Протоиер.Спиридонов Андрей Владимирович : другие произведения.

Фэнтези-2016. Хроники Эллизора. Чужестранец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Чужестранец" - первая часть "Хроник Эллизора". Была опубликована друзьями автора без отчуждения прав. В настоящий момент издатели не в состоянии печатать продолжение. Есть и вторая часть - "Сокрушение башни". Написана и третья. Имеется замысел на четвертую и пятую части."Приключения и опасности подстерегают на каждом шагу мужественных и благородных героев. Они живут в необычном, мрачном и пугающем мире, который возник на обломках цивилизации, погибшей в результате последней мировой войны. Им приходится драться не только с невообразимыми мутантами, они сражаются и с негодяями, которые мутировали от соприкосновения с властью..."

   Протоиерей Андрей СПИРИДОНОВ
  
   ХРОНИКИ ЭЛЛИЗОРА
  
  
   ЧУЖЕСТРАНЕЦ
  
   хроника первая
  
  
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   ОЗЗИ НАХОДИТ ЧУЖЕСТРАНЦА
  
   Пусть говорят, что пересекать границу Радиоактивного леса крайне опасно, Оззи не из тех, кого это может испугать. Да, запрещено, да, Закон превыше всего! Но в этом лесу встречались удивительные грибы: целыми гроздьями, вкусные и совершенно нерадиоактивные. А в конце лета их особенно много. Стояла сумрачная сырая погода, но это не остановило Оззи -- он оделся в старую, но крепкую армейскую плащ-палатку, за спиной возвышался короб на лямках. На боку в ножнах большой кинжал, а рядом с коробом приторочен арбалет. Так что даже при беглом взгляде на Оззи каждому становилось ясно, что этот юноша способен за себя постоять.
   Оззи обошёл ржавеющие останки бронетранспортёра времён Последней мировой и вплотную приблизился к лесу. Осмотрелся -- слишком прыткие и легкомысленные долго не живут. Да, вон в той ложбине наверняка должны быть грибы. Странно, но что там темнеет рядом с россыпью белых и нежных опятцев? Пришлось двигаться особенно осторожно, ведь не исключено, что где-то здесь притаилась дикая собака или, того хуже, какой-нибудь мутант. Нет, собака уже выдала бы себя рычанием (они, как правило, нетерпеливы эти потомки бывших домашних), а вот иные мутанты просто непредсказуемы. Ещё странность: эти грибы прежде попадались ему только белого цвета -- так откуда красные крапины на них? Оззи остановился: не иначе -- кровь! Действительно, чуть ниже по склону лицом вниз лежал человек в изодранном плаще.
  
   Каких же трудов стоило Оззи дотащить его до опушки! Хотя Оззи и крепкий парень, но чужестранец был весьма тяжёл. В том, что этот человек чужестранец, Оззи уже не сомневался: так в Эллизоре не одевался никто, да и внешность иная -- голова в крови, но видно, что волосы густые, светлого пшеничного цвета и черты лица, правильные, строгие, удивительно благородные. Нет, таких людей Оззи в Эллизоре не встречал, это ясно. А вот что делать дальше? Непонятно... Одному незнакомца не дотащить. К тому же идти придётся долго, окольными путями, чтобы никто не заметил. Надо отправляться за подмогой. Кого позвать? Оззи задумался: с детства у него было три друга Эндрю, Силентиус и Яков. Последний, правда, немного трусоват, но с этим уж ничего не поделаешь. Главное, чтобы до их прихода чужестранца не унюхали дикие собаки.
   Оззи сбросил короб и арбалет со стрелами и, оставив себе только кинжал, быстрым шагом направился в Эллизор.
  
   Пока они вчетвером тащили чужестранца на плащ-палатке, начало темнеть. Друзья очень устали. Идти пришлось в обход, через высокую траву и кустарник. Хорошо ещё, что дом Оззи и его отца Леонарда задней своей частью выходил на заросший и местами заваленный бесхозным железом пустырь.
   Оззи остановился и предложил:
   -- Подождём, пока совсем стемнеет!
   Все изрядно запыхались и охотно присели -- кто на камень, кто на корягу, предварительно убедившись, что под ними не притаилась змея или сколопендра.
   Первым не вытерпел Яков:
   -- Слушай, Оззи, а ты вообще хорошо подумал?
   -- А что? -- Оззи продолжал бросать взгляды по сторонам и сделал вид, что не понял вопроса.
   -- Но ведь это же нарушение Закона! Помощь чужестранцу на территории Эллизора!
   -- Разве? -- Оззи достал из колчана стрелу и внимательно её осмотрел.
   -- А как же! -- Яков был взволнован и поэтому говорил торопливо, комкая слова, как всегда, когда что-то выходило не по нему. -- К тому же ты подвергаешь опасности не только себя, но и нас, твоих друзей!
   -- Лови! -- вдруг закричал Оззи и с силой метнул стрелу от арбалета в сторону Якова. Тот испуганно вскрикнул, но стрелу поймал. Иначе бы она впилась ему прямо в плечо.
   Такие выходки Оззи всегда обижали Якова, и он совершенно по-детски надул свои и без того толстые губы.
   -- Оставь стрелу на память, -- засмеялся Оззи. -- Видишь, у тебя, как и раньше, хорошая реакция. Чего тебе бояться?
   Он немного помолчал, взглянул на друзей, затем сказал уже серьёзно:
   -- Ну не мог я его утащить один. Слишком он тяжёлый... Мы же друзья -- кого мне ещё просить о помощи? Не забывайте, мой отец -- в Высшем Совете! Если что, он заступится за нас!
  
   В тот день старого слуги Рона не было дома, а отец Оззи должен был вернуться поздно. Удачным было и то, что живший по соседству глава рыбарей Эллизора Александр отравился инспектировать угодья Центрального озера. Никто не видел, как друзья пронесли раненого в жилой подвал дома Оззи и уложили на топчан. Подумав, Оззи позвал дочь соседа Беллу. Последнее время она работала в амбулатории Совета и неплохо разбиралась в медицине. А чужестранец нуждался в срочной помощи. Белле Оззи доверял полностью: они дружили с детства, вместе ходили в начальную школу Закона. Белла, как и Оззи, лишилась матери при рождении. Прежде подобное часто случалось в Эллизоре -- многие годы после войны роды заканчивались смертью женщин. И лишь последние десять лет рожать стало безопасно. И в этом несомненная заслуга Закона Эллизора, который запрещает убивать детей в утробе.
   В жилом подвале дома стоял топчан с набитым свежим сеном матрасом. Оззи отправил друзей по домам, и вдвоем с Беллой они занялись ранами чужестранца. Им пришлось изрядно повозиться. Оззи нашёл кое-какие простейшие медикаменты, согрел воду, подал масло и вино. Его поразило, как ловко, без страха, Белла обращается с ранами чужестранца. Наибольшую опасность представляла рваная рана над левым ухом. Да и остальные -- глубокие и длинные, словно какое-то хищное животное пыталось разорвать свою жертву острыми когтями, требовали особого внимания.
   -- Он потерял много крови, -- сказала Белла, -- и вообще это очень странные раны...
   -- Да, -- согласился Оззи, -- это не похоже на клинок или копьё... Как будто когтями...
   -- А разве бывают такие когти?
   -- Я нашёл его на границе Радиоактивного леса. А там чего только не бывает!
   Белла посмотрела на Оззи строго:
   -- Ах, Оззи, ты опять ходил в этот лес? А ведь отец запретил тебе!
   Возмущение Беллы неразумным поведением Оззи было столь непосредственно, что тот вдруг залюбовался ею. Будто впервые увидел не просто соседскую девчонку, участницу игр детства, а юную девушку, похорошевшую и вступившую, что называется, в цветущий возраст.
   Поймав на себе взгляд Оззи, Белла заметно смутилась.
   -- Больше всего мне не нравится эта рана на голове, -- сказала она, стараясь не смотреть на Оззи. -- Неизвестно, нет ли внутренних повреждений. Может быть, произошло сотрясение мозга или кровоизлияние... А раз он без сознания, то что-то не так, наверное...
   Оззи тоже смутился и не сразу нашёлся, что ответить.
   -- Ничего, -- наконец заговорил он, -- я думаю, он выздоровеет. Не зря же я его нашёл!
   Некоторое время они сидели возле чужестранца молча. Потом Белла спросила:
   -- Как ты думаешь, кто он?
   Оззи признался, что не знает.
   Тогда Белла сказала:
   -- А ведь ты рискуешь, Оззи, если он чужестранец, то его нельзя было приносить в дом.
   Оззи вспыхнул. Он вообще такой -- горячий.
   -- Уходи тогда скорей! -- закричал он. -- Раз ты боишься и пока не поздно!
   Белла, конечно, на горячность Оззи обиделась. Но виду не подала:
   -- А почему ты думаешь, что я боюсь? Я совсем не боюсь! Я думаю, ты прав! Людям надо помогать!
   Оззи даже удивился:
   -- Но все думают и говорят, что раз в Законе написано, что помогать
   можно только своим, то нельзя... другим оказывать помощь...
   Белла немного сникла:
   --Да, так говорят... Но, мне кажется, это не совсем правильно... -- тут она, разумеется, испугалась, что говорит уж совсем не то, и, не иначе как от испуга, спросила: -- А ты сам видел, как это написано в Законе?
   -- Ну, откуда ж...
   -- Так ведь твой отец -- один из хранителей Закона, член Высшего Совета!
   Оззи засмеялся:
   -- Ну, ты даёшь! Кроме хранителей, никто не может держать Закон в руках!
   Тут сверху раздался звук шагов, и к ним в подвал спустился вернувшийся домой отец Оззи Леонард.
   Вообще не понятно, каким образом Оззи думал объяснять отцу появление в их доме чужестранца. Ведь не собирался же он прятать его от отца постоянно, да это и невозможно было.
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   ЛЕОНАРД, ОТЕЦ ОЗЗИ
  
   Оззи часто видел страшные сны.
   Для послевоенных детей это не удивительно. Пусть они сами и не пережили эту Последнюю мировую, но родителям и дедушкам-бабушкам досталось испытать такое, что боли хватит ещё на много поколений вперёд. Если, конечно, эти поколения, вообще говоря, будут существовать. Поэтому Оззи не всегда понимал, что в кошмарных снах было отражением его переживаний, а что -- порождено страхами людей, живших до него.
   Некоторые сны повторялись. Так, не раз ему снилось, что он играет с кем-то из сверстников на террасе, залитой солнечным светом. Свет этот, неяркий и словно ненастоящий, льётся через толстый слой стёкол и гофрированного пластика. Оззи подбегает к большому цветку в кадке, хватает и треплет его и вдруг понимает, что цветок искусственный, неживой. Внезапно рассеянный солнечный свет начинает меркнуть, и на террасу вползает густая непроницаемая тьма. Оззи пытается убежать, но не может двинуться с места и кричит от ужаса, кричит до тех пор, пока сильные руки отца не подхватывают его и не уносят с террасы.
   Отец для Оззи -- это всё. Нет в его понимании никого выше и важней отца. Он взял на себя все хлопоты по воспитанию сына. Но не только поэтому Оззи любит отца: ещё его отец -- герой Эллизора, в своё время он храбро сражался с дикими обрами и чудом уцелел. Не каждый из сверстников Оззи может похвастаться, что его отец прославленный герой клана! Есть ещё у Оззи два старших брата, но они уже взрослые, у каждого свои дела и живут они отдельно. Один из них так вообще -- в Маггрейде.
   Оззи и любит и боится отца.
   Всё время, пока отец стоял над чужестранцем, рассматривая его, Оззи пытался найти слова, чтобы объяснить отцу, кто этот человек и откуда он появился в их доме. Но ничего убедительного в голову не приходило. Что мог он сказать отцу, одному из хранителей Закона, когда нарушение Закона, что называется, налицо, причём нарушение, допущенное сыном самого хранителя.
   Леонард умел сдерживать гнев. Если бы кто-то наблюдал, но не слышал их разговор, то решил бы, что этот уже немолодой, мужественный человек, с несколько жёсткими, заостренно-орлиными чертами лица просто слегка журит своего сына.
   -- Где? -- прежде всего спросил отец.
   Оззи сразу понял вопрос:
   -- В лесу... -- потупился он.
   -- Я же просил тебя туда не ходить... Там очень опасно... Мало ты рисковал, когда ходил за червями для Корри?
   -- Отец, я заскочил с краю за грибами... А там... оказался -- он... Не мог же я там бросить... человека... Его бы до утра растерзали собаки!
   -- Ты нарушил Закон!
   -- Но... отец...
   -- И я не знаю, как мы будем выпутываться из этой ситуации!
   -- Отец, но ты же не выдашь его Совету?!
   -- Почему ты так беспокоишься за этого чужака?
   -- Отец, но он раненый и беспомощный, ты же сам меня учил: нельзя бросать беззащитных!
   Леонард внимательно посмотрел на сына: да, в этом Оззи прав. Но ситуация однозначно была тупиковой: рано или поздно о чужестранце узнает Высший Совет, и тогда обвинения в нарушении Закона им всем не избежать.
   -- Кто ещё знает? Кроме Беллы?
   Белла, как только пришёл Леонард, отправилась домой. А способна ли она не проболтаться? Оззи считал, что Белла будет держать язык за зубами. Она очень серьёзная девушка.
   Леонард согласился. Он уже давно думал, что Белла могла бы стать неплохой парой для Оззи.
   -- Так, кто ещё?
   -- Только Эндрю с Силеном и Яков...
   -- Ничего себе "только"... -- Леонард задумался. -- Ну, да... да... Хуже всего, что Яков тоже...
   -- Отец, но он же мой друг!
   -- Друг-то друг... Но он трусоват... Да и болтлив... А его мать Деора... Впрочем, теперь уже ничего не поделаешь...
   Вдруг, на топчане, прерывая их разговор, зашевелился чужестранец. Он открыл глаза, и Оззи удивился их бездонной синей глубине. Как небо в разрывах туч ранней осенью. Таких глаз Оззи прежде не видел! Правда, они горели лихорадочным огнём, но всё равно поражали своей красотой.
   Чужестранец пытался что-то сказать. Отец Оззи склонился над ним. "Леонард!" -- совершенно отчётливо произнёс незнакомец. "Леонард! -- повторил чужестранец. -- Ты должен помочь!"
   И снова потерял сознание.
   -- Ничего не понимаю! -- Леонард сел на табурет рядом с топчаном. -- Откуда он меня знает? Я его первый раз вижу!
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   ГЛАВНЫЙ
   ХРАНИТЕЛЬ ЭЛЛИЗОРА
  
   Утром следующего дня проходило очередное заседание Высшего Совета Закона. Обсуждали организацию очередного праздника Листопада, но Леонард почти не слушал выступающих. Он всё время думал о Чужестранце. Да, именно так: с большой буквы Леонард про себя называл его. Настоящее имя всё равно пока неизвестно. В какой-то момент Леонард поймал на себе пытливый взгляд Главного хранителя Закона Анасиса. Уж не проведал ли он чего? Нет, с Чужестранцем что-то странное: ну откуда ему знать имя Леонарда? Они же никогда в прошлом не встречались. Как будто...
   Конечно, Леонард уже далеко немолод, в его прошлом было много разных событий: и войн, и путешествий, даже бегство из плена, но всё равно Чужестранца он никогда прежде не видел, а то бы обязательно запомнил. Очень яркая внешность. Кстати, а сколько ему лет? Он не стар, это точно. Но и не юн, это тоже очевидно. Где же и когда могли они пересечься: да так, чтобы он знал его, Леонарда, имя?
   А может быть, кто-то просто указал Чужестранцу на Леонарда или, что вероятней, кто-то послал его к нему? К примеру, из той же Лавретании, откуда уже давно нет никаких вестей. Или взять и всё рассказать Анасису? Так и сказать, что Чужестранец направлялся к нему, Леонарду, с вестями. В таком случае тот перестаёт быть чужаком, и нарушения Закона нет. Вообще Главный хранитель Закона имеет право официально утверждать исключения! Но и риск тоже большой: Анасис может не поверить, что в его пользу будет признать Чужестранца. Анасис недолюбливает Леонарда и, скорее всего, устроит расследование, а если выяснится, что Чужестранец здесь по другим причинам, то ложь немедленно вскроется. Да и врать Леонард не умеет, лукавство чуждо ему.
   Наконец Высший Совет решил, что средств на проведение праздника вполне хватит без привлечения дополнительных, и пора расходиться. Правда, выяснилось, что берёзок для праздника доставлено с Севера недостаточное количество, но тут уже ничего не поделаешь, время было упущено. Придётся частично обходиться искусственной берёзой.
  
   По окончании Совета Анасис попросил Леонарда задержаться для личной беседы. Главный хранитель Закона -- полный и добродушный с виду человек -- на самом деле был скрытен, двуличен и опасен. Он лишь делал вид, что благоволит к Леонарду и считает его своим другом. Но на самом деле это не так. Истинное доверенное лицо Анасиса в Эллизоре -- Корнилий, начальник стражи. С ним Анасис проворачивает множество всяких дел, плетёт интриги. Можно сказать, что Анасис с Корнилием прибрали к рукам почти весь Эллизор. Ну, а если ещё и не весь, то одна из помех этому -- Леонард с его гипертрофированной честностью и неподкупностью. Поэтому у Главного хранителя к Леонарду давняя неприязнь.
   Но в тот день Анасис играл привычную роль: приобняв Леонарда, пригласил прогуляться по коридорчику, что между залом заседаний и чайным двориком.
   -- Видишь ли, мой дорогой друг, -- сладко запел Анасис, после привычных расспросов о делах и детях, -- у меня к тебе довольно серьёзный конфиденциальный разговор... Ну да, я знаю, что ты не из болтливых, однако здесь и обстоятельства не пустяшные...
   Анасис даже несколько раз оглянулся, словно проверяя, не может ли кто услышать их разговор, и они продолжили свою прогулку.
   -- Понимаешь, мой друг, у меня есть совершенно достоверные сведения, что к нам в Эллизор может пожаловать агент Тайных сил...
   Увидев, что Леонард удивлённо вскинул брови, Анасис заговорил чуть быстрее:
   -- Да-да, я прекрасно знаю, что многие серьёзные люди вообще не признают "Тайные силы" реальными и отказывают им в праве на существование. Да я и сам не верю, что болтают женщины на кухнях! Просто один мой человек в Маггрей... -- Тут Анасис сообразил, что не в меру разболтался: -- Ну, неважно где... Так вот, один мой знакомый использует именно такое словосочетание -- "Тайные силы"... Да, он известил меня, что некий лазутчик должен проникнуть в Эллизор и связаться с неким агентом, прости, но тоже Тайных сил, который и скрывается именно здесь, в Эллизоре...
   Наконец, они дошли до чайного дворика, и Анасис предложил выпить по чашечке хорошего белого чая, но, удивлённый речью Главного хранителя, Леонард только неопределённо мотнул головой.
   -- Ах да, -- засмеялся Анасис. -- Ты же не любишь чай! А я не люблю кофе! Ну, неважно... Так вот, заметь, судя по всему, этот агент окопался не просто в Эллизоре, но и, бери выше, в самом нашем Совете!
   Леонард на своём веку слышал много чего и бывал в разных переделках, так что не подал виду, что его заинтересовали слова Анасиса, но внутри у него всё похолодело.
   -- Ты уверен, что это именно так? -- спросил он.
   Анасис ещё раз оглянулся, посмотрел внутрь чайного дворика (там никого не было) и сказал:
   -- За что купил, за то и продаю, как говорится... Но мой человек ещё ни разу не ошибался.
   - А откуда, собственно, может быть этот лазутчик? Территориально? Не с неба же он свалился?
   -- Этого я точно не знаю. Остаётся только гадать. Может, из Маггрейда. А может, и из Лавретании...
   И Анасис хитро сощурился, будучи отлично осведомлён, что в Лавретании у Леонарда живут близкие родственники.
  
   После этой странной беседы Леонард отправился на другой конец города к своему старому знакомому Магирусу. Не то, чтобы они были большими друзьями, однако в своё время Леонард спас Магируса от серьёзных неприятностей. Помня об этом, Магирус, который являлся кладезем всевозможной информации, частенько делился ею с Леонардом. Вообще Магирус считал себя учёым. По возрасту он, конечно, не мог быть настоящим довоенным учёным, ведь они почти все уже вымерли, но, впрочем, говорили, что Магирус всётаки был учеником одного из уцелевших "настоящих" и унаследовал от него архив и кое-какую технику. Техника у Магируса, действительно, имелась. Особенно значим был дышавший на ладан дизельный генератор, к которому Магирус невесть где находил топливо. А ещё у него был дряхлый компьютер, к которому у Магируса набралась куча старых деталей и на который этот прохиндей чуть ли не молился. Чего у Магируса точно не было, как он сам любил пошутить, так это Интернета, но вокруг уже давно никто толком и не знал, что такое Интернет. Так, словечко какое-то из довоенной жизни.
   К Магирусу Леонард пожаловал не из праздного любопытства. Хотя у этого чудака нет Интернета, однако за последние годы более или менее стабильной жизни Магирус систематизировал и обобщил огромное количество самой разной информации, прямо связанной с тем, что происходило с остатками человечества после окончания Последней мировой. Ещё одним, если не главным, то уж точно приятным достоинством этого "учёного", был небольшой пивной заводик, собранный Магирусом собственноручно из остатков чудом уцелевшего оборудования одной известной до войны пивной компании.
   Вот за кружкой молодого "магирусского" пива Леонард и попытался расспросить своего приятеля о так называемых Тайных силах.
   -- Да разное говорят, -- пробурчал Магирус, пялясь в экран старого и давно уже прогоревшего монитора.
   -- Ну а ты сам, старина, что думаешь?
   Магирус стянул с бугристого толстого носа очки и с непритворным интересом воззрился на хранителя Закона, словно видел его впервые:
   -- Скажи мне, Леонард, а с чего это ты вдруг заговорил об этом? Сдаётся мне, что раньше ты никогда Тайными силами не интересовался. Ты всегда считал, что это бабьи басни и не более того.
   Вопрос этот застал Леонарда несколько врасплох. Направляясь к Магирусу, он просто забыл приготовить соответствующую легенду.
   -- Да знаешь, -- пробормотал он, -- тут сегодня на Совете случайно зашёл разговор, и я подумал, может, ты прояснишь ситуацию?
   -- На Совете? -- ещё больше удивился Магирус. -- О-о, неужели Совет Закона уже всерьёз рассматривает проблему Тайных сил?
   Леонард не нашёлся, что сказать и только буркнул:
   -- Ну, так... Случайно кое-кто из хранителей меня спросил, а я и не знаю, что ответить...
   "Что-то Анасис тут перемудрил, -- подумал при этом Леонард, -- может быть, это розыгрыш? Но почему же этот розыгрыш совпал с появлением Чужестранца?"
   Похоже, что Магирус не очень поверил в изложенную Леонардом версию. Но допытываться не стал. В конце концов, Магирус являлся должником Леонарда, а не наоборот.
   -- Я считаю, что те, кто представляет себе Тайные силы как нечто сверхъестественное, весьма и весьма заблуждаются. В мистическом смысле Тайных сил не было и нет. Но велика вероятность того, что существует некая группа людей каким-то образом сохранившая или получившая доступ к уцелевшим после войны серьёзным технологиям. По-моему, их деятельность и породила слухи о Тайных силах! -- высказал наконец своё мнение Магирус.
   -- Думаешь, это астронавты?
   Магирус немного помолчал, прежде чем ответил:
   -- Вообще это не исключено. По моим сведениям, к моменту начала мировой в космосе находилось несколько сот человек. В том числе -- на Луне. По времени война длилась недолго, всё быстро накрылось медным тазом, но те, кто были на орбите или на Луне, могли уцелеть со всей своей техникой.
   -- А энергия? Откуда столько лет они берут энергию?
   Магирус хмыкнул:
   -- Наверное, атомную используют... На Луне была атомная станция...
   -- А-а, да, наверное... -- сказал Леонард, чтобы хоть что-то произнести. Он имел слабое представления об использовании атомной энергии в мирных целях. То, что Последняя мировая была отчасти атомной, Леонард знал, но что от атома можно запитать лампочку или механическую телегу -- это он себе плохо представлял.
   Но показать своё неведение Магирусу он не решился, чтобы не уронить собственный авторитет в глазах приятеля, который и без того изрядно кичился своими знаниями.
   -- Значит, думаешь, астронавты? -- переспросил Леонард, допил остатки пива и поставил кружку на стол.
   -- Ага, скорей всего, -- кивнул Магирус, -- ещё кружечку?
   -- Нет, спасибо, пиво у тебя хорошее... -- сказал Леонард, вставая, -- только крепковато. Небось спирт добавляешь?
   -- Ты шутишь?! -- не то обиделся, не то испугался Магирус. -- Или я не знаю, что это запрещёно Законом? Нет, я чту Закон!
   -- Да ладно-ладно! Я пошутил! Кстати, как работнички -- не жалуются?
   -- А чего им жаловаться? Одеты, обуты, накормлены! -- Магирус вылез из-за компьютера и пошёл провожать Леонарда.
   В своё время Леонард пристроил на пивной заводик Магирусу нескольких сирот, что дало им неплохое обеспечение, ведь пиво марки "Магирус", несмотря на все трудности послевоенного быта, всегда ценилось не только в Эллизоре, но и далеко за его пределами. В принципе Леонард мог бы и не интересоваться "сиротами" -- пусть Магирус чудаковат, хитроват и капризен, но на такую подлость, как продажа работника на сторону, вряд ли был способен.
   Проводив Леонарда, Магирус долго сидел за столом, задумавшись. Со стороны можно было подумать, что этот не очень опрятный с большими залысинами круглолицый добряк задремал за своими учёными занятиями. Однако Магирус не спал, он думал. Наконец встрепенулся и позвал к себе одного из работников, наиболее смышлёного и пронырливого.
   -- Значит так, -- сказал ему Магирус, -- у меня к тебе просьба деликатного свойства. Ты должен в ближайшие дни последить за моим другом Леонардом и его домом.
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   НЕОЖИДАННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
   НЕОБДУМАННЫХ ДЕЙСТВИЙ
  
   Яков был не в духе, можно сказать -- страдал. Уже полдня он занимался мытьём полов, и ему казалось, что он обречён драить их вечно. Дом был большой с обширным подвалом, постоянно запертым на замок. За прошедшие годы количество жильцов сократилось. После смерти мужа и старой служанки, Деора осталась одна с сыном, и довольно большая часть хозяйственных забот легла на плечи Якова. Деора почему-то не захотела найти новую служанку, хотя, вполне возможно, что это ей просто не удалось. В первые послевоенные годы слугами, как правило, становились одиночки, прибившиеся к уцелевшим семьям. Они преданно служили приютившим их людям, поскольку вне семьи были обречены погибнуть от голода или быть проданными в рабство. Теперь, когда закончились межклановые войны и определились границы, со слугами стало сложно. Не всякий соглашался работать только за кров и пищу, а рабство в Эллизоре было запрещено.
   Итак, за неимением прислуги помогать Деоре по хозяйству вынужден был Яков, которого это безумно раздражало. Впрочем, у Якова мало что не вызывало досады. Наверное, если бы жив был его отец, почтенный казнохранитель Эллизора, нашёлся бы повод быть недовольным им как родным отцом. Последнее время угнетали не только одни хозяйственные обязанности, но и непонятное поведение матери -- то, что подвал, в котором Деора проводила большую часть своего времени, был всегда заперт на ключ. С ключом этим Деора не расставалась даже на ночь. Зная вспыльчивый характер матери, Яков не рисковал проявлять интерес к подвалу, и неудовлетворённое любопытство рождало в нём бессильную злость.
   Последней каплей, переполнившей чашу терпения Якова, стала дурацкая история с Чужестранцем. Надо же было так вляпаться из-за несносного Оззи, который всегда слишком много о себе мнил! Теперь неизвестно, что ждать. Это история рано или поздно всё равно дойдёт до Высшего Совета! А если Совет устроит следствие, то Оззи не спасёт никакой отец, будь он хоть трижды членом того же Совета. И что хуже всего, ведь могут докопаться и до тех, кто помогал.
   А может быть, всё-таки не дойдёт? Или не докажут? Вряд ли отец Оззи Леонард будет сидеть сложа руки и ожидать обыска. Наверное, он Чужестранца куда-нибудь переправит.
   Яков понял, что ситуация с Чужестранцем его безумно раздражает. Можно даже сказать -- бесит! Оззи втянул его, а Яков ничего не может поделать -- просто должен терпеть и всё! А как Оззи метнул стрелу? Если бы не реакция Якова, запросто мог бы поранить! Ну да, известно, Оззи бывает совсем без тормозов. Когда они были помладше, никто из эллизорских мальчишек не ввязывался в драку с сыном Леонарда. И не потому, что боялись его отца, а потому, что боялись самого Оззи. Хотя он и ростом казался невелик, но если припирало, впадал в ярость: бледнел, глаза сужались в щёлочки, волосы вставали дыбом, как у боевого кота... Нет, лучше на кулачках с Оззи не меряться...
   Так вот, во всём этом есть какая-то мучительная несправедливость, вот что! Почему-то же Оззи слывёт храбрецом, и отец у него герой, и дома слуга, полы небось самому Оззи мыть не приходится!
   В сердцах Яков бросил отжатую тряпку и задумался. Нет, как ни крути, но по справедливости Оззи просто обязан компенсировать ту опасность, которой подверг Якова! Пусть, к примеру, найдёт для него и его матери слугу или служанку в дом. В этом нет ничего невозможного, ведь Леонард не последний человек в Высшем Совете. Яков прекрасно осведомлён, что через отца Оззи идёт распределение большинства людских ресурсов в Эллизоре. Нет, решительно так жить нельзя! Оззи втравил Якова в смертельно опасную историю, так пусть тогда хоть чем-то воздаст за эти страхи и переживания. Что же, сейчас Яков домоет полы и отправится навестить Оззи. Так, невзначай поинтересуется, как здоровье Чужестранца. Яков тоже его тащил несколько километров, из сил выбивался. Плюс к этому ещё и опасность быть обвинённым в нарушении Закона! И всё это забесплатно?!
  
   В тот же день судьба уготовала Леонарду ещё одну встречу, о которой он потом вспоминал с сожалением. Возможно, что, если бы начальник стражи Корнилий не навязался провожать Леонарда и не оказался бы невольным свидетелем того, что ему не следовало видеть, последующие события не приняли бы столь драматичный оборот.
   Леонард повстречал Корнилия, когда возвращался от Магируса: начальник стражи стоял на углу старой торговой площади и, казалось, кого-то караулил, потому что иначе ему там совершенно нечего было делать -- старую эту площадь под рынок использовали не чаще, чем раз в месяц. А ещё более странным было то, что при появлении Леонарда начальник стражи бросился навстречу ему, как к старому другу.
   -- Леонард, Леонард! -- заговорил он на ходу. -- Мне нужно с тобой кое-что обсудить!
   -- Вообще-то я спешу домой, -- сухо сказал Леонард, недолюбливающий Корнилия.
   -- Ничего, давай поговорим по дороге!
   Корнилий прибавил шагу и завёл разговор о квотах на пополнение стражи, которые нужно будет выделить из постоянных жителей Эллизора до конца текущего квартала. Содержание разговора Леонарда не удивило, поскольку это действительно входило в их с Корнилием компетенцию.
   Однако никогда ранее начальник стражи не решал эти вопросы вот так -- на улице, на бегу. Людские ресурсы -- вопрос во все времена важный, тонкий, это проблема дефицита. Особенно, в Эллизоре, куда за последние годы значительно сократился приток мигрантов. Хотя, утверждают, что не всегда в истории ценили людской материал. До Последней мировой, после которой людей сильно поубавилось, говорят, потери в баталиях вообще почти не считали -- миллионом больше, миллионом меньше. Более того, тогдашние политики были озабочены тем, что людей на Земле слишком много, надо, мол, ограничивать рост! Даже какие-то клубы создавали, международные! Вот и доигрались! Где теперь их тайные клубы? Или они и стали этими самыми Тайными силами, из-за которых переполошился Анасис? И чего же хотят теперь: вместо "ограничить" -- "повысить"? Интересно только знать, каким образом?
  
   За разговором о численном составе стражи, они наконец подошли к дому Леонарда.
   Возле ворот Корнилий вдруг сменил тему:
   -- Слушай, Леонард, а ты ничего в последнее время не замечал вокруг подозрительного?
   -- А что может быть вокруг такого подозрительного? -- постарался изобразить удивление Леонард. Неужто Корнилий сейчас тоже заговорит о Таиных силах, как и Анасис?
   -- Да есть кое-что... -- начал Корнилий, но в это момент дверь в доме Леонарда с треском распахнулась и наружу с воем вылетел Яков.
   Щёки его полыхали, но причиной тому было не отменное здоровье, а тяжёлые оплеухи, которые Оззи отвесил своему бывшему другу.
  
   Далеко за полночь Леонард вместе с Оззи думали, как быть дальше. Оззи чувствовал себя виноватым, но, с другой стороны, если тебя шантажируют, разве можно сдержать гнев? Тем более, когда это гнев справедливый!
   -- Ты бываешь крайне не сдержан. Ты вообще гневлив! -- печально говорил Леонард, перебирая дрова возле камина.
   Но за разговором камин он так и не затопил, забыл. На улице было прохладно, пожелтевшие эллизорские берёзы вздрагивали под резкими порывами ветра, но, судя по некоторым послевоенным приметам, погода ещё могла улучшиться.
   -- Отец! -- возмущённо воскликнул Оззи. -- Но Яков пришёл вымогать и угрожать нам! И это называется друг? Он предатель!
   -- Оззи! Это всё эмоции! Как ты не поймёшь? У нас в доме мина замедленного действия. Если твой Яков проговорится, то всем нам не поздоровится. Анасис привлечёт нас к суду, и даже моё членство в Совете нас не спасёт! И сверх того, вашу ссору видел Корнилий, а он любой пустяк берёт на заметку!
   Оззи подавленно молчал. Не было никакой надежды на то, что теперь, после ссоры, Яков не проболтается. В общем, продолжать скрывать Чужестранца в Эллизоре становилось смертельно опасно.
   -- Ну, а чтобы ты, папа, сделал на моём месте?
   -- Я бы что сделал? -- переспросил Леонард. -- В такой ситуации разумнее бывает откупиться, а не бить морду!
   -- Откупиться?! -- Оззи аж подпрыгнул на месте. -- И это мне говоришь ты, герой Эллизора?!
   -- Ну, ладно-ладно! -- улыбнулся Леонард. -- Но прежде чем драться, стоило попробовать решить дело мирно. Ты же его только озлобил, какой в этом смысл? Подставил нас всех вместе с Чужестранцем!
   -- И что теперь делать?
   -- Делать нечего... -- устало сказал Леонард. -- Будем переправлять Чужестранца в Лавретанию. Больше просто некуда. Надеюсь, Савватий жив и здоров, хотя от него давно нет вестей.
   Свежего кофе не было. Леонард разбавил старую гущу и теперь машинально вертел кружку в руках, словно пытаясь понять, насколько этот состав годится для питья. На самом же деле, он напряжённо думал, как всё лучше устроить.
   Оззи посмотрел отцу прямо в глаза.
   -- Я обязательно пойду, отец, -- сказал он, -- не пытайся меня остановить!
   Леонард только вздохнул. Он знал, что Оззи заявит нечто подобное. И знал, что спорить с ним бесполезно. Оззи -- младший и самый любимый сын, но Леонард предчувствовал, что близок день, когда и он, подобно старшим сыновьям, отправится в свой самостоятельный путь и что путь этот может оказаться так же опасен, как и былые его, отца, пути.
   Похоже, что этот день настал и настал куда раньше, чем рассчитывал Леонард.
   -- Пусть со мной пойдут Эндрю и Силен! -- добавил Оззи.
   -- Это я устрою, -- ответил Леонард. -- Тем более что они сводные братья. Выпишу на них один наряд... Проблема в том, что Чужестранцу нужен медик...
  
   Весь день работая в амбулатории Совета, Белла никак не могла избавиться от мыслей об Оззи и Чужестранце. Она росла без матери, отец часто отсутствовал, оставляя дочь у соседей, и девочка очень привязалась к Леонарду и Оззи. Но в последнее время в её отношениях с Оззи появилось нечто новое, смутно томящее и толком ещё не осознанное.
   Она и раньше вставала очень рано, а в ту ночь ей вообще не спалось. Одно из окон её комнаты выходило в сторону дома Леонарда, и было видно, что в окнах соседей далеко за полночь горит свет. Ещё год назад, когда отец Беллы Александр уезжал на рыбные промыслы, она ночевала в доме Леонарда, но в последнее время посчитала, что она уже взрослая и неудобно докучать соседям, хотя очень боялась оставаться дома одна. Но кто знал о её страхах? Мужчины вообще многого не замечают. Что делать, таков мир Эллизора, таков весь послевоенный мир, это, прежде всего, мужской мир, а не женский.
   Впрочем, Белла не возражала, потому как не знала другого мира. Если задуматься, её мир не так уж плох: она любит отца, как отца, больных в амбулатории Совета, как больных, соседа Леонарда почти как родного дядю, а Оззи... Беллу смутили собственные мысли, и она решила, что лучше думать о чем-то другом. Вот, к примеру, Чужестранец, откуда он взялся в Эллизоре? Она видела не так уж много чужеземцев, но ни один не похож на этого Чужестранца. Его красота совершенно нездешняя... Тут Белла вновь смутилась и даже посмеялась над собой.
   Под утро она незаметно для себя задремала, сидя возле окна, и проснулась от стука в дверь. Белла вздрогнула и увидела, что внизу, у входа стоит Леонард. Ещё до того как он прошёл в дом и заговорил, она поняла, что её отроческие годы закончились.
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   ОЗЗИ С ДРУЗЬЯМИ
   ПОКИДАЕТ ЭЛЛИЗОР
  
   Список всего необходимого составляли вместе.
   -- Побольше стрел для арбалета, -- размышлял вслух Оззи, -- меч возьму средний, довоенной стали... Кинжал -- тоже...
   -- Возьми ещё ружьё на всякий случай!
   -- Нет, папа, ружьё не надо... Кроме меня, им больше никто не умеет пользоваться. И патроны у нас старые, не очень надежные...
   Леонард одобрительно хмыкнул -- надёжный арбалет гораздо лучше ненадежного ружья. Лучше... но всё равно не панацея от всех бед. Уж кто-кто, а хранитель Леонард знал, что такое оружие и как с ним обращаться. Ему вспомнилась та знаменитая битва его разведывательного отряда в овраге под Фарраном: их, эллизорцев, было в десятки, если не в сотни раз меньше, но они успели занять сверху узкую горловину дороги и несколько часов сдерживали натиск обров. Им помогло то, что у них было два автомата Калашникова, а у обров -- только холодное оружие. Сколько успели там этих обров покрошить, никто не считал, но патронов к автоматам нашлось всего три сотни, а штурмующих -- тысячи и тысячи. Героизм эллизорцев неиссякаем, но боеприпасы и силы в тот день закончились...
   Кроме Леонарда, все полегли там, под Фарраном. Один поэт даже поэму сочинил на тему той схватки, которая начиналась так: "Дорога под Фарраном легка, легка, легка! Плывут над Эллизором кровавы облака..." Нет, оружие это ещё не всё, это далеко не всегда гарантия победы, а тем более не гарантия того, что можешь уцелеть...
   Леонард, впрочем, никогда не ставил для себя такой задачи: уцелеть. Может быть, потому и остался в живых. Давно подмечено, что тот, кто хочет выжить любой ценой, погибает первым... Но это не страшно, когда речь идёт о самом себе, а вот когда -- о собственном сыне... К тому же Оззи слишком горяч... Леонард тяжело вздохнул.
  
   Несмотря на спешку, обговорили каждую деталь. Немного позже к ним присоединилась Белла, и они разобрали лекарства и перевязочный материал.
   Больше всего хлопот доставил транспорт, ведь Чужестранца надо было на чем-то везти. Позаимствовать незаметно где-либо несколько лошадей было невозможно. Остановились на том, что пойдут пешком, а в тележку впрягут немолодого, но выносливого пони Чико, который уже не первый год служил Леонарду и Оззи. Зато тележка хороша: с колёсами и рессорами от старого довоенного автомобиля.
   Силентиус и Эндрю тоже неплохо вооружились, а Белле Леонард подарил свой морской кортик, которым очень дорожил. При виде кортика у Оззи загорелись глаза: он сперва подумал, что Белла не сможет оценить значение такого подарка.
   Но Белла оценила:
   -- Спасибо, дядя Леонард, -- сказала она и прижалась к его плечу: -- Я знаю, как дорога вам эта вещь!
   Тут и сам Леонард расчувствовался:
   -- О, Белла! -- воскликнул он, осторожно обнимая её. -- Ты же давно мне как дочь! Многое я бы отдал, чтобы ты осталась дома и не подвергала свою жизнь опасности! Ума не приложу: и что я скажу твоему отцу?
   -- Не бойся, отец, -- сказал Оззи, -- я буду рядом!
  
   В путь тронулись перед рассветом, в туманных утренних сумерках.
   Было зябко, но зарождающееся на востоке солнце обещало безоблачный день. Чужестранцу постелили несколько одеял и хорошо укрыли его. На выезде из города туман ещё только начинал рассеиваться, и никто не заметил в перелеске женщину в старом армейском плаще, которая не спеша собирала между кустов какие-то травы. Женщина же эта долго смотрела им вслед, пытаясь разобрать, кто это в столь ранний час покидает Эллизор.
   До тех пор, пока дорога была сравнительно ровной, пони Чико бежал сноровисто, так что его приходилось притормаживать, иначе Оззи с друзьями не поспевали за тележкой. Солнце поднялось над горизонтом, и туман рассеялся. День и впрямь оказался солнечным. У границ Радиоактивного леса во избежание погони свернули с основной дороги левее на обходную тропу, так велел Леонард. Дорога стала хуже, и двигались медленно, чтобы не растрясти Чужестранца, сверяя направление с картой, на которой оставил свои пометки отец Оззи.
   Когда лес остался за правым плечом, они вышли за границы Эллизора, и пейзаж начал меняться. Появились каменистые взгорки, кустарник стал ниже, и чаще попадались растущие отдельно искривлённые деревья. Оззи знал, что это потомки высаженных в Эллизоре берёз -- одичав, они приобрели причудливые формы, и теперь с первого взгляда в них трудно было распознать белоствольные деревья.
  
   Как это бывает в начале пути, лёгкая тревога касалась сердца, но в целом настроение было приподнятое. Все ощущали, что впереди не увеселительная прогулка, и все они дерзают послужить большому и важному делу. Такого в их жизни ещё не случалось. Их отцы -- да, пережили многое и во многом себя проявили. Тогда, говорят, и времена были более суровыми, более страшными, но Оззи даже мечтал о той героической эпохе. Нынешняя эпоха казалось ему неинтересной, пресноватой, вот! Какой тут героизм, когда речь только об урожаях, заготовках, улове рыбы да подготовке к Празднику листопада! Да и сам этот праздник -- тьфу, сплошные сопли да искусственные красивости. Нет, Оззи такие будни и праздники не по душе! Хорошо ещё старший брат Фаддей, служивший легионером в Маггрейде, внушал надежду: говорил, что в будущем войны не избежать. Маггрейд, мол, наращивает такие силы, что его экспансия неизбежна. Что это за слово такое -- экспансия, Оззи толком не знал, но за будущее Эллизора не волновался: их клан всё равно непобедим, потому что непобедим Закон! Дух Эллизора куда выше маггрейдовской вони... Очевидно же, что залог победы не только в численности и оружии, но и в боевом духе! А уж сам Оззи, если завтра война, в последних рядах не останется, недаром же он сын Леонарда, героя Эллизора!
   Оззи не задумывался над некоторой странностью происходящего: казалось бы, они нарушили Закон, а между тем у всех было ощущение, что они поступают правильно. Но разве может быть правильным то, что незаконно? Это явное противоречие пока ускользало от внимания юного эллизорца, да и вряд ли он смог бы его разрешить. И отца уже не было рядом, который, как один из хранителей, мог разобраться с любыми сложностями, возникающими в связи с незыблемыми параграфами закона Эллизора. Так по крайней мере думал Оззи.
  
   Силентиус, который, несмотря на своё имя, хорошо пел, затянул свою любимую дорожную песнь:
  
   Жара и вьюга не страшна,
   Когда ты выбрал путь,
   Пусть позади твоя страна
   И некуда свернуть!
  
   Мы выбираем для себя
   И меч, и дом, и день,
   И ненавидя, и любя,
   И побеждая лень!
  
   И пусть быстрей летит стрела,
   Наш путь куда длинней,
   Как взлёт бесстрашного орла,
   Как каждый светлый день!
  
  
   Ближе к обеду, после короткого заседания, глава хранителей Закона Анасис с начальником стражи Корнилием сидели за столом в чайном дворике, как им казалось, в полном уединении. На столе стоял кувшин с вином, и Анасис периодически прихлёбывал из своего бокала, с аппетитом поедая жареную курицу. Корнилий от еды отказался и, хотя перед ним тоже был бокал, к вину не притрагивался. Анасис, как всегда, говорил много и живо, порой позволяя себе шутки и не относящиеся к делу реплики. Корнилий, напротив, не улыбался и словно нехотя цедил слова только по делу.
   Собеседники и предположить не могли, что за большим панно рядом с недействующим камином скрыт лаз в разветвлённую систему вентиляции и подземных ходов, а в дымоходе камина притаился сын вдовы казнохранителя Яков. Всевозможные лазы и тайные ходы были его стихией. Здесь трусоватый Яков преображался и становился ловким и прытким, как степной суслик, и, наверное, не было никого во всём Эллизоре, кто знал бы лучше Якова подземные закоулки столицы клана.
   Зачем в тот день Яков проник во Дворец Высшего Совета, он и сам толком не знал. Одно очевидно, что происшествие с Оззи продолжало мучить его. Наверное, позже Яков ни за что не согласился бы с тем, что пришёл донести о Чужестранце. Нет, и в мыслях не было! Так уж сложилось, ноги сами привели... Яков знал, что трусоват в драках и слаб в фехтовании, но зато под землёй он чувствовал себя, как рыба в воде, даже без фонаря или свечей в полной темноте не терял самообладания и мог найти выход. После Последней мировой у отдельных представителей новых поколений появились разные необычные способности, необходимые для выживания в сложных условиях. Вот и у Якова есть такая способность, которая ему не казалась лишней. В подземельях Эллизора много всего интересного: к примеру, одна из лучших его находок -- это настоящий армейский арбалет с тугой тетивой и мощным боем. Что же касается различных опасностей, которыми полны подземелья, то здесь сыну Деоры помогало его особое чутьё, и до сей поры он их удачно избегал.
  
   -- И всё же Леонард мне давно подозрителен! -- Анасис обглодал крылышко и принялся за ножку. Он всегда так делал: начиная с маленьких частей, переходил к более крупным. -- Слишком вольно он толкует Закон! Любитель находить исключения... Ты проследил за ним?
   -- Ну, я пока не устанавливал постоянное наблюдение. Нет повода. Кроме того, у Леонарда в прошлом большие заслуги перед Эллизором... Хотя тут есть один любопытный эпизод...
   И Корнилий поведал, как имел честь наблюдать изгнание сына Деоры из дома Леонарда.
   Анасис задумался:
   -- Гм. Да мало ли что два парня не поделили...
   -- Да, в общем, я тоже так подумал...
   -- Как он отреагировал на вопрос об агенте Тайных сил?
   -- Об агенте Тайных сил? Да никак... Мне показалось, что всё это принял за шутку...
   -- Да? -- Анасис вздохнул. -- Мне тоже так показалось...
   -- А может, и нет никакого агента? Или он не дошел? -- Корнилий покрутил в руках бокал с вином, но пить всё же не стал. -- Ты ж говорил, что твой человек не просто доносит информацию, но и старается принимать кое-какие меры?
   -- Ты понимаешь, дорогой мой друг, -- Анасис доел ножку и теперь осматривал куриную грудку, перед тем как вонзить в неё зубы, -- это постольку поскольку. У него ограниченный набор средств. Если кто узнает, что тут используются исключительные методы защиты, те же мутанты... то, сам понимаешь, нам не поздоровится! А потом... -- Главный хранитель взглянул на своего подчинённого оценивающе, словно пытался понять, насколько тот готов к продолжению разговора, -- потом, всё, конечно, сложней, -- продолжил он, -- понятие "агент Тайных сил" достаточно условно... У них там, в Маггрейде, особый нюх на разные неожиданности! Там такая магия, какой и до начала Последней мировой не было. Там сейчас в силе некий маг особенный -- Варлаам... Я так понял, что информация исходит от него: мол, должно быть скоро в Эллизоре какое-то особенное явление или событие, от которого надо обязательно уберечься, избавиться. Уж очень оно опасное...
   -- Какое ещё явление? -- не понял Корнилий.
   -- Ну, дорогой, -- Анасис почесал в затылке и взял ещё кусок курицы, -- скажу честно, я тоже не очень большой специалист в этих вещах. Что именно имеется в виду, я не понял, в общем, какая-то для всех нас опасность. Ну, а про агента Тайных сил, так я придумал, чтобы всем понятно было. А мутантов, похоже, со стороны Маггрейда слегка активировали, прямой нашей вины тут нет, но всё равно дело это скользкое, противозаконное...
   В ответ Корнилий только вздохнул. Вообще, была бы его воля -- он давно бы навёл полный порядок. Но с этими хранителями Закона доброй каши не сваришь. У них кругом, куда ни плюнь, всюду нарушения... А если что и предпримут слегка вразрез с Законом, тайно, по необходимости, так трясутся при этом, как мокрые мыши во время наводнения. Всё равно тех же мутантов, вон сколько по лесу бегает, чего тогда они в Эллизоре под запретом?
   -- Да, в этом есть свой риск... -- начал было Корнилий, но его внезапно прервал сдавленный вскрик в дымоходе и грохот, с которым Яков обрушился вниз внутри камина. Причиной этому послужил огромный таракан, упавший сверху на Якова -- и бедняга не смог сдержать испуг.
   Собеседники тоже изрядно перепугались. Корнилий вскочил, инстинктивно выхватив из ножен меч. Анасис же чуть не подавился куском курицы и с трудом прокашлялся, тараща глаза и размахивая руками.
   Наконец Корнилий вытащил из камина Якова.
   -- Ага, попался, гадёныш, -- шипел он, продолжая сжимать меч, -- так ты, Яшка, оказывается шпион! Признавайся чей?! Небось Маггрейда? Или ты для Леонарда добываешь сведения?
   Яков громко скулил и пытался вырваться. Анасис успокоился, уселся обратно за стол, хотя и потерял интерес к курице. Понаблюдав, как Корнилий, словно грушу, трясёт Якова, он, наконец, сказал:
   -- Да оставь ты его в покое. Он нам и так всё расскажет...
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
  
   Корнилий нагрянул с обыском вечером того же дня.
   Леонарда, впрочем, это ничуть не удивило. С завидным спокойствием он наблюдал, как трое стражников обшаривают все углы в доме. Начальник стражи помалкивал, стоя возле окна. Казалось, что он занят какими-то серьёзными размышлениями, но на самом деле Корнилий судорожно боролся с острым желанием выпить. И не какую-нибудь там красную кислятину, которую любит Анасис, а что-нибудь настоящее, покрепче. Да, втянуть в себя обжигающую дымную жидкость, чтобы дымность эта поползла в мозги, и ослабло не проходящее напряжение, уже давно свившее себе гнездо в душе Корнилия. Эх, хорошо бы! И можно даже не закусывать -- так, занюхать рукавом. Но Корнилий держался уже не первый год. Запойный пьяница долго в страже не протянет. А пить Корнилий не умел: стоило опрокинуть стаканчик первача, как начинался запой на неделю-другую.
   А ещё, кроме служебного долга, от пьянства его удерживало то, что дома лежала тяжелобольная жена, за которой требовался уход, и Совет помогал в этом Корнилию, предоставляя сиделку. Лишись Корнилий должности, что будет с женой? Кто будет за ней смотреть? Поэтому Корнилий терпел, отказываясь от алкоголя -- иногда, что называется, скрипя зубами.
   Наконец стража обыскала весь день.
   -- Мы ничего не нашли, -- доложил один из стражников.
   -- Ладно! -- Корнилий повернулся к Леонарду и нехорошо сощурился, словно прикидывая, чем можно было бы поживиться, если бы он пришёл не только обыскивать, но и арестовывать Леонарда.
   -- Ну а где же твой сынок Оззи? Почему его не видать?
   -- Оззи отправился с Лукой в северный гарнизон. Ему полезно посмотреть, как осуществляется пограничная служба.
   Лука -- один из старших братьев Оззи, и у Корнилия пока не было оснований не верить сказанному.
   -- А этот... как его... ну, твой слуга...
   -- Рон?
   -- Да...
   -- Рона тоже нет. Ты же знаешь, у нас в Совете в последнее время плохо с вестовыми. Вот я и послал его с небольшим поручением... А кстати, Корнилий, что всё это значит? Какие основания у Главного хранителя обыскивать мой дом?
   -- Вот это ты у него и спроси!
   -- И всё же...
   -- Леонард, скажи спасибо, что у тебя никого и ничего не нашли! А то ведь Совет может и не посмотреть на твои прошлые заслуги перед Эллизором! Сейчас времечко то ещё, хотя с виду и спокойное, но гнили вокруг всякой много, так что будь осторожен, как бы тебе не оказаться маггрейдским или лавретанским шпионом...
   И, резко повернувшись, Корнилий со стражниками покинул дом Леонарда.
  
   Деора слушала сына внимательно, но с каким-то брезгливым выражением лица.
   Весь в пыли, саже и паутине, трясущийся Яков забился в угол за большим кухонным шкафом и, с трудом связывая слова, рассказывал о том, что произошло с ним в чайном дворике Высшего Совета. Рассказал и том, что случилось ранее.
   Деора -- женщина надменная, с суровым выражением лица. Несмотря на возраст, выглядела она моложаво, так что можно было подумать, будто её лицо когда-то подвергалось пластическим операциям. И если бы не постоянная раздражительность, наложившая свой отпечаток, её можно было бы назвать привлекательной настолько, насколько привлекательна женщина в преклонных летах. Правда, самой Деоре до этого не было никакого дела, одевалась она с нарочитой небрежностью, а может, и с вызовом -- в разное ветхое тряпьё.
   Рассказав всё, что видел и слышал, Яков никак не мог остановиться и, всхлипывая, продолжал поносить своего бывшего друга Оззи, Главного хранителя и начальника стражи.
   Деора стояла в глубокой задумчивости.
   -- Значит, Анасис тебя отпустил? -- усмехнулась она. -- Потому что ты ему всё рассказал?
   -- Да, мама... -- всхлипывал Яков.
   -- Что ж, поздравляю, -- сухо рассмеялась Деора, -- теперь ты у него на крючке, все мы у него на крючке. А ты ещё и предал семью Леонарда. А это не последний человек в Эллизоре...
   -- Но, мам...
   -- А-а, что сейчас с тобой об этом говорить, как ты был тюфяком, так им и останешься... Теперь понимаю, -- добавила она, -- теперь понимаю... Значит, они бежали вместе с Оззи... А эти придурки всё прохлопали!
   Яков перестал хныкать и с удивлением воззрился на мать: о чём это она?
   Но Деору всегда мало занимал вопрос о том, вполне ли понимает сын ход её мыслей и действий. Да, всё просто. На рассвете, Деора собирала с краю подлеска нужные ей травы и видела, как Оззи с тележкой, в которую был впряжён пони, в сопровождении друзей уходил из Эллизора. Тогда Деора, как ни пыталась, так и не смогла сообразить, куда и зачем мог направиться Леонардов отпрыск с друзьями.
   Теперь, когда Яков всё рассказал, в голове Деоры как будто закрутился компьютерный винчестер. "Чужестранец! Чужестранец!" -- вспыхнул в её сознании сигнал опасности.
   -- Значит, ты говоришь, что Чужестранец был плох? Очень плох?!
   -- Да, мама, он был без чувств...
   Деора некоторое время ещё стояла как вкопанная. Какая-то тёмная и разрушительная мысль не давала ей покоя. Она всегда знала, что катастрофа может разразиться и что её с сыном благополучию в Эллизоре может наступить конец. Это хорошо, что Чужестранца увезли, но очень плохо, что он ещё жив! Нельзя всё оставить так, как есть, нельзя всё пустить на самотёк, иначе это может потом обернуться против тебя!
   И Деора воскликнула:
   -- Но он может вернуться! Они пошлют за ним стражу, арестуют и вернут в Эллизор! Этого нельзя допустить! Нужны крайние меры!
   И схватив сына за руку, Деора стремительно повлекла его в тот самый подвал, в который до этого никогда не допускала.
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   ПУТЕШЕСТВИЕ МАГИРУСА
   И ПОТРЯСЕНИЕ ЯКОВА
  
   Что ни говори, но именно из-за своего неуемного любопытства Магирус, как уже не раз бывало, "попал в историю". Не настолько он молод, чтобы пускаться в длительные и опасные путешествия. Однако из любви к знанию, Магирус вынужден был отправиться вслед за Оззи и его друзьями, решив, что они могут вывести его непосредственно на Тайные силы, о которых ходило столько разговоров и которые сам Магирус никак не мог найти. А так хотелось бы! Сколько можно собирать по крохам остатки былой цивилизации, не имея при этом никакой возможности объединить всё это в универсальную систему? Он уже стар, жизнь и так уже почти прошла на развалинах великолепного прошлого, и настоящее сумрачно, а в будущем виделось лишь постепенное погружение во тьму неизбежного варварства. У Магируса были некоторые соображения, как это всё предотвратить или хотя бы затормозить, но для осуществления его великолепных идей нужны совсем другие средства, другие источники энергии, а также совсем иные, отличающиеся от тех, какими он располагал, "мобильность и повсеместность".
   Вот почему старый Магирус быстро собрался, навьючил на тоже уже немолодого ослика Зукко нехитрый багаж, состоявший из небольшой палатки, спального мешка, полиуретанового коврика, котелка и запаса пищи, и отправился на поиски Тайных сил. Для отпугивания диких собак, мутантов и вообще хоть какой-то защиты, не считая хорошего охотничьего ножа, которым он всё равно не умел толком пользоваться, Магирус прихватил ракетницу с несколькими зарядами в надежде, что они окончательно не сгнили за длительное время хранения. Конечно, если бы не предусмотрительность Магируса, вряд ли бы он угнался за Оззи с друзьями, следовавшими окольными путями, что ещё больше укрепило Магируса в справедливости его подозрений о значимости предпринимаемой миссии. Вся надежда была на радиомаяк, установленный одним из Магирусовых "сироток" в тележке Оззи.
   В радиомаяке Магирус был уверен, опасения у старого учёного вызывал не очень надежный аккумулятор кустарного производства. В кустарщине же Магирус и сам был специалистом, почему и знал, насколько надёжны такого рода источники питания. Но деваться было некуда, и пока что Магирус умудрялся следовать за отрядом Оззи лишь с небольшим отставанием.
  
   Погода тем временем разгулялась: недавний сумрак развеялся и освежающий ветерок гнал лёгкие облака. Всё, казалось бы, предвещало тёплую и солнечную осень. Впрочем, послевоенная погода была очень неустойчива, и никогда нельзя было поручиться, что безветрие не сменится ураганом, а светлый лёгкий дождь не превратится в сокрушительную грозу. Правда, за время своих наблюдений, Магирус заметил, что большинство стихийных бедствий, как правило, вообще обходят Эллизор стороной или, по крайней мере, не делают его своим эпицентром. Возможностей найти научное объяснение этому феномену у Магируса не было. Довоенная, "чистая" наука осталась в прошлом, не без помощи, так сказать, собственных же достижений, которыми так гордилась. И скажите, чем теперь заниматься настоящему учёному? Сосредоточиться на вещах прикладных, сиюминутных, обеспечивающих выживание? Отложить на будущее задачу всестороннего осмысления человеческого бытия? Хотя какое там осмысление, если неизвестно, что теперь происходит с миром, нет постоянных наблюдений, нет и анализа, да нет и стандартов для этих самых наблюдений?!
   Отсутствует научная картина мира как таковая! Когда-то, при том же Ньютоне или Галилее эта картина была! Была и при Эйнштейне! А вот при Магирусе -- уже нет! Просто досадно, мало того, при такой плачевной картине, точнее, опять же при отсутствии оной поневоле возникает мысль: а существует ли мир вообще? Не имеем ли мы перед собой лишь разрозненные хаотичные явления, которые в конечном счёте никакого цельного мира и не являют, а всего лишь транслируют в наше сознание чудом уцелевшие проекции прошлого? Хе-хе... Однако ж этот Оззи явно неспроста решил держаться в стороне от хороших дорог.
   Больше всего Магируса интересовало, что там за груз на этой тележке. Незаметно приблизиться и рассмотреть, что там везут, никак не получалось. Занимало Магируса и то, что здесь, вдали от населённых пунктов он ещё не встретил ни одной дикой собаки и, что ещё лучше, ни одного мутанта. Этот факт наводил на размышления. Но эти размышления, всё равно были бесплодны: к тем же мутантам и не с чем было подступиться! Нет инструмента и нет критериев, которые позволили бы понять, что в поведение какого-нибудь там "волконоса переменчивого насупленного" является предсказуемым, стереотипным, а что -- отклонением от правил... Если эти правила у волконоса вообще есть! Так и сегодня: нет на пути мутантов и хорошо! Но это ещё не значит, что через неделю здесь не окажется целая их популяция, решившая, что пора по осени открыть брачный сезон...
   Сигнал в маленьком наушнике Магируса заметно усилился, так что тот вынужденно спешился и, ведя ослика под уздцы, взял чуть выше тропы -- на пригорок, заросший высоким, но не очень густым кустарником. Точно! Те, за кем он следовал, решили остановиться на ночлег: чуть ниже, в небольшой долине, которая с одной стороны изобиловала причудливыми валунами и скальными образованиями, а с другой -- граничила с целой серией небольших озер. Магирус огляделся в поисках безопасного места для ночлега и приметил подходящую расщелину. Там он вполне мог поместиться вместе с Зукко, а с краю можно было установить ультразвуковой отпугиватель, сконструированный лично Магирусом. Всякие рода мутанты и прочее опасное зверьё должны были, согласно его расчётам, обходить место их ночлега стороной.
  
   Подвал собственного дома потряс Якова до глубины души.
   Может быть, он и предполагал увидеть нечто подобное, но увиденное превзошло все его ожидания. Тёмное пространство, лишь кое-где освещённое масляными лампами, было заполнено столь странными предметами, что Яков понял -- подозрения его оправдались! -- мать занималась колдовством. Открытие это безумно напугало Якова. Всё увиденное входило в прямое противоречие с Законом, поскольку каждому известно, что заниматься магией в Эллизоре запрещено под страхом смертной казни.
   Пока Деора волокла сына в дальний конец сумрачного помещения, Яков успел разглядеть страшные головы-маски на стенах, кинжалы, щипцы, иглы, пучки сухих трав, чучела птиц и оскаленных животных, а также множество склянок с разноцветными жидкостями. Кроме того, в подвале имелись два закопчённых очага с вертелами и большими котлами. Дымоходы от очагов уходили куда-то вверх, как видно, в общую систему отопления дома. Яков живо представил, как варятся или коптятся на огне этих зловещих очагов части человеческих тел, и чуть не завыл от ужаса. Никаких оснований связывать колдовские практики с людоедством у него не было, но человеческая фантазия предела не имеет, а уж фантазии перепуганного подростка тем более.
   Нельзя сказать, что Якова когда-либо интересовала магия. Но если каждый день твоей жизни подобен предыдущему, если мир вокруг нестерпимо скучен, то рано или поздно возникает желание чего-то иного, пусть ужасного, но иного. Яков томился, сам не понимая причин этого томления. И вот, оказывается, другой мир был совсем рядом, родная мать скрывает в подвале целую область непознанного.
   Потрясение оказалось слишком велико для Якова.
   Но ещё большее испытание ожидало его в подвальном закутке, который замыкала небольшая дверь. За дверью открывалось взору некое подобие свинарника с обитыми листовым железом стенами и дверью-решёткой с толстыми металлическими прутьями. Точнее, это был не свинарник, а крысятник. За решёткой принюхивалась к вошедшим огромная необычного вида серая саблезубая крыса-мутант.
   Вероятно, при виде мутанта Яков от страха потерял сознание, потому что следующим его впечатлением были пощёчины, которыми мать привела его в чувство.
   -- Не бойся, -- сказала Деора, -- Скунс своих не трогает!
   Легко сказать! Может быть, Скунс и впрямь миролюбивый мутант, но от этого его огромные клыки не становятся меньше, а ядовитая слюна не перестаёт быть смертельной для человека.
   -- Да, кстати, -- сказала Деора, -- у тебя есть что-нибудь из вещёй этого несносного Оззи?
   Яков вспомнил, что у него осталась стрела от арбалета, с помощью которой Оззи проверял недавно ловкость своего приятеля. Деора сказала, что сама найдёт стрелу, и оставила сына наедине со Скунсом. Не исключено, что она опасалась: не даст ли Яков дёру подальше от дома. Нет, уж лучше бы он сам сбегал за стрелой: пусть Скунс и заперт в своём крысятнике, но, оставшись наедине с мутантом, Яков некстати задумался. Задумался о том, почему все считают его трусом. Да, конечно, он слабее своих приятелей и не рвется навстречу опасности, подобно Оззи. Но никто даже не пытался разобраться в мотивах его поступков, в причинах его страхов. Наградили презрительным словом "трус", справедливо с их точки зрения наградили. Только у них своё понимание справедливости, а у него, Якова, своё. Им нравится унижать его. Ну что ж, посмотрим...
   Скунс опять завозился в клетке, и Якову показалось, что мутант с особенным любопытством принюхивается к нему. Тот, и в самом деле, попытался просунуть свой нос между прутьев дверцы и громко сопел. Когда Деора вернулась со стрелой Оззи, её сын находился в каком-то ступоре. Он сидел напротив загона и что-то медленно шептал. Возможно, если бы Деора в тот момент обратила на сына больше внимания, то в будущем они смогли бы избежать серьёзных неприятностей. Но Деора не имела склонности замечать в собственном сыне нюансы, связанные с развитием и становлением его характера. Поэтому она просто привела Якова в чувство лёгким подзатыльником, открыла загон с мутантом и вывела оттуда Скунса.
   Минуту назад Яков, глядя на мутанта, испытывал странное и ранее неведомое чувство, которое, возможно, не имело к Скунсу прямого отношения и было вызвано событиями последних дней: историей с Чужестранцем, ссорой с Оззи, допросом у Анасиса и открытием магического материнского подвала с живым мутантом. И как будто чёрный провал разверзся перед Яковом, а он, хоть и не был готов к крутому повороту судьбы, тем не менее ощутил упоение и восторг той самой "бездны мрачной", которая и задолго до него оказывалась искусительной для многих людей. Естественно, в тот момент Яков не мог всё это осознать, а тем более (для себя же!) сформулировать, но на самом деле он уже попался на крючок определённой разрушительной силы, по сравнению с которой все внешние магические манипуляции -- сущий пустяк.
   Деора дала Скунсу понюхать стрелу.
   -- Найди и убей! Найди и покусай! Найди и уничтожь! Всех-всех! Всех кто там будет!
   Скунс при этих словах подпрыгнул как ужаленный и стал метаться по подвалу, пока Деора не открыла тайный лаз, устроенный специально для осуществления особых миссий с использованием данной разновидности мутантов.
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   СКУНС ГОТОВИТСЯ
   К АТАКЕ
  
   Ещё один тяжёлый сон, повторяясь, мучил Оззи.
   Ему снилось, что он играет с соседской девочкой в саду отцовского дома. Там присутствуют какие-то, возможно, что и настоящие растения, а сам сад окружён очень высоким глухим забором. Внезапно Оззи обнаруживает дверь в подвал незапертой, чего ранее никогда не случалось. Вероятно, кто-то забыл закрыть её. От двери исходит опасность, но любопытство одолевает страх, и Оззи
   с Беллой спускаются в подвал по длинной лестнице. Они доходят до самого низа: где-то сзади, вверху мерцает дневной свет, а впереди -- густая плотная тьма.
   Неожиданно эта тьма начинает шевелиться и принимает форму множества больших серых крыс, которые стремительно приближаются к детям. Оззи, словно заворожённый ужасной картиной, с силой дёргает за руку Беллу и тащит её за собой по ступенькам, стараясь двигаться как можно быстрее. Но следом неотвратимо продолжает течь серый крысиный поток. Внезапно, почти уже у самого выхода, Оззи спотыкается и теряет руку Беллы. Из его груди вырывается отчаянный вопль, её имя.
   Под утро Оззи вновь испытал ужас от этого повторяющегося сновидения. Наверное, он громко кричал во сне, потому что к нему тотчас подошёл дежуривший на пригорке Эндрю, а возле костра проснулась Белла.
   "Так, привиделась ерунда", -- оправдывался Оззи, протирая глаза и осматриваясь. Как будто за ночь вокруг ничего не изменилось. Урчали в озерцах местные земноводные. Солнце купалось в чистом небе, туман над озером рассеялся. Быстро набросали в костёр заготовленных с вечера веток, одновременно, чтобы не терять время, разогрели на спиртовке ржаной кофе, Оззи рассматривал в это время данную отцом карту.
   Конечно, до Лавретании можно добираться и более коротким путём, но Леонард настоял на том, чтобы они, на случай погони, шли вдоль границы Великих болот. Кроме того, как считал отец, это помогло бы избежать встречи с разбойниками или летучими патрульными Маггрейда, которые не брезговали элементарным грабежом и торговлей рабами. Отец прав, пусть это и удлиняло их путь, но с большой долей вероятности избавляло их от возможных неприятностей.
   -- Как там он? -- спросил Оззи, после того как Белла отошла от тележки, обработав раны Чужестранца.
   -- Вообще-то, лучше, -- сказала Белла, присаживаясь рядом. -- Температура спала... Но мне не нравится, что он по-прежнему без сознания. По всему видно, он уже должен прийти в себя.
   Они помолчали. У Оззи, естественно, не было никаких мыслей по медицинской части. Он в этой области не специалист.
   -- Белла, -- вспомнил он, -- а ты оставила своему отцу записку?
   -- Да, Оззи...
   -- И что ты ему написала?
   -- Что отправилась с тобой к твоему дяде Луке... Мол, у него сильно заболела жена и ей нужна медицинская помощь.
   -- Да, это ты правильно придумала. Как, думаешь, поверит?
   Ответить Белла не успела, потому что со стороны ближайшего озерца, над которым нависала скала, раздался пронзительный вопль и следом послышался всплеск от упавшего в воду тела.
  
   Магирус тоже плохо спал в ту ночь. Было прохладно, Зукко часто просыпался, вздрагивал, шумно вздыхал и крутил своей ослиной башкой. Не исключено, что его беспокоил ультразвуковой отпугиватель, который Магирус установил против диких зверей и мутантов. Под утро Магирусу показалось, что вокруг расщелины кто-то ходит стремительными кругами, и старый учёный окончательно проснулся. Солнце ещё не взошло, и вокруг царил предутренний сумрак. Надо было торопиться. Магирус решил разведать, что происходит в районе стоянки отряда Оззи. Для этого он оставил Зукко привязанным в той же расщелине и, захватив с собой только бинокль и охотничий нож, стал пробираться по гребню возвышенности. Наиболее удобной и укромной точкой для обозрения оказалась скальное образование, нависшее над ближайшим озерцом. Озерцо это примыкало к краю безбрежной равнины, называемой Великими болотами, и было глубоким и полноводным. Магирус с опаской поглядел вниз на тёмную, непрозрачную водную гладь. Опасаться было чего: ученый не умел плавать. Зато позиция очень хороша! Видно всё как на ладони, и если сильно не высовываться из-за камней, то тебя самого никто не заметит. Этим сгорающий от любопытства Магирус и решил воспользоваться, ведь при нём был настоящий довоенный бинокль, нисколько не утративший за прошедшие десятилетия оптической силы.
   "Так, ага, -- подумал учёный, -- все в сборе, завтракают. Пони тоже что-то жуёт, это понятно, и такую небольшую лошадку надо кормить. А это кто на тележке? Очевидно, что на тележке лежит не что-то, а кто-то! Он заботливо укрыт, однако с краю видны бинты. Это уже интересно! Вот бы подобраться поближе!"
   Но подобраться поближе Магирус не успел. Внезапно чуть ниже раздался какой-то шорох. Опустив бинокль, Магирус осторожно повернул голову и скосил глаза. То, что он увидел, чуть не лишило его сознания: громадная саблезубая крыса-мутант подбиралась к нему снизу. Ядовитая слюна капала с желтоватых клыков, лапы, размером с человеческую руку, увенчанные острыми когтями, негромко скребли камень, глаза крысы горевшие черно-жёлтым цветом, не оставляли никаких надежд на пощаду. Да, Магирус слышал о таких крысах. Правда, никогда ещё не видел воочию. Что и не мудрено: тот, кто сподобился видеть их рядом, редко оставался в живых: среди мутантов эти экземпляры слыли весьма опасными. Ну, разве что ещё так называемый "когтистый дровосек" будет куда опасней, но лично Магирус в его существовании сомневался. Возможно, "дровосек" тот есть плод досужих вымыслов, одна из послевоенных страшилок. Как говорится, у каждого времени и поколения свои фобии. Порой -- иллюзорные. Однако данный мутант явно вымыслом не являлся.
   Вот он уже чуть присел, вероятно, изготавливаясь к броску. В ужасе Магирус шарахнулся в сторону и с криком полетел в чёрную воду озера.
  
  
   Как ни странно, с утра у Якова было приподнятое настроение.
   Незаметно для себя он что-то даже стал насвистывать за завтраком. Раньше пшённая каша вызывала у него раздражение. Однако в тот день каша шла, что называется, за милую душу, словно какой деликатес.
   Деора с удивлением посмотрела на сына:
   -- Чего это ты там свистишь?
   -- Свищу? А это так... песенка одна... Кстати, забавная песенка... Вот послушай!
   И Яков, как мог, пропел:
  
   Свистнула стрела --
   Воин мёртвый встал,
   Воин мёртвый встал!
   Страх его не взял!
  
   Чёрный ворон прав,
   И трава красна.
   Выклюет он глаз,
   Будет ночь черна!
  
   Свистнула стрела,
   Чёрный воин встал,
   Чёрный воин встал...
   Страх его не взял!
  
   Чёрный рыцарь встал!
   Мёртвый рыцарь встал!
   Ух, ух! тут одно из двух:
   Пан или пропал!
  
   -- Откуда это? -- ещё больше удивилась Деора.
   -- Да так, не помню уже... Где-то, наверное, прочитал... Я чего хотел у тебя, мама, спросить. А если вдруг кто узнает про Скунса -- что тогда?
   Деора из-за другого конца стола смерила Якова раздражённым взглядом, добавила себе в стакан травяного чая, который всегда заваривала сама, никому не раскрывая его состава, и сказала:
   -- Наверное, мне придётся отрезать тебе язык, чтобы ты не проболтался!
   Сказано это было таким тоном, что Яков вздрогнул: не похоже, чтобы его мамаша шутила. Да и вообще у матери явные проблемы с чувством юмора, что в любые времена является серьёзным недостатком, если не сказать -- изъяном.
   -- Но если ты хочешь, чтобы этого не случилось, -- более примирительным тоном сказала Деора, -- ты должен научиться держать язык за зубами. Тогда ты ничего не потеряешь, но даже кое-чему научишься, что обязательно пригодится тебе в жизни.
   -- Да не буду я болтать! -- вдруг осмелел и загорячился Яков. -- Но я бы хотел побольше знать о магии... Где ты ей научилась? Ты ведь можешь научить и меня!
   Деора собиралась отшутиться, но поняла, что её сын спрашивает вполне серьёзно. "Неужели он взрослеет?" -- подумала женщина. До сего дня Деоре казалось, что Яков ещё долгие годы будет трусливым мальчишкой, от которого в главном деле её жизни нет никакого толка. И всё же она была не готова браться за обучение сына. Как ни крути, но пока рановато, для вступления в сферу настоящего магического опыта. Деора считала, что её сыну ещё нужно превратиться из подростка в юношу, а то и в мужа, должен окончательно сформироваться его характер, иначе такая оккультная практика, как магия, может быстро сокрушить не достигшего зрелости адепта. Но прямо отказать сыну было тоже невозможно.
   -- Хорошо, Яша, я постараюсь тебе всё объяснить, но только не сразу. Настоящей магии в один день не научишься. На это могут уйти целые годы и десятилетия...
   И она осторожно глянула на сына, ожидая увидеть его недовольство: мальчишки и юноши обычно хотят всё и сразу, не желая ждать целыми десятилетиями. Но Яков никакого неудовольствия не проявил, согласно кивнул и задал следующий вопрос:
   -- А почему в Эллизоре магия запрещена?
   Деора пожала плечами:
   -- Так повелевает Закон Эллизора... Многие страшатся магии, потому что боятся чёрного колдовства, порчи и сглаза. Но магия это, прежде всего, сила и оружие. А любое оружие можно использовать как во имя добра, так и во имя зла...
   Яков опять согласно кивнул и осторожно спросил:
   -- Мам, а ты не чёрная колдунья?
   Деора не удивилась вопросу:
   -- Понимаешь, сын, самая высокая магия... это когда ты можешь владеть всеми возможными волшебными средствами, но умеешь при этом удержаться от зла! Тот, кто думает, что он этими средствами владеет, не замечая, что, на самом деле, они владеют им, тот не совершенен в магии. И на то, чтобы избежать этой опасности, порой уходят годы, десятилетия... -- Она на некоторое время задумалась, потом подняла глаза на сына, который смотрел на мать с большим вниманием, и добавила: -- К сожалению, многие так и не справляются с собой. Поэтому, кто ты -- чёрный или белый зависит от тебя самого, от того, насколько ты смог овладеть этим искусством, иначе оно поработит тебя, тогда можно стать полностью чёрным магом... Но... если в магии подняться выше, чем обычное человеческое совершенство, то там просто нет добра и зла, они различаются только как две стороны одной медали... И тот, кто эти стороны всё-таки различает, тот самый совершенный и белый маг!
   Деоре подумалось: уж не слишком ли она зафилософствовалась, вряд ли Яков сможет понять её речь о столь высоких материях, но старой колдунье уже так давно не предоставлялась возможность говорить о важных и значимых для неё вещах, что невольно она не смогла сдержаться.
   Яков понял её слова по-своему:
   -- И всё же я не пойму, почему в Законе есть этот запрет? Ты же сама говоришь, что с помощью магии можно различать добро и зло! Разве Эллизор не справился бы с этим? А с магией Эллизор стал бы ещё сильней!
   -- Значит, Эллизор ещё не дозрел до этого! -- ответила Деора и хотела уже закончить этот непростой разговор, но Яков приготовил ей ещё один каверзный вопрос:
   -- Мам, а зачем было выпускать нашего Скунса? Почему бы не наслать на них чары? Ведь ты могла бы просто заколдовать Оззи вместе с Чужестранцем!
   Деору при этих словах передёрнуло так, что она уронила со стола стакан со своим любимым травяным чаем. Обычная гневливость тут же вернулась к ней.
   -- С Чужестранцем! -- пробормотала она, почему-то вскакивая из-за стола и начиная нервно разгуливать по кухне. -- Знал бы ты, что говоришь! Хм... Заколдовать вместе с Чужестранцем? Ты подумай, как просто! Нет, как раз наоборот! Мы ничего не можем, пока Чужестранец с ними! Мы можем только уничтожить их физически! Это единственный выход! Ну, может, сладится! У Скунсика очень ядовитая слюна, очень! Стоит ему немного поцарапать -- спасения нет! Где они возьмут противоядие? Да нет у них противоядия!
   "Вот те раз, -- подумал Яков, -- как странно: магия сильна, но Чужестранец сильней? Значит, его магия ещё сильней, вот и все!"
   Как это ни печально, но иногда приходится разочаровываться даже в собственных родителях. Вывод из разговора с матерью Яков сделал такой: мать в магии сильна, но есть кое-кто и покруче. Значит, надо учиться изо всех сил, чтобы стать круче тех, кто превосходит его родительницу!
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   СКУНС И АНАСИС В ДЕЛЕ
  
   Магируса вытащили на берег не без труда. Как и многие утопающие, он судорожно хватался за своих спасателей, так что в результате Оззи нахлебался воды не меньше, чем сам учёный. В суматохе никто не заметил Скунса, который притаился выше, на скале. Правда, Магирус, лёжа среди сухой травы, таращил глаза и силился что-то сказать, но издавал только громкие хрипы.
   -- Вот так случай! Дядя Мак! -- удивился Оззи, тоже мокрый, но не лишившийся дара речи. -- Что ты здесь делаешь?
   -- Т-а-а-м! -- наконец выдохнул учёный и повернулся лицом к скале.
   Скунс в этот момент примерился и, оскалив свои страшные клыки, прыгнул, рассчитывая попасть прямо на плечи Оззи.
   Однако Белла, первая заметившая мутанта, с негромким вскриком бросилась ему наперерез. Ей удалось отбросить саблезубую крысу в сторону -- Скунс промахнулся. И прежде чем он вновь изготовился к атаке, Силентиус успел воспользоваться арбалетом. Стрела ударила мутанта в бок, и он мерзким писком скрылся среди колючего кустарника.
   Белла лежал на земле без чувств. Происшедшее было ужасным: Скунс порвал сорочку Беллы, и глубокая длинная царапина кровоточила на её плече. Сама по себе рана вряд ли была опасна, но яд мутантов крайне токсичен, и редко кто выживает, если он попадает в кровь.
   Все молчали, поскольку не знали, что делать и что сказать. Лишь Оззи в отчаяние простонал:
   -- О-о, Белла, зачем же я взял тебя с собой?!
   Но столь печально в небольшой долине у границы Великих болот история любви Оззи и Беллы не закончилась, потому что все услышали голос Чужестранца.
  
   После того как из камина чайного дворика извлекли чересчур любопытного Якова, все пустоты за панно были тщательно заделаны. Тем не менее, вести разговор с Леонардом Главный хранитель Анасис предпочёл в боковой анфиладе Дворца Высшего Совета. Со стороны их беседа выглядела вполне мирной, но, на самом деле, носила исключительно напряжённый характер.
   -- Ты, Леонард, играешь с огнём! -- раздражённо говорил Анасис. Ему явно не хватало бокала холодного вина и жареной куриной ножки. -- Не думай, что я ничего не знаю! Мне известно, что ты прятал в своём доме Чужестранца!
   -- А собственно, откуда тебе, почтенный Анасис, это известно, в особенности, когда это всё совершенно фантастично? -- сопротивлялся Леонард.
   Получалось это у него плохо, потому что Леонард был чужд лукавства и никогда не умел врать легко и свободно.
   -- Ты забываешь, что мы живём не в пустыне! -- Анасис уже заметно покраснел и начал размахивать руками, что обычно происходило, когда он начинал терять над собою контроль. -- Ты также забываешь, что твой статус хранителя Закона не избавляет тебя от ответственности за нарушение Закона!
   -- Чего же ты хочешь? -- со свойственной ему прямотой спросил Леонард.
   Он давно догадывался о нечистоплотности Главного хранителя в делах Закона и, более того, в делах всего Эллизора. Это тянулось уже добрых четверть века, с того самого дня, когда Анасис, только что избранный Главным хранителем, поссорился с братом Леонарда -- Леонидом и его сыном Савватием. Леонарда в это время не было в Эллизоре: после знаменитой схватки под Фарраном он попал в плен к обрам и поэтому не был свидетелем той значимой для маленького Эллизора ссоры. Леонид вскоре погиб, защищая Эллизор от обров, а Савватий ушёл с семьёй в Лавретанию. К тому времени, когда Леонард вернулся, власть уже прибрал к рукам Анасис.
   Наверное, за все эти годы Леонард мог бы неоднократно возбудить против Главного хранителя судебный процесс, но не делал этого из-за того, что боялся нанести Закону и всему клановому сообществу вред той правдой, которая могла раскрыться, да и вообще не любил он судов и любого рода сутяжничества.
   -- Так чего же ты хочешь? -- повторил Леонард и посмотрел прямо в глаза собеседнику.
   Анасис не выдержал этого твёрдого ясного взгляда и отвёл взор, глаза его -- карие, с ядовито-жёлтым оттенком неприятно забегали. Главный хранитель уже давно вынашивал планы того, как ему избавиться от этого "правдореза" Леонарда, но пока это не удавалось, ведь Леонард -- герой Эллизора! Однако тут, похоже, случай наконец представился.
   -- Я же тебе говорил об агенте Тайных сил? Говорил! По моим сведениям, Чужестранец и есть этот агент! Отдай мне Чужестранца! -- с явной угрозой в голосе заявил Анасис. -- Отдай и всё! Тогда все подозрения, а также обвинения с тебя и твоего сына будут сняты!
   -- Тайные силы? -- переспросил Леонард. -- Да с чего ты взял, что они, вообще говоря, существуют? А может, это маггрейдские бредни? И не слишком ли у тебя, почтенный хранитель, тесные контакты с Маггрейдом?
   Такой поворот привёл Анасиса в крайнее бешенство, которое выражалось у почтенного главы Совета в том, что красное лицо его бледнело и он практически терял дар речи. Хорошо, что они были возле чайного дворика -- Анасис пинком распахнул дверь и прохрипел:
   -- Прошу!
   Пожав плечами, Леонард вошёл внутрь.
   В чайном дворике, за столом, сгорбившись, сидел начальник рыбарей Эллизора Александр, отец Беллы.
   -- Я думаю, вы знакомы! -- возгласил Анасис. -- Почтенный Александр, между прочим, интересуется, где его дочь?!
   И, сделав эффектную паузу, Анасис добавил:
   -- Имейте оба в виду, что если все подозрения подтвердятся, то ей тоже будет предъявлено обвинение в нарушении Закона!
  
  
   Внутри крысятника, тяжело дыша, лежал Скунс. Из раны в левом боку торчал обломок стрелы. Деора стояла над мутантом с выражением бессилия и скорби. Вырастить и воспитать в неволе такое животное задача во всех отношениях непростая и опасная. Дело не только в том, что это строжайше запрещено Законом Эллизора, и не в том, что можно невольно пострадать от самого мутанта, -- проблема в том, что поведение мутантов очень переменчиво и трудно предсказуемо. Действительно, для того чтобы воспитать послушного тебе волконоса или саблезубую крысу, нужно приложить много усилий. Потому и ручные и дрессированные мутанты стоили на подпольных рынках целые состояния. Лишиться Скунса для Деоры было большой потерей. Сжав кулаки и что-то прошипев, Деора бросилась из подвала наверх, в дом, за Яковом.
   -- Ты должен быть рядом и помогать мне! -- сказал Деора, вернувшись к Скунсу вместе с сыном. -- Только не дрожи, как последний трусишка! Трусы всегда проигрывают, даже если они физически сильней! Побеждает храбрейший!
   -- Да, я не дрожу, мама!
   Деора смерила сына удивлённым взглядам, но вникать не стала, потому что все её внимание было занято раненым мутантом. Конечно, Якову было страшно. Но ещё вчера он решил учиться настоящей магии и стать самым сильным магом на свете, сильней собственной матери, которая, хотя и опытная колдунья, но, как выяснилось, с Чужестранцем справиться не может. А раз не может она, то это должен будет когда-нибудь сделать Яков. Пора приступать к учёбе!
   Деора тем временем развела в железной почерневшей печи огонь и взялась варить в котле некое снадобье, периодически помешивая и подсыпая травы и порошки. Яков заворожённо глядел в огонь.
   Всё тот же мотив про чёрного воина крутился у него в голове. Да, Оззи раньше был сильней, чем он, Яков, но Оззи вообще ничего не знает про магию и полагается только на грубую силу. Или Оззи силён не только физически? Есть же такая фраза -- "сильный духом"... Неужели Оззи крепче не только телом, но и духовно? И это ему что, дано от рождения? Почему же такая несправедливость: одному дано изначально, а у другого нет и в помине?! Стало быть, нужно научиться быть крепким и внутренне. Если поставить такую цель и хорошенько этим заняться, то, не исключено, можно превзойти того, у кого это всё есть даром и кто не занимается умножением этого дара, не так ли? Пожалуй, это реально, решил Яков, ведь его бывший друг свою силу растрачивает, как молодой зверь, не задумываясь об учёбе! А вот он, Яков, наконец, задумался, и у него есть существенное преимущество: возможность сознательного постижения истинной магии и применения её. Вот и посмотрим, что окажется сильней: природная живость и смелость Оззи или приобретённая трудом и тренировками магическая сила Якова!
   И Яков невольно улыбнулся: впервые у него появилась в жизни цель! И не какая-нибудь там пустяковая: выменять новый наконечник стрелы для арбалета или дождаться куска праздничного пирога но, действительно, цель всей жизни! А какое это великое дело -- настоящая цель! Когда она есть... Можно тогда и горы сдвинуть и города взять приступом!
   -- Ну, всё... -- Деора сняла с плиты казан с целебным варевом и взялась прокаливать нож. -- Ты должен будешь держать Скунса, чтобы он сильно не брыкался!
   -- Ой, мама... -- Якову стало так страшно, что захотелось превратиться в маленького жучка или паучка, залезть в какую-нибудь щель, чтобы никто не мог там его потревожить в ближайшую сотню лет. Нет, лучше в ближайшую тысячу! Но тут же он вспомнил, что решил учиться магии, храбрости и силе, -- и вылез из щели.
   -- Я постараюсь, мама! -- сказал он севшим от страха голосом, пытаясь предать ему, насколько возможно твёрдости.
   Деора в очередной раз не заметила странностей в сыне, взяла моток верёвки и прошла в крысятник, где принялась вязать Скунсу передние и задние лапы. Особую сложность представляла голова мутанта, но и её, чтобы Скунс не мог никого зацепить клыками, Деора постаралась привязать к одной из досок перегородки.
   -- Давай, неси сюда казан, -- крикнула она сыну, -- смотри, только не ошпарься!
   Яков подхватил тяжёлый казан и двинулся к крысятнику, шепча, словно молитву, песенку о чёрном воине.
   Над Эллизором постепенно сгущались сумерки. Из подвала дома Деоры донесся приглушённый визг Скунса.
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   ВОСХОЖДЕНИЕ ОЗЗИ
   И ЛЕОНАРДА
  
   Каким же тяжёлым может быть каждый шаг! И насколько колюч горный воздух! Среди гор, по еле заметной тропе, в сумерках медленно двигалась человеческая фигура, с нелёгкой ношей на плечах. Это Оззи. Он нёс умирающую Беллу. Пульс грохотал в его висках, дыхание с хрипом вырывалось из груди. В сознании Оззи звучали обрывки утреннего разговора с Чужестранцем.
   Когда тот пришёл в себя, то был ещё слаб и полулежал в тележке. Взгляд его спокойных синих глаз был прям и исполнен редкого для человека достоинства.
   -- Оззи, если ты хочешь спасти Беллу, то должен поверить мне, -- сказал Чужестранец, -- и она не умрёт, если ты сделаешь так, как я скажу...
   -- Я всё сделаю, только скажи, что спасёт её?!
   -- Ты пойдёшь один. Возьми её на руки и иди! Остальные пусть отправятся в Лавретанию. Там, за поворотом, справа, есть тропа, никуда с неё не сворачивай и придёшь в горы, в долину Трёх вершин. Умой Беллу из родника, и она исцелится. Только не бери с собой ничего, иди налегке!
   Сказав это, Чужестранец закрыл глаза и опустился обратно на одеяло.
   Оззи молча взял Беллу на руки и пошёл, как сказал Чужестранец, по каменистой тропинке. Он даже не попрощался с друзьями. Пусть они ждут его в Лавретании. Но если Белла умрёт, то ему незачем будет продолжать свой путь. Тропинка привела его в предгорья. Казалось бы, он должен хоть изредка отдыхать с такой ношей, но Оззи почти не останавливался. Он боялся смотреть на лицо Беллы, которое с каждым часом приобретало всё более землистый оттенок. Временами ему казалось, что она уже умерла, потому что за собственным судорожным дыханием он не мог расслышать, дышит ли Белла.
   "Я должен поверить, -- шептал Оззи, с трудом передвигая ноги, -- должен! Белла будет жить, будет!" В его памяти вновь возник Чужестранец. Его лицо было слегка печально, но в то же время источало какой-то удивительный покой. Почему он так спокоен? Как может быть спокоен человек, только что едва не погибший от тяжёлых ран? Хотя в этом покое чувствуется глубокая печаль. Как Чужестранец узнал, что Белла ранена мутантом? Или это случайность?
   Оззи остановился и покачнулся на краю обрыва. Силы оставили его.
   Нужно было повернуть, вслед за изгибом тропы, но нога предательски заскользила на плоском камне. Внизу справа -- обрыв, на дне его уже давно сгустились сумерки, но ещё виднеется змеящееся русло небольшой реки. Падение туда - смертельно. Оззи почувствовал, что сейчас плашмя рухнет на самый край и тогда Белла, точно, вырвется из его рук.
   Последним инстинктивным движением, понимая, что неотвратимо срывается в пропасть, он отбросил Беллу в сторону тропы, не оставляя себе шанса удержаться наверху...
  
   Леонард уже много лет дружил с начальником рыбарей Эллизора Александром. Их дружбу скрепляло не только соседство, но и то, что оба овдовели почти одновременно -- жена Александра тоже умерла в родах. Начальствование над рыбаками -- дело хлопотное, связанное с многодневными отлучками. Слуг у Александра не было, и чтобы не оставлять дочь без присмотра, он поручал её заботам Леонарда. Наверное, как и отец Оззи, Александр в последнее время подумывал о том, что их дети могли бы стать неплохой парой. И вот сегодня утром, не успел он вернуться с Центрального озера, как его вызвал к себе Главный хранитель и наговорил ужасных вещей: будто бы Беллу без его, отца, разрешения Леонард отправил в какую-то опасную экспедицию, к тому же -- кто мог ожидать такого?! -- связанную с нарушением Закона!
   Естественно, что Александр, человек довольно простодушный, пребывал в полной растерянности. Его обветренное смуглое лицо даже покрылось мелкими бисеринками пота: не только от страха за единственную дочь, но и от непонимания, как могло, вообще говоря, с ними всеми произойти то, что Главный хранитель охарактеризовал столь коротко и страшно: "Нарушение Закона!"
  
   -- Итак, где Белла?! -- воскликнул Анасис. -- Где дочь почтенного Александра?
   -- Белла? -- с некоторым удивлением переспросил Леонард. -- Я попросил её отправиться вместе с Оззи к Луке, у него серьёзно заболела жена...
   По окаменевшему лицу Леонарда было видно, с каким большим трудом даётся ему эта вынужденная ложь.
   -- Видишь ли, дорогой Леонард, -- усмехнулся Анасис, -- лучше бы тебе придумать другую версию. Дело в том, что наш друг и твой сосед Александр по долгу службы как раз заезжал к твоему Луке. Его жена вполне здорова, а Оззи и Белла у него не появлялись. Вот Александр и интересуется, где же на самом деле его дочь?
   Леонард не сразу нашёлся, что ответить. С явной болью он посмотрел прямо в глаза Александру и сказал:
   -- Прости меня, друг, но это не моя тайна. Постарайся понять. С твоей дочерью всё будет в порядке. Позже я всё постараюсь объяснить!
   И не произнеся более ни слова, Леонард покинул чайный дворик Высшего Совета Эллизора.
  
   Вечер тот в столице клана выдался на удивление тихим и спокойным. Густая багровая полоса заката легла на чистое осеннее небо, сумерки обещали лёгкую прохладу, мухи сошли вместе с летней жарой, а комаров в том году почти не было. Леонард шёл немноголюдными улицами Эллизора, но, несмотря на окружающий покой, в душе его не утихала буря. Он ненавидел Анасиса и всех, кто близок ему. Действительно, они стоили справедливой ненависти. Это очевидно! Они достойны её, как дикий пёс, осмелившийся броситься на человека, достоин смерти. А они таковы, потому что подменили суть Закона его буквой и постоянно пытаются использовать Закон в своих корыстных целях. Мало того, Леонард догадывался, как далеко могли зайти эти люди в своих манипуляциях с Законом, но у него не было прямых доказательств.
   Ладно, он долго терпел... но, как видно, напрасно! Им всё мало! Теперь Анасис покусился на Оззи и Чужестранца! Интересно... Леонард даже остановился посреди неширокой улицы. Справа, за старой покосившейся оградой мерцали керосиновые фонари амбулатории Совета, слева -- начиналась аллея Героев Эллизора, засаженная ровными рядами белоствольных берёз. Но Леонард не видел ничего этого: его вдруг поразила мысль, что Чужестранец стал для него уже полностью своим, хотя он ничего толком о нём не знает, даже ни разу не говорил с ним, не мог ни о чём спросить... И вот, безусловно, Чужестранец свой, родной, тогда как Анасис -- враг. И в этом нет никаких сомнений! Что же за сила таится в Чужестранце, если сердце Леонарда так легко приняло его? И Оззи, любимый младший сын, сразу бросился ему на помощь... А ведь у Оззи, не смотря на его горячность, обострённое чувство добра и зла.
   Леонард вдруг вспомнил, как в один довольно жаркий день он учил сына лазить по деревьям.
   -- Представь себе, -- говорил он Оззи, -- что под тобой не метр, не два, а сотня-другая матров, что ты над пропастью.
   -- Нет! Не хочу!!! Мне страшно!
   -- Сынок! Страх нападает на всех, но его нужно преодолевать! Пусть даже он останется, но будет маленьким, с горошину! А если дать страху расти, тогда он займет всё сердце, станет твоим хозяином и погубит тебя!
   Пока Леонард говорил это, в зарослях по соседству раздался шорох и приглушенный рык. Леонард обернулся, но не успел выхватить из ножен старый морской кортик, как на него стремительно набросился дикий пёс -- огромный, рыжий, тяжёлый. Он сбил Леонарда с ног и навалился сверху всей тушей.
   Тщетно пытался Леонард выхватить из ножен клинок: пальцы царапали рукоять, но для лезвия не было свободного хода, а клыки зверя были уже возле самого горла.
   Сверху, с ветвей дерева, на чудовищного пса молча прыгнул Оззи. Он выхватил из маленьких ножен острый кинжал и стремительно погрузил его в рыжую шею осмелившейся напасть твари.
   Некоторое время спустя отец и сын вместе стояли над трупом дикой собаки. Кровь на солнце быстро спеклась и казалась чёрной на фоне зелёной травы.
   -- А ты, молодец, парень, -- сказал тогда Леонард, обнимая сына за плечи. -- Ты у меня храбрец!
   Оззи с удивлением посмотрел на отца:
   -- Отец, а разве я мог поступить как-то иначе?
  
   Леонард очнулся от задумчивости уже возле своего дома. Солнце село, сгустились сумерки, и свежесть наступающей ночи обволакивала всё вокруг. Мир и безмятежность царили над Эллизором, как будто не было Последней мировой и клановых войн, невероятно трудных послевоенных лет и нашествия обров. Казалось, так и будет теперь ещё долгие, долгие годы, а может быть, и целые века: мир и безопасность, некое подобие комфорта, аромат ржаного кофе, керосиновое, а то и генераторное электрическое освещёние и достаточный, чтобы не думать, как прокормить детей, продуктовый паек...
   Но Леонард знал, что так не может продолжаться всегда. И на то есть много причин.
   "Нет, я не отдам им Оззи! -- подумал он. -- И Чужестранца не отдам! Костьми лягу, и они сами обо всём этом пожалеют!" И почему-то неожиданно для самого себя произнёс: "О, Чужестранец! Помоги Оззи, помоги моему сыну, не оставь его!"
   И лёгкая крылатая тень пронеслась в ответ над домом Леонарда в Эллизоре.
  
   ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ
   ОЗЗИ НА КРАЮ ГИБЕЛИ
  
   Оззи висел ниже края обрыва, ухватившись за ветви причудливого кустарника, что рос на небольшом выступе. Возможно, что за куст он и уцепился чудом, но теперь его силы заканчивались.
   Где-то в плотных сумерках тонули три вершины, скрывающие долину с целебным источником. Крупные яркие звёзды, какие бывают в горах ранней осенью, проступили над отчаянно сопротивлявшимся гибели Оззи, но чем небесные светила могли помочь попавшему в непростой переплёт юноше? Оззи был в отчаянии, но не столько из-за опасности для своей жизни, сколько из-за Беллы, лежавшей чуть выше, поперёк горной тропы.
   "Она не должна умереть! -- словно молитву шептал он. -- Белла не должна умереть! Только я могу помочь ей!"
   Наверное, если кто-нибудь в эти минуты сказал Оззи, что ему стоит только разжать руки, и Белла немедленно исцелится, он с радостью сделал бы это и с облегчением рухнул бы на острые камни. Собственная гибель, поджидавшая внизу, уже не пугала его, но ужасала неотвратимость другой смерти -- Беллы, которая непременно последует за его падением. Оззи ранее и представить не мог, что возможно такое крайнее отчаяние -- не за себя, а за другого, любимого человека.
   Однако положение его усугублялось: силы были на исходе, кроме ветвей, не на что было опереться, чтобы преодолеть край обрыва, а подтянуться никак не получалось.
  
   Было уже за полночь, но Деора продолжала возиться со Скунсом. В свете лампад и свечей картина эта внушала Якову какой-то благоговейный ужас, словно он наблюдал не просто за обработкой раны мутанта, а за настоящим священнодействием. Мамаша и впрямь очень старалась. Закончив, она ласково заговорила с крысой -- так ласково, как уже давно не говорила даже с собственным сыном.
   -- Ты должен выжить, Скунсик, ты нам ещё пригодишься... Ты должен постараться и не должен прямо здесь подохнуть. Видишь, сколько усилий мы приложили, и это всё ради тебя, крысёныш...
   Скунс в ответ согласно хрюкнул. Это только говорят, что у мутантов ослаблен инстинкт самосохранения и нет воли к жизни. Похоже, что саблезубая крыса была вовсе не против ещё пожить.
   Важная мысль пришла Якову в голову и он спросил:
   -- Мам, как ты думаешь, Скунс выполнил то, зачем мы его посылали?
   Деора молча выпрямилась и словно окаменела. Можно было подумать, будто она что-то просчитывает: только губы судорожно двигались на потемневшем лице, а расширенные глаза её напряжённо всматривались в полумрак подвала. Гнетущую тишину нарушало лишь хриплое дыхание Скунса.
   "Врёшь, не пытайся меня обмануть! -- вдруг прошипела Деора. -- Он не выберется! У тебя нет таких чар!" При этом лицо матери исказила такая страшная злоба, что Яков невольно попятился в угол и юркнул за небольшую поленницу дров. На Деору тем временем словно налетел вихрь: она закружилась и запрыгала на месте, как будто стараясь отбиться от невидимого противника. Так же внезапно безумное это вращение прекратилось и, горестно простонав: "О, диавол! Не получается! Чужестранец сильней меня!", -- Деора в изнеможении опустилась на пол рядом со Скунсом.
  
   Дома Леонард сварил кофе, достал с полки большую тетрадь в потёртом кожаном переплёте и стал задумчиво перелистывать страницы.
   "Сколько же Оззи было лет?" -- шептал он, -- когда мы нашли Корри... Не меньше десяти, да, но ведь и не больше?"
   В общем-то, это было сравнительно недавно. Прошло лет шесть-семь, не более. И помнится всё очень хорошо. Вот на террасе дома Оззи стоит над деревянным ящиком, из которого торчит клюв гигантских размеров птенца. Оззи пытается кормить его размоченной в молоке лепёшкой, однако хлеб птенец глотает плохо.
   Подходит Леонард, кладёт руки на плечи Оззи.
   -- Сынок! -- говорит он. -- Эти птицы не выживают в неволе!
   Оззи хмурится, продолжает пихать птенцу лепёшку и спрашивает:
   -- А чем же они тогда питаются?
   Леонард опрометчиво отвечает:
   -- Большими лесными червями...
   Тем же вечером Оззи куда-то запропастился. Ну и ругался же Леонард на самого себя, Оззи и верного слугу Рона, когда узнал, что сын ходил в Радиоактивный лес за червями для птенца гиперорла.
   -- Это же очень и очень опасно! -- повторял Леонард раз за разом. -- Оззи, ты даже представления не имеешь, какие чудовища могут быть в этом лесу! А если бы ты наткнулся на волконоса или летучую колючку?
   -- У меня есть кинжал! -- заявил Оззи и насупился. -- А от колючки я бы увернулся!
   -- Увернулся бы он! -- продолжал ворчать Леонард. -- А если бы там был когтистый дровосек?!
   -- Кто-кто, папа? -- заинтересовался Оззи.
   Слуга Рон посмотрел на Леонарда с неодобрением. Тот понял, что сказал лишнее и махнул рукой:
   -- Никто! Я пошутил! -- и остыл, успокоился. -- Смотри, больше не ходи туда один. Мы с Роном позаботимся о червях!
   Во дворе явно проскрежетал засов ворот. Леонард вскочил, и тетрадь сползла с колен, упала на пол. Конечно, Оззи не мог вернуться так скоро, но всё равно сердце взволнованно забилось. Вошёл Рон, старый слуга и друг.
   -- Рон! -- обрадовался Леонард. -- Ты что-то задержался в пути, старина, тут без тебя много всего произошло! Давай, присаживайся, кофе ещё не остыл, в кои-то веки я за тобой поухаживаю...
   Заметно смущённый таким приёмом, Рон снял плащ и присел рядом за стол. Он был немного старше Леонарда, они многое пережили вместе. Пока верный слуга наслаждался горячим кофе, Леонард рассказал о событиях последних дней.
   -- А ещё знаешь что? -- сказал Леонард. -- Мне сейчас вспомнился Корри. Я тут перелистывал свои записки и припомнил, как я ругался тогда, когда узнал, что Оззи ходил в лес за червями для него! И кто бы мог подумать, что Корри выживет!
  
   После ухода Леонарда Анасис успокоился не сразу. Он приказал принести кувшин вина, холодной воды и печенье. Александр из вежливости отказываться от вина не стал, но лишь пригубил, изрядно разбавив вино водой. Он никогда не был, любителем выпить, памятуя о том, что у него подрастает дочь, и, опасаясь, что она может увидеть его нетрезвым.
   -- Вот так вот, почтенный Александр, -- вздохнул Анасис, с хрустом разламывая печенье. -- Ты сам видишь, что происходит? Один из видных хранителей, член Высшего Совета позволяет себе запутаться в каких-то интригах с представителями иных кланов! Это ли не измена Закону?! И в это замешана твоя дочь... Александр, подумай над этим!
   -- У меня никогда не было оснований не доверять Леонарду, -- лицо Александра помрачнело. -- Мы прожили рядом не один год, а с той поры как умерла моя Мэри, он стал Белле вторым отцом. Ведь меня подолгу не бывает дома...
   -- Эх, Александр, Александр, -- сочувственно промолвил Анасис. Он вообще умел изображать множество чувств, так что большинство окружающих считали Главного хранителя искренним и добрым человеком. -- Неужели ты не видишь, что Леонард воспользовался твоей доверчивостью? Он же втянул твою единственную дочь в смертельно опасное дело!
   Сделав эффектную паузу, Анасис поднялся, выглянул в коридор, позвал слугу и велел пригласить к нему начальника стражи Корнилия. После чего Главный хранитель уже не присаживался к столу, но мерил шагами дворик с видом печальным и задумчивым.
   -- Даже не знаю, как и быть, Александр, -- усилив сочувствие в голосе, продолжил он. -- Вина твоей дочери очевидна, а Закон в таких случаях не обращает внимание на пол и возраст... Есть только одна лазейка, дорогой друг, только одна! -- Анасис остановился возле отца Беллы и даже театрально поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем.
   "Ох, переигрываю!" -- подумал Анасис, но останавливаться было уже поздно, и он закончил:
   -- Если провести твою дочь через суд не как обвиняемую, но как свидетеля. А для этого... -- Анасис помолчал, сделав вид, что у него запершило в горле, смешал себе в стакане ещё вина с водой, отпил и закончил. -- Для этого тебе надо будет дать недвусмысленные показания, что твоя дочь находилась под сильным влиянием Леонарда и была запугана этим негодяем Оззи. То есть мы должны будем убедить суд, что Белла действовала не по своей воле!
   Александр ещё сильней сгорбился за столом и стал мрачней тех туч, что обычно несли в Эллизор непогоду со стороны Великих болот.
   -- Ну, так что скажешь, почтенный Александр? -- не вытерпел Анасис. -- Дашь показания против Леонарда? А главное: подтвердишь их в суде?
   Александр поднял взгляд на Главного хранителя и коротко выдохнул:
   -- Только в том случае, если моя дочь не вернется!
   Главным хранителем вновь овладел гнев, он просто чудом удержался, чтобы не ударить начальника рыбарей своей хранительской тростью:
   -- Это какое-то безумие! -- прохрипел он. -- Подумай, что ты говоришь! Если твоя дочь вернётся, то она будет арестована и предана суду! И ты не станешь давать показания? И таким образом обречёшь её на смерть? О, иго и благо Закона! О, глупость человеческая!
   Постучав, во дворик заглянул начальник стражи Корнилий. Анасис, с трудом переведя дух и уже не таясь от Александра, отдал приказ:
   -- Корнилий! Будь любезен с этой минуты установить за домом Леонарда круглосуточное наблюдение. А также за всеми, кто приходит в его дом или выходит из него!
  
   Дела у Оззи были совсем плохи. Силы стремительно таяли. Он пытался звать на помощь, но только ещё больше ослаб, а его вопли всё равно никто не слышал. Ночные звёзды и насекомые были явно не в счёт. Вот-вот сведённые от напряжения пальцы сами разожмутся и отпустят куст.
   "Как же так, Чужестранец... -- с горечью подумал Оззи, -- как же так? Ведь Белла не должна умереть!"
   Но рядом никого не было. Он был обречён погибнуть среди гор в безвестности, стать добычей диких зверей или мутантов. Точно также чуть позже умрёт и Белла...
   А разве могло быть иначе? Помощи прийти просто неоткуда. Это очевидно. Есть в этом мире много способов погибнуть, и падение в пропасть достаточно эффективный. Горы предоставляют для этого полную возможность. Пальцы долго не смогут удерживать вес тела -- вот жестокая, но очевидная реальность. Да, вот так некоторые расплачиваются за свою доверчивость -- а он поверил не поймёшь кому, странному пришельцу! Поверил, нарушив Закон, вот в чём причина! Да кто он, вообще, этот Чужестранец?!
   Окончательно окаменевшие пальцы начали разжиматься и соскальзывать. Невольно Оззи зажмурился и поэтому не увидел, а только ощутил, как налетел сильный вихрь и бросил его вверх через край обрыва, к тропе где неподвижно лежала Белла. Он услышал шум крыльев и успел заметить силуэт гигантского орла, вскоре скрывшегося за ближайшим горным склоном.
  
  
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
   ЧУДЕСНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ
   БЕЛЛЫ
  
   Утро выдалось жарким, почти как летом.
   Деора ожидала Анасиса в приемной Высшего Совета. Главный хранитель явился не выспавшимся и хмурым. Вообще-то говоря, это было ему не свойственно: своим имиджем добрячка он всегда дорожил. Но в тот день он некоторое время недовольно смотрел на Деору, прежде чем сообразил, что перед ним вдова почтенного казначея. Смягчившись, Анасис пригласил её в чайный дворик, где предложил чашку хорошего (из довоенных ещё запасов) чая. Деора, хотя и предпочитала чай только собственного приготовления, на этот раз отказаться не рискнула.
   -- Чем могу служить? -- осведомился хранитель.
   -- Насколько я знаю, почтенный хранитель, мой сын стал для вас источником достаточно ценных сведений и...
   -- Э-э...-- сразу сообразил Ананис, куда клонит Деора. -- Если ты думаешь, что эти сведения могут быть оплачены, то тут ты заблуждаешься. Твой отпрыск дерзнул подслушивать наш разговор с Корнилием, скрываясь в дымоходе вот этого камина. Скажи спасибо, что мы не привлекли его за шпионаж!
   -- Ладно! -- Деора сообразила, что ничем у Анасиса разжиться не удастся и решила оставить эту тему. -- Но я, собственно, по другому поводу...
   То, что услышал от Деоры Анасис, взволновало его до глубины души.
   Поставив чашку с недопитым чаем, Деора будничным тоном сообщила, что ей известна главная тайна Закона. Слова её застали Анасиса врасплох. Пытаясь скрыть охватившее его смятение, Главный хранитель медленно поднялся и внезапно почувствовал сильное головокружение, чего с ним прежде не случалось. Он пошарил в карманах в поисках носового платка, чтобы вытереть выступивший на лбу пот, но платка не было и пришлось вытирать пот рукавом.
   Деора, настороженно наблюдавшая за ним, нахмурилась и быстро сказала:
   -- Предупреждаю, Анасис, не пытайся меня убрать! Я кое-что предприняла, так что лучше нам с тобой договориться. Учти...
   -- Дура, -- перебил её Главный хранитель, -- какая же дура! Ты даже не представляешь, о чём говоришь и в какую историю влезла!
   Он почти с ненавистью смотрел на уже немолодую и неряшливо одетую женщину, с надменным видом сидевшую перед ним, и вдруг ощутил, что бессилен повлиять на происходящее. В душе Анансиса шевельнулся доселе неведомый ему ужас перед чем-то, что было сильнее его расчётов и корыстолюбия, сильнее того тёмного вдохновения, что раньше исправно вело его по извилистым и скользким путям власти. Впервые Главный хранитель растерялся. И причиной тому была вовсе не Деора, а нечто иное -- трудноуловимое и непонятное. Пожалуй, звездослов или гадатель сказал бы, что так сошлись над Главным хранителем звёзды или что не так легли его карты. Но, скорее всего, причиной душевной сумятицы Анасиса стала начинавшаяся болезнь. Что делать, любой человек может внезапно заболеть, а то и хуже того, любой человек, как уже давно подмечено, внезапно смертен. Однако (уж чего-чего!), а умирать Главный хранитель пока не собирался. Множество грандиозных планов ждали своего осуществления, и возможности внезапной смерти их носителя в этих замыслах места не было. Понятие смерти вообще как-то отсутствовало в сознании хранителя, по крайней мере -- его собственной смерти, личной.
   Но именно в это тёплое утро при разговоре с вдовой казначея Деорой Анасис остро ощутил, что утрачивает интуитивное видение взаимосвязи всех явлений и событий. Это своего рода звериное чутьё помогало ему выпутываться из самых немыслимых передряг и побеждать любых недругов. Утрата его означала конец прежней благополучной и ясной в своей стабильности жизни. Если не вообще -- гибель.
   -- Деора, Деора! -- простонал Анасис. -- Что-то мне плохо! Пойдём на воздух!
  
   Солнечная жаркая погода установилась в тот день не только в Эллизоре, но и севернее Великих болот -- там, где начинался кряж Адамсона, названный так в честь одного из генералов межклановых битв. Того самого, которому удалось достичь общего примирения.
   Оззи был жив, но крайне обессилен. Жажда страшно томила его, время остановилось. Он продолжал нести Беллу к долине Трёх вершин. Конечно, он понимал, что от падения в пропасть спасён чудом, но Белла ещё не была исцелена от раны, причинённой Скунсом, поэтому одна только мысль стучала в его сердце: "Успеть к роднику!"
   Но вот извилистая каменистая тропа закончилась, и чуть ниже открылась та самая долина. Рыжая сухая трава среди голых камней, кусты, тронутые жёлтым цветом осени, в дальнем конце долины -- небольшая горная река берёт там своё начало. И о, ужас! -- Оззи увидел, что река эта складывается из нескольких ручейков, каждый из которых брал начало из множества родников, разбросанных по впадинам и склонам. Оззи обречённо понял, что он не в силах вместе с Беллой обойти все эти родники. Какой же из них целебный? Почему Чужестранец не дал более точных указаний? Тем не менее Оззи взял несколько левее и начал спускаться к ближайшему роднику.
   Хрустальная чистая вода вытекала из-под камня и, прежде чем устремиться дальше вниз, образовывала маленькое озерцо. Сняв с себя изорванный плащ, Оззи осторожно уложил на него умирающую. На Беллу было больно смотреть. И без того от природы бледная, худенькая, с тонкими чертами лица, она ещё больше побледнела и истончилась, кожа приобрела синеватый оттенок.
   Даже не напившись сам, Оззи судорожно начал черпать пригоршнями воду и лить её на лицо и тело девушки. Ничего не изменилось. Казалось, Оззи исчерпал всё отчаяние, когда висел над обрывом. Теперь им владело тупое безразличие. Стоило ли проделывать весь этот путь, цепляться за ветви кустарника над пропастью, быть спасённым гиперорлом Кори, чтобы запутаться среди множества родников и не иметь сил подойти к каждому из них? Неужели Чужестранец не предусмотрел такой мелочи, не предугадал такого пустяка: того, что Оззи будет в силах дойти до долины, но сил этих не хватит на то, чтобы отыскать нужный родник.
   Лицо Беллы сделалось мертвенным. Неслышный хрип вырвался из её уст, и Оззи почувствовал, что это её последний вздох, что она умирает. Яд мутанта, яд этого аспида всё же сделал своё дело! "О, Чужестранец!" -- прошептал юный эллизорец, не замечая, что по его грязному исцарапанному лицу текут слёзы, незаметно смешиваясь с водой родника, которую он продолжал лить на мёртвое лицо Беллы.
   "О, Чужестранец! -- повторил Оззи, кусая губы. -- Ты же говорил, что я могу спасти её! Так чего же стоят твои слова? Или ты, проклятый лжец, специально послал нас сюда умереть в безвестности и одиночестве? Тебе будет лучше от этого? А ведь я всем рисковал, помогая тебе! Такова-то твоя благодарность? Так, знай, я не уйду отсюда без неё! Пусть я тоже умру здесь!"
   Внезапно неподвижное тело Беллы охватила дрожь, и потрясённый Оззи увидел, что серое лицо девушки начало розоветь и дыхание стало заметным. С напряжением он ловил появившиеся признаки жизни. Этот облик, эти черты лица сделались для него родными -- и он уже не мыслил себя без неё, без Беллы.
   Белла открыла глаза и с недоумением оглянулась вокруг. Яркое солнце, горные вершины -- всё вокруг было незнакомым.
   -- Оззи, что случилось, -- заговорила она, -- где мы?
   Не помня, себя Оззи сгрёб Беллу в охапку, прижал к груди и прошептал: "О, Чужестранец! Спасибо тебе! Ты не обманул нас!"
  
   С утра Леонард вместе с Роном решил разобраться в домашних делах, а заодно и обсудить сложившуюся ситуацию. Запущенность дома быстро не одолеешь, поскольку с тех пор как старшие сыновья обзавелись своими семьями, Леонард, перепоручив всё старому Рону, не уделял особого внимания хозяйству. Однако в тот день Леонард решил осмотреть ограду по всему периметру. Правда, в гораздо большей степени его занимало, где взять крепкую лошадь для ещё одного путешествия, в которое он решил отправить Рона. В принципе, для такого человека, как Леонард, найти в Эллизоре лошадь не проблема, проблема -- сделать это незаметно, не привлекая ничьего внимания. Путешествие Рона обещало быть опасным, и потому было очень важно всё подготовить в тайне. Поэтому Леонард не спешил с разговором -- не потому, что его верный слуга мог испугаться, но потому, что самому Леонарду было жаль его, ведь Рон совсем недавно вернулся из достаточно продолжительной поездки.
   -- Заметь, Леонард, -- сказал Рон, когда они вместе обошли уже более половины участка, -- сливы в этом году уродились как никогда. Думаю, можно будет пустить не только на варенье, но и настойка из этих слив должна быть хороша...
   -- Да, Рон, наверное, ты прав... -- несколько рассеянно ответил Леонард. Мысли его были заняты совсем другим, и перспективы складировать в подвале десяток-другой галлонов сливовой настойки совершенно не интересовали.
   -- А ограда почти везде цела, -- продолжил Рон свои хозяйственные наблюдения, -- "колючка" только сверху проржавела, заменить бы...
   -- Ты ещё скажи -- мины по периметру установить! -- невесело усмехнулся Леонард.
   Рон не поддержал шутку хозяина, а только вздохнул. Оба помнили те времена, когда противопехотные мины были хоть какой-то гарантией выживания клановых семей. Но потом, со временем, всё изменилось: Эллизор храним Законом, опасные вторжения прекратились.
   -- Слушай, Рон, -- наконец решился Леонард. -- Я постараюсь достать хорошую лошадь. Может быть, из маггрейдских метисов. Тебе нужно будет тайно отправиться сперва к Луке, а затем -- к Фаддею...
   Они стояли в одном из самых глухих уголков сада, и Леонард думал, что здесь никто их не услышит. Однако он жестоко ошибался.
  
   Большой двор Высшего Совета в последние годы стараниями Главного хранителя и благодаря бескорыстным пожертвованиям всех почитателей Закона стал весьма ухоженным местом. Может быть, подействовала радующая глаз красота двора, а может быть, свежий воздух, но, несмотря на жаркую погоду, Анасис, наконец, почувствовал себя лучше и заметно успокоился.
   -- Ну, хорошо, Деора, -- заговорил он, меряя чётко рассчитанным шагом цветную плитку дворцовых дорожек, -- я не буду допытываться, каким образом ты много чего лишнего знаешь... Важно другое -- чтобы более никто не имел доступа к этим сведениям...
   Деора согласно кивнула. Было заметно, что теперь она нервничает. Ведь Главный хранитель, не смотря на своё видимое добродушие, был самым опасным человеком в Эллизоре. Хотя о жизни Деоры он тоже многого не знал.
   -- Почтенный хранитель, -- начала она неожиданно официальным тоном. -- Мне известно ещё кое-что, что может быть не вполне ведомо вам... Но если я дерзну довести до вас эту информацию, вы должны выполнить одно моё условие... Оно, в общем-то, не столь сложное и совпадает с вашими намерениями и интересами...
   Главный хранитель не терпел, когда ему ставили условия. Человек, пытавшийся сделать это, как правило, мгновенно становился врагом Анасиса. Но в данном случае он решил выслушать Деору до конца.
   -- Что ж, продолжай... -- сказал он.
   -- Я знаю, где может быть оригинал! -- заявила Деора.
   Анасис на этот раз не подал вида, что удивлён, хотя это стоило ему серьёзного внутреннего усилия.
   -- Ну и где он может быть? -- твёрдо сказал он, быть может, надеясь, что Деора проговорится и уже не сможет прибегать к каким-либо условиям.
   Однако Деора, не смотря на волнение, ни о чём не забыла, не такая она, в самом деле, дура.
   -- Мое условие, Анасис, очень простое. Ты должен сделать всё, чтобы Чужестранец не вернулся сюда, в Эллизор. Пусть он погибнет, пусть его случайно убьёт стража или растерзают мутанты, но в наших интересах, чтобы его нога никогда не ступала на землю Эллизора!
   -- Ты боишься? -- Анасис озадаченно посмотрел на Деору. -- Ты так боишься этого Чужестранца?
   Деора глянула на хранителя с видимым сожалением:
   -- Прости меня, почтенный Анасис, но если ты совсем не боишься его, то просто не понимаешь, в какой опасности ты сам и всё твое дело...
   У Главного хранителя в этот момент почему-то вновь закружилась голова. К счастью, рядом оказалась скамейка, и он тяжело опустился на неё. "Всё же эта Деора не совсем глупа, -- подумал он, -- почему же она боится этого чужака? Да и кто он такой, в самом деле?"
   Страх, словно тупая игла, медленно проник в сердце Анасиса: а если и впрямь права эта старая ведьма? Уж она-то в магических делах разбирается куда лучше Главного хранителя! Может статься, что предчувствие не обманывает её. Но почему молчит его, Анасиса, интуиция? Ведь его способность предвидеть любого рода опасности до недавнего времени была просто исключительной. Что с ним случилось?
   -- Хорошо, Деора, -- вздохнул хранитель, -- я постараюсь выполнить твоё условие!
   Анасису думалось, что он говорит всё это вполне искренне и что, в самом деле, постарается уничтожить Чужестранца. Почему бы и нет? Откуда возьмётся под небом Эллизора и Маггрейда такой смертный, которого нельзя убрать с дороги, если он вдруг стал помехой? Нет человека -- нет проблемы... Кто-то из древних мудрецов сказал эту фразу и, скорее всего, произнёс её не кабинетный теоретик, а тот, кто на деле знал, что такое человек мешающий.
   Да, именно так: "человек мешающий" есть одна из досадных разновидностей человеческого рода... Сколь же многочисленна эта разновидность и как часто она мешает людям, исполненным прекрасных затей... то есть, простите, идей! Какие только обличия эта разновидность не принимает и к каким только ухищрениям не приходиться прибегать тем, кому эта разновидность, действительно, встаёт поперёк дороги... Вот взять хотя бы того же Леонарда с его противным младшим отпрыском...
   Рядом кашлянула Деора, и Анасис понял, что некстати задумался. Надо было возвращаться к основной теме.
   -- Что ж, Деора, -- повторил хранитель, -- я всё сделаю, чтобы избавиться от этого Чужестранца. Скажи только, где же по твоему мнению может быть оригинал?
   -- В Лавретании...
  
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   КОВАРСТВО АНАСИСА
   И КОРНИЛИЯ
  
   Вечером Анасис сидел у себя дома, в спальне, в любимом деревянном, с резными украшениями кресле. Он чувствовал, что утреннее недомогание было не просто следствием жаркой погоды или нервного напряжения, но началом какой-то непустячной болезни. Вообще, Анасис болел крайне редко и, несмотря на почтенный возраст, никогда не болел серьёзно. А теперь чувствовалось, что нынешнее его недомогание может оказаться делом далеко не одного-двух дней. Ах, как не вовремя, в крайне неудобный момент порой настигает человека хворь! Как часто случается, что в результате остаются не завершёнными просто грандиозные проекты! Сколько книг осталось не написанными, потому что рука пишущего уже не в силах была держать перо. Сколько не осуществилось планов, грозящих даровать благодарному человечеству избавление от грядущих бед! Только вот начала раскручиваться интрига с Леонардом и этим Чужестранцем! Такая интрига, какой уже давно не возникало на памяти Анасиса! Главный хранитель вообще любил интриги, жил ими... Взять хотя бы того же Леонарда. Сколько раз Анасис мечтал убрать его со своего пути, убрать из Совета, стереть в пыль с этой его идиотской честностью и неподкупностью! Совершенно всем должно было быть понятно, что Эллизору от этого будет исключительно одна только польза. Ведь сколько выгодных дел и предприятий, чаще всего сам того не зная, погубил этот вояка тем, что его нельзя было обойти или подкупить. И вот, наконец, представился случай -- и болеть совершенно некогда, это преступно расклеиться в такой момент!
   Чуть раньше Анасис велел своей служанке Розе (ворчливой, но преданной старухе) пригласить из амбулатории Совета главного лекаря, обмотал голову мокрой тряпкой и нацедил большую кружку принесённого служанкой травяного чая. Теперь, немного придя в себя, Главный хранитель принялся размышлять, как именно поступить ему дальше. Если права эта ведьма Деора, то, скорее всего, паршивец Оззи вместе с Чужестранцем отправился в Лавретанию. Это более чем вероятно, поскольку там живут близкие родственники Леонарда. Можно было и раньше догадаться, куда направится Оззи с компанией... Но раньше Анасис не собирался устраивать за беглецами погоню: сбежали и сбежали, там видно будет, что с этим делать, однако после заявлений Деоры, всё предстало уже совсем в ином свете, и было гораздо опаснее, чем предполагал Анасис. Конечно, он и раньше не исключал, что оригинал Закона в Лавретании, но никаких доказательств тому у него не было, то теперь, если уже и эта ведьма так считает, то пора действовать!
   Постучав в дверь спальни, осторожно просунул голову Корнилий. Странная у него привычка: даже внутри дома не снимать серого стражнического капюшона со своей лысой головы. Да, наверное, потому и не снимает, что уже давно лыс вследствие какой-то хитрой болезни. Хорошо, хоть не проказы, которая в послевоенные времена вновь, как в древности, получила распространение... Пора уже создавать лепрозории, а где взять на это средства, ведь нужна сеть межклановых лепрозориев, а вовсе не единичных, да вот и попробуй договориться на эту тему с другими кланами, как же...
   Анасис поймал себя на том, что думает о какой-то ерунде, совсем не о том, о чём должно. Тоже, как видно, следствие внезапной хвори.
   -- Давай проходи, присаживайся! -- как можно приветливей сказал хранитель. -- Хочешь травяного чая? Роза только что заварила. А то, видишь ли, где-то я простыл, что ли. Не иначе как в анфиладах в этих дворцовых просвистело, у нас там всегда сквозняки...
   Корнилий присел и почему-то не отказался от горячего чая.
   -- У меня важное сообщение, почтенный Анасис, это касается дела Леонарда и, похоже, нам надо принять ряд решений!
   -- Слушаю тебя! -- Анасис откинулся в кресле и подумал, что ему уже не хочется выполнять поставленное Деорой условие. Непонятный страх, навалившийся утром, прошёл и казался теперь нелепым. Нет, как ни крути, но Чужестранца надо брать живым. Он должен много знать. Кто-то же послал его, вот до этого "кто-то" и надобно добраться, а она: "его надо обязательно убить!" Тогда мы ничего толком не узнаем!
   -- Так вот какая интересная получилась штука! -- Корнилий даже слегка улыбнулся, что, как правило, делал чрезвычайно редко. -- Поскольку вы велели установить полный контроль за Леонардом и его домом, то я подумал: почему бы не привлечь технический отдел? Он у нас и так в основном простаивает. А где-то с год назад этот чудак Магирус продал нам отремонтированный "слухач" с восстановленными батареями...
   -- Чего-чего? -- переспросил Анасис. -- Какой ещё "слухач"?
   Нет, всё же болезнь давала знать: мысли шевелились с трудом.
   -- Ну, такое электронное подслушивающее устройство, которое даёт возможность слушать чужие разговоры на расстоянии. Сохранилось с древних времён. С довоенных, то есть... Я думаю, таких штук уже почти нет. Ну, разве что, в Маггрейде. Но этот самый Магирус смог восстановить...
   -- Так вроде ж они с Леонардом друзья?
   -- Это было с год назад, а потом "слухачу" всё равно кого подслушивать! Дружба дружбой, а бизнес -- бизнесом! -- и Корнилий коротко хохотнул, довольный тем, что удалось пошутить, используя ещё старое довоенное слово.
   -- Ага, ну ладно, -- кряхтя, Главный хранитель решил перейти на кровать и, поудобней устроившись там, продолжил этот судьбоносный разговор: -- Так что в результате наслушали?
   -- В общем, если коротко, то Леонард собирается отправить своего слугу с письмами к своим старшим сыновьям! А также к Савватию -- в Лавретанию! Он, конечно, самому Рону всего не сказал, но всё равно очевидно, что дело идёт о заговоре против Высшего Совета!
   На короткое время у Анасис забыл о хвори. Он вскочил с кровати и нервно заходил по комнате.
   -- Ты знаешь, когда отправляется слуга? -- спросил он.
   -- Скорее всего, сегодня вечером.
   -- Тогда... слугу перехватить, письма изъять!
   -- Будет сделано, почтенный хранитель!
   -- Когда письма попадут в наши руки, можешь арестовать Леонарда!
   -- Это в любой момент, с большим удовольствием!
   Анасис опять присел в кресло и погрузился в задумчивость. В общем-то, было о чём поразмышлять: как бы не переусердствовать и не совершить лишних действий или поступков. Нет, всё правильно! Медлить нельзя!
   -- И ещё... Это самое главное, Корнилий, собери отряд в погоню за Чужестранцем и Оззи! -- Анасис поднялся из кресла. -- Как поймаешь слугу, тут же отправляйся в Лавретанию! Эти негодяи должны быть там!
   Корнилий тоже поднялся и даже принял стойку "смирно".
   -- И вот ещё что...-- Анасис подошёл к Корнилию и, понизив голос, сказал:
   -- Эта экспедиция в Лавретанию может иметь особое значение! Произведи там полный обыск, собери все рукописи, документы и свитки, какие только найдутся! Все записи, все обрывки! Ничего не пропусти! Там могут быть особо важные секретные документы! Не исключено, что они помогут нам сокрушить Леонарда...-- тут Главный хранитель подумал, что, на самом деле, всё может быть ровно наоборот: если заполучить лавретанские документы, то это, в первую очередь, обезопасит их самих от возможного удара со стороны Леонарда, но озвучивать такого рода нюансы уже не стал.
   -- Хорошо, почтенный хранитель, всё сделаю! -- Корнилий уже было собрался покинуть спальню Анасиса, как тот остановил его:
   -- И ещё один важный момент... -- Анасис вспомнил Деору с её условием и запнулся. -- Чужестранца надо обязательно взять живым! -- продолжил он. -- Сам понимаешь, он может обладать наиважнейшей информацией!
   -- Ну, конечно! -- усмехнулся главный стражник. -- Я и сам с удовольствием допрошу его.
   Проводив Корнилия, Анасис в изнеможении опустился на кровать -- прилив бодрости оказался временным, хворь и не собиралась отступать. "Нет, не во-время я разболелся, эх, не вовремя!" -- судорожно сглотнул Главный хранитель и закричал:
   -- Роза! Ну, что там лекарь, не приходил?
  
   Поздним вечером по пустынной дороге двигался всадник, закутанный в камуфляжного цвета плащ. Эллизор остался позади. Лошадь под путником была маленькая, кургузая, специально выведенная для плохих и опасных послевоенных дорог. Под плащом, в ножнах, у слуги Леонарда Рона таился надёжный короткий меч. Однако это оружие оказалось бесполезным -- выпущенная из засады стрела мощного арбалета с негромким жужжанием впилась под левую лопатку всадника. Лишившись седока, лошадь с пронзительным ржанием скрылась за поворотом дороги.
   Ещё через несколько минут неподвижно лежащее на дороге тело обступили хорошо вооруженные люди, в которых можно было без труда узнать стражников особого отряда Совета Эллизора.
   -- Обыщите его хорошенько, -- сказал тот, кто начальствовал. Это был сам Корнилий... На нём был такой же, как на остальных, плащ, голос, как всегда, звучал уверенно и бесстрастно.
   Подчинённые быстро обшарили тело.
   -- Ничего особенного, -- один из них подошел к Корнилию, -- какие-то письма, несколько динариев да, вот, лепёшки с вяленым мясом
   -- Письма давай сюда, -- протянул руку Корнилий, -- динарии можете оставить себе, только, чур, не драться, делить поровну! А тело бросьте в овраг, пусть дикие собаки позаботятся о нём.
  
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
   В ДОЛИНЕ ТРЁХ ВЕРШИН
  
   С детства Оззи умел делать шалаши и навесы из веток любого кустарника. Теперь, в долине Трёх вершин, это умение пригодилось. Естественно, Оззи хотелось поскорей добраться до Лавретании и увидеться с Чужестранцем и друзьями, но Белла была ещё слишком слаба и нуждалась в отдыхе. В кармане плаща Оззи нашёл пару раскрошившихся лепёшек, кусок вяленого мяса, а также специально припасённые рыболовные крючки. В качестве лески сгодилась прочная нить из подкладки плаща. Скрученная втрое она могла выдержать вес форели, которая плескалась в небольшом речном озерце в глубине долины. Несколько крупных экземпляров, пойманных Оззи, обмазали серой глиной, найденной здесь же, возле родника, и запекли на костре. Никогда ещё они не ели такой вкусной рыбы, пусть даже и без соли! А вода из источника была на вкус такая, какой они больше нигде никогда не пробовали.
   Два дня, проведённые в горной долине, запомнились им как самые спокойные и счастливые за всё время их путешествия и дальнейших приключений. Странно, но они мало разговаривали. Просто болтать без умолку не было никакой нужды. Пережитые вместе злоключения удивительно сроднили Оззи и Беллу. Для того чтобы понимать друг друга, слова им не требовались. Так бывает у супругов, проживших вместе много лет, но так бывает и у молодых людей, вместе перенёсших серьёзные испытания. Оззи был готов пожертвовать собой ради Беллы, она стала смыслом его жизни, хотя никому (и даже самой Белле) в своих чувствах он не признавался.
  
   Леонарду под утро привиделся Оззи. Снилась реальная история, которая произошла однажды. Дорога возле их дома. В руке у Оззи небольшое копьё, типа дротика. В другой -- холщовый мешок. Оззи сходит с дороги, направляется к заросшим пожухлой травой буграм. Среди бугров этих скрываются гнездовья крупных рыжих муравьёв. Именно на пути их оживлённого движения Оззи высыпает из мешка десятка два отловленных им мелких скорпионов. У ног Оззи разгорается настоящая битва, и он самозабвенно следит за тем, как, несмотря на ожесточенное скорпионье сопротивление, муравьи одолевает своих неожиданных противников. Иногда остриум дротика Оззи вносит в ход битвы какие-то коррективы. Он так увлечён происходящим, что не замечает отца, внимательно наблюдающего за сыном. Наконец Леонард подходит, берёт Оззи за руку и молча ведёт домой. Тот не сопротивляется, но всё оборачивается, словно желая увидеть, чем окончилась битва скорпионов с муравьями.
   Дома Леонард присаживается на корточки, смотрит Оззи прямо в глаза и говорит спокойно, но очень твердо: "Ты очень смелый мальчик, Оззи, очень отважный... И это хорошо... Плохо, что ты можешь быть жестоким... Таким бессмысленно жестоким... Настоящая храбрость не может быть жестокой!" Оззи молчит не в силах поднять взор и посмотреть на отца.
   От сна Леонарда пробудил громкий стук в ворота. Корнилий со стражниками особо не церемонились.
   -- Обыщите ещё раз дом! -- приказал Корнилий. -- Вдруг появилось что-нибудь новое! А ты, Леонард, собирайся, ты арестован!
   -- В чём же меня обвиняют, любезный страж?
   -- Теперь уже не только в помощи Чужестранцу! -- усмехнулся Корнилий. -- Но и в тайном заговоре против Высшего Совета Эллизора. В заговоре, в который ты втянул всех своих сыновей! -- С этими словами начальник стражи подошёл к Леонарду и демонстративно выдернул из ножен его кинжал. -- Давай, собирайся побыстрей! А то мне ещё надо сегодня поспешать в Лавретанию!
   Корнилий проговорил это совсем не случайно: он внимательно наблюдал, как отреагирует Леонард на эти слова. И хотя внутри у Леонарда всё сжалось, он сдержался, и не один мускул не дрогнул на его лице.
  
   С утра Анасис не смог подняться и лишь к вечеру, после очередного посещения лекаря, с трудом встал на ноги. Довольно долго, с помощью Розы, он облачался в свой хранительский рабочий костюм, который очень любил за то, что тот, хоть и не был парадным, но всё же подчеркивал служебное положение Главного хранителя. Затем, почти с отвращением Анасис запихнул в себя несколько ложек мясной похлёбки, накричал на Розу, что похлёбка слишком жирная, успокоился и тут же попросил у Розы, прощения.
   До дворца было рукой подать, но Анасис решил отправиться в тюрьму, которая была на другом конце города, и поэтому приказал запрячь бричку. По дороге Главного хранителя сильно растрясло, и ещё около часа он приходил в себя в тюремной канцелярии, пил холодную колодезную воду, которая была здесь очень хороша, хотя в его положении, наверное, не стоило холодной водой злоупотреблять. Только после всего этого Анасис отправился к новому заключённому, по-прежнему чувствуя себя далеко не лучшим образом.
   Камера, в которую поместили Леонарда, ничем не отличалась от других камер тюрьмы Высшего Совета. Маленькое зарешеченное окошко почти под потолком, свеча, которой разрешено пользоваться только вечером до времени отбоя, кувшин с той же колодезной водой и обычная средних размеров мучная лепёшка, которую Леонард, скорее всего, приберёг себе на ужин, ведь пищевой паёк выдавали заключённым один раз с утра и на весь день.
   Анасис вошёл, тяжело дыша, вытер со лба пот, затем присел на привинченный к полу табурет возле стола. Леонард сидел напротив, свесив ноги с нар, и с любопытством наблюдал за появлением Главного хранителя.
   -- Ты что-то плохо выглядишь, почтенный Анасис, -- первым вступил в разговор Леонард.
   -- Так, простыл немного, -- махнул рукой Анасис, -- но это пустяки по сравнению с твоими проблемами, дорогой Леонард...
   -- Разве? Ты приказал арестовать меня, члена Высшего Совета, упёк в тюрьму по обвинению, справедливость которого ещё надо доказать. Так что, проблемы, скорее, твои.
   Анасис молчал. Его вдруг поразило странное ощущение, что он уже бывал в этой камере и точно так же, как и сейчас, сидел на тюремном табурете напротив насмешливо улыбающегося Леонарда. Но зачем он приходил в прошлый раз, и что снова привело его сюда? Ах, да, ему, Анасису, очень нужно договориться с этим эллизорским героем, потому что вступать с ним в прямую конфронтацию сейчас слишком опасно и гораздо правильнее будет пойти на компромисс, чтобы, как это говорится, и волки были сыты, и овцы целы... нет, как там правильней: что впереди? -- и овцы были сыты и волки целы, нет, что-то не так, всё не так... Кто же впереди: овцы или волки?
   Главный хранитель потёр виски и несколько испуганно глянул на своего противника:
   -- Слушай, Леонард... -- неуверенно произнёс он, -- а я к тебе разве уже не заходил сюда на днях?
   -- На днях? -- удивился Леонард. -- Так меня ж только ночью заарестовал твой Корнилий...
   -- Ах... да... -- Анасис навалился грудью на стол и попытался привести мысли в порядок.
   В таких случаях всегда есть над чем подумать, прежде чем выкладывать свои козыри. Лучше всё-таки с козырями не спешить. Ещё успеется. Карты это такая игра... То есть жизнь -- это такая игра. Жизнь в Законе... Анасис подозревал, что Леонард знает многое из того, что в деятельности Высшего Совета и его Главного хранителя лучше было бы никому более не знать. Тем более что Закон есть Закон! С ним шутки плохи... Но раз дело дошло до ареста и вероятного суда, и с Леонардом следовало вести тонкую, хитрую игру, выбирая особую стратегию и тактику, чтобы в решающий момент ударить наверняка. Всё это не составило бы особых проблем для Главного хранителя, если бы не эта проклятая хворь.
   Мысли ворочались в голове тяжело и со скрежетом.
   -- Знаешь, Леонард, -- наконец заговорил Анасис с большим трудом и как сам чувствовал не тем, каким нужно, тоном, -- надо бы решить всё... э-э... как тебе сказать... полюбовно, что ли... надо всё это как-то разрулить, вот что!
   Леонард, услышав эти слова, даже рассмеялся:
   -- Ты засадил меня в тюрьму! Ты преследуешь моего сына! И говоришь, что всё надо решить полюбовно?! Как ты себе это представляешь? И вообще говоря, какая муха тебя укусила, хранитель?
   "Муха-муха, вот именно! -- подумал Анасис. -- Может, и впрямь всё дело в мухе?" Была же здесь ещё лет двадцать назад заразная крапивная мушка-мутант, вызывавшая у человека частичный паралич функций головного мозга и, как правило, постепенное сумасшествие. Вот те раз! А если воскресла эта муха-мушка, крапивное семя? А ну как и впрямь она укусила Главного хранителя? Анасис страшно испугался этой мысли, но усилием воли постарался держать себя в руках. Какая ещё такая муха? Уже двадцать лет, как её вывели-потравили. Да-да, именно так, чтобы не ходило, не бегало крапивное семя по славным эллизорским полям, чтобы ничья такая лапа не ступала, куда не должно...
   -- Подожди, Леонард, не спеши, -- Анасис скривился и продолжил в том же как будто дружелюбном тоне, который ему самому не нравился, но который он никак не мог переменить на более соответствующий моменту. -- Я, на самом деле, не желаю тебе и твоему сыну зла... Так сложились обстоятельства... Но мы вместе должны найти выход -- такой, благодаря которому все бы остались живы и ничьи бы интересы не пострадали... Чтобы и овцы сыты и мухи целы...
   -- Это невозможно, Анасис, и ты сам это прекрасно знаешь!
   -- Что невозможно?
   -- Чтобы ничьи интересы не пострадали! -- Леонард откинулся на нарах и прислонился спиной к каменной стене. Теперь, вот так, полулежа, он с лёгкой печальной улыбкой смотрел на сидящего за тюремным столиком Анасиса, и от этого спокойного слегка ироничного взгляда Главному хранителю сделалось ещё хуже.
   Анасис встал -- продолжать разговор не имело смысла, к тому же голова просто раскалывалась.
   -- Ну, смотри, у тебя есть время подумать. Я ещё зайду...
   У порога камеры он чуть задержался, понимая, что не выяснил самого главного: что именно известно Леонарду о Лавретании и о том, какие документы могут там находиться?
   Но как обо всём этом выведать у Леонарда, Анасис пока не придумал. "Ладно, -- решил он, -- подожду возвращения Корнилия". И, не попрощавшись, вышел. В голове Главного хранителя звучал какой-то странный детский стишок, невесть откуда взявшийся, от которого он никак не мог отделаться. "Муха-муха цокотуха, муха по полю пошла, -- бормотал Главный хранитель, медленно шествуя по тюремному коридору, будучи не в силах вспомнить окончание навязчивого стишка. -- Пошла-пошла... Что же она там, дура, нашла? И как, вообще говоря, посмела?"
  
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   ПУСТЫННАЯ ЛАВРЕТАНИЯ
  
   До Лавретании Оззи с Беллой добрались быстро.
   Лавретания -- одно из самых красивых мест, соседствующих с Эллизором. Единственный недостаток -- слишком уединённое. Все торговые и транзитные пути лежат в стороне. Западнее начинаются Великие болота, северней -- кряж Адамсона переходит в дикие неприступные горы. Южнее -- Маггрейд, а восточней -- Эллизор. Только по одному этому географическому раскладу клан, обитающий в Лавретании, вынужден вести замкнутый образ жизни. Лавретанцы, в основном, промышляли рыбной ловлей, ведь селение клана находится на берегу полноводного озера. Клан сбывал рыбу на рынках Эллизора и Маггрейда. Лавретанская рыба ценилась куда выше эллизорской, поскольку была более благородных пород. Клан защищён от нашествий горами и болотами, а также -- более цивилизованными и могущественными кланами. Правда, как выяснилось позже, соседство с Маггрейдом стало для жителей Лавретании роковым.
   Члены основной семьи в клане Лавретании приходились близкими родственниками Леонарду. Глава семейства -- Савватий, его племянник. Вот к нему-то и отправился Оззи вместе с Беллой, надеясь, что остальной отряд вместе с Чужестранецем уже дожидаются там.
   Солнце стояло высоко, когда они вошли в селение на берегу озера. Поражала полная тишина, царившая вокруг. Не блеяли и не мекали домашние животные, не кудахтали куры, помалкивали утки и гуси. Их просто нигде не было видно.
   Оззи остановился и достал из ножен меч.
   -- Здесь что-то не так, -- сказал он, -- похоже, что никого нет. Слишком тихо... Нужно быть осторожней, вдруг впереди засада!
   Они двигались, крадучись, стараясь держаться стен и оград. Домов в Лавретании немного, и вскоре они вышли к центральной площади, заросшей по краям кустами акации, вереском и малиной. Видимо, недавно здесь произошла вооружённая стычка. Вот остатки костра с перевёрнутым походным казаном, вот лежащая на боку знакомая тележка с сорванным колесом, а вот труп бедного пони Чико с шеей, пронзённой стрелой, явно из мощного стражнического арбалета. А вот и другой небольшой переломленный арбалет -- на земле, в пыли. Такой арбалет был у Силентиуса. Недалеко, на траве пятна спекшейся крови...
   Оззи остановился и с силой сжал рукоятку меча.
   -- Их всех захватили и увезли! -- с печалью сказал он. -- Наверное, это стража Корнилия. Скорей всего!
   Белла инстинктивно прижалась к его плечу. Она удерживалась, чтобы не плакать, но скорбь исказила её лицо.
   -- Одно утешает, -- сказал Оззи. -- Вряд ли кто-то погиб... Не видно ни одного тела, кроме Чико...
   Впрочем, трупы нападавшие могли забрать с собой, и Оззи прекрасно знал это. Говорил так, только чтобы утешить Беллу.
   Он присел возле опрокинутой телеги и задумался. Надо было что-то решать... Но что? Если они захватили Чужестранца, то в Эллизор возвращаться опасно. Но там могут арестовать отца, ведь Чужестранец будет служить доказательством его вины! Оззи рассвирепел: "Но я не допущу этого! Чтобы отца осудили по этому обвинению! Ведь это я нашёл Чужестранца, а не он! Пусть тогда судят меня!"
   Внезапно раздался шорох, и из зарослей за углом дома вылезла какая-то помятая фигура. Это был Магирус, который умудрился пересидеть нападение в кустах.
  
   Анасис тем временем разболелся ещё больше. Лекарь из амбулатории Совета, в очередной раз осмотрев хранителя, ничего толком не сказал: как видно, он и сам не знал, как с этой хворью бороться, а между тем слабость и головная боль только усилились, по телу пошла крупная подозрительная сыпь (неужели-таки муха?), солнечный и вообще сильный свет вызывал резь в глазах, поэтому Главный хранитель предпочитал полумрак и мокрую тряпку на голове. Он гнал от себя сон, поскольку стоило ему закрыть глаза, как в тёмных углах спальни начинали шевелиться тени, слышались голоса, невнятные и тягучие.
   В какой-то момент Анасису привиделась покойная жена, которая вдруг вошла в комнату в своём любимом вечернем платье с кружевами, присела рядом на кровать и сказала:
   "А я знаю, что ты изловил когтистого дровосека!" -- "Не мели ерунду, дорогая", -- пытался в бреду ответить Анасис, -- когтистого дровосека невозможно поймать! А вот муху... можно! Нечего ей топтать наши поля!" -- "Но ты поймал его! Поэтому ты и убил меня, чтобы никто об этом не догадался?!" В негодовании Анасис потянулся, чтобы схватить спорщицу за край платья и задать хорошую трёпку, как это не раз бывало в жизни, но обнаружил, что это вовсе не покойная жена, а начальник стражи Корнилий, который явился с докладом о проделанной работе.
   Анасис был вынужден собраться с силами и сесть, спустив ноги с кровати.
   -- Докладывай! -- сказал он без предисловий, стараясь сфокусировать свои мысли таким образом, чтобы реальные события и факты не путались с бредом, который притаился где-то на задворках сознания.
   Корнилий доложил, что рейд в Лавретанию увенчался определённым успехом. Чужестранец схвачен и помещён в отдельную камеру. Вместе с ним захвачены двое друзей Оззи -- сводные братья Силентиус и Эндрю. Самого Оззи и Беллы почему-то с ними не оказалось. Во время операции по захвату ранен один из стражников, но не тяжело, опасности для жизни нет, хотя сам факт сопротивления, оказанного Силентиусом и Эндрю, является отягчающим обстоятельством. Кроме того, местного клана в Лавретании более не существует: селение обезлюдело какое-то время назад, возможно, по причине захвата и вывоза всего имеющегося населения вместе с имуществом. Такую политику по отношению к небольшим кланам ныне проводит Маггрейд и, вероятно, это дело рук именно этого клана. Никаких бумаг не найдено вообще. Если они и существовали, то их, должно быть, вывезли те же захватчики.
   Ананис с трудом воспринимал доклад Корнилия. То, что захватили Чужестранца -- хорошо. То, что ускользнул Оззи, это, конечно, плохо. Но ещё хуже то, что все лавретанские бумаги исчезли... Хотя... может, это и к лучшему? Если весь лавретанский архив вывезен в Маггрейд и свален там в кучу где-нибудь в Тайной канцелярии, то разве кто-то будет с этими бумагами всерьёз разбираться? Ясно, что никто! Потому что самим маггрейдцам, скорее всего, не будет до этих бумаг никакого дела, а никто посторонний в Тайную канцелярию в принципе не проникнет! Но это, если в действительности здесь рука Маггрейда, а не какой-то ещё третей силы... И если в самом Маггрейде вдруг не появились прямо заинтересованные в этом архиве лица. В общем, не совсем пока понятно, что там с этими бумагами. Но, главное, Чужестранец арестован! Теперь можно оформлять обвинение против Леонарда, не говоря уже о том, что сам Чужестранец должен быть кладезем полезной информации!
   -- Значит так, Корнилий, -- Анасис хотел было встать, но понял, что его слабость слишком велика. -- К Чужестранцу никого не пускать. Сам пока тоже его не допрашивай. Систематизируй все имеющиеся документы. Запротоколируй его арест. Официально допроси Силентиуса и Эндрю. Пообещай им, что если они будут откровенны, то на суде могут быть представлены как свидетели, а не как обвиняемые... Пока, наверное, всё... Я завтра сам постараюсь побывать в тюрьме и лично допросить Чужестранца...
   Увидев сомнения на лице Корнилия, Анасис посмотрел на него с мрачной твёрдостью и добавил:
   -- И ещё вот что. Сегодня же пришли ко мне Деору. И скажи ей так: пусть захватит с собой всё, что необходимо... Да... то, что необходимо на случай болезни... Думаю, она догадается, о чём речь...
   Корнилий пожал плечами: мол, будет сделано! И уже повернулся, чтобы идти, как Анасис задал ему ещё один вопрос:
   -- Слушай, Корнилий, скажи, пожалуйста, когтистый дровосек существует на самом деле или нет?
  
   Деора в очередной раз обрабатывала рану Скунса, быстро шедшего на поправку. При этом она не упускала возможности прочитать стоящему рядом сыну лекцию о содержании крыс-мутантов семейства "саблезуб генетически мутировавший серый" и об уходе за ними.
   -- Понимаешь, сын, если такие крысы с рождения воспитывались человеком, то они не проявляют агрессии к своим хозяевам. А вот дикие разновидности мутантов -- те очень опасны...
   Скунс, благодарно попискивая, ткнулся клыкастой мордой в руку Деоры -- он словно понимал, кому обязан своим исцелением.
   Яков сглотнул слюну и сказал:
   -- Мам, а что делать, если вдруг Скунс хотя бы случайно поцарапает?
   -- Надо всегда быть осторожным, -- ответила Деора, -- но, в крайнем случае, есть противоядие. Проблема в том, что это настойка из трав, а она не может храниться долго. Поэтому я храню её в сухом виде... -- Деора вытащила из кармана халата пакетик с мелкоизмельчённой травой.-- Только надо знать, как и сколько заваривать...
   Неожиданно начала позвякивать проведенная сверху сигнализация: кто-то пожаловал к дому и желал видеть его обитателей.
   Деора засуетилась, велела Якову дать корм Скунсу и удалилась.
   -- Ну что, крысёныш? -- Яков насыпал в тазик корм и просунул его в крысятник. -- Давай лопай, смотри только не лопни... "Чёрный рыцарь встал, встал, страх его не взял!"
   Наверху Деора закрыла двери за стражником, который слово в слово передал просьбу Анасиса, и пробормотала в задумчивости: "Вот придурок, -- "пусть захватит все, что необходимо"! Значит, что я должна с собой тащить всё, в чём меня можно будет обвинить?" Колдунья догадывалась, по какой именно причине обратился к ней Анасис. "Значит, припёрло, -- прошептала она, -- а Деора теперь должна быть палочкой выручалочкой. Они все думают, что это так просто". Но делать было нечего, и она принялась собирать в большую холщовую сумку всё, что могло понадобиться для помощи больному Анасису.
  
   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
   РЕЦЕПТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ
   ГЛАВНОГО ХРАНИТЕЛЯ
  
   Вечера в Лавретании, если не разгуляется непогода, особенно красивы. Заходящее солнце оставляет огненный след в зеркальной глади озера, воздух удивительно прозрачен, а горные вершины на фоне чистого неба однозначно просятся в качестве пейзажа на холст художника. Однако никаких художников в тот вечер в Лавретании не было. У костра, над которым жарилась тушка дикого кролика, сидели трое: Оззи, Белла и Маггирус.
   Оззи заметно нервничал:
   -- Надо решить, что нам всё-таки делать!
   Магирус, не спеша протёр очки, которые чудом уцелели во всех переделках, хотя и обзавелись заметной трещиной на одном из стёкол.
   -- Я думаю, молодой человек, как ни крути, но у нас только один выход: нам придётся отправиться в Маггрейд. Во-первых, потому что там проживает один из твоих старших братьев, а во-вторых, потому что, если уж куда и был вывезен местный архив, так это, скорее всего, в Тайную канцелярию Маггрейда...
   -- Ну, хорошо-хорошо! -- горячился Оззи. -- Скажи мне тогда, дядя Магирус, а чем мы сможем помочь Чужестранцу и моему отцу, если окажемся в Маггрейде и найдём какие-то давние бумаги?
   Магирус не торопился с ответом. Он водрузил очки на свои крупный нос-картофелину, достал из кармана небольшую курительную трубку, неспешно набил её табаком-самосадом собственного производства и с наслаждением пыхнул ароматным дымом.
   Оззи опешил:
   -- А-а... ты разве куришь? Но ведь табак запрещён Законом!
   Магирус усмехнулся:
   -- Но мы-то сейчас не в Эллизоре! Но, давай, к делу... Видишь ли, дорогой мой Оззи... Когда я отошёл в кусты по необходимости, и началась вся эта заваруха, этот подлец Корнилий расположился как раз возле кустов, где я затаился. Так вот: он отдавал недвусмысленные приказы обшарить все помещения в Лавретании -- подвалы, загоны и чердаки с тем, чтобы были найдены и собраны все бумаги без исключения, понимаешь? Это заняло довольно много времени. И представьте себе, стража ничего не нашла! Это о чём говорит? Это говорит о том, что кто-то до Корнилия уже всё тщательно обыскал и вывез. Думаю, что, кроме прохиндеев из Маггрейда, в этом заброшенном уголке больше орудовать было некому... -- Магирус сделал паузу и попытался вновь пыхнуть трубкой, но она успела погаснуть. Старик не стал раскуривать её, выбил о камень и продолжил: -- А вот следующее сделанное мною наблюдение... В своё время я постарался суммировать различную информацию. Так вот, сейчас нет времени читать целую лекцию, но, может быть, вы слышали, что где-то с четверть века назад во время нашествия обров в обществе Эллизора произошло определённое несогласие и раскол, в результате чего сюда, в Лавретанию, переселился твой дядя Савватий... Думаю, каким-то образом ему удалось вывезти часть бумаг, касающихся истории основания клана Эллизора... Я пока не знаю точно, в чём здесь соль, но, видимо, какие-то из этих бумаг содержат нечто очень значимое по отношению к самому Закону...
   Оззи слушал Магируса внимательно.
   -- И всё равно я не понимаю, чем это может помочь моему отцу и Чужестранцу? Какие-то старые бумаги!
   Магирус глянул на Оззи поверх очков немного раздражённо:
   -- Юноша, ты должен понять, что у нас нет другого выхода! Куда мы ещё пойдём? В Эллизоре нас тут же арестуют и предадут суду. Здесь, в Лавретании, нам нечего делать... Остаётся только Маггрейд, где мы можем найти помощь твоего брата и, если повезет, важные бумаги, которые, не исключено, помогут оправдаться твоему отцу перед судом Закона!
   Всё было вполне логично, продуманно и убедительно.
   Но что-то всё же тревожило Оззи. Он не желал так просто взять и согласиться с этим вариантом. Была б его воля, то он вскочил бы сейчас на лихого коня, помчался бы в Эллизор и вступил бы в рукопашную схватку со всеми этими Анасисами и Корнилиями! Да, не исключено, что погибнул бы в неравном поединке, но это было бы правильней, это было бы проще...
   В неистовстве Оззи выхватил меч из ножен и принялся, рыча и подпрыгивая, рубить кусты акации и вереск, которых в Лавретании множество по всем закоулкам. Магирус смотрел на Оззи с живым интересом, а Белла -- с удивлением и даже ужасом.
   -- Ну и горяч твой жених, дорогая Белла, -- сказал учёный, -- настоящий боец!
  
   Когда Деора с большой сумкой, нагруженной снадобьями, пожаловала к Анасису, тот был уже совсем плох. Он терял сознание от невыносимой головной боли. Красная сыпь на теле превращалась в маленькие нарывы, которые быстро увеличивались, и это тоже было крайне плохим симптомом.
   -- Деора, Деор-ра! Ты должна помочь мне! -- не то мычал, не то рычал Главный хранитель, не вставая с кровати. -- Иначе всё пропало, Деора! Только я понял, как можно расправиться с Леонардом, только мы захватили Чужестранца -- и тут эта болезнь совсем некстати!
   Услышав про Чужестранца, Деора выронила сумку, которую до этого момента крепко держала в руках.
   -- Что ты такое говоришь, почтенный?! -- закричала она. -- Ты же обещал, что всё сделаешь, чтобы Чужестранца уничтожили, и он не вернулся в Эллизор! А теперь что я слышу?!
   Несмотря на крайне болезненное состояние, Анасис сообразил, что сболтнул лишнее и постарался загладить свою вину очередной ложью:
   -- Ты понимаешь, Деора, я не виноват... Это всё Корнилий... Он, фактически, ослушался меня и не выполнил приказ... Или не смог... я не знаю... В общем, он захватил его и всё... Чужестранец теперь в тюрьме... Он в самой лучшей камере, ты не волнуйся, он оттуда не выйдет... А мы от него можем много чего узнать...
   -- О, диавол! -- только и воскликнула Деора и в изнеможении опустилась на стул возле кровати. -- Вы вместе с Корнилием два идиота, вы не понимаете, чем это нам может грозить!
   Но Анасис уже не слушал Деору: у него начался новый приступ страшной головной боли.
   -- Помоги мне, Деора, помоги! -- завыл он пуще прежнего. -- Избавь меня от этой мухи!
   -- Какой ещё мухи? -- не сразу поняла колдунья.
   -- Думаю, какая-то муха меня укусила! Помнишь, была такая... крапивная!
   -- Да с чего ты взял, почтенный, давно эта тварь здесь не водится!
   -- Ну, не знаю... Помоги! Мне очень плохо!
   -- Чего же ты хочешь, хранитель?
   -- Сделай так, чтобы я был здоров, чтоб я был и на ногах! Я должен закончить это дело с Леонардом! Это и в твоих интересах! Если мы не засудим его, то может вскрыться такое, что и тебе с твоим сынишкой не поздоровится!
   Деору, как видно, не удивили эти трусливые угрозы Анасиса.
   -- Положим, я постараюсь помочь тебе, хранитель, -- сказала она, и взгляд её исполнился какой-то тайной гордости, точнее, надмения, с которым избранный, или посвящённый, вынужден снизойти к нуждам профанного субъекта, нуждающегося в помощи, но при этом всё-таки неспособного понять, во что именно эта помощь ему обойдётся. -- Но знаешь ли ты, -- продолжила Деора, -- какова плата за эту помощь, за исцеление?
   -- Я заплачу, сколько скажешь! -- завопил хранитель. -- Прямо сейчас наличными! Настоящим золотом!
   Деора незаметно усмехнулась:
   -- Чудак! Дело не в деньгах! Тут есть ещё и другая цена...
   -- Всё равно! Мне всё равно! Я согласен! Только избавь меня от этой боли! И чтобы я вновь мог ходить!
   -- Ты уверен? -- переспросила Деора. -- Душой своей клянёшься?
   -- Клянусь! -- не замедлил Анансис. -- И душой тоже!
   -- Ну, хорошо, -- Деора поднялась и стала не спеша вынимать из сумки различные магические принадлежности.
   "Не знаешь, чего просишь, -- прошептала она. -- Ну да твоё дело..."
  
   Корнилий сидел в канцелярии тюрьмы и размышлял о том, не рискнуть ли ему самому допросить Чужестранца, хотя Главный хранитель Анасис и запретил это делать по причине того, что сам желал учинить первый допрос. Но Корнилий сильно сомневался, что Анасису это удастся в ближайшее время: уж очень тот был болен. Начальник стражи даже опасался, как бы хранитель не загнулся вследствие этого самого тяжкого недуга. Смерть Анасиса на данный момент никак не входила в планы Корнилия. С концом хранителя начнутся пертурбации во власти, выборы нового Главного, и кто ещё им окажется -- большой вопрос, и что всплывёт, что станет достоянием гласности, тоже вопрос. А тут ещё это дело Леонарда и Чужестранца... Нет, смерть Анасиса была бы сейчас не ко времени, это точно... Но уж очень он плох, да и не молод ведь, ну как откинется, что тогда? Может, и стоило бы поспешить, подсуетиться, так сказать, ведь обладающий информацией, как известно, находится в более выгодном положении, чем тот, кто этой информацией не располагает, не так ли?
   Начальник стражи поймал себя на том, что желание выпить начинает подниматься в душе с пущей силой. Недаром существует поговорка: без бутылки не разберёшь. Была бы воля самого Корнилия, он бы забросил все эти интриги и служебные гадости и с удовольствием погрузился бы в двухнедельный запой, а там -- хоть трава не расти... Однако если бы он отвечал за себя одного... Но от Корнилия зависели жизни других людей. Вот и приходилось терпеть окружающее свинство. Мало того, фактически, приходилось в нём участвовать! Терпеть свинство самого себя, точнее, собственное свинство!
   В канцелярию с докладом явился главный лекарь Совета.
   -- Ну, что там Чужестранец? -- с нетерпением спросил Корнилий.
   -- Осмотр провёл. Он вполне здоров, хотя ещё и слаб от последствий множества ранений. Но, вообще, удивительно как он от них оправился. Другой бы на его месте долго не протянул.
   -- Да? Надо же... Значит, крепкий малый?
   -- Крепкий, ваше мужество, не то слово... И сам характер ранений очень странный. Такие длинные и глубокие раны, правда уже зарубцевавшиеся... Наверняка была большая потеря крови... И как он это перенёс, мне не понятно... Не ясно и то, каким оружием можно нанести такие раны...
   "Кто-кто, -- неожиданно для себя подумал начальник стражи, вспомнив недавний бредовый вопрос Анасиса, -- да хоть тот же когтистый дровосек, почему бы и нет?" Корнилий точно не знал, существует ли в действительности этот мутант в природе. Какие-то разговоры ходили, но они не давали реальной картины.
   -- Ладно, ступай, -- сказал было Корнилий и спохватился: -- А как дела у нашего Главного хранителя?
   Вопрос этот поставил лекаря в тупик:
   -- Простите, ваше мужество, но я не могу дать определённого прогноза. Проблема в том, что невозможно поставить точный диагноз. Эта какая-то странная болезнь, у неё очень необычные симптомы... Картина заболевания постоянно меняется. Обычно так не бывает. Поэтому, ничего нельзя предсказать...
   -- Ну, всё, ты свободен! -- Корнилий подождал, пока за лекарем закроется дверь, затем достал из кармана круглую алюминиевую коробку, отвинтил крышку, сунул в коробку мизинец и осторожно слизнул несколько крупиц белого порошка. Если от любимого им алкоголя ещё удавалось воздерживаться, то хоть какая-то компенсация этому воздержанию должна была быть...
   "Нет, с Чужестранцем надо пока подождать, -- решил Корнилий, ощущая, как заметно спадает внутреннее напряжение, -- прежде проведаю, как там Анасис".
  
   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
   ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
   С МАГГРЕЙДОМ
  
   Вы, случаем, не бывали в столице изобильного клана Маггрейд? О, это серьёзное упущение! Кто там не бывал, тот не видел одно из нынешних чудес света. Есть, есть, существуют ещё чудеса!! Гигантская труба-ветродуй на Севере и чудо-маяк, собранный из корпусов баллистических ракет на таллайском Юге! А посреди уцелевшей суши, конечно, это Маггрейд, в особенности сама столица могущественного клана. Даже песня о Маггрейде сочинена не одна и, если когда-нибудь об этих скорбных временах сложат эпос, то, безусловно, Маггрейд в нём стороной обойдён не будет... Одних только торговых площадей в Маггрейде без счета! И чего только на этих рынках нет. Там можно приобрести всё: от канцелярских скрепок до настоящего автомата Калашникова. Правда, говорят за последние несколько лет "калаш" был куплен всего один, да и то каким-то фантастически богатым купцом-сумасбродом из таллайской столицы. И что интересно: ни купца, ни автомата этого никто больше не видел и ничего о них больше не слышал. По слухам, уплыл тот автомат в неведомые земли за океаном, где, говорят, не сохранилось складов с боеприпасами, так что осталось тайной, каким именно образом это страшное оружие можно без патронов использовать.
   На улицах Маггрейда удивляют разнообразные сочетания предметов: к примеру, обычного "холодного" оружия с некоторыми вкраплениями огнестрельного; гужевого транспорта -- с редкими, но действующими механизмами, оснащёнными двигателями внутреннего сгорания. Кое-где было и электрическое освещение. По сравнению с Эллизором здесь весьма многолюдно, и публика всё какая-то разношёрстная, одетая по-разному, кто побогаче, кто победнее, и, похоже, что никого это не смущает. Правда, известно, что тому, кто одет побогаче, лучше в бедные кварталы без охраны не заходить -- особенно, когда стемнеет, там церемониться не будут: могут не только ограбить, но и голову проломить, а то и кинжалом пырнуть.
   Почти на границе с кварталом официальных и военных клановых служб, то есть в районе более или менее благополучном, в одной из частей большого дома, издавна известного неплохими и на долгий срок сдающимися комнатами, располагалась семья сотника Фаддея. Фаддей, ещё достаточно молодой человек, выглядел старше своих тридцати лет, на лице были заметны жёсткие складки, которые свидетельствовали о суровых условиях жизни.
   В тот день Фаддей собирался ужинать в кругу семьи. Было видно, что и жена и дети относились к супругу и отцу с преувеличенным трепетом. Как видно, Фаддей во многих отношениях был деспотичен. За обеденным столом он осушил добрую чашу молодого вина и собирался приняться за баранью ножку, когда неожиданно появился вестовой и сообщил, что Фаддея срочно вызывают в центральный отдел Тайной полиции. Понятно, эта новость неприятна для любого легионера, потому что просто так в такого рода заведения маггрейдских легионеров не приглашают. Вида Фаддей, конечно, не подал, но лицо его сделалось напряжённым. Нет, он на хорошем счету, иначе не дослужился бы до сотника. Но служить легионером в Маггрейде далеко не сахар. Хотя большинство легионеров здесь из других каланов, иначе Маггрейду было бы не собрать такой внушительной армии, но именно к эллизорцам несколько подозрительное отношение. А внутри армии, да и не только армии, но и большинства клановых структур, всё пронизано подозрительностью и доносительством. Но, да кому сейчас легко? Приходилось терпеть, в послевоенных реалиях особо не забалуешь.
   Фаддей собрался и, не забыв повесить на плечо короткое помповое ружьё, твёрдой походкой зашагал по улицам, мало кому уступая дорогу, разве что особо важным персонам. Своего транспорта не было, а казённую лошадку он не держал дома. Идти, впрочем, до Тайной канцелярии (она же и Тайная полиция) не очень далеко. Фасад здания, где располагалось это во всех отношениях примечательное заведение, ничем особенным не выделялся: типовая довоенная офисная коробка, чудом устоявшая во время военных действий и лишь немного обновлённая ремонтом и электроосвещением от стационарного генератора. Основной особенностью здания, было то, что скрытый подземный ход соединял его с тюрьмой особого назначения, которую неплохо замаскировали под склад-ангар, и далеко не всякий житель Маггрейда знал, что это, на самом деле, тюремное строение.
   В канцелярии Фаддея ожидал сам начальник этого внушающего страх заведения Геронтий. Человек этот заслуживает отдельного описания, так как его роль во внешней и внутренней деятельности клана Маггрейд чрезвычайна велика. Итак, это был маленького роста человек, одетый во всё чёрное и чем-то неуловимо напоминающий крысу. Только не Скунса, здоровенного саблезубого мутанта, а обычную средних размеров пронырливую крысу. Но крысу всё же не безобидную. Геронтий был человеком опасным во всех отношениях. Могло показаться, что у него почти всё в меру: в меру разговорчив, в меру молчалив, в меру терпелив, в меру гневлив, в меру шутлив, в общем, всё меру, кроме одного, что и является самым главным, -- он был не в меру коварен и подловат.
   -- А-а, -- сказал он, копаясь в каких-то бумагах, -- приветствую тебя, воин, а у меня к тебе дело! Присядь пока...
   Фаддей сдержанно кивнул, стараясь не выдавать своего волнения, но присаживаться не стал -- некуда было, потому как все столы, конторки и стулья завалены кипами документов. Обратить на это внимание досточтимого Геронтия, Фаддей просто не рискнул и правильно сделал, поскольку Геронтий чрезвычайно памятлив на разные мелочи, несуразицы и неправильности в чужом поведении. Можно совершенно случайно столкнуться с ним в дверях и напрочь забыть об этом эпизоде, однако сам Геронтий, представься ему случай, может припомнить это и через добрых десять лет. Такая вот удивительная у человека память! В общем, пока Фаддей смиренно стоял перед начальством, пусть и не прямым, но всеми особо почитаемым, Геронтий наконец нашёл какую-то бумагу. Сунул её в карман, вызвал стражника и сухо буркнул:
   -- Приведи задержанных...
   Затем ещё минут десять Геронтий что-то писал, не обращая на Фаддея никакого внимания. Легионер ощутил, что потеет: не то потому, что в комнате было душновато, не то потому, что в душе начал подниматься волна мутного страха.
   В какой-то момент Геронтий вдруг поднял взгляд и воскликнул:
   -- О, слава Маггрейда! Почему же ты воин стоишь? Разве я не предложил тебе сесть? -- тут же Геронтий проворной мышью выскочил из-за стола, освободил какой-то стул и собственноручно усадил на него смущенного Фаддея.
   -- Чашку кофе? С сахаром?
   Однако именно этому проявлению змеиной любезности Геронтия не суждено было осуществиться, потому что стража привела задержанных.
   Фаддей невольно поднялся со стула, когда увидел, что этими самыми "задержанными" являются его младший брат Оззи, Белла и старый учёный Магирус.
  
   Анасис плохо понимал, что происходит.
   На столе и прямо на самом ложе хранителя Деора разложила предметы магической атрибутики. Воскурила благовонья, которые Анасис воспринял как приторные и удушливые на запах и вкус. Тут же, на спиртовке, варилось таинственное зелье. Сама Деора облачилась в дикой расцветки халат, а на её шее Анасис увидел священническую епитрахиль, видимо хранившуюся у неё с давних времён.
   Почему-то Главному хранителю стало совсем плохо. Почудилось, что сейчас среди этой магической вони он и помрёт. Того гляди, отлучится душа от тела! И что дальше-то будет, тогда, с его бедной душой? Конечно, Анасис не был атеистом в чистом виде. Это давно не в моде. Но и религиозным Анасис тоже никогда себя не ощущал. В послевоенные времена в межклановых разборках вопросы веры вообще не ставились. Всех устраивала стихийная свобода верований. Христиан, правда, почти всех поубивали, потому как сложилось мнение, что это их западная цивилизация привела к мировой катастрофе. Говорили, правда, что где-то их осталась небольшая кучка, отдельный клан -- не то на Крайнем севере, не то на Крайнем юге. Впрочем, это мало кого интересовало. Эллизору повезло с Законом. Остальные же кланы быстро погрязли во всякой магии и идолопоклонстве.
   Но Закон, запрещая магию, ничего серьёзного взамен не предлагал. Только комплекс нравственных и естественных достаточно строгих правил. Конечно, Главный хранитель признавал их безусловную нужность для сохранения клана, однако полный запрет магических практик для самого Анасиса всё же был не совсем понятен. Разумеется, прямо заявить об этом он никогда бы не рискнул и всегда старался делать вид, что готов преследовать всю эту магическую скверну, но когда нужда заставляла его самого нарушить Закон и по необходимости воспользоваться магией, то особых угрызений совести по этому поводу Главный хранитель никогда не испытывал.
   Теперь же, когда его душа, казалось, готова была покинуть тело, он неожиданно для себя ощутил тяжёлый испуг. Он чувствовал, что во всём происходящем есть какая-то серьёзная неправильность. Нет, он не был атеистом, скорее всего, в душе Анасис всё время своей жизни оставался стихийным язычником, который признает, что, дескать, что-то там за порогом смерти есть. Да и вообще, что-то есть! Но это "что-то", неуловимое и невыразимое, имеет мало влияния на обыденную земную жизнь. И вот теперь, в крайней и предельной для души ситуации, Главный хранитель ужаснулся тому, что всё оказывается совсем не так: нечто неведомое может являться более чем значимым, может иметь беспредельную власть в ином мире, а то, что делал всю жизнь бедный Анасис (да и делает теперь!) идёт вразрез с основами этого самого "нечто". Негромкий, едва уловимый голос, но в основе своей твёрдый, идущий из глубины души, почудился Анасису: "Подумай, Анасис, подумай, как ты жил и что творишь теперь, откажись от своего зла, противостань ему, пока не поздно!"
   Анасис захрипел и заворочался на кровати в клубах ароматного удушливого дыма. "Деора! -- попытался закричать он изо всех сил. -- Деора, подожди, не делай этого! Остановись!" Но из его горла вырвался только сдавленный хрип.
   -- Подожди, дорогой, подожди, не помирай! -- засуетилась Деора и, не позволив приготовленному снадобью как следует остыть, стала вливать его в глотку Анасису, используя специальную чашу, весьма похожую на те, которые когда-то использовались в христианских храмах.
   Анасис едва не захлебнулся при этих манипуляциях. Он долго прокашливался, глаза его налились кровью, а лицо побагровело. Деора была спокойна: главное она уже сделала, остальное от неё не зависит. Неожиданно в дверь просунулась голова начальника стражи Корнилия. При виде происходящего он застыл, и Деора с почти змеиным шипением выставила его обратно в гостиную.
  
   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
   БЕЗРАССУДСТВО ОЗЗИ
  
   Младшие, чаще всего, любят старших братьев. Оззи не был исключением. Авторитет Фаддея для него всегда был высок и непоколебим. Потому что Фаддей, прежде всего, воин, легионер. Сам Фаддей никогда не забывал, как однажды он гостил у отца в Эллизоре, и Оззи уговорил его показать некоторые приёмы фехтования на мечах. Кое-что Оззи уже умел, но это, конечно, не шло ни в какое сравнение с навыками старшего брата, обретёнными в настоящих боях. Фаддей удивился, с каким упорством Оззи требовал сразиться с ним не на учебных деревянных, а на настоящих боевых маггрейдских клинках. Известно, что в последние лет десять нет стали лучше маггрейдской, если, конечно, не считать довоенной. Но довоенных клинков в хорошем состоянии осталось совсем мало. Итак, скрывая, в усах и бороде снисходительную улыбку, Фаддей снизошёл к просьбам младшего брата и решил показать ему некоторые боевые приёмы. Для этого они уединились на лужайке за домом.
   Однако удивление Фаддея стало ещё большим, когда они скрестили-таки боевые клинки. Оззи всё очень быстро запоминал и схватывал. В конце концов, он потребовал устроить поединок "почти как всерьёз". Фаддей сначала сомневался, стоит ли рисковать, ведь Оззи плохо представлял себе правила и тактику учебного боя, однако этот малец раззадорил брата и тот неосторожно согласился. Во время поединка Фаддей понял, что Оззи слишком увлёкся и совсем забыл, что это учебный, а не настоящий бой. Отчаянная храбрость Оззи напугала Фаддея, и в один из опасных моментов легионер дал Оззи подножку и слега приложил его по голове рукояткой меча. Через мгновение Оззи сидел в пыли, обхватив руками голову, на которой взбухала заметная шишка, и, скрипя зубами, старался сдержать слёзы, а старший брат в некоторой растерянности стоял рядом. "Ну, ты даёшь, Оззи! -- сказал он. -- Лучше тебе и не браться за оружие. Ты слишком отчаянный".
   Теперь Фаддей вновь с недоумением смотрел на своего младшего брата. Только сейчас они были не на пустыре за оградой отцовского дома, а в самой что ни на есть Тайной канцелярии Маггрейда. Оззи изменился -- он вытянулся и возмужал. Опасное путешествие не прошло для него без следа: плащ Оззи был порван, щека исцарапана, под сломанными ногтями запеклась кровь. Белла, стоявшая рядом, выглядела измученной и еле держалась на ногах. И только Магирус источал добродушие и невозмутимость и держался как у себя дома. Первым побуждением Фаддея было броситься и заключить младшего брата в объятия, однако под пристальным взглядом Геронтия он сдержал свой порыв.
   -- Итак, друзья мои, -- Геронтий вновь уселся за свой канцелярский стол и принялся поочередно буравить всех присутствующих ледяным взором. -- Вы трое задержаны на границе изобильного Маггрейда, и заявили, что, являясь жителями Эллизора, вынуждены искать прибежища в нашем клане. Кроме того, этот юноша заявил, что он доводится родным братом сотнику Фаддею... Гм, что ж... Сотник Фаддей имеет неплохую репутацию в армейских кругах нашего клана. Вот у меня и возникает законный вопрос к тебе, наш храбрый воин, так ли это на самом деле? Узнаешь ли ты в этом юноше своего брата?
   -- Да, конечно, -- Фаддей посмотрел прямо в глаза Геронтию. -- Это мой брат Оззи. И остальных я знаю. Белла, она, дочь нашего соседа Александра. Почтенный Магирус -- учёный, друг моего отца...
   Геронтий минуту-другую сидел молча, словно погрузившись в чтение одной из бумаг, лежащих перед ним на столе. Потом встрепенулся и вновь поднял глаза на задержанных и Фаддея.
   -- Хорошо! -- сказал он и изобразил на своём лице улыбку. -- И всё же, какова ваша цель прибытия в Маггрейд? Ну, за исключением желания повидать родственников, конечно...
   Тут вперёд выступил Магирус:
   -- Позвольте мне, как самому старшему, держать речь...
   -- Ну что ж, -- согласился Геронтий, -- давай ты... -- на "вы" он, кажется, обращался только к вышестоящему начальству. Впрочем, в Маггрейде так было принято уже давно и не только среди начальствующих лиц.
   -- Мы оказались в Лавретании, поскольку там проживали родственники отца Оззи -- Леонарда. Клан Лавретании является родственным Эллизору. Кроме того, они исправно поставляли на рынки Эллизора свежую рыбу, но несколько месяцев назад поставки прекратились и вообще оттуда не поступало никаких вестей... Вот мы и отправились узнать, что к чему...
   -- Ну и что, узнали? -- Геронтий смотрел на Магируса с большим интересом.
   -- Э-э... Судя по всему клан в Лавретании прекратил своё существование...
   -- Это по каким же, интересно знать, причинам?
   Магирус задумался. Геронтий ловко загонял его в ловушку. Но молчать тоже было бессмысленно:
   -- Думаю, Лавретанию захватил более могущественный клан, переселил на свою территорию его жителей и вывез всё имущество... -- Магирус сделал небольшую паузу и стремительно продолжил: -- Не сочтите за дерзость, ваша честь, но у нас есть основания полагать, что это осуществил ваш клан Маггрейд, с могуществом коего не может сравниться ни один из окрестных кланов...
   Геронтий с деланным удивлением приподнял брови. Воцарилась минутная пауза. После чего Геронтий расхохотался и заявил:
   -- Что же, ваша смелость делает вам честь! Значит, вы заявились к нам в поисках ваших лавретанских родственников? Это похоже на правду... Только почему вы отправились в Лавретанию именно таким составом? Зачем в столь опасное путешествие брать совсем юную девушку?
   -- Она моя невеста! -- вдруг встрял в разговор Оззи, который заметно нервничал.
   -- И что же? -- удивился Геронтий. -- Ты любишь рисковать жизнью своей невесты?
   -- Понимаете, в чём дело, -- вновь взял инициативу в разговоре Магирус, -- Белла является хорошим врачом... А в Лавретании могла понадобиться медицинская помощь. Других же свободных врачей в Эллизоре просто нет. У нас вообще гораздо меньше людей, чем у вас в изобильном Маггрейде...
   -- Положим, что так, -- вновь согласился Геронтий, -- ну, а твоё, старик, участие в этой экспедиции к чему?
   -- Всё очень просто. Я, в общем-то, учёный, историк и специалист во всякой технике. Поэтому любые экспедиции и изыскания мне просто необходимы...
   -- Ага! Ладно! -- Геронтий вновь изобразил улыбку на своём крысином лице -- даже более широкую, чем в прошлый раз:
   -- А теперь у меня вопрос к девушке: вот этот юноша и правда ваш жених?
   Белла слегка покраснела, но ответила твердо:
   -- Да, это именно так!
   Геронтий опять, ни слова не говоря, углубился в изучение бумаг на столе. Вероятно, он таким образом обмозговывал ситуацию.
   -- Хорошо, -- наконец произнёс он. -- В принципе ваши показания правдоподобны... Однако я хотел бы знать, что вы собираетесь делать дальше в Маггрейде? Найти своих родственников из Лавретании?
   Магирус хотел уже было развить соответствующую версию, но в разговор встрял Оззи:
   -- Почтенный Геронтий! -- заявил он со всей своей горячностью. - Я очень прошу вас помочь нам! Мой отец Леонард, хранитель Закона Эллизора, попал в трудную и опасную ситуацию... Ему грозит суд... Нам известно, что среди бумаг и рукописей Лавретании есть документ, который мог бы спасти моего отца! Будьте так благородны и милостивы, помогите найти этот документ!
   Разумеется, Оззи всё испортил. Был шанс выйти отсюда всем вместе. Фаддей уже прикинул, сколько это может стоить. Не дёшево, конечно, но он бы как-нибудь выкрутился. Теперь же об этом не могло быть и речи. Геронтий только усмехнулся на слова Оззи, а следом какая-то тень пробежала по лицу начальника Тайной канцелярии. Очевидно, что теперь он смотрел на ситуацию уже не просто, как на возможность слегка поживиться, но как на определённую интригу, каким-то образом вписывающуюся в тайную политику Маггрейда.
   Ещё несколько минут он сидел, опустив голову в бумаги, потом вызвал стражу и сказал:
   -- Отведи задержанных в тюрьму... Девушку в санчасть под надзор мамаши Зорро, пусть побудет у неё в качестве медсестры. Но из санчасти никуда не выпускать!
   Когда эллизорскую троицу увели, Геронтий передал Фаддею лист бумаги и буркнул:
   -- Распишись там... Это подписка о невыезде... И если узнаю, что ты предпринимаешь что-либо, сядешь в тюрьму к своим родственничкам... Здесь и так пахнет большим шпионажем!
  
   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
   ОЗЗИ ДАЁТ БОЙ
  
   Корнилий ждал в гостиной Анасиса, когда закончатся целительные манипуляции Деоры. Внешняя невозмутимость скрывала растерянность. Конечно, он и раньше подозревал, что Деора ведьма, но, впервые увидев всё это на практике, впечатлился сверх меры: неужто и впрямь магия эффективней обычной медицины? У Корнилия даже возникла мысль, а не пригласить ли Деору к своей больной жене. Правда, это слишком рискованно: если подобного рода фокусы и сойдут с рук Главному хранителю, то не факт, что подобное же пройдёт незаметно в случае с женой начальника стражи. А вляпайся тот же Корнилий в историю с таким очевидным нарушением Закона, вряд ли он сможет выкрутиться. Не настолько уж у него большой вес в Эллизоре, скорее, влиятельной является сама должность Главного стража. И это сам Главный страж, в общем-то, понимал. Понимал, что его личная проблема заключается в определённой вторичности: он не из лидеров, а из тех, кто рядом с лидером.
   Сам по себе Корнилий был не самым плохим человеком, но он легко поддавался влиянию, в особенности влиянию начальства. Будь начальник стражи под началом более порядочного Главного хранителя, не исключено, что его деятельность не включала бы в себя явного криминала или случаев вопиющего нарушения Закона, которые Корнилий вынужден был допускать лично или покрывать в действиях заинтересованных лиц. И нельзя сказать, что всё это Корнилию нравилось или он видел в этом смысл своей жизни, в отличие от того же Анасиса, который по природе своей был коварен и в интригах проявлял себя человеком исключительно творческим и вообще широко мыслящим. Да, Корнилий куда более узок и хорош, прежде всего, как исполнитель. Такова, как говорится, его планида, куда от неё деваться?
   Ныне, ожидая, что будет с Анасисом, начальник стражи мучительно размышлял, что ожидает его в будущем, куда кривая вывезет? Интуитивно Корнилий чувствовал, что кривая вывозит куда-то не туда. Главный хранитель совсем зарвался и утратил чувство реальности. Лично Корнилий не видел особой необходимости в акциях против Леонарда и Оззи. Да и желание Анасиса непременно заполучить в свои лапы этого таинственного Чужестранца, попахивало авантюрой. Если бы иметь хоть какое-то представление, кто такой этот Чужестранец и чьи интересы представляет, тогда можно было бы, осторожно ступая, закручивать интригу с этим незнакомцем, но ведь нет никаких данных о его происхождении! Стоит ли тогда переть на рожон? Нет, такое ощущение, что Анасис потерял всякую осторожность. А ведь какое это важное чувство, сколь необходимо оно для элементарного выживания!
   Может быть, все эти Тайные силы и существуют на самом деле, но ещё не факт, что они непременно представляют угрозу для Эллизора и Главного хранителя. Мало ли какие у них цели, тогда как очевидно, что Анасис в случае с Чужестранцем последовательно делает всё, чтобы заполучить себе врага! И, может быть, даже не одного. И ещё вопрос: какого врага! Не исключено, что врага опасного! То же самое и с Леонардом. Он, конечно, не друг Анасису и часто мешает осуществлению некоторых планов, но в то же время, стоит заметить, проявлял определённое благородство, поскольку, догадываясь о неприглядных делах Анасиса и даже косвенно мешая им, никогда не затрагивал в Совете опасные для Главного хранителя темы и не пытался возбудить расследования. Короче говоря, Корнилий чувствовал, что всё постепенно заходит в закономерный и угрожающий тупик. А если Анасис вдруг отдаст душу Богу или диаволу (не разберешь как правильней судить!), то могут всплыть такие факты, что Корнилию точно не поздоровится. Если же, стараниями Деоры, Анасис выздоровеет и продолжит гнуть свою линию, то куда эта линия их всех в конце концов заведёт, тоже непонятно. В общем, Корнилий не знал, что и думать, какие планы строить. Но тут наконец дверь из спальни в гостиную распахнулась и появился сам Анасис.
   Он бодро держался на ногах, с плеча свисала свалившаяся с головы мокрая тряпка. Главный хранитель даже улыбается, однако его глаза горели каким-то нехорошим пурпурным светом, а лицо поражало зеленоватой неестественной бледностью.
   -- Видишь, видишь! -- воскликнул Анасис явно не своим голосом. -- Мы теперь горы свернём!
   Корнилий, хотя был и не робкого десятка, уставился на Анасиса с выражением священного ужаса.
  
   Тюрьма при Тайной канцелярии Маггрейда не блистала особыми новациями, просто была замаскирована под гигантский склад-ангар. Фактически, это было отдельное тюремное здание со всеми коммуникациями внутри и внешней оболочкой ангара. Охрана тюрьмы включала в себя изрядное количество стражи и тюремщиков, но в последнее время и те и другие несколько расслабились, поскольку уже давно в их учреждении не было ни побегов, ни волнений, ни бунтов среди заключённых. По этой причине два стражника, конвоировавшие Оззи вместе с Беллой и Магирусом, никакого сопротивления со стороны арестованных не ожидали.
   Между тем Оззи, несмотря на то, что выглядел внешне спокойным, внутренне пылал страшным гневом: проторчать в тюрьме они могли долго, а его отцу в Эллизоре угрожает смертный приговор! Они неспешно прошли подземным коридором, поднялись по ступенькам и остановились перед решетчатыми дверями, запертыми на особый замок. Один из стражников начал возиться с ключами, а другой с рассеянным видом стоял позади, опираясь на укороченное копье-алебарду, которыми обычно пользовалась тюремная стража, применяя данное оружие то плашмя как дубинку, то покалывая неповинующихся острием.
   Резким ударом кулака Оззи сбил стоящего сзади стражника и выхватил у него алебарду. Первый страж как раз отпер и распахнул решётку. Раздавшийся сзади шум заставил его обернуться. Вид поверженного напарника привёл к неожиданному результату: вместо того чтобы вступить в поединок с Оззи, который осмелился завладеть оружием, доблестный страж вдруг бросил своё и с воем убежал по открывшемуся тюремному коридору. Связку с ключами он невольно прихватил с собой.
   Оззи быстро огляделся: у лежащего без сознания второго стража ключей не было.
   -- Бежим! -- крикнул Оззи, увлекая друзей за собой в коридор.
   Но надежды не оправдались: когда они добежали двери Тайной канцелярии, та была заперта изнутри. Дальше бежать было некуда. Со стороны тюрьмы раздался топот множества ног, и показалась целая толпа вооружённой стражи. Оззи с отчаянием посмотрел на Беллу и Магируса, подтолкнул их к двери, а сам бросился навстречу толпе стражников.
   Стража бежала беспорядочной толпой, готовая избивать бунтующих, но не способных оказать ощутимое сопротивление узников. Никто из стражников не ждал, что Оззи сам с криком бросится на них, бесстрашно и решительно орудуя алебардой. Одному из стражников он пронзил бок, другому распорол руку от локтя до плеча, третьему -- рассёк ухо. Но стража была многочисленна: кто-то ловко подставил Оззи ногу и его повалили на бетонный пол. Белла при виде этого побоища повисла без сознания на руках у Магируса. Оззи, лежа на спине, отбивался как мог, но долго это продолжаться не могло -- рано или поздно кто-нибудь мог нанести смертельный удар саблей или алебардой. Неравная схватка грозила закончиться гибелью главного героя сего повествования.
   Но тут щёлкнула дверь, и в подземном коридоре появился Геронтий в сопровождении ещё трех стражей, которые были вооружены помповыми ружьями. Геронтий при виде происходящего выхватил у одного из стражей помповое ружьё и, не опасаясь рикошета, пальнул в дальний свободный от людей угол.
   -- А ну прекратить! -- проорал он.
   Тюремщики немедленно повиновались. Когда они расступились, на бетонном полу остались лежать тяжелораненый стражник и Оззи, изрядно помятый, но продолжающий сжимать в руках алебарду. Начальник Тайной полиции не спеша обошёл место недавней битвы.
   -- Эй ты, эллизорский герой! -- негромко, но гневно, сказал он. -- Бросай оружие, если не хочешь, чтобы я твою невесту отправил в подвал с крысами! -- Оззи молча подчинился. -- Так, а теперь наденьте на него наручники и без моего приказа не снимайте. И отведите его в карцер до моего особого распоряжения... -- Следом Геронтий оглядел стражу и ещё больше нахмурился: -- Разгильдяи! Совсем распустились! -- вновь возвысил он голос. -- Какой-то мальчишка из Эллизора уложил стражей Маггрейда и едва не сбежал?! Я заставлю вас тренироваться и днём и ночью! Где начальник охраны, где комендант тюрьмы?! Что значит в отпуске по болезни?! Мне придётся подумать о его замене!
   Когда Геронтий наконец поутих, он мельком глянул на Магируса с Беллой и сказал:
   -- Девицу в санчасть! Пусть мамаша Зорро ею займётся! А этого старикана сейчас же ко мне на отдельный допрос!
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
   ГЛАДИАТОРСКИЕ ДАРЫ
   ГЕРОНТИЯ
  
   Гладиаторские бои в Маггрейде за последние время получили не просто широкое распространение, но и пользовались особым вниманием со стороны Империуса клана. Он, человек с виду субтильный, но большой любитель созерцать кровавые поединки... точнее, простите, правильней будет сказать: боевые столкновения. А ещё, как известно, он весьма печётся о простом народе. Тезис "хлеба и зрелищ!" работает во все времена. Так что это его, Империуса, стараниями гладиаторские состязания из закрытых боев без правил превратились во вполне всенародные зрелища, которые в разгар боевых сезонов привлекали великое множество зрителей и приносили казне неплохой доход. А с появлением такого новшества, как поединки с мутантами, трибуны просто ломились. Слава о маггрейдских гладиаторах распространилась и среди других кланов, за исключением Эллизора, где такого рода зрелища были запрещены. Но никакие подражатели не могли сравниться с пышностью, изощрённостью и жестокостью (поговаривают, правда, что всё-таки постановочной) маггрейдских боев. Нет решительно, такого вооружения, такой техники, таких разновидностей боевых столкновений, а самое главное -- таких бойцов и таких мутантов на арене больше нигде не было! Не случайно же центральная гладиаторская школа имела прямое клановое финансирование, а одними из наиболее популярных литературных новинок на довольно богатом (с довоенными временами, разумеется, всё равно не сравнить!) книжном рынке Маггрейда уже который год являлись книги гладиаторской серии романов "Срази меня меч!".
   В тот день на центральном стадионе (он неплохо сохранился с довоенных времён, благодаря регулярным ремонтным работам) народу было немного, поскольку шли не настоящие показательные бои, а лишь тренировочные соревнования. Однако находились любители и такого рода зрелищ -- в основной vip-ложе сидел Главный советник Империуса Сарторий и внимательно следил за состязающимися гладиаторами. Сарторий с виду какого-то неопределённого возраста. Ему можно было дать и сорок, и все шестьдесят лет. У него вроде ещё крепкое, хотя и полноватое тело, но его некогда красивое породистое лицо уже изрядно обрюзгло, края тонких губ заметно устремились вниз и образовали вечную брезгливую гримасу. Советник был весьма привязан к гладиаторским боям. В особенности он проявлял интерес к тому формату, где использовалось только холодное оружие. Другие состязания, где, порой, применяли огнестрельное оружие или бои с мутантами, Сарторий не почитал столь горячо, хотя и относился с видимым снисхождением.
   Начальник Тайной полиции Геронтий знал, где искать Сартория. После обмена приветствиями и мнениями по незначительным поводам, разговор перешёл к более серьёзным делам и происшествиям. В частности, к задержанию трёх эллизорских шпионов.
   -- Здесь два любопытных момента, дорогой Сарторий, -- Геронтий с советником Империуса держался максимально свободно, ибо они считали друг друга друзьями, да, в общем-то, таковыми и являлись -- по крайней мере, до тех пор пока их интересы совпадали. -- Эта троица интересуется документами, экспроприированными нами в Лавретании. Сопляк-мальчишка заявил, что его папаша в Эллизоре подвергается опасности, судебному преследованию, что ли, и будто бы какие-то лавретанские бумаги могут его спасти...
   Тут слуга-лоточник поднёс прохладительные напитки, и Геронтий на минуту прервался, взяв стаканчик "Целебного маггрейдского источника".
   -- Так вот, -- продолжил он, -- я основательно допросил старика, он, конечно, прохиндей, но, судя по всему, умён, много чего знает. Говорит, что в лавретанских бумагах могут быть какие-то важные эллизорские документы. Правда, старикан не может точно сказать, какого именно рода эти документы...
   Сарторий наконец оторвался от того, что происходило на арене, и с интересом посмотрел на Геронтия:
   -- А ведь это может оказаться весьма немаловажным, мой дорогой сыщик, для наших э-э... отношений... с Эллизором... Где могут находиться эти бумаги?
   -- Да, как обычно, всё свалено в архиве канцелярии ... После аннексии Лавретании к ним никто не прикасался. Как говорится, конь не валялся! И мысли не было, что там может быть нечто ценное, ведь эта Лавретания глухой угол...
   -- Поставь кого-нибудь срочно всё разобрать!
   -- Проблема в том, что у нас нет людей, понимающих элизорские дела, а ведь надо, чтобы документы были рассортированы по степени важности. Единственный, кто это может сделать, так это всё тот же старик...
   -- Ну что ж... Пусть будет старик... Только надо сделать так, чтобы с него не спускали глаз...
   -- Да уж это само собой, дорогой советник...
   Некоторое время высококлановые вельможи помолчали, наблюдая за очередной учебной схваткой, затем Сарторий сказал:
   -- Доложишь мне сразу, если что обнаружится в этих бумагах... А что там было второй новостью?
   Геронтий невольно усмехнулся:
   -- Вторая новость в том, что этот мальчишка из Эллизора, когда его вели в тюрьму, взбунтовался, одного стражника оглушил, завладел алебардой и ранил ещё троих. Одного -- серьёзно! Думаю, из него может получиться очень неплохой боец...
   Сарторий в ответ рассмеялся:
   -- Ты умеешь делать мне подарки, Геронтий! Пришли этого эллизорского ублюдка сюда, к Эфрону, пусть тот глянет, чего стоит твой мальчишка. Если действительно будет хорош, то я подпишу его перевод в гладиаторы, свежая кровь всегда нужна!
  
   Главному тюремному врачу Анне, по прозвищу "мамаша Зорро", работы всегда хватало. Из-за недостатка квалифицированных специалистов ей приходилось самой зашивать раны, а то и выполнять хирургические операции. Из-за того же, что анестезиология находилась на примитивном уровне, осуществлять все нужные медицинские манипуляции мог только человек с крепкими нервами и недюжинной физической силой. Мамаша Зорро как раз и являлась таким человеком: женщиной уже не молодой, но выносливой, невысокой и полной, с круглым лицом, толстыми губами и грубоватыми манерами. Смуглая кожа выдавала примесь негритянской крови в ее жилах.
   Голос мамаши Зорро звучал грубо, да и за словом в карман она не лезла:
   -- Ну, что еле стоишь? -- первым делом наорала она на Беллу. -- Всё, не у мамочки ты уже тут. Будешь инструмент подавать, да следи, чтоб инструмент был чистый, быстрей мой руки и протри их спиртом, вон в той банке спирт!
   Белла была вынуждена повиноваться, с трудом сдерживая слёзы. Времени для того, чтобы прийти в себя после битвы, учинённой Оззи, у неё не было.
   Больше всего опасений у мамаши Зорро вызвала колотая рана в боку одного из стражников: даже если жизненно важные органы не задеты, неизвестно, не попала ли в рану инфекция. Две другие раны, хотя и потребовали серьёзной обработки, но угрозы для жизни не представляли.
   Закончив работу, "мамаша" нацедила в чашку из банки спирт, выпила, не разбавляя, и не поморщилась. Затем смерила Беллу оценивающим взглядом и сказала:
   -- Тебе не предлагаю, мала ещё... Вот, чайник, возьми у стражи кипяток в титане, завари чаю!
   За чаем с бутербродами и вареньем Белла, наконец, не выдержала и расплакалась.
   -- Ну вот, ещё этого не хватало! -- главврач не любила сантиментов. -- Ты это мне прекращай! Тюрьма слезам не верит! Работать ты умеешь! А рыданиями здесь никого не проймёшь! -- затем ещё отхлебнула из кружки и немного смягчилась: -- Ну, ладно, рассказывай, что у тебя там за история?
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   ТЮРЕМНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ АНАСИСА
   И ТЮРЕМНЫЕ ЗАПИСКИ ЛЕОНАРДА
  
   На следующий день после чудесного исцеления Анасис первым делом отправился в тюрьму, где хотел допросить Леонарда и Чужестранца. Точнее, с утра он этим желанием горел, просто рвался в бой, как никогда ранее. Конечно, и раньше Главный хранитель был бойцом, но более чем расчётливым, никогда не выходившим на поединок с открытым забралом, не взвесив, не пересчитав всех наличествующих у него сил. Однако в то утро Анасисом владело удивительное безрассудство, он был почти уверен, что и один в поле -- воин.
   Погода царила совсем летняя: жара, сушь и безветрие. Улицы Эллизора, по которым ехал в коляске, влекомый рыжей кобылой, Главный хранитель казались малолюдными. Большинство совершеннолетних жителей клана, за исключением стариков, больных, инвалидов и членов Высшего Совета с семьями, мобилизовали на уборку урожая и осеннюю заготовку рыбы. Хорошо ещё, что Леонарда арестовали совсем недавно, ведь именно благодаря его авторитету регулярные мобилизационные работы осуществлялись сравнительно легко.
   Уже неоднократно Анасис задумывался над тем, что управленческая структура Высшего Совета слишком примитивна и не очень-то эффективна: многое зависит от авторитета конкретной личности, находящейся во главе управления теми или иными вопросами. То ли дело в некоторых других кланах, где неизбежно пришли к сакрализации, возвышению имеющейся структуры власти. Не зря же во главе Маггрейда последнее десятилетие стоит Империус, под которого просто так не подкопаешься. А как иначе? Как ещё управлять такой махиной, как тот же Маггрейд, без выстроенной вертикали власти? Насколько меньше Эллизор, но и в нём хранителям всё сложней осуществлять коллегиальное управление. Но проблема в том, что такая форма прописана в самом Законе и никто не дерзнёт менять патриархальную форму правления, до тех пор, пока не будет изменён сам Закон. Но кто может дерзать вносить изменение в то, что для большинства является незыблемым и закреплено авторитетом высшего происхождения?
   Правда, если спросить у самого Анасиса, каково в точности происхождение Закона, он не смог бы ответить. Ведь, положа руку на сердце, он и сам толком не знал этого: уж очень много катаклизмов нагромождено между тем историческим моментом, когда Закон был дан, обретён или, так или иначе, сформулирован легендарным спасителем клана Михаилом, и современностью, когда Закон уже не в новинку и свежесть восприятия Его параграфов явно потускнела. Большинство добропорядочных эллизорцев, конечно, думают, что Закон дан Михаилу высшими силами, но Анасис, как и некоторая часть критически мыслящих членов Совета, скорее, допускал, что сие есть, скорее, некие Тайные силы, чем в прямом смысле высшие... Что и говорить, излишний мистицизм чужд практически мыслящим членам Совета. Мало того, мистицизм как таковой среди членов совета находится под подозрением. Это пусть рядовые члены клана пребывают в иллюзиях, а члены Высшего Совета и одновременно хранители Закона должны мыслить трезво и рационально, дабы успешно управлять жизнедеятельностью клана.
   Разумеется, сам Анасис не имел ничего против ритуалов и атрибутики, связанной с хранением и возвещением Закона. Для этих минут он облачался подобающим образом. И сами эти одежды, и торжественные ритуалы в Совете Закона доставляли ему видимое эстетическое удовольствие, даже удовлетворение, но никогда при этом он не думал и не ощущал, что за всем этим стоит нечто большее, чем некое красивое приложение к той власти, которой обладал Главный хранитель как по долгу службы, так и по мере личного преуспеяния в ней. Разумеется, порой приключались моменты, когда очевидность того, что Эллизор благоденствует не иначе как чудом, делалась неоспоримой, но сам Анасис в такие минуты предпочитал мысленно в эту самую очевидность не вдаваться, и она присутствовала в его сознании, что называется, в фоновом режиме.
   Итак, Главный хранитель не спеша добрался до тюрьмы, бодро выскочил из коляски и на минуту задержался, щурясь на ярком солнце. Ему показалось, что вернулось прежнее головокружение, но глядя на окружающий мир, на слегка желтеющую листву и пожухлую траву под ногами, на стены тюрьмы из белого известкового камня, на стражника-часового с большим арбалетом на ремне и коротким мечом на поясе, он успокоился и постарался осознать себя твёрдо стоящим на своих двоих. Нет, голова не болела и не кружилась, в голове было пусто и звонко, как и в сердце, и на самом деле, так никогда раньше не бывало, мир стал другим, он куда-то сдвинулся-задвинулся, или, точнее, Главный хранитель стал другим и теперь смотрел на земной мир словно бы из другого измерения.
   Нельзя сказать, что это напугало Анасиса. Скорее, он просто уже не понимал, что это может быть поводом для испуга, и поэтому просто тряхнул головой и этаким моложавым седеющим здоровяком проследовал в канцелярию тюрьмы Эллизора.
  
   О сколько великих творений создано в тюрьме и в заключении, а также и после оных! На скольких деятелей культуры тюрьма повлияла благотворно -- так что хоть вводи обязательную отсидку для тех, кто желал бы сделаться не пустяшным писателем или поэтом. Один пиит так и написал: "Решётка ржавая, спасибо, спасибо, старая тюрьма!" А уж для властителей или политических деятелей отсутствие в биографии тюремного срока в борьбе за свободу и права человека будет и вовсе непростительной лакуной, лишающей какой бы то ни было надежды на успех! Если на белом свете вдруг исчезнут все тюрьмы, то хоть небольшую часть из них нужно будет обязательно отстроить заново, дабы заполнить людьми творческими, нуждающимися в уединении и сугубых переживаниях! А сколько в суровом тюремном быте примеров изобретательности человеческого ума?! Один пишет свои бессмертные революционные тезисы молоком, сделав из булки чернильницу, то есть, правильней будет сказать, молочницу. Другой... тоненькой проволочкой в течение двадцати лет успешно перепиливает толстенную решетку. Третий и вовсе умудряется вместо почившего собрата прикинуться трупом и таким образом попадает на волю... В общем, нет границ для пытливого тюремного разума, и настоящую свободу не задушишь, не убьёшь!
   Вот и Леонард решил зря время в заключении не терять. Ему, как одному из почётных членов Высшего Совета, пусть и угодившему под обвинение в нарушении Закона, не посмели отказать в тетради и чернилах, и теперь, когда у него появилось неожиданно много свободного времени, Леонард взялся излагать на бумаге трактат, который он хотел назвать "Записки о Законе и Эллизоре".
   Предполагалось, тем самым, сочинение пространное, не вполне определённого жанра. Поскольку и ранее Леонард урывками вел дневниковые записи, то сейчас он решил изложить свое понимание известной ему истории Эллизора -- по крайней мере, того, чему он был свидетелем или в чём принимал непосредственное участие. Наибольшую же трудность для осмысления представляли события двадцатипятилетней давности. Тогда Эллизор почти достиг первоначальной стабильности, и уже казалось, что можно надеяться на продолжительный мир, как вдруг произошло нашествие обров, которое чуть не разрушило не только внешнее благополучие клана, но едва не сломило и внутреннее единство вместе с почитанием и следованием Закону. К сожалению, сам Леонард не знал многого из того, что произошло в те дни. Он был тогда ещё сравнительно молодым тридцатилетним человеком. Да, он уже имел двух сыновей от любимой жены, но ещё не участвовал в принятии высших клановых решений. Решения принимали его старший брат Леонид и Анасис, уже тогда притязавший на первые роли в Совете Закона.
   Леонид слыл мужественным и благородным воином и был главой ратного ополчения Эллизора. Хотя в принципе авторитет Леонида был выше, Анасис упорно находился с Леонидом в несогласии. Хитрость и лесть помогали Главному хранителю уже и тогда, и фактически на тот момент в клане воцарилось двоевластие с определённым личным перевесом в сторону Леонида. И надо же было случиться тому, что именно в те дни со стороны безлюдных северных степей накатила орда жестоких варваров обров, искавших поживы и более удобных мест для обитания. Леонард отправился во главе отряда разведки оценить степень опасности и сроки возможного вторжения. Увидеться со своим братом Леонидом ему больше не пришлось. Под Фарраном разведчики с ходу приняли бой с большим авангардом обров и, хотя положили много противников, почти все погибли, за исключением Леонарда, который тяжелораненым попал в плен. Обры не стали добивать его, собираясь использовать для получения выкупа или же для ведения переговоров, но так или иначе, это спасло Леонарду жизнь, потому как позже он из плена бежал.
   Тогда же в Эллизоре между Анасисом и Леонидом произошла крупная публичная ссора из-за того, что на экстренном заседании Совета они не смогли прийти к единому мнению. Леонид настаивал на том, чтобы всем кланом подняться на оборону Эллизора. Анасис предлагал сдаться на милость победителей под тем предлогом, что обры слишком многочисленны и сопротивление только ожесточит их и приведёт к полному уничтожению Эллизора. Единогласного решения на Совете так и не было принято. Леонид с Анасисом расстались врагами. Леонид на свой страх и риск собрал добровольцев и доблестно сложил свою голову в бою. Однако произошло чудо: обры решили не связываться с Эллизором и просочились мимо и южнее, где позже покорились Маггрейду и фактически были ассимилированы. Леонида объявили героем Эллизора, однако и Анасис умудрился удержаться у власти, поскольку большинство членов Совета решили, что в столь судьбоносный момент нельзя дискредитировать высшую власть слишком заметными переменами в ней.
   Но не все из посвящённых в истинную подоплёку происшедшего были согласны с этой страусиной политикой. Сын Леонида Савватий откололся от клана и в знак протеста ушёл в Лавретанию, где основал свой клан, судьба которого, впрочем, не очень задалась, скорей всего, из-за слишком уединённого места обитания. Когда из плена вернулся Леонард, то ему, и как герою, и как младшему брату спасителя от обров, воздали всяческую хвалу и единогласно сделали хранителем Закона и членом Высшего Совета. Но оставалось нечто, о чем Леонард имел лишь смутные подозрения и что напрямую касалось судьбы самого главного в Эллизоре -- Закона. Об этом могли знать немногие: Анасис и не исключено что Савватий. Но если Анасис, естественно, никогда бы не признался по доброй воле, то ушедший в Лавретанию Савватий повёл себя странно. Однажды он явился к Леонарду и заявил нечто такое, чему хранитель Леонард просто не поверил. Слишком фантастично звучала версия Савватия...
   Дойдя в своих записках до столкновения с Савватием, Леонард задумался. Собственно, все эти годы происшедшая тогда размолвка не давала ему покоя. "Поведение Савватия показалось мне, мягко говоря, странным, -- написал Леонард, -- У меня даже возникли сомнения в его психическом здоровье. Ни в чём я перед ним виноват не был... В то время как его отец и мой брат пал в схватке с обрами, а Главный хранитель Анасис вынашивал какие-то свои, увы, нечистоплотные планы, я раненным попал в плен к обрами, почему уже никак не мог повлиять на ситуацию. Мой племянник Савватий, тогда совсем юный, принял решение уйти из Эллизора, чтобы обосноваться в Лавретании. Насколько я знаю, во всей этой истории скрывается какая-то тайна. Не исключено, что уход Савватия сопровождался покушением на Анасиса. Свидетелем, а может быть и спасителем Анасиса от гнева Савватия, насколько я знаю, выступал Корнилий, но и он всегда хранил молчание на этот счёт. Но вот почему Савватий до сего дня продолжает чуждаться меня и моих детей, словно я тоже в чём-то виноват, этого я так и не могу понять... Правда, в последние годы он несколько раз бывал в Эллизоре, навещал и нас с Оззи, но никакой откровенности не проявлял, все больше помалкивал".
   Здесь Леонард остановился и понял, что пишет неправду. Точнее, далеко не всю правду. Он пишет так, как будто читатель его записок будет человеком со стороны, не имеющим к тайнам Закона никакого отношения. Поэтому "Записки о Законе и Эллизоре" выходили невольно приукрашенными, подлакированными. И сейчас, когда Леонард хотел и дальше продолжить излагать свои соображения, одна страшная мысли окончательно сформировалась в его сознании: он, Леонард, все эти годы врал самому себе и сам себя успокаивал, тогда как подлинная история Эллизора является совсем другой, не той, что по сей день жила в его хранительской памяти.
   Но окончательно принять эту мысль и согласиться с ней Леонард в тот момент не успел: дверь камеры распахнулась и вошёл неожиданно выздоровевший Анасис.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
   ОЗЗИ УГРОЖАЕТ НОВАЯ
   ОПАСНОСТЬ
  
   Главный хранитель решил действовать неспешно и начал издалека. Перед этим он с полчаса просидел в тюремной канцелярии, где выпил два бокала своего любимого сухого вина и закусил парой бисквитов с изюмом. После болезни и чудесного исцеления Анасис вновь обрел хороший аппетит. Может быть, даже слишком хороший, что немного смущало хранителя, ведь в предстоящем разбирательстве по делу Чужестранца требовалась максимальная собранность -- мысли же его всё время устремлялись к предметам явно приземлённым, как то ароматная жареная курочка или литр холодного красного вина. Тем не менее Анасис постарался как можно тщательней продумать стратегию своей беседы с Леонардом. Несомненно, тот много чего знал. Плохо было то, что сам Анасис не ведал, что его противник знает наверняка, о чём догадываться, а что осталось за бортом внимания этого правдолюбца. Хуже всего то, что Анасис и сам не имел полного представления о событиях двадцатипятилетней давности, когда из-за неожиданного нашествия обров нынешней глава Совета Эллизора чуть не лишился своего хранительского статуса, а авторитет его и вообще пошатнулся, тогда как этот выскочка-воин Леонид увенчал своё имя посмертной славой всеобщего защитника. Анасис тогда приложил много усилий и средств, чтобы не только удержаться у власти, но и чтобы не дать захватить её всей этой леонидовской компании. Но если Савватия после публичной ссоры ещё удалось спровадить в Лавретанию, то неожиданно вернувшийся из плена Леонард занял в Совете далеко не последнее место, потому как его боевую славу не получалось перебить интригами или подкупом. Разве что вот сейчас настал момент, который нельзя упустить.
   Но, самое главное -- Анасис не представлял степени осведомлённости Леонарда о том, что произошло внутри Совета во время эпопеи с обрами. Возможно, находясь в плену, Леонард много чего и пропустил. Его племянничек Савватий всё же решил помалкивать. Как думал Анасис, из опасений публично раскрыть правду, потому что ещё не известно, к каким последствиям для всего клана знание такой правды приведёт: устоит ли в таком случае Эллизор вообще? И ведь правильно сын и племянник героических защитников решил молчать, очень даже премудро поступил! Даже история с Чужестранцем покажется детским лепетом по сравнению с тем, что произошло тогда, уже четверть века назад... Однако что же именно знает Леонард или о чём может догадываться? Ведь даже Деора кое-что знает о тайнах Закона... Откуда спрашивается? Не иначе как покойная жена Анасиса и разболтала в своё время... При воспоминании о жене у Анасиса начало портиться настроение. Всё-таки он её любил, и если бы она не сошла с ума, многое могло быть по-другому.
   В камере Анасис присел напротив Леонарда за тем же столиком, что и в прошлый раз, и осмотрелся. Тюрьма как тюрьма, камера как камера. Ничего за несколько дней не изменилось. Леонард выглядел неплохо. Нисколько не удручён, скорее, напротив, вид вполне сосредоточенный, разве что прибавилось седины или, точнее, тёмных волос сильно поубавилось, так что почти и не осталось уже. Главный хранитель, как всегда, попытался не выходить из своей роли добрячка, взял тон искренний, сочувственный, но очень скоро заметил, что переигрывает. То, что раньше получалось само собой и со стороны выглядело как настоящая расположенность к собеседнику, сейчас давалось со страшным трудом через имитацию сочувствия. И вот теперь в камере у Леонарда Главный хранитель ощутил, что его былые навыки, как сказали бы некоторые философы прошлого, "к осуществлению себя в симулятивной реальности", явно иссякли и что очень хотелось бы не расточать словеса, но как следует избить этого упрямца своим руками, точнее -- кулаками! В кровь, вдрызг, до выбитых зубов и сломанной челюсти... Глухое томящее раздражение, ранее таившееся в сердце Анасиса, перестало скрывать себя и выросло в яростного зверя, рвущегося из клетки вон, пытающегося грызть металлические прутья, хотя это не могло дать ни свободы, ни окончательного самоуспокоения. Да, для деятеля, облечённого властью, неумение сдерживать себя крайне опасно и однажды может поставить под сомнение саму способность обладать вожделенной властью. Но Анасис уже утратил другую не менее важную способность: критически осмыслять своё поведение применительно к окружающей действительности.
   -- Да пойми ты наконец, Леонард, -- говорил Анасис пока ещё спокойным и задушевным тоном, -- я ж тебе и твоему сыну не враг! И даже этому твоему Чужестранцу я вовсе не желаю зла! Но нужно найти определённый компромисс...
   -- Ты хочешь сказать, -- усмехнулся Леонард, -- как в прошлый раз: чтобы и волки были сыты и овцы целы?
   -- Леонард! Брось ты эти афоризмы! -- Главный хранитель уже не помнил, какие слова произносил он недавно в этой камере. -- Ситуация слишком трагичная, не до шуток!
   -- Почтенный хранитель, а когда ж ситуация была принципиально иной? В Эллизоре и вокруг него и не бывает иначе!
   Анасис помолчал, стараясь подавить в себе нарастающую злобу. Пока ему это ещё удавалось, но с большим трудом.
   -- Понимаешь, Леонард, поскольку история с Чужестранцем стала достоянием гласности, то судебного процесса уже не избежать... Чужестранец арестован и заключён здесь же, в тюрьме... Арестованы и те, кто был с ним!
   Анасис сделал паузу, стараясь понять, как это заявление подействует на Леонарда, но тот остался спокоен и в ответ сказал:
   -- Только не надо меня шантажировать. Я знаю, что Оззи и Белла на свободе. Но если ты попытаешься причинить зло Эндрю и Силентиусу, то не думай, что я буду помалкивать на суде, который ты задумал. Единственное, о чём мы можем договориться: пусть все обвинения будут предъявлены мне, и тогда я постараюсь промолчать о некоторых фактах настоящего и прошлого, которым я свидетель и от обнародования которых может быть худо и тебе, почтенный хранитель!
   Анасис чуть не задохнулся от нахлынувшей ненависти. Кто из служителей тюрьмы мог донести Леонарду о том, кто арестован по делу Чужестранца, а кто -- нет? Да, в этом нет ничего удивительного, у Леонарда везде имеются доброжелатели, если исключить возможность подкупа. Анасис не смог более сдерживаться, выхватил из-за пазухи письма, взятые Корнилием у слуги Леонарда Рона, бросил их на стол и заорал:
   -- Вот, посмотри, какие у меня есть доказательства твоего заговора! Что ты сможешь против этого возразить?! Твоего слугу уже съели собаки, а всех твоих сыновей я, если захочу, привлеку к суду только на основании этих писем, Леонард!
   Гнев душил Анасиса, он брызгал слюной и размахивал руками. Ранее Анасис лучше управлял собой и вряд ли позволил бы овладеть собой такой вспышке ярости. Но сейчас происшедшие из-за болезни изменения взяли верх над Главным хранителем -- и уже не Анасис владел собой, но страсть гнева владела им.
   Леонард не остался равнодушен к известию о гибели своего старого слуги. И если Анасису недавно мерещилось, что он готов в кровь разбить лицо своего недруга, то это всего-навсего было плодом разгорячённого воображения. Анасис в физическом плане не был бойцом и драться совершенно не умел, чего нельзя было сказать о Леонарде. Отец Оззи молча поднялся из-за тюремного стола и коротким, но сильным движением руки ударил Главного хранителя в челюсть.
   Тот, громко всхрюкнув, мешком повалился на пол. Не теряя ни секунды, Леонарад заколотил в дверь камеры, крича:
   -- Помогите! Главному хранителю плохо!
  
   Тюремный страж, раненный Оззи, умирал. Сама по себе рана не была смертельной, но занесённая инфекция вызвала заражение крови. И не было соответствующих лекарств, чтобы победить развившийся сепсис. Оззи находился в карцере и ещё не знал об этом, но зато знала Белла, которая ухаживала за человеком, умирающим от раны, нанесённой любимым ею человеком. В том, что в её душе живет любовь к Оззи, она уже не сомневалась. И с особой остротой она осознала это, глядя на умирающего стража, слушая его хриплое дыхание и бред, в котором он часто звал какую-то Ольгу. Чего только не побеждает любовь! Говорят даже, она сильней самой смерти. Но, к сожалению, не всегда, увы...
   Да, Белла сострадала стражнику, снедаемому смертным огнём, но ещё большая скорбь томила её из-за того, что Оззи виновен в этой смерти, эта смерть могла навлечь беду на её Оззи! Белла в этом смысле была естественно эгоистична. Нет, она не черства сердцем, но всё же выросла в жестоких обстоятельствах своего времени, когда сражения, схватки, раны и смерть вокруг были привычным делом. Стражник тоже пал жертвой обстоятельств, и поэтому её сострадание имело пределы. Но следующей жертвой этих же обстоятельств мог оказаться Оззи. Мамаша Зорро заявила об этом совершенно прямо, как только стало ясно, что жизнь раненого тюремщика в опасности: "М-да, вон как получается, -- почесала она свою давно не мытую голову. -- Я всегда говорила, что колотые раны куда хуже рубленых! Если он помрёт, твоему дружку может не поздоровиться. В Маггрейде не любят, когда убивают своих..."
   Но какое дело Белле до характера ран, словно Оззи, перед тем как ударить алебардой, задумывался, какую рану он может нанести: колотую или рубящую? Теперь важней понять, как и чем можно помочь Оззи? Трудно было здесь что-то придумать. Кроме брата Оззи, Фаддея, в Маггрейде больше никого и ничего нет -- ни связей, ни денег. Даже её отец являлся обыкновенным чиновником Эллизора, главным специалистом по улову рыбы, что не имело никакого значения в Маггрейде, тем более для его законов, чиновников и особой тюрьмы клана. Просто какой-то рок тяготел над ними: только они избавились от одной смертельной опасности, как случилась другая! Но сидеть и скорбеть, ожидая, что этот противный рок учинит снова, было вовсе не в характере Беллы. Так же, кстати, как и не в характере Оззи!
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
   ГЛАДИАТОРСКАЯ ШКОЛА
  
   Главный советник Империуса Сарторий был частым гостем в центральной гладиаторской школе и дружил с её директором Эфроном. Конечно, начальник гладиаторов -- человек совсем другого круга. В прошлом -- один из чемпионов боев без правил, боец с жёстоким и грубым характером, и, тем не менее, Сарторий не только не боялся дружить с ним, но в душе чувствовал странную привязанность к этому медведеобразному мужику с бугристым лицом и кривым перебитым носом. "В нём есть что-то непритворное, настоящее, -- думал Сарторий, переступая порог гладиаторской школы, -- как и во всём этом заведении! А то за последние годы вокруг очень многое обросло жирком, двоедушием, но гладиаторские схватки ещё остаются почти чистой монетой". Да, именно "почти", потому что в последние годы тенденция экономить силы и жизни гладиаторов возобладала. Постановочные трюки сами собой вошли в практику. Это и не мудрено: хороший гладиатор стоит слишком дорого, чтобы бездумно рисковать его жизнью. От гибели на ринге, естественно, никто не застрахован (особенно в столкновениях с мутантами), но это разные вещи: безрассудство на потеху публике или оправданный риск, той же публике умело щекочущий нервы.
   Рядом с советником, чуть семеня, шёл старший надзиратель ветеран Терентий, который не очень нравился Сарторию из-за слишком показной угодливости. Не то чтобы Сарторий так принципиален и чурается угодливости со стороны подчинённых, но угодливость, по его мнению, не должна выпирать, бросаться в глаза, быть чрезмерной. В угодливости должна присутствовать мера, должен быть вкус. Глупцы те, кто любит плодить вокруг показную угодливость и лесть. Это глупцам рано или поздно выходит боком. Желание угодить должно органично жить внутри человека, а не выпирать снаружи. Если ты способен сформировать почитание собственной персоны внутри подчинённого, то всё в порядке, если же только снаружи, то однажды жди беды! Вот, скажем, тот же начальник гладиаторов Эфрон не демонстрировал угодливости вообще, но при этом знал своё -- место и, в свою очередь, имел власть над подчинёнными, в то время как Терентий вовсю лебезил, но своего места просто не знал. Сарторий терпел его в школе у Эфрона, поскольку Терентий происходил из настоящих ветеранов, до сих пор оставался неплохим бойцом, коварным и изворотливым. В конце концов, это огород Эфрона, а не Сартория, хотя и, как говорили древние, "вассал моего вассала мой вассал". Ну и, помимо всего прочего, везде кадровый дефицит, и часто приходится терпеть услужливых дураков, здесь уж ничего не поделаешь.
   Начальник школы занимал помещение, которое в отдельных случаях использовалось для обучения и тренировок. Сарторий отказался от вина и попросил холодного лимонада.
   -- Ну и жара сегодня, -- вздохнул он, усаживаясь в предложенное кресло, -- как будто снова лето...
   Эфрон расположился рядом на простой гладиаторской скамье и сразу перешёл к делу, сообщив, что из тюрьмы доставили того самого юношу, которым интересовался советник.
   -- Ах да, конечно, -- Сарторий с наслаждением отхлебнул холодного напитка из наградной гладиаторской чаши, -- Геронтий рассказывал мне о нём... Говорит, он ранил четырёх стражей?
   -- Возможно, -- кратко ответил Эфрон, -- прикажите привести?
   Сарторий кивнул, и Терентий исчез из зала. Когда привели скованного наручниками Оззи, Сарторий уже утолил жажду и теперь наслаждался сигарой, пусть и не довоенной, но одного из лучших сортов листового табака портовой таллайской зоны на юге континента. Утопая в клубах ароматного дыма, Сарторий с недоумением воззрился на эллизорского пленника.
   Оззи был невелик ростом и выглядел сильно потрёпанным и оборванным. Правда, глаза его сверкали ненавистью и решимостью бороться в любых обстоятельствах.
   -- Гм... Это и есть бесстрашный эллизорский рубака? -- удивился Сарторий и загасил сигару. -- Не маловат ли?
   -- Проверим? -- Эфрон поднялся со скамьи, обошёл Оззи и придирчиво осмотрел его: -- Терентий, устрой, пожалуй, небольшой спарринг на средних мечах.
   -- На боевых или учебных?
   -- Думаю, на боевых, ведь он махал в тюрьме настоящей алебардой! -- и Эфрон вопросительно взглянул на советника.
   Тот молча кивнул: в конце концов, этот мальчишка заслуживает наказания за то, что поднял руку на стражу Маггрейда. Если сейчас он не сможет постоять за себя, то кто будет в этом виноват, кроме него самого? И начальник тайной полиции Геронтий тоже вряд ли предъявит претензии. С Оззи сняли наручники и дали стандартный маггрейдский меч. С этим клинком Оззи был хорошо знаком, такой меч ему удобен, потому что не тяжёл и хорошо лежит в руке. Но одновременно для неискусного бойца это очень опасный меч, потому что остро заточен и легко наносит глубоко режущие, а не рубящие или дробящие раны. Такой меч по некоторым характеристикам ближе к сабле или ятагану, хотя и называется мечом.
   Терентий встал напротив и, криво усмехаясь, прошептал: "Ну, держись эллизорский змеёныш, сейчас ты узнаешь, как обижать маггрейдских парней!" Терентий сам, как и большинство гладиаторов, происходил вовсе не из местного клана, лет двадцать назад ещё совсем молодым человеком он нашёл прибежище в Маггрейде, убежав от полной разрухи, царившей тогда на таллайском юге. И хотя, казалось бы, давно уже в гладиаторской среде прижился, комплекс пришельца в Терентии до сих пор давал о себе знать: ему всё время требовалось показать себя настоящим маггрейдцем. Если посмотреть рационально, в этой схватке у Оззи было мало шансов на успех: всё-таки Терентий был ветераном среди гладиаторов, опытным и владеющим высокой техникой фехтования. Но одновременно он был избалован сытой жизнью последних лет, когда рисковать всерьёз приходилось уже не часто. Поэтому, как только Оззи с неожиданно звериной яростью обрушился на старого гладиатора, тот просто струхнул. Конечно, он мог бы, демонстрируя превосходящую технику боя, нащупать слабые места в активно наступательном поведении Оззи, но это означало подвергнуть себя некоторому риску, чего Терентий вовсе не хотел. В результате показать хороший урок этому мальчишке, а то и вовсе вспороть ему живот, вывалив внутренности наружу, не получалось. Сталь звенела вовсю, оба бойца запыхались, но Оззи не желал умерить пыл и скакал вокруг опытного гладиатора, как молодой козлик, с неослабевающей энергией.
   Сарторий переглянулся с Эфроном. Последний покачал головой, чем показал, что удивлён. Терентию пришлось уйти в глухую защиту. Фактически, поединок шёл вничью: Оззи всё так же яростно, не экономя силы, нападал, Терентий грамотно защищался. Наконец, ему удалось, отбив серию яростных выпадов Оззи, зацепить его левое плечо, и кровь закапала на усыпанный опилками земляной пол директорского зала. Но это ещё больше раззадорило Оззи.
   -- Хватит, стоп! -- проговорил Эфрон, который наблюдал поединок с всё более возрастающим интересом. -- Отведи этого львёнка в изолятор, пусть ему перевяжут царапину и хорошо накормят! -- приказал он Терентию. -- Да, смотри, никого больше в изолятор к нему не допускай, я проверю! И чтобы с ним ничего вдруг не случилось!
   Когда за Терентием и Оззи закрылась дверь, Сарторий взглянул на Эфрона и спросил:
   -- Ну, что скажешь?
   -- Из этого мальца выйдет большой толк. Он напорист, вынослив, ловок. А самое главное: кипит яростью, без тормозов... Его хорошенько подучить и, если он овладеет техникой, то быстро станет звездой!
   Сарторий поднялся из кресла в задумчивости:
   -- Я думаю, мой дорогой Эфрон, что эта находка нам действительно не повредит. В последнее время бои стали терять кураж. Твои бойцы слишком ценят себя и уже боятся крови. Не мешало бы их как-то взбодрить. Подумай над этим!
   -- Полностью согласен! -- ответил Эфрон, и было видно, что он ничуть не кривит душой. -- Я тоже думал над этим! Мы постараемся улучшить ситуацию. Пора взбодриться! И юноша нам в этом пригодится!
  
   В лице Терентия Оззи нажил себе смертного врага. Проявленную старым гладиатором осторожность могут расценить как трусость! И виноват в этом, конечно, будет только Оззи... Однако Терентий, хотя и имел теперь на своего подопечного зуб, был всё же не дурак, чтобы открыто высказать неприязнь. Двадцать лет в Маггрейде кое-чему научили и такую посредственность, как Терентий. Тем более когда это посредственность хитрая и удачливая. Старый гладиатор запер Оззи в изоляторе, выполнив все распоряжения Эфрона, и пошёл к себе в отдельный отсек казармы, пытаясь скрыть от самого себя гнев и раздражение на "этого сопляка" и поэтому насвистывая старую гладиаторскую песню:
   Настанет день, мы выйдем на арену,
   Мой меч меня не подведёт,
   Но кто придёт и мне на смену,
   Пусть кровь с меча сам ототрёт...
  
   Йо-хо-хо, йо-хо-хо!
   В Маггрейде умереть легко!
   Йа-ха-ха! Йа-ха-ха!
   В Маггрейде смерть всегда легка!
  
   Поединок с Терентием наконец возымел своё действие. Кураж прошёл, наступила прострация: Оззи ощутил бессилие и отупение. Хуже всего в этом бессилие было то, что он ничем не мог помочь отцу и не знал, как вырваться из маггрейдского плена. Не говоря уже о том, что не видел возле себя Беллы...
   Оззи улёся на лежак, укрылся изорванным в клочья плащом и глухо застонал, собираясь отдаться тихому ползучему отчаянию. Одиночество больше всего подходило для этого мероприятия. К тому же по натуре Оззи предпочитал кипучую внешнюю деятельность. Тихое созерцание в уединении не для него. Поэтому в четырёх замкнутых стенах отчаянию было легче к нему подобраться. Но это не удалось: пришёл лекарь, чтобы обработать раны и ушибы юного кандидата в гладиаторы.
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
   СОВЕТЫ ГЕРОНТИЯ
  
   Анасис долго рассматривал в зеркале свою челюсть. На фоне неестественной бледности лица челюсть отливала подозрительной синевой. Внутри Главного хранителя всё продолжало кипеть, правда, он толком не мог вспомнить, по какому именно поводу? Кажется, они не сошлись во мнениях с Леонардом? И почему так болит челюсть? Главный хранитель стоял напротив старого пыльного зеркала и не узнавал собственного лица, оно было словно чужим, как у живого мертвеца. Но хуже того, Анасис и внутренне ощущал себя чужим всему. Даже самому себе. О, это жуткое чувство: видеть, чувствовать, сознавать себя настолько отстранённо! Так будто некая иная сущность, полная холодного расчёта и цинизма, наблюдает за тобой со стороны и оценивает, насколько долго ты ещё продержишься... И самое страшное, что все эти ощущаемые проявления есть ты сам, единственный и самим собой любимый.
   Хранитель налил из кувшина ещё бокал вина, выпил залпом, не ощущая ни вкуса, ни опьянения. Похоже, что одного из зубов он точно лишился, другой сильно шатался, его надо было удалять, но с тюремным лекарем Анасис не хотел связываться. Хуже всего была утрата контроля над самим собою, а до сего времени Главный хранитель обольщался относительно этого, считал, что вполне может с собой управляться. Теперь же собственный неудержимый гнев лишал его этой уверенности.
   Впрочем, надо было что-то делать, не тратить же время на разбирательство с самим собой, тогда как дело Леонарда и Чужестранца не терпит отлагательств. Закавыка крылась ещё и в том, что для оформления и осуществления суда Совета нужно допросить и запротоколировать показания самого Чужестранца. По указанию Анасиса, этого ещё никто и не пытался делать, и вот теперь, казалось бы, ничто не мешало приступить к беседе с Чужестранцем самому, но почему-то крайне не хотелось делать это. И хорошо, если бы не хотелось приступать к допросу Чужестранца, ну, скажем, как к тяжёлой, неблагодарной и нудной работе! Напротив, ещё недавно Анасис жаждал познакомиться с заключённым N 1 поближе... Откуда тогда возникло ощущение смертельного риска, словно ты незаметно для себя оказался на большой высоте и без страховки? Но с другой стороны, а что в этом такого? Удивительное всё-таки это существо -- человек. Иной жаждет, не зная сна и отдыха, завоевывать целые страны, для другого -- проблема донести пакет с мусором до ближайшей помойки! Анасис постарался, как мог, убедить самого себя, что впереди у него совершенно рутинное дело: снятие показаний с того, кто задержан по обоснованному обвинению во вторжении на территорию суверенного клана, не говоря уж о том, что это вторжение весьма напоминает шпионаж!
   Тюремный коридор был знаком Анасису до мельчайших деталей, но когда Главный хранитель направился в камеру Чужестранца, ему показалось, что вокруг произошли странные и пугающие изменения. Стены раздались вширь, а потолок вдруг потерялся в полумраке. Вместо керосиновых ламп на стенах обосновались ярко горящие и потрескивающие факелы. Внезапно над головой пронеслась стая летучих мышей, но не это, как следовало ожидать, напугало Анасиса, а то, что в душе ожил иррациональный страх перед тьмой, скрытой опасностью, тягучий необъяснимый ужас перед тем, что ты непоправимо заблудился и попал на чужую, вражескую территорию, где всё и все враждебны. Казалось, Анасис незаметно для себя вступил в иное пространство, где действуют совсем другие непривычные правила игры.
   Да, вот именно: заблудился! Это хуже всего! Он заблудился... Дорога, что казалось прямой и ровной, начало петлять по незнакомой местности, и как именно это случилось, невозможно понять и объяснить, потому что ещё недавно всё вокруг было привычным и знакомым. Подобный ужас Анасис испытывал ранее лишь дважды: в детстве, во время первых клановых войн, когда ему с матерью пришлось бежать, и он потерялся в толпе беженцев во время обстрела кассетной шрапнелью... А также уже в зрелые годы, когда его жена сошла с ума и возникла прямая угроза разглашения тайн Закона, в которые она оказалась случайно посвящена. И если детский страх уже подзарос коростой взрослых впечатлений, то история с женой и её гибелью окончательно в душе не рассосалась. Анасис, конечно, старательно глушил в себе эти воспоминания, пытаясь выглядеть бодрячком, но ужас всё равно тихо тлел под слоем служебных дел и трудов житейских. Если бы Главный хранитель нуждался в том, чтобы определить, что порождает этот ужас, то, наверное, он бы пришёл к выводу, что в основе его кроется осознание невозможности выбора, отсутствие выхода, полная дезориентация.
   Так дошёл он до того места, где находилась камера Чужестранца. К удивлению Анасиса, дверь камеры также преобразилась: стандартная металлическая и без изысков, покрытая серой масляной краской дверь вдруг обросла заметными, грубого изготовления накладками и заклёпками и, вообще говоря, сделалась более массивной. Анасис сунул руку в карман и вытащил, взятый в канцелярии ключ. К удивлению Анасиса, ключ значительно увеличился в размерах и обзавёлся кольчатыми завитками. Внимательно осмотрев его, хранитель пожал плечами и вставил изменившийся ключ в замочную скважину. Вроде как совпало, осталось только повернуть ключ в замке и войти в камеру к Чужестранцу. И тут Главный хранитель застыл не в силах совершить ни малейшего движения. Ему показалось, что из-за пока ещё замкнутой тюремной двери льётся ослепительный белый свет, который жжёт его, Анасиса, намного сильней и страшней, чем обычный видимый огонь.
  
   Дом советника Сартория в Маггрейде находился в престижном районе, но выглядел не самым роскошным среди других особняков элиты: во всяком случае, не выделялся из общего ряда. Чего нельзя было сказать об охране и внутреннем убранстве. Многочисленная охрана была хитроумно скрыта, а богатство внутренней обстановки могло поразить и самых сильных мира сего. Впрочем, начальник Тайной полиции Геронтий уже ничему не удивлялся, ведь он бывал здесь неоднократно. Сарторий вообще любил рассматривать рабочие проблемы в домашней обстановке, благо, что у него была хорошая кухня. Сам Сарторий -- любитель различных изысканных блюд: к примеру, морских креветок под острым соусом, что доступно не всякому семейству в Маггрейде, поскольку добыча и поставка этого товара никогда не являлась приоритетной в послевоенных клановых сообществах. Правда, в последнее время, по достижении межкланового мира и стабильности, креветки стали чаще появляться на рынках Маггрейда. Это, конечно, только радовало Сартория.
   -- Что ни говори, дорогой мой Геронтий, -- рассуждал советник, -- но жизнь налаживается. Ещё лет десять назад я и подумать не мог, что у нас будет хорошее вино и даже такие деликатесы, как вот эти креветки или осетровая икра...
   Геронтий согласно кивнул, осторожно намазывая икру на тонкую хлебную лепёшку. К креветкам он был равнодушен, а вот к икре питал определённую слабость.
   -- И ещё заметь, -- продолжал Сарторий, -- что за последние пару лет мы достигли такого превосходства над другими кланами, что никто уже не дерзнёт на нас покуситься, даже если попробует создать какие-либо коалиции...
   -- Всё это хорошо, ваша мудрость, -- ответил Геронтий, одновременно пытаясь оценить, не войдёт ли ещё ложечка икры на сооружаемый им бутерброд, -- но я опасаюсь, что очень скоро мы дойдём до того, что Маггрейду захочется расширяться ещё и ещё, начнётся неизбежная экспансия, и мирные дни на этом закончатся. Притом что, как мне думается, наш клан ещё не готов к этому, поскольку у нас нет какой-то определённой идеологии, монолитной клановой целостности, что бы мы там ни возглашали с трибун!
   -- Да, наверное, ты прав, -- вздохнул Сарторий, -- но ведь недаром этот Варлаам особо приблизился к Империусу. Похоже, что скоро наша идеология окончательно станет религиозной!
   -- Меня это, скорее, пугает, чем радует, -- невесело усмехнулся Геронтий, -- мелкий стихийный магизм -- это одно, а магический культ во весь изобильный Маггрейд -- это совсем другое. А если на первых ролях так и останется Варлаам, а так оно, думаю, и будет, то всё может обернуться для нас самым неожиданным образом.
   Сарторий при этих словах начальника Тайной полиции задумался и даже поставил бокал с недопитым вином на стол.
   -- Проблема в том, -- сказал он, -- что о возможных издержках этого процесса задумываются лишь немногие, типа нас... Большинство же привилегированных членов клана, плюс весь этот разношёрстный служивый плебс и наёмники будут только приветствовать усиление идеологии магизма, надеясь, что так оно надёжней. Да и сам Империус благоволит и к Варлааму и к его магическим проектам!
   -- Да это так... Хотя большинство всегда ведёт себя как неразумное стадо. На то и существуют избранные умы, чтобы думать не только за себя, но и за большинство! -- Геронтий наконец откусил от тщательно оформленного им бутерброда. -- М-м, икорка весьма хороша... Свежая и в меру солёная...
   -- Ну, так ты ж меня знаешь, у меня другой не бывает... -- Сарторий добавил себе вина и хотел долить Геронтию, но тот ещё и не притрагивался к своему бокалу. -- А вот вином ты зря брезгуешь. Это хоть и не старое, но отборное из восстановленных таллайских виноградников. Наконец эта линия виноделия стала набирать силу!
   -- Спасибо, -- Геронтий пригубил и сдержанно похвалил. Он вообще не любил вина, предпочитая хороший виски, который в Маггрейде было трудно сыскать из-за получивших широкое распространение коньячных спиртов и дешёвой водки. -- Кстати, я хотел у тебя, почтенный Сарторий, спросить, -- осторожно перевёл разговор на новую тему Геронтий, -- что там за дела с нашим Варлаамом имели место быть в Вирленде?
   -- В Вирленде? -- Сарторий постарался изобразить некоторое удивление, размышляя, какую линию поведения ему избрать: то ли прикидываться, что не в курсе, то ли быть откровенным. -- Ах, в Вирленде! Ну да, там Варлаам предлагает Империусу построить культовое сооружение: не то башню, не то пирамиду... Я толком не понял что... Да и они ещё сами, кажется, окончательно не решили...
   -- Почему же в Вирленде? Потому что реактор запущен именно там? Получается, что башня будет на его базе?
   -- Точно не знаю, Геронтий, вроде как маг считает, что там и без реактора особая энергетика...
   -- А ты знаешь, дорогой советник, что в довоенные времена в Вирленде, кроме самого реактора, располагался атомный исследовательский центр министерства обороны? Непонятно только почему его не накрыли ракетами, когда началась мировая?!
   Похоже, что Сарторий этого не знал. Удивление его было неподдельным:
   -- И что же всё это может значить, Геронтий?
   -- Вот это вопрос! Истинная тайна в том, что об этом факте, как видно, уже давно знает Варлаам, а от него и Империус!
   -- У меня такое ощущение, -- задумчиво сказал советник, -- что сам Империус не совсем в курсе... Не до конца... А темнит, главным образом, Варлаам... Озвучивает далеко не всё, что думает!
   -- Он тоже может не всё знать. Скорее, только догадывается. Но он хитёр! И любой поворот событий будет стараться использовать в своих целях...
   -- И это может быть опасно для нас! -- заключил Сарторий. -- Мы должны держать руку на пульсе!
   -- Опасно всё, в чём нет полной ясности! -- подытожил Геронтий. -- А кстати, как там вообще... в Вирленде... ведёт себя реактор?
   Сарторий опять немного подумал над тем, что именно ему отвечать:
   -- Да-а, дорогой мой Геронтий, ты, как видно желаешь иметь допуск ко всем тайнам Маггрейда?
   -- Было бы странно, любезный советник, если бы начальник Тайной полиции оставался бы к этим тайнам равнодушным...
   Сарторий в ответ засмеялся:
   -- Пожалуй ты прав, -- сказал он,-- в общем, реактор работает... Надо бы только ещё добрать учёный персонал, который мог бы за ним грамотно следить. Неожиданности в этом деле нам совсем не нужны.
   Геронтий кивнул:
   -- А как быть с крекам? Их сворачиваем?
   -- Да, пожалуй... -- Сарторий на секунду задумался, -- надо сворачивать... А то получается неэффективное использование человеческого материала. Энергии не так много, а расход материала большой. Теперь, с реактором, совсем другое дело!
   -- А оставшихся куда?
   -- Оставшихся... сперва давай на реабилитацию, а затем куда-нибудь на неквалифицированные работы. На те же рудники, к примеру... Только постарайся, чтобы не было лишних разговоров!
   Геронтий слегка тряхнул рукой:
   -- А чего нам бояться? До правды всё равно никто не докопается! Не в древние времена живём... Сейчас правдолюбцев поубавилось! А сами "креки" всё равно, кроме работы, уже ни на что не способны...
   Некоторое время они молчали, наслаждаясь хорошей едой и выпивкой.
   -- Кстати, -- вспомнил Сарторий, -- а что там с этими эллизорскими бумагами? Что-нибудь нашлось?
   -- Ищем-ищем... Этих бумаг оказалось неожиданно много. Разбираемся уже несколько дней... Да, вот ещё что хотел спросить тебя, Сарторий, -- Геронтий откинулся в кресле, в то время как почтенный советник закурил свою любимую сигару, -- как там наш эллизорский кандидат в гладиаторы?
   -- Ах да... Этот шельмец довольно норовистый парень, даже не знаю, как найти на него управу... Эфрон говорит, из него будет толк, если научить его технике гладиаторского боя... Но проблема в том, что он плохо управляем: отказывается заниматься, требует, чтобы освободили его невесту, а его самого отпустили в Эллизор спасать отца... А недавно вообще объявил голодовку...
   Геронтий задумчиво посмотрел на Сартория и улыбнулся. Улыбка у него была крысиной, но советнику главный полицейский улыбался, изображая максимальную доброжелательность.
   -- Почтенный советник, могу ли я дать в данной ситуации совет?
   Естественно, Сарторий согласился. Он любил Геронтия, прежде всего, за его умение давать советы. И за качество этих советов.
   -- Я так понимаю, что этот юноша действительно очень вам нужен?
   -- Несомненно, Геронтий, несомненно! Эфрон надеется, что из него получится звезда первой величины!
   -- Тогда, на твоём месте я бы поступил следующим образом. Не стоит ломать эту будущую звезду, ведь в сломанном виде он не сможет стать звездою. Отпусти его в Эллизор, пусть пообещает вернуться, как только уладит там свои дела. И заключи с ним сейчас же гладиаторский контракт лет этак на пять. Такие неистовые, как он, обычно держат слово... Кроме того, в качестве заложницы останется эта его невеста!
   -- Да, идея, пожалуй, реальная, -- согласился Сарторий, -- но этот Оззи ещё требует какие-то эллизорские бумаги...
   -- А он хоть знает, какие именно?
   -- Скорее всего, не вполне.
   -- Тогда я что-нибудь подберу...
   Сарторий удовлетворённо хмыкнул, поднялся из-за стола и достал из секретера небольшой хромированный револьвер.
   -- Вот, хочу сделать тебе подарок, -- сказал он. -- Мы тут обнаружили один старый склад. Там всё в хорошем состоянии законсервировано...
   -- Да, я в курсе, -- улыбнулся Геронтий.
   -- Ну, ещё бы! -- рассмеялся Сарторий. -- Но, поскольку это не по твоему ведомству, то я просто вынужден преподнести этот подарок... Это ещё довоенный и очень надёжный "ствол". Кажется, был разработан для сотрудников тогдашних спецслужб. Патроны тоже есть. Вот возьми пачку, их проверили, в надёжном состоянии...
   -- Спасибо, советник, -- Геронтий тоже поднялся из-за стола, -- твоя любезность, как всегда, превышает всякую меру!
   -- Да, дорогой мой детектив, -- Сарторий, провожая, слегка обнял Геронтия, -- один только вопрос: как мы будем действовать, если этот эллизорец потерпит в своём клане поражение?
   -- А разве мы что-то теряем? Если парню повезёт и он вернётся обратно живым, то будет трудиться не за страх, а за совесть. Если не повезет, то мы лично ещё не вложили в него ни одного динария!
   -- Всегда ценил твой ум, Геронтий! -- согласился Сарторий и дружески улыбнулся на прощание.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
   АРХИВНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ
   МАГИРУСА
  
   Магирус с утра до ночи трудился в архиве Тайной канцелярии, куда его под конвоем приводили из тюремной камеры и куда ему приносили тюремный же обед. Действительно, бумаг, рукописей и документов было много -- попадались даже и довоенные. Кто бы мог подумать, что в Лавретании сохранилось столько документов! Не иначе, как Савватий в своё время прихватил из Эллизора целую библиотеку. Впрочем, может, это и не столь удивительно, ведь ранее никто не допускал Магируса в такого рода архивы, где были сосредоточены бумаги целых кланов. В общем, как бы там ни было, но перед Магирусом поставили серьёзную задачу: рассортировать все документы по содержанию и степени значимости, а наиболее важные передать непосредственно руки начальника Тайной полиции Геронтия.
   На время работы за Магирусом приставили следить Ратфата -- долговязого стражника, человека явно недалёкого и неспособного раскинуть мозгами. Вероятно, умных и одновременно физически крепких стражей в Маггрейде был великий дефицит. Ратфат, вынужденный торчать всё время возле Магируса и наблюдать за его действиями, своим бездельем заметно тяготился. Этим и решил воспользоваться Магирус, успевший найти кое-что любопытное. Три документа привлекли его внимание. Один из них был сброшюрован из трёх десятков листов толстой довоенной бумаги, исписанных красными чернилами на незнакомом Магирусу языке, причём не латиницей, а какой-то прерывистой вязью, и разобраться в ней старый учёный, несмотря на все свои познания, не мог. Чернила тоже показались ему странными: в послевоенные времена почти никто не пользовался красными... "Может быть, это кровь?" -- подумал Магирус, но потом сам над собой посмеялся: даже если это и так, то без криминалистической экспертизы здесь не обойтись, а вся так называемая криминалистика осталась в прошлом.
   Следующий документ являлся частным договором о дружбе и сотрудничестве между неизвестными Магирусу лицами, относящийся к периоду первых межклановых войн, и, как видно, мог иметь отношение к ранней истории Эллизора. Третий документ походил на вырванные из какой-то старой тетради страницы, исписанные мелким торопливым почерком. Записки эти не имели начала: "...как мне пришлось отправиться на юг, к таллайцам, чтобы найти топливо на ближайшие пару месяцев. Слова умершего от ран старика не давали мне покоя. Что же он всё-таки имел в виду под Законом? Каким образом этот Закон будет дан? Дорога к таллайцем не задалась, после Горелой балки путь преградил целый поток мигрирующих мутантов, обойти который не было никакой возможности. Нам пришлось разбить на одном из холмов лагерь и даже выставить временное ограждение, хотя мигрирующие мутанты обычно не отвлекаются на охоту, но никто из нас не знал, какие могут быть ещё в округе опасности. Ожидать пришлось долго. Лишь к концу третьего дня поток мутантов внизу начал заметно иссякать. Чтобы не рисковать никем из спутников, я решил один, сходить на разведку, хотя это и вызвало громкие и горячие возражения тех, кто решил пуститься со мной в это опасное путешествие. Что-то подсказало мне спуститься вниз одному, а затем подняться на небольшую гору напротив и посмотреть, что за пространства открываются за этой возвышенностью. И, надо сказать, что интуиция почти никогда меня не подводит. Так было и в этот раз. Низину с транзитным тропой мутантом я преодолел почти беспрепятственно, один только средних размеров козлохвост быстро проскочил мимо, да и у того, как я заметил, жало на конце хвоста было обломано. А вот за поросшей мелким кустарником вершиной ожидал сюрприз: там я увидел некое здание необычной формы и почему-то неплохо сохранившееся. При виде этих стен и венчающего крышу купола в моём сердце возникло щемящее ощущение, что передо мной нечто до боли знакомое и родное, чему, правда, я никак не мог припомнить названия, словно оно выветрилось из моей памяти, хотя когда-то, в какой-то другой жизни, это было частью меня самого. Как известно, в послевоенных реалиях нельзя слепо доверять такого рода ощущениям и визуально определяемым объектам, они могут быть обманом, западней, ловушкой, но в данном случае я направился прямо к этому зданию..."
   Беспрепятственно читать дальше, не вызывая подозрений, у Магируса не было возможности, но было ясно, что эти записки тоже могут представлять интерес. А раз так, то надо было как-то сокрыть их от испытывающего взора Геронтия, вот только осталось придумать, где же эти бумаги можно спрятать. А пока Магирус продолжал делать вид, будто осталось ещё много работы с другими бумагами. Некоторые мало значащие фрагменты текстов Магирус даже зачитывал вслух, стараясь таким образом усыпить бдительность своего стража или хотя бы помучить его, поскольку было заметно, что тот не в состоянии терпеть учёность как таковую.
   -- Вот, к примеру, воин, смотри, что говорили древние, -- цитировал Магирус, не вставая с низенькой скамейки, - "каждый меч отличается сугубой индивидуальностью. Конкретный облик каждого оружия определяется множеством факторов, потому что не бывает двух одинаковых предметов, и в особенности это касается оружия. Даже, если опытный воин делает себе оружие на заказ, он может ошибаться, не учитывая множество факторов, а только исходя из собственного представления. Кто-то, желая разработать свои руки ещё больше, желает оружие потяжелее, но оно оказывается под стать только титану. Приходилось слышать про одного оружейника, который, получив из Марокко деревянную модель меча с просьбой воспроизвести её в стали, сделал по ее образцу несколько сотен клинков, но так и не смог угодить ни одному покупателю..." Как, думаешь, воин, правду ли пишут? -- и Магирус кротко взглянул поверх очков на скучающего Ратфата.
   Стражник просто томился от безделья. Он с недоумением и раздражением посмотрел на учёного и буркнул:
   -- Ты о чём это, старик?
   -- Я тебе цитировал отрывок из документа о мечах, об оружии... Мысли древних... Вот, ты чем, скажем, вооружён, любезный?
   -- А-а... -- Ратфат достал из ножен клинок и воззрился на него, словно видел в первый раз. Это был стандартный стражнический палаш недавней ковки.
   -- Ну вот, -- Магирус надвинул на глаза очки и тяжело вздохнул, как будто его что-то огорчило, -- видишь, чем ты на самом деле вооружён? Железо плохое, усреднённые параметры, упрощённый подход, ничего индивидуального... А вот древние мудрецы пишут, что клинок должен быть "частью хозяина, продолжением его руки..."
   -- Да пошёл ты! -- обиделся Ратфат и сунул палаш обратно в ножны. -- Раскудахтался тут...
   В дверях архива без стука появилась фигура ещё одного стражника со старым и потому слегка ржавым армейским бидоном в руках:
   -- Обед прибыл! -- возгласил он. -- Две порции!
   Магирус с готовностью отложил бумаги и собрался приступить к обеду, который состоял из одного блюда: густой и, в общем-то, вкусной чечевичной похлёбки, в которой попадались волокна мяса неясного происхождения. Когда тюремный страж, принесший обед, удалился, Ратфат скривился и, на этот раз дружелюбно осклабясь, наклонился к Магирусу:
   -- Слышь, умник, -- сказал он, -- хочешь обе порции?
   Магирус кивнул.
   -- Тогда я тебя оставлю минут на сорок, схожу пообедать к подружке, она здесь рядом, но только ты ни кому, понял? Если что, скажешь, что у меня живот прихватило и я скоро буду!
   -- Конечно, конечно! -- охотно согласился Магирус. -- Можешь не торопиться. Работа всё равно никуда не убежит!
   -- Только, смотри мне, без фокусов!
   И Ратфат покинул помещение архива, потому как был избалован кухней гораздо лучшей, чем тюремная. За Магируса он не очень волновался: старику всё равно некуда было из охраняемой канцелярии податься, а подумать, что тот сотворит что-либо криминальное с ворохом бумаг, недалёкий страж просто не мог. Однако Магирус только и ждал момента, когда наконец он останется один. Как только это произошло, Магирус вскочил со своей рабочей скамеечки и огляделся. Архив Тайной полиции Маггрейда представлял собой длинную залу с высокими потолками и стеллажами, каркас которых был сделан из полых металлических трубок.
   Недолго думая, старый учёный подошел к одному из стеллажей, на котором крепилась табличка с надписью "Вирленд" и одна из боковых сторон которого была почти свободна от нагромождения бумажных кип, и осторожно, стараясь не шуметь, стал взбираться наверх, используя в качестве ступенек поперечные полки. К счастью, противоположный конец стеллажа был достаточно сильно нагружен и поэтому Магирус не перевесил всю эту конструкцию на свою сторону. И все же подобного рода акробатические этюды дались старику не без труда: оказавшись почти под потолком, он ощутил, что на лбу выступил пот, а сама голова предательски кружится. Ничего, зато искомая цель достигнута: вертикальные трубки каркаса, как он и ожидал, оказались не просто полыми, но и не заделанными сверху. Обхватив локтем одну из них, балансируя и рискуя сорваться, Магирус скатал в трубочку выбранные им документы (можно же было всё это сделать и внизу, вот не додумался!) и сунул их сверху в полость каркаса. С лёгким шорохом бумаги скользнули вниз и застряли где-то значительно ниже.
   "А ведь будет сложно достать, -- с некоторым опозданием подумал учёный, -- как бы не пришлось распиливать". Но что сделано, то сделано! Магирус облегчённо вздохнул, когда его ноги коснулись твёрдого пола. Восхождение на канцелярский Эверест и спуск осуществлены! Пусть теперь Геронтий и иже с ним попробуют догадаться, что наиболее ценные документы из лавретанского собрания покоятся в каркасе стеллажа, посвящённого неведомому нашему Магирусу "Вирленду". До лучших, так сказать, времён... Интересно, когда только эти времена настанут? Да, если стоять лицом к табличке, то, получается, правый крайний дальний столбик! Надо бы запомнить на будущее...
   Когда страж Ратфат благополучно вернулся, отобедав куриной лапшой и пирогами с рыбой, Магирус уже успел поглотить всю чечевичную похлебку и продолжал наслаждаться чтением старинного трактата о холодном оружии, который почему-то оказался среди бумаг лавретанского клана.
  
   Деора была изрядно потрясена тем, что Анасиса к ней в дом привезли ещё в худшем, чем до предыдущего исцеления, состоянии. Казалось, что если он ещё не умер, то вот-вот это произойдёт: смертельная бледность с заметным зеленоватым оттенком не сходила с его лица, дыхание почти не обнаруживало себя, и при этом Главный хранитель ещё умудрялся бормотать что-то неразборчивое.
   -- Что с ним случилось?! -- начала допытываться Деора у Корнилия, который тоже выглядел не лучшим образом, и если и не был пьян, то и вполне трезвым назвать его было нельзя.
   -- Я даже и не знаю, Деора, -- сказал он. -- Почтеннейшего нашли без сознания, лежащим в тюремном коридоре...
   -- В тюрьме, значит? -- переспросила Деора. -- В коридоре? И больше ничего неизвестно, как и что произошло?
   Корнилий в ответ только вздохнул и присел на скамейку возле окна гостиной.
   -- Нет ли у тебя воды? -- попросил он. -- Что-то жажда замучила...
   Напившись, он вытер пот с лица рукавом неизменного плаща, коротко взглянул на двух стражников, внёсших Главного хранителя в дом, и приказал им удалиться.
   -- Ты должна помочь ему, Деора, не в наших интересах, чтобы он загнулся...
   -- Ага, и поэтому ты решил его вместо амбулатории сразу нести ко мне? Очень умно! А ты не подумал, что это может показаться подозрительным?
   -- Да брось ты, Деора... -- Корнилий сидел возле окна, сутулясь, его длинный нос в обрамлении неизменного капюшона, казалось, стал еще длиннее. -- Большинство сейчас на промыслах и заготовках! Леонард в тюрьме, кому следить за нами? Вот если помрёт Анасис, то и будет чехарда, все члены Совета забегают как тараканы, начнётся борьба за власть, тогда ситуация, действительно, сделается опасной!
   Деора не стала дискутировать на эту тему и молча воззрилась в окно. Пейзаж там нисколько не изменился: все те же дома из светло-серого известкового камня, безлюдная улица, деревья с увядающей листвой... Корнилий, конечно, прав: надо спасать Анасиса. Но чтобы это проделать, хорошо бы знать, почему предшествующее исцеление оказалось столь краткосрочным и не эффективным? Деора уже далеко не молода и прекрасно знала, что ничто просто так не случается и у всякого происшествия есть своя причина, своя подноготная.
   -- И всё же, Корнилий, -- сказала она, -- мне нужно знать, что с ним могло произойти, из-за чего он потерял сознание? Иначе, не ведая причины, я могу сделать только хуже! Он может просто не выдержать... Что он именно делал в тюрьме, у кого был?
   -- У кого был? -- Корнилий немного подумал. -- У Леонарда он точно был... И, кажется, уже там ему поплохело... Стража мне рассказала, что они принесли его в канцелярию, он там быстро оклемался и даже всех разогнал, приказал не мешать ему думать...
   -- Думать? -- Деора усмехнулась. -- Ах, если бы он всё-таки мог думать! Если бы вы все могли думать! А ведь туда же: править вам надо, рулить, так сказать! А думать при этом, на самом деле, кто будет?!
   -- А потом, Деора, как мне кажется, он пошёл к Чужестранцу, -- продолжил Корнилий, не обращая внимания на прочувствованную тираду своей собеседницы. -- Во всяком случае, его нашли лежащим в коридоре возле камеры Чужестранца...
   -- К Чужестранцу?! -- Деора окаменела. -- Вот! Вот этого я и боялась больше всего! А не знаешь ли, хранитель входил к нему или упал ещё в коридоре?
   Корнилий пожал плечами:
   -- Не знаю! А так ли это важно?
   -- Это важно! Ты даже не представляешь, как это важно! Сейчас это важней всего. От этого зависит, смогу ли я ему помочь! И вообще говоря, какого лешего ты притащил Чужестранца обратно в Эллизор? Тебе-то зачем это понадобилось?
   -- Приказы начальства не обсуждаются, а и исполняются! Хранитель очень хотел заполучить его. Он считает, что Чужестранец чей-то агент, каких-то там Тайных сил, что ли, и направлен к нам с какой-то особой шпионской миссией...
   Деоре было дико всё это слышать от Корнилия. Особенно, о Тайных силах. Она не сразу и нашлась, что и сказать в ответ. Относительно Тайных сил у неё, впрочем, были свои соображения, но озвучить она их не могла: уж очень это шло вразрез с представлениями Анасиса и Корнилия. Поэтому, она только хмыкнула:
   -- Гм... Тайные силы, Тайные силы... С огнём играете, сами того не зная, детский сад какой-то... Слушай, Корнилий! -- вдруг решительно заявила она. -- Я могу помочь Анасису только в одном случае! И ты должен сделать это!
   -- Что именно?
   -- Корнилий! Ты должен отпустить Чужестранца на свободу! При условии, что он непременно покинет Эллизор!
   С минуту стражник смотрел на Деору в полном недоумении.
   -- Да ты совсем рехнулась, старая ведьма! -- наконец, сказал он. -- Как же я могу отпустить его, если уже всё запротоколировано и дело поступило на рассмотрение судебного заседания?
   Деора на "старую ведьму" не обиделась, не до того уже было:
   -- Мне всё равно, что вы там намудрили со своими судами и заседаниями, но пока Чужестранец здесь, в Эллизоре, мы все в опасности и толку не будет! Вы можете засудить Леонарда с его Оззи, но публично судить Чужестранца -- это, мягко говоря, рискованный эксперимент! Нет, это просто безумие!
   Корнилий хотел спросить у Деоры, почему она именно так думает, но только ещё больше сгорбился и поник. Интуитивно он чувствовал, что колдунья права. Что-то с этим Чужестранцем с самого начала не так... Но, с другой стороны, разве могло всё быть иначе? И можно ли по-другому? Ну, взять, к примеру, и выдворить этого арестанта за пределы Эллизора без всяких разбирательств? И чтобы сие действие осуществлялось в рамках Закона, в согласии с Законом? Нет, фантастика! Такой номер не пройдёт! Да и Леонард с Оззи всё равно оказываются нарушителями Закона, и для рассмотрения их дела Чужестранца нужен, отпускать его нельзя... В общем, замкнутый круг какой-то. Да ещё эти самые Тайные силы, которыми бредит Анасис, на кой они ему сдались, даже если они и существуют? Или он сам говорил, мол, про Тайные силы придумал, что ли? Так нет, не только Анасис твердит про "силы" эти, другие тоже болтают... Короче говоря, совсем запутаешься с этими мудрецами!
   Корнилий, в общем-то, знал, что Анасис от него многое скрывает. Главный хранитель имел своих людей в Маггрейде и ещё в некоторых кланах, но все имена, связи, явки и пароли были известны только ему, Анасису, и в случае его смерти должны были перейти по наследству к следующему Главному хранителю. Теоретически это так, но вот где их Анасис хранил, даже Корнилию было неведомо. Конечно, начальник стражи неизбежно оказывался в курсе многих действий и секретных операций, поскольку часто принимал в их осуществлении непосредственное участие, но всего знать в принципе не мог. И вот в результате с этими Тайными силами и Чужестранцем творилось нечто уже окончательно не- подвластное разуму Корнилия. Да ещё и сам Анасис лежит почти как труп и не может дать никаких указаний.
   -- Ладно, Деора, -- сказал Корнилий и поднялся, -- я попробую что-нибудь сделать, по обстоятельствам... Но гарантировать ничего не могу...
   Уже на улице начальник стражи оглянулся, достал заветную коробку и быстро сунул под язык несколько белых крупинок. "Как бы не было передозировки", -- равнодушно подумал он, прислушиваясь к самому себе.
   Стало чуть легче, но всё же тоска последних дней не проходила. Да и не любил Корнилий наркотики, а любил крепкое спиртное: виски, джин, водку или, на крайний случай, самогон.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
   СПАСИТЕЛЬНЫЙ ЗАПОЙ
   КОРНИЛИЯ
  
   Яков решил починить арбалет.
   Как и все юноши в Эллизоре, он в своё время прошёл начальную военную подготовку, хотя был далеко не лучшим учеником. Фехтовал он слабо и вообще боялся брать в руки меч. Правда, неплохо стрелял из арбалета и вполне мог управиться с пращей. Нынешние события с Леонардом и Оззи поначалу повергли его в уныние, а потом неожиданно пробудили в Якове толику воинственного духа, так что он решил провести небольшую ревизию собственных оружейных ресурсов. Ресурсы эти и некоторый инструментарий Яков перебазировал в подвал, куда теперь имел полный доступ.
   Тут и выяснилось, что, несмотря на десяток имеющихся стрел, старый арбалет сломан. А ведь это был неплохой арбалет! Ни какая-нибудь там учебная стрелялка для подростков, но настоящий боевой образец для реально тяжёлых стрел и с редкой, но удобной для не очень сильных людей винтовой системой натяжения. Проблема оказалась в рукоятке, навинчивающейся на стержень, с помощью которого и натягивалась тетива: сносилась резьба и рукоятка проскальзывала, не давая натянуть тетиву. Промучившись с ней, Яков понял, что сам не в состоянии починить эту хитрую деталь, ведь требовалась замена или нарезка новой резьбы. Поразмыслив, Яков решил отправиться в центральные мастерские Эллизора, где наверняка смогли бы что-нибудь подобрать или нарезать резьбу. Естественно, он не стал тащить с собой арбалет, а просто сунул рукоятку в карман. Чтобы выйти из дома, нужно было проследовать через гостиную, но ещё издали через приоткрытую дверь он услышал, что мать с кем-то разговаривает: её голос звучал громко и властно, а в ответ раздавалось какое-то неясное бормотание.
   На цыпочках, стараясь не шуметь, Яков подкрался поближе и застыл сбоку от дверей. Теперь он всё хорошо слышал.
   -- Я привела тебя в чувство, Анасис, -- говорила Деора, -- но я не могу тебя так просто исцелить, как в прошлый раз. Есть какие-то причины, которые привели тебя к нынешнему кризису! А ведь это не могло просто так случиться, я вдохнула в тебя силы, которые не могли тебя беспричинно оставить! Постарайся вспомнить всё, что с тобой произошло!
   Яков не видел собеседников, но по голосу Главного хранителя можно было определить, что тот крайне плохо себя чувствует:
   --- Я не знаю, я плохо помню... Я зашёл в тюрьме к Леонарду, но мы с ним опять не поладили... Потом... Потом я сидел в канцелярии... Немного отдохнул... Да...пошёл... Да, куда же я пошел? Очень это важно, да... А-а, ну, конечно, я же хотел допросить Чужестранца... Пора уже его допросить, сколько можно тянуть? На днях мы должны открыть заседание суда, а его ещё ни разу не допросили... Куда это годится? Ну, вот я и пошел... А дорога... то есть, коридор...
   -- Так ты был у него? Ты говорил с ним? -- голос Деоры дрожал от нетерпения. -- Говори, чего ты молчишь, хранитель?!
   -- Деора, я не помню... Наверное, нет, не говорил, у меня такое ощущение, что я заблудился там... Коридор какой-то не тот, освещение другое, дверь... Да, представляешь, они поменяли дверь!
   Опять же Яков не видел лица матери, но само её молчание было красноречивым.
   -- Тебе ещё повезло, хранитель, -- наконец сказала она уже более спокойным голосом. -- К твоему же счастью, тебя не допустили к нему, а то, не исключено, ты бы уже не говорил со мной...
   Анасис тоже помолчал, видимо, обдумывая услышанное, а затем прохрипел:
   -- Кто не допустил, кто? Кого ты имеешь в виду?
   -- Это уже неважно, хранитель, это не имеет значения, кто... Важно, что ты чудом уцелел... Ты хоть это уразумел? Теперь же, как я понимаю, наша задача вновь поставить тебя на ноги?
   -- Да, Деора, да, иначе всё пропало!
   -- Проблема в том, Анасис, что сейчас это будет посложней, чем в прошлый раз. Тогда от тебя требовалось просто согласие, а сейчас нужно твоё более серьёзное участие, нужна своего рода инициация...
   -- Что-что? -- не понял хранитель. -- Что ты имеешь в виду?
   -- Я постараюсь объяснить...-- голос Деоры вдруг стал холодным, и в нём зазвучал металл. Яков прежде никогда не слышал такого голоса матери. И ему за стеной и дверью сделалось страшно. -- Но ты поймёшь это не сразу, по ходу дела... Представь себе, что ты сделан из железа... И вот по разным причинам это железо, это твоё тело заржавело... Нам надо избавиться от этой ржавчины, нужно отряхнуть её. Ещё лучше, превратить железо в золото, но в случае с тобой это нереально...
   -- Постой, Деора, -- прервал колдунью хранитель, -- у меня есть золото! Настоящее! Высокой пробы! Сколько тебе нужно?
   -- Тьфу ты! -- в сердцах сплюнула Деора. -- Да я ж не о том! Забудь пока про своё золото! В общем, чтобы тебе помочь, нам нужно уяснить, что в твоей жизни явилось самым для тебя трудным, мучительным, страшным! Нечто такое, за что тебя всегда обличает совесть... Ведь есть такое, есть?!
   Голос Деоры почему-то возвысился и даже загремел набатом, так что Яков начал инстинктивно отступать в сторону подвала, судорожно сжимая правой рукой рукоятку от винтового стержня арбалета. Ему было и страшно и интересно одновременно, он желал бы подслушивать и дальше, но ноги сами уносили его подальше от гостиной.
   -- Деора, Деора, что ты говоришь, зачем тебе это? -- донёсся сверху голос Анасиса, в котором явственно сквозил ужас.
   -- Затем, что иначе ты не встанешь с этого ложа озлобления и смерти! У тебя нет другого выхода!
   -- Деора... -- опять повторил Анасис, и голос его звучал умоляюще и совсем слабо.
   -- Ну, хорошо! Я помогу тебе, раз ты не можешь сам! -- Деора заговорила ещё громче и уже с нескрываемым презрением. -- Но имей в виду, что это может быть твой последний шанс! Скажи, ведь это ты убил свою жену? Ведь это так и было, верно? Из-за того, что она не могла молчать и начала сходить с ума? И ты боялся, что она проболтается? Ведь так, так?!
   -- Да-а... -- прохрипел в ответ хранитель. -- Да, это так... У меня не было другого выхода. Долг хранителя обязывал меня защищать тайны Закона... А ведь я любил её...
   В наступившей тишине Яков отчётливо услышал, как большая и злая осенняя муха бьётся о стекло в комнате, где находились Анасис с Деорой. Сам Яков был уже возле входа в подвал, продолжая сжимать в кармане рукоять от арбалета и всё ещё имея возможность разобрать то, что говорили там, наверху.
   -- А теперь, теперь, Деора, это всё? Моего признания достаточно? Я встану, я выздоровею?
   Яков не знал, каково это было Анасису, но его, Якова, раздавшийся в ответ хохот Деоры потряс до глубины души:
   -- Не будь таким наивным, хранитель! -- смеялась она. -- Мы не в церкви на исповеди, как в прежние времена! То давно уже миновало! Наоборот! Твоя главная беда -- совесть! У тебя ещё остались её крохи! И они точат тебя, как ржавчина! Но ты должен мобилизоваться. Отряхни эту ржавчину! Сбрось! Ты должен встать и ещё раз убить свою жену! Скажи, как это было? Ты же не мог забыть...
   После продолжительного молчания раздался сдавленный голос Анасиса:
   -- Это был её любимый луковый суп...
   Больше Яков ничего не слышал, потому что закрыл за собой дверь подвала. Его трясло, но, пожалуй, не от страха, а от какого-то ранее ещё не испытываемого им возбуждения. То, что наверху творила его мать, было почище Скунса... Да что там Скунс! Теперь он казался безобидным домашним животным с несколько разросшимися клыками да ядовитой слюной, только и всего! Оказывается, слово может быть страшней любого чудовища! Сильней! И откуда у его, Якова, матери взялась такая сила в словах? Уму непостижимо! Яков забился в угол, пытаясь хоть немного прийти в себя. Осмыслить то, что он услышал и ощутил. Как велика может быть власть над другим человеком, над этими жалкими людишками!
   Что-то мешало ему в кармане. Он достал винтовую рукоять арбалета и в очередном потрясении увидел, что в его ладони она сплющилась, словно была сделана из глины или пластилина.
  
   Корнилий не любил лошадей, как, впрочем, и любой другой транспорт. Поэтому, если представлялся случай, предпочитал ходить пешком. Конечно, он мог управиться с любой лошадью, но в отличие от многих наездников это не доставляло ему удовольствия. Оставив Анасиса у Деоры, Корнилий решил не спеша прогуляться и хорошенько всё обдумать. Конечно, принятый наркотик вряд ли мог способствовать трезвомыслию. Но, как говорится, одно дело -- результат, другое -- намерения. А намерения у Корнилия в тот момент выглядели так: понять, что, действительно, нужно делать в создавшемся положении, чтобы выйти сухим из воды и не лишиться ни должности, ни жалования, ни самой жизни. Несмотря на то, что главный стражник волею судеб участвовал во многих интригах и неблаговидных делах, нельзя сказать, что он скопил на чёрный день хоть сколько-нибудь приличные средства. Кубышка была не слишком велика, и случись что с ним, Корнилием, его больной жене вряд ли хватит дольше, чем на пару лет скромного существования. Если, конечно, Совет не соблаговолит выделить ей пенсию или хотя бы пожизненную сиделку вместе с продуктовым пайком. Но сие возможно только в случае, если главный стражник Эллизора таковым и останется в памяти народной, а не будет со скандалом уволен и, что не исключено, предан суду.
   Да, если рано или поздно вскроются все эти делишки Анасиса, то Корнилию, как наиболее приближённому к Главному хранителю лицу, тоже не поздоровится. Надо искать выход, надо что-то придумать, чтобы не оказаться в одной связке с хранителем, если тот окончательно сядет в лужу. А ведь, похоже, что Анасис (не говоря уже о проблемах со здоровьем) совсем утратил чувство реальности. И впрямь: на что ему сдались эти Тайные силы? Была ли нужда арестовывать Леонарда, преследовать его сына Оззи и планировать над ними суд? Что именно Анасису нужно от Чужестранца? Засудить и его тоже? Ну и что это даст? Так ли этот Чужестранец нужен в качестве свидетеля? Нет, конечно, сам по себе Чужестранец является неопровержимым доказательством вины Леонарда и Оззи, хотя, при желании, можно обойтись и без него, имея свидетельские показания того же Якова, а также выбив свидетельства из Эндрю и Силентиуса. И это, если очень нужно осудить Леонарда, в необходимости чего сам Корнилий был не вполне уверен. И что ещё этот Чужестранец может выдать на суде, о чём заявить или что поведать? Об этом и вовсе никто не имеет представления. Почему-то до сего момента никому так и не удалось допросить Чужестранца, и совершенно не ясно, какие цели тот преследует. Когда мысль Корнилия вновь дошла до Чужестранца, он почувствовал, что окончательно запутался. Это был какой-то ситуационный и мысленный тупик, вот что!
   Начальник стражи остановился и сообразил, что идёт не по направлению к тюрьме, а совсем в другую сторону. Улочка вывела его к одному из немногих в Эллизоре винных погребков, который хотя и пустовал в это время из-за отсутствия большинства клиентов, отправленных на осенние заготовки, но всё же был открыт. Корнилий толком и не понял, как оказался внутри, словно ветром его туда вдуло. Хозяин погребка -- низенький лысый коротышка -- был плохо знаком Корнилию, но сразу же узнал начальника стражи:
   -- Что угодно вашему мужеству? -- засуетился он.
   --Ты это... принеси пока воды... холодной... -- Корнилий осмотрелся: подвальчик, довольно уютный, с узорчатым деревянным панно посередине, на котором красовалась типичная эллизорская берёза с тонкими резными ветвями. -- А я тут посижу немного...
   И он присел возле окна. Надо всё-таки разобраться с Чужестранцем. И сделать это необходимо именно сейчас, не теряя понапрасну времени. Корнилий отхлебнул принесённой ему в кувшине воды. Ему показалось, что это крепкое выдержанное вино, типа хорошего портвейна, который он как-то попробовал ещё в молодые годы, во время одной из клановых войн при разгроме старых винных складов. Итак, сейчас он отправится прямо к Чужестранцу, в его камеру и отпустит... Нет, выдворит... Нет, выставит его на свободу! Как бы это лучше сделать? Дать ему лошадь? Самому сопроводить до границ Эллизора? Или просто взять с него честное слово, что он уберётся на все четыре стороны? Ну, да не важно, надо просто пойти и спросить: как лучше? Наверняка Чужестранец это знает... Но каким же странным сделался этот тюремный коридор: почему-то стены имеют округлые очертания и блестящий металлический цвет, освещение вокруг равномерное и рассеянное, хотя не видно вокруг никаких источников света. И потом: этот коридор очень длинный и идти по нему слишком долго, а ведь раньше нужная камера находилась всего-то в сотне шагов от канцелярии... Но больно велика усталость, ноги отяжелели, пол под ботинками металлически звенит, и это очень неприятно. Как, вообще, можно так устать? От этой самой жизни... Так, что каждый шаг даётся с трудом, и к ногам, словно прикованы пудовые гири. А ведь когда-то тело было лёгким-лёгким, можно сказать, почти невесомым... И не было никакой нужды задумываться, идти куда-либо или не идти: сказано -- сделано, повелели -- пошёл себе, побежал, полетел!
   А затем появился странный тревожащий запах: не то оплавленной изоляции, не то горелого машинного масла. Запах всё усиливался, и стало трудно дышать, а респиратора или противогаза у Корнилия с собой не было. Ничего не поделаешь, нужно передохнуть. Он присел возле стены, прислонился к поверхности, обшитой светлой гофрированной сталью, и задумался: что он здесь делает, кого он в этих металлических дебрях ищет? Ах да, вспомнил: ему пять лет и он заблудился в старом бомбоубежище, где захотел без разрешения матери немного погулять. Они прятались там, как и многие их соседи, потому что город бомбили... Он мог потеряться, ведь это бомбоубежище граничит с сетью метро, в котором его и вовсе бы не отыскали... Но он не успел дойти до метро, мама нашла его... Сколько ж с тех пор прошло времени? Или он всё-таки заблудился?
   "Ты потерялся, друг? -- Корнилий вздрогнул: над ним стоял Чужестранец -- высокий, благородный, светлые волосы, открытый взгляд... -- Ты заблудился и ищешь меня не там и не для того! Лучше отступись и будешь жить... А я всё равно не оставлю Эллизор!"
   Корнилию было больно смотреть на Чужестранца, и он закрыл глаза. Лучше вот так, да, с закрытыми глазами. И... с закрытым ртом, потому что ему, Корнилию, нечего сказать. Просто нет слов, чтобы оправдаться, всё объяснить! Да и что объяснять? Что жизнь почти уже прожита и прожита по-дурацки, бесчестно? Дескать, так получилось, все так живут?
   -- Вам плохо, ваше мужество? -- вновь услышал он над собой и открыл глаза.
   Хозяин винного погребка стоял рядом с испуганным выражением лица.
   -- Нет, мне хорошо! -- закричал Корнилий. -- Есть у тебя коньяк или виски?
   -- Простите, ваше мужество, из крепких напитков у нас только водка маггрейдского разлива... Да и то... -- виноторговец несколько замялся, но всё же продолжил: -- Сами понимаете, это не вполне по Закону...
   -- Неси, неси скорей! -- Корнилий уже не мог сдержать многолетнего вожделения. -- И что-нибудь закусить!
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
   МАГГРЕЙДСКИЙ
   КОНТРАКТ ОЗЗИ
  
   Голодовка давалась Оззи нелегко. Молодой организм требовал пищи, да и по-настоящему голодать ему пришлось впервые. Несмотря на трудные времена, его отец делал всё, чтобы дети были сыты. К тому же еду в изолятор приносили с завидным постоянством, методично заменяя ранее не тронутые блюда. Смотреть на пищу, глотая слюни, было невыносимо.
   Вдруг, прямо с утра, в изолятор пожаловал сам Геронтий. Глава Тайной полиции придирчиво осмотрел осунувшегося Оззи:
   -- Нет, так дело не пойдёт, дорогой мой эллизорец! Если ты ослабнешь от голода, то тем более не сможешь помочь своему отцу!
   Оззи с неприязнью глянул на Геронтия и промолчал.
   -- У меня есть некоторые соображения, как помочь тебе и твоему папаше! -- продолжил Геронтий. -- Мы готовы отпустить тебя в Эллизор! Правда, на определённых условиях! Имей в виду, что всё это уже одобрено высшим руководством! Но прежде чем мы начнем говорить об этом, ты должен привести себя в порядок. Пожалуйста, подкрепись, умойся, и мы совершим небольшую прогулку! Во время неё всё и обсудим...
   После минутного колебания Оззи согласился. Да и, в самом деле, какой ещё у него был выход? Голодовка подтачивала его силы, сбежать он не мог, а тут сами маггрейдцы предлагают помочь его отцу! Может, это и подозрительно, но ничего не поделаешь: главное, попасть в Эллизор, а там будет видно!
   Примерно через час, они уже ехали в лёгкой пролётке по улицам Маггрейда в сопровождении двух верховых стражников с помповыми ружьями за плечами. Возле одного из домов к ним неожиданно подсел Главный советник Сарторий, и кавалькада стражи увеличилась ещё на четыре человека. Оззи сидел на переднем сидении спиной к движению, прямо напротив двух властных вельмож, от которых зависела его судьба и, что не исключено, судьба его отца и других близких.
   Сарторий и Геронтий заговорили друг с другом, не обращая на Оззи никакого внимания, словно он и не соседствовал с ними в пролётке или был неодушевлённым предметом.
   -- Империус принял окончательное решение, -- сказал Сарторий, -- в Вирленде будет построена башня!
   -- Башня? -- переспросил Геронтий. -- А зачем нам башня? И большая будет башня?
   -- Подозреваю, что это будет грандиозное сооружение, которое совместит в себе техническое и культовое значение... Кстати, давай отправимся туда, мне сегодня нужно там побывать...
   И Сарторий дал указание кучеру держать путь в Вирленд через центр Маггрейда. Выбор именно такого маршрута был неслучаен: Сарторий желал, чтобы Оззи как можно более впечатлился величием и мощью столицы клана. Заинтересованность Главного советника в Оззи объяснялась не только любовью к гладиаторским боям, но и тем, что он был сыном одного из высокопоставленных лиц в Эллизоре. Сарторий знал, что интересы Маггрейда и Эллизора рано или поздно пересекутся. То есть, разумеется, они пересекались и раньше, но это было ещё некритично. А вот теперь, когда Маггрейд усилился и обрёл значительную техническую мощь, внешняя экспансия станет неизбежной, но на её пути, как кость в горле, оказывался Эллизор. Этот клан -- один из ближайших соседей и лежит на перекрестье основных, в том числе и торговых, путей, так что обойти его никак нельзя! Но будь это обычный клан, Маггрейд легко бы подмял его под себя! Однако Эллизор и эллизорцы -- это совершенно особый случай. Недаром же есть поговорка: упрям, как эллизорец, и эта поговорка точна: Эллизор, с его дремучим Законом и обострёнными моральными представлениями, с его крайней внутренней обособленностью, невозможно ассимилировать или поглотить, а прямая война на уничтожение сейчас не выгодна имиджу Маггрейда.
   Одно время Сарторий питал надежды на то, что удастся приручить Эллизор с помощью Главного хранителя Закона Анасиса, который тот ещё плут, но опыт показал, что этот тип, пусть и корыстен, подл и хитёр, но сдать Эллизор будет не в состоянии, поскольку это просто не в его силах. Но вот, наконец, случай представился! С помощью этой троицы из Эллизора стало известно, что во властных структурах последнего назрели потрясения, и заполучить в Маггрейде в качестве заложника сына одного из хранителей, пожалуй, большая удача. Ну, и в качестве гладиатора тоже, почему бы и нет, это неплохая "легенда". Естественно, всё это Сарторий не стал излагать Оззи. Пока что общая задача не так уж сложна: Оззи и так загнан в угол, и нужно только указать ему надлежащий выход.
   -- Так вот, дорогой наш храбрец, -- обратился, наконец, Сарторий к Оззи, когда они миновали центр Маггрейда, -- ты оказался в очень трудной ситуации... Во-первых, ты с друзьями можешь быть обвинен в шпионаже... А во-вторых, что ещё хуже, ты виновен в убийстве нашего тюремного стража... Та рана, которую ты нанес ему, оказалась смертельной... -- Тут Сарторий сделал для произведения наибольшего эффекта паузу, и Оззи совсем сник. -- А как ты, наверное, знаешь, дружок, -- продолжил советник, -- Маггрейд не любит, когда убивают его людей -- и, если дать такого рода обвинению ход, то результатом будет смертная казнь... Но... -- тут Сарторий сделал вид, что ему надо высморкаться, достал носовой платок и пару раз приложил его к носу. -- Но, дружок, ты нам очень понравился как боец, и мы решили сделать для тебя исключение. Мы, так и быть, отпустим тебя в Эллизор, где ты должен будешь уладить свои дела, после чего ты вернёшься и поступишь на условиях пятилетнего гладиаторского контракта в известную тебе гладиаторскую школу. Заметь, что даже не в качестве раба или преступника, чего ты, вообще-то говоря, и заслуживаешь, а в качестве вольного контрактника. Думаю, ты должен согласиться, потому как других вариантов у тебя просто нет...
   Оззи медленно кивнул: действительно, даже если он сейчас выпрыгнет из коляски и даст дёру, вряд ли он сможет уйти далеко, когда по всему Маггрейду столько стражи. Да и Белла всё равно остается у них...
   -- Я вижу, ты что-то хочешь спросить? -- улыбнулся Сарторий и своей улыбкой чем-то напомнил Оззи Главного хранителя Анасиса. И действительно, они были во многом схожи: и возрастом, и телосложением, и выражением лица, и той же лживой, но словно бы одновременно искренней улыбкой. Может быть, они похожи и своей подловатостью? -- Наверное, ты хочешь спросить о своей невесте? Не беспокойся, как только ты вернёшься и поступишь в гладиаторы, мы сразу отпустим её в Эллизор. Честное слово советника, так и будет! В конце концов, пять лет не такой большой срок, а вы оба ещё совсем юны, так что твоя невеста сможет подождать эти несколько лет. Если хочешь, мы можем всё это прописать в контракте, чтобы ты не волновался относительно её судьбы... Ну, вот, и Вирленд, дружок, пожалуй, тебе придётся прогуляться обратно с одним из стражей, а мы с Геронтием пока займёмся делом, так что я с тобой прощаюсь и желаю удачи в эллизорских делах, а все детали тебе позже изложит наш главный полицейский...
   Вельможно взмахнув рукой, Сарторий вышел из коляски и направился вместе с Геронтием и большей частью стражи к огороженной старым бетонным забором территории, бывшей, по всей видимости, тем самым Вирлендом, которому ещё предстояло сыграть в судьбе Оззи, да и всего Эллизора, весьма значительную роль.
   Но, естественно, Оззи ещё не мог знать об этом. Он просто огляделся, и окружающая местность не произвела на него особого впечатления: довольно унылые холмы вокруг, заросшие маггрейдским мутировавшим тростником. Оззи вспомнил, что этот тростник очень опасен: если продираться сквозь него без специальной защитной одежды, то острые листья этого дикого послевоенного растения могут рассечь тело до костей.
   -- Ну что, пошли? -- хмуро буркнул страж, которому конвоировать Оззи пешим ходом не доставляло никакой радости.
   -- Пошли, -- согласился Оззи.
   Особой радости он тоже не испытывал, но по крайней мере у него появилась хоть какая-то надежда.
  
   С утра вновь выздоровевший Анасис появился в Высшем Совете и принялся ускоренными темпами заниматься подготовкой судебного процесса по делу Чужестранца. Правда, тут же начались сложности: куда-то запропастился начальник стражи Корнилий, который до сего дня всегда отличался исполнительностью и пунктуальностью, а теперь просто не явился на службу.
   Это, конечно же, несколько выбило Анасиса из колеи, ведь именно Корнилий наиболее сведущ во всех протокольных тонкостях обвинения. Пока Корнилия искали по всем Эллизору, Главный хранитель взялся сам разбирать бумаги и свидетельские показания. Впрочем, всё было не так уж плохо, ведь главный козырь обвинения -- Чужестранец -- был заключён в тюрьме и мог быть представлен на процессе воочию. Однако память сыграла с Анасисом плохую шутку: сколько он ни напрягал мозги, никак не мог вспомнить, допрашивал ли он Чужестранца? Вроде должен был, вроде даже к нему направлялся, но дальше... дальше -- словно черный провал... Да, видимо, как раз в то время Анасису стало плохо, и его отвезли к Деоре. Хорошо, хоть она вновь помогла... Да, так оно и есть: протокол допроса Чужестранца отсутствовал. Придётся допрашивать непосредственно в суде, может, так будет и лучше... Тут Анасис запнулся в естественном течении собственных мыслей: а что там происходило вчера у Деоры? М-да, стареем... Почему-то память ничего из вчерашнего вечера не сохранила.
   Наконец, Анасис сосредоточился и постарался свести все имеющиеся факты воедино. Пожалуй, почти всё клеилось, даже несмотря на то, что Эндрю и Силентиус отказывались свидетельствовать против Оззи и Леонарда, а отец Беллы Александр вообще не соглашался выступать в суде. Но Анасис из своего опыта знал, что в сложных судебных разбирательствах редко всё идёт гладко и в соответствии с первоначальным планом. Невозможно предугадать, какие именно факты или сведения могут всплыть в тех или иных показаниях. Вообще, как думал сам хранитель, хорошее судебное дело это всегда творческий процесс. Да, Анасис всегда мнил себя творческим человеком: все его остальные интриги, дела и делишки не давали такого яркого творческого удовлетворения, какое могло дать продолжительное по времени и яркое судебное разбирательство. Если бы Главный хранитель имел представление о былой инструментальной музыке, то, наверное, сравнил бы себя с дирижёром симфонического оркестра -- по крайней мере, тогда, когда возглавлял важные судебные процессы. О-о, воплощением Закона в жизнь надо дирижировать, это есть целое искусство! И один из важнейших факторов в управлении такого рода процессами -- целостное представление о том, что именно ты хочешь, можешь сказать. Это есть и необходимость иметь некий изначальный конкретный образ формируемой тобой реальности.
   В том-то и заключалась беда, что на этот раз цельный образ в сознании хранителя никак не складывался. Что-то препятствовало тому. Препятствовало в самом сознании Главного хранителя, словно там появилась существенная, недоступная контролю Анасиса область, которая сама пыталась влиять на принимаемые им решения. Однако не отступать же от задуманного исключительно только по причине того, что образ будущего суда внутренне пока не оформился. "Ничего, там будет видно", -- подумал Анасис и поинтересовался у одного из стражников, не нашёлся ли Корнилий. Пока не было никакой информации. "И всё же чего-то не хватает, -- продолжал размышлять Главный хранитель, -- задора какого-то, что ли, нет, куража, радости..."
   Вот именно, не было радости! Она обветшала, истаяла, истощилась. Быть может, фокус заключался в том, что в особенности поубавилось элементарного бытийного радования, или, проще сказать, радости жизни. Да, вероятно, с тех пор когда не стало любимой супруги хранителя, с того момента как ему, охраняя Закон, пришлось самому отравить её... А ведь было время, когда Анасис чувствовал неподдельную переполняющую всё существо радость! Правда, вполне чистой и цельной эта радость была только в детстве, да, отчасти, в юности, позже -- с того времени, как он стал хранителем, -- радость приняла другие формы: превратилась в то, что в некоторых опасных спортивных состязаниях называют "кураж". Иначе, это ещё можно поименовать чувством риска, адреналином в крови... Без этого Анасис тоже не мог жить, это как вино, как наркотик, причем посильней, чем гашиш или кокаин... А вот радость, настоящую радость во всей полноте можно испытать только в детстве...
   Главный хранитель вспомнил праздник Листопада: то, как это происходило во времена его юности. Это были годы первого кланового замирения, жили бедно и голодно, да и сам праздник оформлялся с гораздо меньшей помпой, чем сейчас. Так, хороших берёз вокруг было не найти, они тогда, кажется, и не росли в этом климате. Потом, позже, вывели специальные южные сорта берёзы, насадили их в Эллизоре и начали совершать праздник Листопада куда более пышно... А тогда... привезённая с большими трудностями и опасностями с севера чахлая берёзка была воплощением верности своим корням и чему-то, наверное, высшему! И опять же, как ни странно, то был символ настоящей радости. Хотя, если задуматься, чему здесь особо радоваться? Да, праздник Листопада это символ завершения страды, сбора урожая, удачно прожитого трудового года, надежда на то, что и будущий год удастся прожить без войн, голода и особых потрясений. Ни один клан, ни один народ не может обходиться без символов, обычаев, без своей героической истории. Проблема в том, что с окончанием Последней мировой внутри сформировавшихся кланов с этим были неслучайные проблемы. Да, эллизорцы считали, что их клан основало некое северное племя, мигрировавшее южнее из-за войн и экологического загрязнения той территории, на которой пришлось жить ранее, но ведь установить, вычислить первичную этническую основу Эллизора оказалось невозможно! Словно явились родоначальники клана почти неоткуда, посадили в центре столицы берёзовую Аллею славы Эллизора, и одним этим ограничилось всё их историческое прошлое. Не густо! Прямо скажем, бедновато! Южные крови быстро перебили северное происхождение. Вот и осталось всего несколько рудиментов, типа обязательной берёзки в день праздника Листопада, а серьёзной исторической памяти всё равно нет. И тем не менее Анасис готов был поспорить, что те давние уже детские впечатления от общей атмосферы праздника, жёлтые, оранжевые, багряные искусственно изготовленные листья, которыми украшали привезённое из дальнего края дерево и которые под праздничное торжественное пение с помощью специального устройства срывались с ветвей, а далее с помощью искусственного вихря кружили в воздухе над центральной площадью, -- всё это было тогда очень живо, празднично, неповторимо...
   Когда в очередной раз вошел страж с докладом, Главный хранитель сидел среди вороха бумаг с отсутствующим видом и блуждающей детской улыбкой на устах. Впрочем, длилось это совсем не долго. Уловив, что в помещении кто-то есть, Анасис встрепенулся и спросил:
   -- Ну что?
   -- Осмелюсь доложить, -- проговорил страж, -- начальник охраны Корнилий найден!.. -- тут страж запнулся, подбирая слова, и наконец, выпалил: -- Он находится в состоянии запоя!
   Вздрогнув от неожиданного известия, Ананис поднялся из-за металлического хранительского стола и слегка потянулся, с некоторым удивлением отметив, что не ощущает привычного похрустывания и ломоты в костях: тело было каким-то невесомым, будто отсутствующим. Вообще, если разобраться, не такое уж это и неожиданное известие: каждый человек имеет свою слабость, от каждого человека можно ожидать чего угодно. Корнилий и так держался достаточно долго и не мудрено, что в решающий момент сломался.
   "Ничего, -- подумал Главный хранитель, -- обойдусь и без него, справлюсь как-нибудь, чай не в первый раз. Надеяться можно только на себя!" С такими вот обыденными мыслями Анасис решил вернуться к работе и наугад достал из нижнего ряда один из запылённых томов со стенограммой какого-то старого процесса. Хранитель любил перед предстоящим судебным заседанием окунуться в историю уже давно прошедших судов, потому что это порой наталкивало его на свежие идеи или подсказывало неожиданные ходы. Недаром же говорят, что всё новое есть хорошо забытое старое. Однако когда Анасис наугад раскрыл том, из него выпала средних размеров тетрадь, явно ещё довоенного выпуска, с пожелтевшими страницами, наполовину исписанными чернилами синего цвета и не исключено, что старинной шариковой ручкой.
   С удивлением Анасис перелистал страницы и почувствовал, как сильно задрожали его руки.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
   ТЕТРАДЬ, НАЙДЕННАЯ
   ГЛАВНЫМ ХРАНИТЕЛЕМ
  
   "Невероятно, но можно сделать вывод, что времён года почти не стало: летом чуть теплее, зимой чуть холоднее, но всё так же дождливо и слякотно. Ясного синего неба почти не бывает -- только иногда, в редких разрывах сплошной облачности. Скорее всего, это последствия так называемой ядерной зимы, хотя, думаю, до этой проклятой войны вряд ли кто, даже и представители учёного мира, отдавали себе отчёт в том, чем это всё может обернуться. Нет, они, конечно, могли рисовать картины внешне гораздо более ужасные, вплоть до полного уничтожения среды обитания человека, но того, что именно с этой само средой произойдёт, какие сдвиги, какие неожиданные, точнее, непостижимые человеческому уму мутации возникнут, -- этого, надо думать, тогдашние яйцеголовые никак не могли себе представить.
   Сегодня вновь пришлось восстанавливать ограждение. В течение ночи было две попытки прорыва: одна пустяковая, другая -- довольно опасная. В первом случае какая-то мелкая тварь подорвалась на старой пехотной мине ещё в первой полосе ограждения. Поскольку на месте подрыва были видны лишь мелкие ошмётки, то мы даже и осматривать их не стали. А вот на третьем участке дела оказались посерьёзней: там прорвалась довольно большая тварь (размером с довоенного бурого медведя) и даже успела сильно поранить дежурного стража -- прежде чем этого монстра смогли завалить несколькими зарядами из двустволок. Вообще, использование огнестрельного оружия ввиду ограниченного боезапаса является случаем чрезвычайным, однако при осмотре убитого монстра, пришлось согласиться, что иного выхода у стражей не было. Мутант сей явно ещё неизвестного нам рода: какой-то гладкокожий, почти без шерсти, со сплюснутой широкой мордой, саблезубый и, главное, с очень длинными изогнутыми когтями, которые своей формой напоминали, скорее, небольшие тщательно заточенные кинжалы, чем когти.
   -- Во-о какие, видал?! -- сказал старший караульной смены. -- Как он старика-то нашего ими полоснул! Тот, видно, не жилец!
   -- Кого? -- переспросил я.
   -- Да Ивана нашего, Ивана! Жаль его, самый старший он у нас, много чего из довоенного помнит! Эх, не повезло ему, как раз он дежурным здесь стоял, когда эта чудища попёрла... И как ведь быстро скакала, как на пружинках! Эх, как мы теперь без Ивана?!
   До меня не сразу дошло, о ком он говорит:
   -- Ты об этом русском старике говоришь?
   -- Русском? -- переспросил старший караульный.
   Вообще-то говоря, сейчас, после войны, национальные особенности и различия почти начисто стёрлись в сознании уцелевших.
   -- Ну да, вроде из русских... Он же, кстати, этот как его... Эх, забыл, как называется... А-а, вспомнил, поп он, кажись, был до войны!
   -- Кто? -- удивился я, потому что слышал об этом впервые.
   -- Ну, этот... священник то есть!
   -- Он сам об этом говорил?
   -- Говорил? -- караульный задумался. -- Да сам вроде не говорил -- другие говорили...
   Тут и я призадумался. Дедка я этого знал только внешне, может быть, от силы перекинулся однажды парой фраз, не более того. Был он уже слабоват для серьёзных работ и поэтому нёс в основном караульную службу, проблем которой я прямо не касался, за исключением разве что, вот как сейчас, случаев серьёзных прорывов. Причины помалкивать о своём прошлом у старика, наверное, были. Многое из того, что было связано с институтами довоенного прошлого, у оставшихся в живых часто вызывало, что называется немотивированную злобу. Мне вообще казалось, что всё священство, к каким бы конфессиям оно ни принадлежало, погибло во время войны или было вырезано в самые первые год-два после окончание активных боевых действий.
   Этому старикану, как видно, удалось хорошо замаскироваться и уцелеть. Хотя всё равно ведь раскусили! Как видно, спасло его то, что в принципе он заслуживал уважения, да и принятые внутри нашего клана нормы толерантности, в целом, работали: не грызть друг друга, какое бы прошлое кто не скрывал. А скрывать что-либо или просто опасаться за себя мог почти каждый.
   -- Он жив? -- спросил я.
   -- Пока жив, -- ответил караульный. -- Но боюсь, долго не протянет. Раны уж больно серьёзные.
   -- Ладно, пойду навещу его, -- сказал я максимально равнодушным тоном, чтобы не выдать свою заинтересованность. -- Мутанта пока уберите в погреб номер шесть, он пустует, я потом проведу подробный осмотр".
  
   Анасис на время оторвался от чтения случайно обнаруженной им тетради и слегка перевёл дух. Пальцы уже не дрожали, но тревога только усилилась. Кто же, кто же мог спрятать здесь эту старую тетрадь, содержащую крайне опасные для дела хранителей записи? А ведь тот, кто знаком с данными записями, при определённой осведомленности в истории Эллизора, легко может подобраться к самой главной тайне Закона. Это мог быть тот же Леонард -- ещё до своего заключения в тюрьму.
   Хранитель отставил в сторону кувшин с вином и налил себе воды: в подобной ситуации надо стараться сохранять трезвую голову. Несколько раз тряхнув оной, Анасис попробовал сосредоточиться и вновь открыл тетрадь:
  
   "Старик Иван лежал в общем лазарете, в дальнем углу. Меня предупредили, что хотя он и в сознании, но вряд ли переживёт эту ночь. К тому же рассудок его может помрачаться.
   Я молча присел возле его кровати. Почувствовав, что рядом кто-то есть, он открыл глаза и некоторое время молча смотрел на меня, видимо, не сразу узнав, кто пришёл к нему. Он, действительно, был стар, а теперь, после смертельного ранения, его глаза горели лихорадочным блеском, но между тем в старческом его облике я вдруг увидел неизгладимое благородство, на которое раньше не обращал внимание.
   -- А-а, это ты... Михаил, ты пришёл!
   -- Да, почтенный Иван, спасибо тебе, что защитил нас от этой твари! Как ты себя чувствуешь?
   Старик посмотрел на меня с недоумением, словно не понимая, о чём я говорю.
   -- Это всё неважно, я всё равно скоро умру, -- проговорил он медленно, взвешивая каждое слово. -- Важно другое: что будет с нашим кланом...
   Я пожал плечами: меня тоже занимал этот вопрос, но определённого ответа у меня не было. Мало того, не было и особых надежд: скорее всего, речь шла исключительно о выживании, причём без особых на то перспектив, потому что сообщество наше было малочисленно, а запасов оружия, техники и продовольствия не так много. Сверх этого, по соседству располагались более могущественные кланы, ожидать от которых особого миролюбия не приходилось. Не говоря уже о том, что в последний год активизировались различные мутанты...
   -- Клан может выжить и подняться! -- вдруг уверенно проговорил старик, и глаза его ещё сильнее загорелись.
   -- Возможно, что и так, -- спокойно ответил я, понимая, что старик может бредить. -- Но, к сожалению, у нас нет к тому серьёзных оснований...
   -- Основания всегда есть! -- умирающий простёр из-под одеяла сухую жилистую руку с неотмытыми кровавыми следами и схватил меня за запястье. -- Господь до конца не оставит своих людей!
   Ну, конечно, это уже начался религиозный бред, подумал я и хотел было промолчать, но не смог сдержаться, потому что в принципе не люблю высокопарных речей, от кого бы они не исходили.
   -- Прости меня, почтенный, -- сказал я, с трудом скрывая своё раздражение, -- но история последних лет показала, что если даже Всевышний и существует, то ему глубоко плевать на наши страдания и нужды. Иначе бы Он не допустил великой войны и того положения, в котором мы находимся сейчас!
   Старик некоторое время молчал, рассматривая меня, словно стараясь понять, того ли человека он видит, которого желал бы лицезреть перед собой.
   -- Ты, Михаил, как и большинство, не понимаешь, что, на самом деле, произошло, -- наконец проговорил он спокойно, хотя и с видимым трудом. -- Произошла не просто мировая война. Сама по себе эта война была лишь следствием. Следствием того, что большинство людей совсем забыли о Боге. Даже мы, христиане, стали о Нём забывать. Нас слишком увлекли иные реальности... Пагубность этих увлечений мы так до конца и не поняли, не осознали... Но это долгий разговор, а у меня нет времени. Проблема в том, что это не Всевышний нас оставил, а мы удалились от него в иную среду обитания... Как будто грехопадение произошло ещё раз, с новой силой.... -- тут старик опять замолчал, собираясь с мыслями. Было заметно, что ему становится всё хуже. -- Впрочем, ты не поймёшь этого, ты тоже уже сросся с этой реальностью и не знаешь ничего другого. Пойми только, что Господь всё равно хочет всем блага, хочет всех спасти... Да, оставих Тя, не остави мене... Но в новой реальности Он не может действовать прямо -- так, как раньше, даровав нам общение с Собой непосредственно... Теперь Он действует иными путями...
   В словах старика было нечто завораживающее, так что я невольно поддался какому-то внушению, своего рода магии его речи, и невольно почувствовал, что... верю ему. Вера?.. Ну да, я ощутил, что старик именно имеет веру, чего ни у кого вокруг уже не было в принципе. И говорит тоже с верой... И вот это нечто, это качество, или как там ещё эту самую веру можно было бы определить, проще сказать, наличие этой самой веры вдруг показалось мне, действительно, великой и важнейшей ценностью. Гораздо более важной, чем просто физическое выживание в этом проклятом послевоенном мире. Решительно за всю мою предыдущую жизнь это было самым великим открытием. И самым удивительным было то, что всё это исходило от смертельно раненного старика, которого проще всего было бы счесть не пророком, а просто умирающим сумасшедшим.
   Но я верил, что это далеко не так. Иван, вероятно, понял, что его слова достигли цели, ещё крепче сжал мою руку и уже громким шёпотом произнес:
   -- Ты должен поступить следующим образом! Ты станешь во главе Эллизора...
   -- Что? -- не понял я.
   -- Назовёшь клан Эллизором!
   -- Почему это Эллизором?
   -- Не важно, не могу сейчас объяснять! Но так надо! -- старик замолчал, вновь собираясь с мыслями. -- А теперь самое важное! -- продолжил он. -- В Эллизоре выше всего должен быть Закон! Иначе клан не выживет!
   -- Какой закон? -- удивился я.
   -- Закон будет дан специально, если ты исполнишь то, что я тебе говорю! Каким образом это будет -- не знаю, но Господь сам решит... Но для этого вы все должны соблюсти несколько важнейших условий!
   "Уж не бредит ли он в самом деле, -- вновь закралась в мой ум предательская мысль, -- условия какие-то".
   -- Так вот послушай и не забудь! Условия такие: справедливость и милосердие по отношению ко всем членам клана, в том числе к больным, увечным и умственно неполноценным. Следующее... вы должны отказаться от магии и колдовства любого рода! Знаю, сейчас это ещё не очень распространено, но настанут времена, когда всё вокруг подчинится магии, но Эллизор должен быть свободен от этого!
   "Однако!" -- подумал я и хотел кое-что уточнить у старика, но тот вновь сжал мою руку:
   -- Не перебивай! -- выдохнул он. -- Постарайся всё запомнить! Откажитесь от магии, и будет вам благо от самого Господа!.. И... следующее... В какой ситуации бы ни находился Эллизор и сколько бы у вас ни было женщин и семейных пар, вы должны обязательно рожать всех детей! И для этого постараться создавать отдельные семьи, охранять их и поддерживать. Тогда вам будет помогать Всевышний!
   Я невольно дёрнул рукой, и старик ослабил свою хватку.
   -- Но ты же знаешь, почтенный, что после войны рождение детей стало очень сложным делом, -- проговорил я, -- большинство родов заканчиваются смертью матери. Многие женщины из-за этого вообще боятся иметь детей!
   -- Я знаю, -- старик уже лежал, смежив очи, как видно, смертельная усталость начала побеждать его, -- но если вы не выполните этого условия, то все погибнете и Эллизора не будет. Кроме того, со временем, если не отказываться от детей, если не убивать их, смертельные исходы в родах уменьшаться и прекратятся... Нужно какое-то время для этого...
   Старик замолчал и, похоже, погрузился в себя. Я тоже молчал в течение нескольких минут, стараясь осознать всё, что услышал. Почему-то во мне росла уверенность, что всё это не бред, но та правда, которая всех нас может спасти и которой до сей поры так не хватало.
   -- Вот ещё что, -- старик постарался приподняться, хотя и давалось это ему с явным трудом, затем вытащил из-под одежды и стал снимать с шеи какой-то предмет. Это была сильно потертая и, видимо, когда-то позолоченная цепочка с висевшим на ней непонятным, тоже позолоченным, предметом. -- Вот мой крест... -- с трудом проговорил старик. -- Нет, он не из золота или серебра, поэтому материальной ценности не представляет... Но ты должен взять его себе и носить его...
   -- Как талисман? -- спросил я, принимая этот старый металлический крест с изображением Распятого в свои руки.
   Старик невольно улыбнулся, хотя было видно, что улыбка почти не даётся ему.
   -- Можешь считать, что да... пусть это будет твой талисман...
   Тут я заметил, что дыхание его участилось, а глаза начали мутнеть.
   -- Я ещё хотел сказать, -- прохрипел он, -- что Закон будет очень важен, но это не главное... Главное, что всё равно придёт... -- речь его начала прерываться.
   -- Что? -- не понял я. -- Кто придёт? Когда...
   -- Боюсь только... вы его не узнаете...
   Это были последние слова старика. Наверное, ещё с полчаса я сидел возле мёртвого тела, пытаясь осознать услышанное. Вроде бы, за исключением последней фразы, я всё воспринял и более или менее понял. Оставалось только сформулировать сам Закон. Точнее, получить его или найти. Однако как это произойдёт, старик так и не сказал.
   Но не прошло и месяца..."
  
   Анасис лихорадочно перевернул страницу и обнаружил, что далее в тетради нет листов: похоже, что кто-то просто-напросто аккуратно вырвал их.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
   ОЗЗИ И ДЕОРА
   СОБИРАЮТСЯ В ПУТЬ
  
   Главу Тайной канцелярии Маггрейда, если постороннему человеку взглянуть на него несколько со стороны, не зная, кто он есть на самом деле, вполне можно принять его за обычного канцелярского служащего -- в особенности когда Геронтий восседал за своим письменным столом. Правда, среди бумаг на столе не было характерного бюрократического порядка, но вид у Геронтия был, как правило, строг и сосредоточен, а небольшие круглые очки подходили именно канцелярской крысе, но никак не одному из самых опасных людей клана.
   -- Ты, пожалуй, присядь... -- буркнул Геронтий, коротко глянув из-под очков на Оззи, -- нужно всё проверить по списку, чтобы не было пропусков и ошибок... За всё распишешься, а когда вернёшься, отчитаешься...
   Оззи молча присел на табурет, стоящий напротив стола.
   -- Та-ак, сухой паёк... -- бормотал Геронтий, продолжая внимательно изучать список. -- Ага-а, спальный мешок... Ишь расщедрились... Гм-м, ну да, ну да, жеребец трёхлетка, пегий, особой маггрейдской породы, седло, сбруя...
   -- Мне нужно моё оружие, -- подал голос Оззи, -- мой меч и мой арбалет!
   Геронтий прервал изучение списка и с интересом воззрился на своего невольного подопечного.
   -- Гм! -- усмехнулся он, словно закашлялся. -- Может быть, тебе ещё помповое ружьё дать? Или автомат Калашникова? Знаешь, что такое автомат Калашникова?
   Оззи кивнул: в принципе он знал, что это за оружие, хотя в самом Эллизоре на нынешний момент оставался всего один исправный экземпляр.
   -- Ну, ладно, оружие тебе отдадут, не бойся, -- посерьёзнел Геронтий и поднялся из-за стола, -- давай расписывай вот здесь и вот здесь! Сейчас пойдём на склад получать амуницию, отправишься прямо сегодня, нечего зря время терять!
   По дороге на склад, который находился на соседней улице, Оззи терзался вопросом, позволят ли ему увидеться с Беллой, но лик Геронтия был настолько непроницаемым, что юноша не мог решиться высказать свою тревогу.
   -- Итак, вроде всё ничего! -- сказал Геронтий уже на складе, внимательно осмотрев, как Оззи одет, а также -- оружие и всю его экипировку. -- Коня получишь на выезде, в окружной конюшне. Тебя туда сопроводят... Теперь вот что... -- Геронтий достал из сумки-планшета футляр в виде трубки с застёжками, опечатанный, с прочным ремешком. -- Это спрячь под одежду, можешь повесить на шею. Печати не срывай и что внутри не смотри! Передашь непосредственно вашему Главному хранителю. Там документы, которые могут помочь твоему отцу. Вот тебе ещё пропуск на выезд и въезд в Маггрейд, он действителен в течение месяца, не больше. За это время ты должен уложиться, это в твоих же интересах! Желаю удачи!
   И Геронтий холодно улыбнулся.
   -- У меня одна просьба! -- решился, наконец, Оззи. -- Моя невеста...
   -- Нет, это исключено! -- решительно заявил начальник Тайной канцелярии. -- Увидишься со своей невестой, когда уладишь все дела в Эллизоре... Если вернёшься обратно цел и невредим! -- Он ещё усмехнулся и, как видно, решил смягчить пилюлю: -- Ничего страшного, она будет в безопасности. Мы переведём её под домашний арест: поживёт у твоего братца Фаддея, а трудиться будет там же, в санчасти, она уже там попривыкла, да и мамаша Зорро ею вполне довольна!
  
   В очередной раз Деора удивила своего сына тем, что велела ему собрать и уложить вещи таким образом, как если бы им пришлось отправиться в далёкое путешествие.
   -- Но разве мы должны куда-то бежать, мама? -- испуганно спросил Яков.
   Его мать сидела за столом в гостиной и сортировала какие-то травы, неслышно шевеля губами -- как видно, вела счёт: "Триста головок шептуньи и полсотни иван-чая..." -- прошептала она и, подняв голову, задумчиво посмотрела на сына:
   -- Не исключено, -- сказала она спокойным, но мрачным тоном, -- наше вынужденное бегство совсем не исключено...
   -- Но почему, почему?! -- возмутился Яков. -- У нас же здесь дом, хозяйство! Да и куда мы пойдём?!
   -- У нас не будет другого выхода, сынок, если в Эллизоре воцарится Чужестранец!
   В голосе матери прозвучала такая странная уверенность в неудобном для них будущем, что Яков испугался ещё больше.
   -- Да как же это может быть?! -- воскликнул он и даже выпрыгнул из-за стола, за которым до этого сидел напротив матери. -- Это же просто невозможно! Ведь уже объявили, что завтра в Высшем совете начинается суд по делу Чужестранца!
   -- Это меня и пугает, дорогой мой сын! -- усмехнулась Деора.
   -- Так ведь Совет должен осудить и приговорить Чужестранца вместе с Леонардом и Оззи! Нам-то чего тогда бояться?! Да, мы должны выступить свидетелями, но ведь наши показания будут правдой, а не ложью!
   Деора только махнула рукой и, встав из-за стола, закончила расфасовку трав по отдельным пакетикам.
   -- Я не могу тебе объяснить всё, но я очень боюсь, что весь этот суд закончится полной катастрофой! А в этом случае нам придётся уносить ноги из Эллизора! -- на минуту Деора задумалась и затем продолжила. -- Не знаю, сможем ли мы достать коня, поэтому ты должен взять минимум необходимых вещей -- столько, сколько, если что, ты мог бы нести сам.
   Яков не стал продолжать спор, но остался в недоумении. Совсем недавно он убедился, насколько его мать сильна в магии, и вот теперь она почему-то выказывает такое очевидное малодушие. Как-то это, мягко говоря, не последовательно. Он вышел из дома и огляделся: осеннее тепло ещё не спало, но до праздника Листопада оставалась уже недолго. Сколько себя помнил Яков, на этот праздник всегда бывало прохладно. Сын Деоры лишь усмехнулся своим мыслям: подумаешь, "праздник Листопада", какая сентиментальная чушь, зачем здесь, в этом Эллизоре, какой-то искусственный листопад? Да ещё обязательно из берёзовых листьев? В чём, вообще говоря, смысл праздника? Ладно, собираться, так собираться: не так уж много у Якова вещей, да и любимый арбалет всё равно неисправен. Впрочем, в последнее время сын Деоры начал осознавать -- не в одном оружии могут быть сила и мощь: мечи, стрелы, копья, ружья -- это всё лишь только внешнее... Куда важней -- сила слова или даже сила мысли!
   Рыжая мелкая собака пробиралась вдоль канавы напротив дома. Яков с интересом посмотрел на неё, прикидывая, велико ли между ними расстояние, к примеру, для выстрела из арбалета. Собака негромко, с испугом, зарычала и скрылась в кустах за канавой.
  
   По вечерам мамаша Зорро подолгу задерживалась на рабочем месте, а то и регулярно ночевала в одном тюремно-больничном помещёнии вместе с Беллой, где довольствовалась старым топчаном и набитым соломой, как и у остальных заключённых, одеялом. Какие-то родственники мамаши Зорры жили за пределами тюрьмы, но почему-то она к ним не очень благоволила, и, похоже, тюрьма заменила ей родной дом. Постепенно, наблюдая за ней, Белла пришла к выводу, что под маской внешней грубости и даже хамства скрывается сердце доброе, сочувствующее, самоотверженное. Казалось, что здесь кроется какая-то тайна, возможно, давняя драма или трагедия, которая продолжает мучить эту немолодую сварливую женщину.
   День в тюремной больнице для Беллы начинался рано, с рассветом, и включал множество обязанностей и трудов не только по медицинской, но и по хозяйственной части. Может быть, это было и к лучшему: так, по крайней мере, оставалось меньше времени для тоски по Оззи, отцу и родному Эллизору. Правда, всё это время Беллу не оставляли мысли о том, как помочь Оззи и его отцу. Для этого Белла принялась прислушиваться и наблюдать за тем, что происходило вокруг неё. Вскоре она убедилась, что тюрьма при Тайной канцелярии Маггрейда, действительно, является особой. По всей видимости, в неё помещали самых разных по происхождению и статусу людей, которые по каким-то причинам попали в поле зрения тайной полиции. По внешности это были далеко не всегда явные преступники, разбойники, контрабандисты. Напротив, большинство из заключённых, с которыми приходилось контактировать Белле, производили впечатление людей вполне добропорядочных или даже благородных.
   Основное различие наблюдалось, скорее, в физическом и умственном состоянии заключённых: одни были вполне здоровы и крепки на вид, другие -- поражали своим истощённым состоянием, а также заторможенностью и неадекватностью в поведении. В тюрьме при Тайной канцелярии эти люди долго не задерживались, их быстро куда-то переправляли. Чаще всего они появлялись отдельными партиями. Их физическое и психическое состояние казалось тем более странным, что времена настоящего голода, как и времена диких клановых войн, уже миновали. Ходили, правда, слухи, что за границами цивилизованных кланов, на том же Севере, где процветает варварство, по-прежнему бушуют голод и эпидемии, но точных сведений об этом никто не имел, почему и приходилось довольствоваться баснями и догадками.
   С теми, кто поступал в тюрьму измождёнными и больными, было много хлопот: им не только обрабатывали раны, их приходилось, как малых детей, выхаживать и откармливать, что при ограниченном тюремном рационе являлось непростой задачей. Особенно истощённых мамаша Зорро подкармливала продуктами, которые приносила после отлучек на волю. Но всего удивительней было то, что те из больных и измождённых заключённых, кто нуждался в серьёзном уходе, как правило, помалкивали, ни в какие беседы предпочитали не вступать, а на прямые вопросы отвечали уклончиво или не отвечали вообще. Вскоре Белла узнала, что этих несчастных именуют странным словом "креки", или крекнутые. Попытки выяснить, что означает это слово, а также то, откуда именно берутся эти самые креки и куда потом исчезают, не увенчались особым успехом. Один из стражников, который благоволил к Белле и даже снисходил до разговоров с ней, на её осторожные расспросы только рассмеялся и ответил:
   -- Да не бери в голову, дочка, после войны и после всех этих клановых разборок осталось много свободных территорий, где этих психов, не считая мутантов, пруд пруди! Вот изобильный Маггрейд и даёт им приют! Мы же их принимаем, кормим и поим! Приводим, можно сказать, в чувство! А потом их направляют на службу нашему благословенному клану. Рабочие руки везде нужны! Или ты хочешь, чтобы они даром ели свой хлеб?
   То, что сказал страж, выглядело по-своему убедительно, однако не всё в этой версии казалось достоверным. То, что Маггрейд в определённой степени использовал даже рабский труд, это известно, но вот на вопрос, откуда всё же берётся столько несчастных в очень схожем психически неадекватном состоянии, исчерпывающего ответа Белла пока найти не могла. Неужели и вправду клан столь успешно и почти непрерывно отлавливает на варварских территориях до сей поры обитающих там без дела и крова несчастных и, таким образом, даёт им приют, обеспечивая самому Маггрейду дармовую рабочую силу? Неужто так может быть на самом деле? Но почему тогда все они так похожи, с почти одинаковой симптоматикой психических расстройств и заторможенности?
   Мимо как раз проходила мамаша Зорро и, как видно, слышала часть разговора. Будучи ещё трезвой, она молча подхватила Беллу под руку, завела в каптёрку и дохнула ей в ухо горячим шёпотом:
   -- Смотри, дочка, помалкивай! Ишь разлюбопытничалась! Нельзя про крекнутых ничего спрашивать, иначе это для тебя плохо кончится!
   Белла в тот момент согласно кивнула и промолчала. Однако вечером, когда мамаша Зорро в очередной раз угостилась казённым спиртом и заметно смягчилась, Белла попыталась вернуться к этой теме. Благо, в их каптёрке с запасами спирта, лекарств и перевязочного материала никого больше не было. Главврач как раз закусывала бутербродом с большим куском свиного сала, к которому сама Белла питала естественное отвращение, потому как в Эллизоре разведение свиней было запрещено.
   Несмотря на хмель, при возвращении к теме креков, мамаша Зорро тут же словно протрезвела и сказала:
   -- Запомни, в Маггрейде есть темы, которых лучше никогда и ни с кем не касаться! -- и, понизив голос, добавила: -- Изобильный и демократичный для всех членов клана Маггрейд это только фасад! Есть и другой Маггрейд, о котором тебе лучше не знать и в который лучше никогда не попадать!
   Зорро дожевала бутерброд, задумчиво заглянул в свою опустевшую кружку, видимо, размышляя, не плеснуть ли туда ещё спирту, но, как видно, передумала и, не сдержавшись, сказала Белле:
   -- Ты думаешь, Маггрейд в последние годы почему стал такой могущественный? Так возвысился? Естественным образом? Нет, на это есть особые причины!
   И, сокрушённо вздохнув, Зорро вышла из помещения тюремной каптёрки.
  
  
   Поздним вечером Яков сидел у себя в комнате перед большим потрёпанным рюкзаком и размышлял, какие вещи могут ему понадобиться, а какие - нет. Конечно, не худо бы взять с собой большой арбалет, но он слишком тяжёл, да и рукоятку так и не удалось починить. Вероятно, придётся обойтись небольшим учебным, однако от него мало толку. Вот если бы и впрямь Яков мог иметь такую силу мысли и слова, чтобы заранее предотвращать опасности и угрозы, а то и поражать врага на расстоянии без всякого оружия! И ведь, похоже, что всё это не является совсем уж невероятным или фантастичным: магия даёт такие возможности! Другое дело, что эти возможности почему-то у приверженцев магических воздействий проявляются несколько избирательно, а с тем же самым Чужестранцем его мать даже и не пытается вступить в борьбу, заранее признавая собственное поражение. Вот это в сознании Якова пока не укладывалось. Да и оставлять привычную жизнь в Эллизоре было обидно. Возможное бегство, по всему видно, не сулит приятных перспектив. Хотя последние годы и считались годами мира и благоденствия, но если ты выпадал за границы кланового общества, то очень сильно рисковал своим личным благополучием. Это для каждого очевидный факт! Потому изгнание за пределы клана считалось худшим (после смертной казни) наказанием. А тут, даже без всякого приговора, они должны бежать из Эллизора. К тому же сам Эллизор далеко не худшее место, не худший клан. В глубине души Яков отлично понимал, что родиться и жить именно в Эллизоре -- это, в общем-то, большая удача, ведь их клан был одним из самых внутренне стабильных и вообще безопасных сообществ, несмотря на свою небольшую техническую и военную мощь. Кстати, почему это было вообще так?
   Раньше над этим Яков даже и не задумывался, но вот теперь этот вопрос неожиданно возник в его сознании: действительно, а благодаря чему, собственно, Эллизор существует вполне безопасно, не имея ни мощной регулярной армии, ни каменных стен с колючей проволокой, ни минных заградительных полос, как у большинства других кланов? И почему раньше этот вопрос Якова не занимал? Всё это воспринималось само собой разумеющимся. Нет, решительно! В Эллизоре присутствовало что-то такое, чего не могло быть в других кланах: нечто уютное, домашнее, детское, доброе, почти сказочное, о чём раньше Яков и не задумывался... Теперь, да, задумался, но тем более глупо лить слёзы, если ты понял вещи поважней! Как бы хорош ни казался Эллизор, но в нём запрещена магия! Значит, благополучие Эллизора -- эфемерно, оно, это самое благополучие, именно что -- чудо! Но нельзя быть сильным, надеясь только на чудеса, делая чудеса и упование на них основой бытия целого клана. По-настоящему сильным ты можешь быть, если только владеешь собой, управляешь своими, а ещё лучше, и чужими силами. А чудом управлять невозможно, чудо или есть или его нет! "Чёрный рыцарь встал, страх его не взял!" Вот! Рано или поздно Эллизор рухнет, потом что не захотел быть сильным в мире, где сила превыше всего! Сила, а не какой-то там Закон с дурацким "праздником Листопада"...
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
   ПЕРВОЕ ЗАСЕДАНИЕ СУДА
   В ЭЛЛИЗОРЕ
  
   Судебное заседание Высшего совета Закона открыл сам Анасис, хотя это и являлось небольшим нарушением протокола. Впрочем, в экстренных случаях это всё-таки дозволялось. Большой зал для заседаний был полон, потому что после некоторых размышлений Анасис решил не избегать гласности, ведь вопросы, вынесенные на рассмотрения суда слишком значимы, а те, кому предъявлялись обвинения, являлись одними из самых известных людей Эллизора. Присутствовали все хранители Закона и все избранные на должный срок заседатели, за исключением одного -- самого старого и дряхлого, которого свалил сильный приступ ревматизма. Пришлось общим голосованием тратить время на выборы замещающего. Отсутствовал также Корнилий, так и не потрудившийся выйти из запоя. Этот последний факт, конечно, создал Главному хранителю массу дополнительных хлопот, но вовсе не рассматривался им как критический. "Ничего, справлюсь! -- как заклинание повторял про себя Анасис, -- в конце концов, все нити у меня в руках!" Может быть, так оно в какой-то степени и было, но, скорее всего, ему это просто казалось.
   В целом же, по внешним признакам начало первому заседанию положили неплохое: торжественно пропели гимн "Славься, славься, Эллизор, средь равнин и среди гор!", быстро расселись и установилась надлежащая тишина. Достаточно бодро и одновременно величественно Анасис вышел на главное судейское место, дабы произнести свою вступительную речь. И, надо сказать, что выглядел он в тот момент, действительно, недурно, можно даже сказать -- вдохновенно, если не считать некоторой бросающейся в глаза бледности. Особенно её подчёркивала чёрная хранительская тога с чёрным же воротником вокруг полной белой шеи.
   -- Почтенные хранители и члены совета, дорогие сограждане, мужественные стражи и всечестные эллизорцы! То, что мы все присутствуем сегодня здесь совершенно свободно, а не по принуждению, -- начал свою речь Анасис, -- есть свидетельство истинной правильности однажды выбранного нами курса! Курса беспрекословного следования Закону, исполнения Закона, подчинения Закону!
   Тут, как всегда, Главный хранитель сделал эффектную паузу и выкрикнул привычное:
   -- Нет ничего выше Закона!
   Все в зале также привычно встали и трижды проскандировали в ответ:
   -- За-кон! За-кон! За-кон!
   Анасис тем временем перевёл дыхание и продолжил:
   -- Хотя мы и собрались здесь по довольно печальному поводу: ввиду происшедших серьёзных нарушений Закона, однако следует отметить, что в целом ситуация в Эллизоре стабильная, явных внешних угроз нет... Судя по донесениям с мест, сбор зерновых и улов рыбы ожидается на треть больше, чем в прошлом году, и это не может не вселять в нас определённый оптимизм, если мы вообще дерзаем простирать свой взор в будущее. А будущее у Эллизора под благим игом Закона всё-таки есть!
   Все вновь пытались вскочить с мест и опять трижды прокричать: "Закон!", но хранитель остановил этот порыв решительным жестом и продолжил:
   -- И вот... Для всех нас должно быть очевидно, что всеми нашими успехами и достижениями мы обязаны исключительно Самому Закону, а также и тем, кто уполномочен, не зная ни сна, ни отдыха, быть хранителями этой самой главной для нас ценности, тем, кто не зная покоя, просто не ведает другой цели в своём служении и жизни, кроме хранения Закона, соблюдения Закона, следования Закону!
   Здесь Анасису вновь пришлось жестами обеих рук останавливать очередной порыв всечестного собрания.
   -- Но! -- наконец решил перейти он и к самой повестке суда. -- Мы живём в неспокойном мире! В мире, где ещё не утихли отголоски былой катастрофы, где ещё живо эхо прошедшей войны! Враг не дремлет, уважаемые сограждане! Враг стремится проникнуть внутрь нашего клана и изнутри разрушить именно то, что цементирует и охраняет наше сообщество! Враг стремится нарушить и тем самым разрушить сам Закон!
   Анасис несколько понизил голос, словно бы ему стало трудно говорить от переживаемого волнения, и далее заговорил с особенно напряжённой прочувствованной интонацией:
   -- И самое страшное, дорогие мои, самое прискорбное заключается в том, что вольно или невольно носителями этого разрушающего Закон духа, фактически преступниками стали те, кто должны всегда быть непорочными слугами Закона, неподкупными хранителями Закона, мужественными защитниками его...
   Голос Анасиса вновь слегка сорвался, он весьма эффектно замолчал, налил из стоящего рядом на столике кувшина воды, выпил, не стесняясь резких глотательных движений, -- скорее, зная, что это только произведёт ещё большее впечатление. И продолжил:
   -- Так вот, братья мои, я должен с большой скорбью представить Совету самое серьёзное обвинение в нарушении Закона и... в покушении на Закон одному из нас... Это хранитель Леонард, его сын Оззи и ещё кое-кто из их сообщников, кому обвинение может быть предъявлено по ходу самого судебного разбирательства!
   По всей видимости, далеко не все из собравшихся были заранее информированы, кому и какое именно будет предъявлено обвинение, потому что собрание издало лёгкий вздох изумления, пронёсшийся из конца в конец зала да так и повисший в воздухе. Ещё бы! Леонард -- герой Эллизора, легендарная личность, один из спасителей от обров, да и просто один из самых уважаемых членов клана, а тут -- вдруг! -- обвинение не только в нарушении Закона, но и в покушении на Закон! Одного первого обвинения, если бы суд установил, что нарушение было сознательным и достаточно тяжёлым, хватило, чтобы вынести смертный приговор или, в лучшем случае, приговорить к изгнанию, а уже обвинение в покушении на Закон, вообще говоря, будь оно доказано, не оставляло на благополучный исход никаких шансов.
   Конечно, Анасис хорошо понимал, что такого рода тяжкие обвинения не могут быть голословными и должны быть подтверждены основательной доказательной базой. Об этом он и заявил собранию вполне официально, уведомив всех, что по регламенту предполагаемое время процесса может составить не менее нескольких дней, в течение которых суду нужно будет рассмотреть каждое обстоятельство дела, допросить всех арестованных обвиняемых и всех согласившихся дать показания свидетелей, после чего начнутся положенные по регламенту прения и, разумеется, только тогда сформулировать окончательное обвинение.
   -- Позволительно ли будет мне, как Главному хранителю, и по долгу и свободной воле главному обвинителю, изложить основные обстоятельства дела прямо сейчас или собрание желает взять небольшой перерыв? -- произнёс Анасис положенную процессуальную фразу, зная, что перерыв вряд ли последует и что речь ему придётся произносить прямо сейчас. В принципе сам Анасис сейчас не отказался бы от небольшого перерыва из-за неожиданного упадка сил, что было особенно досадно: насколько энергично прозвучало вступительное слово хранителя, настолько же вдруг трудна оказалась для Анасиса его последующая обвинительная речь:
   -- Да, всечестные хранители и заседатели, это очень не простые для изложения обстоятельства, -- с трудом проговорил Анасис, и многие заметили, что он побледнел ещё больше. -- Всё-таки одним из главных обвиняемых является человек, чья слава была частью истории Эллизора, кто все эти годы был вполне уважаемым хранителем и... -- Анасис вполне непритворно сглотнул накопившуюся слюну и выдавил то, что никогда не было правдой: -- И также был моим другом...
  
  
   Магирус заканчивал разбор бумаг в архиве Тайной канцелярии и ничего особо любопытного, что касалось бы непосредственно Эллизора, больше не нашёл, за исключением одной вещи, которую он обнаружил в одной из последних бумажных стопок, тщательно перевязанных крепкой тесьмой. Среди других бумаг эта стопка не выделялась ничем особенным: в основном, какие-то долговые расписки и хозяйственные расчёты. Старому учёному вновь повезло -- за эти бумаги он взялся в тот момент, когда его бессменный страж Ратфат удалился на полчаса пообедать к своей подружке и потому видеть последнюю находку не мог.
   Возможно, что серьёзного значения всё это не имело, но всё же Магирус весьма озадачился: в середине бумажной стопки вдруг обнаружилась аккуратно вырезанная прямоугольная выемка, а в ней -- завёрнутый в чистую тряпицу довоенный религиозный артефакт на длинной прочной цепочке. С минуту-другую Магирус с недоумением рассматривал находку, мысленно фокусируя все свои знания, чтобы понять, что же именно он держит в руках.
   "Ага, вот оно что, -- наконец пробормотал он, -- это же... как его... крест! Главный символ этих самых... христиан, вот что..." Ещё несколько минут Магирус пребывал в размышлениях о том, насколько этот древний христианский атрибут мог быть прямо связан с историей Эллизора и Лавретании. Или крест попал в эти бумаги случайно? К какому-либо определённому выводу учёный так и не пришёл, но вдруг сообразил, что скоро должен вернуться страж, который может застать его с находкой в руках.
   Старый учёный оглянулся по сторонам и понял, что спрятать крест просто-напросто некуда. Если несколько приглянувшихся ему бумаг ещё как-то удалось запихать в трубчатую стойку одного из стеллажей, то для креста с цепочкой там явно не было места. В общем, делать нечего: с некоторым страхом Магирус надел цепочку с крестом на шею, прямо на тело, тщательно спрятав под одежду. И почувствовал себя как-то неуютно: крест давил на грудь, цепочка с непривычки грозила натереть шею, а что будет, если старого учёного подвергнут обыску, и вовсе неизвестно...
   Магирусу даже захотелось сорвать с шеи неожиданно поселившийся там крест, но было уже поздно: двери архива Тайной канцелярии распахнулись и появился страж.
   -- Уф-ф! -- выдохнул он. -- Успел! Кажется, сюда идёт Геронтий!
   Он оглядел помещёние: всё ли в порядке -- и предупредил Магируса:
   -- Ни слова о том, что я отлучался!
   Геронтий был, как всегда, деловит, но спешил несколько более обычного.
   -- Так-так! Учёный, ты всё закончил? -- сказал он, всматриваясь в Магируса особенно пристально, видимо, желая понять, не утаил ли тот чего-либо из важных для Маггрейда бумаг и документов. -- Значит так, вот эту стопку надо запротоколировать? Хорошо! А теперь, собирайся, поедем в другое место!
   Геронтий дал указание стражнику подготовить пролётку, прошёлся несколько раз взад и вперёд по помещениям архива, пока Магирус собирал свои немудрёные пожитки, и уже на выходе вдруг остановился и слегка ткнул учёного кулаком, невольно вдавив крест ему в грудь:
   -- А ведь тебя нужно было бы обыскать! -- усмехнулся глава Тайной полиции. -- Вдруг ты спрятал чего?
   -- Не-ет, ничего я не прятал! -- с трудом произнёс Магирус, ощущая себя, словно нашкодивший ученик-мальчишка перед суровым учителем. Ещё не хватало покраснеть до корней волос -- тогда Геронтий мог бы точно заподозрить что-либо неладное. Возможно, учёного спасло то, что он вообще имел красноватый цвет лица.
   -- Ладно! -- махнул рукой Геронтий. -- Сейчас некогда, приедем на место, в Вирленд, там тебя всё равно обыщут!
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   СОН ОЗЗИ
  
   Оззи гнал маггрейдского скакуна изо всех сил. На небе по-прежнему не было ни облачка, и мимоходом Оззи подумал, что за всю свою недолгую жизнь он не помнит столь долгого периода такой ясной безоблачной погоды. Вероятно, в окружающем мире происходили какие-то ещё неведомые человеку перемены. Говорят ведь, что в первые послевоенные годы солнца почти не видели, всё небо закрывали сплошные облака и долго не переставали лить дожди. От Магируса Оззи однажды слышал, что послевоенный мир сделался нестабильным, как сказал учёный, в отличие от мира довоенного, который жил по другим законам, а законов этого нынешнего мира никто не знает. Оззи тогда подумал, что учёный не совсем прав: если удар меча можно отразить мечом же, то при следующем поединке вряд ли ситуация изменится кардинально и стальные мечи сделаются мягкими, как масло. Но, возможно, Магирус имел в виду нечто другое. Наверное, есть какие-то более тонкие законы, или мировые константы, на которые аналогию с железным мечом распространить нельзя. Но в этой премудрости Оззи был не слишком силён.
   А ещё солнечная погода хороша была тем, что разгоняла мутантов по лесам и норам. Почему-то они не любят солнца. Оззи мысленно прикинул, сколько у него стрел для арбалета и поправил притороченный меч. Кроме меча, у него ещё был, старый добрый кинжал, знакомый ему с детства, но, если в настоящей схватке дело дойдёт до кинжала, то это будет означать крайнюю степень опасности. Любезный читатель, наверное, уже мог убедиться, что Оззи был совсем не робкого десятка, но он очень спешил в Эллизор на помощь отцу и хотел избежать любого рода неприятностей, которые могли бы задержать его в пути.
   Естественно, что никакой даже самый лучший скакун не покроет за один день расстояние между Маггрейдом и Эллизором. Поэтому, как ни рвался Оззи продолжать путь, но с заходом солнца, ему пришлось искать место для ночлега. К счастью, слева от дороги из-под скалы вытекал ручей, над которым кто-то пометил жёлтой краской, что вода не ядовита и не радиоактивна. А чуть выше, на склоне, под большой сосной скрывалась удобная площадка для ночлега, на удивление не загаженная и не вытоптанная, так что даже маггрейдский скакун мог там найти себе в пищу кое-какую травку. Путники на этой дороге предпочитали останавливаться на специальных защищённых постоялых дворах, а не среди дикой природы, где по ночам можно легко стать добычей самых непредсказуемых обстоятельств и опасностей, -- тех же мутантов, к примеру, чьё поведение до сих пор не поддаётся человеческому пониманию.
   Среди выданных ему в Маггрейде вещей, Оззи, помимо спального мешка, с удивлением обнаружил новый полиуретановый коврик, явно довоенного изготовления. Конечно, такой коврик для ночлега среди природы весьма кстати. Недаром говорят, что Маггрейд поднялся в основном, благодаря тому, что успел захватить большие законсервированные склады с оружием, техникой и амуницией. Хотя... Оззи вспомнил свои разговоры с отцом: Леонард считал, что не только в этом дело и что за возвышением Маггрейда скрывается какая-то тайна, с которой ещё надо разбираться, потому что, рано или поздно, Маггрейд будет покушаться на Эллизор...
   -- Отец, -- спросил тогда Оззи у Леонарда, -- но ведь Маггрейд уже давно гораздо сильней нас, почему же он до сих пор не захватил Эллизор?
   Леонард ответил не сразу, взяв паузу на раздумье.
   -- Понимаешь, Оззи, тут не всё так просто, -- сказал он чуть позже, -- нас охраняет Закон, и Маггрейд пока не может противостоять Ему...
   -- Но ведь Закон... это правила для Эллизора, почему же этого боится Маггрейд? -- удивился Оззи.
   -- Правила -- да, но Закон выше и больше правил, -- пояснил Леонард, -- Закон -- это тоже тайна, наша тайна. У Маггрейда есть своя тайна, а у Эллизора -- своя. И я надеюсь... -- Оззи вспомнил, каким проникновенным был в тот момент голос отца, -- надеюсь, что тайна Закона Эллизора выше, сильней и честней маггрейдской тайны!
   Ещё, глядя на крупные чистые звёзды над головой, Оззи вспомнил долину Трёх вершин, и как они с Беллой сидели возле догорающего костра и смотрели на звёзды. Иногда звёзды стремительно падали, пересекая небосвод. Белла забыла, как называется это явление, а Оззи вспомнил, что метеориты и что это всего-навсего камни, а не звёзды в собственном смысле. Белла тогда почему-то тяжело вздохнула, прежде чем отправиться спать в шалаш, а Оззи спросил, почему она вздыхает:
   -- Не знаю, Оззи, -- сказал Белла, -- иногда как подумаешь, что человек сделал с землёй, делается так неуютно!
   -- А что человек сделал с землёй? -- не понял Оззи.
   -- Ну как война всё испортила, -- продолжала печалиться Белла, -- говорят, до войны всё было иначе... Часто светило солнце, люди могли любоваться небом и звёздами и не бояться, что при этом на них нападёт какой-нибудь мутант!
   Оззи в тот момент не нашелся, что сказать, лишь переложил меч из одной руки в другую:
   -- Давай, спи, а я буду тебя охранять, не бойся!
   Да и что тут скажешь? Наверное, и впрямь люди испортили мир, и теперь те, кто уцелел, страдают и не могут найти покоя, потому что полной безопасности нигде нет. Только Эллизор безопасен. Плохо, что Белла -- в Маггрейде, ей там совсем не место. Но ничего, он поможет отцу, а потом Белла вернётся в Эллизор, где будет в безопасности, под защитой и опекой... И, конечно же, дождётся возвращения Оззи...
   С этими мыслями Оззи незаметно для себя уснул.
   Сон его стал продолжением того, одного из самых значимых разговоров с отцом. Во сне Оззи вдруг смог сформулировать для себя один важный вопрос, который до сей поры не осознавал. Оззи снилось, что они сидят вместе с отцом возле костра, разведённого в какой-то пещере. Высокие каменные своды уходят вверх и теряются в полумраке. Подвижные отблески пламени пляшут на фигуре и лице Леонарда -- он словно помолодел. Оззи думает, что таким его отец мог быть во времена своей легендарной юности, когда он не на жизнь, а на смерть бился с обрами, а потом бежал из плена.
   -- Скажи, отец, ведь Закон не возник сам по себе, -- задаёт Оззи тот самый вопрос, который никак не мог сформулировать наяву. -- Закон был дан! А если это так, то кто его мог дать?
   Отец смотрит на сына с удивлением, как если бы тому было не более года от роду, и он вдруг заговорил целыми фразами, хотя в столь нежном своём возрасте так говорить ещё не должен. Леонард хочет что-то ответить сыну, но не успевает. Внезапно из темноты сзади него возникает совершенно жуткое существо: некое подобие гигантского скорпиона! Только у него не одно жало, а несколько и спереди большой загнутый клюв чёрного цвета. Чудовище уже изготовилось к прыжку, яд капает с его высоко занесённых жал... Прежде чем отец успевает понять, какая опасность угрожает ему, Оззи выхватывает меч и, чтобы отвлечь внимание на себя, с громким криком бросается наперерез чудовищу. Однако скорпион резким движением одной из своих лап отбрасывает Оззи в сторону, так что тот на минуту теряет сознание. Когда (во сне же!) он приходит в себя, то ни отца, ни скорпиона не видно в пещере. Не раздумывая, Оззи устремляется в погоню по петляющему туннелю, освещённому чадящими факелами. Туннель этот кажется бесконечным, но в конце концов заканчивается большим округлым залом с колоннами по краям. Здесь Оззи видит отца, который окружён какими-то ужасными и угрожающими существами. Дело, действительно, плохо: врагов слишком много. И вряд ли Оззи с Леонардом в силах справиться с ними. Но это не останавливает Оззи: у него всё равно нет выбора -- остаётся только умереть вместе с отцом в последней битве... И Оззи с отчаянной решимостью бросается вперёд. Несколько монстров падает под его ударами, но силы всё-таки не равны: Оззи сбит с ног, а и вражьи лапы уже скребут его тело, разрывая одежду и готовясь растерзать. Но самым страшным является то, что за этими лапами и когтями Оззи не видит отца.
   Однако в самый последний момент, когда, казалось бы, не остаётся никакой надежды, круг монстров распадается, и над ещё каким-то чудом живым Оззи молча склоняется Леонард. Лицо его сурово, но спокойно. И рядом с отцом стоит Чужестранец.
   Когда Оззи очнулся от этого страшного и удивительного сна, рядом, за исключением маггрейдского скакуна, никого не было. Звёзды над головой ещё угадывались, но небо уже светлело. Странно, но от сновидения не осталось тягостного впечатления: последнее видение отца с Чужестранцем успокаивало и вдохновляло.
   День вновь обещал быть солнечным.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
   СПОР АНАСИСА С ДЕОРОЙ
  
   Второе судебное заседание посвятили показаниям свидетелей.
   Правда, со свидетелями, как и опасался Анансис, дело складывалось не лучшим образом. Начальника стражи Корнилия изолировали в помещении главной тюрьмы и, таким образом, лишили спиртного, но, несмотря на предпринятые усилия, Корнилий впал в болезненный ступор и выступать одним из властных свидетелей обвинения никак не мог. Главный рыбарь Александр, отец Беллы, не стал давать показаний, хотя и не мог толком объяснить, где именно находится его дочь. Анасис думал было возбудить и против него обвинение в пособничестве, но пока решил отложить это на более позднее время. Ещё одним ударом для Главного хранителя было то, что наотрез отказалась выступать в качестве свидетеля вдова казнохранителя Деора, и только её сын Яков дал прямые и ясные показания.
   Яковом Анасис остался доволен. Тот держался собранно, на вопросы отвечал чётко и, похоже, совсем не боялся, чего хранитель от него не ожидал.
   "И что могло произойти с этим юношей? -- подумал Анасис, глядя на Якова со своего судейского места. -- Он совсем не трусоват, как я думал раньше... Если так дальше пойдёт, то из него выйдет толк! Надо бы уже и о смене подумать!" На самом деле, как и большинство людей, одержимых страстью властвовать, Главный хранитель никогда всерьёз не задумывался о воспитании так называемой "смены". Разве можно найти такую смену, которая, с одной стороны, будет достойной, а с другой -- не станет покушаться на власть раньше того времени, когда ей будет позволительно эту самую власть принять.
   А вот отказ Деоры до крайности Анасиса возмутил. Внутренне кипя от возмущения, он с трудом дождался большого обеденного перерыва. К счастью, отправленная в дом Деоры стража, действовала проворно, и у Анасиса нашлось время переговорить с нею.
   -- Деора, как же ты поступаешь со мной?! -- воскликнул хранитель, уединившись с вдовой казнохранителя всё в том же чайном дворике. Ведь ты же обещала свидетельствовать против Леонарда!
   Деора невозмутимо присела за чайный стол.
   -- Может, почтенный хранитель нальёт мне чаю? -- сказала она ледяным тоном.
   Анасис просто оторопел от такой наглости.
   -- О чём ты говоришь? Какой ещё чай?! -- продолжил горячиться он. -- Речь идёт о суде, на котором решается наша судьба, а ты требуешь от меня чаю?! Опомнись, одумайся!
   -- Значит, я должна свидетельствовать против Леонарда? -- переспросила Деора, продолжая явно в пику Анасису хранить невозмутимое выражение лица.
   -- А как же? Мы же договаривались!
   -- Но я не давала слова выступать против Чужестранца! -- Деора сцепила руки на столе и, прищурившись, пристально взглянула в глаза хранителю, так что у того вдруг мороз пошёл по коже. -- А потом, если я не ошибаюсь, главным доказательством обвинения на процессе должен стать сам Чужестранец? Ведь почтенный хранитель должен будет предъявить его всему собранию, не так ли?
   Анасис на это только нервно мотнул головой, всплеснул руками, уселся за стол напротив и уже пригашенным тоном проговорил:
   -- Понимаешь, Деора, без самого Чужестранца обвинение может развалиться. У Леонарда слишком большой авторитет в Эллизоре...
   Деора смерила хранителя презрительным взглядом:
   -- Вспомни, что обещал мне ты, почтенный хранитель? Обещал, что Чужестранец не будет живым доставлен в Эллизор... Но ведь обещание не выполнено, тогда как я свои до сей поры держала и приложила всё свое умение, чтобы дважды поставить почтенного хранителя на ноги. В общем, я сделала всё, что могла, и даже позволила выступить свидетелем обвинения своему сыну, но...
   -- Деора, Деора! -- опять загорячился Анасис. -- Пойми же, нужен ещё хотя бы один свидетель, чтобы обвинение было более основательным! Иначе придётся устраивать подробный допрос самого Чужестранца.
   Деора вскинула голову и встала из-за стола.
   -- Нет! -- решительно сказала она. -- Я свидетелем не буду ни за какие награды! Поступай, как хочешь, можешь вызвать на общий допрос Чужестранца, но меня при этом в зале не будет!
   -- И чего ты так боишься этого Чужестранца?! -- Анасис постарался привнести в свои слова ощутимую ноту презрения, но, кажется, это у него не очень получилось.
   Деора обернулась возле дверей. В её взгляде и словах плескалось совершенно неподдельное презрение:
   -- Да, боюсь! Потому что он мне не по зубам! -- сказала она. -- А вот ты, почтенный хранитель, просто самонадеянный дурак, потому что не понимаешь, во что вляпался! И выкручивайся теперь, как хочешь!
  
   Много чего Магирус повидал за свою жизнь на белом свете, но Вирленд потряс его. Да, это было грандиозное подземное сооружение, уходящее вниз, как догадался учёный, далеко не на один этаж. Вот если бы ещё расспросить кого-либо об этом сооружении поподробней и поскорей удовлетворить своё любопытство, однако такой возможности не представлялось, и, вообще говоря, со старым учёным здесь не церемонились. Накануне, когда Геронтий самолично доставил Магируса в Вирленд, учёный почувствовал, что его статус несколько понизился. Пока Магирус находился вместе с Оззи, Беллой и Фаддеем, то ощущал себя вроде как посланцем Эллизора в Маггрейде и даже слегка пытался задирать нос. Теперь же, когда Геронтий под расписку сдал Магируса безликому и грубоватому старшему охраннику по имени Отто, ситуация явно изменилась. Магируса не покормили ужином и не предложили, к примеру, помыться в душе, а просто заперли в помещении с железными стенами без окон и с тусклой лампочкой под невысоким потолком. Здесь же стояли пять двухъярусных кроватей, из которых, как прикинул Магирус, были заняты не меньше трёх. Пришлось занять одну из свободных и слегка вздремнуть, пока, позже, не появились остальные обитатели этого подозрительно напоминающего тюрьму помещения. С первого же взгляда на своих новых соседей Магирус укрепился в своих худших подозрениях: они были тоже не молоды, более или менее интеллигентного вида и, главное, одеты в одинаковые, чёрного цвета комбинезоны. "Значит, их здесь использует на какой-то постоянной работе как заключённых", -- сделал вывод Магирус.
   Пришедшие сухо поздоровались с Магирусом, как будто уже давно были с ним знакомы, представляться не стали и, почти не разговаривая друг с другом, повалились на койки. Это немногословие и равнодушие по отношению к нему, Магирусу, новых товарищей по несчастью показались старому учёному особенно удручающим. Магирус не нашёл ничего лучше, как тоже предаться сну, благо что, несмотря на возраст, на бессонницу он никогда не жаловался. Приснился старому учёному Эллизор, правда, какая-то ерунда. Словно он следит за отгрузкой на его пивном заводике настоящего овса, а один из его работников вдруг начинает жаловаться, что, мол, вместо натуральной растительной культуры привезли какой-то суррогат, в результате чего на выходе неповторимый вкус магирусского пива будет непоправимо испорчен. Магирус во сне сердится, говорит, что этого не может быть, идёт продегустировать пробный образец, делает глоток и с облегчением убеждается: нет, вкус тот же, натуральный, с приятной сладковатой горечью и ароматом ржаного солода...
   От этого ощущения -- вкуса родного солода во рту -- Магирус долго не мог отделаться, когда утром его разбудили, слегка тряхнув за плечо:
   -- Вставайте, почтенный, а то не успеете прибрать постель!
   С трудом продрав глаза, в неверном свете электрической лампочки учёный увидел, что трое его соседей уже одеты, причёсаны и чего-то ожидают возле заправленных кроватей. Пришлось последовать их примеру. Как только Магирус успел прибрать свое лежбище (чему на протяжении почти всей своей жизни никогда не уделял особого внимания), железная, как и стены, дверь без всякого скрипа распахнулась, и раздался сильный властный голос: "Выходи!"
   По бесчисленным лестницам, переходам и коридорам их вёл высокий подтянутый молодой человек. Охранник был не в комбинезоне, а в чёрного цвета форме, правда, без каких бы то ни было знаков различия. На его гладковыбритой голове красовалась чёрного же цвета форменная кепка, а из оружия Магирус заметил резиновую дубинку с каким-то металлическими заусеницами на конце. "Да это же электрошокер! -- вдруг сообразил учёный. -- Ничего себе! Как же это может быть?!" Его любопытство возросло ещё больше, ведь очевидно, что активно пользоваться электрошокерами можно только там, где есть избыток электроэнергии. Вообще говоря, Магирус и подумать ранее не мог, что в современном ему мире кто-то может позволить себе такую роскошь.
   Наконец они прибыли в довольно большое помещение, заставленное целым рядом типовых столов и длинных скамеек. Это была столовая, которая тоже вызвала у Магируса небольшое нервное потрясение, потому как он давно уже отвык от общепита. Да, одно время в Эллизоре, когда Магирус просто бедствовал, ему приходилось питаться благотворительной похлёбкой, но даже та нищенская пища не выдавалась в столь казённой обстановке, какая царила в этом самом маггрейдовском Вирленде. Завтрак был нельзя сказать, что очень уж скуден, но на вкус просто отвратителен. Точнее, пища почти не имела вкуса и казалась голимой синтетикой, так что Магирус с большим трудом впихнул в себя несколько ложек подозрительной на вид каши и запил горячим киселем, который имел привкус горелой пластмассы. Впору было и приуныть, однако Магирус внутренне хорохорился, потому как всю жизнь считал себя бодрячком.
   После завтрака Магирус с сокамерниками и тем же охранником оказались в другом обширном помещении, занятом несколькими рядами однотипных металлических шкафчиков. Помимо группы, в которую входил Магирус, здесь находились ещё два десятка человек -- опять же под охраной молодых и крепких парней в чёрном и с электрошокерами. Правда, у одного из них Магирус заметил короткое помповое ружье. Ждать пришлось около часа, не меньше. За это время Магирус внимательно осмотрел все доступные его взгляду стены и углы и пришёл к выводу, что здесь недавно провели весьма тщательный ремонт. С довоенных времён эти комнаты и коридоры, конечно же, не могли сохраниться в таком ухоженном состоянии, даже, если помещения и законсервировали. Да и лёгкий запах краски, как это бывает после ремонта, еще не выветрился.
   Наконец по чьей-то команде (Магирус не заметил, кто отдал её) их ввели в большой зал, центральная часть которого была заставлена -- о чудо! -- действующей аппаратурой. Такого великолепия старый учёный не видел, пожалуй, за всю свою жизнь: мигали лампочки, дрожали стрелки, светилось несколько компьютерных мониторов. Магирус почувствовал, что у него просто перехватывает дух от всей этой чудесной картины, и он внутренне помолодел лет так на двадцать.
   За всем этим техническим изобилием наблюдали несколько человек в бежевого цвета комбинезонах и такого же цвета кепках. Чуть в стороне, в несколько рядов, полукругом были расставлены складные стулья.
   -- Прошу садиться! -- сказал высокий и худой человек с ёжиком коротко остриженных седых волос и в такой же чёрной униформе, как и у остальных охранников, за исключением трёх небольших серебристых звёздочек на вороте, что и выделяло его среди подчинённых. -- Если кто ещё не знает, то я -- Гэлл, и я являюсь начальником охраны и безопасности всего этого наисекретнейшего объекта, на котором вы имеете честь находиться. Надеюсь, что большинство из вас понимает, что ваши жизни и ваше благополучие теперь напрямую зависят от моего благоволения и вы будете с должным почтением относиться к моей персоне!
   И начальник охраны расхохотался неприятным скрипучим смехом. Чувство юмора, как видно, было ему совсем не чуждо.
   -- Итак, -- продолжил Гэлл, -- вы должны хорошенько усвоить, что вам оказана великая честь быть участниками самых великих и перспективных строек Маггрейда! Именно здесь закладывается великое будущее не только нашего клана, но и, не побоюсь этого слова, всего человечества!
   Тут Гэлл сделал паузу, словно прислушиваясь к себе или пытаясь понять, не переборщил ли он с пафосом.
   -- Впрочем, об этом вам куда лучше расскажет совсем другой человек, -- продолжил он, -- потому что вы, друзья, удостоились ещё одной великой чести: непосредственно с вами сегодня будет говорить Главный советник Империуса клана господин Сарторий!
   Сартория, впрочем, ждали ещё не менее часа.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
   РЕШАЮЩЕЕ
   ЗАСЕДАНИЕ СУДА
  
   Получилось так, что Анасису не с кем было посоветоваться. Фактически он остался один. Корнилий устранился от дел благодаря своему запою. Деора отказалась свидетельствовать против Чужестранца. Среди же остальных членов Совета Анасис не мог полностью довериться никому, потому что, хотя они и боялись Главного хранителя, но вряд ли бы кто рискнул выступить прямыми сообщниками в рискованных делах Анасиса. Те из стражи, кто находился в подчинении у Корнилия, в принципе были способны на многое, но они являлись не более чем исполнителями, совершенно неспособными к самостоятельному мышлению и принятию ответственных решений. Собственно говоря, Анасис сам и сформировал такого рода систему управления, где ключевой и наиболее ответственной фигурой являлся он сам. Ранее это казалось Анасису наиболее эффективным и безопасным для него способом удерживать власть, но теперь, похоже, волею случая система эта обернулось против него же. И в этом, увы, вновь и вновь, как и не раз бывало в истории, находила себе место печальная закономерность: чрезмерная любовь к власти и абсолютизация её рано или поздно сыграет плохую шутку с самим любителем властных полномочий.
   Ранним утром перед решающим заседанием Анасис сидел в чайном дворике и с немалым усилием жевал сливочный кекс, прихлёбывая из чашки горячий чай. Аппетита не было совершенно, вкус чая не ощущался, словно это не чай, а обычный кипяток. В общем, самочувствие было неопределённым: не вовсе поганым, но и не шибко хорошим. Вот последнее очень плохо! Обычно Анасис, если наступал день схватки, день риска и интриги, день мобилизации всех сил, всего ума, чести и совести... М-м... а что, собственно, он понимал под последним?.. Впрочем, это неважно... Важно то, что Главный хранитель, как правило, чувствовал тогда особое, ни с чем несравнимое вдохновение или, как это ещё говорится, кураж... Это позволяло ему действовать, с одной стороны, отважно и без оглядки и в то же время с обострённой и почти непогрешимой интуицией, что, собственно, и помогало уже не один десяток лет оставаться во главе хранителей Закона и выходить сухим из воды практически в любых передрягах и перипетиях недавней истории Эллизора.
   Плохо в тот день было и то, что Анасис не мог свести воедино все концы и нити происходящего. Что-то явно ускользало, а что-то, хотя и находилось в поле хранительского зрения, напоминало неопознанный объект или часть "терра инкогнито", невесть по каким причинам образовавшейся на суверенной территории Эллизора. Особенно не давала покоя та, неведомо откуда взявшаяся тетрадь с вырванными страницами. Очевидно, что эти записки могли принадлежать самому основателю Эллизора -- Михаилу... Оснований для сомнений в существовании ныне легендарного Михаила у Ананиса не было -- однажды, ещё мальчиком, ему посчастливилось видеть тогдашнего главу недавно образованного Эллизора собственными очами. Да, как раз тогда, когда его провожали в поход на Север, из которого он, кстати, и не вернулся. Пропал, что называется, без вести. И чего его только понесло тогда на этот самый Север? Вся та экспедиция осталась покрытой мраком неизвестности. Вероятно, возникла какая-то острая нужда, ведь это был период, когда само существование Эллизора было под большим вопросом: несмотря на недавно обретённый Закон, внешние опасности были слишком велики для того, чтобы иметь надежду устоять без дополнительных ресурсов и усилий...
   Анасиса даже передёрнуло от воспоминаний. Одна погода тогда чего стоила: дожди моросили почти круглый год, в низинах всегда стояла вода, а по верхам копилась непролазная грязь, в то время как на Севере, поговаривали, и вовсе не сходили снега. М-да, таким громадным авторитетом, какой был у основателя Эллизора, больше не пользовался почти никто, разве что этот безумный смельчак Леонид да ещё его ныне здравствующий братец Леонард... "Пока здравствующий!" -- усмехнулся про себя Анасис и разломил ещё один кекс. Неожиданно проснувшийся аппетит был хорошим знаком. Но кто всё же оставил эту тетрадь в хранилище? Что содержали вырванные страницы? Неужели там изложены все обстоятельства получения Закона? А ведь это величайшая тайна! Даже ещё более великая, чем нынешняя Главная тайна! Неужели в тех отсутствующих страницах -- тайна, которую не знал и сам Главный хранитель? Вот что страшно! Да, никто, кроме самого Михаила, не мог этой тайны знать! До сей поры не мог! Но неужели Михаил, в самом деле, всё записал в эту тетрадку? Так вот прямо взял в своё время и записал?! В обычную ещё довоенную тетрадь?! Уму непостижимо! А хуже того: неизвестно кто читал всё это, кто вырвал страницы, если, конечно, не сам Михаил? Неужели кто-то ещё из смертных знает эту самую великую тайну, неужто кто-то и впрямь обладает ею?
   От такого рода мыслей Анасис вспотел больше, чем от горячего чая.
  
   Когда Главный хранитель вновь открывал решающее заседание суда Совета, он, наконец, ощутил желанный прилив сил. Воодушевление -- великое дело! В разных состояниях души и духа один и тот же человек может и горы свернуть, а может и самое пустяковое дело провалить. Ныне же душа Анасиса вновь парила и пела, ибо, казалось ему, на это он и пришёл в мир сей, чтобы сокрушить всех врагов своих, которые на самом деле покушаются не только на его, Анасиса, благополучие, но и на благополучиё и безопасность всего Эллизора. И, действительно, какой человек волею случая, или обстоятельств, или, если угодно, высших сил, оказавшись у руля или горнила (или, точнее, кормила?) власти, скажет в сердце своем: мол, буду только услаждать себя и веселиться, а относительно общего блага -- ни-ни, не буду иметь попечений... Конечно, нет! Всякий облечённый властью муж будет непременно тешить себя помышлениями, что уж он-то ни в коем разе о собственном благе не возымеет излишних попечений, токмо, и в первую очередь, о государственном и общественном, народном, так сказать. А уж потом, если приключится такая нужда, то и о собственном, да и потому только, что собственное благо властителя тесно переплетено с вверенным ему общественным, потому как опять же послужить последнему и призвано. И опять же, что за властитель такой, если он не имеет вида и доброты? Если он худ, беден и выглядит неуверенно, затуркано? Да не поверит такому властителю сам народ, отвернётся от него, потому как народ любит своего сюзерена, одетого в порфир и виссон, а не в какое-нибудь там жалкое рубище. Это же совершенно очевидная вещь! Наверное, такого рода самооправдания могли быть даже и у царя Ирода. Ну, а уж такой персонаж эллизорской истории, как Главный хранитель Закона Анасис, никак не мог служить исключением, тем более что до наидревнейшей династии иродиан, несмотря на все старания, ему всё-таки было ещё очень и очень далеко.
   Короче говоря, открывая решающее заседания суда, Анасис был полон сознания того, что всего-навсего честно и самоотверженно исполняет свой долг по надзору и охране Закона. С того, что это есть долг и предназначение каждого честного эллизорца, Анасис и начал свою речь, богато расцвечивая её цитатами из толкований Закона. Что-что, а уж текст Закона и традиции истолкования оного хранитель знал очень хорошо и много чего мог процитировать наизусть.
   -- Итак! Основной параграф Закона гласит, что сам Закон не может нарушаться, ибо он служит охранению жизни и благополучия каждого эллизорца, по рождению или, благодаря обстоятельствам, но по доброй воле преклонившегося под охранительное иго Закона. Да, Закон далеко не всегда постигаем рациональной человеческой мыслью, и не все его параграфы созвучны нашему обыденному, пусть нам и кажется, что нравственному самосознанию! Но, вдумайтесь! Если бы случилось так, что Закон во всём бы потакал нашему пониманию, или нашему толкованию, или, простите, нашим желаниям, то что бы, вообще говоря, рано или поздно осталось от Закона и от благословенного Эллизора, который этим Законом храним? Дерзаю думать, что в таком случае мы бы уже не имели возможности собраться здесь, потому что Эллизор давно бы уже лежал во прахе и никакого другого Эллизора более быть не могло, ведь без Закона никакой Эллизор не может существовать, не сможет иметь оснований для, скажу так, реального самостояния! Да! Только благодаря кристальной чистоте Закона, неподкупности Закона, неизменности Закона мы ещё имеем возможность жить, дышать, существовать!
   Не мудрено, что все заседатели и гости, присутствующие в зале, по крайней мере, те, кто сидел на положенных местах, а не толпился возле входа, вскочили и начали скандировать привычное: "За-кон! За-кон!" Это позволило Анасису немного перевести дух. Он попытался найти в карманах носовой платок, дабы вытереть благородный пот с лица, но, не найдя оного, вытер лицо полой своей хранительской тоги, что произвело на всё собрание ещё одно положительное для хранителя впечатление.
   -- Но что же мы имеем в рассматриваемом нами случае нарушения Закона? -- патетически продолжил Анасис, когда зал умолк. -- Мы имеем просто вопиющее извращение сути одного из важнейших параграфов, извращение, которому не может быть оправданий! Итак, я должен напомнить вам, а точнее, официально огласить уже сформулированное самим судом обвинение. Для этого необходимо присутствие обвиняемых в зале! Прошу стражу ввести их!
   Наступила почти мёртвая тишина, в которой было отчётливо слышно, как жужжит за одной из анфилад зала назойливая осенняя оса и как издают скрип высокие двустворчатые и местами обитые железными завитушками двери. "Лентяи, не могут смазать дверные петли", -- с раздражением и явно не к месту подумал Анасис.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
   ЕДИНОБОРСТВО ОЗЗИ
   С БАНДИТАМИ
  
   Оззи мчался во весь опор по каменистой, окружённой невысоким лесом дороге. Он находился уже почти на границе с владениями Эллизора. Оставалось преодолеть по мосту стремительную реку Арамиль, за которой начинались границы Радиоактивного леса, а там уже конным ходом было всего несколько часов пути.
   Маггрейдский конь способен выдержать долгое время без передышки, в то время как обычный скакун давно бы пал, насмерть загнанный отчаянным седоком. Однако выносливая лошадь -- это ещё не всё, что необходимо для благополучного преодоления расстояния между Маггрейдом и Эллизором, ведь небольшие, но смертельно опасные для одиноких путников банды, любящие промышлять на границах кланов, так да сих пор и не перевелись. Юный эллизорец не сразу заметил, что в конце спуска, где ему предстояло пересечь Арамиль, отсутствует мост. Вероятно, его разрушили разбойники, поджидавшие здесь добычу. Оззи убедился в этом, когда сзади появилась группа диковатых на вид, но хорошо вооруженных всадников. Неплохо была организована засада! Похоже, что у Оззи не было никаких шансов: уйти вдоль берега было невозможно из-за нагромождения скал и камней, а если бы он вместе с лошадью бросился вплавь, то его легко достали бы стрелами из арбалетов. Время на раздумья у Оззи не оставалось. Поэтому, понукая коня, Оззи отступил к большому камню на речном берегу, прыгнул на него прямо с седла и успел зарядить арбалет.
   Не менее десятка бандитов в грязной засаленной одежде приближались без особой спешки. Намерения их были очевидны: Оззи разглядел кривые таллайские ятаганы, обычные маггрейдские мечи, арбалеты. Похоже, что это разбойничья шайка с Юга, ни во что не ставящая общие клановые договоренности.
   -- Эй, вы! Что вам нужно?! -- закричал Оззи со своего камня без всякой, впрочем, надежды. -- Я спешу в Эллизор помочь своему отцу! Если мы разойдёмся миром, он заплатит вам! Клянусь Законом!
   В ответ раздался громкий смех:
   -- Ай-яй! Мальчик, слезай с камня! Пусть лучше твой отец заплатит за тебя самого хороший выкуп!
   Оззи охватил гнев. Так глупо попасться какому-то отребью фактически на границе с Эллизором! Он поднял арбалет и навскидку выстрелил. Громко заржала лошадь под одним из разбойников, кинулась в сторону и упала вместе с седоком на камни. Но дальше всё оказалось не очень красиво. Это в приключенческих книгах и фильмах такого рода схватки изображаются, как нечто продолжительное и захватывающее. На самом же деле, если силы не равны, то один -- что в поле, что на камне -- явно не воин. Поэтому, когда с угрожающим свистом отряд бросился штурмовать камень, Оззи успел лишь несколько раз махнуть мечом, кажется, никого даже и не зацепив, после чего его стащили вниз и уложили на мелкие камни, собираясь связать ремнями. Конечно, для Оззи это была полная катастрофа: он не успеет в Эллизор, он не сможет помочь отцу!
   "О, Чужестранец! Помоги!" -- с отчаянной надеждой выкрикнул Оззи, изо всех сил сопротивляясь множеству крепких и грубых рук.
  
   В тот день после обеда доставили новую партию креков. Белла уже привыкла к тюремной санчасти, да и возможность ночевать в доме Фаддея скрашивала её существование, но всё же бедные креки доводили её до слез, так что не помогали ни упреки, ни утешения мамаши Зорро. В этот раз Белле достался в особенности измождённый крек: очень худой и полностью лысый, он сидел на тюремной привинченной к полу скамье, опустив голову и обняв руками выпирающие острые плечи, в которых утопала похожая на цыплячью шея.
   Всхлипывая и с трудом сдерживая слезы, Белла помыла крека, одела его в чистое бельё и новую тюремную робу, после чего стала кормить жидкой чечевичной похлёбкой. С трудом проглотив несколько ложек похлёбки, крек вдруг поднял голову и его мутные глаза начали приобретать более осмысленное выражение. Белла слегка смутилась от этого взгляда, но всё равно продолжала зачерпывать ложкой чечевицу.
   Крек ещё несколько минут принимал пищу, и взгляд его становился всё более и более осмысленным. Наконец он резким движением схватил Беллу за руку, и она поняла, что он хочет что-то сказать. В большинстве случаев креки с огромным трудом могут связать два-три слова, а уж говорить целыми фразами для них, как правило, немыслимое дело. Поэтому Белла, желая успокоить своего подопечного, погладила его по руке.
   Но неожиданно тот выдал следующую фразу:
   -- Ты-ты-ты... Бе-бе-бе-лла?
   Белла уронила ложку и вскочила.
   -- Откуда, откуда ты меня знаешь? -- вскрикнула она.
   Но несчастный крек, видимо, затратил все свои силы на узнавание Беллы -- глаза его потухли, он вновь опустил голову, обхватив плечи худыми руками.
  
   Леонард на суде держался спокойно, уже один только благородный облик его значительно охладил обвинительный пыл заседателей, за исключением разве что Анасиса, которого хладнокровие противника быстро начало раздражать. Видимо, гнев заставил ещё недавно бледного, как сама смерть, хранителя вдруг покраснеть и потерять привычное самообладание. Друзья Оззи Силентиус и Эндрю, конечно, выглядели не столь мужественно, как Леонард, ведь тюремный режим для юного возраста является не самой лучшей школой, но видно, что и они старались храбриться, хотя и непонятно, на что могли надеяться, потому как обвинение в прямом и сознательном пособничестве нарушению Закона грозило жестоким приговором.
   -- Итак, обвиняемый Леонард, тебе, как бывшему хранителю... -- начал было Анасис.
   -- Минутку, ваша честь... -- тут же перебил его Леонард, -- во-первых, прошу обращаться ко мне, как и полагается, согласно этикету, на "вы", а во-вторых, прошу заметить, звания хранителя меня ещё никто не лишал, и сделать это возможно только в окончательном приговоре суда.
   -- Ну, хорошо... -- Анасис постарался сдержаться и лишь усмехнулся. -- Как видите, уважаемые заседатели, наш собрат сведущ как в самом Законе, так и во всех процессуальных тонкостях. Тем паче он не может ссылаться на своё невежество или незнание требований Закона. Итак, почтенный хранитель Леонард, известен ли вам седьмой пункт десятого параграфа Закона, того параграфа, который именуется "О внешних"?
   -- Разумеется... -- ответил Леонард.
   -- Может ли почтенный процитировать наизусть этот пункт, чем, действительно, подтвердит знание оного?
   -- Охотно... В вашем варианте сей пункт звучит следующим образом: "Не оказывай никакой помощи чужестранцам внутри Эллизора, равно как и на границе Эллизора, равно и на расстоянии полутора миль от территории Эллизора, разве что только, согласно с заключением Совета Закона, или в самом исключительном случае с разрешения Главного хранителя Закона, который своё разрешение обязательно должен будет подтвердить письменно..."
   -- Ну и? -- победительно улыбнулся Анасис. -- Где же оно... разрешение Совета или хотя бы моё личное?
   -- Естественно, что нет... -- тоже улыбнулся Леонард. -- В вашем понимании Закона его и не может быть...
   Главный хранитель насторожился:
   -- Минуточку, почтенный, что означают эти вот слова "в вашем понимании Закона"? Разве в Эллизоре может быть разное понимание Закона или могут быть общепринятыми различные толкования его параграфов и пунктов?
   Леонард ответил не сразу. Со своего места, специально отведённого и оборудованного для обвиняемых, он внимательно осмотрел весь зал и собравшихся в нём, как будто что-то взвешивая и прикидывая, после чего громко и ясно сказал:
   -- Чтобы ответить на этот вопрос, мне придётся прямо коснуться Главной тайны Закона, поэтому прошу покинуть зал всех, кто не имеет права выслушивать всё, что имеет отношение к данному предмету и остаться лишь тех, кто имеет допуск к возможности обсуждения тех или иных обстоятельств, которые могут быть с Главной тайной связаны! Кроме того, я требую присутствия на процессе самого Чужестранца!
   У Анасиса потемнело в глазах, и все заметили, что недавно багровый цвет лица Главного хранителя вновь переменился на бледный, точнее, на мертвенно-бледный. Какое-то время Анасис молчал, судорожно сжав ладонями бархатную парадную ткань своей судейской трибуны, так что секретарь суда -- один из младших безликих хранителей -- привстал на своём месте, словно желая переспросить у судьи, каков теперь будет порядок действий.
   -- Не-ет... -- наконец выдавил Анасис, -- то есть... пусть будет так! Но только не сегодня... Это слишком серьёзная тема, чтобы обсуждать её без надлежащей подготовки. На сегодня объявляю заседание закрытым! Суд возобновится завтра в закрытом режиме. Присутствовать могут только хранители и члены Совета!
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
   ЗНАКОМСТВО МАГИРУСА
  
   Магирус пребывал в глубокой задумчивости: с того момента как он попал в Вирленд, прошло не так уж много времени, однако увиденное и услышанное произвело на старого учёного такое неожиданное впечатление, что многие сложившиеся ранее представления грозили перевернуться, рухнуть или просто поменяться местами. Подумать только: атомный реактор! Они запустили довоенный атомный реактор, который каким-то чудом уцелел на территории Вирленда! Значит, Маггрейд теперь обладает атомной энергией! Вряд ли какой из ещё существующих на Земле кланов может похвастаться тем же! Гипотеза Магируса о том, что остатки современной ему цивилизации будут погружаться в пучину неизбежного варварства, могла оказаться несостоятельной! Но определённое торжество, которое должен был в связи с этим фактом ощущать Магирус, омрачалось сознанием того, что теперь техническое могущество бесповоротно завоевано Маггрейдом. Всё-таки Магирус при всей своей привязанности к плодам технического прогресса был настоящим эллизорцем и не мог не понимать, какие опасности для родного клана сулит столь серьёзное возвышение Маггрейда...
   -- Ты что-то очень задумчив, коллега, -- вдруг услышал Магирус и оторвался от своих трудных мыслей. -- В Маггрейде опасно слишком много думать!
   Учёный эллизорец понял, что сидит на нижнем ярусе кровати в комнате с железными стенами, умывальником и унитазом в углу, а обращается к нему его сосед по несчастью: худенький, лысоватый и в очках со шнурком на дужках.
   Магирус не сразу понял, шутит ли тот или говорит всерьёз.
   Сосед оглянулся по сторонам, словно в их камере мог находиться кто-то ещё, кроме постоянных обитателей, и почему-то шёпотом представился:
   -- Николас! Чаще, впрочем, меня зовут Ником...
   -- Магирус! В просторечии -- Мак или Макки...
   -- И откуда тебя занесло в Вирленд? Небось из Приморья?
   -- Нет, я эллизорец!
   -- Ого, первый раз вижу здесь эллизорца! А я с Севера... Вряд ли ты знаешь наш клан, он очень маленький...
   Они разговорились, хотя было видно, что остальные обитатели камеры относятся к их чрезмерной общительности с молчаливым неодобрением. Конечно, о многом было говорить опасно, поэтому им пришлось сосредоточиться на различных технических моментах, старательно избегая оценочных характеристик.
   -- Я так понял, -- сказал Ник, -- что более всего их беспокоит топливо для реактора...
   -- Да, -- кивнул Магирус, -- вряд ли у них много в запасе обогащённого урана. Всё-таки удивительно, как они умудрились запустить этот реактор...
   -- Ага, ты неплохо разбираешься в теме, -- обрадовался Ник. -- Насколько я знаю, урановые рудники существуют, только надо расширить процесс обогащения. И вот здесь-то кроется какая-то закавыка. Как видно, Варлаам не в состоянии тут им помочь...
   -- Варлаам? -- переспросил Магирус. Где-то он уже слышал это имя. -- Это же, кажется, какой-то жрец?
   -- Жрец? Ха... -- Ник ещё раз оглянулся и ещё больше понизил голос. -- Жрец-то жрец, да он очень стар, болтали даже, что он профи с ещё довоенным стажем, да-да, хотя это, конечно, сомнительно, ему тогда надо быть лет восьмидесяти... если не больше, хотя, может быть, так оно и есть, ведь это именно он помог запустить реактор, может, он здесь был ещё до войны в качестве специалиста, иначе как бы он со всем этим хозяйством управился?
   Магирус несколько подустал слушать болтовню Ника, но прерывать своего собеседника не решался, поскольку уже давно изголодался по компетентному общению, поэтому ему пришлось, слегка внутренне отстраняясь от того словесного потока, который изливал на него Ник, стараться полностью не терять нить беседы. "А вот что всё-таки сказал этот Сарторий? -- вдруг подумал Магирус. -- Было ли в его речи что-нибудь конкретное про обогащение урана?" Но, сколько ни силился он припомнить что-либо конкретное из пафосной речи Главного советника Империуса, ничего внятного в памяти не всплывало. Всё больше про великую честь, оказанную Маггрейдом собранным здесь специалистам. Про их долг перед Маггрейдом. Про то, что будущее всей земли и восстановление во всей красе былой цивилизации и есть великая задача клана Маггрейда, а также и, не в последнюю очередь, цвета научной и технической мысли, собранного здесь, в Вирленде, под прямой опекой самого Сартория...
   Болтовню Ника и размышления Магируса прервал глас стражника, прокричавшего в распахнутые двери
   -- Пять минут на сборы в душ!
   Помыться, разумеется, было неплохо. Однако Магирус похолодел: он вспомнил про христианский крест, который спрятан у него на груди под одеждой. Незаметно снять его с шеи и спрятать где-либо, не было никакой возможности.
  
   Оззи в изнеможении лежал на другом берегу реки.
   Он с трудом помнил, как переплыл её. Течение оказалось слишком стремительным. Кажется, он потерял коня и арбалет, хорошо ещё меч остался при нём. Кроме того, Оззи снесло течением далеко в сторону, и теперь надо взбираться по крутому берегу и искать дорогу, продираясь через густые лесные заросли, которые здесь далеко не безопасны. Да, кажется, эта дальняя (по отношению к Эллизору) оконечность Радиоактивного леса, куда никогда и никто не дерзал забираться, если, конечно, ещё хотел хоть немного пожить.
   Оззи с трудом поднялся. Серьёзных ран вроде бы не было. Так, царапины, но всё болело, как будто это не тело, а боксёрская груша после интенсивной тренировки целой команды. Ну, да... плавание среди камней и быстрого речного течения кого угодно может сделать инвалидом. Оззи задрал голову и всмотрелся в небо. Нет, Корри нигде не видно. Хотя вряд ли теперь он может помочь ему. Он и так уже сделал свое дело: второй раз спас Оззи -- на этот раз от разбойников. Оззи толком и не увидел, как это произошло: просто внезапно руки разбойников, которые пытались связать его, ослабли, раздался боевой клёкот гиперорла, шум его крыльев и испуганные вопли бандитов, которые были вынуждены обороняться от клюва и когтей Корри. Вот тогда-то Оззи бросился в реку и поплыл на другой берег... Что стало с маггрейдским конём и разбойниками, он не знал. Да и амуниция, выданная в Маггрейде, тоже, получается, почти вся потеряна... Оззи в испуге схватился за грудь, где под рубашкой находился футляр с бесценными документами. К счастью, футляр на месте!
   Всё, хватит прохлаждаться, пора искать дорогу и спешить в Эллизор, если ещё не поздно и отца уже не приговорили к смерти! Нет, Оззи должен успеть, он просто не может опоздать. В особенности после всего того, что пришлось им всем пережить! Очевидно, дорога должна быть левее, ведь течением его сносило в противоположную сторону. Лес подступает к берегу вплотную, и надо лишь взять немного наискосок через кусты знакомой эллизорской акации. Ага, вот под ногами уже утопает ярко-зелёный мох, а вот и белого цвета грибы: очень похожие на те, с поиска которых и началась эта история.
  
   Мамаша Зорро помогла установить особую опеку над этим странным креком, который, судя по всему, действительно, знал Беллу. Но откуда именно -- совершенно непонятно. Белла была уверена, что никогда раньше этого бедолагу не видела. Шансов прояснить ситуацию было немного, потому что креки, как правило, окончательно не приходят в себя. Их ещё можно оздоровить физически, подкормить, научить исполнять однообразную примитивную работу, но стать полноценными членами общества или семьи, находиться в общении с другими людьми, они уже не в состоянии. По крайней мере, таких случаев ещё не наблюдалось.
   Тем не менее, мамаша Зорро устроила всё так, чтобы подопечного Беллы оставили при тюрьме в качестве уборщика. Махать метлой или возить по полу мокрой тряпкой он вполне мог и делал это тщательно, с особым сосредоточением, как особо важную ответственную работу. Единственное, что у него не получалось, так это определить, когда работа уже сделана, и он мог часами протирать уже давно сухой и чистый участок стены или пола. Но всё это мамашу Зорро особо не смущало -- как видно, из-за того что она прониклась к Белле почти материнской любовью. Конечно, свои чувства она старалась скрывать за показной грубостью, но было заметно, что, на самом деле, она готова сделать для Беллы всё возможное и невозможное. А та, в свою очередь, нуждалась в поддержке и утешении, потому что тоска по Оззи, отцу и Эллизору не оставляла её.
   -- Ты уж слишком не грусти, не грусти! -- говорила мамаша Зорро вечером за чаем в ожидании легионера Фаддея, который обычно забирал Беллу в свой дом на ночлег. Правда, когда бывало много работы, Белла охотно оставалась ночевать в привычной тюремной обстановке, но в последние дни общая нагрузка уменьшилась, потому что поток креков иссяк. -- Тоской всё равно делу не поможешь, а потом всё так или иначе наладится! -- продолжала утешительную речь Зорро.
   -- Хотелось бы... -- Белла по характеру немногословна и откровенничать, даже с мамашей Зорро, которой теперь вполне доверяла, ещё не привыкла, но в тот вечер не сдержалась: -- А всё же непонятно, как можно так обходиться с людьми, что они превращаются в креков...
   Зорро вздохнула, подошла к дверям санчасти, осторожно выглянула и обернулась.
   -- Понимаешь, -- сказала она, -- я ведь и сама до конца не знаю, что с ними делают. Как говорится, меньше знаешь -- лучше спишь... Но... правда, слышала я, что их использовали как... батарейки...
   -- Какие батарейки? -- не поняла Белла.
   -- Ну, ты что совсем глупая? -- начала сердиться докторша. -- Не знаешь, что такое батарейки или аккумуляторы? Это же источники энергии, источники питания!
   -- Это я знаю... -- Белла никак не могла понять, что к чему. -- Но причём здесь люди?
   -- Ха! -- мамаша Зорро выдала короткий смешок, ещё раз выглянула в дверь и плотно закрыла её. -- Так ведь каждый человек это же тоже источник энергии! Надо только уметь человека правильно подключить и качать из него эту самую энергию!
   Белла была в ужасе от услышанного.
   -- Но зачем, зачем это надо? -- воскликнула она. -- Неужели без этого нельзя обойтись?!
   -- Эх, девочка... -- вздохнула Зорро, вновь присаживаясь за стол. -- Обычному человеку можно много без чего обойтись, но только не тем, кто у власти в Маггрейде! -- она помолчала и затем добавила: -- Я больше почти ничего не знаю о креках, слышала только ещё, что их использовали в Вирленде... А там какой-то тайный и очень важный проект самого Империуса... Только ты, девочка, об этом молчи, иначе всем нам точно не сдобровать!
   Не успела ещё мамаша Зорро договорить, как за дверью раздался отчётливый шорох, так что обе собеседницы невольно вздрогнули. Докторша вскочила и резко распахнула дверь: в коридоре орудовал шваброй подопечный крек Беллы, которого они забыли забрать с уборки. Зорро взяла его за руку, усадила за стол, налила ему чаю, не забыв разбавить холодной водой, чтобы крек по неосторожности не обжёгся.
   Крек неторопливо и сосредоточенно сжевал кусок хлеба, обнял ладонями кружку с чаем, потом вдруг поднял глаза и вновь сказал уже более внятно, чем раньше:
   -- Ты Белла?
   -- Да-да! Я Белла! Скажи, а ты... кто ты?
   Крек замолчал, задумался. И неожиданно выдал:
   -- Я...я... Сав-ва-тий...
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
   УЖАСНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
   В РАДИОАКТИВНОМ ЛЕСУ
  
   Оззи долго продирался сквозь заросли Радиоактивного леса.
   Солнце садилось, и уже начинало смеркаться, но дороги всё не было видно. В общем-то, каждый уважающий себя эллизорец независимо от возраста должен уметь ориентироваться на местности. Оззи казалось, что он правильно засёк направление по солнцу, оставив реку за левым плечом, и, по его расчётам, дорога уже давно должна была появиться. Но не тут-то было: похоже, что он заблудился. Пора уже было немного передохнуть и попробовать вновь сориентироваться. К счастью, настало полнолуние: можно пытаться определить направление по луне. Для этого требовалось хоть немного собраться с мыслями. Оззи огляделся и заметил в тени высокого незнакомого ему кустарника небольшой пенёк -- вроде как не трухлявый. Так, когда всё тело ноет и ноги гудят, неплохо всё-таки присесть... А ещё лучше -- полежать, но такой возможности пока нет, да и расслабляться сверх меры, находясь посреди Радиоактивного леса, просто противопоказано.
   Недалеко громко заухала сова. Оззи вздрогнул и мысленно отругал себя за трусость. Всё-таки эти места навевают жуть. Да, бывало, что он, несмотря на строгий запрет отца, прогуливался по границам леса... Но то было исключительно днём и рядом с Эллизором. И если бы кто-нибудь сказал ему, что придётся ночью брести по этому самому лесу, надеясь пересечь его по диагонали, Оззи бы ни за что не поверил. Он нащупал в кармане остатки промокшего сухаря и стал жадно собирать ртом с ладони хлебную кашицу. Голод, конечно, полностью не утолишь, но хоть что-то съесть -- уже хорошо. Кроме того, мучила жажда. Оззи снял с пояса флягу, начал отвинчивать пробку и вспомнил, что в этой фляге сохранилась вода из горного источника, благодаря которой исцелилась Белла. Оззи постарался сберечь этот сосуд с целебной водой, ведь на неё указал сам Чужестранец. "Конечно, это не простой источник, -- думал Оззи, -- и непростая вода..." После ареста в Маггрейде фляжку вернули, согласно списку всех изъятых вещей. Жаль использовать эту чудесную воду для утоления обычной жажды, но никакой другой воды под рукой не было.
   Но глотнуть из фляжки Оззи не успел. Треск веток и отвратительный запах появились одновременно. Нечто с заметным шумом продиралось сквозь заросли к поляне, на которой находился Оззи. Вряд ли это могло быть доброе существо, и Оззи, переложив фляжку с водой в левую руку, извлёк меч из ножен. Одновременно он постарался бесшумно отступить в глубину ранее приглянувшихся ему кустов. Тотчас в свете полной луны из-за стены лесных зарослей выбралась никогда ранее не виданная им тварь. Или, если угодно, монстр. Даже трудно назвать этого монстра мутантом. В большинстве мутантов всегда есть что-то ущербное, какой-то изъян или отсутствие цельности. Но то, что на глазах Оззи выбралось на поляну, казалось существом исключительно цельным и ужасным в этой своей цельности. Было в нём что-то и от скорпиона и от муравья. Приземистое плоское тело имело гибкие муравьиные ноги и одновременно несколько длинных скорпионьих жал, заканчивающихся обоюдоострыми когтями-лезвиями, которые, скорей, напоминали закалённые маггрейдские клинки, чем жала в собственном смысле. Кроме того, возле морды, где выделялись два красных горящих злобой глаза, шевелились какие-то отростки, которые, как скоро убедился Оззи, могли вытягиваться в длину наподобие щупальцев и легко хватать и опутывать свою жертву. В довершение всего этого ужаса посреди отростков уместился чёрный, отливающий стальным воронением клюв.
   "Эр-р-гхм! Квур-кварх!" -- щёлкнул монстр своим клювом. А ещё он нестерпимо вонял, так что Оззи не смог сдержать рвотного рефлекса, чем и выдал свое присутствие. Реакция чудовища была молниеносной.
   "Гр-р-грум! Грум!!!" -- издал монстр скрежет. И, как только Оззи успел сделать ещё шаг назад, горящие красные глаза оказались совсем рядом, а запах стал настолько нестерпимым, что Оззи, инстинктивно выставив вперёд меч, был не в силах удержать в желудке остатки недавно съеденного сухаря.
   Спасло Оззи в тот момент то, что сзади, за кустами, притаилась расщелина с нависающими сверху корнями упавшего дерева. Что-то свистнуло, рассекая воздух, и Оззи ощутил, как одно из щупалец чудовища стремительно выбило из его руки меч. Эллизорец завалился боком в расщелину и, быстро перебирая ногами, дополз до корней поваленного дерева. Дальше скрыться было уже некуда. Небольшой кинжал, который Оззи снял с пояса, явно не мог служить защитой и выглядел просто смешно. Запах опять усилился, и Оззи с отчаянием и отвращением смотрел, как сверху, над расщелиной, вновь вспыхивают два чудовищных глаза.
   "Гур-р-гурр, гур-р-грурр!" -- плотоядно урчал монстр.
   Наверное, лучше закрыть глаза или отвести взгляд, но Оззи почему-то не делал этого: его, как магнитом, притягивали горящие глаза чудовища. Скорее всего, их взгляд имел гипнотическую силу и вызывал окончательное оцепенение жертвы. В этих глазах явственно горело осмысленное зло. Не так, как это бывает у тех же мутантов, глаза этого чудовища были чем-то похожи на человеческие... Оззи понял, что эти глаза, если смотреть в них, лишают всех мыслей, лишают малейшей способности к сопротивлению.
   "Грыхм!" -- ухнул монстр ещё раз, наверное, давая понять, что дело близится к финалу. Странно, но почему-то Оззи не вспомнил о Чужестранце и на этот раз не позвал его на помощь. Наверное, из-за чудовищного взгляда, не позволявшего оторваться от него, Оззи забыл о помощи, которая раньше исходила от Чужестранца, вообще забыл о нём. Правда, где-то в глубине его сознания ещё жило сожаление об отце, к которому он не успел. Но даже эта важная мысль стала зыбкой и несущественной. Мол, что поделаешь, не всем быть победителями, кому-то в этой жизни приходится и проигрывать, грыхм, не так ли? Увы-увы, так вообще устроен мир: кто-то должен быть жертвой, а кто-то охотником, иначе ведь не бывает!
   Но это и было самой большой неправдой и жутью происходящего! Безысходность... Даже хуже, чем тогда в горах... Да, он, Оззи, мог уже неоднократно физически погибнуть при самых разных обстоятельствах: от меча или сабли, от стрелы или пули, но только не забыть самого себя, не забыть, умирая, отца, не забыть Беллу... Не может и не должно так быть, чтобы совсем всё стало всё равно! При мысли о Белле Оззи всё-таки встрепенулся и последним отчаянным усилием метнул в чудовище то, что ещё продолжал судорожно сжимать в руке.
   Фляга с водой из источника долины Трех вершин ударила чудовище между глаз -- немного выше клюва, неплотно завинченная крышка отскочила и вода брызнула на морду монстра. Оззи показалось, что это не вода, а кипяток! Или много кипятка, целая цистерна! -- таково было воздействие целебной воды на монстра: чудовище подпрыгнуло и взвыло, как от нестерпимой боли.
   Вой тот был ужасен, но одновременно с треском сучьев и кустов стал удаляться и затих. Чудовище спасалось бегством, бросив свою несостоявшуюся жертву.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
   ГЛАВНАЯ ТАЙНА ЗАКОНА
  
   Поздним вечер Анасис сидел у Деоры в гостиной.
   Очевидно, что дела его были неважны: Главный хранитель находился в явной прострации. Цвет его кожи казался бледнее обычного, с неестественным, чуть синеватым, мертвенным оттенком. Он механически выдёргивал из головы волос за волосом и методично бросал их на стол.
   Постепенно на столе накопился заметный пучок волос.
   -- Хватит рвать волосы, -- сказала Деора, когда поднялась из подвала в гостиную, -- этим делу не поможешь. Если ты завтра придёшь на суд лысым, это произведет не самое лучшее впечатление!
   Анасис перестал выдирать волосы и постарался сосредоточиться:
   -- Знаешь, Деора, -- сказал он уже вполне осмысленно, -- ты мне всё-таки должна помочь...
   -- Я тебе уже помогла всем, чем могла!
   -- Подожди, не торопись! -- Анасис вздохнул так, словно им владела вселенская скорбь. -- Ты всё же... эта... специалист в своём деле...
   -- И что?
   -- Ну, мне нужна защита! -- решительно выдал Главный хранитель своё нынешнее заветное желание. -- Дополнительная защита!
   -- Какая ещё дополнительная защита? -- Деора уселась за стол напротив Анасиса и брезгливо смела ладонью на пол вырванные хранителем волосы.
   -- Деора, не придирайся к словам и терминам... Ты отлично понимаешь, о чём речь... Завтра в суде придётся вызвать в качестве главного доказательства... самого Чужестранца! Вот мне и нужна от него защита... Ну, как это сказать, магическая... да?
   В ответ Деора довольно долго молчала, постукивая пальцами по столу. Похоже, она что-то обдумывала или просчитывала.
   -- Тут две проблемы... -- наконец сказала она. -- Во-первых, мне надо лучше знать все обстоятельства дела, а во-вторых, я не могу дать полной гарантии защиты... То есть не то чтобы не могу дать полной гарантии, но дело в том, что сама по себе защита будет для тебя опасной, для твоего физического статуса...
   Анасис только махнул рукой, оставив без внимания слова о возможной опасности, его более заинтриговало первое условие Деоры:
   -- Что ты имеешь в виду под всеми обстоятельствами?
   Деора покачала головой. Лицо её посуровело:
   -- Ты же знаешь, почтенный хранитель, что я уже давно в курсе, в чём заключается тайна Закона. Но я не знаю некоторых деталей и нюансов. Чего ты больше всего боишься? Думаешь, если эллизорцы узнают о том, что подлинный список Закона уже четверть века как утрачен, то это будет катастрофой?
   Анасис метнул на Деору взгляд, в котором прыгал заметный страх.
   -- Нет, Деора... То, что оригинал Закона давно утрачен, это ещё цветочки...
   -- А что же тогда ягодки, почтенный?
   -- Деора... -- Главный хранитель так сжался, что стал похож на старый мешок с гнилыми костями, который, если его не поддержать, того и гляди с мерзким стуком свалится под стол.
   -- Если ты не скажешь всей правды, то я не смогу тебе помочь, Анасис! Защита не сработает!
   -- Ну, хорошо... -- Анасис, как видно, принял решение и выпрямился: -- Так и быть -- я скажу... Но ты должна сделать мне эту защиту... Она должна быть эффективной!
   -- Я постараюсь!
   -- Всё очень просто... Оригинал Закона был не только утрачен... Сам Закон был частично изменён...
  
  
   С крестом Магирусу, на удивление, повезло. В душевой царила такая суета и теснота, что охрана не обратила на крест внимания или же посчитала, что это один из талисманов, которые имелись почти у каждого. Правда, в основном, это были разные звёзды, изображения змей, зверей, чудовищ и знаков зодиака. Крестов же больше ни у кого Магирус не приметил.
   Зато тот самый Ник, с которым Магирус успел подружиться, на крест обратил внимание и вечером незадолго до отбоя как бы невзначай спросил:
   -- Слушай, Мак, а ты что -- христианин?
   Магирус отрицательно мотнул головой, а потом спросил:
   -- С чего ты взял?
   -- Так у тебя ж на груди их символ!
   -- Ну, это так... -- учёный эллизорец смутился. -- Скорей, это случайно...
   -- А-а, тогда понятно... А то я очень удивился, ведь, насколько я знаю, эллизорцы никогда не были христианами... -- Ник посмотрел на Магируса серьёзно, без всякой иронии. -- Но ты будь осторожней с этой атрибутикой... Большинство маггрейдцев, конечно, уже почти не помнят, кто такие христиане, но если кто из охраны или начальства окажется в курсе, то тебе может не поздоровиться... Вряд ли они любят христиан...
   -- А ты, Ник, откуда про христиан-то знаешь?
   -- Тут нет никакой тайны. Тот клан, из которого я родом, соседствовал с маленьким христианским кланом...
   -- И что с ними теперь?
   -- Мак, я не знаю... Я уже давно лишился всякой связи с родными местами... Может, они живы, а может, все уже и погибли...
   Они немного помолчали, сидя рядом, словно разговор полностью себя исчерпал. Потом Ник стал укладываться спать, а Магирус ещё долго лежал с открытыми глазами. Впервые за всю свою жизнь он задумался о том, что такое религия. Нет, обычный магизм его почти не занимал, но ведь некогда, до войны, как известно, существовали куда более глубокие и сложные, чем элементарное колдовство или знахарство, вероучительные системы. Что же случилось с этими религиями, и куда они все подевались?
  
   Яков, как всегда, имел возможность подслушать разговор матери с Анасисом, но его вовсе не впечатлила главная тайна Закона. Подумаешь, делов-то! Оригиналы, списки... Да, с этим Законом всегда было что-то не так! Разве можно было запрещать магию? Может, запрет на неё и есть главное и преступное изменение Закона? А ну как в оригинальном списке магия была вовсю разрешена? А коли так, то они бы с матерью, раскройся эта тайна, только бы выиграли! Но, похоже, что им всё-таки придётся бежать из Эллизора...
   Поскольку мамаша занялась новыми магическими манипуляциями над Главным хранителем, делая ему "защиту", Яков посчитал более безопасным спуститься в подвал, где предался дальнейшим размышлениям о том, каковы теперь их перспективы. Впрочем, шут с ними, с перспективами, там видно будет... Но вот, скажите, что делать с ненавистью, которую у него продолжает вызывать его бывший друг Оззи? Да, это всё из-за него! Именно из-за его безрассудства нарушился привычный ход вещей, и теперь Яков с матерью находятся под прямой угрозой изгнания из Эллизора. Хотя дело всё-таки не в этом! Как ни крути, Оззи его унизил, да он всегда унижал Якова, это простить нельзя, нельзя оставить безнаказанным! Надо найти какой-нибудь способ мести. Эффективной мести! Да, эффектной мести! Сильной мести! Страшной мести!.. Но что, собственно, он, Яков, может? У него ещё нет такой силы, которая есть у его матери... Но почему-то она боится свою силу использовать... Вот почему, скажите на милость? Решительно он должен научиться большему: не бояться использовать, применять силу, когда это необходимо! Мать никак не хочет понять, что её сын изменился, что он готов всерьёз учиться воспринимать необходимые знания и умения. Но она не понимает и не хочет быть для него учителем... Тогда как другого учителя здесь, в Эллизоре, Якову не найти. А может, и хорошо, что им надо бежать из Эллизора? Пусть будет трудно, но в том же Маггрейде он скорей найдёт себе учителя, раз из мамаши таковой не получается! Пусть так... Но первая его задача -- отомстить Оззи... Хотя бы Оззи... этого было бы достаточно. Это будет поступок, это будет действие, а не просто какая-то там теория... Но что же здесь можно придумать, какую такую страшную месть? Пусть его пока нет в Эллизоре, но, наверняка, Оззи скоро появится... Вряд ли он позволит, чтобы его отца осудили без всякого вмешательства со стороны...
   И, кажется, Яков придумал способ!
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
   КОЕ-ЧТО О ДУХЕ ЗАКОНА
  
   В зарешеченное окно своей камеры Леонард мог видеть полную медную луну, которая в тот день казалась на редкость огромной. Именно такая луна красовалась над Эллизором погожим осенним вечером четверть века назад. Это запомнилось Леонарду ещё и потому, что до того дня он такой большой луны, наверное, просто никогда не видел: ясное небо над послевоенной землёй случалось не часто. Наверное, Савватий тогда воспользовался хорошей погодой, чтобы по возможности беспрепятственно добраться из Лавритании и навестить Леонарда. Подумать только, а ведь уже четверть века прошло!
   Леонард вздохнул, отодвинул в сторону тетрадь и подумал, что не сможет закончить в тюрьме свои записки об истории Эллизора времён нашествия обров. Казалось бы, времени хоть отбавляй, но работа не шла, не желали воспоминания о тех суровых днях запечатлеваться на бумаге, что-то в душе Леонарда противилось этому. А ведь именно тогда и произошла настоящая драма с утратой оригинала Закона! И всё равно можно сказать, что те времена были куда честней... Но был ли честен он сам? Именно этот вопрос не давал Леонарду покоя -- и не только последние дни в эллизорской тюрьме, но и вообще все последние годы. Сам Леонард вовсе не считал, что у него, несмотря на легендарную славу, есть моральное право судить о том, что произошло два с лишним десятка лет назад, потому что имел свой "скелет в шкафу", который за прошедшие годы ничуть не обветшал, увы, только обрёл силу, воскрес во плоти...
   И вот ныне, сидя на жёстком тюремном топчане, Леонард вновь вспомнил погожий осенний вечер, когда ещё была жива его любимая Стелла, а он после своего чудесного возвращения из плена только-только примерил тогу хранителя, которой его наградил благодарный Эллизор. Как сейчас Леонард вспомнил угли, тлеющие в камине их дома, простой дубовый стол без скатерти, аромат свежего ржаного кофе и заметно осунувшееся лицо своего племянника Савватия, который только что попросил Стеллу вместе с двумя сыновьями-мальчишками оставить их вдвоём, потому что речь должна идти о делах Закона.
   -- Неужто всё так серьёзно? -- немного шутливо спросил Леонард, когда Стелла с детьми вышла, осторожно прикрыв дверь гостиной.
   -- Неужели почтенный хранитель думает, что я проделал весь этот опасный путь из Лавретании из-за каких-то пустяков? -- в голосе Савватия не было и тени иронии.
   -- Ну что ты, Савва, в самом деле? -- удивился тогда Леонард. -- Ведь мы же родственники. Я очень скорблю о твоём отце и моём брате, но ведь моей вины в его гибели нет. Он сам избрал свою участь и героически пал в сражении. Кроме того, я лишь недавно стал хранителем, между нами не должно быть из-за этого никаких препятствий!
   -- Да не в моем отце дело, дядя! Мир его праху! А вот то, что ты теперь хранитель это даже хорошо!
   -- Почему же это? -- улыбнулся Леонард.
   -- А потому что именно ты должен спасти Закон!
   -- Спасти Закон? -- удивился Леонард. -- Как это? От чего нужно спасать Закон? Что ты такое говоришь?
   -- А от того, что, с тех пор как погиб мой отец и Главным хранителем стал Анасис, каждую неделю на Главном собрании хранителей возглашается не тот Закон! Его подменили! Закон переписан!
   Нет, Леонард тогда не поверил услышанному.
   Во-первых, Савватий никогда не входил в число хранителей и поэтому не мог присутствовать на еженедельном торжественном собрании Высшего Совета Закона, на котором и происходило предписанное возглашение оригинального текста. А во-вторых, даже если бы Савватий и знал, что там возглашают с началом правления Анасиса, то с чем было ему сравнить возглашаемое? Откуда бы ему так хорошо знать оригинальный текст?
   Савватий не ответил Леонарду на его прямые вопросы.
   Он сидел за столом, нахмурясь, опустив голову, и не глядел в глаза своему дяде -- словно окаменел. В тот момент Леонард ещё не знал, что оригинал Закона исчез. У него не было оснований подозревать своего покойного брата и Савватия в том, что они могут иметь к этому исчезновение какое-либо отношение. Да, Леонард отнёсся к заявлению Савватия как к какой-то блажи.
   И только с годами Леонард понял, что его племянник был прав: дух Закона при Анасисе сильно изменился. И хотя сам Леонард понял это не сразу, теперь он обвинял себя в том, что смалодушествовал два с лишним десятилетия назад, не послушав Савватия. Быть может, если бы поверил и поставил бы на Совете вопрос о подлинности Закона, сейчас всё выглядело бы иначе. Но тогда, для начинающего хранителя, это предположение звучало слишком фантастично. Эх, теперь-то Леонард понимал, что один только Савватий изначально знал, что к чему, а единственным человеком в Эллизоре, кому он мог бы довериться, был Леонард -- и никто другой!
   Но Леонард тогда не внял! Или не захотел поверить? Струсил? Мысль об этом была для Леонарда слишком мучительна: неужели достаточно одному человеку проявить малодушие, усомниться, поосторожничать -- и в результате судьба целого клана, судьбы множества людей бесповоротно изменятся? Неужели так и впрямь бывает, неужели это возможно? Ну, положим, на судьбу целого клана или всего мира малодушие одного человека вряд ли может сильно повлиять. Но ведь очевидно, что это проклятое прошлое аукнулось не только для Леонарда, но и для его младшего сына Оззи с друзьями, для Беллы и ещё ряда людей, которых любил хранитель или благополучие которых зависело от него. Нет уж, Оззи, если тот ещё жив, Леонард не отдаст в жертву обстоятельствам! Пусть лучше погибнет сам Закон, нежели его любимый сын будет принесён ему в жертву!
   Тут Леонард невольно ужаснулся собственным мыслям, ведь Закон всегда превыше всего! Да... Но какой именно Закон? Тот ли это Закон, который, в самом деле, превыше всего? Все эти годы Леонард оправдывал себя тем, что, как ни крути, но Закон, даже такой, как он есть, охраняет и возвышает Эллизор среди других кланов. Но теперь это оправдательный мотив несколько ослабел уже хотя бы потому, что другая мысль была не менее сильной: а что если Эллизор возвысился бы куда в большей степени, если бы Закон остался неизменным, в изначальной силе? Очевидно же, что ныне Эллизор существует буквально чудом, не имея над другими кланами никакого превосходства -- ни в армии, ни в технической организации? Интересно, и долго ли это чудо будет продолжаться? Совсем не факт, что долго. Вряд ли тот же невероятно усилившийся в последние годы Маггрейд будет и далее терпеть рядом с собой маленький независимый Эллизор. Захват последнего Маггрейдом не более чем дело времени, так получается...
  
   Леонард вдруг обнаружил, что уже не сидит за столом, а стоит возле оконца тюремной камеры, а в руках у него остатки чёрствой лепёшки, которую он методично крошит на пол. Да, очень эта луна похожа на ту, что сопровождала давнюю встречу с Савватием, освещая их взаимное трагическое непонимание.
   "Одна надежда на Чужестранца!" -- подумал Леонард, явно не случайно он появился в Эллизоре, благодаря чему и вскрылся этот гнойник. И если все эти годы Эллизор существовал фактически чудом, то есть надежда, что появление Чужестранца будет тем самым чудом, которое и спасёт Эллизор. Ну, пусть хотя бы не спасёт в одночасье (нелепо надеяться только на чудеса), но, быть может, укажет выход, поможет выйти из тупика.
   Нет, завтра на суде Леонард будет действовать решительно и не позволит, как прежде торжествовать ложному пониманию Закона!
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
   ЯКОВ СОБИРАЕТСЯ
   ДЕЙСТВОВАТЬ
  
   С утра Деора возобновила сборы в дальнюю дорогу. Хотя она ничего пока не сказала сыну, Яков сразу всё понял и не смог сдержаться. В первый момент Деора не желала обсуждать эту тему, но когда Яков дал понять, что слышал вчерашний разговор с Анасисом и теперь тоже знает Главную тайну Закона, она тяжело вздохнула и сказала:
   -- Ну и дурак же ты! Зачем тебе эти тайны? Вот теперь посуди сам: что бы там ни произошло сегодня на суде, кто бы ни победил, разве потом в Эллизоре потерпят, что есть два человека -- ты и я, которые знают Главную тайну и при этом не являются хранителями?!
   Эта простая мысль окончательно сокрушила Якова. Он смотрел на суровое лицо матери и понимал, что сейчас она как никогда права. Теперь им точно нет места в Эллизоре, в их родном доме, привычный уклад вещей нарушился, а впереди -- изгнание, в котором самому Якову будет вовсе не сладко, так что его былое недовольство своим положением, его стенания на свою многотрудную жизнь могут показаться детским лепетом на весенней эллизорской лужайке. Казалось бы, совсем недавно он думал, что изгнание может стать даже полезным, что настоящей магии в Эллизоре не научишься, однако пока ещё не окончательно утвердился в этом. Не так легко полностью оторвать от себя то, к чему привык за всю свою, пусть и короткую, жизнь. Не каждый бывает в одночасье готов к изгнанию.
   -- Ну, что стоишь столбом! -- завершила вразумление Деора. -- Ты всё собрал в дорогу?
   Яков молча повернулся и ушёл в свою комнату, где пару раз пнул рюкзак, но несильно, без особого гнева, потому что это был и не гнев, а так, пустяки, мелкое раздражение. Настоящий гнев слишком большая ценность, чтобы разменивать его на дурацкое пинанье рюкзаков. Настоящий гнев должен найти способ воплотиться в мести, в страшной мести! Да, Яков не мог так просто уйти из Эллизора, смирившись с собственным поражением. Взять и уйти, вовсе никак не отомстив! Если же это произойдёт, то Яков окончательно перестанет самого себя уважать. Что ж, одна идея уже приходила в голову, но Яков отгонял её, потому что уж слишком это рискованный способ мести! Но других-то вариантов всё равно пока нет! А без риска ничего стоящего и не бывает, как мудро заметили древние...
   Пробыв около часа в своей комнате, Яков, наконец, услышал, что мать куда-то вышла из дома и, собрав всё своё мужество, отправился в подвал к Скунсу.
  
   Все хранители и члены Высшего Совета Закона собрались без опозданий: в зале повисла такая тишина, какой Главный хранитель не мог припомнить за все годы своего пребывания у власти. После вчерашнего сеанса магии у Деоры Анасис чувствовал себя иначе, чем после всех предыдущих: такое ощущение, что он преодолел некую солидную дистанцию и постиг нечто, что теперь отделило его от всех других людей. Вот только вопрос: не является ли эта дистанция марафонской, после которой тот бегун, что положил ей начало, падает замертво? Нет, скорее наоборот, думал Анасис, теперь мне ничего не страшно, настоящая магия всё-таки сильна, ведь что было бы с ним, Анасисом, если бы не помощь Деоры, подумать страшно! Не исключено, что он не смог бы вовсе присутствовать на процессе, лежал бы разбитый параличом, а скорее всего, мог бы уже сыграть в ящик.
   "Теперь я совершенно новое существо, -- продолжал размышлять Главный хранитель, -- теперь я сверхчеловек, не иначе... Весь этот профанный мир -- ерунда, не более чем материал... С этим миром можно поступать, как с глиной или пластилином -- лепить из него всё, что вздумается... Как я раньше этого не понимал? Многие думают, как бы под этот мир подстроиться, как бы прийти с ним в определённое согласие или гармонию... Какая чушь! Зачем подстраиваться под этот мир, когда нужно перестроить его под себя, вот и всё! Это же элементарно, господа! А все беды из-за того, что настоящая магия под запретом! Нет в Эллизоре простора настоящему магизму, какое это всё же упущение... Но ничего, дайте срок и... те мелкие перемены, что произошли четверть века назад, покажутся, так сказать, цветочками, совершенной ерундой по сравнению с теми ослепительными возможностями, которые открываются в будущем!"
   Да, иначе тогда, двадцать пять лет назад, сложиться не могло. Изменения, произведённые в своё время в Законе, конечно, были не столь значительны -- скорее, это частности, тогда как такие глобальные и незыблемые параграфы, как запрет на магию и идолопоклонство, вряд ли можно изменить сразу, в один приём так, чтобы никто из хранителей не возмутился. К этому нужно подвести незаметно, подготовив почву, дабы показать всему Эллизору, что вследствие отказа от магии он находится на краю гибели. Взять тот же Маггрейд. Благодаря своему магизму и тому, что никогда он, в отличие от Эллизора, не брезговал никакими средствами, как поднялся и укрепился этот Маггрейд! Вот он уже угрожает нашей общей безопасности! Если бы и Эллизор в своё время не остался чужд магическим практикам, то, наверное, никакой Маггрейд не составлял бы сейчас проблемы! Задумайтесь, сограждане, куда завело нас это наше благодушие и чистоплюйство! Эх, была бы тогда, двадцать пять лет назад, у Анасиса вся полнота власти! Было бы должное понимание вещей! Была бы такая же решительность, как сейчас! Эллизор был бы другим! И никакие Леонарды с их героическим прошлым не стояли бы на его, Главного хранителя, пути! Никакие такие Чужестранцы... Да, а что Чужестранец? Кто такой Чужестранец? Что он всё-таки может? Какой-то израненный бродяга, который еле живым оказался в Эллизоре! И его все боятся?! Ну, право же, просто смешно! Пусть его приведут сюда, и все увидят, каков этот Чужестранец, ни рода, ни вида... И он -- главное доказательство вины обвиняемых! С его помощью он, Анасис, добьётся смертного приговора! И даже не единственного!
   Когда в сопровождении двух стражей Леонарда ввели в зал Совета, в первый момент он не сразу узнал Анасиса. Лицо Главного хранителя было ни бледным и ни красным, как ранее, но отливало синюшным оттенком, волос на голове явно поубавилось, а сам хранитель сгорбился, что раньше ему вовсе не было свойственно и отчего он теперь казался меньше ростом. Но всего удивительней было то, что при видимом внешнем старении и деградации глаза Анасиса горели новым лихорадочным блеском и просто сделались другого цвета: красноватыми и с отчётливой тигриной желтизной. А ещё Анасис, ранее всегда старавшийся сохранять образ статного и уравновешенного, вёл себя как-то суетливо: совершал лишние движения руками, подпрыгивал на месте и часто крутил по сторонам головой.
   "Что-то произошло с ним", -- подумал Леонард, занимая своё арестантское место. Сам он чувствовал себя спокойно и решительно. Бояться, в том числе и за сохранность Закона, уже поздно. Пора выходить на битву с открытым забралом.
   Анасис не стал произносить долгих вступительных речей, кроме положенных по этикету дежурных слов, и сразу перешёл к делу. Было похоже, что он крайне спешил вершить судопроизводство.
   -- Вчера в этом зале из уст обвиняемого нами хранителя Леонарда прозвучало требование вести сегодняшнее заседание в закрытом режиме, потому что речь должна идти о Главной тайне Закона... -- Главный хранитель сделал небольшую паузу и быстро продолжил. -- В принципе это требование правомерно. Однако я должен напомнить всем здесь собравшимся, всем заседателям и хранителям, а также и самому обвиняемому, что такого рода требование должно быть обоснованно. Если же в процессе нашей работы выяснится, что это не более чем уловка со стороны обвиняемого, который таким образом желает просто оттянуть время, то напомню всем, что, согласно некоторым подпунктам самого Закона, это послужит серьёзным отягчающим обстоятельством для обвиняемого. Хранитель Леонард, надеюсь, вам это известно?
   Леонард спокойно кивнул.
   -- Не желаете ли вы дать сейчас отвод рассмотрению Главной тайны? В таком случае озвученное мною требование не будет вменяться вам в вину, если вдруг суд найдёт его необоснованным...
   -- Нет, не желаю! Могу только повторить это требование!
   -- Хорошо! -- Анасис сошёл со своего судейского места, чего, как правило, раньше не делал, и стал нервно расхаживать по залу, жестикулируя и подпрыгивая. -- Пусть будет так! А поскольку здесь присутствуют все, кто имеет допуск к тайнам Закона, я лишь напомню вам, почтенные заседатели и хранители, что Тайна Закона имеет непростой характер! Это не просто какая-то одна тайна или какое-то одно ситуационное положение. На самом деле, тайна Закона многогранна и не поддаётся логическому изъяснению. Если мы вдруг скажем, что можем исчерпывающим образом объяснить тайну Закона, то мы легко погрешим против самого Закона. Поэтому я призываю всех быть максимально осторожными, когда мы дерзаем касаться этой темы!
   "Вот же несносный болтун!" -- с некоторым раздражением подумал Леонард, но тут же постарался подавить в себе это чувство, потому что в предстоящем словесном поединке ему было необходимо безусловное спокойствие.
   -- Наверное, все вы знаете, что одна из тайн Закона имеет печальный характер, -- продолжал Анасис. -- И суть этой тайны в том, что двадцать пять лет назад во время отражения нашествия обров и смуты внутри Эллизора оригинальный список Закона, таким, каким он был получен Эллизором и каким он возглашался среди хранителей, оказался утрачен... -- Анасис почему-то замолчал и несколько минут мерял шагами зал, пока вновь не возобновил свою речь: -- Да, это так... Некоторые по своему скудоумию считают, что это и есть главная тайна Закона Эллизора... Но на самом деле это никакая не тайна, а определённый исторический катаклизм, который, к сожалению, произошёл с нами четверть века назад... Да, для простого народа это осталось и должно оставаться тайной, потому что иначе обыватель не может воспринимать Закон... Надеюсь, это всем понятно... как должно быть понятно нам, что истинная главная тайна Закона кроется в его происхождении, в обстоятельствах его дарования нам, и здесь мы все вынуждены благоговеть перед этой главной тайной Закона, потому что мы не имеем инструмента, чтобы проникнуть в неё. Поэтому лично мне не совсем понятно, какие именно обстоятельства хотел бы подвергнуть разбору наш главный обвиняемый? Всамом деле, в рассматриваемом нами случае всё достаточно очевидно: нарушение Закона налицо и никакая тайна самого Закона не может такого рода нарушения оправдать. Впрочем, пусть обвиняемый сам выскажется на этот счёт.
   Анасис остановился возле своей судейской трибуны, но всходить на неё не стал. Леонард уже стоял на своём месте, готовый к ответу. По лёгкой бледности, которая покрыла его лицо, было заметно, что спокойствие всё-таки даётся ему не просто.
   -- Я не буду излишне многословен, -- начал Леонард, -- наш судья, конечно, прав, что Закон превыше всего и что оправданием его нарушения может быть только сам Закон, если бы вдруг случилось так, что это нарушение является законным... Звучит это несколько странно, не правда ли? Но в действительности всё просто. То, что мы в данном случае рассматриваем как нарушение Закона, является не нарушением, но исполнением истинного Закона! Позволю себе напомнить, на что именно вчера ссылался Главный хранитель: "Не оказывай никакой помощи чужестранцам внутри Эллизора, равно как и на границе Эллизора, равно и на расстоянии полутора миль от территории Эллизора, разве что только, согласно с заключением Совета Закона или, в самом исключительном случае, с разрешения Главного хранителя Закона, который своё разрешение обязательно должен будет подтвердить письменно..." Кажется, это звучало именно так, не правда ли, уважаемые заседатели? -- Леонард вопросительно оглядел весь зал. Возражений не было. Анасис нетерпеливо переминался с ноги на ногу. -- Именно эти слова все мы привыкли слышать за Торжественным возглашением Закона и считаем их истинными, не так ли? Но я всей своей хранительской совестью, памятью моего героического брата и памятью моей любимой жены, а также жизнью своих детей свидетельствую, что это не слова Закона, а ложь и самое настоящее преступление против Закона, которое уже четверть века отравляет жизнь Эллизора, лишает нас торжества истинного Закона!
   Шум, который поднялся среди заседателей, невозможно было описать. Главный хранитель ещё больше позеленел и, хватаясь руками за судейскую трибуну, медленно поднялся на неё, не в силах что-либо сказать. Секретарю суда пришлось долго стучать своей деревянной колотушкой, чтобы утихомирить зал.
   -- Я позволю себе эту же цитату привести в изначальном, не искаженном смысле, -- сказал Леонард, когда шум утих. -- Вот как это должно звучать: "Всегда оказывай помощь чужестранцам внутри Эллизора, равно как и на границе Эллизора, равно и на расстоянии полутора миль от территории Эллизора, разве что не делай этого только согласно с заключением Совета Закона или, в самом исключительном случае, с разрешения Главного хранителя Закона, который своё разрешение обязательно должен будет подтвердить письменно"... Согласитесь, друзья, что смысл прямо противоположен тому, что все мы привыкли слышать за последние годы!
   Поднявшийся гвалт вновь на некоторое время лишил суд возможности нормально работать. Наконец встал секретарь и, перекрикивая других заседателей, возгласил:
   -- Если не будет тишины, заседание будет закрыто!
   Шум кое-как утих, и Анасис, который наконец собрался с духом, произнёс:
   -- Это нелепое заявление! У обвиняемого не может быть никаких доказательств, что Закон мог быть подделан или изменён! А кроме того, почти все хранители здесь! Все собравшиеся могут засвидетельствовать, что они всегда возглашали и охраняли один и тот же текст Закона!
   -- Минутку! -- Леонард прервал Главного хранителя. -- Фокус в том, что на настоящий момент здесь нет ни одного хранителя, который имел бы более чем двадцатипятилетний стаж, кроме почтенного Анасиса. Кажется, есть ещё только один человек, кто был хранителем ещё до нашествия обров, но он здесь тоже не присутствует по причине болезни. Отсюда очевидно, что Закон был самовольно изменён и искажён ещё до того, как большинство ныне здравствующих хранителей могли услышать его торжественное возглашение!
   -- Это вопиющее оскорбление нашего хранительского достоинства и оскорбление Самого Закона! -- закричал Анасис.
   -- Требую не поддаваться эмоциям! -- ответно возвысил голос Леонард. -- Требую подробного рассмотрения всех исторических обстоятельств утраты оригинала Закона! Требую начать это рассмотрения прямо сейчас, не откладывая!
   Хранители пошумели ещё, но в большинстве своем согласились с требованиями Леонарда. К слушанию и рассмотрению заявленной темы решили преступить после получасового перерыва.
   ГЛАВА СОРОКОВАЯ
   ПОЯВЛЕНИЕ ОЗЗИ НА СУДЕ
  
   Яков не скоро управился со Скунсом: сказались и собственная боязнь и то, что на улицах Эллизора невозможно появиться в открытую с живым мутантом. К Дворцу Высшего Совета пришлось пробираться окольными путями через свалки и сточные канавы, что далось Якову нелегко, ведь порой упирающегося домашнего мутанта приходилось буквально тащить за собой с помощью цепи. Правда, Скунс за последнее время привык к Якову и видимой агрессивности не выказывал. Однако временное миролюбие мутанта ничуть не уменьшало длины его ядовитых клыков, отчего Яков не чувствовал себя в безопасности. Одно укрепляло его и сдерживало страх: жажда мести и тот самый полюбившийся стишок из песни, которая где-то была услышана Яковом и теперь настойчиво звучала в сознании: "Чёрный рыцарь встал, встал, страх его не взял!"
   Немного успокоился Яков только тогда, когда достиг подземных коммуникаций Дворца Советов, которые хорошо знал благодаря своей давней, ещё детской любви к подземным путешествиям и авантюрам. Здесь он пребывал в своей стихии! Не исключено, что бесстрашие Якова, возникавшее в подземных ходах и закоулках, прежде компенсировало его трусоватость. Теперь же непреодолимая жажда мести и вовсе сделала его смельчаком. Огарок свечи и ранее оставленные в подземелье дворца метки-ориентиры помогли Якову вместе со Скунсом подобраться к залу заседаний с противоположной от входа стены. Именно там, за одной из колонн, можно было незаметно сдвинуть мраморную плиту пола. В образовавшееся отверстие вряд ли протиснулся бы взрослый дородный человек, однако ребёнок или подросток -- вполне. Этот лаз Яков обнаружил ещё пару лет назад -- и вот теперь это открытие пригодилось.
   Привязав внизу Скунса к металлической арматуре, словно специально торчавшей из выпирающей части фундамента, Яков осторожно приподнял, затем сдвинул плиту в сторону и прислушался.
  
   Из-за колонн почти ничего не было видно, но голоса доносились вполне отчётливо.
   "...Мы были вынуждены поступить так, потому что оригинал Закона был всего в одном экземпляре, никаких копий никогда не существовало!" -- услышал Яков. Похоже, что этот голос принадлежал Анасису. -- "И вот тогда я и ещё несколько старых хранителей по памяти восстановили утраченный текст Закона!"
   "Это неправда! -- раздался другой голос. -- Не было никаких старых хранителей! Самые ревностные из хранителей погибли вместе с моим братом Леонидом, потому что, хотя у них и было такое право, они не могли отсиживаться в стороне, когда Эллизору угрожала смертельная опасность! Думаю, что почтенный Анасис переписал Закон по своему усмотрению и, вероятно, в сговоре с немногими из тех хранителей, кто уцелел!"
   Яков вздрогнул: это был голос Леонарда.
   Вновь заговорил Анасис.
   "Чтобы здесь ни говорил Леонард, у него всё равно нет никаких доказательств, что Закон был изменён. Таким доказательством мог бы послужить оригинальный текст Закона, но мы все знаем, что он пропал. Чем Леонард может подтвердить, что его цитата из якобы оригинальной версии Закона действительно верна? Каким текстом это можно удостоверить?"
   Внизу громко завозился Скунс, и Яков на время отвлёкся, вынужденный спуститься к мутанту, чтобы проверить, не сорвался ли тот с цепи. К тому времени, когда Яков вновь смог следить за происходящим в зале, там случился какой-то переполох.
   "Он должен быть причислен к обвиняемым! -- услышал Яков голос Анасиса, -- но он не может присутствовать на закрытом заседании, ведь у него нет допуска к тайнам Закона!"
   И тут Яков понял, что в зале появился ещё один голос -- голос ненавистного ему Оззи.
  
   Леонард не мог открыть всего, что знал перед другими хранителями. Он не рассказал, что перед самой смертью жена Анасиса приходила к нему. Тому, что он услышал от неё, не было доказательств, но он очень хорошо запомнил тот день и почти каждое слово из её несвязной речи. Наверное, он и рад был бы списать всё услышанное на свою болезнь, но совесть ему этого не позволила. Да, легко можно было всё свалить на бред, основания к тому имелись -- Леонард тогда хворал, отсиживался дома с высокой температурой и поэтому на собрание хранителей, посвящённое очередному возглашению Закона, пойти не мог. Маленький Оззи отсутствовал вместе с Роном.
   -- Так я и знала, что ты дома, хоть и хранитель! -- заявила Софья с порога.
   -- Да, Софи, болею, зима разыгралась не на шутку, когда мы с Александром проверяли рыбные промыслы. Меня вот продуло!
   -- А нас -- нет, а нас -- нет, а нас -- нет! -- вдруг запричитала жена Анасиса, взяла со стола хлебный нож и начала что-то сосредоточенно вырезать на деревянной поверхности. -- А не дует у нас, а не дует! И в Совете не дует, и у муженька моего, вот!
   Леонард, у которого голова и так шла кругом, промолчал, не зная, что ответить. Душевное нездоровье супруги Главного хранителя было слишком очевидно.
   -- А хорошо-хорошо-хорошо, что ты туда не пошёл! -- воскликнула Софья и вдруг запела: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на седалище губителей не седе"!
   -- Что это ты поёшь, Софи? -- произнёс Леонард, чтобы хоть что-то сказать.
   -- А это меня мама научила! Она много пела, она много знала! Мама сказала, что это псалом!
   -- А что же это такое: псалом?
   Почему-то Софья обиделась: как ребёнок надула губы и отвернулась.
   Потом, помолчав и глядя в одну точку, так и не повернув головы, проговорила:
   -- Он часто говорит по ночам!
   -- Кто? -- не понял Леонард.
   -- Он -- это мой муж! Он говорит по ночам! Он часто говорит по ночам!
   -- Ну и что, Софи! Что в этом страшного? Такое бывает со многими!
   -- Он-он-он! Он предал Закон, это правда-правда! Он изменил Закон! Это правда! Это такая страшная правда! Нет ничего хуже правды, страшной правды! Нет ничего страшней настоящей правды! Как жить с этим? Как можно с правдой жить?
   Острием ножа она успела исцарапать весь стол, но Леонард побоялся остановить её, потому что хотел выслушать до конца. Но больше жена Анасиса ничего не сказала, бросила нож и ушла. Леонард не стал догонять её, а когда следующим утром температура спала и голова перестала болеть, он обнаружил, что поверхность стола изрезана Софьей не бездумно. С помощью ножа стол был исписан цитатами из отдельных положений Закона. Только вот выглядели они не совсем так, как Леонард привык слышать или читать в самом Законе. Точнее, в составленной Анасисом копии. Леонард тогда разобрал стол и убрал столешницу в подвал, загородив каким-то хламом. Там эта столешница, скорее всего, и должна храниться. Но вряд ли её можно использовать на суде в качестве доказательства. Правда, имелся у Леонарда ещё один козырь, которым, впрочем, он тоже воспользоваться не успел, потому что центральные двери с громким скрипом распахнулись и в зал ворвался отбивающийся от стражи Оззи.
   В первое мгновение Леонард не сразу узнал его: изодранная грязная одежда, всклоченные волосы, исцарапанное чумазое лицо.
  
   ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
   ПАНИКА ДЕОРЫ
  
   Обнаружив отсутствие и Якова и Скунса, Деора сперва сильно удивилась. Сыночка своего она считала трусливым увальнем, ни на какие решительные поступки не способным, так что мысль о том, что он мог направиться во Дворец Советов, не сразу пришла ей в голову. Но когда она перебрала все возможные варианты действий Якова и просчитала единственно возможный, её охватило такое душевное смятение, какого она не испытывала уже давно. Неужели её единственное чадо решило натравить Скунса на членов Совета?! Даже, если пострадает только Леонард, тот факт, что Яков использовал в своих целях мутанта, может привести к смертному приговору. А ведь спущенный с цепи Скунс вряд ли одним Леонардом ограничится.
   До Дворца бежать недолго, но Деора совершенно не знала системы подземных коммуникаций, которыми наверняка воспользовался Яков, а в сам Дворец её не пускала стража, объявив, что заседание суда Совета сегодня проходит в закрытом режиме. Не помогли ни уговоры, ни заверения в том, что она является важным свидетелем. Когда все возможности пробраться внутрь были исчерпаны, Деора в отчаянии прислонилась колонне у входа, не зная, как помочь сыну, как остановить его безрассудство.
  
   Суд в это время занимался проблемой, подобных которой не возникало за всё время существования Закона: предстояло изучить и оценить документы, доставленные Оззи из Маггрейда. После короткого опроса на тему, как именно эти бумаги попали в руки сына Леонарда, упирающегося Оззи уже хотели выдворить из зала, поскольку он не имел допуска к тайнам Закона, но неожиданно Главный хранитель Анасис заявил:
   -- Обстоятельства дела требуют его присутствия! В данном случае я вынужден использовать своё право Главного хранителя утвердить особое исключение из правил. Пусть секретарь зафиксирует это письменно!
   Зачем Анасису понадобилось оставлять Оззи в зале заседаний, навсегда осталось загадкой. Леонард, конечно, хотел бы видеть сына рядом с собой, но предложение Главного хранителя настораживало. На самом деле, Анасис действовал чисто интуитивно и, наверное, позже, наступи оно для него, сам не смог бы объяснить своего решения. С того момента как сын Леонарда ворвался в зал и заявил, что у него есть документы, имеющие отношения к спору о Законе, Анасис пребывал в испуге: а вдруг сейчас обнаружится оригинал Закона? Наверное, на этот случай главному обвинителю хотелось всех основных противников иметь перед своим взором, чтобы не утратить над ними контроль.
   Далее Анасис заявил:
   -- Мы можем безошибочно установить, имеют ли эти бумаги отношение к оригиналу Закона. Большинство из хранителей должны знать, что в своде толковых правил к Закону наличествует подробное описание того, на каком материале и каким способом был запечатлён текст оригинала. И только в том случае, если наше собрание большинством голосов признает, что попавшие к нам бумаги имеют отношение к подлиннику, можно будет ставить вопрос о использовании их в качестве вещественных доказательств. В противном случае эти документы не будут иметь для нашего судопроизводства никакого значения. Предлагаю избрать комиссию по рассмотрению и анализу этих документов в составе Главного хранителя, секретаря суда и трёх хранителей заседателей, избираемых по жребию...
   -- У меня небольшое замечание! -- раздался голос Леонарда. -- Избранная комиссия должна начать работу немедленно, без перерыва и никуда не удаляясь из зала. При этом всем должны быть видны документы и все манипуляции, которые будут осуществляться с ними!
   Анасис помедлил, усмехнулся, но возражать не стал. Посередине зала поставили отдельный стол, принесли из хранилища несколько томов толкований, и комиссия приступила к работе.
   Леонард поймал встревоженный взгляд Оззи, находившегося на другом конце зала, и спокойной кивнул -- мол, не волнуйся, всё будет нормально. Прятавшийся за колонной Яков просто сгорал от нетерпения: быть может, сейчас прозвучит нечто, что закончится смертным приговором для Оззи, и тогда применять Скунса не понадобится.
   В зале нарастало напряжение.
   Наконец, члены комиссии шёпотом посовещались между собой, и слово взял секретарь суда. Анасис при этом с непроницаемым лицом отступил к судейской трибуне.
   -- Мы, в числе пяти заседателей, вместе с Главным хранителем Закона, рассмотрели, сравнили с имеющимся описанием и проанализировали наличествующие документы, предъявленные суду сыном главного обвиняемого Леонарда Оззи, -- засушенным без эмоций голосом произнёс секретарь, -- и пришли к следующему выводу, что ни один из представленных документов не может иметь прямого отношения к оригинальному тексту Закона. Характерные текстовые фрагменты могут быть признаны исключительно копиями Закона... По существующим правилам и параграфам Высшего Суда Эллизора документы, имеющие лишь косвенное отношение к Закону, доказательствами в судебных процессах служить не могут и как доказательная база во внимание не принимаются!
   В наступившей тишине вдруг раздался судорожный кашель, очень напоминающий смех. Анасис спустился со своей трибуны, обхватив лицо руками и стараясь унять рвущиеся наружу звуки. Когда он отнял руки, то все заметили, что его лицо снова побагровело, как это было в конце вчерашнего заседания.
   -- Ну что ж, почтенные заседатели! -- сказал он, не скрывая торжествующей нотки в голосе. -- Теперь мы можем продолжить процесс по обвинению хранителя Леонарда и его сына Оззи в нарушении Закона, присовокупив здесь же обвинение в сознательном оскорблении Закона, и никакие частности нам уже не должны мешать!
   -- Я требую пригласить на заседание Чужестранца! -- раздался голос Леонарда.
   -- Чужестранца? -- Анасис запнулся, но потом, чуть помедлив, согласился:
   -- Пусть так! Этот Чужестранец сам является основным доказательством обвинения! Доставьте его немедленно! На это время объявляю получасовой перерыв!
   ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
   КОНЕЦ
   ГЛАВНОГО ХРАНИТЕЛЯ
  
   Измученная бесплодным ожиданием Деора увидела, как из Дворца Советов выбежал стражник и, продолжая давать на ходу своим подчинённым указания, вскочил на коня.
   "Усильте охрану по всему периметру! -- услышала она. -- Сейчас привезут Чужестранца!"
   -- У меня очень важная новость для Главного хранителя! -- заявила Деора вновь преградившему ей путь стражнику. -- Насколько я понимаю, сейчас всё равно перерыв в заседании! Проведите меня к нему!
   Анасис на этот раз был не в чайном дворике, а в основном помещении хранилища и сосредоточенно изучал какой-то объёмистый том. Ни чая, ни кексов, вообще ничего, кроме книги в кожаном перелёте, перед ним не было.
   -- Деора, -- первым заговорил он, даже не поздоровавшись, -- мне сейчас некогда. Если ты хочешь опять говорить о Чужестранце, то уже поздно! Его сейчас доставят в суд! А мне надо подготовиться, чтобы выстроить окончательное обвинение!
   -- Хранитель! Делай что хочешь! -- сказала Деора и обернулась к стражу, маячившему в дверях: -- Оставь нас, у меня сугубо конфиденциальный разговор.
   Анасис кивнул, и страж убрался за дверь.
   -- Я не уследила за сыном! -- продолжила Деора. -- Он исчез...
   -- Ну и что? -- начал раздражаться Анасис. -- Нашла время, это твои проблемы!
   -- Боюсь, что, если срочно не найти Якова, это будут наши общие проблемы! Он прихватил с собой Скунса!
   -- Кого? -- не понял Анасис.
   -- Скунса! Моего ручного мутанта! Это ядовитая саблезубая гиперкрыса!
   -- Тьфу ты! -- Анасис никак не мог сообразить, в чём проблема. -- Ну, пошёл парень прогуляться вместе с крысой, Деора, ты в своём уме? Ты отрываешь меня от самого важного!
   -- Хранитель! Да пойми же ты! Он, наверняка, вместе со Скунсом где-то здесь -- в подземных проходах! Мой Яша мирный мальчик, но его очень обидел Оззи! Боюсь, что он хочет натравить Скунса на своих обидчиков! Ну и представь, что будет, если мутант появится прямо на суде! Это же не менее тяжкое нарушение Закона, чем то, что ты шьёшь Леонарду! А я одна отвечать не собираюсь -- скажу, что содержала мутанта по твоему прямому указанию!
   Анасис просто опешил: ему ещё фокусов с мутантами не хватало.
   -- И... и что ты предлагаешь? -- он захлопнул книгу и медленно поднялся из-за стола.
   -- Пусть мне покажут вход в подвал. Я постараюсь найти Якова со Скунсом!
   Анасис молча подошёл к дверям, выглянул в коридор и приказал стражнику:
   -- Найди фонарь и проводи её до подвала. А там пусть сама разбирается со своим сыном!
  
   История с этой дурацкой ядовитой крысой выбила Анасиса из колеи в самый решающий момент. Он был почти готов к предстоящей схватке с Чужестранцем, оставалось продумать лишь некоторые детали. И вот Деора со своим гнусным мутантом перебила зазвучавшую в сердце мелодию, нарушила течение мысли, разрушила идеальный образ торжества Закона, уже начавший складываться в разгорячённом уме Главного хранителя. Будучи вполне рациональным по своему складу человеком, хранитель был вовсе не чужд того, что один великий поэт назвал "и торжеством и вдохновеньем". Пусть это будет тёмное вдохновение, пусть, но раз уж оно может привести к видимому торжеству, то кто, однажды вкусив этого торжества, сможет устоять в последующем? Уж кто-кто, но Главный хранитель был явно не из тех людей, кто способен повернуть назад под предлогом того, что дорога оказалась не та и он заблудился. Да, коней на переправе не меняют, но как же несовершенен человек, если та или иная неожиданность может разрушить планы или элементарно помешать мобилизовать творческие силы! Оставалось надеяться, что больших неожиданностей не будет: ведь расстановка сил известна, все персонажи -- тоже... Против Чужестранца у хранителя есть эффективная защита... Да и, собственно, отчего защищаться-то? Скорей всего, Чужестранец из тех людей, кто не пользуется магией! Как настоящий непритворный эллизорец... Почему же тогда Деора так его боится? Странно! Да её бы саму в зал Совета, чтобы она своими чарами сокрушила этого пришельца! Известно же, что лучшая защита -- это нападение. Эх, жаль, что сам Анасис никогда не занимался практической магией: в его должности Главного хранителя это было просто невозможно...
   Следуя к своей судейской трибуне, Анасис никак не мог избавиться от внутреннего опасения, связанного с крысой-мутантом. Всё же это был персонаж, не предусмотренный в изначальном сценарии процесса. А Главный хранитель не любил, чтобы в его замыслы вкрадывались неожиданности. "Может быть, отменить всё? -- мелькнула мысль. -- Перенести на завтра, собраться с силами? Дабы всё вновь приобрело определённую цельность, без всяких непредсказуемых вкраплений? Нет, это невозможно: никто из заседателей не поймёт, все с любопытством и нетерпением ждут явления Чужестранца".
   Он остановился у судейской трибуны, но подниматься не стал: ещё одна странность почудилась ему, а именно -- запах. Какой страшно знакомый запах! Да, именно что страшно... Такой запах имел тот самый луковый суп, который так любила его покойная Софья и который так хорошо умела готовить их служанка Роза. Уже лет десять, как Главный хранитель не чувствовал запаха лукового супа в своём доме. Он даже запретил подавать его в столовой Совета, с тех самых пор как умерла Софи... А ведь было очень нелегко добавить яда в тот луковый супчик, ох, как нелегко, кто бы знал... А какой это был яд, какой редкий, исключительный, дорогостоящий яд! Человек от него умирает не сразу, а в течение недели, и смерть его сопровождается симптомами жестокого инфекционного менингита... Никому и в голову не могло прийти, что это отравление! А он всю неделю просидел у постели умирающей, держал её за руку и совершенно искренне плакал, убеждая себя, что пожертвовал любимой женой ради Закона и всеобщего благополучия Эллизора...
   Но откуда же здесь этот запах? В здании Совета никогда не готовят никаких луковых супов, это совершенно точно!
   "Ваша честь! Заключённый свидетель доставлен!" -- раздался
   громкий голос, и Анасис в испуге вздрогнул, отвлечённый от воспоминаний о луковом супе. "Нет, только не сегодня! -- вновь подумал он. -- Надо перенести заседание!" Он уже хотел приосаниться и постараться как можно убедительней объявить о своём решении, но не смог произнести ни слова: язык отнялся, а во рту появился нестерпимый вкус варёного лука, перебивший дыхание и стремительно заполнивший всё существо Главного хранителя. Те, кто в это время наблюдали за ним, поразились, насколько изменилось лицо Анасиса -- оно почернело и приобрело мертвенный оттенок.
   Впрочем, видели это далеко не все, потому что глаза большинства были обращены в сторону центрального входа в зал, где в сопровождении стражи должен был появиться Чужестранец.
   И вот он уже виден в дверях: высокий, благородный, светловолосый... Взгляд удивительных синих глаз исполнен мира и какой-то затаённой грусти... Вот он уже в зале и молча, с печалью смотрит на собравшихся.
   Хрип, который раздался в это мгновение, не смог бы описать никакой секретарь суда. Очень громкий, булькающий и одновременно скрежещущий звук вырвался из глотки Анасиса. Главный хранитель, шатаясь, сделал несколько шагов навстречу Чужестранцу и остановился. Может быть, он что-то и хотел сказать, но язык не повиновался ему. Взгляд хранителя был прикован к Чужестранцу. Да, наверное, он хотел бы отвести, оторвать взгляд, но не мог, не в силах был этого сделать. Изумление и страх в последний момент ещё читались в глазах Анасиса. Внезапно кожа на безумном лице Главного хранителя начала лопаться и сочиться бурой сукровицей, волосы посыпались с головы, а глаза вылезли из орбит.
   Ещё мгновение -- и все увидели, что вместо Анасиса на полу, в кучке хранительской одежды, лежит исходящее паром месиво, в котором копошатся мерзкие черви.
   ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
   МЕСТЬ ЯКОВА
  
   Якову надоело прятаться за колонной. Поскольку в зале не звучало никаких речей, было сложно понять, что именно там происходит. Да, объявлен перерыв, но он уже должен был кончиться. Наконец, когда было объявлено, что доставлен Чужестранец, Яков решил, что нет смысла дожидаться решения суда: коль скоро все в сборе, то теперь он, сын вдовы казнохранителя Эллизора, может привести в исполнение свой приговор! Пусть он, Яков, ещё не так силён в магии, но у него есть средство, чтобы отомстить тем, кто его обидел! Короче говоря, пора натравливать Скунса! Лучшего момента можно и не дождаться!
   Он спрыгнул вниз, отвязал попискивающего Скунса и задумался. До сих пор Якову не приходило в голову, как именно он поднимет мутанта наверх, чтобы натравить на собравшихся. Нет, саблезубая крыса-мутант не так уже тяжела, и её под силу поднять даже подростку, однако это вовсе не безобидная декоративной породы собачка, а существо, имеющее острые ядовитые клыки.
   Что ж, пора и самому делаться сильней: вот и прекрасный повод для этого! Нужно окончательно преодолеть свой страх перед саблезубой крысой.
   -- Ничего, -- прошептал он и, насколько мог, ласково погладил мутанта, -- мы им всем покажем, верно, Скунсик?
   Мутант перестал попискивать, поднял морду, слегка поджав клыки, и с любопытством посмотрел на сына своей хозяйки, которого, не исключено, тоже уже считал хозяином.
   -- Помнишь Оззи? -- осторожно спросил Яков, продолжая поглаживать Скунса по боку. -- Помнишь стрелу? Как тебя ранили, помнишь?
   Ему показалось, что крыса понимает его: при словах о стреле и ране Скунс заметно напрягся и издал короткий угрожающий писк.
   -- Наши враги наверху! -- продолжил Яков. -- Твои враги наверху! Ты должен отомстить! Покусай Оззи! Покусай их всех!
   С этими словами он поднял мутанта и попытался пропихнуть его тушу в отверстие, каким только что воспользовался сам. И это вполне удалось: Скунс заскрёб лапами по краю, быстро подтянулся и исчез в дыре.
   Сверху, наподобие верёвочки, спускался его голый розовый хвост.
   "Чёрный рыцарь встал! -- зашептал Яков, как заклинание, слова своей любимой песни. -- Мёртвый рыцарь встал! Ух, ух, тут одно из двух, пан или пропал!"
   -- Что ты делаешь! -- услышал Яков отчаянный крик матери. -- Остановись!
   Деора бежала к сыну, керосиновый фонарь прыгал в её руке.
   Скунс наверху принюхивался, чего-то выжидая. Яков видел, как подрагивает его хвост.
   -- Давай! -- закричал Яков, -- Давай, мой черный рыцарь, вперёд!
   Скунс сперва вроде бы двинулся в атаку. Яков видел, что хвост крысы исчез из поля зрения, но дальше всё получилось не так, как хотел сын Деоры. Там, наверху, мутант вдруг издал истошный вопль и, стремглав бросился обратно, не разбираясь, кто стоит у него на пути и мешает ему спасаться паническим крысиным бегством.
   Деора успела отскочить в сторону, но несчастный Яков, до крови оцарапанный струсившим Скунсом, упал без памяти посреди подвального помещения Дворца Советов. В угасающем сознании его возникла странная картина: будто он лежит посреди большого тёмного и покрытого пеплом поля, утопая в этом самом пепле, а вокруг с громким свистом кружит густой тёмный воздух, и грозит этот воздух свернуть всё окружающее пространство. И это очень страшно. И Яков понимает, что тогда -- всему конец... Внезапно в этом вихре возникает фигура рыцаря с чёрным лицом и в чёрных доспехах. Он склоняется над поверженным Яковым, откидывает забрало, но почему-то внутри, под забралом Яков не видит глаз -- там только бездонная пустота. И оттуда, из немыслимой этой пустоты, он слышит голос: "Сын Деоры! Ты звал меня? Я пришёл! Теперь поклонись мне навсегда!"
  
   На этот раз Главный советник Империуса Сарторий прибыл в Вирленд без всякой помпы, почти инкогнито. Гэлл, начальник охраны комплекса, сопровождал его, как и полагается, чуть отстав, но без всякого подобострастия. Сарторий знал, что подобострастие не даётся Гэллу, это не Геронтий, хитрая лиса... Но это даже нравилось советнику. Кстати, начальник охраны был похож на Эфрона: тоже из бывших гладиаторов прямолинеен, при этом может и любит похохмить. Вероятно, было бы лучше видеть на данном посту более покладистого человека, но здесь играли роль обстоятельства, над которыми Сарторий не властен: Гэлл был угоден никому иному, как Верховному жрецу Маггрейда Варлааму, а это уже не шутки, с Варлаамом считались все, даже Империус.
   Да если бы Варлаам слыл только магом -- это одно дело. Этих самых магов и жрецов в послевоенном мире развелось, как мутантов недорезанных, пруд пруди! Но Варлаам всё же не обычный маг и не простой жрец: знания и умения, которыми он обладал, возвысили этого кудесника чрезвычайно высоко. А самое главное, Сарторий абсолютно не знал, как к жрецу подступиться, как с этим великим магом вообще вести дела? Слишком уж он казался неприступным, слишком, как бы это сказать, герметичным, что ли. А таких штучек Сарторий, ох, как не любил, не нравились ему области непознаваемого в других людях, которые таким образом становились неподконтрольными. Однако с Варлаамом пока ничего нельзя поделать! Одно то, что он сыграл решающую роль в запуске вирлендского реактора, обеспечивало магу такие преференции, о которых Сарторий не мог и мечтать. По-крайней мере, их не получить никогда без хитрых интриг и постоянной борьбы за власть. Ты вынужден постоянно мудрить, изощряться... в то время как таким вот кудесникам и волхвам не нужны интриги и подсиживание ближних, они в этом просто не нуждаются и легко сохраняют свой статус кво без дополнительных человеческих усилий. Нет, это выше элементарного советнического понимания! Это просто несправедливо! Сарторий таких людей сразу записывал во враги, потому что они крайне опасны в любых ситуациях и положениях.
   Да, таких как Варлаам, на худой маггрейдской козе... как там в поговорке, не мог вспомнить Сарторий, -- в общем, не объедешь. Впрочем, придумать, что можно в настоящий момент противопоставить Варлааму, чтобы быть от него полностью независимым, советник тоже не мог. Проблема эта продолжала занимать мысли Сартория, пока вместе с Гэллом он шёл к резиденции Варлаама. Резиденцией, впрочем, помещения, которые занимал жрец, назвать было трудно. В личной жизни маг старался быть максимально скромным, что тоже бесило сибарита Сартория. Жрец занимал всего две комнаты с прихожей-тамбуром. Одна из комнат, куда никому не было доступа, служила не то опочивальней, не то "кумирней", а может, и тем и другим сразу, другая -- довольно просторная зала -- была и гостиной, и библиотекой, и столовой, где Варлаам встречал гостей и принимал пищу. Стены её были завешаны вроде бы дорогими коврами, но у Сартория, ещё с первых посещений жреца, сложилось впечатление, что ковры на стенах играют функцию не только эстетическую. Сам принцип подбора ковров казался странным -- среди них были и роскошные, с густым ворсом, и совершенно невзрачные, затёртые прямо-таки до дыр.
   Жрец приветствовал советника холодной улыбкой. Сарторий, кстати, не исключал, что в жилах Варлаама есть заметная примесь восточной крови: разрез глаз и их цвет свидетельствовали об том. Да и жидкая бородка мага тоже была, скорее, монгольского типа. Не исключено, что именно сей восточный акцент во внешности Варлаама делал его возраст трудно определимым со стороны: ему можно было дать и пятьдесят и все восемьдесят лет.
   Сарторий склонялся к последней версии: хотя бы потому, что исключительные знания и умения жреца выдавали в нём представителя ещё довоенного мира.
   -- Поужинаешь со мной?
   -- Не откажусь!
   Сарторий присел за стол, накрытый тёмно-коричневого цвета скатертью, стараясь изо всех сил не расслабляться, потому что любой разговор с Варлаамом требовал полной концентрации внимания.
   -- Насколько я помню, сухое розовое вино?
   -- На ваше усмотрение, посвящённый!
   -- Ты не забыл, что у меня только вегетарианская пища?
   -- Такая пища тоже может быть отменно вкусна!
   Варлаам усмехнулся. Сколько его помнил Сарторий, он никогда не смеялся громко или самозабвенно -- только усмехался, да и то нечасто. Принесли выпивку и еду. Сарторий отпил немного вина и закусил изысканно приготовленной фасолью с зеленью.
   Маг пригубил вино только для видимости, поставил бокал и, наконец, заговорил по делу:
   -- Знаешь, дорогой советник, я, безусловно, рад, что все мы вместе с Империусом пришли к единомыслию. Это, действительно, очень важный фактор, который в будущем принесёт всем нам благие плоды... -- жрец с минуту помолчал, не поднимая глаз, затем продолжил с той же вкрадчивой интонацией: -- Однако нам всем нужно помнить, что на этом пути нас ждут многие трудности и опасности. Главная опасность -- разногласия... Они могут подстерегать нас неожиданно и по самым разным поводам... Они даже могут казаться нам непреодолимыми... -- Тут Варлаам вновь замолчал, взял со стола почти полный бокал и посмотрел на просвет его содержимое. -- Нет, того вина уже нет... -- пробормотал он и продолжил: -- Я, впрочем, далёк от мысли, что разногласий совсем можно избежать и что есть способ или метод сделать так, чтобы никаких разногласий никогда не возникало... Это, знаешь ли, утопия, так не бывает. Но... на этом "но" жрец опять замолчал, поднялся из-за стола, не спеша прошёл к одному из стеллажей, что-то достал с полки и чиркнул спичкой.
   Сарторий с удивлением подумал, что маг желает закурить, чего никогда раньше за Варлаамом не замечал. Но оказалось, что это не табак, а какие-то благовония или фимиам. Советник не любил всю эту магическую вонь. Как правило, от неё начинала кружиться голова и мысли теряли ясность, но на этот раз аромат показался ему приятным: не навязчивый и не приторно сладкий, скорее, с горьковатым полынным привкусом.
   -- Люблю этот запах... -- Варлаам вернулся к столу, но садиться не стал, так что Сарторий почувствовал себя несколько неудобно. Но не вскакивать же перед жрецом по стойке смирно? -- Так вот, уважаемый Сарторий, -- продолжил маг, опираясь одной рукой о стол, -- думаю так: пусть нас и ожидает многотрудное будущее, но мы должны именно сейчас предпринять такие усилия, чтобы в этом будущем безусловно закрепиться. Нужен такой задел, чтобы любые препятствия на нашем пути не могли бы помешать главному... -- Варлаам поднял глаза, пристально взглянул на Сартория и закончил: -- А главное -- это всемирное возвышение Маггрейда! Перед этой сверхзадачей должны отступить все наши личные амбиции! Как считаешь, советник, способны мы на это?!
  
   Сарторий не смог долго смотреть в глаза Варлааму: в зрачках мага клубилось нечто бездонное и страшное. Нужно было что-то ответить, но советник нашёлся не сразу. К тому же он никак не мог сообразить: в праве ли он обращаться к жрецу на "ты"... Вроде как раньше он пытался это делать, но сейчас "вы" забегало вперёд, а "ты" никак не выговаривалось.
   -- Э-э...да... конечно... -- попытался собраться советник, но получалось всё же плохо: -- Безусловно... мы будем стараться... Вы, посвящённый, можете не сомневаться...
   "Что за чушь? -- подумал Сарторий одновременно со своими бессмысленными словами. -- Почему я не могу нормально говорить с ним? Он что, гипнотизирует меня?"
   -- Теперь я бы хотел поговорить о некой конкретике... -- видимо, посчитав, что его собеседник уже полностью готов к её восприятию, Варлаам вновь присел за стол и уже больше не сверлил Сартория взглядом: -- Помимо усилий по обеспечению работы реактора, нужно форсировать строительство башни...
   -- Что значит форсировать, посвящённый? -- переспросил Сарторий. -- Вроде мы и так решили, что начнём стройку весной следующего года. Всё же это не пустяк -- такое грандиозное сооружение! Нужно тщательней разработать проект, нужно проработать смету... Соответствующие службы уже этим занимаются...
   -- У нас может не оказаться времени, чтобы тянуть до весны! -- Варлаам перебил советника видимо спокойным голосом, но Сарторий почувствовал, что жрец очень внутренне напряжен: -- Обстоятельства могут обернуться против нас... В современном мире очень много непредсказуемого... Только наша башня, если мы успеем её возвести, своими энергетическими полями сможет стабилизировать этот мир. Если же мы не успеем это проделать, мир может войти в новую виртуальную фазу, где все наши усилия и достижения не будут иметь никакого значения или даже обернуться против нас... Надо спешить! -- жрец помедлил, словно взвешивая, стоит ли разжёвывать ещё своему собеседнику столь важные мысли и идеи, и закончил: -- Пойми, дорогой советник... Наша задача не подстраиваться под этот переменчивый мир. Если мы будем ставить такую ограниченную цель, то не поспеем за ним. Общее течение нас сметёт! Наша сверхзадача переформатировать этот мир, чтобы он подстраивался под нас и был полностью управляем!
   Сарторий не понял и половины из того, что сказал маг, но скрытая в его голосе убеждённость действовала безошибочно.
   -- Хорошо! Попробуем! Постараемся! -- кивнул советник. -- Правда, я ещё не знаю, как именно. Нужно посоветоваться со специалистами!
   -- Посоветуйся-посоветуйся... -- Варлаам поднялся из-за стола, давая понять, что их разговор подошёл к концу. -- Я тоже помогу... У меня есть на этот счёт свои конкретные соображения и предложения для Империуса...
   Судя по тому, как маг помог с запуском реактора, это были не пустые слова.
   Уже возле дверей, провожая гостя, Варлаам сказал:
   -- Да, кстати, чуть не забыл... Меня беспокоит Эллизор... Многие не дооценивают его опасность... Пора бы уже разобраться с этим кланом...
   Сарторий пожал плечами: лично ему Эллизор представлялся некой досадной закавыкой, но теперь, когда в сердце Маггрейда затеплился источник атомной энергии, никакой Эллизор не мог помешать их далеко идущим планам.
   -- Мне кажется, -- казал он, -- Эллизор это, скорее, проблема нашего имиджа. Маггрейд последние годы пытается представить себя могущественным, но демократическим кланом. Поэтому прямое поглощение или завоевание Эллизора для нас сейчас рискованно. К тому же мы предпринимаем некоторые меры... Есть шанс договориться с их Главным... как его... хранителем, да... Анасисом...
   -- Анасисом? Ну да, Анасисом, да... -- проговорил Варлаам задумчиво. -- Нет-нет, -- продолжил он, словно внимательно прислушиваясь к чему-то. -- С Анасисом уже ничего не получится... Придётся искать другие варианты... Подумай об этом, советник...
   И, не прощаясь, Верховный жрец Маггрейда закрыл дверь своих апартаментов.
   ГЛАВА СОРОК ЧЕТВРТАЯ
   ПЕЧАЛЬНАЯ РАДОСТЬ
   ЛЕОНАРДА
  
   Известие о том, что Оззи должен будет вернуться в Маггрейд, отравило Леонарду радость встречи:
   -- Пять лет! -- восклицал он. -- Что ты наделал, сын мой! Целых пять лет! В гладиаторах! Да это же самоубийство!
   Они сидели в привычной обстановке своей гостиной, ели овечий сыр и пили ржаной кофе. Оззи понимал, что отец говорит всё это в сердцах, и наоборот весь светился радостью и уверенностью в своих силах: ещё бы, они победили! Враги, фактически, сокрушены, Анасиса больше нет, а Совет признал правоту Леонарда и даже постановил учинить дело по исправлению и восстановлению оригинала Закона! Можно ли тут не радоваться и не торжествовать! Одно только приводило в недоумение: то, что Чужестранец не остался с ними, но быстро покинул Эллизор, удостоив краткого разговора одного только Леонарда. Но почему-то заговорить на эту тему с отцом Оззи боялся.
   Он успел помыться, надеть новую одежду -- и усталости как не бывало. Словно не пришлось ему сидеть в маггрейдской тюрьме, драться с разбойниками и спасаться от чудовищного монстра в Радиоактивном лесу.
   -- Ну, отец, я же не мог никак иначе! Они предъявили мне убийство стража и оставили в заложницах Беллу... Что я ещё мог?
   Но, в отличие от радующегося сына, Леонард мрачнел ещё больше:
   -- Сколько раз я говорил тебе, Оззи, чтобы ты был аккуратен с оружием... Если бы ты не ранил того стражника, может быть, всё бы и обошлось!
   -- Не думаю, папа, вряд ли... Там в этом Маггрейде не так всё просто... Ведь это именно Маггрейд захватил Лавретанию... Пока я был там, мне так и не удалось ничего узнать про Савватия и его детей... А ведь он должен быть где-то в Маггрейде... И потом, я думаю, что настоящие документы... настоящий Закон может быть тоже припрятан у них! Они схитрили, они дали мне копии, а у себя придержали оригинал!
   Леонард внимательно посмотрел на сына: да, похоже, тот прав. Если у коварных маггрейдцев оказался в руках оригинал Закона, то вряд ли бы они так легко отдали его Оззи. Совершенно логично, что оригинал может быть в Маггрейде, и они могут в дальнейшем этим шантажировать Эллизор. Вся эта история с оригиналом Закона требовала прояснения. От этого зависело будущее всего Эллизора.
   -- Ну, хорошо, -- немного смягчился Леонард. -- Я отправлюсь в Маггрейд вместе с тобой и постараюсь всё выяснить на месте!
   -- А вот это вряд ли! -- продолжил веселиться и дразнить отца Оззи.
   -- Почему это "вряд ли"? -- изумился Леонард. -- Что мне может помешать быть вместе с тобой?!
   -- А то, папа, что тебя обязательно выберут Главным хранителем! Или ты не знаешь, что Главный хранитель не может отлучаться из Эллизора по личным делам дольше, чем на три дня?
   Леонард только махнул рукой и даже не стал спорить с сыном. Вероятность стать Главным хранителем у Леонарда действительно была. Только он об этом до сего часа всерьёз не задумывался. Конечно, можно сказать, мол, я о такой чести не мечтал и не мечтаю... но ведь одновременно всем очевидно, что больше -- некому!
   -- Ну, в конце концов, -- сказал всё же Леонард, -- это вовсе не личное дело, а как раз-таки дело Закона!
   -- Хорошо, папа, -- с притворным смирением ответил Оззи. -- Но всё равно Главного хранителя может командировать только Высший Совет, да и то, с согласия большинства его членов!
   -- Откуда ты всё это знаешь, паршивец?! -- удивился Леонард.
   -- Жизнь научила! -- рассмеялся Оззи. -- Пей кофе, отец, а то остынет и придётся снова кипятить его!
  
   Деоре стоило больших усилий спасти жизнь своему сыну. Противоядие действовало медленно, и, кроме того, Деора не была уверена, что в приготовленном ею составе все травы сохранили силу. Пришлось торопиться, поскольку в любой момент в их дом могла нагрянуть стража, а известий, чем там всё закончилось на суде, что прозвучало, а что нет, не от кого было получить. Не идти же в дом к Анасису, когда он, может быть, уже и сам находится под арестом (о настоящей судьб хранителя она ещё не знала). Однако как бы внешне сурова и зла ни казалась Деора, сын для неё уже давно являлся единственным любимым существом на свете.
   Деора сделала ему ещё одну инъекцию и испугалась: не переборщила ли она с дозировкой? Но, вроде подействовало: дыхание Якова сделалось более ровным, синюшность поубавилась. Деоре пришлось оставить сына и спуститься в подвал, чтобы забрать уже приготовленные на случай бегства вещи. Так и есть: Скунс вернулся в свой загон и, как ни в чём не бывало, похрустывал кормом. Деора с трудом, но сдержала гнев: в конце концов, животное не виновато -- виноват сам Яков. Она внимательно осмотрела мутанта: вроде цел, и недавняя рана от арбалетной стрелы уже зарубцевалась. Потом вывела Скунса во двор и огляделась. Никого и ничего не было слышно. Смеркалось. Но делать нечего: придётся бежать на ночь глядя.
   "Вот что ты наделал, дурак... -- Деора погладила Скунса, и тот благодарно пискнул. -- Придётся теперь нам с тобой вместе Яшу тащить..." Затем на мутанта была примерена старая рваная упряжь, которую в спешке пришлось подгонять Деоре, и вскоре Скунс оказался впряжён в маленькую тележку, ранее использовавшуюся для хозяйственных нужд. Деора с сомнением оглядела это новое гужевое транспортное средство, но ничего другого у неё не было.
   К счастью, Яков всё-таки остался жив, но был всё ещё без сознания, и что-то ужасное произошло с его внешностью: он стал похож на темнокожего сморщенного уродца. Особенно от действия яда пострадало лицо: превратилось в чёрную спекшуюся маску с глубокими трещинам-морщинами.
   Деора постелила на тележку старое ватное одеяло, уложила туда скрюченного Якова, накрыла его сверху прочным брезентовым тентом, водрузила себе на плечи большой рюкзак и, не оглядываясь, поспешила прочь от Эллизора в сторону Маггрейда. Скунс неторопливо трусил рядом, добросовестно тащил тележку с больным Яковом и никакого возмущения не выказывал.
  
   ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
   ОЗЗИ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
   В МАГГРЕЙД
  
   Через три дня Леонард провожал сына обратно в Маггрейд. Трудным был для него этот день! Каких только тяжёлых и смертельно опасных дней не случалось в жизни Леонарда, но этот, должно быть, был самым нелёгким. День пусть и осенний, но солнечный и тёплый, с лёгкой такой прохладцей, которая сама по себе приятна бодрит. Но для Леонарда лучше бы лил дождь и пусть бы лошади тонули по брюхо в грязи. Или пусть вновь надо было бы идти Леонарду сражаться с обрами, но только бы не отправлять своего сына обратно в Маггрейд!
   В сопровождении целого отряда стражи они скакали рядом на некотором удалении от всех, для того чтобы спокойно поговорить. Дорога петляла вдоль Радиоактивного леса, от которого её отделял глубокий каменистый овраг. Часть деревьев за оврагом предусмотрительно вырубили, чтобы никакой мутант не мог незаметно выбраться на дорогу. Пахло прелой листвой и горьким дымом, хотя поблизости не виднелось ни одного кострища.
   -- Отец, вот скажи, -- говорил Оззи, -- а почему Чужестранец так и не раскрыл себя? Ведь он не стал давать никаких показаний... Я же... мы же спасли его от верной смерти, а он даже не поговорил со мной! Разве я не заслужил хотя бы краткого разговора? И о чём он говорил с тобой?
   В голосе Оззи чувствовалась обида, и Леонард понимал её.
   -- Честно говоря, Оззи, я не знаю почему, -- отвечал он. -- Думаю, что у него есть на это какие-то причины. Наверное, он выше наших человеческих эмоций. Главное, что на деле он помог нам, избавил нас от самых непреодолимых опасностей...
   Оззи согласно кивнул:
   -- Да, наверное, это так, отец... Но о чём же он, всё-таки, говорил с тобой?
   -- Прости меня, сын, -- с некоторым затруднением сказал Леонард, -- но я не могу рассказать тебе. Это тайна. Одно могу сказать: он ещё вернётся... Ты ещё его увидишь!
   -- Ладно, пусть так. Я понимаю... -- вздохнул Оззи. Взгляд его тем временем коснулся леса. -- А знаешь, отец, я тебе не всё успел рассказать... Когда я возвращался, то случайно заблудился в этом лесу... А была уже ночь... Наверное, меня тоже спас Чужестранец, потому что одно чудовище чуть не растерзало меня...
   Леонард взглянул на сына и увидел, как тень страха скользнула по лицу Оззи.
   Тот продолжал:
   -- Такого чудовища я раньше никогда не видел, даже и не слышал о таком... Его вообще трудно описать...
   -- Не стоит, сын, -- сказал Леонард. -- Тем более, если это был "когтистый дровосек"...
   -- Что ещё за дровосек? -- удивился Оззи.
   -- Ну... как сказать... -- Леонард несколько смутился. -- Толком никто не знает... Есть разные версии... Магирус мне говорил, что это результат каких-то рискованных экспериментов ещё военной или довоенной поры. Что-то вроде биологического оружия... А может, нечто, что и мутировало на основе этого оружия, точно не знаю... А ещё есть версии, будто этого дровосека нельзя описать, этого не могут сделать даже те, кто его видел и уцелел... А таких, кто уцелел совсем мало, может, двое или трое... Вместе с тобою...
   -- Это почему же нельзя описать?! -- загорячился Оззи. -- Я эту тварь очень хорошо запомнил! Он похож на скорпиона, только жало у него не одно, а...
   Леонард прервал сына жестом руки:
   -- Не рассказывай! Вся проблема в том, что у "дровосека" нет одной определённой формы. Многие считают, что сам по себе он представляет неопределённую, но смертельно опасную субстанцию, способную поглощать всё живое, но только при определённых условиях. И вот когда эти условия вдруг возникают, то "дровосек" принимает тот вид, которого больше всего страшится его жертва. Ну, как в кошмаре, что ли...
   Оззи согласно кивнул:
   -- Да, наверное, так и есть...Я как раз накануне видел страшный сон... И чудовище из сна было похоже на этого "дровосека"...
   -- Да, Оззи, лучше не вспоминай о нём... Лучше, чтобы наши пути не пересекались с этой тварью...
   -- Ты прав, папа... Но надо быть готовым ко всему ...
   Они замолчали.
   Лес с обеих сторон поредел, и дорога пошла под уклон. Впереди показалась река Арамиль, через которую с таким трудом переправился Оззи при своём возвращении в Эллизор. Моста пока не было, но кто-то уже соорудил паром, на котором можно было переправляться при помощи крепкого каната натянутого между берегами. Часть отряда должна была следовать с Оззи в Маггрейд, чтобы потом вернуться вместе с Беллой в Эллизор. Таково было условие её отца, рыбаря Александра, да и сам Оззи, как бы грустно ему не было, понимал, что в Маггрейде его невесте делать нечего.
   Да и вообще, что там будет в этом Маггрейде? Какие опасности, какие подвохи? Впереди целых пять лет такой жизни, в которой ещё надо уцелеть.
   Леонард с Оззи молча обнялись -- оба с трудом сдерживали слёзы, понимая, что нельзя их никому показать. Паром отчалил. Леонард дождался, пока Оззи с другими всадниками сошёл на противоположный берег и вскоре скрылся за холмом. Возвращаться обратно в Эллизор было трудно, но странное дело, Леонард не ощущал на душе никакой тяжести. Наоборот, словно камень с души свалился. Наверное, благодаря тому, что теперь в Эллизоре должен был восторжествовать подлинный Закон!
   Оззи тоже был немного печален, но в глубине души ощущал силу и решимость. Решимость с честью выдержать все грядущие испытания и не сдаться духу магического Маггрейда! Да, Закон превыше всего! Но только настоящий Закон! Юный эллизорец вдруг представил своего отца в парадной тоге Главного хранителя и невольно улыбнулся.
   Погода по-прежнему стояла солнечная, хотя осень набирала силу.
   Высоко в небе, не видимый человеческому глазу, парил гиперорёл Корри.
  
  
  
   Конец первой хроники
  
  
  
  
   Автор: Спиридонов Андрей Владимирович
  
   radioblago@list.ru
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

142

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"