--Привет, деда, --произнесла она, не отрываясь от чтения и не оборачиваясь. --Чего не в порту?
--Я думаю, они и без меня теперь могут справиться.
Алиса захлопнула книгу, поднялась, стряхнула с платья травинки и села рядом со мной. Ее волосы пахли солнцем.
--Грустишь? -- спросила она.
--О чем?
--Ну... --Внучка повела печами и неопределенно манула рукой. --Об этом всем. О "Чайке".
--Нет. Не знаю. Может и стоило, раньше, но время прошло.
--Ты должен. --Ее глаза с интересом рассматривали меня, видимо, пытаясь понять мои настоящие чувства.
Алисе четырнадцать лет. Высокая, стройная, красивая, с густыми длинными черными волосами. На нее наверняка уже давно засматриваются парни. А еще она носит длинные платья. Сейчас мало кто носит платье, особенно в ее возрасте.
--Нравится? --Я указал на книгу.
--Вроде того, --кивнула она. --Только грустная немного. Этот Маленький принц такой... одинокий.
--А роза?
--Роза не совсем то. Они вместе, но они оба одинокие. Вдвоем. Ты не против, что я взяла твою книжку?
--Нет, конечно. Книги существуют для того, чтобы их читать. Иначе это просто бумага.
Алиса провела пальцем по обложке.
--Она такая старая. И такая настоящая.
--Как я?
--Нет, что ты! -- Алиса засмеялась. --Ты у меня, деда, совсем не старый. Но уж настоящий -- это точно!
Здорово, что у меня такая внучка.
Вдруг Алиса вскочила, сунула мне книгу и стала всматриваться в сторону моря, прикрываясь ладошкой от весеннего солнца.
--Ой, деда! Смотри, смотри!
До берега донесся шум -- как будто где-то поблизости включили водопад.
--Вон! Гляди!
Вдалеке свернула вспышка, затем еще одна. И вот -- в небе показался корабль. Солнце сверкало на его округлых боках, гигантские распростертые крылья разрезали сахарную вату облаков, двигатели работали в посадочном режиме и, плавя под собой воздух, создавали колеблющеюся, похожую на мираж картину -- огромная блестящая птица планировала с высоты вниз, приводняясь в спокойные воды Балтики.
Корабль неспешно спускался: вот нас накрыла огромная тень, пронеслась по холму и заскользила по воде, уменьшаясь по мере того, как космический аппарат приближался к поверхности. Через пару мгновений море прогнулось под двигателями, расступаясь, словно воды перед Моисеем, и корабль устремился в эту впадину. Волны ударили в борт, обволокли нежным шелком и отступили, рассеиваясь миллионами мельчайших брызг, сверкающих на солнце как бриллианты. Двигатели перешли в маневровый режим и корабль заскользил по бурлящей воде залива в сторону Порт-Риги.
--Как здорово, дета, правда?! -- в голосе ее слушались хорошо узнаваемые мне нотки, вдруг заставившие меня взгрустнуть. Совсем немного. --Как красиво! Это он?
--Да. --Я прищурился, рассматривая покатые бока корабля. --Это "Альбатрос". Один из первых. Этот до Луны ходит. И он действительно один из самых красивых.
--Но "Чайка" еще лучше, да?
--Будет лучше.
Мы еще постояли немного, подождали, пока аппарат не скрылся за холмом.
--Я бы так хотел, чтобы ты полетел, деда. --Алиса прижалась ко мне и взяла меня за руку. --Это твои корабли. И это твое право.
Я ничего не ответил.
Девять.
Апрель 2061 года.
Мне не страшно умирать. Наверно. Страшно разочароваться. Страшно осознать, что после не будет ничего. Прожил жизнь - и умер. Ни сознания, ни души, ни тела. Я не знаю, хорошо это или плохо. Когда у тебя не остается ни сожаления, ни боли, не беспокойство за близких людей, которых ты заставил страдать из-за своей смерти. Ни рая, ни ада.
Давно, лет сорок назад, я прочитал фантастический рассказ одного автора, как раз по поводу смерти. Суть там была в том, что ученые со стопроцентной вероятностью обнаружили, что после смерти ничего нет. Ни загробной жизни, ни Страшного Суда. И мир, после того, как всем стало об этом известно, не продержался и недели.
Есть что-то в этом. Многое из человеческой морали замешано на страхе. На боязни ответить за все. Когда-нибудь. Может и потом.
Когда твое тело предает тебя, лишает таких простых радостей, как прогуляться вечерком, или, пардон, дойти до туалета на собственных ногах, мысли, даже те, которых стремишься избежать, так и лезут в голову.
В палате, где я лежу, все очень мило и старомодно. Обитые деревом стены. морщинистые гардины на окне, бра, еще одна бра, комод, шкаф и тяжелое глубокое кресло для посетителя. Все медицинские системы аккуратно спрятаны в стенную панель за кроватью и незаметно считывают данные с беспроводных датчиков на моем теле. Я ношу длинный халат, а сплю в пижаме. Так не видно этих жучков, присосавшихся ко мне.
Я - офицер запаса Космических войск дальнего базирования, полковник Александр Николаевич Соколов, мне восемьдесят один год и я здесь, чтобы умереть.
Женевское солнце светит сквозь шторы. Яркая, мощная звезда, слой ткани ей - не помеха. Солнечные блики скользят по стенам, забираются на кровать, падают мне лицо.
Восемь.
Август 2027 года
Я жмурюсь от этого яркого света, надеваю солнечные очки.
-Итак, -произнес Глазков, -каков же КПД этих... батарей?
-Если вы имели в виду эффективность фотоэлектрических модулей, то она равна семидесяти восьми процентам, - отвечаю я.
-Это не слишком мало? -спросил Глазков.
-Нет, это очень хороший результат, Сергей Михайлович.
Глазков пожал плечами и уставился в документы. Невысокий, полноватый мужчина лет пятидесяти, в наглухо застегнутом, несмотря на жару, костюме он представлял собой типичный образчик государственного человека. Человека, который принимает решения в рамках отведенных ему полномочий. Согласования по проекту "Чернобыль" уже получены, он это знает, все в команде это знают, но ритуал есть ритуал.
-Хорошо, -сказал Глазков, пожевал полными губами, полистал бумаги, убрал их. -Хорошо, Александр Николаевич. Приказ о реализации проекта подписан и утвержден Совмином. От себя же хочу добавить, что проект, на который выделено сто восемьдесят миллиардов рублей - это очень дорогой проект. И нам хотелось быть видеть результат.
-Результат будет, - ответил я.
Еще несколько формальностей - и мы сели в вертолет. Транспорт поднялся и направился в сторону Киева. Внизу, под нами и до горизонта, раскинулось поле аккуратных черных прямоугольников - проект "Чернобыль". Семьсот двадцать квадратных километров установок для преобразования энергии Солнца в электричество. В течение последующих полутора лет все это пространство будет заполнено новейшими фотоэлементами - реквием по былой катастрофе, чистая энергия, наше извинение перед планетой.
Я смотрел на эту гигантскую конструкцию и чувствовал, что не зря живу.
-Александр Николаевич, -Глазков нагнулся ко мне. -Я не могу ничего сказать вам о вашем "Чернобыле" - не специалист, но "Чайка" - это действительно великолепно. И я желаю вам удачи во всем.
-Спасибо, - ответил я, не отрывая взгляд от разворачивающейся внизу картины.
-Ваш сын будет пилотировать корабль?
-Да, -сказал я. -Андрей будет ее капитаном
Семь.
Январь 2029 года
-Капитан Соколов на связи. Системы стабильны. До запуска ускорителя тридцать секунд.
"Чайка", мое детище на орбите Марса, сверкающий металл, невесомые крылья с размахом в три с лишним километра, все самые совершенные технологии со всего мира, гордость Советов, зависть всех других стран, готовилась в рывку. Разгон установок Вилсона-Соколова, длящийся сто часов, подошел к концу. Еще пару мгновений - и первый в мире сверхдальний космический аппарат, пилотируемый человеком, устремится к краю Солнечной системы.
-Пятнадцать секунд.
Десять лет разработок, три года тестирования систем, четырнадцать месяцев низкомощных тестовых запусков. Миллионы человеко-часов.
-Десять секунд. Ключ на старт.
Мой сын, лучший пилот мира, космонавт-кумир - капитан этого чуда.
-Три. Две. Одна.
Я чувствовал, что не зря живу.
Шесть.
Сентябрь 2029 года.
Проект "Чайка" будет возобновлен через пол года. Так они сказали.
Удар в мировом масштабе. Стыд, ужас, чудовищное горе. И полная пустота внутри. Я не смогу больше руководить проектом. Несмотря на то, что было установлено, что моей вины в этом нет, мое личное отношение к проекту помешает его реализации. Так было написано в отчете. Нет моей вины. Что можно знать о вине человека, чей сын в мгновение ока превратился в ничто вместе с кораблем. Одно мой ребенок убил другого. Моей вины нет. Что они могут знать об этом?
Пять.
Май 2028 года.
-Что мы знаем о космосе? Что мы знаем об этом бескрайнем, неизвестном мире? О мире чудовищных масштабов, невообразимых процессов и невероятных чудес?
Я вздохнул и облизал губы. Перед группой десятилетних школьников выступать намного сложнее, чем перед космонавтами или Экономической комиссией. Я явно нервничал.
Худенький бледный мальчонка поднял руку.
-Да, пожалуйста, - я указал на него.
Ребенок поднялся, сглотнул. Похоже, он пожалел, что вызвался отвечать.
-Ну, -начал он, -космос - это...
-Ну же, - я попытался его приободрить. -Что же мы знаем?
Мальчик замялся, помолчал немного.
-Ничего, -наконец произнес он. -Я не знаю о нем ничего.
Я улыбнулся.
-Ты прав. Мы не знаем ничего, - сказал я. - Как тебя зовут?
-Андрей, - ответил ребенок.
-Моего сына тоже зовут Андрей. И он - летчик-космонавт.
-И он узнает о космосе все?
-Конечно, -сказал я. -Конечно.
Четыре.
Октябрь 2045 года.
-Конечно, - фыркнула Алиса. -Ты деда, знаешь все. Ты же умный, ты герой, ты ученый, космонавт. И, конечно, ты знаешь, что будет лучше для своей внучки и что ей делать.
-Алиса...
-Что? -Девушка почти кричала. -Мне пятнадцать лет, деда, я считаю себя уже в состоянии решать, что я могу и кем я хочу быть в этой жизни!
-Я просто за тебя боюсь. - Мое сердце колотилось. Я знал, что этот разговор состоится и знал, о чем он будет. Я просто думал, что он произойдет не сегодня. И не завтра. Когда-нибудь. Может, не скоро. Я ошибался насчет своей внучки.
-Послушай, деда, - сказала она мягко. -Я хочу быть кем-то. Делать что-то. Стать настоящим человеком. Я хочу оставить что-то в этом мире. И мне не "еще" пятнадцать. Мне - "уже" пятнадцать.
Я смотрел на Алису и видел в ней ее отца. Отца, которого она никогда не видела.
Мы теряем, мы находим, мы создаем, мы разрушаем. но мы не можем изменить естественный ход вещей. Мы двигаемся вперед и это движение требует своей платы. Огромной, подчас. Но мы не можем изменить этот естественный ход.
Три.
Май 2059 года.
Проект "Чайка" долго не был возобновляли, несмотря на все уверения властей. Потребовалось одиннадцать лет с момента той ужасной катастрофы. Пересмотрели все. Технологии, подход, идею, безопасность. Попытались заживить раны. Раны зажили, но шрамы остались.
Мы покорили планету, даже две. Мы получили чистую энергию, исследовали океаны, победили бедность и голод, мы почти достигли мира во всем мире. И взгляды людей снова устремились в космос.
Родилась новая "Чайка". Корабль, способный на все. Сто с лишним лет робких попыток расширить свой мир - и мы получили свой очередной шанс.
Новый корабль, новый капитан, новый вызов. Я знаю, что я скоро умру. Мои часы тикают все громче и громче, завершая свой ход. Их завод почти подошел к концу. Из своих семидесяти девяти лет жизни шестьдесят я посвятил тому, чтобы оставить свой след. Удалось ли мне? Не мне судить. Возможно, я хотел большего. Я не смог поучаствовать во всем, чего я хотел. Я никогда не был на орбите Сатурна, не победил старость, не вылечил все болезни, многое так и осталось для меня секретом.
Все еще впереди. Не у меня. У нас.
У человечества.
Все у нас получится.
Два.
Апрель 2061 года.
Эта больница - настоящее мучение. Убежище для безнадежных. Как же это, все-таки, неприятно. Столько идей, столько мыслей, столько желаний. Но нет самого главного - времени.
Стену напротив моей постели заполнил экран. Звезды, миллионы звезд. Где-то позади красный диск Марса. Главный же объект трансляции сверкает посреди. Неповторимый, неподражаемый плод человеческого гения, воплощенный в тысячах тонн металла. Прекрасный, возбуждающий, великолепный корабль.
Моя новая "Чайка"
Я чувствую, что жил не зря.
-Капитан Соколова на связи. Системы стабильны. Тридцать секунд до запуска.