За спиной у Маши пастью сонного бегемота захлопнулся клапан шлюзовой камеры.
Терраформирование, говоря по-нашему, освоение Марса, здесь в первом, имени Гагарина и Титова секторе советской колонии завершилось лет восемь назад, а рейсовый транспорт продолжали оснащать этаким раритетом. Маша этого клапана боялась до жути, всё ей казалось, что сейчас он её за ноги цапнет.
Остановка больница, следующая поворот на десятый причал, - уныло затих в недрах улетающего автобуса голос водителя.
"По заданию редакции, по заданию редакции"! - на разные голоса тихонько перепевала столь любезные её сердцу слова Маша, пока мимо клумб с оранжевыми марсианскими цветами она шла к дверям больницы. Красиво шла, как умели ходить только они, девушки, родившиеся на Советском Марсе.
Первое задание, знала она, запомнится на всю жизнь. Задание не простое - не статья о преподавании левитации в школе, доставшаяся такому же, как и она, начинающему репортёру Коле, и уж совсем не репортаж Вани о повышении продуктивности коров-мутантов, запомнившийся лозунгом "Больше молока из одной сиськи!", а настоящее задание: интервью с героями освоения астероидов.
Была авария - погибли люди. Писать об авариях теперь было очень сложно, потому Маша и гордилась, что именно ей поручили встретиться с ранеными участниками событий.
Тридцать лет как по просьбе уставших трудящихся вернулась цензура. С этим было строго. Нельзя стало показывать трупы и раненых - у экранов могли быть дети, и даже на пишущих репортёров налагались ограничения. Правда, о которой вы пишете, говорилось каждому, не может быть грязной и кровавой - нельзя травмировать психику читателей. Старикан Комаров из отдела новостей, работавший ещё на Земле во времена жёлтой прессы и воспитанный на клубничке и расчленёнке, вгоняя Машу в краску, ругал новые порядки. Остальные сотрудники редакции иных правил и не знали.
Маша в жизни не болела и даже в районной поликлинике была лишь пару раз, и оттого, вступив на больничные полы, во все глаза глазела на чудеса медицины. "Медицины для людей и во имя их счастья", как было написано на транспаранте над входом. "А как же иначе"?- всегда удивлялась, читая такое, она: "По-другому и быть не может"
Людей, кроме собственно больных, в больнице было мало - два десятка врачей и сестёр. Всю неквалифицированную работу выполняли роботы, и выполняли неплохо. Машина школьная подруга фельдшер Катя Зотова лишь контролировала с центрального поста их труды. Она ещё со вчерашнего вечера была в курсе Машиных проблем и всегда готова помочь.
"Тебе в травматологию, палата прямо по коридору",- пояснила Катя: "Ты их, героев этих, не бойся. Они мужики простые, разговоры разговаривать любят, только записывай".
Маша поднялась по лестнице украшенной портретами марсопроходцев- Героев Советского Союза. Капитан Пашин, первая посадка на поверхность, разбился в испытательном полёте. Геолог Никитин, нашедший долгожданную воду, пропал во время пыльной бури. Мальчик Ваня Торопыгин, перекрывший вместо погибшего отца клапан при ужасной разгерметизации пятого купола, жив и здоров, учится на пилота. Другие - молодые открытые лица, элита нации, герои Отечества и, вообще, по мнению Маши очень симпатичные ребята.
В коридорах после всех оттенков красного уличной растительности было непривычно зелено от настоящих земных растений. Зелено и тихо. Шумно было только в одной комнате, где оставленные на попечение робота-няньки дети посетителей больницы веселились, глядя на похождения мультяшных героев - советских: зайчика, белочки и пионера Пети, и злодеев: жирного злодея Гайдара и глупого Терминатора. Побеждали, естественно наши.
По коридору шныряли вездесущие роботы: процедурные, обслуживающие, уборщики. В конце его стерильной белизной сияли две двери- с номерами пятая и шестая.
Маша доверилась интуиции и открыла левую, пятую. За ней была палата, а в палате четверо: старик, мужчина помладше и совсем молоденький паренёк, на дальней койке ещё пациент: мрачный дядька, весь в бинтах регенерации, ноги, явно собранные из кусков растянуты фиксирующей конструкцией.
"Я корреспондент",- представилась Маша заранее заготовленной фразой: "Хочу написать об аварии на буксире " Бойком"". "Об аварии, говоришь",- приподнялся с койки мужчина средних лет: "Ну, присаживайся". Маша присела на стульчик, не зная как начать разговор . Пауза затягивалась. Дядька посмотрел ей в глаза пристально и жалобно и тихо сказал: "Об этом, дочка, говорить вслух нельзя - это подвиг"... Потом, болезненно поморщился, поправил биоволоконную лангету на обрубке руки, уже начинавшем топорщиться розовыми сосисочками отрастающих пальцев, и продолжил: "Это подвиг не мой, это подвиг всех людей, кто был тогда на "Бойком". Я не знаю никого, кто бы струсил и не выполнил мой приказ"... "Так вы капитан Сомов"?!- ахнула Маша. Мужик помолчал и согласился: "Да. Я Сомов". "Тогда объясните мне",- взволнованно затараторила Маша: "Почему вы сразу не повели корабль на вынужденную посадку, а ещё час находились на орбите? Извините". Маша изучила вопрос досконально, но очень стеснялась. Сомов долго глядел в угол, где мигали огоньки регенеративной установки, думал, молчал и, наконец, ответил: "Был приказ. Это не для печати, но я и сам не могу понять, чего хотели штабные. Был приказ и всё. Мы боролись за жизнь корабля, и именно тогда я потерял руку"...
Он вновь замолчал. Молчал долго, глядел в одну точку, а потом, будто вдруг неожиданно вспомнив о Машином существовании, сказал тихо- тихо: "Девочка, уходи - я больше не могу об этом говорить"...
Мрачный человек на дальней койке тихонько рассмеялся непонятно чему. "И не стыдится, так ржать при самом-то Сомове"!- осудила его про себя Маша.
Лупоглазый паренёк в компенсационном корсете, как знала Маша, защищавшем травмированный позвоночник, лежал и жевал булочку. Маше показалось, что это школьник, настолько детским было его лицо, но школьник этот вдруг ухватил её за руку и затараторил: "Я вам сейчас всё расскажу. Это будет сенсация. Девушка как вас звать? Маша? Мою маму тоже Мария зовут, Мария Афанасьевна, она так любит вашу газету. Особенно раздел о происшествиях. Там такой Комаров пишет, мама говорит, что так здорово, так здорово, как в её детстве. Ой, Машенька, что там было"! Маша поняла, что следить за столь мощным словоизвержением без техники невозможно, и включила звукозапись. "Я вам всё расскажу, хоть и нельзя. Я наводчик. Меня выкинули на астероиде Гаспре с обычным заданием на неделю"... Тут Маше стало понятно всё: и необычное возбуждение парня и корсет, спасающий раздавленный гравитацией позвоночник. "Там были они... чужие... их трудно описать, они установили со мной ментальный контакт... угрожали... ломали... но я выдержал, заставил себя не думать... как? ...не помню... я убил их лазерным резаком... они остались там, между серых скал... я думаю, что в их последний миг был выброс энергии... он должен был испепелить меня, но прошёл мимо... на его пути был "Бойкий"... мысль прожгла броню... Машенька, поцелуйте меня, меня никогда не целовала такая красивая девушка"... На пульте над койкой мигнул сигнал, пациент охнул и погрузился в лечебный сон.
Человек на дальней койке уткнулся лицом в подушку и тихонько захныкал, плечи его подрагивали - Маша представила, как ему, наверное, больно.
"Инженер Хохлов",- представился ей с соседней койки тощий долговязый верхнею частью тела старичок: "Не желаете кофейку, Машенька"? Одеяло там, где должны быть его ноги, лежало ровненько, и ясно было - ног не было вовсе . "Кофе"?- удивилась она: "Это же так вредно, зачем вы это пьёте? Вы разрушаете свою психику"! Этому Машу учили в школе: алкоголь, табак и кофе - пережитки мрачного прошлого. Это только Комаров из отдела новостей позволял себе после кофе с коньком закурить самокрутку из выращенного у себя дома в цветочном горшке самосада.
"Ну, тогда вам чайку, а я и кофеем отравлюсь",- согласился с нею старичок и продолжил: "Как я понимаю, вы пришли сюда узнать о тех событиях на Геспре"? "Да-да",- согласилась Маша, чуя, что и здесь её ждёт что-то интересное. "Вы обратились по адресу. Я - главный по астероидам, но начнём от печки, что они такое и зачем нужны нашей Советской Родине... В начале история. В конце XVIII века учёные Тициус и Боде независимо друг от друга подметили закономерность в ряде чисел, выражающих средние расстояния планет от Солнца. Пятый член этого ряда не соответствовал никакой планете. 1 января 1801 года итальянский астроном Джузеппе Пиацци случайно открыл звезду, прямое восхождение и склонение которой заметно изменялось за сутки наблюдений. Гаусс вычислил орбиту этого астрономического объекта, большая полуось которого оказалась равной 2,77 а.е.; стало понятно, что открыта планета между Марсом и Юпитером. Ее назвали Церера в честь древнеримской богини плодородия. В 1802 году немецкий врач Ольберс, увлекавшийся астрономией, открыл неподалеку от Цереры новый астероид, который назвали Паллада. Вскоре была открыта Юнона, а затем - Веста. Гершель предложил назвать маленькие планеты астероидами. Астероид по-гречески означает "звездообразный". В 1804 году Ольберс высказал знаменитую гипотезу о разрыве гипотетической планеты Фаэтон между Марсом и Юпитером и образования астероидов - ее обломков...
Гипотеза не подтвердилась, но астероиды находились один за одним, и сейчас их обнаружено более трёхсот тысяч штук. Советская база на Церере, посты на Палладе и Иде, ну и мобильные группы, как мы называем их, наводчики, исследуют геологическое строение небесных тел. И не без пользы: такого количества полезных ископаемых нет нигде, даже на Марсе. В прошлом году мы нашли, серебряный астероид, чистый Ag, без примесей, сегодня на повестке дня - золотой. На Юноне найдены алмазы величиной с гусиное яйцо, гигантские россыпи, а Ида одарила нас пластами химически чистого цезия и палладия"...
Маша слушала и не удивлялась, что столь значимый человек лежит в простой травматологии, она жила в стране, где льготы остались только для стариков и инвалидов, а стены школ украшала цитата из трудов прежде забытого и осмеянного Брежнева "У нас есть только один привилегированный класс общества - это дети!"
"Так что же произошло с "Бойким"?- не вытерпела Маша. "Мне трудно об этом говорить, но произошло то, от чего не застрахован никто из нас, произошла ошибка. Астероид Геспра начал подвергаться гравитационному воздействию Юпитера. Это, как известно, чревато разгоном небесного тела и возможным выбросом его за пределы Солнечной Системы, чего нам совершенно было не нужно. На Геспре мы нашли... Впрочем, что мы нашли, это пока государственный секрет. Необходимо было изменить траекторию движения астероида, и мы решили применить направленный взрыв. Осуществить его должен был мальчик, который сейчас уснул. Чужие? Ну что вы, все его рассказы - это последствия глубокой контузии. Неудачный расчёт, "Бойкий", вовремя непредупреждённый, очутившийся в зоне взрыва...
Когда я понял, что дело идёт к большой беде, я попытался всё исправить, всех поставил в известность, вызвал свой катер и кинулся к месту будущей аварии, но не успел. Мой катер был разбит оторванной от Бойкого плитою обшивки. Катапультировавшись на поверхность Геспры, я вынужден был три часа провести в повреждённом скафандре. Опыт позволил мне сохранить свою жизнь, но не сохранил ноги...
Мне, очевидно, это будет стоить карьеры. Ну, что ж, надо так надо. Члену партии с моим стажем стыдно спорить в подобной ситуации...
Ну, чаёк допили? Так идите милочка, идите... Да, кстати, сегодня вечером к вам зайдёт мой секретарь, пояснит, что из нашего разговора для печати, а что нет. А пока, извольте откланяться"...
Мрачный мужик на дальней койке отвернулся к стене и, видимо, спал, храпел уж больно старательно.
В автобусе ехали домой вместе: Маша довольная, что набрала материал для репортажа, Катя, уставшая после смены. Молчали, думали каждая о своём, пока на остановке "Центр подготовки пилотов имени инженера Лося", не ввалился в салон Комаров.
"Машка"!- загомонил он: "Ты знаешь что"?! "Что"?- Маша давно привыкла к такой его манере начинать беседу. "А вот что! Сенсация! На Проспекте Терешковой неисправный робот мороженщик опрокинулся на прохожего, мужика - всмятку! Это такой репортаж бы получился: "Кровавая драма: роботы убивают людей. А может быть это заговор"?" Комаров радовался как ребёнок, но, услышав, как девушки чуть не хором прошептали "Человека-то жалко!", вдруг сник: "Нет, не позволят. Максимум, что разрешат - так это две строчки мелким шрифтом на последней страницы", - и поинтересовался: "А у тебя то как, справилась с заданием редакции"?
"А у меня всё отлично"!- рапортовала Маша: " В пятой палате мне дали интервью капитан "Бойкого", самый главный по астероидам и даже наводчик, заложивший заряд"...- и вдруг осеклась , увидав как у Кати в буквальном смысле глаза на лоб полезли. "В пятой"?!- удивлённо переспросила она: " Почти все раненые при взрыве кроме капитана лежат в шестой, но никаких главных и подрывников среди них нету". "Ты же меня туда послала",- отвечала Маша: "Так и сказала: в конце коридора! Старенький, без ног сказал, что он главный по астероидам, сутулый грустный такой с рукою в лангете уверял меня, что он и есть капитан "Бойкого", а про молоденького я узнала, что именно он подрывник"...
" Старенький", - объяснила ей Катя: "Дед Коля Хохлов - сторож музея освоения, у него после нарушения венозного оттока отняли ноги, готовят к регенерации, сутулый - Лошкарёв из ДЭЗа, чинил робота-газонокосильщика и лишился руки, а молодой - монтажник Гаврилов Егор, упал с крыши второго энергоблока". "А четвёртый, который лежал в углу"? "А четвертый он и есть - капитан буксира "Бойкий" Сомов Николай Максимович, после аварии отправил команду и пассажиров прочь на спасательном модуле, а сам раненый посадил почти неуправляемый корабль ".
"Зачем же они так"? - ахнула Маша: "За что так со мной"?!
"Ну, пошутить захотели - скучно ведь, или сам Сомов попросил врать, чтобы не донимали",- оправдала своих больных Катя, отчего у Маши слёзы из глаз градом потекли, и лишь старый и мудрый Комаров сумел успокоить её короткою, но понятной каждому марсианскому жителю, фразой : "Все здесь, на Марсе, хотят быть героями, но не у всех это получается. А так хочется!". И это была правда.
А за окном автобуса цвела марсианская вечерняя заря привычного морковного цвета.