Иван Фёдорович родился в крестьянской семье в конце девятнадцатого века. Когда началась первая мировая война, его призвали в армию. За высокий рост, за стать и богатырскую силу он был определён рядовым в Его Императорского Величества Лейб-Гвардии Семёновский полк. С доблестным 'Глеб-Семёновским' полком он воевал с немцами за веру, царя и Отечество. А после революции пошёл служить в красную артиллерию. Не за коммунистическую идею. За лозунг 'Земля - крестьянам!', за вековечную крестьянскую мечту о своей земле. Бог и совесть уберегли его от участия в братоубийственных сражениях. Отвоевав на Западном фронте с польскими интервентами, подлечившись в госпитале после ранения и тифа, Иван Фёдорович демобилизовался и отправился в Питер, где его ждала невеста, Степанида Николаевна. Когда священник венчал молодых, пришедшие на свадьбу мужики ухмылялись в бороды: 'Колдуй, колдуй, там уже всё слажено'.
Женившись, Иван Фёдорович вернулся в деревню и потребовал свою землю, добытую кровью в жестоких боях. Это оказалось непросто. Только через шесть лет получил он через суд несколько гектаров необрабатываемой земли на дальнем хуторе. Там Иван Фёдорович построил свой первый дом, поставил сенник и гумно. Вдвоём с молодой женой расчищали они землю, вырубали кустарник и корчевали пни. Там, на хуторе, родились и подросли пятеро их детей. Завели они лошадь, коров, овец. Хорошо пошло у них хозяйство. Сеяли ячмень, рожь, овёс, выращивали лён, давили масло и ткали льняные ткани.
Когда началась социалистическая коллективизация, никто из хуторян в колхоз не пошёл. Хуторские мужики выбрали Ивана Фёдоровича старшим от общества, чтобы представлять хутор в местном сельсовете. Новая власть принялась разорять хуторян налогами, давить штрафами. Непокорным единоличникам выдавали наряды на общественные работы в православные праздники, наказывали за невыходы. Когда после очередного совещания сельсовета за несогласие с политикой коллективизации Ивана Фёдоровича отправили на принудительные работы, стало ясно, что политую п;том землю придётся бросить. Иначе семье одна дорога, в Сибирь.
Перед тем как оставить хутор, они привели хозяйство в порядок, заготовили сено на зиму и сметали стога. Так отдали они долг земле и распрощались с вольной крестьянской жизнью. А потом сложили пожитки на телегу, сверху посадили детей, и уехали, и скотину с собой увели. Семья осела на станции в Тверской глубинке. Иван Фёдорович пошёл работать на железную дорогу. Продал корову, и на вырученные деньги построил второй дом. Но тут началась Отечественная война.
Брат Ивана Фёдоровича погиб на фронте в первые месяцы войны. А потом и единственный сын ушел на фронт добровольцем, не захотел отсиживаться в тылу. Семья жила в тяжёлые военные годы терпеливо и упорно, в ожидании редких треугольников писем с фронта. Сын летал боевым воздушным стрелком на фронтовом бомбардировщике Ил-2. Чудом остался он жив. Штурмовиков бросали в прорыв обороны немцев, сквозь огонь зенитных батарей и атаки мессершмиттов. Он был ранен, когда зенитный снаряд попал в самолёт, но прошёл войну до конца и вернулся домой героем, с медалями за отвагу, за боевые заслуги, за Прагу и Берлин.
Все дети Ивана Федоровича стали горожанами, разъехались по столицам, по большим и малым городам. Свой третий дом Иван Федорович построил, уже выйдя на пенсию. На седьмом десятке был он ещё так крепок и силён, что в одиночку срубил и сложил просторный шестистенок из смолистых сосновых бревен. И только когда понадобилось поднять наверх матку, тяжёлую длинную балку, которая держит потолочины, позвал пособить соседа. Сердцем дома была большая русская печь, куда бабушка Степанида сажала ухватом чугунки со щами и кашей. В овине и в доме поселились разнообразные блеющие, кудахтающие, мяукаюшие и гогочущие существа.
К лету дом оживал. На майские праздники приезжали дети, привозили внуков. Внуки бегали по дому, зарывались в колючее сено на сеновале. Забирались на чердак, где висели по стенам керосиновые фонари и рыболовные сети с берестяными поплавками, рылись в картонных чемоданах с подшивками старых журналов, дивились старинному сундуку и прялке с деревянным резным колесом. Убегали в лес, на озеро, приносили грибы в плетёных корзинах, серебристую плотву, окуней и подлещиков.
На день Победы Иван Фёдорович надевал свою форму со Знаком почётного железнодорожника на чёрном кителе. Устраивали большое застолье, заводили патефон, и тяжелые эбонитовые пластинки хрипло пели послевоенные песни. А по вечерам на веранде растапливали сосновыми шишками ведёрный медный самовар, подолгу пили чай с вареньем и разговаривали. В этих неспешных вечерних разговорах трёх поколений прошлое становилось настоящим и прорастало в будущее.
Когда Степанида Николаева ушла к Богу, дети звали отца жить к себе в города. Но он не захотел оставить свой дом и затерянную в лесах железнодорожную станцию.
Зимой наваливало снега по пояс, и жизнь жалась ближе к дому, протягивалась узкими протоптанными в снегу тропинками до колодца, до станционного магазина. Так и жил он день за днём, дожидаясь лета: наколоть дров, принести из колодца воды с крошевом льда, растопить печь, кашу сварить или щи, сходить в магазин за хлебом. Был он всё такой же большой и высокий, только гуще кустились брови, да глубже залегали морщины.
Последние годы Иван Фёдорович жил с дочерью Прасковьей, которая и сама уже разменяла седьмой десяток, и стала совсем похожей на добрую бабушку Степаниду. Из всей живности в доме оставались одни бездельные игривые коты, сверчки да мыши. Теперь уже внуки привозили к нему правнуков.
Утром Иван Фёдорович тихо спрашивал, недоверчиво поглядывая на нового гостя:
- Паня, кто это ходит по дому?
- Да это внучок твой вчера приехал. Лёнин сынок. Неужто забыл?
- А, помню. Говорил я тогда Лёне, зачем далеко уехал? Жил бы здесь рядом. Не послушался.
- Мыться сегодня будем. Внучок воды наносит, баньку растопим.
- Не хочу мыться, голова болит.
- Ничего. Помоешься, и хорошо станет.
Помывшись в бане и переодевшись в чистое, Иван Федорович доставал из комода деньги.
- На-ка, внук, сходи в магазин за хлебом, да вина купи.
- Не надо денег, у меня свои есть.
- Бери, я хорошо живу. Не работаю, ничего не делаю, а государство мне платит пенсию. Каждый месяц целых сто рублей.
Продуктовый магазин стоял недалеко от станции, где лесной дух багульника и хвои мешался с запахами смолёных шпал и мазута. В магазине на полках лежали буханки формового хлеба, жестяные банки с килькой в томатном соусе, стояли мешки с крупой да ряды бутылок водки.
- Хлеба принес, а вина нет. Только водка. Вот купил охотничью.
- Это доброе вино. Эх, государь наш батюшка Николай Второй, Виноторговец...
- Отчего же виноторговец?
- Прежде водку в магазинах не продавали, пили только в кабаках. Николай Второй открыл казёнку. Оттуда и пошло баловство и разрушение России. А вот Александр Третий, тот был справным царём. Миротворец. Войны не держал... Ну, давай, внучок, по маленькой. Вот нам Паня картошечки поджарила. Охо-хо, грехи наши тяжкие. Зажился я. Бабка зовет, соскучилась.
- Брось, дед. Какие твои годы? Девять с половиной десятков ещё только. Расскажи лучше, откуда пошла наша фамилия?
- От деда моего пошла фамилия наша. Из деревни Заостровье, Бологовского уезда Тверской губернии. Жили там у Пировского озера три брата, Спиридон, Кузьма да Ефим. Кузьма да Ефим были бездетными. Зимой, когда работы не было, ходили на заработки. А Спиридон Иванович был женат, дома сидел и хозяйство правил. От него и пошла наша фамилия.
- Значит, прадеда твоего Иваном звали?
- Иваном. А что до него было, того ни человек не ведает, ни зверь, ни птица, а только ангелы Господни.
- Дед, а ты в Бога веришь?
- Верую.
- А отчего креста не носишь?
- Истинный крест в душе человеческой.
- А прадеда твоего Ивана какая фамилия была?
-Такая и была. Старинная наша фамилия.
Сколько лет прошло с той поры, а всё стоит старый дедов дом. И живёт фамилия, и хранится потемневший от времени нагрудный знак. И летит на нём паровоз по бронзовым рельсам, и вьётся красное знамя с серпом и молотом.