Шаман. История первая. Дух-покровитель
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Спасенников Владимир Сергеевич
"Шаман. История первая. Дух-покровитель"
На площади, посреди пауля, толпился народ. Пожалуй, собрались все жители. Даже охотники не ушли с утра в лес и стояли без грозных луков, угрюмо повесив головы. Некоторые женщины всхлипывали, мужчины хмурились, а на лицах детей читалась тревога.
Я не уронил и слезу, все еще не веря в происходящее.
Принесли лодку-долбленку, слегка укоротили ее, обрубив острый нос и зауженную корму. Забили обрубки досками, постелили на дно оленью шкуру, затем принесли его тело, закутанное в роскошную шубу, пестрящую многочисленной мозаикой из меха и полосок цветного сукна. Рядом с телом в долбленку положили серебряную посуду, пару топоров, нож, шаманский бубен, вяленое мясо, рыбу и воду.
-- Там ему все пригодится, -- негромко сказал стоящий неподалеку от меня старый охотник. На нем был много раз чиненный лузан; лицо, покрытое множеством шрамов, казалось непроницаемым. Но я точно знал, что он испытывает сильную боль. Знал это, благодаря своему дару.
-- Да, Альвали, -- сказал я автоматически.
К лодке подступили четверо крепких мужчин, засучили рукава легких льняных рубах, и хотели уже взвалить почетный груз себе на плечи, как я вскинул руку:
-- Постойте!
Альвали недоуменно оглянулся на меня. Кроме его взгляда я почувствовал на себе острый, как охотничье копье, взгляд Главы пауля, достопочтимого Охтеурье.
Ну что поделать, если я сегодня, словно во сне?
Сделав знак, что сейчас вернусь, я метнулся в скрытую за ближайшим холмом полуземлянку. Воротился с платком своей матери. Бережно свернул его и положил к нему в лодку.
Нехорошо, если мама встретит его там в гневе, из-за того, что он забыл принести ее любимый платок, который в свое время не положили к ней в лодку. Лучше поздно, чем никогда. Ведь еще неизвестно, в какое время я сам предстану перед Куль-отром. Надеюсь, это будет нескоро.
-- Подождите! -- Я был сама наглость.
Теперь на меня покосились уже носильщики. Но мне было совершенно плевать, что они обо мне думают. Ритуалы ритуалами, обряды обрядами... Кому как не мне знать это лучше всего?! Но сегодня произошло очень важное событие. И я хочу, чтобы все было сделано правильно.
Скинув куртку из плотного сукна, я остался в тонкой льняной рубашке. Отстегнул от широкого зеленого пояса сумочку с рыболовными принадлежностями. Размял свои далеко не богатырские руки и встал рядом с долбленкой.
-- Это... -- начал было один из здоровых носильщиков, но я так зло зыркнул на него, что он тут же заткнулся.
Шли недолго -- минуты две. Ноша, благодаря сопящим поблизости богатырям, почти не чувствовалась.
Наконец мы очутились на просторной неровной поляне, окруженной густым старым ельником.
Сруб, высотой из четырех бревен, немного утопленный в землю, был полностью готов. Мы бережно спустили в него лодку-долбленку. Нас тут же оттеснили охотники с топорами и досками. За несколько минут они сколотили двухскатную крышу. Маленькое окно в срубе заткнули деревянной заглушкой, чтобы в него не лезли звери и прочие лесные гады. Когда придет время, то через это окошко ему можно будут послать в тот мир что-нибудь необходимое. Или просто шепнуть пару накипевших на душе слов.
Люди, пришедшие вслед за нами, тронулись в обратный путь.
Я плелся позади всех.
На поляне погребенных прибавился еще один сруб. Пока чистый и белый. Вскоре, под дождями и палящим солнцем, он почернеет. По краям нарастет мох. Земля у сруба покроется густой травой.
Но я обязательно буду возвращаться сюда в положенное для поминок время. Принесу много даров, покушаю разнообразной снеди, скажу пару скупых, но искренних слов ему.
Я его не забуду.
Точно.
Вернувшись в поселение, я ощутил смутную тревогу. До меня будто только начала доходить вся серьезность произошедшего. Но многочисленные дела не дали мне полностью разобраться в своих чувствах.
На площади, прямо посреди неприметных, встроенных в окружающую среду землянок и полуземлянок, горел яркий костер. Маленькие искорки вырывались из недр пламени и стремительно улетали в чуть потемневшее из-за туч и подступающего вечера небо.
-- Хорошая дорога для его души, -- произнес Альвали, тронув меня за плечо и указав на искорки.
-- Да, конечно, -- снова машинально ответил я.
А что я должен был ему еще сказать? Он совершенно прав. Хороший костер -- это хорошая дорога, чтобы отправить одну из душ усопшего прямиком к Нуми-торуму.
-- Ты готов отпустить еще одну из его душ? -- Осторожно спросил Альвали. Его старческое лицо при этом ничего не выражало. Это иногда очень сильно меня бесило. Но сегодня я словно повзрослел на целый десяток лет и стал понимать, почему Альвали не сверкает своими чувствами, как, например, я. За долгую жизнь в наших суровых югорских краях его душа попросту выгорела, сердце одеревенело, жесты сделались скупыми и экономными. Конечно, он все еще умел выражать почтение, грусть, жалость, радость и даже страх. Но, в основном, всё это происходило внутри него, почти не показываясь наружу. Для большинства молодых рыбаков и охотников нашего пауля, Альвали был не более чем старым невыразительным деревом, которое нужно уважать просто потому, что этого требуют традиции. В глубине же сердца все эти юнцы не любили его. Только те, кто постарше, представляли, что происходит с ним. Да такие, как я, могли прочесть то, что он чувствует, благодаря дару.
-- Готов.
На площадь принесли мешочек, наполненный отрезками женских волос и крыльями недавно убитых уточек.
Я взял мешочек, подошел к костру. Медленно повернулся к столпившимся неподалеку детишкам. Мне так хотелось провести все молча и быстро. Но традиции требовали на примерах преподавать будущему поколению то, как надобно поступать в тех или иных случаях.
-- Как вы знаете, у нас есть несколько душ, -- начал я наставническим тоном. -- У мужчины их пять, у женщины -- четыре. Одну душу отправляют в подземный мир, одну поднимают в небо, еще одна остается в доме и одна душа возрождается в ком-то в будущем.
Дети смотрели на меня черными расширенными глазенками. Я надеялся, что на этот раз хоть что-то отложилось в их наполненных ветром головоньках. Так или иначе, у них будет еще много времени, чтобы усвоить большинство важных понятий и обычаев.
-- Мы уже отправили одну душу этого высшего шамана Куль-отру в его царство ушедших. Теперь надобно сопроводить еще одну душу в небесное царство.
Я замолчал. Меня опять начала охватывать странная, животная тревога. Я подавил ее огромным усилием воли. Обменялся взглядом с Охтеурье, как с Главой нашего пауля. Затем посмотрел на Альвали, как на одного из самых старших.
Все моменты были соблюдены. Разрешения получены. И я начал:
-- Великий Нуми-торум, прими душу этого высшего шамана в свое солнечное царство!
Я высыпал содержимое мешочка в костер, порадовавшись особенно большим утиным крылышкам. Хорошее подспорье! С помощью них душа шамана быстро вознесется в небо.
Выждав необходимое время, я подал знак. Двое охотников поднесли к костру увесистые охапки дров. Через несколько минут костер превратился в большой огненный столб. Жаркое пламя завораживало. В медленно опускающихся сумерках оно делалось все ярче и ярче.
Принесли два глиняных котелка со свежей оленьей кровью. Присутствующие сделали по одному-паре глотков. Начались медленные, ленивые пляски вокруг костра. Остались только взрослые мужчины и женщины. Вскоре они разогрели мышцы и стали двигаться намного быстрее. Кровь и беснующееся пламя, начали пьянить их головы. Чувства разгоряченной толпы передалось каждому. И под конец все присутствовавшие выплясывали, словно выбравшиеся из темной чащи злобные духи.
Я делал все машинально. Отстукиваемые ритмы сегодня очень плохо доходили до меня. Пьянящая, жгучая атмосфера тоже с трудом проникала ко мне под кожу, практически не затрагивая моего молодого сердца.
Но я терпеливо скакал еще несколько часов со всеми остальными. Я был обязан отдать дань уважения и почтения ушедшему сегодня.
Перед тем, как улизнуть с площади, меня угораздило попасться в цепкие, сильные руки Охтеурье.
Лицо Главы пауля было красным и мокрым от пота. Глаза на первый взгляд казались опьяненными атмосферой всеобщего безумства. Но, когда Охтеурье заговорил, я понял, что он прекрасно контролирует себя:
-- Тебе стоило бы задержаться с нами подольше.
-- У меня был трудны день, -- сказал я немного дерзко.
-- У нас у всех был трудный день. Мы почитали его не меньше тебя.
-- Он был моим...
Охтеурье зажал мне огромной ладонью рот и тихо, но четко сказал:
-- Не здесь. Завтра утром зайдешь ко мне, и мы с тобой поговорим.
Не сказать, что я оттолкнул его от себя, но дал понять, что я уже не желторотый малец и могу здорово "покусать", несмотря на то, что не охотник.
Глава пауля, похоже, не счел мой толчок оскорблением и дружелюбно осклабился. Он все-таки был немного опьянен ритуальными плясками.
Не помню, как добрел до своей довольно просторной полуземлянки. Ученики шамана живут хорошо по местным меркам. Но меня не радовали мои расширенные удобства. Сейчас мне было все равно.
Упав на мягкую шкуру и вытянув гудящие от бешеной пляски ноги, я устало зевнул. И тут меня проняло...
Я начал думать о том, что уже не будет привычных уроков с ним, не будет учебных испытаний, задушевных разговоров. Да я вообще его не увижу! Он останется лежать в куске выдолбленной лодки на поляне ушедших от нас.
В какой-то момент мне сделалось так больно, что я скрючился. Подогнул под себя ноги, обхватил плечи руками и бесшумно разрыдался. Меня никто не видел, я мог дать волю чувствам. Ведь, несмотря на свой высокий статус в пауле, я всего лишь шестнадцатилетний мальчишка.
Слабый, глупый, одинокий...
С утра я довольно плохо соображал, поэтому далеко не сразу прогнал нарисовавшуюся перед входом Евью.
Она легко впорхнула в мое жилище, по-хозяйски разложила принесенную с собой снедь и, пока я медленно натягивал на себя рубаху, штаны и неуклюже повязывал пояс, убрала с пола разбросанную посуду и одежду.
У Евьи удивительно длинные, густые волосы. Слегка вытянутое лицо с чуть вздернутым небольшим носом. Глаза внимательные, иногда в их темной ночной глубине возникают завораживающие искорки. Она часто улыбается, при этом ее губы очень красиво изгибаются. Невыносимо хочется расцеловать ее в такие моменты. Но больше всего мне нравится, когда она откидывает роскошные волосы, демонстрируя аккуратные маленькие ушки. Руки девушки кажутся изящными, как тонкие веточки. Однако ладони -- твердые и шершавые. У всех женщин в пауле такие же ладони. Это как отпечаток, как клеймо суровой таежной жизни.
Все еще не проникнувшись ситуацией, я сел и начал наворачивать то, что она принесла.
На глиняной тарелке лежало мясо окуня со свежей брусникой. Рядышком заманчиво дымилась горячая уха из налима. Испускала легкий аромат краюха свежего черного хлеба. Поблескивали длинные кусочки быстро тающей строганины из стерляди. Крест-накрест лежали две рыбные колбаски.
-- Спасибо! -- Сказал я, едва не захлебнувшись слюной и начал есть.
Евья с удовольствие наблюдала, как я насыщаюсь. Изредка ее прекрасные губы трогала легкая улыбка.
Я почти наелся, когда мое внимание привлеки доносящиеся с улицы звуки.
Перекликались охотники, кто-то постукивал топором, плакал чей-то ребенок. Пауль потихоньку просыпался, закипала его обычная каждодневная деятельность. И вместе с этими звуками вся волшебная, спокойная обстановка в моей полуземлянке быстро улетучилась. Я глянул на Евью отнюдь не опьяненными глазами молодого щенка и резко сказал:
-- Что ты тут делаешь?! А ну вон отсюда!
Лицо девушки испуганно исказилось, но она не сдвинулась с места.
История Евьи довольно печальна. В наше поселение ее привезли охотники, будучи в составе ополчения из нескольких паулей. Молодая женщина -- обычный трофей в наше время. Только за последние полгода в пауль привезли пять пленниц. Четыре девушки выдали замуж. А вот Евья пока оставалась в роли помощницы и прислужницы. Без мужа ее ждала бы печальная судьба. Но мой отец заступился за нее, объявив, что отныне она под его покровительством и под защитой духов, которым он сделал щедрые жертвы, и они еще долго будут защищать ее. Так что после смерти отца я не сильно волновался за судьбу Евьи. Но если кто-то увидит, что она часто захаживает в мою полуземлянку, то сделает неправильные выводы. Одинокие охотники решат, что к ней уже можно притрагиваться и в мое отсутствие может случиться беда.
-- Ты же знаешь! Тебе нельзя быть здесь!
-- Я их не боюсь! -- Гордо бросила Евья.
-- И они тебя перестанут, если подумают, что мы спим.
-- Я вскрою глотку первому ублюдку, который подойдет ко мне, -- в складках Евьиного платья сверкнул острый охотничий нож
Первым моим желанием было отобрать его, потому как я не сомневался, что она сможет исполнить свою угрозу. Но потом передумал.
-- Уходи немедленно. И будь начеку.
Упрямства девушке было не занимать. Она снова не сдвинулась с места. Я уже хотел подключить свой дар, невзирая на то, что это будет нечестно по отношению к ней и навсегда оттолкнет ее, как она вдруг выпалила:
-- Почему мы не можем быть вместе? Другие же вышли замуж.
-- Мы с тобой из фратрии Мось. Оба.
Я удивился: почему я должен объяснять ей это как ребенку? И впервые узнал, что она придерживается новых, чересчур смелых взглядов.
-- И что в этом такого? Есть мужчины, которые берут себе в жены девушку из своей же фратрии.
-- Это бывает очень редко. И это очень неприлично! Браки должны быть между членами противоположных фратрий. Если мужчина из Мось, значит женщина из фратрии Пор. Или наоборот.
-- Это закон?
-- Нет, это традиция. А я ученик шамана. Мне не простят.
-- Так ты, значит, думаешь только о себе? На меня тебе наплевать? Ты меня не любишь?!
Я почувствовал, как внутри у меня все начинает переворачиваться. Мне было ужасно жаль ее в этот момент. Я ощущал легкий стыд за то, что фактически отвергаю ее. До этого момента мы никогда не разбирались в наших отношениях так глубоко. Просто изредка и тайно встречались, наслаждайся компанией друг друга. Со смертью моего отца, все начало мгновенно усложняться. Было совершенно понятно, почему Евья завела такой жесткий разговор. Положение ее пошатнулось. Она не знала настолько хорошо страх людей перед духами, как я. Потому не считала, что предупреждение ушедшего шамана может послужить хорошей защитой еще довольно долго, если быть осторожной и не провоцировать людей.
-- Мы сможем быть вместе, но немного позже, -- выдавил я.
Она обожгла меня обиженным и недоверчивым взглядом.
-- Мне нужно просто закрепиться. Встать на ноги.
-- Ты и так важный человек в пауле.
-- Не уверен.
-- Ты ученик шамана! Теперь ты сам станешь шаманом. Что может быть почетнее?
Я вспомнил лапу Охтеурье, зажимающую мне рот. В прежние времена он бы такого себе не позволил. Даже года три назад, когда я был совсем еще щенком.
-- Не все так просто, -- зло сказал я и зыркнул на нее недобрым взглядам. Вся вина и жалость вмиг улетучились. Вскочив, я схватил ее за руку и вытащил из полуземлянки. Она шибко не сопротивлялась.
Снаружи никого не оказалось. Хотя из меня плохой охотник, и я не мог поручиться, что кто-нибудь не наблюдает за нами из-за ближайшего холма.
-- Уходи.
На этот раз Евья пошла прочь, не дожидаясь пока я насильно потащу ее через весь пауль.
Я облегченно вздохнул и вернулся в полуземлянку.
Мне совершенно не хотелось никуда идти и тем более с кем-то разговаривать. Но Глава пауля наверняка уже поджидал меня. Я не мог проигнорировать его приглашение. По сути это был приказ.
Полуземлянка Главы была высокой, почти как изба военного князя -- мюты-коки. Бревенчатый каркас с крышей не просто выглядывал из земли, а возвышался на добрых два метра. Однако из-за холмистой местности и растущих вокруг сосенок, с реки жилище не было приметно.
У входа сторожил охотник с копьем. Увидав меня, он метнулся в полуземлянку и почти сразу же воротился.
Взгляд его оказался холоден, он не выказал мне особо почтения, лишь слегка кивнул:
-- Он тебя ждет.
Внутри было просторно. В углу справа от двери топился новенький чувал, давая дополнительный свет и разгоняя не ушедшим в трубу дымом комаров.
Охтеурье сидел на ближайших к огню нарах, покрытых циновкой и толстой оленьей шкурой. Увидев меня, он сделал знак, чтобы я присаживался у противоположной стены. Я повиновался и опустился на узкие непривычные нары. Честно говоря, я их на дух не переносил. Летом спал на двух-трех шкурах, раскинутых прямо на земле, а зимой затаскивал в землянку широкий деревянный щит, ставил поближе к чувалу и устраивал постель поверх него.
Какое-то время я с интересом наблюдал, как Глава перебирает какие-то шкурки. Я не сразу понял, что это не куски для шитья зимней одежды. Шкурки были аккуратно вырезаны и на обратной их стороне виднелись начертанные углем схемы, а где-то даже непонятные знаки. Потом, в силу неусидчивого характера, я начал крутить головой по сторонам, пытаясь разглядеть что-нибудь необычное. Нечасто вообще-то Охтеурье приглашает в свой дом гостей. Регулярно здесь бывают только члены его семьи, охрана, да мой отец изредка захаживал.
В верхней части одной из стен были вырезаны два отверстия для увеличения освещенности. Недалеко от входа на длинной полке была разложена посуда и мешочки с различным содержимым. На дальней почетной стене, как и положено, висела полочка, где стоял ящик Торум-тота, в котором обычно хранились поднесенные духу жилища соболиные шкурки, меха, завязанные в платки иноземные монетки. Но привлек мое внимание отнюдь не Торум-тота, а висящее неподалеку полотно. Оно было очень старым, потемневшим, его редко стирали, боясь повредить. По краям полотна тянулись обыкновенные узоры, которые можно часто видеть на женской зимней одежде. Похоже, они были вышиты просто для красоты. Действительно важное изображалось в самом центре. Я поразился тому, как искусно был выполнен этот рисунок. Бьюсь об заклад, что никто из живущих ныне женщин в пауле не мог такого сотворить. С полотна на меня смотрел совершенно живой, черно-бурый лис. Уж я то-то знал, какое он значение имеет для нашего поселения! Предком и духом-покровителем нашего пауля является именно черно-бурый лис. И все жители вправе могут называть себя охсар-махум.
Охтеурье заметил, как я впился взглядом в изображение тотемного зверя и негромко произнес:
-- Я думал, ты его уже видел, Юван.
Я помотал головой.
-- Возможно, я был слишком мал. Откуда оно? Я имею ввиду полотно?
-- Его соткали не наши. Рабыни-чужеземки марг-кокама. Один из предков нашей деревни был на службе у большого князя. Чем-то он ему угодил. В благодарность марг-кокам разрешил ему попросить чего он хочет. Наш попросил, чтобы чуземки-рабыни сотворили изображение духа-покровителя. Они такое уже проделывали раньше для других паулей.
-- А почем наш не остался у князя? -- Мой голос дрожал. Я не мог вообразить себе, что кто-то из наших забирался так высоко.
-- Он и остался. Просто отправил полотно в родной пауль, -- спокойно сказал Охтеурье.
-- Очень щедро с его стороны, -- пробормотал я.
Это действительно был щедрый подарок для всех охсар-махум. Некоторые из нас почитали черно-бурого лиса больше, чем самих богов! Считалось, что этот дух в образе зверя может прийти в трудную минуту. Правда, многие думали, что это лишь охотничьи байки.
Взгляд главы пауля тем временем изменился. В нем появилась жесткость и небольшая усталость. Он быстро убрал шкурки в стоящий неподалеку деревянный ящик. Произнес непринужденно:
-- Юван, я хочу послать тебя в другой пауль. На обучение к тамошнему шаману. Договоренность есть.
-- Но зачем? -- Изумился я.
-- Ты еще неготовый шаман. Твой отец не успел тебя обучить.
-- Мне осталось немного!
Охтеурье грустно усмехнулся.
-- Нет! Слишком молод, неопытен, слаб. Люди не пойдут за тобой. Наберись сил и умений, тогда будешь шаманом.
Я хотел начать спорить, но понял, что это бессмысленно. Из меня действительно отвратительный охотник, неумелый рыбак, плохой ходок по лесу. Если мне не разрешат работать шаманом, то, что я буду делать в пауле? Я стану обузой для местных людей. А они борются за выживание каждый день. Чтобы наловить достаточно рыбы и убить достаточно зверя нужно сильно постараться.
Глава будто угадал мои мысли.
-- Наш пауль на грани выживания. Людей слишком много. Добычи кругом слишком мало. Скоро будем разделяться. К тому времени ты созреешь и станешь шаманом одной из частей нашего пауля.
-- Я обязательно вернусь, -- твердо сказал я.
Охтеурье удовлетворенно кивнул.
-- Мы будем ждать... А пока отдыхай. Завтра будут сборы. Послезавтра вместе с двумя охотниками ты отправишься в Луймас. Они знают дорогу, не беспокойся.
Я встал, поклонился и поспешно покинул полуземлянку.
Чему удивляться? Я понимал, что после смерти высшего шамана, моего отца, все изменится. Несмотря на дар, передавшийся мне по наследству, я пока действительно всего лишь ученик.
Под утро меня посетил странный сон.
Вначале в нем была Евья и что-то требовательно кричала, демонстрируя нрав дикой лесной кошки. Я терпеливо слушал и украдкой любовался искорками, пляшущими в больших черных глазах. В какой-то момент она заметило это. Гневно бросилась вперед. Я с легкостью увернулся. Подождал следующего броска. Но Евья почему-то не спешила снова нападать. Она с тревогой смотрела на меня и в бессилии топталась на месте. Я хотел спросить, из-за чего она переживает. Но в следующее мгновение девушка растворилась в воздухе.
Затем появился Альвали в своем много раз чиненном лузане. Старик как всегда был спокоен. Он что-то протяжно и монотонно говорил. Не получалось разобрать ни слова. Я в который раз проклял его за скупость на эмоции. Хотел было уже отмахнуться, но охотник пропал сам собой.
Я облегченно вздохнул, надеясь, что никого уже не встречу. Но мой взгляд наткнулся на тихо сидящего в сторонке Главу пауля. Тот медленно перебирал оленьи шкурки и улыбался уголком рта. Посмотрев на меня, он успокаивающе кивнул. Этот жест выглядел как издевка. Я почувствовал злость, побежал и схватил Охтеурье за плечи. Но тот неожиданно вывернулся. Ударил меня в лицо и отскочил на безопасное расстояние. Почувствовав на губах кровь, я какое то время сидел на земле. Наконец в голове прояснилось, и я смог подняться. Главы пауля уже след простыл.
И тут последним пришел он. Тот, появлению которого я был действительно рад.
Отец стоял вполоборота. Расстегнутая шаманская шуба казалось маленькой на его могучих плечах. Профиль лица выглядел как у статуи. Взгляд был направлен куда-то в сторону. Высший шаман, словно что-то видел там. Я глянул туда же, но не нашел ничего интересного: лес и болото. И тут он повернулся ко мне. Я вздрогнул от врезавшегося в меня точно стрела взгляда.
"Берегись", -- вылетело из его разомкнувшихся губ.
"Чего? Чего берегись?!"
-- Юван! Поднимайся!
Требовательный голос, точно хлыст, со свистом рассек видение. Я встрепенулся, приподнялся со шкур, потер сонные глаза.
-- Подходит время отправляться, -- сурово произнес возвышающийся надо мной охотник. -- У тебя час.
Когда он вышел, я упал на шкуры и попытался мысленно склеить разорванное на клочки видение. Но в голове словно дул ветер, сводя на нет всю мою работу. Я тихо завыл от бессилия. Отец был как живой. Всего на несколько секунд. Этого казалось так мало!..
Но одна вещь, которой учат шаманов -- это разделять мир видений и реальный мир. Поэтому я долго не сокрушался и тем более не витал в грезах. Приказал себе встать, одеться, поесть холодной рыбы и ягод.
Собственно, после вчерашнего дня сборов, у меня все было готово. Две сумочки у пояса были туго набиты. Мешок с шаманскими принадлежностями был довольно увесистым. Но, учитывая мое тщедушное тело, в лодке мы с ним будем весить не больше крупного охотника.
На берегу меня особо никто не провожал. Я не отличаюсь дружелюбным нравом. Да и сын шамана всегда стоит особняком. Но те люди, которые меня знают ближе, чем остальные, все же присутствовали.
Я не рискнул обнять Евью, боясь ей этим навредить. И она обиженно прошептала:
-- А вдруг ты не вернешься?
-- Евья, прошу тебя, не привлекай внимания.
-- Ты меня стесняешься? -- Глаза ее угрожающе сверкнули.
-- Я за тебя беспокоюсь, -- как можно тише, почти одними губами произнес я.
Этот ответ ее конечно не удовлетворил. Зная бесстрашие Евьи, я ожидал грозы. Но
ситуацию спас подошедший Альвали. Он как-то по-особому глянул на нее, и девушка отступила в сторону. Старый охотник быстро обнял меня и нарочито громко сказал:
-- Будь внимателен в дороге!
-- Пригляди за ней, -- шепнул я.
-- И обязательно возвращайся! -- Прогремел Альвали, давая понять глазами, что позаботится о девушке.
Последним подошел Епьюм -- парень моего возраста, с которым мы добывали рыбу. Вернее это он добывал, а я в основном путался под ногами. Но спасибо Епьюму, он довольно часто выгораживал меня. Поэтому в пауле меня называли плохим рыбаком. Но на самом деле я был очень плохим! Разве что сносно умел плавать на лодке, благодаря поразительному упорству Епьюма. И это драгоценное умение мне сегодня должно было сильно пригодиться.
В какой-то момент я осознал, что у меня мало по-настоящему близких людей. Высший шаман занимал очень много место в моей жизни. Он был и отец, и наставник, и друг. С его уходом возникла большая пустота. Словно я без лодки очутился посреди великого озера Яныг.
Три долбленки спустили на воду узкой протоки, которая должна была вывести нас на реку Пилысьма. На этой реки, в нескольких километрах вниз по течению, и находился пауль под названием Луймас.
Крепкий парень придержал лодку, где уже лежал мой мешок, веревка и короткое весло. Я осторожно перелез в нее с берега. Подождал, когда первый охотник отчалит и бросил:
-- Отпускай!
Вначале лодка довольно сильно покачнулась, но я тут же поймал равновесие, ощутив привычное напряжение в спине. Активно заработал веслом, стремясь немного нагнать плывущего впереди первого охотника. Чуть погодя, позади меня послышался легкий плеск, говорящий о том, что второй охотник уже следует за мной.
Так мы и плыли втроем, рассекая медленно струящуюся между берегов воду.
Постепенно приветливое утреннее солнце сменилось более жарким обеденным. Я мысленно выругался: спина начинала болеть, руки немного натерло от весла, а крутые повороты протоки, будто назло никак не кончались!
Тянувшиеся по бокам болото и островки леса сменились затопленными лугами. Подул сильный ветер, сделалось прохладнее. Плывущий впереди охотник подал знак, что скоро будет река. Я недоверчиво начал вглядываться вперед. Тем временем, протока и в самом деле расширилась. Теченье стало совсем медленным, и я немного перевел дух.
Берега по бокам резко разошлись в стороны. Охотник ловко повернул лодку влево. А я по инерции поплыл прямо. Тяжелые, могучие воды Пилысьмы подхватили меня и понесли вперед. Я тут же сообразил, почему реку назвали "страхом". Его здесь было хоть отбавляй! Быстрое могучее теченье, водовороты, большие волны, наконец. Пришлось припомнить все, чему учил меня Епьюм. Заработав веслом, я понемногу начал удаляться от русла. Вернулся к идущим вдоль берега охотникам. Получил от них два разгневанных, обжигающих взгляда. Они бы точно меня взгрели, если бы им не приходилось управлять своими лодками.
Один из них, длинноволосый худой парень, обогнул меня и встал между мной и руслом. В таком положении мы и плыли дальше. Течение было приличным даже у берега, потому расстояние до Луймаса мы преодолели достаточно быстро.
Неприятные встречи нас миновали. Правда, охотники пару раз за дорогу косились на проплывающий мимо берег. В их взглядах читалась тревога. И я совру, если скажу, что в эти моменты душа у меня не уходила в пятки. Ведь на то, чтобы получить стрелу с берега и пойти ко дну, много времени не надо. Возможно, я даже не успею понять, что меня убили.
Луймас оказался более заметным с берега, чем наш Ургалан. Нас, разумеется, уже поджидали. Первыми я увидал четверых крепких воинов: двое с копьями и двое с луками. Они стояли неподвижно, ожидая пока мы не подплывем к мосткам.
Появилось двое безоружных, очевидно слуг. Они помогли нам выбраться на берег.
К моему удивлению, в пауль нас не повели. Мы зашагали по болотистой тропинке, виляющей по невысокому торфяному берегу. Местные держались неприветливо, на вопросы не отвечали. Через пятнадцать минут молчаливой ходьбы мы попали на узкий бор с толстыми высокими соснами. Посреди него, на просторной светлой поляне, обнаружилось что-то вроде охотничьего лагеря. Всего там стояло три шалаша из оленьих шкур, четыре навеса из веток и бересты. Чуть в стороне, на двух высоких пнях, возвышался маленький амбарчик.
Нас подвели к центру поляны, где над костром дымился котелок с ухой. Вокруг костра сидело четверо. Двое из них были похожи на охотников. Они меня совершенно не заинтересовали. А вот на двух других мужчин в возрасте я обратил самое пристальное внимание. Один был шаманом, судя по богато изукрашенной мехом куртке и лежащему на коленях бубну. Другой был одет попроще, но держался еще более высокомерно, чем шаман. Я понял, что он и есть Глава Луймаса.
Нас не пригласили к огню, а приказали остановиться в пяти шагах от уважаемых людей.
Я встретился глазами с тем, кого считал Главой. Полный седовласый человек нахмурился. Ему не понравился мой пристальный, изучающий взгляд.
-- Меня зовут Ахтамак. Я Глава Луймаса. Кто вы такие? Я ждал в гости высшего шамана из Ургалана.
При этих словах меня охватило оцепенение. Я стоял и не мог вымолвить ни слова. Поэтому один из приехавших со мной охотников вежливо произнес:
-- Приветствуем вас, достопочтимый Ахтамак! Мы с моим братом привезли этого юношу. Его зовут Юван. Он и есть шаман, которого послал Глава Охтеурье.
-- Юван? -- Губы Ахтамака презрительно скривились. -- А не молод ли он для шамана? Я ждал самого Пэрки. Именно его обещал ваш Глава.
Я почувствовал, что снова обрел дар речи и произнес:
-- Пэрки больше нет. Он отправился в царство Куль-отра. Как вы могли этого не знать?
Вокруг костра воцарилась тишина. Двое охотников еще более враждебно уставились на меня. А местный шаман выпучил глаза и вцепился в свой бубен. Ахтамак сверлил меня недоверчивым взглядом.
-- Это правда? Ты ведь понимаешь, что сделает с тобой Пэрки, если узнает, как ты при жизни его похоронил?
Я открыто и горько усмехнулся:
-- Говорю вам -- его больше нет. Я оставил отца на поляне погребенных два дня назад. Сам не могу поверить в это. Слишком неожиданно. Он был еще в рассвете сил.
Ахтамак резко поднялся, подошел ко мне и заглянул прямо в лицо. Гневно бросил:
-- Ты лжешь. У тебя не его глаза. Я знаю, какие глаза у Пэрки!
-- У меня глаза моей матери, -- с гордостью произнес я.
Рука Ахтамака дернулась, и я мысленно приготовился получить удар. Но тут гнев в глазах главы Луймаса сменился какой-то старой болезненной усталостью. Он отступил на два шага, окинул меня почти обиженным взглядом и сказал:
-- Ну вот какой из тебя шаман? Побойся Мир-сусне-хума.
-- А я и не говорил, что я шаман. Я только ученик. Охтеурье сказал, что в Луймасе будет ждать настоящий шаман, готовый завершить мое обучение.
Богато одетый мужчина у костра поспешно воскликнул:
-- Мне не нужен ученик! Я не...
Ахтамак поднял руку и, к моему удивлению, шаман мгновенно заткнулся. Похоже, в этом пауле роль Главы была очень велика.
-- Он и вправду так сказал?
-- Да.
-- Либо обманываешь ты, либо обманули тебя.
Я равнодушно пожал плечами.
-- Значит, мы уйдем, раз вам не нужен ученик шамана.
Повисла небольшая пауза. Ахтамак усмехнулся и вернулся на свое место у костра. Всем своим видом он показывал, что потерял ко мне интерес. Другие тоже сделали вид, что не замечают меня. Один из охотников снял с костра котелок с ухой. Шаман принялся осматривать свой бубен. Наши конвоиры терпеливо сопели рядом.
Наконец послышался равнодушный голос Ахтамака:
-- Уйти вы не сможете. Вы пришли на мою землю и оскорбили меня своей ложью. Я не стану ждать ответа от Охтеурье. Я не верил ему раньше, а теперь тем более. Вы умрете прежде, чем мой гонец вернется из Ургалана и подтвердит весть о смерти Пэрки.
Действиями Ахтамака руководило какое-то горе. Я это почувствовал еще в самом начале. Мой дар не позволял прямо сейчас узнать в чем дело, но, скорее всего, там было что-то серьезное. Поэтому он так сильно расстроился, когда узнал, что не приехал высший шаман. Что называется, мы попали под горячую руку.
-- Убейте охотников.
Я повернулся и увидел, как моих путников протыкают копьями. На ковер из сухих сосновых иголок брызнула кровь. Они оба даже не вскрикнули. Глухо упали, как набитые плодами мешки.
-- Уберите их! -- Последовала команда Ахтамака. -- А его -- бросьте живым в яму, пусть медленно подыхает.
-- Я могу помочь вашей беде, -- успел выпалить я, прежде чем меня схватили и потащили за пределы поляны.
Ахтамак не остановил воинов. Но я был уверен, он меня услышал.
Преодолев несколько сосновых полян, мы остановились у будущего места заточения. Мне тут же связали впереди руки, а потом сильно толкнули в спину.
Яма оказалось около метра глубиной. Дно было сырое и грязное. Кроме неудачно подвернувшейся ноги и палки, больно врезавшейся в спину при падении, я был в полном порядке. Несколько часов я просто лежал, не обращая внимания на боль. В голове роились мысли. Я все еще не мог поверить в то, что со мной произошло.
Где-то далеко вверху шумели изумрудные кроны. Недовольно кричали вороны. Издали, возможно, из лагеря охотников, доносился приглушенный стук топора.
У меня были некоторые соображения, и все-таки я не до конца понимал, почему Охтерурье решил меня так подставить. Из всего, что я знал о положении шаманов в обеих фратриях, выходило, что их очень ценят. Даже учеников. Неужели Охтеурье так меня ненавидит, что решил избавиться от ученика, в то время как его пауль остался без шамана? В это очень-очень трудно верится. И тот же Ахтамак: как он со мной обошелся!
Решив не ломать долго голову, я, наконец, более внимательно осмотрел место, в котором находился. И то, что предстало моему взору, заставило меня, несмотря на боль, подняться на ноги.
То, что я поначалу принял за палки и корни, было на самом деле обломками костей. Их валялось довольно много. Похоже, до меня тут побывала туча народу.
Поковыряв ногой сырую землю, я обнаружил несколько черепов. Причем один из них оказался нечеловеческим. Я удивился тому, как в яме могла оказаться собака. Но вскоре меня поразила невеселая догадка: череп был слишком крупным для собаки. Скорее всего, при жизни это был здоровый волк. Такие действительно водились в наших краях. В окрестностях Ургалана они попадались редко, а вот на берегах Пилысьмы их было куда как больше. Я вспомнил слова главы Луймаса о том, что мы не доживем до того момента, когда вернется его гонец из Ургалана, и невольно содрогнулся. Всё правильно. Двое моих спутников уже отправились в царство Куль-отра. А меня загрызут волки ночью. Не будь их, я бы протянул в яме не одну ночь. Также стало понятно, зачем нужен этот охотничий лагерь на самых подступах в Луймасу. Он сторожит покой пауля.
Странно, но, несмотря на страх, я все еще был способен думать на разные темы. Например, я снова начал гадать, что за беда постигла Ахтамака, сделав его жестоким и неосмотрительным. Навряд ли это волки. Они были всегда. К тому же они докучают не круглый год. Люди, живущие здесь, привыкли к этой опасности и умеют оберегать себя от нее. Нет, тут что-то определенно другое. Не такое обычное, как обнаглевшие голодные хищники. Мой дар нашептывал об этом. Но ясного ответа я не слышал. Вполне вероятно, что-то с его детьми или женой. Предаваться бессмысленным гаданиям я не стал.
Вспомнился отец, который учил меня тому, кто такой настоящий шаман. В первую очередь -- это серьезный человек. Это не мошенник, не шарлатан. Шаман должен быть ответственным и честным, он не должен фантазировать и гадать. Если шаман в какой-то день не видит ответов на вопросы, которые ему задают, он должен об этом сообщить. Мол, сегодня духи не говорят со мной. В крайнем случае, сказать, что духи обещали помочь завтра или через несколько дней. Но ни в коем разе не придумывать ответ. Потому что такая нечестная практика со временем может войти в привычку. Врать намного легче, чем действительно искать ответы в тонком мире богов и духов. Со временем люди начнут замечать, что ты просто водишь их за нос. В лучшем случае они перестанут обращаться к тебе, в худшем -- прогонят из пауля или убьют...
Возвращаться на мокрую усыпанную костями землю не очень-то хотелось. Но долго стоять я не мог, к тому же левая нога предательски подгибалась. Поэтому я сел, привалившись к одной из стен ямы.
Я не стал тратить время на бесплодные попытки выбраться. Да, я молод, но не шибко физически развит. К тому же у меня связаны руки и не здорова одна нога.
Мало-помалу на лес опускались сумерки. Погода стояла довольно теплая для конца августа. Но от сырой земли ощутимо холодило. Единственное чему я мог порадоваться, так это отсутствию ветра. Но ночью будет еще холоднее, я это прекрасно понимал, как и то, что эта ночь может стать для меня последней.
Тьма под могучими соснами сгущалась. Шум их крон становился тише. Воронья и других птиц было не слышно.
Я поежился, с трудом поднялся на ноги. Прошелся из одного конца ямы в другой. Усталость давила на меня. Страх то накатывал, то отступал. Плюнув на все, я забился в показавшийся мне менее сырым угол и затих. Через какое-то время начал дремать. Несколько раз пробуждался, одергивал себя, заставляя не спать. Ведь поспать лучше днем, а ночью нужно быть начеку. Но денек выдался слишком тяжелым. Я был вымотан и морально и физически. Возможное предательство и марафон на лодках выпили из меня всю энергию. Тех крох, которые я старался сэкономить, было решительно недостаточно для бодрствования. И я просто уснул. Не знаю, долго ли это продолжалось. Сновидений я не видел. Духи тоже не посещали. Это была просто пустота.
Сам не знаю, из-за чего я проснулся. Что-то заставило меня открыть глаза. Чувствовал я себя хреново. Отдохнуть я совершенно не успел. Все тело ныло, а в голове стоял легкий туман.
В лесу царствовала холодная ночь. Меж крон проглядывала полная луна, довольно хорошо освещая мой угол ямы. Я даже зажмурился от ее холодного света. А когда снова открыл глаза, то увидел на противоположном краю голодную тварь.
"Только не это..."
Я не поверил, что это случилось так скоро. Один из волков набрел на меня в первую же ночь! Почему он не мог подождать хотя бы еще одну? Почему прямо сейчас? Неужели я так сильно пахну, что меня очень быстро нашли?
Тем временем волк спокойно стоял и смотрел на меня. Многим бы показалось, что он просто любопытно наблюдает, как какая-нибудь собака. Но его горящие глаза были наполнены голодом и враждебностью. Он просто выжидал. Волки в окрестностях Луймаса знают, как могут быть опасны охотники.
Наконец тварь убедилась, что я просто беззащитный и жалкий мальчишка. Оскалила рот, чуть качнулась и легко спрыгнула на дно ямы.
Я ждал быстрого броска, ждал, когда волк вонзит свои мощные клыки в мою шею. Но хищник, похоже, совсем не торопился. Я был для него как раненая добыча, которая никуда не денется.
-- Не надо, -- выдавил я. Волк в ответ довольно оскалился. Его горячее, вонючее дыхание ударило мне в лицо. Я понял, что это последние секунды в моей жизни. Глаза сами собой зажмурились. Я не мог смотреть в приближающуюся пасть. Просто окаменел. И тут...
Все произошло очень быстро. Над головой пронесся невесть откуда взявшийся ветерок. Волк жалобно заскулил, словно мелкая собака. Послышалась глухая возня и звонкое клацанье зубов. Я открыл глаза и увидел, как огромное черное существо с легкостью раздирает тушу волка.
Кое-то время монстр самозабвенно занимался волком. Он не ел, просто расчленял его тело огромными зубами-кинжалами и разбрасывал по дну ямы окровавленные куски и кости.
Наконец он повернул ко мне вымазанную в крови морду. Его маленькие желтые глаза ярко светились. Взгляд не был злым, скорее веселым и плутоватым. Для него все случившееся было игрой. А разодранный зверь был тряпичной детской игрушкой.
Я с удивлением понял, что существо это больше всего напоминает лисицу, причем черно-бурую. Но это явно была не лисица в обычном понимании. Даже не зверь вовсе. Лисица не может убить волка, даже не нападет. Скорее сама станет его добычей.
Самообладание вернулось ко мне, и я сказал дрожащим голосом:
-- Ты черно-бурый лис, дух-покровитель Ургалана?
Существо медленно наклонило голову.
Что это? Кивок? Или просто совпадение?
Несмотря на страх и сомнения, я все же сказал:
-- Спасибо тебе.
Черно-бурый лис приветливо взмахнул своим пушистым хвостом. После этого "жеста" страх покинул меня, и я даже немного расслабился. Но тут существо неожиданно приблизилось и показало свои огромные зубы. От одного их вида душа моя стремительно ушла в пятки.
Он чем-то был недоволен. И решил показать это мне.