сознание, но лишь на мгновение.
Ночь
С земли на небеса прокрался вечер, за ним свое тяжелое, душное порывало несла ночь.
Светочка начала тревожится: мужа она не видела целый день, они расстались сразу после пляжа. Леша пошел с мужиком, отнявшим Светочку у морской прибойной волны, чачу пить. Светочка к ним не пожелала присоединиться. Ей было над чем подумать и хотелось побыть одной.
Своего спасителя Светочка про себя назвала Турком. Он был смугл, темноволос и носил маленькую круглую шапочку алого цвета. Возраста Турок был неопределимого - то ему можно было дать лет восемнадцать, а то восемьдесят. Оказалось, что он их сосед - его номер в гостинице был рядом. Когда Леша спросил, как его имя, он лукаво улыбнулся: "Зовите меня Турок". Светочка отвернулась.
Тревога не оставляла женщину, обычно муж сообщал ей, что он задерживается. Хотя, если чачи был целый бочонок, как уверял Турок, то развлечение могло продлиться долго. Чтобы убедиться, что ничего страшного не случилось, и муж не лежит где-то с проломленным черепом, а мирно киряет с новым дружбаном, Светочка, натянув джинсы и футболку, пошла в соседний номер к Турку.
Она постучала, но из-за музыки, громко звучавшей из номера, Светочка поняла, что никто стука не услышал, а может она не услышала ответа на свой стук. Помедлив, она все же открыла дверь.
Музыка времен семидесятых, была фоном для сладострастных стонов Джоан Биркин. Обнаженный Леша стоял голый на коленях лицом к двери и затуманенными глазами смотрел на Светочку. Над ним, тоже голый, стоял Турок в своей неизменной феске, трахал Лешу в зад и тоже смотрел на Светочку. Его улыбка была оскалом зверя. В номере было еще двое мужчин, занятых оральным сексом. Никого из них появление женщины не заставило прервать свои увлекательные занятия.
Светочка постояла несколько секунд, потом медленно вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Балкон
Женщина вышла на балкон, вдыхая в себя ночь. Она понимала, что, видимо, надо что-то сделать - собрать вещи и уйти, устроить скандал, пойти в бар и снять какого-нибудь продажного красавчика или хотя бы поплакать. Но ничего такого делать не хотелось. Все эти варианты поведения были чужды ее естеству.
"О, Ночь, - обратилась она к тому, что ее окружало со всех сторон, - ты - утешительница, ты - вершительница, скрой меня, спрячь меня. Что-то рвется из меня прочь, и боюсь я потерять это, боюсь, что с потерей этого перестану я быть человеком. Не дай свершиться страшному, о, Ночь". Она говорила и молила, и заклинала... а на лице ее ощутимо пульсировали чужие капли крови.
В это время в ее номер вошли четверо мужчин. Они были скорее раздеты, чем одеты. Весело переговариваясь они сначала окликали Светочку, искали ее в номере, потом пошли искать по гостинице, потом кто-то додумался, что она на балконе, потом они все, еле помещаясь, втиснулись на балкон, приглашая и Светочку присоединиться к их времяпрепровождению для разнообразия программы.
Кто смахнул женщину с балкона осталось неясным, но никто злого умысла не имел, все пытались ее подхватить, удержать, из глоток вырывались крики, ахи и охи...
Часть 2. Битва
Герника
Она летела к земле, но до нее не долетела. Тело женщины на половине пути к земле исчезло, превратившись в туманное образование, по форме смахивающее на каплеобразную сущность из пикассовской "Герники".
Так художник, видимо, изобразил душу, отлетающую из тела. Вот только наша туманная каплеобразная форма летела сквозь время и пространство с закрытыми очами. Лишь на полупрозрачной щеке застыла сверкающая капля - слеза.
Пространство по которому туманный лик, скорее плыл, скользил, а не летел, было абсолютно темным. А возможно таковым оно казалось из-за того, что глаза были закрыты. Движение это продолжалось и продолжалось во времени, обратном нынешнему.
Когда она стала осознавать себя и окружающее, открыла глаза, то первое, что увидела был свет костра в глухой тайге.
Костер
Костер уютно горел посреди маленькой поляны, а вокруг него сидели три дядьки и пялились на огонь. Вся сцена напоминала известную картину Перова "Охотники на привале". Один из дядек оторвал глаза от костра и посмотрел ей прямо в лицо:
-А у нас, наконец-то, гости: все как мы и призывали - кровь, слеза, прана.
Дядька вытянул губы, сложил их трубочкой и поляну огласил низкий гул. Подчиняясь ему туманная капля стала приобретать плотность и форму. С последним звуком возле костра стояла фигура, зыбкая, полупрозрачная, но в ней угадывалась женщина. Теперь так выглядела Светочка.
-Кто вы?
-Троица, Тримурти, Трипока, Тринити. Выбирай, что больше нравится.
-Ну, если алкаши, соображающие на троих, будут называть себя Троицей!...
-Тихо, тихо, не спеши делать выводы. Позволь представиться - Вишну, хранитель. Вон тот печальный, в бахилах - Брахма, созидатель, а безучастный, со стволом - Шива, разрушитель. Но ты видишь всего лишь привычные тебе мыслеформы. Даже в таком облике, в котором ты сейчас, где-то между жизнью и смертью, мы не можем предстать пред тобою в нашем истинном обличье, чтобы не сгубить твои эфирные образования и остатки плотных форм. Только тогда, когда ты станешь равной нам, Богиней, ты увидишь нас во всем блеске божественности.
-Собственно, именно для того, чтобы ты приняла статус Богини мы и призвали тебя. Нам угрожает очень серьезный враг. По ряду причин и взятых на себя обязательств, сами мы не можем сразиться с ним. Вернее, мы сразились, но силы оказались равными. Мы зашли в тупик. Теперь только ты можешь помочь нам. Выбор у тебя невелик. Или твое тело разбивается об асфальт в городе Сочи, где темные ночи, и далее все, как и заведено после разрушения оболочки. Или ты принимаешь с нашей помощью божественный облик и сражаешься за нас на нашей стороне. А далее все будет зависеть от исхода схватки. Думай.
-Мы можем ответить на любой твой вопрос. Спрашивай.
-А мое дитя? Что будет с моим малышом, после моей смерти?
-Его заберет у твоих родителей отец. Смотри в огонь и ты увидишь все, что тебя интересует.
Женщина долго вглядывалась в огонь, потом подняла глаза, полные муки, на дядьку.
-А если я выиграю битву, можно мне будет вернуться к сыну, не умирать, пока он не вырастет, а продолжать быть его матерью? Или потом, после победы, обязательно надо оставаться с вами?
Охотники переглянулись. Один из них, печальный, глубоко вздохнул.
-Я, Брахма, определяющий течение времени, верну тебя на один день раньше твоего утопления и падения, при условии гибели от твоей руки Махишасура. Да будет так.
Что-то коротко, но оглушительно грохнуло и землю ощутимо тряхнуло.
Вишну
-Пришло время узнать, тебе, девочка, то, что определило твое появление здесь, на пространстве между рекой Нижняя Тунгуска и рекой Леной. Сегодня, утром 30 июня 1908 года решится дальнейшая судьба вашего мира. Скоро рассвет и бой. А сделать предстоит еще немало.
Прежде всего, определяющем в выборе именно тебя на эту роль были твои собственные качества. Сила, физическая и сила воли достаточно часто встречаются. Но ты была особенной из-за того, что терпеливо несла свои страдания, ни разу ни у кого из богов не попросив ничего, чтобы их облегчить.
Твоя свободная воля и, при этом, смирение, развиты более, чем у всех других существ. Ты принимаешь ответственность за свои поступки, стремишься к знаниям, и освобождению, при этом опираешься только на собственные силы.
Ты не была привязана ни к одному из религиозных направлений, но при этом ты набожна, ты веришь в Бога, как некую могучую Силу. Ты соблюдаешь чистоту тела, ума и духа.
Стоит ли продолжать? Я думаю, что перечисленного вполне достаточно. Но есть еще одно чрезвычайное обстоятельство - ты не одна. В тебе спряталась до поры до времени душа той женщины, капли крови которой ты несешь на своем лице.
Так сложился редкостный узор, когда самоубийца разбилась перед лицом невинного ребенка. В один миг так сплелись воедино сочувствие, страх, боль, страдание, любовь, раскаяние, кровь, что грешная душа не отлетела в мир иной, а продолжила невидимое существование в твоем теле. Сейчас, во время сражения, вы друг другу очень пригодитесь. Она укрепит тебя бесстрашием, ты потеряешь страх смерти. Ты же предоставишь ей возможность искупить грех самовольного ухода из жизни тем, что она вместе с тобой будет участвовать в битве - твоим ездовым животным.
-Вы так говорите, будто все уже решено. Но я-то своего согласия еще не дала.
Обман. Брахма.
-А теперь я расскажу тебе о нашем противнике, вашем враге. О том, как обманом он заставил создателя подарить ему неуязвимость.
В далекой от этих мест пустыне Раджастан некая сверхъестественная сила построила алтарь Брахме. Носитель этой силы возлег на алтарь и возжег огонь, на котором сам же и корчился, вознося нескончаемые молитвы создателю. Огонь скрывал того, кто внутри его горел, не сгорая, страдал, не умирая. Длилась эта мука, это жертвенное служение Брахме очень долго, несколько тысяч лет. И куда бы не обращал свой взор Брахма - везде он видел этот столб огня на своем алтаре, постоянно он слышал молитвы, исходившие от этого столба огня и ощущал муку горящей плоти.
Наконец, создатель не выдержал: у него от сострадания здравый смысл куда-то улетучился, и он спросил у страдальца, какой дар небес он хотел бы получить за свое самоотверженное служение.