Федор увидел одноглазого пса. Случайно заметил у себя в подъезде. У дыры, назвать это дверью никто не решался, ведущей в техэтаж. Пес успел шмыгнуть в дыру и с цокотом коготков раствориться в темноте протекающих горячими каплями труб, куч бытового и технического мусора и лежбищ разного рода бомжей. И хотя пес вроде и был ничем не примечателен, Федор почему то запомнил этого пса и запомнил как нечто необычное. Что-то в псе было неправильно. Не одноглазость, конечно. Мало ли на свете разных покалеченных собак. Нечто иное. Не мутация и не чудная порода. Пес был самой что ни на есть дворянской породы, дитя свободной любви. Совсем другое. Федор было задумался, но выйдя на улицу, тут же забыл про увиденное и плюнув пошел по своим делам.
Вечером возвращаясь домой он опять увидел пса. На том же месте и с тем же последствием. Пес исчез в техэтаже, а Федор задумался, что же ему напоминает этот пес. Его собственную собаку? Нет, вряд ли... уже давно у Федора не было собак, а если и заводил то он предпочитал породистых, каких-нибудь там бойцовых тренированных убийц, а не комнатных тявкалок, живых звонков и беспородных хвостовертов. С такими мыслями Федор вошел к себе в квартиру. В огромную и, хоть и уставленную мебелью и всяческой техникой, пустую квартиру. Время от времени эту квартиру посещали разные женщины, но ни одна не задерживалась дольше чем надо было. Федору не нужны были постоянные отношение. Ему хватало и таких, кратковременных. Но не в этом дело. Какие к кляту женщины, из его головы не выходила проклятая собака.
Завести себе собаку, что ли, думал Федор, машинально готовя себе простой скудный холостяцкий ужин. Пиццу, настоящую, а не жесткую лепешку с порубленными на кусочки колбасой и огурцами, приклеенных сверху вареным желтком, в микроволновку, включить чайник, достать салаты из холодильника. Некоторые от одиночества начинают горевать, много есть и даже пить, в поисках алкогольного сострадания на дне стеклянно-пластмассовых бутылок и правильных алюминиевых банок. Федор был не таким. Он всегда был одиночкой и никогда не страдал от этого. Без друзей, зато со связями. Без любимой, зато полно любовниц. Без близкой родни, зато с вечериночными приятелями. Никаких крепких острых чувств, стрессов и прочей дряни, лишающей человека нервных клеток. И хотя, несмотря на уверения рекламы, нервные клетки все-таки восстанавливаются и весьма охотно, но зачем тревожиться понапрасну. Дела то житейские. Нервных клеток Федор еще не начал терять, да и не от чего. Тем более это было для него весьма опасно. У него был врожденный порок сердца. А со стрессами и до приступа недалеко. Так что Федор сильно не обеспокоился. Подумаешь одноглазый пес. Мало ли таких обездоленных тварей бродит по улицам славного города Якутска. Немало, хоть мелких дворняг становиться все меньше и меньше. Крупные псы, благо после скрещиваний с уличными, даже бывшие домашние теплолюбивые доги и доберманы дают холодостойкое потомство, уже разрывают на куски и поедают мелочь. Скоро в городе совсем не останется мелких бродячих собачек. Этому одноглазому бедолаге кажись тоже не повезло, чуть-чуть не стать чьим то обедом. Благо успел убежать и теперь скрывается в техэтаже. Ну и клят с ним и на него. Съев ужин и посидев за компьютером, полазив по Сети, и, сделав кое-какие расчеты по работе на завтрашний день, Федор принял теплый душ и пошел спать. Усталость сделала свое дело, и Федор тут же погрузился в сон, едва его голова коснулась подушки.
Ему, конечно же, приснился сон. Все-таки его, оказывается, довольно сильно взволновала это одноглазая псина и теперь его сознание в поисках истины подключило в работу подсознание. А оно лучше всего выражает себя именно во снах. И оно выразилось в каком-то по-детски цветном и ярком сне. Вся картинка была расплывчатой и мутной. Режущие глаза аляповатые расцветки окружающего и странное щекочущее чувство в животе. Детский сон. И снилось ему какое-то приключение. Там он был огромным могучим и ловким рыцарем в серебристых доспехах, с мечом и копьем, но почему-то пешим. Так ребенок представляет себя взрослым и сильным. Голова же по-прежнему оставалась детской. Восторг, торчащие во все стороны вихры, блестящие глазища и оттопыренные от любопытства уши. Рыцарь на протяжении всего сна рубился с разными чудовищами, не слишком эффектными, надо сказать. Ребенок то был еще тем, древним ребенком, выросшим в имперские времена, а не нынешним, выросшим на каратешных черепашках-ниндзя и впитавшим с молоком матери ярость покемонов. Естественно после декоративной рубки и нарезки чудовищ, будь то великан-людоед или дракон, он кого-то освобождал из плена, каких то непонятно-расплывчатых крестьян, друзей своего детства, своих дальних родственников и прочий деревенский люд. И постоянно ему кто-то помогал в самую опасную минуту. Невидимый, ловкий и смертоносный. Федор-взрослый уже давно понял, что это увиденный сегодня в подъезде одноглазый пес, а вот до Федора-ребенка-рыцаря это никак не доходило. Лишь к самому концу Федор-рыцарь повернулся к псу, с чьей помощью, только что одолел очередного детского монстра и радостно закричал "Дружок!". Пес, не одноглазая, паршивая и облинявшая, дрожащая от холода и страха за свою жалкую жизнь, дворняга, а мощный и свирепый волкодав, превратившись в маленького пушистого толстого щенка, радостно бросился на хозяина. Рыцарь, в свою очередь, растворив утренним туманом доспехи и забросив меч с копьем в никуда, ужавшись до размеров ребенка лет восьми, обнял щенка и радостно засмеялся. Щенок, вращая коротеньким пушистым хвостиком, счастливо повизгивал и тявкал и норовил облизать своему маленькому другу лицо. "Дружок!". "Дружок?". Не может быть...
Федор проснулся. Без криков и судорожного биения сердца. Без пота и вообще тревоги. Нервы надо беречь. Адреналин опасен. Он проснулся очень спокойным. Как будто хорошо выспался, уже было утро и надо было идти на работу. Но была ночь. И проснулся Федор не от страха, а от осознания того, кем является паршивая покалеченная дворняга в техэтаже. Не может этот трухлявый пес быть Дружком. Федор помнил, хоть и весьма смутно, песика с таким именем могучим хоть и простым деревенским псом. Хотя конечно масть совпадала. Да и размер тоже. Ведь с тех пор Федор и сам вырос. Ему все-таки не восемь лет, а уже сорок. Значит, прошло тридцать с хвостиком лет, а пес все еще жив. Собаки столько не живут. Да и знал Федор, что друг детства его умер, когда ему было еще десять. Тогда пес то ли простудился, то ли съел какой-то отравы. Неизвестно, что там произошло на самом деле, но он тяжело заболел, лежал, не шевелясь, тихо-тихо поскуливая. Не ел, не пил. Ничего. Просто лежал и умирал. Родители Федора не знали что и делать. Просто когда однажды Федор, посидев рядом с больным псом, лизнувшим его руку перед уходом своим сухим шершавым языком, пошел в школу и вернулся вечером, ему сказали, что Дружок убежал. Лежал себе, лежал, потом папа принес чудо-укол и вылечил Дружка, а тот вскочил и убежал в лес. Наверное пожевать всяких там трав или кореньев, животные лучше знают что им надо. Дружок убежал, говорили родители. И Федор поверил, заставил себя в это поверить. И даже наивно ждал когда пес полностью вылечившись вернется. Дружок конечно же не вернулся. И Федор потихоньку забыл его.
И вот теперь по истечению тридцати лет Дружок вернулся. В том что увиденный утром в подъезде пес был его детским другом Федор теперь даже не сомневался. Только вот почему пес вернулся с того света? Зачем? Забрать его душу в ад? Прямо как рассказиках у разномастных писак-ужастников. Или отомстить за что-то? Как в меаркских фильмах про неупокоенные кладбища для животных. Федор не знал ответа на этот вопрос.
"Я не пришел за твоей душой и не унесу тебя в ад",-коснулась сознания человека мягкая теплая мысль.
"Это хорошо..."-подумал в ответ совсем не удивленный Федор.
Раздался цокот коготков и в спальню к человеку через открытую щель двери вошел облезлый, паршивый, одноглазый пес-дворняга. И как только он смог пробраться в квартиру? Федор совсем не испугался. Ведь это был его Дружок. Воспоминания детства вспыхнули и горели ярким светом, не давая сонной пелене нереальности происходящего, забыть и застелить все туманом небытия. Федор вспомнил, как он дни напролет играл со своим другом-псом, угощал его спрятанными за пазуху обеденными котлетами. Как они изображали охотников за бизонами, Храброго Айапушту и его волка Хурмингара, и Дружок однажды поймал для него толстую мышь. Как однажды на Федора напал чей-то пес и Дружок несмотря на то что был раза в два меньше сцепился с тем в схватке, защищая своего маленького хозяина. Как они играли на снегу и кидались снежками, то есть кидался Федор, а Дружок, встав задом, забрасывал мальчика снежной пылью. Как Дружок катал Федора на санках. И еще...
Много чего хорошего и светлого вспомнил сорокалетний мужчина, лежа в своей огромной пустой холодной постели. А рядом с ним сидела его собака, которая умерла тридцать с хвостиком лет назад. Пес молчал и лишь шумно дышал, высунув язык, все-таки он пребывал не в лучшей форме, и смотрел на своего повзрослевшего и выросшего хозяина.
"Так зачем ты вернулся, Дружок?" -спокойно подумал Федор.
"Ты был со мной, когда я умирал. И я буду..."-ответно подумал пес и подошел к хозяину.
"Ты убьешь меня?"- ни капли тревоги.
"Нет. Просто никто не должен умирать в одиночестве..."-подумал пес и, ткнувшись холодным гладким носом в ладонь мужчины, лизнул ее теплым мягким языком.
Это было последнее, что ощутил Федор, перед тем как его сердце пронзила жуткая боль. Федора свело судорогой, мышцы окаменели, а из груди вместо крика вырвался лишь еле слышный хрип. Вонзившаяся в грудь, прямо в сердце, раскаленная игла боли беспокойно ворочалась в ране, мучая и терзая человека. Свет ночного Якутска, пробивавшийся через тройной стеклопакет спальни, померк и окрасился красным. Потом боль отпустила Федора. И он встал и, подозвав к себе круглого пушистого щенка, по имени Дружок, ушел прочь. Прочь из пустой, заставленной всяким ненужным хламом, квартиры, где на кровати осталось лежать тело сорокалетнего мужчины, а рядом на полу, на коврике тело жалкой дворняги. Федор-рыцарь-ребенок и щенок не обернулись даже посмотреть.