"- О, любовь! - сказала она, и голос её задрожал, а глаза блеснули. - Это когда два существа сливаются в одно, когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это - небо".
В. Гюго. "Собор Парижской Богоматери".
"Суккубы... - демоны, принимающие... женский (суккуб, от лат. succubare - "лежать под") облик и вызывающие ночной кошмар или вступающие в половую связь с человеком..."
Махов А.Е. HOSTIS ANTIQUUS: Категории и образы средневековой христианской демонологии. Опыт словаря. - М.: Intrada, 2006, с. 208-213.
"Не страх, но презрение является подлинно христианским отношением к бесам".
"Ангелы и бесы в духовной жизни по учению восточных отцов". Василий (Кривошеин), архиепископ.
"...Этого просто не может быть. События сегодняшнего утра могли бы показаться просто дурным сном, если бы не тупая ноющая боль в большом пальце правой ноги. Я всё ещё прихрамывала, меряя шагами дорожки пустынного парка, хотя время уже перевалило далеко заполдень. В таком состоянии не хотелось видеть никого из смертных, а уж тем более ту парочку, что наивно полагает себя моими родителями.
Этого просто не может быть. Это невозможно! Неслыханно! В голове не укладывается. Я предложила ему свою любовь и нежность, а он послал меня ко всем чертям! Ну, не совсем к чертям, он выразился как-то иначе... В преисподнюю.
Здесь что-то не так. Это противоестественно.
Я протопала к ближайшей луже и замерла над ней, вглядываясь в отражение. На фоне голубого мартовского неба и лёгких облачков колыхался мелкой рябью ослепительно прекрасный девичий образ. Против такой красоты не способен устоять ни один человеческий самец. Если только он не... Нет, ни в коем случае, я бы почувствовала!
Поначалу я готова была его убить. Но чем больше обдумывала ситуацию, тем больше склонялась к мысли, что упускаю какой-то существенный момент, который мог бы всё объяснить. Уж слишком противоестественным казалось его поведение.
В самом деле. Редко кому из смертных выпадает честь стать избранником демона. И ещё реже - гораздо реже! - демон снисходит до того, чтобы объяснить человеку свои чувства в столь вежливой, деликатной манере, как это сделала я. Я издавна имею в своём кругу репутацию персоны интеллигентной, воспитанной, незлобивой. За что иной раз слыхала насмешки сородичей в свой адрес... Впрочем, руководству мой норов нравится: я не создаю проблем. А если я в ладу с руководством, то что мне за дело до злопыхательств жалких завистников?
Как я уже отмечала, высшие существа (то есть, мы и ангелы) достаточно часто вступают в сексуальные отношения с представителями людского рода. Люди весьма темпераментны, бывают приятны по своей внешности, к тому же представляются лёгкой добычей. Кто-то сближается с ними с целью развлечься, кто-то снимает таким образом психоэмоциональное напряжение, кто-то преследует спортивные интересы, а кто-то - упрощает выполнение служебных задач. В любом случае, выбранное для контакта человеческое существо не удостаивают долгих объяснений, а просто ставят перед фактом: "Ты избран!". А далее, в лучшем случае, уточняют по ходу дела: кем избран и для чего.
При этом негласно подразумевается, что избранный для контакта объект должен быть до безумия счастлив от того, что его никчемное существование наконец-то получило хоть какой-то высший смысл. У него не остаётся времени для вопросов и сомнений... Да и выбора тоже - не остаётся.
Какую реакцию я ожидала встретить со стороны Виктора? Удивление? Восторг? Пожалуй, и то, и другое - с примесью благоговейного страха. (Да, страх придаёт пикантности романтическим отношениям. Усиливает чувствительность и обостряет наслаждение...). Возможно, я рассчитывала даже на его благодарность - за то, что поговорила с ним начистоту, избавив от лишних сомнений и колебаний. В конце концов, я повела себя с ним предельно честно. А как он меня за это назвал? "Лживый дух"!
Да, я понимаю, его сознание жёстко зашорено стереотипами. Система воспитания и образования построена у них на культивировании негативного отношения ко всему, что хоть как-то связано с нашим народом. Однако, с другой стороны, запрет порождает собой и острое вожделение к запрещённому. Сотни и тысячи любителей острых ощущений на земле еженощно вычерчивают магические символы и расставляют зловещие чёрные свечи по углам пентаграмм. И я готова поспорить на что угодно, что если в руки господину священнослужителю попадётся какая-нибудь "Демонология", он не швырнёт её немедленно в огонь, даже не раскрыв, а для начала просмотрит хотя бы пару абзацев.
Так что же мешает ему раскрыть мне свои объятья? Неземное счастье само идёт к нему в руки, в моём лице, а он - гонит его прочь, да ещё в оскорбительных выражениях! (Ну, ладно, допустим, я с ним тоже пару раз вела себя не очень вежливо. Но ведь он меня вынудил!...). Тем более, что связь со мной была бы для него абсолютно не обременительна: через год я вообще исчезну с поверхности земли и освобожу его от всех обязательств. На мне не нужно жениться, на меня не нужно тратить деньги, меня не нужно уговаривать отдаться - я идеальная любовница! А это очень удобно для мужчины.
Только не говорите мне, что его сдерживают какие-то принципы и убеждения. Я в них не верю.
Мы - те, кто производит посмертный досмотр человеческих душ, - слишком хорошо знаем цену всем их принципам. Принципы, равно как и убеждения, пригодны лишь для одного: мостить дорогу, ведущую прямиком в вечный огонь Геенны.
Так что же я сделала не так? Что помешало нашему счастью??? Если дело не в моей привлекательности (она безупречна!) и не в его физиологии (она человечна!), тогда... Я вновь и вновь прокручивала в памяти события сегодняшнего утра... Если подвергнуть всё тщательному логическому анализу... Виноват контекст!
При нашем разговоре присутствовал некий символический свидетель. И пусть для меня это всего лишь железная статуя, закреплённая на перекрестье деревянных балок. Но для Виктора это - вполне вещественный знак присутствия его живого бога. (Они всё время делают акцент: ЖИВОЙ бог! Как будто кому-то нужны мёртвые боги... Мёртвые демиурги автоматически утрачивают божественный статус и превращаются в идолища поганые...).
Всё сходится: я неправильно выбрала место и время! Виктор был на работе, он не мог расслабиться и стать самим собой. Ему приходилось играть роль грозного судии, ибо он постоянно ощущал присутствие незримого супервизора, отслеживающего каждый его шаг. Если вдуматься, он даже имел право разозлиться на меня, поскольку я откровенно подставляла его в глазах начальства. Пусть даже сие начальство, с моей точки зрения, имеет сугубо воображаемый характер.
Насколько мы, демоны, прагматичны и здравомыслящи, настолько же люди - суеверны и склонны к мистицизму. И если я хочу успешно с ними взаимодействовать, то обязана принимать в расчёт это обстоятельство.
Как только все детали уложились у меня в голове в стройную концепцию происходящего, мне стало легко и радостно. От утреннего неприятного осадка не осталось и следа. Даже ушибленный палец болел как-то по-весеннему жизнеутверждающе. Теперь не составит труда построить план дальнейших действий...
...Настоящий демон в своей жизни должен сделать три вещи. Во-первых, купить душу у чернокнижника. Во-вторых, растлить девственницу. И, в-третьих, совратить священника.
Чернокнижник на примете у меня уже есть. С ним проще всего, он со своей душой никуда не денется, так что можно оставить вопрос купли-продажи до более спокойных времён. У них у всех одно на уме: лишь бы заключить сделку с подходящим дьяволом. Вот и пусть подождёт.
Остаются девственница и священник. И вот тут-то у меня появляется возможность сразить единым выстрелом обе цели! Нет никаких оснований сомневаться в девственности Марии. Достаточно вспомнить весь её образ жизни до моего появления. Тут не то, что к семнадцати годам невинность сохранить - тут в могилу её с собой унести можно запросто!
А что касается Виктора... Странно: стоит подумать о нём, и вся моя хвалёная бесовская решительность проваливается куда-то в пятки. Я ощущаю себя ватной куклой, не способной ни на один толковый поступок. Я замираю там, где застанет меня эта мысль (и замирать приходится очень часто, ибо мысли о нём водят в моих мозгах бесконечные хороводы), и не знаю, что только что собиралась делать, и собиралась ли вообще. Я рассеянно улыбаюсь. Смотрю невидящим взором сквозь окружающих людей. Пропускаю мимо ушей их речи. И ускользаю прочь, в какой-нибудь уютный уединённый уголок, чтоб продолжить грезить наяву.
Вот уже два дня прошло с тех пор, как я приняла решение о необходимости активных действий. Прошло два дня, а я ещё и пальцем не пошевелила, чтобы воплотить свою мечту в реальность.
Но сегодня ночью всё изменится. Я, наконец, вступлю в утерянный рай. Я совершу свой марш-бросок через Рубикон, и неприступные стены Карфагена в одно мгновение рассыплются в прах. Я готова.
Моё окно вызывающе распахнуто в ночь. Я привычно взбираюсь на подоконник. Лунный свет передо мной сгущается, собирается в складки и пологими ступенями спускается к земле сада. Я делаю шаг. Скольжу по ступеням. Вниз по небесной лестнице... Так языческие, ныне прОклятые, богини спускались к смертным. Богини, ставшие теперь символами прелести и безнравственности. Богини, которым поклоняются нынешние Римские Папы.
Я иду, чтобы дарить лучшее, на что способна. Чтобы отдать самое ценное из того, чем располагаю: себя. Чувства переполняют меня, их слишком много, и если я немедленно не поделюсь ими, то рискую в них утонуть.
...Я знаю, где он живёт: разведала накануне. Он живёт совсем один, в собственном маленьком домике, в пяти минутах ходьбы от храма. Там нам не помешает никто.
Я ступаю по земле, но не чувствую её под ногами. Знакомые переулки кажутся преобразившимися, многозначительно-торжественными.
Наверное, Виктор уже спит - ведь время близится к полуночи. Полная луна расплывается пятном света в облачной дымке. Воздух влажен и терпок. В нём копится напряжение, предвещающее великую перемену в моей жизни.
...Вот и цель моего пути: неказистое каменное строение, окружённое с боков узким палисадником. Останавливаюсь перед дверью. При свете дня было бы заметно, что краска на ней во многих местах облупилась, а древесина старая и рыхлая. Дверь заперта изнутри. На засов. Глупая железка, зачем она пытается предотвратить неизбежное? Последний бастион на пути победоносно шествующей великой армии. Последний форт перед полчищем, имя которому - легион. Этот засов, эта дверь, эти стены - как жалкая горстка защитников уже не существующего государства. Их столица уже захвачена, земли разграблены, правитель пленён; они сами обречены и прекрасно это понимают. Но продолжают из последних сил, по инерции, выполнять свой воинский долг, пока милосердная рука победителя не освободит их от всех тягот, связанных с земным существованием.
Я прикладываю ладонь к двери. Шершавые, щербатые доски злобно щетинятся потенциальными занозами. Железная задвижка вздрагивает, почуяв сквозь слой дерева власть магнита, в который на время превращается моя рука. Раньше мне не удавался этот фокус. Но сегодня на моей стороне играет полная луна, а уж она, как никто, умеет притягивать всё, что пожелает. Я учусь у неё. Она благосклонно взирает с небес.
Глупой маленькой железке уже не вырваться из захвата: силовые линии магнитного поля прочно связывают её с моей рукой. Я веду руку вбок, и засов тяжело движется следом, покидая свой боевой пост.
Дверь отперта. Дорога свободна.
...Она ещё попыталась скрипом предупредить своего хозяина о визите ночной гостьи. Не нужно, милая дверь! Пусть будет сюрприз. Людям нравится получать приятные сюрпризы.
На цыпочках скольжу через прихожую и коротенький коридор. Мои земные глаза ничегошеньки не видят в кромешной тьме, но собственное чутьё позволяет аккуратно обходить все преграды - углы, выступы, мебель.
Дверь спальни приоткрыта. Обострившимся слухом улавливаю мерное дыхание спящего человека. С минуту наслаждаюсь этой сладчайшей музыкой. Двигаюсь дальше. Среди мрака белёсым пятном выделяется постель. Подобно маяку, она указывает мне направление пути.
Глаза, кое-как привыкшие к темноте, начинают различать детали.
...Человек не спит. Когда он успел проснуться? Уловил шорох шагов? Или почувствовал моё приближение? Он сидит на постели, судорожно вцепившись в одеяло, машинально подтягивая его к груди, и всматривается в тёмное пространство комнаты. Он не может толком разглядеть мой силуэт, но знает, что я - там.
Я слишком взволнована, чтобы думать. Нужно что-то сделать, или сказать - не знаю...
- Привет, - говорю я.
- Ты кто? - спрашивает он хрипло.
- Ты уже знаешь, кто я. Ты узнал меня.
- Демон?
- Натанаэль. Лучше зови меня: Натали. Это ближе к вашему языку и легче произносится.
- Ты - привидение?
- Да нет же! Я живая, во плоти. Такая же, как была все эти дни.
- Зачем ты здесь?
По его тону можно предположить, что в ответ он ожидает услышать примерно следующее: "Чтобы высосать твою кровь и забрать твою душу". Ничего глупее и придумать невозможно, но люди склонны реагировать именно так. Внезапно мне приходит в голову, что если он сможет видеть меня получше, то это обстоятельство несколько разрядит обстановку.
- Если будет светло, ты перестанешь бояться, - говорю я. - Давай зажжём свечу. И ты убедишься, что я не привидение.
Поскольку Виктор молчит и не двигается, я сама начинаю шарить на его столе. Вот свеча в подсвечнике, но где хоть какой-нибудь источник огня? Чем они его добывают? Ну, должно же в этом доме быть хоть что-то зажигательное... С досады щёлкаю пальцами, пытаясь сообразить, с помощью чего эти отсталые существа запускают процесс горения. Меж пальцами проскакивает крупная искра. Ну, ни черта себе! Второй раз щёлкаю пальцами уже над фитилём. Искра попадает в цель, свеча с лёгким потрескиванием разгорается.
Сбрасываю на спинку стула уже не нужный плащ. Из одежды на мне остаётся одна нижняя рубашка - белая, длинная, до пола. В ней я, пожалуй, и впрямь немного похожа на призрак. Эта мысль кажется мне забавной, я улыбаюсь.
Дальше стоять посреди комнаты как-то неловко. Я присаживаюсь на край постели, у ног Виктора. Он поспешно отодвигается прочь, подтягивая ноги под себя. Выражение его лица становится затравленным.
Нужно как-то его успокоить.
- Виктор, миленький... Можно, я буду называть тебя покороче? Вик? Ладно, мне можно... Вик, послушай. Ты думаешь, что я чем-то для тебя опасна. Но на самом деле всё по-другому. Я ещё никому из людей не желала добра так, как тебе. Я на самом деле хорошая. Ты сам можешь убедиться. Только поверь мне!
Я придвигаюсь чуточку ближе. Он пытается отползти ещё дальше, но ему мешает спинка кровати. Дальше отступать некуда. Я не хочу торопить события. Лучше сначала выскажусь.
- Вик... Я пришла к тебе с добром. Я люблю тебя. И пришла только поэтому.
- С добром? - переспрашивает он, стараясь, чтобы тон звучал язвительно - но в голосе проскакивают истерические нотки. - Без стука? Без предупреждения? Как вор?!
- Я пришла без злого умысла и без оружия! Даже если я и не предупредила тебя... То это лишь потому, что ты сам не понимаешь, чего хочешь. Если бы ты только мог быть правдивым перед самим собой!... Я хорошая, Вик. И ты обязательно меня полюбишь, когда узнаешь поближе. Меня невозможно не любить. Потому что такое чувство, как моё, обязательно вызовет в тебе ответное. Мой внутренний огонь воспламенит и тебя, как только что воспламенил эту свечу. Я ведь и сама не знала, что могу так... Но теперь - знаю. Я - лучшее, что было, есть и будет во всей твоей жизни. Я счастлива, что повстречала тебя. И хочу подарить тебе ответное счастье. Просто доверься и прими...
Я развязываю тесёмку рубашки. Стягиваю рубашку с одного плеча, затем с другого. Дальше она уже спадает сама. Перемещаюсь в сторону Виктора ещё на пару сантиметров.
Он соскакивает с кровати вместе с одеялом, пытаясь завернуться в него, словно в кокон.
Я встаю следом. Я полностью обнажена. Стою в круге света, излучаемого свечой. Волосы отливают золотом в отблесках пламени.
- Пожалуй, я немного слукавила насчёт оружия. Ты видишь, что у меня нет при себе посторонних предметов. Но красота - это тоже оружие, верно? И я складываю его к твоим ногам. Сегодня я принадлежу тебе. Я - в твоей власти.
По коже бегут мурашки от предвкушения его прикосновений. Сладко ноют соски, и томление поднимается к животу от лона. Дальше тянуть время невыносимо! Я делаю к нему два шага, и мы уже стоим лицом к лицу.
Виктор зажмурился и втянул голову в плечи, как человек, ожидающий удара. Я приподнимаюсь на цыпочках, вытягиваю шею и касаюсь губами его губ.
Кажется, он вздрогнул. Не отпрянул, но и не подался мне навстречу. Его губы горячие и сухие. Я несколько отступаю назад, чтобы дать мужчине возможность опомниться и самому проявить инициативу.
- Вик, миленький, - шепчу ободряюще, - здесь никого нет, кроме нас. Никто не следит за нами. Мы можем побыть самими собой. Мы оба свободны, молоды, красивы. Мы созданы друг для друга. Мы больше не можем жить друг без друга. Ты ведь и сам это знаешь! Сейчас мы можем делать всё, что захотим. А я так хочу тебя!...
Виктор смотрит на меня. Я знаю, что прекрасна, и мне не нужно зеркало, чтобы удостовериться в своём великолепии: я вижу своё отражение на дне его расширившихся зрачков. Он что-то произносит - беззвучно, одними губами, я не могу разобрать ни единого слова. Его правая рука, подрагивая, неуверенно тянется в мою сторону. Он решился!
Теперь уже я мечтательно закрываю глаза, дожидаясь, пока он сожмёт меня в объятиях. Пока его уста жадно прильнут к моим. Пока...
...Резкий удар по щеке наотмашь заставляет меня отлететь назад; но, шатаясь, я кое-как умудряюсь сохранить равновесие. Ошалело таращу глаза. Хватаю ртом воздух. Что происходит?!!! Когда он успел подкрасться? Как он осмелился бить женщину по лицу?!
Виктор стоит на прежнем месте. Такое же белое привидение в ночной рубашке, каким была и я, пока не разделась. Его правая рука, направленная в мою сторону, снова прочерчивает воздух крестным знамением. Он продолжает твердить слова, и теперь я уже могу их расслышать.
- Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra...
Его голос обретает силу. Я получаю новый хлёсткий удар по лицу, словно от невидимой огненной плети, хотя Виктор не коснулся меня и пальцем. От боли и неожиданности лечу на землю, неловко взмахивая руками. Оказываюсь на полу, на четвереньках, в самой жалкой позе, какую только можно вообразить. Инстинктивно пригибаю голову, словно это поможет защитить лицо. А новый удар уже обрушивается мне на спину...
- ...Et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo!...
"И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого".
Удары уже сыплются градом со всех сторон, от каждого произнесённого им слова - по спине, груди, голове. Кажется, вся моя кожа исполосована розовыми горящими следами-ожогами. Да что же это делается, а? В панике пячусь на четвереньках к входу. Что на него накатило? Ведь всё так хорошо начиналось! В какой-то момент осознаю, что моё отступление до крайности унизительно, и, воспользовавшись краткой паузой, преодолевая боль, поднимаюсь на ноги. На один миг наши взгляды встречаются. Мы прожигаем друг друга насквозь, до самых потаённых глубин. Я знаю: он уже почувствовал власть надо мной - ту самую власть, которую я столь опрометчиво пообещала ему совсем недавно. Да, но я никак не ожидала, что он использует её именно таким образом...
- Pater noster, qui es in caelis...
Преследуемая невидимыми плетьми, выскакиваю в коридор. Не разбирая дороги, сворачивая всё на своём пути, мчусь к дверям. Прочь, прочь отсюда!
В коридоре поскальзываюсь, хватаюсь за какую-то тряпку и вместе с ней, с грохотом и, кажется, собственными воплями, вылетаю на крыльцо. Дверь торжествующе захлопывается, отрезая меня от мирка, в котором укрылся Виктор. Теперь меж нами ещё большая преграда, чем была час назад.
...И что теперь? Кое-как усаживаюсь на земле. Локти в ссадинах. Ноги в грязи. Каждое движение отдаётся болью. К счастью, ночь ещё в разгаре, улица совершенно пуста, и нет свидетелей моего позора. Крупная тяжёлая капля смачно шлёпается мне на макушку. Почти сразу - вторая, на нос. И вот уже бессчётное множество капель, сливающихся в отвесные струи, обрушивается на меня и всё окружающее пространство. Земля мгновенно превращается в липкое склизкое месиво. Внешний холод пробирает до костей, а навстречу ему, из глубин тела, поднимается ещё более жестокий озноб. Вся моя немногочисленная одежда осталась в доме, и нет никакой надежды заполучить её обратно. Под руку попадается какая-то тряпка. Ах, да, я ухватилась за неё, когда чуть не упала в коридоре. Похоже на плащ... По крайней мере, её можно как-то на себя намотать...".
Сгорбленная бесформенная фигура бредёт по тёмной улице, сквозь ливень. Струйки воды стекают с её длинных волос, слипшихся сосульками, со складок неопределённого одеяния, пробегают по босым ногам и смешиваются с жидкой грязью, покрывающей дорогу.