Военный человек без учебной тревоги, как хохол без сала вянет. Жизнь его
становится скучной и предсказуемой, теряет полноту, опресняется. Поэтому на
научно - исследовательском судне, арендованном Министерством обороны, тревоги
устраивались неожиданно - каждый четверг. Помехой могла служить только
шестиметровая зыбь северной Атлантики или суровый шторм Бискайского залива,
где пропадает судов не меньше, чем в пресловутом треугольнике,
разрекламированном для туристов - экстремалов и домохозяек, никогда не
выезжающих дальше своих загородных грядок.
Мое первое дежурство в Бискае на "частоте вызова и бедствия" (500 кГц)
помнится, подарило мне изрядную дозу адреналина в виде сигнала "SOS" от
терпящего бедствие в 70-ти милях от нас японского "рыбака".
Где Япония и где Бискай? Но, не будем рассматривать экономические аспекты
рыбного промысла, кои человеку здравомыслящему могут показаться абсурдными,
а сосредоточимся на ситуации. Принятая радиограмма легла на неярко освещенный
штурманский стол под безразличным взглядом капитана, пытавшегося задремать на
привинченном в штурманской рубке диване. Это ему не удавалось. Бортовая качка
имела такую амплитуду, что даже лежа можно было тренировать вестибулярный
аппарат, а гироскопы полутораметровой параболической антенны давно были мною
выключены, как неспособные выполнять свою задачу в экстремальных условиях.
"Что там у тебя?" - проявил интерес "мастер", оставив попытки обнять Морфея.
"Сигнал SOS", - бодро докладываю я, полагая, что в присутствии морского волка
мне, молодому, не годится демонстрировать сомнения в непотопляемости нашей 25-
тилетней калоши, по которой уже давно плачут китайские мастера по производству
иголок, кухонных ножей и прочей утвари.
Будучи воспитанным на изречениях вроде "друг познается в беде" и "сам
погибай, а товарища выручай", я рвался спасать японцев, простив им великодушно
Порт-Артур, Цусиму и Курильские острова. Сейчас я даже удивляюсь как тот
юноша, которым я тогда был, догадался принести радиограмму на мостик, а не дал
японцам уверения в том, что помощь близка. "Давать подтверждение?" - все также
бодро спросил я, уверенный в положительном ответе. "Мы сейчас сами точно такое
же давать будем", - безразличным тоном сказал капитан, переворачиваясь на другой
бок. "Аудиенция окончена", - понял я и, как того требовали международные
правила радиосвязи, еще часа три, до самого утра слушал в эфире, как экипаж
шхуны спасали норвежцы.
Так вот в такой шторм учебных тревог нет, ибо, даже если кто и вздумает
устроить тревогу, ее никто не примет за учебную. Другое дело легкая волна августа
в Средиземном море. Коварное солнце между Апеннинами и Египтом кажется
таким же добрым, как и в деревне Клюевке под Саратовом, а между тем это две
большие разницы, как сказал однажды добрый инспектор отдела кадров
Черноморского морского пароходства, пристроивший меня на научник, в ответ на
просьбу о трудоустройстве на BLASCO ORIENTAL LINE.
О том, что будет сыграна тревога я, конечно, знал, но не мог предположить в
руководстве экспедиции твердого намерения довести ее до конца. Через каких-то
пол часа экипаж моей шлюпки болтался на ней за бортом вдруг ставшего родным
"Королева" как чайная ложка сметаны в двухлитровой миске борща. Я скрючился в
отсеке с радиостанцией, безуспешно пытаясь ее настроить и усиленно потея под
пенопластовым спасжилетом. На мои "DE UISZ1" эфир молчал, как Герасим на
очной ставке с дедом Мазаем.
Суть проверки наличия радиосвязи со спасательной шлюпкой сводилась к
следующему: капитан говорит начальнику (рации) куда повернуть шлюпке.
Начальник на ключе отбивает сообщение находящемуся в шлюпке радисту, который
дублирует команду мотористу. Шлюпка поворачивает - все довольны. Я не
услышал в эфире ничего, получил тепловой удар и к моменту, когда я поднялся на
палубу, был слаб, подавлен и испытывал легкую тошноту. Уже из каюты я
отзвонился шефу и к своему удивлению узнал, что все прошло нормально, а
аккумуляторы надо все-таки будет зарядить. Успокоенный, я провалился в
нездоровый сон.
По пути на вечернюю свою вахту, наблюдая падающее в Средиземку
красноватое солнце, я оставил съеденную за обедом котлету по-киевски где-то у
лееров правого борта шлюпочной палубы и почувствовал облегчение. Тем же
вечером я узнал, что начальник снабдил моториста портативной, почти игрушечной
радиостанцией и команды по ней дублировал второй радиооператор. Не посрамили
радиослужбу, зарядили в дальнейшем аккумуляторы и прониклись командным
духом, который остальные члены экипажа воспринимали как мафиозный.
Справедливости ради я должен отметить, что это единственная мафия, в которой я
состоял и которая, как мне хочется верить, бессмертна.