Я не бежал, нет. Никто, ни мои враги, ни, тем более - мои друзья, не могут сказать, что я бежал. Я ожидаю свою кару с честью, и мне плевать, какова она будет. Только поняв, что мне на самом деле предстоит, я испугался по-настоящему. Я не бежал, пока не понял, какая смерть меня ожидает. Но, где бы я ни находился, меч уже занесен надо мной. И скоро будет опущен.
Когда я ехал на охоту - я был твердо уверен в удаче. А как же иначе? Я считаю себя великим охотником. И теперь уже никто не отберет у меня этого звания, после того, как я убил предводительницу белых волков. После того, как я убил белую волчицу из стаи. Мне говорили, что белые волки - не совсем обычная добыча. Может быть, потому, что шкура у них густая и пушистая, они берегут себя. Или нет?
Мне не нужно было собаки, чтобы разобраться в следах. Кроме того, все собаки довольно несдержанны, а при виде или запахе белого волка их охватывает какой-то странный, панический страх. Никто не смеет вступить в сражение с белыми волками, ни терьеры, ни волкодавы. Собаки чуют то, что людям неведомо: особую природу этих зверей. Если бы у меня было собачье чутье, наверное, я не оказался бы сейчас в таком положении.
Но хватит жаловаться. У меня осталось не так уж много времени, чтобы поведать миру о смертельной ошибке, совершенной мною из-за самоуверенной гордыни. Впрочем, если бы мне довелось повторить свой путь, я повторил бы его. Я обречен, но не побежден. И у меня всегда под рукой снятая целиком шкура белой волчицы, мягкая и пушистая.
Я гнался за волками двое суток. Они оказались хитры, как лисы, и быстры, как олени. Путали следы и неслись огромными скачками. Я уже начал сомневаться - действительно ли это волки? В этом царстве снегов нелегко отыскать добычу, а, судя по следам, звери крупные, тяжелые.
Теперь я понимаю, что с этими животными с самого начала не все было в порядке. И еще, может быть, из зависти к моей будущей удаче мне забыли сказать, что ни один, даже самый отчаянный, охотник не станет убивать самку - королеву стаи. Это чревато в лучшем случае скорой мучительной смертью.
Я не знал этого. Зазнавшемуся, самоуверенному охотнику время от времени надо встряхивать мозги, чтобы он не сделал того, что повредит всем. Однако же на этот раз опасность грозила только мне, и они не стали меня предупреждать. Да я сомневаюсь, что стал бы их слушать. Зачем? Это мое дело, на что тратить свой досуг и кого убивать на охоте.
Я попал с первого раза, как только настиг волчью стаю. И попал ни в кого-нибудь, а в нее, в королеву стаи. В других условиях белые волки разбежались бы, но теперь они только встали плотнее. Они не отдадут свою королеву, даже мертвая она принадлежит им. Может быть, оставь я ее там - и я остался бы жив. Но как мог я уйти без добычи, как мог не показать этим самоуверенным и напыщенным болванам, что среди них есть настоящий охотник?
Итак, добыча стала-таки моей. Трудно описать, как прекрасна была эта волчья самочка, как изящно-подтянуто было ее тело и как переливалась на солнце белая шкурка. Белая шкурка с редкими золотистыми полосками. Я не сразу показал местным охотникам свой трофей. Я знал, что если вернусь ни с чем - они будут жестоко язвить и смеяться. Такой трофей будет способен заткнуть им глотки в самый пик их смеха, чтобы они подавились своим глупым хохотом, самоуверенные выскочки.
Через две недели после моего победного возвращения стали пропадать собаки из моей стаи. Разумеется, я не собирался мириться с таким положением дел и решил обязательно разузнать, что здесь происходит. Однажды я отправился на поиски следов, прихватив свою лучшую гончую.
Я нашел одного из моих прекрасных волкодавов (а вернее, немногие останки его растерзанного тела) за городом на большой снежной поляне. Но кто мог прикончить одного из лучших боевых псов в округе? Другие собаки исключались. Сладить с волкодавом (с моим волкодавом!) было под силу лишь матерым волкам или другим крупным хищникам. Самое странное, что гончая, почуяв что-то, отказалась идти по следу. Она прижималась к моим ногам, скуля и повизгивая, показывая тем самым безграничный ужас, который овладел ее собачьей душой.
Я никому не рассказывал о происшедшем, но и скрыть все это долго не мог. Прошел слух, что в городе видели белых волков. Сначала на эти слухи не обращали внимания, но потом, когда слухи стали обрастать все большими и большими подробностями, кое-кто вспомнил о том, что я собирался охотиться на белых волков.
Они пришли ко мне толпой, смелые охотники, боящиеся призрака белоснежного зверя, дрожащие за свою шкуру и жизни своих близких. Я не стал скрывать от них истинное положение дел, надеясь, что в благодарность за откровенность они хоть что-то мне объяснят. Как бы ни так! Они сообщили мне лишь то, что человеку, убившему королеву стаи, стая мстит жестоко, не останавливаясь на полпути. Ничто не способно ее остановить.
Я узнал об этом слишком поздно. Будь это раньше, я бы, конечно, не поверил сказке о солидарности белых волков, но, может, поостерегся бы убивать королеву стаи. Теперь я был напуган всем непонятным, происходящим со мной. И все непонятное как нельзя лучше укладывалось в легенду о мести белых волков. Я недоверчиво ухмылялся, и, тем не менее, не мог без содрогания думать об орде снежных бестий.
Они не захотели мне помочь. Более того, они прогнали меня прочь, как гонят, может быть, бешенную собаку, не имея возможности убить ее. Но я и сам не собирался оставаться в этом городе. Я ушел, забрав выживших собак, единственных верных мне существ, и проклятие, падшее на мои плечи потому, что я был безмерно амбициозен. Конечно, они хотели меня проучить. Но в том, что очень скоро произойдет, есть часть и их вины.
Сейчас я сижу в моей маленькой хижине, собаки рядом со мной поскуливают и жмутся к моим ногам. Наступает ночь, вой леденит кровь. Я знаю, что это будет моя последняя ночь. После нее я вряд ли уже проснусь. Проклятье падет на голову того, кто его заслужил. Я сижу в глубоком кресле, курю и поглаживаю перекинутую через валик шкуру белой волчицы. Мне кажется, она живая и дышит.