Вятка. Через город вилась дорога, и она-то и привела бесплодную польку в ту, Богом забытую деревеньку, в которой жила моя бабка.
Тогда, в сентябре 1907 года, моей бабке было от роду всего три года, пошел четвертый.
Девочка стояла возле печки и отковыривала от нее кусочки глины, чтобы потом потихоньку положить их в рот. Глина лежала на языке, становясь влажной и гладкой, слюна набегала и набегала, очень хотелось побыстрее проглотить всю эту массу, но и продлить удовольствие тоже хотелось. И вот тогда, когда слюны набиралось так много, что все это уже не помещалось во рту, девочка глотала маленькими частями, продлевая наслаждение. Надо ли говорить, что трехлетняя былиночка никогда не находила понимания ни у отца, ни у матери, ни у пятерых старших братьев. Все эти родные, теплые, необходимые люди не разделяли ее страсть есть глину и всегда, когда им удавалось поймать девочку за этим занятием, с отвращением отталкивали ее от печки и от себя, ругали и наказывали.
Моя бабка была еще слишком мала, чтобы понять причину бедственного положения семьи, но именно бедствие - голод - заставило мать продавать своих сыновей. Видимо, никто в семье никогда не применял это слово "продажа" к своим детям. Это называлось "отдать в люди" или еще как-то. Произносились какие-то сейчас уже позабытые слова и выражения, помогающие скрыть для самих себя ужасную и горькую правду: "Нам нечем кормить, не во что одеть своих детей. Может быть, кто-нибудь более удачливый и богатый, позаботится о моих мальчиках, научит их какому-нибудь ремеслу или какому-нибудь другому способу себя прокормить и выжить". Даже тогда подобные продажи своих детей были событием исключительным, становящимся широко известным.
Люди приходили в дом, осматривали мальчиков, кого-то отбирали для себя и для своих каких-то только им ведомых целей.
Ах, эти цели! Ах, эти мотивы! Сколько людей, столько и представлений о том, каков этот мир и о том, какое место в нем занимает каждый конкретный человек. Есть люди, которые хотят мучить других людей, а всех, которые с этим не соглашаются, считают серьезной помехой на пути свих целей. И они тоже приходили в дом, эти мучители. И они тоже забирали себе мальчиков. Не все, ох, не все были милосердны.
Более полувека отделяет мое рождение от этих событий, и знаю о них только со слов моей бабки, но не дает оно мне покоя всю мою жизнь. Потому что тьма вопросов до сих пор возникает передо мной.
И всех их не перечесть, ибо они направлены, как к низшим сущностям, так и к Богу.
В древности человек защищал свой мир, населяя его богинями судьбы и возмездия. И эти богини давали ему хрупкую надежду на незыблемость закона и воздаяние за нарушение закона. А сейчас? Немесиду заменила совесть. Но совесть - это личное приобретение. Она может быть большой или маленькой, жестокой или снисходительной. Совесть может быть гибкой и пластичной. Зависит от индивидуальности ее владельца и от того, как усердно он за ней ухаживает. Зачастую совесть может быть подмята и даже убита. Это вам не Немесида, суровая и неотвратимая. Муки совести человечество, благодаря четко сформулированной американской мечте, научилось нейтрализовывать. Мол, все возможно, если пахнет чистоганом или угрозой жизни. А Совесть и ее подруга Честь нам не по карману.
И как это вдруг забылось, что есть нечто страшнее смерти?
Россия всегда не любила Жирных. Когда-то на Руси было время поиска. Называлось это "искать клад". И клад этот не стоил ничего, если состоял из золота и каменьев.
Клад этот - Китеж.
Как тяжело, что слово "честь" забыто,
Что мощь у немощи в плену.
Кража
Коляска подъехала к дому, пыля и поскрипывая. Сентябрь был теплым, но теплом Среднерусской возвышенности: нет заморозка, значит - тепло.
Палисадник горел поздними георгинами и свежей краской штакетника. Дом, добротный, купеческий, с мезонином, окруженный кустами малины и смородины, принял в свои сени сошедших с коляски женщину и ребенка. За плечами ребенка был лыковый пестерь. Пестерь слово вятское, в Швейцарии да в Германии сшитый из брезента, да с кожаной кромкой пестерь называют рюкзаком.
- Пойдем, Надюша, с батюшкой поздороваемся. - Женщина взяла ребенка за руку и осторожно повела в кабинет мужа.
За массивным письменным столом, спиной к двери, сидел мужчина. Он быстро обернулся на стук каблуков жены и шарканье лаптей ребенка. Поморщился.
- Яся, кого ты привела? Это же девочка. Мы же договорились, что будем брать только мальчика! Только мальчика!
Женщина тихо стояла у стола, держа руку ребенка в своей руке, боясь отпустить, чтобы девочка вдруг не растаяла где-то в глубине полутемного кабинета.
- Да, родной, там были мальчики.Пятеро мальчиков, один лучше другого. И родители продавали только мальчиков. - она помолчала, вздохнула, ласково погладила ручку ребенка, - Девочка была только одна, и мать не хотела с ней расставаться. Девочка стояла возле печки, отковыривала глину от нее и ела эту глину. Ей-то всего три года, родилась она не то в начале января, не то в конце декабря. Она и не смотрела на меня, пока я выбирала мальчика. Один только разок взглянула, наши взгляды встретились, и я полюбила ее. Почти как у нас с тобой - один взгляд и я твоя. А ты мой. Помнишь?
Мужчина едва заметно улыбнулся, но этого хватило, чтобы напряжение, возникшее между ним и женой, исчезло. Он склонился к ребенку и тихо спросил, как ее зовут. "Настасья", - ребенок ответил чистым звучным голосом, без детских писков, без смущения и ужимок. Она смотрела спокойно, отвечала разумно, рассказывая обо всей своей семье. Ее речь была грамотной и плавной. Мужчина удивленно посмотрел на жену:
- Ты говоришь, Яся, ей четвертый год? А не сороковой ли? Ишь ты, - разумница. Кто же тебя научил так толково говорить в столь нежных годах?
- А батюшка с матушкой! Моя матушка и читать, и писать, и считать умеет. А батюшка вел хлебную торговлю! Да обоз его голодные мужички пограбили, вот он и разорился.
Именно бедствие заставило ее мать продавать своих сыновей.
- Так матушка не хотела с тобой расставаться. Отчего ж рассталась?
- А моя новая матушка попросила мою прежнюю матушку меня на коляске покатать, да и увезла к себе вовсе! Прежняя матушка и пестерь мне дала, чтоб я на обратном пути грибов собрала. Я уже много грибов знаю, никогда плохого гриба не возьму.
Женщина повернулась к мужу, обняла его, едва касаясь щекой щеки, и что-то зашептала ему на ухо. Он посмотрел на жену.
- Ты не перестаешь меня удивлять.
- Да, я не смогла оставить деньги. Я не могу покупать людей. Если бы я смогла их покупать, то смогла бы и продавать. Это чудовищно! Можешь думать обо мне дурно, но я посчитала, что украсть достойнее, чем купить себе дитя. И я украла. Я уверена, что это мое дитя, моя дочь. Просто где-то произошла ошибка, какой-то сбой, и ребенок вошел не в то лоно. А теперь я ее нашла, нет, это мы втроем нашли, наконец-то, друг друга.
Так говорила бесплодная полька своему мужу, русскому дворянину, бросившему семью, поместье, родителей ради гувернантки своих детей.
Более сто лет отделяет сегодняшний день от этих событий, и знаю я о них только со слов моей бабки, но не дает оно мне покоя всю мою жизнь.
![Надюша с мамой [Сотникова О.С.]](/img/s/sotnikowa_o_s/golod/bbbkhpvcea8.jpg)