Я узнала тебя. Как узнавала всегда по похожим знакам всякий раз, как ты появлялся.
Я первой прихожу на место.
Я всегда узнаю тебя.
Как и каждая женщина после меня я составила проект мужа и воплотила его. Важно было найти подходящий материал. Конечно, все лучшее надо искать в провинции. Могучий самец был найден довольно легко. Им оказался парень от сохи, крестьянин-сирота. Его дела были так плохи, что он не знал не только матери и отца, но даже вкуса материнского молока - его вскормила коза.
Для крестьянина мать - земля. Я упросила самую влиятельную титаниду Рею, дочь Геи, стать приемной матерью парнишке, тем более что его крестьянское прошлое позволяло это. Пришлось поручиться за него и пообещать, что он не скомпрометирует вновь приобретенную семью. Напророчила ему завидное будущее, где и титанам будет отведена почетная роль.
(Ох, эти простодушные титаны! Я никогда не была сильна в пророчествах. Это только уродливым сивиллам под силу заглядывать в будущее. Но Рея и другие титаны не пошли к сивилле. Они поверили мне. Что ж, не смотря на свое простодушие, они еще долго под разными именами распугивали людей - и только в XVI в. н.э. хитростью был погублен последний великан шотландских гор)
Так начал создаваться новый миф.
Много позже, исходя из того, что ты в юности был занят исключительно бытовыми проблемами выживания, а значит, был полным рабом времени, нашла тебе и соответствующего отца - им стал Кронос. Он не возражал обзавестись великовозрастным ребеночком. Но цену он заломил за свое отцовство! Пришлось отдать Кроносу некоторые звездные скопления, чтобы на каждом из них он устроил себе по резиденции. После того, как Кронос навел там свои порядки, эти космические объекты стали черными дырами.
Да, найти для тебя отца и мать было самым важным. Исходя из их личностей и особенностей их природы я создала соответствующие комбинации событий. Подготовив несколько вариантов разных историй я нашла бродячих певцов из различных регионов и поручила им зарифмовать мою выдумку.
Потом я хорошо поработала с тобой: ввести тебя в состояние измененного сознания и загрузить тебе соответствующую программу было делом техники. Вернулся ты из не столь далекого путешествия по собственному подсознанию и бессознательному совершенно другим существом. И это существо было сверхъестественным. Великий Бог, Глава Всех Богов был полон спокойного величия и хорошо осознаваемого могущества.
Все прошло как нельзя лучше.
Но было два "но".
Во-первых, с атрибутикой у новенького, только что созданного мной бога, была проблема: молнии не желали слушаться. Живой интерес у тебя вызывала отнюдь не "бранная лира" и не "бранная слава". Твоим атрибутом с полным правом мог стать тот атрибут, который получил Пан и с которым, естественно, не пожелал расстаться.
Во-вторых, ты меня не узнал. Вот всегда так у нас, женщин - всю себя отдаем мужу и детям, а о себе забываем. И я о самой себе забыла - составляя программу, я забыла в нее включить себя, именно мне места в жизни моего мужа и не нашлось. А программировала я на совесть - привыкла все делать тщательно: поставила несколько блоков, круговых ловушек, обратных фишек. В общем, закрыла твое сознание и подсознание для повторного вторжения и поэтому исправить уже ничего нельзя.
Да, я действительно не умею предвидеть будущее. Как это горько, осознавать, что прекрасный проект, крепко задуманный, хорошо исполненный, потерпел провал из-за того, что я так мало думала о себе, о своих собственных интересах, о своих задачах и планах. Правду говорят современные психологи о вреде излишней самоотдачи и о пользе эгоизма.
Я, после всей этой, такой приятной работы, была ошарашена тем, что ты меня не узнал, тем, что своим бархатным, рокочущим голосом со снисходительными интонациями поинтересовался у меня: "Кто это прелестное дитя?" - показывая на меня же. Я начала судорожно объяснять, что я твоя жена, что мы всегда были вместе, что неужели же ты не помнишь, как мы плечо к плечу сражались против титанов в Великой битве, где ты и получил черепно-мозговую травму, после которой наступила частичная амнезия, и ты, возможно поэтому, меня не узнал...
Ты не стал спорить. Ты мягко обнял меня, ты заполнил меня собой, и я исчезла.
Знак
Мы оставляем во времени и пространстве шифровки - знаки, по которым всегда узнаем своих возлюбленных, детей, родителей.
Ведь мы, сверхъестественные существа, так автономны и, в тоже время, так близки, что нам требуется полный разрыв друг с другом на то время, которое необходимо, чтобы набрать новый опыт, почувствовать себя одиноким, забытым и совершенно свободным; распахнуть все двери и окна, впустить ветер. Этот ветер унесет все воспоминания, все привязанности, всю старую липкую жизнь. Пусть будет полная свобода от прошлого. И мы хватаем все новое, молодое, гибкое, зеленое, а отдаем все свое сильное и мощное.
Но потом приходит срок, и мы ищем заветный знак.
Старик до определенного времени хранит его от нас, он гонит прочь любопытных, пока их молодые глаза сияют легкомысленным задором. А когда старик уходит - знак вплывает в нашу жизнь.
Мне трудно точно сформулировать, каков этот знак. И, скорее всего, это не один знак, а некий комплекс: круг (круглое здание храма или стадиона, круглая монета, медаль), слово (что-то об Олимпе или Олимпии, или Олимпиаде), музыка, пластика тела, растение (лавр), и, самое главное - это узнавание с первого взгляда.
Георгиевский кавалер
Мой дед был дважды удостоен георгиевского креста во время Первой империалистической войны, той, что разразилась летом 1914 года.
В госпитале, где он лечил очередное ранение, ждали прибытия императора. Сестры милосердия и доктора объяснили раненым, что некоторые рядовые получат награды из рук самодержца российского. Но самое главное - в госпитале находился один раненый, который станет сегодня полным Георгиевским кавалером. Именно ради него и было организовано это посещение царя. Мой дед и был тем, кому должны были вручить почетную награду.
Дед бодро шел на поправку и уже мог вполне твердо стоять возле кровати, правда, опираясь на костыль. Худой, бледный, налысо остриженный, с лихорадочно горящими очами. Он ждал императора, который медленно двигался по проходу между койками. И вот, наконец, царственная особа рядом.
Дед не помнит ни слова, из той речи, которую произнес царь, потому, что все перебили слова раненого с соседней койки: "Что же это ты, твое величество, иудею уже третий крест святого Георгия вручаешь? А русский человек принимает страдания на фронте и здесь, в госпитале, без всякой чести? Не хорошо. Надо о своих заботится, чай ты - русский царь, а не иудейский".
Крест, который царь-батюшка уже было взял в руки, чтобы отдать моему деду, он молча возвратил какому-то вельможе. Государь весь подобрался, опустил протянутую было для пожатия руку и прошел мимо. Дальше вдоль коек пошел император.
После выписки из госпиталя дед получил белый билет. Теперь, опозоренный императором, он считал удачей этот белый билет, хотя до того просто рвался на фронт. В ожидании поезда, который спустя несколько часов увезет его в родной город, дед решил покататься на конке, побродить по Петрограду, поглядеть на народ. Случайно он оказался на аукционе, где приобрел на память "Серебряную медаль", пытаясь этим приобретением утишить боль от потери третьего Георгия.
Изображенного на аверсе медали бородатого здоровяка он принял за Моисея, а выбитое на реверсе строение с колоннами навело на мысль об Иерусалимском храме. Надписи по краю почудилась ему на иврите.
Дед показал медаль в синагоге, где грамотный человек, окончивший гимназию, прочитал сделанные на греческом языке, а не на иврите, надписи: "Олимпийские игры 1896 Афины", и дальше - "Второе место. Плавание".
В дороге, когда возвращался домой, дед потерял или у него украли один из Георгиевских крестов. После того, как выяснилось, что медаль - олимпийская и не представляет религиозного интереса, для деда она стала источником серебра, из которого он хотел получить дубликат пропавшей награды. Он отнес медаль ювелиру, договорившись о сроках исполнения заказа и цене. Когда дед явился к ювелиру за заказом, оказалось, что заказ не выполнен - медаль была не из серебра, а из сплава, покрытого серебром. Разочарованный герой бросил Олимпийскую медаль в сундучок, ключ от которого хранился в специальной шкатулке.
Мастер спорта СССР
Эту историю о георгиевском кавалере я услышала на вечеринке бракосочетания. Некая крупная, преклонных лет дама, ковыряла вилкой очередной салат и, думая, что ведет беседу, умничала. Ее визави, - еще более преклонных лет старик со значком мастера спорта СССР по гимнастике, желтый и высохший, - хвастая своей коллекцией марок и других абсолютно ненужных вещей. Неожиданно он рассказал захватывающую повесть об одном из предметов своей сокровищницы: олимпийской медали за второе место по плаванию.
История показалась мне интересной.
Для начала надо было выяснить, существуют ли на самом деле эти предметы -медаль, шкатулка-сундучок и ключ. Не исключено, что Мастер спорта СССР все выдумал для развлечения гостей.
Вы, видимо, уже поняли, что умничающая на вечеринке дама - это я. Вот, дожила до дряхлости очередного тела, но не встретила ни разу за этот период никого, кто хоть как-то походил на мою истинную родню. Ни один бессмертный в мясорубке 20-ого века не сумел дожить до встречи со мной. Войны, репрессии, железные занавеси - слишком много препятствий для хрупких тел.
А я уже так стосковалась о тебе, мой Зевс!
И вот, наконец, появилась надежда - может быть история георгиевского кавалера и олимпийской медали поможет нам снова обрести друг друга. Я знаю, что если у меня будет хоть самый ничтожный шанс - я узнаю тебя! Тебе ничего не надо делать - все сделаю я.
Сначала я долго смотрела на Мастера спорта СССР. Может быть, - это Он? Его, когда-то гибкую, сильную фигурку старость сделала жалкой. Глаза были тусклые, плечи усталые и поникшие - шутка ли, пережить не только эмиграцию, но и репатриацию: он срочно вернулся в Россию, когда террор в Израиле принял ошеломляющие масштабы.
Может,... Нет, не похож.
Я предложила ради развлечения сыграть в карты. Он охотно и как-то суетливо достал колоду и стал раздавать. Но вдруг поставил условие - играть только на деньги! Я начала иронизировать по тому поводу, что, видимо, поиздержался Мастер спорта СССР.
Он обиженно запыхтел, посмотрел в окно. Долго так смотрел, а потом, видимо, наконец-то, придумал, с горем пополам, что сказать.
-Помните у Горького "Песнь о соколе"? На вопрос Сокола о том, почему Уж так долго живет, тот ответил, что питание падалью продлевает жизнь. Сокол решил попробовать, сможет ли и он питаться падалью, чтобы жить дольше. Клюнул раз, клюнул другой, да и бросил. И говорит Сокол Ужу что-то вроде того, что лучше один раз свежей крови отведать и умереть, чем век падалью питаться.
-Это Вы о чем? - усмехнулась я.
-Это о том, что я играю в карты только на деньги. И вообще, если играю, то только на деньги.
-А если проиграете все?
-Так ведь "лучше один раз свежей крови отведать". Для этого и про Сокола вспомнил.
Ну, что ж, крови - так крови. После игры со мной "по маленькой" у спортсмена были очень большие проблемы с наличностью. Но этого оказалось достаточно, чтобы он проникся и заинтересовался. Дальше все было делом техники - он проиграл все, в том числе и олимпийскую медаль своего деда.
Как только я прикоснулась к прохладному блестящему диску медали, глубокая печаль окутала мое сердце. Передо мной открылась вдруг вся подлость Кроноса! Ведь георгиевский кавалер, дед Мастера спорта, сгоревший в Бухенвальде, и был моим Зевсом! Я не сгорела вместе с тобой только потому, что, когда тебя не стало, это мое тело еще даже не родилось.
Время развело нас.
Колесничий бег
Эта история началась на крепостной стене некоего греческого города в некоем богом забытом времени. Я как раз тогда была, ... нет, все-таки - был стражником, а этот самый город взяли в кольцо осады императорские войска.
Жажда, голод и мор косили всех подряд. Но мы оказались упрямыми, горделивыми и нахальными, доверившими свои жизни толстенной городской стене.
Ради чего мы сражались? Да ни ради чего! Просто, чтобы не уступать.
Мы ведь уже восемь раз проводили Олимпийские Игры. Здесь, в городе Зевса, моем городе, в Олимпии, мы подпольно проводили Игры. Игры были запрещены тридцать два года назад. Но кто из олимпийцев будет следовать чуждым законам чуждого племени, образ жизни которого и религия внушают нам непреодолимое отвращение.
Вся Греция тайно присылала самых лучших из лучших, чтобы сразиться на нелегальной Олимпиаде.
Последнюю Олимпиаду выиграл я. Мой лавровый венок лежит на полке у меня над койкой. Он еще свеж и полон аромата победы. А вот статую мою никто никогда не сделает, ибо я - Тайный победитель Тайной Олимпиады.
Я никогда не оставлял мой город. В разных телах и ипостасях я всегда приходил в Небесный город. Обычно я - женщина. Мне так удобнее, у меня все лучше получается, когда я рождаюсь женщиной. Женщиной я всегда выигрываю и не так быстро погибаю.
Мужчиной же я обычно сторона проигравшая.
Но не в этот раз!
Кони были резвы, колесница летела, не касаясь земли, соперники глотали пыль, оставленную копытами моих лошадей. Гермес радостно хлопал, стучал по скамье кадуцеем и вопил. Возбужденный, разгоряченный, обветренный я тогда старался не думать о том, что за эту победу мне придется заплатить непомерную цену: Олимпия и Олимпийские игры погибнут, Небеса падут.
Прихлебатели императора Феодосия предложили мне уступить гонку любимцу и любовнику императора. Я кивал - да, мол, конечно, мне известно, кто хозяин, да, я понимаю, кто на Игры, запрещенные и униженные, смотрит сквозь пальцы, да, я догадываюсь, кто держит тотализатор, нет, - под удар город, Игры и себя я ставить не буду...
Я знал, что все уже решено. От того, выиграю я, проиграю ли, судьба Игр и Олимпии не изменится - они погибнут вместе и без возврата.
Испорченный капризный мальчишка бросился в пыль, плакал, визжал, плевался, катаясь по земле. Это неприглядное зрелище почему-то ни на одном лице не вызвало улыбки. Даже мальчишки не смеялись. Тихо постояв над беснующимся претендентом, люди разошлись.
Играми торжественно, но в глубокой печали, был возложен венок на мою бедовую голову. Никто не выдаст меня шпионам императора. Но имя последнего олимпийского чемпиона последних Олимпийских Игр будет забыто навсегда.
Штурм начался. Солдаты взбирались по штурмовым лестницам и последнее, что я увидел, были: тесак, вошедший под острым углом в мой живот, и толстая, красноватой кожи, рука. Время замедлило свой ход, и я поймал себя на том, что пристально разглядываю разбросанные по этой руке рыжие толстые волосы и пигментные пятна. Последним угасающим сознанием я выхватываю татуировку - храм Зевса, обрамленный по кругу листьями лавра и надпись: "Не забуду Олимпию". Твоего лица и глаз я уже не смог увидеть - слишком поздно, слишком... да мне и не надо было уже ничего видеть - знак безошибочно указал мне на тебя! Я нежно, но крепко обнял тебя, и мы вместе сделали шаг, и этот шаг был вниз со стены.
Coda
В пещере из разлома стены струится газ. Когда-то здесь стоял треножник и сивилла вела прием жаждущих пророчеств граждан. Сейчас очереди нет, я стою одна.
В моих руках шкатулочка, из нее я достаю ключик, этим ключиком я открываю сундучок. В нем холодный металл медали. Пальцы в последний раз касаются цифр 1896. Рядом с олимпийской медалью я кладу исписанные моим неряшливым почерком листочки - все, что успела вспомнить о своих трансформациях. Я не боюсь разоблачений - если кто-то и найдет мой клад, то прочесть не сможет. Язык, которым написаны мои заметы, умер. Закрываю сундучок и ставлю его в глубокую нишу над разломом в стене. Шкатулочку с ключиком я бросаю в разлом. Прощай, до следующего воплощения.
Интересно, много ли я оставляла самой себе таких вот посланий? Наверное, много. Только все они стерлись из памяти. И зачем это все? В чем смысл? Не знаю. Но с маниакальным упорством продолжаю заново жить, искать, скитаться, надеяться и ждать.
Выбираюсь из пещеры. На поверхности сквозь решето листвы олив шпарит солнце. Мне пора - Олимпия ждет встречи со мной. Руины, развалины, разрушение, тлен - мне сюда.
Даже в последние дни жизни трудно признаться самой себе, что могущество не спасает от глупостей и рассеянности, которые заставляет делать любовь.
Влюбленная, одинокая, несчастная, почти потерявшая надежду дура-баба, что кружит в пространстве своей собственной ловушки.