Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

2. Флибустьеры Чёрного моря. Сарынь на кичку! (Азовская альтернатива-2)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Вторая часть приключений попаданца в Диком поле 17 века. Желающие поддержать автора могут купить книгу. Например: http://www.labirint.ru/books/275510/ или http://www.ozon.ru/context/detail/id/5938585/ Кошелёк Яндекс-деньги: 410012852043318

  

Часть II

Колесо вильнуло.

  

Майские интермедии.

Вопросы, вопросы, вопросы...

Рим, палаццо Барберини, 27 мая 1637 года от Р. Х.

  
   Знакомый кабинет, разве что освещённый поярче, несмотря на то, что окна его выходят на север. Что, впрочем, не удивительно. Полдень конца мая в Риме не самое тёмное время суток. Кабинет мало изменился, прибавились на стенах картина, писанная маслом, и рисунок, чёрным по белому, сделанный характерными, "летящими" штрихами. Вопреки безусловной принадлежности помещения клирику высокого ранга, и картина, и рисунок совсем не на религиозную тему, а обнажённая женская натура.
   Молодой кардинал смотрится... грозно. Лицо серьёзно, как приговор еретику, брови насуплены, губы сжаты. Кажется, встанет сейчас и объявит о передаче стоящего перед ним клирика в простой рясе францисканца властям города для соответствующей процедуры, аутодафе. Кстати, не случайно такое впечатление могло бы сложиться у отсутствующих в кабинете наблюдателей. Приходилось-таки одному из младших Барберини возглавлять святейшие трибуналы, имеет он опыт и самых решительных приговоров.
   Однако его собеседник не выглядит испуганным, хотя и всячески подчёркивает своё подчинённое положение. Имей он возможность, сказал бы он... много чего смиренный брат Пётр мог бы сказать и показать надушенному щенку. Но, к сожалению, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Ох, не всегда...
   - И как мне понимать блистательный провал твоего плана? Мне сообщили, что казаки не стали ввязываться в бои с отрядами магнатов. Сбежали от них самым трусливым и постыдным образом. А бунтующее быдло для тяжёлой конницы не соперник. По моим сведениям, панцирные гусары уже концентрируются возле Кракова, чтоб потом ударить через Саксонию на север. Где обещанная тобой задержка?
   - Непредвиденное обстоятельство, монсеньор. Излишняя старательность местного иезуита, чтоб ему... - брат Пётр быстро перекрестил свой рот, из которого чуть было не вырвалось ругательство.
   - И кто же у нас перестарался? Думаю, не ты, потому как от твоей деятельности несёт не старательностью, а пренебрежением своим долгом.
   - Перестарался глава местной конгрегации иезуитов. Я узнал, что от него пришёл рапорт об устранении настроенного против святой католической церкви гетмана казаков*. Ума не приложу, как он до гетмана смог добраться. Новый же гетман решил, что столкновение с поляками для его войска невыгодно, и увёл его в Крым, на помощь восставшему против султана хану. Вряд ли его можно обвинить в трусости, он опытный воин и просто осторожнее предшественника.
   - Да наплевать мне, трус он или нет! Тяжёлая польская конница, нанятые ими отряды прекрасной немецкой пехоты, их собственная недурная лёгкая конница, все выдвигаются на помощь Габсбургам. Ты слышал, идут сюда!
   - Собираются идти, монсеньор, пока только собираются. Но не соберутся. Я подстраховался. Им будет не до нас.
   - Да? - голос кардинала просто сочился сарказмом и недоверием. - И кто же им помешает? Опять какие-то мифические храбрецы, на поверку оказывающиеся трусами?
   - Казаки не трусы, монсеньор. Трусы не осмелились бы объявить фактически войну могучей Оттоманской империи, захватив её крепость и поддерживая бунт её вассала. Должен признаться, их уход от столкновения с поляками меня удивляет и настораживает. Что-то здесь не то. Но панские отряды не пойдут в Европу по очень важной для них причине. Из Крыма вырвались воевавшие с ханом буджакские татары. Им уже заплачено за нашествие на Украину, где расположены имения магнатов, рвущихся туда, куда их не приглашали, в Европу. К нашествию, почти наверняка, присоединятся кочующие на Правобережье Днепра ногаи. Панские отряды вот-вот повернут на защиту собственного имущества, монсеньор.
   - А этих татар поляки плётками не разгонят? Без всякой тяжёлой конницы.
   - В нашествии будет принимать участие, по моим сведениям, более десяти тысяч всадников. Лоб в лоб они против поляков не выстоят, да только попробуй их поймай, заставь сражаться лоб в лоб. У магнатов будет, чем заняться всё это лето.
   Кардинал задумался. Число предполагаемых врагов поляков произвело на него впечатление. Ни в какой поход, пока не ликвидируют угрозу своей собственности, магнаты не пойдут. Это ясно. А смиренный брат Пётр продолжал своё психологическое наступление.
   - Монсеньор, неужели ваше новое приобретение - это настоящий Леонардо?
   - Ты можешь себе представить на стенке у меня копию?
   - Простите, монсеньор, не подумал. Увидел, глазам своим не поверил. Тогда там, рядом, Тициан?
   - Однако, вижу, ты осведомлён не только в интригах. Да, действительно Тициан. С моей точки зрения, одна из лучших его вещей зрелого периода. Сколько мне за них пришлось выложить, до сих пор плохо становится, когда вспомню.
   - Не сомневаюсь, что такие произведения искусства стоят любых денег.
   Кардинал с явным сожалением оторвал взгляд от картин и перевёл его на собеседника.
   - Смотри, если и сейчас твоя задумка сорвётся, пожалеешь, что родился.
   - Не сомневайтесь, монсеньор, не сорвётся.
   - На иезуита, сорвавшего твой план, не обижаешься?
   - Что толку дуться на дурака. Но, пожалуй, лучше бы его оттуда убрать. А то сотворит опять от избытка рвения какую-то глупость сдуру.
   - Убрать, говоришь... попробую. Намекну, что такого инициативного лучше бы перевести куда-нибудь. Например... в Стамбул. Пускай греков в униатство сманивает, в последнее время это благое дело сильно затормозилось. Иди и помни, в этом деле права на повторную ошибку у тебя нет.
  
   * - Увы, приписывать себе чужие деяния люди были склонны с самых древних времён.
  

Параллели, аналогии...

Москва, Кремль, 19 мая 7146 года от с.м.

  
   - ... и прав ты оказался, Бориска. Почти совсем перестали татары после отнятия у них Азова наши украины тревожить. Не до наших земель им сейчас.
   - Рад стараться, государь-батюшка!
   - А что там слышно о посольстве их султана нам?
   - Тёмное дело. В разбойничьих местах пропало посольство. Многие там грабежами балуют. Но, вроде бы, дошли до нас сведения, что вырезали посольство и пограбили его людишки крымского хана. За что на него турецкий султан сильно обиделся.
   - Обиделся, говоришь, а что ж не накажет?
   - Не едет на расправу в Царьград хан, отказывается. Бунт против султана устроил, как я тебе уже докладывал.
   - Помню, помню. Бунт против своего государя - плохое, беззаконное дело. Наказывать бунтовщиков надобно. Чтоб неповадно им было бунтовать! - чуть отвернув голову к прислуживавшему стольнику. - Что-то белужьей икры не хочется сегодня. Подай-ка мне лучше... севрюжинки с хреном.
   На короткое время за "большим" столом воцарилось безмолвие. Государь, а также допущенные за стол ближние бояре поглощали яства, запивали их заморскими винами и своими медами. Борис Черкасский, умный, энергичный государственный деятель, уловив взмах царёвой руки, продолжил разговор.
   - Бунт - это, конечно, плохое дело. Нельзя против природных государей бунтовать. Даже против таких богомерзких, как турецкий султан. Только вот, пока крымский хан бунтует и со своим султаном воюет, на наших украинах большое облегчение. Налетают на них малые шайки, которые легко отражаются стоящими там воинскими людьми. Султану убыток, а нам - большая выгода. Да и откуп богом проклятым крымским татарам платить не надобно.
   - И долго её мы будем получать? Нельзя ли поспособствовать, чтоб они там друг с дружкой воевали, а нас не задевали?
   - Сколько замятня будет продолжаться, великий государь, мне неведомо. Думаю, о том может знать один Господь Бог. Однако поспособствовать отдалению войны от наших рубежей можно. Сейчас против султана его подданный хан воюет, при помощи вышедших из Запорожья черкас. Мы здесь совсем не при чём, наших людей там нет. Если оказать помощь сейчас тем же черкасам, донским казакам, так, думается мне, война не на один год там поселится, а нам будет великое облегчение.
   - А по силам ли государевой казне такую помощь оказывать? В ней большой убыток после Смоленской войны, бунтов беззаконных.
   - Справимся, государь. Воевать нам сейчас было бы зело тяжело. А помощь черкасам и казакам не особо дорого обойдётся. Татарские чамбулы на наших землях обошлись бы много дороже.
   Михаил кивнул. Об огромных ежегодных потерях он знал хорошо. Как и о немалых расходах на охрану засечных линий.
   - Да, пожалуй что, сбережём немало, если набегов больших не будет.
   - А не будет ли урона какого нам от... - государь повертел двумя пальцами в воздухе, ища нужное слово, - от сообщества с известными разбойниками? Те же черкасы и наши земли неоднократно разоряли.
   - Да какой же здесь урон? Мы ж не за разбой в чужих землях платить будем, а на помощь в защите своих потратимся. По-моему, великий государь, никакого урона здесь нет.
   - Пожалуй... и нету. Вон в Европах, государи разбойников нанимают, урона чести не боятся. Хорошо, будь по-твоему. А что ещё слышно оттуда? Мне тут говорили, что на Дону появился какой-то Москаль-чародей, как бы с нечистой силой не связанный. Что ты слышал?
   - И я про него слышал, великий государь, как не слышать. Да среди казаков и черкас столько самых что ни на есть поганых людишек собралось, разбойников и душегубов, что одним поганцем больше, одним меньше, положение от этого не меняется. Поганое там место, поганые людишки. А против тебя, великий государь, и против твоих подданных казаки и черкасы сейчас не злоумышляют. Не до того им. Чай с самим турецким султаном воюют. И не православному люду разных чертей бояться.
   - Это ты правильно сказал, святая православная церковь нас защитит! Эй, Юрка, налей мне сладенького, красного, о! - улыбнулся царь. - У них там чародей с чертями связанный, а у нас, так целый чертёнок*. Пойдёшь, Юрка, с чёртовыми знакомцами воевать?
   - С кем великий государь прикажет, с тем и пойду! Только прикажи!
   - Ишь, разорался. Когда надо будет, тогда и прикажу. А пока, наливай вино мне, да и вон, боярина Бориса не обнеси, у него чарка тоже пуста.
  
   * - У деда Юрия, Григория Ивановича Долгорукого, славного русского воеводы, была вполне официальная кличка "Чёрт". На внука перешла часть его славы и кличка "Чертёнок". На 1637 год Юрий Долгоруков был всего лишь стольником при царском столе, винами заведовал. Воинская слава его ждёт впереди.
  

Дела сердечные.

Стамбул, Топкана, 3 Зуль-хиджжа 1046 года хиджры.

  
   Случилось это совсем недавно... или очень давно. Время - штука относительная, то бежит, как газель, то ползёт, как черепаха. Расул был среди встречавших новое пополнение гарема. Дело привычное, молодые девчонки, красавицы, других в султанский гарем не возят, испуганные и растерянные. ОНА привлекла его внимание какой-то особенной беззащитностью и хрупкостью. Показалась совсем ребёнком, хотя, разумеется, на отсутствие красоты пожаловаться не могла. Видимо, и он чем-то её привлёк, потому что, испуганно оглядываясь, она вцепилась в рукав именно его халата.
   Он тогда попытался успокоить её, но ОНА, к сожалению, не знала османской речи. Бормотала, тоненькая, светленькая, голубоглазая, на своём родном языке что-то. И тогда он вдруг узнал некоторые слова. Наверно, она попала в Стамбул из тех же мест, что и он сам.
   "О Аллах! Почему же в этом мире всё устроено так несправедливо? Почему мы встретились здесь, я изуродованный и негодный для любви, она обречённая быть одной из сотен наложниц, большая часть которых ни разу не удостаиваются ласки султана? Почему мы не встретились у себя на родине, чтоб любить друг друга по-настоящему?!"
   - Аааа!.. Шайтанов вылупок этот Хусейн! Вечно из-за него не высыпаюсь. Слушай, Расул, чего-то ты сегодня не такой.
   - А какой?
   - Ээээ... не знаю какой, но не такой!
   - А какой я должен быть?
   На посту воцарилось молчание, но не тишина. Мехмед думал, озвучивая непривычное для него дело громким сопением.
   "Шайтан проклятый! Надо быть поосторожнее, иначе могу не только сам сгореть, но и ЕЁ подвести. А зорких глаз и подлых душонок в гареме много. Каждая вторая - змеюка, остальные - паучихи ядовитые. Только она, ласточка..."
   - Ты сегодня ко мне не цепляешься! - наконец смог сформулировать свою претензию Мехмед. - И... задумчивый... какой-то.
   - А тебе, бедняжке, так хочется, чтоб тебя кто-то обругал?
   Никогда не отличавшийся сообразительностью товарищ опять погрузился в тяжёлые раздумья.
   "Если этот тугодум заметил неладное, то дело плохо. Уж что-что, а делать выводы из самых невинных поступков в гареме есть кому. Самые страшные для неосторожных выводы. Смертельные. Неужели мы были неосторожны? Тогда..."
   - Нет, мне, чтоб меня ругали, не хочется. Не люблю я этого, когда меня ругают. Особенно начальство. Но всё равно, что-то тут не то.
   - А что?
   "Ну, теперь он застрянет, как обожравшийся ишак в узкой щели. Однако дело плохо. Значит, нельзя мне сегодня к тому коридору, где моё солнышко меня ждать будет, даже близко подходить. Обязательно кто-нибудь сторожить будет, чтоб донести. А ОНА ведь меня ждать будет! О Аллах, почему же ты допустил эту несправедливость!? Почему..."
   - Не сбивай меня. Раз ты меня не ругаешь, значит, о чём-то думаешь. О чём? Почему не говоришь?
   "Ага. Так я тебе и признался, подписав приговор и себе, и, что в тысячу раз важнее, ЕЙ. Казнить её, наверное, не казнят, но наказать могут жестоко. Уж что-то, а навыдумывать о НЕЙ разных ужасов эти гаремные змеюки смогут. Им ведь нечего делать, как строить друг против друга козни".
   - Знаешь ли, Мехмед, не каждую мысль стоит высказывать вслух. Ты согласен?
   - Ээээ... ну,.. да! Конечно. Согласен.
   - Тогда зачем спрашиваешь?
   "Решено. Никуда сегодня я не иду. Точнее, иду в казарму и заваливаюсь дрыхнуть, спал ведь в последнее время совсем ничего. НО ОНА ЖЕ БУДЕТ ЖДАТЬ!!! Да и какой там сон, если не смогу увидеть ЕЁ! Аллах, милостивый и милосердный, вразуми, что мне делать! Не задумываясь, отдал бы за неё жизнь, пусть бы всё оставшееся время мне пришлось мучиться в аду с самоубийцами..."
   - Ээээ... ты меня опять сбил!
   - Куда?
   "ОНА ведь так здесь страдает, бедняжечка. Если не приду, не успокою, страдать будет ещё больше. Плохо ей, очень плохо, горлинке трепетной. АЛЛАХ, что же делать!"
   - Прекрати надо мной издеваться!
   - Тише! Успокойся, Мехмед. Здесь нельзя орать. И не издеваюсь я над тобой. А наоборот, честно отвечаю на твои вопросы. Заметь, на все вопросы. Это ты на меня обиды высказываешь, что я к тебе НЕ цепляюсь. Я совсем запутался, так тебе надо, чтоб я к тебе цеплялся, или наоборот?
   "Наверняка кто-нибудь уже заметил неладное. Аллах, в чём может быть неладное, если мне предусмотрительно отчекрыжили всё, чем мог бы я грешить?! В чём, дай знать, будет моя вина, если я успокою и утешу словами невинную девушку, совсем ещё дитя? В ЧЁМ, АЛЛАХ?!!!"
   - Я... я... запутался, я... не знаю... - жалобным тоном проблеял Мехмед.
   "Только хлопот с этим ишаком мне и не хватало!"
   - Не удивительно, что ты запутался. Тяжёлые времена настали. Вон, дети шайтана, казаки нашу крепость захватили. И слухи пошли, что не одну. Крымский хан взбунтовался против государя государей. Повелитель правоверных, чья мощь несокрушима, никак не может окончательно разбить персов. Умнейшие люди Стамбула, валиде-ханум и великий визирь, ходят слухи, рассорились окончательно. А когда выясняют отношения ТАКИЕ люди, жди беды.
   - Я тоже про это слышал. Только не пойму, какая беда нам от этого может быть? До великого визиря и валиде-ханум нам, как...
   - Далеко.
   - Ээээ... да, далеко. В Персию или против казаков нас не пошлют. Чего нам бояться?
   - Беда приходит оттуда, откуда её не ждёшь. Оглянуться не успеешь, а она уже здесь, бьёт тебя ятаганом по самому больному месту.
   - Так у нас же этих... больных мест... нет.
   - Я имел для тебя ввиду голову.
   - Да-а? А почему? У меня голова никогда не болит. Не болела совсем, даже когда я ею в стену с разбега врезался.
   Расул тяжело вздохнул.
   "Воистину, если аллах желает кого-то наказать, он лишает его разума. Впрочем, много мне счастья от моего ума?"
   - Тогда хорошо. Если голова, или там ещё что-нибудь, не болит, это очень хорошо. И на посту нам, как мне кажется, осталось стоять всего ничего. Скоро уже нас сменят.
   "Так идти или не идти? Вот в чём вопрос. И пойти надо, да и хочется, сил нет. С другой стороны, идти нельзя ни в коем случае. Аллах, дай знать, что мне делать?!!! Она ведь так беззащитна и прекрасна. Помоги, направь на путь истинный! Ведь ОНА страдает, мучается, а я ей, хоть чуть-чуть, страдания смягчаю. И мне без неё жизнь уже не в радость. Решено, пойду, но сначала не к ней, а обойду всё вокруг. Проверю, осмотрю, а потом и с ней можно будет поговорить. Ну, совсем немножко. Спаси нас Аллах от злых глаз! Пойду".
  

6 глава.

Эх, этих альтернативщиков бы, да...

Азов, травень 7146 года от с.м.

  
   "Эта Февронья для меня слишком уж темпераментна и неутомима, чтоб её! Опять не выспался и не отдохнул, олух царя небесного. Какое к чертям прогрессорство, если глазки сами закрываются, баиньки хотят. Не дай бог, ляпну ещё чего-нибудь невпопад. Надо бы лечь на пару часов, покемарить, от отдохнувшего будет больше толку".
   Весёлая вдовушка появилась в жизни попаданца недавно. Стоило ему вычухаться из достававших его болячек, как молодой и уже здоровый организм начал проявлять интерес к сексу. При огромном дефиците представительниц прекрасного пола это могло стать серьёзной проблемой, но не стало. Жили среди казаков весёлые вдовушки самого нестрого поведения, и никто их за это не порицал. Вот одна из них и одаривала лаской попаданца. Была она двадцатипятилетней, весьма симпатичной, хоть на взгляд попаданца и выглядевшей старше своих ровесниц в будущем. Смешливая кареглазая бабёнка легко пошла на сближение с соскучившимся по женскому обществу молодым колдуном. Здесь никто не мог поверить в его и не такие уж молодые годы, все считали, что Москаль-чародей ещё не достиг тридцатилетнего рубежа.
   Но и тут не слава богу. Вдовушка оказалась с огромными сексуальными потребностями, Аркадию во время её посещений приходилось, чтоб не ударить в грязь лицом, выкладываться по полной программе, в результате утром он был никакой. А ведь на нём был технический прогресс. Не смешно, но и эта ситуация становилась проблемой. Других легкодоступных баб приятной ему наружности вблизи не видно, а на поиски сексуальных приключений времени не было. Да и чревато это... К тому же ничего, кроме своего тела, она предложить не могла. Была неграмотной и по интеллекту вряд ли превосходила знаменитую Эллочку из романа Ильфа и Петрова. Общение с ней скоро стало его утомлять и без игрищ в постели.
   Все его попытки найти что-то общее для разговоров ни к чему положительному не привели. Нет, словарный запас у неё был несколько шире, чем у литературной героини, однако если она и начинала трещать без умолку, то уж никак не к его великому удовольствию. Говорить она могла на очень ограниченное количество тем, ни одна из которых его не интересовала. Тряпки у неё (маловато будет, дай денег на новые). Тряпки у других баб Азова (у такой-то есть шёлковый платок невиданно красивой расцветки, у этакой-то платье из парчи, достань мне такие же), их зависть к её красоте и... практически всё. Жлобом он не был, но влезать в долги ради её удовольствия у него желания не возникало.
   О сексе говорить она стеснялась, предпочитала им заниматься почаще и подольше. Никаких средств предохранения тогда не существовало и Аркадий вскоре стал опасаться, что она забеременеет, и он как честный человек должен будет на ней жениться. Однако на его счастье этого не произошло. Видимо, у Февроньи было какое-то нарушение по женской части. Детей у неё и раньше никогда не было, потом она призналась, что надеется на его колдовскую силу для обзаведения ребёнком. Признание попаданца, что он в этом вряд ли сможет помочь, её сильно разочаровало.
   Хозяйкой была аховой, готовила скверно, к уборке в хате энтузиазма не проявляла. Правда, за собственной внешностью следила тщательно. Была крайне огорчена сообщением о вредоносности белил, они в то время из солей тяжёлых металлов делались, Аркадий это помнил. Забыв при этом, ртути или свинца, но такие подробности её и не заинтересовали. Февронья колдуну сразу поверила и пользоваться ими перестала. Уже потом попаданец узнал, что ни одной из приятельниц она об этом не рассказала.
  
   Прогрессорство в прошлом оказывалось всё более тяжёлым и утомительным делом. Не так уж легко вспомнить то, что можно сделать на примитивнейшем местном технологическом уровне. Невозможность сделать самые простые, с точки зрения человека двадцать первого века, вещи порой приводила Аркадия в отчаянье. Не было в этом незаселённом месте ничего. Не случайно оно Диким полем называлось.
   Была у него надежда, что приятели-кузнецы, уехавшие развивать металлургию в Приднепровье по его рекомендациям, смогут и без личного присутствия попаданца многое сделать. Но всерьёз надеяться на них не стоило, Аркадий это понимал.
   Планы поехать посмотреть, поучаствовать советами во взятии Темрюка, закончились тем же, чем заканчивается большинство планов. Крахом. За день до выезда гребенцы привезли два десятка бурдюков с нефтью. "Дело - прежде всего!" - решил Аркадий и остался в собственном азовском доме, который ему достался с коврами, циновками и тряпками при разделе имущества побеждённых.
   Первым делом он решил сделать заменитель напалма, что-то вроде греческого огня. Несколько вариантов горючих и взрывных веществ из селитры и нефтепродуктов он помнил и без Васюринского. Производить подобную продукцию в своём доме означало нарываться на крупные неприятности. Ему выделили освободившийся лодочный сарай вне города, где он и сварил из этих, плюс ещё парочки компонентов своё адское зелье. Дурея от запахов, которые приходилось при этом выдерживать, и периодически клюя носом. Но и доверить производство первой партии кому-либо другому не мог.
   Получил нечто вроде густого киселя, совсем немного. Нефти пока было мало, а пропорции зелья предстояло уточнять. Ни точный состав данной селитры, ни содержание углеводородов в светловатой какой-то нефти ему известны не были.
   Сварив "киселька", как на порцию для голодного ребёнка, он вынес её из сарая и отошёл к реке - глупо производить такие опыты возле деревянного строения. Вывалил вонючую и неаппетитную массу на плоский камень, по которому она быстро стала расползаться, и, отшагнув на всякий случай, сунул в неё факел.
   Шииих!!! - рвануло пламя к небу. Хорошо полыхнуло. Хотя основной жар пошёл вверх, стоявшему рядом злополучному алхимику подпалило ресницы на вовремя зажмуренных глазах. Он отскочил назад, чуть не упав от неловкого движения, пришлось даже взмахнуть руками для сохранения равновесия.
   С интересом наблюдавшие за его действиями Васюринский, Срачкороб (куда ж без него?), джуры и десяток казаков, ярким зрелищем впечатлились. Ещё бы, такая маленькая вонючая лужица, и такой эффект! Они бросились расспрашивать попаданца, но в это время до того ему было. Ошарашенность происшествием и, честно говоря, испуг при осознании того, что мог остаться без зрения...
   Отойдя от неожиданности, Аркадий, стараясь скрыть охватившую его лёгкую дрожь, объяснил, что именно этой субстанцией будут заряжаться новые ракеты. Не мудрствуя лукаво, назвал полученное вещество напалмом. Впрочем, куда более распространённым стало название "Чёртово зелье". Вскоре широко распространился слух, что чёрт, чтобы не попасть под святую воду поделился с колдуном рецептом настоящего адского зелья. И души сгоревших от него идут прямиком в ад.
   Юхим и джуры с энтузиазмом поддержали их производство, не подозревая, сколько хлопот от работы над ними получат. Вокруг поднялся галдёж, как на птичьем базаре при появлении невдалеке медведя. Разобрать, что говорят они друг другу, кричавшие все разом от перевозбуждения джуры вряд ли могли. Но их это и не смущало. Все спешили поделиться своими мыслями, которые правильнее было бы назвать эмоциями. У Аркадия вдруг и сильно разболелась голова.
   "На сегодня с меня хватит!" - решил незадачливый изобретатель и они со Срачкоробом отправились к попаданцу домой, обсуждать светлые перспективы ракетного оружия за чарочкой горилки. Джур он отпустил помыться в реке и попрактиковаться в подводном плавании.
   К вечеру прибыл гонец из Запорожья, привёз письма атаманам и Аркадию. Попаданец был уже навеселе, но нашёл выход из положения. Пригласил уставшего, вымотанного скачкой по степи запорожца к себе в дом, перекусить и отдохнуть с дороги. Тот, уже успевший отдать письма донским атаманам и передавший на словах, что приказали, охотно согласился, ведь у него и к Москалю-чародею были цидулы.
   Не успевший напиться допьяна Аркадий внимательно прочитал их и дал почитать собутыльнику, Срачкоробу. Сирко писал о проблемах Сечи и запорожских казаков вообще. Положение там складывалось не радостное, но и не трагичное. Захвативший с помощью поляков Сечь Кононович контроля над запорожскими паланками не добился. Не до того ему было. Даже ранее верные Речи Посполитой полковники и сотники из реестровцев начинали проявлять недовольство действиями карателей. Но без основной части сечевиков их протесты мало кого волновали.
   Знакомые кузнецы-запорожцы сообщали о начатой ими работе по переделке ружей. На нарезные штуцера ставились усовершенствованные прицелы, на все виды ручного огнестрела, включая гладкоствольное, приделывались планки, защищающие глаз от искр кремневого замка. Теперь уже не было нужды в заплющивании его в момент выстрела. Также массово модифицировались приклады. И без того славившиеся как стрелки казаки вскоре должны были получить возможность стрелять ещё точнее.
   Кузнецы прислали весточку, что из найденной по его наводке руды уже получены первые крицы и они много лучше, чем прежние, из болотной. Металл из указанных им месторождений оказался много лучше того, что получали ранее. Запорожцы, во избежание краха от одного вражеского налёта, наладили его производство в нескольких местах, обещая уже к осени существенное приращение выпуска гаковниц, мортир и пушек небольшого калибра. Казаки делали их и в реале, из отвратительного качества болотной руды. Теперь появилась возможность для значительного увеличения казацкого артиллерийского парка. Производство дальнобойных винтовок, очень популярных среди них, пришлось отложить. Нарезка стволов была сложной работой, требующей квалифицированного труда, пока таких умельцев среди казаков было очень мало.
  

* * *

  
   У Аркадия после конфуза на испытаниях напалма было сильнейшее желание отдохнуть. Тем более что голова у него с утра болела. Однако осуществить его не удалось. Спозаранку припёрлась целая толпа атаманов. Прослышав о вчерашних опытах, они жаждали посмотреть на их повторение. Гам почтенные головорезы подняли никак не меньший, чем накануне джуры, разве что в иной, более низкой тональности.
   - Вставай, чертяка! - ревел Калуженин. При этом дополнительно ещё и громыхая подкованными сапожищами и бряцая оружием, отчего в голову псевдоколдуна словно кто гвозди заколачивал.
   - И покажи нам своё чёртово зелье! - совсем не тихим голосом поддерживал его брат, Потап Петров. Умевший ходить как бы не тише фэнзийных эльфов, он также создавал столько шума, будто сговорился с братом извести несчастного попаданца в могилу.
   - Неужто и правда так страшно горело? - интересовался войсковой дьяк Порошин, Федор Иванов.
   Хоть не хотелось Аркадию ни вставать, ни общаться, пришлось делать и то, и другое. Заниматься опытами с взрывоопасными веществами в присутствии толпы начальства - сомнительное дело. Попаданец попытался отделаться от них отчётом об опытах и растолкованием случившегося. Однако номер не прошёл. Нет, его, конечно, выслушали, внимательно, с просьбами разъяснить непонятное в рассказе. Но этого им оказалось недостаточно.
   Объяснения - объяснениями, но атаманам хотелось и посмотреть, и пощупать. Довелось тащиться в сарай, варить новую порцию, испытывая при этом куда более острые ощущения (вдруг полыхнёт?). Видимо заметив его сомнения, к нему подошёл возглавивший разведку и контрразведку Свитка.
   - Тебе здесь рядом быть обязательно? Твоё чёртово зелье не может вспыхнуть во время варения?
   Аркадий с сомнением посмотрел на своё варево.
   - Да, вроде бы, не должно. Хотя чёрт его знает, я ведь не химик, так, читал кое-что.
   Главному разведчику ответ явно не пришёлся по душе.
   - Кто-нибудь другой, если его научить, варить это сможет?
   - Да кто угодно, если не дурак и будет соблюдать осторожность.
   По взмаху руки Свитки к ним подскочил его джура.
   - Вот, объясни Алексе, он точно не дурак, я таких рядом с собой не держу. А тебе лучше отойти от этого варева. У нас другого такого как ты нет, заменить некем.
   - Хорошо, - сразу согласился попаданец, совсем не рвавшийся, в отличии от своего друга Ивана, рисковать головой.
   Дело было нехитрым, он легко объяснил джуре, что и когда нужно делать. От описания подробностей процесса воздержусь по примеру Жюль Верна. Опиши он в "Таинственном острове", кажется, ПРАВИЛЬНЫЙ способ изготовления нитроглицерина, боюсь, писать сей опус, было бы некому.
   Вопреки известному "Эффекту присутствия начальства" повторное испытание псевдонапалма дало такой же результат, как и первое. И произвело на атаманов сильное впечатление.
   Аркадий посчитал более эффектным испытывать его не на голом камне, а на пропитанном водой топляке. Полив его, в придачу, когда он разгорелся, водой. Вода на огонь особого воздействия не произвела, а топляк, из которого, все видели, сочилась вода, сгорел, будто высушенный на жарком солнце кусок древесины. Из старшинской кучки даже раздалось:
   - Адское зелье, будто черти оттуда его доставили.
   Объяснять атаманам, какое значение могли иметь снаряды и ракеты, снаряжённые напалмом в морских боях, Аркадию не пришлось. Они немедленно заказали ему... много, потом очень много, потом... об аппетитах вояк, любого века, можно не распространяться. В нынешние времена они широко известны всем.
   Узнав, что нынешний мизерный запас нефти будет израсходован на опыты по производству гранат и ракет, а для производства боеприпасов боевого применения её нужно в сотни раз больше, атаманы приуныли. Но ненадолго. Обещали вскоре послать за Терек к гребенцам побольше людей для добычи земляного масла. Учитывая кумыкскую и черкесскую опасность, высылать одних русинских беженцев было опасно. Решили выделить для охраны будущих нефтедобытчиков пару сотен казаков. Которых и без того очень не хватало. Но атаманы сочли, что оно того стоит. Таборам на волах до Терека тащиться было слишком долго, поэтому тут же постановили отправить за нефтью струги. Путь по Кубани, потом через волок в Терек и по нему до земли гребенских казаков был освоен давно.
   Аркадий вместе со Срачкоробом начал эксперименты по производству новых ракет, без усиленных звуковых эффектов, но много больших и несущих в себе напалм. Естественно, в боеголовке при испытаниях был мокрый песок, а не сверхдефицитный напалм. При отсутствии аэродинамики как таковой, зачаточном состоянии многих дисциплин физики, сделать крупные ракеты, летающие не хуже старых, оказалось очень тяжело. Много раз после неудачных стартов Аркадий жалел, что нет возможности выдернуть из какого-нибудь почтенного ВУЗа Украины хорошего физика для помощи. Всё равно они там напрасно штаны просиживают, а в семнадцатом веке, даже от одного физика столько бы пользы было! А ещё не помешали бы химик, металлург, геолог...
   Однако пока наплыва учёных в Дикое поле не наблюдалось, Аркадию приходилось отдуваться за всех их самому. Одному.
   "Типа: Академия наук в одном лице, покруче Ломоносова, Ньютона и Менделеева вместе взятых. Смешно. Но в отсутствии гербовой пишут и на пипифаксе".
   Между химией и аэродинамикой Аркадий уделял внимание и своему снаряжению. С помощью кузнеца пытался снабдить своё ружьё прицелом и мушкой. Вроде бы несложное дело, примитивнейшие приспособления, но ошибка на волосок делала его бесполезным, даже вредным. Когда точно приделать их удалось, радости-то было... Аркадий, гордившийся в "прошлом" (или всё-таки будущем?) своим умением неплохо стрелять, наконец-то стал попадать из своего гладкоствольного ружья чаще, чем мазать.
   Попытка приделать шверт в виде опускаемого на доске киля на струг с треском провалилась, как и многие предложения Аркадия поначалу. Струг стал тяжелее, медленнее на вёслах, уже не мог плевать на любую мель. Правда, к восторгу испытателей, высокая мачта и два паруса помогли ему быстро разогнаться при попутном ветре. До первого поворота. Низкий, беспалубный кораблик мгновенно черпнул водицы так, что наполнился более чем наполовину. Хорошо, что ему и полное заполнение водой не грозило немедленным путешествием на дно. Толстый вал из тростника окаймлявший борта, обеспечивал казацким корабликам высочайшую плавучесть и защиту от пуль на излёте.
   Решено было попробовать приделать к стругу вставляемые по бокам боковые шверты-доски. Вроде бы голландцы такое делали. Знать бы ещё: зачем? Знания о мореходстве из романов не очень способствовали прогрессорству попаданца в этом деле.
   Однако стало ясно, что шверт и увеличенную парусность необходимо применять на судах новой постройки. Нечто отдалённо сходное предлагал и Ван Ваныч, казак родом из Зеландии, одной из провинций Нидерландов. Подумав немного, Аркадий решил отстраниться временно от судостроения, потому как невозможно успеть везде, а оружие, которое он сможет предложить, кроме него не выдумает никто.
   По всему Дону собирали старое, но не ветхое тряпьё. Аркадий вспомнил о картузном заряжании артиллерии и казаки, обожавшие стрелять как можно быстрее, подхватили эту идею. Но, в отличие от скорострельных бриттов, они при этом ещё и отличались меткостью. Всем было ясно, сколько заранее отмерянных порций пороха не приготовь, всё равно будет мало.
   Легко было предвидеть, что большее количество стволов потребует резкого увеличения расхода пороха. Аркадий на атаманском совете инициировал сбор дерьма для производства селитры. Именно она была основной составляющей чёрного пороха. Он предложил размещать "вторичный продукт" в кучах под навесами или крышами специально построенных сарайчиков, для предотвращения вымывания из него нужных веществ. Сами казаки к такой работе не рвались, решили делать это важное дело руками пленников.
   Благодаря скорому появлению зажигательных ракет, можно было уже планировать атаки на Стамбул, прибрежные города Турции в Чёрном и Мраморном морях. Аркадия при этом сильно напрягало отсутствие приличных карт. А ведь в его голове содержались целые атласы! Благодаря Васюринскому он их легко вспомнил, но их ожидал полнейший облом. Что толку помнить карту, если ты не умеешь рисовать? Промучившись весь вечер, так ничего и не смогли сделать.
   Озарение Аркадию пришло ночью, во сне. В нём он вспомнил виденное в десятом классе представление в их школе гипнотизёра. Среди прочего, там был номер, когда загипнотизированным школьникам внушалось, что они великие художники, певцы, музыканты. И мастерства у ребят и девчат явно прибавлялось.
   Проснувшись, попаданец первым делом, побежал в соседний дом, принадлежавший теперь Васюринскому. Но того дома не было. Спозаранку умотал в родной курень. Не в силах ждать, когда он вернётся, Аркадий пошёл его разыскивать.
   Иван тихо распекал одного из сотников куреня своего имени. Сотник, среднего роста, худощавый и очень быстрый в движениях Данило Ласка, кивал, разводил руками, всячески выражая готовность загладить какую-то свою вину. Именно он первым из них заметил подходящего Аркадия и откровенно обрадовался.
   "Вот, не напрасно я всё-таки в прошлое перенёсся. Второй уже человек радуется только увидев меня. Не напрасно, можно сказать, живу. Радость людям несу. Заодно с очень полезными изобретениями, пусть и смертоносными. Впрочем, чего это я? Срачкороб искренне радуется каждый раз, когда меня видит".
   Удивлённый оживленным выражением лица распекаемого подчинённого, Иван замолк, и только потом догадался оглянуться. Взгляд, которым он при этом одарил попаданца, к числу благодарных не относился. Скорее напоминал о легендах, что характерники в волков умели превращаться.
   - Доброе утро, Иван!
   - И тебе того же. Да не совсем оно доброе. Вот этот... - Васюринский затруднился сразу дать характеристику сотнику, подбирая выражение поточнее. Вид у знаменитого куренного, был нормальным, для человека, выпившего здоровенную бутыль горилки предыдущим вечером. Бодун, он и в семнадцатом веке, бодун.
   - Да ладно тебе. Ну, проштрафился человек, укажи ошибки и заставь сделать правильно. Он, уверяю тебя, будет очень стараться.
   И, обращаясь уже к Ласке, - Ведь будешь стараться?
   Сотник закивал, часто и быстро, всем своим видом выражая готовность трудиться во славу войска запорожского и васюринского куреня, особенно.
   - Вот видишь, он осознал свою ошибку и из кожи вылезет, чтоб её исправить. Пошли быстрее, я, кажется, придумал, как можно решить вчерашнюю трудность.
   - Эх! - явно огорчился вынужденному прекращению воспитательного процесса Васюринский. - Ну, если всё не исправишь...
   Куренной поднёс к носу сотника свой кулак, по сравнению с которым его полковничья булава выглядела мелким украшением.
   - Смотри мне! - и, посмотрев мрачно на Аркадия, - Пошли, расскажешь, что придумал. Одна головная боль от твоих придумок.
   Уже разворачиваясь обратно, попаданец заметил, что внушительный кулак куренного сотника не испугал, взгляд на уходящих характерников у него был хитрым и довольным. Сотниками на Сечи люди, легко пугающиеся, не становились в принципе. Не та среда.
   - Положим, головная боль у тебя от горилки, странно, что ты ею насмерть не отравился. Я вчера поосторожничал и сегодня себя прекрасно чувствую.
   - Глупостей не говори. Как это, горилкой отравиться? Упиться ею, да, можно, но чтоб отравиться... она же не яд, лекарство. И осторожничать казаку не пристало. Хотя, конечно, старшине много пить нельзя, голова у нас работать должна.
   - А сам второй раз за неделю нажрался до свинского состояния. Смотреть стыдно было, плакал как баба. И, запомни, любой яд может быть лекарством, любое лекарство - ядом. Вопрос в пропорции. А ты за вечер всосал убойную норму для быка.
   - Я свою горькую судьбинушку оплакивал. Все друзья-товарищи воюют, ворога бьют, трофеи берут, а я здесь сижу, вместе с долбанным (словарный запас Ивана за время общения с Аркадием сильно пополнился, правда, чёрт знает чем) попаданцем.
   - Кончай ныть. Вон, Срачкороб, тоже на войну не попал, а никакого уныния. И по мелочам не пакостит, даже странно.
   Васюринский резко стал. Аркадию, который по инерции сделал шаг, пришлось поворачиваться к нему.
   - А ведь действительно, за последние дни он ни одной проказы не совершил. Значит, что-то особенное задумал. А к нему ведь сейчас твои адские зелья попали. Пошли немедленно, а то он устроит такое, что все как ангелы в небо взлетим. Знаю я этого поганца, он без шалостей жить не может. А про карты потом расскажешь.
  

Обломы могут и радовать.

Азов, 13 травня 7146 года от с.м.

  
   Никого они в берлоге Срачкороба не застали. Как и большинство домов в городе, замков она не имела. Воровство и на Дону было большой редкостью, в связи с радикальностью борьбы с ним. Друзья зашли и обнаружили там жуткий бардак. Любовью к порядку и чистоте в месте проживания знаменитый шкодник не отличался, называть его обиталище домом или хатой язык не поворачивался. Логово хищника, такое определение было бы более точным, правда, на медведя Юхим не вытягивал по габаритам. Но и шакалом обзывать такую личность было бы крайне несправедливо.
   Посовещавшись, решили, что искать Срачкороба, затеявшего какую-то каверзу - зряшная затея. Вскоре сам обнаружится, дай бог без больших неприятностей. Пошли заниматься делом. Аркадий по пути объяснил Ивану, что он увидел во сне и как это можно использовать. Характерник такой возможностью использования собственных талантов был впечатлён. Усиливать внушением способности других людей - ему и в голову не приходило, что это возможно.
   Да гладко было в планах, но при их выполнении сразу полезли трудности. Долго совещались, что, собственно внушать надо. Первые варианты ничего не дали. Пришлось вносить существенные корректировки. Затем, в который уже раз, вылезло технологическое убожество Дикой степи. В состоянии гипноза Аркадий почему-то стал ставить массу клякс. Если исключалось гусиное перо, то чем рисовать? Фломастеров, шариковых ручек и даже графитовых карандашей тогда не существовало. Надеяться на скорое повторение в металле имевшегося у Аркадия сломанного "Паркера" не стоило. Не было на Дону человека, способного воспроизвести такую сложную вещь. Попытка рисовать угольком дала тоже негативные результаты.
   Попаданец вспомнил рисунки Дюрера и да Винчи. Стоило послать кого-нибудь в Малую Русь, купить у имевшихся там художников средневековый вариант карандаша. А пока рисование карт отложили.
   Как подводные диверсанты казаки того времени не имели конкурентов. Именно атаки из-под воды дали им возможность захватить некоторые турецкие крепости. Способ подводного плавания, показанный Аркадием, на них произвёл сильнейшее впечатление. Плавать много быстрее, чем раньше, им понравилось. Попаданец решил дополнительно обрадовать их ластами. Но совместные мучения с джурами Васюринского положительного результата не дали. Кожа оказалась не очень хорошим заменителем резины. Или, возможно, они были плохими мастерами. Джуры обещали поискать мастера по работе с кожей.
   Из-за отсутствия Срачкороба Аркадий вынужден был отложить и работу над ракетами. Стоило подумать, как их вообще делать надо. Поворачивающая назад ракета с напалмовой боеголовкой - тот ещё сюрприз. Но как сделать ракету, которая способна хотя бы соблюдать направление движения, это был вопрос вопросов. Он сделал себе заметку, что надо будет поговорить с пороховщиками. Забивка в двигательной части была не всегда однородна, и состав самого пороха не совпадал в разных ракетах. Замедлитель клали на глазок... Вероятно, поэтому тоже, ракеты выписывали свои зигзаги. Если вспомнить и о далёком от симметричности корпусе... не стоило тратить деньги и палить порох, пока не удастся решить эти проблемы.
   Владислав Пых, казак из шляхтичей, обучавший его премудростям фехтования, отправился на завоевание Темрюка, поэтому пришлось принимать уроки только у Михайлы Волкулаки (оборотня), бывшего янычара. Воспитанный в фанатичной преданности исламу, как все воины оджака*, он, бог знает по каким причинам, сбежал из Очакова в Сечь и стал яростным врагом бывших своих воспитателей. Как и все янычары, Волкулака хорошо владел саблей. Умению защищаться от противника из корпуса капыкуллу** он и обучал Аркадия. Кстати, орудовал он и все его бывшие товарищи тогда, к великому удивлению попаданца, не ятаганами, а саблями. Оставалось делать вывод, что ятаганы появились позже.
   - Беременная корова! Ты куда саблю потащил?! Задница зачесалась? Даже самый старый, толстый и ленивый азап успеет десять раз выпустить тебе кишки наружу, пока ты сможешь вернуть её в положение для отбива удара.
   Аркадий продышался после весьма болезненного удара затупленным концом Вовкулаковой сабли по животу.
   - Между прочим, корова, атакующая с открытыми глазами, намного опаснее быка, который, бросаясь в атаку, глаза закрывает.
   - Да? Значит, ты старый больной обожравшийся бык. Куда саблю опустил, ишак?! Я знаю, что голова у тебя пустая, и ты её не ценишь, невелика потеря, лишиться чего-то настолько ненужного. Но, опуская клинок, ты рискуешь лишиться возможности носить шапку. Её не на что будет надевать.
   И так далее и тому подобное. Неслучайно вернувшегося на родину и в лоно православной церкви Михаила, прозвали Вокулакой. Большую часть времени возвращенец был молчуном, но если уж открывал рот, то неслись из него совсем не славословия. Вид у него тоже был... соответствующий, злобно-бешеный. Даже в разбойничьем кубле это бросалось в глаза. Что-то совсем страшное случилось в его жизни, испортив начисто характер. Никакого пиетета он к ученику не питал, при обучении меньше всего думал о безболезненности уроков.
   Аркадий терпел. Ловко действуя клинком, Волкулака доходчиво и точно объяснял свои действия и его ошибки. Пока не удалось наладить производство капсюльных револьверов, надо было осваивать холодное оружие. Очень важно было уметь оборониться им, если кто прорвётся к попаданцу вплотную. К тому же, казаки презрительно относились к людям без сабли на поясе, а таскать тяжёлую железяку, не умея ею пользоваться, глупо.
   - Чего разлёгся, будто в бане?! Вставай! Ты о чём думал, когда ногу вперёд выставлял? Ой, забыл, что такой ишак думать не может. Да я мог её не только подбить, а перерубить. Если голова тебе действительно не нужна, то хоть бы ноги поберёг, ходить же не на чем будет!
   Сшибленный на землю подсечкой, Аркадий тяжело поднимался в стойку.
   "И что толку от моих умений в боевых искусствах? Элементарную подсечку пропустил. Сосредоточился на клинках, а про ноги забыл. Но насчёт перерубить мою ногу в тот момент, он загнул. Удар-то я бы отбил. Может быть".
   Стиль обучения у Волкулаки был вполне зверским, ученика он не жалел. Но что поделаешь, наиболее вероятными врагами в ближайшее время были черкесы и янычары, позже паны. Надо было одновременно учиться фехтовать вообще и осваивать защиты против наиболее вероятных противников. А боль после тренировок... проходит. Всё, что нас не убивает, делает сильнее. Сабля врага грозили смертью.
   Понадеявшийся после предыдущей тренировки на свой большой прогресс в деле освоения защиты от сильно изогнутого клинка Вовкулаки, Аркадий вынужден был признать, что поторопился с выводами и учиться ему ещё предстоит долго.
   Пан Пых был на тренировках куда куртуазнее. Правда, поначалу Аркадия задалбывали все эти квинты и терции. Да ещё пересыпаемые словечками и цитатами на полудюжине языков. Пан Владислав был полиглотом. Попаданцу трудно было понять, что же пан от него хочет? Постепенно он выучил самые главные фехтовальные термины, научился не обращать внимания на словесный понос из уст учителя. Но тут Владислав Пых отбыл с многими другими казаками на Темрюк.
   Иван почесал свой опять плохо бритый затылок и объявил, что новых преподавателей европейского фехтования пока искать не пока не будут.
   - Не стоит привлекать к тебе лишнее внимание, среди фехтовальщиков разные люди встречаются. Или Пых скоро вернётся, или, если не вернётся, тогда можно взять другого учителя.
   Классных фехтовальщиков в запорожском войске было немало, из нескольких европейских школ, с очень хорошей выучкой. В знаменитое на всю Европу пиратское логово слетались, как бабочки на огонь, рисковые люди с многих стран. Зачастую их не останавливала необходимость смены религии.
  

* * *

  
   Бывают людишки - как говорится, клейма негде ставить. Не-ет, он не из таких, хоть и страшен с виду... Вот прозвище дали - Вовкулака. Матери детишек пугают. А кто без греха? Скажите, люди добрые? Нету таких. Ну, разве младенцы или святые. Да и тем по нынешнему времени уже мало веры.
   Есть на нём грех. Ох, есть. Один, но КАКОЙ!
  
   Забывай, хлопче. Всё забывай. Нет больше Михайла, есть правоверный Муртаза, "ени чери", меч ислама. Всё забудь, не было той жизни. Лишь теперь ты живёшь по-настоящему...
  
   Воля Божья? Может, и так. Только не в привычках у Господа подвергать людей таким испытаниям. Не обошлось тут без чертовских козней, ох, не обошлось. Всё один к одному сложилось, словно волчара по своим следам решил вернуться. Но в тот проклятый день жизнь его второй раз дала излучину, словно Днепр за порогами...
   ...Ошибаются те, кто думает, будто многолетняя муштра выжигает память "ени чери" полностью. Нет. Остаются тлеющие угольки под слоем настывшего пепла, только ковырни поглубже.
   Он не лица узнал - голоса. Уж очень на батьковский похожие. Братья. Иван и Павло. Чудом их тогда, двадцать лет назад, татары не поймали, помог подоспевший казачий разъезд. А маленького Михайла забрали в ясырь. Но не ушли братья от судьбы. Через двадцать лет всё же оказались на галере. Кысмет... Какой, к дьяволу, кысмет? Словно пнул кто-то сапогом в старое пепелище, и взметнулись вверх не погасшие за долгие годы искорки, поджигая сухую траву...
   Не стал "ени чери" Муртаза ни выкупать полузабытых братьев, ни избавлять их от рабской доли, подарив быструю смерть. Просто прошёл мимо. Предоставил судьбе. А ведь мог выручить... Ни словечка, ни весточки затем не получил... Но в душе день за днём разгорался огонь, зажжённый от давней искорки. Как в аду, если не хуже. И не выдержал однажды "ени чери" Муртаза.
   За побег - смерть. Но жизнь его и так была хуже смерти. Что терять, если и душу-то уже загубил?
  
   Где душа твоя, Михайло? Где жизнь твоя, Вовкулака-оборотень? Ведь мог же и в поганом облике человеком остаться. Так нет же, предпочёл свою жизнь земную в ад превратить. Зачем? Неужто Бог душу вернёт, если прежней вере да под прежним именем послужит?
   Один Боженька то и ведает...
  

* * *

  
   По пути домой Аркадий встретил прогуливающуюся под руку с каким-то смутно ему знакомым донским казаком весёлую вдовушку. Она, увидев, что попаданец её заметил, прижалась к кавалеру. Тот же, невысокий, но могучего телосложения, с бочкообразным туловищем, грозно набычился, выражая готовность отстоять своё первенство на внимание ветреной Февроньи. За его надутыми щеками Аркадий легко рассмотрел страх, слухи про попаданца, как легко догадаться, дошли до всех в Азове. Большей частью, страшноватенькие, с крутым мистическим душком. Но, видимо, вдовушка всерьёз присушила сердце казака, если он решил пойти на конфликт с колдуном.
   Аркадий широко улыбнулся, подходя к парочке, громко произнёс: - Совет вам да любовь! - и спокойно проследовал мимо. Успев заметить явное облегчение на лице... Репки, как и не скрываемое разочарование на личике вдовушки. Ей, судя по всему, хотелось увидеть поединок за её благосклонность.
   "О женщины!.. Не случайно мне она показалась дурой. Если не образумится, что маловероятно, плохо кончит. Совсем плохо. А мне половой вопрос предстоит решать заново. Полонянку купить, что ли? Так ей же волю здесь надо давать и жениться, чтоб в постель тащить. Вот вам и простые нравы".
   Облом с вдовой Аркадия не огорчил, скорее, обрадовал. Тратить большую часть своего времени на удовлетворение распутной бабёнки было жалко. Да как выяснилось, она ещё и опасна для своих кавалеров.
   "Но где в Дикой степи найти умную и красивую женщину? Объявление в клуб брачных знакомств не дашь. А девушки здесь выскакивают замуж в возрасте, для меня не интересном, слишком молодыми. И что прикажете делать? Завести стадо овец? Так не тянет на подобный экстрим. Проблема".
   В полночь Аркадий проснулся от странного басовито дребезжащего воя, быстро, впрочем, затухшего. Послушав, сонный до невозможности, немного, ничего интересного больше не услышав, он заснул опять. Проспав, таким образом, интереснейшее зрелище.
   Срачкороб, наслушавшись рассказов о страшном воздействии разных звуков на людей, вспомнив рассказ о ночных пугалах из тыкв, решил пугнуть охрану у ворот Азова. Однако и знаменитого шкодника ждал досадный облом. Ему, вместе с медником, не удалось сделать не то что труб для инфразвука, но и просто приличных басовых. При попытке извлечь из них звук с помощью мехов они совсем не страшно задребезжали и лопнули. В связи с отсутствием подходящей тыквы он не пожалел денег на изготовление специального горшка с дырками для имитации огненных рта и глаз. Зажёг в горшке немного напалма, прицепил горшок-голову на здоровенную швабру, укрытую подобием плаща и попытался извлечь звуки из трёх труб а-ля органные.
   Блестящий, как он считал, замысел Срачкороба с треском провалился. Звуки оказались неубедительными, внимание охраны привлекли, но ни капельки не испугали. Гигантская фигура с огромной головой, на которой горели огнём глаза и рот, вызвала естественную казачью реакцию. Её интенсивно обстреляли, мигом разбив горшок и опрокинув сооружение на землю. Да и вообще, пугать казаков нечистой силой - напрасный труд. Почти наверняка среди них найдётся отчаянный молодец, жаждущий чёрта поймать для эксплуатации. Об удачливых казаках, у которых это получилось, ходило множество легенд.
   На следующее утро все хохотали не над жертвами Срачкороба, а над самим шкодником, пойманным стражниками у ворот. Он, с кислой и расстроенной физиономией, пытался оправдаться. Получая тут же новые порции остроумия и издёвок.
   Однако если кто думает, что его такой конфуз избавил от дурных привычек, то он сильно заблуждается. Новую каверзу Срачкороб затеял именно тогда, под градом насмешек.
  
   * Оджак - османское наименование корпуса капыкуллу.
   ** Капыкуллу - воины-рабы. Набирались детьми в немусульманских провинциях халифата. Помимо янычар, в него входили топчи-пушкари и тяжеловооружённые всадники бёлюк халки или суварилери. Во времена Мурада IV воины-капыкуллу не без оснований причисляли себя к мировой воинской элите. Не только благодаря храбрости, но и по своим воинским умениям.
  

Тем временем...

Европа и окрестности. Май 1637 года от Р. Х.

  
   Колесо истории вильнуло и покатило не по намеченной колее, а по неведомой никому целине, в неизвестную сторону.
   В Крыму полыхала полномасштабная гражданская война. Со всеми её "прелестями". Вторая за десятилетие. По всему полуострову клубились облака пыли и дыма. И в выжженной уже жарким летним солнцем степи, и в зелени садов, обработанных полей, ухоженных виноградников (в Крыму выращивали свой, особый, бескосточковый, для изюма, виноград - кишмиш), везде пылали юрты и дома, лилась кровь.
  
   Брат шёл на брата, сыновья восставали против родителей, предавали самые верные друзья... Не было в Крыму надёжного места ни для кого. И отсидеться, не встревая в эту мясорубку, шансов там ни у кого не было. Пешков ещё не родился, но его формула "Кто не с нами, тот против нас" действовала с неумолимостью закона природы.
   Инайет-Гирей пытался стать независимым государем. Нельзя сказать, что эта попытка была для Гиреев первой. В 1628 году один из его предшественников, Муххамад-Гирей, пытался избавиться от опеки Стамбула. Для противодействия янычарам - толковой пехоты у крымских татар никогда не было - он привлёк запорожцев во главе со знаменитым гетманом Михаилом Дорошенко. В решающей битве под стенами Кафы сошлись татарско-запорожская и татарско-османская армии. Но тогда предательский удар одного из татарских мурз превратил победу в поражение. Погибли все предводители - Муххамад-Гирей, Михаил Дорошенко и ставленник султана Джанибек-Гирей. Возглавленный Трясилой запорожский табор с немалым трудом и большими потерями сумел вырваться из Крыма.
   Сейчас положение было принципиально иным. Султан Мурад вёл тяжёлую войну с персами за возвращение Багдада. Уйти оттуда для него означало признание собственного поражения в длинной, кровавой и важной войне. Несмотря на славу пьяницы, Мурад умел добиваться поставленных целей. Раздёргивать своё основное войско перед решительным походом было неразумно, и он ограничился приказом румелийскому паше отправить помощь назначенному им крымским ханом Джамбул-Гирею. Силистрийский паша Кантемир Араслан-оглу на тот момент уже не пользовался доверием султана, да и только что потерпел от татарско-запорожского войска тяжёлое поражение.
   Учитывая активность казаков на море, ожидать массовой переброски войск на полуостров не стоило. Её и не было. Бейлербей Еэн-паша отрапортовал о начале подготовки кампании на покарание ослушников-татар и их союзников, но такие дела быстро не делаются. Идти же в поход на Крым по суше летом - форменное самоубийство. Большой поход на непокорных воле султана мог состояться не раньше весны следующего года. Вместе с гарнизонами прибрежных городов Северного Причерноморья Джамбулу удалось наскрести чуть больше шести тысяч пехотинцев. Под его руку добровольно стали Мансуры и Маниты, недовольные прекращением набегов и усилением Ширинов.
   Поначалу Инайет-Гирею удалось добиться немалого успеха. Благодаря предательству одного из приближённых Джамбул-Гирея, присланного на смену взбунтовавшемуся хану, отряд Джамбула был окружён и вчистую (зачем платить предателю, который уже не будет полезен?) вырезан. Однако эта победа вскоре осложнила положение самого Инайета. Султан назначил крымским ханом другого Гирея. Импульсивный, плохо продумывавший свои шаги крымский хан получил во враги умного, энергичного Ислам-Гирея.
   Не вступая в генеральное сражение, Ислам начал больно общипывать отряды верные союзнику казаков. Вскоре появились перебежчики уже из лагеря Ширинов. Прибудь в этот момент в Крым недавно подавленные буджаки, крымского хана люто ненавидевшие, всё для незадачливого бунтаря могло закончиться уже тогда. Но в Крым вошли запорожцы, ведомые Хмельницким. И положение Ислама быстро ухудшилось, как полководец он со знаменитым гетманом сравниться не мог.
   Буджаки же, сильно пострадавшие в только что закончившейся войне, после тайного визита какой-то делегации вдруг атаковали правобережную Малую Русь. Там запылали поместья и сёла, потянулись на юг караваны рабов. Да не учли самые ловкие из людоловов, что именно на правобережье было сосредоточено большое польское войско. Гетман Конецпольский намеревался окончательно решить казацкий вопрос. Схизматиков он ненавидел и презирал. И эти недостойные полководца чувства провоцировали его на поступки не просто неразумные, а откровенно глупые.
   Во всей Малой Руси, контролируемой поляками, лютовали карательные отряды. Хлопов и неожиданно попавших в их число, ещё недавно бывших свободными крестьян, беспощадно секли, их жён и дочерей насиловали, хозяйства схизматиков разграблялись. Не то что любое сопротивление панскому произволу, но и малейший намёк на оное были поводами для жесточайших расправ. Коллаборационистская старшина, мечтавшая об уравнении своих прав с панскими, страдала не в меньшей степени, чем остальное православное население. Несколько сотников из реестровцев уже сбежали, с большей частью своих сотен, в земли запорожских вольностей.
   Попытки назначенного из Варшавы гетмана реестровых казаков Кононовича договориться с Конецпольским наталкивались на презрительный отказ гордого аристократа. "Я с каким-то москалём безродным переговоров вести не буду, никто меня это сделать не заставит!" - отвечал он на указания из Варшавы.
   Нашествие буджакских татар на давно освоенные, закрепощённые панами земли вынудило Конецпольского изменить свои планы. Так же, как и панов, вознамерившихся помогать братьям-католикам в Европе. Свои имения для них были куда ближе и дороже общекатолической солидарности.
   Неожиданно быстрое прибытие в район набегов больших отрядов конницы, в том числе тяжёлой панцирной, стало для буджакских чамбулов крайне неприятным сюрпризом. Никто их о наличии в этом районе войск не предостерегал. Они шли безнаказанно пограбить, а не умирать в боях с превосходящими их по всем показателям врагами. Тем, кто сумел быстро сообразить, чем окончится промедление в бегстве, уйти удалось, хоть и сильно пощипанным отрядами венгерской конницы. Однако бросать полон, который не имели возможности добывать больше двух лет из-за войны с ханом Инайетом, решились далеко не все. За что слишком жадные или тугодумы поплатились головами. Шансов отбиться от блестящей польской кавалерии у грабителей не было.
   Зато Речь Посполита получила лишний козырь в политической борьбе. Истово ненавидевший неверных Кантемир Араслан-оглу в который уже раз подставил своего повелителя. Султану перед походом в Персию меньше всего нужны были трения на северных границах. Пойди поляки войной на Молдавию, вассальное османам государство, помочь им смогли бы только войска Румелии. А ведь они созданы, прежде всего, для противостояния империи.
   В сражениях с буджакскими татарами отличились отряды многих панов, коронное войско Конецпольского, но ни сечевых черкас, ни реестровых казаков там замечено не было. Запорожские заставы предупредили о набеге, но из-за малочисленности отражать его не пытались. И вставать в один строй с гонителями православия даже реестровцы не спешили. Гражданская война, ещё более масштабная, беспощадная и жестокая чем шедшая в Крыму, неотвратимо надвигалась на Малую Русь.
   Призывы Конецпольского использовать гражданскую войну в Крыму и уход османского войска в Персию результата не дали. Как бы им с королём Владиславом не хотелось повоевать, большинство магнатов были против войны. Речь Посполита окончательно утратила пассионарность, хотя для своей защиты имела ещё немалые силы. В чём недавно могли убедиться и русские, и шведы.
   Черкесия занимала в те времена куда большую территорию, чем сейчас. И населена была густо. По подсчётам века следующего, восемнадцатого, одновременно в поле могли выйти до ста пятидесяти тысяч рыцарей. Да-да, именно рыцарей. Как ещё назвать всадника, в кольчуге и прочем защитном вооружении, сидящего на лошади, защищённой кольчужной бронёй, посвятившего свою жизнь войнам и набегам, живущего по своеобразному рыцарскому кодексу, исключавшему погоню за наживой? По-моему, только рыцарем и никак иначе. Правда, основным занятием для них были внутренние разборки. Воевали они, чаще всего, именно друг с другом, и добычей для реализации на рабских рынках Османской империи им служили... черкесы. Нередко - одноплеменники. В семнадцатом веке, правда, этим грешило меньшинство черкесских рыцарей. Лагерными псами галерной каторги и гаремного рабства в большинстве они стали позже. К тому же, Черкессию раздирала вражда между племенами и родами. В реале рыцари плохо отбивались от крымских набегов, хотя и неоднократно татар били, и потом, схватившись с Россией, проявили фантастическое умение не договариваться между собой.
   Но, вне моральных императивов, перед казаками встала огромная проблема. Черкессия обладала огромным военным потенциалом. Если бы несколько десятков тысяч черкесов атаковали пришедших на завоевание Темрюка и Тамани казаков, пришельцы были бы обречены. Тяжёлая черкесская конница могла смела их без больших затруднений. На счастье вольных сынов Днепра и Дона, нашествия сразу десятков тысяч можно было не опасаться. Ведь черкесами называли не один какой-то народ, а целую группу родственных по языку народов адыгской группы. Между собой они жили очень недружно. Казаки-черкесы, коих было немало, не случайно запорожцев в Москве тех времён называли черкасами, подсказали, с кем надо договориться, чтобы поход на Темрюк был казацко-черкесским. Союзников среди адыгов нашли легко.
   Появление в черкесских землях врагов поначалу взволновало только обитателей именно тех земель, куда они пришли. Жителей крупнейшего из работорговых центров Черкессии, Темрюка и окрестных сёл. Два из пришедших таборов, донской и один из запорожских, начали осадные работы вокруг Темрюка, второй пошёл по окрестностям. В чём ему охотно поспособствовали имевшиеся черкесские союзники.
   Пока казаки у Темрюка рыли окопы вокруг осаждённого ими города, запорожцы, занявшиеся сельской местностью, активно зачищали сёла. И совсем не так, относительно безобидно, как нынешняя русская армия в Чечне. Заведомо отнесённые к безусловно вражеским (часть из них была мамлюкскими*), они очищались от населения в самом прямом смысле этого слова. Стариков и больных убивали, мужчин гнали на угольные копи, открытые для добычи топлива на Дону, женщин частично забирали себе, для женитьбы на них, большей частью отправляли на рабские рынки. Как-то так получилось, что немалая их часть ушла не в Россию или Персию, а вопреки запрету совета атаманов - на малоазиатские рынки. Цены там из-за почти прекратившихся татарских набегов на Русь существенно выросли. Черкесские союзники казаков работорговли также не чурались.
   Даже жители разоряемой казаками местности собрать войско для отпора врагам не сумели. Каждое село отбивалось самостоятельно. Разве что на помощь приходило некоторое количество добровольцев из соседнего села, следующего в списке на уничтожение. Если кто посчитает такое поведение глупым и надуманным, то с первым соглашусь, а надуманности здесь нет ни грана. Именно так черкесы вели себя при реальном завоевании их Россией. Кстати, еды на долговременную осаду Темрюка у казаков просто не было, грабёж был жизненно необходимым для продолжения наступления.
   Окружив Темрюк, казаки предложили его жителям почётную сдачу. Однако это предложение было с насмешкой отвергнуто. Считавшие Османскую империю сильнейшим государством в мире и гордившиеся своей службой ему темрюковцы сдаваться не собирались. За помощью в Стамбул они успели послать, не слишком превосходивших их по численности врагов не боялись. Дошедшим уже до них слухам о взятии казаками Азова, куда лучше укреплённого, чем Темрюк, жители осаждённого города не верили. В их понимании кучка разбойников не могла одолеть могучее войско повелителя правоверных, защищавшее Азов. Учитывая, что в реале даже в середине XIX века черкесы верили в непобедимость османской армии, в веке XVII такая вера была у них непоколебимой.
   Пока осаждённые вглядывались в морские дали, ожидая оттуда избавления от врагов, казаки не ленились копать зигзагоподобные окопы к стенам, предварительно окопавшись от возможных контратак из города и извне. Решив не мудрствовать лукаво, Татаринов намеревался повторить удачное недавнее взятие крепости Азова и в Темрюке. Со своими поправками к плану штурма, естественно.
   Не прекращавшаяся никогда борьба за власть в Стамбуле вышла на новый виток противостояния между матерью султана и Великим визирем. Валиде-ханум и Великий визирь пытались опорочить друг друга в глазах повелителя. Победа в этой войне всё более склонялась на сторону прекрасно знавшей все слабости сына матери султана. То, что проигравшему долго плакать не придётся, знали оба боровшихся за власть. Не те были традиции у Высокого Порога, чтоб щадить проигравших.
   В Москве радовались и тревожились. Радовались существенному сокращению набегов и разгромам супостатов, тревожились, как бы это не вышло России боком. Страна никак не могла опомниться от поражения в несчастливой Смоленской войне. В городах было неспокойно, в провинции то и дело вспыхивали бунты. Новая война могла вызвать ужасные катаклизмы, это в окружении Михаила хорошо понимали, зачастую переоценивая силы врагов и недооценивая их собственные проблемы.
   Казацкая старшина, осознав перспективы развития, предалась любимому, после грабежа, делу. Интригам против друг друга и поиску временных союзников для смещения со "сладких постов" своих противников или недавних союзников. Всерьёз заниматься развитием огромной территории им было некогда.
  
   * - Черкесские рабы очень высоко ценились в исламском мире. Именно из них формировались гвардейские части для различных правителей. В Египте мамлюки, сначала тюркского, а к семнадцатому веку - черкесского происхождения, сами захватили власть и удерживали её несколько сот лет, рекрутируя себе смену на родине. Часть мамлюков, отслужив какой-то срок и обогатившись, возвращалась в Черкессию и строила там особые, мамлюксие сёла. Очень богатые и заведомо враждебные любым не мусульманам.
  

Обломы forever?

Азов, кресник 7146 года от с.м.

(июнь 1637 года от Р. Х.)

  
   Проснулся Аркадий в полной боевой готовности. В смысле, как мужчина. Совершенно напрасно, так как представительниц прекрасного пола вблизи не наблюдалось и не предвиделось их появления. После разрыва с Февроньей женщин у него не было, а нужда в тесном общении с какой-нибудь прелестницей была. Всё более насущная.
   "Мало того, что захлёбываюсь в проблемах с внедрением новых технологий, так собственный организм свои трудности преподносит! Связываться с очередной весёлой вдовушкой неохота, судя по всему, в подобный разряд попадали женщины сходного типа. Жениться на полковничьей дочке лет пятнадцати, пусть семнадцати, тоже не тянет. Ничего хорошего из этого не выйдет, и к гадалке не ходи. Возвращаться к юношескому онанизму... как-то несолидно. Человек, вознамерившийся изменить историю и дрочка возле окна на проходящую мимо пышечку... не совместимо это. А организм своего требует, и дальше будет только хуже. Как известно, то, чем не пользуются, начинает отмирать. Чёрт! Спрашивается, где взять умную, привлекательную женщину такому... сомнительному мужику, как я? Учитывая, что на знакомства с "честной вдовой", тем более ухаживания за ней, у меня времени нет. Совсем нет. С чёртовыми пороховщиками, не вспоминая уже о Срачкоробе, за день так наобщаешься, что на таскание по улице для знакомств сил нет. А по вечерам ещё и с Васюринским надо разные сведения из моей головы вытягивать. О! Его и спрошу, может, подскажет что".
   Позавтракав, слава богу, варениками, а не саломатью, Аркадий отправился к местным специалистам по производству пороха. Новая ракета упорно не желала лететь в том направлении, куда её посылали. О конкретной точечной цели и речи не шло, но хотя бы в конкретный городской квартал ракета попадать должна была, иначе грош цена многим задумкам на осень.
   Анисим Гусак (было у него во внешности и повадках что-то от этой птицы), увидев попаданца, скривился. Считавшийся, вероятно заслуженно, лучшим на Дону мастером по производству пороха, он Аркадия явно успел невзлюбить, если не возненавидеть. Всегда порох от Гусака считался лучшим, а тут приходит какой-то неизвестный ранее колдун и начинает критиканствовать. "Почему ингредиенты пороха не взвешиваются с точностью до грана"? "Отчего не проверяется каждый раз качество селитры"?
   - Да потому! - отвечал Гусак на эти и подобные вопросы. - И без непрерывных меряний и взвешиваний мой порох получше турецкого и не хуже русского или польского. Я и на глазок могу определить, сколько и чего нужно в порох класть. И никто мне в этом не указ!
   Аркадий связывал свои ракетные проблемы, не в последнюю очередь, с неоднородным составом пороха и неравномерностью добавок замедлителя. Увидев кислую мину на физиономии Гусака, попаданец осознал, что, ко всему прочему, ему придётся делать ещё и порох. Поняв безнадёжность выяснения отношений с таким товарищем, решил сэкономить время и силы. Развернулся молча и пошёл прочь от мастерской пороховщиков. Размышляя, что надо бы сманить к себе одного из подмастерьев, необходимость ремесленных навыков при производстве любого продукта никто не отменял. Изобретать каждый раз велосипед - удовольствие очень сомнительное. Особенно если из-за мелкой неточности можно взлететь к небесам. Ненадолго, правда, и в таком виде...
   Направил же свои стопы попаданец к видневшемуся невдалеке ветряку, первенцу зарождавшейся на Дону промышленности. В сараюшке возле ветряка были установлены первые здесь станки, сверлильный и два токарных. Чего стоило их соорудить, это особая песня, категорически не рекомендуемая к исполнению в присутствии Аркадия и Васюринского.
   Станки, естественно - ветра-то не было - стояли, а нарождавшийся пролетариат чесал языки. По уму, надо было ставить водяную мельницу, однако в местном, плоском мире для подобного фокуса необходимо иметь куда более качественные знания. У Аркадия их не было, и выловленные с помощью Васюринского обрывочные сведения инженерного образования заменить не могли.
   "Эх, Коваленку бы сюда..." - в который раз помечтал Аркадий, весьма впечатлённый достижениями сиды из "Кембрийского периода" в раннем средневековье. - "Уж он-то быстро наладил бы здесь производство. И тачанок бы наделали, на страх врагам, со скорозарядными картечницами".
   Отсутствие приличного транспорта сильно напрягало попаданца, а езда на местных телегах и арбах, если они не передвигались с воловьей скоростью, приводила в отчаянье. Ну, плохо переносил его тощий зад тряску на ухабах! Он и без Васюринского вспомнил рисунок верёвочной рессоры, однако, подумав немного, производство такого необходимого ему чуда отложил. И предложения попроще наталкивались у него на мощнейшие преграды, возиться с привередливым в эксплуатации механизмом ему было, откровенно говоря, страшновато. И в лом. Вот и сейчас он перемещался пешком. Залазить на лошадь, чтоб проехать километр-другой, ему не хотелось, хотя ноги у него поджили полностью. Воспоминания о ранах мешали восприятию казацкого отношения к верховой езде.
   Посидев, поболтав с полчаса с ребятами, все - сплошь молодёжь, но ветра и начала работы так и не дождавшись, Аркадий пошёл из зародыша промышленности прочь. Очень надеясь, что сооружаемые на реках и ручьях в нескольких местах Дона и Запорожья мастерские будут работать куда стабильней и эффективней.
   "Налаженное серийное производство в ежедневном пригляде попаданца нуждаться не будет", - считал он.
   На пути в химическую лабораторию решил отдохнуть. Несмотря на ещё раннее время, почувствовал лёгкую усталость. Туда километр, сюда - парочка, вот и набежало приличный по длине пройденный путь. Сбросил жупан на землю, который нёс, накинув на плечо, и уселся на него. Местной привычки таскать целую кучу одёжек в жару не понимал и следовать ей отказывался. При общей вольности нравов, на такое поведение смотрели безразлично.
   Спокойно послушать пение птиц не удалось. Зачесались правый бок и живот. Снял рубаху и обнаружив на коже несколько красных точек, запаниковал.
   "Неужели опять проклятые вошки? Господи, только не это!"
   Недавно подхватив у кого-то вшей, несколько ночей не мог толком спать. Чесался. Ох и помучился Аркадий, выводя их. Два раза пришлось всю свою одежду вываривать.
   Тщательно исследовав снятую рубаху и распущенные шаровары - снимать их на виду постеснялся - успокоился. Яичек на одежде не было, следовательно, укусили его либо маленькие комары, либо блохи, на людях не поселяющиеся.
   "Воистину, люди, позволяющие собственной жабе влиять на поступки - достойны наказания! Ведь предлагал же Иван купить характерницкое средство от насекомых. Так пожлобился, денег, которые тогда были, пожалел. Показалось очень уж дорого. А вонять, как тухлая селёдка, сам не захотел, дешёвое казацкое средство "изысканному" нюху не подходит. В результате: деньги всё равно пропали, пропиты беспощадно, что, учитывая среду обитания, совсем не удивительно, а насекомые издеваются над колдуном-недоучкой, как хотят. Главный вывод: тратить деньги сразу по поступлении, но на дело. От пьянок только голова по утрам раскалывается, и Иван снять боль не может, потому как сам в это время таким же похмельем мается".
   Подойдя к лаборатории, удивился царившей в ней тишине. Молодёжь, ему помогавшая, к молчанию склонна не была, ребята болтали и шутили практически непрерывно. Встревожившись, зашёл в сарайчик, вместилище научной мысли в нарождавшейся державе, обнаружил там трезвого и мрачного Срачкороба. Постоянные работники этого опасного заведения от знаменитого проказника старались держаться подальше и отвечали ему с предельной вежливостью. Какие неприятные случаи происходили с разозлившими его людьми, все были наслышаны. Более чем. Можно сказать, что друг Аркадия уже прочно вошёл в местный фольклор. Нарываться на подобные сюрпризы самим парням не хотелось. Даже юркий и суетливый Дзыга, обычно громкоголосый и шумный, сегодня прилагал старания остаться незамеченным.
   Аркадий знал причины меланхолии у всегда весёлого Юхима. Называлась она уязвлённой гордостью. Срачкороб привык, что после его шуточек переживают и расстраиваются другие. Однако следствием его прикола возле сторожевой башни стали дружные издёвки над ним самим. Его такой поворот дела задел чрезвычайно сильно. Несравненно острее, чем выбитые зубы, сломанные рёбра или тяжелейшие побои. Шуточки, которыми его осыпали стражники из башни, повязавшие Срачкороба, жгли его сердце, требовали немедленной мести. И он эту месть придумал, но... она требовала серьёзного финансирования. В поход на черкесов он не пошёл, добычи для продажи у него не было. Бросить же всё и куда-то завеяться ему совесть не позволяла. Да и как уходить, если не отомстил за осмеяние?
   Посоветовавшись, они - все кто принимал участие в работе над новой ракетой - решили, что предложение о раздельной перевозке собственно ракет и их боеголовок очень правильное. Взорвись или загорись такая здоровенная дура в чайке, ох, мало там шансов для казаков уцелеть. Относительно небольшую боеголовку можно было упаковать получше, чтоб предохранить от самопроизвольного воспламенения.
   Беда была в том, что большая ракета летела, куда хотела. А не туда, куда её запускали. И ничего с этим ракетостроители поделать не могли. Между тем, каждый пуск стоил немалых денег, никто дарить порох им не рвался. Оружейное производство - оно и в семнадцатом веке затратно. Была у Аркадия мысль построить государственную, в данном случае, общеказачью военную промышленность. Но, поразмышляв, он был вынужден от неё отказаться. Нетрудно было представить, что назначенные ею управлять атаманы будут руководствоваться, прежде всего, своими представлениями о нуждах войска. Уцелеть же Русь Вольная могла только при опережающем развитии вооружений.
   Рассказав о своих мытарствах с пороховщиками и решении производить порох самим, Аркадий получил единодушную поддержку товарищей.
   - Спасибо за понимание и поддержку. С завтрашнего дня и начнём. Дзыга, разузнай, что для производства пороха нужно и где это можно купить или, лучше, самим сделать. С деньгами у нас сейчас... не густо.
   Понимая, что без внешнего финансирования им со Срачкоробом новых ракет не сделать, пошёл к атаману, Осипу Петрову. Который с ходу предъявил ему претензии по глупым, по мнению Калуженина (кличка Петрова), советам о развитии на Дону земледелия. Выяснилось, что у нескольких недавних казаков, ранее крестьян, попытавшихся заняться вспахиванием земли, ничего не получилось.
   - То есть как это - не получилось? - крайне удивился Аркадий.
   - Да так! Не смогли они нашу землицу вспахать. Никто. Видно, сам Господь против пахоты на Дону.
   - Постой, постой! Как это у них не получилось, когда в моём мире у казаков было позже хорошо развитое землепашество? Что-то здесь не то. А точно они умеют землю пахать?
   - Да у некоторых на руках ещё мозоли от сох не вывелись!
   - Стоп! От сох, говоришь? Откуда родом эти крестьяне?
   - Да какая разница откуда?! Если крестьянин, землепашец, землю уже пахал, значит, и здесь пахать уметь должен.
   - Эээ... нет. Ты всё-таки припомни, откуда родом эти казаки-крестьяне.
   Атаман, наконец, придержал своё возмущение, начав понимать, что попаданец совсем не случайно обращает его внимание на происхождение крестьян.
   - Ну... Дмитрий с Вологодчины, Алексей тверской, Рафаил, вроде бы, из-под Ярославля. А в чём дело-то? Почему это важно, откуда крестьяне родом?
   - Тогда всё ясно. Это всё равно, что человек, умеющий играть на дудочке, вдруг вообразит, что и на лире может. Ни разу её в руках не держав. Выходцы с севера, не поучившись у знающих людей, здесь крестьянствовать и не могут.
   - Постой, погоди. Какие такие дудочка и лира, при чём здесь музыка?
   - Музыка ни при чём. Только пахать здесь сохой и на лошадях - невозможно. Нужен плуг с железным ралом*, или как у него это называется, забыл, и запряжка из четырёх волов. Запорожцы вон, на такой самой землю пашут и большие урожаи получают. И, кстати, никакие паны к ним не рвутся, под татарские-то стрелы.
   - Да если бы здесь об ваших гнездюках** наслышаны не были, нам бы ни за что не уговорить бы было казаков на изменение вековечного обычая. В двух дальних станицах на севере чуть было бунт против старшины не начался. Еле-еле смогли их успокоить.
   - Слышал я об этом. Их собственные старшины и затеяли это "народное возмущение". Подозреваю, что не в порядке у них отчётность, боятся отвечать перед перевыборами. Надо бы поспособствовать тщательной проверке в нужный срок. Чтоб другим неповадно было.
   - Отчётность, говоришь? А ведь и правда, сомнительных людишек в этом году там казаки выбрали. Вполне может быть по-твоему. Проверим. Но почему же никто из запорожцев землю пахать не вызвался?
   - Да с какого бодуна гнездюку ехать на Дон, если здесь за вспахивание земли - смерть и разорение полагаются? Вот к вам с Запорожья и перебирались только те, кто к этому делу интереса не имел.
   Посовещавшись вдвоём, решили, что вполне можно успеть пригласить специалистов-сечевиков на осень, для вспашки полей под озимые.
   Разобравшись с проблемой атамана, Аркадий попытался получить аванс с денег, предназначенных на покупку ракет. Однако его ждал очередной облом. Рисковать собственной головой, выдавая деньги за не сделанную ещё продукцию, атаман отказался категорически. Из-за того самого отчёта который, каждый год давали ВСЕ выборные - других на Дону и не было - начальники. За растрату полагалась смерть.
   Когда атаман ему это внятно объяснил, Аркадий прекратил бессмысленные уговоры и попрощался. Надо было придумать, как можно обойти это правило. Деньги-то нужны были позарез.
   Но, первым делом, попаданец решил ликвидировать собственноручно сделанное новшество: прицел и мушку на собственном пистоле. Если на мушкете они себя вполне оправдали, позволив ему существенно повысить точность при стрельбе, то на короткоствольном пистоле только мешали быстро извлекать оружие из кобуры. Точная стрельба из этого пистолетного предка оказалась недоступным для него видом искусства. Вроде музыки для глухого. Оставалось с этим смириться и ускорить разработку более совершенного оружия. Зато после внедрения планки, защищавшей глаз от вспышки пороха, из мушкета получалось попадать в ростовую мишень и с пятидесяти метров. Иногда. Защитная планка понравилась всем, до неё приходилось зажмуривать глаз, которым стрелок целился. На точности выстрела это сказывалось отрицательно. Аркадий грешным делом испытывал гордость, замечая, как много казаков уже приделали на свои ружья подобные планочки.
  
   * - Великоросс по происхождению и изначально русскоязычный, попаданец вырос, всё-таки, на Украине и поэтому вспомнил украинское слово "рало", а не русское "лемех".
   ** - Гнездюками на Запорожье называли казаков, на свой страх и риск обрабатывавших землю, ежеминутно рискуя угодить под татарский аркан.
  

Беспокойство.

Азов, 10 кресника 7146 года от с.м.

(20 июня 1637 года от Р. Х.)

  
   Почти правильная паутина с сидящим с краю пауком. Именно в такую картину складывались чёрточки, чёрное пятно от раздавленного паука выступало "пауком" на белёном потолке над ложем Ивана. И, просыпаясь по утрам, он видел именно такую картину. И пусть новый его дом, принадлежавший ранее почтенному работорговцу, был просторен и крепко сложен, он не радовал. Иван чувствовал себя мухой... пусть не мухой, шершнем, попавшим в прочные паучьи тенета. Паутину тоски и безнадёжности, крепко опутавшую его, лишая сил и даже надежды.
   Иван понял, что ему уже не заснуть, и тяжело, будто старик, встал и поплёлся в отхожее место. На дворе уже светало, небо серело, хотя несколько звёзд ещё с него поглядывало на землю. Вставать в такую рань не было никакого толку, но бессмысленно валятся в безнадёжных попытках уснуть ему надоело. Опять вспомнился сгинувший в уличных боях крестник. Так его и не удалось вырвать из цепких рук казацкой Фемиды. Несмотря на все старания Васюринского, отправили его в отряд штрафников для отвлечения резерва османов, там бедолага под янычарской саблей и погиб. Не смог его крёстный оборонить. Как теперь со вдовой друга говорить, атаман не знал.
   Никогда в жизни, сколько Иван себя помнил, ему не приходилось переживать ничего подобного. В какие бы тяжёлые ситуации он за прошедшие годы не попадал, гневить Бога сетованиями на тяготы ему и в голову не приходило.
   "Окружили враги? Значит, надо пробиться сквозь их строй. Нечего есть в осаждённом таборе? Так сам Христос в пустыне обходился без нормальной еды не одну неделю. Воину, лыцарю такое терпеть тем более пристало. А плакаться и молить Господа об уменьшении испытаний - себя не уважать".
   Иван обнаружил, что стоит во дворе собственного дома (век бы его не видеть!), тупо уставившись на ворота.
   "Боже ты мой, совсем бараном стал. Скоро, наверное, вместо сала и горилки сено жрать буду. И постигнет меня вековечная баранья доля - стать чьей-то жертвой".
   Со времени прихода молодого, можно сказать, совсем юного, нищего, но гонористого шляхтича Ивана Васюринского на Сечь, ему угрожала опасность. Она стала постоянной спутницей казака, не оставляла ни на день, ни на час.
   В дежурствах и патрулировании степи смерть угрожает каждый миг. Татары старались казацкие патрули и заставы вырезать в первую очередь, чтоб сохранить неожиданность своих набегов. Малейшая невнимательность могла обернуться смертью или рабской долей.
   В быстро ставшем родным курене, который впоследствии переименовали в его честь. Люди на Сечь прибывали разные, но, большей частью, совсем не мирные и без приверженности к доброте и милосердию. По крайней мере, те, кто там выживал. Любой из них мог взорваться от неосторожного слова, и даже страшное наказание за убийство боевого товарища останавливало не всех.
   А в поездках на родную Малую Русь лучше было вести себя, как на вражеской территории. Польские паны и их прислужники казаков не любили, стоило ожидать от встречи с католиком или униатом любой, самой неприятной неожиданности. Добиться справедливости в польских судах нечего было и мечтать. То есть помечтать можно, но всерьёз рассчитывать на какой-то толк от обращения в суд не приходилось.
   Тем более смерть охотилась за казаками, вышедшими в поход. Безразлично, сухопутный, на панов или татар, или морской, на турок. Военное счастье переменчиво, в любой миг на казацкий отряд или чайку могла обрушиться беда.
   Иван, успевший зайти в дом, полапал собственные лицо и голову.
   "Чертовщина какая-то! Вроде недавно же брился, а зарос, как ежик. Хотя... скорее - как кабаняра, хорошо, до рождества далеко, резать скоро не будут. Или уже давно? Бесовские козни! Не помню. Совсем плохой стал, загнусь я от этой тихой жизни скорее, чем от вражеских пуль и сабель".
   Привычка к опасности в сочетании с личной храбростью, большой запас сил, физических и духовных, сыграли с Васюринским злую шутку. Став адреналиновым наркоманом, он в крайней степени тяжело переживал спокойный, размеренное бытиё. Неожиданный, не по собственной воле сделанный поворот в судьбе тяжёлым грузом давил на его психику. Опасность ушла из его жизни. Как и возможность возглавлять любимый, переименованный в его честь, курень. И Иван затосковал.
   На самом деле всё было не так уж плохо. Смертельный риск боя вполне мог прийти к Васюринскому прямо на дом. Стоило соседним государствам осознать, что казаки задумали строить государство, как вражеские армии зашевелились бы на всех границах. И вместо опеки куреня заботится о государстве - достойная замена. Но пока Иван пребывал в печали. И, что предосудительно для представителя старшины, пил по-чёрному.
   Для успокоения души вытащил всё своё оружие во двор и занялся его обслуживанием. Отполировал клинки двух своих сабель: тяжёлой, почти прямой, употребляемой им для морских походов польской карабели и сильно изогнутого, лёгкого, булатного персидского шемшира, используемого в конных походах и носимого обычно у пояса. Блеск клинков, их проверенная им острота немного подняли его настроение.
   Прервал чистку и помахал, тренируясь, сначала одной карабелью, потом обеими саблями сразу. Крутился в воображаемом бою до появления приятной усталости в плечах. Собственной сноровкой и выносливостью остался недоволен.
   "Этак, встреться мне сейчас какой сильный вражина, порубит он меня на куски и не вспотеет. Если, конечно, я его раньше не пристрелю. Надо бы поболе упражняться и, пожалуй... поменьше пить горилку. Скорости в движениях и точности в ударах не хватает. Только как её, родимую, не пить? Сабли-то мне скоро совсем не нужны будут. Ничего кроме чернильницы, новомодной, Аркашкой предложенной невыливайки, мне носить надобности не будет. Ну... с прочим писарским причандальем. Чтоб ему!.."
   Иван полюбовался холодным блеском карабели и переливами света на узорах шамшура, вложил клинки в ножны и занялся чисткой стволов. Но первым делом разобрал, почистил и собрал ТТ. При всей неоднозначности отношения к попаданцу к пистолету из будущего у бывшего куренного были только любовь и преклонение.
   "Пусть этот чёртов попаданец и жучара, по его собственному выражению, но пистолеты, им притащенные, это... прекрасное оружие. Имей такое все казаки, и Стамбул, и Варшаву взяли бы мы без серьёзного сопротивления. Особенно, если бы и ружья, и пушки тоже скорострельными сделать. Разве что калибр у пистолета маловат". - Иван поморщился, вспомнив вчерашний разговор с Аркадием, как раз о неведомых ему самому ранее калибрах. Попаданец так и не понял, что был близок к потере всех передних зубов и приобретению множества ушибов и синяков. В сильно поддатом состоянии он повёл себя в беседе с Иваном, как с выходцем из будущего. Между тем некоторые слова говорить в лицо "лыцарю" и атаману нельзя ни в коем случае. По крайней мере, если не хочешь нарваться на крупные, возможно фатальные, неприятности. Легко проглатываемые выходцами из двадцать первого века оскорбления для сечевика из века семнадцатого повод для сильной обиды. Оскорблять же вооружённого, привычного разрешать все проблемы силой человека - неразумно. Ивана удержала от немедленного выяснения отношений только возникшая ранее между ними дружба и понимание, что Аркадий обижает его не нарочно.
   "Надо будет ещё раз объяснить дураку, что так говорить с атаманом - нарываться на беду. А с калибрами, их единообразием, он, наверное, прав, паршивец. Но какой же я молодец, что смог удержаться от чистки кулаком его зубов!"
   Вечером предыдущего дня, уже при распитии втроём, со Срачкоробом, третьей бутыли, зашёл разговор о величине и весе пули. Аркадий и ранее говорил о необходимости производства единообразного оружия, но под воздействием горилки совсем разошёлся, доказывая надобность в унификации стрелкового и артиллерийского вооружения казаков. Иван и Юхим, собственно, с ним и не спорили, пытались объяснить, что почти всё оружие у казаков трофейное, а турки и поляки, гады, унифицировать свои ружья не собираются. Но попаданец закусил удила и орал, что казаки не понимают по глупости важности единых калибров.
   Иван принялся чистить ствол своего нарезного мушкета, когда послышались знакомые шаги, а потом и скрип открываемой калитки.
   Зашедший во двор Аркадий выглядел, если вспомнить вчерашний вечер, на удивление бодро.
   - Слушай, придумал! Наконец, придумал! Представляешь, во сне разгадка приснилась.
   Иван ничего не понял.
   - Постой! Что тебе там приснилось? И чего ты во сне выдумать мог?
   - Способ укладки пороха!
   - Куда?!
   - Да в ракеты! Ну, в новые, большие. Чтоб они ровнее летали. Мне приснилось, почти как Менделееву, что внутри ракеты надо посредине оставить воздушный канал. Тогда порох ровнее гореть будет.
   - С чего ты это взял?
   Аркадий открыл рот, чтоб прокричать ответ, но остановился в некотором изумлении. Подумав немного, он, уже спокойнее продолжил.
   - Знаешь, сейчас не скажу точно, но вот не догадываюсь я, не предполагаю, а точно ЗНАЮ, что ракета будет лететь более ровно. Наверное, где-то читал и во сне вспомнил. Без источника сведений. Да, в конце концов, какая разница, откуда я это взял? Главное, что я уверен, что это будет работать. Пошли в лабораторию, там у нас ещё остался порох на одно испытание.
   - А кто такой Миндилеев, которого ты упомянул?
   - Менделеев. Великий химик. Кстати, наш, русский. Ему его открытие, обессмертившее его имя, приснилось во сне. Я лучше тебе о нём по дороге расскажу.
   - Ладно, ладно. Погоди, снесу оружие в дом, и пойдем.
  

* * *

   Грешным делом, Иван сильно сомневался, что сон попаданца будет вещим. Привык уже, что приходится потратить много времени, нервов и денег, прежде чем придумки Аркадия воплощаются во что-нибудь дельное. Однако в этот раз, в кои-то веки, идея сработала сразу. Новая ракета, без боевого заряда, естественно, пролетела две сотни сажен почти по ниточке, отклонившись в самом конце полёта всего ничего, на десятка полтора шагов. Что означало возможность стрелять и по вражеским судам. Если и остальные ракеты, снаряженные подобным образом, будут летать не менее точно...
   Днём с Терека пришёл внеочередной караван с нефтью. Привезли её в бурдюках и небольших бочонках совсем немного, но для производства немалого количества боеголовок привезённого хватало. Во время извлечения знаний из головы Аркадия (ох, нелёгкое это дело! А уж мусора-то там... куда больше, чем полезных сведений) Иван невольно и сам стал знатоком взрывного дела. Поэтому, хочешь не хочешь, а запрягаться в производство боеголовок для новых ракет и ему пришлось. В связи с особой секретностью к работе над новыми ракетами допускались немногие.
   Аркадий же, раздав всем ценные указания, побежал к атаману и выбил из него, точнее, из войсковой казны по его указу, большой аванс на покупку пороха. Новых, разрушительных и зажигательных ракет войсковая старшина ждала с большим нетерпением.
   Над новыми ракетами и боеголовками к ним работали дотемна. Кое-кто был готов работать и в темноте, при свете лучин, но попаданец такой энтузиазм встретил в штыки. Не терпящим возражения тоном потребовал прекратить работу и хорошо отдохнуть перед завтрашним днём. Все, усталые донельзя, разошлись.
   К стыду своему, Иван спал так крепко, что пропустил интереснейшее действо. Просто не услышал стрельбу у северных, Казацких, ворот Азова. Впрочем, с этого дня башня получила несколько новых имён, среди которых: "Срачкоробова", "Вонючая"...
   Выяснилось, что, раздобыв где-то денег, Срачкороб устроил в ней роскошный пир, якобы для примирения со стражниками, изловившими его во время его предыдущей, для него крайне неудачной, проказы. На них будто кто-то затмение наслал. Сдуру, будто забыли с кем имеют дело, сели есть его угощение. И, под продолжающиеся шуточки в адрес проставляющего, хорошенько с ним посидели за обильным, но почти без спиртного, столом. Юхим при этом делал вид, что подколки и подковырки незадачливых, как выяснилось позже, сотрапезников его не волнуют. Наоборот, он всё время извинялся, что нельзя ставить много горилки или вина, так как ребята на страже стоят. Возможно, стражников подкупило то, что сам Срачкороб пил и ел больше всех.
   Раскланялся он уже затемно, после чего произошло два события. Башню, причём только её, атаковали татары. Всего два десятка, однако покинуть охраняемый объект стражники уже не могли. На штурм татары, впрочем, не шли, обстреливали её издали из луков, орали нехорошие слова в адрес стражников, но под ответные выстрелы подставляться не спешили. Юхим договорился с ними заранее об этом, оплатив, очень дёшево, их фальшивую атаку. Торговые отношения между казаками и татарами смена хозяев в Азове не нарушила.
   Вторым событием, последовавшим почти сразу же за первым, была тяжелейшая медвежья болезнь, настигшая всех участников банкета. Уйти из порученного им для защиты места стражники не могли, обстрел башни из луков издали продолжался... Прочно оккупировавший место общего пользования в одном из домов Азова Срачкороб мог считать, что отомщён в полной мере. Переоценившие свою удачу стражники, вся десятка, хлебнули позора от его выходки куда больше, чем он от их старательности.
   Когда следующая смена стражников пришла к башне, войти в неё они не смогли. Из-за жуткой вони, пропитавшей все её помещения. Хотя вещественные следы своего позора незадачливые обжоры успели убрать, с запахом ещё несколько недель поделать ничего не могли. Не спасали от вони ни окуривания, ни разливание в помещениях дорогущих ароматических жидкостей. От башни упорно несло дерьмом. Срачкороб, в который раз, оправдал свою кличку.
  

Дела ракетные.

Азов, 12 кресника 7146 года от с.м.

(21 июня 1637 года от Р. Х,)*

  
   Аркадий вернулся после очередного испытания ракет, проводимого в этот раз в присутствии гораздо меньшего количества любопытных. Да и не рвались казаки на это действо. Благоразумно опасались испытывать лишний раз крепость своих нервов, слушая звуки "изделий" Генерального Конструктора Срачкороба, как про себя с некоторой долей иронии именовал местного "Кибальчича" попаданец. Оно и к лучшему оказалось, что уж тут кривить душой - провал, другого слова не подобрать! Лететь в нужном направлении ракеты упорно не желали, на траектории вели себя самым непредсказуемым образом. Одна так вообще - задумчиво пошипела на направляющем станке, лениво разогналась, потом искристый хвост дыма, вырывающийся из сопла, пропал, и эта тварь шлёпнулась метрах в тридцати от стартовой позиции!
   Естественно настроение было отвратным, обычные подначки и шуточки попавших-таки на испытания казачков вызвали желание послать их по известному адресу, но уже не просто так, а с выдумкой и от всего сердца! Но всему нужно знать границы, могли и не так понять, а уж слово и дело у местных никогда друг от друга далеко не расходились. Поэтому Аркадий неимоверным усилием воли сдержал внутри себя все просившиеся на язык эпитеты, метафоры и остальные изыски великого и могучего и только предложил сворачиваться и возвращаться в лагерь. "Нужен тайм-аут", - заявил он, нимало не заботясь, как остальные будут понимать очередной словесный анахронизм. Собрали причиндалы, погрузились и не спеша двинулись каждый по своим делам.
   Войдя в свой дом, наскоро перекусил и устало плюхнулся на лежанку. Предаваться всемирной грусти было глупо, решил попробовать мыслить позитивно. Где они допускают косяки? Не может такого быть, чтобы человек из двадцать первого века, пусть ни разу не специалист в ракетостроении, не смог бы решить эту, не такую уж и сложную, в конце концов, задачу! Надо только определить, в чём корень неудач. Любая проблема имеет несколько уровней решения, начиная от чисто технологических и кончая - а скорее всего, именно их и надо ставить на первое место - системообразующими. Итак, если применить логичный подход, с чего вообще нужно начинать?
   Мы желаем получить оружие, воздействующее на противника дистанционно. Не имеющее, по большому счёту, проработанной теоретической базы на данном этапе развития общества. "О как закрутил, даже не ожидал от себя подобного, - подумал Аркадий, - так, глядишь, я и идеологом новых технологий стану. Но суть пока не в этом, хотя направление, вроде бы, намечается правильное. Что мы ещё хотим? Оружие должно работать стабильно, показывать близкие к лучшему образцу результаты. Вот! Начинать нужно с ГОСТов, о которых здесь и сейчас никто толком и не подозревает. Нет, конечно, те же ремесленники, что готовят порох, стараются делать его по рецептам, где указано - взять столько-то мер веса того, добавить этого, смешать вот с тем. Потом нажать пимпочку, оттянуть кувыркалку и сосчитать до ...нцати! Вуаля, получите пирожок, или что вы там хотели. И получают, в зависимости от умелости рук и места, откуда они растут, конечный результат. То есть налицо слишком много субъективных факторов, кои в серийном производстве (а мы же к нему стремимся, нес па?) есть зло абсолютное, подлежащее безусловному искоренению".
   Однако выводы из сего размышления попаданца не порадовали. Приди он к мастерам со своими ЦУ, пошлют они его по хорошо известному адресу. Из чего следовало, что воплощать все придумки придётся самому. Да и накопившиеся за день усталость, разочарование и раздражение никуда не делись и мешали размышлять.
   Вышел во двор и от души помахал сначала руками-ногами, потом и саблями. Смена деятельности помогла, способность к мыслительному процессу вернулась. Правда, мысли совершали периодически своевольные зигзаги, перескакивая с темы на тему совершенно произвольно, но ведь они никуда не девались.  Появились - хорошо, потом приведём в систему.
   "Итак, первое: или начинать производство нужного пороха самостоятельно, на что элементарно нет времени, свободных рук и, главное, точных знаний. Значит, пока покупать готовый состав, пусть даже от разных поставщиков, но дальше уже работать с ним самому. Во-вторых: что я вообще знаю о ракетах, причём о конкретных типах - неуправляемых с твёрдотопливным двигателем? Ну... "Катюша", видел в кино, рисунки попадались, причём даже схемы, на которые особого внимания не обращал, но, при желании и помощи Васюринского, смогу восстановить достаточно подробно. Ещё амерские "Шаттлы" стартуют на таких ускорителях, но здоровенных и, если не путаю, весьма опасных не только возможностью взрыва, но и своим выхлопом. Что-то туда штатовцы добавляют для эффективности, а оно сильно вредное для здоровья, когда горит. Нам пока это особо не грозит, поскольку здесь такого просто-напросто не производится, но и обычный пороховой дым на ладан не похож. Корпус, двигатель, боевая часть, дистанционная трубка, раз уж нет пока нормальных ударных взрывателей, стабилизаторы, с которыми несколько дней назад всё-таки разобрались. И с материалом, размерами, способом крепления".
   В сознание опять полезла тоска от количества проблем, которые предстоит решить попутно, учитывая, что в магазине не купишь ничего, всё самим предстоит делать. Мужественно её послал как раз по тому самому адресу, незнание которого в России сразу разоблачит человека иноземного происхождения.
   "Смотрим далее. Как у той же "Катюши" сделан двигатель? В корпусе размешают шашки, и они совсем не похожи на тот порошок, что мы сейчас засыпаем в камеру сгорания своих уродцев. Значит, вот ещё один шаг по пути стандартизации - готовим специальные заряды, от которых всего чуть до следующего этапа - типовой расчёт однотипных изделий, но для разной дальности. Зарядил одну шашку - полетела на пятьсот метров, две - уже почти на километр. Ну, и так далее. "Ай да я, ай да этот самый сын" - Аркадий в запале от души стукнул себя по колену.
   - Шшшш! - "Больно как, воистину заставь дурака молиться, он себе точно что-нибудь расшибёт".
   Растирая ушибленное место, продолжил размышления.
   "Обычный порох обладает ведь ещё одним пакостным свойством - пока он в крупных зёрнах, площадь горения слишком велика, и в камере сгорания происходит скорее взрыв, чем равномерное горение, которое нам и необходимо. Что из этого следует?"
   Аркадий попытался разложить все возможные последствия по полочкам, потому как последствия недомыслия могли быть очень неприятными, если не сказать сильнее.
   "Много чего, как оказывается. Ведь напрашивается элементарный ход - берём теперь порох от любого "отечественного производителя", смешиваем его с другим, и совершенно теперь не важно, какой был лучше, а какой - хуже. На выходе будет усреднённый результат, но зато стабильный. Далее - начинаем измельчать (та ещё работка, только руками, а на первых порах так вообще только самому, местные - люди увлекающиеся, им бы побольше и побыстрее, а здесь это чревато самоподрывом, людей и так не то чтобы много), и вот  у нас уже почти готовая смесь для прессовки шашек. Добавляем замедлитель, на первых порах вполне хватит древесного угля, увы, сахар здесь на порядки дороже чёрной икры, эксперименты с сахарной пудрой в ближайшее время слишком дорогое удовольствие. Очень жаль, что как замедлитель осетровую икру использовать вряд ли удастся".
   Попытка приспособить к созданию ракет всплывшие в памяти знания по физике и химии толку не дала. Что не означало их ненужности здесь вообще.
   "Ладно, теорию можно будет отложить на потом, всё равно без натурных экспериментов ничего толком не узнать. Будем делать для опытов небольшие шашки, грамм по пятьдесят-сто, и ракеты под них потребуются маленькие, вот и время на изготовление уйдёт меньше".
   Картинка будущей работы в ГИДРА (не путать с ГИРД, здесь - Группа Изобретателей Диковинных Ракет Азовских) вырисовывалась всё отчётливей. Несколько смущало только одно - ну не дадут ведь лепшие кореша казачьи атаманы заниматься чем-то одним, без отвлечения на другие, не менее важные новшества.
   "Тут уж ничего не поделаешь, в одно, пардон, рыло поднимать такую страну (ну ладно, частичку малую, но это ведь только пока, не так ли?), как Россия, в лице Азовского казачества - это вам не у Плюшкиных за столом, созерцанием со стороны и подачей мудрых советов не отделаешься.  Что там у нас с порохом? Измельчили, добавили ингибитор (точно? Не катализатор, случаем? Да и фиг с ним, лишь работало, как надо), теперь надо увлажнить, добавить что-то связующего (опять голову ломать, что именно), и аккуратно формуем шашки. Надо только сделать нужную оправку, винтовой пресс (интересно, из чего и как?), сушилку, а там уже и первые испытания можно проводить. Да, чуть не забыл, ведь придется две оправки делать, одну - для стартовой ступени, с каналом в шашке, чтобы площадь горения увеличить и тягу на начальном участке, а дальше гореть будет только с торца, поддерживая маршевый режим".
   Привычно почесав в затылке (там, интересно, плешь от постоянного чесания не образуется?), попытался прикинуть: что ещё можно измыслить для зарождающегося ракетостроения?
   "Стабилизация вращением - оно нам сейчас надо, или можно пока забить, так сойдёт? Вроде бы у немецких шестистволок точность была больше, чем у "Катюш"? Но как тогда сам снаряд и делать, там же с соплами... обойдёмся.
   Изоляция дистанционной трубки от камеры сгорания, тут особых проблем не будет, боеголовку и движок чуть разносим друг от друга, корпус позволяет. Потом можно и шрапнельные варианты изделий сделать, по плотным порядкам войск самое то будет. Для гарантии воздушного подрыва и поражения живой силы шрапнелью опытным путём определяем максимальную дальность стрельбы, время полета после отработки двигателя, это можно и без ЭВМ посчитать, элементарной арифметики хватит. Начнём с малого, что уже сегодня можно сделать и увидеть готовый результат - измельчаем порох, добавляем уголь, трамбуем, хоть руками, без всяких приспособлений, и замеряем время горения заряда. Остальное тщательно прописываем, по пунктам, и движемся стройными рядами в светлое будущее отечественного ракетостроения, так и решим".
   С этими мыслями Аркадий и направился искать Васюринского и Срачкороба.
  
   * - "Дела ракетные" написаны с помощью Александра Ершова.
  

Офигеть!!!

Азов, 17 кресника 7146 года от с.м.

(27 июня 1637 года от Р. Х.)

  
   "...или, охренеть... эээ... что ещё можно было бы сказать? Слов нет, одни междометия. Штирлиц нервно курит в сторонке. Да что там выдуманный Штирлиц! Реальные агенты спецслужб СССР, среди которых бывали и весьма высокопоставленные персоны, и то... мало кто соответствовал. По крайней мере, в серьёзных державах. Капуджибаши*. Это с кем бы его в третьем рейхе по должности можно было сравнить? Уж точно - не с паршивым штандартенфюрером. Пожалуй... что-то вроде группенфюрера, на крайняк... бригаденфюрера. Причём не зелёного СС, а именно СД. Вроде Шелленберга. С шикарнейшими полномочиями. Не-е, куда там тому Шелленбергу... у Мюллера, пожалуй, полномочия в чём-то поменьше были. Ха, Штирлиц!"
   Меньше всего Аркадий в этот момент походил на значительного чиновника, причастного к важным делам, хотя по сути, по меркам зарождавшегося казацкого государства, он им был. Именно по его настоянию запорожские характерники проводили закрытое совещание по делам разведки. И, среди прочего, ему рассказали о самом знаменитом перебежчике из Турции - Рыдване, на привезённые с собой деньги основавшем городок Рыдванец. А до этого он несколько лет поставлял запорожцам важнейшие сведения об османской армии и флоте. Действительно, таким агентом можно было гордиться. Ну а с кем нормальный советский человек может сравнивать разведчика? Да и вполне людоедская Османская империя тех лет без напряга выдерживала сравнение с третьим рейхом.
   Выяснилось, что казаки, как запорожцы, так и донцы, имели во вражеских странах, прежде всего в Османском султанате, множество агентов. С ними охотно сотрудничали некоторые православные священники, болгары и греки, торговцы-христиане, греческие рыбаки-контрабандисты... Даже русские, заарканенные татарами и вынужденно принявшие ислам, иногда охотно снабжали казаков важной информацией. Не у всех хватало мужества на борьбу с силой, казавшейся им необоримой, но ненавидеть своих мучителей от вынужденного обращения в ислам они не переставали. Однако сбор информации и, особенно, её анализ оставляли желать много лучшего.
   В организуемой постоянной разведслужбе собирались сведения о казацких добровольных помощниках и агентах в сопредельных странах. До этого каждый уважающий себя атаман имел свою агентуру и редко мог проверить поступающие ему из стана врага сведения. Теперь, именно по многочисленным просьбам попаданца, и запорожцы, и донцы свои разведки превращали в централизованные структуры. Сразу, с момента создания - очень сложно организованные, во избежание слишком большого вреда от предательства или утечки информации. Уж чего-чего, а книг о разведке и разведчиках Аркадий прочитал много, так что ведомства создавались на уровне, ещё неведомом этому веку.
   Естественно, попаданца заинтересовало, нет ли у казаков агента с положением Рыдвана и сейчас? Ему честно ответили, что нет. Вроде удалось недавно подобрать ключики к сердцу одного янычарского аги (офицера), как раз из числа ближних помощников нынешнего капуджибаши. Родом из Сербии, он имел сомнительное удовольствие видеть, как обращаются с его бывшими соплеменниками османы и его товарищи-янычары. По уровню зверствования османы мало кому уступали, так что уведенное вдруг разбудило воспоминания детства, вспомнились и мамина колыбельная, и сильные папины руки... Вбитый воспитанием исламский фанатизм треснул, и он вдруг ощутил себя не грозным воином ислама Селимом, а сербом Василием... У него хватило ума не показать случившегося окружающим, а по возвращении в Стамбул он принялся заливать пожар в душе спиртным. Благо сам султан числился (совершенно незаслуженно) пьяницей. Вот в греческой забегаловке и завербовал его казацкий агент - армянский торговец. Селиму-Василию обещали приём в казацкое братство и попросили помочь сведениями о намерениях осман.
   Узнав о таком перспективном агенте, Аркадий загорелся идеей подтянуть его на должность капуджибаши.
   - Как это, продвинуть Селима в капуджибаши? - сильно удивился Свитка. - На такой высокое место может назначить только сам султан. Мы что, его просить будем?
   - Нет, конечно, просить султана о смене капуджибаши мы не будем. Боюсь, он правильно поймёт смысл такой просьбы и вместо назначения на желанный пост посадит Селима на кол. Но сколько там человек стоит между ним и чином капуджибаши?
   - Да один Господь это знает!
   - Давай бога в эти скользкие дела вмешивать не будем, опасаюсь, некоторые из них серой попахивать могут. Сам знаешь, во вражьем тылу с соблюдением заповедей Христа... не всегда складывается. Ты лучше прикинь, сколько человек среди бостанджи стоят выше Селима.
   - Ааа... понял. Ну... пожалуй... двое точно выше него стоят, а ещё двое-трое вроде него будут. Только капуджибаши султан и со стороны назначить может, очень уж важный чин.
   - Значит, нам надо потом помочь Селиму выслужиться перед Муратом, чтоб тот его заметил и оценил. Но помощников, наверное, себе капуджибаши сам подбирает?
   - Да, с ведома султана, конечно.
   - Так давай подумаем, какое несчастье может случиться с янычарами-бостанджи, мешающими Селиму стать капуджибаши.
   - Эээ?..
   - Ну, представь, пойдёт тот помощник нынешнего капуджибаши в шинок, выпьет вина или горилки и... помрёт. Сердце там у него не выдержит, или печень откажет. Может такое быть?
   - Эээ... может. Только...
   - А раз может, значит, наше дело помочь ему в этом. В смысле, скорейшему его представлению перед судом божьим. Причём мы должны сделать его смерть естественной, вроде бы не убийством, а несчастным случаем.
   В комнате воцарилось молчание. Внимательно слушавшие диалог попаданца и Свитки казаки вмешиваться в него не спешили. Обдумывали услышанное.
   - На деяния иезуитов такие дела походят. И... сатанинским душком от них веет! - не выдержал Васюринский.
   - Да уж, в рай за такое точно не берут. Только если мы свои действия против врагов по поповским проповедям строить будем, недолго наша Родина просуществует. Завоюют её враги и в свою веру обратят. В ислам или католичество. Стало быть, мы должны не только своей жизнью, даже душой рисковать, но своих людей защитить. Авось потомки и наши грехи отмолят.
   Спорить с Аркадием по этому поводу никто не стал. Этика в казачьем обществе по отношению к НЕ СВОИМ была... гибкой. Разговор перешёл в конструктивное русло обсуждения способов устранения мешающих продвижению янычар и возможности обратить на Селима благосклонное внимание султана. Мурат хоть и числился пьяницей, но по молодости лет мозги пропить не успел, ум и волю имел незаурядные.
   Решили немедленно послать в Стамбул одного из характерников, умеющих хорошо говорить по-турецки. Для укрепления решимости Селима-Василия помогать казакам. Заодно решили отправить туда несколько казаков проведших в плену много лет. Убивать неугодных янычар, помогать в возвышении агенту, на которого делалась ставка. Когда попаданец рассказал о своей задумке, в которой мог помочь именно капуджибаши, все единогласно решили проводить её в жизнь. Для чего не жалеть ни денег, ни, если понадобится, казачьих жизней.
   Подобное совещание Аркадий провёл и с донскими атаманами и характерниками. Разведсеть у донцов была менее разветвлённой, но тоже не слабой. Разве что несколько более сконцентрированной на уже взятом Азове, Крымском ханстве, кавказской политике и ногайцах.
   А вот с организацией контрразведок, вроде бы одобренных, дело шло куда хуже. Атаманы ограничились выделением по сотне казаков для присмотра за торговыми гостями и контактам с ними местного населения. Больших, привычных для двадцатого века полномочий эти структуры не получили. Уж очень ценили казаки свою волю и любые её ограничения встречали "в штыки", хоть и внедрение реальных штыков пока затормозилось. Так что контрразведки получились наблюдательными. Подумав, попаданец решил не форсировать события. В таком болезненном вопросе стоило проявить осторожность.
  
   * - Один из важнейших постов в корпусе капыкуллу. Капуджибаши ведал приёмом иностранных послов, внешней охраной султана и ликвидацией неугодных ему высокопоставленных подданных халифата. Шёлковые шнурки пашам и визирям развозили по Османскому султанату именно его подчинённые. Естественно, имел доступ к уху султана и к важным для казаков военным сведениям.
  

7 глава.

  

Бытовая.

Азов, кресник 7146 года от с.м.

  
   Работали не покладая рук, с минимумом перерывов весь день, однако снарядили всего несколько ракет.
   "Кпд у нас меньше, чем у первых паровозов. Надо прикинуть что-то к чему-то и следующую партию ракет делать с разделением труда, как на мануфактурах, давно, кстати, существующих. И быстрее работа будет двигаться, и качественнее получаться. Да и безопаснее, что в данном производстве - очень немаловажно".
   Аркадий скосил глаз на шедших рядом с ним Срачкороба и Васюринского. В здоровенной сумке, которую тащил невысокий, поленившийся переодеваться после работы Юхим, что-то подозрительно булькало, причём вряд ли в одной ёмкости. От этого обычно приятного уху звука у попаданца появилось лёгкое чувство тошноты. Посиделки втроём для них стали традиционными, выпивалось на них много. Видимо, организм из двадцать первого века переносил такие нагрузки хуже, чем казаки века семнадцатого.
   "Экология, наверное, виновата в худшем здоровье людей моего времени? Хотя болеют-то здесь куда больше. И помирают от не очень страшных болячек... естественный отбор. В общем, в чём бы ни была причина, а напиваться до свинского состояния сегодня я не буду. По утрам хреново до невозможности и... просто потому, что не хочется!"
   Подумав немного (думалось на труднопереносимой жаре после тяжёлого трудового дня плохо), Аркадий начал издалека.
   - Панове, а правда, что по казацким обычаям старшине часто напиваться нельзя?
   Друзья попаданца отреагировали по-разному. Иван мрачно зыркнул исподлобья. Ответ подразумевал, что он ведёт себя не по-атамански. Очень неприятное для него напоминание. А Срачкороб безразлично передёрнул плечами.
   - Ну, старшине злоупотреблять не положено. Атаманам и их помощникам нужно сохранять голову трезвой. Только меня это не касается, я и сотником-то никогда не был.
   Губы Ивана, сделавшего вид, что вопрос Аркадия его не заинтересовал, тронула усмешка. Он, конечно же, понял, к чему попаданец клонит.
   - Да? Ты не имеешь отношения к старшине? Ты в этом уверен?
   Срачкороб, до этого явно расслабленный, явственно насторожился. У него даже походка изменилась, из перевалочки кавалериста в крадущийся шаг хищника. Скрадывать врагов казаки были большими мастерами.
   - Странный вопрос. Конечно, уверен! Как был простым казаком, так и остался. Никто меня ку... сотником не выбирал.
   Просившееся на язык слово "куренной" Юхим заменил, в последний момент, на слово "сотник", сообразив, что вынужденному уйти из руководства куреня своего имени Ивану слышать такое сравнение будет неприятно.*
   - Сотником тебя, действительно, никто не выбирал, это правда. Только припомни, с кем это ты весь день, кроме нас с Иваном, общался?
   Ну, с Дзыгой, Грыцьком, Рубайлой... ну, в общем, с джурами.
   - Чьими?
   - Эээ... что, чьими?
   - Чьими джурами?
   - Ну, ясно, что своими, твоими и Ивановыми! Кто ж нам своих даст?
   - Положим, надо было бы, дали бы. Только ты сам сказал, что у тебя есть джуры. Где ты слышал, чтоб у простого казака были джуры?
   Юхим встал, вынудив остановиться и друзей. Почесав в недельной щетине затылка, признался: - Эээ... нигде не слышал. Вообще-то, джур у простых казаков не бывает. Только ж мне их на важное для всего войска дело дали.
   - Правильно. Тебе дали джур на важное для всего войска дело. И, добавлю я, ещё дадут, дополнительно. Значит, признали тебя, Юхим, принадлежащим к старшине. И отсюда получается, тебе тоже, как и нам с Иваном, часто нажираться нельзя.
   Юхим опять полез чесать затылок. Новость, что он принадлежит к числу старшин, его совсем не обрадовала. Хотя, казалось бы, природный Кантемир должен был автоматически себя туда зачислять.
   - Кстати! - продолжил наращивать давление Аркадий. - И шуточка последняя твоя... уже не по возрасту и положению.
   Придирка к смыслу его жизни, проказам для смеха, неприятно Срачкороба поразила. Он-то своей шуткой всерьёз гордился.
   - А что, шуточка? Многим понравилась. Над этими козлами весь Азов смеялся. Будут знать, как меня задевать. Нормальная, по-моему, шутка.
   - Знать они, положим, будут то, что тебя, если попадёшься, лучше сразу пристрелить. Им бы, если они так тогда сделали бы, ничего не было бы. И шутка нормальной у тебя получилась для какого-нибудь молодыка**. А ты теперь знаменитость. Если не атаман, то есаул. Без новых ракет турки нас так вздрючить могут, что матерям здесь долго оплакивать сгинувших казаков придётся. Привыкай к новому положению. Если уж будешь шутить, то постарайся не понос вызывать, а выставлять своих недоброжелателей дураками. Или там жадными недоумками. Это, кстати, ранит ещё больнее. Представь, что кто-нибудь выставил тебя самого идиотом.
   Юхим представил, и подвижная его физиономия на короткий миг стала лицом убийцы. Ох, нехорошо будет выставившему дураком Срачкороба...
   - И как это сделать?
   - Сам думай. Ты-то у нас точно не идиот?
   - Конечно!
   - Вот и придумай, как можно того, кто тебе досадил, показать совсем глупым, ничего не понимающим.
   Срачкороб задумался, махнул рукой каким-то своим мыслям и двинулся в путь. Дальше друзья пошли молча и вскоре, конечно же, напились до отключки. Но в последний, на какой-то период времени, раз. Если горилка уже куплена, то не выливать же её на землю?
  
   * - Куренной был лицом материально ответственным и не имел права отлучаться от доверенного ему имущества. Если он возглавлял свой курень в походе, то становился наказным куренным, на его место избирали другого. Но приставленный к попаданцу Иван и на звание наказного право утратил.
   ** - молодык - новичок у запорожцев.
  

Труба зовёт.

23 кресника 7146 года от с.м.

(3 мая 1637 года от Р. Х.)

  
   "И в этом мире я не патриот в выборе средств передвижения. В прошлом никогда не покупал "Таврию" или "Жигули" и здесь предпочёл турецкую каторгу отечественному стругу. Спрашивается, как же такую сомнительную личность можно отправлять на изменение истории? - лениво размышлял попаданец, стоя на носу османской кадирги. - Тогда меня смущало качество отечественных автомобилей и отсутствие элементарного комфорта. Сейчас к качеству стругов претензий нет, совершенные, в своём роде, судёнышки. Но вот с комфортом на них дело совсем швах. Постоянно мокрые ноги, регулярное забрызгивание с головы до тех же самых ног... не говоря уже о жуткой болтанке. А здесь сухо и не так качает. Правда, несёт снизу будто из выгребной ямы... слов нет, одни выражения. Однако к запаху дерьма можно привыкнуть, принюхаться, а к холодной воде в излишних количествах... я не морж и оным становиться не собираюсь".
   Воняло на каторге, действительно очень сильно. Никто никакими удобствами обеспечивать гребцов-рабов у османов не собирался, они весь срок эксплуатации корабля турками испражнялись под себя. Из-под гребных банок дерьмо убиралось только тогда, когда оно начинало мешать грести. Естественно, дерево пропиталось испражнениями и отвратительный запах доставал новых хозяев корабля, несмотря на попытки молодыков и новиков отскрести доски, избавиться от вони.
   Каторга с попаданцем, в составе более чем тридцати отбитых у османов судов и ста пяти "родных" стругов и чаек, двигалась к Темрюку. Правда, за вёслами сидели, большей частью, молодыки, причём, скороспелые. Вал беженцев из Малой Руси накрыл не только Сечь, но и Тихий Дон. Ответственный за взятие одного из опорных пунктов османов в Черкессии Татаринов дал знать совету атаманов, что сухопутные работы по осаде этого города завершены, окопы подведены к его стенам. На совете решили испытать в боях как можно больше новичков.
   Аркадий вполне мог остаться в Азове. Работы над разработками нового оружия хватило бы ещё не на один век. Но его встревожило состояние Ивана Васюринского. Тот без походов и сражений начал явственно чахнуть. Чего не сделаешь ради друга? Да и личная причина повоевать немного, не слишком рискуя шкурой, у Аркадия была. Проклятый половой вопрос. Делать вид, что его нет, как большинство сечевиков и очень многие донцы, он не умел. Оставалось завести временную жену. Для чего сначала необходимо было приобрести, то есть захватить или купить, рабыню.
   Казак в представлении современного человека - символ вольной личности. Совсем не случайно. По своему жизненному укладу и по духу они и были поистине вольными людьми. Но приходится признать, при этом были... работорговцами. Не в такой степени, как ногайская или черкесская элита, но, безусловно, людишками на Дону и Сечи торговали. Богатых пленников отпускали за выкуп, что составляло немалую часть дохода от походов. Бедняков продавали тем же самым черкесам или туркам. Как верно отметил один из литературных героев (духовно казакам близкий): "Ничего личного. Это только бизнес". Тех, к кому у казаков были личные претензии, они обычно в живых не оставляли.
   Впрочем, даже рабыню (теоретически) в постель против её воли тащить было нельзя. Если казак на Дону хотел в те времена жить с пленницей, то он должен был на ней жениться, объявив об этом публично. Жена автоматически получала статус вольного человека. Правда, в случае развода она снова становилась рабыней. С другой стороны, у неё было много шансов остаться вдовой казака, то есть уже свободной навсегда, если не попадётся тем же татарам или черкесам.
   Красавицы стоили дорого, Аркадия жаба задавила тратить столько денег. Поучаствовав во взятии Темрюка, он рассчитывал взять свою долю добычи от ограбления города пленницей. Естественно, лезть на стены города с саблей в зубах он не собирался. Намеревался испытывать новые ракеты с корабля при штурме. По его прикидкам и мнению Ивана, старшинской доли на такое "приобретение" должно было хватить. Сам Васюринский давно обходился без общения с женским полом. На осторожные расспросы попаданца, во время пьянки, естественно, Иван ответил, что от соблазна спасается молитвой: "Аки человек божий".
   Аркадий подивился про себя монашескому поведению людей, в остальном так сильно отличающихся от монахов. Но сам вести себя подобным образом не собирался. С искренностью молитв у него, по-прежнему, как-то не складывалось.
  

* * *

  
   По утверждённому ранее плану штурм должны были начинать с моря, с захваченных у врагов судов, якобы прибывших на помощь осаждённому городу. Разыгрывать спектакль с погонями и понарошными боями (как при взятии Азова) не собирались. Татаринову было точно известно, что жители Темрюка очень ждут скорой помощи из Стамбула. Поэтому, ещё не доплыв до цели, эскадра разделилась. Суда, построенные в Османской империи, продолжили путь к Темрюку, а струги и чайки, взяв мористей, двинулись к следующей вражеской крепости, Тамани. Её, куда хуже укреплённую, наметили захватить следующей.
   Казакам на стругах пришлось грести, так как их судёнышки не имели развитого, "продвинутого" парусного вооружения. Ветер ост-норд-ост, вполне приемлемый даже для неповоротливых каракк и галеонов, для них, идущих на зюйд-ост, попутным не был. Зато разнообразные галеры имели латинские паруса и галсами могли ходить довольно круто к ветру. Другой вопрос, что их новые хозяева такое искусство освоили плохо. Корабли то и дело рыскали по ветру, скорость передвижения также вызывала нарекания.
   Осаждённые встретили прибытие османской по виду эскадры с превеликим энтузиазмом. Приход флотилии к городу обрадовал многих, немалое число его жителей высыпало встречать избавителей от опасности. Темрюк давно и прочно был привязан к османам работорговлей. Забаррикадированные до этого морские ворота освободили от завалов и широко открыли. Поэтому переодетые в османскую одежду казаки вошли в них как долгожданные и дорогие гости. Восторг и ликование воцарились там. Ненадолго. Проникшие в город под чужой личиной казаки не смогли длительное время сохранять инкогнито. Расчищая дорогу идущим вслед за ними они начали резать встречавших. Быстро и эффективно. Радостные крики сменились воплями боли и ужаса.
   Только после этого с кораблей был дан залп запугивающими ракетами. Эффективность его оказалась чрезвычайно высокой. Все, кто находились на стенах, попрыгали вниз. Вероятно, сыграла здесь свою роль неожиданность атаки, не только страшные звуки издаваемые ракетами. Хотя соскакивать пришлось не с такой уж сумасшедшей высоты, мало кто из спрыгнувших был в состоянии оказывать сопротивление. Тут же последовал и запуск ракет по стенам, защищавшим город с суши. Также очень результативный. Почти без потерь захватив вражеские укрепления, казаки со всех сторон ворвались в город.
   Аркадий не мог рассмотреть, что творится в домах и дворах, но имел о происходящем представление. В отличие от изнасилований, массовые убийства стариков, женщин и детей казацкими обычаями никак не порицались. Впрочем, на этот раз тотальное уничтожение не планировалось. Всех имевших товарную стоимость, кроме автоматически освобождавшихся пленников-христиан, хватали и вязали. Имевших несчастье быть малоценными для рабских рынков (слишком старых и малых, больных), посмевших оказывать сопротивление мужчин беспощадно уничтожали. После гибели незначительного янычарского гарнизона и военной черкесской элиты оказывать серьёзное сопротивление ворвавшимся в Темрюк врагам было некому.
   Помимо мусульман, пострадали некоторые члены армянской общины города. В Черкессии армяне почти монополизировали торговлю, черкесы ею заниматься брезговали. Среди прочего торговали они и рабами, продавая их своим османским партнёрам или вывозя на османских же судах на бездонные рабские рынки султаната. На совете было решено вынудить купцов вывозить невольников в Россию и Персию, а не в Турцию. Людей в Московском царстве, особенно по сравнению с его огромной территорией, не хватало катастрофически. Цены, правда, там были пониже, но при избрании варианта меньшая прибыль в России или перерезанная глотка по пути на юг легко было сделать ПРАВИЛЬНЫЙ (с точки зрения атаманов) выбор. Персы и цену, вероятно, могли дать неплохую. Главным препятствием было то, что по пути на Каспий надо было проскочить мимо кумыкского шамхалата, господствовавшего на Северо-восточном Кавказе. Пусть и развалившееся на несколько частей, это государство, точнее, кумыки, населявшие его осколки, продолжали доминировать на востоке Северного Кавказа.
   Аркадий высадился на сушу уже после того, как стены Темрюка были очищены от защитников. Стараясь не вступать в красные пятна на земле и не застывшие ещё кровавые лужи на камнях, он поднялся на привратную башню полюбоваться результатами обстрела.
   Напалмовые боеголовки во всех местах падения вызвали пожары, ещё не погашенные. А вот разрывные оказались менее действенными, дома, в которые они попали, судя по всему, не разрушились. Ему не удалось обнаружить ни одной полной развалины, как он не вглядывался.
   "Вот тебе раз. Порох менее эффективен, чем напалм, точнее, его заменитель. Примитивный, кстати, и куда менее действенный, чем оригинал двадцатого века. Закладывать в ракету больше пороха? Тогда придётся переделывать боеголовку. То есть, фактически, всю ракету. А её и в нынешнем виде совершенной никак не назовёшь. Да и невыгодно это. Сюрприз, однако".
   Аркадий опустил бинокль и осмотрел превратившийся в поле боя город. В отсутствие оптики картина выглядела далеко не так однозначно, многое рассмотреть невооружённым взглядом было невозможно. Порадовавшись своей удаче, что прихватил его с собой, Аркадий повернулся и отдал прибор джуре. Не своему, кстати, а выделенному специально для хранения артефакта иных времён. Оптика двадцатого века произвела на атаманов сильнейшее впечатление, все они хотели иметь такую. Под это желание попаданцу удалось протащить постройку большой стеклоплавильной печи, ударными темпами возводимой пленными черкесами. Благо дешёвого и качественного топлива на Дону было много. Угольные копи, также руками невольников, рылись сразу в трёх местах.
   Попаданец поморщился. Распространение рабского труда в создаваемой державе его не радовало. Известно, к чему это приводит. Но что поделаешь, если казаки пачкать руки работой принципиально не желают? По крайней мере, той, которая не относилась к военному делу. Надежду на улучшение ситуации в будущем давал приток иммигрантов из земель, оккупированных поляками. Далеко не все новички жаждали воинской доли. Многих разбойная судьба пугала, они предпочли бы продолжить свои прежние занятия, в основном, земледелие. Впрочем, среди беженцев были и ремесленники, и православные священники и монахи.
   До стены, на которой находился попаданец, доносились крики уничтожаемых черкесов (плач и визг женщин наводит на мысль, что запрет на изнасилование соблюдают не все штурмующие), воинственные вопли казаков, беспорядочная стрельба (с моря высадились, в основном, новики и молодыки, с весьма посредственной стрелковой подготовкой, у черкесов огнестрела почти совсем не было). Шум битвы постепенно отдалялся. Аркадию показалось, что уж очень медленно. Да, вполне возможно, что не показалось.
   Если в войске, штурмовавшем Темрюк с суши, новичков было меньше трети, то с моря не имевших боевого опыта было как бы не три четверти. Васюринский всё сокрушался, что раньше казаки так плохо подготовленных бойцов в бой не бросали. Что поделаешь, с захватом побережья Северного Кавказа стоило поспешить, а опытных воинов катастрофически не хватало. Немного улучшил положение указ царя о разрешении переезда на Дон охочих, продавленный князем Черкасским. Из Великороссии ехали, в основном, люди знающие, с какой стороны надо держать саблю. Но в свете предстоящих войн с мощными военными машинами Османской империи и Речи Посполитой, населения, опять-таки, было мало в крайней степени.
   "Проблемы, проблемы, проблемы... Чтоб им!.. То же стекло, когда его выплавят, скорее всего, будет мутным, для оптики непригодным. А как варить прозрачное стекло, знает только бог и ремесленники в Европе. Хоть налёт на Мурано*** организовывай! Только нам Венеция скоро будет важным союзником, так что, даже если бы такой налёт был возможен, совершать его нельзя. Срочно надо вербовать специалистов в Германии. Там сейчас совершенная жопа, если немного приврать о безопасности наших земель, можно навербовать много ремесленников. Да где их селить? Нависающие над Доном и Запорожьем ногайские орды нормально жить не дадут никому. Блин!"
   Изменение звуков с поля боя отвлекло Аркадия от раздумий. Медленно отдалявшиеся, они теперь приближались, причём быстро. Он завертел головой, пытаясь определить, что и где случилось плохого. То, что неожиданный поворот в сражении - не к добру, попаданец не сомневался.
   Вдруг ставшее невероятно чутким ухо выловило, что казацкие вопли из города звучат не воинственно, а скорее, панически.
   - Юрко, - обратился он к стоявшему рядом "биноклевому" джуре. - Сбегай-ка на пристань, там стоит охрана каторг. Скажи её командиру, что дела оборачиваются плохо. Пускай гонит всех, кто есть, к воротам, а то черкесы вырвутся к морю и пожгут к чертям собачьим все наши корабли. Беги!
   Сообразительный паренёк рванул, будто кто ему пятки подпалил. Аркадий и сам поспешил спуститься к воротам. На других, как известно, надейся, а сам - не плошай!
   Понёсся вниз по лестнице, перескакивая через ступени, несмотря на риск сломать при этом себе не только ноги, но и шею. Успел вовремя, раньше беглецов, благо торчал невдалеке. Из стоявшего при воротах десятка выглядел встревоженным их командир, казак с обильной проседью в бороде и шевелюре. Его подчинённые, совсем юные ребята, беззаботно трепались о чём-то своём и удивлённо уставились на вылетевшего на них попаданца.
   - Закрывай ворота на засов! Скоро здесь черкесы будут! - крикнул попаданец. Переводя дыхание, он прикинул боевые возможности десятка. Они были очень скромными. Вооружением стража воображение не поражала. Вообще-то даже бежавшие из Малой Руси хлопы нередко имели самопалы (изготовленные местными умельцами ружья с кремнёвыми замками ударного типа), но на безопасное место поставили наименее вооружённых. По-настоящему, по-казацки, из них был вооружён только десятник. Длинноствольное янычарское ружьё, три пистоля за поясом, кривая, персидского типа, сабля. Скорее всего, ему же принадлежала и прислонённая к стене укороченная пика. В связи с особенностями ведения боя казаки популярные в Европе длинные, до четырёх с половиной метров, пики не использовали. Из-за возов удобней было работать более короткими копьями в полтора-два метра длиной. Остальные имели кто топор, кто прадедовских времён, если судить по ножнам, саблю... Огнестрельного оружия больше ни у кого из них не было. Одно хорошо, длинномерное оружие было ещё у троих. Двое, похожие друг на друга, высокие и плечистые (полтавские хлопцы, много похожих там видел), имели переделанные для боевого применения косы, а один, как пить дать, бульбаш, - основательную, судя по перекладине, охотничью рогатину.
   - Ну, что стоите?! - мгновенно отреагировал на изменившуюся ситуацию именно десятник. Адриан, Панас, быстрее, быстрее! Прикрывайте створки! Закладывайте засов!
   Он полностью развернулся к своим подчинённым, подкрепляя свои слова энергичными жестами. По нетвёрдой походке, с прихрамыванием на обе ноги и не полностью разогнутой спине Аркадию стало ясно, почему явно опытный воин оставлен в тылу.
   "Как бы не радикулит с артритом в придачу. Естественное состояние для любителя морских круизов на чайках и стругах. На хрен славные традиции! Не в смысле - больше не будем грабить. Просто будем плавать на шхунах и фрегатах".
   - И пошли кого-нибудь посообразительнее на галеры за пиками или, хотя бы, баграми. А то налетят всадники и порубят нас, как хозяйка капусту на щи. С запасом, пикинёры сейчас набегут, чтоб им! - Аркадий мотнул головой в сторону приближавшихся из города криков.
   И опять командир стражи отреагировал мгновенно.
   - Что, волчья сыть, столбами стоите!!? Тихон, Григорий, бегом на галеры, скажите, враги идут, пики и багры нужны. Бегом, бегом! Чтоб одна нога здесь, а другая уже там. Пошли!
   Пока рослые, светловолосые, поморского типа парни исполняли приказ, протискивались через калитку - ворота были уже закрыты - Аркадий вспомнил, что, вроде бы, видел что-то пикоподобное, проскакивая через башню. Он подошёл к десятнику.
   - Слушай, когда спускался по лестнице в башне, вроде бы, краем глаза, заметил что-то похожее на пики. Пошли кого-нибудь и туда.
   - Не стоит, - помотал головой тот. - Пока мои бестолочи там что-то найдут, бой уже кончится.
   - Пожалуй, ты прав, - согласился с ним попаданец. - А вот и первый "храбрец". Что, кстати, положено за бегство из боя, да без оружия?
   - Смерть!
   Дурацкий или, другими словами, риторический вопрос Аркадий задал не случайно. Конечно, он и сам знал, что полагается в любой военной структуре за бегство с поля боя. Ему не понравился вид переминавшихся с ноги на ногу молодыков и новиков. Может быть, кто-то из них и рвался всей душой в свой первый бой, но... лучше перестраховаться, решил он, и напомнить струхнувшим об ответственности за невыполнение воинского долга.
   Тем временем десятник вышел навстречу первому из беглецов. Вдалеке показались другие.
   - Стой! - приказал бородач бежавшему, сделав шаг ему навстречу. Ни сабли, ни пистолей он при этом не доставал, видимо, не желая обнажать оружие против своих.
   Захекавшийся, с неестественно бледным и блестящим от пота лицом, трус на окрик отреагировал неожиданно для всех. Он ускорился, будто этим криком пришпоренный, и сшиб плечом появившуюся на пути к спасению преграду.
   Заметив остекленевшие глаза дезертира, Аркадий понял, что обращаться к нему бессмысленно, ничего он не услышит. Прыгнув навстречу, попаданец от всей души всадил каблук своего сапога в солнечное сплетение паникёра. При расслабленных мышцах тот должен был получить глубокий нокаут. Однако чёрт знает по каким причинам, дезертир валяться в отключке не собирался. Здоровенный парень, ростом не намного меньше самого Аркадия, а весом, благодаря мощнейшей мускулатуре, его, вероятно, превосходивший, упав от удара на спину, тут же начал подниматься. Судя по выражению лица, способность мыслить и слышать к нему не вернулись, а к месту событий подбегали уже другие беглецы. Вставая, упавший не сделал ни малейшей попытки отряхнуть грязь и пыль со своей одежды, зелёной свитки, чёрных, более объёмных, чем обычно, шаровар. Шапку он успел где-то посеять. Как, кстати, и оружие.
   - Стой, или зарублю, как собаку! - опять-таки не для ошалевшего от страха до потери способности к мышлению труса, а для стоявших за спиной молодыков, крикнул Аркадий. Краем глаза он заметил, что десятник только начал ворочаться в попытке встать, но мышцы его плохо слушаются. Следовательно, вся ответственность за ситуацию у ворот и, скорее всего, за сохранность галерного флота у казаков тяжёлым грузом ложилась на старшего из здесь присутствовавших. Самого попаданца.
   Ополоумевший от страха юнец, рванул к воротам и Аркадий привычно, вспоминая тренировки, выбросил вперёд руку с саблей. Карабель отечественного, запорожского изготовления (клинок, конечно, рядом с булатами разве что лежал - во время пьянок хозяина) не подвела. Остриё почти прямого её клинка легко вспороло горло дезертира, пропахало его шею сбоку. Сразу после выпада попаданец широко шагнул влево, опасаясь, что убитый по инерции успеет сделать несколько шагов и окатит его собственной кровью. Как может хлестать кровь из разбитого горла, ему видеть приходилось.
   Однако опасения Аркадия оказались напрасными. Парень остановился и попытался зажать страшный разрез, из которого, вместе с кровью, вытекала его жизнь. Смертельная рана сняла стеклянный налёт безумия с его глаз. В них, как показалось попаданцу, мелькнули удивление и обида на несправедливость случившегося с ним. Впрочем, с такой раной долго не простоишь. Хлопец, тщетно пытаясь закрыть смертоносный разрез руками, обмяк и обрушился на землю, обильно орошая её собственной кровью.
   Вид явно зло настроенного колдуна (многие из покинувших поле боя узнали Москаля-чародея) с окровавленной саблей в руках над агонизирующим телом их товарища, ставший рядом с ним десятник, также с обнажённым клинком, послужили хорошим тормозом для разогнавшихся бежать дальше. Испытывать судьбу и прорываться к воротам с боем никто не решился.
   Аркадий тем временем, ежесекундно ожидая появления преследователей-черкесов, оценивал боевые качества постепенно увеличивавшейся толпы. И без того уже плохое настроение у него от этих прикидок стало проявлять стремление к падению в бесконечность. Толпе обескураженных, откровенно испуганных парней вряд ли было суждено выдержать серьёзный бой. Ружья не бросили для облегчения отступления человек пять, да и то, наверное, из знаменитой украинской... бережливости. Скорее всего, они должны были побежать при первом же появлении врага, и никакие уговоры переломить их настроение явно были неспособны.
   "Комитета по защите проштрафившихся казаков здесь не предвидится, а появление озверевших от нападения на их родной город черкесов - неизбежно. И как, спрашивается, встряхнуть этих перепуганных пацанов, чтоб они могли защищать сами себя? Если не придумаю немедленно, покрошат их черкесы в рагу и не вспотеют. Странно, что их ещё нет, должны были давно ворваться, рубя отставших беглецов. И где, спрашивается, опытные казаки, которые были с молодёжью?"
   Аркадий в тот момент не мог знать, что поначалу наступление по центру от морских ворот развивалось не менее удачно, чем по другим направлениям. Черкесские ремесленники, армянские и турецкие купцы, прочий невоенный люд Темрюка, всерьёз отбивать атаки донцов и запорожцев, даже плохо обученных, не могли. Огнестрельного оружия в городе почти не было, из луков стрелять они в большинстве, не умели, а сабли и топоры у мирных горожан, зачастую, из рук выпадали от одного звериного казацкого крика (не авторская выдумка - на ужас, охвативший их при этих звуках, ссылались французы). Всё шло хорошо до того, как эта колонна уткнулась в подворье воинов одного из кланов. По каким-то своим причинам воины из него оттуда на оборону стен не пошли. Соответственно, никто из них от ракет и гранат не погиб.
   Вот уж кого чьи-то вопли не могли смутить, так это рыцарей. К тому же, не имея ружей и пистолетов, они все прекрасно умели стрелять из луков. Именно из них они и расстреляли потерявших осторожность руководителей колонны, шедших впереди, показывая пример храбрости молодёжи. Лучше бы они демонстрировали образцы разумной осторожности. Лишённые руководства молодыки и новики под вражеским обстрелом заметалась, не зная, что надо в таких случаях делать, а потом обратилась в бегство. И быть бы им всем изрубленными на бегу саблями, черкесы бросились в погоню на лошадях, да в дело вмешались несколько опытных донцов, задержавшихся из-за штурма мечети (никого в живых они там не оставили). Остановить позорное бегство молодёжи они не успели, но встретить погоню залпами из ружей и пистолей смогли.
   Прекрасные кольчуги, покрывавшие не только всадников, но и лошадей, от пуль - плохая защита. Казачья привычка таскать по несколько пистолей позволила всего лишь нескольким казакам расстрелять голову погони, заставить остальных временно отступить. Ненадолго, естественно. В собственном городе черкесы легко нашли обходные пути и вырезали помеху, напав на врагов с тыла. Но немного времени на приведение беглецов в чувство у Аркадия появилось.
   Толпа перепуганных, жавшихся друг к другу парней напомнила попаданцу стаю бандерлогов перед Каа. Ещё несколько минут назад они грозно вопили, врывались во вражеские дома, хватая испуганных их обитателей, беспощадно расправляясь с осмелившимися сопротивляться вторжению. Рассматривая струсивших парней, людей в возрасте среди них не было, он слышал дружный хор блюющих за спиной. Смерть, да ещё такая страшная - тяжёлое испытание для неокрепшей психики. Попаданцу и самому, правда, не в этом здесь и когда, пришлось избавляться от содержимого желудка после первого своего боя. Он повернул на секунду голову вбок, глянул назад. Человек пять или шесть стояли буквой "Г" и увлечённо рыгали. Отрадно, что остальные, видимо, уже сталкивавшиеся с насильственной смертью, встретили расправу над беглецом перед их глазами совершенно спокойно. Радовало и то, что двое держали связки принесённых ими пик.
   "Чем вооружать есть. Вопрос на засыпку: - А смогут ли эти засранцы воспользоваться оружием?"
   Аркадий перевёл взгляд на толпу.
   "Жалкая картина. Скисли ребята после первого же серьёзного испытания. И как, спрашивается, заставить их идти в бой? Испуганы до усирачки. Если сейчас устроить проверку, наверняка не у одного штаны изнутри запачканы. Побегут, к гадалке не ходи, от одного вида появившихся перед ними врагов. В сражение их теперь загонит разве что ещё больший страх. Хм... использовать, что ли, методу Фридриха Великого? В переложении на местные условия и с учётом рекомендаций Киплинга".
   Обернувшись назад, он встретился взглядом с одним из молодых стражей.
   - Ты! А ну-ка принеси мне вон тот бочонок.
   У стража, судя по скорости исполнения приказа, сомнений в его праве командовать не возникло. Аркадий встал на бочонок и обратился к продолжавшим переминаться с ноги на ногу беглецам.
   - Все меня видите?!
   Ответ дружным назвать было трудно, но сразу несколько человек подтвердили, что да, они его видят.
   - Все ли меня хорошо слышите?!
   На сей раз ответило большее количество людей. Они охотно подтвердили, что его слышат.
   - Кто я такой, знаете?!
   Выяснилось, что Москаля-чародея знают все отозвавшиеся, коих было немало. Порадовавшись своей популярности, Аркадий продолжил диалог.
   - А что полагается за бегство с поля боя и оставление в беде товарищей, знаете?!!
   Хотя вокруг воцарилась тишина, почти абсолютная, если бы не громкие рвотные позывы от ворот, молчание, в данном случае, можно считать положительным ответом на вопрос. Они знали и боялись последствий. Но ещё больше бежавшие от врагов боялись страшных черкесов. Аркадий, то есть в данном случае - Москаль-чародей, стараясь выглядеть как можно более зловеще (и очень надеясь, что не выглядит при этом смешно), продолжил воспитательную работу.
   - Значит, то, что всем вам полагается мешок с завязкой и громкий бульк, вы знаете?! - сгустил краски попаданец.
   Сразу несколько человек в толпе попытались оправдаться, но звучали эти попытки, громкие или тихие, крайне неубедительно.
   - Жить, сучьи вы дети, хотите?!
   Хором отвечать начальству молодых казаков ещё не учили, поэтому ответ был нестройный, но однозначно положительный. Что характерно, никто не высказал обиды на крайне обидное обращение к ним. Скорее всего, этого оскорбления никто и не заметил. Не до того ребятам было.
   - Тогда слушайте меня и не говорите, что не слышали! Сейчас все вы станете строем перед воротами и будете защищать их не щадя своей жизни. Кому не хватает, раздадут пики. А кто вздумает бежать ещё раз... все меня слышат?!!
   Ответ, что слышат, прозвучал очень уж жиденько.
   - Я спрашиваю, серуны трусливые, вы меня слышите?!!
   На этот раз подтверждение о внимании к его словам прозвучало куда громче и из большего числа глоток. Опять никто не высказал обиды на оскорбительное обращение.
   - Так запомните! Всех! Кто! Повернёт к врагу спиной! Я превращу! В жаб! Слышите, черти полосатые?! В жаб, зелёных, с бородавками!
   В другой момент многие из присутствовавших наверняка усомнились бы в таком могуществе Москаля-чародея. В другой, но не сейчас. Разве что у стоявшего невдалеке привратного десятника промелькнуло удивление. Остальные поверили Москалю-чародею сразу и полностью.
   Они вдвоём, с этим самым десятником, имени которого Аркадий узнать так до боя и не успел (некогда, знаете ли, было, спешка, чтоб её), успели сбить из толпы и привратной стражи подобие строя, жидко ощетинившегося пиками и другим длинномерным оружием. Несколько человек, сохранивших свои ружья, в спешке их зарядили.
   "И где же, чёрт их возьми, охранники галер? Давно же за ними послал! Там хоть немного ещё ружей и пистолей должно бы быть, у нас же, кроме меня и десятника, огнестрельного оружия слишком мало. Почему же они не идут?"
  

* * *

  
   Причины отсутствия помощи от охраны галер была проста и обидна. Никто оттуда на подмогу и не рвался. Невольным виновником этого стал тот самый джура "при бинокле", которого послал Аркадий за подкреплением. Подбежав к сотнику, оставленному охранять корабли из-за разболевшейся старой раны в ноге, он закричал: - Идите быстрей в город! Москаль-чародей приказал усилить охрану ворот!
   - Приказал? - подчёркнуто удивлённый голос сотника Тихона Улетайкина сочился ядом. Он был зол, как целая волчья стая зимой. Немного добычи и славы ему светило из-за не вовремя разболевшейся ноги. А здесь какой-то молокосос, не имея на это ни малейших прав, пытается им командовать! Тихон, дружно поддержанный соратниками, встретил такую попытку крайне враждебно. Интересоваться причиной появления приказа ему и в голову не пришло. Которого, кстати, не было. Аркадий, скорее, попросил посланца информировать охрану галер о возникшей опасности для них. Слово "приказ" было инициативой самого парня, с большим пиететом относившегося к Москалю-чародею.
   Юрке внятно и подробно рассказали, кто он такой и куда ему идти с дурацкими приказами. Заодно совершив экскурс в генеалогию как его самого, так и наглого Москаля-чародея. Попытки чуть не плачущего мальчишки объяснить произошедшее вызвали только новый поток комментариев, из которого он смог узнать много очень неожиданного о своих предках и привычках человека, его пославшего. Разнообразные и оригинальные пожелания доброго пути не были сопровождены активной помощью в его начале только потому, что Тихон знал, с какой любовью атаманы, все как один, относятся к биноклю.
   Повеселиться по поводу удачного отлупа наглецам галерная охрана не успела. Из-за толстой стены прямо у ворот раздались выстрелы, крики, визг раненной лошади... Вот здесь Тихон потерял свой шанс отличиться при взятии Темрюка. Вместо того чтоб броситься всеми силами на шум боя, он начал обговаривать слышимое с соратниками, большей частью несмышлёными юнцами. Парочку из них додумался таки послать проверить, что же там происходит, уже когда бой затих. За что и вылетел из сотников в рядовые. Мог попасть и в мешке в воду, спасли старые заслуги. Доли в богатейшей добыче не получил никто из охранников галер. Джуру, самовольно изменившего слова сообщения, выпороли.
  

* * *

  
   На толпу, человек в шестьдесят, плохо изображавшую строй, ощетинившийся пиками и баграми, вылетело восемнадцать всадников. Молодые, плохо обученные, бездоспешные люди против профессионалов войны, рыцарей, уорков, прекрасно владевших любым холодным оружием. Впрочем, рыцарь - он и в Черкессии рыцарь. Правда, уорки не брезговали использовать луки, и вынь они их из саадаков, дело обернулось бы совсем кисло для защитников ворот. Но... равными себе соперниками ЭТИХ казаков ЭТИ горцы не восприняли. Кучка неуверенно держащих оружие в постыдном тряпье - рабы в Черкессии лучше одевались - людей была воспринята ими как законная добыча. Атаковали адыги весёлой, уверенной в победе кучей, умение выдерживать строй к числу рыцарских достоинств не относилось. Один раз обратив этих самых противников в бегство, они были не могли помыслить о возможности поражения и здесь, ожидая, что казаки побегут от одного их вида. Не побежали. Хотя и очень боялись, что легко читалось по побелевшим, перекошенным лицам. Перед устоявшим казацким строем воцарился хаос.
   Донцы благоразумно обставились с флангов телегами, поэтому атаковать уорки могли только фронтально, в лоб, на узком участке. Прозвучавший перед столкновением жидкий и нестройный залп оказался роковыми для трёх рыцарей. Попали, скорее всего, десятник из ружья и Москаль-чародей дважды подряд из своего волшебного пистоля. И не промахнулись, трое всадников свалилось перед строем, став неприятной помехой для атакующих товарищей. Кстати, казак снял с седла единственного из всех всадников, взявшегося за лук. Врубиться в строй смогли только двое, сразу начав выкашивать пехоту. Начать-то они начали, да продолжить не смогли. Одного сшиб с коня десятник из своего пистоля, стоявший, как и Москаль-чародей, сзади строя. У другого лошади вспороли живот. Бедное животное, завизжав совсем не по-лошадиному, упало, давя окружающих. Встать упавшему с ней вместе кавказцу не дали, закололи его лежащего.
   Вместо отвернувших перед пиками атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою враги. Быть бы пехотинцам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего - не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков, черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное, в первый раз искренне и страстно), чтоб сработал кремнёвый запал. Он таки сработал. Уорк, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.
   Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся, ища противников. Затруднительно рассмотреть то, чего нет. Лошади, около дюжины, были, не считая убитых, а людей на них уже не наблюдалось. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных врагов. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим, и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков на ногах, частично раненых, осталось человек двадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз их упрекнуть было не в чем. Сражались, как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.
   Аркадий внимательнее всмотрелся в уцелевших. Узнал только четверых: гонцов за пиками, одного из блондинов и старшего из "косарей". Последний упорно пластал на кусочки какого-то из убитых горцев. Наверняка давно мёртвого.
   "Вероятно, именно этот черкес убил его родича. Косари были здорово похожи. И не объяснишь ему сейчас, что враг давно мёртв, а убитому родственнику от его бессмысленного, занятия никакого спасения или облегчения не будет. Да и над трупами издеваться нехорошо, трофейную кольчугу опять-таки глупо портить. Впрочем, лучше пусть пластает труп, чем вымещает свою злость на живых местных жителях. Дорого далась нам победа. Вот и обвиняй потом в небрежении человеческими жизнями разных жуковых и мерецковых. А сам остановил прорыв врага, завалив его трупами своих солдат. Немногого стоят оценки штафирок. Но у меня же не было другого способа недопустить их к галерам! Не оказалось здесь опытных бойцов, пришлось воевать с теми, кто был рядом. И никак, кроме запугивания, мне их к битве было не принудить. Война...".
   Аркадий ещё раз глядел поле боя. Живые, наверняка, были и среди лежащих, но при уровне медицины семнадцатого века из них удастся поднять два-три человека, в идеале пять-шесть, не больше. Из запомнившихся ему ребят привратной стражи на ногах действительно остались пятеро. Учитывая, что беглецы полегли более чем на две трети - хороший результат.
   "Если не случайность, то их десятник - неплохой педагог. Чёрт! Я же так и не узнал, как его зовут. Нехорошо".
   Попаданец, с некоторым волевым усилием, встал с телеги, на которую было пристроился, и подошёл к сидевшему на бочонке десятнику. Тот, увидев подходящего к нему Аркадия, повернулся к нему. Связанности от болезни в его движениях, очень заметной перед боем, уже не было видно. Зато было трудно не заметить слёзы на его лице. Видимо, потери, показавшиеся Аркадию небольшими, для него были потрясением. В одну минуту сгинуло половина подчинённых.
   - Мы и не познакомились-то перед боем, не до того было. Я так и не удосужился спросить, как тебя зовут?
   - Да уж. Не до того было. Нежданно-негаданно сбылись мечты моих ребят об участии в сражениях. Да только не все из них могут порадоваться победе. А зовут меня Афанасий, значит, по прозвищу Скрюченков. Ну а я про тебя наслышан. Кажись, в войске нашем все Москаля-чародея знают.
   - Для друзей - просто Аркадий, - протянул руку собеседнику попаданец.
   - Ну, значит, а я... значит, Афоня.
   - Надо бы посмотреть всех лежащих. Наших, если ранены, перевязать, черкесов - добить.
   - Мои, значит, все, кто жив, на ногах. А беглецов, значит, эээ... надо бы, точно, проверить.
   К проверке и сортировке тел приступили все сохранившие силы. Добивать раненных не пришлось. Всех вполне качественно, по несколько раз, успели добить во время боя. Что лишний раз показало неопытность дравшихся молодыков. Вместо того, чтоб лишний раз колоть или рубать труп, стоило озаботиться о поражении живых врагов. Из своих подавали признаки жизни девятеро. Но трое из них, с разрубленными головами, как показалось Аркадию, были не жильцами. Кстати, большинство погибших казаков имели сходные повреждения. Своими саблями адыгские рыцари владели блестяще. Те, кто имел рану на плече или на руке, имели все шансы выжить, если не подхватят заразу. А в отношении ещё двух трудно было судить, на них свалились убитые кони, отчего оба не приходили в сознание. Рентгеновской установки, как понимаете, у попаданца с собой не было.
   По другим направлениям штурма таких опасных обострений не было. Хотя на воинские подворья наталкивались все атакующие колонны. Сказалась большая многогранность казачьих воинских умений и подавляющее преимущество их в огнестрельном оружии. Заметно превосходившие казаков в конной сшибке, черкесы вчистую проигрывали им по всем остальным параметрам. Ничего, кроме тяжёлой конницы и небольших пеших разведгрупп психадзе, у черкесов не было. Выставлявшаяся ими иногда пехота-ополчение боевые качества имела... ополченские. То есть недалёкие от нулевых. Воевать здесь умели, в основном, только дворяне, уорки. Разве что у прибрежных шапсугов, склонных к пиратству союзников казаков по некоторым набегам, боевые навыки были и у простых людей. Полевой артиллерии не было в принципе. А воевать одной конницей, самой что ни на есть прекрасной, не всегда возможно. Очень способствовала казацким победам и совершенная разобщённость, где каждое племя, а то и каждый клан, вели отдельную, свою войну. И на помощь подвергшихся нападению соседям они не спешили. В городских боях умелая и опытная пехота с большим количеством стволов, в том числе артиллерийских, сравнительно легко раздавила все очаги сопротивления.
   К закату город взяли, захватив огромные материальные ценности и множество пленников. Выкуп за себя могли выплатить только купцы, турки и армяне, а также представители высшей черкесской знати. Следовательно, всем остальным предстояло стать собственностью или попасть на рынки как товар. Для продаваемых адыгов изменившиеся места таких рынков, Курск или Воронеж, вместо Трапезунда или Стамбула, положительных сдвигов в судьбе не обещали. Как и путешествие по Тереку и Каспию в Тебриз. Персия, на данный момент была союзником казаков и приток невольников туда им ничем не угрожал. Пусть и становились пленники-черкесы теперь холопами или попадали в персидские руки, рабство, как его ни назови, рабством остаётся.
   Отменять работорговлю попаданец даже не рыпался. У тех же адыгов, при непрерывных междоусобных войнах, если бы исчезла возможность продажи пленников, их стали бы резать. Уж что-что, а войны отменить было только в воле Господа. Хотя для многих быстрая смерть была куда милосерднее и предпочтительнее, чем доля невольника. На рынках Анатолии и Стамбула цены в связи с событиями в Северном Причерноморье резко выросли. Что крайне негативно сказывалось не столько на экономическом положении халифата, сколько на самочувствии его элиты. Резко сократился приток девушек в гаремы и невольников на гребной флот.
   Перед султаном встала дилемма: добивать, как было задумано, серьёзно ослабленных войной персов, игнорируя неповиновение татар и наглость казаков или обрушиться всей своей силой именно на них, дав возможность шаху Сефи собраться с силами для продолжения войны. Атаковать Северное Причерноморье немедленно даже румелийской армией было невозможно. Степи уже высохли, а поход на опасного врага требует серьёзной подготовки. Весной же, когда такой поход будет осуществим, было запланировано большое, решающее наступление на Багдад. Бросать армии Румелии и Силистрии на Крым и Азов при отсутствии корпуса капыкуллу в Стамбуле уж очень авантюрно. Особенно после непривычно решительного демарша поляков по поводу последнего буджакского набега на их земли. Мурад IV, надо отдать ему должное, никаких колебаний по этому поводу не испытывал. Несмотря на личные неудобства, исчезновение из османского рациона рыбы из Бадук денгизи (Рыбного моря, как прозывали Азовское море турки), прекращение поступления пленников с севера и резкое сокращение их поставок из Черкессии, халиф решил продолжить начатое дело: войну с Персией.
   Однако это не означало карт-бланш казакам. Оставлять их хозяевами Азовского моря в Стамбуле не собирались. Не имея возможности немедленно послать на усмирение восставших татар и совсем потерявших страх разбойников большое войско, султан приказал вымести с моря казачьи суда. Спешно ремонтировались старые галеры, достраивались на верфях в Мраморном море новые. Из-за ограниченности оджака и огромности Османской империи, перед Великим визирем встала серьёзная проблема: где взять экипажи на новые суда? Если в матросы, на большое жалованье охотно шли албанцы, греки, которых не останавливала даже необходимость смены веры, галерников всегда можно было нахватать, то с комплектованием формируемой эскадры воинами возникли серьёзные проблемы. Служившие на большинстве кораблей кур'аджи (призывники), улюфеджи (получающие жалование) по боевым качествам казакам уступали очень сильно. Призываемые во время войны дениз азап (морские пехотинцы) также доблестью не блистали. Таким образом, неизбежность укрепления команд сипахами, янычарами и топчи не вызывала сомнения. Иначе добиться победы над взбесившимися шайтанами османский флот не мог. Но ослаблять главную, наиболее боеспособную часть собственного войска перед решительной битвой султан не хотел. Расквартированные в Стамбуле части капыкуллу для пополнения флота использоваться не могли.
   Янычарские части стояли во многих городах султаната. Практически везде - в небольшом количестве. Но... не все из них пригодны для перемещения на корабли. Те, кто служил в пограничных гарнизонах Румелии, в Венгрии и Сербии, давно стали неотъемлемой частью румелийской армии. Да и опасно было ослаблять границу с империей. Янычары Алжира и Туниса фактически Стамбулу не подчинялись, хоть и признавали себя частью Османского халифата. Их пришлось снимать из гарнизонов в других местах империи. Что автоматически вызвало в нескольких местах усиление сепаратистских тенденций. Чего-чего, а ненавидящих турок народов и даже целых регионов в султанате имелось немалое количество. А ведь войска оджака должны были понадобиться султану Мураду под Багдадом. Учитывая, что одновременно были повышены налоги, крайне нерационально расходуемые и катастрофически раскрадываемые, то государство затрясло всерьёз. Самое досадное для османов, что большинство из отозванных в Стамбул воинов к моменту выхода эскадры в море добраться до столицы не успели. Пришлось высылать корабли с экипажами из срочно набранных дениз азап. Среди них были и очень неплохие воины, но... далеко не все. Можно сказать, что подобных вояк среди набранных было очень мало. Человек с ружьём отнюдь не всегда равняется умелому бойцу.
   Известие о взятии, вслед за Азовом, и Темрюка привело Мурада в бешенство. И вынудило Великого визиря и капудан-пашу, чьи головы в этот раз чудом уцелели на плечах, отправить в поход эскадру на казаков задолго до её полной готовности. Они уже чувствовали шёлковые шнурки на своих шеях, если не чего похуже, и ждать не могли. Эскадра в шестьдесят три (а не сто, как планировали) галеры (несколько баштард*, кадирги, калите) с недоукомплектованными на некоторых галерах экипажами, плохо отлаженной синхронностью работы у гребцов-каторжников. Однако если сам повелитель правоверных выражает недовольство...
   Дуван темрюкской добычи произвели в захваченном городе, так как у многих были планы продолжить грабительский поход. Аркадию достались быстроногий вороной конь; хорошая кольчуга; великолепная - настоящий персидский шамшир - сабля; немного денег и черкешенка лет двадцати пяти с двумя маленькими дочками. Выбор "старухи" лет двадцати пяти, выглядевшей, впрочем, очень молодо, вместо "нетронутой" девушки вызвал оживлённые пересуды и разные, в том числе совершенно дикие, предположения о его причинах.
   Между тем, женщина была вызывающе красива, несмотря на пережитые четыре беременности. Тогда Аркадию она показалась совсем юной, и только позже он узнал некоторые подробности её жизни. В первом случае у неё случился выкидыш, а первый родившийся ребёнок умер, не прожив и месяца. "Девушки" же по местным понятиям, с точки зрения Аркадия, были не подростками даже, а детьми. Представить себя валящим в постель малолетнюю, ещё толком не сформировавшуюся былинку он не мог. Всегда к педофилам относился с ненавистью.
   Впрочем, в связи с загруженностью войной женитьбу пришлось отложить. Её отправили вместе с дочками в азовский дом Аркадия в качестве невольниц.
   "Называется: Приплыли. В новой среде, первым делом, занялся убийствами и грабежом, потом перешёл на морской разбой, интриги с отравлением благородного человека, теперь стал рабовладельцем. Хороший портрет, для человека желающего изменить мир. И попробуй объяснить постороннему наблюдателю, что внутри себя я весь белый и пушистый, глубоко моральный. Остаётся утешать себя тем, что "С волками жить - по-волчьи выть".
   Казацкий галерный флот, увеличившийся на две галеры, отремонтированные в Азове, вышел в море.
  
   * - Баштарда - большая галера османского военного флота. С числом гребных банок от 26 до 36 (на капудане, баштарде капудан-паши), по семь гребцов на весло. Длина - от 43 до 55 метров. Экипаж - 83 моряка, 216 солдат, всего - около 800 человек. На вооружении - 5-7 орудий, наибольшее в середине - 36-фунтовое, по бокам 8-12 фунтовые, иногда короткие камнеметы/дробовики до 24-фунт. + до 30 фальконетов по бортам (на вертлюгах).
  

Встречи на морских дорогах.

Азовское море близ Керченского пролива.

30 кресника 7146 года от с.м.

(10 мая 1637 года от Р. Х.)

  
   Сразу после выхода в море караван из кораблей османской постройки попытался принять вид обычный для таких флотилий. Боевые каторги впереди и сзади, купеческие суда - посредине. Опыт вождения крупных, по недавним меркам, кораблей у атаманов и рулевых был небольшой, а к Тамани должен был подойти караван, в принадлежности которого османскому флоту ни у кого не должно было возникнуть сомнения. Если уж приём атаки под чужим флагом работает так успешно, то грех не воспользоваться им ещё раз, пока враги не распознали эту хитрость.
   До Керченского пролива намеревались идти на парусах, ветер дул почти попутный. Далее, в связи с необходимостью поворота, собирались переходить на вёсельную тягу. Благо гребцов хватало. Приток людей из Малой Руси не стихал, а нарастал, захлёстывая неосвоенные земли. Испуганные высокой вероятностью голода зимой запорожцы перебрасывали часть избыточного населения донцам. Здесь возможность прокормить пришельцев была ещё более скромной, их старались сбагрить на юг, поселяя новоприбывших в бывших адыгских сёлах. С расчётом на то, что пришельцы соберут урожай, выращенный не ими.
   Аркадий давно объяснил Ивану значение слова "геноцид", и они оба были согласны, что такая политика далека от христианских ценностей, на которых, якобы, строилось новое государство. Но придумать, как можно спасти от голодной смерти переселенцев по-другому, никто не смог. Приходилось жить по принципу "Своя рубашка ближе к телу". А "не свои" оказались не в то время не в том месте. Типа - не повезло им, бедолагам.
   Доплыть до Тамани в этот раз, было не суждено. Ещё до прохождения пролива впередсмотрящий заметил по курсу корабли. Аркадий и Иван, шедшие впереди на флагманской каторге, порадовались дополнительному заработку, подумали, что это очередной караван, идущий на помощь осаждённому Темрюку. Радость оказалась преждевременной. Это были струги из эскадры, блокировавшей с моря Тамань. С максимальной скоростью и вопреки планам. А за ними шли каторги, наверняка не казацкие. И в огромном количестве. Уже потом выяснилось, сколько османских кораблей вышло в море.
   При соотношении судов меньше чем два к одному днём казакам пришлось бы в бою туго. Артиллерия на галерах была куда более мощной, стрелять топчи умели не намного хуже. До ночи, когда появился бы хоть какой-то шанс, было ещё очень далеко. Пришлось эскадре Каторжного спасаться бегством.
   Позже, при разборе полётов, выяснилось, что, увлёкшись ложными атаками на Тамань, командовавший Каторжный забыл об осторожности. Его подчинённые перестали внимательно следить за морем и чуть было за это жестоко не поплатились. Османский флот заметили в последнюю минуту. Стругам чудом удалось уйти из-под Тамани. Благодаря нераспорядительности капудан-паши и усталости гребцов-каторжан. Их авангард каторг в двадцать вцепился в хвост казацкой эскадры, пытаясь не отстать от донцов. И им, наверняка на короткое время, это удалось. Большая часть флота посланного Мурадом естественно далеко отстала, так как нормальные галеры без помощи ветра соревноваться в скорости со стругами и чайками обычно не могли.
   Васюринский, имевший богатейший опыт разбоев на море, за что ему и доверили командование галерной частью флота, послал самого остроглазого джуру "при бинокле" на мачту, предупредив, на всякий случай, что за любое повреждение драгоценного прибора он ответит головой. Узнав, что враги в азарте погони разделились, Иван решил атаковать непрительский авангард. И в этот раз не стал отказываться от возможности, пользуясь чужим флагом, поближе подойти к врагу, для неожиданного нанесения ему максимального ущерба.
   - Не по-лыцарски, это, конечно, Аркадий, совсем не по-лыцарски. Так и не против же лыцарей. Они к нам людоловствовать лезут, поэтому и с ними можно не церемониться. Давить гадов любым доступным способом!
   - Кто бы спорил, только не я.
   - Да уж, ты-то точно против такого безобразия возражать не будешь. Испохабились вы там, в своём времени. Надо же, бросить на нетронутый город сатанинскую бомбу, которая его с жителями сожжёт! И ведь, даже то, что уцелеет, в руки нельзя брать! Все людишки, всё барахло - к чертям под хвост!
   Аркадий хмыкнул. Про себя, конечно, не вслух. Он понимал, чем возмущается знаменитый куренной. Уничтожить целый город, не ограбив предварительно, было с его точки зрения... как бы не греховно. Другое дело - взять и пограбить. Тогда вредных людишек можно и под нож пустить и всё недограбленое спалить. Как, например, делали это казаки во многих захваченных ими годах. Да и в Азове, с жителями которого у них были старые счёты, с жителями не церемонились, резали, невзирая на пол и возраст. В Темрюке, по крайней мере, старались захватывать людей в плен. Хотя не всех и выборочно. В караванах невольников, отправленных на Дон, стариков Аркадий не видел.
   Иван поговорил с джурой. Тот слез с верхушки мачты, но не смог уточнить расстояния, отделяющее эскадру Васюринского от стругов, авангарда османского флота, его основной части. Непедагогично обозвав паренька самым неприличным образом, он забрал у него бинокль и полез на мачту сам. Пробыл на верхотуре Васюринский недолго, но спустился оттуда довольным.
   - Передовой отряд у осман сильно опередил основную часть. Думаю, мы сможем здорово их потрепать, а то и уничтожить, даже без применения новых ракет, которых осталось меньше десятка.
   - Пугательные вроде бы подвезли? - вопросом напомнил Ивану Аркадий.
   - Подвезли. Только, боюсь, толку от них при таком числе вражеских кораблей будет меньше, чем обычно. Ну да Бог не выдаст, свинья не съест.
   Иван скомандовал перестроить эскадру, отведя купеческие суда назад. Они заметно тормозили общий ход, уступая гребным кораблям в скорости, в бою такое замедление могло стать роковым. При этом казачьи каторги существенно изменили направление движения, с вест-норд-вест на вест-зюйд. После чего Васюринский приказал снять с вёсел всех хороших стрелков и абордажников, отправив на гребную палубу прежде всего молодёжь.
   Услышав последнее распоряжение, Аркадий поинтересовался: - А почему ты не дублировал приказ и на другие корабли?
   Иван ухмыльнулся (волчья у него, всё-таки, улыбочка, невольно заподозришь...).
   - Там тоже не несмышлёныши командуют. Сами сообразят.
   Аркадий присмотрелся к галере, которая шла вслед за ними. И действительно, на её палубе тоже произошло шевеление, явно связанное с перемещением людей на гребную палубу. Обратил попаданец внимание и на изменение ритма барабана, определявшего частоту гребков. Он несомненно участился. Следовательно, должна была возрасти и скорость казачьего флота. Аркадий глянул на движение соседней каторги. Брызг из-под вёсел, пены у носа определённо стало больше.
   "Чёрт, не помню, какие корабли называли "Пенителями моря"? Кажись, чайные клипера. Наши галеры создают при передвижении брызг как бы не побольше, чем они. Ходили бы они при этом ещё с такой же скоростью. И голландец хренов заложил натуральные лоханки с соотношением длины к ширине судна три с половиной к одному. Хочу ли я влазить в судостроение, есть ли у меня на это время - не играет роли. Есть такое русское слово: "надо"!
   Лёгкий утренний бриз утих совсем, волны были на море символическими, сражаться предстояло, передвигаясь на мускульной тяге. Что для казаков было очень выгодно. Вымотанные греблей от самого Стамбула гребцы осман, как их не стегай и не пугай, выдать максимальную скорость не могли. Их противники же только недавно вышли из бухты, успели разогреться, но до утомления им было далеко. Аркадий благоразумно не лез с советами к Ивану, осознавая, что в сражениях гребных флотов некомпетентен. Но до боя было явно ещё далеко, беседу, посчитал попаданец, завязать можно.
   - Попробуешь занять параллельный туркам курс и неожиданно угробить экипажи сразу многих вражеских кораблей?
   - Параллельно не получится. Они кучей идут. Причём растянутой скорее вширь по строю, чем в длину. Попробую врезаться в их строй, благо ребята на палубах одеты по-турецки и вымпелы у нас их же.
   - А они сами сразу по нам огонь не откроют?
   - Не дай Бог. Тогда плохо нам самим придётся. Но... не должны. Обматюкать - обматюкают, а стрелять так сразу... не должны. Разве капудан-паша отдаст приказ. Только его баштарды я впереди не вижу. Наверно, он отошёл назад, подгонять отставших. Уж очень они растянулись. Видно, команды у некоторых плохо слажены, а то и неполны. Нам разведчики докладывали, сам знаешь, что поход на нас намечался месяца через два. Может быть, султан приказал выступать немедленно? Вполне возможно, новому капудан-паше.
   - Новыми ракетами стрелять будешь?
   - Нет, что ты! Первым делом проредим огненным боем и из луков людишек на верхних палубах. Они от нас такой подлости не ожидают, прятаться не будут. Новые прибережём, их у нас слишком мало осталось.
   Всё более отрываясь от "купцов" из своей эскадры, неслись казацкие галеры, приближаясь к месту первого в жизни попаданца большого морского сражения. "Купцы" также были полны вооружённых бойцов, но в предстоящем бою из-за низкой скорости и малой поворотливости, они легко могли быть утопленными. Им по приказу Васюринского предстояло помочь в добивании уже поверженного врага.
   Слазив ещё раз на мачту с биноклем, Иван приказал изменить курс на зюйд-зюйд-вест. Запиской на стреле он приказал другим построиться косой линией, чтоб ворваться в толпу османского авангарда не поодиночке, а всем сразу.
   - А основные-то силы у них отстали ещё больше! - хлопнул он по плечу попаданца. - Никак им к месту боя вовремя не поспеть.
   - Так там, всё равно, каторг намного больше, чем есть у нас.
   - Ничего, если быстро сможем справиться с передовым отрядом, то пересадим на захваченные корабли ребят с "купцов", раскуём каторжников на них... нехрен туркам по нашему морю плавать! Пускай привыкают своих овец в горах пасти, а к морю и не подходить, если жизнь дорога.
   План Ивана ворваться во вражеский авангард строем удалось выполнить почти идеально. Шедшие на пределе возможностей каторжников и без того вымотанных до изнеможения османы не были в состоянии построить даже подобие правильного строя. К моменту приближения казацких галер к турецкому передовому отряду тот тоже начал растягиваться. Аллах знает, что говорили османские моряки про так несуразно подходящих им на помощь, как они думали, товарищей. Вероятно, как и любые другие моряки, выражаться образно и энергично они умели.
   Но тем более страшной для них неожиданностью был интенсивнейший и эффективный огонь от "своих". Когда они поняли, что к ним не свои подошли, а враги, на десятке кадирг и калите авангарда экипажи верхних палуб были выкошены на шестьдесят, а то и семьдесят процентов. В число наиболее пострадавших попала и реала (так называлась баштарда терсане агасы, контр-адмирала османского флота). А ещё на десятке было выбито от четверти до трети команд. Учитывая невысокое качество военной подготовки экипажей, отсутствие боевого опыта у немалой части османских вояк, большинство кораблей авангарда не смогло оказать эффективного сопротивления последовавшему за тем абордажу. Тем более что казацкая артиллерия действовала заметно эффективнее османской. Входивших в мировую элиту артиллеристов топчи из корпуса капыкуллу на эскадре было мало, а для неопытных стрелков соревнование в точности и скорострельности с казаками означало быструю смерть. Правый фланг османского авангарда можно было считать уничтоженным, воевать там стало некому.
   Сами османские каторги, кстати, от этого огня, большей частью картечного и ружейного, не пострадали совершенно. В центре набольший урон потерпели передовые корабли. Отставшие же - невольный арьергард авангарда, как и левый фланг, не пострадали от предательской атаки совсем. Игнорируя обстрелянные суда, Иван направил свой корабль вперёд, продолжая движение, он вышел на корабли османского левого фланга. На абордаж одной из левофланговых баштард, выдав по ней один залп, и пошёл флагман казаков. Ответить османы не могли, их корабль, как это часто бывало, утратил в начале боя управляемость из-за бунта на гребной палубе. Пусть и прикованные к лавкам, гребцы начисто лишили свой корабль подвижности, а ветер был совсем не попутный. Хотя на палубе у османов воинов было явно больше, казачья каторга заведомо имела численное преимущество. Во время боя гребцы у казаков становились воинами.
   Другие корабли поддержали командира флотилии и, пронзив турецкий авангард почти насквозь, атаковали неповреждённые ещё огнём корабли. Это не значило, что каторги с прореженными экипажами остались без казацкого внимания. Ещё минуту назад бежавшие от турок струги немедленно атаковали их (не озабочиваясь терминологическими тонкостями, казаки именовали каторгами все виды османских галер). Не разворачиваясь даже, рулевые вёсла у них были с двух сторон, нос и корма в стругах и чайках были легко взаимозаменяемыми. Весьма способствовало быстрой победе и обездвиживание османских кораблей в момент боя. Поражение османского флота означало для каторжников освобождение из страшного рабства.
   Пригодились и пугательные ракеты. Прежнего, совершенно ошеломляющего врагов действия, в атаках на корабли османского авангарда они уже не давали. Османы, видимо, были кем-то предупреждены о их воздействии на людей, а предупреждён, значит - вооружён. Даже страшные слухи ходившие по Стамбулу об этом оружии врагов, их не смутили. Правда, страшный визг и свист с ультразвуковой компонентой, пусть не приводили попавших под его действие людей в шоковое состояние, но заметно смущали, вынуждали ошибаться. А в бою даже короткая заминка может оказаться роковой. Казаки получали хотя бы несколько секунд на приближение к врагу. А дальше в дело вступала арифметика. Не случайно даже гений военного дела Наполеон считал, что "Бог на стороне бОльших батальонов". В результате этого, оглушенные страшными звуками их враги вынуждены были противостоять сразу нескольким противникам. В таких условиях даже не самые опытный млодык получали возможность сразить в бою такого грозного противника, как янычар. Впрочем, последних-то на кораблях этой османской эскадры было немного, а некторые азапы имели подготовку худшую, чем новики и молодыки.
   Нельзя не отметить, что ни одна османы авангарда бежать из боя не пыталась. Отчаянно дрались собранные с бору по сосенке их военные экипажи, поддерживаемые частью палубной команды. Но, известно "Сила солому ломит". Теряя немалое количество людей - уровень боевой выучки и у них ныне был в среднем невысок - казаки захватывали одну вражескую каторгу за другой. В плен в этом бою никто не брал, да и сдаваться пытались разве что перебежчики-греки. Казаки из-за грядущего сражения с основной частью османского флота иметь сомнительных людей на своих кораблях не хотели. Поэтому пленных от этой части боя, потом зафиксировано не было.
   Опрометчиво раскованные каторжники на многих захваченных кораблях садиться за вёсла при приближении османского флота не захотели. Кое-где достаточно оказалось пострелять в воздух, на других кораблях помогли подчёркнуто беспощадные расстрелы сопротивляющихся. Как известно "Добрым словом и пистолем можно сделать куда больше, чем просто добрым словом". Главное, разместить на захваченных каторгах казаков с купеческих кораблей и стругов успели.
   Васюринский понимал, что в маневренном сражении турки, имеющие несравненно больший опыт вождения больших гребных судов, если не победят - не стоило сбрасывать десятки готовых к бою стругов - то нанесут казакам страшный урон. Посему он намеревался сбить свои каторги в плотную кучу и рвануть навстречу уже подошедшим, растянутым в широкую линию в два ряда туркам. Капудан-паша широко развернул строй своих кораблей, собираясь охватить казаков с флангов и уничтожить. Так сказать, Канны на море.
   Хотеть и мочь - две большие разницы. Капудан-паша имел для подтягивания отставшего арьергарда, развёртывания своих кораблей в линию много времени, обеспеченного ему героически погибшим авангардом. Васюринскому о таком и мечтать не приходилось. В связи с приближением врага пришлось бросить свои корабли на него немедленно. Где захваченные казаками трофеи находились оттуда и атаковали. Кучками, с просветами между собой. Лишь бы не встретить врага неподвижными. Что обещало им в ближайшее же время крупные неприятности.
   Можно не сомневаться, что капудан-паша смог бы воспользоваться такой подставой, если бы... Ох уж это если бы.
   Флагман османской эскадры, капудана - баштарда капудан-паши - шла в самом её центре. Самый большой корабль из принявших участие в этом сражении, с более чем сотней пушек и двумя сотнями янычар на борту. И совсем не случайно на него вышли флагман казацкой флотилии "Азов" и другие корабли, имевшие на борту новейшие ракеты (и, добавим мы, не имевшие почти боеприпасов для пушек, израсходованных в бою с авангардом). Невозможно точно сказать, о чём думал в тот момент капудан-паша. Весьма вероятно, радовался предстоящей победе в связи с разбродом и шатанием в эскадре врага. Однако если это так, то его радость была преждевременной. Хотя начало второй фазы сражения было безусловно за османами. Их мощная, по сравнению с казацкой, артиллерия успела при сближении флотов дать залп, отправивший на дно пару стругов, которым совсем не место было в авангарде, и нанести урон одной из казацких каторг, выкосив большую часть команды палубы. Естественно досталось каменной картечи и другим казацким судам и командам на них.
   Когда флагманы сблизились до расстояния метров в пятьдесят, с казацких галер, со страшным грохотом, хотя и не настолько жутким, как от пугательных, с огромными огненно-дымными хвостами, на противника метнулись ракеты. Одна, впрочем (слава Богу, только одна!), сразу же нырнула в воду, где и навеки канула. Три поднялись выше уровня галерных палуб. Две при этом улетели в море и утонули, а одна ударилась в мачту галеры второго ряда и взорвалась на её надстройке. Зато остальные врезались во вражеские корабли. На палубах трёх раздались мощные взрывы, в стороны полетели куски досок и клочки человеческой плоти. На палубах других трёх османских галер после более слабых вспышек (невыработанных пороховых зарядов ускорителей) почти мгновенно запылали огромные костры. Естественно, все шесть поражённых страшным оружием галер тут же потеряли управляемость. Не столько из-за повреждений, сколько из-за поднявшейся на их бортах паники. Взрыв на флагманской галере удачно накрыл весь штаб капудан-паши с ним во главе. Это не помешало янычарам драться, защищая свой корабль, но... что толку? Их перестреляли и перерезали, как и ещё несколько не потерявших храбрость экипажей. Единственное, что смогли добиться эти храбрецы - прихватить на тот свет несколько десятков врагов.
   Для флота в четыре десятка кораблей одновременная потеря шести из них - крупная неприятность. Крупная, но не фатальная. Однако...
   "Однако, если бы, но..." было несколько. Первым была потеря управляемости центра. Гибель флагмана заметили все. Ведь с его корабля осуществлялось руководство эскадрой. А его заместитель, терсаны агасы, погиб ещё раньше. Второе лицо в османском флоте, его вице-адмирал, терсане кетхудасы, сидел в это время в Очакове, блокируя возможный прорыв в Чёрное море запорожцев.
   При потере командования особенно остро выступило второе "если бы". Уже несколько месяцев по Стамбулу, другим городам и весям Османской империи распространялись слухи о появлении у казаков страшного оружия. В том, какое это оружие слухи расходились кардинально. Упоминались и огонь из ада, предоставленный шайтаном кому-то продавшемуся ему, огненные стрелы, убивающий не только тело, но и душу, вопль голодного демона и многое, многое другое. Капудан-паша приказывал пороть за распространение этих сплетни, угрожал вешать паникёров, но они от этого ширились ещё больше. Лучшие капитаны смогли загнать всю эту сверхъестественную муть в подкорку своих подчинённых, авангард дрался без страха. Но далеко не все капитаны были сильными и умными.
   Применение новых ракет, зримо более мощных, чем всё, что было известно раньше, убедило большинство в их истинности. Пуск же вслед за этим пугательных ракет обратил все османские корабли в бегство. Османы посчитали издаваемые ими звуки тем самым оружием, страшным не только для тела, но для души. Погибнуть за повелителя правоверных они, может быть, были готовы, но рисковать своей душой... увольте. Все, которые смогли развернуться. Отличавшиеся поражавшей европейцев храбростью османские воины иногда бывали склонны к панике. Дисциплины, сплачивающей ряды в момент опасности, у них не хватало во все времена. Корабли центра, кроме трёх сгоревших, стали добычей.
   Из османских кадирг и калите смогли уйти немногие. Имевшие гребцами рабов-христиан застыли на месте. Будь у османов время, они принудили бы рабов к гребле, но... его-то как раз у них и не было. Даже в конце концов тронувшиеся с места уйти не смогли. Казаки имели куда больше сил и лёгко доставали на быстрых стругах вражеские корабли один за другим. Нагоняли и захватывали, настрой на битву до конца истаял у осман, как изморозь на жарком солнце. Нет, они не бросали оружия, но стреляли, большей частью, мимо. А в абордажных схватках казаки соперников тогда не имели. Один за другим османские корабли становились казацкими.
   Ускользнуть от врага смогли только те фланговые кадирги, на которых гребли мобилизованные насильно жители Стамбула. Их на усиленную греблю уговорить удалось, а большая часть казаков была связана пленением остановившихся кораблей. Каждый пришлось брать с боем, теряя людей. Те же слухи, что подвигнули осман к бегству, теперь сыграли против казаков. Многие их них, не все умело, но все отчаянно защищали свои суда, неохотно сдавались в плен, предпочитая погибнуть, но прихватить с собой вражескую жизнь. Впрочем, немалая часть команд опустила руки и не сопротивлялась совсем, посчитав исход битвы предрешённым.
   В результате сражения у Керченского пролива казаки оказались владельцами сорока восьми вражеских галер и немалого числа захваченных пленников. К тому же они освободили из страшного плена несколько тысяч человек. Поэтому огромные по прежним меркам потери в почти полторы тысячи убитых и не меньшее количество тяжелораненых с лихвой компенсировались пополнением из каторжников-гребцов. Большинство из христиан, освобождённых в этом бою, пожелало отомстить своим мучителям, вступив в казачьи ряды. Посоветовавшись, Васюринский, Каторжный и ещё десяток атаманов, присутствовавших на эскадре, решили идти не в Тамань, а в Азов. Прежде чем идти на новые авантюры, стоило освоить приобретённое.
  

Визиты без приглашения не всегда проходят гладко.

Конец кресника*, начало страдника** 7146 года от с.м.

(июнь 1637 года от Р. Х.)

  
   Станица, что в данном случае означает - посольство, во главе с есаулом Самохваловым прибыла на струге в Темрюк с извещением о великой победе над турецким флотом глубоким вечером. Казацкий табор там они не застали. Да и не могли застать, так как вышел он из города раньше, чем оттуда отплыла в море казачья эскадра. Хотя по суше до Тамани ближе, чем по морю, было заранее известно, что движется табор несравненно медленнее кораблей. Первым делом станичники пошли к оставленному командовать захваченным Темрюком Трясиле. Он их немедленно принял, выслушал сообщение, поздравил вестников со славной победой. Но выходить за стены города ночью не разрешил. Уже были случаи нападений черкесов на фуражиров и гонцов. Есаул благоразумно согласился, рисковать бессмысленно было просто глупо.
   Хорошенько отдохнув ночью, станица ранним утром отправилась догонять табор. Успев только помолиться, умыться и наскоро позавтракал. Трясило, как обещал, выделил десяток казаков и проводника-черкеса со сменными лошадьми для сопровождения. Местные жители не пришли в восторг от своего выселения с благодатных земель, и захватчикам приходилось передвигаться по завоёванной территории с большим бережением.
   Собственно город был от населения очищен, его почти тысячный гарнизон, правда, состоящий в основном из молодыков и легкораненых, сидел в городе, не рискуя появляться вне его стен. Разъяренные вестями об убийстве или пленении родственников черкесы устроили оккупантам "весёлую" жизнь. И двум десяткам опытных, хорошо вооружённых казаков успех в донесении весточки гарантирован не был. Чего-чего, а засады на Кавказе делать умели. Отъехав на несколько вёрст от города, черкес вдруг свернул на юго-восток. Самохвалов, знавший, что Тамань расположена на юго-западе от Темрюка, догнал проводника, ехавшего впереди.
   - Почему свернули, нам вроде не в ту сторону ехать надо?
   - Прямой путь - не всегда самый правильный. Как короче всего проехать из Темрюка в Тамань и враги знают. Мы лучше поедем в объезд, зато там, где нас караулить не будут.
   Есаулу оставалось согласиться или взять ответственность за доставку важного сообщения в незнакомых ему местах на себя. Рассудив, что сомнительного человека такой хитрец, как Трясило, к ним не приставит, он кивнул и занял своё место в короткой цепочке всадников.
   Проводник не подвёл. Пусть и пришлось ехать по звериным тропкам, а то и вести лошадей в поводу по кучегурам, продираться сквозь густые кустарники. Не то что вражеских засад, ни разу казаки нормальной дороги во время этого путешествия не заметили. Правда, было дело, встретили большой отряд уорков. К великому их счастью, союзников. Многие из станицы начали молиться, желая очистить душу перед смертью. Готовя при этом к бою пистоли. К их великой радости встреченные всадники оказались союзными. Перекрестившись и очень искренне поблагодарив Бога, с полутора сотнями рыцарей справиться у двух десятков казаков шансов не было никаких, посланники продолжили путь.
   Друг с другом здесь воевали с большим увлечением, такое несущественное событие, вроде вторжения огромной казацкой банды, их от этого важного дела отвлечь не могло. Наоборот, распри между разными племенами и родами обострились до предела, и воспользоваться казачьей помощью для сведения старых счётов охотников нашлось немало.
   Переночевав у какого-то ручья, утром двинулись дальше. Есаула удивляла нетронутость природы вокруг, пусть и не знал он такого слова. Черкесы к своей земле относились с куда большим бережением, чем казаки к своей. Редко где можно было заметить присутствие человека. Особенно восхитило Самохвалова большое количество высоких деревьев. На Донской земле уже давно было проблемой найти такое для строительства струга.
   Вконец истрепав одеваемые в поход лохмотья, станица вышла на знакомый след казацкого табора. Сотни телег, тысячи коней оставили на горской земле широкий и глубокий шрам. Опытным воинам не надо было слезать с седла, чтоб определить срок прохождения табора - вчерашний день. Уже не таясь, двинули по этому следу. Есаул заметил, как морщится проводник, глядя на широкую полосу выбитой колёсами и копытами земли. Поинтересовался: почему? И узнал, что в горах такой след - великое преступление. Пойдут дожди, и на его месте может образоваться промоина, а потом и овраг.
   - Нельзя так землю ранить! Бог за это накажет!
   Самохвалов не нашёл что возразить. Привычный для казаков способ передвижения здесь выглядел... неправильно.
   "А ведь, если хотим на этих землях селиться, придётся и нам соблюдать многие черкесские правила, переучиваться. Нельзя, оказывается, вести себя в горах, как в степях... Вот не было печали - так черти накачали!"
   Продолжить размышления и сообразить, что казаки и в степи жили... не по-божески, не случайно там исчезли нужные им деревья, есаул не догадался.
   По следу табора шли ходко. Вскоре наткнулись на трёх осёдланных, в кольчугах, кабардинских коней. Немного задержались отлавливая, не бросать же на дороге такое добро! Стоят такие лошади, да ещё в полном боевом облачении, очень дорого. Да и жалко животин, пропадут ведь в лесу. Немного погодя нашли и табор. Он остановился на месте недавно случившейся битвы.
  

* * *

  
   Двумя днями ранее Юхим помахал рукой Афоне, охранявшему с вновь сформированным десятком южные ворота. Это для Аркадия он был новым знакомцем. Срачкороб знал его давно.
   "Воистину, беды приходят попарно. Мало того, что в неподходящий момент его болячка скрутила, так и большую часть своего десятка потерял. Как он вчера плакал, вспоминая своих погибших ребят. Мол, самые лучшие, самые хорошие они были. А по мне, если судить по выжившим, хлопы как хлопы. Его, впрочем, сразу видно, уважают и любят".
   Попрощавшись с приятелем, Юхим лёг на телегу, наблюдая за парившим в небе орлом. Настроение у него было паршивым. Вчера они здорово наклюкались с Афоней, а похмеляться, выступая в поход, было нельзя. Да и обида на Аркадия настроения не улучшала.
   Размолвка между друзьями произошла перед отплытием эскадры. Аркадий и присоединившийся к нему Иван потребовали, чтоб Срачкороб вернулся в Азов и начал делать корпуса для новых ракет, нефть для производства боеголовок должны были скоро привезти. Естественно, Юхим стал на дыбы.
   "С какой стати я должен возвращаться в Азов? Сами, вон, в Тамань поплыли, штурмовать ещё один город, а меня к бабам? Сами пускай под бабью юбку прячутся!"
   Ни в какой Азов Срачкороб возвращаться в одиночку и не подумал. Поругавшись с друзьями, перешёл из эскадры в табор, отправлявшийся на Тамань сушей.
   "Отдохну, - решил Юхим, - по пути от всех переживаний поваляюсь на спине, глядя, как кружат в небесах орлы... полодырюю. Сколько можно трудиться, будто хлоп у жадных панов? Хорошо, должно быть, парить в небесах! Летишь себе птицей, никто тебе не указ. И видно всё вокруг на десятки вёрст. Надо будет всё же Аркадия дожать, чтоб сделал... этот, как его... дель... дельтатаплан, чтоб ему вдоль и поперёк. Шёлком обеспечу, а вместо этого... бамбука, мать его, можно будет использовать вербу или липу. Пусть потяжелей игрушка выйдет, да мне хоть на короткое время подняться позволит. Раз он, гад ползучий, меня в старшину просовывает, пускай и платит за мои переживания. Не деньгами, мыслями дельными и помощью в их исполнении. Решено, прощу засранца, когда построит мне дуль... тьфу - дельтаплан!.."
   Ну, долго ли вылежал бы на телеге Юхим, учитывая его характер, это ещё вопрос. Но валяться и бездельничать у него не было возможности. Воспринявшие как вражеское нашествие приход казаков в Черкессию её жители скучать пришельцам не давали. Проблемы для табора, пошедшего к Тамани, начались вскоре после выхода из ворот Темрюка. Не было никакой, даже плохонькой дороги между этими городами. Как и всякие нормальные горцы, черкесы берегли свою землю. У японцев, например, ездить на колёсном экипаже имел право только император. И то, делал он это очень редко и по традиционному, короткому маршруту. Здесь, в силу разобщённости, до таких изысков не дошли, но по возможности уродовать свою родину избегали. Поэтому казацкому авангарду местами пришлось прорубаться сквозь молодой лесок, чтоб могли проехать телеги. И борьба с природой не стала единственной их проблемой.
   То и дело в них из леса летели меткие стрелы. Не решаясь сцепиться в прямом бою с таким количеством врагов, небольшие местные отряды использовали тактику партизанской борьбы. Они обстреливали табор или отделивший от него казацкий отряд из луков и стремительно исчезали. Гоняться за врагами, знающими местность заведомо лучше, пришельцы не решались, обоснованно опасаясь засады на такую погоню. Пытались отстреливаться, но уорки стреляли из укрытий, а донцы и запорожцы на своих телегах были на виду, так что такие перестрелки обычно кончались тоже не в их пользу. Контратаки на лучников достигали сомнительных успехов. Обстрел прекращался, но кавказцы легко уходили в глубину леса. Все живые или с куда меньшими, чем у пришельцев, потерями.
   За первый день пути казаки потеряли более сотни человек убитыми и около трёхсот - ранеными, половина которых, впрочем, боевых рядов не покинула. На следующий день итоги утрат оказались не намного меньшими. Теряя людей и боевой задор, они не могли адекватно ответить врагам. Слишком непривычным для них было поле боя. Вероятно, продолжай горцы воевать с врагами таким образом, казаки бы отступили. Но далеко не всегда люди действуют, подчиняясь здравому смыслу. Убедившись, что пришельцы не могут противопоставить ничего тактике мелких укусов, командиры кавказцев посчитали, что смогут уничтожить их в одном сражении.
   Одному из энергичных темиргоевских предводителей, известному стороннику девиза "Хэбзэрэ зауэрэ" (Честь и война), удалось уговорить глав нескольких родов на совместные действия против захватчиков. На его же зов, больше не по идеологическим, а сугубо по материальным причинам, откликнулись сотни воинов со всего Северного Кавказа. От Кумыкии до Абхазии. Больше пяти тысяч всадников. Огромная для тех мест сила.
   Атаманы знали о них. Благодаря большому количеству местных уроженцев в своих рядах и племенной разобщённости адыгов, серьёзных политических и военных секретов для атаманов здесь не было. Именно это знание и не позволяло им действовать против засад лучников более активно. Оказаться во время атаки тяжёлой конницы вне ограды из телег для них означало - умереть. Уже на второй день пути к Тамани старшина засомневалась, стоит ли продолжать туда идти? Но решили пройти следующие два перехода, уж очень не хотелось отказываться от возможности пограбить ещё один город.
   В трёх переходах от Темрюка союзное войско (помимо адыгов среди воинов были кумыки и абхазы) встретилось с казачьим табором. Все воины, атаковавшие пришельцев, докладывали о беспомощности врагов, неспособности их противостоять в бою благородным уоркам.
   - Это не воины, а жалкие побирушки в грязном тряпье! - делился впечатлением командир одного из отрядов, обстреливавших пришельцев на телегах. - У нас так плохо даже рабы не одеваются! Не знаю, где они набрали столько огнестрельного оружия, но не сомневаюсь, что мы легко их одолеем. Добычу же в их телегах можно взять знатную, они ведь из ограбленного ими Темрюка идут.
   - А почему тогда они не приоделись? Уж чего-чего, а хорошей одежды в Темрюке они должны были захватить много.
   - Шайтан их знает! Может, берегут, чтобы продать? Разобьём их, спросим.
   На военном совете подавляющим большинством было решено атаковать врагов всем войском. Как раз до обеда следующего дня враги должны были выйти на широкий луг, где конница может взять хороший разгон.
   Когда Абдул Азиз Гирей, возглавлявший войско одного из бесленеевских родов, узнал, как передвигаются казаки, он начал уговаривать отложить нападение на врагов до их вынужденного выхода из тележного табора. Отданный в Черкессию на воспитание - здешняя знать на Востоке считалась самой рыцарственной, как и все подобные Гиреи - автоматически получил местное дворянство. Он хорошо знал от родных, насколько трудно одолеть засевших за своими передвижными укреплениями казаков. Но его уверениям, что проклятые дети шайтана за телегами - непобедимы (о возможностях полевой артиллерии он просто не имел понятия), никто из князей и старейшин не поверил.
   И такое пространство - луг возле одного из сёл - стало полем битвы между союзным и казацким войсками. Благородные люди перед битвой отправили к остановившимся при виде тысяч вооружённых всадников противникам посла. Тот, надутый, как заморская птица индюк, милостиво пообещал никого из неверных не убивать, если они сдадутся немедленно. В победе огромного рыцарского войска над непрезентабельными, одетыми в рваньё разбойниками он не сомневался.
   Ответ был отрицательным по содержанию и крайне оскорбительным по форме. За одни экскурсы в его родословную незадачливый дипломат с удовольствием вырвал бы языки у всей передвигавшейся по этой земле банды. Не будь он послом, начал бы немедленно после того, как понял, что ему говорят.
   Пока он отъезжал, быстро собравшаяся в кружок казацкая старшина - пригласили туда и Срачкороба - обговорила план предстоящего боя. Решено было пугательных ракет не применять, чтоб не спугнуть врага. Возглавлявший табор Гуня (Томашевич) согласился с этим мнением.
   - Гайнут они тогда свет за очи, - предположил кто-то из запорожцев. - И что нам от них, кроме топота и конского навоза, останется?
   Атакующие всадники - прекрасная мишень и неплохие трофеи. В то, что черкесы смогут прорвать оборону, никто из старшины не верил. Такого предположения на кратком совете даже не прозвучало.
   Быстро перестроившие телеги из походного строя в оборонительный квадрат донцы и запорожцы спокойно ждали вражеской атаки. Разбить такое построение можно было только артиллерией. Причём многочисленной, так как пушек, в основном мелкокалиберных и гаковниц (затинных пищалей), в передвижном укреплении обычно было много.
   Несколько удивлённые отказом сдаться превосходящему рыцарскому войску простых пехотинцев, по виду селян, кавказцы начали атаку. Забавно, что о высочайших достоинствах казаков-воинов они прекрасно знали. Кое-кто даже воевал с ними, но увидев явно уступающих в числе оборванцев, все дружно посчитали их лёгкой добычей.
   Огромная масса укрытых доспехами людей и коней ринулась, постепенно набирая ход, на спрятавшихся в тележном прямоугольнике врагов. Казалось, ничто и никто не сможет сдержать такую лавину, просто обречённую смести все препятствия. Наверное, именно эта уверенность и помогла рыцарям добраться до вражеских телег. Не тем, разумеется, которые стояли перед атакой в первых рядах, воинам из третьего или четвёртого ряда. Первые два все, нет, ВСЕ, полегли по пути от вражеских пуль и картечи. Благодаря заметному ветерку, сдувавшему дым от стрельбы, казаки палили непрерывно. И очень метко. Десятки кавказцев, несмотря на защищавшие их и их лошадей кольчуги, падали на ещё не вытоптанную траву луга. Подняться самостоятельно имели шансы очень немногие. Их место сразу же занимали другие и... также валились на землю. Дважды нескольким горцам удавалось перескочить через телеги и ворваться в табор, где их немедленно пристреливали. Наконец-то храбрецы заметили, что атакуют, передвигаясь не по земле, а по своим погибшим товарищам, и дрогнули. Сначала остановились, а потом отхлынула от страшных тележных берегов.
   Часа два союзное войско приходило в себя, а его руководители пытались понять: "Что же всё-таки случилось?" Этого не могло быть, но... оно произошло. Меньшее по числу воинов пешее войско, да ещё состоящее явно не из дворян, смогло отбиться от блестящей, казалось, неудержимой, тяжёлой конницы. Сотни погибших всадников, большое количество их лошадей устилали пространство перед вражескими телегами.
   Немного придя в себя, князья и старейшины, в заметно уменьшившемся числе и с некоторыми заменами в составе, решили, что проклятые бандиты отбились только из-за односторонности атаки. Решено было во второй раз атаковать подлого врага со всех сторон. Вяканье Гирея, что лучше отступить и напасть в другом месте, было дружно отвергнуто, с намёками о недостаточной храбрости некоторых... Абдул Азиз, действительно, к телегам не рвался, но не из трусости, а из точного знания судьбы любого всадника, вздумавшего атаковать табор верхом.
   Вторая атака была ещё более эффектна, но далеко не так продолжительна. И потеряли атаковавшие на сей раз не около тысячи воинов, а всего пару сотен. Только после этого вновь уменьшившиеся в числе и частично сменившиеся князья и старейшины прислушались хоть к одному совету Гирея - обстрелять врагов издали из луков. Татарин прекрасно знал, о заведомой бессмысленности такого обстрела, поэтому смену тактики врагом воспринял спокойно.
   Окружив табор кольцом, метров на сто пятьдесят от его внешних границ, всадники принялись активно опорожнять свои колчаны. Казаки, привыкшие укрываться от татарских обстрелов, серьёзного урона не понесли. Разве что потеряли несколько десятков лошадей. При этом убив десятка два врагов и ссадив на землю втрое большее их количество из винтовок, имевшихся у немалого числа ветеранов.
   Не рыцарское это дело, перестреливаться издали с быдлом. Особенно если быдло стреляет явно эффективнее. До них дошло, что дело идёт к однозначной победе пришельцев. Представив себе "славу", которую приобретут как битые кучкой оборванцев на телегах, командиры союзников решились на третью атаку.
   Она, с одновременным, с сёдел, обстрелом табора, была самой опасной. В разных местах уоркам удалось опрокинуть три телеги, ещё в нескольких случаях они к этому были близки. Их не смутил опять интенсивнейший артиллерийский и ружейный огонь, гибель сотен своих соратников. Спасли казаков дробовики, выкашивавшие подобравшихся вплотную по несколько человек зараз, и гранаты, прибережённые как раз на третий штурм.
   Потеряв ещё около тысячи воинов, кавказцы попытались побыстрее разорвать дистанцию, уйти от убийственного огня дробовиков и гранат. Именно в этот момент телеги были раздвинуты и в спину отступавшим ударили сотни всадников. Начать отступление легко, а вот остановиться, когда тебе в спину дышит враг - невероятно тяжело. И не при черкесской дисциплине это возможно. Отступление превратилось в паническое бегство, остервеневшие казаки рубили бегущих на протяжении нескольких вёрст, выкосив ещё с тысячу всадников и навсегда отучив черкесов атаковать казацкие таборы.
   Объективно говоря, как всадники уорки были подготовлены значительно лучше, чем запорожцы. Да и защитное вооружение для рубки на конях у них было много более качественным. Что ж за воин без шлема и кольчуги? К тому же и лошади у многих черкесских всадников нередко также были защищены кольчугами. О чём кое-кто, вероятно, успел пожалеть. Запорожцы и донцы преследовали их на своих лошадях, низкорослых, выносливых, но менее сильных и быстрых, чем кабардинские скакуны. Но именно окольчуженность коней помешала многим уйти. И хорошо, если догнанные попали в плен. Разгорячённые боем и погоней казаки рубили врагов. Ох, многие знатные воины лишились в этот день своих буйных головушек. Не один всадник без головы появился в окрестностях поля битвы, но не было здесь своего Майн Рида прославить произошедшее.
   Поэтому, когда гонцы с вестью, что флот на Тамань в этот раз не пойдёт, прибыли в табор казаков, которые должны были атаковать город с суши, те в это время сочиняли цидулу, что идти на Тамань не могут, так как расстреляли почти весь боезапас. На малые трофеи жаловаться не приходилось. Сотни прекрасных коней в дорогой упряжи и тысячи хороших клинков и кольчуг - чем не знатная добыча.
   А Тамань, дружно решили все, никуда со своего места не убежит. Прежде чем за новыми трофеями идти, надо старые успеть пропить. Впрочем, уж что-что, а выпить казаки умели и любили, так что нужда в новой добыче должна была возникнуть скоро.
  
   * кресник - русское народное название июня.
   ** страдник - русское народное название июля.
  
  

8 глава.

Нормальные герои всегда идут в обход.

Азовское море и Азов, страдник 7146 года от с.м

  
   Путь домой, в Азов (Аркадий и не заметил, как стал называть трофейное жилище домом), отнял более четырёх суток. Учитывая, что Чёрное море, существенно более обширное, казаки на стругах и чайках проскакивали в срок менее двух суток, небыстрой получилась дорога через Меотийское болото, как называли этот водоём древние греки. Тому было несколько причин.
   Сначала приходили в себя после боя. Пусть он был относительно скоротечным и сверхуспешным, рисковать жизнью в нём довелось очень многим. Потери немалые, лёгко могли увеличиться, если бы сотням раненых не была оказана помощь. Пока все раны не были перевязаны или зашиты, обречённые конечности отрезаны, переволновавшиеся молодыки успокоены, ни о каком движении куда бы то ни было не могло быть и речи.
   Огромный трофейный флот радовал пиратские души. Но у старшины и, прежде всего, атаманов немедленно возникла головная боль в связи с необходимостью перетасовки экипажей, на каторгах ещё до сражения принадлежавших Вольной Руси и без того с не очень спаянными коллективами. Нужно было срочно, немедленно, ещё ко вчерашнему дню сформировать временные команды для сорока восьми галер. В новые экипажи автоматически включались вырученные из плена казаки и стрельцы, но они среди катржников были в меньшинстве. А те же венецианцы или французы, жаждущие отомстить туркам, не знали русского языка, в команды их включать было неразумно. Пришлось на каждую из каторг пересаживать несколько десятков человек со стругов или других своих кораблей. Выяснение, откуда, сколько и куда переводить, заняло весь световой день. К ночи Иван и Аркадий не могли даже матюгаться, сипели, будто сильно простудили глотки. Естественно, после всего случившегося никуда ночью не поплыли, благо ветерок возник слабенький, а глубины были незначительные, заякориться труда не составляло.
   Аркадий заснул мгновенно и намертво. Не доставали его в эту ночь даже ставшие навязчиво повторяемыми сексуальные сны. Однако хорошо выспаться попаданцу было не суждено. И сосем не по причине наличия в постели излишне горячей женщины. Не было на эскадре ни одной представительницы прекрасного пола. Ну а пользоваться либерализмом на Дону в отношении однополой любви ему и голову не приходило из-за сугубой гетеросексуальности. Поспать не дал бунт на одной из каторг.
   Конечно, ничего бы он сам не услышал, дрых без задних ног. Однако назвался груздем, полезай в кузов. Его безжалостно разбудили по приказу Ивана (а ещё другом называется!). Ошалевший от несвоевременной побудки, он начал соображать, только пожевав кофейные зёрна. Варить кофе в настоящей турецкой джезве было некогда.
   Выяснилось, что на одном из кораблей каторжниками большей частью были не иноверцы-христиане, а стамбульский сброд. Не посаженные на колы, не четвертованные или, хотя бы, лишившиеся конечностей за свои прегрешения, убийцы, насильники, воры и грабители. Таких и раньше отправляли на галеры, а из-за спешки с организацией карательного морского похода в каторжники отлавливали толпы мусульман. И не только преступников.
   Освобождению обрадовались и они, но плыть на север, в гнездо страшных казаков, про которых, особенно в последнее время, ходили самые жуткие слухи, им не хотелось. Переманив себе подобных с соседних кадирг и калите, они, отдохнув за день, набросились на сонных победителей на своём корабле. Достойного сопротивления стамбульским висельникам те, большей частью молодые и неопытные, оказать не смогли. Чего-чего, а бунта освобождённых из плена, никто из атаманов не предвидел. Уйти по-тихому восставшие не сумели. Несколько молодыков после первого в жизни боя заснуть не могли и, когда на их галере разгорелся кратковременный и почти бесшумный бой, просто попрыгали в воду. Переплыв к рядом заякорившимся галерам, они подняли тревогу.
   Захватившие каторгу турки, ещё не осознавшие всей гиблой авантюристичности своей затеи, не успели отплыть далеко, когда в погоню за ними кинулся флагманский корабль казачьего флота. Ивана Васюринского как командира известили о происшествии в первую очередь. Решив, что для боя со сбродом численное преимущество не нужно, он скомандовал тревогу, и уже через несколько минут флагман, куда более резко, чем противник, набирая ход, преследовал беглецов. Полномочия свои он временно передал второму флагману, Каторжному.
   К несчастью турок, над морем царила полная, высоко стоящая Луна. Видимость была, несмотря на ночное время, хорошая, и у них не было ни единого шанса уйти от погони. Аркадий, держа, обмотав тряпкой, глиняную кружку с горячим, ароматным кофе, сваренным-таки джурой, подошёл к Ивану. Тот недовольно поморщил нос, восхищавший попаданца горький напиток ему не понравился. Картина с носовой части каторги открывалась красивейшая.
   В свете яркой Луны на тёмно-серебристом, покрытом мелкими, без гребешков, волнами море впереди скользила такой же, как у преследователей, вёсельный корабль. Паруса убегавшие догадались поднять только что, возможно, сообразив, что почти строго попутный ветер даёт преследователям немалое преимущество. Бывалый пират Васюринский приказал сделать это сразу же по снятию с якоря. Из-за особенностей освещения в открывавшейся картине доминировали разнообразные оттенки чёрного, серого и серебристого цветов. Разве что бурунчики из-под вёсел можно было назвать белыми. Да звёзды на небе сияли с разными оттенками. Прохладный ветер приятно освежал после дневной жары.
   - Иван, скоро их догоним?
   - Скоро только котята делаются.
   - А всё же?
   - Как ты эту горькую гадость пьёшь?
   - Не прикидывайся евреем и не отвечай вопросом на вопрос. Когда догоним турок?
   - Когда, когда... когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю, насколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти убегают.
   - Так что, можем не догнать?
   - Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.
   Настигли беглецов только к утру, ввиду крымских берегов. Озверевшие от произошедшего (гибели товарищей, попытки лишить их части добычи, своего прерванного сна...) казаки быстро навели на взбунтовавшейся галере порядок. Порядок, не предусматривавший наличия там восставших. Их, кого зарубили, кого просто сбросили в воду. Кто-то кричал, что он христианин и не участвовал в бунте, но, после короткой заминки, и его вышвырнули в море. Иван заявил, что: "Раз не помогал нашим ребятам, значит бунтовал. А посягнувшие на жизнь наших товарищей должны быть наказаны". Серьёзного сопротивления бунтовщики оказать не смогли. В отличие от своих врагов, турки и примкнувшие к ним каторжники плавать не умели. Только один из сброшенных попытался доплыть до крымского берега. Его немедленно отправил на дно кто-то с корабля Васюринского точным выстрелом из ружья. Казаки ночью стреляли несравненно более метко, чем большинство европейских солдат днём.
   Аркадию также довелось поучаствовать в возращение каторги под флаг Вольно Руси. Ещё со своего корабля он застрелил из ружья что-то истерично кричавшего бородатого здоровяка в живописных и наверняка вонючих лохмотьях. Свинцовая пуля, которую, по современным понятиям, впору было называть ядрышком, не только пробила его насквозь, но и сбила на палубу, где бедолага и скончался. Судя по агонии - мучительно.
   В первые ряды абордажников попаданец не рвался, но пришлось ему поработать и саблей, длиной и тяжёлой карабелью, взятой им на корабль по настойчивым советам Ивана. Качки в это утро совсем не было, поэтому на почти очищенный от врагов корабль Аркадий ступил с пистолем в левой руке и саблей в правой. Грешным делом строя из себя крутого пирата. Поэтому, когда на него выскочил из-за какого-то ящика смуглый, малорослый тип с ножом в руке, попаданец инстинктивно сделал отработанный на уроках фехтования выпад, а не выстрелил из пистоля.
   Бог только знает, насколько хорошо владел турок ножом, но против длинной сабли его возможное мастерство оказалось бессильным. Он буквально нанизался на клинок животом, но не умер картинно, как герои фильмов, а продолжил движение к Аркадию. Тот, глядя в выпученные глаза врага, вроде бы не замечающего, что проткнут насквозь, честно говоря, немного струхнул.
   "Да он же, прежде чем сдохнуть, меня зарезать успеет!"
   Попаданец вытянул левую руку вперёд и нажал на курок пистоля.
   "Если уж от выстрела в упор голова упорного врага, может, и не разлетится на куски, но от страшной раны сознание он потеряет".
   Однако пистоль лишь громко щёлкнул. Будто не ощущая боль, с лицом, перекошенным от ненависти, турок сам продвинулся вперёд, насаживаясь на клинок всё глубже. Немного запаниковав, Аркадий (прокляв долбанные кремнёвые замки все скопом) не стал взводить курок ещё раз, а вспомнив молодость, от души пнул врага носком сапога в самое уязвимое для мужчины место.
   Не замечавший рану в проткнутом насквозь саблей животе, на удар по своему мужскому достоянию турок отреагировал традиционно. Резко согнулся и упал на палубу, на лету сворачиваясь калачиком. При этом он вырвал саблю из руки Аркадия. Попаданец и не пытался её удержать. Сделал шаг назад и выхватил ТТ. Но добивать врага выстрелом не стал. Тот, судя по выроненному из руки ножу, потерял сознание и опасности больше не представлял. Аркадий вытер пот со лба - вспотел он от переживаний мгновенно и весь - отбросил подальше ногой нож. Сунул ТТ обратно в кобуру, затем то же сделал с пистолем, стараясь не показать окружающим, что у него от пережитого дрожат руки, выдернул из умиравшего свою саблю, вытер её клинок о его грязные, протёртые на заднице, невероятно вонючие даже на неотмытой каторге чёрные шаровары и спрятал клинок в ножны.
   Тут же он почувствовал за спиной дыхание своих джур, приставленных к нему, прежде всего, для его охраны. Аркадий не сомневался, что они, не задумываясь, прикрыли бы от врага своей грудью, но... с пониманием профессии телохранителя у них были бо-о-ольшие проблемы.
   Он сложил предательски подрагивающие конечности на груди и прошёл на нос захваченного судна, очищенный уже и от тел восставших. Сзади послышалось хеканье одного из джур, кряжистого, ростом ниже его самого на голову, но не уступавшего ему силой, Богдана Коваля. Вслед за хеканьем послышался всплеск, видимо, парень выбросил тело раненного попаданцем турка за борт. Всматриваясь в недалёкий крымский берег, Аркадий захандрил.
   "И где, спрашивается, радость битвы, хваленная столькими поэтами? Ох, чую я, не нюхали эти штафирки пороха в натуре. Хотя нет, кто-кто, а Денис Давыдов битв-сражений навидался по самое не могу. При жизни для всей Европы легендой был, а битвы воспевал. Да вон, Иван, тоже от резни шалеет, кайф ловит. Наверно, это мне такое не суждено. И, честно говоря, не лез бы, а приходится. И хрена мне не изменить, если казаки меня трусом считать будут. Придётся и дальше слушать гром битв изнутри, чтоб им... А джур таки правильной охране моей персоны обучить надо. Чую, пригодится".
   До Азова две галеры с недостаточными экипажами и некомплектом вёсел добрались позже основной эскадры. Всю дорогу пришлось грести против ветра, слава богу, не слишком сильного. Появились кровавые мозоли от гребли и у попаданца.
   Уже подходя к Дону, маленький караван из двух каторг встретил тот самый, построенный по советам Аркадия тримаран. Вымотанные тяжёлым путём казаки увидели шедший навстречу парусник. Опознав его, обратили внимание, что он приближается с большой скоростью. Иван, и сам сильно уставший, разрешил сделать короткий перерыв, большинство казаков, бросив вёсла, столпилось на верхней палубе, любуясь стремительным маленьким корабликом. Опытные пираты, немало поплававшие, быстро обратили внимание, что ветер-то для корабля не очень-то и попутный, а идёт он только под парусом и с хорошей скоростью.
   - Ты гляди, мачта, какая высокая! И как он не перевернётся, маленький такой, при здоровенных-то парусах? - удивлялся кто-то на носу.
   - Да он из трёх лодок сразу склёпан! Получается, в ширину поболе двух стругов, а то и с галеру. Вот и не переворачивается.
   - Дык, чего же его вширь не раздвинули, чтоб заместь трёх одна лодка была? В неё же много более всего влезло бы, супротив этого.
   - Дярёвня ты лапотная! При галерной ширине ему бы никакие паруса быстро плыть не дали возможности. Лохань с парусами бысто не поплывёт.
   - А скорость-то, скорость! Как бы не вёрст двадцать в час идёт! Это-то при боковом ветру. А при попутном-то, страшно подумать, как он плавает... небось у робят головы кружатся.
   Аркадий подошёл к любовавшемуся стремительным корабликом Ивану.
   - Ну, как тебе мой тримаран? Ведь, действительно, при хорошем попутном ветре, сорок, не сорок, но вёрст тридцать пять он выдаст. Ну... мы на это рассчитываем. Никто в мире сейчас так не плавает!
   - Да баловство это бессмысленное! Чёлн длиной сажен в пять, а весит поболе многих чаек, значит, на вёслах ему от галеры не уйти, непременно догонят. Оружия на него толкового не поставишь. Ну, разве гаковницу вперёд или назад. Толку-то с неё! Никчёмный кораблик.
   Картинно-красивое лицо атамана выглядело кислым и недовольным со времени побудки после бунта турок-гребцов. До возращения угнанной галеры оно был ещё и злым до бешенства. Вернув корабль, Васюринский несколько успокоился, но до радужного его настроению было явно далеко.
   "Ничего, установим на носу тримарана пусковое устройство для запуска ракет, все знаменитые атаманы будут умолять о постройке такого корабля и им. В драку за право получить тримаран первым будут лезть".
   Аркадий, до своего перемещения в прошлое разбиравшийся в судостроении на уровне чайника, гордился своей идеей многокорпусного судна. Правда, трудностей при его строительстве встретилось больше, чем он ожидал. Судёнышко оказалось малоустойчивым, переворачиваясь при попытках резко повернуть или порыве сильного бокового ветра. До ума тогда его довести так и не удалось, а потом он ушёл в поход. Поэтому появление лихо плавающего судёнышка, хотя он не был уверен в названной Ивану скорости передвижения, попаданца сильно порадовало.
   "Надо будет озаботиться введением у казаков простейших приборов измерения скорости, голландец должен о них знать, если взялся строить суда".
   Тримаран, проносясь мимо казацких галер с немалой быстротой, начал неспешно разворачиваться в сторону Сиваша. Даже тримараны двадцатого века с манёвренностью имели проблемы, попаданца не удивили неприятности с этим и у его детища. Зато, по его прикидкам (не имевшим с реальностью ничего общего), при попутном ветре судёнышко должно было давать рекордную для этого века скорость.
   Тримаран пошёл дальше, а на палубе начался спор, нужны ли такие кораблики и долго ли он проплавает, не развалившись на части. Не то чтоб это всех уж так волновало, но вот за вёсла опять садиться не хотелось воистину ВСЕМ. Васюринский ситуацию быстро прочувствовал и безделье на палубе прекратил.
   - А ну, все к вёслам! - перекричал он всех сразу. - Отдохнули, и хватит! Дойдём до Азова, там попусту языками и треплите!
   Вольница вольницей, но приказ командира в походе у казаков много значил. Отправился к веслу и Аркадий. Приблизительно через час он заметил, тримаран опять изменил курс, и догадался, что ребята уже освоили умение ходить галсами и направляются теперь тоже в Азов.
   "Нет, совсем не никчёмное получилось судёнышко. По Черноморью прекрасным посыльным корабликом будет. Жаль, конечно, что из-за отсутствия прочных материалов нельзя построить боевое многокорпусное судно. Больше двух пусковых установок он не потянет, без существенного уменьшения скорости. Но на шхуны и фрегаты, лопну, а казаков пересажу!"
   Другие также заметили частое изменение курса необычного кораблика, но догадались, что он, таким образом, идёт на парусах на норд, при ветре, то чистом осте, то ост-норд-осте. Естественно, путь у судёнышка при этом оказался очень извилистым. Наверняка проще было сесть за вёсла, но, очевидно, ребята в нём задались целью показать все достоинства своего детища. Умение ходить почти против ветра на парусах в том числе.
   В Азов тримаран прибыл всего часа через два после галер. И на реке его команде пришлось-таки сесть за вёсла. Полная мелей река - неподходящее место для путешествия под парусом таким крутым бейдевиндом.
  

Из дальних странствий возвратясь.

Азов, страдник 7146 года от с.м.

  
   Когда галеры подходили к Азову, Аркадий не удержался и глянул на берег, где должны были быть строения (честно говоря, сараи, сараюшки и навесы без стен) его исследовательского центра. И сбился с ритма, вызвав общее недовольство и соответствующие комментарии на корабле. К концу похода все дьявольски устали, легко раздражались, мечтали о быстрейшем завершении пытки греблей, не случайно турецкие галеры казаки называли каторгами. Любой, кто мешал быстрейшему завершению плавания, выглядел в глазах остальных врагом.
   Аркадий опять впрягся в эту тяжёлую работу, стараясь ни на йоту не выбиваться из общего ритма. Но мысли в его голове закрутились вихрем. Вместо ставшего родным исследовательского центра, сколь угодно неказистого, он увидел на берегу чёрное пятно обгорелой земли и несколько торчащих из неё столбов. Также обугленных.
   "Ясное дело - пожар. Скорее всего, со взрывами, впрочем, незначительными. Что-то такое взгляд уловил. Почти вся селитра, весь порох, остатки нефти, всё взрывоопасное было использовано для производства последней партии ракет для флота. С чего же тогда пожар? Татары набежали и пожгли? Тогда бы и пригороды пострадали, а они стоят, как ни в чем не бывало. Неужели нефть подвезли, и косорукие мои химики с ней пожар устроили? Тогда всех выживших сам поубиваю!"
   Последнюю версту их галерам пришлось идти вдоль заякоренных у правого берега Дона трофейных каторг и частично вытащенных на берег стругов.
   "Серьёзная по нынешним временам сила. Правда, против больших военных галеонов нам не выстоять, так мы против Испании или Франции воевать и не собираемся. А у османов их галеоноподобные карамусалы служат как торговые или снабженческие суда. Вроде бы, можно не опасаться, что напоремся на залп сорокавосьмифунтовых пушек. Впрочем, раз уж историю начали менять, можем и налететь. Смутно вспоминается, что как раз в эти времена французы начали поставлять османам корабли. Следовательно, надо будет с атаманами покумекать, как нам от такой напасти предохраниться. Да... на одни ракеты надеяться не стоит, уж очень ненадёжно на большие расстояния они летают. И чем же нам от такого рокового залёта спасаться?"
   Васюринский обнаружил место для стоянки, видимо, оставленное специально для них, невдалеке от причалов Азова. А на берегу их поджидал сам атаман Каторжный. Брюнет цыганистого вида, с золотой серьгой в ухе, немногим выше среднего роста, но широкоплечий и резкий в движениях. В добротном синем кафтане, явно раньше принадлежавшем янычарскому офицеру, шёлковых шароварах, он смотрелся франтом, по сравнению с Васюринским и Аркадием, не успевшим сменить своё серое походное рваньё. Вид у лихого атамана, однако, был смущённый. Поздоровавшись со всеми прибывшими сразу, а с несколькими старыми казаками, Васюринским и Аркадием отдельно, он сразу начал извиняться.
   Попаданец быстро понял из его слов, что причина для смущения у Каторжного очень существенная. У донских казаков было принято дуванить добычу в море, перед заходом в реку. Но в этот раз в походе участвовали тысячи, трофеи были огромные, на небе начали собираться тучки, вот и решился он, сразу по прибытии к устью Дона высадиться на берег и разделить добычу там. Не дожидаясь двух отставших кораблей. При разделе всем опоздавшим была выделена хорошая доля, прежде всего оружием, многие из молодых не имели огнестрелов. Васюринскому и Москалю-чародею, как старшине, она полагалась много большая, чем для рядовых. Зная их лично, Каторжный отобрал добычу сам. И кстати угадал. Аркадию достались следующие трофеи: богато выглядевшие вещи какого-то рослого янычарского аги, янычарское же ружьё с прекрасной отделкой (даже жалко будет приклад менять), длинная, почти прямая турецкая сабля из дамасской стали в ножнах, украшенных драгоценными камнями, серебряные пиала и большое блюдо, немалый кошель со звонким содержимым.
   Передав попаданцу кошель с деньгами, тут же спрятанный Аркадием в один из нашитых на одежду карманов, Каторжный развёл руками.
   - Вот, всего тысяча акче. Да и... порченные, наверное, этим пьяницей Мурадом. Совсем мало теперь серебра в их монетах. Денег на кораблях немного было, не купцы плыли, воины.
   Васюринский и Аркадий из-за нарушения обычая шум поднимать не стали. Своей долей в добыче на кораблях остались довольны, а многие обычаи они и сами призывали менять.
   Попаданец не выдержал и спросил атамана, не знает ли он о причинах пожара в его, Аркадия, хозяйстве? Но Каторжный сгоревших сараюшек и не заметил, не до того ему было. Поэтому Аркадий отправил свои трофеи, кроме кошеля, с одним из джур домой, а сам пошёл быстрым шагом, временами переходя на бег рысцой, к месту пожарища.
   К пожарищу подошёл запыхавшийся, встревоженный и взвинченный. Видимо, заметив его издали, стали подходить джуры, оставленные для охраны нарождавшегося исследовательского центра. По одному и без видимого энтузиазма. Выглядевшие как бы не хуже попаданца, вернувшегося из трудного похода. Пересчитал, вышло, встречают его пятеро. Оставленного главным Юрки Аркадий поначалу не заметил, и у него ёкнуло сердце. К умному и весёлому парню успел привязаться. Потом он заметил, что морды у ребят скорее виноватые, чем опечаленные. До пседо-колдуна стало доходить, что не злые вороги устроили здесь пожар и разорение.
   "Ох, совсем не татары или поляки порезвились в моём исследовательском центре. И искать виновников, чувствую, далеко не придётся".
   В этот момент Аркадий увидел подгребавшего Юрку. Слово подходил для описания такого передвижения явно не годилось. Хлопец именно подгребал, волоча ноги по песку, будто к сапогам были привязаны пудовые гири. Не надо было быть тонким физиономистом, чтобы понять, кто главный виновник случившегося. "Я виноват!" - было написано на его лице заглавными буквами.
   В общем-то, главной ценностью в зарождавшемся исследовательском центре были люди. Как раз стоявшие с постными физиономиями джуры, успевшие научиться многому во время многочисленных экспериментов, и были самым трудно заменимым и дорогим из оставленного в Азове. А сараи и кувшины можно было легко и недорого восстановить. Аркадий вздохнул с облегчением. Про себя. Демонстрируя не успокоение, а досаду и раздражение.
   Врать Москалю-чародею никто из парней не решился. Все отвечали сразу и искренно. Картина же из ответов вырисовалась неприглядная. Сильно обидевшись на старших, не взявших их в поход за добычей и славой, продолжать опыты на том минимуме материалов, что не был ещё израсходован, они не захотели. Посетовав немного на мировую несправедливость, ребята решили смягчить своё горе приёмом горячительных напитков. Известие же о взятии Темрюка совсем ввергло их в состояние печали. ТАМ творятся великие дела, ТАМ берётся богатая добыча и добывается слава, а они ЗДЕСЬ сидят, Бог знает зачем. ТАКОЕ горе необходимо было залить особенно обильно. И это было сделано. А проснувшись... нет, не утром - после полудня следующего дня - незадачливые охранники обнаружили, что порученный им объект превратился в пепелище. Вспомнить, как это произошло, никто из горе-сторожей не смог. Хотя пили, не злоупотребляя закусыванием, неподалёку, в виду места работы. Ожогов ни у кого из доблестной шестёрки не было. То есть свежих ожогов; старые, зажившие, имелись у всех в изобилии.
   Короткое расследование показало, что бросать центр совсем без присмотра ребята не решились, но и пить в нём не стали. Вонища в сараюшках стояла жуткая, Аркадий и сам это помнил. Химические опыты с нефтью и селитрой дали такое стойкое амбре, что у непривычных к нему людей слёзы от одного вхождения в помещение вышибало. Удивляясь, как кто-то может в такой вони находиться, атаманы ещё больше начинали уважать подвижницкий труд команды попаданца и меньше жлобились при расчётах за готовые изделия. Ребята устроились невдалеке, поближе к бережку. Совмещая, таким образом, приятное (пьянку) с полезным (охраной). И нарвались на висельный приговор. За пьянку на посту наказание полагалось одно: казнь.
   Предположения ребят, что это нечистая сила отомстила Москалю-чародею или Васюринскому за старые обиды (тогда какой с них спрос, простому человеку с нечистью не справиться), Аркадий категорически отверг. Других же гипотез появления огня в сараях у парней не было. Ему невольно подумалось, что здесь могло не обойтись без диверсии, поджога.
   "Могли какие-нибудь "доброжелатели" подсуетиться. Увидели, что охрана спит в дым пьяная, и воспользовались моментом. Врагов у меня, даже среди казаков, хватает. Не всем по нраву многочисленные нововведения. Да врагов внешних сбрасывать со счёта не стоит. Османская агентура здесь наверняка есть, как и русская. Впрочем, пока для России мы союзники, её шпионы диверсии устраивать не будут. В любом случае, срочно надо усиливать охрану как исследовательского центра, так и своего дома и собственной тушки. Кто бы ни сделал эту пакость, скажем ему спасибо. Предупреждён - значит, вооружён".
   Показывать свою радость, что они все уцелели, Аркадий не стал, счёл это непедагогичным. Зато своё неудовольствие выражал долго, энергично и разнообразно. За время его тирады джуры узнали много нового и неожиданного о себе и своих привычках. Делать экскурсы в генеалогию он не решился, так как четверо из шести были дворянами. Кто-то мог сильно обидеться за предков, описанных по сравнительной зоологии. А с ними ведь ещё предстояло работать. Естественно, ни о каких жалобах наверх, чреватых висельными приговорами, и речи не могло быть. Попаданец посчитал, что, почти ощутив уже на своих шеях прикосновения верёвки, смазанной жиром, джуры больше таких промахов себе не позволят.
   Закончив накручивание хвостов и намыливание шей, Аркадий роздал всем ЦУ и разрешил отдохнуть до завтра, посменно дежуря у пожарища. Он уже знал, что даже такое убогое место попытаются обворовать, повытягивав из обгорелых досок гвозди, например. Помимо казаков и оставшихся со времени османского владычества греков, в Азове уже жило немалое количество гражданского населения, не осознавшего ещё всей эффективности и радикализма казацкой борьбы с преступностью.
   - А тебя, Боря, попрошу остаться, - произнёс попаданец в спину уходящим джурам.
   Вздрогнули все спины, но названный стал столбом, а остальные заметно ускорили свой ход, не ожидая ничего хорошо от общения с начальством. Борина спина выглядела в этот момент также на редкость выразительно, вполне на уровне блестящего актёра, игравшего соответствующую роль в фильме, перефразированную цитату из которого Аркадий использовал. Жутко жалея, что никто уместности цитаты оценить не может.
  

Из дальних странствий возвратясь-2

Азов, страдник 7146 года от с.м.

  
   Названный джура, невысокий, худощавый, но очень ловкий в любых физических упражнениях черкес Боря Вьюн, нужен был попаданцу не для углублённого разноса. Аркадий собирался использовать его в личных целях. Дома его ждала красавица-черкешенка, а познания попаданца в адыгских языках, всех сразу, ограничивались несколькими фразами, заученными в попугайском стиле. В связи с появлением в казацком войске союзных черкесских отрядов он озаботился выучить несколько приветственных предложений. У горцев, в основном, войска были сугубо дворянскими, народные ополчения участвовали только в защите родных селений. А с настоящими дворянами этикет стоило соблюдать ещё более строго, чем с самозванными лыцарями. Иначе легко было нарваться на неприятности. А кому нужны лишние неприятности? Их и без добавок на несчастного попаданца валилось... много, в общем.
   Увидев, насколько напряжено лицо Бори, Аркадий поспешил его успокоить.
   - Да не переживай, я тебя не для дополнительной порции ругани оставил. Мне твоя помощь нужна. Ты знаешь, в моём доме живёт черкешенка.
   - Конечно, знаю, мы помогали ей обживаться, носили еду из кошевой кухни.
   - Да? - В представлении Аркадия любая женщина готовила бы для себя и своих детей сама. - Почему же она сама ничего не сварила или поджарила? Крупы, мука и масло в доме оставались.
   В последнее время в его сексуальные сны всё чаще попадала конкретная женщина, его пленница. И в мечтаниях по её поводу он рассчитывал, что она не только скрасит его ночи, но и обустроит его холостяцкий быт, сделает жизнь более комфортной.
   - Она?! Готовить?!! - явно поражённый Боря посмотрел на попаданца, как на придурка.
   Аркадий понял, что упорол какой-то косяк, и не стал обижаться на юнца.
   - А почему она не может приготовить пищу своим детям?
   - Княгиня Чегенукхо?!! Урождённая княжна Тохтамышева? Готовить своими руками?
   Попаданец осознал, что совершенно напрасно не расспросил ребят со своей галеры о выбранной им пленнице. Он-то не стал брать молодую девчонку, потому как сомневался, что она будет годна для чего-то, кроме постели. Выбрал женщину, пусть уже рожавшую, с детьми, но красивую и умеющую, по его мнению, вести хозяйство. Готовить, шить, стирать... Пока всё это ему делала обслуга при коше Васюринского. Учитывая презрение казаков к труду, с ними всегда путешествовали люди, их обслуживавшие, не "лыцарский" обслуживающий персонал. Если у запорожцев были деньги, они предпочитали заплатить, а не пачкать руки работой. За услуги приходилось отдавать немалые деньги, и не всегда они были такого качества, как попаданцу хотелось бы. Ну и красота черкешенки произвела на него сильное впечатление. И вот - все его мечтания о пригожей горянке явно накрываются медным тазом.
   Оправдываться перед подчинённым юнцом за сказанную глупость Аркадий не стал (начальник я или не начальник? А если я начальник, то дурак...не я. Хоть и сильно похож). Однако прежде чем строить дальнейшие планы и предпринимать хоть что-нибудь, необходимо было расспросить поподробней Борю.
   - Ааа... ты с ней говорил? Как она, довольна моим домом?
   - Довольна - это не про княгиню Чегенукхо. Она найдёт недостатки и в султанском дворце. Самые гордые князья в Кабарде, совсем про наши законы забыли. Других князей за равных себе не считают, хотя есть у нас фамилии и повлиятельнее, и побогаче. А я даже не дворянин первой степени, а всего второй, бэслен уорк. Так что "говорили" - это не про нас с ней. Она дала мне указания, а я их выполнил. Вот увидите, с вами говорить не более уважительно будет. Не князей грязью считает. Плохая женщина!
   "Вот тебе и бессонные ночи с горской красавицей. Но ставить себя выше меня я ей не позволю!"
   - Её род в княжеском совете Кабарды большой вес имеет?
   Вьюн ответил с некоторой задержкой, явно обдумывая, что сказать.
   - Точно не скажу, в совете князей, как сами понимаете, я не заседал. Но... вряд ли. Уалий, то есть правитель всей Большой Кабарды, у нас сейчас, давно уже, Алегуко Шогенуко. Очень умный, сильный человек. И правильный, без дурного гонора, князь... мне доводилось слышать, что многие князья поведением Чегенукхо недовольны. Обижаются... нет, думаю, не очень влиятельны.
   "Ага. Значит, вести себя с ней, как с хрустальной вазой, не обязательно. Думаю, если обиженные князья узнают, что одну из рода гордецов немного, умеренно, поунижали, скорее всего, поспешат злорадно выразить сочувствие, но подписываться на войну с нами не будут".
   - Значит, если её с дочками вернут за хороший выкуп, князья на нас не обидятся. Что касается презрения, то тебе придётся помочь мне напомнить ей, что сейчас не мы её холопы, а она моя рабыня. Как ты думаешь, много за них дадут? Что посоветуешь запросить?
   - Лошадей! - немедленно, без раздумий, ответил Боря.
   - Лошадей? - удивился Аркадий. - А зачем мне много лошадей? Да и есть у меня уже лошади, целый табунок. И из Темрюка мне хороший жеребец перепал.
   - Да, очень хороший кабардинский жеребец. Но вот кобылы у вас в табуне татарские. Они выносливые, но маленькие ростом и слабые. А вы человек рослый и тяжёлый. Им вас трудно долго носить. Для боя вам другие лошади нужны. А наши кабардинские лошади...
   - Знаю, знаю. Знаменитые у вас лошади. Только мне хотелось бы иметь жеребца, как у Васюринского. Он заметно выше того, что мне в Темрюке достался.
   - У него текинский иноходец. Тоже хорошая лошадь, только в горах кабардинец лучше ходит. И стоит текинец, особенно такой, как у куренного Васюринского, очень много. А кабардинских лошадей вы как выкуп получите.
   Аркадий задумался. Действительно, в путешествиях больших, чем на несколько километров, у него возникали сложности. Да и чувствовал он себя на маленьких лошадках Паганелем на ослике. А выпас и уход за табуном - не проблема. Особенно при таком притоке беженцев с Малой Руси. Не должно было возникнуть и проблем с землёй для выпаса. Земля у казаков была общей, выпасы ежегодно перераспределялись. Не казакам надо было за право ею пользоваться платить, у приятеля многих донских и запорожских атаманов Москаля-чародея и таких трудностей быть не могло.
   - Уговорил. Запрошу за трёх баб табун кабардинских кобылиц.
   - О, они их быстро пригонят. Думаю, можно спокойно запрашивать кобылиц, причём не старых и не больных... кобылиц... пятнадцать... или даже восемнадцать. Это очень хорошая цена.
   - Ну уж нет. Число я называть не буду. Раз они такие гонористые, этот их недостаток и используем. Запрошу столько молодых и здоровых кабардинских кобылиц, сколько, по их мнению, стоят княгиня и две княжны рода Чегенукхо.
   - Ух ты! Да они из последних штанов выскочат, а вам большой табун пригонят. То есть очень большой, чтоб все видели, какие они крутые (словечки из двадцать первого века успели подхватить не только дружбаны попаданца, Иван и Юхим).
   - Тогда пошли ко мне домой, по пути расскажи, что ещё здесь, в Азове, произошло, пока я в походе по морю шатался.
   Однако удовлетворить интерес Аркадия к последним местным новостям джура не смог. Потому как из местной жизни на такой же срок выпал. Сначала они с друзьями заливали горе горилкой, потом переживали будущее наказание. Учитывая, что светила им виселица, другие события их мало трогали. Естественным образом разговор свернул на лошадей, оружие и, куда ж без них, женщин. Мириам Чегенукхо дружно признали красивой, но неприятной женщиной. "Зелен виноград...".
   Во дворе дома попаданца наткнулись на игравших там девочек. Увидев входящих мужчин, девочки, крича что-то по-кабардински, побежали в дом. Мужчины прошли за ними, где их и встретила подобная фурии (красивая и злая) черкесская княгиня. Но слушать её уже определившийся с линией поведения Аркадий не стал.
   - Молчать! - гаркнул он с ходу.
   Получилось как раз то, чего он хотел добиться. Черкешенка растерянно замолкла, в жизни никто не смел на неё так орать. Девочки дружно пискнули и столкнулись, пытаясь полностью укрыться за надёжной, как они считали, маминой спиной.
   - Боря, переводи поточнее, не вздумай смягчать сказанное мной. - Повернулся Аркадий к джуре и, обернувшись уже к пленной, глядя в её испуганные глаза, медленно произнося слова, делая паузы для перевода, начал свой монолог.
   - Рабы в нашем мире приравниваются к говорящей скотине. Ты - рабыня и должна об этом всё время помнить, пока живёшь здесь. Со скотиной я не сплю, поэтому ты можешь не опасаться, что тебя кто-нибудь изнасилует, но и открывать пасть без разрешения не смей. Выпорю. В моём доме собаки гавкают только тогда, когда им разрешает хозяин.
   Говоря, Аркадий сделал большой шаг и оказался в полуметре от черкешенки, возвышаясь над ней чуть ли не как крепостная башня. Та, чтоб не потерять соприкосновение взглядами, вынуждена была задрать вверх голову. От слов о приравнивании её к скотине мгновенно побледнела, у неё перехватило дыхание, в уголках больших, воистину прекрасных глаз предательски заблестели слёзы. Попаданцу стало жалко бедную и уже явно испуганную женщину, но вспомнив, с какой наглостью она, рабыня, встретила своего хозяина, он продолжил урок хороших манер. Аркадий опять повернулся к Боре, явно не переживавшему за единоплеменницу. Скорее, джура, судя по покрасневшему лицу и блестящим глазам, получал от унижения гордой княгини немалое удовольствие.
   - Спроси, поняла ли она, что я ей сказал?
   Повернувшись к воспитуемой, он обнаружил, что горянка успела перевести дыхание и уже не смотрит гордо в его глаза, а уткнула взгляд в пол. Девочки, спрятавшиеся за мамой, вели себя тише воды, ниже травы. Однако отвечать на заданный вопрос княгиня не спешила. То ли из остатков дурного гонора, то ли из-за испуга, но она молчала. Дать слабину Аркадий себе позволить не мог. Он сжал кулак и, не слишком деликатничая, поднёс его к самому носу черкешенки. Та, невольно отслеживая его перемещение, подняла взгляд вверх. Попаданец буквально впился взглядом в её глаза и, не оборачиваясь к джуре, попросил:
   - Боря, повтори ей мой вопрос.
   Тот охотно исполнил просьбу командира. Бледнеть дальше было некуда, и так смахивала на снежную королеву. От услышанного и невозможности изменить ситуацию женщина постарела. Вдруг, мгновенно, лет на двадцать пять, приобретя вид пожилой кавказской тётки, почти старухи. Уже не сдерживаемые слёзы полились ручейками из прекрасных глаз, она кивнула пару раз и что-то невнятное скорее негромко каркнула, чем произнесла. Аркадий и без переводчика понял: дама не имеет ничего против. Во всяком случае, на словах.
   Дальше мучить бабу у него не было сил. Он сделал шаг назад и повернулся к возбуждённому джуре.
   - Скажи ей, пусть переберётся из дома в пустой флигель...
   - Куда?
   - Ну, в пустой домик, рядом с тем, в котором вы, джуры, живёте.
   - Ааа... летнюю кухню.
   - Это летняя кухня? Не знал. Не замечал, кстати, чтоб вы в ней что-нибудь готовили. Впрочем, ладно. Да, в летнюю кухню, крыша там не течёт, будем надеяться, её выкупят ещё до холодов. Ну и поможешь ей перебраться. Только проследи, чтоб она все тюфяки не перетащила, мне тоже на чём-то надо спать. А я пойду выпью, от всяких треволнений душа горит. И, чёрт бы её побрал, гестаповцем себя чувствую.
   - Кем-кем?
   - Ну, вроде инквизитора.
   - Кого?
   - Тьфу, на тебя! Некогда мне здесь ликбез проводить!
   Самочувствие у Аркадия действительно отвратительным. В это время вписаться полностью он ещё не смог. До сих пор открывал глаза по утрам с надеждой, что сон про семнадцатый век наконец закончится и он проснётся в родном ему технологическом мире. Привычное, естественное для окружающих обращение других в рабство для него означало потерю частички души. Ну ненавидел он работорговлю! Не считал людьми разных уродов, в его времени причастных к этому бизнесу. Попав по собственной дурости в Чечню, без малейших колебаний участвовал в расстреле державшей русских рабов семьи. Всех, стариков и подростков в том числе, чтоб не оставлять живых свидетелей. И никакие мальчики кровавые в глазах после его не мучили. Теперь же мало того, что участвовал в чисто пиратском налёте, сколь угодно обоснованном, но с массовыми убийствами и обращением в рабство. Так и сам утащил в неволю бабу с детьми. Ему захотелось всё крушить, выть волком и... ещё чего-нибудь подобного.
   "Господи, если ты есть, как же ты терпишь весь этот беспредел? И кто же ты после этого?"
   Глянув на растерявшегося джуру, устыдился.
   "Нельзя своих тараканов из головы вываливать на окружающих. Парень здесь ни при чём".
   - Нехорошим человеком я себя ощущаю. Не люблю женщин мучить, знал бы, что так себя буду чувствовать, и начинать бы не стал.
   - Да она сама...
   - Знаю, что она сука поганая, а всё равно... нехорошо. Да у вас в дворянском кодексе наверняка что-то о поведении с женщинами есть... в общем, помоги ей, переводить то, что я сейчас сказал, не надо, пусть и дальше меня боится. А я пошёл в харчевню, если сейчас не выпью - чокнусь.
  

Похмельно-прогрессорская.

Азов, страдник 7146 года от с.м.

(Двое с половиной суток спустя).

  
   Вторая попытка похмелиться закончилась так же, как и первая, неудачно. Выпитое немедленно... нет, не попросилось обратно, а самозвано вылетело с немалым ускорением, будто Аркадий претендовал на место статуи в Петродворце. Хотя представить архитектора, пожелавшего устанавливать статую рыгающего донского казака... трудно. Не говоря о том, что статуи чистые, красивые, а попаданец на данный момент был грязным, вонючим и вряд ли мог порадовать чей-нибудь взгляд.
   От одной мысли о третьей попытке Аркадия вывернуло наизнанку ещё раз, хотя желудок был пуст давно. Даже желудочный сок он уже успел извергнуть наружу.
   "Интересно, в своём времени я напивался до усирачки... ой... - попаданец немедленно проверил состояние своих штанов. Они пестрели пятнами от разнообразной снеди (надо же, я не только горилку лакал, но и закусывал, вряд ли всё мимо рта проходило, а рыгать нечем), уличной грязью, но изнутри были сухи. - Слава богу, не усрался. Так о чём это я?.. - мысли в его голове двигались медленно и извилисто, но, наконец, он смог вернуться к прерванному размышлению. - Так в родном мире я напивался очень редко, а пьянки на несколько дней случались у меня раз в два-три, если не три-четыре года. А здесь нажираюсь в стельку регулярно. Хотя питьё большей частью - редкостная гадость. Интересно, почему? Ведь место в новой жизни я нашёл получше, чем занимал в старой. Есть уважение со стороны окружающих, важное... нет, невероятно нужное для моего народа дело. Надёжные друзья также имеются. В чём же дело? Надо будет поразмышлять на эту тему. Но потом, сейчас мои мозги на серьёзную работу не способны. Решено: больше пробовать похмеляться не буду, а пойду к реке и хорошенько ополоснусь. Грязь смою и, глядишь, получше чувствовать себя буду".
   Выловив взглядом глазевшего на мучения начальства джуру, свеженького, явно вчера не злоупотреблявшего Юрку Дзыгу, приказал принести ему на берег Дона чистые шаровары, рубаху и кафтан, поплёлся купаться. По пути вспомнился один из семинаров "Звёздного моста", на котором ехидный доцент (сам в своё время сильно злоупотреблявший) изгалялся над авторами, любящими описывать похмельное состояние.
   "А между тем, для русского человека, даже для трезвенника и язвенника, каковым из-за неумеренного употребления и стал тот самый критикан... Ик!.. я не хочу рыгать, я не хочу рыгать, я... Бэээ!.. фу, ведь нечем же! А... честный автор не может избежать описаний попадания своего героя в подобные ситуации. Так что он не прав не только в критике Дойникова и Конюшевского. Ох, как мне плохо! Пить надо меньше, но об этом я уже думал... значит, нужно воплощать раздумья в жизнь! Иначе и загнуться недолго".
   Купание действительно помогло прийти в себя. Заодно Аркадий постепенно восстановил в памяти прошедшие со времени похода в харчевню события. Их было, для двух с половиной-то суток, немного. Бытиё алконавта однообразно.
   "Но было во время вчерашней (или позавчерашней?) пьянки что-то важное. Встреча какая-то, мысль меня посетившая... не помню. Но вспомнить - есть такое ощущение - надо обязательно".
   Когда вышел из воды, догнавший его ещё в городе Юрка, наблюдавший за его купанием с высокого берега, почти скатился вниз.
   - Дядько Аркадий, научите и меня так плавать!
   Ещё заторможенный, но уже сообразивший, что здоровье можно поправить не только вонючей горилкой, но и пивом, попаданец не понял вопроса.
   - Как, так? Ты же сто раз видел, как я плаваю. И учился уже у меня кролю.
   - Да то ж было плаванье с маханием руками, а сегодня вы как змий плыли. Красиво и быстро очень. Так вы меня не учили!
   Сравнение его со змием Аркадию не понравилось. В этом очень религиозном мире такие ассоциации попахивали... могли привести к большим неприятностям.
   "Однако я же точно учил своих джур плаванью под водой! Чёрт, уж не помню когда. Тогда... может, тогда он ещё не был моим джурой? Ну, научить его отдельно можно. Как раз в себя приду. Стоило бы и организовать из опытных, но не старых (по местным меркам) бойцов диверсионные группы. Ласты для них таки сделать. А методы обучения можно разработать, муштруя джур. Но первым делом - пиво".
   Аркадий отослал Юрку за кувшином срочно понадобившегося напитка, хоть вообще его не очень любил. Пока суд да дело, решил узнать урон своему бюджету от пьянки. Проверил наличность в обоих своих кошелях, том, которым пользовался давно, и новом, переданном ему Каторжным. Как ни странно, сумму и в том, и в другом он хорошо помнил. Пересчитав, не поверил полученному результату и тут е повторил процедуру ещё раз. Результаты подсчётов сошлись, опять приведя его в состояние недоумения. У него было ровно столько денег, как после возвращения в Азов.
   "Эээ... а на что я, спрашивается, пил двое суток? У меня что, один из кошелей заработал в стиле мешка Романова? Вот бы было классно! Учитывая, что мой старый сам по себе никогда не пополнялся, на роль неисчерпаемого подходит второй, тот, что мне Каторжный дал. Может, один из казаков экспроприировал его у кого-то в Темрюке или на османской эскадре, а потом сдал в общую кучу для раздела? Крысятничающих казаки топят без всяких проволочек. И не помогла бедолаге-хозяину волшебная вещь. Счастье, если он живым остался".
   Аркадий позволил себе помечтать, на что потратил бы в таком случае деньги. Не сосчитать, сколько раз он за последнее время приходил в отчаянье от нехватки ВСЕГО. Деньги позволили бы восполнить недостаток, пусть не всего, но очень и очень многого.
   "Заказали бы в Баварии винтовки, наняли бы в Европе, лучше всего в Германии, специалистов, на голландских и английских верфях построили бы могучий флот... развернули бы строительство всего необходимого здесь... мечты, мечты... Но уж очень они сказкой попахивают. Такой поворот дела слишком хорош, чтобы быть правдой".
   Растерянность Аркадия была велика, а вот мозги работали не лучшим образом. Таинственный избыток денег интриговал и беспокоил. Обычно денег не хватает, они имеют отвратительное свойство внезапно исчезать и не вовремя кончаться. Поэтому их неожиданный излишек не радовал, а приводил в смятение и тревожил.
   Разгадка пришла к нему только после нескольких глотков пива, принесённого джурой. Он вспомнил, что стоило ему зайти в харчевню, как уже гулявшие там казаки, бурно отмечавшие невиданную победу, встретили приход Москаля-чародея громкими приветственными возгласами. Ни для кого не было секретом, что предопределившие победу казаков ракеты сделаны по его указаниям и с непосредственным участием знаменитого характерника. Все захотели с ним выпить, Аркадий не захотел отказывать одному, второму... пятом... десятому... Он порывался угостить всех сразу, но ему не дали. Каждому лестно было сказать, что он угощал Москаля-чародея.
   "Ой, стыдобище... получается, я двое суток пил за чужой счёт, а сам никого не угостил. Позорище. Ладно, будет случай, проставлюсь всему товариществу. Однако приятно отметить, что я пользуюсь немалой популярностью в войске. В будущем это может пригодиться".
   Отложив вылавливание чего-то важного из памяти на потом, Аркадий занялся обучением Дзыги. Хотя парень и сам горел желанием научиться "плавать, как змей", дело продвигалось на первых порах туго. Самого-то попаданца так плавать никто не учил, увидел по телевизору соревнования пловцов в ластах и начал копировать, как мог, этот стиль плавания. Вполне возможно, плавал неправильно. Однако если скорость передвижения под водой возрастала даже в сравнении с кролем, стоило обучать и других. Но у Юрки поначалу быстрота плавания даже упала, а увидеть, стоя возле воды, какие ошибки делает джура, было трудно. Пришлось залезть наверх и с обрыва орать пояснения. Получилось. После тренировки пошли к месту пожарища. По пути Аркадий поручил Дзыге обучить тому, чему научился сам, других, кто не умеет, пообещав через неделю проверить результаты обучения.
   Исследовательский центр уже почти отстроен в прежнем блеске. Восстановлены были все навесы и сараюшки, доделывался последний, самый большой сарай. Его как раз накрывали крышей. Работали, естественно, не джуры. И, тем более, не казаки. К удивлению Аркадия на стройке трудилась бригада турок. В его время такая картина была бы привычной, но в Азове-то всех турок, вне зависимости от пола и возраста, вырезали при штурме. Появление турецких гастарбайтеров выглядело историческим анахронизмом.
   Расспросы прояснили ситуацию. Никаких новых темпоральных сдвигов, слава богу, не произошло. Турки были из прошлой партии освобождённых галерников. Казаки тогда даровали волю всем пленникам, среди которых были и они. Часть из них немедленно попыталась заняться старым ремеслом, в Азове вдруг резко увеличилась преступность. Но казацкая Фемида с очень широко открытыми глазами и однообразным наказанием за любое преступление - виселицей - быстро вынудила многих искать менее рискованные способы пропитания. Вот их-то и наняли джуры для ликвидации собственного промаха.
   "Ёпрст!!! По собственной безалаберности себе пятую колонну организовали. Сегодня же надо пойти к атаману... нет... лучше подождать совета атаманов, Юрка говорил, что он завтра будет. После бунта турецких галерников депортация их единоплеменников пройдёт на совете легко. Заодно можно будет отдельным судном подбросить на стамбульские улицы несколько десятков наших агентов. Казаков из этнических турок, татар и бывших пленных, хорошо освоивших турецкую речь. Будут собирать сведения, распространять нужные нам слухи и, когда надо, совершат диверсии. А уже сегодня, пока они не успели все перезнакомиться... лучше б это было сделать двое суток назад...ну да "Бог не выдаст, свинья не съест".
   Аркадий спросил собравшихся об их умении плавать под водой показанным им стилем. Выяснилось, что плавать так умеют все, Юрка оказался странным исключением. Однако на вопрос о ластах никто ответить не смог. Забыли? Или он не смог тогда внятно объяснить?
   "Вот тебе и прогрессорство. Начал дело и не довёл до конца".
   Попаданец рассказал ребятам, что такое ласты, нарисовал на песке, как они должны выглядеть, предположил, что их лучше всего делать из тонкой кожи с двумя-тремя более жёсткими, но всё же гибкими вставками (ивовыми прутьями?). Потом объяснил, чем подводное плавание отличается от надводного, и рекомендовал им осваивать этот стиль, пока просто так, потом с ластами. Ну и предложил всем попробовать их соорудить для себя. Первого из тех, у кого они получаться пригодными для употребления, пообещал устроить в самые крутые казацкие войска. О том, что эти войска были пока только в его задумках, попаданец решил умолчать. Зато о том, что увидеть этот стиль можно только с обрыва, предупредил.
   Уже в конце беседы посетовал, что ивовые прутья вряд ли продержатся в ластах долго, сломаются.
   - А если вклеить в кожу китовый ус? Ну тот, который в дорогие корсеты вставляется? - спросил неугомонный Юрка.
   - Китовый ус? - полез чесать затылок Аркадий. Ему, конечно, приходилось читать о таких корсетах в исторических романах, но наяву он его не видел. Следовательно, не мог сразу дать точный ответ.
   - Хм... китовый ус. А ты знаешь, может получиться. Только где его взять? Стоит он, наверное, немало, если корсеты с ним - дорогие?
   - Да остановить первую же карету с панёнками в Речи Посполитой и вежливо попросить подарить нам их корсеты! - под смех товарищей не замедлил ответить Юрка.
   - И как же они будут разочарованы, если ты при этом не поинтересуешься содержимым корсетов. А если без шуток, идея интересная. И как его добыть, стоит подумать.
   Желудок, наконец, очнулся после долгих издевательств над ним и затребовал еды. Немедленно и побольше. Аркадий попрощался с джурами, пообещав заскочить к ним сюда завтра утром.
   Как ни хотелось ему жрать, забежал по дороге к знакомому кузнецу, Дмитрию Чёрному. Огромному, выше Аркадия ростом и много более широкоплечему, блондину со светлой кожей.
   Кузнец работал, судя по саже, сделавшей его похожим на негра, с раннего утра. На появление в кузнице постороннего лица он отреагировал, как всегда, с замедлением. Сначала доделал какую-то свою работу, показавшуюся Аркадию лемехом для плуга, потом не спеша подошёл к гостю и протянул руку для рукопожатия. Попаданец без страха сунул кисть в эти тиски. Знал, что Дмитрий, при невероятной физической силе, человек деликатный, жмёт руки осторожно.
   Незадолго до похода на Темрюк Аркадий рассказал Чёрному о пуле со свинцовой головкой и хвостовым оперением из железа. Он даже из щепки и воска соорудил её модель, объяснил Чёрному важность того, чтобы оперение было чуть меньшего диаметра. Тогда можно было не бояться повреждения ствола железными крылышками хвоста. По предварительным расчётам такая пуля и из гладкоствольного ружья должна была лететь много дальше шаровидной. Зная о неспешности кузнеца, он не рассчитывал особо на исполнение заказа, но... а вдруг?
   Аркадий уже жалел, что заявился сюда сейчас. Брюхо, проснувшись после похмелки, требовало немедленного наполнения, а торопить Чёрного не было смысла. Давно было известно, что он действует только на своей, замедленной скорости. Если не доводить Дмитрия до выпадения в состояние берсерка. Попаданцу рассказывали, что тогда кузнец очень ускоряется и быстро уничтожает всех обидчиков, не трогая при этом посторонних людей. Но злить Чёрного Аркадий не собирался, а в обыденной жизни Дмитрий был ну о-о-о-чень медлительным.
   Не говоря ни слова, кузнец подошёл к стеллажу, сделанному по совету попаданца, взял там мешочек из дерюги и молча подал его Аркадию. Тот быстро распустил завязки и вытащил оттуда, сделав при этом пару шагов ко входу, где была лучшая видимость, остроносую пулю с четырьмя крылышками на хвосте. Ему доводилось видеть такие в журналах, и кузнец семнадцатого века сумел с приличным приближением соорудить нечто подобное.
   - Испытал. Летят в три раза дальше обычных, - ответил на невысказанный вопрос Дмитрий.
   - Цена?
   - Как договаривались. Тебе по десять штук в месяц бесплатно, а другим буду продавать по десять акча за штуку.
   "Ого! Дорогенько будет стоить снайперский выстрел. Вряд ли многие захотят стрелять серебром. Хотя наше казачьё так много пропивает и так любит всё военное, что если организовать умную рекламную компанию, то хорошие стрелки будут брать и настолько дорогие боеприпасы. Тем более часть пуль, наверное, можно будет использовать многократно. Главное: не мазать и иметь возможность после боя потрошить вражеские трупы. Последнее, думается, никого здесь не смутит".
  

Тем временем...

Европа и Азия, июль 1637 года от Р. Х.

  
   Османские войска прочно завязли в персидской войне. Целью их было отвоевание Багдада, захваченного у них ещё шахом Аббасом. Персы разорили всю Армению, и организовать снабжение осадной армии было крайне затруднительно. Всё для неё пришлось бы возить из Центральной Анатолии или Сирии. Полководцы Мурада нашли выход: они уже несколько лет последовательно разоряли всю Западную Персию, вплоть до окрестностей Тебриза. Турецких снабженческих проблем это не решало, но создавало не меньшие трудности для персидской армии в Багдаде.
   В полевой войне османам очень не хватало многочисленной и скорострельной татарской конницы. Султан, несмотря на славу пьяницы, бывший последовательным и решительным правителем, это приводило в ярость. Да и настроения ему действия татарской и ногайской элиты не улучшали. В реале это стоило жизни крымскому хану и главе буджакских татар, силистрийскому бейлербею. Последний ни под каким видом не хотел признавать главенства крымских Гиреев над собой. Инайет и Араслан-оглу затеяли войнушку между собой и не выслали сюзерену ни одного воина. Тем более не способствовал его успокоению откровенный бунт Инайет-Гирея.
   Чего уж там, отказ крымского хана приехать в Стамбул, его переход к открытому противостоянию халифату взбесили повелителя правоверных. Дотянуться до ослушника он на данный момент не мог, поэтому за их проступки расплатились другие чиновники Османского государства. И ещё повезло тем, кто просто лишился головы или получил "подарок" в виде шёлкового шнурка. Для успокоения собственных нервов и приведения в нужное ему состояние распустившихся подданных Мурад часто казнил провинившихся самыми экзотическими способами. Даже янычары, свергнувшие нескольких султанов до того, подчинились молодому и решительному повелителю.
   В число обезглавленных попал и глава буджакской орды Кантемир Араслан-оглу. Его казнили якобы за убийство, совершённое одним из его сыновей в Стамбуле. На самом деле намеревавшийся вскоре идти в поход на Багдад Мурад таким образом сделал реверанс в сторону поляков. Грабежи буджаков на Правобережье Украины, агрессивно-антихристианская позиция силистрийского бейлербея давно бесили панов.
   По Стамбулу пошли упорные слухи, что советники склоняют повелителя правоверных не только к казни брата, но и к заточению матери. И Мурад уже дал предварительное согласие. Естественно, подобные вести были донесены валиде-ханум Кёслем-султан без малейшей задержки. Прожжённая интриганка не могла не прислушаться к ТАКОЙ новости, слишком уж тяжёлые последствия грозили фактической правительнице Османской империи последних десятилетий. Простые же размышления были не в стиле Кёслем-султан. Она немедленно начала действовать, желая упредить опасный для себя поворот событий.
   Признаки ослабления империи из-за внутренних дрязг подарили очередную надежду придавленным страшной тяжестью провинциям и народам. Заволновались курды, греки, сербы... Управлявшие провинциями и наблюдавшие за зависимыми царствами паши потребовали усиления гарнизонов или уменьшения податей. Даже в Стамбуле начались волнения среди бедноты и криминального дна. Те, кто был никем, возжаждали получить хотя бы что-то. Например, возможность пограбить богатые и не очень кварталы греков, армян, евреев. Огромную, подгнившую, но ещё мощную империю зримо затрясло.
  
   Не было успокоения в Крыму. Крымский хан при помощи Хмельницкого одержал несколько побед в сражениях с противниками, которых в последнее время возглавлял решительный Ислам-Гирей. Османская империя не смогла послать на помощь своему ставленнику большее количество воинов, чем пришло с Хмельницким казаков. А побеждать при численном преимуществе противника турки давно разучились, если вообще когда-либо умели.
   Однако, безусловно победив в сражениях, Хмельницкий оказался в трудном положении. Будучи не в силах одолеть врагов в открытом бою, Ислам-Гирей перешёл к партизанской тактике. Лёгкая, мобильная и скорострельная конница татар для этого подходила очень хорошо. Хмельницкому удалось захватить все османские крепости в Крыму, но ловить татар в степи... табор для этого уж точно не годится. Да, пересев на лошадей, казаки очень выиграли в мобильности, но сравниться с местными жителями в знании этой земли они не могли. Отрядам же Инайет-Гирея поймать противника не удавалось, что наводило на мысль о предательстве в его ближайшем окружении.
   После перехода войны в партизанскую фазу, казаки перестали получать трофеи, хотя количество тягостей и опасностей для них совсем не уменьшилось. Своей войну татар друг с другом они не считали и начали роптать. Само их пребывание там теряло смысл. С другой стороны, уйди они сейчас, в случае скоропостижной смерти крымского хана у запорожцев незамедлительно возникли бы куда большие трудности. Поэтому, несмотря на недовольство многих, контингент запорожцев в Крыму не уменьшался. Разве что несколько сот горлопанов Богдан отправил на Кавказ, на помощь донцам, тут же заменив их добровольцами из Малой Руси. Причём не только молодыками, но и перебежавшими к нему реестровцами.
   Совсем плохо складывалось положение для местного православного люда в Малой Руси. Уход на юг большей части запорожцев, резкое ослабление татарской опасности, развязали панским холуям руки. Ограбление людей панами и подпанками, еврейскими ростовщиками и арендаторами приняло вопиющие формы и размеры. Хлопы не выдерживали издевательств и поднимали десятки разрозненных, заранее обречённых на поражение восстаний, подавлявшихся с беспощадной жестокостью. Кровь на Малой Руси полилась похлеще, чем во время татарских набегов. Все, кто мог, бежали от преследований на юг, в вольные запорожские и донские земли. Многих вылавливали и жестоко казнили панские отряды, но тысячи прорывались сквозь все заслоны.
   Среди казаков, не пошедших на Кавказ или Крым, настроения были близки к бунту. Беженцы, прибежавшие на Сечь, рассказывали ужасные новости о зверствах, творимых на родной земле панами и их пособниками. Особенно лютовали предатели, недавно перешедшие в католичество или униатство, выслуживались перед хозяевами. Или, как Ярёма Вишневецкий, ставивший себя на один уровень с королями, выказывали рвение в служении богу так, как его научили иезуиты.
   Станислав Конецпольский собирался пройтись железной очистительной метлой и по запорожским землям, но многочисленные крестьянские бунты на Правобережье Днепра не позволили ему это сделать. Со всех сторон приходили сообщения о жутчайшими способами замученных панах, их управителях, евреях-арендаторах и раввинах. Приходилось то и дело посылать на усмирение быдла военные отряды. Да и реестровая старшина становилась всё менее и менее надёжной. Отказывалась перейти в истинную, католическую веру, держась схизматической ереси. Требовали выплаты реестровые казаки, которым, в данном случае, никто денег давать не собирался. Какой король будет платить, если можно этого избежать?
   Конецпольские, Вишневецкие и ещё несколько магнатских родов всерьёз подумывали о значительном расширении своих владений на юге. Если лайдакам казакам удалось отхватить там плодородные чернозёмы, то уж сиятельным князьям, высокородным графам сам Бог велел добить татар, согнать казачье быдло и осесть на тех благодатных землях. Особенно настаивал на походе на юг воинственный Конецпольский. Но большинство магнатов было довольно сложившимся положением, боялось усиления королевской власти и все попытки короля Владислава начать подготовку войны с Османской империей провалились. Шляхта жёстко блокировала усиление войска, более того, всерьёз зашла речь о его существенном уменьшении.
   По дорогам Малой Руси ходили лирники, развлекавшие местное население песнями о героях прошлых лет, разносившие новости о бедах, обрушившихся на православный люд из-за утеснений от католиков и униатов. Рассказывали они о вольных порядках у казаков, где земли - сколько сможешь вспахать, татарская угроза сильно уменьшилась. Ездили по тем же путям торговцы, ежечасно рискуя лишиться товара, а то и жизни. Одинокому торговцу в такую лихую годину нечего было соваться на дорогу, но и сбившись в большие караваны, они не всегда добирались до цели. Нередко панские каратели находили повод для грабежа. Ведь наказания за такие бандитские действия им не грозило. Магнаты сеяли ветер, не ожидая, что вскоре пожнут бурю. Почти все лирники, немалое количество торговцев и проезжих людей собирали сведения и выполняли поручения ордена характерников.
   Зализывали свои раны Кантемиры. Несколько лет сплошных поражений сильно ослабили их, особенно смерть главы рода, Кантемира Араслан-оглу. Мурад предусмотрительно назначил мурзой самого безвольного из его сыновей, вызвав ропот среди остальных близких родственников казнённого. Как военная сила буджакская орда существенно ослабла.
  
   В Центральной и Западной Европе продолжала бушевать тридцатилетняя война, османские поражения только порадовали католическую партию, в борьбе с протестантами и присоединившимися к ним французами можно было не бояться удара в спину. У последних, считавших Османскую империю важным союзником и начавшим поставлять им суда для султанского флота, поражения потенциальных врагов империи вызвали досаду. Но и без казаков у Ришелье хватало проблем, армия оказалась не готова к серьёзным боям. Главному министру короля пришлось приложить титанические усилия для преломления ситуации к лучшему. Чудом выстояв в предыдущем году под натиском опытных солдат Испании и империи, французы начали серьёзно теснить противников. Дружный дуэт из кардинала Ришелье и Людовика XIII заметно превосходил по уровню руководства все вражеские правительства. Тем более что Австрия была разорена долгой войной, а в Испании из-за традиционного кретинизма властей назревала гражданская война. В Германии продолжалось одна из самых страшных эпох за всю её историю. Не было там места, где человек, даже знатный и богатый, мог бы быть уверенным в своей безопасности. Сотни тысяч готовы были бросить всё и бежать свет за очи. Но куда?
  
   В Москве Михаил был очень доволен прекращением татарских набегов. Преследования казаков были прекращены, их торговле дан зелёный свет, то есть они были полностью освобождены от государственных налогов и податей (но не от воеводских и приказных поборов, естественно). Князь Черкасский добился ещё одного оказания помощи "донским казакам и запорожским черкасам". Форсируя при этом строительство Белгородской оборонительной линии на юге.
   Однако в самой России было не всё так уж хорошо. Экономика по-прежнему с бльши трудом восстанавливалась после неудачной Смоленской войны. Уровень управления страной не мог вызвать восторга у самого благожелательного постороннего человека. Всеобщее мздоимство, продажность чиновников, неразумность многих действий правительства вызывали осложнения в отношениях с торговым и ремесленным людом городов, крестьянами в сёлах. То и дело вспыхивали бунты. Полки нового строя, показавшие высокую боеспособность, формировались слишком медленно. На дорогах, даже в Подмосковье, шалили разбойники. Так что излишняя осторожность Михаила во внешних делах имела под собой немалые основания. Память о недавней Великой смуте заставляла его быть осмотрительным.
  
   В прикубанские степи пришли отряды калмыков. Разведывали, стоит ли сюда переселяться, хорошие ли здесь места. Впрочем, решить окончательно мог только тайша Хо-Урлюк, некоронованный король потенциальных переселенцев. Среди его сыновей уже бурлили вражда и ненависть. Каждому хотелось единолично наследовать великому отцу.
  
   Черкессия, существовавшая как единое пространство людей, осознававших свою общность, на казацкое вторжение отреагировала вяло. Не было там единого государства, местная вражда для слишком многих значила больше, чем обида каких-то посторонних адыгов врагами извне. Да и не воспринимало пока местное общество казаков врагами. Призывы о помощи из разоряемых ими мест мало кого здесь взволновали. Но даже та малая часть уорков, откликнувшаяся на этот призыв, создала для захватчиков в Темрюке и его окрестностях огромные проблемы. Атаманам нужно было срочно искать среди местных племён союзников, и они это делали.
  

Дела морские и подводные.

Азов, страдник 7146 года от с.м.

  
   Уже по пути обратно Аркадий вспомнил то важное, что всё время ускользало от его внимания. Немалую часть прошлой ночи (или позапрошлой? Нет... всё-таки, кажется, прошлой... или... да какая, в конце концов, разница?) ему довелось пьянствовать с тем самым голландцем, который взялся строить корабли казакам.
   "Нормальным мужиком оказался этот Ван... Ван... чёрт! Нет, точно не Ван Бастен. И не Ван Хелен. Смешно как-то его называли... не помню. Но доподлинно не Ван Зайчик! Ладно, потом вспомню".
   За чарочкой-другой, точнее... да какая разница, сколько было выпито тех чарочек? Главное, они хорошо посидели и поговорили. Голландец рассказал попаданцу о крайне большой неприятности. Строить корабли в Азове было практически не из чего. Сухая древесина, вся без остатка, была использована им для закладки двух шхун и неведомого Аркадию флейта.
   "Господи, да как же его зовут?! Чёрт побери! - по-прежнему не слишком религиозный Аркадий не задумываясь обратился сразу к обоим сверхъестественным антагонистам. - Хрень какая! Десять раз его переспрашивал, ты ничего не путаешь? Флейта - это музыкальный инструмент, типа дудочки, как, спрашиваю, на ней можно плавать? Да ещё воевать! Разве что увидят турки казака, плывущего на дудочке, и со смеху поумирают. Может, говорю, фрегат? А он в обиду. Фрегат, говорит, это морская птица с паршивым характером. Или так можно обозвать почти любой военный корабль. Никто кораблей такого типа не строит, потому как нету такого типа".
   Попаданец опять остро пережил вчерашний (или позавчерашний?) спор. Сомнений в высоких профессиональных знаниях судостроителя у него не было. Болтуна казаки быстро бы разоблачили, и судьбе его позавидовал бы разве что подвергаемый особо мучительной казни. Но голландец ничего не знал о фрегатах, зато с восторгом рассказывал о флейте.
   "Чёрт их знает, торгашей хреновых. Может быть, у них принято называть фрегаты флейтами. Судя по описанию, большой, но меньше галеона, с тремя мачтами, хорошее пушечное вооружение можно установить. А главное, соотношение длины с шириной пять к одному, а то и больше. Да я по его описаниям в этот корабль влюбился!"
   Аркадия здорово раздражали сдерживавшие ход казацкой эскадры турецкие торговые суда. Пузатые, неповоротливые, медленные. Были среди них и вёрткие, быстрые, но крайне малотоннажные. Каторги-галеры также не радовали. Конечно, со скоростью на вёслах у них был порядок, быстрее только чайки-струги да и то, только против ветра. Но на бескилевые суда, с гребцами на нижнем ряду, не поставишь серьёзную артиллерию, да и боезапас помещается на неё чисто символический. Хотелось чего-то более солидного и смертоносного. И красивого. Ну нравились попаданцу клипера и фрегаты! И знал он, что ближайшее будущее именно за подобными судами.
   "Чего-то я отвлёкся. Не надо нам кораблей из сырой древесины! В крайнем случае, можно, конечно, построить из того, что есть, порубить дубы на гробы, как Пётр. Чтоб вскорости пустить их на дрова. Да нет у нас такого аврала. Главное, я ведь знаю, где добыть сухие доски для достройки заложенных голландцем кораблей! Надо просто разобрать пару галер. Мы их нахватали больше, чем способны сейчас обеспечить экипажами. А команды ведь ещё и кормить надо! Причём хорошо кормить, иначе гребцы и у нас дохнуть от тяжёлой работы будут".
   Аркадий невольно повернул кисти рук ладонями вверх. Кровавые мозоли с них никуда не делись. Казаки гребли все, по очереди, непривычным к гребле новичкам приходилось туго. Нытики же и слабаки у казаков не приживались, тягости приходилось переносить без стенаний. Жалеть себя вслух было прямым путём к обидной кличке и потере уважения. Здесь предпочитали над собой и друзьями подшучивать. Домой он направлялся от кузнеца, после проверки переданных ему Дмитрием Чёрным пуль. Злой, расстроенный, почти в отчаянии. Только три из десятка пуль летели, как положено, по прямой. Ещё парочка отклонялась умеренно, можно было надеяться подправить их (надо будет подработать моим напильником), остальные были откровенным браком. Две вообще в связки тростника, прислонённые к песчаному обрыву, не попали, еле потом их из песка выкопал.
   "Это-то при стрельбе с десятка метров! А он их ещё хотел продавать по десять акче. Да "благодарные" потребители его потом бы на мелкие кусочки пошинковали, никакое берсеркство ему не помогло бы".
   Пришлось Аркадию закончив испытания, идти к Чёрному и объяснять, что, видимо, в кузне такие вещи лучше на продажу не делать. Для их производства, наверное, точные станки нужны. Пригласил заходить к ветряку, посмотреть, как там наши примитивы работают, пообещал подумать, чем такие пули заменить можно. Договорились, что Аркадию Дмитрий некондицию поправит, себе пули для личного употребления делать будет, а с продажей погодит.
   Попаданец возвращался домой рано, в относительно приличном состоянии. Боль в руках, спине и голове, можно сказать, несущественная мелочь. И не то привык за последнее время терпеть. Однако настроение у него было ниже плинтуса. Ещё одно предложение накрылось медным тазом. Ничего толкового в голову не приходило. К большой войне казаки по-прежнему были не готовы, как бы ни гонорились. Тыла у них всё ещё не было, а построить промышленность за несколько лет... фантастика в соседнем отделе. А отдел тот в нескольких сотнях лет отсюда.
   "Причём фантастика не научная, а сказочная. Фэнтази. С эльфЯми, зомбЯми и колдунами".
   Здесь Аркадий вспомнил, кем считают окружающие его самого, лучших друзей, и невольно улыбнулся. Да сам способ попадания в другую реальность... если и следовал каким-то научным законам, то разобраться в такой последовательности было не в силах простого человека из двадцать первого века. А люди из века семнадцатого, причём далеко не простые, выдвигали вполне фэнтезийные версии произошедшего.
   Махнув на теории рукой, попаданец попытался придумать, чем ещё можно ускорить прогресс в зарождающейся Вольной Руси.
   "Впрочем, с таким названием лучше погодить. Московский государь, пока единственный наш союзник, хоть и не очень надёжный, мигом может превратиться в злейшего врага. Нам его пока злить никак нельзя. Да и потом... неизбежную, наверно, войну с Россией надо закончить как можно быстрее и с наименьшей кровью. Война-то будет, фактически, гражданская".
   Выспаться хорошо не смог. Сначала допекали комары, пришлось вставать и подновлять на себе антикомариное средство, купленное у характерников. Потом, долгонько ворочался в постели. Вспомнилась вдруг пленница, умудрившаяся ни разу за последнее время не попасться ему на глаза, потом другие знакомые женщины... пока не догадался отвлечься на постороннюю, нейтральную тему из прежнего мира, заснуть не мог. Когда же придремал, то спал очень плохо. Мучили... кошмары или не кошмары, но уж неприятные беспокойные сны точно.
   Первым запомнился сон, как он плывёт на флейте, метров пяти длинной и с полметра диаметром, гребя, как на каноэ, одним веслом. Беспокоясь при этом о надёжности деревянных пробок, которыми заткнуты её, флейты, дырки, и ломая голову, какой же гигант на таком музыкальном инструменте мог бы играть? Даже для циклопа она была великовата. Увидев идущие навстречу османские галеры с размахивающими на них ятаганами янычарами, сообразил, что отбиваться ему нечем, да и руки греблей заняты. Мигом развернулся и поплыл прочь. Но галеры стали быстро его настигать, янычары кричали на них ему разные угрозы и очень неприятные обещания. Благодаря тесному общению со Срачкоробом мат и похабщину на тюркских языках Аркадий уже понимал. Поэтому здорово испугался и принялся грести изо всех сил. Турки флейту, естественно, быстро настигали, как ни старался попаданец. А над головой у него летал голландец на огромном фрегате с красным горловым мешком, почему-то каркающем, как ворона, и злорадно орал, с непередаваемым голландским акцентом, что ему от турок не уйти, на флейте надо уметь плавать. А галеры тем временем его настигли совсем, янычары уже тянули к нему с них длинные, как у горилл, волосатые руки...
   Проснулся Аркадий весь в поту и с сильно бьющимся сердцем. Попил загодя поставленной возле постели водички, успокоился. Посмеялся над глупым сном и совершенно идиотским испугом, лёг спать опять. И, показалось мгновенно, провалился в следующий сон.
   Приснилась ему пленная черкешенка. Обнажённая, с великолепной девичьей фигурой, он даже во сне удивился. Горянка исполняла танец живота и делала призывные жесты рукой.
   "Она же рожала уже не один раз. Откуда у неё может быть такая обалденная фигурка?"
   Но, как завороженный двинулся к молодой женщине, кокетливо покачивавшей роскошными бёдрами. В такие моменты мужчины склонны думать совсем не мозгами, Аркадий не был исключением. Сон обещал стать очень приятным, но стоило ему подойти к пленнице, как она вдруг подняла вверх руки с откуда-то взявшимися в них кинжалами, клыки её удлинились, перестав помещаться во рту, лицо превратилось в маску ярости и жестокости. Попаданца от такого внезапного преображения парализовало, он с нарастающим ужасом смотрел на страшную, но прекрасную черкешенку, явно собирающуюся резать его особо жутким и болезненным способом...
   Проснулся, снова в поту и с учащённым сердцебиением. Ощутил сильную потребность немедленно опорожнить мочевой пузырь. Встал, сунул ноги в самолично изготовленные тапки и пошёл во двор. Держать в доме ночной горшок ему не хотелось, никакие крышки не могут перекрыть распространения отвратных запахов. Хватит с него и ароматов "Азова". На зиму он решил перестроить дом, оборудовав в нём тёплый туалет, а во дворе - сливную яму с крышкой. По приблизительным прикидкам, такая система должна была работать. Проблема была в рабочей силе, не знал, где её взять? Теперь решил воспользоваться услугами турецких гастарбайтеров, спасибо джурам за подсказку.
   Постоял немного во дворе, полюбовался яркими звёздами чистого, промышленностью не загаженного неба. Смеяться над самим собой, во сне глупым, не хотелось. Конечно, если черкешенка не была мастерицей боевых искусств, что вряд ли, он легко бы с ней справился, много лет занимался то самбо, то карате, то тайским боксом. Но у сна - свои законы, глупо на них обижаться. Вроде бы успокоившись под прекрасным небосводом, пошёл спать.
   Однако Морфей в эту ночь, наверное, прогневался за что-то на попаданца. Кошмары снились ему всю ночь. Ещё несколько раз просыпался от разной бредятины, в поту и с сердцебиением. Не все сны запомнил, но выспаться толком не смог. Поэтому встал рано, сонный и злой. Умылся и произвел интенсивную разминку, в том числе с саблями, приноравливаясь к их балансу. Окончательно сделал выбор в пользу новых своих приобретений, персидского шамшира для повседневной носки и турецкой сабли для морских походов. Они не только имели клинки из прекрасной стали и были богато украшены (на доход от их продажи в своём времени он бы прожил безбедно не один год), но и были сбалансированы на удивление хорошо. После чего решил совершить пробежку к своему возрождающемуся химическому центру.
   Бежал под рефрен: "Пить меньше надо! Пить меньше надо!..". Преодоление пространства давалось с большим трудом. Быстро вспотел, в висках застучали молоточки... Внутреннее самочувствие и через сутки после пьянки было не самым лучшим. С боеготовностью, судя по разминке, дело обстояло также не идеально, мягко говоря. В который уж раз твёрдо решил: "Пить буду реже". Окружающие уже почти не оглядывались на сумасшедшего колдуна, бегающего с высунутым языком там, где нормальные люди ездят на лошади. Не смущала никого и его обувь, босоножки. И не такого навидались.
   У химцентра издали увидел кучку джур, причём не тусующихся в праздной болтовне, а занятых делом. Они мастерили себе ласты. Подивившись извивам человеческой психики, когда в первый раз показывал, джуры их сооружать не рвались, а теперь, гляди, все как один шили ласты из кожи. Работа кипела вовсю и началась явно не только что. Правда, руки у большинства, в соответствии с казацкой традицией, росли для работы... не из плеч. Посему ожидать быстрого и качественного изготовления новой для этого века вещи не приходилось.
   Аркадий поучаствовал в раскройке и прикидке, где вставлять рёбра жёсткости, какую форму им придавать. Предупредил, что кожа без какого-нибудь гибкого, но упругого материла, вроде китового уса, не очень хорошо заменяет рыбьи плавники и её нужно регулярно смазывать жиром. Джуры дружно заныли, что когда ещё удастся ограбить богатую панну, может, даже не в этом году (что характерно, никому из них не пришла в голову мысль, что китовый ус можно в Киеве или Львове купить), а ласты хочется опробовать сейчас. Ещё жаловались, что после вчерашних заплывов новым стилем, у всех болят спины.
   - А вы чего хотели? - не стал утешать страдальцев Аркадий. - В плавании под водой напрягаются совсем не те мышцы, что в обыкновенном. Естественно, вы их перенапрягли, вот они жалуются, ноют. Если вы настоящие казаки, степные рыцари, стерпите и сегодня же продолжите занятия подводным плаваньем. Тогда тело постепенно, через боль, наберётся силы, и вы сможете плавать далеко и быстро.
   - А правда, что того, кто сделает первым хорошие ласты, вы устроите в самые крутые казацкие войска? - с придыханием, чуть ли не с дрожью в голосе, вдруг задал вопрос здоровяк Богдан Коваль, пожалуй, самый наивный и доверчивый из джур.
   Аркадий, с головой погрузившийся в конструирование ласты, не сразу и отреагировал на вопрос. Он продолжал прикидки, хватит ли упругости трёх полосок толстой кожи для приличной работы ласты, легкомысленно проигнорировав вопрос, когда воцарившееся вокруг молчание, чуть ли не гробовое, что при наличии кучи юнцов - невероятная редкость, вынудило его оторваться от ласты и поднять глаза. На него уставились серые, карие, голубые, очень внимательные, глаза всех джур. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем находящийся в не лучшей форме попаданец сообразил, что ответ на вопрос, заданный Богданом, КРАЙНЕ интересует всех джур.
   "Так вот где собака порылась!" - с большим опозданием дошло до попаданца. - "Это же я вчера с похмелья Юрке пообещал, что за сооружение приличных ласт устрою изобретателя в самые крутые казацкие войска. Ребята ещё не знают, но решение о формировании диверсионно-разведывательных сотен уже предопределено. Все атаманы согласны с их необходимостью, да и люди подходящие есть. Не в таком юном возрасте, естественно. А ведь "Вылетело слово, не поймаешь". Придётся-таки рекомендовать, если кому-нибудь из огольцов удастся то, что пока не удалось взрослым казакам".
   Аркадий, находясь по-прежнему под прицелом глаз всей компании, подтвердил.
   - Да, замолвлю словечко. Хотя буду уговаривать туда не соваться. Войска будут сплошь из опытных, самых умелых казаков, и для таких сопляков, как вы, пребывание там будет адскими муками.
   - Почему?! - не выдержали сразу несколько ребят.
   - Да потому что придётся делать с ними всё, что делают они. А вам до такой умелости ещё учиться и учиться. Значит, надо будет с раннего утра до самого позднего вечера работать как... (убрав в последний момент непонятного аудитории папу Карло, Аркадий нашёл, с небольшой заминкой, ему замену)... как раб на каторге. А плётку надсмотрщика заменять самому самовнушением. Так выкладываться, кстати, тяжелее, чем работать под чьим-то принуждением. Все мы любим себя любимых, и гнать самого себя в боль и страдания сможет не каждый. Самые крутые войска - это ведь и самые крутые казаки. Вам до них ещё очень далеко. Или кто-нибудь считает, что уже достиг немерянной крутости?
   Джуры дружно замотали головами. Настолько наивных среди них не было. После чего тишина сменилась общим гамом. Ребятам захотелось обговорить услышанное. Аркадий почувствовал себя лишним и, выкупавшись, смыв с себя пот, пошёл в васюринский курень, поесть и посоветоваться с Васюринским о возможности разборки двух-трёх галер для достройки более серьёзных кораблей.
  

9 глава.

Совещание победителей. С разными аналогиями.

Азов, страдник, 7146 года от с.м.

(начало августа 1637 года от Р. Х.)

  
   Вставать не хотелось. Проснувшись от петушиных воплей, Аркадий валялся в постели в самом что ни на есть минорном настроении и пытался разобраться, с чего это всё вокруг так... немило.
   "Продолжение "Привета с большого бодуна"? Вряд ли. Вчера нормально пивом поправился (как только люди эту горькую гадость для удовольствия могут пить?), голова, конечно, побаливать ещё может, но сильно портить настроение... маловероятно. Поганого со мной вчера ничего не случилось, вести дурные не приходили. Не выспался? Да нет, нормально дрых, без кошмаров и внезапных побудок, кофе выпью - совсем как свежий огурчик буду. Так с чего всё вокруг серо и кисло? День сегодня не рядовой, стоит разобраться".
   Предстоящий день, действительно, обыкновенным назвать было трудно. В Азове собирались для подведения итогов сделанного и согласования планов на будущее все видные атаманы запорожского, донского, терского и гребенского войск. Особенно приятно было то, что на сей раз прибыли и все известные атаманы с Верховьев Дона, некоторое время инициативы низовиков игнорировавшие. В общем, съезд победителей, или Большой сходняк, с какой стороны ни посмотри, событие значительное, возможно, историческое. Аркадий понимал важность происходящего, свою роль в нём, сокрушаться по этому поводу не приходилось. Не одерживали в реале казаки над турками на море таких звонких побед. Ближайшие перспективы также были скорее радужными, чем мрачными. Отдалённые, правда... так до тех времён ещё дожить надо.
   "Так откуда у хлопца не испанская, но таки грусть? И апатия с острым приступом лени. С чего бы? На сегодня столько важных дел и встреч запланировано, конспект речуги на сходняке составлен. Предстоит исторические решения пропихивать, слом старого продолжать... ох, не всем это понравится... Может, в этом и дело?"
   Спорить с казацкими атаманами было ещё то "удовольствие". Людей, сомневающихся в правильности собственного мнения, среди них не существовало. Иначе они не смогли бы вести за собой разудалую вольницу. И пусть часть из вожаков была неграмотной, отстаивать своё мнение атаманы умели все. Оставалось благодарить бога, что дураков, склонных к тупорылому упрямству, среди них также не было. Убедить в необходимости каких-то мер или изменений можно было почти каждого. Но сил это отнимало... много. К тому же от слабака атаманы могли не воспринять и самые разумные доводы. Аркадию приходилось проводить перед такими разговорами самонакачку, чтобы выступать максимально уверенно и авторитетно. Хотя бы выглядеть на уровне тех же Хмельницкого и Татаринова, что давалось ему с огромными усилиями. Не составляло труда предвидеть, что вечером он будет себя чувствовать как фрукт, пропущенный через соковыжималку. Будь у него выбор, пошёл бы на штурм любой крепости, только бы не бодаться с такими людьми. К тому же он с детства терпеть не мог попрошайничать, а сегодня ему предстояло просить и требовать у атаманов больше, чем у них было.
   Чёрт знает, сколько бы провалялся Аркадий в постели, лелея своё паршивое настроение, но остатки выпитого вчера пива не позволили ему залёживаться. Вставать пришлось, ну а поднявшись, глупо заваливаться для безделья обратно. Заварив намолотого джурами кофе, попаданец покейфовал, балдея от изумительного аромата. Смакуя, выпил поразительно вкусный напиток (ну и что ж, что горький? Всё равно потрясающий). После чего, наполнившись заёмной бодростью, отправился умываться и делать зарядку. В связи с образом жизни за собственной физической формой приходилось следить особенно тщательно. Неловкому и неповоротливому выжить среди казаков было весьма проблематично. Если вообще возможно.
   Помахав хорошенько ногами, руками и саблями, помучив себя силовыми упражнениями и растяжкой, побежал на реку умыться и посмотреть на своих оглоедов. Вчера их увлечение подводным плаванием выглядело очень серьёзным, но молодым свойственно быстро увлекаться и легко остывать. Пластунам, идеально подходившим на роль диверсионных отрядов, соорудить хорошие долговечные ласты пока не удавалось, вдруг удастся молодёжи? Пробегая мимо виселицы у ворот города, Аркадий вынужден был задержать дыхание. Её накануне "украсили" двумя бывшими каторжниками, вздумавшими поинтересоваться имуществом дома в отсутствие хозяина. Точнее, "любопытных" было четверо, но внезапно вернувшийся домой казак одного из воров зарубил, а двум прострелил ноги. Убежать смог только стоявший на шухере. Подстреленных же ждал скорый суд с немедленным исполнением приговора. Донское право не отличалось разнообразием наказаний. За несерьёзное преступление могли выпороть, но чаще всего даже мелких воришек вешали. Аркадий напомнил себе, что надо поговорить с Осипом Петровым о комплексном решении проблемы бывших каторжников-турок.
   То, что работа в исследовательском центре кипела вовсю, видно было издали. Ребята к изобретению ласт не остыли, но сделать что-нибудь путное не сподобились. Джуры, не забывая о необходимости охранять доверенные им объекты (ничего, что сейчас это пустые сараи и навесы, потом здесь будут важные для всего войска боеприпасы), старательно мастерили себе ласты. Ожесточённая конкуренция не вылилась в попытки делать что-то тайком, уж очень трудным оказалось для юных джур задание, они понимали, что в одиночку его выполнить тяжело. Аркадий искупался в Доне, пообщался с джурами минут двадцать и отправился, как на каторгу, на атаманское совещание.
   У дома, ранее принадлежавшего паше Азова, а теперь занятого его станичным (точнее было бы, городским) атаманом Осипом Петровым, где должно было состояться это мероприятие, попаданца перехватил Богдан Хмельницкий. С требованиями поставок пугательных ракет, весьма эффективных против конницы, и жалобами на трудность удержания запорожцев в Крыму. Участвуя во внутритатарской заварушке, он значительно облегчал свободу манёвра для всех остальных казацких таборов. Вырвись татарская орда из Крыма, казакам было бы не до завоеваний на Кавказе. Дай бог свои поселения обронить, хотя бы основные.
   Пришлось попаданцу юлить и оправдываться в стиле: "Я - не я, и лошадь не моя...". Хотя часть вины, безусловно, лежала и на нём. Говорят: "Своя рубашка - ближе к телу". Вот и Аркадий, участвуя в планировании военных действий, вместе с другими атаманами, воевавшими на Кавказе, донскими и запорожскими, частенько забывал о таборе Хмельницкого. А у Богдана Зиновия накапливались проблемы, которые он не в силах был разрешить без помощи поставками оружия и боеприпасов. Его союзник Инайет-Гирей огнестрельного оружия имел очень мало, поделиться порохом не мог. Соперник крымского хана Ислам-Гирей, опираясь на постоянную подпитку из Стамбула, мог вести партизанскую войну сколь угодно долго. А запорожцам уже не хватало пороха, приходилось его экономить. Наладить же блокаду Крыма с моря никто не озаботился, хотя возможности для этого после великой победы на море у казаков появились.
   Возможно, кому-нибудь Аркадий и смог бы навешать лапши на уши, но не Хмельницкому. Знаменитый, в реале гетман, легко разбил все доводы попаданца, вынудив его признаться в ошибочности проводимой азовским советом политики, и выдавил из него твёрдое обещание, что первые же партии ракет будут отправлены в Крым, а вдоль крымских берегов со стороны Румелии будет налажено патрулирование казацких кораблей. Аркадий крымский фронт главным не считал, но обязательство такое на себя взял, понимая, что его придётся держать. Не тот был человек Хмельницкий, чтобы безнаказанно его обманывать. Вырвавшись, наконец, из цепких рук Богдана Зиновия, мокрый от пота, ощущая себя мышью, чудом выскользнувшей из кошачьих когтей, попаданец с тоской вспомнил, как легко выходил из подобных ситуаций Лисов у Конюшевского, как без труда он строил Сталина с Берией.
   "Хорошо быть супергероем. А здесь попробуй построить этих бандюганов... хрен получится, ещё и засмеют. Видали они таких строителей... в самых разных... положениях. Мне терять свою гетеросексуальность извращённо-мазохистким способом не хочется. Придётся больше головой думать, языком работать, уговаривать, сулить золотые горы и пещеры, полные алмазов. Ну и попугать их сам господь велел, чтоб оберечь от одного из смертных грехов - гордыни".
  
  
   Заседание, как и предполагалось, вышло бурным и продуктивным. Сначала Татаринов, Васюринский, Каторжный и Хмельницкий отчитались о достигнутых успехах и сообщили об имеющихся проблемах.
   Татаринов был вынужден признать, что поход на Тамань сейчас несвоевременен. В Темрюке и на поле боя с горцами добычи взято больше, чем за многие и многие прошлые походы. Ведь в этот раз не пришлось спешить и ограничивать добычу размерами чаек-стругов. Часть казаков после победы ударилась в беспросветный загул, другие обживаются на новом месте. Можно, конечно, набрать молодёжи, с Малой Руси люди валят толпами. Но без опытных воинов молодёжь - мясо для уоркских клинков. Им и уже завоёванное удержать затруднительно. В некоторых захваченных мамлюкских сёлах переселенцы сидят как в осаждённых крепостях. Лучший выход - отдать часть сёл с окружающими землями горным адыгам, испытывающим крайнюю нужду в почве для посевов. Старейшины из враждовавших ранее с разорёнными сёлами родов могут согласиться. Да и кое-кто из не враждовавших... если поговорить по душам...
   Хмельницкий похвастался несколькими победами и захваченными огромными стадами, освобождёнными из рабства тысячами православных. Посетовал на отсутствие помощи. Запасы пороха и селитры из Сечи уже использованы, а новых не приготовишь из-за предателей-реестровцев и шпионов Конецпольского. О закупках на Малой Руси и речи нет, там по всем дорогам панские отряды шастают. Между тем, несмотря на победы казацкие, Ислам-Гирей получает регулярную помощь из Стамбула. Никто те корабли перехватывать не торопится. Если дальше так пойдёт, то придётся запорожцам из Крыма улепётывать побыстрее, чтоб не стать татарской добычей. И на Дон тогда непрошенных гостей набежит видимо-невидимо, только успевай угощать.
   Умел Хмельницкий найти путь к казацкому сердцу, не случайно смог он в реале взнуздать казачью вольницу. Зашевелились атаманы после его речи, явно почувствовали себя неуютно.
   Каторжный отчитался о морском походе и величайшей в истории казацкого флота победе над османским флотом. Рассказал о страшном действии зажигательных ракет, пожалел, что их было мало и дело из-за этого могло обернуться не громкой победой, а страшным поражением. Поведал он о больших трудностях с набором команд для новых судов. Никак нельзя было набирать туда одних новичков, а бывалых казаков на все суда не хватает. Васюринский дополнил рассказ о битве, поведал о проблемах вождения больших, чем чайки и струги, кораблей. Сообщил о погоне за взбунтовавшейся галерой и расправе над бунтовщиками.
   Выступивший вне очереди Осип Петров рассказал о проблемах, возникших в Азове из-за некоторых освобождённых пленников. Работать некоторые из них не могли или не хотели, а вот попрошайничать и воровать не стеснялись. Пока не очень помогали такому горю даже виселицы. Стражи, наблюдающей за недопущением воровства, у казаков никогда раньше не было, поэтому проследить за преступниками удавалось редко. Среди новых жителей Азова нарастали ярость и возмущение, раньше они и замками не пользовались. Присвоение чужого имущества на Дону или Сечи было редким, исключительным явлением. Дело шло к погрому и уничтожению всех не сумевших вернуться на родину или стать своими бывших галерников. Между тем, многие из них успели в городе прижиться, оказывали казакам разнообразные услуги. Следовало как-то отделить овец от козлищ, чтобы избавиться от последних. Осип честно признался, что не знает, как это сделать.
   В последний момент Аркадий решился не просить, как планировал ранее, а требовать.
   - И так, всё хорошо, как я понял из предыдущих выступлений. Можно сказать, почти прекрасно, за исключением некоторых мелочей. Должен вас огорчить, паны-атаманы. Всё хорошо у нас разве что как в той весёлой песенке о прекрасной маркизе, с которой я вас уже знакомил. Если кто не слышал, так скажу без околичностей, нас всех ждёт скорая и страшная беда, если мы заранее не озаботимся её предотвратить.
   Аркадий оглядел сидящих перед ним атаманов,
   Многих уже знал лично, а с некоторыми успел подружиться или установить приятельские отношения. Довольные, больше частью, лица казацкой старшины после его слов стали озабоченными или встревоженными. Знали атаманы, что Москаль-чародей не пустобрех.
   - Какая такая беда? - не выдержал незнакомый попаданцу атаман, то ли из терских, то ли из гребенских.
   - Я сказал беда? Тогда прошу прощения. Не беда - беды. Одна за одной, и каждый раз всё страшней и страшней.
   - Хватит нас пугать, без тебя пуганые. Дело говори! - отозвался Каторжный.
   "Сам знаю, что вас хрен испугаешь. Но попугать надо было, чтоб всерьёз к требованиям отнеслись".
   - Дело? Пожалуйста. Перво-наперво, как думаете, турецкий султан, узнав о разгроме своего флота, сопли утрёт и успокоится или страшную месть захочет совершить?
   Атаманы продолжали внимательно слушать, а кое-кто и улыбнулся, видимо, представив утирающего кровавые сопли султана.
   - Напрасно улыбаетесь. Султан сейчас на нас походом не пойдёт. К сожалению, он не дурак, чтоб летом в степь лезть. Но прикажет, и нагонят в Стамбул кораблей из всего Средиземного моря, из Египта, Алжира, Туниса. И двинет, пусть не завтра, он на нас весь этот флот. Да не только из галер, а и из больших кораблей. И пойдут на нас карамусалы с огромными пушками, чем отбиваться будем? Да и татарам может надоесть друг друга резать. Плюнут они на это дело, прирежут Инайета со товарищи и пойдут большой ордой на нас. В моём мире они, не помню, то ли в пятьдесят первом (7151г. от с.м.), то ли в пятьдесят третьем Черкасск штурмом взяли и всех, кто жив остался, в полон увели. А на помощь к ним обиженные нами черкесы явятся. Сумеем мы ото всех сразу отбиться?
   Аркадий сделал очередную паузу, присматриваясь к аудитории. Многие атаманы посмурнели, услышанное очень уж походило на правду.
   - Но это ещё не всё. Панов, которые прослышали о наших победах, завидки берут. Так может статься, что пока мы будем отбиваться от турок и татар, с Малой Руси на нас двинут ляхи. А войско у них не последнее в Европе, чего уж, доброе войско.
   Произнося свою речь, Аркадий внимательно присматривался к слушателям. Увидев, что накручивание ужастиков надоело не только Каторжному, многим, запугать такой контингент действительно было сложновато, перешёл к предложениям.
   - Чтобы не допустить всех этих, а также многих других безобразий, надо врагов опережать. Бить их раньше, чем они соберутся с силами. Мы над этим работаем, но здесь существует другая беда, ничего у нас нет.
   Удивлённый гул пронёсся по помещению. Аркадий не стал ждать реплик, ответил на невысказанный ещё вопрос сам.
   - Да, да, почти ничего. Вот воины и полководцы у нас лучшие в мире ("Кашу маслом не испортишь"), а оружие приходится добывать с боем, потому как своего здесь делают мало, да и хреноватое оно... положа руку на сердце. Вот набежали к нам людишки, а сделать из них хорошее войско затруднительно, вооружать их... - он махнул рукой, - почти ничем. Пороха производится... ну, кошкины слёзы. Если бы не помощь из Москвы, давно пришлось бы на стрельбу из луков переходить. Значит, если мы немедленно не начнём делать оружие и порох сами, наступит нам скоро, к гадалке не ходи...
   - П... нам будет! - поддержал друга Васюринский.
   - Ага, он самый. Поэтому строить печи для выплавки железа, мастерские для выделки оружия надо не вчера даже, а позавчера.
   - Тогда почему сам ни х... не делал всё это время? - удивился тот самый, уже отзывавшийся незнакомый Аркадию атаман.
   - Я не делал? - совершенно справедливо возмутился Аркадий. - Ракеты, пугательные и зажигательные, кто придумал, а? Ты, что ли? Подсказал запорожским кузнецам, где и какие печи для выплавки железа строить, тоже не я? Поставили мастерские здесь, на Дону, для производства стволов, по чьему совету? Причём стволы будут из хорошего запорожского железа и куда легче, чем у наших врагов. Уголь для отопления домов по чьей подсказке добываться стал?
   - Хватит хвастаться. Говори, что нужно! - опять подыграл другу Васюринский.
   - Деньги, само собой.
   - Сколько? - поддержал деловой тон Осип Петров, распоряжавшийся в этом году казной войска Донского.
   - Много. Раз в пять больше, чем у тебя есть. И то это для начала, потом больше нужно будет.
   - Ну ты нахал. Всю казну и ещё четыре раза по столько же, - покрутил головой Осип. - Где же я возьму недостающее? Рожать его мне, что ли?
   - Если можешь - рожай, а нет... странно даже слышать такой вопрос, да ещё от знаменитого атамана.
   Попаданец оскалился от уха до уха и, обводя взглядом присутствующих, обращаясь уже ко всем ним, спросил.
   - Так, где берёт деньги казак, если они ему нужны?
   - В чужом кошеле! В сундуке купца! Идёт за зипунами! - так звучали цензурные ответы. Нецензурные, порой весьма заковыристые, сводились к тому же. Когда казаку нужны деньги, он идёт на большую дорогу и...
   Выждав, когда схлынет вал ответов, Аркадий продолжил.
   - Приятно слышать такое единодушие. Да, для того чтоб уцелеть, мы должны грабить не только для себя, но и для войска, выделяя ему большую часть добычи, чем раньше. Сразу скажу, что казацкий...
   Аркадий хотел сказать "карман", в последний миг усомнился, что его все поймут, хотя карманы вокруг наблюдались, и после короткой заминки продолжил.
   - ...казацкий кошель от этого не пострадает. Потому как добыча возрастёт в цене. Кстати, пане Хмельницкий, вот вы совершенно обоснованно требуете поддержки от войска Донского порохом, ракетами, другим снаряжением. Между тем, у войска Запорожского есть немалая казна, в данный момент радующая разве что карасей и раков. Было бы справедливо, что бы её часть пошла на улучшение вооружения всех казаков, в том числе и сечевиков.
   Наезд был для Богдана Зиновия наверняка неожиданным, но не смутил его ни в малейшей степени. Ответ последовал незамедлительно.
   - Согласен. Запорожское войско пришлёт деньги на вооружение. Только вот есть у нас беспокойство, не слишком ли тонкие стволы делают кузнецы для новых ружей?
   - О, не беспокойтесь! - не посрамил славы чародея Аркадий, ответив также сразу, матюкая про себя чёртова гетмана. Эта информация не предназначалась для такого большого количества ушей за столь значительный срок до использования винтовок. - Новые ружья ещё будут наводить ужас на наших врагов.
   Здесь на Москаля-чародея обрушился вал вопросов. Все атаманы желали знать, что за новые ружья делаются для войска, почему они не слышали о них раньше, зачем их делают с тонкими стволами, и т.д., и т.п.? Приходилось считаться, что работал он и за деньги из войсковой казны, отчитываться тоже был обязан. С идеей хранения втуне грозного оружия согласны были не все.
   - Если есть оружие, которого так не хватает в войске, сам же говорил, почему оно не пущено в дело?!
   Аркадию с огромным трудом удалось успокоить старшину, отделавшись общими словами и избегнув подробного рассказа о новых винтовках. Помогло то, что его поддержали несколько наиболее авторитетных атаманов, среди прочих, подставивший его Хмельницкий, и то, что оружие только собирались делать. Когда сквозь общий ор эта информация дошла до атаманов, они поутихли. Что дало возможность Москалю-чародею оправдаться дополнительно.
   - Многие помнят, сколько мы мучились с новыми ракетами, сколько неприятностей у нас из-за них было. Новые ружья также не только не испытаны, но даже не сделаны. Поэтому получится ли то, что нами задумано, или выйдет из этого один пшик, один Бог ведает. Будут ружья, готовые к бою, тогда и будет разговор.
   Аркадий, опять взмокший, как будто выкупался в собственном поту, собирался уже садиться, когда вспомнил о недостроенных кораблях.
   "Вот ушлый жук, этот Хмельницкий, два раза из-за него вспотел. Сволочь! Стоило мне тявкнуть о подотчётных ему деньгах, как он тут же организовал мне неприятности. Но, гадом буду, а выплатить мне половину их казны заставлю. Из-за него обещание голландцу чуть не забыл".
   Аркадий попросил тишины и вкратце рассказал о возникшей проблеме. Суда заложены, частично построены, но для их достройки сухого дерева нет. И взять его неоткуда.
   - Потому как сушить нам его просто негде. Дерево для кораблей сохнет не один год, за это время набегут татары и сожгут древесину. А земель, до каких не могли бы достать их чамбулы, ни на Дону, ни в Запорожье нет. Пока висят над нами ногайцы...
   Аркадий махнул рукой, многие, очень многие его проекты оставались проектами из-за татарской опасности. Атаманы, жившие при ней десятилетиями, его прекрасно поняли.
   - Но я придумал, как хотя бы закончить те три судна. Мы захватили много галер, атаман Каторжный уже говорил, что для них не хватает людей. Совершенно спокойно можно пару галер разобрать, а доски отдать на достройку новых судов, куда более опасных для врагов, чем обычные галеры.
   Успокоившиеся было атаманы снова возбудились и заорали. Кто-то поддерживал предложение Москаля-чародея, другие сильно возражали. Одним не нравилась сама идея - разбирать уже готовый военный корабль ради строящегося. Тем более ещё неизвестно, что у строителей получится. Другие были сторонниками гребного флота, который, как известно, может при любой погоде плыть куда надо (что на самом деле далеко не так). Новые суда строились чисто парусными, для штиля или противного ветра непригодными, считали они. Решающим оказалось слово Каторжного.
   - Галер у нас сейчас больше, чем нужно. Если потом ещё понадобятся, отнимем у турок. А новые корабли будут с большими, чем на галерах, пушками. Слыхали, о чём Москаль-чародей предупреждал? Он в таких делах не ошибается.
   Продолжать спор из-за пары галер, когда их столько нахватали, не стали даже самые стойкие приверженцы гребного флота.
   Затем выступил характерник Свитка, доложил о положении в Османской империи и Речи Посполитой. В обоих государствах было неспокойно. В Стамбуле валиде-ханум, съев очередного визиря, по слухам (Свитка не уточнил, что эти слухи распространяются по его приказу) оказалась в опасном положении; султан Мурад требует казни своих братьев, что может обернуться опалой и для неё. А нелады в государстве дают хорошие возможности его врагам. Например, нам. В Речи Посполитой по-прежнему властвуют магнаты, вознамерившиеся совсем извести православную веру, обратив людей в богопротивное католичество. Утеснения обрушились не только холопов, н и на вольных селян, да и городским православным мещанам доставалось изрядно. Особо жестоки и беспощадны жиды-арендаторы, получившие за последние десятилетия немалую власть. Есть сведения, что некоторые из магнатов, например, Вишневецкие, уже посматривают с вожделением и на земли запорожских вольностей. Простой люд часто восстаёт против утеснителей, однако без военной поддержки противостоять панским отрядам не сможет.
   Потап Петров доложил о поездке в Москву. Отношение к казакам там в этом году сильно улучшилось. Фактическое прекращение татарских набегов радовало правительство, что позволило при покровительстве князя Черкасского получить твёрдое обещание ещё одного жалованья хлебом и порохом. Воеводы по пути на Москву сильно уменьшили аппетиты в хабарах. На Дон стали свободно пропускалось охочих людей из России.
   Есаул Фёдор Иванов отчитался о наблюдении за прикубанскими степями. В них были замечены небольшие отряды калмыков, видимо, оценивавших землю для переселения.
   Постановили много чего. В том числе за месяц отправить попавших вместе с освобождёнными пленниками турок обратно домой. Для маскировки засылаемых туда агентов и распространения слухов. Доделать заложенные корабли. Разрешить Москалю-чародею строить то, что он считает нужным, и выделить для этого деньги из войсковой казны...
   Выходя из помещения, Аркадий осведомился у Осипа Петрова об Острянице, которого хотел расспросить о Левобережной Малой Руси.
   - А что, его так и не было?
   - Я выглядеть здесь не смог.
   - Дома у него никого не было, думал, что он с семьёй в своём таборе, который ему разрешили собрать, послал и туда гонца. Должен был успеть, но потом так завертелся, что забыл и про гонца, и об Острянице. Может, занемог, потому не приехал?
   - Возможно, и заболел. Только есть у меня какое-то нехорошее предчувствие...
   - Вам, колдунам, виднее. Сегодня же учиню розыск.
   - Да не колдун я! Сколько раз можно об этом говорить?
   - Ага, а я святой инок.
   Аркадий махнул с досады рукой (сплюнуть не решился). Ладно, когда его колдуном считают простые казаки, но атаманам же он всё сам рассказывал...
   Уже по пути домой Аркадия, шедшего с Васюринским, опять перехватил Хмельницкий. Попаданец полз домой совершенно без сил и уж тем более не был настроен на общение со знаменитым хитрецом. Иван относился к нему также сложно. Признавал храбрость и воинскую доблесть, но не любил за ту самую хитрость. Умел Богдан Зиновий выглядеть хорошо в глазах и ваших и наших. Однако пришлось Аркадию пригласить знаменитого гетмана к себе на чарку горилки.
   В гости нынешний кошевой атаман Сечи напросился, желая узнать больше о новых винтовках. Отговорки Аркадия на совете его не удовлетворили. Куда денешься, ссориться с таким человеком - рисковать всем делом. Пришлось попаданцу выкладывать правду.
   Делать сложные, с колесцовым замком, винтовки в Диком поле было некому. То есть было несколько кузнецов, дай им токарные и сверлильные станки, справились бы. Тратя на это всё своё время. Куда эффективней было сделать дульнозарядные нарезные штуцеры с простым, кремнёвым замком, но стрелять из них пулями Минье, не нуждающимися в забивании молотком. Кстати, и летели такие пули вдвое дальше обычных шариков. Новацией Аркадия был и меньший калибр новых винтовок. Особенно, по сравнению со всеми армейскими ружьями того века.
   По его прикидкам пули Минье с полуторасантиметровым калибром ствола станут популярными уже через несколько лет после того, как появятся в сражениях. Для побед над турками новые винтовки были не обязательны, а поляки не успеют выдвинуть казацкому войску адекватный ответ. Но светить новое оружие раньше времени не стоило. Как и пули Нейсслера для гладкоствольных ружей, позволяющие в два с лишним раза увеличить дальность стрельбы из них. Хмельницкий, выслушав пояснения попаданца, с ним согласился. Вполне возможно, его привлекала мысль о возвышении в войне с Польшей. Беседа прошла мирно и дружески, Аркадий и Богдан договорились больше друг другу не выкать. Несмотря на словесную стычку днём, попаданцу было приятно стать приятелем знаменитости. О работе над капсюльным унитарным патроном он не обмолвился ни словом.
  

Когда правозащитники не видят...

Чечня, горное пастбище, 2000 год от Р. Х.

  
   Русских солдат здесь явно не любили. Нет, точнее будет сказать, русских, а также других неверных, здесь не любили и презирали. И это Аркадия ни капельки не удивляло, насмотрелся он на чеченцев ещё на улицах русских городов. Но самое странное, эти чеченцы, вдали от телекамер западных журналистов и готовых грудью стать на их защиту (зная, что ничего этой груди не угрожает) правозащитников, вели себя вызывающе. Нормальные люди небритых, злых вояк, не отрывавших рук от оружия, должны были бояться по определению. Особенно на горном пастбище, вдали от СМИ и любого начальства. Будь Аркадий менее усталым и злым, наверное, он бы поостерёгся. Но история, как он тогда думал, не знает сослагательного наклонения. Случилось то, что случилось.
   Его взвод, среди многих прочих, несколько дней лазил по этим, по ощущениям вполне вражеским, горам, дважды подвергался обстрелам из леса, чудом не приведшим к ранению или гибели солдат. До этого пастбища он добрался с одним из отделений своего взвода, и не надо было быть выдающимся физиономистом, чтобы из опасения за собственную жизнь вести себя с русскими солдатами предельно вежливо. Однако то ли из-за недостатка ума, то ли из-за избытка гордыни, но большая, семь человек, чеченская семья, от её пожилого главы до его внучек и внучат, встретила русских откровенно недоброжелательно. Плотный, но не толстый, среднего роста, с густой проседью в бороде, но вряд ли достигший возраста аксакала, чеченец сразу сообщил солдатам, что здесь живут близкие родственники САМОГО Кадырова, а его два сына допущены до охраны тела нового лидера Чечни.
   Но солдаты и их командир в тот момент чихать хотели на человека открывающего ногой двери в самый главный кабинет России. В ответ на враждебную встречу они устроили у чечена, при полном попустительстве Аркадия, тщательнейший обыск, трудно отличимый от погрома. В ходе которого вскоре нашли яму с русскими рабами. Двумя живыми и одним мёртвым. При осмотре трупа бросились в глаза следы жесточайших побоев, скорее всего, палкой. Освобождённые рабы, увидев своих солдат, взахлёб стали рассказывать о зверствах, чинимых всеми членами чеченской семьи над ними и другими русскими, к тому дню уже замученными насмерть.
   Окончательным приговором чеченцам стал выкрик самого юного из них.
   - Вы не посмеете нам ничего сделать! Убирайтесь прочь, грязные урусы! Я...
   Автоматная очередь сбила юного гордеца на землю, и услышать, что он хотел сказать, никому суждено не было. С несколькими дырками в лёгких не очень-то поговоришь. У одного из солдат не выдержали нервы. Его очередь послужила толчком к действиям другим. Застучали автоматы остальных солдат, и горцы, сбившиеся к тому времени в кучу, попадали один за другим. Вслед за хозяевами пали и охранявшие стадо овчарки, единственные, кто пытался оказать здесь сопротивление расправе.
   У Аркадия нервы были крепче, он стрельбы не открывал. Стоял и наблюдал за расстрелом женщин и детей. Теперь ему предстояло решать, что делать дальше. Пытаться свалить вину за преступление на подчинённых было не только бесчестно, но и глупо. Виновен в таком случае всегда командир. Тем более, если правда то, чем хвастался чеченец, родство расстрелянных с Кадыровым, смерть угрожала всем участникам этого действа. Чечены продолжали жить в средневековье, и кровную смерть у них никто не отменял. Психоз одного солдата, вылетевшего из Московского университета Бориса Извольского ("как чувствовал, что его увлечение "травкой" до добра не доведёт"), мог подставить под расправу всех остальных солдат, но и их родственников, в том числе его собственных.
   Мешкать было нельзя, и Аркадий, подозвав двух не стрелявших солдат, сумевших не поддаться общему психозу, пошёл к груде искорёженных пулями тел. Как он и думал, не все они были уже мёртвыми, человек, как известно, тварь живучая. Подойдя к ещё пускавшему кровавые пузыри щенку, чей оскорбительный вопль послужил спусковым крючком, лейтенант достал пистолет и выстрелил парню в лоб. Затем, высмотрев признаки жизни в теле женщины, наполовину скрытой упавшими на неё телами, приказал Ринату Биллялетдинову:
   - Добей!
   Пожалуй, самый умный в его взводе сержант, татарин из Набережных Челнов, не ставший косить от армии из-за желания попасть в хороший ВУЗ, спорить не стал. Мгновенно понял смысл действий командира и, несмотря на разлившуюся по лицу синюшную бледность, поднял автомат и выпустил длинную очередь. Не очень прицельную, но вполне смертоносную. После чего зашёлся в сильнейшем приступе рвоты. Аркадий похлопал его по спине.
   - Молодец. Или она или мы, сам понимаешь, другого не дано.
   Вторым не стрелявшим был антипод Рината, самый тупой во взводе, Семён Косорылов. Попавший в армию из-за огромного недобора призывников выходец из деревни одной из областей Центральной России. Человеческий облик начали терять ещё его предки до советской власти, спасибо Салтычихам обоих полов. Семён смахивал на представителя вида Хомо Хабилис: маленького роста, хлипкий, очень туго соображавший. Вот и стрелять он не начал из-за плохой реакции и медленного соображения.
   - Добей вон ту! - приказал ему Аркадий, указав на живую, вроде бы, девчонку лет четырнадцати.
   - А чё я... - известным местом почуявший неприятности Семён попытался увильнуть от них.
   - Тебе приказывает командир! Стреляй!
   - Дык она... уже... того... чё в неё ещё стрелить? - упорствовал Косорылов. Пусть и не интеллектуал, неприятности он умел чуять лучше большинства умников.
   Аркадий приставил свой "Макаров" к виску упрямца.
   - В бою приказ командира не выполняешь? - больше прошипел, чем произнёс.
   Последняя фраза Семёна проняла. Он осознал, откуда ему грозит главная на данный момент опасность. Больше не споря, он поднял автомат и длинной очередью чуть ли не перерубил девчонку пополам.
   После этого понятного даже Косорылову действия Аркадий попросил всех стать теснее и напомнил, что по законам кровной мести они теперь все повязаны. А при огромном влиянии Кадырова, узнай он об одном, сгинут и все остальные. Ребята успели насмотреться на этой войне разного и ему поверили.
   Будь такая возможность, Аркадий предпочёл бы не брать с трупов ничего. Уж очень велик риск засветится. Однако "О времена, о нравы!", пришлось смириться с неизбежным. Отправил обыскивать убитых Мишу Ракова, известного своей небрезгливостью и знанием "понятий". Себе взял кинжал кубачинской работы века девятнадцатого, потом тайком выбросил его в речку. Уж очень нехорошая аура ощущалась у этого оружия, так и жди неприятностей. Деньги разделили поровну в отделении, а золото вызвался пристроить, с обязательным вывозом за пределы Чечни, тот же Миша. Что и сделал вскоре, наверняка нагрев руки.
   Трупы свалили в бывшее место своего заточения освобождённые рабы. В ту же яму, к ненавистным хозяевам, они бросили и собачьи тела. Для мусульман в посмертии худшей компанией были бы только свиньи, но где их в горной Чечне возьмёшь? Всё отделение, в том числе двое мусульман, решило, что для рабовладельцев это самое то. Счастливых избавлением от неволи людей, не сообщая командованию, потом пристроили на поезд, идущий в Москву. Больше всего Аркадий боялся, что могут выдать их Извольский спьяну или Косорылов по дурости. Борис был кем угодно, но не трусом, поймал пулю в висок через два дня, а Семён честно прослужил свой срок, но никому не проболтался. Не настолько уж глуп оказался. Сам лейтенант после окончания компании ушёл в отставку и вернулся на родину, на Украину, паспорт с гражданством которой у него тоже был.
   Никаких катастрофических или страшных последствий для Аркадия это происшествие не имело. Из благоразумия на людях он о нём не вспоминал, однако и "кровавые мальчики в глазах" ему не мерещились. Убитых не только его разум, но и душа согласились считать уничтоженными врагами. Пол и возраст в данном случае роли не играли.
  

Конфузов череда.

Азов, страдник 7146 года от с.м.

  
   Вставать с постели не хотелось традиционно и категорически. Оттого, балуя себя любимого приятным бездельем, предавался разнообразным мечтаниям о свершениях, которые его ждут, прикидывал, уже без всяких фантазий, распорядок предстоящего дня. Долежался до того, что в известное место, посещение которого по утрам обязательно, если ты не пользуешься ночным горшком, пришлось бежать. Вероятно, поэтому дёрнул дверь с такой силой, что сорвал с гвоздей крючок, на который она была заперта изнутри.
   Туалет всем русским известной конструкции, для семнадцатого века - безусловный хай-тек, функционировал у него во дворе с пару недель, приводя в изумление гостей, которых Аркадий обязательно осведомлял о необходимости оправляться именно здесь, а не в произвольно выбранном во дворе месте. Нехитрое сооружение вызвало оживлённые пересуды и способствовало началу строительства подобных построек в домах казацкой старшины. Кое-кто оценил функциональность туалета - о чистоплотности казаки заботились всерьёз, в отличие от западноевропейцев тех лет - другие захотели быть не хуже всех. Особенно попаданец гордился сиденьем с дыркой из гладкого крашенного дерева. Впрочем, по пословице: "Готовь сани летом..." он всерьёз озаботился устройством в доме тёплого туалета. Однако уже на стадии проектирования в устройстве подобного новшества возникли серьёзные проблемы.
   Туалет был заперт изнутри успевшей его занять раньше хозяина пленницей. Аркадий тупо рассматривал бледнеющую на глазах черкешенку несколько секунд, потом, сообразив, что это неприлично, закрыл дверь и отошёл в сторону. От неожиданности острота проблемы для него резко снизилась, и он спокойно дотерпел до освобождения рабыней места общего пользования.
   "Странно, вот посмотрел на красивую женщину, с обнажёнными ногами и задранным подолом платья, а желание ею овладеть даже не шевельнулось. Хотя эта проблема в последнее время доставала меня до... в общем, сильно. И сейчас пользоваться беспомощностью этой женщины не хочется. В общем, хватит дурью маяться и жлобиться! Сегодня же надо узнать, где можно прикупить пленницу попроще, для постельных утех конкретно. Мечтать о НАСТОЯЩЕЙ спутнице жизни и в прошлом мире было... неразумно, а здесь совсем уж глупо".
   Уже начав разминку, он вспомнил, что все эти дни не видел ни пленницы, ни её дочек.
   "Чёрт! Получается, что я Карабас-Барабас какой-то, только плётки семихвостой не хватает. Или она у него обыкновенной была? Тогда мне достаточно отрастить до нужной длины бороду, коротковата она пока, а обычная плётка имеется. Надо не забыть попросить джур передать ей моё разрешение гулять во дворе. Прилёта вертолёта с сообщниками для их освобождения опасаться не приходится. Времена не те. Однако быть рабовладельцем, для меня, по крайней мере, не так уж и приятно. А ведь и в двадцать первом веке..."
   Да, Аркадий сталкивался с рабовладельцами и в двадцать первом веке, причём неоднократно. И каждый раз испытывал к подобным людям ненависть и презрение. Так получилось, что это были люди других национальностей (не заносило его в Сибирь), их отличать от своих и ненавидеть было легко. Здесь же рабовладением "баловались" самые что ни на есть свои. Можно сказать, свои в доску. Вот и самому пришлось приобщиться к этому доходному бизнесу. И сколько он себе ни напоминал, что здесь времена такие, все здесь не без греха, нельзя быть святее папы римского, с волками жить - по-волчьи выть... самоуговоры помогали плохо. Настроение у него от осознания собственной причастности к подобному занятию снижалось до отрицательных величин. Сказывалось то, что вырос в семье, считающей себя интеллигенцией. И хоть давно сам относился к этому слову (и понятию, что оно означает) с презрением, но... от себя не уйдёшь. Последний запой был вызван именно нестыковкой его личных установок на жизнь и грубой реальностью.
   Постаравшись выбросить все мешающие мысли из головы (другой вопрос, насколько хорошо у него это получилось), попаданец всерьёз занялся силовыми упражнениями и растяжкой. Но порукомашествовать и подрыгоножествовать всласть ему этим утром не удалось. В самый разгар зарядки прибежал джура от Петрова-старшего и попросил срочно подойти к атаману. Пришлось обливаться водой из колодца и идти. Атаман Калуженин зря, да ещё срочно вызывать бы не стал, не тот человек.
   Увидев, что в зале уже присутствуют Татаринов, Каторжный, Васильев, Хмельницкий и ещё несколько атаманов, попаданец встревожился не на шутку. Заседать по второму разу не собирались, если такие люди собираются, значит, по серьёзному делу. Здороваясь с каждым - наносить обиду невниманием не хотелось никому - подошёл к Осипу.
   - Что случилось?
   - Не подвело тебя чутьё, сбежал Остряница.
   - В Москву?
   - Судя по тому, что пошёл прямо на полночь, да, в Москву.
   Аркадий привычно полез чесать затылок, стимулируя умственную деятельность. Побег кого-то из осведомлённых о его тайне атаманов в Москву был событием ожидаемым. Разве что, он думал, побежит кто-то из донских атаманов, с Москвой тесно связанных, и позже. В том, что какие-то дьяки там уже читали донос о пришельце из будущего, Аркадий не сомневался. Но одно дело донос, другое - приезд авторитетного атамана из Сечи Запорожской. Донос могут воспринять как очередную лжу, бумага, как известно, всё стерпит. Но подробные рассказы атамана способны навести бояр на очень нехорошие мысли и, самое главное, действия.
   - Давно отъехал?
   - Три дня назад.
   - Да, не догонишь. Думаешь, побежал на нас ябедничать?
   - А зачем ещё, тайком от других атаманов... может, как-нибудь... на чёрте?
   Аркадий вздохнул. То, что характерники, каковым и он числился, способны летать на нечистой силе, придумал не Гоголь. Много всяких россказней про них ходило, причём верили в эти бредни буквально все, вплоть до выпускников иезуитских коллегиумов.
   - С нечистой силой лучше лишний раз не связываться. Чревато! - поднял палец вверх попаданец. На что атаман, в знак понимания, закивал. - А скажи, его ближние к царю бояре примут сразу, как попросит, или помурыжат, заставят ждать?
   - В Москве сразу? Такого не бывает. Обязательно заставят ждать, давать подарки сначала дьячкам, потом слугам ближним боярским... а примет ли его царь, Бог весть. Может и не принять.
   - Ну и хорошо, прекрасно, можно сказать, - улыбнулся довольно попаданец, - мы без нечисти обойдёмся. Он сам себя выставит таким дураком, что никто всерьёз его не примет. Пускай там мелет, что захочет.
   - Это как? - выразил всеобщее недоумение товарищ сбежавшего, Гуня. Остряница был кем угодно, но не дураком.
   - Ну сами посудите, стал бы разумный человек выступать против общества? Особенно против такого общества! - Аркадий обвёл рукой вокруг. Атаманы огляделись. Действительно, в этом помещении умный человек против такой банды опытнейших убийц выступать бы не стал. Даже в полном рыцарском доспехе и с автоматом в руках. Но Москва или, там, Варшава далеко, саблей до горла предателя не дотянешься. Атаманы недоумевали. Злить их загадками не хотелось, пришлось выкручиваться. Потому как правду говорить было нельзя тем более.
   "В этот раз Штирлиц был как никогда близок к провалу" - вдруг всплыла в памяти фраза из любимого сериала. Узнай атаманы, почему его не сильно волнует предательство Остряницы, плохо пришлось бы не только ему, а мечту о построении государства в степях можно было хоронить.
   - Эээ... вот представьте, является наш непутёвый атаман к дьячку в Посольском приказе и начинает требовать встречи с царём или, там, ближним боярином. Его сразу проведут, куда просится, или спросят, зачем ему встреча эта нужна?
   Атаманы, многим из которых приходилось бывать в Москве, заулыбались. С чиновничьей волокитой, бюрократическими проволочками они сталкивались все и не верили в быстрое получение Остряницей встречи не то что с царём, но и с его боярами.
   - И чего он для быстрейшего допуска к царю или боярину скажет? Если про меня, попаданца, так дьячок его за умалишённого примет. Потому как он, этот самый дьячок, ни про каких попаданцев отродясь не слыхал и способствовать допуску такого сомнительного человека к важному лицу, поостережётся.
   Аркадий дал атаманам немного времени на обдумывание и краткое обсуждение между собой своих аргументов. Тем более что ему самому пауза нужна была несравненно больше. Прокляв собственный длинный язык, он судорожно придумывал доводы, способные убедить атаманов в том, что "Всё хорошо, прекрасная маркиза...". Приходилось импровизировать на ходу, что напоминало бег по лезвию бритвы. И ещё одна такая оговорка могла обойтись ему очень дорого.
   - Думаю, Остряница и сам это понимает, посему будет добиваться встречи, не раскрывая дьячкам ничего. Нет, конечно, может попытаться начать обвинять меня в том, что я колдун и хочу извести его царя-батюшку злыми чарами. Только кто ж ему без доказательств поверит? Доводилось ли кому слышать, чтоб из Москвы требовали характерника? Да и сейчас мы государю московскому служим получше, чем большинство его слуг, он не дурак и к наветам на нас прислушиваться не будет.
   По комнате прошёл гул. Много кого хотел царь с Дона получить (но к тем временам не выдали ему никого), однако колдуны с края света не интересовали никогда. Атаманы об этом прекрасно знали. Аркадий продолжил. Его, как знаменитого литературного героя, понесло, и оставалось надеяться, что удастся выкрутиться.
   - Скорее всего, постарается не разглашать заранее ничего. Мол, слово для царских ушей, очень тайное и важное. Ну, к царю вряд ли сразу пропустят однако, человек он известный, думаю, тот же Шереметев его примет. Только вот... чем Шереметев, в этом деле, от самого простого дьячка отличается, знаете?
   Задав вопрос, Аркадий оглядел аудиторию. Атаманы слушали внимательно и видимого неудовольствия не проявляли, что его сильно порадовало.
   - Длиной рукавов Шереметев от самого последнего дьячка отличается. Боярину полагается на людях носить одёжку с длинными рукавами. Потому как и он ни в какое колдовство с Дону не уверует, спросит: "А чем докажешь?", а уж ни про каких попаданцев и слушать не станет. Да и любой атаман для боярина - разбойник с большой дороги, коему верить никак нельзя. А Остряница человек гордый, если не сдержится, на хулу ответит... то худо будет не мне, а ему самому.
   Аркадий тихонечко вздохнул, сделав малюсенькую паузу, взмолился про себя "Господи, помоги!" и продолжил.
   - А значит, и у боярина ждёт нашего перебежчика большая, круглая... - попаданец обвёл описываемый предмет руками.
   - Ж...! - догадался кто-то в зале.
   - Точно, она самая. Никто там ему не поверит, и, в самом лучшем для Остряницы случае, пошлют по всем известному адресу.
   - На х...! - ещё раз проявил сообразительность кто-то из молодых донцов. Ещё несколько человек поддержали догадку смехом.
   - А куда же ещё посылать человека, допекающего вас глупыми выдумками? Но это в лучшем случае. Могут и в острог кинуть, если почему-то на Остряницу обидятся, подумают, что он их нарочно пытается обмануть. Сами знаете, в Москве с казаками не церемонятся.
   Атаманов логическая цепочка, выстроенная Аркадием, удовлетворила. Или, по крайней мере, они сделали вид, что ею удовлетворены. Никто не заметил или не стал заострять внимание на том, что попаданец связал подобный исход предприятия беглого атамана со скоростью его приёма в верхах. Вспомнив всё ту же киноклассику, решил отвлечь внимание атаманов на другой предмет.
   "Поверим Штирлицу-Исаеву, что человеку свойственно запоминать последнее из сказанного".
   - Но бог с ним, беглым Остряницей. Раз уж мы здесь почти все собрались, давайте прикинем, кого направить в Венецию к дожу, для переговоров о союзе в борьбе с турками. Посылать, пожалуй, надо сейчас, потому как осень у нас будет жаркая, воевать на море придётся много. Если, пусть в будущем году, с юга по туркам ударят и венецианцы, их злейшие враги, и им, и нам легче будет. Было бы потом неплохо наладить отношения с Левоном Дадиани. Сейчас он на союз с нами не пойдёт, но если мы сможем подпалить хвост у султана, то...
   - А согласятся ли на переговоры с разбойниками, какими нас многие считают, гордые венецианцы и царь Мингрелии? - выразил сомнение Хмельницкий.
   - Дадиани с радостью, если не будет бояться наказания из Стамбула. Уж очень ему хочется объединить всю Западную Грузию под своей властью. Пока, как мне рассказывали, он верный союзник турок. А с Имеретией, как мне кажется, отношений иметь не стоит, сами знаете, продадут за грош. Венецианцы пойдут на переговоры, если мы турок ещё раз или два вдрызг расколошматим. Слать посольство к ним стоит уже немедленно, пока оно туда доберётся, наши победы уже будут греметь на всю Европу. Кстати, неплохо бы было договориться с прибрежными черкесами о совместном походе на Стамбул. Думается, они согласятся.
   Ну какой же мужик не любит поболтать о международном положении? Тем более, если ему самому, или его куму там, свату, светит стать полномочным послом для важного дела? Атаманы заглотнули приманку с ходу. Предложения о посольствах прошли на "Ура!". Зато обсуждение персон будущих послов вызвало ожесточённые споры. Под их шумок Аркадий вышел во двор со Свиткой. Ещё в первые дни на совете характерников попаданец высказал предложение, что неплохо бы было иметь при каждом из атаманов своих людей. Одного, возможно, даже двух, но не знающих о заданиях друг друга. Свитка, воспитывавший пластунов, сказал, что это можно устроить. Верные казацкому делу (кто бы объяснил толком, что это такое) хлопцы у него были. Тогда и поставили его начальником разведки и контрразведки в одном флаконе. Аркадий, считавший главной опасностью для нарождавшегося государства не нищету ресурсов даже, а продажность старшины, тогда такой инициативе очень обрадовался. Но сообщать о таких мероприятиях атаманам было... если не самоубийственно, то крайне неумно.
   - Возле Остряницы кто-нибудь из твоих хлопцев есть?
   - Есть.
   - А готовое средство, возбуждающее человека, у тебя имеется? Помнишь, мы говорили о таком?
   Свитка выказал некоторое удивление.
   - Возбуждающее? Так оно ж может убить разве что больного сердцем, а Остряница здоров как бык.
   - Ну и хорошо, что здоров. И дай ему бог здоровья на ближайший месяц. Нам слухи, что мы атамана отравили, совсем не нужны. Срочно пересылай своему человеку то средство. Предупреди, что его необходимо подмешивать в питьё полковника перед хождением в приказы и к важным людям. Тогда там его точно сумасшедшим посчитают. И всерьёз прислушиваться к его воплям не будут. А он ведь, в ответ на недоверие, пожалуй, без крика не обойдётся?
   Свитка помолчал немного, видимо, обдумывая предложение. Потом поднял взгляд на более рослого собеседника и тихо, без интонаций, ответил.
   - Если питьё будет в нужной пропорции, ясно дело, не обойдётся. Сегодня же пошлю гонца вслед. После Воронежа Остряница спешить не будет, думаю, до Москвы он их догонит. Однако и сволочь ты, Аркадий. Убить-то куда милосердней было бы.
   - Сволочь? Наверное. Только учти, если хочешь спасти родную землю от великих бед, тебе самому надо становиться сволочью куда большей. Чтоб я казался, по сравнению с тобой, невинным, белым и пушистым.
   Свитка зыркнул на попаданца исподлобья и пошёл со двора. Аркадий постоял, подумал. Возвращаться к спорящим атаманам ему не хотелось. Кому куда ехать они без него распределят.
   "Присутствовать при дележе портфелей... я этого ещё в двадцать первом веке по телевизору насмотрелся. Хотя вот какая странность, атаманы такой делёж производят... интеллигентней, что ли. Пусть и называть интеллигентом Каторжного или Кривоноса... хм, смешно. Но, возможно, из-за опасения, что хамство здесь немедленно боком может вылезти, ведут они себя приличней депутатов. Без того безобразия, что приходилось наблюдать в раде, чтоб её... Пойду-ка лучше своими прогрессорскими делами займусь".
   Далеко идти не пришлось. Дела прогрессорские настигли вскоре после выхода со двора Петрова. Аркадия на улице отловили три незнакомых казака с ружьями. Они были до предела возмущены тем, что приделанные им кузнецом прицелы точной стрельбе не способствуют, а мешают. А они за переделку своих ружей деньги платили! Не стесняясь в выражениях, казаки крыли матом всех таких-сяких колдунов, выдумывающих всякую дурацкую хрень.
   Между тем, точность стрельбы была одним из главных казацких козырей. По меткости с ними в Европе в те времена могли сравниться, из военных формирований, только янычары. В европейских армиях умение солдата точно стрелять считалось недостатком. Ведь солдаты были предназначены для сражений больших войсковых масс. Французу стрелять во вражескую терцию было всё равно, что в длинный забор. В кого-нибудь да попадёшь без всякого прицеливания. Оно же отнимает время от перезарядки. Чем больше выстрелов, тем больше попаданий, считали европейские генералы. Казакам, кстати, по свидетельствам очевидцев, умение стрелять точно не мешало стрелять быстро. Тот же Боплан отмечал невероятную скорость стрельбы залпами у казаков.
   Встревоженный попаданец немедленно стал проверять прицелы на казацких ружьях. В своё время он намучился с определением места прицела на стволе. Это оказалось нелёгкой задачей, пришлось сначала находить методом тыка, куда необходимо ставить прицел с помощью пристрелки, а уж потом закреплять его там намертво. При внимательном рассмотрении прицелы были сделаны грубовато, однако выглядели вполне правильными, сделанными точно по центру ствола сверху. Аркадий растерянно начал вертеть одно из ружей, пытаясь понять, где брак. Наконец, рассматривая ружьё сбоку третий или четвёртый раз, понял, в чём дело.
   - Это кузнец виноват. То ли не понял, что я о прицелах говорил, то ли не придал сказанному внимания. Вот, видите какой высоты прицел? С толщину большого пальца. А мушка на конце ствола в толщину мизинца. Вот и получается, что целясь в них, вы задираете ствол. Для стрельбы вдаль, сажен на пятьдесят, оно самое то. Может, и маловато окажется, придётся ствол ещё больше приподнять, но при стрельбе на близкое расстояние будете палить в белый свет, как в копеечку. Идите и заставьте кузнеца увеличить мушку, он должна быть такой же высоты, как прицел. Имеете право с него за такую ошибку выпивку стребовать, пусть в следующий раз тщательнее работает.
   Довольные успешным разрешением своей проблемы казаки пошли к кузнецу, а Аркадий отправился к своему, ставшему уже родным, химцентру. Смыть рядом с ним в реке пот, которым не раз покрывался за утро, не столько от физических усилий, сколько от умственного напряжения и переживаний. Поговорить с приятными, уважающими его людьми, джурами. Общение с историческими личностями быстро стало вызывать не гордость, что к твоим словам прислушиваются ТАКИЕ люди, а напряжение и усталость. Потому как слушать и соображать они умели лучше, чем иногда хотелось бы попаданцу. Если залез в политику, говорить ВСЮ правду - сумасшествие, а утаивать часть правды от людей умнее тебя самого тяжело.
   "Эх, знать бы, что интрига, запущенная в Стамбуле, сработает, как задумывалось, можно было бы приниматься за производство пулелеек для пуль Минье и Нейсслера. На всю казацкую армию. Но... один бог знает, как всё обернётся, а начинать его раньше преддверия войны за Украину нельзя. Такие изобретения очень быстро копируются всеми, кому это нужно. Будем ждать вестей из Багдада. Чёрт побери здешние средства сообщения!!! Надеяться на голубей в таком важном деле... непривычно. Однако до интернета далеко, а как известно, за неимением гербовой..."
  

Прогресс на марше.

Азов, 10 жнивня* 7146 года от с.м.

  
   Хотя выпили вчера немало, но проснулся Аркадий ни свет ни заря, бодрым и, сам удивился, жаждущим работать. Наверное, потому, что пили вчера по-кавказки, лёгкое вино, с тостами и хорошей закуской. И повод был для гулянки самый уважительный. Вечером до Азова добрался долгожданный караван с нефтью. Немалый, больше двух десятков стругов с грузом. Загрузившись на Тереке, они были потом через волок перетащены в Кубань и уже по ней и Азовскому морю пришли к Азову. Помимо нефти там было, куда ж без него, вино и несколько пудов кабардинской селитры. Охраняли всё это не столько казаки, гребенские и терские, сколько их кабардинские союзники. У казаков возникли серьёзные проблемы на южных границах, активизировались налёты кумыков с территории Тарковского шамхальства и усилили нажим союзные кумыкам племена окотов, другие же окоты выступали союзниками гребенцов. Впрочем, отличить гребенских и терских казаков от кабардинцев было мудрено. Одежда, оружие, кони, упряжь, всё у них было очень похожим. Да и рожи у доброй половины, если не более, казаков были явно кавказского разлива.
   Заготовки для зажигательных ракет, точнее, их корпуса, делались вовсю несколько недель, но... всего лишь малым коллективом во главе со Срачкоробом, вернувшимся из кавказского вояжа таким же нищим, каким туда отправлялся. За кратчайшее время он успел пропить всю свою немалую добычу. И теперь нуждался в деньгах на жизнь и свои выходки. Хотя отделить Юхима от его эскапад можно было бы, только лишив его жизни, таким он уродился. Учитывая большой объём привезённой нефти, необходимо было срочно ускорить выпуск взрывчатки и псевдо-напалма. Благо рабочих рук в Азове этим летом хватало с избытком. Удачно получилось, что обрадованная прекращением татарских набегов Москва (конкретнее, уговоривший на это царя Михаила князь Черкасский) прислала внеочередное жалование селитрой, порохом и свинцом.
   "Зависимость от Москвы по поставкам селитры... это не есть хорошо. Надо срочно увеличивать её производство здесь, в степях. Рабочие руки для этого теперь есть, а сырья всегда было навалом. Нужно только организовать производственный процесс. Раз необходимость есть, сделаем. Не самостоятельно, конечно, без копания в дерьме дел хватает, найдём человечка. Ох, прав был Иосиф Виссарионович, кадры решают всё. Но если ему в огромной империи этих кадров не хватало, то здесь, в Дикой степи... но не будем о грустном".
   Жизнь в химцентре бурлила и била ключом, что приятно, не гаечным и не по голове. По вчерашним указаниям Аркадия джуры размещали нефть и селитру. Срочно сооружались на расстоянии друг от друга новые навесы для их хранения. Копались ямы для столбов, в уже выкопанные вставлялись выровненные по длине древесные стволы. Неприятно для глаза разные по толщине. Но с лесом в низовьях Дона было туговато. Нескольких подготовленных заранее навесов, сделанных после недавнего пожара, оказалось явно недостаточно. Хранить же всё как раньше, в одном месте, было бы преступной глупостью. В идеале надо стоило бы разместить всё это в капитальных кирпичных строениях, но где тот идеал? Кирпичный завод на Дону был пока в планах, пусть уже ближних. Попаданец поглядел со стороны на приятную глазу суету.
   "Жизнь хороша, и жить - хорошо!" Можно сказать, процесс пошёл. Эх, мне бы сюда такого сотрудника, как Остап Ибрагимович... мечты, мечты. Но подвижка есть. Вон сколько людей трудятся над изменением истории к лучшему. Надеюсь. Ну как в муравейнике в солнечный летний день, бурление. А сколько незнакомых лиц! Хм... а сколько среди них может быть шпионов и диверсантов? Вот ещё одна задача, организовать особый отдел по присмотру за кадрами. Надо будет со Свиткой и Васюринским поговорить. Следовательно, чтобы не привлекать к строительству сомнительных личностей, предстоит организовать и какое-нибудь СМУ. И охрана смотрит сугубо вовне, между тем, опасность нам, скорее всего, будет грозить изнутри, от "ворога унутреннего". Следовательно, мне, кому же ещё, предстоит писать "Устав охранной службы". Господи, дай сил и времени!"
   Стоило Аркадию зайти на строительную площадку, как на него набросились джуры.
   - Мне нечем крыть навесы!
   - Ха, мне и столбов не хватает! Надо срочно посылать людей за столбами!
   - У меня на десять работников две лопаты! Где взять ещё, хотя бы три-четыре штуки?
   - Всем по четыре выдали, лучше надо было следить за ними!
   - Да они из тополя, а место попалось с плотной землёй. Мне хотя бы одну с железными краями.
   - А...
   - Молчать!!! - гаркнул, не выдержав атаки со всех сторон, попаданец. Оглядев с высоты своего немалого роста замолкнувших от его окрика джур, продолжил нормальным голосом.
   - Может, вам и задницу, когда опростаетесь, прикажете подтирать? Вам было дано задание и выделены необходимые для его выполнения... - Аркадий проглотил, не вымолвив, неуместное в данных обстоятельствах слово "ресурсы", судорожно поискал в собственных мозгах подходящую замену, но ничего толкового на ум не пришло. Поэтому решил считать, что подчинённые и сами должны соображать и продолжил.
   - А если кому чего не хватило, то он должен проявить сол... казацкую смекалку и добыть недостающее самостоятельно. Только без воровства! Сами знаете, какое у нас за него наказание. Поищите заброшенные кошары, вдоль Дона можно найти топляки и подмытые водой деревья... Твёрдый грунт лучше предварительно взрыхлять киркой или мотыгой, скиньтесь вместе и закажите одну на всех кузнецу, я потом оплачу расходы. Чтоб вам жизнь мёдом не казалась, усложняю задание. Под каждым навесом выкопать квадратную яму глубиной в аршин, шириной и длиной в два аршина. Землю из ям разложить валами от столба к столбу, только под каждым навесом проход не забудьте оставить. Задание понятно?
   Услышать энтузиазм в ответах джур можно было только при наличии большого воображения. Однако согласие, в той или иной форме, выразили все. На чём Аркадий с ними и попрощался. Проводить работы по зарядке ракет взрывчаткой и напалмом было рано. Эти продукты у Аркадия получались не очень-то долговечными и катастрофически гигроскопичными, втягивающими в себя воду из воздуха и теряющими свои боевые свойства от этого. Приходилось делать всё незадолго до употребления, а когда флоту надо было выйти в море, не знал никто. Зависел боевой рейд от обстоятельств, находившихся вне казачьего контроля. Расспросил о Срачкоробе. Никто не знал, куда его понесло, высказанные джурами предположения смахивали на хохмы, а не информацию. Тогда попаданец отправился к знакомому кузнецу за своим заказом.
   Дмитрий Чёрный, увидев, кто к нему пришёл, перепоручил выполнявшуюся им работу одному из подмастерий и подошёл к гостю. Они степенно, молча поручкались, немного помолчали.
   - Заказ мой готов? - первым не выдержал "китайских церемоний" (читал бы он Конфуция!) Аркадий.
   - Ясное дело, готов.
   Кузнец имел возможность посмотреть на попаданца сверху вниз, чем и воспользовался. Взгляд был... именно сверху вниз. Не оскорбительный ни коей мере, но для набравшего гонора от собутыльников попаданца несколько обидный.
   - И где он?
   - Куда ты всё время торопишься? Всё бегом, бегом. Вот твой заказ.
   Кузнец протянул руку и достал откуда-то небольшой мешок. Аркадий, попадая из открытого пространства в кузню, с её жаром, стуком и запахами, на короткое время терялся. Поэтому не заметил, откуда вытащил или взял Дмитрий заказанные конусы. Попаданец взял его в руку и охнул. Мешок, несмотря на небольшие размеры, был ощутимо тяжёлым. Засунув в него руку, он вынул несколько железных конусов. Прикинув их диаметр, довольно улыбнулся. В скором времени, он чувствовал, что действительно в очень недалёком будущем, эти штучки помогут сделать казачьим врагам ужасный сюрприз.
   - Слушай, да скажи же ты, наконец, зачем тебе эта хрень, да в таком количестве?
   - Эта, как ты говоришь, хрень - одна из самых больших тайн Всевеликого войска Донского и запорожцев. Сам глотку перережу любому, кто её узнает раньше положенного срока. Тебе лишняя улыбка не нужна?
   Последние слова Аркадий сопроводил характерным жестом, чиркнув себя по горлу.
   Дмитрий трусом не был, никаких побледнений и прочих слабостей себе не позволил. Однако его взгляд свысока таинственным образом преобразился в уважительный.
   - Не-е, не люблю попусту лыбиться.
   - Непрошеный совет хочешь?
   - От умного человека чего же не выслушать?
   - Поставь одного из подмастерий за делание таких штучек. Заодно можно ещё и на пару ногтей меньше в окружности делать. Может, не сегодня-завтра, но не прогадаешь, на них будет большой спрос.
   Кузнец выдержал небольшую паузу, внимательно глядя на попаданца. Тот спокойно выдержал его взгляд.
   - Добре, сделаю по-твоему.
   Отослав джуру с мешком приобретённых конусов, будущих составляющих пуль Нейсслера, отправился на верфь. Опять пешком, окружающие уже привыкли к его привычке передвигаться не верхом, а пешком. Для горожанина из двадцать первого века, пожившего в своё время несколько лет в Москве, расстояния между нужными объектами в Азове казались смешными. Связываться с лошадью для их преодоления Аркадий не хотел категорически. А на непрестижность такого способа преодоления пространства среди казаков он мог не обращать внимания.
   Работа на верфи кипела вовсю. Шхуны выглядели почти готовыми, а вот такой желанный для попаданца флейт выглядел заброшенным. Лишь несколько человек возились у его бортов, вероятно, смоля их для обеспечения водонепроницаемости. Обидно, досадно, но Дон плохо подходил для постройки больших судов. Не только пушки и снаряжение для морских походов, но и мачты на него было решено водружать уже в море. Ван Ваныч одобрил рекомендованную Аркадием бухту будущего Мариуполя, хотя бог его знает, как город будет называться в этой реальности. Но сейчас там было слишком близко к кочевьям ногаев, пришлось отложить достройку будущего флагмана казацкого флота на потом, сосредоточив все усилия на доделке шхун.
   Голландец с явным удовольствием дал себе отдохнуть в беседе с Москалём-чародеем. Среди прочего, размахивая руками при разговоре будто калабриец или сицилиец, он уведомил собеседника, что команды шхун уже собраны. То ли Ван Ваныч за это время стал говорить на смеси велико- и мало русского лучше, то ли Аркадий к его речи приноровился, но ничего переспрашивать не пришлось. К парусам приставили греков и нескольких казаков из Западной Европы, уже ходивших на парусниках, а в палубную команду набрали бывалых сечевиков и донцов, имевших опыт морских походов. Выход в море для оснащения новых кораблей двадцатичетырёхфунтовыми пушками, много более эффективными, чем те, что стояли на турецких галерах, намечен был на конец следующей недели.
   Подходя к своему дому, увидел знакомые личности. Видимо, не пропущенные джурами, оставшимися сторожить дом, на улице его поджидали хозяева тримарана. Выглядели они, обычно надутые от сознания обладания самым быстрым судном в мире, далеко не блестяще. Не гордыми орлами, а мокрыми курицами. Не в смысле непорядка в одежде, в поход казаки традиционно надевали рваное тряпьё. Лица у них были не восторженные в высшей степени. И откровенно растерянные, что для бывалых казаков, повидавших в своей жизни много чего, было совсем не характерно.
   Длинный, с самого Аркадия ростом, но тощий и узкоплечий Сидор Нетудыхата пускал кольца дыма из трубки-носогрейки, опёршись спиной на стену попаданцева дома; Семён Ежов, рыжий, бородатый и лохматый, присев на корточки, гонял во рту былинку, а гордый сын Кавказских гор Шу Ачиров, шепсуг, о чём-то мрачно размышлял, сидя по-турецки прямо на земле. Что совершенно нехарактерно, все - без головных уборов.
   "Опять не слава богу! Ох, чую, трындец моему тримарану настал, и придётся мне сейчас ещё раз выкручиваться и юлить. И как неудачно получилось, что их даже во двор не пустили, по моему же приказу. Некрасиво вышло".
   Увидев подходившего Аркадия, ребята перестали изображать из себя воплощённую мировую скорбь и первыми приветствовали его. Признавая, тем самым, более высокое общественное положение пришедшего.
   - Здоровы будьте, хлопцы! Чего так невеселы? Неужто корабль вас подвёл? И уж простите моих джур, в моём доме хранится разное-всякое, для чужих глаз не предназначенное, вот я им и приказал никого туда не пропускать.
   - И тебе дай Бог доброго здоровья! - за всех приветствовал попаданца Сидор. - Да мы не в обиде, самим в колдовскую хату без хозяина лезть не очень хотелось.
   - Ну, хозяин вернулся, милости просим в дом, гости дорогие.
   Впрочем, в дом заходить не стали, расположились во дворе, в теньке. В завязавшейся беседе выяснилось, что никаких претензий к "изобретателю" тримарана казаки не имеют. Аркадия такое миролюбие порадовало и удивило.
   - Что у вас произошло? Отчего поломка у вас случилась? Штормов вроде не было. Неужели на мель налетели? - уступивший вскоре после постройки свою долю в нём нынешним своим гостям попаданец ожидал обвинения в дурном судостроении. Чего-чего, а драть глотки, требуя своего, казаки умели и не стеснялись.
   Многочисленные поломки, преследовавшие необычное судёнышко с самого начала навели его на мысль, что сооружённому из дерева, да без математических расчётов и знания сопромата кораблику вряд ли суждена длинная и счастливая жизнь. Расспросы подтвердили его догадку. Действительно, казаки, раздосадованные частыми поломками и слишком медленным набором скорости, по-своему разумению произвели переделку судёнышка. Сменили связывавшие корпуса балки на более лёгкие, выбросили прочь утяжелённый шверт. Кораблик от такого усовершенствования стал летать, как стрела. Да улетел недалеко. Набрав сумасшедшую по тем временам скорость, он, к счастью, недалеко от берега, развалился на куски, в буквальном смысле этого слова. Сначала сломалась мачта, тримаран сильно тряхнуло, от чего треснули обе скреплявшие корабль балки. Усиливавшееся волнение быстро разрушило кораблик. Вскоре корпуса отправились в отдельные друг от друга плаванья. Потерпевшие крушение смогли оседлать один из них. Дуракам везёт, течением, которому они помогали, в меру сил гребя руками, обломок кораблекрушения вынесло на берег. Казацкий, иначе пришлось бы им отправиться на невольничий рынок в виде товара.
   Аркадий порадовался про себя, что казаки, в отличие от современных им европейцев, почти все умели плавать. Ну и тому, что его неудачный проект развалился окончательно после самовольной, без согласования с ним, перестройки. Иначе ребята имели бы право предъявлять ему нешуточные претензии. Узнав, что незадачливые мореплаватели, ни в коей мере не смущённые своей неудачей, пришли за советом, как построить новый тримаран, стал энергично их отговаривать. Намучившись в своё время с этим судёнышком, он окончательно решил для себя, что без более прочных материалов, чем дерево, строить скоростное многокорпусное судёнышко - авантюра. Торжественно пообещал им, что когда будет у казаков глубоководная бухта, он поможет им построить нормальный корабль с самой большой скоростью. Потерпевшие кораблекрушение согласились с большим трудом. Им хотелось немедленно и сразу, причём именно тримаран. Пришлось прибегнуть к своему колдовскому авторитету, заверив, что из-за чёртовых происков, даже если залить новый корабль святой водой, он всё равно плавать не будет.
  
   жнивень* - русское народное название августа.
  

Нестерпимость ожидания.

Азов, жнивень, 7146 года от с.м.

(август 1637 года от Р. Х.)

   Спина болела, будто эти дни он под плёткой надсмотрщика пропалывал поле, а не возился, сидя, между прочим, с корпусами ракет и особо с боеголовками. Аркадию так и не удалось найти положения, в котором несложный и не супертяжёлый труд по герметизации ракетных составляющих не перенагружала мышцы спины. Всё это они проводили вдвоём со Срачкоробом - доверять её кому-нибудь ещё попаданец опасался. Как известно, если хочешь, чтоб было сделано хорошо - делай сам. Во избежание проколов в конце дня Аркадий и Юхим тщательнейшим образом проверяли работу друг друга. Слава богу, не приходилось самим делать детали, изготовляли все отдельные части и собирали их в разгонный блок и боеголовку другие люди. Удалось-таки наладить нечто вроде примитивной мануфактуры с разделением труда.
   Руки делали своё дело, глаза внимательно присматривали за ними, а в голове крутились вероятные варианты развития событий, если интрига сработала полностью как задумывалось, сработала частично или провалилась.
   "Н-да, вариантики-то получаются неравноценные. Если не с катастрофической разницей для нас, то с болезненно значительной. Уж очень многое поставлено на древнюю сплетню и, пусть вполне вероятное, но предположение. Не знание. А человек, как известно, предполагает, бог же над этим смеётся. Ну, положим, на смех небожителя можно и забить, да как бы не пришлось нам, планировщикам, плакать. По пути на рабский базар в Кафе или Стамбуле".
   Понимая, что для Срачкороба день, прошедший без хохм - прожит зря, Аркадий поднатужился и вспомнил несколько хохм из своего времени. Москаль-чародей опасался, что монотонная работа подвигнет друга на совсем уж дикую выходку с тяжёлыми последствиями. Оставалось надеяться, что незамысловатых шуток над джурами и разнорабочими ему для разрядки будет достаточно.
   Вся казацкая флотилия готовилась к большому походу. К великому сожалению старшины, султан, как пришитый, сидел в Стамбуле. Вместе с основной часть корпуса капыкуллу, что делало поход на османскую столицу самоубийственной авантюрой. Учитывая, что в следующем году он лично должен был возглавить армию под Багдадом, нетрудно было вычислить начало его похода туда - ранняя весна тридцать восьмого года. Идти с большой армией в поход осенью или зимой - такого удовольствия врагам умница Мурад наверняка не доставит.
   На совете подавляющим большинством решили пока к Стамбулу не плавать, не дай бог султан разозлится и передумает, пойдёт с войском на досаждающих ему казаков. Поэтому постановили идти всем флотом к черноморским берегам Валахии и Болгарии. По донесениям агентуры в порту Мангалии скопилось много хлеба, который уже начали перевозить в османскую столицу. Оставалось пожалеть, что объёмистый флейт достроить до зимы вряд ли удастся. На стругах много не увезёшь, да и галеры для грузовых перевозок - не самые подходящие суда. Кормить же резко увеличившееся население Придонья зимой было нечем.
   У казаков была масса примет и предубеждений, руководствуясь которыми они отправлялись в походы. Некоторые, в частности, нежелание запорожцев брать в море священников, выглядели безобидными причудами. Другие смотрелись аргументированными, к примеру, начинать поход в безлунную ночь. Ведь им раньше необходимо было пройти мимо турецкой стражи. Сейчас этот обычай явно потерял актуальность, но сколько же нервов и сил стоило Москалю-чародею убедить в его устарелости атаманов... вспомнить страшно. Очень кстати пришлась слава колдуна.
   Посомневавшись, Аркадий всё-таки сделал небольшой перерыв. Вышел во двор и помахал руками и ногами, принципиально не обращая внимания на боль в спине. Начальников над ним не было, приходилось заниматься самоконтролем. Забавно, но в данном случае это его не радовало. Обмануть можно любого начальника, разыграть трудовой энтузиазм, потихоньку филоня при этом. Но делать вид, что работаешь, перед собой бессмысленно. Приходится зажимать самого себя в жесточайшие тиски и, преодолевая боль и природную лень, пахать, как папа Карло. Самое обидное, что и расслабиться после работы почти невозможно. Про кино и телевидение, радио и музыкальные записи можно забыть навсегда, развлекательной литературы у казаков не существовало, они обходились байками у костра и песнями лирников, попаданцу совершенно не интересными. От выпивок приходилось воздерживаться, утренняя головная боль и дрожащие руки - не лучшие помощники при важной работе, требующей предельного внимания. Оставалось терпеть, в надежде скоро выплеснуть накопившееся неудовольствие на турок. Должен же кто-то ответить за его мучения!
   Гонец с Полтавщины прискакал в Азов ближе к вечеру. О его прибытии и вести, которые он принес, доложил посыльный от Петрова. Запыхавшийся русый паренёк сообщил очень неприятную новость. Большой чамбул из Дивеева улуса, тысячи три всадников, легко прорвал дозорную пограничную цепочку запорожцев и рассыпался по южной части края, убивая, насилуя, грабя, поджигая всё, что не могли утащить. Эта ногайская орда официально находилась в подчинении крымского хана и не выходила из-под его руки. Но хан, призвавший запорожцев в союзники, далеко, да и сильно занят, мужчин в орде осталось достаточное количество, вот и не выдержали ногаи, решили заняться привычным делом. Карательные отряды, измывавшиеся над крестьянами, парировать нашествие не сумели. Не на то были заточены. Татары же успешно избегали стычек с панами.
   Привычно разбившись на небольшие отрядики, людоловы прочёсывали все местности, пригодные для передвижения конницы. Горожане позакрывались в своих местечках, не без оснований надеясь на защиту стен. Туда же стремились попасть и селяне, прихватившие с собой нехитрый свой скарб и скот и молящиеся о сохранности наспех спрятанного урожая. Однако далеко не всем это удавалось. Настигнутым в пути или понадеявшимся на авось и оставшимся в селах, попавших под налёт людоловов, пришлось плохо. Стариков и малых детей, не способных перенести тяжёлый путь до рабских базаров, убивали сразу. Остальных беспощадно, не очень заботясь о сохранении им жизни, гнали на юг. Доходили до цели путешествия далеко не все. Чрезвычайно ценились красивые девушки, стоившие в Турции огромные деньги, их даже не насиловали, берегли для османских гаремов.
   Дивеевцы были ближайшими соседями донцов, не мог не встать вопрос об ответном ударе по их кочевьям. Не говоря о перехвате чамбула при возвращении его в степь. Особенно учитывая то, что несколько таборов формировались из русинов, жителей Малой Руси и возглавлялись атаманами оттуда же. Кривонос, Богун, Гуня, Сирко не раз и не два требовали атаковать Левобережье Днепра, очистить русскую землю от свирепствовавших на ней панских карателей. В прошлые разы удавалось уговорить их потерпеть, благо дураков среди них не было. Срабатывала логика, просчитывать возможные последствия предпринимаемых действий атаманы умели на высоком уровне. Ногайская атака может переполнить чашу их терпения, без того не слишком объёмную, и они рванут, вместе со своими таборами, на защиту родной земли.
   "Учитывая невозможность похода на Стамбул и крайнюю важность сохранения союзных отношений с Крымом, надо из шкуры вывернуться, но не допустить большого похода в степь. Если всё пойдёт как задумано, татары из союзников сомнительных, пусть на короткое время, станут искренними союзниками в важнейшем деле. Инайету и так сейчас нелегко, не стоит усложнять его положение погромом подчинённых ему кочевий. Но зарвавшихся грабителей сам бог велит наказать. Заодно и освобождённых из полона людей здесь, на юге расселим".
   Аркадий ещё по пути к Хмельницкому решил ни в коем случае не врать, не юлить, а говорить с максимальной правдивостью. Не забывая геббельсовского завета об утаивании части правды. Имел уже возможность убедиться, что знаменитый гетман дьявольски умён и фальшь, враньё определит с ходу. И готовый молиться богу, чего в старой жизни с ним не случалось в самые трудные моменты его биографии, об удаче этой беседы.
   Богдан пошёл на контакт охотно, сразу согласился, что общение в степи, без лишних ушей, в данном случае наиболее разумно. Выехали немедля, каждого сопровождали всего двое джур, да к ним прибавился десяток охранников. Около небольшого курганчика спешились. Просидели в степи вдвоём почти до полуночи, джуры и охрана отъехали на расстояние вне зоны слышимости негромкого разговора. А он получился трудным. Немудрено: попаданец просил помощи во взнуздывании атаманов. Многие из которых считались - и имели для этого основания - не менее авторитетными в казачьей среде личностями. Пусть основным источником существования их был грабёж, многие, в том числе отобранные для руководства новыми таборами, были и патриотами. Да и прибарахлиться, защищая отчизну, тоже можно.
   Аркадию пришлось признаться и в затеянной стамбульской интриге, ознакомить Хмельницкого с перспективами её использования, дать своё видение дальнейших планов развития ситуации. Сейчас по Стамбулу распространялись слухи стравливающие султана с матерью. Аркадию приходилось где-то читать, что в реале Мурад был отравлен по приказу валиде-ханум. Стамбульскую затею кошевой атаман одобрил, хотя и мягко усомнился в её действенности.
   - Слишком уж сложно закручено. Проще всё надо делать. Хотя... ты человек везучий, может, и получится.
   - Я везучий? - непритворно изумился Аркадий. Нахлебавшись лиха большой ложкой, он считал себя закореневшим неудачником. На короткое время у него даже нынешние, совсем не шуточные проблемы из головы вылетели от такого заявления.
   - Конечно, везучий. Думаю, судя по твоему рассказу, там, в твоём мире, тебя ждала лютая смерть. Господь тебе дал возможность пожить и сделать благое дело. Будем надеяться, Он не оставит тебя своей милостью и далее. Хотя на Бога надейся, да сам не плошай.
   Ошарашенный попаданец сделал небольшую паузу в беседе. Удивил его Богдан. Выпивать и вести долгие беседы ему приходилось не только с Васюринским и Срачкоробом. Не стеснялся Аркадий рассказывать о "своём" мире и собственных приключениях и другим атаманам. Но то, что Хмельницкий сделал такой же вывод о его предпопаданческой ситуатиции, который (про себя) он сам, было очередной неожиданностью. Реалии миров всё-таки существенно отличались.
   "Вот тебе образец секрета Полишинеля. Думал, что если о собственных подозрениях ничего не скажу, то никто и не узнает. А предки и сами не дураки, по крайней мере, некоторые. Однако хоть и для человека самый интересный предмет - он сам, стоит поговорить о делах наших скорбных".
   - О моём мире и моих приключениях там поговорим как-нибудь в другой раз...
   Попаданец хотел пропихнуть собеседника на пост гетмана Малой Руси, отдельной от Запорожской Сечи. Быть гетманом Богдан Зиновий согласился с ходу, а вот идея отдельной от его будущей державы Сечи, с огромными пустующими землями, ему не понравилась. Тем более на данный момент Хмельницкий был кошевым атаманом именно Сечи, а в Малой Руси даже чин чигиринского сотника утратил, фамильное имение Хмельницких в Субботове разорили прислужники гетмана Конецпольского.
   Если бы Аркадий заранее не продумал, чем можно в таком случае умаслить Богдана лично, то плакали бы его планы горючими слезами. Не слететь с уровня переговорщика с такой личностью попаданцу помогли домашние заготовки, часть которых ему была подсказана товарищами. В необходимости лично заинтересовать Хмельницкого были уверены все из узкого круга посвящённых. Становясь на сторону попаданца, он автоматически ставил под удар свой авторитет, на данный момент ещё далеко не такой подавляющий, как в реале года пятьдесят первого или пятьдесят четвёртого.
   "А работа-то у чертей, соблазняющих продавать дьяволу души - не сахар. Вредная, можно сказать, трудовая деятельность. Им за неё в аду должны молоко давать. Может, учитывая местные условия, из-под бешеной коровы".
   Такие мысли у Аркадия появились после воплощения в жизнь задумок по уговариванию Богдана поддержать их заговор. Такая формулировка, естественно, в ходе переговоров не звучала, но... подразумевалась. Но волновала Хмельницкого не сомнительность действий Москаля-чародея и его компании, а личный интерес: что он будет с этого иметь? К счастью, домашние заготовки сработали, и будущий гетман оказался пусть не полностью, но был удовлетворён.
   Дальше было легче. Объяснив собеседнику, как он предполагает решить татарский вопрос и проблему заселения освобождающихся территорий, Аркадий добился формального согласия Хмельницкого на такую попытку, однако у попаданца сложилось впечатление, что оно было именно формальным. Впрочем, жителю Украины начала двадцать первого века к "волчьей" форме обещаний своих политиков было не привыкать. Они, как известно, настоящие хозяева своего слова. Когда хотят, дают, передумают - забирают обратно.
   Договорившись между собой, без труда определили, что и остальным стоит сказать всё. Конечно, без некоторых подробностей вроде будущего гетманства Хмельницкого. Зачем заранее гусей дразнить? Многие атаманы видели на самых высоких должностях только себя любимых, а к возвышению других ревали не по-детски. Остряница тому живой пример. Оба согласились, что без ещё одного общего атаманского совета, лучше завтра с утра, не обойтись. Дружески распрощавшись, разъехались.
   Хмельницкий поскакал во весь опор, оставляя заметный даже ночью пыльный след, успокаивать соратников, а Аркадий не спеша, шагом, отправился домой. Наслаждаясь приятной после дневного зноя прохладой. Разговор с исторической личностью вымотал его до предела, куда там любым физическим нагрузкам. Завтрашний день обещал быть не менее тяжёлым, нужно было хорошенько отдохнуть перед ним. Даже при помощи Хмельницкого предстояло хорошенько попотеть, объясняя атаманам причины их неосведомлённости в важнейших, непосредственно их касающихся вопросах. А главари казаков были не из тех личностей, которые легко проглатывают подобные вещи. Скорее, они, все без исключения, принадлежали к числу людей, склонных вбивать обиды в глотки обидчиков. Оставалось порадоваться удачному по времени побегу Остряницы, дававшему великолепное оправдание для интриганов с Москалём-чародеем во главе.
   Перекусив чем бог послал, а джуры умять не успели, завалился спать и заснул, не успев почувствовать щекой подушку. На лету. Спал как убитый, но такое осталось впечатление, что ночь кто-то нагло украл, тем самым лишив попаданца так необходимого ему отдыха.
  

* * *

  
   "Эх, поймать бы этого кого-то... ээээ! да смачно... эээа! Ой как спать хочу. Конечно, вместо гипотетичных похитителей ночи логичней было бы набить морды наглым нарушителям сна, буянящим во дворе. Но судя по голосам, это Сирко и Богун, а с ними связываться... нет, эээа! определённо лучше поискать похитителя ночи. Собственная рожа целей будет".
   Посомневавшись немного, идти сразу за кофе или во двор, выручать джур, державших насмерть оборону у входа, не пуская атаманов в дом, решил, что с кофе лучше подождать немного. Ещё не ставшие теми знаменитыми полководцами, с юнцами, если захотят, Сирко и Богун справятся без труда. И по закону подлости прервут священнодействие приготовления кофе в самый важный момент. Так что лучше выйти во двор, отрегулировать дела с естественной гидравликой (классно Хайнлайн завернул, внушает) и поговорить с грозными, в будущем, атаманами.
   Увидев вышедшего во двор Аркадия, атаманы перестали лениво лаяться с джурами, стеной ставшими на их пути. Поручкавшись с пришедшими, попаданец сразу взял быка за рога.
   - Чего ни свет ни заря шум подняли?
   Иваны переглянулись, и Богун от имени обоих объяснил, что их весьма удивила попытка Хмельницкого удержать возросшее в числе, сильное как никогда казачье войска от похода на обнаглевших татар. И они не верят, что Москаль-чародей такое сомнительное, попахивающее предательством дело предложил. Хотя они давно были с попаданцем на "ты", обращался Богун к нему как к старшему товарищу. Знали ребята, кому обязаны своим неожиданным карьерным ростом из сотников в полковники. И рвались в бой, чтоб доказать всем, что это возвышение не случайно.
   "Началось. С утра, спозаранку, доказывай, что ты не верблюд. И ведь умнейшие люди, уже не мальчики, легендарные в будущем личности, о Богуне даже ненавидевший русских Сенкевич отзывался уважительно, Сирко самый знаменитый в истории характерник, а туда же..."
   - Ребята, вы садитесь вон на лавочку, за стол, джуры нам чего-нибудь поесть вынесут, а мне, для сохранения шаровар сухими, в сральню зайти надо. Выйду, поговорим.
   Вернувшись и сев напротив гостей, Аркадий начал беседу с примера.
   - Вот дерётесь с лютым врагом, и вдруг какой-то малолетка забегает на соседний двор и валит там на землю соседскую девку, задирает ей юбку. Вы как, драку прекратите, к врагу спиной повернётесь и побежите её невинность спасать?
   Хлопцы растерянно переглянулись.
   - Это ты... о чём? - выразил их общее недоумение Богун.
   - Главный враг у нас кто? - ответил вопросом на вопрос Аркадий.
   - Ну... наверное... турецкий султан.
   - Согласен. Именно он. А крымский хан нам сейчас враг?
   - Нет. Наоборот, союзник. Только... ненадёжный он союзник, с такими друзьями и врагов не надо, в любой момент такой "друг" в спину засапожник может сунуть.
   - Не согласен. Как раз Инайет - союзник надёжный, без нашей помощи ему на престоле крымском не удержаться. Ему лично верить можно. Другое дело его окружение... уж очень много среди татарских мурз людоловов. Они нам верными друзьями точно не будут. Однако даже эти мурзы могут нам сильно помочь, действуя в собственных интересах. Но придётся некоторое время, короткое, ещё потерпеть ногаев. Нельзя идти в поход на их кочевья. Зато тех козлов, которые пошли в набег на наши земли, будем перехватывать и наказывать.
   - Так поход будет?
   - Да. Я перед атаманами выступлю, попрошу, чтоб на перехват людоловов послали и ваши полки. Знаю, многим вашим казакам нужна одежда на зиму... лошади им не помешают. Можете готовиться к походу.
   Ободрённые полковники пошли со двора, оживлённо обговаривая перспективы и проблемы подготовки своих полков. Опытных бойцов у них было немного, а многим новичкам не хватало самого необходимого.
   Наскоро перекусив во время беседы, Аркадий сварил, наконец, себе кофе, облился холодной водой из колодца, на интенсивную зарядку и купание в Доне сегодня времени не было. Выпив ароматный напиток, почувствовал себя почти человеком и пошёл к Хмельницкому. Главные трудности предвиделись не с Сирко и Богуном, а с Кривоносом и Гуней. Их было неплохо обработать с двух сторон.
   Как день начался, так он и продолжился. Сначала убеждали, с куда большим трудом, имевших на данный момент немалый авторитет Кривоноса и Гуню в доме Трясилы, уступленным старым атаманом своему преемнику на время пребывания Богдана в Азове. Потом у Петрова-старшего успокаивали остальных атаманов. Всех задело то, что важнейшие вещи были затеяны без ведома большей части старшины. Москаль-чародей отбрехивался тем, что если тайну знают многие, то её знает и враг. Напомнил о побеге Остряницы, пусть не к врагу, московский государь друг казакам, но всё же. Атаманов такое объяснение не удовлетворяло, но тут Аркадию повезло в очередной раз.
   Прервав громкую свару атаманов, в зале появилась неожиданная парочка. Влекомый дюжим казаком паренёк в добротной одежде и с бледным окровавленным лицом. Казак тащил его за шиворот, держа почти на весу, так что влекомый скорее перебирал в воздухе ногами, чем шёл.
   Аркадий сразу узнал казака из васюринского куреня, хоть и не помнил его имени. Сегодня утром, на всякий случай, попаданец договорился с Петровым, что после начала совета сотник васюринского куреня с несколькими казаками осмотрит прилегающие к залу совета помещения. Главный в Азове человек тогда удивился:
   - Почему это в моём доме и ребята из васюринского куреня? У меня и своих надёжных, многократно проверенных хватает.
   - Не сомневаюсь в этом, - ответил тогда попаданец, - но кто-то один из них может быть подкупленным. А васюринцы будут здесь неожиданно и для себя самих, их точно никто не додумается подкупать заранее.
   Подумав над этими словами, Петров, к удивлению Аркадия, легко согласился. Попаданец ожидал спора или категорического отказа. И вот случайная идея дала результат. Судя по всему, шпион был пойман на месте преступления. О чём вошедший за этой парочкой сотник ...(имя уточнить) и рассказал. Подслушивавшего легко опознали. Это был один из джур Гуни Владислав Ловмянский, православный шляхтич с Винничины, из мелкопоместных, ни в чём подозрительном ранее не замеченный.
   Гуня таким поворотом дела был явно ошарашен, хотя подозревать его не стали, вслух, по крайней мере, даже недоброжелатели. Попытка добиться от юнца, зачем он подслушивал совет атаманов, результата не дала. Тот замкнулся, стиснул разбитые в кровь губы, на вопросы и подзатыльники реагировал только злобными взглядами исподлобья. Ну не устраивать же на совете атаманов пыточную? Все дружно решили отложить его допрос на вечер, продолжив разговор о более важных делах. Мальчишку заперли в комнатёнке без окон, приставив к двери часового.
   Выявление шпиона здорово охладило страсти на совете. Благодаря чему удалось спокойно обсудить все проблемы походов. Морского на побережье Румелии и конного на перехват дивеевых ногаев. Чтоб не терять время зря, решено было срочно, сегодня же послать галеру в Пицунду, к союзникам-шапсугам, предварительно согласившимся участвовать в набеге на турецкие города Малой Азии.
   Весьма довольные итогами совета, сразу по его завершении, Москаль-чародей, Свитка и Калуженин пошли поспрошать шпиона. Но здесь их ждало жестокое разочарование. Они обнаружили его мёртвым. Тщательный осмотр тела не выявил никаких ран или следов насильственной смерти. Оказались бессильны определить её причины и характерники. О химико-токсикологическом исследовании трупа и мечтать не приходилось. Пришлось свалить всё на интриги иезуитов, благо за ними и реальных чёрных дел числилось немало.
   Так что к своему дому Аркадий приближался с несколько подпорченным настроением. Выявление шпиона, к тому же приближённого к одному из атаманов, следовательно, имевшего большие возможности для сбора информации, и его странная смерть оставили неприятный осадок на радости удачного объяснения с атаманами. Оставалось утешаться, что жизнь - как зебра, белые полосы сменяются чёрными, а в конце по-любому будет...
   Нельзя сказать, что он обрадовался, увидев в своём дворе кучу лиц безусловно кавказского происхождения. Однако весть, что это прибыли посланцы кабардинского князя с выкупом за пленниц, в очередной раз существенно изменила его настроение за этот сумасшедший день. Он приветливо поздоровался с дворянами, то, что "гости" - благородные люди, легко было определить по их боевому облачению и повадкам.
   После не китайских, слава богу, но кавказских, что ненамного лучше, церемоний старший из посланцев, тлекотлеш, то есть дворянин первой категории, Шад Аваров, торжественно произнёс:
   - За трёх своих женщин князь Ахмед Чегенукхо предлагает шестьдесят шесть молодых кабардинских кобылиц самых чистых кровей! Мы не решились загонять их в город. Сейчас они находятся у ворот города.
   Выкуп был царский. Кабардинские кони высоко ценились и, соответственно, дорого стоили. Аркадий вспомнил, что его джура надеялся получить за пленниц менее двадцати кобылиц. Сделав морду кирпичом - привычное дело для служившего в армии - он степенно поблагодарил посла, выразил удовлетворённость щедростью князя и спросил, не хотят ли его гости разделить с ним его скромный ужин. "Гости" не хотели, а желали побыстрее покинуть стены города с уже бывшими пленницами.
   "Вольному - воля, а баба с возу... Однако хорошо я тогда придумал, сыграть на гоноре князька. Теперь, можно сказать, сам стал выгодным женихом, материально обеспеченным, не старым, уважаемым... Остаётся найти ценительницу этих достоинств. Со свободными женщинами на Дону пока проблема, а из Малой Руси добираются почти сплошь мужчины".
   Джуры предусмотрительно оседлали его Гада, и он, держась в седле далеко не так эффектно, но вполне прочно, проводил горцев за ворота. Там принял выкуп, выразил своё восхищение статями кобылиц и распрощался с кабардинцами. Тут же перепоручил сопровождавшим его для понту джурам отогнать новых лошадок к старым, к месту их выпаса.
   Проводил взглядом лошадок - действительно, очень красивые создания - дал кулаком по голове Гаду, жаждавшему немедленно познакомиться с кобылами поближе. Знакомство такое в планах Аркадия присутствовало, но позже. Пока Гаду предстояло потерпеть.
   "Кстати, столько кобыл для одного жеребца - перебор. Сдохнет, перетрудившись, увеличивая поголовье. Придётся закупать ещё одного кабардинского жеребца, или двух-трёх, надо будет опытных лошадников расспросить".
  

10 глава.

Круиз по Черноморью.

Чёрное море у побережья Малой Азии, последние дни 7146 года от с.м.

(начало сентября 1637 года от Р. Х.)

  
   Голос Иван сорвал дня два назад, и командовать приходилось хриплым шёпотом в ухо громкоголосого Василия Свистунова. А уж он выкрикивал услышанное от наказного атамана эскадры в сделанный по указаниям Москаля-чародея большой медный рупор. Для других кораблей приказы, естественно, дублировались флажками, поднимаемыми на мачту и привычным казацкому уху барабанным боем. Да вот беда, для большой эскадры и "правильного боя" флажков и их сочетаний использовать надо много, а командиры галер и сигнальщики выучить их твёрдо сподобились не все. И новые "барабанные" приказы иногда понимались самым неожиданным образом. Да и сам атаман, чего уж там, временами не успевал вовремя дать нужное распоряжение. Не было у него необходимых навыков.
   "Старому кобелю учиться новым выкрутасам... трудно. Но куда деться? Идти в монастырь рановато, вроде бы. Отдать атаманство? Оно, конечно, в таком деле и говорить ничего не надо. Жаждущие пораспоряжаться сами быстро заметят, что у атамана хватка не та, сил меньше стало, мигом из рук булаву выхватят, ещё ею же и по голове навернут. Чтоб не попытался за неё бороться. Только становиться под власть разных молокососов... нет уж. Есть ещё порох в пороховницах!"
   Казацкий флот, разбитый на пять эскадр, тренировался. Легче всех было Фёдорову, он командовал стругами. Пусть их было больше сотни, но дело для казаков привычное. Досаждали ему, конечно, своей бестолковостью новички, давно уже их не было на стругах столько. Ведь не только бывшие хлопы с Малой Руси, но и сноровисто обращавшиеся с оружием городовые казаки и стрельцы из Руси Великой, черкесы-горцы, решившие стать казаками татары по морю не плавали. Одно дело слушать рассказы о захвате турецких судов, и другое, ох, совсем другое, брать чужой корабль на абордаж. Даже на тренировках, когда в тебя не палят из пушек и ружей. Нескольких человек из упавших в море во время тренировок не успели выловить из воды. В отличие от ветеранов, многие из новобранцев плавать не умели.
   На сменивших владельцев каторгах эта проблема стояла также во весь рост. Неопытной молодёжи было заметно больше, чем ветеранов. И вопрос был не только в необстрелянности новиков и молодыков. До недавнего времени главным, практически основным источником оружия у казаков были трофеи. Следовательно, и вооружение на флоте было, по казацким меркам, очень плохое. Не успели многие салагги обзавестись хорошим. Немалые трудности были и у возглавлявших новые корабли и абордажные команды опытных командиров. Ходить на струге - совершенно не то, что капитанствовать на несравненно большей галерой. Да и оглядываться на флажки, не всегда легкоразличимые, не привыкли, как и к новым барабанным командам. В результате даже простейшее перестроение из походного строя в развёрнутую линию выполнялось медленно и редко обходилось без происшествий. Три каторги уже ремонтировались на своей верфи после столкновений, и чуяло Иваново сердце, они были не последними. Оставалось благодарить Бога, что не было пока самотопов.
   Хуже всего дела шли на пятой, парусной эскадре. Ввиду отсутствия опыта хождения на чисто парусных судах, пришлось привлечь для работы с парусами греков-рыбаков. Капитанов и наказного атамана эскадры, Лебяжью Шею (Тимофея Яковлева), донимала разнородность эскадры. Кроме двух гафельных шхун, построенных на собственной верфи, в неё входило семнадцать судов турецкой и греческой, в общем, османской постройки. Все эти скафо, чектирмы, поллуки строились с большим временным промежутком и для совершенно различного предназначения. Естественно, они существенно отличались не только по величине, но и скорости и манёвренности. Половина изначально не могла нести пушки крупнее шестифунтовок, а то и трёхфунтовых фальконетов. А уж как эти суда шли вместе... слов нет, одни эмоции. Зато мат над эскадрой висел постоянно, временами сгущаясь до почти зримой ощутимости. На полутора десятках языков. Однако помогали энергичные выражения плохо. Наказному атаману и его капитанам не удалось ещё ни разу даже выдержать походный строй. То одно, то другое, часто два-три судна сразу, вываливались из строя, чрезмерно ускорялись или неожиданно замедлялись. Факт, что они не посталкивались друг с другом в первый же день, можно было объяснить только божьей милостью. Но сколько же можно испытывать Его терпение!
   Предназначалась пятая эскадра не для боя, а для перевозки десанта, но при нынешнем положении дел возникали серьёзные сомнения в том, что эти суда смогут вовремя и вместе добраться до цели. Тем более что идти предстояло и по ночам, как и высаживать десант. Учитывая, как "ловко" обращались казаки с гафельными и латинскими парусами, как "хорошо" понимали приказы новые казаки-греки, перспективы вырисовывались самые мрачные. А ведь шхуны несли самое мощное вооружение из всех кораблей казацкого флота, по шестнадцать восемнадцатифунтовых пушек и четыре восьмифунтовки. Ох, сколько пришлось потратить усилий, чтобы перелить пушки под единый калибр... вспоминать не хотелось. Османские пушки, за исключением трофейных европейских и поставленных Стамбулу французами, надо было переливать все. Уж очень плохое у них литьё было, да и тонкостенность внушала тревогу. Турки стреляли, в основном, камнями, и большие порции пороха, необходимые для стрельбы тяжёлыми чугунными ядрами, для них могли стать фатальными.
   Само собой, раз уж вышли в море, наведались в пару небольших османских городишек и посетили несколько расположенных неподалеку от моря турецких сёл. Впрочем, их близость эта была весьма относительной. Ещё с двадцатых годов черноморское побережье Анатолии было пустынным. Все мусульмане, не перебитые или не выловленные ещё тогда казаками, бросили свою землю (!) и сбежали внутрь Малой Азии. Правоверные теперь осмеливались селиться здесь только в крепостях, гоня от себя мысли, что и сильнейшие из них, Трапезунд и Синоп, также становились жертвами казацкой ярости. Только христиане-греки свободно занимались на побережье рыбной ловлей и контрабандой. Казаки поселения единоверцев обычно не разоряли. Вызывая тем обоснованные подозрения у османов о сотрудничестве этих неверных подданных султана с его злейшими врагами.
   Тяжёлая работа на свежем воздухе очень способствует хорошему аппетиту. Несколько тысяч казаков, пусть и в основном неопытных, регулярно хотели есть. И необходимо было обеспечить их (иначе какие из них гребцы?) доброй едой три раза в день. Между тем на Дону с пищей было плохо. Если бы не двойное жалованье, присланное из Москвы, людей, которых стало много больше, чем обычно, давно нечем бы было кормить. Срочно нужно было раздобыть большое количество продовольствия. Вот и запылали турецкие сёла, закричали и заплакали их жители. Раньше их вырезали поголовно, но теперь, по подсказке попаданца, старых и совсем малых изгоняли внутрь Малой Азии. Бродя по дорогам Анатолии, они невольно становились разносчиками болезней и всё более крепнущего у осман страха перед казаками. У греков, в их рыбачьих поселениях, рыбу покупали и выменивали на свежие трофеи, а не забирали. Там же реализовывали часть добычи, которую неудобно было везти за море. Атаманский совет надеялся привлечь многих из них на переселение в очищенные от татар земли: к приглашениям грабителей вряд ли кто будет прислушиваться.
   Вперёдсмотрящий крикнул, что по курсу виден парус, и Иван скомандовал ускорить ход. Походный тулумбас загремел чаще, постепенно увеличивая темп гребли. Большой, как выражался попаданец, адмиральский тулумбас, с особо "толстым" (басовитым) звучанием, предназначенный для передачи сообщений на другие корабли, передал приказ разворачиваться в линию, чтоб не дать туркам ни малейшего шанса уйти. Если замеченное судно было такой же галерой, шанс избежать нежелательной встречи с пиратской эскадрой у него был. Если вовремя обнаружит опасность и не пожалеет рабов за вёслами. Впрочем, жалостливых турок Васюринскому за свою достаточно длинную для казака жизнь встречать не доводилось. С другой стороны, а может, они не успевали его проявить в связи со скоропостижной кончиной?
   Услышав от вперёдсмотрящего, что встреченное судно парусник, Иван успокоился.
   "Ну, уж паруснику от нас не уйти. Даже на берег они не успеют выброситься, мигом догоним и захватим".
   Однако время шло, казаки гребли изо всех сил, а к турецкому судну казацкая эскадра приближалась медленно, пусть и ветер для беглецов был почти попутный. Уже можно было рассмотреть, что преследуемый корабль имеет длину, сходную с галерной, три мачты с одним большим косым парусом на каждой. Шёл он с непривычной для парусников Черноморья высокой скоростью. Но, на счастье умаявшихся гребцов, ветер начал стихать. Несравненно меньше от него зависимые галеры стали стремительно сокращать отставание от парусника. На нём, видимо, обеспокоенные ослаблением ветра, установили вёсла. Однако спастись в этот день им было не суждено. Два десятка вёсел - плохая альтернатива пяти десяткам, работавшим на каждой галере. Наверно, капитан парусника это понял и приказал их убрать.
   "Хороший кораблик нам достался. Быстрый. Думаю, видя, сколько врагов их настигает - а они явно поняли, что мы враги - сопротивляться турки не будут. Сдадутся без боя".
   Иван ошибся. Османский корабль неправдоподобно быстро для парусника развернулся и окутался дымом по всей длине борта. Донёсшийся до пиратской эскадры звук залпа безусловно сказал бы им о хорошей вооружённости противника. Но для такого вывода им не надо было прислушиваться к громкости залпа. Эти противники не только быстро ходили по морю, но и стреляли метко. На шедшей впереди галере Васюринского одно из ядер разбило пополам мачту, другое легко, будто картонный, пробило борт, поразив при этом гребцов, третье пронеслось сквозь собравшуюся на носу толпу казаков, приготовившихся к абордажу, прервав жизни минимум троих из них. Ещё несколько ядер подняли непривычно высокие для казацкого глаза всплески невдалеке. Каторга вильнула из-за появившейся неравномерности в гребле разных бортов. Её тут же опередили соседи справа и слева. У Ивана от такого неприятного сюрприза голос вернулся, что было очень кстати. Удалось избежать врезания в бок опережавшей флагмана галеры слева. Вражеский корабль тем временем стремительно разворачивался к атакущюим другим бортом.
   Естественно, флагман отстал, и второй залп, на этот раз картечи, достался именно двум обогнавшим его соседям. И был он куда более смертоносным, чем первый. Так что будь у осман три врага, они вполне могли бы рассчитывать на спокойный уход, если не на победу. Однако в пиратской эскадре было двадцать кораблей, и третьего залпа им дать не позволили. К его низкому борту, значительно возвышаясь над непонятным судном, со стуком, втянув вёсла по борту, "прилепилась" казацкая галера. К ней тут же присоединилась другая. Третья обошла парусник с носа, получив картечный "душ" из двух носовых пушчонок, и казаки со знаменитым своим рёвом "Сарынь на кичку!" бросились на врагов с другого борта. На палубе шла ожесточённая рубка. Выглядевшие необычно загорелыми даже для турок враги сопротивлялись отчаянно и умело. Но при подавляющем численном перевесе казаков, потерявших в схватке, удивительное дело, почти в два раза больше людей, чем противники, турок добили быстро. Пощады они не просили, да и давать её им никто не собирался. Среди абордажников никто не сообразил, что не помешало бы взять пленного.
   Иван, видя, что к схватке на паруснике он не успевает, пошёл на нос своего корабля. У попавшегося на пути и не посторонившегося новика Анцифера Хохолкова, когда наказной атаман его сдвинул со своей дороги, глаза на белом, будто выбеленном лице, оказались заполошно испуганными, а мокрое пятно на шароварах было, судя по запаху, не от морских брызг.
   - Ну, не бойся, казаче. Нам, казакам, бояться не положено, кто ж, если что, землю родную защищать будет?
   - Ой, батько, их... их... в... - здесь заледеневший от испуга казачонок смог немного расслабиться в присутствии величайшего для него авторитета и... чуть было не облевал его. Но Ивану обращаться с молодыками было не привыкать, он уверенной рукой развернул парнишку к борту, а сам продолжил путь.
   - А ну-ка, хлопцы, пропустите меня!
   Услышав знакомый голос, казаки посторонились. Большей частью неопытные и молодые, они пребывали в ненормальном и совершенно не боевом настроении. Иван заметил мокрые штаны ещё у одного из них, все толпившиеся здесь выглядели откровенно перетрусившими.
   Выйдя на нос, где стояли испытанные в боях казаки, атаман понял причину испуга молодых. Ядро, пронесясь сквозь толпу, наделало бед. Одного, Степана Вжика, он смог узнать только по необычной пороховнице на поясе, головы у тела не было. У другого казака ядро оторвало плечо вместе с рукой, третьему вырвало большой кусок груди, почти перерубив его пополам, видимо, в момент попадания стоял боком к врагу. Ещё одному казаку перевязали предплечье, но, судя по всему, Семён Луговой не только выживет, но и сможет отомстить врагу за убитых товарищей.
   Оставшиеся на носу казаки, в отличие от попятившихся молодыков, гибели товарищей не испугались и были готовы вступить в бой. Этих волков видом оторванной головы не испугаешь, если понадобится, они сами кому надо голову отгрызут. Именно такие бойцы и прославили казаков. Иван снял шапку, перекрестился и склонил перед погибшими голову.
   "Только вот беда, перепуганных куриц на корабле сейчас больше. Да... не все наши молодыки смогут стать настоящими казаками, не все... А тут такие события грядут! Чую, не знаю чем, но точно чую, вот-вот исполнится задумка Аркадия и Свитки. Пожалуй, переброшу на захваченное судно команду, и домой. Да надо бы узнать, что за корабль, очень уж хорош".
   Подошедший командир гребной палубы доложил, что на ней один человек ядром убит, трое щепками ранены, все из молодыков. Иван отдал приказ о ремонте корабля и распорядился подтянуть дубок, маленькую лодку, которая была привязана к корме. Прежде чем двигаться обратно, хотелось посмотреть на приобретение.
   Вблизи новый корабль казацкого флота оказался ещё более привлекательным, чем издали. При галерной длине имел широкую палубу, далеко выступающую корму, но узкий, по хищному острый корпус. Нёс на борту, как казацкие шхуны, двадцать пушек, но если пары сзади и впереди были недомерками, то стоявшие по бортам были мощнее тех, что ставили казаки. Иван внимательно осмотрел несколько из них и понял, что сделаны в одной мастерской по одному образцу. Судя по лилиям, во Франции. Бравшие врагов на абордаж просветили его, что такие корабли принято называть шебеками и они очень популярны у магрибских пиратов. Один из новичков, левантийский грек, встречал подобные корабли в Средиземном море. Вероятно, захваченное судно пришло из Туниса или Алжира. Номинально тамошние пираты являются поданными турецкого султана, он мог им что-то пообещать за помощь в уничтожении казаков. Васюринский, убедившись, что мусульманские пираты - серьёзные враги, решил ускорить уход назад. Необходимо было срочно сообщить о угрожавшей казацкому флоту опасности. Собственно, о прибытии судов из Магриба к Стамбулу стало известно недели две назад.
   "Дааа... будь во время прошлого сражения у турок с десяток таких корабликов, перебили бы они нас, как пить дать. Хорошо, что Великий визирь отправил флот на нас, не дожидаясь их прибытия. Видно, по доносу валиде-ханум султан, на наше счастье, прикрикнул на него. А вызвал он, думается, не десяток, куда больше. Днём с такими врагами лучше не связываться... ну да у нас ночного опыта драк хватает. Осилим и эту напасть".
  

Хлопоты тяжкие...

Азов, 7 ревуна* 7147 года от с.м.

  
   Во дворе дома азовского атамана как всегда было многолюдно. Чудом удержавшийся в седле во время очередного выбрыка Гада, в квартале от атаманской резиденции Аркадий с облегчением соскочил с коня и предоставил заботу о нём джурам. Парни возились со зверюгой, не скрывая удовольствия, что не переставало попаданца удивлять. Увидев среди присутствовавших во дворе знакомые лица, подошёл и поздоровался с казаками. Перекинувшись с ними несколькими словами пошёл к Калуженину.
   Голова у него была занята предстоящим разговором, опасностей у доброго приятеля он не ожидал, поэтому всё произошедшее стало для него очень неприятным сюрпризом. Войдя в дом, попаданец направился к лестнице на второй этаж, Осип устроил свою приёмную именно там. Откуда-то сбоку неподалёку от входных дверей ему двинулся навстречу слуга, тогда Аркадий воспринял его именно как слугу, ориентируясь на бедную одежду и отсутствие сабли (казаку пристало скорее выйти на люди в исподнем, без сабли - какой же он казак?). При сближении "слуга" вдруг покачнулся, и попаданец почувствовал сильный удар в область печени. Далее его действия шли, скорее, от вбитых в подкорку на занятиях боевыми искусствами инстинктов. Он сделал шаг назад, одновременно разворачиваясь влево, при этом оттолкнув напавшего рукой. Тот также от этого толчка был вынужден отшагнуть назад, и Аркадий увидел в его левой руке нож. Противник, поняв, что под одеждой попаданца кольчуга, немедленно попытался чиркнуть лезвием по шее врага. Но такое у него не прошло бы и против Аркадия-старшеклассника. Годы занятий самбо и дзюдо позволили попаданцу не только избежать смерти, но и легко обезоружить врага. Причём приём по обезоруживанию Аркадий провёл максимально жёстко, вывихнув противнику руку и сбросив его на пол.
   Очнуться от болевого шока покушавшемуся было не суждено. Не успел попаданец осознать случившееся, как раздался выстрел из пистоля. Тело террориста дёрнулось, из его рта хлынула кровь. Аркадий стремительно развернулся. Сзади него стоял один из десятка его собственных телохранителей. "Ах ты ганфайтер недоделанный, твою ж налево через тын и корыто!.." Подшагнув к нему, попаданец от всей души врезал справа в челюсть. Парень, будто из него кто-то вынул кости, обрушился, где стоял. Чистый нокаут. А за упавшим нарисовался ещё один из телохранителей, рвущий пистоль из-за пояса.
   - Прекратить! - гаркнул Аркадий. - Этого, - он указал пальцем на бесчувственного парня, - разоружить и никуда не выпускать.
   Второй телохранитель, жгучий брюнет кавказского типа, растерянно лупал глазами, переводя взгляд с поверженного товарища, которого вдруг приказали разоружать, на взбешённого колдуна и обратно. Он явно ничего не понял и пребывал в прострации. Аркадий тяжело вздохнул.
   - Ты меня слышишь?
   В глазах кавказца, до этого вопроса совершенно бессмысленно вытаращенных, появилась тень понимания, и он кивнул.
   - Вот его видишь? - Аркадий опять показал пальцем на поверженного телохранителя.
   - Да, вижу.
   - Так вот, вытащи его во двор, забери всё оружие, скажи там казакам, что этого человека надо хорошо обыскать, и охраняй. Ясно?
   Кавказец отрицательно замотал головой.
   - Не понял. Это же Мишка, зачем его разоруживать?
   - Что здесь случилось? - раздался из-за спины попаданца голос атамана Петрова.
   - Покушение на мою жизнь, зарезать меня в твоём доме хотели. А в придачу - странное поведение моих собственных телохранителей. Не помню, сегодня на виселице пара свободных мест есть? А то вон смотри, один стреляет, когда не надо, второй отказывается выполнять приказ своего командира...
   - Как - зарезать? Кто?! - вычленил главное из ответа Аркадия атаман.
   - Да вот он лежит, - попаданец нагнулся, брезгливо вздрогнув - крови натекло изрядно и очень быстро - и повернул тело неудачливого убийцы на спину. Как он и опасался, выстрел телохранителя оказался убийственно точным.
   "Чёрт! Куда же этот хренов снайпер попал, что вся кровь из тела через рот вылетела чуть ли не с космической скоростью?"
   Террорист выглядел безмятежным и умиротворённым, несмотря на уродливую кровавую маску, закрывавшую пол-лица. Если бы не эта жуткая маска, то и не скажешь, что человек погиб в бою.
   - Чёрт, и ведь не расспросишь его теперь.
   - Так это не ты стрелял?
   - Да зачем мне в него стрелять, если я его уже обезоружил!? Вон тот придурок, если не хуже, постарался. Очнётся, поспрашиваем его, чего это он вздумал стрелять. А другой дурак - ну и телохранителей мне, блин, выделили - отказывается выполнять мои приказы!
   Впавший в состояние ступора кавказец по-прежнему стоял в проходе, загораживая его. Из-за спины его уже выглядывали казаки из охраны Петрова. Поняв, что с кавказцем сейчас говорить бесполезно, Аркадий через его голову попросил казаков вытащить обоих своих незадачливых охранников во двор, что они мигом и сделали.
   Навозно-селитряную проблему пришлось оставить на потом, занявшись оперативно-розыскными мероприятиями. О которых, если честно, Аркадий знал сугубо из кино и художественной литературы. Да, опытный розыскник в прошлом тоже не помешал бы...
   Демонстрация покойника всем присутствующим с одновременным опросом: "Кто его или о нём что-нибудь знает?" - дала немного. Выяснилось, что официального статуса в атаманском доме он не имел. Назвался Иваном, мелькал то тут, то там. Помогал иногда слугам или казакам в хозяйственных делах. По воспоминаниям говоривших с ним людей по-русски изъяснялся с черкесским акцентом, но на попытку поговорить с ним по-кабардински ответил на русском языке. Производил впечатление безвредного и благожелательного человека. В первый раз появился дня три назад.
   Допрос Тараса Швыдкого (Быстрого), "недоделанного ганфайтера", дал ещё меньше. Взятый за умение быстро и точно стрелять, парень увидел борьбу охраняемого колдуна с каким-то неизвестным и, как только покушавшийся упал на пол, немедленно выстрелил. Разумеется, в покушавшегося.
   Аркадию пришлось несколько раз формулировать вопрос: "С какой целью он стрелял? Убить или подранить?" Ещё не пришедший в себя, вероятно, недалёкий от природы, Тарас соображал очень туго, отвечал невнятно и понимал простейшие вещи в лучшем случае с третьего раза. Складывалось впечатление, что никаким подсылом он не был, а убийство уже обезвреженного киллера совершил по глупому рвению. Думать, судя по допросу, Тарас не то что бы совсем не умел, но не любил - наверняка.
   Произведённый позже тайком допрос под гипнозом подтвердил выводы попаданца. Старательный дурак может оказаться вреднее умного шпиона. Аркадий вспомнил "подвиги" Мехлиса во время Великой Отечественной войны и расследование в отношении своего телохранителя прекратил. Добился только перевода его в Темрюк, не желая больше подвергаться риску пребывания рядом с вооружённым идиотом.
   "И что теперь мне делать с остальными телохранителями? Проверять их на АЙ-КЬЮ? Так разве чёрт знает, как это можно сделать! Вспомнить с помощью Ивана какой-нибудь опросник? Да они там ни хрена не поймут, нужно будет переводить его на реалии этого века... хрен знает как. В общем, посоветуюсь с сотником, он своих людей знает лучше меня, попрошу убрать самых тупых и... наверное, это всё, что можно сделать без неуместных затрат сил и времени на этот вопрос".
   Труп незадачливого убийцы показали и всем джурам, и охранникам дома Москаля-чародея. Выяснилось, что он пытался несколько дней назад проникнуть во двор, но был остановлен и отослан прочь.
   "Ну хоть здесь - всё слава Богу! Уж что-что, а пускать всякую неизвестную сволочь в мой дом ребята точно не будут. Правда, сволочь бывает и очень известная, а оттого - особенно опасная... но это уже совсем другой вопрос".
   Все попытки узнать, кем был послан убийца, кончились ничем. Пришёл неизвестно кто, неизвестно откуда и смерть замела все следы в его прошлое. Учитывая, что за три дня у него была наверняка не одна возможность убить такого известного казацкого атамана, как Калуженин, вряд ли стоило сомневаться, что мишенью его был конкретно попаданец. Нетрудно было догадаться, кто его послал, но... стараниями Швыдкого ниточка к заказчику была отсечена, а догадки - не повод для каких-либо дипломатических демаршей. Поэтому неудачное покушение приписали иезуитам. У Аркадия не было (по крайней мере, пока) мании величия, и он понимал, что иезуиты не то что не замышляют на него покушений, они о его существовании вряд ли знают. Но к концу первой трети семнадцатого века этот католический орден так успел "прославиться" в Малой Руси, что на него можно смело было сваливать любое преступление. Причём чем оно кровавее и подлее, тем в причастность к нему иезуитов легче поверили бы. Возникшую же проблему слишком много возомнившего о себе кабардинского князька решать надо было тихо. Среди потенциальных союзников Кабарда входила в число важнейших для возникающей Вольной Руси.
   Уже позже на собрании нескольких характерников была предопределена скоропостижная смерть князя Чегенукхо от прилетевшей издалека пули. Для воплощения этого предопределения в жизнь в Кабарду было послано несколько пластунов. Два - для убийства, остальные - для распространения слухов о найме братом погибшего князя стрелков в Трапезунде. Обозлённые, обиженные на гордецов люди охотно поверят в эту сомнительную выдумку.
   Попытка Аркадия вынудить атамана Петрова организовать себе приличную охрану к успеху не привела. Калужанин категорически отказался ограничивать свободу доступа к собственной персоне.
   - Бог не выдаст - свинья не съест! - фаталистично отреагировал он на уговоры попаданца. - А ежели я от людей буду прятаться, то какой же я тогда атаман? Не-е, казаки того, кто от них за сторожей хоронится, своим атаманом признавать не будут.
   Аркадий подумал и согласился с таким мнением. Более того, использовал похожую аргументацию для сокращения числа собственных сопровождающих. Толку от них при нападении вражьего подсыла, как показала практика - ноль, а ославить трусом его вполне могут.
  

Операция "Перехват".

Междуречье Днепра и Дона, сентябрь 1637 года от Р. Х.

  
   Представить себе казака без сабли и коня невозможно. И сами они, тому масса исторических примеров, наличие у себя сабли и коня ("без коня казак кругом сирота") считали обязательным. Правда, существовала ещё голота, не имевшая не то что лошади - штанов, но и самые бедные мечтали о сабле и коне. Точнее: минимум одной сабле, их могло быть несколько, на разные случаи жизни, и минимум одном коне. Впрочем, одной лошади для участия в конном походе было недостаточно. Выведенные от татарских казацкие они отличались удивительной выносливостью и неприхотливостью, но... имели невысокий рост и уступали кавалерийским лошадям Европы в силе. Поэтому в поход казак шёл с двумя или тремя. Как и их обычные противники - татары, имевшие ещё более мелких (но и более выносливых) лошадей. Однако... воспевая коней и сабли, гордясь ими, казаки воевать предпочитали на своих двоих. И, отправляясь на перехват людоловских чамбулов конными отрядами, сильно снижали свой боевой потенциал.
   В общем-то, благодаря огромному преимуществу в вооружении, казаки превосходили татарских воинов и в конном строю, а уж пастухов, призванных своими мурзами в этот набег... Большинство в чамбулах не имело ни дальнобойного лука, ни приличного защитного вооружения. Даже сабли, самые простенькие, были далеко не у всех, многие пошли в набег со слабосильными охотничьими луками и дубинками. Единственное, что у них было в достатке - лошади. Менее чем на трёх в набеги не ходили.
   Мурзы, затеявшие по жадности и глупости эту авантюру, рассчитывали на отвлечённость казаков кавказскими делами и их конфликтом с польскими властями. Они не учли, что реестровцев и гнездюков имевших на землях, подвергшихся нападению, хозяйства, их набег заденет самым серьёзным образом. Отразить набег казаки не успели, но на перехват людоловов в пограничье вышло больше трёх тысяч всадников. Для многих из них успех этой войсковой операции был важен воистину жизненно - они надеялись выручить попавших в полон своих родных и близких. Несколькими отрядами они шли с запада.
   А с востока двигались донцы, а также запорожцы из таборов возле Азова. Более трёх тысяч плюс несколько сот черкесов, пожелавших принять участие в мероприятии. Перехват людоловов - это не только благородное и патриотичное дело, но и очень прибыльное. Если пленники выручались безвозмездно, то награбленное налётчиками имущество и скот считались законной добычей спасителей. Да и прекрасные татарские кони, которых в людоловских чамбулах было много больше, чем грабителей, стоили немало.
   Более чем двойное превосходство казаков и черкесов в числе, просто несопоставимое - в военной мощи ничего не гарантировали. Вынужденные прервать набег из-за участившихся столкновений с панскими карателями татары имели много дорог, перекрыть такую протяжённую границу очень нелегко. С другой стороны, далеко не все дороги удобны, особенно если идёшь с пленниками и добычей. Степь - не гладкий стол, каким иногда кажется невнимательному взгляду. Пересекающие её реки, овраги и балки непроходимы для всадников и могут легко превратить дорогу в западню для небрежного путника. Хотя... кто знал степь лучше всех? Риторический вопрос, подразумевающий ответ: татары. Даже казаки были здесь гостями, пусть привычными и частыми, но пришельцами. Ногаи здесь жили, и для них, кочующих по ней со стадами, знать её было так же важно, как иметь возможность дышать. Вопрос был в том, удастся ли казакам (среди которых было немало этнических татар) угадать пути отхода чамбулов?
   Зарываться далеко в Малую Русь ногаи не решились. Пройдясь частым гребнем по ближайшим к степи районам лесостепи, двинулись обратно. Не пытаясь взять укреплённые местечки. Без обычного прикрытия туменов крымского хана, в этот момент воевавшего со своими османскими покровителями, людоловы чувствовали себя особенно уязвимыми. Но... уж очень пограбить хотелось. Среди всего прочего они разорили несколько имений Вишневецких, недавно поставленных на подаренных им королём землях Левобережья Днепра. Весьма неосмотрительный поступок, несмотря на богатую добычу, взятую там. Магнаты смогли быстро отреагировать, отправив в погоню один из карательных отрядов, наводивших "новый панский порядок" среди живших на Левобережье людей. Неожиданное превращение их в рабское состояние вызвало среди обитателей "щедрого королевского подарка" отнюдь не радость. Панских управителей встречали совсем не хлебом-солью и цветами. Люди, жившие под страхом татарских набегов, имели гордый нрав и много оружия, в том числе - огнестрельного.
   Собравшись все вместе, татары вполне могли дать бой нескольким сотням драгун, преследовавшим их, и с приличными шансами на успех. Но и с неизбежно большими потерями. Пришли же они на эти земли грабить, а не героически погибать, поэтому, пока наиболее умелые воины отвлекали преследователей, сбивали их со следа, основная часть грабителей пошла на юго-восток, желая сохранить свою добычу и доставить её в родные кочевья. От карателей они ушли, от запорожцев и реестровцев увернулись, да вышли прямо на большой отряд донцов и черкесов под командой атамана Дениса Григорьева.
   Двигался в родные степи чамбул медленно, не было у грабителей возможности нахапать нечто дорогое, но негабаритное и нетяжёлое. Хватали всё мало-мальски имевшее ценность. Отсюда и разросшийся обоз. Селянских коров и овец гнали их бывшие хозяева, бредущие теперь под нагайками людоловов в рабство. Пленники же везли на своих возах бывшее своё или соседское имущество, показавшееся нужным налётчикам. В хозяйстве, как известно, всё может пригодиться. Для мурз и беев нехитрый крестьянский инвентарь интереса не представлял, но и они не считали себя обделёнными.
   Под особой охраной шёл в кочевья табунок породистых венгерских лошадей, захваченных в магнатском имении и радовавших глаз своей длинноногой стройностью. Для людей, учившихся ездить на лошади раньше, чем ходить - огромное сокровище. Также повышенным вниманием пользовались девушки-подростки - главный по стоимости товар людоловов. На Востоке очень высоко ценили нетронутых девушек и хорошо за них платили. Именно русские и черкесские красавицы были главным украшением гаремов. Девушек везли на лошадях, некоторых, заподозренных в попытке себя изуродовать, связанными. Куда хуже приходилось их старшим сёстрам, уже успевшим выйти замуж. Женщин и мужчин гнали пешком, без особого сожаления добивая ослабших или слишком строптивых. На ночных привалах рядовые людоловы не стеснялись оттаскивать приглянувшихся молодок в сторону и там насиловать, а их несчастные мужья и родственники сходили с ума от бессилия. Проигравший платил во все времена, а что он при этом чувствовал - было сугубо его проблемой.
   Самый опасный участок пути, как посчитали мурзы, был пройден успешно. Погоня кинулась прямо на юг, где-то там же их пытались перехватить запорожцы, а перегруженный добычей чамбул ушёл на юго-восток. Проигрыш во времени - выигрыш в безопасности посчитали людоловы. И просчитались. Не учли изменившейся военно-политической ситуации. При всей занятости на Кавказе свободных бойцов на Дону было в избытке. Верховские казаки в большей части донских авантюр этого года участия не принимали, а в добыче нуждались. Не имевшие своих лошадей бедняки получили их в долг от своих более зажиточных соседей (за будущую добычу), и это увеличило мобилизационные возможности казаков. К тому же в Области Всевеликого войска Донского сосредоточилось как никогда много запорожцев и черкесов. Поэтому на перехват чамбула вышло несколько больших отрядов.
   Денис Григорьев был уже достаточно известным казаком и атаманом, три года назад он имел честь возглавлять станицу в Москву. Под его началом было около полутысячи казаков с верховьев Дона, большей частью опытных воинов, и чуть больше четырёхсот черкесов, в основном бжедухов, чэмгуйцев и, как ни странно - натухайцев. Странно потому, что боевые действия казаки у Темрюка вели именно с натухайцами. Однако некоторые роды этого племени посчитали казацкое вторжение прекрасным поводом для передела земель и отмщения за старые обиды. Отряд втрое уступал чамбулу дивеевцев, но без страха вышел на охоту за людоловами. Ведь у ногаев в набег вышли почти сплошь пастухи, казаки об этом уже знали. Сопоставлять же боевые качества черкесских рыцарей, у которых и кони были прикрыты кольчугами, и имевших по несколько огнестрелов казаков с табунщиками... да ещё и боевого опыта у черкесов и донцов было несравненно больше... в общем, не было смысла сравнивать. Имели основание охотиться за добычей подчинённые Григорьева, невзирая на численное преимущество противника.
   Не обошлось и без счастливого (или несчастливого, смотря с какой стороны посмотреть) случая. Передовой дозор людоловов выбрался на холм одновременно с куда большим отрядом казаков (им пленников охранять нужды не было), также возжелавшим с него осмотреться. В короткой ожесточённой стычке весь татарский дозор был уничтожен полностью, никто из него не успел предупредить своих об опасности. Зато казаки и черкесы смогли организовать неожиданную атаку медленно передвигавшегося людоловского табора (табора не в военном, а скорее, цыганском смысле) сразу с трёх сторон. Активно подбадриваемая нагайками масса людей и скота двигалась всё же медленно, и ногаям приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы эта скорость не снижалась. О безопасности заботились дозоры - вырезанный передовой, боковые и арьергардный. Так что в бой из чамбула кинулись только боковые дозоры и две сотни охранников мурз, уже не пастухов, а настоящих воинов. Немалая часть именно воинов смогла пробиться сквозь растянутую атакующую линию противника и уйти в степь, никем не преследуемая.
   Сосчитай ногаи врагов - их атаковало менее тысячи человек - успей они выстроиться для боя, то некоторые шансы отбиться у них были. Скорее, призрачные... однако чего в истории не случалось. Но вражеская атака была неожиданна, воинов среди людоловов на сей раз было мало... в бой вступила едва десятая часть ногаев. А в таборе пытались сопротивляться всего несколько десятков человек. В основном - тугодумы и глупцы. Остальные, благоразумно побросав всё, что можно, стремительно дали дёру. И почти половина смогла уйти от погони. Могло спастись и большее число, однако быстро выбраться из толчеи чамбула повезло далеко не всем, а в скоростном рывке ногайские кони казацким, не говоря уже о черкесских, заметно проигрывали. За что расплатились головами их всадники. К досаде победителей, вся верхушка чамбула успела смыться, у богачей кони были, естественно, куда лучше, чем у табунщиков. Отряд Григорьева также проявил рассудительность и погоней за беглецами увлекаться не стал. Кому-кому, а казакам и черкесам об умении татар устраивать засады своим преследователям рассказывать не было нужды.
   В плен брали только тех, кто сам сдавался. С одной стороны, очень уж не любили людоловов и на Дону, и в Черкессии. С другой - на юге России, где казаки нередко сбывали пленников, татар покупали неохотно. Какому помещику нужен крепостной, способный в любой момент угнать лошадей и через сутки оказаться уже в сотне вёрст от поместья? Лови потом в поле ветер... Однако сдавшимся немедленная смерть не угрожала. Османские суда, приплывавшие торговать в Азов, никто не грабил, а на татар запрет вывозить пленников в султанат, в связи с особыми планами по их использованию в будущем году, не распространялся. Турки охотно выкупали татар, платя немалые деньги. Да и без турок убивать крепких мужчин было бы глупостью. На Дону образовался жестокий дефицит бурлаков. Благодаря разрешению царя казакам торговать на Руси, а русским - на Дону, торговля между Россией и Доном выросла в разы и продолжала стремительно увеличиваться дальше.
   Помимо обычных для казаков товаров: солёной рыбы, рабов и добычи, появились новые, весьма интересные для южнорусских купцов. Прежде всего - соль. Точнее: дешёвая соль. На Руси никогда не было её избытка, и везти такой товар можно было сотнями пудов. Скупившие пленников могли себе позволить и эксперимент по завозу в Воронеж каменного угля. Топлива в лесостепи, особенно в суровые зимы, не хватало, дотащить барку с углём рабам было вполне по силам.
   Активизировались не только русские "гости", но и казачьи воротилы. Не только голота была на Дону, уже тогда там имелись и богатеи. Например: основатели Черкасска, выкупившие землю под него у ногайского мурзы в шестнадцатом веке Жученковы, уже сменившие свойственный караимам иудаизм на православие, Ефремовы, казаки армянского происхождения, Шапошниковы*, также имевшие караимские корни. Срочно строились новые барки для торговли, благо для них такие огромные деревья, как для стругов, нужны не были. Чрезвычайно востребованной стала продукция двух вошедших в строй лесопилен, спешно начали сооружать ещё несколько новых, ведь большая часть продукции первых двух шла на военную верфь. Перспективы собственного обогащения сильно снизили настрой богатеев на конфликт по поводу разрешения земледелия на новых землях. Проигрыш в том, что голота становилась много менее зависимой, с лихвой компенсировался грядущими невиданными прибылями.
   А в Черкессии, в связи с устроенной казаками блокадой торговли рабами с Османской империей, своих рабов не знали куда сбыть. Точнее, знали и уже везли, в Россию и Персию, но не любят люди ломать свои привычки. Попытки сбыть рабов в Синоп или Трапезунд продолжались, как и нередки были перехваты казаками судов с пленниками. Крейсировавшая вдоль черкесских берегов казачья эскадра помимо слаживания действия кораблей для боя пресекали нежелательную торговлю. Не покушаясь на другие виды товаров. Полностью уничтожать османское судоходство на Чёрном море было ещё рано.
   Жителей нескольких прибрежных городов такое положение сильно раздражало и удивляло. Они считали себя подданными сильнейшего из государей мира, а тут какие-то разбойники прерывают налаженные связи с метрополией! Наиболее умные начали из этих городов перебираться в Малую Азию, пока казаки не перекрыли с ней сообщение совсем и не захватили все порты кавказского побережья вслед за Азовом и Темрюком. Никто из этих умников не сообразил, что такая предосторожность может оказаться недостаточной. Те же Синоп и Трапезунд казаки уже грабили и палили не один раз, а на малоазиатском побережье вне городов осмеливались жить только греки-христиане, которых казаки обычно не обижали. Если уезжаешь от казаков, стоит ли селиться в достижимом ими месте?
  
   *Шапошниковы - предки тех самых знаменитых советских маршалов.
  

Созерцательно-размышлительная.

Азов, конец ревуна 7147 года от с. М.

  
   Гул мотора стремительно нарастал, и Аркадий поднял голову, высматривая в выцветшем от жары небе его источник. Напрягать зрение ему не пришлось, невысоко над головой пронёсся истребитель. Судя по очертаниям и крестам на крыльях и хвосте - сто девятый мессер, наши лётчики называли его "худым". То есть Аркадий знал, что на самом деле этот знаменитый истребитель назывался несколько иначе, но название "Мессершмидт-109" стало уже народным, нарицательным, можно сказать, и германизировать свою речь ему не хотелось. В конце концов, кто кого победил? Он скосил взгляд на себя и обнаружил, что одет в устаревшую бог знает когда гимнастёрку без погон, но с петлицами.
   "В сорок первый попал! Вот б...ь! Господи, за что?!"
   Далеко мессер не улетел, развернувшись в крутом вираже, понёсся прямо на него, одновременно немного снижаясь. Огляделся: вокруг него была сухая степь покрытая лишь выгоревшей на жарком солнце травой. Неправдоподобно гладкая и ровная равнина, до самого горизонта. "Пи...ц!" - подумал несчастный попаданец. О любви доблестных пилотов люфтваффе охотиться за беззащитными людьми, не обязательно военными, знал и всегда удивлялся: почему их не внесли в число военных преступников? Ох и либералом был товарищ Сталин...
   На крыльях атаковавшего его самолёта появились язычки пламени.
   "Уже стреляет!"
   Прекрасно понимая, что от пулемётов мессера ему здесь ни спрятаться, ни убежать не удастся, он, тем не менее, не стал изображать из себя неподвижную мишень. Прыгнул в сторону, упал на землю и покатился по ней.
   Удар спиной и головой о твёрдую поверхность на несколько секунд дезориентировали попаданца, он немного повозился, выбираясь из чего-то, оказавшегося шерстяным одеялом, и наконец сообразил, что, уворачиваясь от приснившегося мессера, свалился с кровати. А пребывал он по-прежнему в Азове тысяча шестьсот тридцать седьмого года. Конкретнее, в спальне своего собственного дома в новой донской столице.
   От души вслух высказав всё, что смог вспомнить подходящего для такого повода, встал и, бросив одеяло на кровать, подошёл к окошку. О бычий пузырь в нём (прозрачное стекло осталось в прекрасном далёком) шумно ударился здоровенный шмель.
   "Так вот кто виноват в приснившейся мне мути! Шмель гудит, а у меня во сне возникли ассоциации с гулом самолётного движка. Понятно, но... обидно. Почему кому-то от гудения пчелы снится тигр, атакующий голую красотку*, а мне - охота нацистского истребителя на меня любимого? Да ещё без шансов выжить при такой атаке. Несправедливо это как-то. Пусть я и не гений, мягко говоря, но могло бы присниться... ну хотя бы... что-нибудь нейтральное. Ну... трактор в поле дыр-дыр-дыр**... правда, за мир выступать мне не с руки, общество здесь уж очень... специфическое. Не поймут. И так редко вспоминаю свои сны, но уж если вспомню... лучше бы спать совсем без снов. Хотя вроде бы читал, что это невозможно".
   Судя по теням во дворе, утро только вступало в свои права, совсем недавно оттеснив в этих местах ночь. Можно было бы подремать ещё часок, колдунам вставать спозаранку необязательно, но Аркадий понимал, что уже не заснёт, и поплёлся во двор умываться. Дел как обычно было невпроворот, не стоило терять время.
   После активной разминки и утренней тренировки пошёл в металлообрабатывающую мастерскую. Вообще-то, ЭТО называть мастерской было рановато. Ветряк, рядом устройство для работы станков с помощью лошадей (ветер переменчив и ненадёжен), несколько сараев, вблизи строятся капитальные строения, будущие цеха. Здесь можно было порадоваться высокому темпу стройки, если бы... не очередная нестыковка. Прозрачного стекла здесь по-прежнему делать не умели, а какой смысл сооружать цеха в которых будет темно? Аркадия уже информировали, что для придания прозрачности стеклу нужен поташ, и он озаботил людей его доставкой, но пока решил сам экспериментов не проводить. Вот-вот должны были подъехать два мастера-стекольщика, один из Чехии, другой из Данцига.
   "Чем самому морочиться, пусть лучше профессионалы делом займутся. А то пока я найду нужные пропорции, пока научусь делать самые простейшие вещи... сколько времени и бабла в трубу улетит! Н-да, не повезло казакам, неправильный к ним попаданец залетел, бездарь и незнайка. Но, пока нет другого, энциклопедиста с золотыми руками, будем делать то, что сможем".
   За последнее время группа мастеров металлообработки увеличилась. Среди запорожцев нашлись чех и немец (или австриец, рассказывать о своём прошлом многие казаки не любили), у донцов - москвич, все с опытом работы на токарных станках. Пока оставалось удовлетвориться стремительностью возведения цехов и заливкой фундаментов под станки. Повертевшись в зародыше казацкой промышленности и осознав собственную ненужность на данный момент, он решил забить болт на прогрессорскую деятельность и хоть полдня качественно отдохнуть.
   "Характерное выражение: "Забить болт". То есть плюнуть на качество работы, можно сказать - загубить её, ведь болт надо вкручивать, забитый подобно гвоздю, он будет имитировать прикрепление чего-то к чему-то, а не реально скреплять их. А ведь в советское время забивание болтов на предприятиях было нормой, вот и сыпалось у нас всё, за сборкой чего не наблюдали компетентные органы. Кстати, в реале, чем дальше от времён Берии, тем всё менее и менее компетентные. Вот был человечище... его бы сюда вместо меня".
   Организовать шашлык на лоне природы у берега реки оказалось куда легче, чем налаживать технологические процессы. Возможно, потому, что попаданцу приходилось это делать и в прошлой жизни? Конечно, не замоченная предварительно в вине баранина не соответствовала тем, прежним "гостам" выездов на пикник. Но под кислое грузинское винцо и такой шашлык пошёл хорошо. Сделавшие большую часть работы джуры получили свои порции и отошли в сторонку, а их начальник принялся "думу думать". Попаданец объявил о желании обдумать важные вопросы и попросил не мешать ему. На самом деле ему хотелось передохнуть от замучивших его своей невыполнимостью проблем. Нервная система не выдерживала нагрузок, не столько физических, хоть и они были немалыми, сколько моральных и умственных. Не чувствовал в себе сил и знаний для поворота мировой истории Аркадий, не ощущал себя подходящей по масштабу личностью.
   "Насколько мне легче было бы действовать в образе царя... Да, не случайно альтернативщики так любят переносить своих героев в царей или наследников. И я, помнится, воображал себя в прошлом не в собственном, кстати, весьма неплохом, теле, а то Алексеем Михайловичем, то Николаем Павловичем, то Александром Александровичем или его незадачливым наследничком. Н-да, мечты, мечты..."
   Тут попаданец вдруг сообразил, что никогда не пытался поставить себя на место Петра I или Сталина.
   "Эээ... а почему, собственно? Уж чего-чего, а ошибок, причём самых диких и кровавых, эти люди наворотили как никто другой. Однозначно хуже только Катька-бл...ь, обрушившая в рабство больше миллиона русских и распаскудившая дворянство. Однако воображать себя на месте дамы... не та у меня ориентация. Вот поставить себя на место её муженька... впрочем, мысль была не о том. Пётр и Сталин были настоящими мужиками. Почему я не ставил в мечтах себя на их место? Ведь исправлять там было чего ого-ого сколько и... странно".
   Попаданец попытался проанализировать свои былые мечтания и пришёл к выводу, что, даже крайне недолюбливая вышеозначенные исторические персонажи, отрицательно к ним относясь, он всегда инстинктивно ощущал огромность их личностей, несоразмерно большую, чем его собственная.
   "Становиться на место гиганта, пусть и затоптавшего по злобе миллионы... неуютно. Сразу ощущаешь, что он-то великан, а я-то, особенно в сравнении с ним... да какое может быть здесь сравнение?"
   Сидя недалеко от берега Дона, Аркадий только сейчас обратил внимание, насколько оживилась экономика этих мест. На реке стояли десятки, а то и сотни барж и морских судов. Если прибавить и видневшиеся вдали силуэты кораблей, можно было сказать, что Азов стал сладкой приманкой для купцов всего Черноморья. Причём не только расшивы из России, но и разнообразные посудины из Турции. Борясь с османской работорговлей, взаимовыгодный товарообмен с городами Блистательной Порты здесь всячески приветствовали и поощряли.
   "Ха! Если не придираться к тоннажу корабликов, то выглядит это не хуже, чем Темза перед Лондоном. Интересно, к Азову времён османского владычества тоже приплывало столько кораблей? Надо будет у греков поинтересоваться. Нет, конечно, один галеон3*, пришедший к пристаням Лондона, мог бы разместить в своих трюмах треть всего, что есть во всех этих судёнышках. Но ведь и мы здесь меньше года. Впрочем... для серьёзного морского порта Азов не подходит однозначно. Вообще Азовское море для больших судов малопригодно. Слишком мелко. В идеале здесь и промышленность лучше не слишком развивать, известно, к чему это приведёт: превращению самого богатого рыбой водоёма в питомник медуз и гребневиков. Но с загрязнением окружающей среды пусть разбираются потомки, а нам надо искать глубоководный порт на Чёрном море. Кавказ для этого мало подходит. Черкесы, даже союзные - не слишком удачное окружение для экономического центра. По крайней мере, для главного. Но с крымскими портами, как и днепро-бугскими, придётся подождать. Воистину правы те, кто говорит, что "Нет ничего хуже, чем ждать и догонять". А нам приходится это делать одновременно, да ещё сражаясь на трёх фронтах. Но что толку ныть? Можешь - делай, не способен - рабы здесь в немалой цене, быстро захомутают и пристроят к делу. Например, к веслу каторги".
   С огромным удовлетворением попаданец отметил, что идея многокорпусных судов на Дону не умерла, а процветает и развивается. Правда, теперь это не суда, собственно, а лодки, долблёнки-каюки. Обретя балансир, они стали несравненно более остойчивыми и грузоподъёмными. Учитывая важность рыбной ловли для казаков - очень нужное изменение. Каюк успел уже войти в пословицы как символ смерти, теперь на нём можно было выходить и в море. Пока, кстати, самое рыбное море мира.
   Велев джуре прибраться на месте пикника, Аркадий взгромоздился на коня и поехал в объезд города, к западным воротам Азова. Сегодня после обеда к ним должны были прибыть люди, освобождённые из татарского полона. Аркадий хотел сговориться с какой-нибудь матроной, не пожелавшей возвращаться в родное село, о пригляде за стиркой, уборкой и готовкой в доме. Всё больше ощущалось, что в нём не хватает женской руки. Попытка купить себе пленницу пока удачей не увенчалась. Все предложенные на продажу казались ему либо малолетками, либо не привлекали физически. А уж если выкладываешь немалые деньги, хочется видеть рядом с собой приятную на глаз и ощупь особу. Рассчитывать, что в караване освобождённых найдётся симпатичная молодуха, было глупо, среди казаков-освободителей хватало холостяков, за время путешествия всем хорошеньким незамужним девушкам и вдовам наверняка уже вскружили голову лихие всадники. Оставалось сожалеть, что не было возможности последовать за дружбаном Срачкоробом, бросившим всё и махнувшим на перехват людоловского чамбула. Да и всадником Аркадий на данный момент был... ну, в общем, не будем о грустном. Конечно, за проведённое в семнадцатом веке время он научился держаться в седле куда увереннее, чем раньше, но не настолько, чтоб гоняться по степи за людьми, которые проводят на коне большую часть жизни.
   Подъехав к западным воротам, Аркадий убедился, что успел вовремя. Пылевое облако, поднятое тысячами людских и конских ног, медленно, но верно приближалось. До темноты они все должны были успеть дойти до новой донской столицы. Первым делом спешился, пребывание в пределах досягаемости челюстей Гада напрягало, завёл неспешный разговор с куренным4*, возглавлявшим охрану ворот. Ждать долго не пришлось, самые нетерпеливые из приближавшегося каравана прискакали вскоре. Среди них был и Срачкороб. Он, чуть замедлив ход жеребца, птицей слетел с седла возле Аркадия. Друзья обнялись, побили друг друга по спинам. Над Срачкоробом образовалось облачко пыли. Степь весьма некомфортна для путешествующих по ней осенью.
   Возможно, со стороны высокий и широкоплечий Аркадий и маленький и тощий Срачкороб смотрелись комично. Но несмотря на страстную любовь к шуткам и подколкам ("Ради красного словца не пожалеет и отца!" - это именно о них), никто из казаков с издёвками выступать не поспешил. Не нашлось среди присутствующих лихача, желающего посоревноваться в этом с двумя колдунами, особенно со Срачкоробом, уже причисленным к лику оных. И казакам нельзя отказать в логике. Если водится всё время с колдунами, если делает что-то невиданное и страшное, то кто ж он тогда такой, как не колдун.
   После обмена, на радостях после разлуки, несколькими восклицаниями и междометиями Аркадий обратил внимание на средство передвижения друга.
   - Слушай, Юхим, где это ты такого знатного жеребца себе добыл? Неужто теперь ногаи на таких конях в походы ходят?
   - Ну, положим, ногайские мурзы (Срачкороб сам был родом из знатной ногайской семьи) всегда на хороших лошадях ездили. У меня в молодости и получше кони были. Но этого жеребца ногаи добыли в Малой Руси. Они целый табунок гнали, видно, какой-то пан собрался лошадей венгерской породы разводить, да не снабдил хорошей охраной. Теперь я на нём буду ездить.
   Аркадий, не скрывая своего восторга, обошёл вокруг жеребца. Пусть не вороной, а гнедой, он смотрелся на его взгляд куда лучше, чем его собственный чистопородный кабардинец Гад. Главное преимущество срачкоробова коня было в росте, высокому попаданцу нравились ТОЛЬКО рослые лошади. И сколько бы его не убеждали знающие люди, что его Гад - лучше и дороже, ему хотелось пересесть на более высокого и, очень желательно, на более спокойного жеребца.
   - А характер у него как, злой?
   - Злой? - Юхим привычно полез чесать затылок, простенький вопрос оказался для него неожиданным. - Да... нет. Как для жеребца - он ничего себе, поспокойнее твоего будет. Хотя... жеребец всё-таки, не мерин. Им злобиться полагается.
   - Слушай друже, а давай поменяемся. Ты мне этого жеребца, а я тебе две кабардинские кобылы, любые на твой выбор из моего табуна.
   Аркадий предложил и про себя испугался, что сделал слишком скромное предложение, невыгодное для Срачкороба.
   "Чёрт! Надо было трёх предлагать! Ладно, он меня знает, жлобом не посчитает, если что - прибавлю ещё кобылку для обмена".
   Юхим прищурился, и как-то нехорошо посмотрел на друга.
   - Что, моего жеребца хочешь?
   - Хочу! - искренне признался попаданец.
   - Очень хочешь?
   - Хм... - чувствуя в этом переспрашивании какой-то подвох, что в общении со Срачкоробом весьма чревато разными... последствиями, Аркадий подтвердил своё желание выменять коня у друга. - Ну... не слабо.
   - Тогда отдай мне за него не кобыл, а... - Юхим оглядел настороживших уши слушателей. - То что у тебя в пещере в руке было. Ну... в самом начале, когда Иван факелы найти не мог.
   Несмотря на иносказательную, из-за присутствия посторонних ушей, форму запроса, Аркадий прекрасно понял друга. Тот просил за коня стоимостью в несколько тысяч баксов зажигалку ценой в несколько гривен. Попаданец почувствовал себя торгашом, выменивающим на стеклянные бусы у дикарей алмазы.
   "Хотя... кто-кто, а Срачкороб - уж точно не дикарь и не дурак. И дело не в том, что он успел получить высшее исламское образование, впрочем, не пошедшее ему впрок, как и принятие христианской веры, кстати, характер... За свою жизнь он успел побывать во многих странах, спустить не одно состояние, так что..." - Аркадий несколько раз демонстрировал Юхиму свою зажигалку и знал, что того она чрезвычайно привлекает. Но что настолько, чтоб вспомнить о ней при посторонних... - "Видно, здорово он на неё запал. Да и это в двадцать первом веке зажигалка стоила несколько гривен, а сейчас, учитывая наличие в ней слабенького лазерного указчика-фонарика... аналогов ещё сотни лет не будет, если какого другого попаданца не занесёт. А уж какие шутки он сможет с её помощью сделать... а ведь придётся отдавать. И не столько из-за жеребца, сколько... уж если имеешь такую нужную для друга вещь - делиться надо".
   - Ох и жук ты, Юхим. Добре, будет тебе, что просишь, только с некоторыми условиями. Сам понимаешь... А кобыл всё-таки возьми. Ну хоть одну, а то... эээ... нехорошо себя буду чувствовать.
   - Согласен! И с условиями, не дурак, понимаю, и кобылу возьму, так уж и быть.
   - О чём это вы говорите? - влез в разговор стоявший рядом и слышавший весь разговор молодой казак. Бедно одетый, голубоглазый и русоволосый, с наивным и открытым лицом.
   - А оно тебе надо? - пристально глядя любопытствующему в глаза спросил его попаданец.
   Парень оказался либо невероятно нагл, либо непроходимо туп, потому что вместо того, чтоб завянуть и прикинуться листиком, он, поморщив немного лоб, ответил: - Дык любопытно ж.
   - Любопытной Варваре нос оторвали, - немедленно отреагировал Аркадий. - А ещё, если ты не знал, те, кто слишком много знают, плохо спят и недолго живут.
   После чего повернулся к наглому новику спиной и обратился к Срачкоробу. Новик, видимо, вразумлённый товарищами, к колдуну больше не приставал.
   - Слушай, Юхим, а среди освобождённых женщин нанять какую-нибудь для ведения хозяйства не удастся? Пусть не молодуху-красавицу, а бабу постарше.
   - Бог его знает! А зачем тебе это? От них, баб, одни несчастья. Казак должен любить только свою саблю острую да волю казацкую5*.
   - Да я не для любви, хотя попадись подходящая - не отказался бы. Мне б бабу для стирки и уборки, ну и для готовки. Джуры часто такое наварят, что без вина в рот не пропихнёшь, а пить через день никакого здоровья не хватит.
   - Казацкое брюхо должно всё переваривать. Но если хочешь, давай к Денису подъедем, может, он чего посоветует.
   Брать в дом замужнюю Аркадий побоялся. За прелюбодеяние на Дону обычно казнили. Секс без супружества считался недопустимым, единственное исключение делали для овдовевших казачек, их грешки "не замечали". Иметь в доме, полном парней и молодых мужчин, селянку - означало устроить провокацию для собственных джур. Защитить муж её не смог бы, но любая его жалоба могла привести к казни и жены, и любовника.
   "Оно мне надо? Дьявол, получается, и мне самому не стоит заводить жену, во избежание... Не случайно подавляющее большинство сечевиков и донцов - холостяки. Есть, наверное, в этом какой-то кондовый, а также посконный и лапотный смысл. С другой стороны, здоровому, крепкому мужчине тесные отношения с противоположенным полом не просто приятны, а можно сказать - необходимы. Это же в нас природой заложено. И большинство атаманов жён имеют. Хреново жить в чужом, не родном для тебя мире. Естественные для его обитателей вещи кажутся странными или глупыми, а твои некоторые привычки могут стоить жизни. Хорошо, что я и в двадцать первом веке ходоком по бабам не был, а то давно сгорел бы, как шведы под Полтавой, никакие атаманы не отмазали бы".
   Размышления попаданца по поводу не складывавшихся отношений с женским полом прервал атаман Григорьев.
   - Аркадий, вы, характерники, безумие лечить умеете?
   - Смотря какое. Если лёгкое, то можем из него человека вытащить, ну а в тяжёлых случаях помочь может только Бог. Ну, может, ещё святые отцы, но мне со святыми встречаться не доводилось.
   - А чёрт его знает, как сильно она с ума сошла! Боюсь - неслабо.
   - Кто?
   - Да баба одна из Малой Руси. Видно, татары её дом разорили и детей на глазах побили, вот она и того... Ну а когда они открыли, что гонят сумасшедшую, убивать не отважились, юродивых мусульмане так же почитают, как и мы, христиане. Вот и шла она на юг вместе с ними, никто её по пути не обижал, и так уже обижена, дальше некуда. Мне сказали, что она как спящая всё это время шла, ничего не замечая. Даже освобождение из полона её не тронуло. Потухшая она какая-то. А тут... один черкес из тех, что к любой дырке пристраиваются, и попробовал завести несчастную в сторонку. Она-то, бессловесная, пошла-то. Так её как Господь оберегал: он сразу на степную гадюку напоролся, да до того неудачно, что через три дня похоронили. Теперь её в придачу и побаиваться стали. Ведьма, говорят. Глазищи, грят, чёрные, сглазить могёт. Ума не приложу, что с ней делать?
   - Что, так плоха?
   - Дык говорю ж, как будто спит наяву, ничего не видит. Ведут - идёт, посадят есть - ест, а сама по себе... нет, жить не сможет. Пропадёт. Непременно пропадёт.
   "Не было печали, купила баба порося. Мне только чокнутой бабы для полного счастья не хватало. И вот атаман хитрец, послать его пешим маршрутом по известному адресу не могу. Сам себя человеком перестану считать. Придётся принять участие в устройстве её жизни. Если уж котят случалось пристраивать, то человека бросить в беде..."
   Аркадий вслух выразил согласие помочь несчастной бабе, и её вскоре привели. Невысокая, по меркам двадцать первого века, на вид меньше метра шестидесяти, не фигуристая, с серыми какими-то волосами, судя по бровям и прядке, выбившейся из-под платка; тусклой, сероватой кожей, неопределённого возраста. На правильном, но невзрачном лице бросались в глаза огромные чёрные глаза. Совершенно безучастные. Пустые.
   - Ты гляди, а ведь и правда, на ведьму похожа! - отозвался, рассмотрев приведённую женщину, Срачкороб. Казаки из привратного куреня дружно перекрестились.
   - Хрен его знает, кем была раньше, но сейчас она, скорее, овощ. Ну... репка там, или тыковка.
   - Да какая из неё репка, не говоря уж о тыковке? Морковка худосочная! - не согласился с другом Юхим.
   - Пускай будет морковка. Всё равно нам её не есть, - и, обращаясь уже к атаману: - Спасибо на добром слове, мы тогда пошли. Поспрошаю друзей-характерников, может, и сможем ей чем-нибудь помочь. Всего доброго!
   - И вам не болеть.
   Атаман Григорьев отправился к всё ещё бредущему в пыли каравану, а друзья повели нежданную подопечную к дому Москаля-чародея. Аркадию ехать на лошади, когда рядом идёт больная женщина, было неудобно, он пошёл пешком, благо недалеко, до размеров мегаполиса Азову было ещё расти и расти. Срачкороб пристроился идти рядом, женщина, будто робот, как-то механически передвигая ногами, пошла следом. Джуры с лошадьми в поводу отстали. То ли из деликатности, чтоб не мешать не видевшим друг друга несколько недель друзьям общаться, то ли не желая попадать под странный взгляд ведьмы.
  
   * - У великого Сальватора Дали есть картина с подобным сюжетом.
   ** - Аркадию вспомнилась школьная пародия на стихи нелюбимого им Тычины:

Трактор в поле дыр-дыр-дыр

Мы за мир, мы за мир!

   3* - Аркадий ошибочно преувеличивает вместимость торговых судов, приходивших в Темзу. Основная их часть была ненамного крупнее османских "торгашей". Запомнившиеся ему огромной по тем временам грузоподъёмностью каракки были явлением уникальным и к Англии не имели никакого отношения.
   4* - На Дону куренными называли начальствующих над десятком, а не полутысячей, как на Запорожье.
   5* - Большинство сечевиков и донцов в те времена были убеждёнными холостяками. Робкая тенденция к обзаведению семьями после нескольких больших военных побед не могла не укрепиться. Так было и в реале, Аркадий всячески способствовал появлению семей, но сам пока был бобылём.
  

Мир в огне.

Конец 1637 года от Р. Х.

  
   Почему-то принято считать, что первая мировая война разразилась в августе тысяча девятьсот четырнадцатого года. Н-да, не только журналистов можно смело связывать с древнейшей профессией. История, без малейших оснований претендующая на научный статус, не менее древняя и продажная. Сколько наивных людей было зашельмовано, затравлено за попытку сказать правду о старых, иногда даже о древних временах... Любой, кто начинает рыться в исторических источниках, быстро обнаруживает, что учебники истории не совсем... скажем так, правдивы. Если выражаться очень мягко и по-новомодному политкорректно.
   В начале второй трети семнадцатого века в войну были втянуты почти все сколь-либо значимые страны мира. Но связанная с огромными жертвами война в Китае или то и дело вспыхивающая резня в Индии этот опус не затрагивают, посему ограничимся их упоминанием.
   На западе Европы события в Северном Причерноморье заметили, но большого значения им не придали. И немудрено. Там вовсю полыхала тридцатилетняя война, то и дело дополняемая менее значительными военными конфликтами.
   Порадовались разгрому османского флота в Испании. Но... там хватало и других, более актуальных и драматичных проблем. Ещё недавно её храбрые и невероятно стойкие солдаты, инициативные и энергичные их командиры водружали свои знамёна всё над новыми землями. После смерти бездетного португальского короля оба пиренейских государства относительно мирно слились в одно. Но вот с королями испанцам катастрофически не повезло. За полтора века они не позаботились сблизить объединившиеся государства едиными законами. Страна по-прежнему оставалась плохо стянутым подобием конфедерации. Объявляя себя владетелями большей части мира, испанские короли не удосужились навести порядок в собственном доме. Из обычаев и законов отдельных королевств, будто по наущению дьявола, для общего использования отбирались самые вредоносные для государства. Это не могло не привести к катастрофе.
   Некогда могучий испанский флот били все, кому не лень. Испанцы уже несколько десятилетий воевали, без видимых достижений, с Голландией. Задавить вспыхнувший мятеж мог ещё герцог Альба, но ему помешал Филипп II. К тому же эта война высасывала из казны огромные деньги, приносила всё новые и новые поражения, и конца этому не было видно. Одно из богатейших если не в мире, то в Европе государство регулярно оказывалось на грани банкротства, положение в стране непрерывно ухудшалось. Не пошли впрок награбленные американские сокровища, вызвавшие невиданную по тем временам инфляцию. В Испании за сто пятьдесят лет деньги (ещё не бумажные, а золото-серебро-медь!) обесценились в бог знает сколько раз... В тридцать седьмом году испанцы могли реагировать на вторжение в принадлежавшую тогда им Бразилию голландцев только... словесно. Не было у них ни кораблей, ни войск, чтоб защитить одну из богатейших и обширнейших колоний. Самый могучий до недавнего времени флот мира превратился в несколько слабых и, как правило, многократно битых эскадр. От сохранившихся адмиралов и капитанов с боевым опытом часто требовали невозможного. Потом, за невыполнение нереальных приказов их наказывали вплоть до заключения в тюрьму.
   Правили Испанией в то время два человека. Король Филипп IV, несмотря на внешность безнадёжного имбецила, дураком не бывший, и герцог Оливарес, числившийся великим умником. Хотели эти люди для своей страны, конечно же, сделать как можно лучше, а вот получалось у них даже не как всегда. Потому как эти недальновидные господа втравили её, ко всему прочему, ещё и в тяжелейшую, совершенно не обязательную, абсолютно не нужную Испании войну с Францией. И без того перенапряжённая держава пошла вразнос, сразу в нескольких провинциях запахло гражданской войной. Испания под таким руководством уверенно превращалась из субъекта политики в объект поползновений для имеющих силы грабить.
   Любопытно, что сходный дуэт, правивший во Париже - король Людовик XIII и герцог-кардинал Ришелье - уверенно выводил разорённую тяжелейшей гражданской войной страну в европейские лидеры. Хотя финансы у них пели грустные романсы, проблем в стране было вагон и маленькая тележка, Франция уверенно набирала политический и экономический вес. Несмотря ни на многочисленные заговоры, ни на бесчисленные восстания крестьян против растущих налогов. Забавно, что возглавляли восстания обычно подчинённые Ришелье - сельские кюре, искренне сопереживавшие ограбляемым налоговиками крестьянам. Первый министр неоднократно сокрушался, что вынужден увеличивать налоговый пресс на население, но война требовала всё новых и новых вложений. После ужаса вражеского нашествия в тридцать шестом тридцать седьмой год порадовал французов победами над ранее постоянно бившими их испанцами. Как на суше, так и на море. Впрочем, до разгрома врагов им было ещё далеко.
   Правда, в конце года Ришелье пришлось поволноваться всерьёз. Ещё ранее его врагам удалось просунуть на роль духовника короля иезуита Коссена, и тот начал при каждой встрече с королём вешать на министра всех собак. В этом ему активно помогала королева. Кардинал только что спас её от вынужденного ухода в монастырь из-за участия в антифранцузском заговоре, но "настоящая блондинка" ответила ему чёрной неблагодарностью. И Коссена, и королеву бесили протестантские союзники Парижа, они взывали к верности Людовика католической церкви и требовали от него отправить Ришелье в отставку, разорвать союзы с "еретиками". Однако, вопреки Дюма, король отнюдь не был дураком, и роль вассала Габсбургов, подразумевавшаяся при отказе от союза с протестантами, его не прельщала.
   Именно в это время лягушатники начали поставку военных кораблей Османскому султанату и, что совсем удивительно, магрибским пиратам. Если османы были мощным противовесом врагу - Священной Римской империи германской нации (Вене), то пираты грабили, прежде всего, итальянцев и... французов. Этот мазохизм в особо извращённой и тяжёлой форме растянулся на двести лет, вплоть до завоевания стран Магриба в девятнадцатом веке. Именно лягушатники были одними из главных покупателей рабов у осман, за вёслами галер под лилейными флагами мучились тысячи восточных славян. Причём освободиться оттуда они могли, только сбежав. Если испанцы, также грешившие покупкой "наших", захватив османскую каторгу, освобождали рабов - у них даже появились казацкие части - то французы были союзниками османов и в таких поступках замечены не были ни разу.
   Кстати, именно посланники Ришелье долго уговаривали царя Михаила напасть на Речь Посполитую, чтобы высвободить связанные боевыми действиями с Польшей шведские войска для их участия в тридцатилетней войне. При этом Москве обещали помощь со стороны шведов, не собираясь, естественно, это обещание выполнять. Русские для Парижа были досадной помехой, варварами, которых надо убрать из европейской политики, и рабами для галер.
   Венеция хирела. Пик её славы и могущества был уже пройден, возможности к самостоятельной политике уменьшались с каждым десятилетием. В это время в республике доминировали купцы, живущие за счёт левантийской торговли. Призывы молодых и борзых к атаке на турок у дожа и большинства в сенате вызывали страх и ярость, так как война с Османским султанатом означала прекращение торговли с ним. Попытка поучаствовать в войне за Мантуанское наследство закончилась сокрушительным разгромом венецианских войск имперцами. Однако военно-морской потенциал Венеции был по-прежнему велик. Её гребной флот оставался, вероятно, лучшим на Средиземноморье. Республика могла серьёзно помочь казакам в войне против Осман, вот только подвигнуть её на вступление в войну было очень тяжело.
   В Англии правил Карл I. Он был Стюартом, что звучит как приговор. Если Шотландии этот клан дал много ярких и сильных личностей, то в Англии их как будто кто сглазил. Пристойно смог проправить только посаженный на трон Елизаветой Джейкоб I. Его сын Карл, в отличие от других Стюартов-мужчин на английском троне, не был ни слабаком, ни дураком. Но политику вёл воистину стюартовскую, то есть идиотскую, причём в самой худшей её разновидности - идиотски самоубийственную. Я не психолог и не знаю, стремился ли он втайне от себя самого к смерти, но бесславный конец на плахе - закономерный итог всей его деятельности. Правда, гражданская война в Англии была ещё впереди, Кромвель пока скромный дворянин, а Карл ещё сидит на троне. На данный момент важно то, что Англия с каждым годом слабеет и всё менее способна к активной внешней политике.
   Голландцы в это время находятся на пике своего могущества. Они отбирают Бразилию у испанцев, их корабли ходят по всем морям, доминируя на многих из них. Нидерланды богатеют и процветают, не подозревая о скором приходе толстого и пушистого северного лиса. В жажде сверхприбылей они затеяли войну на истощение с Испанией. Отказываясь заключать мир и выпускать фламандские суда по Шельде в море, они требовали от Мадрида разрешить им торговлю в испанских колониях. На что там, конечно же, пойти никак не могли. Зато на строительстве линейного флота деньги экономились. Вскоре знаменитым голландским адмиралам придётся вести эскадры из срочно переделанных торговцев против мощных линкоров. Славные флотоводцы некоторое время смогут одерживать победы даже при таком неравенстве сил, но сколько верёвочке не виться... Уже через пару десятилетий Нидерланды будут жестоко наказаны, но пока они богаты, сильны и уверены в себе. Их адмиралы не без оснований считаются лучшими в мире.
   Швеция продолжала свой бег по лезвию меча. Государство не было способно содержать и треть имевшейся у него армии. В стране непрерывно вспыхивали крестьянские бунты, всё заработанное тратилось на войну. Уже давно в шведской армии большинство составляли не шведы, а содержали её разграбляемые княжества Германии. Гибель харизматичного Густава-Адольфа подкосила планы по созданию шведской империи, но и взявший бразды правления в свои руки канцлер Оксенштерна лелеял обширные планы завоеваний. Искренне и сильно ненавидевший русских канцлер пока против России воевать не собирался. Зачем? От Балтики диких московитов оттеснили, вся балтийская русская торговля контролируется шведами, вплоть до изымания "лишних" товаров или людей, едущих в Московию. После поражения Михаила от поляков опасности с востока шведы не чувствовали.
   Их привлекали богатые польские земли, но пока дважды бивший самого Густава-Адольфа Конецпольский был коронным гетманом, соваться туда было бы слишком рискованно. Тем более не все земли Германии были ещё разграблены. Учитывая, что империя потеряла всех своих известных талантливых военачальников, перспективы шведов после вступления в войну Франции выглядели весьма неплохими, хотя не всем шведским полководцам удалось добиться в тридцать седьмом году желаемых результатов. Поход Баннера в Чехию провалился. Вопреки уверенности Фердинанда III в исчезновении шведской опасности, поражение, точнее - разгром шведов под Нердлингеном тридцать четвёртого года остался в прошлом. Вскоре ему предстояло убедиться, что шведские пушки и мушкеты по-прежнему точны и скорострельны, а их полководцы лучше его собственных.
   Зато в Германии и Чехии, на территории которых, в основном, протекала война, положение стало катастрофическим. Некоторые земли там превращались в почти безлюдные. В цветущем ранее Пфальце, например, сохранилась, в лучшем случае, десятая часть населения. В огне войны сгинули уже миллионы, что для Европы, привыкшей совсем к другой разновидности военных конфликтов, было чем-то запредельным и инфернальным. Привычное деление на комбатантов и некомбатантов кануло в Лету. После погрома Магдебурга войсками Тилли, совершённого в стиле войск Чингиз-хана, с бессмысленным уничтожением мирных обывателей, содрогнулась вся Западная Европа. Конфликты со степью для неё были делом давно минувших дней. Валленштейн продемонстрировал всем, как большая армия может содержать себя сама (то есть жить сугубо за счёт ограбления земель, на которых идёт война). Сейчас и шведы, поначалу строившие из себя "рыцарей", грабили земли, по которым проходили, не менее жестоко, чем войска католической лиги. Возможно, это кого-то удивит, но в те времена люди бежали из шведской Финляндии в русскую Карелию, так их допекли рекрутские наборы в армию.
   Священная Римская империя германской нации оказалась в сложном и двусмысленном положении. Именно в тридцать седьмом году умер главный поджигатель тридцатилетней войны, выкормыш иезуитов Фердинанд II. В отличие от отца, наследовавший ему Фердинанд III не был религиозным фанатиком и нести католический крест во все земли мира желания не имел. В его понимании основных целей империя добилась: утвердилась в Чехии, навела относительный порядок в Германии. Мелкие внутринемецкие дрязги нового императора не интересовали. Даже Римский папа поддерживал намерение примириться с существованием в Европе протестантов. Но война, неосторожно распаленная его предшественником на троне, затухать не спешила. Нельзя не отметить, что после вынужденного уничтожения зарвавшегося и ставшего опасным Валленштейна мобилизационные возможности империи существенно уменьшились. Гибель же Тилли и Паппенгейма оставила её без признанных полководцев. Император этого ещё не понял, но вскоре ему предстоит судорожно искать, кого противопоставить Баннеру или Торстенссону.
   Россия, единственный союзник казаков, всего лишь три года назад заключила мир с Речью Посполитой после проигранной Смоленской войны. Царь и бояре из семибоярщины, неоднократно предававшие страну, свалили проигрыш в ней на воеводу Шеина и приговорили его к смерти. Надо же было кого-то объявить виноватым? Да и наглец Шеин посмел на судилище вспомнить поведение верхушки боярской думы и царя во время смуты. Такого не прощают. Вот если бы он повинился, покаялся, взял на себя содеянное им самим и вышестоящими... то, может, и отделался б устным порицанием. Экономика, и без того не восстановившаяся после Смуты, от войны сильно пострадала, к новым военным авантюрам царь Михаил и его окружение были не готовы. Но прекращение набегов в Москве заметили и оценили. Хотя и не во всём правильно. В ответ на вопли примученых калмыками, а посему и не способных на набеги Больших ногаев Москва пыталась их защищать. Это притом, что ногаи налетали на Русь за рабами при малейшей возможности и разные клятвы царю им в набегах никогда не мешали.
   В Речи Посполитой отступление запорожцев в степь расценили как свою великую победу. Успехи донцов там заметили, но в связи с невозможностью проводить активную внешнюю политику отреагировали на них только словесно. Желание короля, гетмана Конецпольского и ещё нескольких магнатов воевать с занятой на других фронтах и ослабленной Османской империей было прочно блокировано другими магнатами. Большая часть власть предержащих в Польше опасалась укрепления власти короля, и там было принято решение об уменьшении средств, выделяемых на кварцяное (наёмное, подчинявшееся королю) войско. Что автоматически привело к его значительному уменьшению. Удара с северо-запада казаки могли не опасаться.
   Халиф всех правоверных Мурад IV был в бешенстве от казацких побед и предательства крымского хана. Но он был умным и последовательным политиком и, не добив персов, явно начавших сдавать в тяжелейшей затяжной войне, бросаться на нового врага не собирался. Отправлять на казаков небольшую или плохо подготовленную армию? Не дурак же он, в самом деле. Уже с шестнадцатого века казаки заработали в глазах османов славу грозных, страшных в бою воинов. По Стамбулу давно ходили слухи, что по какому-то предсказанию этому городу суждено быть завоёванными грозными воинами с севера*. В двадцатых годах семнадцатого века несколько раз в городе поднималась паника, в связи с рейдами казаков к Босфору. У султана, помимо предназначенной для похода в Персию, была ещё одна большая армия - румелийская. Но она, в союзе с вассалами из Валахии, Молдавии и Трансильвании, предназначалась для охраны границы с франками, прежде всего - с империей. Отправить её в причерноморские степи означало открыть границы. Мурад прославился как пьяница, что вряд ли было правдой, но авантюристом его назвать никто не мог. Поэтому и от осман, до их мира с Персией, больших неприятностей ждать не приходилось.
   По-прежнему большой головной болью были крымские татары. В этом году они занимались внутренней усобицей, но вот с помощью запорожцев Хмельницкого Инайет-Гирей и Ширины задавил открытое сопротивление Мансуров. Непокорные были уничтожены или сбежали с Ислам-Гиреем под крылышко султана. Вся степь до Буга принадлежала теперь Инайету. Правда, буджакские ногаи воспользовались случаем и опять вышли из-под власти крымского хана. Это был первый звоночек.
   Очень некомфортно, стеснённо чувствовали себя в Крыму Малые ногаи, земель для кочевий здесь и без них не хватало. Они предприняли попытку вернуться в прикубанские степи, благо султан прислал им фирман о разрешении селиться там, где они хотят. Инайет казнил три десятка мурз, в том числе знаменитого Урусова, но эту попытку блокировал. Однако, как показали события в Дивеевом улусе, и другие ногаи были недовольны запретом на набеги. Именно грабежи на Руси и в Черкессии давали ногайским мурзам наибольшие прибыли. Прежде всего, за счёт торговли живым товаром. Хан, проводящий политику, неугодную знати, был обречён. Инайет-Гирей знал об этом, но упорно проводил линию на мир с казаками, невозможный при набегах на их земли. Он надеялся, что казацкие планы, в которые его посвятил Хмельницкий, сбудутся и у него лично, и у верной ему знати появятся фантастические перспективы. Пока с помощью казаков и прибывших к ним на помощь черкесов ему удавалось удерживать власть.
   В конце сентября в притерекские степи начали перекочёвывать калмыки. Зная об этом заранее, по Кубани и Тереку на восток двинулось тридцать стругов. Почти две тысячи донцов и запорожцев пошли на помощь братьям-гребенцам. По предварительной договорённости с Хо-Урлюком было решено сразу же нанести удар по главному казацкому врагу в притеречье -Тарковскому шамхальству. Главный проводник ислама на Северном Кавказе, это государство наверняка стало бы и калмыцким врагом. К тому времени государство кумыков, один из осколков Золотой орды, фактически разбилось на несколько, пусть микроскопических, но самостоятельных уделов. Однако и в таком состоянии они создавали массу проблем для соседей. В поход на них пошли гребенские казаки, всё лето отбивавшиеся от кумыкских и союзных им окотских отрядов.
   До двух тысяч окольчуженных всадников выставил кабардинский князь Алегуко Шогенуко, кумыки и для него были большой головной болью. К союзным войскам присоединилось больше трёх тысяч окотов, крайне недовольных политикой насильственной исламизации, проводимой шамхальством. Далеко не все окоты имели такое снаряжение и вооружение, как кабардинские уорки, но воевать умели хорошо. Плохо умеющие воевать на Кавказе не живут. Климат, наверное, не тот. Видимо, почувствовавший грядущие неприятности шамхал тарковский Сурхан-хан попытался попросить помощи у русского царя**. Но царь далеко, а взбешённые набегами соседи - близко. Воевода Терков (Терского городка) боярин Ромадоновский Василий Большой на защиту вдруг возлюбившего Россию шамхала не рвался. Приказа на это из Москвы не было, да и будь он, находившихся в его подчинении войск было явно недостаточно, чтобы противостоять антикумыкской коалиции. Будь его воля, он сам с войском пошёл на Тарки, уж очень досаждали русским на Тереке кумыки. На шамхальство обрушились десятки тысяч врагов, большей частью - конных, а пешие казаки имели огнестрельное оружие, практически отсутствовавшее здесь у других воюющих сторон.
   Кумыки привыкли доминировать в этом уголке мира. Не будучи идиотами в прямое сражение с врагом, имевшим подавляющее численное превосходство, они вступать не стали. Попрятались в горных ущельях и в крепостях на утёсах. Подобное поведение не раз спасало их в прошлом. В этот раз уцелели далеко не все крепости. У врагов имелись зажигательные и пугательные ракеты с сильнейшим психологическим эффектом, чьего воя и вида не выдержали несколько осаждённых гарнизонов. Некоторые крепости взяли благодаря успешным ночным действиям пластунов. В этот раз вражеское нашествие казалось роковым для четверти укреплений и городков кумыков. Серьёзно пострадали и другие их поселения, ведь вся сельская местность была опустошена, в рабство попала значительная часть местных крестьян. Почти так же сильно пострадали и союзные кумыкам окоты. Успевшие переселиться в предгорья стали жертвами враждебных окотских родов и кабардинцев поголовно, даже в высокогорье смогли защититься не все, воевали-то с ними такие же горцы, как они сами, но куда более многочисленные, лучше вооружённые и организованные.
   Наш попаданец об этом никогда не узнал, но заведомо изменилась и русская культура ХХ века. Среди погибших был предок Арсения и Андрея Тарковских, в этом мире не успевший оставить потомства. Да и остальные Тарковские, кто уцелел, выкупившись из плена, предпочли эмигрировать в Персию или Османский султанат. Так что и среди блистательных гвардейских офицеров при русском дворе Тарковских здесь уже не будет.
  
  
   * - Это не моя выдумка, а исторический факт, подтверждённый многими источниками.
   ** - Он это сделал и в реале, только в 1638 году, калмыкское вторжение многих напугало.
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"